Слова Солнца

Слова Солнца
Игорь Васильевич Северянин
Золотая коллекция поэзии
Знаменитый эгофутурист Игорь Северянин, яркий представитель поэзии Серебряного века, был провозглашен современниками «королем поэтов». Слава его была огромна. Это не помешало многочисленным критикам с пеной у рта обвинять его в мещанстве и пошлости, в эксцентричности и претенциозности. Северянин никого не оставляет равнодушным. Он – виртуозный мастер слова, его стихи оригинальны и музыкальны, «он – в каждой песне, им от сердца спетой, – иронизирующее дитя».
В книгу вошли избранные стихотворения, среди которых блестящие сонеты-«медальоны», а также талантливые стихи о России, многие из которых сегодня звучат особенно актуально.

Игорь Васильевич Северянин
Слова Солнца

Оформление серии Н. Ярусовой
В оформлении переплета использованы фрагменты работы художника Ивана Билибина

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
* * *


Я – противник автопредисловий: мое дело – петь, дело критики и публики судить мое пение. Но мне хочется раз навсегда сказать, что я, очень строго по-своему, отношусь к своим стихам и печатаю только те поэзы, которые мною не уничтожены, т. е. жизненны. Работаю над стихом много, руководствуясь только интуицией; исправлять же старые стихи, сообразно с совершенствующимся все время вкусом, нахожу убийственным для них: ясно, в свое время они меня вполне удовлетворяли, если я тогда жe их не сжег. Заменять же какое-либо неудачное, того периода, выражение «изыском сего дня» – неправильно: этим умерщвляется то, сокровенное, в чем зачастую нерв всей поэзы. Мертворожденное сжигается мною, а если живое иногда и не совсем прекрасно, – допускаю, даже уродливо, – я не могу его уничтожить: оно вызвано мною к жизни, оно мне мило, наконец, оно – мое!

    Игорь-Северянин


Из книги «Громокипящий кубок»
1913 г.
Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь на землю пролила.
    Ф. Тютчев

Очам твоей души
Очам твоей души – молитвы и печали.
Моя болезнь, мой страх, плач совести моей,
И все, что здесь в конце, и все, что здесь в начале, –
Очам души твоей…
Очам души твоей – сиренью упоенье
И литургия[1 - Литургия – христианское церковное богослужение, обедня.] – гимн жасминовым ночам;
Все-все, что дорого, что будит вдохновенье, –
Души твоей очам!
Твоей души очам – видений страшных клиры…[2 - Клир – собрание священников, певчих и хора.]
Казни меня! пытай! замучай! задуши! –
Но ты должна принять!.. И плач, и хохот лиры –
Очам твоей души!..
    1909


Ее монолог
Не может быть! вы лжете мне, мечты!
Ты не сумел забыть меня в разлуке…
Я вспомнила, когда в приливе муки,
Ты письма сжечь хотел мои… сжечь!.. ты!..
Я знаю, жгут бесценные дары:
Жжет молния надменные вершины,
Поэт – из перлов бурные костры,
И фабрикант – дубравы для машины;
Бесчувственные люди жгут сердца,
Забывшие для них про все на свете;
Разбойник жжет святилище дворца,
Гордящегося пиршеством столетий;
И гении сжигают мощь свою
На алкоголе – символе бессилья…
Но письма сжечь, – где я тебе пою
Свою любовь! Где распускаю крылья!
Их сжечь нельзя – как вечной красоты!
Их сжечь нельзя – как солнечного неба!
В них отзвуки Эдема и Эреба…
Не может быть! Вы лжете мне, мечты!
    1909


Весенний день

    Дорогому К. М. Фофанову[3 - Константин Михайлович Фофанов (1862–1911) – русский поэт.]
Весенний день горяч и золот, –
Весь город солнцем ослеплен!
Я снова – я: я снова молод!
Я снова весел и влюблен!
Душа поет и рвется в поле,
Я всех чужих зову на «ты»…
Какой простор! какая воля!
Какие песни и цветы!
Скорей бы – в бричке по ухабам!
Скорей бы – в юные луга!
Смотреть в лицо румяным бабам!
Как друга, целовать врага!
Шумите, вешние дубравы!
Расти, трава! цвети, сирень!
Виновных нет: все люди правы
В такой благословенный день!
    1911


В березовом коттэдже
На северной форелевой реке
Живете вы в березовом коттэдже[4 - В книге частично сохранена авторская орфография.].
Как Богомать великого Корреджи[5 - Корреджо Антонио (ок. 1489–1534) – итальянский живописец эпохи Возрождения.],
Вы благостны. В сребристом парике
Стряхает пыль с рельефов гобелена
Дворецкий ваш. Вы грезите, Мадлена,
Со страусовым веером в руке.
Ваш хрупкий сын одиннадцати лет
Пьет молоко на мраморной террасе;
Он в землянике нос себе раскрасил;
Как пошло вам! Вы кутаетесь в плэд
И, с отвращеньем, хмуря чернобровье,
Раздражена, теряя хладнокровье,
Вдруг видите брильянтовый браслет,
Как бракоцепь, повиснувший на кисти
Своей руки: вам скоро… много лет,
Вы замужем, вы мать… Вся радость –
в прошлом,
И будущее кажется вам пошлым…
Чего же ждать? Но морфий –
или выстрел?..
Спасение – в безумьи! Загорись,
Люби меня, дающего былое.
Жена и мать! Коли себя иглою,
Проснись любить! Смелее в свой каприз!
Безгрешен грех – пожатие руки
Тому, кто даст и молодость, и негу…
Мои следы к тебе одной по снегу
На берега форелевой реки!
    1911


