Главная страница | Юмористическая проза | Двери

Двери
Евгения Басова
Цикл из девятнадцати рассказов, описывающий жизненные трудности десятков людей… их мысли и поступки, вопросы и ответы, шаги в неизвестность, радость или страх. Девятнадцать разных дверей, которые были открыты, сломаны, обнаружены или закрыты. Возможно именно эта книга станет для кого-то дверью в новый мир… или ключом, для какой-то двери…
***
И я знаю, абсолютно точно, что девятнадцатый рассказ, именно про Вас.

Евгения Басова
Двери

Предисловие
Говорят, что мы приходим в эту жизнь, имея необходимый набор подсказок… Я бы сказала, что у нас есть необходимый набор ключей!!!
Ключей от сотен дверей, которые как правило или закрыты, или никак не закрываются, чтобы оградить нас от неудач прошлого.
Именно для этого и нужны ключи: старые, ржавые, новые, большие или маленькие, сложные или простые… они бесценны!
На любом жизненном пути, всё взаимосвязано, настолько крепко, что это иногда пугает. Опыт – постоянно даёт нам подсказки: как поступить, почему именно так, и что сделать, чтоб выйти из тупиковой ситуации. Слышим ли мы его в такие моменты?
Пусть временами кажется, что решения проблемы не существует, что вы в тупике, что время не повернуть назад… Это всё только кажется!!! Слышите ли вы меня сейчас?
Можно привести сотни примеров, когда человек останавливается перед непреодолимым препятствием (которое зачастую и само не радо, что оказалось у него на пути), разочаровывается во всём и вся, разворачивается, ругается… вместо того, чтоб на секунду отбросить сомнения, сделать следующий шаг немного правее привычной тропинки, или левее… сделать шаг больше… или просто понять, что он не обязан решать чьи-то проблемы…
Возможно именно эта книга станет для кого-то дверью в новый мир… или ключом, для какой-то двери…

Глава 1. Радость в огорчении
Семён уже на десять раз протёр лицо, и на сотый раз посмотрел в сторону распашных дверей комнат для родовспоможения. Вестей не было больше четырёх часов.
Два месяца назад, когда они с супругой оформляли совместные роды, он совсем не предполагал, что там будет и как… и конечно был уверен, что выдержит… что всё пройдёт хорошо… он же МУЖИ-И-И-ИК!!!
Ан, нет. Его выгнали через час после начала схваток, за недопустимое поведение по отношению к врачам, которые, по мнению Семёна – «вообще ничего не делали, а супруге больно, а дитё не рождается!» и к медсёстрам, которые «всё делали не так, потому что ей ещё больнее, а головка даже не появилась!».
Сидеть в общем коридоре родовых палат было ничуть не проще, он слышал звяканье инструментов, крики женщин, голоса врачей… это продолжало нагнетать обстановку и нервировать молодого отца.
Дверь открылась бесшумно, но Семён почувствовал лёгкое шевеление воздуха в районе пола и резко оглянулся.
Толкая перед собой люльку, из распашных дверей вышла полноватая медсестра и пошла вдоль коридора к нему навстречу. Соскочив со своего места, он бросился к туго спеленованому малышу.
– Ты что-ль папаня? – спросила девушка.
– Я, я… – Семён дрожащими руками схватился за край каталки и с благоговением заглянул внутрь, протянув руки чтобы взять свою кровиночку.
– Ну поздравляю вас!!! С доченькой!!!
– Как, с доченькой? – новоиспечённый папа отдёрнул руки от люльки.
– Ну вот так! – медсестра широко улыбалась и решила помочь, бережно достав девочку. – Имя-то придумали уже?
– Валера… – на автомате ответил он.
– Валерия!!! Какое прекрасное имя!
– У нас на УЗИ был сын! Мальчик!
– А родилась девочка!!! – медсестра, на бейдже которой красовалось имя «Татьяна», протянула ему свёрток с малышкой.
– Нет, нет… – замахал руками он. – Мальчик! Я точно видел!!
– Ну я что поделаю папаша? Пришить недостающее не могу.
– Наследник же должен быть… – недоумевал мужчина.
– Наследник чего? Папаша? Диван ему завещаете? Али поместье какое у вас есть? Чё семечком посадил в жену, то и выросло… Чё на грядку ворчать, коли сам сеял?
Мужчина молчал, не решаясь говорить, под неопровержимым натиском медперсонала.
– Чего вы так к доченьке холодны? Проказная она что ли? – Татьяне стало по-человечески обидно за весь девчачий род.
– Да нет. Что вы… – растерялся Семён. – Я спланировал уже просто… Ну рыбалка там… Футбол… комнату в голубой цвет покрасил вот… с машинками… – он оглянулся по сторонам, чувствуя, как весь его отцовский мир упал и разбился о бетонные полы роддома.
Дверь, через которую медсестра вышла, ещё немного колыхалась… а его мир уже рухнул.
Он вспомнил как радовался мальчику на УЗИ, как прыгал всю беременность вокруг жены и исполнял все её прихоти, так как она носит СЫНА!!!
Это же его радость была, его подмога, его соучастник на рыбалке. Он представлял, как они с сыном соревнуются в беге, и он бы обязательно поддавался ему, потому что не смог бы пережить разочарование мальчишки от проигрыша… Вот они играли бы в футбол ясным летним днём, приминая своими модными кроссовками зелёную траву. Семён бы обязательно нечаянно пропускал мяч в свои ворота и бил бы по воротам сына чуть наискосок, чтоб в случае чего, мяч сам прокатился мимо. Сын бы хохотал, и они счастливые шли домой к маме на горячий обед, а по вечерам играли бы в приставку, и клянчили у мамы сухарики и сушки.
– Красить комнату в голубой цвет для мальчика как-то глупо! Потом всю жизнь будете уберегать его от это цвета! Голубой жеж!!!
Мечты Семена были бесцеремонно прерваны медсестрой, протягивающей ему свёрток и продолжавшей бухтеть:
– И вообще, с чего вы решили, что вашей дочурке будет не люб голубой цвет комнаты? Где написано, что девочки любят розовый? Что ж вы издеваетесь-то над детьми? А может она будет в восторге от машинок!
Он обречённо вздохнул, взял в руки ребёнка и заглянул в бездонные голубые глаза.
– Как у жены… – утонул он в них. – какая красивая!
– Ох, неуклюжий-то вы какой! Головушку… головку придерживайте! – Татьяна перехватила девочку, и придержав её, аккуратно помогла новоиспечённому папе правильно взять в руки дочь.
– Конечно красивая! – буркнула Татьяна. – Вы знали, что женский футбол более удачлив в играх? А волейбол??? Да наших девчат никто победить не может! А гонщики девочки? Вы вообще новости не смотрите? Да они гораздо круче ваших этих «наследников дивана». Вон красавица-то какая, да это же папина гордость будет! А знаете, что рыбка, выловленная дочкой, вкуснее в сотни раз!!! Да если ж её ещё маслицом сдобрить, да с крючка на гриль, да с лимончиком…
Этого издевательства желудок папочки не выдержал и жутко забурчал.
– Во-о-о-от. – медсестричка многозначительно кивнула. – Я даже сама проголодалась.
Семёну жутко захотелось такой рыбки, да чтоб его дочка с косичками покорила мир на авторалли!
– Она такая замечательная. – улыбнулся он Татьяне, нежно прижимая к себе малютку. – Она такая… такая… – слёзы наполнили его глаза, и он опустил голову, чтоб никто их не увидел.
– Да ревиии!!! – разрешила Таня. – Реви. Чего вы слёз-то так боитесь! Это ж чувства! Разве можно их прятать?? Это же нормально! Поди тебя тоже учили что мальчикам нельзя плакать?
– Ага. – закивал он.
– Можно! И нужно! Это эмоции, нельзя их прятать, они жеж искренние… – Таня протянула руки чтоб забрать ребёнка, но Семён ловко увернулся, закрывая собой дочку.
– Лерочку-то отдай! Отдыхать ей надо. Устала она. – медсестра ловко выхватила из его растерянных рук малышку и положила обратно в люльку.
– Куда вы её повезёте? – в папочке вдруг проснулся защитник и оберегатель.
– Как куда? В палату. Отдыхать ей надо. Вот ведь какой папаня попался.
Люлька продолжила движение по коридору и завернула в третью справа палату.
