Главная страница | Фэнтези про драконов | Первый обсидиан

Первый обсидиан
Дар Льдов
"Обсидиановая Триада" – это фэнтези повесть о мире, созданном сновидцами. В цикле три книги.
Первая книга трилогии повествует о смертном парне, который становится учеником миродержцев – создателей своего мира, Омниса. Они не боги, они сновидцы, потому их контроль над миром куда слабее, чем им бы хотелось, но именно эта их особенность и объединяет их с простыми смертными обитателями Омниса, которым есть чему поучиться у этих древних существ.
А учиться простому смертному придется много. И как можно быстрее.

Дар Льдов
Первый обсидиан

Первая книга трилогии повествует о смертном парне, который становится учеником миродержцев – создателей своего мира, Омниса. Они не боги, они сновидцы, потому их контроль над миром куда слабее, чем им бы хотелось, но именно эта их особенность и объединяет их с простыми смертными обитателями Омниса, которым есть чему поучиться у этих древних существ.

Омнис – мир нестабильной, дикой магии, которую перед использованием необходимо укротить или, выражаясь научно, стабилизировать, и к этому способны все существа планеты. Кроме людей.
Люди, созданные по образу и подобию миродержцев, унаследовали главный изъян своих создателей по тому же принципу, по которому наследственная болезнь передается от родителей к детям. Чтобы хоть немного исправить ситуацию, миродержцы возвели систему трех Хор: магомеханизмов, стабилизирующих магию. Хора Тенебрис в этой системе служил точкой равновесия между двумя другими Хорами: Хорой Солярис и Хорой Лунарис. Там, где пересеклись их области влияния, лежит Ничейная Земля – регион не просто дикой, а аномальной магии, где магам не место, – территория беззакония, чудес и чудовищ. Зато по обе стороны от нее расцвела омнисийская цивилизация, где магия и научный прогресс идут рука об руку.
Все бы замечательно, но однажды одну из Хор похищают. Непонятно, кто это сделал и зачем, ведь в Хорах нет никакой тайной силы и вне системы Трех они бесполезны. Есть еще и вопрос как, ведь дотронуться до Хоры и остаться в живых не может ни один смертный.
Именно в этот тревожный для всего мира момент новый ученик миродержцев и принимает свое ученичество. Учиться всему придется быстро и прямо на ходу.

Сайт автора: mildegard.ru

Пленяет мудрой глубиной
Холодный черный цвет…
Ты взглядом встретился со мной,
Не-воин, не-поэт…

Трепещет сердце, бьется мысль –
Ты молод, смертный мой…
Зачем твою простую жизнь
Свела судьба со мной?

Я слишком многих повидал,
Кто Небом озарен,
Кто славой пламенной блистал
Тогда со мной вдвоем…

А ты так прост, открыт и мил.
Тебе не по плечу
Быть магом запредельных сил
Или служить мечу.

И ты сумел меня согреть:
Душа твоя тепла.
Не видно, сколько ни смотреть,
В ней никакого зла.

Твой гнев – и тот без тени тьмы…
Таких я не встречал.
Невольно ты ведешь умы
К началу всех начал.

Но если встанет на пути
Твоем большой герой,
Я чувствую, ты уж прости,
Он справится с тобой.

Глава первая. На краю Ничейной Земли
В Арен-кастеле стоял знойный полдень. Горожане, как водится, расселись по фонтанам, поближе к спасительной влаге. Желтые улицы с желтыми домами под высоким бирюзовым небом пустовали. Горячий ветер кружил по брусчатке мостовой песок, именуемый на здешнем наречии не иначе как «арен».
Название «Арен-кастель» означает всего лишь «песочный замок». Тут и вправду все кажется сделанным из песка, точно домики и башенки в детской песочнице. Красивая иллюзия… ибо замешанный на здешнем «арене» цемент, единожды застыв на солнце, уступит в прочности лишь монолиту Странников.
Владислава бодро шагала по дороге. Рифленые подошвы ботинок бесшумно печатали пыль и песок. Не зная Кулдагана, подумаешь, что никто давно здесь не ходил и не ездил: слой песка на избитой брусчатке дороги приличный, а ворота распахнуты настежь.
«Глядя на такое запустение, то и дело ловишь себя на мысли, что город вымер, – подумала себе Владислава, входя в Арен-кастель, – глупость, конечно…» Она прошла мимо фонтана, облепленного горожанами, как мухами.
Чему удивляется каждый, кто посещает Кулдаган впервые, так это неестественному однообразию лиц, словно в каждом городе живут одни лишь близнецы – сестры и братья. В Арен-кастеле можно увидеть только черноволосых черноглазых женщин и светловолосых зеленоглазых мужчин. Они, как капли воды походят одна на другую в дожде, походят на основателей города – Дэл и Эмэра. Кровь первых сильна, ее не перебить ничем. Пройдя насквозь Кулдаган, начнешь дуреть от городов, в которых из века в век все жители копируют Прародителей, невольно затоскуешь по многоликим Мирумиру и Аджайену: в портовых городах собирается торговый люд со всего мира – вот уж где мелькают самые разные лица.

В воде фонтана весело плескались одинаковые детишки, а одинаковые взрослые сонно сидели по краям и со скучным видом лущили орехи, от которых скорлупы вокруг фонтана со временем накопились целые горы – слой скорлупы, слой арена, снова слой скорлупы… На Владиславу никто не обратил внимания. Нечему удивляться, Странники здесь ходят часто. Не будь сейчас день, кто-нибудь, пожалуй, окликнул бы ее, чтобы расспросить гостью о новостях в большом мире, но днем местные даже не любопытны.
В кулдаганских городах настоящая жизнь начинается лишь с заходом солнца. Невзрачные днем, эти города сияют в бархатной ночи, точно звезды, спустившиеся на землю. А под палящим солнцем жизнь затихает, прячется в тени домов, жмется к городским фонтанам. Странники живут иначе. И чтут Кулдаган дневной не меньше ночного.
Кулдаган! О, Кулдаган – это особая статья… С ним у Владиславы связано слишком много. И с ареном, мягко ложащимся в дюны, и с городами… Сюда нужно было вернуться давно. Просто пройтись бесшумным шагом по поющему песку, просто встретить чернильную тьму здешней ночи, без всякой спешки, не так как сейчас, когда время течет так быстро, а впереди – неприятный разговор.

Дома-кубики вдоль улицы пестрели табличками и вывесками. Владиславу интересовали продукты, оружие и гостиница. Слово «гостиница» (дларь, по-здешнему) стояло на пяти одинаковых домиках кряду. Чего долго выбирать – пусть будет тот, что ближе. Продуктовая лавка откроется «на закате», как гласит табличка. А что до оружейной, то та нашлась в конце улицы. Отчаянно яркая табличка с большими витиеватыми буквами наводила на мысль, что покупатель тут – редкий гость. И то, что кулдаганская оружейная работает даже в дневное время, – лишнее тому подтверждение.
Владислава поправила на плечах тяжеленный рюкзак и направилась к двери. Тишина на улице была такая глубокая, что любой звук, даже тиканье часов на башенке одной из дларей, звенел в ней, не встречая препятствий.
В оружейной царила приятная прохлада, спасибо толстым стенам в полметра толщиной. Никаких окон, кроме двух наверху, да и те крохотные: только для того, чтобы проходил воздух. С потолка на длинных шнурах свисали лампы (хитро! Чем меньше расстояние до пола, тем лучше все освещается), а по стенам хозяин развесил заботливо начищенное коллекционное оружие – боевое же стояло на стендах, чтобы каждый мог взять и посмотреть поближе, постучать ногтем по клинку, уронить волосок на лезвие. Оружейник сидел в высоком кресле, к двери спиной и, похоже, сладко дремал, как почти все тут в дневное время, а то и вовсе спал, не печалясь о посетителях. Владислава решила пока его не будить, опустила рюкзак на пол и стала присматриваться к товарам.
Она всегда любила оружие. При виде хорошего меча, лука или чего-нибудь огнестрельного в глазах ее загорался восторженный огонек. Так и сейчас: сразу забылись выставленные в длинную очередь на решение проблемы, дорожная усталость да камень, что лежал на душе.
Владислава взвесила в руках добротный двуручник. Не ее это оружие, слишком тяжелое для тонкого и гибкого тела, но таким мечом воевал ее отец, и если надо, Владислава самым тяжелым двуручником покрошит в капусту кого угодно. А вот цеп, любимое оружие ее деда. Владислава просто посмотрела несколько разных цепов поближе, представив, как оценил бы их дедушка, что пожурил бы, над чем губами причмокнул бы с насмешкой.
Луки, короткие, длинные, и в рост взрослого человека, тетиву которых не каждый воин сумеет натянуть. Арбалеты, от простых до скорострельных с самыми заумными механизмами. Стрелами и арбалетными болтами вся стена увешана. Рядом ящик с образцами наконечников. Метательного оружия целый арсенал. Разновидностей даже больше, чем стрел.
Секиры. Алебарды – любимое оружие городских стражников, которым, благодаря длинному древку, очень удобно разгонять толпу и держать ее на расстоянии. Дубины, булавы…
Катаны! А вот на них Владислава посмотрела с искренним восхищением. Это ее оружие. Конечно, за Кулдаганом лежат земли, где мечи и луки не в чести, а всем правит хорошая огнестрелка, но все равно, почему бы просто не посмотреть?
Уверенный взгляд пробежался по ряду новеньких катан. Да, местный мастер был неплох, очень даже. Тем не менее, не на его мечах Владислава остановила взгляд, а на необычной катане, скромно примостившейся скраю. Уже не тот стиль, уже не тот мастер, хотя соответствовать стилю местного оружейника некто явно пытался. Должно быть, ученик. Владислава тепло улыбнулась и, сняв столь приглянувшуюся ей катану со стенда, рассекла воздух множеством сверкающих, как молнии, ударов.

– Потише, красавица, – услышала она ласково-насмешливый молодой голос.– А то зарубишь меня невзначай, – это был оружейник. Он, оказывается, давно проснулся и наблюдал. И нет, в опасности он не был, так как близко подходить и не думал.
– Извини, мастер, – сказала Владислава, с учтивым поклоном возвращая катану на место.
– Да ладно, – отмахнулся оружейник. – Я близко не подходил, потому и жив до сих пор. Как тебя зовут-то?
– Владислава. Можно просто Влада.
– Кангасск. Просто Кан, – изящно поклонился парень.

Владислава посмотрела на него с интересом. Черные волосы, зеленые глаза, лицо, необычное для потомка Дэл и Эмэра, рост ниже, чем у местных.

– Ты нездешний, – сказала она, – верно?
– Да здешний я, здешний, – с некоторым раздражением произнес Кан, – просто я урод, и меня еще в детстве должен был убить праведный гнев Прародителей.
– Я бы не сказала, что ты урод. По-моему, очень славный парень, – честно призналась Влада.

Кангасск пожал плечами. Не убедила.

– Ты сама-то откуда? Кто твои предки?

Владислава весело усмехнулась. Конечно, бедолага Кан надеялся услышать от нее название ее родного города и имена Прародителей.

– Мою семью знают в Кулдагане как Странников, – только и сказала она.
– Странники, значит, – глаза Кана загорелись. – Так это ваша семейка извела под корень и без того исчезающий вид огненных драконов?
– Да, если считать всех Странников одной семьей, то да, – уклончиво ответила Влада.
– Спасибище вам большущее! – просиял Кангасск. – Давно этих гадов надо было кончать! Знаешь, Арен-кастель всегда был пунктом отдыха на пути их перелета. Рассядутся толстыми задами на наших домах, как куры на насестах, – так носу на улицу не кажешь неделю, чтоб не слопали тебя ненароком… Специально для тебя скидка 50%, да простит меня мастер.
– Так ты не мастер?
– Нет. Я подмастерье. Причем, по словам мастера, бездарный. – Кан вздохнул.
– Ладно… Скажи, где тут у вас огнестрелки, – перешла к делу Влада.
– Ах, огнестрелки. Огнестрельное оружие… – замялся Кан.
– Ага. Я хочу купить.
– Зачем?
– Иду в Горелую Область.
– И чего ради? Я бы туда ни за какие коврижки… – пожал плечами оружейник. – Я слышал… – и тут он приготовился рассказать увлекательную историю.
– Пушки, Кан, – твердо и настойчиво произнесла Влада.
– У меня их нет, – сознался Кан после долгой паузы. – Время золотой лихорадки уходит. На нем город наш вырос вдвое, и без сумасшедших путников ему придется плохо, но что поделать? Сейчас редко кто ходит туда-сюда через Горелую Область, потому и огнестрелок не держим. А пороха у нас нет, ясное дело. Можно в Торгор сходить, там все сделают на заказ.
– Как плохо-то! – Влада почмокала губами, совсем как ее дед, когда замечал в чем-нибудь изъян. Впрочем, вопреки словам, особо расстроенной она не выглядела. – Спешу я, Кан. Некогда мне назад в Торгор идти. Некогда. Ну что ж, пойду как есть, с мечом. Почем вот эта катана у тебя?

Кангасск, кажется, пытался что-то ответить, очень пытался, но так и не произнес ни слова. С минуту он только беспомощно открывал рот, как фонтанная рыбка, умирающая на песке.

– …пятьдесят монет… – выдавил он наконец и вдруг взорвался: – Влада, умоляю, не надо! В Горелую Область и с огнестрелкой-то не всякий сунется…
– Кангасск, перестань. Не впервой, – снисходительно улыбнулась Влада, отсчитывая звонкие денежки.
– Может… может, сходим куда-нибудь? – спросил Кан с надеждой. – У нас театр есть, музей, ресторан дневной…
– Нет, благодарю. Пойду отосплюсь в гостинице – и в путь с утра пораньше.

Тихий и печальный, Кангасск донес Владиславе тяжелый рюкзак до ее комнаты, после чего сделал вторую попытку отговорить девушку от столь рискованного путешествия, но был мягко выпровожен за дверь.

Вернувшись в оружейную, юный кулдаганец не мог найти себе места. В кресле, сложив ноги на стол, – лежал; пальцами по подлокотникам – барабанил; даже толстенный фолиант по теории Ничейных Областей пытался читать. Впрочем, тоскливых параграфов он никогда осилить не мог и читал только краткие резюме в конце каждого: там и только там автор обычно изъяснялся по-человечьи, переводя суть вышеописанного с тяжеловесного канцелярита на более живой и привычный язык.

"Ничейная Земля – регион, известный своей магической нестабильностью. Любое, даже самое безобидное заклинание здесь взрывоопасно и непредсказуемо.

Вывод первый: ступая на Ничейную Землю, следует на время забыть о магии, а также не держать при себе магических предметов.
Порох в различных Областях Ничейной Землю взрывается с разной силой или не взрывается вовсе (последнее касается Мертвой Области, Лунной Области и др.) Предполагается, что причиной тому – небольшой магический потенциал, который имеют ингредиенты пороховой смеси: в таком случае они попадают под действие нестабильного магического поля.
Стабильные Север и Юг, где для взрыва необходимы большие количества пороха, используют его лишь в тяжелых городских пушках и для подрывных работ в шахтах. Таковы же условия в большинстве Областей, с некоторыми вариациями. Легкие ручные пушки в ходу только в некоторых Областях (например, в Горелой Области), где условия таковы, что взрыв достаточной силы может обеспечить небольшая масса пороха.

Вывод второй: ступая на Ничейную Землю, следует предусмотрительно выбрать подходящее оружие. Холодное всегда будет к месту, а огнестрельное – в зависимости от Области. Тут жизнь путешественника зависит от правильного выбора огнестрелки не меньше, чем от осторожности с магией.
Границы Областей весьма расплывчаты. На картах можно увидеть лишь центр Области, отмеченный точкой; пунктиром отмечают примерный радиус действия областных законов. Радиусы действия соседних Областей могут перекрываться, образуя длинные интерстиции…"

Кангасск захлопнул пухлый том, выпустив в воздух фонтанчик книжной пыли, и закрыл лицо руками. Ему было плохо. Стоило смежить веки – виделось юное, с задорным носиком лицо Владиславы, обрамленное ореолом лохматых, выгоревших на солнце кудряшек, и глаза ее – цвета крепкого чая, каких Кан в жизни не видел ни у своих родичей, ни у прочих жителей Кулдагана. Ну как эту чудесную девушку в Горелую Область отпустить? Да еще без огнестрелки!
Он оглядел магазин, где на оружие, лениво кружась, опускалась проникшая через дверь пустынная пыль; попытался припомнить всю свою жизнь в городе. Вспоминалась какая-то ерунда да серость, да еще и то, что его с детства за глаза уродом звали все кому не лень. А вот Влада пришла и сказала, что он на самом деле славный парень!

«Да катись оно все!» – не выдержав, крикнул Кангасск и вскочил с кресла. Вооружаясь со стендов, он даже «Да простит меня мастер» забыл произнести. Собрал вещи, сел в коридорчике той самой длари, где остановилась Владислава, под дверью ее комнаты, и стал ждать утра.

Утренний свет не проник сквозь зашторенные окна длари. Только по тишине, слегка разбавленной шуршанием потревоженного ветром песка, можно было понять, что ночь кончилась. Ночью город, залитый светом масляных фонарей, был живым и шумным, а сейчас вновь затих.
Владислава сидела над картой Ничейной Земли, исчерченной пересекающимися красными кружками Областей. Планы были самые разные. В частности, добыть в Рубеже быструю чаргу и покрыть весь путь в кратчайшее время.
Между сегодняшним днем и предстоящим неприятным разговором лежало еще, по крайней мере, четырнадцать дней, но от этого было не легче.
Свернув карту, Владислава подняла на плечи рюкзак и толкнула дверь. Та мягко проглотила толчок и открываться не собиралась.
«Это еще что?» – мысленно возмутилась девушка и отвесила двери хорошего пинка, от которого Кангасск, спавший к двери спиной, кубарем откатился к стене, не успев даже толком проснуться по пути.