Это все для ребенка
О, моя дорогая! ведь теперь еще осень,
ведь теперь еще осень…
А увидеться с вами я мечтаю весною,
бирюзовой весною…Что ответить мне сердцу, безутешному сердцу, если сердце вдруг спросит,
Если сердце простонет: «Грезишь мраком
зеленым?
грезишь глушью лесною?»
До весны мы в разлуке. Повидаться не можем.
Повидаться нельзя нам.
Разве только случайно. Разве только в театре.
Разве только в концерте.
Да и то бессловесно. Да и то беспоклонно.
Но зато – осиянным
И брильянтовым взором обменяться
успеем… –
как и словом в конверте…
Вы всегда под охраной. Вы всегда под
надзором.
Вы всегда под опекой.
Это все для ребенка… Это все для ребенка…
Это все для ребенка…
Я в вас вижу подругу. Я в вас женщину вижу.
Вижу в вас человека.
И мне дорог ваш крестик, как и ваша
слезинка,
как и ваша гребенка…
    1911


Янтарная элегия
Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
    А. Пушкин
Вы помните прелестный уголок –
Осенний парк в цвету янтарно-алом?
И мрамор урн, поставленных бокалом
На перекрестке палевых дорог?
Вы помните студеное стекло
Зеленых струй форелевой речонки?
Вы помните комичные опенки
Под кедрами, склонившими чело?
Вы помните над речкою шалэ[6 - Шале – сельский дом (фр.).],
Как я назвал трехкомнатную дачу,
Где плакал я от счастья и заплачу
Еще не раз о ласке и тепле?
Вы помните… О да! забыть нельзя
Того, что даже нечего и помнить…
Мне хочется Вас грезами исполнить
И попроситься робко к Вам в друзья…
    1911


Стансы
Простишь ли ты мои упреки,
Мои обидные слова?
Любовью дышат эти строки,
И снова ты во всем права!
Мой лучший друг, моя святая!
Не осуждай больных затей;
Ведь я рыдаю, не рыдая.
Я, человек не из людей!..
Не от тоски, не для забавы
Моя любовь полна огня:
Ты для меня дороже славы!
Ты – все на свете для меня!
Я соберу тебе фиалок
И буду плакать об одном:
Не покидай меня! – я жалок
В своем величии больном…
    1911


Лесофея
Она читает зимой Евангелье,
Она мечтает о вешнем ангеле.
Душой поэта и аполлонца
Все ожидает литавров солнца!
Умом ребенок, душою женщина,
Всегда капризна, всегда изменчива,
Она тоскует о предвесеньи,
О незабудках, о росной сени…
И часто в ложе, на пестрой опере,
Когда ей сердце мечты отропили,
Она кусает платок, бледнея, –
Дэмимонденка[7 - Дэмимонденка (от фр. demi-monde) – дама полусвета.] и лесофея!..
    1912

Рондели[8 - Рондель – стихотворение в 13 строк (два четверостишия и пятистишие) на две рифмы.]
Нарцисс Сарона[9 - Сарон – равнина в древней Иудее.] – Соломон –
Любил Балькис[10 - Балькис – мусульманское имя царицы Савской (царицы Сабы, государства на Юге Аравии).], царицу Юга.
Она была его супруга.
Был царь, как раб, в нее влюблен.
В краю, где пальмы и лимон,
Где грудь цветущая упруга.
Нарцисс Сарона, Соломон,
Любил Балькис, царицу Юга.
Она цвела, как анемон,
Под лаской царственного друга.
Но часто плакал от испуга,
Умом царицы ослеплен,
Великолепный Соломон…
    1911


В очарованьи
Быть может оттого, что ты не молода,
Но как-то трогательно-больно моложава,
Быть может оттого я так хочу всегда
С тобою вместе быть; когда смеясь лукаво,
Раскроешь широко влекущие глаза
И бледное лицо подставишь под лобзанья,
Я чувствую, что ты – вся нега, вся гроза,
Вся – молодость, вся – страсть; и чувства
без названья
Сжимают сердце мне пленительной тоской,
И потерять тебя – боязнь моя безмерна…
И ты, меня поняв, в тревоге, головой
Прекрасною своей вдруг поникаешь нервно, –
И вот другая ты: вся – осень, вся покой…
    1912

Весенняя яблоня
Акварель

    Перу И. И. Ясинского[11 - Ясинский Иероним Иеронимович (1850–1931) – писатель.] посвящаю
Весенней яблони в нетающем снегу
Без содрогания я видеть не могу:
Горбатой девушкой – прекрасной,
но немой –
Трепещет дерево, туманя гений мой…
Как будто в зеркало – смотрясь в широкий
плес,
Она старается смахнуть росинки слез,
И ужасается, и стонет, как арба,
Вняв отражению зловещего горба.
Когда на озеро слетает сон стальной,
Бываю с яблоней, как с девушкой больной,
И, полный нежности и ласковой тоски,
Благоуханные целую лепестки.
Тогда доверчиво, не сдерживая слез,
Она касается слегка моих волос,
Потом берет меня в ветвистое кольцо, –
И я целую ей цветущее лицо…
    1910


На реке форелевой
На реке форелевой, в северной губернии, В лодке, сизым вечером, уток не расстреливай. Благостны осенние отблески вечерние
В северной губернии, на реке форелевой.
На реке форелевой в трепетной осиновке
Хорошо мечтается над крутыми веслами.
Вечереет холодно. Зябко спят малиновки.
Скачет лодка скользкая камышами рослыми.
На отложье берега лен расцвел мимозами,
А форели шустрятся в речке грациозами.
    1911


Январь
Январь, старик в державном сане,
Садится в ветровые сани, –
И устремляется олень,
Воздушней вальсовых касаний
И упоительней, чем лень.
Его разбег направлен к дебрям,
Где режет он дорогу вепрям[12 - Вепрь – кабан.],
Где глухо бродит пегий лось,
Где быть поэту довелось…
Чем выше кнут, – тем бег проворней,
Тем бег резвее; все узорней
Пушистых кружев серебро.
А сколько визга, сколько скрипа!
То дуб повалится, то липа –
Как обнаженное ребро.
Он любит, этот царь-гуляка,
С душой надменного поляка,
Разгульно-дикую езду…
Пусть душу грех влечет к продаже:
Всех разжигает старец, – даже
Небес полярную звезду!
    1910


