Главная страница | Триллеры | Дух подростка

Дух подростка
Егор Сергеевич Невский


Основанный на реальных событиях роман ДУХ ПОДРОСТКА – это история жизни и успеха простого парня из маленького угрюмого городка, который внезапно приобрёл мировую славу. Счастливым ребёнком, в 7 лет он узнаёт что родители желают развода и «розовый мир» рушится. Страдающий от дефицита внимания, которое в подростковом возрасте переросло в биполярное расстройство, вынуждает каждый день жизни бороться не только с проблемами в семье, окружающего мира и с тщетными попытками понять мир взрослых, но и бороться с самим собой. Бунтарский дух, свобода и юность прощает всё. Жизнь кипит в шипучем коктейле проблем, депрессий и счастья. Он на грани, но и в раю. Потеряв любовь, суть существования самого себя, и в отчаянных поисках того, что наполнит жизнь смыслом и вылечит душевные раны, разочарованный романтик отдаётся музыке. Пройдя путь через тернии к звездам, осуществив мечту миллиардов людей, больше и нечего желать, но в этом мире за всё приходиться платить, а у величия всегда большая цена…





Егор Невский

Дух подростка





ПРОЛОГ

Сегодня я убежден, что был рожден для того, чтобы передать свою жизнь, свои чувства, свои переживания, размышления, выводы за столь короткий путь на грани, получив все, что я хотел, разочаровавшись во всем и уйдя в небытие.

Я пришел к убеждению, что девиз: завести семью, построить дом, посадить дерево – это девиз простолюдинов. Ничего скучнее, чем такой цели в жизни просто быть не может. Я хотел мир, и я работал над этим. Я был на грани, но и в раю. Я боролся. Я жил. Жизнь кипела во мне, разум горел, и я уверенно шел, никогда не обращая внимания на чужое, не важное для меня мнение и препятствия на пути. Но, так стало далеко не сразу, перед этим я прошел свой ад.

Я считаю, что раз вы пришли в этот мир, значит обязаны запомниться, а лучше всего оставить значимый след в истории, человечестве, в мире, иначе просто проживете зря. Когда я понял это и принял, я никогда не был таким, как прежде. Такова моя миссия – оставить после себя значимый след.

Многие люди мне говорили: живи как большинство, зарабатывай, копи, путешествуй, встречайся с девушками и все будет классно, что все мы циники, живущие только для себя и для близких, что когда-нибудь умрешь и будет плевать. Но как бы я не старался в моменты отчаяния жить таким образом, я понял, что жить так просто не умею. Отчасти я даже завидую таким людям, они выглядят такими безучастными, спокойными, хладнокровными, веселыми, что на их фоне я всегда выглядел волнующимся и разрывающимся параноиком. И все же для меня, такие люди кажутся живыми трупами, в них нет огня и страсти к жизни. А жизнь так скоротечна, что осознание быстроты времени и неминуемой смерти толкает жить и впитывать каждый миг. Осознайте скоротечность жизни, и вы никогда не станете тратить время впустую, может жизнь не станет лучше, но она станет хотя бы чуточку ценнее, станет иной, неповторимой.

Даже если ничего после смерти нет, какое мне дело, что будет со мной после нее? Не будет меня, но жизнь, которую я прожил, останется жить, при условии, что я создам нечто великое, неповторимое и ценное. Продолжение рода – это важно, но через три-четыре поколения тебя забудут, максимум твои предки полюбуются твоим фото или видео с мертвой странницы в социальной сети, облаке или на жестком диске.

Меня пугает неизвестность, вгоняет в полнейшее разочарование и вдохновляет творить. В общем, для меня слишком примитивно продолжить род, покайфовать и уйти, будто тебя и не было, и я никогда не пойму людей, которые считают иначе. Безусловно, я благодарен своему роду за то, что я здесь, они прожили не зря и сплетение их судеб привели меня в этот мир, но мне мало просто жить, я хочу жить вечно.

Я не хочу принизить ценности жизни людей или оскорбить тех, кто живет не так, как я считаю правильным. Все люди уникальны, и каждый находит свое место и вносит свой вклад. Но я считаю, что все люди могут стать теми, кем хотят быть на самом деле, не притворяясь что то, чем они занимаются им нравится и к этому они пришли сами. Худшее преступление – это притворство.

Пожалуйста, задумайтесь о своей жизни, вдохновитесь и пробуйте. Старания, усилия, борьба за желаемое это уже не зря, вы уже об этом не будете жалеть. Не вышло, ну и пошло оно к черту, вы сделали все, что могли, но я уверен, вы сможете, при условии, что поверите в себя и начнете действовать. Идите не к цели денег, деньги становятся ничем и приходят незаметно, когда вы занимаетесь тем, что вам нравится. Если гнаться за деньгами, сомневаюсь, что вы будете счастливы и вообще получите желаемое, а если стремиться заниматься тем, что вам по душе, то в тот миг деньги станут вторичны и неважно, в каком количестве. Верьте в себя, как верю я, лишь только в вас.

Мне повезло, я рано понял, чем люблю заниматься, что хорошо умею выражать свои чувства через текст. Раз я прожил обстоятельства, которые трогают до глубины души, я не могу их просто унести с собой в могилу. Если я могу заставить людей чувствовать, это и есть награда.








Глава I. ИГРА ТЕНЕЙ




Темная ночь, тусовка в общежитии. Девушка засиделась у подруги, в комнате напротив слышна шумная компания. Юная девушка заходит в эту комнату и видит симпатичного парня, который посреди шума от веселящихся людей и разрывной музыки сидел и внимательно читал книгу. Его невозможно было не заметить, кудрявые черные волосы, зеленые глаза, широкие изящные скулы, спортивная комплекция от занятий боксом в юности и смуглый цвет кожи. Все эти идеальные черты не оставляли равнодушной ни одну из девушек, которые возле него кружили. Она, не раздумывая подходит к этому симпатичному парню и просит проводить ее засидевшуюся подругу. Парень отказывается и ни в какую не хочет никуда идти. Он немного выпил и ему ничего не хочется, кроме покоя и уединения с книгой. Юная девушка с недовольством уходит и возвращается за руку с подругой.

– Неужели ты хочешь, чтобы такая прекрасная девушка шла одна по темноте? Совесть тебе не позволит так поступить! – парень, смущаясь, с очень скрытым недовольством, конечно же, соглашается. Как он мог отказать, когда девушка, которую нужно проводить, смотрит наивными глазами будто вымаливая милосердие. По дороге неохотно начинается диалог:

– Ты студент, почему живешь в общежитии? —с некой наивностью аккуратно спросила девушка.

– Нет, я уже отучился, но моя профессия мне не близка. Я работаю промышленным альпинистом и тут в командировке. Я родом из южного города, там весь год прекрасная погода и всюду пахнет морем, – воодушевленно сказал парень, закурив сигарету.

– Вау, наверное, у тебя опасная работа.

– Игра стоит свеч. Точнее, моя работа тяжела, но я люблю высокие объекты и чем выше, тем лучше. Только там можно увидеть захватывающие виды, закаты, рассветы, причудливые облака, могучие мрачные тучи, звезды и многое другое из того, чего люди внизу не замечают. Когда я на высоте, то все меркнет, я вижу жизнь, которая кипит ниже, но я не в ней, я выше нее, там, где умиротворенно и нет никого лишнего, только я, коллеги и небеса, которые становятся немного ближе. Там хорошо читать и созидать, я по-настоящему люблю свою работу, – воодушевленно ответил парень.

– Звучит прекрасно, может быть, как-нибудь меня сводишь на крышу? – наивно просила девушка.

– Это можно устроить, – с улыбкой ответил парень.

– Здорово, – смущаясь, сказала девушка.

– А что касается безопасности, у меня есть страховка, когда я выполняю работу, главное в этом деле не бояться высоты, – равнодушно ответил парень, выдыхая табачный дым.

– Для меня высота это всегда страшно, – сказала девушка и парень улыбнулся.

– А ты чем живешь?

– Я недавно развелась, у меня двое детей, ищу вот себя.

– Ну ничего, все наладится, —сказал парень, смотря на нее добрыми глазами.

На улице была весенняя прохлада, звездное небо хорошо просматривалось. Этот маленький город был плохо освещен, это создавало особую атмосферу таинственности, смешанную со страхом темноты, в которой не видно, что вокруг тебя.

– У меня есть вино, давай зайдем ко мне, расскажешь мне подробнее о своей работе.

– Даже не знаю, – сомневаясь, ответил парень.

– Я так ужасно боюсь высоты, мне кажется, что ты герой, – этот комплимент воодушевил парня. Он не хотел заходить, но был слишком вежлив, чтобы отказать напрямую. Думая над причиной отказа, он взглянул на нее под тусклым светом подъездного фонаря. Он рассмотрел ее пронзительные голубые глаза, выразительное лицо и черные густые закрученные волосы, ее образ был очень гармоничен. Тусклый свет фонаря на ее лице играл тенями от листьев дерева, которые раскачивал легкий теплый ветер. Игра теней на ее лице и пронзительный взгляд не оставили ему шансов на отказ, он даже до конца не понял, как оказался у нее в гостях.

Они присели на кухне и начали общаться, о жизни, мечтах, стремлениях, планах. Ему стала нравиться эта девушка, открытая и наивная, она улыбалась после каждого его слова, была нежна и внимательна и умела выслушать, что для парня было находкой. Люди в основном не любят слушать, а только и ждут своей очереди заговорить, многие думают только о себе, забывая, что внимание и умение выслушать порой важнее всего на свете. Легкое опьянение от вина, полное понимание друг друга и сильная симпатия подтолкнули их для первого долгого поцелуя в первый же день знакомства.

Между ними вспыхнула искра любви и они начали встречаться. Девушка бережно заготавливала бутылку вина или шампанского и долго раздумывала над блюдами, а уставший парень с работы спешил к ней. Он очень любил свою мать и ему патологически не хватало женского мировоззрения, внимания и заботы. Они наслаждались друг другом, ходили в кино, театр, виделись с друзьями. Он, как и обещал, устроил ей экскурсию на крыше, на которой они устроили небольшой пикник, попивая вино и обнимаясь, наблюдая розовый закат.








Ее дети были достаточно взрослыми, чтобы самостоятельно следить за собой, кроме этого, в квартире было шесть комнат и детей не было слышно и видно, лишь изредка они пересекались с парнем и ненавязчиво, с некой аккуратностью, здоровались с ним. Девочка, и на пару лет постарше мальчик, были рады, что в их доме появился симпатичный, добрый и вежливый мужчина, который каждый раз приносил им сладости. Больше всего дети были рады за счастливую маму, она цвела в ожидании этого парня и сияла рядом с ним.

Но чудес не бывает. В один день парень не пришел, что-то пошло не так. Их встречи стали рутиной, прогулки молчаливыми, а некогда яркие взгляды друг на друга – пустыми и холодными. Видимо роман «Любовь живет три года» Фредерика Бегбедера вовсе не про них, они пробыли вместе всего лишь 7 месяцев. Парню видимо наскучила эта девушка и лишь воспоминания ее образа с пронзительными голубыми глазами, когда на ее лице играла листва от света тусклого подъездного фонаря, вгоняли его в тоску.

Он отвлекался на работе, общаясь с коллегами и смотря вдаль с высоты 33 метров, иногда вспоминая ее, а в это время она, плача в постели, неохотно вставала, вытирая слезы и натягивая улыбку, делая дела по дому и готовя еду для своих детей. Ее первый муж был ненадежным человеком, она невольно задумывалась о том, что неужели все мужчины такие, что она могла делать не так и почему этот парень не пришел и даже не соизволил обсудить разрыв. Она была в плену тяжких мыслей. Дети отвлекали ее, они, все понимая, приободряли мать, делая вид, что того доброго парня будто и не было. Жизнь продолжалась и дела у обоих вошли в привычное русло.

Спустя тринадцать дней и один месяц после последней встречи с бывшим парнем девушка почувствовала знакомые вибрации в животе. Он молила Господа, чтобы это оказалось не тем, что ей кажется. На приеме у врача она нервно перебирала пальцами рук. После сдачи анализов девушка присела в коридоре, наблюдая за старушкой, которая заботливо надевала куртку на своего пожилого мужа, это было милым зрелищем, которое вызвало у девушки впервые за долгое время улыбку, но все нарушил врач, который с серьезным видом вышел из кабинета и направился к девушке, перебирая листы в руках. Увидев озадаченное лицо девушки, врач улыбнулся.

– Анализы у вас в полном порядке, вы здоровы, —девушка вздохнула с облегчением, но, уходя, врач резко развернулся. – Ах да, поздравляю, вы беременна! – ярко сказал врач и приобнял девушку.

Девушка мгновенно села на стул в белом мрачноватом коридоре, ее глаза покраснели. Она была больше не шокирована, а думала, как она воспитает ребенка, как ей справиться с еще одним, заведомо зная, как тяжело воспитывать двоих. Врач, видя отнюдь не радость, присел к девушке.

– Знаете, жизнь никогда не дается просто так, все происходящее в жизни гораздо выше нашего понимания. Вы справитесь, не стоит отказываться от этой жизни, вам будет тяжело дальше с этим жить, поверьте моему опыту, – доктор убежденно приводил доводы радости от такой новости, смотря в стеклянные глаза девушки, которая будто не слышала его слов.

– Спасибо, доктор, вы хороший человек, – хладнокровно ответила девушка и пошла прочь, доктор, смотря ей в след, отчаянно вздохнул.

Вернувшись домой, девушка закрылась в ванной, набрала воды и не знала, что дальше делать, лишь понимая, что третьего ребенка она точно не сможет воспитать одна, двойня была ее пределом. Но она была горда и ни за что не хотела идти к тому парню и как-то упрашивать его быть с ней или вообще говорить с ним об этом. Она понимала, что ему это не нужно, раз ему стала не нужна она.

Собравшись мыслями, она позвонила своей подруге в том самом общежитии и рассказала все в подробностях, подруга была в бешенстве, она хотела пойти и разорвать того парня, но вымолвила лишь слова поддержки, в чем та и нуждалась. Тем не менее, дождавшись с работы парня, верная подруга направилась к нему, увидев его, она моментально дала ему пощечину, крикнув как он низок. Ошеломленный парень быстро удалился, не сказав ни слова, он понял, за что она так с ним поступила. Он понимал, что поступил ужасно, бросив ее подругу и предположил, что та просто срывается на нем и мстит за нее. Совесть давила на него, долго думая над этим, он решил не действовать, а выждать. Как заставить себя быть с той, к кому уже остыл? Эта мысль успокаивала его.

Утро на следующий день было холодным, парень проснулся и сразу вспомнил о вчерашней выходке своей знакомой. Он все же решил поговорить с ней и возможно встретиться с бывшей девушкой чтобы извиниться, придумав глупую отмазку, которая сгладит всю ситуацию. На редкость парень был очень совестливым, и он сильно хотел решить эту проблему, даже больше не ради знакомой или бывшей девушки, а ради собственного покоя в душе.

Собравшись и выйдя из комнаты, он постучал в дверь подруги, но открыла ему дверь та, в которую он был так сильно влюблен и к которой так цинично остыл, он замер.

– Ну, привет, куда пропал? – невозмутимо спросила девушка.

– Здравствуй, да вот много работы, устаю и…, – он стал что-то бубнить, параллельно придумывая отмазку, он никак не ожидал встретить ее тут. Девушка, устав слушать его бессмысленную речь, вышла к нему, хлопнув дверью, и быстро выдавила из себя:

– Я беременна.

– Когда ты узнала? – спросил спокойным тоном парень, разумеется, он был шокирован, но как всякий настоящий мужчина умел контролировать свои эмоции.

– Да вот, на днях. Что будем делать? Это такая же моя проблема, как и твоя! – наступила неловкая пауза, которая показалась бесконечной, девушка расплакалась.

– Рожать, конечно. Рожать! – недолго думая, ответил парень и глаза девушки засияли, вытирая слезы, она смотрела на него и пыталась понять, не лжет ли он ей.

– А как насчет нас?

– Мы будем вместе, не оставлять же тебя одну, глупая. Я иду на работу, после нее зайду к тебе, – ошарашенную, он ее поцеловал и ушел. Она, смотря ему вслед, не понимала, что чувствовать. Радость заполняла боль от того, что минуту назад он даже не хотел с ней быть, а теперь все иначе. Собравшись мыслями, она вспомнила слова доктора: все дается свыше, пусть все будет так, как предначертано. Губить жизнь – это нечеловечно, еще и опасно.

На нее накинулась подруга, которая стояла, подслушивая их разговор за дверью.

– Господи, как я тебе завидую, как же я тебе завидую. Он красавчик, тебе так повезло. Это все благодаря мне, а я буду свидетельницей на твоей свадьбе и крестной вашего ребенка? Ах, как же это здорово…Ты чего такая потерянная? Радуйся, дурочка! Теперь ты счастлива, после страданий с бывшим тебе воздалось! – воодушевленно сказала подруга, прыгая и обнимая ее.

– Да, наверное, ты права, – неумело скрывая восторг, ответила девушка и, понимая свою радость, с полной гармонией в душе отправилась домой.

По дороге на работу к парню стала приходить ясность. Спонтанно ему пришло в голову, что может ему это не нужно, что стоит избавиться от ребенка. Но он был слишком добр и раним, чтобы убить жизнь, и был слишком воспитанным, чтобы оставить эту девушку одну в таком положении.

– «В конце концов она красива, у нее есть квартира, у меня есть работа, ребенка вырастим. Может это моя судьба, мой истинный путь, может она та самая, с кем я хочу провести свою жизнь», – с этими мыслями он зашел к коллегам и рассказал им свою новость, они мигом кинулись за шампанским, которое будто ждало такого повода. – Это большой шаг, теперь все никогда не будет как прежде, я стану отцом, – сказал парень и немного отпил из бокала бежевого газированного шампанского.

Под громкие поздравления он был по-своему счастлив. Ему снова предстал образ девушки с голубыми глазами под тусклым светом подъездного фонаря, который грел ему душу. Он любил детей и был уверен, что будет хорошим отцом.

Девушка, нервничая, готовилась к встрече с парнем, нарядилась и приготовила вкусный ужин. Звонок в дверь заставил нервно броситься и скорее открыть ее. Парень стоял с большой сумкой и легкой ухмылкой.

– Теперь мы семья, а семья должна жить вместе.

Бросив сумку, он достал кольцо, и сделал ей предложение, от неожиданности и радости она будто улетела дальше звезд в тот миг.

– Да, я согласна! – ни секунды не подумав, произнесла девушка.

– Прости за всю боль, я все исправлю, забудем плохое, —сказал парень и обнял девушку с такой нежностью, подобно которой обнимают отцы своих дочерей.

Дети видели все происходящее, про них просто забыли в этот момент, они наблюдали за кольцом, которое нежно оказалось на безымянном пальце их матери от того самого симпатичного и доброго парня. Не до конца понимая, что происходит, но чувствуя радость момента, которая витала в воздухе, они бросились обнимать свою маму и того парня, это был тот редкий миг милости, который не случается по желанию, а происходит сам собой.

Три души, совсем недавно не знавшие о существование четвертой и для них безразличной, теперь сплелись навсегда. Ужиная, они смотрели друг на друга с теплом, которое бывает так редко в жизни, в те моменты, когда нет ничего, кроме того, кто рядом с тобой, и ничего в мире не может быть важнее. Ради таких моментов стоит жить. В тот день гармония и счастье застилали все вокруг.

Так зародился я, нежеланный, нежданный, незапланированный. Жизнь безумно странна, она ломает планы, рушит, ранит и делает счастливым, создает невозможное и уничтожает, делает сильнее и выжигает дотла, вся жизнь может поменяться за секунду. Парадокс, когда из противоречий, вопреки вероятности, возникает жизнь. Мой отец не хотел идти провожать мою маму, но подруга моей матери поставила его нежелание ребром, он не хотел заходить к моей матери в дом, но игра теней на ее лице заманили его. Не будь подруга моей мамы так настойчива, не будь звездной ночи и того тусклого света у подъезда или даже того дерева, листья которого играли своей тенью на лице моей матери, был бы сейчас тут я? Вопрос, на которой нет ответа. Но факт того, что с виду простые вещи, бесцельные действия, просьбы, моменты, становятся такими гармоничными и располагают на появление нового, на появление жизни – чертовски вдохновляет жить.




Глава II. НАЧАЛО




Мое детство – это яркая красочная масса. Помню яркое солнце, и я с мячом, играю им перед подъездом, на крыльце у входа в подъезд сидит Макс, он смотрит как бы изучая меня, мы соседи, но толком еще не знакомы. Через 13 лет он станет зависимым от алкоголя и наркотиков подростком, вечно ходя по лезвию и вечно в драках, он неудачно жениться, имея двух детей, начнет избивать под измененным сознанием жену, разведется, переедет в крупный город и просто пропадет в волоките грязной работы и наркотиков. А пока до этого далеко, я его узнаю через пару лет, и мы подружимся на долгие годы детства и юности. Макс окажется с особенным чувством сарказма, иронии и физической силы парнем. Ради его компании всегда будет собираться толпа, все от него будут хотеть веселья, и он выдаст желаемое просто игрой слов, при этом шутя над кем-то, он никогда не оскорблял объекта издевки, талант, никак иначе.

Я же был самым счастливым в мире, просто живя, существуя, наблюдая за событиями вокруг, которые казались очень важными и захватывающими. Не выходя за пределы своего двора и некоторых мест в городе, жизнь казалась идеальной и легкой, все люди казались добрыми, и я думал, что так будет вечно. Мир открыт для меня, а я открыт для него, границ нет, есть я, родные люди, бесконечное любопытство и страсть в познании всего, что меня окружает.

Странно, почему мы запоминаем те или иные моменты. Лучи солнца на белых стенах школы, которые, отражаясь, освещали мою комнату через окно, легкость и радость, которые переполняли меня без причин, большую энергию внутри и непреодолимое желание двигаться вперед. Помню отца, который всегда из командировок привозил мне подарки. Каждый раз, когда я гулял с мамой или сестрой и видел вечером фары от заезжающих во двор машин, я спрашивал, не папа ли это едет, я отчаянно его ждал, не из-за подарков, а просто его, наверное, так у многих, когда ты мальчик, ты больше тянешься к отцу, к чему-то мужскому, учась всему у него. Ярко помню маму, уходящую за покупками и долгое ожидание перед телевизором радостного момента ее возвращения с пакетами полных еды и всяких вещей. Помню ранние пробуждения и одиночество в ожидании, пока кто-нибудь проснется. Сестру, которая нежно присматривала за мной, пока я учусь кататься на льду стоя, брата всегда с улыбкой и его классическими издевками, как это бывает у старших детей над младшими в семьях.

Помню утро на рождество и скорый бег за подарком под новогодней елкой и записками якобы от старого милого дедули с пожеланием хорошо себя вести, почерк которых всегда был так похож на почерк моего отца. Когда я спрашивал отца об этих письменных наставлениях, в которых были написаны условия, чтобы я не баловался, иначе в следующем году подарка не будет, он отшучивался, типа этот дедуля в красном волшебник и может писать любым почерком, было умно, но я быстро распознал ложь. Жаль, я слишком рано стал не верить в существование волшебного дедули, который дарит подарки хорошим детям, следовательно, я не верил и в волшебство в принципе, а в детстве, наверное, было важно верить в чудо. Забавно было наблюдать как мои друзья фантазируют чего бы им пожелать на новый год, рушить их иллюзии я не хотел, к чему огорчать и портить веру в нечто хорошее. Я их приободрял и советовал, чего можно пожелать и вдохновлялся их энтузиазмом. Помню их яркие глаза, когда они клали письма в почтовый ящик, написанные не без помощи родителей.

Помню теплые взгляды на мне родных и знакомых. Запах скошенной травы, шампуня и детской зубной пасты, реки, парфюма родителей, ароматы воздуха в разные периоды времен года. Запахи особенно связывают с прошлым, с воспоминаниями и чувствами. Помню, как небольшим зеркалом я ловил солнечные лучи из окна и направлял их в комнату, это казалось волшебным, будто солнце было так близко, буквально в моих руках. Это чудесное чувство незнания простого делало жизнь удивительной. Сейчас у меня такое чувство, что чем больше познаешь, тем скучнее становится жизнь, познание будто все обесценивает. Я из поколения циников в развитом мире технологий и капитализма.

Моя семья казалась мне идеальной. Мой отец добрый, задумчивый и чуткий человек, очень заботился обо мне. Моя мама была милой и заботливой, но часто строгой, мне сложно было ее понять в детстве, я нуждался в наивности и радости, а она была строга и непоколебима. Из-за этого я рос по принципу инь-янь – во мне боролись доброта отца и непоколебимость матери, я никогда не чувствовал гармонии в себе.

Мои родители в силу своей занятости отправили меня к дедушке с бабушкой в небольшой поселок на семь месяцев, хотя мне казалось, что я там находился гораздо дольше. Планировалось на месяца три, но дела родителей затянулись, я даже почти их забыл, но посылки от них напоминали, что они у меня есть. Они отправляли мне игрушки, я к ним относился очень бережно, чувствуя в них какой-то значимый смысл. Очень необычно, как вещи, с виду простые безделушки, становятся дорогими только потому, что они от важных для нас людей, в них кроется какая-то связь, воспоминания, такие вещи дороже золота, держа их, чувствуешь присутствие тех, кто не рядом, это волшебно. Я познал силу вещей, от значимых для нас людей или некогда принадлежавших дорогим людям, они греют, причиняют боль, радуют, но что точно – никогда не оставляют равнодушным.

Скучать у бабушки и дедушки мне не пришлось, в этом поселке жил мой дядя, брат отца и его две дочери, мои двоюродные сестры, не давали мне тосковать. Немного постарше и моя ровесница, девочки были искренними, радостными и очень привязанными друг к другу сестрами, они спасали меня от скуки дней в компании бабушки и дедушки, хотя, безусловно, они были довольно веселой, доброй и яркой парой, прожившие в браке уже 40 лет, но ребенку для компании нужен такой же ребенок. Я с нетерпением ждал встречи со своими любимыми сестрами.

Летом мы часто ходили с мамой моих сестер на пляж, я заметил огромное дерево на склоне у воды, подростки прыгали оттуда, наблюдая за этим, я долго планировал сделать то же самое. Не знаю, стадный «инстинкт» или просто детское «хочу» сыграло роль, и я решился прыгнуть. Пока мама моих сестер отвлеклась, я убежал и залез на самый верх дерева, оттуда был виден весь водоем. Крикнув сестрам и заметив их взгляд на мне, я прыгнул.

Погрузившись в воду, время будто замерло, я наблюдал лучи солнца сквозь темную воду и погружался все ниже и ниже, лучи становились темнее и это зрелище отдаления от поверхности и ослабевающие лучи солнца, темнота, поглощающая меня, завораживали меня, и я будто уснул. Во сне казалось, что я летаю, я был как воздух, как ветер, мчась, не зная остановки и внезапно меня резко отбросило назад. Я очнулся на пляже, окруженный толпой людей и заплаканных сестрах с их мамой в обнимку. С изжогой в области легких я стал резко выплевывать воду.

Под этим деревом глубокая яма, на дне этой ямы черный ил, за мной нырнуло много людей, спасатель вынырнул одним из первых и сказал, что в этой яме невозможно ничего увидеть, он заявил, что меня смогут достать только водолазы. Все, наверное, смирились, и только один проворный парень не сдался, продолжая нырять и искать меня. И он нашел, он почувствовал мою руку и мигом потянул мое маленькое пятилетнее тело на поверхность. Он спас мне жизнь, а сейчас я даже не помню его имени, не помню даже как он выглядел, помню лишь его суровые красные от воды глаза, которые стали радостными, когда я его поблагодарил и обнял. Мне стыдно, что сейчас я не знаю, как он и чем живет, я бы хотел его поблагодарить еще раз, этот парень – настоящий герой, такие люди встречаются крайне редко, я счастлив, что на моем пути мне повстречался такой человек. Так нелепо, что мы часто не помним людей, которые так сильно повлияли на нашу жизнь.

Возможно, в тот день я почти умер, может я перешел в другой мир, из физического в мир более широкий и неограниченный, хотя, скорее всего, это лишь галлюцинации. Но эти чувства, которые были в тот момент, я запомнил на всю жизнь, эту легкость и безграничность мчащегося вдаль меня в ярком свете.

Летом с бабушкой и дедушкой я часто ходил на фазенду, небольшой домик посреди поля. Там был огород и мои бабушка с дедушкой выращивали там всевозможные овощи, эти овощи и сейчас остаются для меня такими вкусными, что ни в каком ресторане я не пробовал слаще. Пока они работали на грядках я бегал возле дома, изучая природу, наблюдал, как в пруду плавает рыба, как насекомыми кормятся птицы, как пчелы буквально купаются в пыльце цветов. Помню приятный прохладный воздух у пруда, смешанный с запахом травы и земли. Когда ты мал, то с природой у тебя особые отношения, ты видишь ее иначе, ты с ней един, она завораживает своим сложным, но в то же время таким гармоничным устройством.