– Ты что тут делаешь? – был вопрос.
– Я… это… ждал всю ночь. Под утро чувствую – засыпаю, вот и сел спиной к двери, чтоб, если усну, тебя не пропустить. Вот! – победоносно улыбнулся Кан.

Владислава многозначительно подняла правую бровь, ожидая объяснения. И оно последовало:

– Я иду с тобой!

Молчание.

– Все равно уйду! – упрямо твердил Кан. – Не удержишь. Следом буду идти, а в Горелую Область одну тебя не пущу!

«А почему бы и нет? – вдруг подумалось Владиславе. – В походе шустрый парнишка помехой не будет. А здесь ему жизнь не в жизнь, коль он местный уродец. Так хоть мир посмотрит.»

– Оружием владеешь? – спросила Влада спокойно.
– Да! – выпалил Кан, вложив в это слово всю ту ярость, которую припас для убеждения путешественницы. Получилось смешно.
– Каким? – заулыбалась она.
– Из лука стреляю! Лучший стрелок во всем Кулдагане! – это могло быть правдой, так как в Кулдагане вообще мало кто умеет с луками обращаться (с деревом плохо – из чего стрелы-то делать?), все больше пращи разматывают, благо камней тут навалом. – И, как полагается оружейнику, владею одинаково обеими руками и могу неплохо обращаться с любым оружием… какое когда-либо делал, конечно.
– Понятно. Пошли, – пожала плечами Влада и направилась к выходу в сонный утренний город.
***
На пути к перевалу, открывающему путь в Ничейную Землю, Кулдаган с боем сдает последние рубежи: барханы высятся такие, что впору назвать каждый крепостным валом. И штурмом брать впору.
Кангасск и Влада шли пешком. Юный кулдаганец сначала шагал браво, даже порывался отобрать у девушки тяжелый рюкзак (рюкзака ему не дали, конечно) и тащить его вдобавок к своему, но часа через два понял, что погорячился. Еще два часа добили его совсем: Кангасск плелся по песку, оставляя следы, соединенные между собой: ноги волочил, как старик. Девушка же, напротив, держалась так, как подобает Страннице, всю жизнь проведшей в песках.

– Может, лучше вечером было пойти, по холодку? – спросил у нее Кан.
– Нет, не лучше, поверь мне, – категорично заявила воительница и как ни в чем не бывало продолжила шагать.

Спрашивать, почему не лучше, Кан не стал: совсем из сил выбился. Еще целую вечность он плелся за Владой, наловчившись даже как-то дремать на ходу. Перед глазами плыл покрытый волнами унылый песок, что вполне способствовало снам.
Но вот ноги, привыкшие к мягкому арену, ступили на твердую землю, и Кан от неожиданности проснулся. Сквозь песок проступала брусчатка древней дороги! Он глянул вдаль и увидел, что монстры-барханы, приближаясь к Горам Кольца, сходят на нет! Но до гор было еще топать и топать. Зато возле дороги высилась огромная черная стела, символ неизвестно чего, но в данном случае – тени и возможности отдохнуть.
Как же было славно просто сесть и вытянуть усталые ноги! Да сбросить с плеч рюкзак и мокрой от пота спиной прислониться к прохладному камню! Да водички глотнуть, благо в нескольких днях пути от Рубежа нет надобности сильно жалеть воду.
Вымотавшийся за дневной переход Кангасск быстро заснул в тени стелы. Ему что-то снилось. Что-то мечтательное, воздушное, влажное, как брызги фонтана, принесенные ветром и коснувшиеся лица.
Его разбудила Влада. Открыв глаза, Кан обнаружил в небе рыжий вечер, обещающий прохладу и отдых от жестокого солнца, а на дорогу, покидая строптивые барханы, ступал караван.

– Я прошла с ними Кулдаган, от самого Торгора, – объяснила Влада. – Потом они свернули к Альдарен-турину, а я отправилась в Арен-кастель за огнестрелкой. Вот и встретились снова. Дальше с ними пойдем, я договорюсь.

Кангасск молча кивнул. Переговоры у Влады, подкрепленные звонкой монетой, похоже, пошли хорошо, потому скоро они ехали в составе каравана, устроившись меж горбов неторопливого пустокора. Путешествие (особенно учитывая близкое соседство с милой девушкой, которую Кан даже за талию приобнял) сразу превратилось из мучительного в приятное.

– Без каравана тут тяжело, – сказала Влада. – Дорога зажата барханами с двух сторон. Шальные ребята наведываются регулярно.

Кан понимающе кивнул.

– Можно за меня не держаться, – как бы невзначай обронила Влада, – с пустокора и так не свалишься.
– А если усну? – с вызовом, лукаво сощурившись, спросил Кан. Убирать руку с тонкой талии ему не хотелось.
– Не спи, – не приняла шутки Влада. – Нападут и порежут тебя сонного почем зря. Смотри по сторонам. Каждая пара глаз важна. Вдруг заметишь чего.

Спускалась ночь. Всю жизнь просидевший в Арен-кастеле Кангасск не видел ночи за его стенами. А она оказалась жуткой. Что-то зловещее было в тьме, опустившейся на волнистую поверхность пригорного Кулдагана. Видимо, ему передалось еще и беспокойство караванщиков, – Кан стал вздрагивать на каждый шорох, каждое движение на фоне спокойного песка, будь то даже безобидная крыска-тушкан.
Ночь может быть страшной! Еще вчера Кангасск, сидя в оружейной, посмеялся бы над этим. Он помнил ночи, порезанные на кусочки ярким светом фонарей и вывесок. Ночи, наполненные городским шумом. А не такие – темные, тихие, опасные…

– На этом участке пути привалов не делают, – объяснила Влада. – Пустокоры-то выносливы: двухдневный переход без сна и отдыха им вполне по силам, а вот нам придется побороться со сном.
– А я еще и всю попу себе отсидел… – горько пожаловался Кангасск.

Влада неожиданно звонко расхохоталась. Спохватилась и закрыла рот ладошкой она быстро, но этот славный смех, смахнувший разом все ужасы ночи, еще долго звучал у Кана в ушах. Он разулыбался и стал подумывать о том, что неплохо бы как-нибудь рассмешить ее еще раз.
«И смех-то у тебя чудесный, Влада,» – подумал он мечтательно. В тот же момент мир качнулся, как на качелях, и погас.
***
Сознание вернулось не сразу. Сначала пришла боль, потом – все остальное. Болела голова. Еще не открывая глаз, Кан дотронулся рукой до макушки – и рука вляпалась в теплую загусшую кровь.
Открыв глаза, Кангасск приподнялся на локте и обнаружил себя в гуще битвы. Внимания на него не обращали, считая трупом; проскочившая мимо Влада едва об него не споткнулась. Растрепанная, в заляпанном кровью плаще, она с катаной в одной руке и мечом-спутником в другой отбивалась от пятерых нападавших, мастерски сбивая их в кучу и не давая толком развернуться. Известная техника против толпы, – туманно оценил Кан.
Звуки доносились до него приглушенными, перед глазами все плыло и двоилось. В последний раз такое было с Кангасском после самогона, которым его угостил мастер Эминдол (с тех пор Кан поклялся ни капли спиртного в рот не брать), но он заставил себя подняться и, выхватив меч, с полнейшим безрассудством бросился в битву. Должно быть, пьяный воин с залитым кровью лицом, бегущий вперед не разбирая дороги, выглядел жутко, потому что разбойники попятились, а несколько особо мелких рванули наутек. Кан еще успел заметить, что внешность у бежавших совсем не человечья: чего стоят одни только выпученные неморгающие глазищи да пасть до ушей с частоколом мелких острых зубов.
Все бы хорошо, только вот опомнились нападавшие быстро. Вернулись назад и мгновенно окружили одинокого воина. Меч свистел и пускал лунные блики во все стороны; кажется, Кангасск даже попал по кому-то несколько раз – он уже ничего не понимал… кроме того, что зарубят его тут как пить дать. Или кто-нибудь из этих маленьких пучеглазых уродов, разматывающих пращи с высоты барханов-монстров, прицелится получше – и…
Впрочем, ему повезло. Как и всему каравану. За барханами тонко зазвучал разбойничий рожок, подавая сигнал к отступлению. Перестроившись, разбойники принялись отступать, отгораживая караванщиков от пустокора с поклажей, которого палками погоняли пучеглазые коротышки. Пожалев своих людей, защитники каравана отказались от преследования, и несчастный пустокор исчез в пустыне; его жалобный стон слышался еще долго. Пустокоры – они такие: сильно привязываются к хозяину. Жаль, эта сердечная преданность граничит с непроходимой тупостью, иначе эта махина раскидала бы захватчиков, как муравьев.
Убедившись, что нет погони, вскоре и пучеглазые пращники, от которых было черным-черно на барханах, исчезли в темноте. И вновь – тихая ночь кругом, будто и не случилось ничего.
Есть два способа собрать яблоки. Один из них такой: порубить все деревья под корень, тогда урожай будет большой. Но только один. На следующий год ни одного яблочка не дождешься. Похоже, разбойники чтили древнюю мудрость, иначе, пожалуй, перебили бы караванщиков всех до единого. Или им своих терять не хотелось: вздумай они продлить битву, их людей тоже полегла бы половина.
Караван стоял. Успокаивали перепуганных пустокоров, перевязывали раненых, хоронили убитых, прямо в песке, недалеко от дороги. Хмурые, измученные люди молча взирали друг на друга.
С Кангасска постепенно сходил дурман битвы. Прояснилось зрение, нахлынули отвращение и ужас. Ноги подкосились. Стараясь держаться достойно, Кан упал на одно колено и случайно заглянул одному из мертвых разбойников в лицо…

– Все в порядке, Кан? – спросила Влада, присев на корточки рядом.
– Да… – выдохнул Кангасск, устало порадовавшись, что с ней тоже все хорошо. – Знаешь, кто эти люди?
– Кто?
– Уроды, – мучительно выговорил он. – Такие же, как я. Вот этот – тоже из Арен-кастеля, черты Прародителей в нем узнаю, только перемешанные, как и мои. Тоже, видать, травили всю жизнь, вот и ушел в разбойники… может, и неплохой парень был раньше.

Владислава ничего не ответила, только молча склонила голову и положила ладонь ему на плечо.
Вскоре Кан взял себя в руки. Встал, вытер от крови свой новенький, побывавший сегодня в первой битве клинок. От мертвого разбойника он отвернулся и, решив сменить тему, поддел носком ботинка тушку зарубленного им пучеглаза.

– А этих, – сказал Кан, – в первый раз вижу.
– Маскаки, – пожала плечами Влада. – Не поверишь: эмигранты с Севера. Там таких полно.

– …Ты была на Севере? – расспрашивал Кангасск, пока Владислава перевязывала его разбитую (благодаря одному из зубастых пращников) голову.
– Была, и не раз, – ответила девушка.
– Ох, ну и как там?
– Неплохо. Зимой снег падает. Тебе понравится.
– Про снег я читал… это вода замерзшая. Говорят, красиво… – Кан спохватился. – А мы что, на Север идем?
– Вполне возможно. Пока нас интересует одна небольшая Область в Ничейной Земле, а там посмотрим. Все, хватит вопросов, – сказала Влада строго. – Караван скоро отправится. Сядешь на пустокора впереди меня, прислонишься к горбу и поспишь. Я прослежу, чтоб ты не упал. И не спорь!

«…Север… – думал Кангасск, засыпая. – Волшебный Север…» Он погружался в дрему, укачанный мерной поступью пустынного зверя, и чувствовал, как его обнимают осторожные, внимательные руки, чтобы он спал спокойно, не боясь упасть.

Еще полтора дня караван провел в пути. Ехали в напряженной тишине, почти никто не разговаривал, даже Владислава, взявшаяся было объяснять впервые выбравшемуся за город парню, что к чему. Все смотрели по сторонам, в том числе Кангасск. У него жутко болела разбитая голова, потому он молча злился и держал свой короткий лук наготове, так что маскак, некстати мелькнувший над шапкой бархана, получил стрелу прямо в свой выпученный глаз.

– Аааа! Получи, сволочь! – победоносно прорычал Кангасск.
– Молодец! – похвалила Влада, одобрительно хлопнув парня по плечу. – Разведчика пристрелил. Если б в прошлый раз так, то та шайка на нас бы не вышла.
– Может, они не по одному ходят, – усомнился стрелок. – Вдруг их двое было. Второй-то сейчас, небось, несется меж барханов к своим.
– Даже если так, они все равно поняли, что мы начеку, что у нас стрелы на тетиве, и наготове камни в пращах. Не будут они нападать.

Караванщик, ехавший впереди них на своем пустокоре, обернулся и кивнул. Согласился, значит.
Что ж, действительно никто больше не напал. Постепенно выровнялись упрямые бугры барханов, древняя дорога вынырнула из-под песка и открыла взору чудную брусчатку, где каждый камень сплошь покрывали древние руны. Кангасск спросил Владу, зачем, на что она ответила, что, мол, это заклятие, отгоняющее пески, иначе арен давно покрыл бы дорогу. И пожалела еще, что со временем руны стираются и заклятие слабеет, а значит, скоро Кулдаган проглотит дорогу целиком.
К утру следующего дня усталый караван вошел в пограничный городок, расположившийся у подножия гор по обе стороны перевала, куда загибалась древняя дорога. Звался он просто и ясно – Рубеж. Городок небольшой, но добротный. Есть у него и стены из замешанного на арене цемента, и небольшое ополчение, чтобы оборонять город от разбойничьих набегов.
Жители Рубежа, как и все нормальные люди, жизни радовались днем, а не ночью (что немало удивило Кангасска). А еще этот пограничный городок нарушал незыблемые законы Кулдагана: не найти было здесь двух одинаковых лиц. На сотни снующих по улицам разных людей Кан смотрел открыв рот. Видя его восторг и удивление, Влада улыбалась, а такая улыбка означает: «Я рада, что ты рад».

Гостиницы здесь тоже звались дларями, но строились многоэтажными – в виде башенок, опоясанных винтовыми лестницами. Влада, пожелав тихого отдыха, выкупила верхний этаж, где было три свободных комнаты. Одну заняла сама, вторую занял Кангасск, а третья так и осталась пустой.
Кангасску – любителю днем поспать – поспать как раз и не дали. Несмотря на все протесты, он был отведен к лекарю. Магию в такой близи от Ничейной Земли не жалуют, посему лечили Кана какой-то дурно пахнущей мазью и отваром корней жога, жгучего до ужаса, что вполне оправдывает его название. После Влада потащила его на рынок – за доспехами.
Доспехи можно было выбирать на любой вкус. Любые шлемы, кольчуги, кирасы – все, что душе угодно. Однако Влада позвала оружейника и потребовала кевлар. Старый мастер долго ворчал, но заказ принес. Кангасска эти «доспехи» здорово разочаровали: куртки да плащи, подбитые чем-то, какая же в них защита? А уж цену старик заломил! Но Влада только кивнула и выплатила все, не торгуясь.
Огнестрелки, даже самой захудалой, у оружейника не нашлось. В Горелую Область, говорит, никто не ходит больше. Идут все в обход. На две недели дольше, зато надежней. А кевлар этот – вообще семейная реликвия, память об удаче во время золотой лихорадки, когда отец молодой был и ходил за золотом в Горелку.

– …Может, нам тоже в обход? – с надеждой спросил Кангасск Владу, когда вечером они сидели в общем зале длари, за столом, у камина, и доедали ужин.
– Нет, – только и ответила Влада. Без всяких объяснений.
– Да почему?! – возмутился Кан. – Объясни хоть!
– Потому что спешу.
– Куда?
– В Мертвую Область.
– И зачем?
– Хммм… – Владислава задумалась. Кан понял так, что она размышляет, говорить ему или нет. – Скажем так, мне надо восстановить свое доброе имя. И помочь старому другу… Ты волен остаться здесь, Кан. Здесь свободный город, ни у кого язык не повернется назвать тебя уродом. Живи. Радуйся.
– Нет! Я тебя одну в Горелую Область не пущу! – упрямо заявил Кангасск.

Несколько секунд в наступившем молчании слышалось лишь его яростное сопение.

– Ты неплохо сражаешься, – вдруг сказала Влада.
– Это я сперепугу… – признался Кан, смущенно почесав затылок. – Вообще-то, я первый раз в настоящем бою.
– Я научу. В пути у нас будет время, – обещание было дано…

Глава вторая. Жаль, нет ружья
Чарги ступают мягко. Пушистые лапы лишь едва слышно шуршат осенней листвой да пощелкивают когтями по фигурной брусчатке улиц в городах. Но если чарги идут по траве, ты не услышишь их: для этого слух человечий слишком груб.
Тропа, уходившая от хорошо наезженной торговой дороги на север, порядком заросла. Травы постепенно брали свое, но еще много десятков лет пройдет, прежде чем времена золотой лихорадки забудутся: когда-то здесь шли и шли на север орды золотоискателей, и их тяжелые сапоги протерли землю до камней. Именно потому забытая тропа, словно стары шрам, все еще проглядывает сквозь молодую зелень.
Она не змеится подобно обычным тропам, а дерзко идет напрямик через луг и лес. У гор, условной границы Горелой Области, она выныривает из-под дырявого зеленого ковра и устремляется вверх, огибая кручи, настоящей двухколейной дорогой, на которой то и дело попадаются закатанные в пыль гильзы от патронов, напоминающие о суровых временах.

– Что сейчас в Горелой Области? – спросил Кангасск у Влады. – Знаю только, что туда никто не ходит. И оттуда – тоже. Может, там людей-то не осталось?
– Слишком смелая надежда, – покачала головой Влада. – Конечно, Область разорена войной, но жить здесь очень даже можно.
– Я бы не стал, – сказал Кан уверенно.