– Третья справа! – Семён взял на заметку, что теперь надо защищать от врагов, не только родовой зал, но и палату… третью… справа…
Он оглянулся по сторонам и улыбнулся:
– Дочка… Девочка наша. Принцесса…
Его мечты начали меняться, и это изменение ему нравилось даже чуть больше прежнего. Вот он провожает свою красавицу в детский сад и учит давать отпор приставучим пацанам, ох как много мальчиковых секретиков он знает: «Ээээх, всё расскажу ей. Знать будет все их подставы на два шага вперёд», он снова улыбнулся…
Вот они идут на рыбалку, и она, поправляя светлые пряди волос, цепляет червячка на крючок…
«Хотя почему, поправляя светлые пряди», – осёкся он. – «у неё будет короткая стрижка, ведь с длинными волосами столько возни… хотя нет… вот какие сама захочет причёски, такие у неё и будут!».
Потом они обязательно научатся водить машину! Вместе! И ещё дзюдо! «Обязательно! Девчата должны знать дзюдо! И ружьё надо купить… Оно очень пригодится, когда Лерочка станет постарше!».
Семён ещё около получаса прикрыв глаза, придумывал кучу планов на ближайшие десять лет, как вдруг, по ногам снова пробежал лёгкий ветерок.
Он быстро открыл глаза и уставился на распашную дверь.
– Наконец-то. – выдохнул он. – Анечку везут к Лерочке в палату.
Из-за двери показалась ещё одна люлька и молоденькая стройненькая медсестричка весело крикнула:
– Колольцев! Дождался? Встречай сына!
Семён вскочил на ноги и недоумённо посмотрел на улыбающуюся девушку:
– В плане сына? Дочь же у меня!
– Какая дочь??? Переволновался, что ли? – люлька остановилась около него и медсестра с бейджиком «Надежда», начала бережно доставать свёрток.
– Ты посмотри какой богатырище!!! Три семьсот!!!
– Как это сын? Почему сын? – Семён растерянно смотрел на Надежду, и краем глаза видел, как качались двери, словно усмехаясь над ним и веселясь.
– Ну как папочка. Это у вас надо спрашивать, почему Анна Владимировна сыночка родила, а не дочку. Имя-то придумали? – медсестра искренне была рада благополучному исходу родов, и немного недоумевала, почему папаша такой удивлённый, словно он в супермаркет пошёл, а тут она с младенцем.
– Валера. – на автомате прошептал Семён.
– Ух ты! Давно у нас Валериков не было! Красавчик-то какой. Всех девчонок очарует! Чего вы такой растерянный, сына подержите на ручках?
И снова ветерок… дверь ухнула и распахнулась. На каталке мимо обалдевшего Семёна и Надежды, провезли женщину.
– Вера Сергеевна, и вы разрешились? – заботливо поинтересовалась Надя.
– Да. – женщина на каталке устало улыбнулась. – Поспать бы.
– Сейчас вас к дочурке отвезут. Не переживайте. Она умница! Спит уже. – медсестра засмеялась, нежно пожала руку Вере Сергеевне и обернувшись к оторопевшему Семёну уточнила. – Сынулю подержите на ручках?
– Да, да… конечно. – он спохватился, и уже профессиональным движением подставив руку под голову сына, прижал его к себе. – Красивый какой.
– А я о чем говорю! А вы заладили, дочка, дочка…
– Ага… заладил… – Семён всё ещё был растерян, но чувствовал, что слёзы опять сковывают горло.
«Как же теперь? Как? Как же рыбка-то вон так, с лимончиком на углях? Косички? Секретики и женский футбол…». – мысли тысячами летали по его голове и недоумение сменялось радостью:
– Сын! У меня сын!
– Конечно сын! Наследник!!! – Надя бережно забрала у Семёна ребёнка и положила в люльку. – Повезу его отдыхать… а вы ждите супругу. Минут через пятнадцать повезут в палату!
– Да. Конечно… Наследник… – папочка снова бросил взгляд на сына. – Дом надо строить. Большой. Чтоб было наследство для наследника…
– Дом надо обязательно!!! – улыбнулась медсестра.
– Обязательно! Не диван же наследовать…
Дверь перестала колыхаться.
Он сел на стул, и чувствовал, что внутри него, бушевала пустота. Горечь потери дочери, и счастье обретения сына.
«Косички…»…
Теперь позарез нужна дочь! Он уже не мог себе представить жизни без девочки. Он настолько прикипел к мысли, что у него есть дочурка, что никак не мог успокоиться.
Обязательно нужна дочь!
«Сын. Надо пересмотреть политику воспитания наследника! Гол буду забивать от души, пусть учится отражать… иначе как он сестрёнку защищать будет? И однозначно никаких поддавков в рыбалке! Сколько поймает, пусть столько и ест! Добытчиком расти нужно. Надо с пелёнок уметь урывать кусок, иначе будет потом сопли-слюни пускать, и ждать от меня подачки» …
Дверь открылась в третий раз. Семён вздрогнул, но увидев на каталке уставшую и улыбающуюся жену, бросился к ней:
– Он такой чудесный!!! Спасибо тебе родная! Он просто восхитительный!
– Да, милый. – она протянула руку, и нежно прикоснулась к нему.
Семён посмотрел на дверь… Она ещё качалась.

***
Лёгкое движение нашей самой первой двери в жизни… Сколько их будет на пути младенцев?
Миллион?
Миллиард …
Вот эта дверь – первая для новорождённого человечка.
Она же ненароком стала последней дверью в жизни Семёна-болвана, сделав из него, в мгновение ока, Семёна-отца. Она не просто исполнила его мечту о сыне, но и дала мечту о дочери…
Просто дверь в роддоме…
Сколько судеб она меняет своим колебанием…

Глава 2. А у меня…
Мне кажется, что зеркальные двери, самые страшные в мире двери. Ведь что может быть страшнее того, когда человек видит только себя. Только себя и ничего вокруг…
Таких дверей в нашем мире тысячи… миллионы… Они везде!!! В салонах красоты, в фешенебельных отелях, входные двери в магазины или просто витрины бутиков… И всё бы ничего, но они присутствуют сотнями в нашем сознании, в сознании миллиардов людей… это самое ужасное!
Хотя нет, есть кое-что ужаснее… и это мысли семилетней девочки, идущей домой со школы.
Коленка Катюши распухла, и начинала с красного цвета, переходить в нежно фиолетовый, боль была настолько нестерпимая, что она не могла наступить на ногу… да и дома ждали мамины упрёки за порванную туфельку, зарёванное лицо и «что ж ты такая невнимательная и под ноги не смотришь».
Однако она все-таки не спеша и прихрамывая дошла до двери своей квартиры и тихонечко её открыв, прошмыгнула в коридор. Сбросив туфельки, Катя начала бесшумное продвижение к своей комнате.
«Лишь бы мама не заметила». – переживала девочка, придерживая одной рукой школьный рюкзак, а другой повреждённое колено.
– Катюша, это ты пришла?
Из кухни появилась мама, держа в одной руке телефон, а в другой кружку с кофе.
– Ты чего крадёшься так тихо? А что с лицом? – мама обеспокоенно подняла опущенный вниз подбородок дочери и ахнула. – Катюша!!! Ты плакала?
И тут сердце девочки не выдержало и все эмоции вырвались наружу, она разревелась, и от боли в колене, и от обиды, и от жалости к самой себе, и от отпустившего её чувства страха, перед мамой по поводу порванной школьной туфли.
– Я упаааа-лаааа!!!
– Ударилась?
– Даааааа. – Катя показала ей на свою правую ногу, где красно-фиолетовый синяк уже определился и твёрдо решил стать тёмно-фиолетовым.
– Ох, как ты так умудрилась? – мама поставила кружку с кофе, отложила телефон и пошла на кухню за аптечкой.
Мало кто может осознать, но в этот момент ребёнок будет говорить правду! Единственное условие, не начать ругать, ведь тогда он крепко-накрепко усвоит самую простейшую истину, за правду ругают.
Мама Екатерины, этого не знала… Поэтому на слова дочери о том, что по улице ехала обалденно красивая машина с шарами и в окно машины выглядывал вот такой пушистый щенок, она отреагировала по самому простому варианту:
– Если ты так любишь глазеть по сторонам, то стоит ли плакать, раз споткнулась и упала? Кто виноват?
– Я. – голос Катюши из радостно-восхищённого, превратился в потухший и тихий.
– Ну и чего тогда? Вот когда была чуть младше тебя, меня толкнул мальчик из соседнего класса, и у меня синяк поболее твоего был.
ХЛОП!
Слышали? Слышали такой противный стук? Это захлопнулась зеркальная дверь, за которой человек не видит чужую боль, он видит только свою… и пусть той боли уже тридцать лет, пусть она была давно и память стёрла максимум информации о ней… зеркальная дверь не даёт забыть всё окончательно… не даёт увидеть чужое.
В сознании мамы, она стоит перед зеркальной дверью, смотрит на себя и наглаживает тот синяк из далёкого прошлого, родненький, свой…
– У меня тогда и кровь шла! – мама даже гордилась тем, что пережила куда более значимую рану, чем её дочь. – И не жалел меня тогда никто, как я тебя сейчас, и не мазал…
ХЛОП! ХЛОП! ХЛОП!