Пляска мая
В могиле мрак, в объятьях рай,
Любовь – земли услада!..
    Ал. Будищев[13 - Будищев Алексей Николаевич (1866–1916) – поэт, автор романса «Калитка».]
Вдалеке от фабрик, вдалеке от станций,
Не в лесу дремучем, но и не в селе –
Старая плотина, на плотине танцы,
В танцах поселяне, все навеселе.
Покупают парни у торговки дули[14 - Дули – груши.],
Тыквенное семя, карие рожки.
Тут беспопья свадьба, там кого-то вздули.
Шепоты да взвизги, песни да смешки.
Точно гуд пчелиный – гутор[15 - Гутор – разговор.] на полянке:
«Любишь ли, Акуля?» – «Дьявол, не замай!..»
И под звуки шустрой, удалой тальянки[16 - Тальянка – вид гармони.]
Пляшет на плотине сам царевич Май.
Разошелся браво пламенный красавец,
Зашумели липы, зацвела сирень!
Ветерок целует в губы всех красавиц,
Май пошел вприсядку в шапке набекрень.
Но не видят люди молодого Мая,
Чувствуя душою близость удальца,
Весела деревня, смутно понимая,
Что царевич бросит в пляске два кольца.
Кто поднимет кольца – жизнь тому забава!
Упоенье жизнью не для медных лбов!
Слава Маю, слава! Слава Маю, слава!
Да царят над миром Солнце и Любовь!
    1910


В парке плакала девочка

    Всеволоду Светланову
В парке плакала девочка: «Посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломлена лапочка, –
Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю…»
И отец призадумался, потрясенный минутою,
И простил все грядущие и капризы, и шалости
Милой, маленькой дочери, зарыдавшей от жалости.
    1910


Ты ко мне не вернешься…

    Злате[17 - Злата (настоящее имя – Евгения Тимофеевна Гуцан) – первая любовь поэта.]
Ты ко мне не вернешься даже ради Тамары,
Ради нашей дочурки, крошки вроде крола:
У тебя теперь дачи, за обедом – омары,
Ты теперь под защитой вороного крыла…
Ты ко мне не вернешься: на тебе теперь бархат;
Он скрывает бескрылье утомленных плечей…
Ты ко мне не вернешься: предсказатель
на картахПогасил за целковый вспышки поздних лучей!..
Ты ко мне не вернешься, даже… даже проститься,
Но над гробом обидно ты намочишь платок…
Ты ко мне не вернешься в тихом платье из ситца,
В платье радостно-жалком, как грошовый цветок.
Как цветок… Помнишь розы из кисейной бумаги?
О живых ни полслова у могильной плиты!
Ты ко мне не вернешься: грезы больше не маги, –
Я умру одиноким, понимаешь ли ты?!
    1910


Мороженое из сирени
– Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!
Полпорции десять копеек, четыре копейки буше[18 - Буше – порция (фр.).].
Сударыни, судари, надо ль? – не дорого – можно без прений…
Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе!
Я сливочного не имею, фисташковое все распродал…
Ах, граждане, да неужели вы требуете крэм-брюле?
Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,
На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в верилэ![19 - Верилэ – шестистрочная строфа в старофранцузской поэзии.]
Сирень – сладострастья эмблема.
В лилово-изнеженном крене
Зальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок…
Мороженое из сирени, мороженое из сирени!
Эй, мальчик со сбитнем[20 - Сбитень – горячий налиток из пива с медом.], попробуй!
Ей-Богу, похвалишь, дружок!
    1912


Фиолетовый транс
О, Лилия ликеров, – о, Cr?me de Violette![21 - Cr?me de Violette – фиалковый ликер (фр.).]
Я выпил грез фиалок фиалковый фиал…
Я приказал немедля подать кабриолет[22 - Кабриолет – одноконный экипаж.]
И сел на сером клене в атласный интервал.
Затянут в черный бархат, шоффэр – и мой
клеврет[23 - Клеврет – приспешник, приверженец.] –
Коснулся рукоятки, и вздрогнувший мотор,
Как жеребец заржавший, пошел на весь простор,
А ветер восхищенный сорвал с меня берэт.
Я приказал дать «полный». Я нагло приказал
Околдовать природу и перепутать путь!
Я выбросил шоффэра, когда он отказал, –
Взревел! и сквозь природу – вовсю
и как-нибудь!
Встречалась ли деревня, – ни голосов, ни изб!
Врезался в чернолесье, – ни дерева, ни пня!
Когда б мотор взорвался, я руки перегрыз б!..
Я опьянел грозово, все на пути пьяня!..
И вдруг – безумным жестом остолблен
кленоход:
Я лилию заметил у ската в водопад.
Я перед ней склонился, от радости горбат,
Благодаря за встречу, за благостный исход…
Я упоен. Я вещий. Я тихий. Я грезэр.
И разве виноват я, что лилии колет[24 - Колет – военная куртка со стоячим воротником.]
Так редко можно встретить, что путь без лилий сер?
О, яд мечты фиалок, – о, Cr?me de Violette…
    1911


Это было у моря
Поэма-миньонет[25 - Миньонет – одна из изобретенных Северяниным строфических форм.]
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозо?во,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
    1910

Клуб дам
Я в комфортабельной карете, на эллипсических рессорах,
Люблю заехать в златополдень на чашку чая в жено-клуб,
Где вкусно сплетничают дамы о светских дрязгах и о ссорах,
Где глупый вправе слыть не глупым, но умный непременно глуп…
О, фешенебельные темы! от вас тоска моя развеется!
Трепещут губы иронично, как земляничное
желе… – Индейцы – точно ананасы, и ананасы – как индейцы…
Острит креолка, вспоминая об экзотической земле.
Градоначальница зевает, облокотясь на пианино,
И смотрит в окна, где истомно бредет хмелеющий Июль.
Вкруг золотеет паутина, как символ ленных пленов сплина[26 - Сплин – хандра.],
И я, сравнив себя со всеми, люблю клуб дам не потому ль?..
    1912