***

Сэслер чистил винтовку. Сказать точнее – бережно протирал сложную систему вогнутых стеклышек, укрепленную на ее стволе. Они позволяли глядеть в даль, как из подзорной трубы, да еще и целиться при этом.
Оставшись доволен чистотой и блеском всех элементов своего чудесного прицела, Сэслер закрыл стекла в черный футляр с плотно пригнанной крышкой. Теперь прицел смотрел со ствола винтовки, словно диковинный жучий глаз.
Перед тем как отправиться на охоту Сэслер заглянул в дом, помахал рукой жене, улыбнулся маленькому сыну. Привычный и приятный ритуал, завершив который можно с легким сердцем идти куда угодно.
Густой сосняк, которым порос склон, заставлял солнечный свет падать вниз пятнами, и Сэслер, по старой охотничьей привычке, обходил их, неслышно двигаясь в полумраке. Глазу на винтовке он тоже не позволял мелькать, закрыв его футляром, иначе тот пускал бы во все стороны бесстыдно яркие солнечные зайчики.
Погодка выдалась неплохая: ни дождя тебе, ни тумана. Охотник устроился меж кустов ежевики на краю обрыва, откуда открывался обширный вид на злачный луг; сюда – имей терпение – обязательно заглянет сегодня какая-нибудь голодная животина.
Глазастая винтовка мирно лежала рядом, и глаз ее был зачехлен. Растянувшись на травке под прикрытием ежевичных кустов, Сэслер спокойно поджидал добычу.
При ясной погоде мир просматривался до самых гор, загораживающих горизонт. Даже старая дорога была видна… и, кажется, по ней кто-то шел…

***

– …Старая дорога уходит дальше в горы, – сказала Влада. – Там текут ледяные горные ручьи, где раньше промывали песок и искали золото. Вдоль таких ручьев в те времена как грибы вырастали поселки золотоискателей. Сейчас все заброшено, но не исключено, что часть народа осталась – а значит, без огнестрелки нам с тобой там нечего делать. Придется сделать крюк по лесу.

Кангасск вздохнул и задумчиво почесал свою чаргу за ухом; та громко мурлыкнула в ответ.

***

Мало ли кто ходит по старой дороге. Сэслер не против. Но вот сворачивать с нее и нарушать его границ они не имели права!
Сорвав чехол, Сэслер схватился за винтовку, глянул в глаз. И ладно хоть выдержки хватило сгоряча на курок не нажать! Сначала он принял этих двоих всадников за солдат Крогана – и жутко разозлился, что они посмели опять сунуться в его владения. Но потом присмотрелся и увидел, что кевлар-то на них, конечно, кевлар, но у них нет ружей! У одного висит через плечо короткий лук, за спиной – колчан со стрелами, на поясе – меч. У второго и вовсе пара мечей – вот и весь арсенал. Да и поклажи у них прилично, как у путешественников, а вовсе не дурней Крогана.
Вот так так! А думалось, через Горелую Область никто больше не ходит! Даже дорога заросла почти. И вот на тебе!
Определенно, эти двое появились тут неспроста. Сэслер не был бы Сэслером, если б не решил докопаться до истины. Охота подождет. Возможно, эти двое даже похуже солдат Крогана могут оказаться, даром что без ружей. Нет, определенно, за ними надо проследить.

Две черных букашки двигались по равнине неторопливо – и Сэслеру было хорошо видно их со склона. Главное, заметить, где они войдут в лес, а уж в своем-то лесу охотник их не потеряет. Сэс не беспокоился, глядя на клонящееся к закату светило: пропадать на охоте по несколько дней кряду для него было не впервой. Дома его не хватятся.
Порой он снимал чехол и приникал к винтовочному глазу. Увеличение глаз давал хорошее, а опыта Сэслера хватало, чтобы читать разговоры по губам. Сколько прихвостней Крогана на этом провалилось! Сколько их, точно оловянных игрушек, потом попадало! И все из-за того, что обсуждали что попало между собой. Конечно, откуда они могли знать, что невидимый охотник следит за ними со своего склона и знает все, что они говорят? День пути, ночь болтовни у костра, а потом – нежданная гибель всего отряда. Жуткая, бесшумная стрельба неизвестно откуда, ведь, казалось бы, местность открытая, спрятаться стрелку негде, разве что на склоне, так ведь не дострелишь оттуда! К тому же так точно в голову каждому не попадешь. (О глазе-то – изобретении Сэслера – знал только сам Сэслер да его семья). Вот и пошло: мифы всякие народились про нечисть, про волшебство… Сам того не ведая, одинокий охотник держал в страхе всю разбойничью ватагу Крогана и волей-неволей закрывал им всякий путь на Юг по старой дороге.
Кроган полагал, что это ему наказание свыше за что-то, – он вообще был для разбойника очень религиозен, – но и помыслить не мог, за что. Паренька, которого он по глупости-молодости замучил и убил на потеху толпе, он давно не вспоминал. Зато Сэслер не забыл своего старшенького, которого, кстати, звали так же, как отца. Не забыл – и мстил жестоко.

Нет, эти двое никакие не солдаты Крогана, решил Сэслер. У них приятные ясные лица. Очень милые молодые парень и девушка, ровесники, похоже. И говорили они о совершенно безобидных вещах. Девушка весело рассказывала парню о Севере. Истории были смешные. Сэслер – и тот «заслушался», если это слово применимо к чтению по губам.
«Путешественники, – подумал он. – Как есть – путешественники. Молодые, смелые, но такие беззащитные! Парень на моего старшего похож чем-то. Да, ему и лет примерно столько же… Эх, через мои земли пропущу, ладно уж, а вот как на Кроганские выйдут – что тогда? – Сэслер зажмурился, так мучителен был выбор. Но перед глазами снова встал старший сын, погибший молодым… – Нет! Не могу я! – мысленно крикнул охотник. – Присмотрю за ними, не будь я Сэслер!»

***

Вечер спустился быстро, укатив солнце за холмы. За день пути устали и чарги, и путники, так что привал всем был в радость. Чарги отдирали сочную кору с деревьев и с аппетитом ее хрумкали. Они вообще-то всеядны, могли бы поохотиться, но, видно, ленились сегодня. Кангасск притащил хвороста, Владислава пристроила над костром котелок, где уже лежали залитые водой сушеное мясо и злаковые хлопья, – извечная еда путешественников, которую, при отсутствии возможности сварить суп, грызут в сухом виде. Есть еще мюсли – смесь вроде этой, только с сухофруктами и орехами вместо соленых мясных кусочков.

– Стоит ли костер-то разводить? – спросил Кан, которому в лесу было не по себе. – Заметят еще…
– Не думаю, – возразила Влада. – Насколько я знаю, местные головорезы сюда не ходят. У них бытуют какие-то мрачные легенды об этом лесе.
– Еще лучше! – Кангасск нервно сглотнул. – Тогда, пожалуй, запалю-ка я хворост. При огне спокойней как-то.

Огнива кулдаганец, надо полагать, в жизни своей не видел. У них в пустыне не принято как-то щелкать камнем о камень, чтобы добыть огонь. На то зажигалки имеются.
Зажигалку он не без труда выудил из кармана: карманный дракон пищал, отбивался и цеплялся когтями за куртку. Недавно хозяин насыпал в карман мюсли, коих огнедел наелся, и теперь маленького ящера клонило в сон, потому, когда его стали вытаскивать, он возмутился от всей души.

– Это наша кулдагандская зажигалка, – продемонстрировал Кангасск дракона. – Зажимаешь в кулаке – и получаешь огонь.

Он действительно сжал дракончика в кулаке и провел его мордой над дровами. Влажное дерево маленькому язычку огня покорялось неохотно.

– Вот, – гордо говорил Кан, – а ты – огниво, огниво… Да мы…

Тут раздался тонкий пукающий звук… Кан осекся на половине фразы и, жестоко ругнувшись, разжал кулак. На ладони красовалось серое дурно пахнущее пятно.

– Ах ты тварь! – взревел он.

Минут пять, под радостный смех Влады, разъяренный Кангасск пытался выловить нерадивую зажигалку в траве. Юркий дракончик каждый раз ловко избегал карательного кулака. В конце концов, когда хозяин потерял его из виду, вымыл руку и успокоился, он тихой сапой вернулся в теплый карман.
Влада все еще не могла перестать смеяться – прыскала от смеха при одном только взгляде на Кангасска.

– У него либо дефект заднего клапана, как у половины зажигалок, либо просто наглая тварь… – смущенно оправдывался оружейник.

***

Сэслер не понял, что там у них произошло и что говорил девушке сидевший к нему спиной парень, но видел, как они смеялись, и не удержался – улыбнулся сам.
Этих ребят предупредить надо бы, – вот что еще подумалось охотнику. Они легли спать, не оставив часового, так что Сэслер мог бы подкрасться и дождаться утра рядом с тлеющим костром… мог бы… если б не чарги. Их огромные глаза со зрачками-щелочками остро видят в ночи, длинные уши уловят малейший шорох, а острые когти и зубы не пожалеют чужака. Путешественники тоже это знали, потому и спали так безмятежно, привалившись к пушистым бокам чутко дремлющих зверей. Незамеченным не подберешься, а стрельбу затевать не нужно, ох как не нужно!
Днем тоже не подойдешь. Чарг они могут и не удержать вовремя. Да еще проблема: вспыльчивый парнишка. С луком. Жди, так и поверят тебе, что ты не разбойник, а так, поздороваться зашел.
Ох, плохо дело…
Завернувшись в теплый плащ, охотник заснул до утра.

***

Чарги бежали резво. Едущему на них всегда кажется, что он оседлал теплый ветер. Кан читал, что есть в Омнисе места, где ездят на тарандрах – высоких рогатых зверях с двойными копытами, так на них пока доедешь, отобьешь себе все что можно – и что нельзя тоже. Кочевые народы сажают на этих зверей детишек уже лет двух-трех, и от тряски у них скривляются позвоночник и ножки. Потому взрослые люди этих народов выглядят печально. В седле виртуозы, спору нет. Но по земле на таких ногах ходить тяжело, да и вид неказистый, что и говорить, а к старости, наверно, спину ломит немилосердно.
На чаргах же ездить мягко. Одно удовольствие. Никакой тряски, никакого цокота копыт, – только быстрый плавный бег, что сродни полету.

День пути с двумя небольшими остановками прошел хорошо. Никто не нападал, а древний сосняк не чинил особых препятствий бегущим чаргам. Даже Кангасск, отродясь не видевший ничего кроме пустыни, привык к лесу и проникся к нему симпатией. Спокойствия же ему добавляла уверенность Владиславы да безмятежность чутких чарг: эти бы почуяли опасность, если б она была.
Последний привал сделали к вечеру. Мирно потрескивал костерок (дракон-зажигалка на этот раз поджег дрова без пакостей), в котелке булькал нехитрый дорожный суп. Чарга Влады разлеглась на травке и шершавым языком чистила свою белую с черными пятнышками шубу, а полосатая чарга Кана свернулась калачиком вблизи костра.
Солнце еще светило, хотя небо и начало темнеть. После сытного ужина вконец разомлевший Кангасск выкопал в своем рюкзаке книгу и, привалившись к пятнистому боку чарги, принялся читать.

– На каждом привале тебя с книжкой вижу, – весело засмеялась Влада и спросила: – Что читаешь такое интересное?
– Теорию Ничейной Земли, – гордо ответил Кангасск и продемонстрировал потертую обложку, где еще можно было углядеть название.

Владислава с уважением кивнула и вернулась к своим делам. Кан начал было размышлять, умеет ли молодая воительница читать вообще, но размышления свои быстро забросил: что-то подсказывало, что умеет, причем на поверку умнее его, Кангасска, окажется. Он уже недооценил ее однажды (перед кулдаганской битвой с разбойниками) и не хотел повторять ту же ошибку снова.
Однако ее уважительное внимание было приятно и возымело эффект. Неожиданно поверив в свои силы, Кан решительно отказался от страницы с резюме и открыл параграф с самого начала. Читать он начал довольно бодро, впрочем, страниц через пять до него дошло, что из прочитанного он понял пока только предлоги. Мысленно признав поражение, Кангасск вернулся к старой доброй тактике чтения резюме.

"Миродержцы работали над магической системой Омниса не одну тысячу лет. Вместе с созданием первого камня – Hora Tenebris, – центра равновесия в молодом мире, – возникла проблема стабилизации создаваемого им магического поля. К стабилизации, благодаря своим природным свойствам, способны многие животные и растения, но, увы, человек этого дара лишен.
Система, предусматривавшая множество магических стабилизаторов, оказалась неэффективной, а последствия ее испытания – катастрофичными (подробно об этом см. «Размышления о природе магии», в 34 томах, т.21, со с.568, изд. «Северо-Юг»). Тогда множественные стабилизаторы заменили двумя: янтарным Hora Solaris и луннокаменным Hora Lunaris. Радиус действия каждого из них оказался в два раза меньше радиуса действия Hora Tenebris. Однако, размещенные на противоположных концах Центральной Части мира, солнечный и лунный стабилизаторы обеспечили достаточно большую стабильную площадь, где с магией можно было полноценно работать.
Взаимоподавляющее действие обеих хор, противоположных по своим свойствам, привело к появлению Ничейной Земли в месте пересечения стабилизирующих полей. Здесь, согласно историческим данным, находится источник всей стабильной магии – Hora Tenebris, – а магия действует так же непредсказуемо, как если бы солнечный и лунный стабилизаторы не существовали вовсе. Ряд областей известен также магическими аномалиями…"

– Послушай, Влада! – вдруг вспомнил Кангасск. – Давно хотел спросить… в Арен-кастеле я про Горелую Область только страшилки всякие слышал… а ты не знаешь случайно, что тут на самом деле произошло после золотой лихорадки?
– Это долгая история, Кан, – задумчиво и печально произнесла Влада и замолчала, поглаживая шею урчащей от удовольствия чарги.
– А вкратце? – умоляюще сказал Кангасск. – Ну пожалуйста.
– Можно и вкратце, – согласилась Владислава и, привалившись к теплому звериному боку, стала рассказывать. – Во время золотой лихорадки здесь царила полная анархия. Понаехало самого разного люда и с Юга, и с Севера, и с окрестный Областей. Вокруг золотоносных речек начали расти маленькие поселки. Для бандюг – раздолье, что и говорить. Прошло немного времени – и в каждом городке обосновалась своя шайка. Они все время воевали между собой. Учитывая то, как здесь взрывается порох, можно представить, какие велись войны. Взрывы гремели по всей Области. После одной из войн она несколько лет стояла полностью покрытой пеплом, с изрытой взрывами землей, пожженными лесами. Тогда ее и назвали Горелой.
– А до этого как называлась? – перебил любопытный Кан.
– Зеленая.
– Понял. А что дальше?
– После той большой войны среди всех банд выделилась одна, которая стала набирать силу. Ее вел один кулдаганец – Кроган. Не знаю, из какого он города, но не из Арен-кастеля точно. В общем, тогда эта банда устроила на здешних землях настоящий террор. Пострадали все – и местные, которые успели обжить эти места, и торговцы, которые проходили через бывшую Зеленую Область, и даже Рубеж, где до сих пор это время с ужасом вспоминают. Банда Крогана регулярно совершала на него набеги. Сейчас в Горелой Области гораздо тише, но все равно по доброй воле сюда никто не пойдет.
– Кто он вообще, этот Кроган?
– Старый кровожадный урод, если хочешь знать мое мнение.

***

Крогану весь день икалось, что, согласно древнему суеверию, означало, что кто-то его усиленно вспоминал, причем не очень добрым словом. Вдобавок, заныли к погоде старые раны, напоминая, что старость не радость. Предводитель черной орды налил себе вина и растянулся на диване у камина. У ног его сложила голову здоровенная пятнистая гиена – злобная тварь, норовящая пообкусать ноги и руки кому попало, но по-щенячьи привязанная к своему хозяину. В псарне таких гиен Кроган держал целый выводок, их он спускал на недобросовестных плательщиков мзды… мздоплательщиков, то есть.
Дом у него был каменный и даже по-своему очень уютный, особенно если не знать о пыточной в подвале. Глиняные фигурки Трех Богов стояли в красном углу. Пыль с них стирал лично Кроган, каждый день. И молился исправно каждый вечер. Так ему жилось куда спокойней. Вера и нехитрый ритуал помогали ему поддерживать на должном уровне неугасимое чувство собственной правоты, а это первое, что нужно любому, кто выбирает разбой в качестве профессии. Потому уж к чему, а к религии Кроган всегда относился серьезно.

– Предводитель! – крикнули за дверью. – Твой сын пришел!
– Пусть войдет! – распорядился Кроган и глотнул еще вина.

Сын Крогана выглядел сорванцом лет двенадцати. Однако, несмотря на столь юный возраст, рожа у него была уже разбойничья. И повадки ей под стать. Звали мальца тоже Кроганом и будущее, по мнению Крогана-старшего, у него было большое. Только малому он этого не говорил – чтоб не зазнался ребенок раньше времени.

– Так, сынок, – предводитель поцокал языком, – о твоих похождениях я уже наслышан. Я тебе что велел?
– Мзду собрать с Золотынки, – пробубнил младшенький.
– А ты куда полез?!
– Пап, я…
– Молчать! – рыкнул Кроган-старший. – Однажды Трое тебя покарают! Знаешь, что ждет за ослушание родителей?
– Но я за… – вновь попытался сын вставить слово.
– Геенна огненная! – выпалил отец и стукнул кулаком по спинке дивана.

Ручная гиена засуетилась вокруг хозяина, порыкивая и поклацывая челюстями: ей показалось, что ее позвали и сейчас наконец прикажут кого-нибудь разорвать. Вот счастье-то!

– Папа… – Кроган-младший аж побледнел. – Папа, не надо гиен… Я обычных-то боюсь, а уж огненных…

Предводитель замер на полуслове, и только через минуту до него дошел весь комизм ситуации.

– Дурень! – захохотал он и хохотал так громогласно и заразительно, что сын тоже стал посмеиваться.
– Ладно, будет с тебя… – смягчился наконец Кроган-старший. – Так что ты там пытался сказать?
– Мы с парнями тут чего по лесу-то шарахались… – младший поскреб в затылке. – Видели, что по дороге из Рубежа пришли какие-то двое. Без ружей оба. Мы хотели их тебе притащить, так они в Гиблые Места свернули. Мы все равно следили – интересно же. Так они все прошли – и живые до сих пор. Скоро к нашей границе подойдут. Парень и девка. Отдай их нам, а пап…
– Сюда веди, живьем, – распорядился Кроган, посерьезнев. – И не калечь. Сначала я их расспрошу как следует. Интересно, как они Гиблые Места прошли, и что в Рубеже сейчас делается. Давай, пошел! Впрочем, стой! Я с тобой пойду. А то опять дров наломаешь.