Мать вздохнула, собрала аптечку и увидела разорванную обувь дочери.
– Ты порвала самые красивые туфельки? У меня никогда такой обуви не было! Мне вообще отдали от старшей сестры сандалии, и то я их берегла! Вот вы, современные дети, совсем не цените того что для вас делают! Ты хоть отдаёшь себе отчёт сколько они стоят?
ХЛОП!
– Мамочка! – Катюша не знала куда девать себя от обиды, горечи, боли и дикого чувства вины. – Мамочка!!! Прости меня, пожалуйста!!!
ХЛОП! ХЛОП! ХЛОП!
Снова закрылась зеркальная дверь, но уже не в сознании мамы, сейчас случилось то, что будет преследовать Катюшеньку всю жизнь, потому что это закрылась дверь в её душе. Первая дверь, за которой она спрятала свои основные эмоции, заглушив их чувством вины перед мамой.
ХЛОП!
Это захлопнулась дверь в комнату Кати.
ХЛОП! ХЛОП!
А это уже двери сдерживания слёз и обдумывания ротозейства, падения и испорченной обуви.
Через пару дней эмоции улеглись по своим полочкам и жизнь вернулась в прежнее русло. Утром на пороге стояли новые сандалики, а мама как ни в чём не бывало провожала папу на работу.
Екатерина быстро проглотила свой завтрак и побежала мерить свежекупленную обувку, представляя, как одноклассница Оля, будет завидовать таким шикарным позолоченным вставкам по краю подошвы.
Выбегая из кухни, как это часто бывает, думая о предстоящем Ольгином удивлении, Катюша стукнулась об книгу в руке дедушки, которую он заботливо тащил с собой на завтрак, чтоб дочитать пятнадцатую главу за кружечкой кофе.
– Осторожнее!!! – распереживался он. – Больно ударилась?
– Неа. – улыбнулась девочка, потирая лоб.
– Эх, дети. – вздохнул дед. – Вот я, когда был в твоём возрасте…
ХЛОП!
Как тяжело понять нам сегодняшним, что мы прошлые вообще не интересуем детей будущего… Не интересно им, как охотились на мамонтов наши предки, как бабушка вспахивала целину лопатой без черенка, как мамы учились по учебникам без картинок, а папы с утра до вечера гоняли футбол, вместо компьютерных игр…
Хотя может и интересно, но, чтобы посмеяться от души и повосторгаться их храбростью… а не для того чтоб примерять на себя те проблемы и трудности.
Разве сложно научиться рассказывать о своих синяках с юмором, или с поучительностью, из разряда: «Туда не ходи, снег башка попадёт»…
Вот и Катя, даже не осознала, как дедушка хлопнул своей зеркальной дверью, и начал вспоминать каким он был аккуратным и порядочным джентльменом.
Ах, дедушка!!! Кто бы говорил! Бабушка им рассказывала, как ты коня украл у табора цыган и воровал яблоки у жида Гришки, который вам в мягкое место солью заряжал, за поломанные яблоневые ветки.
Однако деда было не остановить, и маме Екатерины, пришлось выслушать целую полуторачасовую лекцию о правильном воспитании внучки…
ХЛОП!
Про коня.
ХЛОП!
Как дед у станка по восемнадцать часов вкалывал, ради светлого коммунистического будущего.
ХЛОП!
Откуда такое жуткое стремление у старшего поколения, сравнивать всё с собой? Этого совсем не могла понять мама Кати, которая сама, только вчера сравнивала своё детство с детством дочери… а всё потому что ей больно за свою коленку. Больно за отсутствие, в её прошлом, весёлых мультиков, онлайн игр и интернета… роботов и крутых автомобилей, красивых туфелек и рюкзачков!
Жаль… Жаль только, что сравниваются данные одной стороны… стороны, под названием «А У МЕНЯ БЫЛО ХУЖЕ».
Совсем не принимается во внимание другая сторона… Ведь вместе с интернетом, телефонами и стиральными машинами, к нашим детям пришли налоги, ипотека, кредитная ставка и дико растущие цены за коммуналку. Только кому это важно?
ХЛОП!
И так проходят годы…
Со временем память отсеивает ненужное, закрывает двери своих темниц и тайн, детских секретов и первой юношеской любви.
Со временем Катюшка выросла, даже не понимая сколько раз хлопали в её сознании зеркальные двери мамы, бабушки, папы… двери учителей и продавщиц, дворника Остапа и университетских педагогов.
Юность осталась позади, и вот уже взрослая, шикарная девушка, лет двадцати пяти, подходит к зеркальным дверям салона красоты.
В этой белокурой нимфе, крайне сложно узнать ту Катеньку, которую мы встретили в самом начале нашего рассказа, разве только глаза… чёрные с коричневой поволокой и озорным блеском.
Катя остановилась у двери и с удовольствием рассмотрела своё отражение
– М-м-м-м…
Она заботливо поправила локон волос у виска, и ещё раз улыбнулась сама себе. Продолжая наслаждаться, она потянулась к ручке и вдруг на секунду замерла. Где-то там, за её спиной, в отражении зеркальной двери салона, она увидела маленького мальчишку на скамейке, с огромным рюкзаком, который он бросил рядом. В его образе чётко читались боль и слёзы, даже сквозь десяток метров, разделяющих их.
– Бывает… – махнула головой Катя и открыла дверь, чтоб зайти внутрь прекраснейшей из сказок для девочек, где из милой принцессы, заботливые руки мастеров, должны были сделать королеву красоты, для вечернего ужина.
Уже в салоне, она вдруг остановилась, махнула рукой девочке на ресепшене, и вышла обратно на улицу.
Он все так же сидел на скамейке. На противоположной стороне улицы. Сидел, и размазывал по лицу грязной ладошки зеркальные капельки слёз.
Перебежав дорогу Катерина бесшумно подошла к нему и села рядышком, словно случайный прохожий, почувствовав, как в глубине её души, за зеркальной дверью, слёзы по больной коленке рвались наружу.
Мальчишка ещё раз хныкнул. Катя осторожно осмотрела его… аккуратные брючки со стрелочками и огромное грязно-зелёное пятно на левом локте белоснежной выглаженной рубашки.
– Привет. – сказала она. – Мне кажется, у тебя очень сильно болит локоть!
Мальчик кивнул, не меняя положения своего тела.
– Очень сильно. – продолжила она, чувствуя, как её коленка из прошлого, стучится в дверь, прося рассказать о себе любимой. – Никогда и ни у кого, я не видела такого грязного локтя, а значит ты ударился безумно сильно! – подсознательно, она не захлопнула дверь перед его носом, как поступила когда-то её мать, а наоборот, старалась влезть в его боль, и не позволить ему, установить двери в голове.
– Знаешь, – она все ещё продолжала говорить сама с собой, но обращаясь к мальчугану. – мне кто-то давным-давно сказал, что если плакать, когда больно, то вся боль уйдёт, через слезинки.
– Мне нельзя плакать! Я же мальчик! – он старался говорить спокойно и быстро вытирать выступившие слёзы, чтоб их не успела увидеть эта странная девушка.
– Вот глупость какая! – улыбнулась она. – Кто тебе сказал, что мальчикам нельзя плакать? Очень даже можно!
– Ну я же будущий мужчина!
– Ну так ты же будущий, а не сегодняшний. Больно-то сегодня!
– Мальчики тоже не плачут!
– Кто тебе такое сказал?
– Папа.
– А как папу твоего зовут? – Катя понимала, что не имеет права разрушать авторитет отца в сознании мальчика, но и дать закрыться зеркальной двери, тоже было нельзя.
– Вова.
– А тебя как зовут?
– Костя.
– Ну воооот, – облегчённо сказала Катерина. – это маленьким Вовам надо не плакать! А маленьким Костикам, очень даже можно! Особенно когда болит локоть!
– Почему? – Костик понимал, что что-то недопонимает, но нить и направление разговора ему начинали нравиться.
– Потому что из Константинов, вырастают самые лучшие мужчины! Ведь чтобы стать самым лучшим, надо много знать!
– Что надо знать?
– Что если больно, то человек плачет! Что если обидно, он тоже может плакать! Слёзы на то и даны! Через них выходит боль, обида, разочарование! А если человек сам не плакал, то как он может знать, насколько больно тому, кто плачет?
Костя внимательно посмотрел на свою собеседницу и добавил:
– Кирилл мне вчера пенал сломал. Мне было очень обидно!
– Конечно! – понимающе поддержала его Катя. – Если ломают пенал, это безумно обидно! Ведь пенал тебе покупала любимая мама!