Когда придет корабль
Вы оделись вечером кисейно
И в саду стоите у бассейна,
Наблюдая, как лунеет мрамор
И проток дрожит на нем муаром.
Корабли оякорили бухты:
Привезли тропические фрукты,
Привезли узорчатые ткани,
Привезли мечты об океане.
А когда придет бразильский крейсер,
Лейтенант расскажет Вам про гейзер,
И сравнит… но это так интимно!..
Напевая нечто вроде гимна.
Он расскажет о лазори Ганга,
О проказах злых орангутанга,
О циничном африканском танце
И о вечном летуне – «Голландце».
Он покажет Вам альбом Камчатки,
Где еще культура не в зачатке,
Намекнет о нежной дружбе с гейшей,
Умолчав о близости дальнейшей…
За моря мечтой своей зареяв,
Распустив павлиньево свой веер,
Вы к нему прижметесь в теплой
дрожи,
Полюбив его еще дороже…
    1911


Nocturno[27 - Nocturno – ноктюрн, музыкальный термин: лирическая инструментальная пьеса.]
Навевали смуть былого окарины[28 - Окарина – род флейты.]
Где-то в тихо вечеревшем далеке, –
И сирены, водяные балерины,
Заводили хороводы на реке.
Пропитались все растенья соловьями
И гудели, замирая, как струна.
А в воде – в реке, в пруде, в озерах, в яме –
Фонарями разбросалася луна.
Засветились на танцующей сирене
Водоросли под луной, как светляки.
Захотелось белых лилий и сирени, –
Но они друг другу странно далеки…
    1909

Квадрат квадратов[29 - Квадрат квадратов – стихотворная форма, изобретенная Северяниным: слова первого четверостишия повторяются в трех последующих, меняясь местами.]
Никогда ни о чем не хочу говорить…
О поверь! – я устал, я совсем изнемог…
Был года палачом, – палачу не парить…
Точно зверь, заплутал меж поэм и тревог…
Ни о чем никогда говорить не хочу…
Я устал… О, поверь! изнемог я совсем…
Палачом был года – не парить палачу…
Заплутал, точно зверь, меж тревог и поэм.
Не хочу говорить никогда ни о чем…
Я совсем изнемог… О, поверь! я устал…
Палачу не парить!.. был года палачом…
Меж поэм и тревог, точно зверь, заплутал.
Говорить не хочу ни о чем никогда!..
Изнемог я совсем, я устал, о поверь!
Не парить палачу! палачом был года!..
Меж тревог и поэм заплутал, точно зверь!..
    1910


Соната в шторм
На Ваших эффектных нервах звучали
всю ночь сонаты,
А Вы возлежали на башне на ландышевом
ковре…
Трещала, палила буря, и якорные канаты,
Как будто титаны-струны, озвучивали
весь корвет.
Но разве Вам было дело, что где-то рыдают
и стонут,
Что бешеный шторм грохочет, бросая
на скалы фрегат.
Вы пили вино мятежно, Вы брали
монбланную ноту!
Сверкали агаты брошек, но ярче был
взоров агат!
Трещала, палила буря. Стонала дворцовая
пристань.
Кричали и гибли люди. Корабль набегал
на корабль.
А Вы, семеня гранаты, смеясь, целовали
артиста…
Он сел за рояль, как гений, – окончил игру,
как раб…
    1911


Врубелю
Так тихо-долго шла жизнь на убыль
В душе, исканьем обворованной…
Так страстно-тихо растаял Врубель,
Так безнадежно очарованный…
Ему фиалки струили дымки
Лица трагически-безликого…
Душа впитала все невидимки,
Дрожа в преддверии великого…
Но дерзновенье слепило кисти,
А кисть дразнила дерзновенное…
Он тихо таял, – он золотистей
Пылал душою вдохновенною…
Цветов побольше на крышку гроба:
В гробу – венчанье!.. Отныне оба –
Мечта и кисть – в немой гармонии,
Как лейтмотив больной симфонии.
    1910

Над гробом Фофанова
Интуитта
Милый Вы мой и добрый! Ведь Вы так измучились
От вечного одиночества, от одиночного холода…
По своей принцессе лазоревой – по Мечте своей соскучились:
Сердце-то было весело! сердце-то было молодо!
Застенчивый всегда и ласковый, вечно Вы тревожились,
Пели почти безразумно, – до самозабвения…
С каждою новою песнею Ваши страданья множились,
И Вы – о, я понимаю Вас! – страдали от вдохновения…
Вижу Вашу улыбку, сквозь гроб меня озаряющую,
Слышу, как Божьи ангелы говорят Вам: «Добро пожаловать!»
Господи! прими его душу, так невыносимо страдающую!
Царство Тебе Небесное, дорогой Константин Михайлович!
    1911


Мои похороны
Меня положат в гроб фарфоровый
На ткань снежинок яблоно?вых,
И похоронят (…как Суворова…)
Меня, новейшего из новых.
Не повезут поэта лошади, –
Век даст мотор для катафалка.
На гроб букеты вы положите:
Мимоза, лилия, фиалка.
Под искры музыки оркестровой,
Под вздох изнеженной малины – Она, кого я так приветствовал,
Протрелит полонез Филины[30 - Филина – героиня оперы Л. Тома «Миньон».].
Всем будет весело и солнечно,
Осветит лица милосердье…
И светозарно-ореолочно
Согреет всех мое бессмертье!
    1910