Насчет отряда Кроган-старший распорядился быстро. Чарг его люди не держали, так как те не уживались с любимыми гиенами предводителя, потому ездила черная орда на тарандрах – здоровенных животных с тяжелыми раздвоенными копытами. Их головы венчали бы огромные ветвистые рога, не будь они спилены под корень – чтобы не закрывали наездникам обзор. Тарандры покорно терпели визгливых кроганских гиен, которые бежали рядом, словно охотничьи собаки.
Утро выдалось славное: немного пасмурно и туманно – в самый раз для охоты. Все низины мягко и нежно заполнил туман, на дне густой, как молоко. Кроган ехал впереди всей ватаги на белоснежном тарандре с богатой сбруей, как и полагается предводителю Он находился в добром расположении духа, то и дело поглядывал на младшенького, отмечая уверенный взгляд наследника, его осанку, умение держаться в седле… Старый разбойник любовался единственным сыном, чувствуя гордость за него. Если б еще гиен не боялся, сорванец. Ну да что поделаешь, если в раннем детстве его чуть не съела одна дурная гиена. Кроган-старший тогда выпотрошил ее напоказ всей гиеньей стае, чтоб другим неповадно было, но жуткого впечатления у мальчишки это не сгладило. При слове «гиена» бледнеет и теряется до сих пор. Впрочем, это ерунда. Это забудется. Лет через пять, через десять ли – но забудется, непременно.

***

– Вот тут кроганская банда проводит границу Гиблых Мест, как они называют эту территорию, – объясняла Владислава, водя пальцем по карте. – Они этих холмов боятся и стараются не заглядывать сюда без нужды. Сегодня мы выйдем за эту безопасную для нас границу, Кан.
– Плохо дело, да? – вздохнул парень.
– Все будет хорошо, – улыбнулась Влада и ласково взъерошила ему волосы. – Поселения мы обошли, а это было самое опасное. Осталось только перейти реку. Мост охраняется, но мы по нему не пойдем. Лучше в брод, через перекаты.

На последнем безопасном привале Кангасску даже читать не хотелось. Он лежал на траве и печально глядел в небо. Там уходило за горы красное, тяжелое вечернее солнце. Ему много о чем думалось. Вспоминал родной Арен-кастель, казавшийся теперь ушедшим и забытым сном. И думал о том, куда же и зачем же он идет. У Влады есть ясная цель, а у него? Зачем он рискует жизнью? Он задавал себе эти вопросы сотни раз, но ответа не находил. Решил все же, что пока его цель – не бросить Владу одну, а там видно будет.

Утро выдалось туманное, мокрое. Каждый волосок на шкуре чарг оно обсыпало жемчужными росинками. Чаргам это явно не нравилось – они то и дело встряхивались, разбрасывая сверкающие брызги во все стороны. Кангасску невольно вспомнился фонтан в Арен-кастеле, разбивавший живительную влагу на мелкие капельки.
Границы Гиблых Мест никто не отмечал, но, верно, путники уже перешли ее. Туман сгущался, не давая толком разглядеть, что впереди. Кангасск тумана раньше никогда не видел, но он ему уже не нравился, особенно после того, как Влада сказала, что там водятся сильфы. Лук, упорно не признавая его бесполезности здесь, Кан держал наготове.

***

Сэслер покинул холмы. Оттуда, сверху, он мог следить за путниками, следуя за ними пешком, ибо расстояние не требовало от него скорости – «глаз» позволял видеть и контролировать все. Но сейчас, когда они вышли за границы его владений, пришлось выбирать – остаться или проводить их до конца. И Сэслер выбрал. Он покинул холмы.
Дикая чарга пришла на его зов. Сэс помнил ее еще детенышем – она попала в капкан, и стальные зубы раздробили ей лапу. Капкан поставил кто-то из ребят Крогана (они тогда были смелее и то и дело заходили куда не следует, а именно на территорию Сэслера) – сам Сэслер никогда капканов не ставил, поскольку считал такую охоту подлостью, а на хищников и вовсе не охотился, почитая их как равных себе.
Того, кто ее вылечил, чарга помнила до сих пор и согласилась везти его на своей спине. И вот, пригнувшись к мохнатой холке, Сэс помчался вниз. Он должен был не терять путников из виду и в то же время находиться выше на местности, чтобы успешно стрелять издалека. Сложно, но можно… если бы не туман…

***

Кроган устроил засаду, мастерски устроил, показав сыну, как надо.

Река Фэрвида здесь разлилась широко и мелко, бурля по скользким круглым камням. Течение в этом месте становилось стремительным, но вода едва достигала колена. Переправляясь, путники спешились и даже доверчиво сняли сапоги и закатали штанины, ступая в ледяную воду. Чарги воды не любят, потому их вели медленно, приобняв за шею, чтобы не волновались.
Кроган-старший подал сыну сигнальный рог. Младший дунул в него со всей силы – для мальчишеских легких это было серьезным испытанием. Звук получился робкий, но слышимый хорошо: по этому сигналу на обоих берегах спустили гиен.

Первая же получила стрелу промеж глаз – Кан не дремал. Второй стрела угодила в бок, и гиена с визгом завертелась, пытаясь вытащить глубоко засевшее древко. Третья стрела уже готова была сорваться с тетивы. Но когда из тумана, клубившегося по берегам, показались люди Крогана с ружьями, Кан опустил лук.
Ловушка, как есть ловушка. По обоим берегам, плеща водой, беснуются пятнистые бестии. А за ними, держа ружья наготове, стоят три десятка людей – по пятнадцать с каждого берега.
Чарги шипели, огрызались и выпускали когти, готовые биться насмерть. Бледный от ужаса Кангасск попытался заслонить собой Владу.

– Бросьте оружие, – крикнули им с западного берега. Голос был наглый, мальчишеский…
– Бросай, Кан, – сказала Влада так спокойно, будто и на этот случай у нее был план. – Бросай.

Мечи, лук и колчан упали в воду. Но если стальные тела мечей в кожаных ножнах опустились на дно, то лук и стрелы Фэрвида унесла с собой.

***

Когда туман поредел и позволил «глазу» заглянуть за его завесу, то Сэслер понял: он опоздал. Две беспомощные фигурки стояли посреди ледяной реки, подняв руки, в которых не было оружия. Некуда бежать: враги заняли оба берега. Даже на чаргах не прорваться – догонят гиены. Да и от пуль пушистые звери, в отличие от своих хозяев, не защищены. А Фэрвида течет равнодушно, перекатываясь через скользкие камни, и по ней никуда не убежать.
И тут взгляд Сэслера остановился на двоих, стоявших чуть поодаль от всех. Оба Крогана, и старший, и младший, были здесь! В худом длинном мальчишке Крогана-младшего Сэслер опознал сразу – так тот был похож на отца.
«Моя месть будет страшной, Кроган,» – подумал Сэслер, прицеливаясь маленькому разбойнику в ногу…

***

Кроган-младший закричал и повалился на землю. Он рыдал совсем по-детски, зажимая руками рану; багровое пятно расползалось по штанине…
«Призрак! Стрелок-призрак!» – закричали солдаты Крогана на разные голоса. Ужас, пришедший из темных легенд, захлестнул их. Они метались по берегу и стреляли в туман.
Тем временем вторая пуля клюнула Крогана-младшего в ладонь. Еще несколько бесшумных выстрелов настигли других разбойников. Их неведомый стрелок бил в головы – тех, кто беспечно откинул на жаре кевларовые капюшоны – в затылок, а прочих – в лицо, если те поворачивались лицом. Тем, кто надеялся на кевлар, попадало по ногам, они падали и кричали, пока стрелок не добивал их.
Владислава и Кангасск замерли, превратившись в островок безмолвия посреди разыгравшегося на берегу безумия. Стрелок не трогал их – вот что они поняли ясно, потому что разбойников, тех, что, глядя на них, посчитали реку безопасной, пули настигали так же, как и тех, что метались на берегу..
Бесновались гиены, скача вокруг людей и клацая зубами…

– Кан, бери меч! – опомнилась Влада. И вовремя: пятнистые зубоскалы уже двинулись на них, видимо, считая их всему виновниками. Или просто чуя легкую добычу.

Двух гиен сбили в прыжке чарги и уже рвали их, катаясь в покрасневшей воде. Остальные кинулись на людей. Переступая босыми ногами в по осклизлым камням, в ледяной воде, Кан и Влада как могли отбивались от наседавших хищников. Кем бы ни был пришедший на помощь неведомый стрелок, ему явно было не до гиен сейчас.

***

Кроган-старший не замечал уже ничего. Ни людей, падавших с пробитыми головами, ни озверевших гиен, которых рубили посередине реки двое чужеземцев… Во всем мире для него остался только сын. Мальчишка уже не кричал. Он лежал на траве, запрокинув голову, и хватал ртом воздух. Лицо его было белее мела. Кроган-младший умирал.
Когда Влада и Кан, прихрамывающий на левую ногу, за которую его тяпнула гиена, вышли на берег, они увидели не великого и ужасного предводителя черной орды, а просто старика. Седого, сутулого, убитого горем старика. Кроган плакал, плакал безутешно, и ничто в мире не имело для него значения. Винтовку свою он бросил где-то в траве и давным-давно про нее забыл. Кевларовый плащ он снял и накрыл им сына, чтобы жестокий стрелок не вздумал больше мучить его. А когда суетившаяся вокруг старая плешивая гиена дернула умирающего мальчишку за руку, Кроган бросился на нее и (откуда только сила взялась) сломал ей шею…

– …не надо гиен… – простонал маленький Кроган. – …не надо гиен, папа… я боюсь… – и затих.

Тогда у Крогана-старшего помутился рассудок. Он кричал, плакал, он умолял сына проснуться, он рвал на себе волосы, он то молился Трем, то проклинал все на свете… И вот мир для него померк. Померк еще и потому, что в этот самый миг ему отказались служить глаза. Слепые, они теперь видели только мрак вокруг, и ничего больше.

Кангасску привиделось какое-то движение в тумане. И скоро к берегу вышел человек. На нем не было кевлара – только зеленый фарховый плащ поверх кожаной одежды. Он нес за плечом винтовку, на стволе которой мерцал в слабом солнечном свете большой стеклянный глаз.

– Это твоя кара, Кроган, – произнес человек. – Помнишь, ты замучил моего сына на потеху толпе? Зло всегда возвращается. Теперь я отомстил.

Старик не мог ответить ему ничего. Он кричал, причитал и теребил тело сына, умоляя того проснуться. И вдруг – ясный проблеск сознания – произнес:

– Убей! Убей и меня тоже!
– Нет, Кроган, – сказал стрелок, и в голосе его звучал ледяной холод. – Ты останешься и будешь жить. И будешь помнить, как твой сын умирал. Отныне твоя жизнь превратится в сплошной кошмар. Как когда-то – моя.

Перешагнув через тело Крогана-младшего, стрелок подошел к Владе и Кангасску и сказал им:

– Я Сэслер. Я следил за вами с тех пор, как вы свернули с дороги, чтобы с вами не случилось беды. А теперь я вижу, что вас послало Небо, ребята. Я много лет ждал возможности отомстить. Сейчас возьмите у убитых ружья и идите, куда шли. Больше вам ничего не грозит.

Ответа он ждать не стал – просто развернулся и зашагал прочь. Скоро он растворился в тумане – лишь винтовка еще долго мигала незачехленным глазом, отражая неяркое солнце.

Уходили Влада и Кан с тяжелым сердцем, слыша за своей спиной надрывный, горький плач старика. И даже когда туман звук, голос Крогана все еще отдавался эхом в памяти обоих.

Глава третья. Белый мрак
Очередной привал пришлось сделать очень скоро: раны не дали уйти далеко. Конечно, так далеко от границы и так близко к разбойникам лучше бы не разводить костра, но без горячей воды ран не промыть.
Привал устроили у подножия лысого холма, где протекал мимо робкий холодный ручеек. Пока Влада ходила с котелком за водой, чарги зализывали раны, причем не только себе, но и Кангасску, который беспомощно растянулся на земле: у него был жар.
Благо, жог на этом холме рос повсюду – хватило на крепкий густой отвар, способный выгнать заразу даже из самой запущенной раны. Правда, чарги от подобного средства отказались, предпочтя обойтись слюной и языком. Так что жогом поливали друг друга люди. Кангасска тяпнула за ногу гиена, и теперь нога распухла так, что даже не помещалась в сапог. Что до Влады, то она словила шальную пулю, которая не убила ее лишь благодаря кевларовой куртке, но вгрызлась в кожу и мышцу, и все равно пришлось выковыривать ее ножом.
Позаботившись о ранах, поели и прилегли отдохнуть. Никакой разговор не шел: слишком тяжелое впечатление оставил сегодняшний день. Кангасск и вовсе боялся закрыть глаза: стоило смежить веки, как перед взором начинали мелькать картины битвы и неизменно вспоминался старик, плачущий над мертвым мальчишкой. И этот… Сэслер-каратель – жуть ходячая.

– Зачем он его так… так жестоко… – спросил Кангасск, глядя в ясное небо.
– Снайперы вообще народ жестокий… – так же пространно ответила Влада.
– Кто-кто? – переспросил Кан.
– Снайперы. Этот парень изобрел прицел, который позволяет точно стрелять издалека. Он снайпер. Единственный в мире… пока.
– Влада, откуда ты все знаешь?
– Повидала всякого, вот и все.

Кангасск не стал допытываться, но такой ответ его не удовлетворял. Слишком у этой милой девушки все правильно. Откуда это юное создание может столько знать?.. «Юное ли?» – мелькнула мысль. Кан чуть не спросил, сколько ей лет, но вовремя прикусил язык: невежливо у женщин такие вещи спрашивать. И все-таки… Нет, не похожа она на колдунью. Просто дитя воина, и, похоже, любимое дитя, раз стольким вещами ее научили. И лет ей, наверное, двадцать, как самому Кангасску, а то и того меньше. Может, он тоже бы столько знал, если б путешествовал сызмальства, а не сидел за цементной стеной Арен-кастеля.

До вечера так никуда и не пошли. Пожалели чарг, которым сполна досталось гиеньих укусов. У них пока не было сил даже пойти добыть себе пропитание, потому Влада насыпала им сухого пайка путешественника, который они слопали за милу душу и теперь запивали водой из ручья, деликатно черпая ее языками. На долю же самих путешественников теперь остались только мюсли, но Влада сказала, что, как выйдут за пределы Горелой Области, можно будет закупиться в каком-нибудь городке.

До первого городка добирались аж два дня, чтобы не загонять раненых чарг. Поначалу местные, увидев двух всадников с ружьями да обряженных в кевлар, засуетились и перепугались не на шутку. Правда, известие о том, что младший Кроган убит, а старший отошел от дел, резко сменило градиент настроения – теперь Владиславу и Кангасска чествовали как героев.
Ох, без особой радости встретили они дождь из лепестков роз. Гордиться им было особо нечем.
Мэр городка принял у Влады на хранение ружья и кевлар, которые будут не нужны в дальнейшем, и распорядился, чтобы чужеземцев обеспечили провизией, лечением и предоставили лучшую гостиницу для отдыха. Скромная оказалась гостиница, но после ночей в лесу, с комарами, когда каждое утро просыпаешься по уши в росе, радостно было хотя бы просто поспать под надежной крышей.

– Что читаешь, Кангасск? – поинтересовалась Владислава, застав его вечером за книжкой.
– Да про эту Область, – ответил он лениво. Читал он лежа, развалившись во всю кровать.
– Что пишут? – Влада улыбнулась и присела на краешек кровати.
– Называется Теплая Область. Очень мягкий климат, магический потенциал способствует ясновиденью, – процитировал Кангасск и задумчиво хмыкнул. – Я уже заметил, что тут много гадалок. Может, сходим судьбу узнать, а?
– Предпочитаю не знать.
– Это почему?
– Жить неинтересно станет, Кан.
– Как скажешь.

Кан закрыл книгу и поднялся на локте, который, впрочем, не преминул утонуть в мягких подушках.

– Куда потом? – поинтересовался он. – Опять напрямик?
– Опять, – кивнула Влада.
– Спорить бесполезно, понял, – весело сказал Кангасск.

Влада была одета по-домашнему, в легкую ночнушку, под которой вряд ли было что-то еще. И только сейчас, подняв глаза от книги и взглянув на девушку, Кангасск это осознал.
Кровь бросилась ему в лицо. Мысли побежали по кругу: как она назвала его славным парнем тогда, в Арен-кастеле, как впервые улыбнулась…
«Зачем она пришла? – подумалось ему вдруг. – Может, остаться хочет? Было бы славно…»

– Я спокойной ночи пришла пожелать, – сказала Влада. Кангасск аж вздрогнул: будто мысли прочитала! – Так что спокойной ночи и приятных снов, – и невозмутимо удалилась в свою комнату.
– А зря не осталась… – прошептал Кангасск ей вслед.