– Бабушка!
– Неважно! Пенал тебе купил очень близкий для тебя человек! Этот пенал тебе нравился и был дорог!
– Да. – кивнул Костик.
– Ну вот! Очень хотелось плакать?
– Да. – кивнул он.
– Как я тебя понимаю! У меня… – Катя осеклась, понимая, что её порванная туфелька тоже рвётся наружу, чтоб захлопнуть дверь перед глазами и не дать увидеть своей хозяйке разнесчастный пенал Костика.
– У вас тоже сломали пенал?
– О нет, я порвала себе обувь, но она была не такая важная как твой пенал! Хотя мне тоже было обидно и хотелось плакать.
– И вы плакали?
– Нет. Мне мама не разрешала плакать.
– Почему? Вы же не мальчик!
– Потому что, моя мама говорила, что девочкам нельзя плакать, иначе их глазки будут некрасивыми.
– У вас очень красивые глаза!
– Это потому что я всё равно плакала! Ты кстати знаешь, что слёзы, очень хорошо моют и чистят глаза?
– Нет. – мальчишка совсем успокоился и начинал проявлять интерес.
– Ну вот!!! Ты посмотри сколько полезного от плаканья!
– А ещё я недавно разозлился на Вальку! Я дёрнул её за косичку, и она ударила мне по голове учебником! – Костя решил пожаловаться понимающему человеку сразу на все свои горести и несчастья.
– А зачем ты дёрнул её за косичку?
– Ну она мне списать не дала.
– А разве это хорошо дёргать за волосы? – Катя быстрым движением руки, схватила пальцами короткие волосики на его голове и хорошенечко дёрнула.
– Ай, – в глазах ребёнка появилось разочарование в своём собеседнике. – больно!
– За волосы всегда больно! Разве твой папа дёргает маму, если она ужин не сделала?
– Нет.
– А ты зачем Вальку дёргаешь, за то, что списать не дала?
– А ей сложно что ли?
– А тебе? Разве тебе сложно самому сделать задание?
Костя задумался. Новая знакомая говорила понятные вещи, но как ей признаться, что ему было лень делать домашку, и вообще он про неё забыл. Однако, уже взрослая Екатерина Анатольевна, отлично помнила свои школьные годы, и предположила:
– Забыл сделать?
– Забыл. – вздохнул Костя.
– Ну вот, а Валя не забыла! Ещё и за волосы дёрнули её. – Катя нежно обняла мальчика за плечо и прошептала. – Представляешь, как ей было и обидно, и больно.
– Да. – вздохнул он ещё раз.
– Вот теперь. Когда ты тоже научился чувствовать и понимать боль и обиду, тебе стало понятно, как было обидно и больно ей.
Катюшкины коленка с туфелькой, далеко в подсознании, уныло вздохнули, сломали свои зеркальные двери и ушли. Всё. Нет двух дверей в её голове. Она облегчённо улыбнулась, чувствуя, как слёзы прошлого потихоньку исчезают.
– Проводить тебя до дома? – спросила она Костю.
– Ага. – кивнул он. – А скажете моей маме, что я случайно упал и замарал рубашку?
– На птичек или машинку засмотрелся?
– На машину! Представляете, она была такая длинная, как в кино, и ещё она была очень чёрная и…
Он почти всю дорогу рассказывал какая аховая была машина, и как он смотрел ей вслед, а Катя шла и мысленно прощалась со всеми своими дверями, понимая, что они ей нужны… как и салон красоты не очень нужен, ведь её глаза и вправду очень красивые… и вечерний ужин, так себе по важности, можно и дома остаться.
Она отчётливо понимала, что больше не нуждается в зеркалах и похвале, восхищении и желании всем нравиться! Ей теперь не интересно как она отражается в чужих глазах… ведь сегодня у неё в душе стало на несколько зеркальных дверей меньше и самовлюблённое эго больше не видит только себя, оно начало видеть других.

***
Мы живые! Именно поэтому мы кричим, плачем, смеёмся, сопереживаем и грустим…
Когда все эти чувства запрещают показывать, мы запираем их внутри себя, в отдельные комнатки, за стеклянные двери, чтоб не забыть их… запомнить отчего и почему было так тоскливо, и потом погрустить наедине с собой, когда никого нет рядом, когда никто не осудит.
Эмоции, запертые в нашем теле, очень отчаянно пытаются вырваться наружу… им тесно, они просятся в мир, чтоб их увидели, чтоб предприняли меры, чтоб услышали и поняли… Они бьются… бьются в эти стеклянные двери… и с каждым ударом оставляют на них, следы серебра наших невыплаканных слез… День, два, три, эмоции и обида затухают, они больше не стучат и не кричат внутри нас, вот только дверь становится серебряной… зеркальной, и мы перестаём видеть через неё мир… такой огромный… такой прекрасный, такой эмоциональный!!!
Ломайте своё: «… а у меня…», приглядитесь к «…тебе очень больно/грустно/обидно…».
Давайте обнимем того, кому плохо…
Да, да, да… вам было хуже… верю…

Глава 3. Дверной гамбит
Мы привыкли к тому что открываем входную дверь, и за ней… что-то определённое: квартира мамы, друга, офис, магазин… или что-то не определённое, но обязательно хорошее, приятное, доброе, ожидаемое.
Однако бывает так, что, открывая дверь, мы точно знаем, что за ней конец… конец жизни, конец надеждам, конец всему… но мы открываем её, и даже входим… или открываем её и выходим из чего-то надёжного и привычного, во что-то страшное и плохое.
Так могут очень смелые люди… или обречённые.
Татьяна вошла в такую дверь, не по своей воле.
В их скромной квартире, точнее в её скромной квартире, жили слишком много тех, кому нужен мир, покой и светлое будущее.
Она, её дочь с мужем, двое внучат ютились на двухкомнатной территории обычной «хрущевки» и по всем законам физики, психологии, морали и благоразумия, места для светлого будущего явно не хватало.
Зять Анатолий не выдержал первым, по убеждениям отчаянного инженера, мама жены была лишней, о чём он и намекал ей ежедневно, за вечерним ужином.
Дочь скромно молчала, когда муж мечтал при тёще о прелестях её жития с братом, великовозрастным старичком, где-то севернее Тюмени, в паре тысяч километров от этого уютного гнёздышка.
– Ну ведь всем будет только лучше! Вы увидитесь с братом! Мы оборудуем детям детскую в вашей комнате, и Марина будет лучше высыпаться в зале, после работы! – мечтал зять почти каждый вечер.
Когда Марина начала тихонько поддакивать любимому мужу, Татьяна поняла… да… пора, наверное, освобождать молодой семье заветные метры.
«Им без меня будет комфортнее… будут чувствовать себя свободнее», – подумала Таня, и в один прекрасный вечер, когда дочь ушла в ночную смену, собрала самое необходимое в небольшую сумку, и шагнула за дверь, из тёплой квартиры в холодный зимний подъезд.
Оглянувшись на такую любимую дверь, ведущую в её личный мирок счастья и покоя, она тяжело вздохнула. Сколько всего было пережито за ней, свадьба с любимым мужчиной, рождение Маришки, первые выходы на работу, и радостные возвращения в этот уютный мир теплоты и любви. Вот обивка на двери, она вспомнила, как Марина, ползая под ногами, мешала им с супругом наводить красотищу. Маленькая дочурка воровала красивые гвоздики и с улыбкой подавала папе, тяжеленный молоток.
Рука Татьяны невольно потянулась к ручке и словно по привычке, сжала её в руке. Сколько раз она открывала эту дверь неся в руках подарки, и вкусности… сколько раз её открывал муж, вежливо пропуская любимую вперёд, и потом на кухоньке, они вместе готовили вечерний ужин… сколько лет она стремилась скорее попасть домой, чтоб ворваться в мир взаимопонимания и тепла… сколько тысяч раз, она выходила за неё, зная, что вечером вернётся… и только за ней она могла отдохнуть и расслабиться.
Татьяна, выдохнув, сжала ручку двери в своей ладошке так сильно, что побелели костяшки пальцев.
Посмотрев на небритого зятя, она вздохнула:
– Пойду я… такси поди приехало.
Толик помог спустить небольшую сумку до первого этажа и аккуратно сложил все тёщины вещи в багажник такси.
– Мама, вы приезжайте на праздники! – равнодушно сказал он. – Дети по вам будут скучать!
– Конечно приеду! Вот обоснуюсь у брата, и сразу позвоню. Может приеду на следующий Новый год.
– Отлично!
Анатолий захлопнул дверь машины, и не дожидаясь пока водитель отъедет, пошёл домой.
– Будет внучатам подарок на Рождество! – тихо шепнула она, последний раз кинув взгляд на дом, где на пятом этаже горел свет, в окнах её маленького островка безопасности и любви.