Когда за мной приехали родители, я будто почувствовав их поблизости направился к окну и наблюдал ожидая их. Подъехала большая серая машина и из нее вышел мой отец и мама, которая перекрасилась в блондинку, они радостно направились в наш дом. Я знал, что они заберут меня и ощущал, как изменится моя жизнь. Машинально я осмотрел комнату и бабушку, подсознательно я знал, что прощаюсь, стало грустно. Уезжая от оттуда, я был расстроен, я так привык к той жизни. Увидев меня расстроенного, отец наклонился ко мне и сказал:

– Без перемен ты бы стоял и бился на одном месте, это скучно, – я запомнил его слова, и они стали для меня неким девизом по жизни.

Вернувшись домой, я заметил, что мой большой двор был сердцем нашего района, там собирались все дети, живущие поблизости. Я выходил на улицу и входил в толпу, таких же пропащих детей, как и я. Нам было скучно, мы развлекались как могли, взрослые не понимали нас и нам с ними было скучно, типичные дети. Самое страшное, что могло для нас быть, это сидеть дома. Телевизор особо не развлекал, особенно когда в доме он один и, конечно же, твоя семья не даст тебе смотреть то, что хочешь ты, это им совсем неинтересно. Куда интереснее второсортные сериалы, новости, шоу, в которых люди кричат друг на друга. Я никогда не понимал смысл шоу, где даже ребенком понимаешь, что все подстроено, а также кино, захватывающие боевики, где один плотный парень разносит десять человек и спасает свою красивую девушку, и они уезжают в закат, фантастика, не более. Сегодня телевизор заменен смартфоном, каждый член семьи теперь сидит в телефоне и никому нет дела до ничьих интересов. Семейные уютные вечера в те редкие моменты, когда по тв идет то, что нравится всем больше не актуальны, ушла эпоха.

В моем небольшом городе компьютер считался за нечто фантастическое, мало у кого он был, в типичных рабочих семьях еды-то иногда не было, о каком компьютере могла идти речь. У меня он был, мой отец прилично зарабатывал, но интернет на нем работал кое-как и трафик был очень дорогим. Встроенные игры для меня были скучны, да и отец особо не разрешал за компом сидеть и играть в игры, он считал, что ими я испорчу себе психику. Во многом отец был прав, многие подсаживаются и играют бесконечно, заводят там друзей, строят свой идеальный мир. Их реальный мир потихоньку начинает терять для них значение, они в реале никто, винтики жизни, а в игровом мире они могут стать кем угодно, это самообман и иллюзии, которые порождают зависимость. Такие люди просто не выносят окружающий мир и нервно бегут от него в сеть. Это очень большая современная проблема во многих семьях, это очень тонкая грань, по которой ходят дети и подростки, ужаснее всего, когда в таком положении оказываются люди зрелые. Психика становится неуравновешенной, сленги из игр становятся их основным словарным запасом. Они живут как роботы, очень жаль таких людей. Я это обошел стороной благодаря отцу, не домашнему образу жизни и своим друзьям, но многие мои знакомые подсели и они вечно в онлайне, когда их встречаешь, они стараются скорее уйти, их уже не спасешь, как бы я не пытался. Когда жизнь таких зависимых людей выходит за их сеть, и они сталкиваются с жизненными трудностями им ничего не остается кроме глубокой депрессии, и это в лучшем случае, это как наркомания. Помните, нет ничего лучше, чем реальные чувства и реальная жизнь, сеть – это лишь развлекуха и клондайк информации, не более, если вы, конечно, не программист или блогер, но это совсем другое.

Как-то переизбранный президент моей родной страны дал тур по городам, я был с отцом и его лучшим другом Александром. Была зима и все столпились в ряд у дороги, мы еле протолкнулись, чтобы видеть дорогу, по которой должен был проехать президент. По пути Александр сильно критиковал власть и этого президента, он буквально не мог остановиться и, стоя там, продолжал это делать, впрочем, большинство людей, находившихся там, делали то же самое. Обстановка была напряженной и полицейские, стоявшие по сторонам вдоль дороги, нервно переглядывались, готовясь к худшему.

Когда дорогу перекрыли, и вдали показались черные машины, все умолкли, наступила тишина, мне показалось, что люди будто перестали дышать. Черные злого вида машины с синими мигалками ехали на большой скорости и сигналили очень громким звуком, который не похож на типичный сигнал машин, мне заложило уши. Серьезные лица людей в этих машинах, разглядывающие толпу, смущали и, наконец, показалась длинная черная машина с флагами на капоте.

Я увидел руку из машины, которая неохотно приветствовала собравшихся людей. И тут все люди стали радоваться, Александр, незадолго до этого критикуя президента, радостно улыбнулся и помахал рукой в ответ быстро проезжавшему улыбчивому мужчине в черном пиджаке, белой рубашке и ярком красном галстуке. Я был поражен, как изменились люди, столкнувшись с тем, кого так яро унижали. Под приглушенные звуки, из-за моих заложенных от ушей, я увидел этого седого мужчину, который так широко улыбался мне и медленно махал рукой. Наблюдая за ним, будто в замедленной съемке, я твердо решил в тот день, что стану его подобием, тем, кому при встрече все улыбаются, а за спиной ненавидят, это казалось мне забавным.

– Ну что Александр, понравился президент? – спросил с сарказмом мой отец.

– Это был лишь знак приличия, не более, – ответил с недовольством Александр и мой отец рассмеялся.

Александр примерный семьянин, протестант, шесть детей, был лучшим другом моего отца, они даже братались по крови, также он был коллегой моего отца, они всегда работали вместе. У него был большой дом, меня часто отправляли к ним в семью, когда родители были заняты. Это очень весело, когда в доме так много детей. Жена Александра Лилия была доброй и терпеливой женщиной, когда кто-то проказничал, она всегда переводила все в шутку. Мне нравилось в этом уютом доме, там всюду была легкость и детский смех. В такие моменты я жалел, что я не из многодетной семьи. Когда растешь в большой семье – это внушает уверенность, что бы ни случилось, у тебя есть многочисленные родные люди, которые не дадут пропасть, это обнадеживает. В такой компании никогда не бывало скучно, разве что ночами, когда заставляли спать.

Их дом находился рядом с протестантской церковью, они следили за порядком в ней. Небольшое кирпичное здание имело большое крыльцо, заходя, ты сразу замечал широкий проход, между которым в ряд стояли лавочки, и небольшую сцену с трибуной, с возвышавшимся над ней крестом. Когда начиналось собрание членов церкви, детей выгоняли во двор и следили из окон чем они заняты, мы слышали молитвы и яркие песни, от которых становилось приятно на душе.

В редкие моменты, пока взрослые готовились к очередному собранию, создавая декорации, например, на рождество мы имели возможность помочь и подолгу находиться внутри. Я часто вставал за трибуну и представлял, что даю какую-нибудь радостную речь на весь мир, и от радостного гула людей мне закладывает уши. Стоя на сцене, я улетал мыслями куда-то вдаль и реальности не существовало, я был на вершине мира, звездой в далеком космосе, которой люди могут только восхищаться, зная, что никогда не прикоснутся к ней и не увидят вблизи. Я грезил славой.

В шесть лет мне поставили диагноз – гиперактивность. Я думал, что все дети такие, активные, яркие, неусидчивые. Я не мог просидеть на одном месте и минуты, я сводил родителей с ума. Маме ничего не оставалось, кроме того, как сводить меня к врачу. Мне выписали лекарства, которые совсем не помогли, а усугубили положение, мне казалось, что я взорвусь. Мне выписали еще лекарств, и, таким образом, с утра я пил пару таблеток, в середине дня еще одну и пару перед сном, они отличались цветом и формой. Родители думали, что это мне помогает, но я знал, что они лишь успокаивают меня на время, я становлюсь спокойным и сонливым внешне, а внутри меня в области груди все по-прежнему пылало. С лекарствами я познакомился довольно рано, мне нравились эти разноцветные штучки, которых было так много, я их расценивал как конфеты без вкуса и запаха. Думаю, они оставили в моем организме что-то непередаваемое словами, что-то на химическом уровне, какой-то значимый след, внутри, прямо в душе, настораживающее чувство бремени, смешанной с эйфорией, и, в то же время какой-то гармонией.

Не забывается детский сад, яркое, шумное место, где почти всегда весело, где все вокруг тебе улыбаются, воспитатели, повара, родители детей. Где еда самая вкусная, где дневной сон как наказание, ты просто впитываешь окружающую среду, которая излучает тепло. Когда дети становились немного взрослее, родители были рады поскорее отдать свое дите в сад, кто-то – потому что у них было много работы, другие – для скорейшей социализации, – чем раньше ребенок начнет существовать в социуме, тем быстрее начнет развиваться и готовиться к жизни в обществе или банально для того, чтобы отдохнуть от родительских обязательств.

В саду было всегда весело, пока не наступал дневной сон и всех гнали спать, и неважно, хочешь ты этого или нет. Часто, лежа в кровати, я наблюдал за солнцем, в прохладные периоды солнце какое-то особенное, его свет не такой яркий, как летом, он становится желтее и имеет теплый оттенок. Наблюдая за солнцем, небом, облаками и мирно спящими детьми, я чувствовал уют и покой.

В холодное время года солнце садится раньше, и я наблюдал за закатом, часто не засыпая и вовсе. Помню, как наблюдал за морозными узорами на окнах, я никак не мог понять, откуда они берутся и мог рассматривать их часами. Воспитатели думали, что я отсталый, они же взрослые, они не могли понять, как можно так любоваться и наслаждаться закатом и морозными узорами, они насмехались надо мной. Непонимание простого, делало мир полным чудес, намного лучше не понимать, что происходит в мире, не понимать проблем в твоей семье, не осознавать, о чем говорят взрослые, а просто существовать и видеть мир таким, каким позволяет его видеть твое развитие, а развитие в первые годы жизни – это вера в чудеса и только в добро.

Врезалось в память, как на прогулке в саду я внезапно увидел своего отца с коллегой Александром, я будто просто повернул голову, а они уже стояли у забора. Отец заехал попрощаться со мной перед очередной командировкой, этот с виду простой момент отложился теплым потоком в моих воспоминаниях, что спустя много лет греет мою душу.

За полгода до выпуска из детского сада я сдружился с Аристархом, застенчивым с виду блондином, но очень избалованным положением своего отца. Его отец был большим начальником в управлении нашего города и при этом очень нервным. Когда его сын обижал девочек, а те жаловались родителям, которые хотели проучить Аристарха, его отец приходил и делал виновными всех, кроме сына. Наблюдая за его криками, с красным и сморщенным лицом, я не мог понять, что с ним, почему он говорит в такой манере и почему его лицо такое сморщенное. А когда кто-то обижал Аристарха, его отец, имея широкие габариты, буквально уничтожал обидчика, стоя перед ним и крича на него своим звонким басом. Жалкое зрелище, обидчик хотел провалиться под землю, бедный ребенок, но перечить ему никто не мог или не хотел, он же наделен привилегиями. Это был первый раз, когда я почувствовал несправедливость и безнаказанность влиятельных людей.

Помню, мой отец говорил, что отец Аристарха плохой человек и что лучше не стоит иметь дела с его сыном, потому что, если мы что-то натворим, виноватым сделают только меня. А я же, напротив, очень хотел дружить с Аристархом, наверное, потому что я хотел его контролировать, многие безумные идеи этого избалованного ребенка я пресекал, подавляя его замыслы какой-то игрой или чем-то полезным, он всегда прислушивался ко мне.

Я убежден, что в целом детей учат злиться, обманывать, кричать, негативным чувствам, эмоциям и манерам поведения взрослые. Наследственность, конечно, играет роль, но не столь важную, окружение и воспитание – вот что создает индивидуальность. Рождаемся мы чистыми, искренними и жаждем любви, гармонии и красоты, но мир взрослых ломает в нас почти все хорошее, он вынуждает играть по их правилам. Нельзя любить всех, а все не будут любить тебя, вот что грустно.

В те моменты, когда Аристарх чудил, я всегда был с ним рядом и невольно становился соучастником и виновным вместе с ним, наказание было в саду одно, и это перевод в другие группы. Воспитатели, вероятно, думали, что из-за смены обстановки нам будет неловко и от этой неловкости мы там расстроимся и забьемся в угол, жалея о содеянном, но мы и там находили чем заняться, – знакомились, боролись, ломали игрушки.

Аристарху было все равно, знает ли он человека или видит впервые, он был очень напористым и мог мило играть с ребенком, а через минуту доводить до истерики, у него было будто раздвоение личности. Дело дошло до того, что нас отправили в начальную группу, то есть к самым маленьким, дети, которые толком не научились ходить, должны были успокоить наш пыл. Под присмотром воспитателей мы просто пялились на этих неуклюжих детей, мы унывали, и воспитатели обрадовались, думая, что нашли нам управу, но ненадолго. Нас стали забавлять эти неуклюжие дети, вечно с улыбкой и таким счастливым, будто изучающим тебя взглядом, нам там было как-то спокойно и весело, Аристарх даже начал нянчиться с ними, и, вроде как, воспитатели успокоилось и стали к нему более снисходительны, а он в ответ стал вести себя более сдержанно.

Отец Аристарха давал воспитателем свободу в плане воспитания и наказания за проступки своего сына, но при этом все равно никогда не признавал, что его сын может быть виновником чего бы то ни было. Когда нас разделяли, Аристарх сходил с ума и крушил все вокруг, воспитателям ничего не оставалось, кроме того, как пойти ему на встречу и разлучить нас могли только родители, забирающие нас по домам.

Однажды на прогулке мы с Аристархом скучали в маленькой железной машинке, ими был напичкан наш сад. Квадратная железная машина с большими фарами, окрашенными в красный цвет, имела кабину и сиденья, куда вмещались двое, а позади кузов, в который усаживалась детвора. У нее был крутящийся железный руль, можно было сесть за него и воображать, что едешь и весь мир несется перед глазами. Аристарх, севший за руль, бешено его крутя, стал размышлять:

– Было бы здорово так ехать не тут, а взять машину у отца, она огромная и вся черная, – я рассмеялся.

– Так рулить точно нельзя и, кроме этого, твои ноги не достанут до педалей, – заявил я с уверенностью, Аристарх задумался и рассердился.

Мы услышали, как до нас доносятся голоса девочек, которые шли с мороженым за забором. Наблюдая за ними, нам тоже захотелось чего-нибудь сладкого, Аристарх достал из кармана деньги.

– Смотри, я их давно таскаю из шкафа, мои родители даже не замечают, – я опешил, но желание поесть сладкого затмило все.

– Пошли в супермаркет, тут есть один недалеко, я туда часто бегаю за газировкой, – недолго думая, вымолвил я.

Запретный плод сладок, не так ли? Мы забежали за веранду, убедившись, что рядом никого нет, перелезли через забор и убежали к ближайшему дому, там и был супермаркет. Мы купили газировки, жевательных конфет, чипсов и зашли в подъезд в доме напротив нашего детского сада. Между этажами в пролетах были кладовки, между шестым и седьмым этажами мы нашли открытую дверь кладовки, войдя в нее и закрыв дверь, мы стали есть и наслаждаться своим побегом и тем, что вкусили что-то запретное. Страх одновременно перемешивался с радостью, в этой маленькой кладовке мы чувствовали себя на вершине мира.

В это время нашу пропажу обнаружили, в сад приехал отец Аристарха, поднялась паника на весь сад, позже и на весь район, а потом и на наш маленький городок. Его отец был связан с силовыми структурами и нас во всю уже через полчаса искала полиция по всему городу, насколько я помню, был даже объявлен план «перехват». Дурачась, мы просидели там около часа, пока не явилась старая женщина и не выгнала нас с паникой. Подавленные мы вышли на улицу и направились в сад, но не успели мы дойди до входа в сад, как к нам подъехала полиция. Серьезные мужчины в черной форме вышли к нам, один из них достал фотографию и, посмотрев на нее и на нас, посадил нас в машину, Аристарха в салон, а меня в клетку позади машины, я просто перестал что-либо чувствовать в этот момент. Мной овладел страх, когда я увидел, что там уже сидел молодой парень лет шестнадцати.

– Только попробуй его обидеть, – сказал полицейский сидящему угрюмому парню, он был рыжим, крупным, с тату паука на руке, во всем черном, рваные черные джинсы, черная толстовка и темные кроссовки на большой подошве.

– Что вы творите, ему же лет пять, ломаете жизнь с рождения так же, как и мне, ненавижу вас! – стал кричать этот рыжий парень, пытаясь при этом выпрыгнуть из машины. Полицейский его ударил дубинкой, как мне показалось, слабо, но рыжий парень упал, крича от боли. Полицейские закрыли нас, хлопнув дверью, и под звук закрывающегося замка и бьющимися ключами об дверь, я сел в углу и уставился в пол еле сдерживая слезы. Рыжий парень встал как ни в чем не бывало, отряхнулся и нагло закурил. Я думал, он злой преступник и что он будет издеваться надо мной, мое сердце замерло, я наблюдал, как с пола поднималась пыль, когда машина подпрыгивала на кочках, и не верил, что это происходит со мной. Медленно выпуская дым, рыжий парень заговорил со мной.

– Тебя за что взяли, малой?

Я боялся ответить, но, подняв взгляд и увидев его циничные, спокойные, выразительные голубые глаза, я расслабился, мне захотелось ему доверять, я неуверенно ответил:

– Я сбежал из садика, – сказал я с детской наивностью.

– Серьезно?! – он громко рассмеялся и смеялся будто бесконечно, пока полицейские не ударили по стенке с той стороны. Когда был удар, рыжий парень резко стал серьезным и наклонился ко мне.

– Это очень серьезное преступление, я думаю, ты будешь сидеть в тюрьме, пока не состаришься. Я очень сожалею, малой, – сказал он, положив свою руку мне на плечо, я ужаснулся и просто замер, смотря ему в глаза цвета неба. – Да шучу я, ничего тебе за это не будет, тебя просто пугают. Не верь, что бы тебе они не говорили, – с легкой ухмылкой заявил он.

Я так расслабился, будто я снова в саду на кровати, вокруг меня спящие дети и из окна видно закат.

– Послушай, не стоит нарушать их правила, – внезапно серьезно заговорил этот парень, указывая в сторону, где сидели полицейские. – Иначе будешь никем в этом мире. Тебя смешают со всяким сбродом и какой бы ты ни был, ты ничего не докажешь, тебя сломают. Если ты ошибся один раз, то никто не даст тебе второго шанса, так со многим в жизни, запомни, малой, – я заметил, как его глаза покраснели и стали влажными, в этот момент мы остановились и дверь открылась.

– Удачи, малой, не чуди, – пожав мою маленькую руку своей огромной с тату пауком, сказал мне рыжий парень. Я посмотрел на него с гордостью и его голубые глаза приобрели радостный вид. Меня потянул полицейский и прежде, чем двери захлопнулись, я увидел ухмылку рыжего парня, такой искренней ухмылки я не встречал больше никогда в жизни. Я запомнил его слова на всю жизнь, именно такие события и встречи формируют нас, особенно когда ты ребенок и твоя индивидуальность очень гибка.

Я увидел Аристарха, он был спокоен и его вид успокоил меня.

– Что там было сзади? – с трепетом спросил он.

– Там было темно и грязно, – с равнодушием ответил я.

Полицейские повели нас в белое здание с большим колоннами.

– Тут работает мой отец, поэтому мы в безопасности, – я ужаснулся, зная его отца, как он срывается, делая виноватыми всех кроме сына.

В здании пахло старым деревом, мы шли по лестнице, и я все больше чувствовал ожидание взрыва от его отца. Сначала появилась какая-то женщина.

– Ну слава Богу, зачем ты так пугаешь отца, ты цел, Аристарх?

Аристарх кивнул головой и прошел в кабинет, а за ним и я. В кабинет его отца открылась дверь и за ней еще одна, я такого раньше не видел и подумал, зачем тут так много дверей, видимо, тут что-то скрывают или кого-то боятся. К моему удивлению, первого в этом кабинете я увидел своего папу. Он сидел с задумчивым лицом перед чашкой кофе с отцом Аристарха. Увидев меня, он кинулся ко мне и обнял. Тут мне стало плевать на все, кроме него, я почувствовал покой и безопасность.

Аристарх стоял с невинным видом, его отец встал со стула и грозно смотрел на него около минуты, при этом тяжело дыша. Пока мой отец осматривал меня, чтобы удостовериться, что я в порядке.

– Где был, сынок, кто дал тебе право сбегать? Чем ты думал? Это все твой друг, он тебя подговорил? – его отец, напыщенно смотря на меня, ожидал, когда я скажу, что всему виной только я. В целом идея была моя и я замер в ожидании, что на меня сейчас обрушится его гнев.

– С чего бы это виноват мой сын? – сказал мой отец, добрый, чувственный, задумчивый, но он всегда мог дать отпор.

– Мой сын не мог сам пойти на такое, и вообще, когда они стали дружить, я думаю, мой сын стал портиться, – заявил с гордым видом отец Аристарха.

– Это все придумал я, – тихо сказал Аристарх, я замер и решил, что не буду молчать и сваливать всю вину на Аристарха.

– Это все я, мы просто хотели сладкого и сбежали, чтобы купить его и поесть, – заявил я с дрожащим голосом.

– Ну вот, что и требовалось доказать, – цинично сказал отец Аристарха, смотря на меня и моего отца.

– А откуда у вас деньги на сладкое? —спросил мой отец, я знал, что Аристарх их взял без разрешения и молча опустил взгляд.

– Я взял деньги в шкафу, чтобы купить сладкого, и я все это придумал. Я люблю сладкое, а ты мне его почти не покупаешь. Одному мне было идти страшно и я пошел с другом, потому что с тобой не идти хотел, ты не разрешил бы мне сладкого, – истерично и с детской наивностью сказал Аристарх, его отец опешил.

– Конечно бы не разрешил, ты его ешь тоннами, так много нельзя его есть, сынок, – спокойно сказал его отец. Я был поражен, что его отец умеет быть спокойным в таких ситуациях, возникла неловкая пауза.

– Ладно, спасибо вам за поиски, пожалуй, мы пойдем, – сказал мой отец, прощаясь с отцом Аристарха, который сказал, чтобы меня воспитали дома ремнем, из-за чего я очень напрягся.

Перед выходом я посмотрел на Аристарха с сочувствием, а он мне улыбнулся, улыбнувшись в ответ и осознав, что ему ничего не грозит, я шел с чувством радости, слова Аристарха показали, что он хороший и верный друг. Он мог с легкостью все свалить на меня и выйти сухим из воды, но, зная своего отца, сделал виновным себя, чтобы мне не досталось.

Я боялся гнева отца, по дороге домой он ехал задумчиво и внезапно затормозил.

– Не делай так больше. Никогда! Я очень переживал, больше так не поступай, даже не ради себя, а ради меня и мамы. Обещаешь?

– Да, – неохотно сказал я.

– Обещаешь? – переспросил отец.

– Да, – мой ответ звучал увереннее.

– Обещаешь?!

– Да! – уже чуть ли не крича сказал я.

– Ты трижды обещал! – показывая указательным пальцем, сказал отец, и мы тронулись. Задумавшись, я ехал, осознавая, что мой отец самый лучший в мире и я никогда его не подведу.

На следующий день Аристарха в саду не было, на прогулке я услышал знакомый звук самострела или как его еще называли рябиноствол. Это приспособление, берется напальчник (медицинский, или медицинская перчатка), горлышко от пластиковой бутылки. Затем отрезается горлышко от пластиковой бутылки, оплавляются края на огне (чтобы не царапалось и не рвало резину), натягивается на резьбу напальчник. Все готово. Лучшие патроны – черная рябина, Боярка (мелкая) или обычная рябина с крупными сочными ягодами. При отсутствии ягод можно использовать бумажные шарики, скатанные или жеванные или камешки (но они рвут резину). Если вы соберетесь создать его, то умоляю – соблюдайте меры предосторожности при стрельбе и не стреляйте в живых существ!

Наш детский сад находился на возвышенности, с южной стороны сада была дорога, она проходила между садом напротив который был для детей до 3-х лет. Дорога вела во двор и там редко, но проезжали машины, и перед забором в нашем саду вдоль дороги была веранда из трех бетонных плит с крышей, покрытой шифером, плита по центру была с круглыми отверстиями, их было три вдоль на уровне груди, из них Аристарх стрелял из самострела по машинам. Странно, мы так часто делали, но никто никогда не тормозил, хотя мы вроде не промахивались. Я подбежал к Аристарху с радостью.

– Почему тебя не было утром, тебя наказали?

– Нет, вообще ничего не сказали, – хмуро сказал он.

– Ну ладно. Как стрельба, попадаешь? – спросил я, решившись отвести тему, я видел, что он расстроен.

– Ну… Меня забирают из этого сада.

– Почему? – я был шокирован тем, что только вчера понял, что он мой лучший друг, а сегодня теряю его.

– Отца повысили и переводят в другой город, мы переезжаем, – я потерял дар речи и меня захлестывала грусть, Аристарх злостно стрелял, пока напальчник не порвался.

– А этот город далеко находится?

– Да, очень. Дай мне свой адрес, мама сказала взять его у тебя. Я дружу тут только с тобой, остальные думают, что я придурок, – он загрустил еще больше после этих слов и опустил глаза.

– Может, так и есть, и мы два придурка, – я хотел поднять ему настроение, хлопая его по плечу, и он натянуто улыбнулся.

– Завтра будь тут с записанным адресом.

– Да, конечно, я буду тут.

Мы попрощались, и он убежал в административный корпус. Я был рад, что он возьмет мой адрес, это подтверждало, что мы лучшие друзья. Он вовсе не был глупым, он просто был избалованным положением своего отца, он прекрасно видел, как ведет себя отец и знал, что ему многое сойдет с рук. Мне было одинокого в тот день, я остался совсем один, другие дети даже не подходили ко мне, наверное, они опасались меня, даже несмотря на то, что Аристарха не было рядом.

На следующий день на прогулке я был там, я ждал, чтобы отдать ему адрес и игрушку на память. Оловянный солдат, в этой игрушке было что-то таинственное, она была очень старой и всегда вызывала у меня непонятные, но приятные эмоции. Аристарха не было долго, я прождал больше ожидаемого, за мной пришла воспитательница.

– Пора идти на обед.

– Я не пойду, я жду своего друга! – уверенно и цинично сказал я.

– Аристарха? Вчера его отец забрал все документы, они еще вчера уехали в другой город, – я задумался, но не хотел ей верить и не сдвинулся с места.

– Как знаешь, я отложу еды и вынесу тебе ее сюда, можешь ждать, но не уходи, чтобы я видела тебя в окно. Ты же не хочешь, чтобы тебя снова искала полиция!

Я стал терять надежду, но не хотел ей верить, не покидая места встречи, но Аристарх так и не пришел. Наступил вечер и за мной пришла мама, было глупо уже ждать и полностью опустошенный я ушел, смотря на оловянного солдата и понимая, что теперь эта игрушка стала мне ненавистна. Я оставил ее в песочнице, может кому-то она принесет еще радость.

Я долго думал, что могло пойти не так, о том, что меня мог забыть Аристарх не могло быть и речи. Это все его отец. Точно! Он все устроил, он же говорил тогда в кабинете, что якобы я на Аристарха плохо влияю. Аристарх мне часто снился, я скучал. Так я потерял своего лучшего друга, едва его приобретя. Время летело и детский сад остался позади, но воспоминания о нем засели на вечно.

От скуки я с друзьями часто ходили гулять в заброшенный детский сад. На нашем районе их было два, власти сочли видимо нецелесообразным, иметь на небольшом районе два сада и закрыли один для продажи. Покупать его никто не стремился, там заколотили окна и двери, нечто светлое стало чернее космоса. Здание стало быстро разрушаться, краска стала облезать, весь развлекательный инвентарь, качели, лазелки, фигуры животных, на которых так любили развлекаться дети, увозил грязный темный грузовик. Смотря на это, мы испытывали чувство разочарования и тревоги, ведь все в нашем дворе ходили в этот сад. Этот сад был вроде начальной точки, второй сад напротив был для детей постарше. Здание быстро стало мрачным, тихим, обросло высокой травой и кустами. Только веранды, с которых сняли шиферную крышу, оставив бетонные блоки, напоминали о былом прошлом, о том, что когда-то тут был детский сад, где было ярко, весело, звучал искренний детский смех и все кругом было ухоженно и красиво.

Мы входили в этот сад и невольно каждый всматривался в заколоченные окна и разглядывал двор, вспоминая свое нахождение здесь, которое было будто совсем в другом измерении, в котором рай оказался адом. Нам нравилось, что там было тихо и совсем не было взрослых, мы днями сидели там и просто прожигали время, но нам не было скучно, это место завораживало и давало необычные чувства, будто в этом здании была тайна, которую не дано было разгадать. В кустах росла черная бузина, летом мы объедались этими ягодами. Там была особая атмосфера и мы не могли прожить и дня, не сходив в это серое, забытое, мрачное, но такое манящее место. Часто старшие дети устраивали там драки, это место стало решающем в конфликтах, ведь там никогда не было неугодных людей, от которых нужно было что-то скрывать. Там был дух бунтарства, скрытности и безнаказанности.