Теперь ему не спалось. Сбоку на бок ворочался. Грифов считал. Овец – тоже (недавно узнал, что в зеленых местностях, чтобы уснуть, считают овец, а не драконов). Не помогало. Никак. Уже пора бы привыкнуть, что везде, кроме Кулдагана, ночь – время сна. Хотя… нет, этот город не совсем уснул. Кангасск выглянул в окно и увидел, что кое-где светятся вывески, и люди ходят по улицам. Увидел и подумал, почему бы тоже не пройтись? Тем более, что городок, радостно отмечавший победу над Кроганами аж с утра, выглядел безопасно и приветливо.
Кан оделся, взял меч на всякий случай (ночь, все-таки!) и пошел. Стоило ему шагнуть за порог гостиницы, как цветастые, подсвеченные вывески окружили его со всех сторон. Правда, денег у него было всего-ничего – только то, что прихватил из дома, так что заходить в каждое ночное заведение он не стал. А чтобы не травить душу, направился туда, где было темнее, чем на центральной улице. Здесь оказалось тише и спокойней, и подвыпивших по случаю разгрома черной орды горожан встречалось куда меньше.
Шел неторопливо – берег недолеченную ногу, – и от этого походка получалась самоуверенной и важной, как и подобает великому воину. Великий воин – как звучит-то! Главное – не добавлять, что благородную хромоту обеспечили вонючие гиеньи зубы, а не вражий клинок.

– Эй, герой! – окликнул его тоненький голос. – Идем, погадаю!

Кангасск обернулся и расплылся в улыбке: его звала лохматая девчушка лет десяти. Она сидела на маленьком складном стульчике у стены, рядом с самодельной корявой вывеской. В длинном платье с оборками; с волосами, стрижеными по-мальчишечьи, она напоминала сердитого воробушка, нахохлившегося на ветке.

– Ты что ль гадалка? – добродушно посмеялся Кан, вдруг почувствовав себя взрослым и серьезным воином, решившим пошутить с ребенком.
– Да! Я же Илианн. У нас в роду все женщины видят будущее, – обиженно сказала девочка. – Идем, погадаю, не пожалеешь.

Кан подошел.

– А что ты ночью тут сидишь? – спросил он.
– Днем не гадают, – гордо сказала маленькая гадалка. – Днем только дураков обманывают. По-настоящему будущее открывается только ночью!
– Прости, не знал, – Кан присел на корточки рядом. – Сколько просишь за гадание?
– Пять монет, – заявила девочка тоном, не терпящим пререкательств.
– Дороговато…
– Тогда не гадай!

Кангасск подивился самоуверенности ребенка и выложил на протянутую ладошку пять монет.

– Теперь скажи: «Разрешаю Занне заглянуть в мое будущее», – потребовала девочка. Кан послушно повторил.

Тогда маленькая Занна зажмурилась и положила подбородок на ладошку, став похожей на прилежную школьницу, которая размышляет над сложной задачей.

– Тебя зовут Кангасск, ты из Арен-кастеля, – медленно заговорила девочка, будто читая откуда-то слова. – Тебе двадцать лет. Ты воин. Теперь спрашивай, что ты хочешь знать.

Вот это поворот. Улыбка пропала с лица Кангасска, и ему как-то разом стало не до шуток. Почему-то теперь, когда он понял, что смотрит в глаза настоящей провидице, пусть и маленькой, возможность узнать будущее казалась уже не такой заманчивой. Но, похоже, пути назад уже не было. Просто развернуться и уйти сейчас – это было бы нечестно по отношению к девчушке.

– Я… – Кан смутился, стоит ли ребенку такое рассказывать, но это был, определенно, очень необычный и очень серьезный ребенок. – Я путешествую с девушкой. Ее зовут Влада. Мне бы хотелось знать… эээ… как она ко мне относится и будем ли мы вместе когда-нибудь… ну… в смысле, полюбит ли она меня, а я – ее?
– Сейчас посмотрю, – Занна вновь зажмурилась.

Кан ждал в напряжении целую минуту, и любопытство потихоньку подгрызало его терпение. Но тут Занна открыла глаза; по лицу девочки пробежал испуг, смешанный с удивлением.

– Иди, иди отсюда, дядя! – скандальным голосом заявила она. – Иди! Забирай свои деньги и иди! – сунула ему те самые пять монеток и завизжала для острастки: – Пошел вон!!!

Кангасск, конечно, ушел, пока на крики полгорода не сбежалось, и, решив, что на сегодня приключений хватит, направился к гостинице. Монетки, еще хранившие тепло детской руки, он с сожалением положил обратно в кошель. Знать бы, что же такого увидела в его будущем маленькая гадалка, что же ей так не понравилось. Ну вот, теперь вопросов куда больше, чем раньше.

Проснулся он далеко за полдень: ветер колыхнул штору, и яркий свет пробежал по глазам.
Покусанная нога сегодня чувствовала себя куда лучше, даже в сапог поместилась без проблем. Если бы не противный жог, отвар которого оставляет на коже бурые пятна, никто бы и не подумал, что тут кого-то когда-то кусали. Но жог все же о лечении напоминал. Еще как! Не зря эту злобную травку так зовут.
Кан оделся; зевая и хлопая глазами, поглядел в окно. В городе было шумно и пыльно. Из каждой лавчонки доносились громкие крики торговцев, бойко нахваливавших товар. Несколько дневных гадалок расселись вдоль стен и гадали прохожим по руке. Кангасск сразу вспомнил, как о них отзывалась маленькая Занна Илианн, и усмехнулся. Хотя непонятное чувство потревожило его снова. Что же такого углядела девчонка в его судьбе?

Гостиницы здесь не звались дларями и устроены были иначе. Вот, например, вместо уютного общего зала с камином – столовая внизу, где ровными рядами стоят тяжелые деревянные столы, изрезанные ножами и исчерченные кругами от мокрых стаканов. Судя по всему, не сдвигались эти столы с места ни разу. Кан мог только догадываться, где здесь устраивают танцы. Одно ясно: местный «общий зал» не знал их с момента основания. Грустно, ребята.
Владиславу Кангасск не нашел ни в столовой, ни в комнате. Комната же была оставлена в идеальном порядке: постель заправлена, рюкзак заперт в шкаф – с глаз долой. Даже пыли на ночном столике нет.
Кан присел на кровать и присмотрелся к столику: свечи на нем оплавились: одна полностью, так что даже фитилек утонул в восковой лужице, а другая – наполовину. Неужели Влада читала всю ночь? Нет, читающей ее Кан никогда не видел, а вот за картой – частенько. Аккуратный пергаментный рулончик лежал на полке под столиком. Кангасск его вытащил и развернул.
Это оказалась вовсе не та карта, которую он не раз видел в руках спутницы. На той были нанесены все крупные объекты центра Омниса: карта мира, необходимая вещь для путешественника. В общем-то обычная, всем, даже домоседу-Кангасску, понятная карта была. А эта же… Черты Омниса здесь проступали едва-едва, как что-то известное и отставленное на второй план, зато всю Ничейную Землю картограф раскрасил цветными чернилами. Каждая область, каждое пересечение имели свой собственный цвет и столбик непонятных цифр рядом. И граница этого нестабильного региона обозначалась совсем не так, как на обычных картах! (Кулдаган, как Кангасск немедленно отметил, тоже был обозначен тут как Область! Только не ровным кружочком, а многоугольником с углами в вершинах гор Кольца!) Основная же граница представляла собой пересечение двух огромных кругов (один выведен золотой, другой – серебряной краской) . Полностью они никак не поместились бы на карте, так что картограф изобразил только пересечение и их центры. Центр золотого круга был совмещен с городом, который на обычной карте звался Югой, а серебряный круг – с небольшой крепостью, отмеченной как Серая Башня. И в пересечении – цветастая, точно лоскутное одеяло, Ничейная Земля… И Кулдаган, который, насколько Кан знал, Областью никто никогда не считал. Это наводило на мысли и заставляло хмурить брови.

– Три Камня! – Кангасск хлопнул себя по лбу. – Как я мог забыть! Вот два стабилизатора. Золотой, должно быть, Хора Солярис, а серебряный – Хора Лунарис! Сам же резюме читал!

Но больше ничего ему эта карта не поведала. Столбики цифр, странные обозначения, да еще карандашные пометки, сделанные явно рукой Влады – все это была сплошная тайна, покрытая мраком.
Да кто же она такая? Ведь зачем простой воительнице такая карта? Кангасск уже решительно ничего не понимал. Пересилив себя, он оторвался от тайны, аккуратно свернул карту и положил на место.

Перекусив в полупустой столовой, Кан решил пройтись. Было о чем подумать во время прогулки. Многовато странных событий за последние сутки. Первое – Занна…

Кангасск с детства любил читать. Особенно те волшебные истории, где герои идут вперед сквозь любые опасности и побеждают Зло. В Кулдагане зовут этот жанр фантастикой. За свою жизнь Кан прочитал множество таких книг – все, что сумел достать. Он сверху донизу перерыл библиотеку Арен-кастеля, а один странствующий торговец привозил ему книги на заказ.
Сейчас Кангасск чувствовал себя странно – будто бы над ним сгущаются невидимые тучи, будто бы он сам попал в одну из своих любимых книг и, как всегда в самом начале, пока только смутно догадывается, что же затевается у него за спиной. Только вот не был он ни магом, ни великим воином. Умел только немного унять боль касанием руки – вот и вся магия; да еще разбирался, за какой конец правильнее меч держать – вот тебе и воитель. Оценив себя так жестоко, Кан здорово приуныл.
«Я самый обычный парень,» – сказал он себе и болезненно сглотнул. Потому что прекрасно помнил, что в фантастических книжках случается с обычными парнями: их частенько пускают в расход пачками просто чтобы немного оживить сюжет или продемонстрировать читателю, как охотится какое-нибудь чудовище.

Солнце сияло над городом высоко, расточая небывалую для здешних мест жару. Шумный город притих, даже крикливые торговцы теперь расхваливали свой товар ленивыми усталыми голосами. Покупатели у ларьков уже не толпились, а все больше шли себе мимо, спеша запереться в прохладных домах и попить чаю со льдом. Эту привычку местные переняли когда-то у жителей Кулдагана и сохранили до сих пор. Мысль об этом почему-то порадовала Кангасска; видимо, проснулся вдали от родины дремавший в каком-то неведомом уголке души патриотизм.
Подумав, Кан оставил куртку и рубашку у себя в комнате и пошел гулять по городу как есть, с голым торсом. Меча он не взял – днем им только мирный народ пугать, – потому, выйдя на улицу, запросто слился с толпой таких же загорелых, полуголых, измученных жарой горожан.
Гулял он, по привычке размышляя, потому особенно не следил за маршрутом. Но, видимо, ноги следовали ходу мысли, раз незаметно, кружным путем, привели Кангасска в тот самый переулок, где он встретил Занну.
Девчонка сидела там же, только на этот раз вывески рядом не было: похоже, днем она не гадает принципиально. Вместо теплого платья с оборками на Занне были теперь рубашка с отрезанными рукавами, короткие штанишки да кожаные сандалии на босу ногу. Совсем по-мальчишечьи. В руках она держала запотевшую бутылку с холодной водой – необходимый атрибут всех страдающих от жары.
Кангасск, увидев старую знакомую, еще не дойдя до угла простодушно помахал ей рукой и улыбнулся. Но, сделав еще один шаг, увидел полную картину… Занна пережидала жару в тени своего дома не одна: рядом на таком же складном стульчике сидела Владислава – вот уж кого Кан не чаял тут увидеть, так это ее.
Первой мыслью Кана было, что на чем-то он попался и влетит ему сейчас от Влады лично. За что? А хотя бы за то, что нагло на нее гадал.

Занна вскочила на ноги и, уперев тонкие ручки в бока, громко заявила:

– Это он!!!

…чем еще более укрепила желание Кангасска куда-нибудь деться.

– …Я… это… мимо шел… – промямлил он и опустил глаза.
– Никакой он не герой! И не великий воин, – голосок Занны стал очень обиженным, она чуть не плакала. Черные глаза ее влажно блестели.

Девочка обернулась к Владе, будто ища защиты и поддержки. Кангасск с удивлением увидел слезы на ее личике и почему-то сразу понял, что это самые настоящие слезы, а не соленая водица, которую льют напоказ капризные дети.

– Влада, я не хочу! Сделай что-нибудь! – всхлипнула Занна.
– У всех своя судьба, – мягко ответила Владислава и обняла маленькую гадалку за плечи. Худенькие плечики дрожали: Занна беззвучно плакала. – И у тебя, и у меня, и у Серого Инквизитора с Севера, который запретил в своем краю любые гадания, тоже своя судьба, – Влада говорила ласково, глядя девочке прямо в глаза. – Ни боги, ни миродержцы, ни великие маги, ни простые люди не могут вмешиваться в судьбу. Ею нельзя поменяться, как и нельзя в ней просто что-то стереть или сломать, если тебе не нравится… Но еще много лет пройдет, Занна, и все будет совсем не так, как кажется сейчас. Поверь мне.

Занна перестала плакать, села на стульчик и прислонилась щекой к холодной бутылке, где сладкая вода пускала шипучие пузырьки. Она думала о чем-то своем минуты две, потом встала и подошла к Кангасску. Ничего не понимающий во всем этом представлении, бедный парень стоял посреди улицы, как столб, и чувствовал себя последним идиотом.
Девчушка ростиком едва доходила невысокому Кангасску до плеча. Она подошла совсем близко и посмотрела на него снизу вверх. Смотрела прямо в глаза, и взгляд у этого юного создания был отважный, Кан это сразу оценил.

– На, водички попьешь, – сказала Занна строго и вручила Кангасску бутыль, – а то жара… А это возьми в поход на счастье.

С этими словами она сняла с шеи шнурок, продетый сквозь черный блестящий камушек, и протянула Кану. Он послушно наклонил голову и принял подарок со всей серьезностью – так медаль за отвагу подобает принимать.
Опомнился от произошедшего Кангасск только на пути в гостиницу. Владислава, как ни в чем не бывало, шагала рядышком и насвистывала легкомысленную мирумирскую песенку.

– О чем вы болтали-то? – спросил Кан смущенно.
– О своем, о женском, – беспечно ответила Влада и продолжила напевать:

Ты не жди на берегу,
От тебя я убегу,
Пусть тебя акула злая
Покусает за ногУ!

Мирумиские хулиганские песенки, бестолковые и веселые, как волны на солнышке, Кангасск, помнится, любил слушать в знойном Кулдагане, когда их пели заезжие торговцы, и всегда смеялся, особенно над теми, которые были про акулу. Сейчас просто смущенно пожал плечами: что-то не весело было совсем.
Задумавшись, он положил руку на висящий на шее камешек. Камешек был теплый.

На следующее утро тронулись в путь. Это добрая старая традиция всех путешественников – уходить в путь на рассвете, когда всё еще спит.
Но если пару дней назад, Кан ушел бы со спокойной душой, то теперь покидать город было почему-то печально. Кангасск еще долго оглядывался через плечо, будто ждал чего-то… или кого-то.

« – Почему Занна так злилась? – спросил он у Влады вчера.
– Такие, как она, на себя не гадают. Это совсем не то, как когда тебе гадает кто-то другой: он может что-то смягчить, что-то не договорить, чем-то успокоить. Гадая сам на себя, видишь сразу все, и порой это страшно… И вот она заглядывает в твое будущее и видит, что твоя судьба пересекается с ее судьбой. Она увидела совсем не то, о чем мечтала… – неизвестно почему, но загадочный тон Влады начал Кана здорово злить.
– Пересекается, говоришь? – пробурчал он. – И что, сильно пересекается?!.»

Ответа он тогда не получил. И теперь был этому даже рад: не хотел он больше ничего знать заранее.

Фолиант по теории Ничейной Земли, как всегда, был бесстрастен. В этот вечер Кангасск читал его для успокоения нервов. Сухой научный текст гнал прочь воспоминания о дурном дне и легкую жуть предчувствия, от которой мороз шел по коже.
Все в книге казалось таким тихим, спокойным… Даже не думалось как-то, что придется туда идти и испытать все на собственной шкуре. Что это может быть даже больно, страшно. Даже смертельно может быть. Вот и казалось: придешь, посмотришь, языком поцокаешь – и ничего.
Великая сила – наука!

"Белая Область (далее Б.О.) – результат неудавшегося эксперимента по стабилизации магического поля при помощи множества мелких хор, расположенных поблизости от Hora Tenebris. Первый экспериментальный камень был расположен в центре нынешней Б.О., но, вопреки ожиданиям, произвел взрывной эффект под действием нестабильной магии. Возможно, малые размеры, отсутствие антипода и близкое расположение к источнику послужили причиной.
Через час после катастрофы Б.О. оказалась заполнена субстанцией неизвестной природы, которая не фиксировалась ни магическими, ни физическими приборами и не ощущалась тактильно. Человеческому глазу эта субстанция представляется как туман; по мере продвижения к центру Б.О. предметы теряют цвет для наблюдателя, границы между ними стираются. Способность к цветовосприятию снижается по мере продвижения в глубь Б.О.; все вокруг заливает белый свет, в котором невозможно различить предметы даже на расстоянии 5 см от глаз. По этой причине исследование центра данной Области, откуда распространяется "белый мрак", невозможно.
На периферии Б.О. исследователями обнаружены несколько видов растений и один вид животных – сильфа обыкновенная (Silphys vulgaris) – единственный представитель рода Сильфы семейства Настоящие эльфы (Elvinidae). Небольшие существа, условно относящиеся к группе Воздушных духов (Airae) . Питаются плодами Сочняка южного (Pirum mali), произрастающего на Юге и в Б.О., а также семенами Ведьминого псевдоплодника (Pseudospermum veneficae) – северного реликта.
Имеют способности к стабилизации и использованию для охоты и самообороны простейшей магии (Фауна Омниса, т. 2 «Фауна Областей», с.334, изд. «Северо-Юг»).

На последней строчке резюме Кан уснул сладко, как младенец. Книга выпала из рук.

***

Кангасск смотрел на утренний город, тонущий в туманной дымке. Чувство ожидания угасало. Он сам не знал, чего ждал, на что надеялся этим утром, но ничего не случилось. Сонный город без происшествий скрылся за лесом, где хорошо наезженная торговая дорога змеилась у подножия стройных сосен.
«Город называется Таммар. В Теплой Области самый большой, – думал себе Кангасск. – Возвращаться буду – не пропущу.» Вернется, нет ли, – он об этом не задумывался. Почему-то знал, что вернется.

Ровной дорогой наслаждаться пришлось недолго. Она постепенно заворачивала на запад, уводя от задуманного Владой прямого пути. Потому вскоре пришлось свернуть.