Впереди ждало отсутствие безопасного убежища, непонимание, и полная неопределённость. Конечно, она тысячу раз соврала Толе, сказав, что поедет к своему брату. Кто её ждал? Брат?
Ох… он уже давно никого не ждал, его вполне устраивала жизнь бобылём в обшарпанном частном секторе, на краю Тюменской области.
– На вокзал? – таксист посмотрел на неё с вопросом.
– А, была-не была, поехали за город! На въезде, со стороны железнодорожного вокзала, есть дачи. Я там выйду.
– В Дзержинец? – уточнил удивлённый мужчина.
– Да, точно. Дзержинец! – Таня улыбнулась водителю и с грустью посмотрела на дорогу.
«По крайней мере», – думала она. – «там есть домики, некоторые даже с печкой. Обустроюсь в одном из них переждать зиму, а весной придумаю что-нибудь».
– Остановите у магазина. – попросила она шофёра. – Забегу за продуктами!
– Угу. – кивнул он, и следующие двадцать минут, пока ехал до дачных участков, откровенно завидовал Татьяне, без умолку говоря, как ей повезло, что они живут в частном секторе… и что это огромное счастье иметь свой собственный дом… и что это так романтично, топить печку и глядя на живой огонь, ужинать при свечах.
Таня думала о своём, сжимая в сумочке купленную в продуктовом, бутылку водки, она мечтала найти заброшенный дом, выпить горячительного успокоительного и забыться до весны, а ещё лучше навсегда.
Расплатившись с таксистом, она вошла в зимние сады, чувствуя себя изгоем этой жизни, а спустя час, блуждания по сугробам и холодным улицам, ей повезло найти более-менее приемлемый домик. Сломав замок, каким-то железным прутом, пройдя внутрь, и убедившись, что он однозначно не жилой, она устало села на стул. Ноги начинали замерзать.
Света не было. Да он и не нужен.
Печка была. Отлично, она нужна!
Дров, естественно, нигде не наблюдалось, но, есть забор! Он деревянный, а значит есть, чем растопить ту самую печь.
Снова выходя на улицу, чтобы отломать несколько штакетин, она уже чувствовала себя не только изгоем, но ещё грабителем, мародёром и разрушителем… но ни о чём не жалела! Ну разве только о спокойной пенсии. Как они ждали этих прекрасных зимних вечером с мужем! Как грезили о новогодней ёлке, о внучатах, рассказывающих стишки Деду Морозу и о сотнях разноцветных гирлянд, развешанных по дому.
Жаль, чти Саша так рано ушёл из жизни, что ж ему не сиделось спокойно, с их милой квартирке, без зимней рыбалки. Да и кто мог подумать, что льдина отколется, что искать его будут почти неделю, что он просто замёрзнет.
Таня остановилась и почувствовав, как слёзы обиды и горечи снова наполнили её глаза, проговорила со злостью:
– Скотина ты всё-таки, порядочная, Александр Иванович! Как ты мог бросить меня вот так по-глупому? Как-совесть-то твоя позволила! Как мне теперь одной, без твоей надёжной руки выживать в этом безумном, безумном мире?
Муж ничего не отвечал.
– Ещё бы ты ответил! Лежишь себе спокойненько, спишь! Не надо тебе думать о печке, о сломанном заборе у чужих людей! О морозах!
Она со злостью выломала пятую штакетину, и почувствовав облегчение, с лёгкостью оторвала ещё несколько штук. Занозы больно впивались ей в кожу, но сильно замершие руки этого уже не ощущали.
Затопив печурку, она пододвинула поближе к ней стол и стул, и глядя на огонь, открыла заветную бутылку водки.
– Не чокаясь! Из горла! – шепнула она и только хотела сделать глоточек побольше, как проснулся её внутренний голос:
– Ты алкоголик. – с пренебрежением сказал он.
– Да! – Таня не смущалась своего поведения.
– Кандидат технических наук! Педагог! Из горла! – голос не собирался сдаваться.
– Да!
– Ночью печка погаснет, и ты проснёшься без пальцев на руках и на ногах!
– С чего бы это?
– С того что домик полулетний! Тепло из него выдует за час, полтора. Ты же не гуманитарий! Ты же техник! Должна понимать устройство домов и теплотехнику.
– А кому нужны мои пальцы? Мне-то точно нет.
– А кому нужна бабка обмороженная?
– Никому. – Таня понуро опустила голову. – Мне надо забыться. Надо успокоиться и перестать думать о том положении, в котором я оказалась!
– Водка не поможет. – уверенно заявил голос.
– Поможет! Я напьюсь и всё забуду.
– Завтра проблемы вернутся! А пальцев уже не будет, плюс добавится гангрена, температура и заражение крови!
– И что ты мне предлагаешь? Приседать до утра, чтобы согреваться?
– Следить за огнём и не переохлаждаться! Не засыпать пьяной под этим столом. Думать о том, как решить первоочередные задачи! Разбить одну большую беду на несколько маленьких! Ты же математик!!! В твои шестьдесят четыре года, нельзя терять надежду, чувство юмора и позитив. Может только благодаря им, ты смогла воспитать дочь и помочь ей в воспитании внуков.
– Мне уже не двадцать лет, чтоб бороться за жизнь!
– В двадцать ты построила свою судьбу… и в сорок, после смерти мужа, ты всё перестроила… поэтому не составит большого труда и в шестьдесят с копейками повторить сей подвиг. Сдулась что-ли?
– Сдулась.
– Ну давай тогда напиваться в более тёплом помещении! Чтоб не околеть до утра.
– Нет у меня такого. Улица есть, зима есть и этот домик.
– Давай тогда переберёмся на улицу, но в более климатически удачном районе страны.
– Пить на берегу Чёрного моря?
– Ну хотя бы! – внутренний голос был согласен пить только в тех краях, где не угрожала смерть бренному телу, в котором он поселился.
– На кредитке осталось всего тысяч двадцать. – тихо сказала Татьяна, но крышечку на бутылочке с водочкой всё-таки закрутила обратно, и бережно убрала её в сумку.
– Хватит на билет до моря.
– Хорошо. Чёрт с тобой. Напьюсь на море!
– Договорились.
Когда первые лучи солнца озарили дачный участок, Таня спалила в печи почти весь забор. Оставаться на вторую ночь, было неразумно, поэтому она тихонечко пошла к дороге, чтоб поймать машину до железнодорожного вокзала.
Внутренне чувство самосохранения было право, как ни крути. Если и жить на улице, то там, где нет угрозы замёрзнуть насмерть.
Ближайший поезд был только до Севастополя…
«Далековато», – подумала Татьяна. – «и дороговато» …
Однако это был наитеплейший вариант на сегодняшний день, и потратив большую часть денег с кредитной карты, она пошла в зал ожидания, до отъезда оставалось шесть с половиной часов.
Спустя почти сто шестьдесят восемь часов, тряски в вагоне… съев почти сорок пирожков, от бабок на транзитных станциях… выпив почти тридцать кружек чая и проведя ровно семь ночей на боковой верхней полке недалеко от туалета, Татьяна вышла на заветной станции, под лучи неведомого, тёплого солнца абсолютно чужого, незнакомого города.
– Вот теперь можно и… – рука потянулась к заветной бутылке в сумочке.
– Чой-то? – внутренний голос не дремал. – Прям на железнодорожных путях?
– Ну сейчас отойду вон на ту скамеечку. – не сдавалась Татьяна, открывая бутылку и желая, как можно скорее залить своё горе, которое к слову говоря, уже не было таким уж горем…
– Тут до морского вокзала километра три – четыре! Ну давай хоть на пляж пройдём? Закаты-то нынче знаешь какие волшебные!
Таня недовольно закрутила крышку и спрятала огненную воду.
– Пляж, так пляж. Всё равно не была на море уже лет сорок!
Время, проведённое за пешей прогулкой по улице Ленина, было незабываемым! Красота и позитивный ритм курортного морского города воодушевлял на подвиги, а не на длительный запой.
Эх море! Татьяна Васильевна впервые за последние лет сорок, вздохнула полной грудью запах морской воды… нежный аромат счастья и свободы, лёгкий и неуловимый… совсем не такой как в освежителях воздуха с надписью: «Морской бриз».
– Ты чувствуешь, как пахнет? – спросила она у своего внутреннего «я».
– Конечно!
– Неужели можно всю жизнь прожить, и не познать такое счастье, как море, солнце и огромные пляжи.
– Можно. Ты же жила.
– Ночевать будем на песке! Ты готов?
– Ночевать будем в подсобке!
– В какой подсобке? – Таня резко остановилась, ожидая ответа от своего же голоса.