Была весна, мы пришли в заброшенный сад пострелять по оставшимся не заколоченным окнам из пистолета с пластиковыми круглыми пулями, естественно, стекло не билось, но сами попытки развлекали нас. Мы заметили у крыльца мужчину, на котором была грязная одежда. Серый классический когда-то красивый костюм на нем был грязнее, чем наша одежда после игры в царя горы, под пиджаком ничего не было, потасканные синие кеды, борода и длинные растрепанные волосы, по его виду легко можно было понять, что скитается он по улице долгое время. Он стоял, облокачиваясь на небольшие перила крыльца, через которое не так давно выходили на прогулку радостные дети.

– Что вы тут забыли, дети? – очень медленным тембром спросил этот бедолага.

Мы напряглись, но нам не было страшно, он же еле стоял на ногах. Как бы пьющие люди не пытались быть грозными, они смотрятся смешно, их кривые лица, с обвисшей, бледной, резко постаревшей кожей и совершенно ничего не осознающие глаза никак не могут внушить страх, минимум смех, а максимум отвращение.

– Гуляем, это наш сад. Если сюда придут старшие, они тебя изобьют и будут издеваться, лучше уходи, – с осторожностью сказал Альберт. Альберт был блондином, волосы на котором стали темнеть и создавался эффект мелированых волос. У него был звонкий голос, и он часто говорил обо всем, чем угодно, буквально обо всем, что видит, замолчать было для него просто невозможным. Он всегда говорил – трындеть это талант.

– Ваш? Если вы в него ходили это не значит, что он ваш. Пускай приходит кто угодно, я ничего и никого не боюсь, я всем смотрю прямо в глаза, – грозно сказал он и выпил из прозрачной бутылки, скрючив свое лицо в смешную физиономию, нас это рассмешило.

Мы не понимали, зачем люди пьют алкоголь, мы в то время особо не понимали, что это, для нас это была тухлая и мерзкая на запах вода. Никогда дети не станут пробовать алкоголь добровольно, он противен, невкусен и им незачем получать эффект опьянения. Когда ты мал, то счастлив и опьянен наивностью, радостью и многим тем, что люди, будучи взрослыми, утрачивают. К слову, это большая проблема, что взрослые забывают, что когда-то тоже были детьми.

Алкоголь врывается в основном в жизнь подростков, потому что запретное становится как бы дозволенным, в этот период спешишь жить и только это мотивирует пробовать алкоголь, только то, что миг назад было запретным, а теперь ты держишь этот напиток у себя в руках. Временная эйфория становится для многих буквально смыслом жизни. Это ошибка, и «кайф» быстро пройдет, останется лишь затуманенный мозг, замедленная реакция и неимоверная тупость в мышлении. Можно пить максимум пару раз в месяц, зная меру, только тогда алкоголь приносит хоть какое-то удовольствие и даже пользу для организма. Разрушить личность алкоголем, стать зависимым и уродливым – плевое дело, это страшное оружие, которое сгубило тысячи жизней, среди которых были достойные люди.

– Их сад, теперь он ничей, теперь это просто забытая пустая коробка и вам тут делать нечего, – нам было понятно, что он пьян и ничего не сможет сделать, стало интересно, что он будет делать дальше и как себя вести. После недолгой паузы, он, снова выпив, сморщившись и уставившись в бутылку, задумавшись сказал: – Жена выгнала меня, дочь меня ненавидит, а я ненавижу себя, – с отчаянным голосом он сказал, подняв взгляд куда-то вдаль.

Нам стало его жаль, в его взгляде виднелось что-то человеческое и добродушное. Только один Альберт засмеялся и мы, смотря на него серьезным взглядом, убрали с его лица улыбку.

– Зачем ты пьешь? – спросил я, не понимая, зачем пить эту отраву.

– Так легче, тебе этого не понять, уйдите прочь, я хочу быть один.

Я отозвал всех в сторону и попросил зайти домой и взять из еды все, что они смогут, хотелось как-то помочь.

– Мы вернемся и принесем тебе еды, тебе станет лучше, – сказал я бедолаге и, кивнув, помогая себе дрожащими руками, он лег на крыльце.

Все разбежались за секунду. Это было для нас неким приключением, помочь бедолаге. Забежав домой, я увидел мать, смотрящую телевизор. Я зашел, крикнув что хочу попить воды, открыл тихо холодильник, увидел жаренную курицу и взяв немного, а еще картофеля и хлеба, сделав все предельно тихо и заботливо уложив еду в красный контейнер, я с радостью направился в заброшенный сад, наверное, впервые за долгое время я чувствовал радость, бежав в это мрачное забытое место.

Придя на место, я увидел, что все уже были в сборе, бедолага спал и все стояли перед ним. Никто не взял ничего стоящего, одни лишь конфеты, хлеб, бутылки с водой. Константин, самый коренастый парень и вовсе принес одну конфету, уверяя, что больше ничего не нашел, но его губы, на которых был шоколад уверяли в обратном. Константин всегда был с голодным взглядом, в начальной школе он быстрее всех съедал свою порцию в кафе и выпрашивал еду у остальных, многие не хотели есть и ему отдавали порции целиком, меняя свои тарелки на опустошенные им, пока учителя были отвлечены, в эти моменты его глаза горели и он поедал порцию за порцией в надежде, что добрые повара дадут ему добавки, что случалось, но далеко не всегда. Женщины повара с их микроскопическими зарплатами часто были вынуждены воровать продукты, чтобы кормить семьи, и часто порции были меньше, чем были положены, и когда дети просили добавки, повара, смущаясь, опускали взгляд и отказывали. Сейчас я это понимаю, но не осуждаю, у них, можно сказать, не было выбора.

Смеясь с уверенных доводов Константина, мы стали будить бедолагу. Он никак не вставал, а лишь стонал. Мы стали его трясти, но реакции не было. Мы, не понимая, как он может так крепко спать, пытались будить его часа пол, крича и издавая шум по заколоченным окнам. Нас забавляло то, что он никак не мог проснуться, как бы мы не старались. Рядом с садом были гаражи и склады, охранник оттуда, услышав шум и увидев лежащего мужчину на крыльце, перелез через забор и подошел к нам.

– Что тут происходит? – он был резок и с сонным лицом.

– Мы принесли ему еды, он выпил горькой воды и не просыпается, – ответил говорливый Альберт.

– Какую еще горькую воду, хватит тут орать, идите по домам или я позову полицию! – громко, но все же не устрашающе, сказал охранник.

Мы не хотели уходить, ведь мы принесли еды и нам хотелось помочь этому бедолаге, чтобы он не был так расстроен.

– Вам что по-другому сказать, чтобы вы свалили? – охранник направился к нам и мы стали отступать.

Но тут он обратил внимание на бедолагу. Всмотревшись в его лицо, подойдя к нему и приложив указательный и средний палец немного левее его шеи, вылупив глаза, охранник в ужасе убежал.

– Расходитесь, живо! – успел он вымолвить, убегая в сторону складов.

Мы стояли, не понимая в чем дело, уходить из нас никто даже не подумал, любопытство над происходящим взяло верх. Минут десять мы стояли в ожидании чего-то, раздался громкий гул сирены, который становился все ближе, я чуть было не стал убегать, крикнув, что это полиция и лучше нам разбежаться, чтобы нас не забрали в темную маленькую клетку в задней части машины. Конечно, навряд ли кто-нибудь из моих друзей понял, о чем я. Мы увидели белую машину, с красной линией и знаком красного креста на капоте.

– Это скорая помощь, это врачи, мой отец работает водителем на такой машине, вдруг там он, – сказал Лев, самый неуверенный, молчаливый, но хитрый мальчишка среди нас. Он совсем не производил впечатления могучего льва – царя мира животных. Он всегда уходил, когда начиналась какая-нибудь заварушка. Мы даже не заметили, как он пропал после этих слов.

Скорая подъехала к саду, и водитель вышел, чтобы отпереть ворота, в это время две женщины в белых халатах быстро направились к нам. Они мгновенно заметили бедолагу на крыльце. Пока одна из них осматривала и слушала его сердце через стетоскоп, другая готовила шприц, чтобы сделать укол.

– Дети, что он делал? – спросила врач и разглядывала нас, ожидая, кто же ей ответит, все молчали.

– Он пил из той бутылки и уснул, – быстро ответил я и врач сразу схватила бутылку, которая скатилась под крыльцо, она взяла ее и медленно поднесла неблизко к носу.

– Боже, пахнет как ацетон.

Второй врач в это время сделала укол и ждала реакции. Подъехала машина, мужчина с большим животом лениво подошел к нам.

– Что тут за собрание детей, этот детский сад давно закрыт, – с улыбкой сказал он и, взяв бутылку у врача, поднес к своему носу. – Более смердящего запаха быть не может. После этого пойла непонятно, как эти самоубийцы вообще могут очнуться.

– Забираем его, будем реанимировать! – сказала самая взрослая женщина, бедолагу погрузили на носилки и закатили в салон машины, захлопнув двери. Мы видели сквозь небольшое окно, как они суетятся и прикладывают к его груди дефибриллятор. Конечно, мы не знали тогда, что это и зачем они делают все это. Машина быстро уехала, и мы остались в саду в полной дезориентации.

– Зачем они его увезли? Когда мой отец не может меня разбудить, он обливает меня холодной водой из кружки и я подрываюсь, как сумасшедший, почему они не сделали так же? – сказал Родион. Родион был самым маленьким из нас, не по возрасту, а по массе стела. Он любил всякие безделушки, стеклянные разноцветные банки, пачки от сигарет, крышки от бутылок, он вечно таскал их домой. Мы интересовались зачем ему это, а он всегда переводил тему. Мы считали его чудаком, но он был искренним, всегда спокойным и рассудительным, а когда мы играли в лапту, он лучше всех вышибал мяч и бежал, как гепард.

– У взрослых все по-другому, – ответил Альберт, и мы все задумались, это был вполне философский ответ.

Пробыв немного в саду, мы стали расходиться по домам. Возле своего дома я увидел толпу людей, ту самую скорую и темный небольшой грузовик с натянутым синим дырявым брезентом. Грузовик стоял через дорогу, так как у подъезда, где стояла скорая, не было места для парковки. Проходя мимо, я увидел плачущую девочку лет шестнадцати, она была симпатичной блондинкой и ее грустное заплаканное лицо не делало ее не привлекательнее.

– Допился. Еще один в коме лежит в больнице. – А не надо пить, надо работать и семью кормить. – Мужик нормальный, а тут смотришь, без семьи остался и уже бутылки собирает, – шептались в толпе.

Я не понимал в чем дело и направился домой. И тут перед моими глазами того бедолагу выносят на носилках и перекладывают в старое покрывало и несут передо мной в грузовик через дорогу, внезапно выпавшая из-под покрывала его рука волочится по земле подобно кукольной, сделанной из резины. За ним идет та девочка блондинка видимо его дочь, про которую он говорил, хныкая и пряча руками глаза.

Тут меня осенило! Он умер. Он умирал на крыльце, а мы, этого не понимая, пытались его разбудить. Мы смеялись, а он умирал. От осознания этого мне стало так мерзко внутри. Я быстро развернулся и пошел прочь, мне хотелось убежать в даль и забыть это как страшный сон.

«Как мы могли не заподозрить что-то неладное? Как мы не увидели, что его губы бледнеют? Кто мы после этого?! Кто я после этого?!» – эти слова кружились в голове и не находили ответа, во мне было лишь чувство жуткой виновности, мне казалось, что это я его убил.

Я сел в беседке возле реки, наблюдая, как тихо бежит вода, и осознавая, как легко можно умереть, как быстротечна жизнь и как страшно умереть, так и не познав каково это, быть взрослым. Когда мы растем, мы хотим скорее стать взрослыми, а когда вырастаем, снова хотим вернуться в детство, жизнь – это сплошной парадокс. Не спешите взрослеть, это ловушка и выход только один – смерть.

Ко мне подбежала собака и, виляя хвостом, положила голову мне на колено, я вспомнил, что у меня с собой еда.

– Держи, друг, подкрепись, – наблюдая, как собака быстро поедает еду, предназначенную для того бедолаги, на душе стало легче, будто с едой пропадали его предсмертные стоны перед моими глазами. В тот день я видел смерть, я буквально наблюдал, как она наступает, но, как не странно, она не была для меня страшной, она стала для меня простой и естественной, это как уснуть и не проснуться.

Многие люди не замечают, как умирают живя, они копят материальное, не ценят то, что имеют, всегда желают больше, жалуясь, как не справедлива жизнь, власть, начальство, иногда радуясь безделушкам, вовсе им ненужным, для таких смерти больше нет, они итак мертвы.

Почти каждый день мы разжигали костер, двор у нас был большой, и на возвышенности, в промежутке между небольшими склонами, было самое подходящее место для этого. Каждый вечер собиралась толпа детей со всего района, которая наблюдала за костром. Языки пламени завораживали, под них мы чувствовали полную безмятежность. Часто Альберт выносил бинокль и мы всматривались в окна, шпионя за людьми, пытаясь увидеть занавесу тайн, которые скрывают люди, находясь дома. Ничего интересно мы не замечали, банальные времяпровождение у телевизоров, за компами, движения на кухне. Но, смотря в ночное небо, мы наблюдали за звездами и задумывались каково там, в космосе. Часто жильцы дома кричали на нас из своих окон, когда ветер заносил запах костра в их квартиры, некоторые и вовсе молча выходили с ведром воды и тушили костер. Нас их порывы, конечно, не останавливали, и мы на следующий день разжигали костер вновь.

Вечерами в теплое время года наши матери выходили во двор и сидели на лавочках, общаясь как соседи. И тем счастливчикам, чья мать была там, выпадал шанс не идти рано домой, а сидеть у костра, пока матери не разойдутся, что случалось довольно поздно. Это стало нашей традицией, разжигать огонь и тусоваться до полуночи летними ночами, было жалко видеть друзей, которых звали домой, они уходили чуть ли не плача. В моменты, когда все наблюдали за пламенем, я смотрел в глаза друзей, в которых отражался свет костра, их глаза будто горели и они невольно задумывались о чем-то или просто были под гипнозом магии огня, от него трудно отвести взгляд.

Не забуду, как однажды, когда я был мал, мы прыгали через костер и, прыгнув в одно время с другим парнем постарше, я столкнулся с ним посреди костра, так как парень постарше был покрупнее, он просто сшиб меня в пламя и перепрыгнул через меня. Хорошо, что было прохладно и на мне была куртка, похожая на куртку военных летчиков, коричневая из кожаного заменителя с белым воротником из меха. Все произошло так быстро, что я не успел испугаться, но все равно было не по себе, я запомнил тот день. Я закричал, меня бросились вынимать из пламени. Парня, который прыгнул вместе со мной звали Дрон. Дрон был самым веселым среди нас, не помню, о чем он шутил, но мы всегда смеялись с его рассказов, он был очень ироничным, его сарказм не знал границ. И, конечно же, он не был виноват, поскольку было темно, и все прыгали очень быстро. Он первый кинулся меня вытаскивать и сразу же, как меня достали из костра, появился мой отец. Отец как мой ангел хранитель, был всегда рядом, когда сложно. Сняв с меня быстро куртку, стало понятно, что я в порядке, лишь куртка была прожжена на спине, и красивый темно-коричневый цвет стал черным и мрачным, словно угольный кратер.

По дороге домой, я увидел толпу соседей, которые видимо услышали крик и вышли поглазеть. Видя, что я иду как ни в чем не бывало с отцом, который несет дымящуюся куртку, выдохнув, они заходили в подъезд. Позже мне рассказали, как отец, направляясь домой, услышал крик и мгновенно кинулся к костру, не знаю, понял ли он, что это был мой крик. Было опасно, но все произошло так быстро, что я толком ничего и не понял, хотя часто, когда возникает опасность, время замедляется, звуки замолкают и ты либо борешься, либо принимаешь неизбежное. Но в тот день все обошлось, а я же мог упасть лицом в костер и остаться калекой. Такие моменты радуют своим исходом, чувствуешь себя везунчиком и на душе становится тепло.

Кто-то на складах недалеко от заброшенного сада построил дом на дереве. Гуляя там, мы заметили этот небольшой дом на высоте примерно семи метров, поднявшись туда, мы обнаружили послание, на листке было написано, что этот дом был построен для нуждающихся. Как же мы были счастливы тому, что он пуст и ничейный, там совсем не было следов кого-либо. Мгновенно мы стали его обустраивать. Желтоватые доски, из которых был построен дом славно соединялись с лучами солнца, которые играючи проскакивали сквозь листву. Родион принес большой зеленый плед, обклеил рамки окна разноцветными крышками от бутылок, а также притащил разноцветные банки, в которых были небольшие свечи, зажигая их, когда стемнеет, создавалась домашняя уютная атмосфера, внутри все смотрелось очень гармонично.

Из небольших пары окон мы наблюдали закат и ели мороженое, которое Альберт воровал у мамы, которая управляла супермаркетом, она не была жадная, просто не разрешала много сладкого, что, конечно же, никогда не остановит ребенка, который имеет неограниченный доступ к сладкому. Сладкое в детстве – пожалуй, смысл жизни, наркотик и ярая зависимость. Мы раздобыли много воздушных шариков, привязали их по краю дома, смотрелось волшебно. Это было наше место, никто не знал о нем, это был наш первый собственный дом, в котором царила детская наивность, смех и комфорт. Взяв с собой немного еды, мы каждый день ходили туда, чтобы поесть и повеселиться, смотря из окон, любуясь за складами и серыми гаражами красивым полем, чувствуя при этом некий страх высоты и в то же время безопасность и уют, который мы создали. Всю весну мы проводили время в нем.

В один день по дороге в наш дом на дереве мы увидели дым, подойдя ближе мы увидели, что наш ом полыхает, тот самый дом, который стал нам вторым домом, хотя, наверное, он стал первым домом для нас, поскольку, находясь дома с родителями мы все желали скорее пойти в наш домик на дереве. Там были старшие дети, полиция и медики, старшие дети рассказали, что какие-то бездомные туда залезли, выпили и стали ссориться, пока один спал, второй поджог дом. Мы смотрели как въезжает пожарная машина и пожарные быстро из шланга тушат наш дом, который так много стал для нас значить, в котором мы чувствовали безопасность, уют и бесконечную радость, входя туда, мы попадали в собственный идеальный мир, наделенный нашими правилами и лишь вид из окна напоминал нам о том, что есть что-то еще кроме нашего меленького мирка.

Когда пожарная закончила тушить огонь и от нашего дома осталось лишь черное основание мы ушли. То, что там, возможно, было тело бездомного нас не особо волновало, еще то, что нам кричали старшие дети, чтобы мы остались посмотреть и Антип, тихо говорящий, что на самом деле он поджег дом, нас тоже не волновало, и даже жестокость, с которой подожгли этот дом, зная, что там человек. Дом, наш идеальный дом, который сгорел, вот чем были заняты наши мысли.

Придя туда ближе к вечеру, мы смотрели на черное основание дома, которое еще дымилась, и ностальгия застилала нас. Чувство потери было таким мощным, что мы от отчаяния принялись искать доски, чтобы построить новый дом. Ничего стоящего мы не нашли, мы и не умели строить, это была банальная детская отчаянная фантазия. Мы думали попросить родителей, но они всегда были чем-то заняты, а еще останавливало то, что в любой момент в дом могут ворваться и снова его сжечь. У меня впервые что-то отобрали, впервые я чего-то лишился настолько важного и нужного для меня. Это чувство казалось мне самым ужасным на свете. Чувство потери, в котором ты утопаешь и понимаешь, что ничего не можешь сделать, кроме как смириться. Смирение – это ужасно.

Все мы были сплоченной командой, один за всех и все за одного. Стоило только кому-нибудь из дальних домов обидеть нашего, как мы толпой шли и давали понять, что этого быть не должно, часто силой, но без преувеличения. В драках я не участвовал, скорее ходил для количества, чем больше, тем увереннее мы себя чувствовали. Среди нас был Антип, он и руководил всеми разборками. Антип был старше нас всех, был очень хитер и нагл, всегда добивался желаемого, используя только силу, он был высоким, худым и коренастым. Как-то сидя на лавочке, он, выйдя из подъезда и севши ко мне, рассказал, что его отец всегда за проступки бьет его армейским ремнем, старые армейские ремни имели огромную бляшку, были кожаные и очень толстые.

– Когда отец наказывает меня, мне все равно, мне всегда было на это похеру. Вот так нужно, запомни, – с гордостью и красными злыми глазами он рассказывал это мне, я лишь поддакивал, не зная, как это воспринимать.

Меня задирал один мелкий, но очень наглый и задиристый парень по имени Ден. Он был на год меня старше, я не мог ему ответить. Вообще в этом плане я был очень миролюбивый и никогда не хотел драться, причинять боль. Гораздо лучше решить проблемы словами, что я и пытался делать. Идя по двору, меня позвал Антип, я увидел человек семь наших возле того самого Дена по дороге в сторону дома номер восемь, где он и жил. Этот дом был намного дальше нашего двора, и многие дети оттуда не появлялись у нас во дворе, только самые сплоченные, как, например, семья Клевек. В этой семье было шестеро детей, пять парней и одна девочка, я дружил с младшим и девочкой, Дэвид и Катрин были искренними и веселыми детьми. Их старшие братья не имели с нами дел, они вертелись в кругу людей своего возраста. Двое средних дружили с Антипом, они были ровесниками. Подойдя к Антипу, я не понимал, что происходит. Ден был в замешательстве и заметно нервничал.

– Это он к тебе лезет? Давай же, бей его – с ухмылкой сказал Антип, ожидая, что я начну избивать Дена. Я даже не знаю откуда он все это узнал, я никому не жаловался.

– Нет, не надо бить. Просто пусть больше не лезет ко мне, – не раздумывая, произнес я.

Для меня это было справедливо, насилие порождает насилие. Многие люди без насилия просто не понимают, такие исключения присуще, и все же, я убежден, что можно и нужно договариваться, решать проблемы миром. Антип, удивленный таким решением, отпустил Дена. Позже я увидел Дена в школе, он поздоровался со мной.

– Никто к тебе не лезет? – спросил меня Ден.

– Нет.

– Ну если будут, скажи мне.

– Хорошо, – я был рад, что приобрел хорошего знакомого, который за меня может вписаться и был этим горд. Не всегда сила все решает, слова намного сильнее. Слова могут помочь, вдохновить, успокоить и причинить боль гораздо сильнее физической, следите за словами подобно тому, как следите за собой.

В детстве мне нравилось пасмурное небо, оно было атмосферным и создавало гармонию на фоне домов в нашем городе, они почти все покрыты белой плиткой, которая со временем стала желтеть и покрываться ржавчиной, этим домам никак не шло яркое солнце.

На нашем районе всегда происходили какие-то стычки, вечерами там орали пьяные люди, днем часто были драки, не проходило и дня без происшествий. Дошло до того, что мы просто перестали обращать внимание на происходящие вещи. Мы шли и видели, как двое мужиков играют в нарды и один, психуя, переворачивает игральную доску и кидается на другого. Дальше сидит с алкоголем большая компания и орут друг на друга в пьяном угаре, еле сдерживая самого буйного от драки, с ними беременные девушки, некоторые с детьми, которые играют рядом и те, выдыхая сигаретный дым, кричат, чтобы их дети шли играть куда подальше. Кто-то бежит с бешеным взглядом. В беседке спят алкаши и, засыпая на ходу, прохожие наркоманы под кайфом стреляют сигареты. Патрульные полицейские машины не спеша кружат вокруг этого сумасшествия. Кругом веяло неразберихой и агрессией.

Но это не значит, что там не было хороших людей, их хватало, но, к сожалею, зла всегда больше, чем добра. Но нам детям было все не по чем. Мы жили в собственном идеальном мире и нас больше волновало, чем заняться и куда бы пойти, чтобы не скучать. Жестокая атмосфера нашего района нас не волновала, скорее наоборот, это было неким развлечением.

Каждое лето меня отправляли к бабушке с дедушкой в поселок. Они оставили село, которое было больше похоже на город и переехали в село, где кругом были одноэтажные домики, окруженные десятками километрами природы, идеальное место, чтобы провести старость.

– В городе тоска, все дети шляются без дела и от этого начинают заниматься плохими делами, а в селе, на природе, со старым и мудрым поколением будет провести время куда интереснее, – говорил мне мой отец. В моем случае отец был категорически не прав, я там совершенно никого не знал из детей, а старое поколение было для меня таким же скучным, как и смотреть новости политики. Мне было дико одиноко и скучно, от тоски и одиночества я страдал целыми днями. Скорее всего именно там у меня и зародилась первая депрессия, мне было психологически тяжело первые недели после отъезда родителей, подобно акклиматизации я пытался освоиться и эти попытки были столь тяжелы, что груз печали накатывал на меня снова и снова. Я рано познал одиночество и тоску. Со временем я свыкался, но тоска по-прежнему всегда была во мне.

С бабушкой и дедушкой особо не поговоришь. Они были классные, но я был ребенок, который нуждался в ровесниках или хотя бы в развлечениях, из которых были 27 кур, поросенок, коза, всевозможные овощи и ягоды, которые развлечь не могли никаким образом. Я сильно тосковал по родителям, после их отъезда я тихонько находил скомканные пачки от сигарет своего отца, бережно их приводил в форму и хранил в коробочке, пряча ото всех в постройке для бревен в саду. Я держал эти пачки и страдал над ними, скучая по родителям каждый день. Я страдал так, будто они все в один день погибли, не знаю откуда во мне взялись подобные чувства, но они овладевали мною и вводили в ужасную тревогу.

Пожилые люди в целом так или иначе консервативны, строги и занудны. Когда я увидел у нашего дома забитого парня с косоглазием и вышел к нему, он аккуратно подошел и представился.

– Меня зовут Никита. А как зовут тебя? – не успел я вымолвить ни слова, как в тот момент ко мне подошла бабушка и увела меня в дом.

– У него плохие родители, которые перебарщивают с алкоголем, этот ребенок отдан самому себе, он плохо будет на тебя влиять. Тебе не стоит с ним общаться, чтобы я больше тебя с ним не видела! – грозив мне пальцем, сказала моя бабушка, хорошая, заботливая, верная и очень трудолюбивая, она была требовательной, гордой и весьма строгой женщиной.

Дедушка же был напротив, весельчаком, душой компании, я ни разу не видел его грустным или злым. Он был харизматичным, рассудительным и душой любой компании. Он блестяще играл на хромке, это русская двухрядная диатоническая ручная гармоника. Ни одно сборище в поселке не обходилось без моего дедушки, его игры на хромке и его настроя, которому сейчас я искренне завидую и поражаюсь. Он сам научился играть забавы ради и играл волшебно, участвовал в конкурсах, часто брал первые и призовые места, талант, не иначе. Он не пил, не курил, и своей энергией заставлял жить любого, кого встретит.








Мне запрет моей бабашки показался бессмысленным и несправедливым. Этот пацан показался мне просто одиноким, я увидел, как он, немного постояв, видимо в надежде, что я к нему выйду, уходит с опущенной головой, напоследок посмотрев на меня в окне. У него был совершенно потерянный, неловкий и требующий чего-то теплого взгляд. Только из-за родителей его считают каким-то не таким, вешают ярлыки, сравнивают с неудачной семьей. Ребенка, который еще ничего толком не понимает. С ним можно было поговорить, чему-то научить, как-то дать ему тепло, накормить. Мне было его жаль, больше я его не встречал, но долго помнил о нем, о его взгляде, который был так понятен без слов. Равнодушие порождает в проигнорированных озлобленность. Одиночество будто преследовало меня.

По хозяйству особо я помогать не мог, я был мал, хозяйство было не крупное, моей помощи никто не просил, по мелочам я что-то делал, но чувствовал, что только мешаюсь. Там была чудесная природа. На водонапорной башне жили аисты, целая семья, очень большое гнездо, тихие, изящные и загадочные птицы, за ними было интересно наблюдать.








За домом был огород, за ним поле колючего татарника, необычное и красивое фиолетовое растение манило, но было защищено иглами, им можно было только любоваться, не срывая, красивое, но в то же время устрашающее растение.








Недалеко от нашего дома была река и пляж, большая река с осыпающимся на противоположной стороне глиняным высоким берегом. Мы ходили купаться туда почти каждый день, там я научился плавать, вначале по собачьи, затем полноценно. Я считаю, что научиться плавать – важно, и от этого может зависеть жизнь, никогда не знаешь, что тебя ждет. Путь на пляж проходил через поле, там всегда было много сеновала, смотрелось восхитительно.






У нас была своя натурально выращенная еда, мы из продуктов покупали только хлеб, крупы, макароны, масло, все остальное у нас было свое. Я никогда не забуду вкус той еды, вкуснее которой, наверное, не поем уже никогда. Природа, чистый воздух, натуральная еда, все было прекрасным. Но я был слишком подавлен от скуки и одиночества, чтобы это ценить и замечать.

Мои бабушка и дедушка почти всегда занимались хозяйством, я от них отдалялся и гулял недалеко от дома. Чаще всего сидел на возвышенности перед огородом за нашим садом, смотрел на природу, закат или аистов. Соседний дом был заброшен, из нашего дома он был виден из окна на кухне. Он был темным и заросшим растительностью, как-то с дедушкой мы туда зашли, там было на мое удивление чисто и светло, даже остались кое-какие предметы, неплохие сундуки для вещей, мы ради интереса все осмотрели и ушли. Этот заброшенный дом, обшитый черной смольной кровлей, всегда наводил на меня тревогу, будто там что-то находилось, что-то мрачное и загадочное. Детская восприимчивость и воображение не имеет границ, так жаль, что с возрастом мы все это теряем.