Сосняк давно кончился и, отделенный от него кустистым, с перепутанными ветвями недолеском (как назвал его Кан, пробираясь через эти дебри), начался светлый дубовый лес, где солнечный свет падал сквозь прорехи в древних кронах широкими косыми лучами. Кряжистые исполины-дубы росли просторно и свободно. Под их кронами, как ковер, стелилась мягкая травка, усеянная желтыми цветами, по которой с удовольствием ступали чарги, чьи мягкие лапы устали от пыльной дороги и острых камешков на ней.
Двигались неторопливо. У Влады все было посчитано: последний привал нужно сделать недалеко от границы, потому что в Белой Области спать уже нельзя.
Ближе к вечеру Кангасск стал замечать странные пятна вокруг: травинки и листики, белые, как молоко, шелестели по соседству со своими зелеными собратьями. Чем дальше Влада и Кан углублялись в лес, тем больше встречалось белых пятен, и теперь белизна задевала уже не одинокие листики, а целые кочки и ветви.

– Будто снегом припорошило! – весело заметила Влада и остановила чаргу, чтобы полюбоваться на огромные дубы с проседью в кроне. – Пока это даже красиво, – сказала она Кангасску. – Настоящие седые дубы, как в стихах! Но скоро нам станет не до поэзии. Остановимся здесь. И – раз у нас появилось лишнее время – я, пожалуй, устрою тебе урок фехтования. Помнится, обещала учить тебя в пути.

Урок был долгим. Сразу вспомнились занятия со странствующим воином, который, остановившись в Арен-кастеле, уделил несколько дней настырному мальчишке.
Удары деревянным мечом получались весьма чувствительные, хотя Влада и обходилась меньшей жестокостью, нежели старик Осаро, который не только катаной – простой деревяшкой забил бы кого угодно насмерть. И все же, к концу урока Кангасск понял, что тогда, в битве с пустынными разбойниками, выжил он лишь чудом.

– Я чувствую себя маленькой зеленой помидоркой, – пожаловался Кангасск после занятия, когда они с Владой умывались водой из ручья; холодная вода взбодрила и подняла настроение, – меня надо засунуть в большой теплый валенок. Во-первых, дозреть, во-вторых, с глаз долой.

Влада звонко рассмеялась и спросила:

– А что, в Арен-кастеле растут помидоры?
– У нас всё-о-о растет, – ностальгично протянул Кангасск, – только следить надо: днем закрывать от лишнего солнца, ночью от холода защищать. Ну и поливать вовремя, конечно. Напортачишь чего – получишь либо сушеные, либо вечнозеленые помидоры, маленькие, к тому же: вот тут-то и пригодится старый теплый валенок из пустокоровой шерсти.

От ручья к стоянке они шли весело, шутили и смеялись по пути. Кангасск, забросивший мокрую рубашку на плечо, словно полотенце, что-то рассказывал и, увлекаясь, смешно размахивал руками.
Чарги, охранявшие вещи, с приходом хозяев убежали в лес – добывать себе ужин, и Кан с Владой остались наедине с котелком, в котором, залитый холодной пока водой, покоился дорожный суп. Кангасск жамкнул зажигалку, и сухой хворост под котелком звонко затрещал. Теплое пламя быстро согрело разгоряченных тренировкой, а потом замерзших в ледяном ручье людей и отогнало подальше подступающий вечер. Разомлевший от тепла и приятной усталости Кангасск растянулся на шерстяном дорожном плаще, постеленном у костра, и шутливо попросил Владу развлечь усталого воина какой-нибудь хорошей историей.

– И что тебе рассказать, воин? – улыбнулась Влада.
– Про Белую Область, – потребовал Кангасск.
– Ты ж читал о ней уже, небось. Вопросы появились?
– Мда… – Кан задумался. – Насколько я знаю, туда никто не ходит. Вообще никто.
– Раньше ходили, – пожала плечами Влада и помешала суп в котелке. – Только мало кто возвращался, да и то лишь те, кто не успел уйти далеко. Вот и считается, что ее невозможно пройти насквозь.
– Там так опасно?
– Это довольно-таки дырявая Область, Кан. В прямом смысле слова. В ней полно ям, которые ведут непонятно куда. С приближением к центру Области все становится таким белым, что начинают скрадываться контуры вещей – идешь как будто в белом мраке.
– Белый мрак! – покачал головой Кангасск. – Не могу представить.
– Представишь завтра, никуда не денешься, – обнадежила Влада. – Так вот: контуры не видны, и в этом случае ты неизбежно провалишься в какую-нибудь дыру. Лететь будешь долго: никто не знает, кончаются ли эти дыры вообще. Они порождены магической нестабильностью, все время перемещаются по одним им понятным законам, так что нет, не пройдешь Белую Область просто так.
– У тебя что, есть особенный план на этот счет?
– Конечно. Мы ее пройдем без проблем.
– Откуда такая уверенность? – после всего услышанного Кангасск был настроен скептически.

Влада сняла котелок с огня и поставила на траву. Теперь можно было беседовать, попутно черпая ложками горячий суп.

– С нами чарги, Кан, – сказала она, – и потому мы пройдем. Я тебе расскажу о них, чтобы ты понял. Чарги – древний разумный народ, ровесник народу человечьему. Ты думаешь, мы просто купили их и поехали, как на послушных пустокорах или тарандрах? Не так все, Кан. Совсем не так. Это они согласились присматривать за нами, везти нас, охранять, согревать по ночам. Настоящий хозяин их – тот, у кого они выросли. Его они считают отцом. Однажды мы их отпустим и они вернутся к нему в Рубеж.
Так вот, Кангасск… Мы пройдем Белую Область. Потому что с нами будут чарги. У них иное зрение, чем у нас, и то, что для нас сольется в белый мрак, для них будет иметь осмысленные границы и цвета. Они проведут нас меж бездонных ям; и сильфов разгонят по мере сил.
– Сильфы?.. брр… – поежился Кангасск, сразу почувствовав себя неуютно, несмотря на яркий костер и горячий суп. – Я про них всякие гадости слышал… хотя, вроде бы, они растениями питаются.
– Питаются, – кивнула Влада. – Имаго, конечно, питаются. А вот личинкам нужно в ком-то расти. И лучше не задерживаться в Белой Области, если не хочешь стать для них домом. Потому и спать там никак нельзя. Конечно же, это не смертельно, – Влада поучительно подняла палец. – Но неприятно.
– Правда все, значит… – покачал головой Кангасск, вспоминая некоторые особенно неприятные картинки из своей энциклопедии.

И сразу не такой безопасной показалась временная стоянка, и дубы не такими славными: они словно сдвинули помрачневшие в ночи кроны над головами путников. В добавок, не спешили возвращаться с вечерней охоты чарги, рядом с которыми засыпать было бы куда спокойнее.
Уснуть Кан не мог долго. Погода стояла безветренная, ночь – тихая. Но дубы даже ночью роняли желуди, и те, простучав по всем листьям прежде чем покинуть крону и шлепнуться в траву, каждый раз производили шума достаточно, чтобы бедняга Кангасск вздрогнул и открыл глаза. Так снова и снова, пока дубы не замолчали, точно по команде, на несколько минут прекратив ронять спелые желуди, и он не уснул наконец. Тогда очередной желудь, долго ждавший своего часа, шлепнулся прямо на него, звонко отскочив от макушки. Но сон Кана был к тому времени уже крепче цемента, замешанного на арене, и парень не проснулся, даже не пошевелился во сне.

Утро было слишком раннее, чтобы просыпаться. Даже для путешественников, покидающих города на заре. Даже для поэтов и даже для сумасшедших художников, рисующих рассветы. Ну не в какие рамки не лезло это утро… как вообще кому-то в голову могло прийти просыпаться в такую рань! Небо едва потеплело на горизонте – там протянулась от края до края тонкая розовая полоса, выше которой небо казалось почти зеленым. Зеленый круто переходил в синий, от которого было рукой подать до черного, а в самой вышине небесного купола царствовала ночь и горели звезды.
Кангасска будили чарги. Одна ласково, не выпуская когтей, трепала его за плечо, другая лизнула лицо шершавым языком. Владислава была давно на ногах и собирала вещи. Она дала Кану хлебнуть чего-то бодрящего из фляжки, так его с этого зелья сначала бросило в жар, потом начало знобить. И даже когда отправились в путь, Кангасск еще настолько не проснулся, что даже поесть не смог. Хлопая сонными глазами, в полузабытьи, он видел, как постепенно отступают зеленые краски, а вокруг сгущается что-то белое, а потом, кажется, заснул, уронив голову на холку чарги.
Доверчиво выпитое зелье дало в голову неожиданно: Кангасск проснулся, как от удара, и завертел головой, оглядываясь. Вокруг шелестел тихий снежно-белый лес. Видны были кроны деревьев, где оттенялся среди всеобщей белизны каждый листик, и каждый белый желудь блестел на солнце. Небо посерело, словно белое полотно, прикрытое тенью, а где-то за горизонтом, заслоненным белыми дубами, сияла ярко-белая рассветная полоса, и белоснежное светило, словно раскаленное до бела, неторопливо поднималось вверх. Кангасск оглянулся, надеясь еще раз посмотреть на оставленный позади зеленый мир, но не увидел его. Со всех сторон их с Владой окружала сияющая белизна, пока еще не поглотившая контуров вещей. По расчетам Кана, так далеко они еще не ушли, но, похоже, взглянув изнутри Белой Области, видишь все иначе: ведь даже небо посерело, и посерело не само собой. А если посмотреть на себя, то выглядишь призраком в белых одеждах, даже кожа побелела им под цвет. И чарги враз лишились черных пятнышек и полос на белых шкурах.
Сильфы, которых Кангасск ждал, затаив дыхание, не замедлили появиться. Вскоре их бледные полупрозрачные, как у медуз, тела замелькали меж деревьев. Они были бесшумны, эти твари, и пока не решались подлетать близко, но следовали неотступно: ждали удобного момента. И Кан остро пожалел о луке и стрелах, которые унесла шумная Фэрвида на перекатах в Горелой Области.
Прошло два часа – это было ясно по ярко-белому солнцу, поднявшемуся в небо, которое со временем становилось из серого нестерпимо белым, готовым слиться по тону со светилом, совершающим по нему круговорот. Еще час – и Кангасску начало казаться, что он слепнет: контуры сливались. Поначалу в бесформенные, шумящие на ветру кроны слились листья и желуди, а трава – в единый мохнатый ковер, где не различить уже было травинок. Дальше – больше… Некоторое время еще различались стволы деревьев, меж которыми мелькали, на доли секунды выделяясь из общего фона, терпеливые сильфы, потихоньку подбирающиеся все ближе и ближе. Последним, что удавалось ясно разглядеть, были собственные руки, да голова чарги (своей: Владина чарга да и сама Влада уже пропали из поля зрения), бегущей вперед с прижатыми, словно перед боем, ушами. Но настал час – и померкло все. Наступил мрак, и мрак был белый.
Только звуки никуда не делись и не собирались деваться. Осмелевшие сильфы подобрались совсем близко. Кан их уже слышал и чувствовал липкие прикосновения их лапок. В один прекрасный момент у него сдали нервы, и он в ужасе начал кричать и махать руками, которых не видел.

– Пошли, пошли вон!!! Уберите их от меня-а-а-а-а-а!!!
– Перестань орать и дергаться! С чарги свалишься, дурень! – прикрикнула на него невидимая Влада, и, что удивительно, Кан успокоился, стиснул зубы и зарылся лицом в шерсть на холке чарги.

Капюшон он натянул по самый подбородок, а руки сжал в кулаки и спрятал в рукава, чтобы мерзкие сильфы не добрались до него. Отставать они и не думали. Наоборот, слышно было, как их собирается все больше и больше. Они садились на одежду, облепляя Кангасска, и копошились, ища незащищенную кожу.
Чарг они поначалу донимали не меньше: те часто вздрагивали и клацали зубами, или останавливались чтобы смахнуть тех, кто уже впился, когтистой лапой. Но, сколь бы ни были бездумны сильфы, они твердо уяснили, что мохнатых существ трогать не стоит: те их видели и давали отпор. А вот двое всадников, слепых в белом мраке, предстали пред ними совсем беспомощными.
Кан тихо поскуливал и дрожал от страха и отвращения. Чарги бежали все быстрее. Возможно, понимали, что иначе людей им не спасти.

– Кан, поднимайся, – услышал он голос Влады.

И выпрямился, открывая глаза. Мир посерел! Ох как же показался мил сердцу серый цвет! И вечерние тени, очерчивавшие контуры каких-то пыльных руин вокруг!
Кангасск решительно постряхивал с себя оставшихся сильфов и порубил мечом тех, кто посмел вернуться. Влада, он заметил, со своей стороны сделала то же самое, только от нее досталось еще и тем, кто пытался убежать. Теперь эти твари держались на приличном расстоянии и снова выжидали, мелькая среди камней. Но уже можно было вздохнуть спокойно.

– Я чуть умом не тронулся, – охнул Кан.
– Да, слизняки мерзкие… – кивнула Влада спокойно.

Чарги, похоже, с этим согласились бы. Они тихо рычали и озирались по сторонам, прижав уши. Без сомнения, они смертельно устали за почти что день непрерывного бега, но темп не сбавляли, стремясь убраться из этого места подальше.
По-прежнему послеживая за сильфами, Кангасск огляделся.

– Что это за руины? – спросил он: любопытство взяло верх над пережитым страхом.
– Входим в Мертвую Область, – устало улыбнулась Влада. – Мы почти пришли. Скоро отдохнем.
– Тут жили раньше? Дома-то эти были чьи?
– Здесь была большая магическая лаборатория миродержцев. Шикарно взорвалась, загадила аж две Области. Одну потом назвали Белой, другую – Мертвой.
– Жуть какая… – Кан передернул плечами и больше не стал ничего спрашивать.

Сильфы оставались позади, и над Мертвой Областью, по-прежнему серой, наливалось цветом темно-голубое, с проступающими звездами, вечернее небо.

Глава четвертая. Место встречи
Руины уныло тянулись на север. Слева и справа от них простерлась серая пустошь, и лишь тонкая завеса пыли, поднятая с дороги лапами бегущих чарг, висела между путешественниками и горизонтом.
Кангасск заметил, что дно – слово земля этой субстанции как-то не шло – …дно Области начинает проваливаться, уходить под уклон, образовывая глубокий кратер. Уже не обломанные зубы древних стен торчали здесь, а, присыпанные пылью, громоздились на пути горы камней. У центра кратера камни лежали высоким валом, преодолевали который, спешившись. Когда же взобрались на самую вершину, Кангасск увидел, что вал окружает ровное место, в середине же возвышается печальный черный куб (почему чудовищный взрыв, прогремевший здесь когда-то, его не тронул, можно было только гадать), а на нем, опустив голову и плечи, сидит человек. Рядом, прислоненный к кубу, лежал длинный, избитый дорожный посох, тускло блестящий в свете молодой луны.

Влада подошла и остановилась около незнакомца.

– Здравствуй, Серег… – сказала она, точно вздохнула. Сказано, вроде, совсем чуть-чуть, но столько печали и грусти вложено в эти слова, что даже Кангасску, который был тут вовсе ни при чем, стало тяжело на сердце.
– Здравствуй, Влада… – ответил человек. Ему слова приветствия тоже дались тяжело.

Он откинул с плеча капюшон и встал, возвысившись над Кангасском и Владой, как горный пик. Серег был высок и худощав. Волосы его покрывала пыль, а лицо хранило следы усталости и, возможно, больших переживаний, как у человека, который совсем недавно либо сражался, либо долго куда-то бежал. К тому же, глубокая печаль наложила свою тень. Это усталое лицо было юным. Казалось, Кангасск мог бы поболтать с Серегом, как с ровесником, но сам Кангасск интуитивно понимал, что это не так. Они были чем-то похожи с Владой, в юности которой Кан недавно очень серьезно сомневался. Слишком глубокие, слишком странные глаза у этих двоих.
Серег не носил меча. Только окованный железом посох. Тяжелый посох. Кангасск не сомневался, что это не столько опора при ходьбе, сколько смертельно опасное оружие, с которым и против меча выйти не страшно.

– Я пришел через Провал, – сказал Серег глухо.
– Зачем?! – удивилась Влада.
– Спешил, – уронил он еще одно печальное слово. – Я опаздывал.

Серег и Влада присели на грань куба. О Кангасске враз забыли, и он, положив руки на холки чарг, остался сторонним наблюдателем.

– Влада, – вздохнул Серег. – Мне тяжело это говорить… Сначала, когда из лаборатории пропал мой журнал, я еще сомневался. Да, он был защищен так, что никто, кроме меня или тебя, защиту бы не снял – ворюга был бы просто испепелен на месте… Но я думал, может, я устал вечером и забыл вернуть защитное заклятье после того, как показал журнал Ориону…
– Что все-таки случилось, Серег? – тихонько спросила Влада.

Серег не стал ничего отвечать. Он просто снял что-то, висевшее на шее под курткой и поднял так, чтобы Влада видела. Кангасск тоже разобрал, что это. На серебряной цепочке висел искусной работы кулон. Возможно, когда-то эта оправа держала тонкими лапками какой-то драгоценный камень, но теперь она была изуродована, а лапки жестоко вывернуты и согнуты.

– Этого никто, кроме нас с тобой, взять бы не смог, – сказал Серег. Его печальный голос окреп и стал суровым. – И ты прекрасно знаешь, почему.

Если Кангасск до этого злился тихо, то сейчас он уже злился явно. Из этого таинственного разговора он почти ничего не понял, разве что то, что эти двое – маги, и то, что Владу почти открыто обвиняют в воровстве. Он одним прыжком покрыл разделявшее их расстояние и оказался рядом с Серегом.

– Как ты смеешь обвинять Владу?! – крикнул он грозно. – Я знаю ее! Влада – честный и смелый человек! Она никогда бы не опустилась до воровства! Тем более твоей дрянной побрякушки! – Ледяное молчание Серега тут только подлило масла в огонь. – Немедленно извинись перед Владой, иначе будешь иметь дело со мной!