– В той, которую предлагают мойщице посуды. Ты, когда у красного столба проходила, я объявление успел прочитать.
– А почему я не успела?
– Ты дышала воздухом, а мне всё равно чем пахнет море, я хочу безопасно расположить наше общее бренное тело на ночь.
– У кра-асно-ого-о сто-о-лба-а… – нараспев повторила Татьяна и повернула назад, чтоб ещё раз внимательно прочитать все вакансии.
И да, вот оно, маленькое, невзрачненькое объявление.
– Отлично! Пошли посуду мыть? – её настроение заметно улучшилось, и она не знала отчего… может так влияет на всех прелесть бесконечного морского прибоя… или может то, что ситуация не такая уж тупиковая и пальцы ног теперь не отмёрзнут… а может отсутствие ворчливого зятя сыграло свою роль. Это всё было уже не важно.
– А что важно? – спросил внутренний голос.
– Не знаю. – улыбаясь проговорила она, оборачиваясь по сторонам, и надеясь, что никто не считает её сумасшедшей старушкой, болтающей сама с собой. – Но обязательно узнаю.
Спустя год, когда всё старое уже забылось, Татьяна одевала униформу, нежно-голубого цвета, и понимала, что морской воздух, навсегда будет с ней. За это время она сменила кухоньку небольшого кафе, на кухню ресторана, а потом, по рекомендации своего шефа, попала на круизный пароход! И о чудо, тут, вместо подсобки для швабр, ей выделили койко-место в каюте.
– Очень важно, чтобы форма сидела аккуратно! – сказала она, глядя на себя в зеркало.
– Согласна с тобой! – её сменщица, помощница, да уже и подруга, валялась в постели и отказывалась вставать. – Принесёшь мне ужин?
– Конечно, мартышка. Хотя на твоём месте, я бы всё-таки подняла попу, и отужинала на берегу! В Трабзоне великолепная кухня!
– Угу.
Выходя из своей каюты, прекрасного морского парохода, она окинула взглядом то, что так и осталось непознанным. Небольшая бутылка водки, стояла непочатой, на верхней полочке.
Так и не нашлось на неё время… а может быть на неё просто не нашлось действительно важной проблемы, которую никак не решить… какой-то безвыходной беды… тупиковой ситуации… отчаянно патовой безысходности…

***
Всегда, абсолютно всегда, надо понимать, верить, бороться и тогда, дверца из привычного, маленького, уютного мирка, может закрыться для того, чтоб отрылась дверь в огромный мир, который нас окружает.
Понимание этого – приведёт к желанию бороться и искать.
Борьба с неизбежностью, всегда будет выигрышной для вас, если не бояться сжигать мосты, порты, города за своей спиной… ведь только свет от пламени сгорающих мостов, озарит путь вперёд!
Так и у нашей Танечки, закрыв дверь маленькой квартирки в маленьком городе, она освободила руки, чтоб открыть огромную дверь прекрасного мира.
Дверной гамбит… махнуть, не глядя… дверь незавидного прошлого, на дверище бесконечного настоящего.
Не страшно закрывать за собой дверь выходя из зоны комфорта… Страшно оставаться в ней, потому что страшно выходить и закрывать за собой дверь …

Глава 4. Сквозь года…
Эта дверь была, есть и будет в каждом доме, зачастую она такая же, как и все остальные двери, снаружи, её даже не отличить. Изнутри, ситуация в корне меняется, словно открывая, ты попадаешь совсем в другой мир.
В мир хаоса, и зашторенных окон.
Да, да, да.
Как правило, именно в этой комнате, окна наглухо закрыты плакатами, занавесками, жалюзи, одеялами или всем, что попадётся под руку… Это дверь в комнату обычного снаружи человека, но с бунтарским, взрывным содержимым изнутри.
Подростковый максимализм. Противоречие во всём. Самая загадочная пора… бури гормонов и самопознания, взрывы чувств и эмоций, порядок и хаос, свет и тень, слабость и лидерство…
Уже не дети, но ещё и не взрослые!
Мой сын, прожил свой подростковый период под девизом: «Не учите меня жить!», дочь проживает его со словами: «Как надо? Как лучше?»… а я… я жила с правилом: «Отстаньте от меня все, у меня убийца, оказывается, нифига не дворецкий…».
Родителям с подростками очень непросто, но поверьте мне, им гораздо сложнее и тяжелее пережить этот период.
Нашей главной героине Машке, в самом разгаре переходного возраста, случилось увидеть ЕГО…
Первого сентября, он зашёл в её класс, и улыбнулся. Классная руководительница, начала что-то говорить о прекрасном дне, о новом ученике в их классе, о чём-то ещё, но Маша, сидя на второй парте среднего ряда, вообще ничего не слышала.
Поток адреналина, дофамина, окситоцина, обжигающей волной хлынул ей в голову, и рухнул вниз по телу, выжигая всё изнутри. Она смотрела на новенького, и мысленно сравнивала со всеми красавчиками в мире. Все красавчики в мире, проиграли ему с треском, а его чёрные глаза, врезались в её сознание и мысли.
Ситуацию срочно надо было спасать, поэтому на первых секундах перемены, Машка подбежала к своей лучшей подруге Юльке, и, хотя чувствовала бурю волнения и страха, нарочито спокойно сказала:
– Юль, ты опять весь урок кидалась записками с Ромкой! Ну ничего за лето не изменилось! Как восьмой класс на записочках закончили, так и девятый начали!
– Аха-ха-ха. – Юлька поправила белый бант на голове и подмигнула Роме, через плечо Маши. – Да. Мы так и не повзрослели.
– А чего это к нам новенького засунули? Я пока свежие учебники перелистывала, даже не заметила его. – сердце Машки почти остановилось от переживания.
– Ага, такой ушлёпок. Всем девчонкам, без разбора улыбается. Даже Таньке-ботаничке! Мы с Ромой ему уже пять кличек-обзывалок придумали, и ни одной приличной. – Юлька засмеялась и полезла в карман за записочками. – Вот смотри. Антон-тампон, батон, облом… а ещё с его фамилией, вообще зверски звучит… Безголосов… это надо же так сына не любить, чтоб Антоном назвать. Короче будет «молчаливым тампоном».
Юля заливисто засмеялась, и вытирая с глаз выступившие от смеха слёзы, начала готовиться к следующему уроку.
Маша, почувствовав острую неприязнь к подруге, впервые за несколько лет, обиделась на неё, и решила минимизировать их общение, ведь Антон… Антон был просто нереальным парнем, и ей всё время казалось, что завтра он исчезнет.
Открыв социальные сети на телефоне, она половину урока искала его профиль, чтоб разузнать о нём побольше.
«Безголосов, уникальная фамилия», – размышляла она. – «это явно дворянская фамилия, вон как он держит спину, как смотрит прямо, как улыбается».
Досидев уроки, Маша шла домой воодушевлённая мыслями об Антоне, поэтому открывая дверь квартиры своим ключом, она никак не ожидала подвоха. Дома была мама!
Это фиаско! Почувствовав, что настроение падает уже куда-то ниже плинтуса, девушка постаралась прошмыгнуть в свою комнату, где её ожидал ещё более неприятный сюрприз.
Во-первых, там стояла мама… во-вторых, она там прибралась!!!
Это был верх наглости со стороны родительницы, и Маша сразу решила высказать всё что у неё накипело:
– Ты прибиралась тут? – на всякий случай, уточнила она, глядя на мать.
– Ну конечно! – судя по интонации, у мамы тоже порядком накипело от непорядочного беспорядка.
– Я же просила не делать этого!!! – Мария быстрым движением руки, обратно задвинула шторы, создав в комнате романтический полумрак.
– А я просила убираться тут, хотя бы раз в месяц!!! – мама распахнула шторы обратно.
– А я просила не лезть в мою жизнь!
– А я не могу этого не делать, потому что, по нелепому стечению обстоятельств, ты моя дочь!
– Спасибо, что родила! Стакан воды в старости принесу! Теперь я могу уединиться в МОЕЙ комнате?
– Маша! Ну нельзя так жить!!! У тебя в чайных кружках, за компьютером, уже новая цивилизация развивается!
– И чо?
– А то что представители этой расы, живые, и начинают вылетать из ТВОЕЙ комнаты в МОЮ, в поисках пропитания!
– Я положу им хлеб!
– Где? – у матери заканчивались силы спорить, видя непоколебимость дочери.
– В одной из кружек!
– Что он там будет делать??
– ЛЕЖАТЬ!
– Маша, можно хотя бы съедобные остатки убирать? Ну дома уже самый настоящий свинарник!
– Мам, выйди из комнаты! Это моя комната.
– Доченька! Неужели тебе нравятся горы грязных носков под кроватью, трусы в шкафу, вперемешку с кофтами… куртка, запиханная в ящичек для носков?