За нашим домом было кладбище, всего метров 600 и ты там. Я часто там гулял пока мои бабушка и дедушка наводили порядок на могилах родственников. Мне там нравилось, была особая атмосфера таинства. Было комфортно гулять там под солнцем и рассматривать фото с могильных плит. Было захватывающе, чувствовалось нечто загадочное, были какие-то непонятные вибрации в душе, какое-то умиротворенное, но в тоже время маниакальное состояние. Не знаю, зачем я брал с собой еще и маленькую зеленую библию, даже толком не зная, что это за книжка. Расхаживая и немного читая библию, я, рассматривая надгробии, годы жизни, фотографии, будто заходил в гости в вечный покой. Отдаляясь, я любил наблюдать за фотографиями покойных, будто их взгляд провожал меня. По их фотографиям я будто чувствовал, какую они прожили жизнь, по выражению лица я представлял, каким был человек, добрым, хмурым, злым, странным, суровым, весельчаком или еще совсем не определившимся в себе. Будто люди выбирали фото для последнего пристанища покойного, которое олицетворяло, какими они прожили жизнь. А еще осознание того, что я живу, я мал, во мне полно энергии и все у меня только-только начинается как-то питало меня проводить там много времени и черпать жизнь, осознавая, что она конечна. Я совсем не боялся этого мрачного, но в то же время дорогого для многих места. Каждый новый день приближает тебя к смерти, что, как не осознание этого может заставить жить, творить и ценить близких людей?!

Однажды я ехал на велосипеде из магазина, передо мной на дороге выстроилась толпа местных ребят, младше и постарше, их было человек 13. Я заметил, что настроены они не очень дружелюбно. Ничего не оставалось, как прибавить скорости, в такие моменты понимаешь, остановка – это конец. Они стояли напролом, но, конечно же, разошлись, когда я подъехал на большой скорости вплотную, я знал, что любой из этих детей отойдет, ведь у всех нас есть инстинкт самосохранения, а в детстве он активно преобладает. Они попытались меня ударить, но промазали, я увернулся, лишь получив несильный удар по спине. Очень хорошо, что никто из них не стал меня преследовать, так как до моего дома было еще метров 70. Я услышал, как они кричали, что мы тебя, городской, еще найдем и громко смеялись. Я летел домой быстрее ветра, приехав и, кинув велосипед, я присел отдышаться. Сразу же я осознал, что теперь к моему одиночеству прибавились местные ребята, которые меня ненавидят и хотят причинить боль. Больше всего бросало в ужас от того, что это лишь потому, что я не местный. Сидев в полном ступоре и отчаянии на лавочке у своего дома, я услышал, как ко мне кто-то подходит.

– Привет, – нежный девичий голос заставил меня растрогаться, особенно учитывая, что минут 7 назад я был на грани избиения.

– Привет, – растерянно произнес я. Наступила неловкая пауза, пока мы рассматривали друг друга и улыбались, похоже, что от смущения. Эта девушка была с каре, с выразительным лицом и пронзительными голубыми глазами, это был нежный синий, подобный цвету океана, который я видел на фотографиях или в кино. – Ты живешь рядом? —неуверенно я произнес.

– Да, вот мой дом напротив через дорогу. Ты не замечал меня? – как я мог ее не заметить, я понятия не имею.

– Нет.

– Я всегда тебя вижу, ты ходишь потерянный туда-сюда, – она присела ко мне.

– Ничего я не потерянный.

– Ты чем-то болен?

– Нет, с чего ты взяла?

– Ну, ты ведешь себя странно, вот и я подумала.

– Я болен только тоской, – сказал я немного обозленным тоном, бросив недовольный взгляд в сторону.

– Ты странный, – она улыбнулась, и я улыбнулся ей в ответ.

– Меня зовут Тамила, но ты можешь меня звать Тами. Я зайду как-нибудь, не скучай, – я растерялся.

– Жду тебя, – неловко вымолвил я, и она, улыбнувшись ушла.

Каждодневность удручала, подъем в 9, завтрак в 10, обед в 2, ужин в 7, а между этим одинокое скитание из двора в огород, из огорода в сад, из сада в дом и так далее, «круговорот одиночества». Любое событие, ранний поход для помощи знакомым по огороду, выезд за сбором земляники, поездки в ближайший город, походы на пляж и прочие вылазки для меня были целым приключением, я был так рад вырваться из однотипности, что захватывало дух.

Иногда я бывал у двоюродного брата своего дедушки, который жил в том же сел. Однажды, он зачем-то мне показал свое ружье для охоты. Мне было совсем не интересно, он меня подозвал, с гордым видом открыл сейф и достал оттуда ружье, дал мне его подержать и, аккуратно забрав, поставил обратно в сейф. Я любил животных и даже подумать не мог о том, чтобы их убивать.

Помню он мне дал попробовать мед в сотах, который утром был собран на его пасеке. Вкуснее меда я больше не пробовал никогда в жизни, соты таяли во рту, а мед был в меру сладко-горьким. Волшебно, что эти насекомые, такие маленькие пчелы, которые, жертвуя своей жизнью, защищаясь, могут причинить тебе жгучую боль, дают такой чудесный нектар.

Этот дедуля был очень веселым, всегда шутил и был на позитиве. Видимо ему, как и моему дедушке, очень повезло идти по жизни с улыбкой. Последний раз я его видел в больнице, он лежал с раком последней стадии и, зная свой диагноз, продолжал шутить и был оптимистичен, сильный мужчина. Он всю жизнь проработал в школе, став ее директором. Он так же мне вручил семь разноцветных пластиковых гильз для ружья. Позже я их забил пластилином и закопал под забором у дома. Я считаю, что такие вещи нужно уничтожать, они не имеют места быть. Многое в мире крайне лишнее и в целом прогресс больше разрушает, чем порождает.

В очередной раз, когда я скучал во дворе, я услышал знакомый девичий голос. Я быстро залез на забор и увидел на нашей лавочке у дома Тами, она была в нежном белом платье и улыбалась мне.

– Может ты выйдешь ко мне, чудной.

– Может и выйду.

Улыбаясь, она сделала лицо посерьезнее и отвела взгляд в сторону, давая понять, чтобы я вышел поскорее. Я вышел и присел к ней, она сразу же заговорила, как будто долго держала мысли в себе.

– Тут совсем недалеко есть милый домик, давай туда прогуляемся.

– А кто там живет?

– Это сюрприз, – я не любил сюрпризы и насторожился, но ее добрые голубые глаза буквально заставили меня ей довериться.

– Да, пойдем, я готов.

– А мне уже показалось, что кто-то струсил.

– Не дождешься.

Мы уверенно направились, я верил Тами, но не настолько, чтобы доверять без оглядки. Она могла меня привести к тем местным ребятам, а учтивая, что мы шли по дороге, где вдоль росли колючие высокие кустарники, никто не увидел бы меня и не помог. Видимо у меня были приступы паранойи. Идя за ней, я представлял, как я, где-нибудь в Африке, иду на водопой, моя жажда ужасна, за мной крадется Гепард, я его, конечно же, не замечаю, ведь он мастер маркировки, и вот он быстро нападает на меня и отрезает мне путь к дыханию, даря «поцелуй смерти».

Как ни странно, когда мы вышли из зарослей колючего кустарника, мои страхи подтвердились, напротив нас появились те самые ребята и направились ко мне, среди них был один взрослый, их было трое. Тами куда-то отошла, и я стал ей кричать: убегай, тут опасно. Я хотел ее защитить. Местные ребята приближались, но внезапно вышла Тами и встала передо мной, местные ребята мгновенно разбежались. Тами взяла меня за руку и мы направились дальше. Я совсем не понял, что это было, почему так произошло, я лишь был рад, что мы остались целы. И в полной безопасности мы направились дальше, я любовался Тами, она в своем белом платье смотрелась как куколка.

Мы пришли в милый желтый домик, который был настежь открыт, мы вошли внутрь, в нем было все перевернуто.

– Та милая бабуля, которая тут жила, недавно умерла, она всегда угощала меня сладостями, когда я встречала ее. Жаль видеть ее дом таким разграбленным и пустым, она любила его.

– Почему в этот дом никто не переедет жить?

– Мой отец мне говорил, что это стоит дорого. Если нет наследников, ты должен заплатить главам земель, сидящим в костюмах в кабинетах в центре поселка. Они берут дороже, чем если бы при жизни она этот дом продавала сама. Никто не хочет переплачивать, легче вынести, разобрать, снести, унести что-то с собой. Из такого милого места люди сделали помойку.

– Почему эти люди так делают?

– В мире больше плохих людей, а те, кто хорошие, играют плохих, хорошим быть сложно, хорошими только пользуются и вытирают об них ноги, – Тами была рассудительна и умна, меня это впечатляло. Она задумалась, смотря на разбросанный хлам. Некогда для кого-то дорогие вещи, одежда, безделушки, предметы интерьера, которые, возможно, были кому-то дороги, теперь лежали у наших ног и никому не было до них дела. В тот день я впервые осознал никчемность вещей, неважность чего-то неодушевленного, я понял, что важнее всего это люди, их чувства и время, проведенное с ними. Мне так сильно захотелось к бабушке и дедушке, до дрожи, а еще больше захотелось к родителям.










Смотря на Тами, я осознал, что испытываю к ней тягу, первая влюбленность или банальный детский интерес к противоположному полу, точно описать невозможно. Я не понимал толком, что это, я лишь действовал интуитивно, давая волю своему ЭГО и обжигающему теплу внутри. Мне внезапно захотелось быть с ней рядом как можно больше. Я взял ее за руку и мы побежали из брошенного желтого домика на поле, где была густая зеленая трава. Мы прилегли и, держась за руки, смотрели на закат, рассматривая розовые облака, давая им многочисленные образы по их форме из нашей бесконечной фантазии, которой не было границ. Если долго смотреть на одно большое облако, можно нарисовать по нему картину, с лицами, предметами, животными, действиями. Чем больше облако, тем больше силуэтов в нем можно разглядеть. В моменты, когда мы лежали рядом и я смотрел на ее лицо, я понимал, что в этот миг нет ничего важнее нее, этот миг – это моя жизнь, которая горит и делает меня полноценным. Мне так нравился запах ее тела, и веснушки, которые так гармонично на ней смотрелись, а аромат ее тела, который никак не описать, завораживал и будто гипнотизировал меня. В тот день мы гуляли до позднего заката, под последними лучами солнца на розовом небе, мы перебирали пальцами рук, обнимались и смеялись, будто мы знали друг друга целую вечность.










Каждый день мы проводили вместе, с утра до позднего вечера были рядом. Мы общались так легко и непринужденно, что ее родители и моя бабушка с дедушкой, видя нас, только и улыбались. Я наконец-то нашел то, что наполнило меня. Мы подолгу сидели на пляже, любуясь друг другом и водой, которая от небольшого ветра покрывалась небольшими волнами, которые завораживали подобно огненным языкам костра, который мой дедушка часто зажигал в саду, а в оставшихся тлеющихся дровах мы с Тами вечерами запекали картошку, это было наше любимое с ней блюдо, и большой удачей было вынуть эту картошку не обгоревшей. Мы любовались природой, аистами. Тами была не против и была полна энтузиазма даже погулять со мной на кладбище, и с интересом слушала рассказы о моих чувствах, находясь в этом месте. Местные ребята, видя меня с ней, стали обходить меня стороной. Когда я шел с ней, они буквально меняли свое направление.

– Почему тебя так боятся, ты с ними дралась?

– Нет, я никогда не дралась.

– Тогда почему они нас избегают?

– Они бояться мою мать, не знаю почему.

– Твоя мать им что-то сделала?

– Нет, просто боятся и все, – было заметно, что этот вопрос доставляет ей неудобство. – Моя мама бывает странной, строгой, милой, непонятной, отдаленной от всего. Она часто бывает в больнице, пропадет там по месяцам. После нее она долгое время очень добрая и заботливая. Не знаю, почему ее опасаются, при мне она никого не била и ничего страшного не делала.

– Ну ладно, это же хорошо, – сказал я, и Тами мне улыбнулась. Я посчитал это странным, но в то же время был рад, что мне больше не стоит никого опасаться и я мог гулять везде спокойно.

Когда тебе хорошо, время летит незаметно. Пролетело лето, и за мной приехали родители, я был рад их видеть, был рад мысли вернуться в город, к тому образу жизни, к друзьям в моем дворе, но какую же дыру в моей душе оставляла Тами, которая оставалась. Последний день мы провели молча, и она и я были на грани срыва, мы просто смотрели вдаль. Лишь когда этот долгий тоскливый день подошел к концу, она сказала, что будет мне писать и чтобы я отвечал ей на каждое сообщение.

Всегда грустно уезжать от родных, бабушка и дедушка пускали слезу, провожая меня, Тами на прощание меня нежно поцеловала в щечку. Уезжая, я смотрел на местность, которая была так ненавистна, но стала такой близкой, благодаря лишь одной встрече, изменившей полностью мое пребывание и восприятие там. Отдаляясь, я смотрел на провожающих меня, и мне было больно покидать людей, которые стали столь близки. Мое главное спасение жило через дорогу от меня и я, замыкаясь в себе, не замечал эту прелестную девочку с такими запоминающимися глазами оттенка океана, такого, который бывает, когда чистое небо отражается в будто бесконечном потоке воды, подсвеченной ярким солнцем.

После приезда я получил от Тами лишь одно сообщение: скучаю по тебе, как ты доехал? Я ответил, что тоже скучаю и всю дорогу думал о ней. Больше сообщений от нее не было, никаких новостей, моя мимолетная радость приезда и встреча с городом и друзьями быстро прошла, ведь та, с кем я провел все последние месяцы и та, к кому я так привязался забыла обо мне. Мне было чертовски обидно и вовсе не понятно, как она могла так поступить. Я ее писал, на звонки она тоже не отвечала, а после 17 часов после моего приезда ее телефон и вовсе был всегда выключен. Я просил отца узнать о ней, когда он созвонился с бабушкой, но он как-то игнорировал мои просьбы или забывал об этом, всегда говоря какие-то нелепые отговорки.

В городе мы всегда находили чем заняться, лишь бы не сидеть дома, это меня отвлекало от мыслей о Тами. Раза два в год нас посещал бродячий цирк, либо парк аттракционов, он всегда располагался на нашем районе, потому что там находился будто специально для этого огромный пустырь с краю домов, между забытой возвышающиеся стройкой и зеленым мостом. Когда он только приезжал, мы мигом туда бежали и знакомились с их хозяином, помогали при работах, как их называли рабочие «разложиться», что означало на пустыре собрать целый развлекательный парк. Нас, конечно, там особо не напрягали, принеси, подай, отойди и не мешай.

Вы невольно задумались, зачем нам было это нужно, от скуки? Возможно, но от скуки работать? Это было не про нас. По завершении всех работ и запуску мероприятий, мы имели возможность посещать аттракционы, представления совершенно бесплатно. Целый месяц мы не знали других дел, как тусоваться там, это было весело. Кататься на аттракционах, пока не закружится голова, сидеть на представлениях допоздна и просто находиться в месте, где все собрались для того, чтобы развлечься. Атмосфера была особой, выходя оттуда, люди будто преображались, и с улыбкой направлялись домой. Мне безумно нравился этот мир, который создает это место, я всегда мечтал уехать в другой город вместе с этим бродящим волшебным и зрелищным комплексом, который даже самых серьезных и угрюмых людей заставлял радоваться жизни. Не будь я мал, меня бы они взяли к себе, я почти что нашел себя.








Часто мы забирались в частный сектор, он был совсем не далеко от нашего района. Наш путь туда проходил через заброшенный детский сад, дальше выход на склады, и начиналась заброшенная железная дорога, построенная более ста лет назад для какого-то правителя, который был в нашем городе проездом и оставил помимо железной дороги название для реки «Убля» он проезжал тут летом и решил в ней искупаться, в эту реку бьют родники и вода там всегда очень холодная при любой жаре. Резко нырнув, правитель воскликнул будущее название реки и мигом выбежал из воды. Эту историю видимо передают из поколения в поколение. Идя по железной дороге, мы выходили на улицу частных домов, видя через забор яблоки, виноград или подобные вкусности, мы тихо забирались туда, чтобы насытиться. Часто хозяева домов выбегали вооруженные палками или какими-нибудь лопатами, вилами, чтобы спугнуть нас. Но один из нас всегда стоял на тревоге и чуть что кричал нам, а мы для него собирали плодов параллельно наедаясь. Однажды мужик, выбежал полуголый с топором, когда мы поедали его виноград и, когда остальные хозяева успокаивались, выгоняя нас за свою территорию, тот побежал за нами по улице, он бежал за нами около мили, мы серьезно испугались, но, когда опасность миновала, мы, конечно же, веселились с этого, хотя, возможно, он был полным психом и не хотел напугать, а хотел ранить.

Осенью умер мой дедушка, на похороны меня не взяли под предлогом, что я мал, чтобы видеть это, в принципе они были правы. Наступило лето, меня снова отправляли в село к уже одной бабушке. Я нервничал и думал, что скажу Тами, что она скажет мне, между нами была особая и крепкая дружба, у меня не было никаких слов для нее, или злости, лишь непонимание, что могло пойти не так, и разочарование в ней. Первым делом после моего приезда мы отправились на кладбище, навестить дедушку, моя бабушка сильно страдала и плакала на его могиле, я же был в неком ступоре от этого и приобнимал ее, не произнося ни слова, как и мои родители, которые уехали, не погостив, потому что были слишком заняты работой.

Неподалеку я заметил могилу, обложенную цветами, их было так много, что буквально не было видно памятника, я направился к ней, но меня резко прервала бабушка, сказав, что она не закончила дела по хозяйству и нужно скорее идти домой. Сразу после прихода с кладбища я попытался найти Тами, пришел в ее дом и долго стучал, пока не увидел, что ее двор пуст и будто заброшен, это не похоже на зажиточных жителей сел, которые живут в основном за счет своего хозяйства и всегда следят за своим жильем. Возле входа лежали цветы, из которых многие завяли. Из дома рядом я услышал соседей, женщина средних лет увидела меня и направилась ко мне.

– Простите, вы не знаете, когда вернутся хозяева в этот дом?

– Он переехал после того случая.

– Куда переехали, какого случая?

– Пацан, ты кого вообще тут ищешь?

– Тами, то есть Тамилу, она моя подруга, – после имени Тами, женщина посмотрела на меня жалобным взглядом.

– Мать Тамилы, она была неуравновешенной женщиной, ты знал, что у нее были проблемы с головой?

– Какие еще проблемы? – я растерялся и она, тяжело вздохнув, начала говорить.

– Когда отец Тамилы был на ночной смене перед началом учебного года, ее мать вела себя крайне странно. Она ходила кругами по двору и весь день кричала на Тамилу. Накануне перед последним днем лета ее мать заходила и просила у меня сахар, она спрашивала о Тамиле, о том, что я вижу, глядя на нее, Тамила сидела во дворе, плела из бисера и напевала себе. Я ответила, что вижу лишь милого ребенка, что же еще?! Я не могла и представить, что она затевала…, – она замолкла и задумалась.

– Вы не закончили, – сказал я, сгорая от любопытства.

– На утро я увидела мать Тамилы на лавочке, она сидела и смотрела куда-то вдаль, я поздоровалась с ней, а она не подала виду, я подумала, что она хочет побыть одна и пошла делать свои дела. Утром ее муж приехал с работы, он вышел из машины держа в руках новый рюкзак, он подошел ко мне, предвещая радость от нового рюкзака для своей дочери, узнал, как мои дела. Я помню все это, как в замедленной съемке, сейчас, оглядываясь назад, я будто вижу над ним зависшую черноту, которая витала, ожидая своего часа. Он не обратил внимания на свою жену, которая сидела и, качаясь из сторону в сторону, как русская матрешка, что-то бубнила себе под нос. Ее муж легкомысленно прошел мимо нее в дом. Не прошло и минуты, как он, громко кашляя с глазами краснее крови, в ужасе выбежал, держа на руках Тамилу. Он упал на колени посреди улицы. Он кричал так громко, что сбежалось много людей, все сразу поняли, что его дочь мертва. Никто не подходил, все боялись и наблюдали со стороны, плача от такого зрелища, все плакали ничуть не меньше отца, потерявшего единственную дочь, которая на его руках смотрелась, как кукла. Ее отец так сильно лил слезы, что розовый рюкзак, который он не выпускал из рук держа его вместе с Тамилой, стал бордовым. Полиция ехала минут пятнадцать, и все это время он на коленях, держа на руках свою дочь, умолял Господа, чтобы все это оказалось сном. Его жена, видя все это, закрыла уши, и без видимых эмоций смотрела на происходящее. О, бедный мужчина. После этого его видели лишь пару раз, на ее похоронах и когда он уезжал, никто не знает, куда он переехал. Дом с ранней осени заброшен, часто тут появляются свежие цветы, их приносят неравнодушные жители поселка, которые знали эту чудесную девочку или видели хотя бы один раз, это событие отразилось на каждом, кто о нем слышал.

Недавно подошедший к ней мужчина, видимо, ее муж, задумчиво слушая, вмешался в ее рассказ.

– Короче, ее мать глубокой ночью открыла газовую плиту на максимум, закрыв все окна и двери, пока Тамила крепко спала. Она вышла из дома и села на лавочку. Просидела у дома до позднего утра, пока не вернулся ее муж. Она заявила, что в Тамиле она перестала узнавать свою дочь, появилось что-то чужое, лишнее, ужасающее и она освободила ее. Ее признали психически больной и закрыли в какой-то клинике, в какой не сообщили, многие жители села хотели бы ее найти и наказать как следует, совершить такое с ребенком, да еще и с таким чудесным ребенком! Тамила всегда была вежливой, ухоженной и такой красивой девочкой, весь поселок был в шоке и трауре, такое всегда будоражит и объединяет. Держись парень, мне жаль! – он хлопнул меня по плечу. Меня будто пронзило током. Их слова звучали как нечто неразборчивое.

–Тамила тоже уехала? – видимо от шока я спросил у них.

–Тамилы больше нет! – ответили мне ужасно упрямым и в то же время сожалеющим голосом,

Они обернулись и ушли, для меня их слова, их рассказ, их сочувствие в тот момент звучали как нечто отдаленное, будто на непонятном языке, все это было как во сне. Я крикнул им, что вернусь позже, они, видимо, подумали, что я чокнутый и быстро зашли в свой дом.

Подходя к своему дому, ко мне стала приходить ясность. Я очень сильно старался не принимать реальность.

– «Нет, нет, это все вранье, этого не может быть» – только эти слова витали в моих мыслях.

Зайдя в дом, я просто упал на пол, принял позу эмбриона и залип в одну точку. Я не мог в это поверить, я ехал с неким грузом печали из-за кончины дедушки, но в то же время меня так грела мысль о том, что я увижу Тами. Пусть она меня забыла, пусть она нашла новых друзей, но те теплые моменты, которые она напомнит мне, облегчат боль от утраты дедушки. Где-то в глубине души я надеялся, что она могла потерять телефон или специально не писала, чтобы сделать какой-то сюрприз, может быть, ее родители запретили со мной общаться, да что угодно, но я был уверен, что забыть она меня не могла. Наша дружба была истинной, настолько настоящей, что не многим людям повезет познать такие чувства, которые были у нас с Тами. Я был настолько разбит, если бы мне в тот момент дали яду, я бы его молниеносно выпил, в надежде не чувствовать того, что горело во мне… боль, отчаяние и сожаление.

В дом зашла моя бабушка и, увидев меня, сразу поняла, что я все узнал. Она потянулась, чтобы поднять меня, а я вырвался.

– Почему мне никто не сказал об этом, ты же знала, что я с ней дружу?

– Тебе бы не стало легче от этого, в городе у тебя полно занятий и этот ужас там был бы не к месту. Иногда лучше скрыть и не знать правды или узнать ее как можно позже.

– Что мне теперь делать, она была моим единственным другом тут и лучшим другом в жизни?!

– Ты еще мал, у тебя все впереди. Почти вся жизнь – это трагедия. Мир устроен так, что проблемы будут будто бесконечными и их надо всегда решать. Люди видят больше плохого, чем хорошего, но хорошие и счастливые события случаются, и они затмевают все плохое. В хорошие моменты ты понимаешь, что жизнь стоит того, чтобы жить, и те проблемы, которые ты преодолеваешь, делают тебя сильнее. Тамила не хотела, чтобы ты страдал о ней, задумайся об этом и вспоминай только хорошее о ней, – бабушка задумалась. – Я прожила с твоим дедушкой больше сорока лет, если бы я всегда о нем страдала, мое сердце не выдержало. Нам было сложно, у нас почти ничего не было, ни дома, ни много одежды, ни каких-либо конкретных планов на жизнь, у нас была только любовь, молодость и жизнь, с этим мы добились всего, что нам было необходимо. Мы вместе прошли сложный путь, но на этом пути было много хороших, искренних, радостных моментов, которые ослабляют боль от потери.

Она была права, но моя боль не утихала. Я сразу понял, что та могила, заставленная цветами, принадлежит Тамиле и направился туда. Я замер, когда подошел и увидел ее могилу, ее гравировку на могильной плите, она была так красива и так знакома, от боли в душе и горького комка в горле мне стало трудно дышать, я присел. Смотря на ее надгробие, я начал вспоминать все хорошее, что у меня с ней было: первую встречу, первые мысли о том, что она мне становится ближе в заброшенном желтом разграбленном доме, как мы гуляли на этом же кладбище, мы проходили мимо этого места, где сейчас она лежит, и тогда она даже подумать не могла, что ее пребывание в этом мире закончится вечностью именно здесь, на этом самом месте. А как внимательно она умела слушать… Вместе с Тами я потерял часть себя. Когда ты мал и случается подобное это откладывается угрюмой печалью на всю жизнь.

– «Стоп, стоп! Я думаю не о том, о чем стоит, я зашел в дебри печали, только хорошее, умоляю, только хорошее» – пытался я себе внушить. Меня охватывали мурашки, и трепет застилал мою душу, руки тряслись, а слезы сами накатывались, стекая к земле, под которой лежала Тами. Я вспомнил, как мы проводили время за закатами на поле, как мы перебирали пальцами рук, щурясь и наставляя руки так, чтобы розовые лучи заката не попадали в глаза. Ее смех, ее милый голос, ее неуклюжий бег и вечные царапины на ней от сена, в которое она любила нырять с разбега, но даже эти царапинки смотрелись на ней красиво. Ее океанский цвет глаз, ее задумчивый и теплый взгляд, когда я ей рассказывал о своем городе и суетных людях в нем, которые спешат, не замечая ничего и никого. Сладкий запах ее волос, ее родинку на плече, каждое мгновение с ней было прекрасным. А еще я вспомнил ее мать, с бешеными карими глазами, как я мог раньше не увидеть в ней нечто больное, то ужасное, что в ней жило, в ее голове.

Я всегда начинал с хорошего, но все воспоминания о Тами всегда заканчивались плохо, я был бессилен, и забыть ее было невозможно, все кругом напоминало о ней, я пытался, ради себя, ради нее, но ничего не выходило. Я намного больше понял бабушку, которая потеряла своего мужа, пока она страдала у его могилы, я смотрел на могилу Тами и страдал вдвойне, я лишился двух близких людей, и теперь мое пребывание там стало намного угрюмей. Я решил поддерживать бабушку и отдаться этой поддержке, скрывая свою печаль, каждый день вспоминая Тами. Она покинула этот свет слишком молодой, такого не должно случаться, дети не должны умирать.

Последний раз я видел Тами во сне. Я сидел на скамейке у ее дома, она вышла ко мне и сияла, как хрусталь на солнце, она села и прижалась ко мне.

– В тебе всегда так много боли, она не проходит, ты будто забираешь боль всех вокруг тебя. Как бы ты ни старался, тебе больно. Я буду присматривать за тобой до конца, я первая за тобой приду, когда придет время, обещаю тебе, – я улыбнулся и прижал ее к себе и в тот же момент резко вышла ее мать и Тами растворилась, а ее мать повернулась ко мне, ее безумные глаза горели, смотря на меня, и я резко проснулся.

Прекраснее и красивее девочку я не встречу уже никогда, я точно это знал. Тами была особенной, словно ангел, спустившийся с небес на столь короткий срок. Не могу, я не могу думать о ней только хорошее, зная, как рано она ушла и каким одиноким без нее я стал, так много было не сказано и так много было не сделано. Я злился на себя, злился на то, что порою думал о ней плохо, о том, что она могла меня забыть, найти мне замену, предать, и прочие вещи, которые оказались полным бредом. Ее не стало в тот же день, когда я ее покинул, обещая вернуться, обещая провести ей следующее совместное лето, еще счастливее, чем было уходящее. Она стала ангелом в моей памяти и навсегда останется таковой, во мне навсегда осталась ее теплота, милость и образ. С ней я потерял преобладающую часть себя, во мне выгорела половина меня. Каждый вечер мы с бабушкой ходили на могилу дедушки, и, пока моя бабушка страдала, я отходил к Тами, всегда принося ей конфеты, которые она любила. Она навсегда осталась со мной, в моей голове, в моем сердце. Я ее трепетно люблю и эта любовь вечна.