Серег прослушал всю эту гневную тираду молча, лишь взгляд его становился все тяжелее, а красивое юное лицо постепенно приобретало поистине свирепое выражение. Но Кангасск понял, что дело плохо, только когда маг оперся на свой странный посох и неторопливо встал, возвысившись над маленьким кулдаганцем так, что тому пришлось задрать голову, чтобы смотреть в его страшные глаза, когда-то серые, но сейчас горящие нестерпимо-синим. Осознание пришло внезапно: он, Кангасск, для этого мага – что мошка для ребенка, который забавы ради отрывает насекомым лапки. Осознание было кристально ясным, как слеза, и неотвратимым, как смертный приговор. Ужас пробрал Кана, и видя это, маг не спешил нарушать тишину, чтобы сгладить впечатление.

– Заткнись, гадальщик, – сказал Серег твердо, с расстановкой и добавил, как бы между прочим: – У меня на Севере за гадальные камни ссылают на лесоповал. Лет на пять. А то и на десять.

Кангасск вздрогнул, схватился рукой за подаренный Занной камушек, так открыто висевший на груди, и невольно попятился.

– Он не знал, что это за камень, Серег, – миролюбиво сказала Влада. – Ему его невеста в Таммаре подарила.

Серег бросил на Кана последний взгляд, потом презрительно отвел глаза, запахнул полу плаща и сел рядом с Владой.

– Где ты нашла этого балбеса? – спросил он с усмешкой, смягчившись.
– В Кулдагане. Со мной вызвался пойти. Сказал, что одну меня в Горелую Область не пустит. Защитник, значит.

Серег засмеялся, еще раз глянув в сторону Кана, который стоял поодаль и был бы белый, как полотно, кабы не густой пустынный загар.

– Это не смешно, – сказала Влада грустно. – Много людей в свое время отдали жизнь, спасая меня. Они не знали, что меня нельзя убить или взять в плен. И спасали, как спасали бы обычную человеческую девчонку, попавшую в беду.
– …Нет, это не могла быть ты, – вдруг вскинул голову Серег, задумавшийся о чем-то своем. – Ты шла через Кулдаган, а когда я обнаружил пропажу Хоры Лунарис, вообще была в Ничейной Земле. Этот малец подтвердил бы, точно. И он прав – ты не опустилась бы до этого. Хотя он, мало того что мелкий, так еще и наглый, я его прощаю. Даже лицензию на гадальный камень выдам, если хочешь. И еще… Я знаю, ты не умеешь врать, Влада. Скажи, ты ведь не брала Лунарис и не знаешь, что с ним теперь?
– Это верно. Не брала и не знаю, – кивнула Влада.

Неожиданная догадка поразила Кангасска, как гром. Просто все вдруг сложилось, подобно кусочкам мозаики. Все недомолвки, все наблюдения, все странности.
Хора Лунарис! Камень, который Кан назвал «дрянной безделушкой» – это лунный стабилизатор магии! Ну сам ведь читал не так давно! Миродержцы создали его. И они же поставили на него защиту: каждый, кто прикоснется к оправе или камню, будет испепелен на месте, если это не миродержец!
И вот еще: "…ты не умеешь врать" – Владислава Воительница, Не Знающая Лжи. И Серег Серый Инквизитор… «У МЕНЯ на Севере…». Это последние осколки общей картины.
Вот как мир, столь далекий от кулдаганского захолустья, в одночасье стал близок и осязаем.
Кану стало плохо, когда он понял, в какую компанию попал. К кому пытался подкатить той ночью в Таммаре. И, главное, на кого орал только что…

– Что теперь, Серег? – услышал Кангасск.

Разговор продолжался, пока он стоял как истукан, пораженный внезапным открытием. Двое миродержцев сидели на грани черного камня, взявшись за руки, как влюбленные дети, и решали, что делать дальше. Рядом с самим Кангасском дремали, свернувшись калачиками, усталые чарги… Мертвая Область беззвучно наблюдала… Нет, мир и не думал переворачиваться от того, что кто-то что-то понял и был ошеломлен этим.

– Двинем в мою Башню, – ответил Серый Инквизитор. – Я задержался-то почему… Пытался выследить вора по горячим следам. Но не смог. Теперь надо вернуться и попробовать снова, вместе. Надеюсь, ты глянешь свежим глазом, и что-нибудь станет ясно.
– Можно Кангасска взять с собой? – попросила Владислава Воительница и добавила жалостливо: – Пожалуйста, Серег.
– Да бери, бери, бог с ним… – махнул он рукой. Словно с бездомным котенком любимому чаду разрешил поиграть. Кану даже обидно стало.

Разбудили чарг. Поскольку их было две, а путников – трое, то теперь чарги просто несли поклажу, а люди шли своим ходом. По подсчетам, если идти к границе Ничейной Земли прямиком, на такой путь ушло бы дня три-четыре.

Отправились в путь только утром, потому что устали все: Влада и Кан – после почти дня скачки через владения полчищ сильфов, а Серег – после какого-то там Провала. О том, что это такое, Кангасск мог только догадываться. Наверно, уж что-то неприятное, раз сам Серый Инквизитор заметно побледнел, когда Влада предложила пойти тем же путем обратно, чтобы выиграть время, и начал бормотать что-то бессвязное: «Я ведь растревожил весь Провал своими шагами. Шуты безумствуют. Стигийские пауки опять же… Нет, не пойду, не проси! И тебя не пущу!»
Однозначно, чем дальше, тем меньше Кангасск понимал что-либо в речи миродержцев.

***

Мертвая Область уныло и медленно проходила перед глазами. Быстрый легкий бег сменился неторопливым размеренным шагом. Серег вообще-то ходил размашисто, вмещая в один свой шаг два обычных, но сейчас он шел медленно, чтобы не заставлять бежать Владу (Кангасск понимал, что уж не из-за него. Стал бы Серый его жалеть!). Чарги, отдохнувшие за ночь, теперь бегали и резвились вокруг идущих, как котята. Котомки с поклажей весело подпрыгивали на пушистых спинах, совершенно не мешая чаргам радоваться жизни.
На приличном расстоянии от кратера из-под серой пыли начала пробиваться робкая травка. Она была жухлая, бледно-зелененького цвета, и совсем не цвела, но Кангасск, забытый и миродержцами, и чаргами, порадовался ей, как родной. Он успел отвыкнуть от Кулдаганских песков и за время путешествия здорово полюбил зеленый цвет. Печальную травку, выросшую на земле Мертвой Области, он ласково погладил рукой.
Серый день прошел как дурной сон, и вскоре вдали зазеленели луга. Даже привал путники устроили на эдаком зеленом островке. Правда, и привал вышел не больно-то радостный. Дров поблизости не нашлось – значит, не было и костра, и, следовательно – горячей каши или супа. Пришлось грызть мюсли, запивать их холодной водой из фляжек да поплотнее кутаться в плащи в подступающей ночной прохладе. Чаргам насыпали немного хлопьев с соленым мясом: охотиться в здешних пустошах негде, а есть траву они отказались. Трепетное отношение кулдаганца к местной траве чарги почему-то не разделяли.

– Чего ж вы? – кивнул Кан чаргам. – Травки бы пожевали… желтовата, конечно, но не в вашем случае привередничать.
– Ага, будут они тебе лунец есть! – усмехнулся Серег, впервые за весь день обративший на бедного кулдаганца внимание.
– А что? – захлопал глазами Кангасск.
– Лунец – травка ядовитая, – объяснила Влада, – ею стрелы можно смазывать.
– Не знал… – вздохнул Кан и замолчал.

Некоторое время он сосредоточенно грыз сладкие мюсли, позволив мыслям течь в свободном направлении. На этот раз направлением они выбрали прошлое и постепенно перебирали минувшие события.
«…Он не знал, что это за камень, Серег… Ему его невеста подарила…» – мягко прозвучал в голове голос Влады…
Кангасск аж мюслями поперхнулся. Как назло, он громко раскашлялся и долго не мог успокоиться. Влада участливо постучала его по спине.

– Влада… – все еще давясь кашлем, спросил Кан. – Ты сказала… кх… тогда… ааа-кха… что мне гадальный камень невеста подарила…
– И?
– Эта вот эта… кх… мелкая… кха… наглая девчонка… моя невеста? Это и означало твое «судьбы пересекаются»?!
– Именно так, – как ни в чем не бывало ответила Влада. – Поверь, ты ее тоже очень разочаровал.
– Почему это? – возмутился Кангасск, разом забыв о кашле.
– Ей бабушка нагадала в мужья великого мага и воина. Не знаю еще, каких достоинств девчушка навоображала к нагаданному. Но ты ее крепко расстроил.
– Понял, – кивнул Кан и развел руками: – не маг, не воин. Так, посредственность. Действительно чертовски обидно, ага.

Краем уха Кангасск услышал, как за его спиной, борясь со смехом, фыркнул Серег.

– Да ладно тебе, не унывай! – Влада дружески похлопала его по плечу. – Она тебе все-таки свой камень подарила. Значит, дает тебе шанс.
– Да нужна мне эта мелюзга! – совсем обиделся Кангасск и отвернулся.

Карманный дракончик совершал вечернюю прогулку, дабы размять лапы и крылья. Сначала он вовсю гонялся за роящимися вокруг мелкими кровососами, потом заскучал за этим занятием, тем более что в шустрой мошкаре мяса было всего-ничего – так, хитин сплошной. Со скуки огнедел спустился на землю и теперь бродил кругами, паля пресловутый лунец, который, горя, испускал ядовитый синий дымок.

«Вот тебе и травка, – мрачно подумал Кангасск, озвучив этой фразой все мысли одолевавшие его в этот момент. – А я ей еще радовался: зелень, мол. Гладил даже…»
День был не из лучших, и закончился не ахти как.
Мечтая только об одном – о тихом утре, что разгоняет все печали и страхи, Кан завернулся в плащ, привалился к теплому боку чарги и уснул.

Глава пятая. Эффект красных глаз
Последняя Область, которую пришлось пересечь по пути на Север, называлась Шамаркаш. Два дня ходу – и взору открылась торговая дорога, та самая, что начинается аж от Рубежа и идет в обход всех запретных Областей, та самая, с которой Кан и Влада недавно свернули в Горелую Область, чтобы срезать путь. Возвращение из диких, усеянных аномалиями земель на широкий торговый трактбыло для Кангасска сродни пробуждению от затянувшегося страшного сна. Наконец-то цивилизация. И – люди!
По дороге, осторожные и пугливые (настолько, что трое путников показались им целым воинством), шли в тот день пятеро молодых торговцев, как попало вооруженные подержанными мечами и парой арбалетов. Самый старший из торговцев выглядел ровесником Кангасска. И добра у них было всего-ничего: понурый ишачок тянул за собой нагруженную тележку.

– Мы мед везем, – сообщил старший радостно в ответ на дружелюбный вопрос Влады. Говорил он быстро и без умолку. – Первый раз везем. Край у нас медоносный, а не продавал никто до сих пор. Вот мы и собрались с ребятами. Кто еще решится? Одни старики в деревне… Такие дела. – Он было притих, но тут же спохватился: – Меня Астрах зовут, а это Илес, Виль, Эрген и Кларисса, сестренка моя. – Пятый торговец, высокий, с тонкими чертами лица, оказался девушкой, переодетой в мужской походный костюм.
– Да вы знаете, во что ввязались-то ребята? – вздохнула Влада и посмотрела на юных торгашей с жалостью.

Молодые, красивые, глупые. Жизни не знающие. Думают, так просто добраться до города, продать свой мед, товаров разных накупить – и домой. А что по пути.

– Что-то не так? – смутился Астрах, видя, как хмурится воительница, как мрачнеет высокий воин, который стоит за ее спиной, опираясь на посох.
– Как вы сюда еще дошли, я удивляюсь, – покачала головой Влада. – Как вас не порезали за первым же поворотом.

Астрах побледнел и взволнованно сглотнул.

– Да вас даже отряд маскаков под орех разделает! – сказала Владислава строго. – По торговой дороге ходят большими караванами, с охраной, а не так… Нет, вам определенно везет.
– Дуракам всегда везет… – вставил Серег.

Торгаши зашептались. Наконец Астрах обратился к Владе, видимо сочтя ее здесь старшей или просто не желая иметь дело с ее угрожающе хмурым спутником.

– Пожалуйста… пойдемте с нами… до города… Мы заплатим. Честно. Как только мед продадим, – голос его сорвался на совсем уж жалобный тон.
– Денег нам не надо, – сказала Влада. – Так и быть, пойдем с вами до городка на границе… как бишь его, Серег?
– Хандел.
– Вот именно. Дальше пойдете с каким-нибудь мало-мальски приличным караваном. Они не откажутся. Особенно если медом угостите. Там вообще каждый понимает, как тяжко начинать торговлю, поэтому помогут, и платы не возьмут.
– Спасибо! Спасибо большое! – казалось, Астрах готов был упасть на колени и целовать пыль.

***

– Зачем? – коротко спросил Серег, когда они втроем зашагали по дороге чуть позади юных торговцев.
– Не хочу бросать детей в беде, – пожала плечами Владислава.
– Старик Осаро говорил, – робко вступил в разговор молчавший в последнее время Кангасск. – что каждое доброе дело потом возвращается стократно, так же, как и злое.

К удивлению Кангасска, миродержцы, дружно обернувшиеся к нему, от комментариев воздержались. Кивнули только.
В другое время он бы на это хоть как-то отреагировал. Или что-нибудь себе подумал. Но сейчас он не обрадовался и не удивился, только вздохнул и поплелся следом за маленьким караваном, глядя под ноги. Такая тяжесть лежала на сердце! Еще со вчерашнего дня. И откуда она взялась? Сначала думал, что это совесть гложет – за глупую ссору с Серегом, но теперь было уже ощутимо плохо. И плохо физически…

***

– Область Шамаркаш! – Кангасск, развалившись среди поклажи, вовсю декламировал очередное резюме из истории Ничейной Земли. Читал он с выражением, то и дело повышая голос в конце каждой фразы и размахивая руками. Пятеро торговцев и двое миродержцев, шедшие пешком рядом с телегой, то и дело начинали дружно хохотать. Дожидаясь момента, Кан продолжал. – Древний поэт Мал…ко…немершгхан!.. ну и имя – язык свернуть!.. сказал: «Сей край, осиянный зарею, пригрезился мне ранним утром. Три солнца здесь взошло на небе. И пара облаков беспутных…» Три солнца? Серьезно?Да он с похмела был, я вам говорю, ваш Малконемершгхан! У него в глазах троилось!

Толпа вновь залилась хохотом – и тут Кангасск проснулся. Пока он спал, все казалось реальным и естественным, но когда проснулся, произошедшее вмиг обернулось такой ерундой, что даже стыдно стало. А еще теперь он на полном серьезе чувствовал себя больным.
Открыв глаза, Кан увидел над собой клочок ночного неба и лица торговцев и Влады с Серегом. Все смотрели на него, и в глазах их ясно читалось беспокойство.

– Бредит, – взволнованно произнесла сестра Астраха, Кларисса.

Владислава пощупала его лоб.

– Мда, колотит его изрядно… – сказала она и закусила губу. – Как думаешь, что с ним, Серег?
– На первый взгляд ничего серьезного; так, простуда, может быть. Точнее без магии не скажу.
– Магии? – удивился Астрах. – О, да ты маг? Ничего себе! Почему ж ты не поможешь бедолаге?
– Потому, – упрямо отозвался Серег, – что мы еще на Ничейной Земле, парень. Я колдону тут лечение, а у меня возьмет и разрывной заряд в руках бабахнет. Тут только по чистой случайности заклинание сработает, и я ей не верю.
– И ты тоже маг? – восхищенно зашептали юные торговцы, переводя взгляд с Серега на Владу и обратно.
– Да, – буркнула Влада, – но сейчас все это пустая болтовня.
– Ну, может, все-таки без магии можно обойтись? – застенчиво сказала Кларисса. – У нас травы лечебные есть с собой. Да и медом его можно накормить.
– Отличная идея, – кивнула Владислава. – Так и сделайте. – Она обернулась к Серегу. – Давай отойдем, поговорим.

Серег кивнул и встал, прежде взглянув на Кангасска: у того закатились глаза, и он вновь принялся вовсю декламировать бредовые стихи Малконемершгхана.
Вдвоем они прошлись краем чахлого леса, просто чтобы можно было поговорить наедине, без лишних ушей.

– Серег, – сказала Влада, положив ему руки на плечи, – я по глазам вижу, тебя что-то пугает в болезни Кана. Если бы не ты, я бы подумала, что он простудился или съел что-то несвежее, он же домашний мальчишка совсем, к походам непривычный… Но ты…

Серег повел плечами, осторожно сбросив ласковые руки, отступил на шаг и отвернулся. Некоторое время он молча смотрел вверх, туда, где рассыпались по небу звезды и выглянул из-за облака лунный серп. В такие моменты невозможно заглянуть ему в глаза и он с высоты своего роста не замечает и не хочет замечать никого и ничего.

– Серег… – тихо позвала Влада и вдруг добавила: – Серёжа…

Инквизитор вздрогнул и посмотрел ей в глаза.

– Это было давно… – медленно произнес он. – Как приятно вновь слышать это имя… – и вдруг собрался. – Кангасск твой бредит, это да. Но вот Малконемершгхана, которого он декламирует, я знавал лично. И это не дает мне покоя.
Нет-нет, Влада, ты не можешь его знать. Это время относится к темному пятну твоей памяти. А я не никогда говорил с тобой, новой тобой об этом, потому что не было причин ворошить прошлое. Так вот: из-за этого старого дурака я в свое время спалил целый город. И его самого. И, главное, его книгу.
– Какую книгу?
– Ха.. книга, – грустно усмехнулся Серег. – Целая книга таких вот дурацких стишков, наподобие тех, которые сейчас бормочет в бреду этот маленький дурень.
– Я не понимаю… – Влада смотрела на Серега широко раскрытыми, полными удивления глазами.
– Эти стишки – шифр. Он написал книгу шифром. Книгу о немагическом вмешательстве. Малконемершгхан был гением, я не могу не признать. Один из самых талантливых моих Учеников… и, пожалуй, самый любимый из всех. Но, если бы я не испепелил его и не уничтожил саму память о нем, то весь Омнис канул бы во тьму. Ты ведь помнишь их, помнишь стигийских пауков, Влада?