– Это ящичек для куртки! Мама, это порядок, который меня устраивает!
– Поэтому тебя устраивает и тот срач, который остаётся после тебя на кухне?
– Где ты там срач видела?
– Горы грязной посуды каждое утро, это порядок? – голос матери срывался на истерические нотки.
– Не убирай. – равнодушно ответила Машка, пытаясь найти в комнате, очень важные, для всех подростков вещи, которые пропали с привычных мест обитания.
– Ну как не убирать, Маш?
– Ну вот так, приду со школы помою.
– Так ты не моешь её после школы!
– Ну значит помою вечером.
– Так ты и вечером не моешь!
– Ну значит завтра.
– Маша, ты, когда вообще посуду мыла последний раз?
– Мам, где красные закладки с клейкой стороной?
– Всю канцелярию я сложила в верхний ящик стола.
– Зачем?
– Чтоб не валялись на столе, среди мушек и каких-то опарышей.
– Всё ясно. Можно я останусь одна?
– Маш. – голос матери сменился со злобного, на примиряющий. – Пойдём поможешь мне с уборкой…
– Так чисто же дома! Пусть папа поможет.
– Папа на работе, а под кроватями пыль, надо пропылесосить и помыть.
– У меня домашка. Я занята.
– Хорошо.
Мать вышла из комнаты, понимая и успокаивая себя тем, что это переходный возраст, и скоро всё закончится…
Только вот с течением времени, ссоры становились чаще, и Маша, всё глубже уходила в свою скорлупу отречения от реальности. Ей всё больше мерещились везде: заговоры, непонимание, тупость окружающих, злость, равнодушие и сплошные требования ко всему.
Лучшая подруга откровенно обзывала и ненавидела Антона, который был единственным лучиком в тёмном царстве Марии.
Она старалась встать рядом с ним в столовой, ждала его на крыльце школы, делая вид что разговаривает по телефону, или просто читает учебник. Здоровалась с ним, и даже просила помощи в некоторых вопросах по предметам, которые он хорошо знал. Всё было в пустую. Антон отвечал неоднозначно, улыбаясь и через секунду отворачиваясь, уходя от разговора.
Однако даже такие минутки общения, приносили Маше большую радость.
Больше всего времени, он уделял своей страничке в инстаграме, где публиковал проделки младшего брата. Почему именно брата… она никак не могла понять. Ну что крутого в косоруких рисунках, в непонятных слепках пластилина, и «о чудо, Кирюха сам моет посуду!» … хотя поймала себя на мысли, что ей нравилось наблюдать за жизнью Антона в его доме, поэтому она просиживала часами, смотря как «мамин младшенький, разобрал крупу в шкафу».
Машка как-то спросила Антона, мимолётом в школьной раздевалке, почему он ведёт инстаграм с видосами братика, на что тот ответил:
– Эксплуатировать детский труд, таким образом, законодательство нашей великой страны, не запрещает. – и улыбнулся, глядя прям в глаза.
– Тогда предлагаю создать пару роликов, на тему: «Кирюха против сьёмок», «Кирюха читает Конституцию Российской Федерации», «Кирюха снова моет посуду».
Антон искренне рассмеялся, и подмигнув Маше предложил:
– Поможешь?
– Конечно!
– Тогда вечером в семь у меня! Обещаю вкусный кофе. Сразу бери проект по английскому…
– Тебе помочь сделать проект? – удивилась она.
– Тебе помочь сделать!!! Я видел на проверке, что у тебя там куча ошибок.
– Вау! – Маша, впервые за последнее время, получила предложение в помощи, вместо тычков: «обязана», «сделай», «быстро», «так надо» и «мне бы твои проблемы» …
– Не вау, а просто моя благодарность, за несколько новых идей.
Маша улыбнулась, покраснела, опустила глаза, и боялась утонуть в море счастья и внимания. Для неё, это всё было в новинку, и она летела домой как на крыльях! Ей очень хотелось поделиться своей радостью со всеми на свете! С мамой! С подругой! И даже с соседкой по лестничной клетке.
Однако дома её ждала, чисто убранная комната, которая и создала когнитивный диссонанс – вечные требования и нарушения личных границ в семье проиграли в битве с понимающим и радостным одноклассником.
Это был предел терпения Марии. Разозлившись на чересчур чистоплотную мать, она схватила свой проект, выгребла отложенные богатства из копилки, и послав воздушный поцелуй квартире родителей, безоговорочно сделала выбор в пользу Антона и жизни, где-нибудь… только не тут.
Хоть где!
Здесь, сплошные правила и непонимание, указы и придирки, абсолютное нежелание признавать её мнение, и вечная занятность родителей.
Там, помощь с английским, кофе, весёлые видео и свобода.
Подростки, самые загадочные существа в мире, они ещё по-детски хотят внимания и помощи, но уже по-взрослому требуют внимания и равноправия.
Они уже выросли!
Они принимают только правильные решения!
Им не нужна наша гипер-опека!
Ну если только чупик, и мороженку… вон ту… Ну ма-а-а-ам…
В голове у Маши чётко созрела мысль, пойти и снять себе жильё, зарабатывать деньги, закончить школу, и жить нормально… без всяких родительских нравоучений!
План казался безупречным, поэтому настроение было выше неба.
Даже выше солнца.
После заката настоящего солнца, начало опускаться и светило её уверенности.
Позвонив по нескольким номерам из объявления о сдаче жилья, и подсчитав свои «мильёны», Маша задумчиво присела на скамеечку и закурила украденную у отца сигарету.
О «нормальных» … а не дурных привычках дочери, родители естественно не знали.
«Всё равно в этом нет ничего плохого, вон полстраны курит и ни чо…».
Смеркалось…
Антон уже выложил первый видеоролик из отснятых сегодня.
«Вот… даже кусочек её ноги видно на седьмой секунде, вот… за Кириллом…».
Машка улыбалась, вспоминая эти счастливые моменты.
Мама и отец, по очереди, позвонили ей уже тыщу раз.
– Типа волнуются. – съязвила она, глядя на сотню пропущенных звонков. – Поди опять некому, после ужина, посуду помыть, вот и вспомнили про меня.
Потом было холодно, и хотелось кушать… оказалось, что спать на скамейке в парке, неудобно, больно, и страшновато.
Потом она шла домой.
Подъезд, дверь, мама, слёзы… ванна, пересмотр видеороликов, его смех…
Антон встретил её перед уроками, на следующий день, хвастаясь что их тандем вызвал бурю эмоций у подписчиков, и теперь она его главная помощница, тем более что Кирилл, приготовил для неё роль в следующем сценарии.
И всё начало меняться.
Машу перестали узнавать. Умница и красавица, выправилась по учёбе, с лёгкостью щелкала задачи по ненавистной химии, и с удовольствием помогала маме по дому, снимая ролики под названиями: «Как я помыла пол» и «Сегодня я – Золушка».
Всё перестало меняться так же стремительно, как и начиналось.
После девятого класса, Антон ушёл в медицинский колледж… вместе с ним ушёл смысл всего. Мария опять перестала прибираться в своей комнате и плотно запахнула шторы…
Она сутками смотрела его страничку в сети, и большую часть времени молчала. Если год назад, жизнь была прекрасна, то вот сейчас…
Вы скажете, что и в тридцать лет, разбитое сердце приносит много боли и равнодушия. Как бы не так.
С каждой потерей, мы становимся черствей, менее ранимей, рассудительней, и отлично понимаем, что впереди будут новые встречи, возможно не такие… но будут. Возможно гораздо лучше и продолжительней…
В пятнадцать лет, когда твоё сердце ещё не знает потерь, оно болит по-настоящему… сильнее, пронзительнее, больнее… на разрыв, на крик …
Это первая потеря… первая дверь расставаний… первая обида, первое искреннее непонимание и первая ступень из детства в зрелость.
Становиться большой всегда больно, начинаются первые шаги в реальную самостоятельность…
С течением времени, боль утихала, она всё реже заходила на его страницу в инстаграме, а на первом курсе института, случилась вторая ступень взросления… Антон женился на светловолосой однокурснице, со своего медицинского училища.
Ещё один слой боли и чёрствости…
Она сильная.
Она справится!
Хоть это и не было справедливым жизненным уроком, но через него проходят все люди.
К двадцати двум годам, Мария работала старшим администратором в туристическом агентстве, и всё ещё любила полумрак в комнате. Днём, окна её квартиры, озарялись солнцем… но где-то в душе, она любила вечер, с задёрнутыми шторами, с затемнённой лампой. Это позволяло ей мечтать, размышлять, и даже строить дальнейшие планы.