Вернувшись в город, я стал замкнутым, зажатым и вечно подавленным, я ходил обозленным и разочарованным, мои друзьям заметили перемены, но не подавали виду, пытаясь всегда меня отвлечь и как-то развеселить. Но как бы я не старался, я не мог перестать думать о Тами, слишком сильные чувства были между нами.

Время шло, и я вроде как научился жить с болью. Мои друзья меня отвлекали, знали бы наши родители, как мы живем, нас бы не выпускали гулять никогда. Часто ситуации доходили до грани смерти или минимум инвалидности, но нам всегда как-то везло и все обходилось. Стройки, разборки, прогулки где попало. Часто мы доходили до конца железнодорожных путей, они вели в заброшенное депо с поездами, мы там часто встречали бездомных, обычно им было все равно, и мы просто проходили мимо них. Нельзя сказать так же про детвору, которая жила в районе железнодорожного вокзала, они часто свистели где-то в дали, обычно мы не обращали внимания на свист и просто проходили мимо, близко мы не встречались. Мы знали, что они безбашенные и бьют до тех пор, пока ты не сможешь встать, удивляюсь, как часто нам везло и мы не виделись с глазу на глаз с подобными жестокими детьми, которые не знали меры, мы видели лишь результаты таких встреч. Парня тринадцати лет так избили что он до конца своих дней не сможет ходить. Я никогда не понимал, почему все не дружат между собой и, видя незнакомого человека, стразу становятся агрессивными, это какие-то животные инстинкты, которые непонятно откуда берут начало у детей. Мы ходили в надежде их увидеть и как-то познать этот страх, о котором все кругом говорили, мы были этакими любопытными самоубийцами, которые шли из-за любопытства и скуки на крайние меры, но сколько бы раз мы там ни проходили, нам везло, либо все было очень преувеличено в рассказах остальных.

Детство кончается там, где начинаются серьезное отношение к жизни, к себе и к окружающим. Оглядываясь, я вижу моменты, события, некоторые такие краткие, будто их не было вовсе. Память – нечто непостижимое, как и наш мозг, и непонятно, по какому принципу мы запоминаем те или иные события из нашей ранней жизни, некоторые важные, некоторые совершено не нужные, а некоторые пытаешься забыть всю жизнь.

Смотря назад, что бы ни было, я понимаю, что мое начало было интересным, захватывающим, опасным, порою ужасающим, странным, потерянным, но никак не скучным и однообразным. Каждый день события менялись и переполняли нас – детей открытых, ярких, искренних и беззаботных. Мы отчаянно стремились не скучать и впитывать каждый миг, происходящий вокруг нас. В то время мировосприятие было другим, все было искреннее, ярче, чувственнее, правдивее, как-то по-особенному и вдохновляюще. Сейчас, осознавая, что мир не будет таким, как прежде и все когда-то близкие люди разбрелись по своим кругам, своим дорогам, своим делам, и той верной и дружной компании нет и никогда не будет, чувствуется детская пустота.

Проходя по тем местам, где я рос, я кругом вижу воспоминания, которые были столь значимыми, где события были столь важными, где был слышен смех и плач, где мы – дети были открыты миру и впитывали все взахлеб. Находясь в местах своего начала, я не чувствую ностальгию, возникает чувство потери, чего-то такого теплого и близкого, некогда для меня важного, подобно тому, что от тебя отреклось, что у тебя отобрали, тому, что ты видишь, но никак не можешь заполучить. Детство обкрадывает нас, оставляя лишь прекрасные воспоминая и травмы, которые будут давить до конца жизни. Можно быть вечным подростком, но ребенком – никогда. Нет ничего постоянного, кроме прошлого, которое никогда не изменишь, и воспоминаний, которые не заменишь на другие.

Детство – это сокровище, не портите его детям и не спешите их вырастить, дайте им насладиться, никто не знает, что их ждет, ведь в конечном итоге детство – это всегда самое яркое и лучшее время в жизни. Даже когда все плохо, дети хотят и верят, что все вокруг них чудесно.



ДОПОЛНЕНИЕ

После средней школы я встретил Аристарха. Я узнал его на тусовке у подруги из школы в честь ее дня рождения. Оказалось, она была его родственницей, и он приехал к ней на праздник. Увидев его, я замер. Все мои детские чувства обострились внутри меня. Он сидел и выпивал в большой компании, я неловко подошел к нему.

– Аристарх?

– Да, я Аристарх, но зови меня Ари чувак. А ты кто?

– Помнишь меня, в детском саду, мы дружили?

– Да я даже не помню, с кем тусовался вчера! – сказал, рассмеявшись он.

– Мы еще с тобой сбежали, нас привезла полиция к твоему отцу? – этого он точно не мог забыть.

– Эм… А, да, ты этот, ну… А к черту, у меня плохая память на имена, пойдем в сторонку, выпьем.

Я буквально впал в те дни, когда мы носились в садике, как угорелые, и впервые за долгие годы почувствовал детство так близко, как никогда ранее.

– Почему ты не пришел за моим адресом? – звонко сказал я, ожидая ту самую версию, что его отец ему не разрешил или типа того.

– Я не помню, не знаю о чем ты, чувак, давай выпьем, – и он стал рассказывать, о том, как круто, что он уехал из этой дыры, что тут все такое убогое. Каким крутым стал его отец, о своих девчонках, шмотках, о машинах и вечных тусовках. Говорить с ним мне было не о чем, он просто забыл нашу дружбу, кроме того, для него забавного, случая с полицией. Он много говорил про свою жизнь, как он классно ее прожигает, но я особо не слушал, попивая свой виски с колой, кивая и улыбаясь ему. Я осознал, что с ним не разделю тех чувств и эмоций, которые я так отчетливо запомнил. Он достал порошок. – Будешь?

– Это же жутко вредно, знаешь, что от него с тобой…

– Ой, чувак, расслабься. Ладно, был рад вспомнить ментов, я буду там.

Он ушел, как будто мы совсем не знакомы, меня заполнила пустота и с каждым его шагом мое детство отмирало, я отправился домой. Видимо только я дорожу своим детством и пытаюсь его помнить и ценить.

Через месяцев шесть я встретил его родственницу, у которой мы и встретились с Аристархом, мы стали общаться, я решил узнать, как Аристарх.

– Как дела у Аристарха?

– Он умер, от передозировки.

– Это ужасно, – по моему телу побежали мурашки.

– Да брось, ему все позволяли, он к этому шел уже давно и был не управляем. Его родители сказали, что так даже лучше, несмотря на всю потерю, он был безбашенным, и это хорошо, что закончил он именно так и не натворил плохих дел, – я был поражен, что родители так считают, ведь это самое большое горе, когда родители хоронят своих детей. Видимо, он и впрямь творил жуткие вещи.

Могло ли все сложиться иначе, не переехав бы он, или взяв он мой адрес? Может быть, на его месте сейчас оказался бы я, может быть, дружи мы с ним, он стал бы отличником, и блестяще работал у папы. Неизвестно, этот вопрос будет часто всплывать у меня в моменты ностальгии, все-таки детская дружба оставляет особенные следы на всю жизнь.




Глава III. ПОДРОСТОК АУТСАЙДЕР




Ненависть, нетерпимость, несправедливость, все это о моем поколении, я уверен, как бы это не звучало это и поколениях грядущих, отчасти и прошлых, это гимны молодых поколений всех мастей. Такие люди всегда есть и будут, виноват сам строй жизни, который и формирует таких. Тут ненависть не к самому себе, политике, богатству, бедности. Хотя, конечно, у всех свои тараканы в голове. Но у большинства дикая ненависть к устройству мира, к его несправедливости, бездействию, привычке, типа, пусть лучше так, а то сделаем еще хуже. Нам столько было дано, и как мы этим распорядились? (с).

Не удивительно, что люди так отчаянно стали изучать Марс, пусть это и звучит как банальная теория заговора. Марс хотят освоить, построить благодаря 3D печати станции, там жить, проводить эксперименты, построить новую колыбель человечества и прочее. Изучите планы на Марс гения Илона Маска, уверен, вы очень удивитесь. Скорее всего, в далеком будущем на Марсе будут жить избранные мира сего и человечество войдет в новый этап существования. На Марсе все будет прекрасно, его засеют зеленью, построят города, вся жить там будет проходить с ультрасовременными техно логиями и над всем этим будет огромный стеклянный купол или по расчетам Маска, там создадут атмосферу схожей с земной. Но сразу назревает вопрос: у этих избранных которым посчастливиться жить в этом рае есть же дети и где гарантия того, что эти дети будут такими же, похожи на своих успешных родителей в плане воспитательном, моральном, нравственном, а если нет, разве они достойны там будут тоже жить? Зачем нужно осваивать Марс вливая в него миллиарды, если люди там станут такими же, как и на земле, не все будут скажем законопослушными, зачем нам что-то менять и тратить на него время, ресурсы, деньги?

Но в целом звучит красиво, я бы улетел жить туда с кучкой достойных людей, но тут возникает риторический вопрос, достоин ли я, или ты, полететь, жить и тратить на себя ресурсы пока земля загибается?! Как вообще можно вливать миллиарды на изучение космоса, когда на нашей планете, в нашем доме, в колыбели человечества, где многие люди до сих пор голодают и живут в нищете?! Я не понимаю этот мир. Сильные мира сего, прошу вас, займитесь нашей планетой, утройте для начала рай на земле. Не нужно быть гением, чтобы понять простую истину: устройте всем жителям планеты достойный уровень жизни, жилье, образование, медицину и люди станут намного добрее, зла станет гораздо меньше, зависти, несправедливости, когда у одних все, а у других ничего. Ну ладно, это все лирика, вернемся в суровую реальность.

Впервые я почувствовал изменение моей внутренней химии в 13 лет. Я запомнил этот момент. Я шел из школы, на мне были черные рваные джинсы, белая рубашка на молнии и кожаная куртка с белой очень тонкой и легкой подстежкой. Черная потертая от времени куртка, которая смотрелась очень круто, как мне казалось, иначе бы мои друзья высказали о ней всю правду, не стесняясь выражений. Мои друзья всегда были достаточно прямолинейные, черт, да мы даже тогда не знали такого слова «прямолинейность», мы говорили, что хотели, как хотели, когда хотели и кому хотели. Порой все, конечно, зависело от ситуации, но в целом мы шли напролом. Никто даже подумать не мог что эту куртку носил мой отец 17 лет назад, когда он был подростом, ярким, крутым, боксером. Полу спортивные кеды какого-то там древнего бренда сочетались идеально. Если бы я рос в черном квартале гетто, я уверен, меня бы там приняли за своего, ну скорее всего за своего. В общем, образ был наилучший. Я гордо шел домой, и меня распирало, была поздняя весна, слушая какую-то злую музыку я вместо того, чтобы отрыть дверь домофона ключом со всей силы его вырвал и зашел в свой подъезд, просто так, по фану, чтобы издать громкий шум. Во мне кипели гормоны, во мне будто сидели демоны, я чувствовал дикую озлобленность, агрессию и вечную энергию.

Мое утро начиналось в 7 утра, отец заходил и будил меня ровно 6:57, а через несколько минут если я не вставал с постели, он с радостными возгласами нес стакан ледяной воды и его было уже не остановить. Иногда, когда я хотел спать я, ждал эту воду, чтобы прийти в себя, я знал, что это отцу в каком-то смысле доставляет некий энтузиазм. Ничего не бодрит с утра так как стакан холодной воды, вылитый тебе на лицо, попробуйте.

После подъема скучный и ленивый сбор в школу. Средняя школа полный отстой, слишком в ней серьезно после младшей. Например, кафе, куда мы ходили в младшей школе парочками всем классном и тебе очень повезет если тебе попадется одноклассница, а не одноклассник, иначе жди издевки и всевозможные намеки. Это делалось типа для того, чтобы бы ты не потеряться по пути, но это было настолько ужасно и абсурдно, будто наша небольшая младшая школа была замком Хогвартс с движущимися лисицами и тайными коридорами и потеряться там можно было лишь отвернувшись от основной группы. Теперь в средней школе этого не было, каждый приходил в кафе, когда хотел и неважно успел ли ты поесть или нет, звонок и повара выгоняли всех на уроки и это было большой разницей, после конечно того, что теперь мы не находились постоянно в одном кабинете, а ходили по разным разделенным по дисциплинам и отличавшихся внешне тематикой науки и оборудованием для проведения уроков. Однотипные уроки в начальной школе, начальных наук, вроде рисования, пения, счета палочек, прописные буквы, те уроки из которых мне ничего не было близко и ко многому у меня будто уже лежал талант. Нет, скорее понимание сути предмета и именно это делало их для меня неинтересными и скучными в начальной школе. Все эти легкие уроки сменились уже сложными заданиями, уравнениями, примерами на пол-листа, длинными романами и произведениями, по которым на дом задавали читать страниц по 6-7. После начальной школы в средней нагрузка была колоссальной, но, ко всему привыкаешь, человек вообще удивительное создание, он привыкает ко всему. В школе мое, увы детство прошло.

На территории нашей школы был компьютерный клуб под названием «Эйфория», небольшое белое здание с надписью стекла, там позади еще был склад, разуметься со стеклами. Естественно, абсолютно все ребята туда ходили играть или скоротать время. Работал он с 7 утра до 11 ночи. Я не был исключением и познакомился там со многими играми и геймерами, но обычных рябят которые коротали там время было конечно же куда больше, на улице скучно особенно когда холодно, а там хоть какие-то развлечения. Даже без денег, ты мог просто прийти и сесть рядом с теми, кто играет и наблюдать за игрой и это уже было наградой и развлечением. Там было темно, накурено, вечно слышались маты, и трески работающих процессоров, очень атмосферно. Дети уходили в игры на минимум пол часа из реальности в виртуальность, которая так манила красивым миром, где можно делать все что пожелаешь и когда оплаченное время заканчивалось было видно, как ребята приходят в себя и с сожалением осматривают мир реальный, выходят из клуба в апатии смотря вокруг на неухоженный газон и серые многоэтажки, это как проснутся из красиво сна и вернуться в повседневность. Но мне это было не близко, порой я ненавидел все вокруг, а порой мне нравилось все что меня окружает, серые дома в которых так уютно в окнах горит свет или мелькает тусклый свет от мониторов, серые улицы, которые так гармоничны на фоне серых домов, мрачные люди, которые такие может по виду, а внутри у них радость и чистота души. Во мне никогда нет постоянства, каждый день не был похож на предыдущий.

За небольшую сумму ты мог остаться играть в эйфории на ночь, то есть играть всю ночь, с 11 до 7. Как же мы об этом мечтали, но конечно же это можно было сделать с 16 лет, да и кого отпустят родители на всю ночь непонятно с какой компанией. Юность всегда особо отстойная, когда тебя ограничивают в чем-то из-за возрастных ограничений, но, пожалуй, на этом минусы заканчиваются. Мой брат часто играл там сутками с толпой старших, с довольным лицом держа деньги он гордо перед мной проходил в толпе, издеваясь одним только взглядом и входя туда дверь закрывалась, и толпа опечаленных детей расходилась по домам, каждый мечтал там остаться и всю ночь играть во что пожелает. Сомневаюсь, что те, кто там оставались только зависали в компах, скорее всего они выпивали, тусили, курили и прочее. Хозяина в это время там не было, но там была камера видео наблюдения и он уверял что следит за всем, но кто-то давно уже понял, что эта камера лишь муляж с горящей красной лампочкой. Мой брат был старше меня на 7 лет, к слову, я его редко видел дома, он жил то у отчима, то зависал ночами в клубе, я пересекался с ним редко, но когда это случалось было весело, он меня лупил по-братски, мы общались, он многое мне рассказывал о мире, о том мире в котором таким мелким как я еще не место. Было забавно с ним и мне хотелось бывать с ним почаще, но не получалось, его не было рядом большую часть времени или он приходил домой, когда я уже спал или я уходил утром, когда спал он.

Вообще мне нравилось плыть против течения и эти игры, и прочие модные темы меня не задевали, а лишь бросали вызов их игнорировать, я не люблю что-то массовое, то, что нравиться всем. Позже клуб эйфория перестал приносить прибыль хозяину и его ограбили, но так как он был застрахован, хозяин сорвал изрядный куш. Поговаривали, все там были в доле, такие дела никогда не проходят легко, бесшумно и без нужных людей. Но нам на это было совершенно плевать, да и мы были слишком юны для подобных тем. Жаль было только то, что исчезло место нашей тусовки. Скукота давила целыми днями, мы просто блуждали. Вроде бы мы придумывали чем заняться, но в то же время понимали, что сходим от скуки с ума.

Почти каждый вечер мы собирались в беседке на 7 доме, весь ближайший район от 10 до 17 лет, сесть было негде, больше половины стояли, в основном стояли те, кто помладше. Старшие любили согнать тебя с места и присесть, так же уютнее. Здороваясь за руку, они тебя вытягивали с места, занимая его со смехом, они всегда поступали так, а не поздороваться было все равно что плюнуть в лицо, поэтому было легче просто сразу здороваясь встать. Мы сидели общаясь, шутили, курили сигареты оглядываясь нет ли вокруг знакомых или не дай Господь предков. Было классное время, днем все занимались какими-нибудь делами, учебой, гуляли в других компаниях, но вечерами все с района были едины и рады друг другу, мы сидели с вечера до ночи. Кто-то много курил сигарет, кто-то много пил пива, но проблем никогда не было. Просто толпа подростков, которые от скуки шумно сидят в беседке, вокруг которой проходят унылые взрослые с работы. Эти беззаботные дни самые лучшие в жизни, кроме школы не было никаких забот, а многие из нас по ее поводу и не напрягались, так что свобода, юность и друзья, мы жили в своем мире и ничего больше не было нужно.

Со временем, все вдруг стали делиться на группы или расходиться по другим компаниям. Некогда общая компания стала трещать по швам, и никто не мог ничего поделать. Никто не был против кого-то, не было никакой агрессии, ограничений общения, никто не говорил, что и кому стоит делать, с кем общаться, а с кем нет, не было ссор, разборок. Но по какому-то неведанному принципу ты понимал, что ты тут лишний. Это витало в воздухе, какая-то химия. Тебе тут не рады, что-то идет не так, и уже как прежде никогда не будет. Общение с этим человеком тебе уже не интересно или наскучивает, ты его не понимаешь, ненужный человек отпадал сам, и неважно дружили ли вы с пеленок, или нет. Это грустно, но в то же время это этап взросления, шаги вперед, в жизнь более взрослую. Время жестоко, переменчиво и скоротечно. Все постепенно разделились на мелкие группы и все стали для основной разделившиеся массы просто хорошими знакомыми, многие разошлись по другим дворам и вообще местоположениям и времяпровождение их стали иным.

Вечерами мы часто собирались и было так же здорово, как и прежде, но приходили уже не все, или приходили какие-то новые люди с дальних дворов, которые были совершенно не к месту, того уюта и веселья уже не было. Многие резко стали много пить, устраивать драки, разборки, издевательства. Я наблюдал как некогда верные друг другу люди, которые дружили с шести лет, спустя 11 лет выпившие и без особых оснований били друг другу лица и так мощно и с такой агрессией, что я ужасался до какой степени, могут измениться люди по отношению к друг-другу. Наблюдая за этим, я начал терять веру в дружбу.

Антип, самый старший среди нас, который был часто примером для подражания стал употреблять все наркотики, которые ему удавалось достать. Он резко изменился и стал агрессивным, вечно злым и безжалостным, стал приставать к тем, кто помладше, стал издеваться, отбирать сигареты, деньги, а если у тебя ничего не было, он мог просто тебя запугать, чтобы ты нашел то, что ему нужно. Он это делал со своими же, с теми, с кем рос, мне от него бывало доставалось, когда он был не трезв, он морально пытаться меня довести и пугал, но не более этого, он знал, что, если я скажу брату у него будут проблемы, но я не хотел, для меня рассказать брату или отцу, что ко мне там кто-то лезет было постыдным. Типа, парень должен решать проблемы сам, это правило улица вдолбила.

Антип часто брал меня и еще некоторых ребят младше себя на разборки, где дрался как сумасшедший, и все боялись его остепенить, да и в этом не было смысла, он был как зверь. Мы его избегали как могли и к нашему везению видели мы его нечасто или ему до нас не было дела. Но попортил он детство многим. Каждый день направляясь вечером домой я опасался его встретить, я не боялся, что он что-то мне сделает, или отнимет, мне было мерзко находиться рядом. Он всегда пытался психологически задавить и когда видел, что человек уже на пределе, давил еще сильнее, или избивал, но не сильно, а ради эффекта устрашения. Меня он мог только морально задавить, я был всегда нетерпим и хотел быстрее свалить, он это чувствовал и наговаривал всякого бреда больше и больше. Он был под наркотой всегда, и бесконечные угрозы и тупые разговоры не о чем были его вечными спутниками. Насладившись своими «умениями», он просто говорил:

– Ладно иди, увидимся, – это для него было развлечением.

Когда он был трезвый, то был приветливый и дружелюбный, а когда под кайфом становился моральным уродом, трезвым я его видел крайне редко. Он дружил с Максом с малых лет, но как-то их пути разошлись, они оба были довольно неслабыми ребятами и с лидерскими наклонностями и видимо Антип не мог на Макса влиять, они часто ссорились и просто перестали особо общаться.

Макс был добрее пока не выпьет, он рано стал любителем пива, которого в 14 лет в день выпивал по 7 литров и был даже не особо пьян. Антип связался с двоими братьями из семьи Клевек, Михаэль и Жан, два брата, разные, но наглые и вечно слушающиеся Антипа, он с ними рос и ему было легко с ними сойтись и общаться. Эта банда многим из наших во дворе не давала покоя, они подходили и начинали унижать, смеяться, несильно бить и нести всякий бред, всем становилось некомфортно, от них веяло негативом, злобой и агрессией, когда мы их встречали, нападала жуткая отрешенность. Позже они стали воровать, грабить, отбирать телефоны, украшения, вымогать деньги, в общем пошли по криминальной дороге, за них быстро взялась полиция и они пропали из виду. Редко их встречая, они под кайфом что-то, говоря, проходили с гордым видом демонстративно задевая нас своими плечами. Макс общался с нами, с теми, кто помладше, с нами были и его ровесники из соседних дворов, но особо мы их не знали, но по ним было видно, что они хорошие ребята, время мы любили проводить вместе, пока Макс не начнет напиваться. Пить Макс не бросал, наверное, даже и не думал об этом, бывало, он кидался драться на всех подряд, мы просто уходили от него понимая, что он уже пьян и начинает слетать с катушек. Когда Макс был один пьяным то был спокойнее и не на кого не кидался, стоило нам подойди он сразу кидался в драку, но это не была драка как нечто жестокое, это была разминка для него, но удар у него был поставлен поэтому никто не хотел с ним связываться. Потом он дико извинялся и говорил, что такого больше не будет, и чтобы мы его просто не боялись, а были с ним на одной волне, но как ты будешь с ним на волне если ты не пьешь и не хочешь пить вообще. Все его обещания, выпив он забывал и все было, как всегда. Но вообще с ним было весело, чувство юмора у него было особенное, мы к нему тянулись, пока он не напивался.

Немного позже все пропадали по своим компаниям целыми днями, двор буквально опустел. Кто-то поделился по интересам, кто-то стал сам по себе, кто-то по общим взглядам, кто-то стал проводить время с девушками, и нашел смысл в них. А кто-то просто так, необъяснимо по каким факторам стали дружить. Помните, Дена, который задирал меня в школе. С ним все было сложно по началу, в начальной школе я просто куда-то шел, и он подошел ко мне в своей красной рубашке, сбил с ног и ушел, я даже не понял, что это было, но помню непонимание, злость и несправедливость в душе. Но время волшебно и имеет свойство забывать подобное, кроме того, мы были слишком малы, чтобы помнить наши проступки. Нашей дружбе это не капли не мешало, а тот случай так и ни разу и не всплыл. Мы стали с Деном не разлей вода, не знаю помнил ли он о том случае или нет, но мне кажется, он помнил и это, его не то, чтобы стыдило, он вообще был не из совестных подростков, я думаю, это пробуждало в нем какую-то вину или несправедливость ко мне, может поэтому мы и стали так хорошо дружить.

Помню первую встречу уже подростками с Деном, меня к нему привел мой сосед Алекс он учился с ним в одном классе. Жил он высоко, и зайдя на кухню я увидел, как он стрелял из пневматического ружья (Пневматическое оружие – разновидность оружия, в котором снаряд вылетает под воздействием газа, находящегося под давлением). В общем это не боевое оружие, пули невелики и в форме шарика и убить ими практически невозможно, но это опасное и все же оружие, будьте аккуратны). Сказать, что я был в шоке, не сказать ничего. Ты просто приходишь к малознакомому чуваку, а он палит из ружья из окна своей кухни куда-то вдаль, пряча при этом ствол ружья за шторами, мало ли увидят. И при этом, я еще не знал настоящее ли это ружье или нет. Увидев мое волнение Ден, стал говорить:

– Не парьтесь, я целюсь в окна заброшенного детского сада, это пневмат. Они забрали наш сад, так пусть получают его по частям, – он ухмылялся и прицеливаясь стреляя, прячась за шторой, кажется, пули даже не долетали, но он не подавал вида, продолжая, наверное, по фану или типа того. Но тут раздался звук бьющегося стекла. Он быстро все сложил и спрятал. Мы вышли на улицу, подальше от того места. Все были полны энтузиазма, хотя ничего толком и не произошло. Позже мы узнали, что это разбилась чья-то форточка и далеко не в заброшенном саду, не было так же известно, что причиной этому был пневмат Дена, но он конечно же утверждал, что всему винной только он, просто ветер отнес пулю в другую сторону. Ден конечно же не хотел верить, что это не его рук дело, в прочем всем было все равно, было весело.

Ден был блондин, с не очень длинной стрижкой, невысокого роста, из-за которого часто комплексовал может и поэтому он всегда и был задиристым, самый задиристый среди нас, сколько же проблем он нам принес… Грубый голос и суровые черты лица, глаза светло-голубые. Он был веселым и всегда заводным, что бы ни было, а шутка или издевка у него всегда была в запасе. Он любил шутить над старшими и убегать от них по всему району, а когда те его ловили, извинялся и делал море комплиментов, он знал, тщеславие – это любимый грех многих. К слову, все знали, что он просто мелкий переговорщик, он любил поговорить и как-то договориться, что-то решить, типичный политик. Хам, целеустремленный, извилистый, наглый, часто думающий только о себе, он стал моим близким другом.

Вторым моим близким другом стал Алекс. Знал я его буквально с пеленок, он был моим соседом. Часто ссорился со своей мамой пока его отец был на работе, она часто загоняла его домой пораньше и пыталась его контролировать, давить его волю, спорить ним, но это не помогало. Запрещая, родители кидают вызов запрещенное познать, нужно объяснять суть запрета и находить понимание, строгие запреты редко работают. Он был таким же обозленным на мир, как и мы, но добрым по натуре своей. От старших ему часто доставалось, просто, по фану, не знаю, стояло вот на нем какое-то клеймо, он всегда гулял со всеми и вечерами, когда собирались все весте, его никто не прогонял или как-то унижал, но издевательства случались, но не часто и когда это происходило все было в основном на нетрезвых порывах. Мы с Деном как могли пытались отлечь, помочь, но когда ты мал то старшим лучше не перечить, это бесполезно или влетит и тебе. Он порой был машиной для издевок, бывало, его избивали, но далеко не сильно и даже не до крови, больше ради прикола, он даже часто и сам при издевках смеялся. Он тоже был не слабым и мог ответить, но старшие всегда сильнее физически или психологически. При таких случая он обычно просто уходил, посылая всех подальше, а на следующий день все было так будто вчерашнего инцидента и не было. Люди хорошо умеют закрывать глаза и видеть только то, что им нужно. Гордость мешала извиняться ребятам с улиц, но иногда они это делали. Но я думаю, все-таки он был хамоватым и часто, когда его задирали сам доводил дело до насилия, из-за этих издевок или он был таким сам по себе, в чем-то это проявлялось, но все же никто не заслуживает того, что б быть униженным каким-либо способом. Особенно в школах, где, итак, большая нагрузка на неокрепшие детские умы, буллинг это первое с чем должны бороться учителя, а не с успеваемостью, часто из-за травли неуспеваемость и наступает. Но понимаем мы все это, к сожалению, поздно, или далеко не сами, натворив до этого много не всегда добрых дел.

В то же время Алекс мог быть очень добрым, например, когда мне было лет 6-7, когда я, качаясь на дереве упал с него на спину и мне было довольно больно он оказался рядом и помог мне вставь, потом стал шутить, что-то там рассказывать. Это был настолько добрый поступок, что я до сих пор с теплотой о нем вспоминаю. Вот такие с виду простые дела и формируют, и оставляют в нас теплоту на всю жизнь. В нем было хорошее, а все плохое существует либо для равновесия сил, либо для того, кто не может иначе.