Эпилог

I
Я, гений Игорь-Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!
От Баязета[31 - Баязет – город в Турции на границе с Россией.] к Порт-Артуру
Черту упорную провел.
Я покорил Литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!
Я, – год назад, – сказал: «Я буду!»
Год отсверкал, и вот – я есть!
Среди друзей я зрил Иуду,
Но не его отверг, а – месть.
– Я одинок в своей задаче! –
Прозренно я провозгласил.
Они пришли ко мне, кто зрячи,
И дав восторг, не дали сил.
Нас стало четверо[32 - Северянин имеет в виду примкнувших к эгофутуризму Г. Иванова, Грааля-Арельского и К. Олимпова.], но сила
Моя, единая, росла.
Она поддержки не просила
И не мужала от числа.
Она росла в своем единстве
Самодержавна и горда, –
И, в чаровом самоубийстве,
Шатнулась в мой шатер орда…
От снегоскального гипноза
Бежали двое[33 - Г. Иванов и Грааль-Арельский перешли в «Цех поэтов».] в тлень болот;
У каждого в плече заноза, –
Зане[34 - Зане – ибо.] болезнен беглых взлет.
Я их приветил: я умею
Приветить все, – божи, Привет!
Лети, голубка, смело к змею!
Змея! обвей орла в ответ!
II
Я выполнил свою задачу,
Литературу покорив.
Бросаю сильным на удачу
Завоевателя порыв.
Но даровав толпе холопов
Значенье собственного «я»,
От пыли отряхаю обувь,
И вновь в простор – стезя моя.
Схожу насмешливо с престола
И ныне, светлый пилигрим[35 - Пилигрим – паломник.],
Иду в застенчивые долы.
Презрев ошеломленный Рим.
Я изнемог от льстивой свиты,
И по природе я взалкал.
Мечты с цветами перевиты,
Росой накаплен мой бокал.
Мой мозг прояснили дурманы,
Душа влечется в Примитив.
Я вижу росные туманы!
Я слышу липовый мотив!
Не ученик и не учитель,
Великих друг, ничтожных брат,
Иду туда, где вдохновитель
Моих исканий – говор хат.
До долгой встречи! В беззаконце
Веротерпимость хороша. В ненастный день взойдет, как солнце, Моя вселенская душа!
    1912


Из книги «Златолира»
1914 г.

Эгополонез
Живи, Живое! Под солнца бубны
Смелее, люди, в свой полонез!
Как плодоносны, как златотрубны
Снопы ржаные моих поэз!
В них водопадят Любовь и Нега,
И Наслажденье, и Красота!
Все жертвы мира во имя Эго![36 - Эго – я (лат.).]
Живи, Живое! – поют уста.
Во всей вселенной нас только двое,
И эти двое – всегда одно:
Я и Желанье! Живи, Живое!
Тебе бессмертье предрешено!
    1912

Эхо
Ради шутки, ради смеха
Я хотел бы жить всегда!
Но ответило мне эхо:
«Да!»
Повтори… еще… сначала…
Кто бессмертен, как мечты?
Снова эхо отвечало:
«Ты!»
    1909


Песенка-весенка
Итак вы снова в Дылицы?
Ну, что же, в добрый час.
Счастливица! счастливица!
Я радуюсь за Вас!
Запасшись всякой всячиной,
Садитесь вы в купэ,
Забыв уже за Гатчиной
О шуме и толпе.
И сердце вновь олетено,
Кипит, как Редерер…
И вот – Елизаветино![37 - Дылицы, Гатчина, Елизаветино – дачные места под Петербургом.]
И вот – дебаркадер![38 - Дебаркадер – здесь: станционная платформа.]
Вдали столичной пошлости
Сияя так светло,
На рослой серой лошади
Вы едете в село.
Уже кивает мельница
Вам ласковый привет,
Вы снова – карусельница,
Ребенок и поэт.
У дачи бродит курочка
И рядом с ней петух…
Ликует шумно Шурочка
Среди веселых рюх…
Поймать стараясь зяблика,
Шалун бежит к лесам.
Я узнаю в нем Дьяблика,
Который – зяблик сам…
Вам сердце окудесила
Проказница-Весна.
Бежите в поле весело –
Одна! одна! одна!
Впивая радость рьяную,
Бросаетесь в траву,
Снегурочкой-Тианою
Мечтая наяву.
Как сладко этой девочке
Шепнуть: «Тоске капут», –
А в парке пляшут белочки,
И ландыши цветут.
Пускай же сердце выльется
В бокал любви полней!
О Дылица! О Дылица! –
Страна Мечты моей.
    1912


Поэза без названия
Князь взял тебя из дворницкой. В шелка
Одел дитя, удобное для «жмурок»…
Он для тебя не вышел из полка,
А поиграл и бросил, как окурок.
Он роскошью тебя очаровал
И одурманил слабый ум ликером.
И возвратилась ты в родной подвал,
Не осудив любовника укором.
Пришел поэт. Он стал тебе внимать
И взял к себе в убогую мансарду,
Но у него была старуха-мать,
Язвившая за прежнюю кокарду.
И ты ушла вторично в свой вертеп,
А нищий скальд[39 - Скальд – древнескандинавский поэт и певец.] «сошел с тоски в могилу».
Ты не могла трудом добыть свой хлеб,
Но жить в подвале стало не под силу.
И ты пошла на улицу, склонясь
Пред «роком злым», с раскрытым
прейскурантом.
И у тебя в мечте остался – князь
С душой того, кто грел тебя талантом.
    1911

С крестом сирени
Цветы лилово-голубые,
Всего в четыре лепестка,
В чьих крестиках мои былые
Любовь, отвага и тоска!
Ах, так же вы благоухали
Тогда, давно, в далеком, там,
Зовя в непознанные дали
По опадающим цветам!
И, слушая благоуханья,
Вдыхая цветовую речь,
Я шел на брань завоеванья
С сиренью, заменившей меч…
А вы цвели и увядали…
По опадающим по вам
Я шел в лазоревые дали –
В цветы, в цветах и по цветам!
Со мною были молодые
Мечты и смелая тоска,
И вы, лилово-голубые
Кресты в четыре лепестка!
    1913