Жизнь вошла в размеренную калию. Она вышла замуж, за прекрасного молодого человека, и любила его… но… вдруг… зачем-то… зашла в ЕГО инстаграм. Там уже не было смешных видео о братике, но появилась весёлая серия с дочерью.
На последнем ролике, Антон тщетно пытался объяснить дочери почему, когда из пенала достали один карандаш, то там осталось четыре, а не пять, как мама купила.
Его голос стал чуточку грубее, но также манил недолюбленным эпизодом в её жизни.
Мне нравится называть резко оборвавшиеся чувства – недолюбленными. Они остаются в душе человека неким шрамом, словно вырвали кусок, и всё криво-косо срослось…
Когда люди расстаются по обоюдному решению, вследствие угасания чувств, это отношения пришедшие к финалу… словно цветок… отцвёл, засох и упал на землю.
Когда кто-то (время, обстоятельства) срывают этот цветок в самый разгар любви, стебель ещё долго стоит зелёным, стараясь восполнить и воссоздать оторванный бутон. Он не сохнет. Очень долго растение пытается реанимировать ущерб.
Так и с чувствами. Именно в случае с Машей, они оказались недолюбленными до конца, оторванными… Поэтому она по-доброму и с улыбкой продолжала смотреть на Антона, который считал карандаши.
Так мило. Однако было одно «но», которое её удивило. Увидев его спустя столько лет, она не испытала совсем никаких чувств. Совсем. Вот «хоп» и пустота.
Маша улыбнулась. Она перемотала видео и посмотрела ещё раз.
Ничего. Просто радость за бывшего одноклассника.
Многолетняя тяжесть, ушла… отпустила.
Цветок переродился… и расправив шторы в комнате, Мария окончательно повзрослела…

***
То, что творится за подростковой дверью, всегда окружено загадками и тайнами, даже для самих обитателей комнат. Во время этого страшного гормонального шторма, происходят удивительные вещи, которые зачастую остаются надолго в головах и сердцах «уже не детей, но ещё и не взрослых».
Они могут жить как Маугли, в полном хаосе, но всегда находить в бардаке нужную вещь…
Они могут есть по ночам и не толстеть…
Они могут влюбиться до слёз, и ненавидеть до крика, одного и того же человека.
Их настроение меняется в доли секунды…
Как же всё-таки сложно быть подростком, и как же это важно! Ведь они учатся бы взрослыми, хотят быть как мы… и не хотят быть похожими на нас.
Иногда проблемы того возраста, преследуют очень долго, как и те чувства, как и те эмоции, те переживания… но это не удивительно, ведь они были очень важными, очень искренними, очень первыми!
Кто-то в моей группе университета, на защите диплома сказал:
– Страшно не то что мы теперь взрослые, страшно что взрослые теперь мы…

Глава 5. Сотканные из противоречий
– Я не хочу белую! – Настя грозно топнула ногой, показывая, что компромиссы тут не принимаются!
– Ну а какую? – устало спросил Виктор у жены.
Пятый час в магазине дверей, сводил его с ума.
– Милая, ты не хочешь чёрную, не хочешь белую и красную… зелёная, показалась тебе слишком зелёной, а голубая, для спальни, слишком скучная. Какую ты тогда хочешь дверь? – он был готов на любую, лишь бы поскорее оказаться дома.
Консультант магазина, уставший от привередливой клиентки, уже не вмешивался в разговор и ничего не предлагал, так как весь предложенный спектр был отвергнут.
– Я не знаю, что я хочу. – расстроенно произнесла девушка, и с надеждой посмотрела на продавца и мужа.
– Я рад, что ты это признаёшь, но без двери в спальню, нам тоже никак нельзя! Поэтому или мы сейчас берём чёрную, как классику, или ты за десять минут определяешься с глубиной зелёного и нежностью розового.
– Мне не хочется эти цвета, наверное… – туманно начала Настя. – Может посмотреть что-то из стекла…
– У нас вчера привезли двери из мозаики. – предложил, абсолютно безразличным голосом, продавец-консультант, предчувствуя провальность и этого варианта.
– А можно их посмотреть? – произнёс Витя тоже безразличным голосом, просто чтоб вытащить жену из этого отдела, потому что здесь он выучил наизусть ценники абсолютно на всех товарах.
– Сейчас попрошу принести одну.
– Две! Ну а что? – Настя удивлённо посмотрела на мужчин. – Вдруг там есть разные!
– Нет там разных. Один узор из мозаики.
– И все стёклышки одинаково расположены?
Консультант посмотрел на Виктора, который стоя за спиной жены, отчаянно махал головой «Да».
– Да. – сказал он и добавил. – Я проверял!
– Хорошо.
Настя присела на стул, за пятьсот шестьдесят семь рублей, и подождав пока юноша уйдёт за её дверью, предположила:
– Мне кажется он соврал.
– В чём?
– В том, что стёклышки в мозаике везде одинаково расположены!
– Не думаю, что он врал. – Витя как мог, оправдывал несчастного продавца. – Он ведь понимает, что ты не купишь дверь, если она не понравится… ему выгодней предложить несколько вариантов. Скорее всего, мозаику делали на конвейере и раскладкой стёкол занимался робот, а они, знаешь ли, педанты…
– На конвейере? – Настя брезгливо сморщилась. – Значит такая дверь может быть ещё у кого-то? С таким же расположением стёкол!!!
Поняв, что сморозил глупость, Витя кашлянул, взяв тем самым трёхсекундную паузу для раздумий.
– Милая. Скорее всего, двери собирались в Италии, они же любители витражности… и вероятнее всего их пару штук привезли в наш город! Так что купим обе, и такие только у нас будут.
– А куда мы поставим вторую?
– В детскую!
– У нас нет детей, и нет детской.
– Тогда я сделаю в пустой комнате мастерскую или библиотеку, и поставлю туда!
– Одинаковые двери в спальне и мастерской? – возмущению Насти не было предела.
– Милая! – Виктор готов был сказать, что разобьёт вторую дверь на мусорке и закопает стёкла, только бы не продолжать этот разговор.
Однако, на его счастье, со склада выкатилась тележка.
– О, Вселенная! – воскликнула девушка. – Она великолепна! Ты посмотри какой оттенок!!! А как подобран рисунок! Посмотри, как нежно переливается свет через мягкие оттенки!
– О, да!!! – Виктор почти зарыдал от счастья. Он посмотрел на консультанта, и добавил заговорщическим тоном. – Надеюсь это эксклюзив и у вас больше нет подобных?
Парень с бейджиком «Алексей», тут же спохватился:
– Конечно! Она одна.
– Вы же говорили, что есть ещё. – Настя начала подозревать сговор.
– Я ошибся. – Алексей виновато склонил голову. – Простите, просто привезли очень много стандартных дверей, которые вы уже посмотрели, а эта была только одна. Я сейчас всё проверил по бумагам!
И вот, уже спустя пять минут, довольная семья, покидала магазин, держа в руках договор на доставку купленного товара.
– Ненавижу дождь! – огорчённо сказала Настя, зябко кутаясь в куртку и злобно оглядываясь вокруг. – Когда уже он кончится!
– Раньше ты любила дождь. – Витя заботливо распахнул над женой зонтик.
– Я люблю летний дождь!
– Ну вот ещё, летом на даче, ты жутко ругалась именно на летний дождь. – улыбнулся он.
– Тогда был ливень!
– Как тот, когда мы познакомились и я носил тебя на руках?
– Тогда я любила ливни.
– Потому что я носил тебя на руках?
– Да. – буркнула Настюша, давая понять, что ей надоел разговор о воде.
– Женщины целиком и полностью состоят из противоречий! – Витя убрал зонтик, и поднял жену на руки. – Вам нравится дождь, если вы на руках мужчины, и не нравится, если вы под зонтом!
– Дурааак! – закричала Настя, но не стала делать попытки выбраться из объятий.
– Тебе нравится игра в снежки, но ты ненавидишь зиму!
– Она холодная.
– Тебе не нравится зелёная дверь, красная, чёрная и синяя, но ты в восторге от сине-зелёно-красно-чёрной!
– Она красивая.
– Тебе не нравится цвет нашей машины, но ты ласково называешь её красавицей!
– Она нас возит, как я могу…
– Ты обожаешь жаренного с чесночком цыплёнка, но ненавидишь тех, кто выращивает и убивает куриц для продажи.
– Ну Витяяя. – Настя обиженно надулась. – Ты хочешь обидеть меня?
– Уф. – Виктор порядком устал, пока нёс драгоценную жену до машины. – Женщины сотканы из противоречий!
– Мужчины тоже!
– Неправда! Мы-то, как раз, последовательны и не мечемся от красной двери к зелёной. Если я не люблю зиму, я так и говорю, а если люблю отбивную, не сетую на бойни.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/evgeniya-basova/dveri/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.