И наконец нашу тройку завершала, стройная и соблазнительная Виктория. Всегда на своей волне, ее просто невозможно было понять, когда она выйдет замуж это, будет просто фурор века. Понять ее это все равно что освоить весь космос. Она странно и ярко одевалась, носила крупные очки «стрекоза». Она очень любила электронную музыку и почти каждый день где-то с кем-то тусовалась, либо на вписке, либо на частном пати, где обязательно кто-нибудь пьяный нырнет в ледяной басен, и она это запишет и поделится этим в сети. Как только ты начинал к ней подкатывать она могла с легкостью дать тебе в нос.

– Ты совсем ахренел?! Типа кто вообще так делает? Проваливай, – кричала она, отшивая

очередного претендента на ее сердце. Это всех ее потенциальных кавалеров повергало в настоящий шок, было забавно, она была и впрямь хороша собой, любой из нас хотел быть с ней, но понимал, что это невозможно. Не знаю почему она так себя ввела, со своей внешностью она могла покорить любого парня. Как-то кто-то пытался об этом узнать, почему она никого с себе не подпускает и получил в ответ от нее в то место, в которое обычно бьют девушки парням при угрозе, поэтому на эти темы мы не общались, мы дружили и были одной командой, если конечно это можно так назвать.

Истинная заводила, не знающая совершенно никаких проблем и границ девушка. Честно я не понимал до конца почему Виктория общается с нами, она могла тусить в принципе с кем бы захотела в нашем городе, но что-то ее манило к нам, а нас что-то манило к ней.

Собирались мы утром перед школой, уроки начинались в 8:30, в 8:17 мы уже обычно были на месте наших встреч, в 8:28 нужно было уже бежать на урок, чтобы не создавать себе лишних проблем. У нас было свое место для встреч, школьную территорию засеяли кустарником, он был в высоту около метра и очень плотный, через него ничего не было видно, шикарное место для встреч, чтобы тайно покурить по сигарете. Мы шли в самый конец школьной территории и курили, немного присев и прижавшись посильнее к кустарнику чтобы нас не было видно из окон школы. За этими кустарниками, ни разу нас никто не палил, хотя случалось, что учителя проходили прямо мимо нас, в метрах 13 была аллея. Ден любил что-то там крикнуть и смеялся, много раз на этих его приколах мы чуть было не палились, а если тебя палят курящим у школы, то оставляют после школы, сидеть и читать или прибираться, но Дену видимо нравился этот адреналин, такой, когда ты на грани. Когда ты в 7-ом классе, а Ден и Алекс были на год меня и Виктории старше, мы с ней вообще были в 6-ом, и ты куришь на школьной территории недалеко от аллеи, где проходят учителя присев в кустарнике и при этом издаешь непонятные звуки, можно влететь так что и родителей мгновенно вызовут, они будут краснеть выслушивая как они не воспитали своих детей перед директором, а потом выносить нам мозги. Виктория всегда его била и затыкала, он с неохотой и смехом переставал это делать, и так было почти каждый раз. С 6 класса куря сигареты недалеко от проходной учителей я понял, что глупо так рисковать, ведь я боялся расстроить родителей если они узнают, что я покуриваю уже в 13 лет. Вообще курить мне не нравилось, ни запах, не чувство вдыхания, выдыхания дыма, никотиновый удар и прочее, просто это было как-то по-взрослому, а мы же так спешим подростками повзрослеть. Кроме этого, не курить, когда курят все просто нереально, особенно когда в компании всего помимо тебя трое и все курят. Без риска скучно, особенно когда ты растешь, рискуя, ты как бы веселишься, это реально заводит и это и есть самое главное в эти годы. Не скучать, не сидеть всегда на месте, иначе все заполняется тоской.

В школе на переменах все курящие бежали покурить в туалет, там было не протолкнуться. Все так и летели в него перекурить и отойти от скучных уроков. На улицу охранник редко выпускал и все курили по туалетам, куда сходить по назначению редко кому удавалось. Цель – выкурить как можно скорее сигарету и свалить, не всегда удавалась, учителя часто туда наведывались. Мне как-то в этом плане с курением в школе везло, я либо заканчивал курить, и сразу жевал жвачку, а еще мыл руки, а запах от одежды ничего не значил, там же был дым столбом, либо ждал своей очереди покурить, потому что, если бы закуривали все сразу, там в дыму был бы весь этаж и в момент моего ожидания покурить заходил учитель. По школе даже поползли слухи, что якобы я стучу на тех, кто курит. Но я быстро дал понять, что это вовсе не так, просто приходя и начиная курить первым, ведь палили в основном таких, это даже мне помогло, ведь цель была в том, чтобы успеть покурить. А вообще какой смысл стучать на тех, кто делает то же самое что и ты?! Стоять на палеве было бесполезно. От запаха дыма и запаха от курения на самом тебе быстро не избавишься, попадались ребята часто. Особенно любил приходить проверять туалеты на переменках учитель по основам безопасной жизни, бывший майор армии, заходя и видя тебя с сигаретой он с ухмылкой давал плотный подзатыльник и вел всех к директору, а там скандал, нервы, вызов родителей в школу.

Многих из тех, кто учился, но не жил на районе, где расположена школа могли легко перевести, а точнее выгнать в школу поближе к дому, где они проживали. Некоторые из тех которые ездили скажем из одного конца города или жили на соседних районах, где были школы, имели большие риски перейти учиться в школу рядом и не всегда такие школы были лучше нашей. Знал я пару ребят которых таким образом выгнали. Одного за то, что он доставая застрявший мяч в спортивном зале задел и поцарапал лестницей огромный плакат спонсора школы, которым являлся местный крупный известный на весь мир завод и все, парень уехал учиться далеко в область, где жил в километрах 7, было жаль, он был веселый и добрый, но был вынужден переехать в место подальше с нашего района на чем и сказалась его выходка и исключением из нашей школы, к слову сказать инициатива этого была именно директора которая этого спонсора обожала, хотя вел себя этот парень тоже далеко не примерно, но поводов для перевода он не подавал. Второй вечно срывал уроки и вел себя неадекватно.

Другим таким «не местным» грозили переводом из-за неуспеваемости и нарушения дисциплины, это не могло их конечно же не напрягать. Мне же такое исключение не грозило, у меня был иммунитет под видом места жительства рядом с моей школой, и я не особо парился над успеваемостью и хорошей дисциплиной, чтобы меня выгнать причина должна была быть очень весомой. В прочем ничего за что можно было меня выгнать из школы я никогда не хотел и не думал совершать, как и мои друзья, Ден и Алекс с Викторией. Мы были бунтарями, но знали меру.

С одноклассниками я общался посредственно, они знали, что у меня есть старший брат грозного вида, на нашем районе я знал почти всех для них неблагополучных ребят и они даже не думали о том, что у этих ребят часто семьи были лучше, чем у тихонь вроде них и часто те ребята о которых думали, что они полные психи дома вели себя полной противоположностью в отличие от их поведения на улице, это было забавно. Они, проходя по школе видели, что я в толпе ребят которые выделяются и в школе на переменках я всегда проводил время с ребятами у которых репутация была далеко не примерной. Ну а вообще в таком уж доме я жил, где все и происходило, все движения и конечно же старший брат прибавлял мне имиджа. В школе со мной никто особо не общался, думая, что я какой-нибудь там изверг, отморозок, меня опасались, это было заметно, хотя это было вовсе не так и поводов я не давал, но что-то доказывать я ничего никому не собирался, лучше игнор, так даже спокойнее. В целом у моих одноклассников на уме были игры, компьютеры, фантастические книги и прочее, у девочек на уме были парни постарше, так что я ничего не терял, меня все устраивало.

Зимой, по какой-то удобной программе меня отправили в санаторий. Меня и моего одноклассника Никаса Вадена с которым я, к слову, нарушал школьную дисциплину довольно часто, учителя, наверное, были в восторге от нашего отъезда. Мы были полны счастья, ведь отправляли нас в лагерь в учебное время, пока другие учатся мы не будем учиться совсем, целый месяц, лишь формально, но это совсем ничего не значило по сравнению с уроками в школе. Было грустно прощаться с Деном, Алексом и Викторией.

– Но это же всего на месяц, – сказала Виктория и дружелюбно ударила меня в плечо, мне стало

легче.

Я ехал на поезде двое суток и вот я увидел горы, я не видел до этого такие огромные каменные горы, будто кем-то сложенные многочисленные скалы возвышались на многие метры, это завораживало, массивные леса, реки, водопады. Мы с Никасом сидели завороженные такими пейзажами, мы были полны радости и осматривая местность предвкушали нашу радость от нахождения там и казалось, ничего не может это испортить. Девочек в вагоне было куда больше парней, парни были простыми и не дерзкими, в основном это были наши ровесники, это не могло нас не радовать и мы, переглядываясь с девушками уже знали с кем именно из них будем дружить.

По приезде я довольный вышел из поезда и подтянулся, машинально я увидел, как из соседнего выгона выходят ребята, а выезжали мы ночью и не было видно особо тех, кто садиться в поезд. Я узнаю этих ребят, меня охватывает оцепенение. Эти ребята, из старой части города, а я из новой, а это означало, что мы враги. Не знаю откуда в нашем городе это зародилось, старая и новая части города ужасно враждовали. Первым вышел светлый подкаченный парень и игриво посмотрел на меня, звали его Артур, за ним его брат, он поскромнее и не так физически развит, но взглядом не добрее, волосы темные, его звали Зигмунд, следом шел простой с виду парень блондин, по имени Давид, шел он, смотря без каких-либо намерений, я знал, что у него в разводе родители и он часто бывает и живет и в новой и в старой части города, можно сказать держи нейтралитет. А за ним рыжий и обозленный Луиз с темным парнем с глуповатым выражением лица, которого звали Томас и смотрел он на нас как лев в клетке на кусок мяса. Они вышли и смотрели на меня и Никаса с неким призрением.

Моя радость провалилась в пропасть. Я объяснил Никасу кто это, заочно я о них слышал и видел пару раз на школьных соревнованиях по волейболу и баскетболу. Так же я знал, что Артур был неплохой боксер, в прочем по нему это было заметно. Никас недавно переехал в наш город и мало был знаком с нашей этикой, поэтому он не придал особое значение этому. Но я-то знал, что мы обречены.

Внезапно из соседнего вагона я вижу, как выходит просто чудо из чудес. Ко мне выходит и идет на встречу улыбающийся Гарри, Гарри жил в соседнем доме от меня, был кудрявым шатеном и совершенно бешеным в хорошем смысле этого слова, отвязный парень, с которым не соскучишься. За ним идет Роджер, он был будто отсталым в развитии парнем и часто зависал между слов или разговоров, но при этом весел и хитер, жил он напротив школы, от моего дома совсем недалеко, он был лысым и всегда с таким лицом будто задумал пакость. А еще Платон, о нем я мало что знал, но с виду он был спокойный, вдумчивый и веселый, имел темный цвет волос и ярко-синие глаза. Они подошли, и мы поздоровались, они были не меньше меня удивлены нашей встрече.

Мы направились к автобусу, который должен был нас отвести в санаторий. Не успел я опомниться как Никас уже нашел пару друзей помладше и шел, общаясь с ними, он видимо понял, что с моими друзьями лучше не дружить, хотя я хотел его представить, но едва ли это бы сблизило его с теми, кто с детства знает друг друга по совместному району. Мы с Никасом переглянулись и оба поняли по своим взглядам, что никто не в обиде, напротив, мои друзья никогда не станут его трогать, а в санаториях и прочих заведениях, где отдыхают дети буллинг дело вполне обычное. Мы переглянулись так же с теми, кто был из старой части города, и агрессия витала в воздухе на весь автобус пока мы, переглядываясь ехали до санатория.

Они поняли, что мы с Никасом не одни и мы по силе были примерно ровня. Не считая их боксера Артура. Я не знаю, что за магия была среди нас, но все остальные парни были для нас и для них не интересны, они были массовкой среди нашего гнева разжигаемой всего лишь разницей в расположении места жилья в городе, это так глупо, но казалось таким чертовски важным поводом для вражды.

Приехали мы быстро и всех стали селить по номерам, так как мы с Гарри, Роджером и Платоном держались вместе нас, решили селить в один номер и еще видимо по виду завиденного Гарри с горящими глазами или глуповатого Роджера нас решили поселить куда-нибудь подальше от всех. Нас всех послали на третий этаж, и мы увидели длинный светлый коридор, в самом конце находился наш номер, который нам выделили, напротив номера не было окон, там еле-еле горел свет и заходя в коридор и направляясь все дальше и дальше к нашему номеру темнота поглощала.

Мы открыли дверь и увидели небольшую проходную, шкаф, ничем не примечательную со вмещенную ванну с туалетом и комнату на ровно 27 дней, где находились напротив, друг друга на расстоянии меньше метра две двухъярусные кровати, проход был небольшой. Все было каким-то раздолбанным, под матрасом на фанерной основе кровати куча записей ребят со всех уголков страны, мы конечно же оставили свои.

Наш номер был так далеко что люди, которые жили поближе к выходу и даже почти рядом с нами не слышали даже наших довольно громких голосов. Как выяснится позже, в этом был большой плюс. Гарри кинул свои вещи и занял место у стены на первом ярусе, Платон кинул вещи над ним на втором ярусе, нам с Роджером досталась кровать у окна, Роджер кинул свои вещи сначала наверх, а потом сказал, что может во сне упасть и переложил их вниз, я кинул свои вещи на второй ярус и прилег, мне было все равно где спать. Стало как-то тоскливо, и все замолчали, вид из окна был шикарный, большой зеленый холм, на котором был сверкающий белый санаторий, я стал жалеть о том, что мы не там, а тут в старом здании в конце коридора.

– Что приуныли?! Все только начинается, – сказал Гарри и с ухмылкой осмотрел нас. Он отогнул маленьким ножом гвозди, которыми был забит балкон и открыл его, раздав нам по сигарете, закурив мы смотрели вдаль на холм и предвкушали что же нас тут ждет, больше всего учитывая, что тут много врагов.

– Да, не повезло нам с этими «старо-городскими», – сказал Платон.

– Да ладно, что-нибудь придумаем, не убьют же они нас, – выдыхая дым сказал Гарри.

Все дети жили на третьем этаже, а сопровождающие на втором, на первом этаже жили спортсмены, а именно футболисты, из которых почти все были моими ровесниками и человек 6 постарше. Нас сопровождала небольшая, высокая, хрупкая девушка по имени Онора, и женщина,

проработавшая в полиции дослужившись до полковника в отставке по имени Пелагея. Но в ее прошлое мало кто верил, не была она похожа на сотрудницу полиции, а тем более в звании полковника. Может поэтому она и ушла, потому что не имела качеств для такой работы, она была доброй это было сразу видно.

– Запомни, полицейскими рождаться, а не становятся, – сказал мне как-то отец, – может это и было как раз о Пелагеи и она, дослужившись до высокого звания решила уйти и сменить область деятельности.

А еще с нами был мужчина, лет 40-ка, врач, на всякий случай. Он всегда молчал хотя с виду был прост как ребенок, с радостным видом в белой кепке пряча залысину, звали его Альфред.

Настало время ужина, а после него мы зашли за здание корпуса с кафе покурить. К нам сразу с очень злым видом подошли парни из старой части города.

– Откуда вы пацаны? – спросил Артур и уже стал разминать кулаки, мы все стали ожидать худшего.

– Мы из нового, а вы пацаны? – ответил Гарри, со спокойным выражением лица.

Те сразу рассмеялись. Мы совсем не понимали, что происходит, после неловкой паузы рыжий Луиз сказал:

–Мы думали вы из района пригорода, – это район с частными домами, которые находятся посередине нового и старого города. Там жили в основном полные отморозки будто переполненные тестостероном псы. – Мы думали вас тут травить целыми днями, – закончил, смеясь Луиз.

Мы познакомились и подружились, когда вы из одного города пусть и из разных его частей все равно у вас много общего. Я был так этому рад, наступило полное умиротворение, я наконец то за многие часы спокойно вздохнул.

Воздух там был такой свежий, что надышаться им было просто невозможно, каждый вдох был свеж и приятно охлаждал нос и горло. Место, где мы были находилось южнее моего родного края и когда у меня дома шел снег и были морозы, у нас шел приятный дождь или вообще была жара, климат часто менялся, бывало, что утром мы от удивления просыпались и выходили, наблюдая горы снега, но к вечеру снег таял и устанавливалась сухая приятная весенняя погода. Такой климат не мог ничего испортить, наоборот было весело, мы не интересовались погодой и всегда спорили на сигареты какая погода будет завтра, никто почти никогда не выигрывал, такой вот переменчивый был климат, но я им наслаждался. Я всегда любил осень и весну, а по большей части там была именно такая погода, напоминающая только эти времена года. Такую погоду, когда не холодно и не жарко, не сухо и не влажно, солнце не жарит, это максимально комфортно.

Подъем в 7:30, завтрак в 8, в 10 экскурсии на природе, в местах, где жили или бывали выдающиеся личности. Горы, пейзажи, места, где снимали культовые фильмы. Было, конечно, интересно от поры до времени, но толпа детей, которым от 12 до 16 лет не могла спокойно посещать никакие экскурсии, и они быстро заканчивались, ведь все разбегались, кричали, ругались нецензурными словами, сбегали спрятаться и покурить по сигарете, к слову, всячески пытались издать из себя нечто неспокойное и шумное, чтобы не скучать. Экскурсии конечно же проходили, но были в ускоренном порядке и нас они как-то не цепляли, хотя интерес у меня был, но на фоне веселья интерес терялся. Держать нас в санатории, сопровождающие посчитали куда безопаснее и спокойнее. Но как же они ошибались…

Обед в 2, школьные занятия на которых все спали или втыкали в телефоны с 3 до 6, ужин в 7, отбой в 10, монотонность, которую мы решили разбавить спустя пару дней. Буквально на 3-ий день все пили, пиво, виски, водку, джин, портвейн, шампанское, наверное, все виды спиртного я перепробовал за все эти дни, помню главное правило: не пить ничего что ниже градусом из выпитого перед этим. Все пили без остановки, выпивка будто не заканчивалось и лилась рекой. Выпивка не стоила дорого, достаточно было скинутся на нее толпой и местные ребята за пачку сигарет достанут тебе что угодно. Луиз с Томасом легко все через них доставали, были бы деньги и желание.

Там я впервые попробовал алкоголь. Я боялся, помня, как умер передо мной алкоголик в заброшенном детском саду, но подумал, что он же пил какую-то дрянь и жил на улице, как я себя вообще могу с ним сравнивать? Хотя было тревожно от того, что тогда перед тем бездомным я уверял себя, что никогда не буду пить, но видя всех такими счастливыми мне хотелось того же. Я выпил, мне много не было нужно, я быстро опьянел и стал весел и в глазах все плыло, видимо на опьянение влияли таблетки, которые я принимал для стабильного настроя. Я не мог понять весело мне или плохо, но смотря на веселых ребят мне становилось тоже весело или так казалось.

То время было временем открытий. Я впервые покурил травку, когда ты пьян ты иллюзорно счастлив и соглашаешься на многое. Мне ее дал парень из города, соседствующего с моим по имени Никита, с большими серыми глазами и вдумчивым взглядом, худой шатен, вечно спокойный и расслабленный будто его не волнует вообще ничего на свете. Он достал травку у местных ребят и уже накурил всех спортсменов с первого этажа, они были обкурены в хлам и дружелюбными до тошноты.

Мы поднялись по лестнице, и он открыл замок двери ведущую на крышу, сказав, что научился в сети взламывать кодовые навесные замки, и что такие замки самые слабые на свете. Мы вышли и вид с крыши на большой холм и большой белый комплекс на нем, который светился как новогодняя елка не давали отвести взгляд. Он меня хлопнул по плечу, я обернулся и увидел, как он закуривает косяк и глубоко затягиваясь тянет его ко мне.

– Вдохни поглубже, – сказал он мне расслабленным тоном. Я глубоко вдохнул, вкус был странный и не привычный в отличие от сигарет, но гораздо приятнее табачного. Я закашлял он, засмеялся, я не понял, что тут смешного, я кашлял долго и этот кашель был таким острым, что я мгновенно же пожалел, что вдохнул это. – Подожди немного и не пугайся, на выпей, сбей сухое и раздраженное горло, расслабься. Это не наркотик и уже во многих странах мира, доказанный наукой лечебный препарат и легализован будет рано или поздно по всему миру, ну как лекарство точно будет, – уверенно мне сказал Ник с красными улыбающимися глазами.

Ощущения были странными, он сказал, чтобы я затянулся еще разок и чтобы я пообещал, что это в последний раз на сегодня, я кивнул. Настала жуткая паранойя, я стал опасаться Никиту, ведь я мало его знал, я стал бояться, что он скинет меня с крыши, или что кто-нибудь сюда войдет, в общем причин было много, и я начал думать, что схожу с ума, это была настоящая паранойя. Но после минут шести паранойя, страх и опасения сменились весельем, легкостью и полным расслаблением. Ты всем доверяешь, весь мир чудесен и красив и любой разговор кажется таким захватывающим, что невозможно оторваться. Любой человек красив и интересен, абсолютно любой.

Никита оказался умен, он страдал какими-то головными болями, но позже узнал про травку и начав ее курить его боли прошли. Он, систематически куря травку чувствовал себя как он говорил в полной норме, а мне про мои проблемы даже говорить не хотелось, я просто сказал ему как тут чудесно и какой тут классный воздух и горы, на этом мы ушли с крыши и пошли к остальным, тем кто уже был в хлам и вытворял всякую чушь, но замечу мы сидели тихо зная, что снизу нас живут сопровождающие, все, как казалось, было под контролем. Все веселились будто в последний раз и кругом веяло драйвом и свободой. Подмечу, что все приходили к нам, у нас тихо, темно и никто почти нас не слышит, наша комната дальше всех. Каждый день, хотели мы этого или нет спортсмены и ребята из старого города зависали у нас, каждый вечер человек 13 зависали у нас и напивались почти в хлам.

Каждый день проходил как один и тот же. Завтрак, занятия на которых никто ничего не слушал либо просто спал, обед, выпивка, прогулки по городу или экскурсии. Спортсмены нам давали жевательные таблетки, они убирали полностью запах алкоголя, главное было вести себя сдержанно и следить за теми, кто вроде начинает тупить и выделятся, за этим следил особенно Артур, его слушались. Потом снова выпивка, травка, ужин. От травки дико хочется есть, и для тебя буквально любое блюдо кажется шедевром, будь это хоть обычный бутерброд с салями, ты им наслаждаешься будто каким-нибудь кулинарным шедевром от признанного во всем мире шеф-повара. Вкусовые рецепторы, зрение, да и многие чувства обострялись и было реально прикольно чувствовать это. Я подумал, что почему я не знал об это раньше, почему травка запрещена, почему ее не курят вообще все в мире, это так тупо запрещать и сажать за такую эйфорию, такой покой, такое умиротворение с миром.

Как нас не заметили в чем-то странном ума не приложу. Драйв и развлеченья царили вечерами в нашем номере без остановки, я даже стал скучать по своей вечной тревоге от таблеток, вот до такой степени там было не до этого. Я перестал принимать таблетки, потому что боялся, что могу отравиться, мешая их с алкоголем или что вырублюсь и все сопровождающие узнают, что у нас происходит, а следом за ними родители и школа. Однажды под кайфом я просто стоял в коридоре и смотрел в потолок на узоры, которые казались такими гармоничными и изящными, и тут откуда не возьмись взялся Никас.

– Чувак, это все до добра не доведет. Мы себе в комнату поставили замок, если хочешь приходи, там никто не сможет тебя побеспокоить, отойдешь от этой всей дряни, поиграем в карты, там веселые ребята. Я стал его убеждать, что все классно и его затея с замком так себе, стал звать его к нам, а он просто вздохнул и ушел. Я не понял почему он так себя ведет и быстро забыл о нем, вернувшиеся в наш номер и продолжил пить. В моем номере пройти было негде, плотный дым сигарет и марихуаны перемешивался с запахом спиртного, и я не знаю сколько дней мы прожили в таком ритме, может 6, а может и 8.

Я, прогоняя очередного нетрезвого чела со своей кровати ложусь спать совершенно не в адекватном состоянии. Мне все равно на шум, мне все равно на то, что внизу нас могут услышать сопровождающие, одна из которых из бывших полицейских, мне все равно на то, что про травку и алкоголь могут узнать родители, школа, мне похер на мое состояние. Я засыпаю, не думая совершенно не о чем, вот в чем кайф, никаких мучений, страданий, депрессии, перепадов, таблеток, вообще каких-либо негативных мыслей и мыслей в принципе, просто я тут, мне хорошо пусть это временно и пусть это иллюзия, я нашел себя, и я вырубаюсь по щелчку пальца, во мне прилично спиртного и почти целый косяк травки. Я засыпаю, думая лишь о том, что я скучаю по дому, родным, Виктории, Дену, Алексу, думая, как мне повезло иметь такой дом и таких друзей и любя все что есть в мире. Чувствуя, как с балкона дует свежий горный ветер рассеивающий запах алкоголя и дыма, занося свежий воздух, который я вдыхаю и засыпаю несмотря на то, что все еще даже не думали расходиться по своим номерам. Я слишком рано познал алкоголь, тусовки и травку, не зная был ли я к этому готов.

На утро мы вставали свежими и без похмелья, мы росли и нам не было нужно много, хотя всего было и много, но мы вывозили этот ритм. Не знаю сколько бы это продолжаюсь, но подозреваю что скорее всего все время пока мы были там. Но в один день, точнее где-то на день 16-17-ый накосячил Роджер, он все испортил или наоборот спас, не знаю. Он напился где-то спирта или водки, и бежал по лестнице издавая не понятные звуки. Его рвало, он вместо того, чтобы остановиться и от всего лишнего избавиться в одном месте, бежал вниз и все рвотные массы вылетали у него на первый этаж и по краям лестницы, конечно же это услышали на ресепшене и доложили сопровождающим. Когда он добежал до нашего этажа он просто упал как дерево на землю, и в этот момент подошли сопровождающие, его тут же подняли и понесли в номер.

– Перегар, все понятно. Проспится и все пройдет, бывает, молодой еще, глупый. Завтра разберемся, где он взял выпивку, – сказал врач Альфред, беря его на руки. Альфред нес его, а Онора шла рядом, Пелагеи не было, не знаю где находилась она, да и было плевать. И тут настал кульминационный момент, Онора открыла нашу дверь, и они заходят к нам в номер, в конце коридора, где рейвы начались, и не останавливалось не на секунду каждый вечер. Они видят толпу с выпивкой, с сигаретами и косяками, которые быстро были потушены и спрятаны в карманы. Они быстро вошли и увидели абсолютно все, описать их лица в тот момент просто невозможно, ни лица сопровождающих, ни лица тех, кто был у нас в номере. Это же все несовершенно летние, это учет в специальных заведениях побывав в которых ты точно не улучшишь себе жизнь, а за травку вообще тюрьма.

– Вы не ведаете что творите, пошли все вон кто тут не живет, – крикнула Онора и все лениво, но с довольными лицами, толком еще не осознавая всей серьезности положения вышли.

Альфред положил Роджера в ванную и стал поливать холодной водой, это не особо помогало, Роджер был будто в отключке, но какие-то признаки жизни подавал. Я в тот момент совершенно ничего не понимающий под кайфом сидел на кровати и еле нашел в себе силы, чтобы встать и посмотреть, что происходит в ванной, Гарри и Платон были в отключке. Я пытался их разбудить, но безуспешно.

– Онора, подойдите ко мне, – сказал уставший от попыток привести Роджера в сознание Альфред. С Онорой они его подняли и усадили на туалет и сказали мне принести ведро, которое находиться под лестницей на перовом этаже, с которым убирается по утрам уборщица. Я быстро за ним сбегал, по дороге мне стала приходить ясность, и я стал понимать, что происходит и как мы влипли. Я мгновенно протрезвел и взял жевательную таблетку от запаха алкоголя которые раздавали спортсмены, ведро я принес быстро, Альфреда уже не было, Онора схватила ведро и взяла кружку и наливая в нее воду сказала Роджеру пить воду и рваться в ведро, если не может рваться сам, то вызывать пальцами рвотные позывы, чтобы из него вышел хоть какой-то алкоголь. Кривя лицом и телом, Роджер стал это делать, но как бы он не пытался у него ничего не выходило, видимо все, что было, организм уже впитал или весь алкоголь и прочее валялись по лестнице начиная с четвертого этажа. Он даже уже стал придуриваться и делать вид, что его рвет, лишь бы сопровождающая от него отстала, в общем после неудачных множественных попыток и видя, что Роджеру стало получше, сопровождающая ушла и сказала уложить его спать, а решать вопросы завтра.

Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Пока Роджер пытался избавиться от отравы в своем желудке, кто-то сообщил администрации санатория, пришли двое мужчин, и они без выяснения взяли пару ребят, точнее Луиза и Артура и повели их убирать все грехи Роджера, иначе они грозились что доведут дело до полиции и спец. учреждений. Луиз пожертвовав свою футболку, и я уверен, что он с диким отвращением убрал всю гадость Роджера, Артур тоже там что протер. Мы еще об этом не знали. И вот сидит Роджер на унитазе и к нам заходят недовольные ребята и говорят, что все убрали, а Роджер, не понимая совсем ни черта встает и бубнит про то, что уберет что-то там сам.