Акварель
Бежит, дрожит на жгучем побережье
Волна, полна пленительных былин.
Везде песок, на нем следы медвежьи.
Центральный месяц – снова властелин.
И ни души. Весь мир – от солнца! – вымер. Но все поет – и море, и песок.
Оно печет, небесный князь Владимир[40 - Владимир – киевский князь Владимир «Красное Солнышко».],
И облако седи?т его висок.
С зайчатами зажмурилась зайчиха,
И к чайке чиж спешит песочком вскачь.
В душе трезвон. На побережье тихо.
И слабый бодр, и истомлен силач.
    1909

Народная
Солнце Землю целовало –
Сладко жмурилась Земля.
Солнце Землю баловало,
Сыпля злато на поля.
Солнце ласково играло
В простодушной похвальбе.
И Земля его избрала
В полюбовники себе.
И доколе будет длиться
Их немудрая любовь,
Будет мир в цветы рядиться,
В зелень вешнюю лугов!
    1911

Спустя пять лет
Тебе, Евгения[41 - Евгения Тимофеевна Гуцан, первая любовь поэта.], мне счастье давшая,
Несу горячее свое раскаянье…
Прими, любившая, прими, страдавшая,
Пойми тоску мою, пойми отчаянье.
Вся жизнь изломана, вся жизнь истерзана.
В ошибке юности – проклятье вечное…
Мечта иссушена, крыло подрезано,
Я не сберег тебя, – и жизнь – увечная…
Прости скорбящего, прости зовущего,
Быть может – слабого, быть может – гения…
Не надо прошлого: в нем нет грядущего, –
В грядущем – прошлое… Прости, Евгения!
    1910

Из книги
«Ананасы в шампанском»
1915 г.

Увертюра
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! и берусь за перо!
Стрекот аэропланов! беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! крылолёт буэров!
Кто-то здесь зацелован! там кого-то побили!
Ананасы в шампанском – это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грёзофарс…
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы – в Нагасаки! из Нью-Йорка – на Марс!
    1915

На островах
На ландо моторном[42 - Ландо – здесь: автомобиль.], в ландо шикарном
Я проезжаю по Островам[43 - Острова – Каменный и Елагин острова, традиционные места гуляния в Петербурге.],
Пьянея встречным лицом вульгарным
Среди дам просто и «этих» дам.
Ах, в каждой «фее» искал я фею
Когда-то раньше. Теперь не то.
Но отчего же я огневею.
Когда мелькает вблизи манто?
Как безответно! как безвопросно!
Как гривуазно![44 - Гривуазно – нескромно, вульгарно (фр.).] но всюду – боль!
В аллеях сорно, в куртинах[45 - Куртина – участок газона в парке, обрамленный подстриженным кустарником.] росно,
И в каждом франте жив Рокамболь[46 - Рокамболь – герой серии романов французского писателя Понсон дю-Террайля (1829–1871).].
И что тут прелесть? и что тут мерзость?
Бесстыж и скорбен ночной пуант.
Кому бы бросить наглее дерзость?
Кому бы нежно поправить бант?
    1911


Валентина
Валентина, сколько счастья! Валентина,
сколько жути!
Сколько чары! Валентина, отчего же ты
грустишь?
Это было на концерте в медицинском
институте,
Ты сидела в вестибюле за продажею афиш.
Выскочив из ландолета, девушками
окруженный,
Я стремился на эстраду, но, меня остановив,
Предложила мне программу, и, тобой
завороженный,
На мгновенье задержался, созерцая твой
извив.
Ты зашла ко мне в антракте (не зови его
пробелом)
С тайной розой, с красной грезой,
с бирюзовою грозой
Глаз восторженных и наглых. Ты была
в простом и белом,
Говорила очень быстро и казалась стрекозой.
Этот день!.. С него – начало. Телефоны
и открытки. К начинаньям поэтессы я был очень милосерд, И когда уже ты стала кандидаткой
в фаворитки,
Ты меня сопровождала ежедневно на концерт.
А потом… Купэ. Деревня. Много снега, леса. Святки.
Замороженные ночи и крещенская луна.
Домик. Нежно и уютно. Упоенье без оглядки.
Валентина безрассудна! Валентина влюблена!
Все прошло, как все проходит. И простились мы неловко:
Я «обманщик», ты сердита, т. е. просто
трафарет.
Валентина, плутоглазка! остроумная
чертовка!
Ты чаруйную поэму превратила в жалкий
бред!
    1914


Поэза спичечного коробка
Что это? – спичек коробок? –
Лучинок из берез?
И ты их не заметить мог? –
Ведь это ж грандиоз!
Бери же, чиркай и грози,
Восторжен, нагл и яр!
Ползет огонь на все стези:
В твоей руке – пожар!
Огонь! огонь, природоцап,
Высовывай язык!
Ликуй, холоп! Оцарься, раб!
Ничтожный, ты велик!
    1914

В гостинице
В большом и неуютном номере провинциальной гостиницы Я лежу в бессоннице холодноватыми вечерами. Жутко мне, жутко, что сердце скорбью навеки вынется Из своего гнездышка – …разбитое стекло в раме…
Из ресторана доносится то тихая, то грустная
музыка –
Какая-нибудь затасканная лунная соната, То такая помпезная, – правда, часто кургузая, – …Лилию оскорбляющее полнокровье
граната…
И слышится в этой музыке души всех женщин и девушек, Когда-либо в жизни встретившихся и возможных еще в пути. И плачется, бесслезно плачется в номерной тиши кромешной О музыке, о девушках, обо всем, что способно цвести…
    1914