Владислава зажала ладонью рот и медленно опустилась на траву. Тишина была такая, что Серег слышал, как бешено колотится ее сердце.

***

Не так давно, около трех тысяч лет назад, на Севере между Горами Фумо и местом, где Фэрвида впадает в Гиледу, стоял великий город. Тогда у него было имя: Эрхабен, что означает Величественный. Сейчас же редкие путники, обходя опаленные руины, зовут его Городом Еретиков.
Гением был Малконемершгхан, мечтателем. И встал он во главе города, избранный всенародно. И вел его к великому будущему.
Потому что открыл однажды, что есть в мире сила помимо магии. Сила творения, которую принесли в Омнис миродержцы. Сила, которой не нужны стабилизаторы, как нужны они магии. Сила, которой плевать на Области, на Юг и Север. Сила, зная секрет которой, можно свернуть горы одним движением руки.
Малконемершгхан говорил, что ведь был, был мир-первоисточник, откуда пришли в Омнис миродержцы – и в этом мире каждый человек был им равен! Каждый мог творить. Каждый владел этой силой с рождения. И великая, гениальная мечта пришла к этому магу: сделать каждого равным Хельге (нет, тогда не Владе еще!) и Серегу.
Он бы не понял, если б стали объяснять ему, как опасно немагическое вмешательство. Опасно настолько, что сами миродержцы воздерживаются от его применения. Ибо новорожденному миру, где царит хаос, такое вмешательство не страшно, а для мира устоявшегося оно смертельно опасно, так как нарушает хрупкое равновесие, и может даже обернуться гибельно.
А если бы и понял, все равно уже было поздно: к тому моменту, когда миродержцы вмешались, уже целая армия учеников, добрая половина великого и прекрасного в те времена города проповедовала его учение, и безумные стишки звучали на каждом углу. Равновесие начало раскачиваться.
Серег успел. Почти… Равновесие все же пошатнулось. Омнис раскачивался пять лет, и, когда уже густо поросли травой руины Города Еретиков и когда казалось, что самое страшное давно позади, в едва оправившийся от болезни мир хлынули орды тех, кого на Юге прозвали стигийскими пауками. Никто не знал, откуда взялись эти твари, устроившие резню под ласковым южным солнышком. Пришли ли они из другого мира, напав на ослабленный Омнис, как паразиты? Или же кто-то из учеников Малконемершгхана создал их, всему миру отомстив напоследок? Тайна, покрытая мраком.

***

– Влада, он плачет, – пожаловались торговцы, когда Влада и Серег вернулись к костру.

Кангасск действительно плакал. Он лежал на земле, одной ладонью закрывая лицо, а другой сжимая подаренный гадальный камень.
Владислава отвела его руку и потрогала лоб.

– Жара больше нет, – сообщила она спокойно. – Эй, Кангасск, скажи нам что-нибудь. Что ты видел?

Когда Кан понял, что бредовый сон кончился и вокруг тихий, спокойный, реальный ночной мир, где все на него, ревущего, смотрят, он резко вскочил и постарался скрыть слезы, хотя скрывать их было поздновато: только размазал грязной рукой соленую воду по щеке.
Хотелось ругаться: взрослый парень, воин, и рыдает тут вовсю! Себя он сейчас ненавидел не меньше, чем случайных свидетелей своего позора. Кангасск сидел на земле и злобно озирался вокруг. Ну если сейчас кто-нибудь засмеется или отпустит шуточку – всё! Будь он хоть Серег Серый Инквизитор!
Но никто и не думал шутить. Ждали его ответа. Ждали терпеливо и серьезно.

– Я видел Малконемершгхана, – заговорил наконец Кангасск, – видел горящий город… видел этих… тварей… Одни не знаю на кого похожи – они бежали целой ордой и уничтожали все по пути, а другие – на шутов, только с зубами и когтями. А потом я остался один. Мне было страшно…

Последнюю фразу он произнес с вызовом и еще раз оглядел всех. Никто и не думал смеяться. И Серег с Владой были мрачнее некуда.

– Я знаю, что с ним такое, – сказал Серег Владе. – Он потащил магический предмет в Белую Область – гадальный камень этот. И камень там взрывоопасно сработал. Мальчишка видел прошлое, а может, и еще что-нибудь. Обычная функция таких камней, насколько я знаю. Но этим не ограничилось: сама понимаешь, он бы не бредил, если б всего лишь взглянул назад.

С этими словами Серый Инквизитор встал, обошел костер и сел поодаль, разом превратившись в безликий черный силуэт. Общаться дальше он, видимо, сегодня уже ни с кем не хотел.

– Надо было велеть тебе оставить камень, Кан, – виновато сказала Влада. – Прости, я не подумала. Он слабенький, как и все гадальные камни. Кто ж знал, что Белая Область вообще его заметит?
– Я бы не оставил, – твердо произнес Кангасск, разжимая кулак и удивляясь собственным словам. Черный гадальный камень упал на куртку и заблестел, отражая звезды. – Влада, скажи, я ведь имею право знать… кто такой Малконемершгхан? И зачем Серег спалил из-за него город?
– Он сделал слишком опасное открытие, Кан, – уклончиво ответила Влада.
– Какое еще открытие?! – взорвался Кангасск. – Он стишки писал! Смешные детские стишки!

Влада не стала отвечать. Через минуту они с Серегом уже сидели вдвоем и беседовали о чем-то, две темных фигуры за языками пламени, два древних мага, чьи слова и дела скрыты от простых смертных. А простые смертные тем временем занялись ужином.
Вскоре торговцы, а с ними и Кангасск, сидели у огня и ложками черпали из котелка горячую кашу. Говорили они мало, да и то шепотом.

– Это великие маги, – восторженно сказал Астрах. – Тебе повезло, что ты идешь с ними, Кангасск.
– Почему это? – вздохнул тот.
– Я всю жизнь мечтал быть учеником мага, – признался молодой торговец. – Неважно, темный или светлый маг. Такой добрый, как Владислава. Или злой, как Серег… он ведь злой, правда, Кангасск? Ты сказал, он спалил город!
– Я видел это во сне. Может быть, я ошибся… – Кан отвернулся.
– Это неважно. Главное, ты учишься у них. Ты постигаешь магию! – шепотом воскликнул Виль.
– Ничего я пока не постигал, – буркнул Кан. Стоило кулдаганцу подумать о Сереге с его высокомерием и жестокими шутками – и он прямо-таки вскипал, как забытый на огне чайник. Но стоило ему вспомнить о другом миродержце… – Хотя нет, – продолжил Кан, смягчившись, – Влада учила меня фехтовать…
– Это только начало, – приободрила Кангасска Кларисса, даже похлопала по плечу. – Да, к тому же, не станут же они учить тебя магии в Ничейной Земле! У тебя большое будущее, я знаю.
– Откуда? – Кан презрительно фыркнул, совсем как Серег.

Кларисса потянула за ниточку у себя на шее, и в свете костра сверкнул гадальный камень, такой же как у Кангасска.
При виде него глаза у Кана испуганно округлились, и он чуть не закричал.

– Спрячь, глупая! На Севере за них на лесоповал ссылают! Лет на пять! А то и на десять!

***

В отличие от всех прочих Областей, которые Кангасск успел повидать, у Шамаркаша была четкая – и очень красивая! – граница: впереди, уходя влево и вправо, насколько хватало глаз, и прорастая даже сквозь утоптанную торговую дорогу, росли цветы. Их было так много, что они колыхались на ветру, словно река.

– Это нейтральная полоса! – хором закричали Илес и Эрген, самые младшие торговцы, и бросились в цветочные заросли, а те скрыли их с головой.

Цветы порадовали всех. И торговцев, впервые ступивших за пределы Ничейной Земли, где они выросли, и грустившего в последнее время Кангасска, и Владу с Серегом: маги, как никак, заскучали без дела и сейчас, ступив на Северные земли, точно дети, перебрасывались мелкими заклинаниями. Чарги бегали наперегонки, прячась друг от друга в цветах, а ишачок торговцев уплетал сочные синие лепестки за обе щеки.

Влада подозвала Кангасска и показала ему цветок, с корнем вынутый из земли.

– Это растение называется карламан, – сказала она поучительно. И, видя, что Кангасск слушает с интересом, продолжила: – Если говорить по-научному, то карламан высокий – Karlamanus altus. Очень чувствительное к магическому фону растение! В дикой природе карламан растет только на границах Ничейной Земли: здесь заканчивается действие одного стабилизатора и начинается – другого, в итоге на границах самое большое напряжение магии. К слову, эти границы, они везде четкие и цветущие, кроме твоего Кулдагана. Там даже в Арен-кастеле колдовать не решаются. Вот… – она вернулась к прежней мысли: – На северной границе ты найдешь только карламан высокий, а на южной растет карламан полосатый – Karlamanus lineatus. Он похож на этот, но с полосатыми листьями.
– Все понял, – кивнул Кангасск. – Растение, которое чует противоборствующую магию.
– Даже термин знаешь! Молодец, – похвалила Влада.
– Читал… – скромнейше ответил Кан.
– Если карламан слишком разрастается или, наоборот, болеет, значит, что-то не так с работой стабилизаторов. Мы раньше часто этим пользовались. Где-то одиннадцать тысяч лет Солярис с Лунарисом скакали влево-вправо, точно за территорию боролись. До того, как мы поместили хоры в оправу, приходилось постоянно балансировать систему вручную: мороки с этим было выше крыши… Но, в общем, помни, что за цветок такой карламан. – Влада улыбнулась. – Урок закончен, хватит с тебя магической теории на сегодня.

С этими словами он вручила цветок Кангасску и бегом догнала Серега. Весь маленький караван потихоньку уходил по дороге вперед, а Кангасск стоял и смотрел на ярко-синие лепестки цветка миродержцев.
Он вспомнил изящную оправу Хоры Лунарис с варварски вывернутыми лапками и мысленно прослушал рассказ Влады о карламане еще раз. «Где-то одиннадцать тысяч лет…» Нет, это было невероятно – стоять рядом с Владиславой Воительницей, созданием столь же прекрасным, сколь и могущественным, и просто слушать про какие-то там тысячи лет – так, пустячок… И про тайное, ни одному смертному не доступное устройство Омниса, объясненное ему, простому пареньку из Кулдагана, можно сказать, на пальцах…
Чудесно, невероятно, но почему-то совсем не шокирует и не тянет бросаться на колени от восторга. Да и восторга-то самого нет – даром Астрах с ребятами так завидовали. Есть что-то другое… некое чувство причастности к делам Влады и Серега… И тут до Кана дошло: он больше не чувствовал себя обычным парнем, брошенным в страшную сказку. Нет. Он был на своем месте. Он стал полноправной частью истории. И тут же вместе с ощущением важности момента пришло чувство новой, небывалой ответственности, с которым Кангасск пока не знал что делать.
В раздумьях прошло слишком много времени; карламановая река давно поглотила маленький караван. К счастью, за Кангасском вернулась его чарга и, потеревшись своей пушистой шеей о его бок, напомнила, что догонять придется уже бегом.

***

Волнующаяся на ветру синяя полоса карламана высокого быстро осталась позади, превратившись в огромную трепещущую ленту, в которой почти не видно было зелени. Кангасск и чарга поднялись на склон, где со всех сторон их обступил густой тенистый лес. Деревья здесь росли тесно и яростно боролись за место под солнцем. Издали стволы древних вязов, обступавших дорогу, напоминали испещренный странничьими узорами монолит. Вблизи иллюзия рассеялась, но все же было понятно, что продираться сквозь эти буераки – немыслимое дело: все пространство между деревьями густо заросло переплетающимся противным недолеском, который топорщился шипами и жгучими листьями так, что было не подступиться. На дорогу недолесок не посягал – и то ладно, но это была единственная уступка со стороны лесной чащи. Наверху борьба ползучих растений и вековых крон за место под солнцем снова брала свое, превращая дорогу под пологом леса в мрачный, плохо освещенный тоннель, сырой, душный, полный беспокойных звуков и недобрых предчувствий. Так и казалось, что кто-то пристально смотрит из ветвей и шныряет за спиной.
Кангасск поспешил присоединиться к каравану, но легче ему от этого не стало. К тому же, через пару часов начало смеркаться, и в подступающей темноте древесные стены словно сдвинулись по обеим сторонам дороги.
Торговцы притихли и опасливо поглядывали по сторонам, то и дело хватаясь за оружие. Миродержцы беседовали. Тихо, но все же спокойно.

– Маскак! – вдруг встрепенулся Кангасск, страшно злой оттого, что у него нет с собой лука. – Проклятая тварь! Дайте же что-нибудь!

Астрах, державший в руках заряженный арбалет, от неожиданности опешил, потому Кан просто отобрал у него оружие и заметался, ища мелькнувшую в кустах тварь.
Поздно… Кангасск ругнулся вполголоса.

– Кажется, я упустил лазутчика, – сказал он виновато.
– Ничего страшного, – успокоила его Влада. Серег кивнул и снял с пояса кошель, туго набитый чем-то. Владислава продолжила: – Пока идем спокойно. Думаю, на нас нападут, когда дорога начнет обходить холм, и лес останется с одной стороны. Еще один урок вам, ребята, – сказала она торговцам, – ходите только с большим обозом и не жалейте денег, когда надо будет скинуться на охрану. – И Серегу: – А твои маскаки уже по Кулдагану рассекают, ты знал?
– Нет, – буркнул Инквизитор и развязал кошель. Хитроумный узел распался мигом, стоило ему лишь потянуть за нужную ниточку.
– Так, ребята, – обратилась Влада к торговцам, – и тебя, Кан, это тоже касается. Как начнется заварушка, просто стойте у нас за спиной. Ну постреливайте, если хотите. Главное «ура» не кричать и вперед не бежать. Все ясно?

***

Воинственное гиканье послышалось сразу, едва над лесом возвысился красный глинистый холм. Живо напомнив Кулдаган, на верхушке выстроились мелкие маскаки с пращами. Те же, что поздоровше и пожирнее, вместе с разбониками-людьми рванули вниз с холма, размахивая факелами и всевозможным холодным оружием. При бледном свете луны такое нападение выглядело страшно, хотя нападающих было не так много: легкую добычу почуяли, иначе б вообще выбраться не осмелились. Но, как ни крути, психическая атака получалась мощная. Бедным путникам полагалось застыть от ужаса и, побросав мечи и арбалеты, разбежаться в разные стороны или принять смерть в неравном бою. Однако ж юнцы (а то, что все здесь были юнцы безусые, разведка доложила точно) и не думали куда-то убегать. Обе арбалетных стрелы сорвались в ночь как по команде. И даже попали в цель (потому что нечего бегать с факелами!). А Серег и Влада сработали в два приема…
Кангасск, мучившийся оттого, что ничего стрелкового ему не досталось (арбалетов было только два, а лук уже давно, наверное, уплыл по Фэрвиде в Гиледу), а потому он вынужден стоять и ждать, когда кто-нибудь подбежит на расстояние, равное длине клинка, заметил, как на мгновение усилился ветер. Точно кто-то собрал его в узкую трубу. Ветер всколыхнул плащ Влады – и долей секунды позже по первым рядам нападавших ударила страшной силы невидимая волна. Их смяло и отбросило, разом навалив целый курган из живых и невредимых(!), но жутко чертыхающихся разбойников. Похоже, на людей это произвело неизгладимое впечатление, потому что, едва поднявшись, они бросились наутек, не оглядываясь. Маскакам же урок не впрок пошел: с холма полетели камни. А когда незримый щит Влады отразил их, здоровяки, разозлившись еще больше, вновь ринулись в бой. Арбалетные стрелы их уже тем более не пугали.
Тогда сделал ход Серег: он перевернул вверх дном тот самый кошель, который развязал еще в лесу, – и прямо на ладонь ему посыпались фигурные лезвия, острые, как бритвы, – это даже в темноте было видно: достаточно оценить, как блестел на отточенных остриях лунный свет. Кангасск невольно вздрогнул, представив, как острые железки вопьются в незащищенную ладонь, но они лишь повисли над ней: какая-то неведомая сила не давала им упасть. Именно так: они просто висели, медленно и плавно поворачиваясь, над ладонью Серого Инквизитора.
И тогда он взмахнул рукой. Так, будто сеял зерно на поле. Или разбрасывал песок в Кулдагане… И множество искрящихся лезвий полетело прямо в толпу, которая тут же взорвалась воплями боли и заметалась в агонии, общей для всех: маленькие ножи били в глаза, и если они находили цель, выжить не мог никто. Рухнули на бегу здоровенные маскаки с дубинами и топорами, попадала мелочь на холме… Безмолвие наступило тотчас. На поле (а точнее на склоне) боя остались только люди, испуганные и ошеломленные. Они больше не нападали, но и уходить не собирались. Просто стояли и смотрели на караванщиков.

– Я их знаю, – вздохнул Серег, оглядевшись. – Дурная деревня: раньше чуть неурожай – сразу разбойничать. Хотя, вроде, притихли последнюю сотню лет… Хотел бы я знать, кто надоумил их на этот раз.
– Почему ты не убил их, а только маскаков? – взволнованно спросил Кангасск. У него бешено стучало сердце: бой, длившийся от силы минуту, растянулся для него в вечность. Как медленно жестокая волна опрокидывала нападавших… как неотвратимо и не торопясь летели к своим целям острые ножи…
– Потому что они люди, – ответил Серег. Ответил спокойно и честно, так что Кана кольнула совесть за все, что он до этого про него думал. И за свою кровожадность заодно.
– А как… – начал было Кангасск.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/dar-ldov/pervyy-obsidian/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.