– Сядь! – помогая ему сесть левой рукой по плечу, агрессивно сказал Артур. – Мы проблемы, которые ты натворил уже решили. Если бы мы отказались, нас бы уже всех везла полиция на разборку всего что тут творилось в последние дни. Ты все испортил, весь отдых, весь кайф, всем, всему санаторию, – сказал злостно Артур и не выдержав ударил Роджера по лицу, удар пришелся в область рта, он мгновенно рассек ему губу и оттуда начала сочиться кровь.

Артур в ярости быстро вышел, а Роджер, ничего не понимая остался сидеть на унитазе. Я отошел в соседний номер, а когда вернулся, увидел, что перед туалетом, где Роджер стоят Гарри и Платон и громко смеются. Я, совсем не понимая подошел и увидел, как Платон с совершенно непонятным и задумчивым лицом, поддерживая рукой голову с окровавленной губой, почти уже весь в крови, кровь из губы видимо долго сочилась поскольку Роджер этого, наверное, даже не заметил, как бы сидит в позе мыслителя и бубнит что-то под нос. Было то еще зрелище, такое запоминаешь на всю жизнь и даже на минуту мы забыли, что завтра наш ждут разборки с сопровождающими. Все сразу стали мрачными, мы кое-как умыли от крови Роджера и уложили спать, а то он там в уборной бы и уснул, позже легли сами. Мы совсем не знали, чем все обернется и рассчитывали на худшее. Я попытался как-то приободрить ребят, рассказать что-то смешное, но меня прервал Гарри.

– Завтра будет сложный день, давайте спать. Все будет хорошо или плохо, – он отвернулся к стенке и затих. День был завершен, я уже отошедший от всего что принял в этот день закрыл глаза.

– Как же болит голова! Где мой телефон? Где мой телефон, пацаны? – утро началось немного

раньше 7:30-ти, все раздраженно посмотрели на Роджера, но вспомнив его окровавленное размышление на унитазе рассмеялись.

– Ты вообще помнишь, что вчера было? – спросил Платон.

– Я пил водку, – медленно сказал Роджер и улыбнулся, а потом снова стал мрачен, вспомнив что не знает, где его телефон.

– Ты ее не то, что пил, ты ею потом облевал почти всю лестницу с 4 этажа.

–Что ты несешь? Почему моя губа болит, я вчера ударился? Я ничего не помню, помню, что мы пили, с… местными, точно, с ними, на крыше. Мне вдруг стало не по себе, и я решил пойти к себе в номер. А дальше все как в тумане.

Гарри рассказал ему что вчера произошло и в подробностях, закончилось смешно, его образ кровавого мыслителя на туалете не мог не смешить. Но после этого стало грустно, ведь сегодня будет решаться чем все это обернется. Роджер побледнел, он сразу забыл и о телефоне, и о том, что у него побаливает губа. Он просто паник и ушел в себя. На завтрак все наши выходили мрачными, футболисты, наши из старой части города и мы, все шли с ожиданием своего не известного конца. Никто почти не притронулся к еде, максимум кофе. Все молча сидели, уставившись в тарелки, на выходе ко мне подошел Никас.

– Слышал дела у вас не очень?

– Да, есть кое-что.

– Кое-что? Ладно, вижу, ты не в настрое поговорить. Я просто хотел сказать, что вчера видел, как

ночью из санатория выходили трое местных, они шли, щелкая серебряный телефон и смеялись с фотографий тыкая в них пальцем. Было чувство, что этот телефон не их. Они еще рассуждали о том, как быстро развезло этого дебила и что он просто забудет все как страшный сон. Мне показалось это странным, вы же вроде там общаетесь с ними, может что-то не так.

– Спасибо за инфу! – сказал я бросив сигарету и пошел всех искать. Меня осенило! Они просто решили украсть телефон и подсунули Роджеру какой-нибудь намешанный спирт или наркотики, чтобы тот отрубился, и они украли телефон, который был очень даже приличным. Роджер, конечно, не умен, но пить и контролировать он себя умеет. Все уже были у нас в номере. Там, где буквально вчера веяло счастьем, драйвом и кайфом воцарилась жуткая тревога. Я мгновенно рассказал всем все что мне поведал Никас, и Роджер все вспомнил.

– Точно, все так и было. Я помню, как один взял мой телефон и очень усердно узнавал пароль от него, вводя его я уже не мог попасть по экрану, все в глазах крутилось. Я не мог никак нажать на то, что хотел. Но видимо смог раз они смеялись с моих фоток. Как же я зол, пойдемте искать их.

– А что их искать, они все вечно за старым корпусом торчат, там их обычно человек 6-7, —

сказал Платон, – вечно разговаривающий с кем-то по телефону, он гулял и знал всю нашу территорию. Знал где находиться любой, кто тебе нужен и знал о любой вещи, которая тебе нужна.

– Пойдемте, нас больше, мы легко заберем свое, – заявил Артур командирским голосом.

– Они вообще могли не рассчитать и его отравить, – сказал Луиз, у которого от злости покраснели глаза.

– Надо идти, а то они телефон кому-нибудь продадут, если уже не продали, – сказал Томас,

который вечно ошивался с Луисом.

Роджер вскочил и пошел к ним в сторону с уверенным и злым выражением лица, но тут его тормознул Гарри.

– А может вы забыли, что мы ждем сопровождающих, которые с администрацией решают нашу проблему? Может дождаться сначала их, или вы хотите еще проблем? Чтобы они пришли, а мы там за старым корпусом разборки устраиваем или деремся, – сказал Гарри, и он был чертовски прав.

Все затаились в ожидании, выдыхая дым на балконе, который ветром быстро сносило влево, кто-то стоял у двери выглядывая из маленькой щелки, чтобы не пропустить сопровождающих, я был в подвешенном состоянии, будто бы наполовину мертв. Стали сказываться тусовки, недосып, боль в животе от выпивки и какое-то слабоумие и пробелы в памяти, я не мог прийти в себя. Не знаю из-за чего, из-за выпивки, или травки, от которой уже нет кайфа, а лишь состояние, когда ты хочешь быть никем и ничем, подозреваю что из-за всего вместе. Я вышел в коридор и как-то машинально посмотрел вверх на узоры, которые под кайфом казались произведением искусства, а на деле оказались грязными, обвалившимися и кривыми. Я серьезно задумался об иллюзиях, которые создает травка и мне стало мерзко от такого нелепого обмана.

Пришла сопровождающая Онора, она была темненькой, но носила белый парик, хотя темные волосы ей шли и были красивы, по вечерам ее можно было увидеть без парика. Я не понимал зачем она его носит, но спрашивать было не прилично, но не для Роджера, он пытался, но она его быстро поставила на место, особенно после того, что было прошлой ночью.

– Мы все с вами идем на совет администрации санатория, все это из-за Роджера, поэтому говорить будет больше Роджер и ребята которые прибирались за ним, а вы как-то подбадривайте общий фон, больше извиняйтесь и соглашайтесь с администрацией, не спорте, а то проблемы уже будут не только у вас.

Вздохнув, мы вышли. Мы зашли в административный корпус как овцы к волкам, он был усеян картинами, а стены были разрисованы горами и прочими гордостями этого края. Подождав немного нас позвали всех в кабинет, кабинет был огромен в нем сидели 8 человек за круглым столом, мы стали в ширь у двери, впереди всех нас стала Онора. Комиссия как бы восседала над нами. Когда мы зашли то женщина, сидевшая почти напротив внимательно нас рассмотрев стала говорить:

– Никас, зачем я тут нужна? У меня дела в кафе. Привезли кучу всего, надо все проверять, описывать, меня ждут. Я пойду, сами тут решайте все.

– Катрина, не нервничайте и идите это ваше право, – ответил ей мужчина, сидевший прямо напротив нас в черном костюме и черной рубашке, седовласый и с длинной челкой, которую он часто и тщательно поправлял, с довольным лицом. Женщина быстро вышла, и он сразу как она закрыла дверь он сказал:

– Кто еще хочет удалиться и не решать, что делать с малолетними? – после его слов поднялись 6

человек.

– У нас есть дела поважнее, Никас зачем уставать этот цирк, этот «суд»? Решайте сами что с ними

делать. Все ушли и остался только мужчина в черном, он непринужденно стал говорить.

– Да-а-а, в ваши годы мы не творили того, что творите вы. Я все знаю, знаю, как вы там собираетесь в последнем номере на третьем этаже и делаете грязные дела. Я удивлен, таких у нас еще не было, – Онора пыталась что-то сказать, но он жестом руки с серьезным лицом дал понять, что не стоит ей его перебивать. – Мне нужно доложить об этом в органы полиции, а они уже разберутся и непременно доложат об этом вашему начальству, родителям, школе. Последствия будут критическими для всех вас, вы это понимаете?

– Да и мы со всем уважением просим прощения и готовы понести ответственность и решить эту

проблему, – сказала Онора.

– Решить, это как же?

– Мальчики извинятся и такого больше не повториться. Они же еще дети и только учатся жизни.

Давайте не будем им портить жизнь с самого начала, я уверена пусть не все, но многие тут исправятся. Это будет хорошим уроком.

– Хм, соглашусь с вами. Для имиджа нашего санатория это тоже может обернуться критически, вы видели сколько у нас корпусов и многие люди, которые у нас отдыхают очень влиятельны. Город тут небольшой, слухи быстро распускаются. Я вижу, среди ребят есть смышленые, поэтому давайте сделаем вот что…, – он задумался, перебирая пальцами рук. – Пусть ребята выйдут.

Мы стали, извиняясь выходить, а этот Никас кивал головой вроде как прощая нас. Я вышел последний и перед тем, как закрыть дверь я увидел, как этот мужчина достает ручку из пиджака. Мы вышли на улицу, Роджер хотел закурить, но Гарри вырвал у него сигарету посмотрел на него со злостью. Мы замерли в ожидании решения, от которого зависело будущее. Ужасное чувство, когда твоя судьба, жизнь, или что бы то ни было, зависит не от тебя, а решается кем-то другим.

Онора вышла довольно быстро и сказала тихо следовать за ней к нашему корпусу. Когда мы пришли на место она сказала всем собраться в нашем номере и быть там. Ее молчание только усиливало страх.

– Все плохо? – спросил Гарри.

– Могло быть и хуже, поднимайтесь я скоро буду.

Мы неохотно зашли в наш номер, накануне мы все убрали, проветрили, стало вполне сносно там теперь находиться. Наверное, впервые там собралась такая толпа не тусить, а ожидать

сопровождающую, ожидать неизбежное, ожидать исход и последствий от наших тусовок. Онора зашла вместе с Пелагеей. Пелагея начала орать, как мы могли такое творить тут. Она была просто в шоке от того, что случилось и от того, как мы проводили вечера. Она быстро вышла и хлопнула дверью. Онора стала говорить.

– В общем, дело такое, он дал лист с записью, смотрите, – на этом листе была написана сумма, приличная сумма. Но которая успешно делилась на нас всех, всех 17-ти, чтобы каждый скинул не совсем большую сумму. – Другого выхода нет, это еще небольшие деньги, и я знаю, что они у вас есть. А у кого нет звоните родителям, придумайте экскурсию, если не поверят дайте им мой номер, я все подтвержу. Ну так что, нужно быстрее это решать? – мы сразу же скинулись не раздумывая, мы больше прогуляли чем он требовал. Роджер сказал

что-то типа:

– Ну и мудак этот главный.

– Главный? – с удивлением посмотрела Онора. – Он всего лишь тут следит за имуществом и за тем, чтобы всем всего хватало, он снабженец. Нам очень повезло что все остальные вышли и не стали разбираться. Если бы это был главный мы бы давно уже ехали домой, а вы прямиком поехали бы в полицию на оформление за распитие спиртного, да еще и марихуана, думаете я не знаю, как она пахнет? Вас бы там по полной оформили. Это в первый и в последний раз, больше вас никто выручать не будет, – злостно сказала Онора и забрав деньги вышла.

Ну что ж, мы присели и выдохнули, вроде все обошлось и все стали расходиться. Мы прилегли расслабиться, вошла Пелагея.

– Завтра утром после завтрака вы переезжаете в начало коридора, это не обсуждается. Мой номер будет как раз под вами, а в вашем номере будут жить девочки, среди которых моя дочь.

– У вас тут с вами дочь? – резко ворвался в ее речь Роджер, а она вздохнула и ушла. – Так я не понял, тут ее дочь? – снова переспросил нас Роджер.

– Да вообще похер на ее дочь. Она специально ее селит в наш номер, чтобы мы даже не пытались туда попасть и снова затусить, —сказал я.

Но все же мы были рады, что все разрешилось именно таким образом, а не наихудшим с полицией, учетом в наркологических клиниках и прочими ужасами, которые мы даже боялись представить. Мы были на грани, это могло испортить наши жизнь, сейчас я это отчетливо понимаю. Мы понимали, что мы малолетние и наглые подростки и часто веселясь мы пугали друг друга тем, что сопровождающие могут узнать, что, лежа на кровати мы курим и пьем, но что бы в серьез такое случилось – никогда. Мы даже представить себе не могли что о нас узнает еще и администрация. Так что, плевое дело, в тот день я понял, что деньги многое решают. Легкая эйфория и улыбки были у каждого у нас на лице в тот день.

Мы переехали и стали вести себя гораздо тише, максимум, что мы делали это, курили в окно или выдыхали в форточку дым по ночам. Никита, который приходил и звал на крышу покурить травку уже не радовал меня, травка стала притуплять мои чувства и делать меня просто овощем,

никакого кайфа. Если по началу она давала иллюзию счастья, делала мир вокруг как-то прекраснее, то теперь все становилось серым и того яркого мира будто и не было. Я становился совершенно отстраненным от всего и всех. Никакой эйфории, я ему сказал об этом.

– Да, так и есть, но от головной боли она меня все-таки спасает и неважно туплю я или нет, мне

важнее избавиться от боли, чувак. Ну так что, пойдем прикурим трубку мира? – я отказал и сказал, что сижу на таблетках и вообще рассказал немного о своих проблемах, он удивился.

– По тебе не скажешь, что у тебя есть такие проблемы.

– Ну что ж, чужая душа потемки.

– Может травка тебе будет помогать, как и мне? Я могу достать разные сорта, от них эффект от каждого свой, бодрящий, веселящий, расслабляющий, да вообще любой, – он это произнес с таким восторгом, что я понял, он серьезно и плотно привязан к травке.

– Раз не помогает сейчас, значит точно не поможет. Но, спасибо за опыт. Думаю, мне травку важно было узнать, попробовать и понять, притронуться к чему-то запретному, о чем многие шепчутся, но не могут достать либо бояться. Это сладость, хоть и ненадолго.

– Оригинально сказал. Ну, как знаешь, чувак.

– А ты не пробовал обращаться к врачу из-за болей?

– Конечно и не раз, меня обследовали так тщательно и пристально многие врачи в разных городах и странах. Но никто не смог поставить диагноз и хоть как-то помочь. Я пробовал бросать, пил таблетки и прочее, ничего не помогает, только травка.

– Жаль. Смотри не попадись, ты хороший и рассудительный парень, не хотелось бы узнать, что ты

в тюрьме.

– Да похер, я нашел свое, чего желаю и тебе, – «свое», последняя его фраза меня как-то заставила задуматься. Он ушел, посмотрев на меня своими большими красными, потерянными, расслабленными, серыми глазами. Больше он не заходил и редко подходил ко мне, я видел, что он почти всегда был под кайфом, по закапанным глазам все равно все видно. Тот, кто курил хоть раз травку всегда увидит, того кто под ней. Трава – это отстой, и она реально сушит мозги. Я наладил питание, накупил хлопьев со злаками и всякими добавками в виде орехов, ягод и прочего, а еще витаминов, раньше ложился спать и стал принимать свои таблетки для стабильного настроя, мое состояние улучшилось.

Через пару дней после решения нашей проблемы зашел Артур. Он извинился перед Роджером за свой удар и вернул ему его телефон.

– О, спасибо Артур, я даже о нем как-то и забыл, – удивленно сказал Роджер.

– Может мне оставить его себе? —сказав рассмеявшись Артур вырвав телефон из рук Роджера.

– Нет, это мамин вообще-то, – смущаясь сказал Роджер.

– Ну да, ну да, – саркастично сказал Артур отдавая телефон.

– Я все равно тебя ненавижу, как вернемся с тебя новая футболка, – сказал Луиз.

– Хорошо, будет тебе футболка, – не скрывая недовольства сказал Роджер.

Не знаю, как Артуру удалось вернуть телефон, да и это было не важно, но местных я все оставшиеся дни больше не встречал рядом с нами, лишь Никита лениво бродил с ними где-то вдалеке.

Последние дни мы скучали, все уже хотели домой, к родным, к привычной еде, к друзьям и прочему, в конечном итоге все надоедает. Все самое интересное, пожалуй, закончилось. Ден, Алекс и Виктория часто выставляли совместные фотки в сети, я их лайкал и даже порой жалел, что я тут, а не с ними. В моем профиле последние фотками были горы и пейзажи, как-то грустно, мы даже особо не списывались. Фотки с наших тусовок я не выставлял, иначе разразился бы огромный скандал, там видно не только выпивку, сигареты и косяки, но и наши не трезвые лица.

В номере мы вели себя тихо, зная, что за нами пристально наблюдают, и просто жили по расписанию. Мы не грустили или типа того, мы просто перегорели. Хотя было много веселых разговоров, моментов. Например, Гарри где-то нашел хоккейную маску и бегал в ней с небольшим ножом за Роджером, это видели многие и стали звать Гарри маньяком, было весело за этим наблюдать, Гарри еще так смеялся будто бы реально был полным психом.

Под конец мы все равно стали наглеть и самовольно уходили гулять в город, рядом был рынок, рынок посреди гор, было завораживающе, посреди домов, дорог, мостов, кругом горы и красивое небо на их фоне. Мы покупали сладости и гуляли после занятий или после обеда до ужина, коротая дни. Сопровождающие уже расслабились насчет нас, у них хватало забот контролировать остальных детей. Были даже задумки снова напиться, но здравый смысл возобладал.

Перед отъездом мы побывали на достаточно высокой горе, добравшись туда на канатном подъемнике, было необычно передвигаться на нем нервно смотря вниз. Пока мы находились там гору накрыло облако, гора была высотой чуть больше километра, впервые я был внутри облака, осознание того, что ты в облаке завораживало, но смотрелось банально, как будто ты в тумане и все, просто видеть облака снизу куда интереснее. Там я заметил дерево мечтаний, к которому привязывали платки с написанными на них желаниями, среди сотен платков я оставил свой, я знал, что он затеряется, но я загадал, чтобы мои мечты сбылись, это так банально. У меня даже их толком и не было.

Этот отрезок времени изменил многое во мне, я чувствовал, что вернусь уже не таким каким был прежде, что-то уже во мне не то, как было раньше, на каком-то духовном, химическом или психологическом уровне я изменился. Я узнал какого это жить с друзьями, какого это тусить и пить каждый день, какого это принимать легкие наркотики. И знаете, все это быстро надоело, стало скучным и не только мне, всем нам было скучно это делать, весело лишь первые часы, а дальше мы делали это, потому что это типа как вырасти, делать что-то запретное, впервые делать то, что не дозволялось и родители далеко, и никто особо не контролирует тебя, я уверен все уходили в разнос по большей части только поэтому. Это опасно и в 13 лет я уже прожил и знал то, что большинство моих ровесников познает гораздо позже или не познает и вовсе.

Когда мы уезжали мы зашли напоследок в наш первый в конце коридора номер, 17 дней мы прожили в нем и столько всего тут произошло и какие только состояние тут не были у тех, кто находился с нами. По иронии сюда будто чувствуя момент пришли и спортсмены, и наши земляки из старой части города. Мы все присели и стали вспоминать прошедшее, было весело, но в тоже время грустно, тяжело прощаться с тем, где ты жил и к чему привык. Была очень теплая атмосфера.

Настало время прощаться со спортсменами, они ехали не с нами. Я понял, что когда живешь с кем-то рядом особо не замечаешь и как-то не воспринимаешь таких людей так близко как в те моменты, когда приходится с ними прощаться. Ты понимаешь, что скорее всего больше в жизни их не увидишь. Они становятся какими-то важными и такими близкими, будто ты прожил с ними большую часть жизни, хотя прошло всего 27 дней, из которых 17 мы жили на драйве, грани и в угаре. После теплых прощаний и пересчета все ли на месте мы зашли в автобус, перед этим я сделал фото нашего корпуса, я так хотел запомнить и чувствовать все что находиться тут. Отъезжая от корпуса все дальше и дальше, смотря на него в окно моя душа трепетала и все вокруг меня были задумчивы осматривая и вспоминая свои моменты здесь, которые они запомнят скорее всего навсегда.

В поезде рассевшись все стали гораздо веселее, ведь нас ждал привычный родной дом и родные люди, без которых никто не может представить свою жизнь. Пока мы ехали, эти два дня прошли мимолетно и спокойно, не считая криков сопровождающих, в те моменты, когда мы или кто-то еще курил в тамбуре поезда и запах от дыма сигарет разлетался по всему нашему вагону, лишь ночью можно было быстро покурить без скандалов.

Приехали мы около шести вечера. Всех встречали родители, я заметил мать и отца спешивших ко мне. После объятий и приветствий моя мать направилась к сопровождающим, узнать, как я там себя вел. Мое сердце замерло в тот момент, я перестал чествовать землю и мое дыхание затихло. Моя мать подошла и держа меня за руку спросила обо мне. Онора и Альфред как-то растерялись и лишь Пелагея начала говорить.

– Смышленый парень, но нельзя ему общаться с плохой компанией, слишком отзывчивый и на многое идет ради соблюдения иерархии, – я с легкостью вздохнул и был очень ей благодарен, она спасла меня от множества разборок и вообще от потери моих нервов и родителей. Узнай они что там творилось были бы очень во мне разочарованы, злы и были бы правы, но я учел урок и мне не хотелось больше пить или курить травку, это было в прошлом и было изучено и осознанно отвергнуто.

Я улыбнулся и попрощался с сопровождающими и со всеми, кто был рядом. Все спешили по домам, мы спешно направились домой. Дома наготовили кучу еды, я был рад приехать и чувствовать себя в родном русле, но все же немного грустил о том, что было и никогда не повториться в том славном крае гор.

Перед сном на меня напала тоска, которая ухудшилась тем, что завтра нужно было идти в школу. Я даже не успел насладиться домом, приехав так поздно мне нельзя было остаться дома хотя бы на день, таковы были требования школы. Но тоска рассеялась, когда я стал думать о том, что увижу свой ставшим родным и таким близким привычный класс, Дена, Викторию, Алекса. Засыпал я с предвкушением завтрашнего дня, ведь я отсутствовал и был как будто в другой стране если судить по климату достаточно долго, чтобы соскучиться по абсолютно всему что есть в школе.

На утро, только выйдя из подъезда своего дома неожиданно меня встретили Ден, Алекс и Виктория.

– Ты там видимо совсем нас забыл, да? – с серьезным лицом сказал Ден.

– В смысле? – я удивился таким первым словам при встрече, они втроем были какими-то равнодушными и презрительными.

– Да мы тут встретили Гарри, он нам рассказал, как вы отрывались, были на грани, когда вас спалили из-за Роджера, а ты даже об этом не писал.

– Ну а что писать, это надо было видеть, я бы и сам все вам рассказал, – улыбнувшись, я сказал. Стояло какое-то напряжение, все походило на какой-то допрос.

– Ну и что теперь, ты будешь вечно тусить с Гарри, Роджером и Платоном? – спросил серьезно Алекс.

– Чего? Я даже не думал об этом.

– Да ребята шутят. Они знают, что ты только наш. Иди обниму, мы так скучали и часто вспоминали о тебе, что даже стали ревновать тебя. Мы не знали, что они тоже поедут с тобой. Мы узнали об этом в школе, все говорили, что почти всех бунтарей отправили в санаторий, чтобы от них отдохнуть, – смеясь, сказала Виктория, вцепившись в меня. Я даже не подумал, что я такой уж и бунтарь, по любому все имели ввиду Роджера или Гарри, они бывали просто сумасшедшими.

– Я сам узнал об этом только по приезду туда. Мы ехали в разных вагонах, а когда садились в поезд было темно и не было особо заметно кто там стоит рядом с соседними вагонами, – они, улыбаясь меня приобняли, это был очень милый момент.

– Ладно, пошли покурим, расскажешь, что там было подробнее, – сказал Ден и мы направились в школу.

По пути я стал рассказывать о тусовках, всевозможные смешные истории, о разборке с администрацией, о завораживающих видах, о свежем воздухе, горах. Они были так заинтересованы, впечатлены и смеялись, что мы не пошли на первый урок проговорив за школой почти час. Заходя в школу, я почувствовал знакомый школьный запах, запахи в каждом здании индивидуальны и на меня напала тоска, впереди 6 скучных уроков. Ден и Алекс были в одном классе, и попрощавшись пошли на урок труда на первом этаже. Виктория училась в параллельном классе и тоже быстро ушла к подругам моргнув мне.

Я направился на третий этаж, где у меня был урок математики, я шел с такой неохотой, но встретив в коридоре Лоретту которую все звали дочь дьявола, я поторопился. Лоретта была заместителем директора по социальной работе с детьми и была очень серьезна и зла. Она выстроила такой имидж, что, когда шла по коридору все школьники либо, разбегались, либо замолкали. Невысокого роста, с карими темными глазами, короткой стрижкой и на затылке с выбритыми узорами на каштанового цвета волосах. Она могла психологически давить и быть жестокой с теми, кто нарушал дисциплину. С ней все боялись связываться, но мне всегда казалось, что ее имидж суровой женщины это лишь оболочка для авторитета и защиты, ведь дети часто бывают жестоки и могут довести учителя до предела. Например, когда можно было не пойти на уроки, заняться какими-нибудь работами по школе, типа покопать лопатами, чтобы закопать листву или помочь перенести парты и прочие мелкие поручения, мы с Алексом и Деном были в первых рядах для помощи, и когда я к ней приходил и просился на эти работы она улыбалась мне.

– Что, снова не хочешь посещать уроки?

– Нет, я хочу помочь школе.

– Ну да, охотно верю, иди уже.

Иногда была возможность пойти во время занятий в театр или цирк, детей старше 6-го класса уже не собирали для таких мероприятий всеми классами, но если ты индивидуально сдавал на них деньги, то можно было пойти вместе с младшими классами, чем мы часто и пользовались и все это мы делали через Лоретту. Она всегда нас добродушно вносила список, это доказывало мою теорию о том, что она на самом деле хорошая. Но когда она вела уроки или просто шла по школе она была похожа на Гитлера. К счастью, у меня она ничего не вела, но, бывало, что я к ней попадал за проступки и она меня просто разносила, как и всех, кто наглел. Учителя ею пугали, так что это была очень нужная для школы женщина, точнее для дисциплины в ней.

Помню однажды я пил энергетик и вышел с ним из класса, заметив это Лоретта выхватила банку из моих рук и повела в свой кабинет.

– Ну ты уже совсем обнаглел, это исключение из школы! – я удивился ее словам и стал вспоминать, что же я творил в последнее время и не мог вспомнить ничего страшного.

– А что я сделал?

– Пьешь посреди школы эту дрянь, тебе нет 18, а ты уже выпиваешь спиртное. Я звоню твоим родителям.

– Какое еще спиртное, это энергетик, в нем нет алкоголя ни капли! – уверенно сказал я и она стала читать состав на банке.

– Хорошо, но чтобы я больше тебя с никакими напитками в школе не видела. Пей чай в кафе! – забавная ситуация, уверен ей было неловко. В общем странная, но интересная женщина.

Я уже поднялся на третий этаж как тут же кто-то со спины стал выкручивать мне руки, обернувшись я увидел Гарри, ну, конечно, кто же еще. Он, смеясь меня отпустил.

– Как дела?

– Плохо, мы же в школе, а не в санатории.

– Да уж! Ладно, увидимся.

– Ударив меня по-дружески по плечу Гарри ушел.

В школе все осталось, таким как прежде, все учителя и одноклассники были как-то встревожены нашим возвращением. Никас от меня отдалился, я так и не понял почему. Может, потому что я с ним не разу не завис в санатории, или может, потому что, когда мы были в кафе и я стал общаться с Гарри и Роджером которые подсели ко мне и активно со мной общаясь не замечали рядом сидевшего Никаса и подошедший к нам Платон даже с ним не поздоровался, и Никас встал и встревожено ушел. В общем не знаю, что являлось причиной его игнора, но друзей у меня хватало, поэтому я не парился на его счет.