Никчемная
Ты меня совсем измучила, может быть,
сама не ведая;
Может быть, вполне сознательно; может быть,
перестрадав;
Вижусь я с тобой урывками: разве вместе
пообедаю
На глазах у всех и каждого, – и опять
тоска-удав.
О, безжалостница добрая! ты, штрихующая профили
Мне чужие, но знакомые, с носом мертвенно-прямым!
Целомудренную чувственность мы зломозгло объутопили
Чем-то вечно ожидаемым и литаврово-немым…
Слушай, чуждая мне ближница! обреченная далёчница!
Оскорбить меня хотящая для немыслимых услад!
Подавив негодование, мне в тебя так просто хочется,
Как орлу – в лазорь сияльную, как теченью – в водопад!
    1914


Тиана
Тиана, как странно! как странно, Тиана!
Былое уплыло, былое ушло…
Я плавал морями, садился в седло,
Бродил пилигримом в опалах тумана…
Тиана, как скучно! как скучно, Тиана!
Мадлэна – как эхо… Мадлэна – как сон…
Я больше уже ни в кого не влюблен:
Влюбляются сердцем, но – как, если – рана?..
Тиана, как жутко! как жутко, Тиана!
Я пил и выплескивал тысячи душ
И девьих, и женских, – все то же; к тому ж
Кудесней всех женщин – ликер из банана!
Тиана, как дико! мне дико, Тиана,
Вложить вам билеты в лиловый конверт
И ждать на помпезный поэзоконцерт:
Ведь прежде так просто – луна и поляна.
И вдруг – вы, снегурка, нимфея, лиана,
Вернули мне снова все миги тех лет,
Когда я был робкий, безвестный поэт,
О славе мечтавший, – без славы дурмана…
Тиана, как больно! мне больно, Тиана!
    1913


Эстляндская поэза

    Андрею Виноградову[47 - Андрей Виноградов – поэт-эгофутурист.]
Распахните все рамы у меня на террасе,
распахните все рамы –
Истомило предгрозье. Я совсем задыхаюсь.
Я совсем изнемог.
Надоели мне лица. Надоели мне фразы.
Надоели мне «драмы».
Уходите подальше, не тревожьте. Все двери
я запру на замок.
Я весь день и весь вечер просижу на террасе,
созерцая то море,
То особое море, нет которому равных
во Вселенной нигде.
Помню Ялту и Дальний[48 - Дальний – русское название г. Далянь в Китае, где Северянин жил с отцом в 1903 г.], и Баку с Таганрогом.
На морях – я не спорю,
Но Балтийское море разве с теми сравнится
при Полярной звезде?..
Это море – снегурка. Это море – трилистник.
Это – вишень цветенье.
Это – призрак бесчертный. Эрик, принц светлоокий.
Это море – Лилит[49 - Лилит – по легенде, первая жена Адама (до Евы).].
Ежецветно. Капризно. Несказанно-больное.
Все – порыв,
Все – мгновенье.
Все влеченье и зовы. Венценосная Сканда.
Умоляя – велит.
Оттого-то и дом мой – над отвесным обрывом
у любимого моря.
Миновало предгрозье. Я дышу полной грудью.
Отдыхаю. Живу.
О, сказанья про Ингрид! О, Норвегии берег!
О, Эстляндские зори!
Лишь в Эстляндии светлой мне дано вас
увидеть
наяву! наяву!
    1914


Осени предчувствие
Заалеют клены и залимонеют, будут ало-желты.
Побуреет в бурях море голубое, голубое небо,
Будет в зорях холод, в вечерах – угрозье, в полднях – хлаже золото.
Хочешь иль не хочешь – сердцем затоскуешь от немого гнева.
Ах, земле сочувствуй, – осудить опасно: после жатвы тяжко.
Надо же на отдых: хлеб свой оправдала труженица-матка,
Всех она кормила: и крестьян, и птичек, травку и барашка.
Смертно вы устали: ты, земля, и лошадь, рыжая лохматка.
Отдохните осень, отдохните зиму. Пробудитесь к марту.
С помощью Господней, помощью надежной, снова за работу.
Приходи, старуха в старой желтой кофте! вымечи-ка карту
На свою погибель, предсказавши солнцу к маю позолоту.
    1914


Письмо на юг
Наш почтальон, как друг прилежный,
Которому чего-то жаль,
Принес мне вашу carte postale
В лиловый влажный безмятежный
Июньский вечер. Друг мой нежный,
Он отемнил мою печаль –
Открытки вашей тон элежный.
Мы с вами оба у морей,
У парусов, у рыб, у гребли.
Вы в осонетенном Коктэбле,
А я у ревельских[50 - Ревель – ныне Таллин.] камней,
Где, несмотря на знои дней,
Поля вполную не нахлебли,
Но с каждым днем поля сильней.
…Скажи, простятся ль нам измены
Селу любезному? зачем
Я здесь вот, например? и с кем
Ты там, на юге? Что нам пены,
В конце концов?! что нам сирены?!
Я к нам хочу! и вот – я нем
У моря с запахом вервэны…[51 - Вервэны – вербена – растение со светло-лиловыми пахучими цветами; по легенде изгоняет вражду и пробуждает любовь.]
    1914


Вервэна
Как пахнет морем от вервэны
И устрицами, и луной!
Все клеточки твои, все вены
Кипят вервэновой волной.
Целую ли твои я веки,
Смотрюсь ли в зеркала очей,
Я вижу сон чаруйный некий,
В котором море все свежей.
Неистолимою прохладой
Туда, где крапчатый лосось,
Где чайка взреяла Элладой,
Влекусь я в моревую сквозь.
Но только подойду я к морю,
Чтоб тронуть шлюпки бичеву,
Со сном чаруйным впламь заспорю,
К тебе у моря воззову!
Повеет от волны вервэной,
Твоею блузкой и косой.
И, смутным зовам неизменный,
Я возвращусь к тебе с тоской.
    1914


Сердцу девьему

    Сонке[52 - Сонка – Софья Сергеевна Шемардина (по сцене Эсклармонда Орлеанская).]
Она мне принесла гвоздику,
Застенчива и молода.
Люблю лесную землянику
В брильянтовые холода!
Рассказывала о концерте
И о столичном том и сём;
Но видел поле в девьем сердце,
Ручьи меж лилий и овсом…
Я знаю: вечером, за книгой,
Она так ласково взгрустнет,
Как векше[53 - Векша – белка.], сердцу скажет:
«Прыгай!» И будет боль, и будет гнет…
С улыбкою, сомкнув ресницы,
Припомнит ольхи и родник,
И впишет четкие страницы
В благоуханный свой дневник.
    1913


Они сражаются в полях…
Они сражаются в полях,
Всё позабывшие в боях,
Не забывая лишь о том,
Что где-то есть родимый дом.
Что дома ждет тоскуя мать
И не устанет вечно ждать,
Что плачет милая жена,
В такие дни всегда верна,
И дети резвою гурьбой
Играют беззаботно «в бой»…
Они сражаются в полях,
Сегодня – люди, завтра – прах,
Они отстаивают нас.
Но кто из них свой знает час?
А если б знать!.. А если б знать,
Тогда нельзя душой пылать:
Ужасно заряжать ружье,
Провидя близкое свое…
Неумертвимые в мечтах,
Они сражаются в полях!
    1914


Еще не значит…
Еще не значит быть изменником –
Быть радостным и молодым,
Не причиняя боли пленникам
И не спеша в шрапнельный дым…
Ходить в театр, в кинематографы,
Писать стихи, купить трюмо,
И много нежного и доброго
Вложить любимому в письмо…
Пройтиться по Морской с шатенками,
Свивать венки из кризантем,
По-прежнему пить сливки с пенками
И кушать за десертом крэм –
Еще не значит… Прочь уныние

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67587227) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Сноски

1
Литургия – христианское церковное богослужение, обедня.

2
Клир – собрание священников, певчих и хора.

3
Константин Михайлович Фофанов (1862–1911) – русский поэт.

4
В книге частично сохранена авторская орфография.

5
Корреджо Антонио (ок. 1489–1534) – итальянский живописец эпохи Возрождения.

6
Шале – сельский дом (фр.).

7
Дэмимонденка (от фр. demi-monde) – дама полусвета.

8
Рондель – стихотворение в 13 строк (два четверостишия и пятистишие) на две рифмы.

9
Сарон – равнина в древней Иудее.

10
Балькис – мусульманское имя царицы Савской (царицы Сабы, государства на Юге Аравии).

11
Ясинский Иероним Иеронимович (1850–1931) – писатель.

12
Вепрь – кабан.

13
Будищев Алексей Николаевич (1866–1916) – поэт, автор романса «Калитка».

14
Дули – груши.

15
Гутор – разговор.

16
Тальянка – вид гармони.

17
Злата (настоящее имя – Евгения Тимофеевна Гуцан) – первая любовь поэта.

18
Буше – порция (фр.).

19
Верилэ – шестистрочная строфа в старофранцузской поэзии.

20
Сбитень – горячий налиток из пива с медом.

21
Cr?me de Violette – фиалковый ликер (фр.).

22
Кабриолет – одноконный экипаж.

23
Клеврет – приспешник, приверженец.

24
Колет – военная куртка со стоячим воротником.

25
Миньонет – одна из изобретенных Северяниным строфических форм.

26
Сплин – хандра.

27
Nocturno – ноктюрн, музыкальный термин: лирическая инструментальная пьеса.

28
Окарина – род флейты.

29
Квадрат квадратов – стихотворная форма, изобретенная Северяниным: слова первого четверостишия повторяются в трех последующих, меняясь местами.

30
Филина – героиня оперы Л. Тома «Миньон».

31
Баязет – город в Турции на границе с Россией.

32
Северянин имеет в виду примкнувших к эгофутуризму Г. Иванова, Грааля-Арельского и К. Олимпова.

33
Г. Иванов и Грааль-Арельский перешли в «Цех поэтов».

34
Зане – ибо.

35
Пилигрим – паломник.

36
Эго – я (лат.).

37
Дылицы, Гатчина, Елизаветино – дачные места под Петербургом.

38
Дебаркадер – здесь: станционная платформа.

39
Скальд – древнескандинавский поэт и певец.

40
Владимир – киевский князь Владимир «Красное Солнышко».

41
Евгения Тимофеевна Гуцан, первая любовь поэта.

42
Ландо – здесь: автомобиль.

43
Острова – Каменный и Елагин острова, традиционные места гуляния в Петербурге.

44
Гривуазно – нескромно, вульгарно (фр.).

45
Куртина – участок газона в парке, обрамленный подстриженным кустарником.

46
Рокамболь – герой серии романов французского писателя Понсон дю-Террайля (1829–1871).

47
Андрей Виноградов – поэт-эгофутурист.

48
Дальний – русское название г. Далянь в Китае, где Северянин жил с отцом в 1903 г.

49
Лилит – по легенде, первая жена Адама (до Евы).

50
Ревель – ныне Таллин.

51
Вервэны – вербена – растение со светло-лиловыми пахучими цветами; по легенде изгоняет вражду и пробуждает любовь.

52
Сонка – Софья Сергеевна Шемардина (по сцене Эсклармонда Орлеанская).

53
Векша – белка.
Слова Солнца Игорь Северянин
Слова Солнца

Игорь Северянин

Тип: электронная книга

Жанр: Стихи и поэзия

Язык: на русском языке

Издательство: Эксмо

Дата публикации: 25.10.2024

Отзывы: Пока нет Добавить отзыв

О книге: Знаменитый эгофутурист Игорь Северянин, яркий представитель поэзии Серебряного века, был провозглашен современниками «королем поэтов». Слава его была огромна. Это не помешало многочисленным критикам с пеной у рта обвинять его в мещанстве и пошлости, в эксцентричности и претенциозности. Северянин никого не оставляет равнодушным. Он – виртуозный мастер слова, его стихи оригинальны и музыкальны, «он – в каждой песне, им от сердца спетой, – иронизирующее дитя».

  • Добавить отзыв