Время шло, и все «друзья», которые появились в санатории не разу в сети не так и не написавшие стали удалять странницы, удаляться из друзей. Меня это особо не волновало, но в те моменты, когда мы были едины, зависали вместе, и решали проблемы я чувствовал с ними крепкую связь и думал, что по приезду хотя бы в сети мы будем общаться, но нет, они все обо всем забыли. В целом хорошее люди помнят не долго, а вот плохое запоминают навсегда. Суета, дела и прочее это лишь отговорки, если человек важен ты всегда найдешь на него время. Даже ребята из старой части города не держали с нами связь. Лишь однажды гуляя толпой, в которой был Роджер в нашей новой части города, мы встретили Артура и Луиза, они стояли на остановке, а мы проходили мимо, мы с Роджером их узнали и были рады их видеть, но они, холодно поздоровавшись и так же пообщавшись быстро уехали. Я почувствовал, что только у меня одного есть это чувство потери, когда люди, которые были когда-то близки стали близкими только для меня и навсегда. Даже когда люди уже обо мне забыли, я все равно буду помнить каждый светлый момент проведенный с ними и буду им рад. Люди со временем меняются и обычно в худшую сторону, становятся циничнее, хладнокровнее, наглее, и забывают многое из того, что стоит помнить и бережно хранить, их волнует лишь настоящее и будущее, а меня же волнует абсолютно все, так я устроен и ничего не могу с этим сделать. Самое ужасное это бороться с самим собой, особенно когда знаешь, что сдашься, ведь я боролся не с вредной привычкой, а с чувствами внутри себя, с тем каким я был рожден, с тем, кто я есть.

Взрослеть – это лучшее что есть в жизни, пока не вырастаешь. Я был полон энергии, полон амбиций, и всегда голоден, во всех смыслах, мне всегда было мало, гиперактивность переросла в нечто гармоничное. Мне были важны друзья, было важно гулять, а не торчать дома, было важным лишь то, что надо находиться там, где мои друзья. Меня распирало, я считал себя умнее всех и был готов буквально каждому заткнуть рот. Конечно, мне присуще было уважение, например к старшим, но… пошли они к черту. У большинства подростков все так, или они притворяются и игнорят все это внутри себя. Притворщиков не любят, они фальшивы. Тихони наблюдают, но молчат, странные люди, обычно из них вырастает нечто ужасное, но редко, такие люди могут быть просто скромнягами по жизни, или им так удобно, хотя скорее не хватает смелости, и они могут лишь наблюдать, а не участвовать. Тихони не в моде, в моде бунтари, так было есть и будет всегда, ведь с ними интереснее, а когда ты растешь тебе только и нужны острые чувства, а скучать угнетает.

В 14 я понял, что мне ближе бунтари, в такой среде я рос, с такими меня свела судьба, я даже не осознавал и не думал о том, что можно быть другим, тихим, спокойным и общаться с такими же тихонями и гулять не попало где, но таких я не замечал, их попросту не было в моем окружении. Тихонями были мои одноклассники, но с ними я не общался близко, они видели с кем я провожу время и нервно проходили мимо нас стороной. Они опались меня, хотя это было совсем зря, я никогда никого из них не оскорбил и пальцем не тронул, а судить по окружению было глупо, но видимо в 7 классе одноклассники не могли до этого додуматься. Высиживая очередной урок, я спешил найти своих дворовых друзей, я не мог понять, как можно сидеть в классе всю перемену или просто перейти в другой класс и там ждать начало урока, какая же скукотища. Я всегда заходил на урок под конец перемены или опаздывая, ведь так было важно покурить, или пообщаться о том какие сегодня будут планы, было так важно не скучать.

Быть типичным пубертатным подростком это наплевать на всех, на то, что о тебе подумают, тебе идет любая одежда так же, как и любая стрижка, манеры, поведение. Ты с утра уже строишь планы, отрыв глаза тебе не хочется дальше спать, ты уже думаешь, чем займешься в школе, чем займешься по пути в школу, чем замнешься после школы. У тебя нет друзей, а те, кто рядом больше, чем друзья, это твой мир, они твоя жизнь и беззаботное, яркое, подростковое чувство питает тебя, гормоны кипят, и ты горишь. Ты всегда о чем-то думаешь и чем-то занят, абсолютно, даже когда просто сидишь и тупишь перед ноутом с чипсами и смотришь кино, ты все равно чем-то занят в себе. Твоя жизнь захватывающая и кажется так будет вечно. Юность прекрасна – старость ужасна.

Развлечений в моем городе особо не было, боулинг, тир, и всевозможные спортивные секции. Мой отец пытался мне привить любовь к спорту, в прошлом боксер, чемпион в юношеской сборной в среднем весе по области, где он жил, он очень хотел, чтобы и я был увлечен каким-либо спортом. И я хотел, я старался, я знал, что это полезно и по жизни это пригодиться, так как тело изнашивается, а спорт помогает его укрепить и дольше сохранять в тонусе. Я перепробовал все виды спорта доступные в моем городе. Но отходив на занятия около месяца, я остывал, спорт меня не вдохновлял, хотя я хотел и мне нравилось быть чем-то увлеченным, но интерес быстро пропадал, как бы я не старался. Несмотря на то, что я делал успехи и мне нравилось быть в одной большой компании таких же увлеченных спортом ребят, я все равно остывал. Отец, конечно, огорчался, но не до отчаяния, если не зашло значит не стоит продолжать мучая себя.

К слову, стрелял я не плохо, мы часто ходили в тир с Деном и Алексом, Викторию это не впечатляло и она никогда не стреляла лишь фотографируя нас с оружием, Ден и Алекс загружали эти фото на свои странницы, а дворовые ребята писали комменты типа: стрелок, надо бы потренироваться на людях и прочее, наставница класса Виктории подняла скандал когда наткнулся на странницы Алекса и Дена, был приличный скандал на всю школу, но мы же были детьми и все списали на глупые шутки, удалив вызывающие фото все утряслось. Может из-за таких приколов в школе со мной особо и не общались одноклассники.

Посреди многочленных драк на моей улице, смертей от передозировок, смертей алкоголиков от распития чего попало, случилась самая душераздирающая смерть в мое доме, в соседнем подъезде. Нет, она не была жестока, не было крови и прочей жести, чувак просто захлебнулся собственной рвотой. Он учился с моей сестрой в одном классе и был симпатичным парнем, мы его часто встречали, и он практически всегда был в хлам, но, когда не пил его можно было увидеть с красивыми девушками и случалось это довольно часто, мы смотрели на него и завидовали. Его нашли братья Клевек в подъезде на 13-ом этаже возле мусоропровода, все было обычным для нашего района. Собралась толпа, труп вынесли завернув в покрывало, но тут позади раздался крик и все обернулись, это бежала мать умершего бедолаги. Она бежала захлебываясь слезами, ужасное зрелище, все плакали или еле сдерживали слезы, когда родители хоронят своих детей это самое ужасное, что может приключиться в жизни, берегите себя.

Мы росли и были в центре всего этого и даже как-то чувствовали гармонию, узнать, что кто-то умер, подрался, кого-то убили, кто-то сел в тюрьму, было все равно, что узнать, как у человека дела. Это было ужасным местом для становления, но пока ты активно растешь ты лишь, впитываешь происходящее, а не рассуждаешь и делаешь выводы.

Однажды осенью мы сидели в подъезде, Алекс, Макс и Марк. Макс пил пиво, мы с Алексом сидели в телефонах, а Марк настраивал гитару для Макса, Макс немного играл на акустической гитаре, ему нравился ее звук. Марк был светлым и крепким спортсменом, он занимайся борьбой и был своего рода остряк в своей компании, пересекались мы не часто, но, бывало. Он окончил музыкальную школу по классу гитары, ему в тот момент было лет 16. Не знаю от чего и по каким причинам он сойдет с ума спустя 6-7 лет, он будет ходить и разговаривать сам с собой. Ужасает когда человек с которым ты часто пересекался пока рос при встрече в настоящем проходит мимо тебя одетый в обноски, растерянный, с упертым взглядом разговаривая сам с собой при том очень громко и не узнает тебя, что конечно же к лучшему, но сам факт того, что ты видишь тень человека, вполне адекватного человека в прошлом и тем в кого он превратился в настоящем вгоняет в тоску.

Мы сидели тихо и все было спокойно, пока мимо нас не прошел Никита. Никита был смуглым и черноволосым парнем, ему было в тот момент около 13 лет, он просто шел домой. Я его хорошо знал, мы часто катались на великах толпой ровесников и немного помладше по частому сектору пока я учился в младшей школе и около года в средней. Нередко на полной и максимальной скорости мчась от местных ребят, которые иногда встречались и хотели отобрать наши велосипеды, это было неким развлечением, а почему бы не поехать и не удирать от местных в частном секторе, нам казалось, это нечто вроде игрой, догони если сможешь. Никита знал все маршруты, где можно срезать и спрятаться, часто только его знания спасали нас и наши велосипеды. Мы проделывали такие гонки довольно часто, пока оного из нас не поймали, избили и забрали велосипед, кроме этого, они его раздели, в том смысле что одежда у него была брендовая, его заставили снять верхнюю одежду и он в одних трусах явился домой дождавшись ночи,. Узнав об случившимся, мы осознали, как нам везло ранее и что не стоит туда соваться.

Я был рад встретить Никиту, а вот выпивший Макс стал издеваться над его смуглостью и говорить не приятные вещи, типа от куда ты приехал тебя надо в Африку, поезжай к своим и прочее. Никита не обращал внимания и даже пытался улыбнуться, он знал, что Максу может снести крышу, когда он пьет, Макс был часто непредсказуем. Поднимаясь по лестнице и проходя мимо Макса, тот в шутку его ударил кулаком в ногу, так как у Макса удар был поставлен от многочисленных драк и вообще он имел нестандартные громоздкое руки, следовательно, и большой кулак и от удара нога Никиты резко ударилась об перила, и Никита стал корячиться от боли, Макс рассмеялся, а Никита подавленный направился выше к себе домой. Через минут 17 к нам поднялась девушка и мужчина в форме, это была полиция которая, работала по трудным подросткам, Максу на тот момент было 16 и он сев на пиво его как бы пряча не придал значения их появлению, но пришли они как раз за ним. Оказалось, что у Никиты резко опухла нога и его мать вызвала полицию. Мужчина заметил у Макса что-то под ногами, когда ты сидишь на ступеньках то спрятать бутылку объемом 2.5 литра сложновато, резко его подняв он увидел пиво и взял его, она была почти пустая.

– Распиваем значит, а совершеннолетия еще не достигли, у вас проблемы ребят!

– Это мое пиво, его пил только я, – уверенно заявил Макс.

Алекс схватился руками за голову, и я понял, что все реально плохо. Мы были в подъезде Макса и пошли к нему домой все вместе, точнее нас повели домой всех вместе. Расположившись в гостиной, девушка стала что-то писать, рядом с Максом, пока мы все дышали в нос мужчине, он проверял, пили ли мы. Макс, сидевший рядом с девушкой пока она не видит, стал показывать всякие непристойности указывая на нее, это рассмешило нас. Заметив, что нам весело хотя ситуация к этому не располагала, они стали всматриваться еще и в наши зрачки и осматривать вены, все мы были конечно же чисты и не принимали никаких наркотиков, я с Алексом, выпили пива, но совсем немного и запаха от нас не было. Женщина стала говорить с нами, чтобы узнать обстоятельства произошедшего, Марк стал говорить, что он просто пришел настроить гитару и не более того и что ничего не видел, мы с Алексом сказали девушке что тоже ничего не видели, что мы смотрели в телефоны слушая музыку, а Макс сказал, что Никиту не трогал и мало ли где он мог удариться, он прошел мимо нас и все.

Все мы были хитры и врали даже не задумываясь. Вранье всегда нам легко давалось, быть честным на районе было невозможным, всегда приходилось врать и изворачиваться перед полицией при многочисленных опросах о произошедшим на районе и даже если ты знал кто виноват ты никогда не говорил об этом, это было просто не твое дело, и могло привести к плохим последствиям, есть такое понятие «стукач» и им никто не хотел быть, таких людей унижали. А еще приходилось врать нетрезвым знакомым, которых лучше не знать и от которых ты хотел скорее свалить, выдумывая причины, или лгать тем кто хочет у тебя отобрать телефон или деньги, и ты убеждаешь их, что ничего у тебя с собой нет и что вообще не стоит этого делать так как у тебя есть жесткие знакомые которые могут за это наказать и совсем не важно есть ли они реально. В общем ложь на моей улице была только во благо.

Женщина сказала приехать завтра в полицейский участок для выяснения обстоятельств с родителями. Мужчина вышел, а женщина, заполнив бумаги и дав их подписать Максу, ушла поговорить с его матерью. Естественно, никто в полицию не пошел и не сообщил своим родителям об этом, Макс просто на это забил. Позже эта женщина звонила моей матери на домашний телефон, и рассказывала, что я пощадила их и не повезла на сдачу анализов в наркологию, потому что была уверенна что мы все пили или вообще, что мы употребляли наркотики. Моя мать ей ответила, что я прилежный сын и такого быть не может и что я просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте. Мать всегда будет на стороне своего дитя и будет помогать до последнего, даже если ее ребенок не прав, даже если весь мир против него, любовь родителей к детям – это сильные, вечные и необъятные чувства. Я поводов для сомнения во мне родителям не давал, поэтому моя мать говорила это с уверенностью.

Позже эта женщина пришла ко мне в школу, и перед Лореттой с моих слов записала мои показания, что я сидел в телефоне и ничего не видел, кроме того, что Никита прошел мимо нас и все. Лоретта внимательно ознакомившись с написанным дала мне это на подпись и дело замялось и Максу ничего не было, хотя может он что-то и скрыл, но вряд ли. Выходив из кабинета Лоретта меня задержала.

– Ты смышленый парень, не стоит тебе общаться с кем попало, это может испортить твое будущее и даже если ты будешь невиновен тебя могут посадить в тюрьму как соучастника только потому, что ты там был, законы суровы. Подумай об этом! – и я действительно задумался. Я осознавал, что становлюсь взрослее и сам несу ответственность за свои поступки, и я стал более аккуратно подходить к окружению и ситуациям. Когда я чувствовал, что начинаются проблемы, обстановка накаляется, кто-то слетает с катушек я сваливал до начала всего треша. И часто меня это спасало, ребята во дворе часто влетали в отделение полиции за хулиганство, драки, вандализм, а я просто пропадал. Иногда так быстро и незаметно что даже мои друзья не замечали, что я пропал из вида. Я выдумывал всевозможные отмазки, стало плохо, отошел отлить, увидел соседей, родителей, учителя поблизости, все верили и не возникали.

Я конечно же пытался образумить моих товарищей скажем перед тем, как врываться ночью на стройку, там погулять и посидеть в кабине крана, но меня никто не слушал, большинство решает, а свои мозги никому не вставишь, было бесполезно пытаться. К слову, мои друзья были верны, и никто не говорили, что я был с ними рядом, когда начинались события, переходящие в проблемы. Никто никогда не задумывался, может и в правду не нужно этого делать, когда их ловили. Они были упертые, верящие в безнаказанность и удачу, их ловили в процентах 70-ти, а в 30-ти им реально везло не попасться и вот этими 30-ю процентами они и руководствовались, когда замышляли очередную пакость.

Ден был хорошим и верным другом. Но, бывало, часто он вел себя нагло, борзо, старался выделиться, он любил быть лидером и мог отстаивать свой авторитет, свои интересы, свое мнение спорами, угрозами, издевками или дракой. Однажды зимой я поехал с братом в автомойку, а затем мы заехали перекусить. Брат любил скорость и по городу просто летал, а не ехал, он резко и быстро входил в повороты и обгонял машины делая резкие маневры. Порой мы проскакивали между машинами на такой огромной скорости, что казалось будто наша машина сузилась. Я сидя впереди пристегнутый, испуганный, удивленный, но этого не показывая видел, что места между машин было категорически мало, но мы волшебным образом между ними пролетали и водители от испуга нам сигналили, но мой брат не подавал вида, лишь говоря мне с улыбкой:

– Не рассказывай отцу, как я езжу, иначе пожалеешь, брат, – но мои родители все узнавали, город был небольшой, а у отца была серая Audi с широкими красными линиями по бокам, таких машин наверное больше не было в моем небольшом городе, все соседи и знакомые, которые видели мчащегося брата звонили отцу и просили остепенить брата иначе он точно разобьет машину и это в лучшем случае. Когда отец говорил с братом, брат говорил, что они преувеличивают. В конечном итоге брат ехал с компанией и не вошел в поворот, не знаю каким образом машина перевернулась и оказалась на крыше, ее фото было даже в местной газете на котором рядом с перевернутой машиной стоял брат и его друзья, они смеялись, смотря на тачку, никто не пострадал, была ночь. Отец был в гневе и дал ему славный подзатыльник. Починив машину отец больше никогда ее брату не давал.

Приехал домой с братом, я направился на улицу, Ден написал подходить в беседку на 7 дом, подойдя я увидел Алекса и Дена, они сидели потрепанные будто только что их побили, Виктория стояла напротив них и то смеялась, то злилась на них.

– Что с вами? – рассматривая Дена и Алекса, я спросил, поздоровавшись с ними, а они отвели от меня взгляд.

– Виктория, может ты скажешь?

– С удовольствием. Короче, эти два придурка решили выяснить кто круче и не дозвонившись до меня, зайдя за тобой и узнав, что ты не дома решили пойти вдвоем в старый сад и подраться. Вдвоем! Два друга! Решали силой! Ну что за сумасшествие? Это и смешно, и противно.

– А кто победил? – улыбнувшись, я просил, и Виктория ударила меня в плечо.

– И ты туда же. Друзья не решают что-то дракой, они решают все мирно.

– Да мы же не сильно! – сказал Ден.

– Заметно по твоей левой опухшей щеке, придурки! —сказала Вика и нервно закурила.

– Ну, так кто победил то? – спросил я и Ден с Алексом посмотрели друг на друга жалким взглядом.

– Ничья, – произнесли они почти в одно время, и я с Викторией рассмеялся.

– Может у вас будет реванш? – смеясь сказала Виктория.

– Ха-ха, смешно, – сказал нервно Алекс

Было забавно, но этот случай показывает характер Дена, что он ради своего авторитета, ради того, чтобы узнать, кто сильнее пошел на драку с лучшим другом. Алекс был спокойный, но мог дать отпор и не шел на уступки. Часто Алекс обламывал его предложения погулять там, где опасно или заняться чем-то опасным. Я держал нейтралитет и не претендовал на лидерство и прочее, мне было хорошо с ними дружить, проводить время и это было главным для меня. Но Дену было важно, что-то доказать и не раз нам эти его стремления сыграли злую шутку.

Как-то поздней осенью мы поехали увидеться с подругами Дена, на старый город. Темнело рано и ночь наступала буквально около семи вечера. Ден долго убеждал Алекса пойди на эту встречу, все мы знали, что это опасно и нас там могут избить местные, но интерес к девушкам был выше, и мы поддались на уговоры Дена. Доехав до места встречи, мы вышли из автобуса. И нас сразу обхватила темнота старого города, серые дома и почти отсутствие людей наводило тревогу. Но мы были на месте и отступать было поздно, мы подошли на место, на площади у кинотеатра. Людей почти не было и было темно, почти ничего не видно, освещение было минимальным. Мы прождали минут 16, но подруг Дена не было, и они не отвечали, Ден сказал подождем еще минут 7 и свалим.

Ден сидел в телефоне, я с Алексом курили. И тут как в кино, мы резко поварничаем головы влево на шумный разговор и видим, как из кинотеатра выходят человек 13 и идут от нас в нескольких метрах на соседнем тротуаре. Ден, заметив их спрятал телефон. Было слышно, как они говорят о нас.

– А почему нет, пойдемте подойдем, – сказал один из них, и вся эта толпа резко поворачивает к нам. В такие моменты самое главное не показывать свой страх. Сколько бы там человек не было, главное скрыть все эмоции, скрыть шок, панику, ужас, говорящий тебе, что ты находишься черт пойми где. Даже если соперников гораздо больше, они старше и плотнее. Скрыть мысли о том, что тебя могут так сильно избить, что ты не сможешь встать или вообще потеряешь сознание, тебе что-нибудь сломают и ты будешь лежать в больнице или вообще станешь инвалидом до самой смерти. Если при разборках держатся уверенно, то шансы на провал понижаются. Они быстро подошли и окружили нас.

– Вы откуда пацаны, что тут делаете?

– Ждем подруг, живем неподалеку, в том доме, – сказал Ден и указал пальцем куда-то в сторону домов.

– А каких подруг, может быть мы их знаем? —говорил с нами один, самый здоровый. Он не был качком, а просто полным, но часто полные люди не хуже качков могут быть сильными и удар их может сломать тебе моментально челюсть.

– Александру и Катрин, они уже подходят, – сказал Алекс.

– Подходят, может нам тоже с вами их подождать? – сказал, рассмеявшись полный парень и посмотрел на меня. – А ты что молчишь, язык проглотил? – он подошел ко мне почти в плотную. – Что думаешь, нам подождать ваших подруг с вами? – у меня невольно затряслось тело, я заметил, как они разминали кулаки и были настроены очень злостно.

– Да не стоит, мы сами справимся, – быстро взяв в себя в руки я ответил и все рассмеялись, и полный парень отошел от меня. Все они были выпившие, от них разило запахом алкоголя, а это означало что они неадекватны, алкоголь размывает разум и большинство под его влиянием творят полную херню.

– Ладно пацаны, мы пойдем, – сказал полный парень. Мы удивились и еще момент мы бы прыгали от радости, что нас не избили и ничего не отобрали, но едва от нас отойдя этот полный парень резко развернулся к Дену. – Ты говоришь живешь в том доме?

– Да, – не задумываясь ответил Ден.

– А какой у тебя адрес, какая эта вообще улица? – Они начали подходить ближе. Ден задумался и мы, осматривая их поняли, что это конец, время будто замерло, я смотрел им в глаза и видел самодовольную ненависть.

–Разбегаемся! – крикнул Ден и ударил с ноги в душу этого полного парня, он этого не ожидал и упал. Ден через него перешагнул и быстро стал убегать. Алекс резко развернулся и толкнул стоявшего за ним парня и стал убегать в противоположную сторону от Дена, я же, толкнув двух парней стал тоже убегать. Один из них меня схватил и потащил к себе, я как-то машинально его ударил со всей силы по лицу и вырвался. Они растерялись и замешкались, думая, за кем из нас бежать, у нас была фора, были секунды отбежать от них, чтобы их опередить.

– Схватите их, я хочу их убить. Я их уничтожу! – орал нам в след тот полный парень, которого небольшой Ден снес с ног, это было мощно.

Я не знал куда бежать и побеждал к дороге, машин было прилично и отбежав на приличное расстояние, увидев, что никого позади меня нет я остановился, чтобы перевести дух. Мне позвонил Ден и спросил, где я и сказал, что они убежали через дворы и стоят на остановке, я ответил, что вроде тоже цел.

Не успел я отойти от бега, как вдруг увидел, что на противоположной стороне человек 6 смотрят на меня и начинают быстро ко мне бежать, я сказал Дену, что они рядом мне надо бежать и скинул его звонок. Я начинаю бежать вдоль дороги и вижу передо мной еще двух бежавших их них мне на встречу. Я торможу, чуть-ли не падая, скользко, кругом лужи. Начинаю бежать в единственную сторону, где вроде бы никого нет. Слева от меня крупное здание, ходят немного людей, но всем плевать, я слышу, как меня догоняют. Я вижу, что это крупное здание больница и направляюсь к ней и почти у входа меня ловят и начинают бить толпой. Я понимаю, что меня тут сейчас забьют как скотину и что главное не упасть. Я закрываю руками голову, но мне все равно прилетает удар в левую щеку, она немеет и это вызывает у меня жуткую злость и агрессию. Я начинаю махать кулаками и ногами куда попало, чувствую, что кого-то задел, кому-то получилось попасть прямо в нос, ногами кому-то я заехал по коленной чашке, он кричит, но это их не останавливает, все удары в основном наносят по корпусу, мне не больно после ударов, но больно, когда их наносят. Я осознаю, что нельзя тут находиться иначе меня просто угробят и вырываюсь, из последних сил я пытаюсь бежать дальше они бегут за мной и почти сразу же ловят и снова начинают бить, я пытаюсь вырваться и снова махаю ногами и кулаками куда попало изредка попадая. Это все продолжаюсь не больше 2-х или 3-х минут, но казалось, что это происходит целую вечность. Я снова кое-как вырываюсь и бегу мимо женщины в белой шубе с ребенком, она меня хватает и начинает кричать:

–Что вы творите, я вызову полицию, прекратите!

Позади появляются 2 парня лет 25-ти и становятся передо мной, защищая меня. Это моих обидчиков не останавливает, и они пытаются через них меня ударить, просто нелюди какие-то заведенные как обезьяны тянущиеся за бананом. Я начинаю отвечать и хватая их за руки пытаясь подтянуть и ударить. Женщина кричит, ее ребенок плачет, два парня отчаянно пытаются меня защитить толкая их. И тут внезапно появляться невысокий плотный парень и начинает сильно бить моих обидчиков, он их разносит, нанося удары быстро и с точностью, мгновенно переключаясь с одного на другого и обратно, мои обидчики начинают отступать, но все равно кидаются на него и на меня, он начинает их бить еще жоще, у некоторых уже идет кровь из носа и рта. Я вырываюсь от двух парней, которые меня защищали и начинаю бить и помогать своему активному защитнику, мне прилетают удары по голове, но и я их наношу, это было месиво. Мне не было особо больно, видимо адреналин во мне блокировал всю боль.

Не знаю, чем бы это закончилось, но резко приезжает полиция, сигналя сиреной и все эти ублюдки начинают убегать, двое полицейских не знали в чем дело, они задержали меня и моего защитника, надели на нас наручники и грубо уложили наши лица на капот, у него разбита бровь, идет кровь, но он улыбается мне. Женщина и еще двое парней стали говорить полицейским, что мы лишь защищались, а те первые напали. Полицейские стали составлять протокол.

– Что за крысы, бить одного толпой, ты как, в норме? – сказал внезапно ворвавшийся за меня в драку парень.

– Я в норме, спасибо тебе, эм…

– Меня зовут Артур, ты что, забыл меня, мы же были в санатории с тобой.

– Точно, извини, ты отрастил волосы.

– Да, зимой же холодно, а я ненавижу шапки.

– Спасибо за помощь – вот это встреча, я думал он уже обо мне забыл.

– Да брось, я рад подраться, тем более ради благих целей.

– У тебя кровь Артур, тебе бы обработать рану.

– Знаю, забей, все в норме.

Стоя там, уперевшись лицом на капоте, под мигание мигалок я осознавал, что цел и был счастлив. У меня ничего не болело, кроме левой щеки, в нее прилетел хороший удар и с обратной стороны она немного лопнула, я плевался кровью, но был все равно рад что все обошлось так, а не иначе, все могло быть хуже.

–Что ж, свидетели вроде говорят правду. Оставьте свои данные, на всякий случай и можете быть свободны, – они сняли с нас наручники.

– Напиши лучше левый адрес, – шепотом сказал Артур, и я ему кивнул. – И еще, ты не знаешь меня, не хочу я иметь дела с полицией.

– Да, конечно, еще раз спасибо тебе, меня могли тут убить.

– Нет, убить человека сложно. Ладно, у меня дела, давай удачи, не гуляй тут особо, тут полно психов.

– Хорошо, передавай привет тем, кто был с нами в санатории.

– Непременно, – сказал Артур и скрылся в темных дворах.

Я подошел к женщине и двум парням и поблагодарил их за помощь. Так как я не знал, где остановка, чтобы уехать, я стал просить у них одолжить мне денег на такси, я опасался, что эти уроды рядом и поджидают меня. Они ответили, что не могут в этом помочь и я паник.

– Тебе куда надо? – спросил полицейский позади меня.

– На новый город.

– А, понятно теперь почему тебя избили, садись, нам тоже туда, – я сел к ним в машину, хорошо, что не в клетку, хотя я бы поехал и в ней лишь бы свалить оттуда подальше. – Ты как, может в больницу, с тобой был кто-нибудь еще?

– Нет, я сам приехал увидеться с подругой у кинотеатра, а тут вышли они и стали избивать, я вырвался и пытался убежать, но было сложно, их было человек 7, если бы не те люди и вы, меня бы точно сделали бы калекой. Чувствую себя нормально.

– Да, тут не спокойно, на новой части гораздо спокойнее и безопаснее видеться с подругами, так что лучше сюда больше не суйся особенно когда темно на улице.

– Да, спасибо, я уже это понял, – сказал я и полицейские рассмеялись и за ними посмеялся и я. Я был цел и по-настоящему счастлив от того, что остался здоровым после такой потасовки.

От Дена было 7 пропущенных, я даже не слышал, как звонит мой телефон. Я написал Дену что все в порядке и что увидимся в беседке на 7 доме. И знаете, было вполне себе весело, адреналин – это кайф.

Полицейские меня подкинули до самого моего района и пожелали удачи. С тех пор когда я слышу, как унижают полицейских, я переубеждаю их и рассказываю об этом случае. Есть среди них хорошие и верные службе люди, которые помогают и лезут под пули для помощи.

Я пришел в беседку к Дену с Алексом и рассказал им о произошедшем, они не поверили, но я был убедителен, они, конечно, поразились. Они моментально скрылись во дворах и встретились на остановке и никого не встретили из тех ублюдков, везет же. Я был спокоен, и они совсем не понимали моей хладнокровности после того, как меня избили.

– Адреналин, помощь людей и полиции скрасили этот форс-мажор.

– Ты чокнутый, – сказал Алекс.

– Может, подеремся с тобой? – спросил Ден.

– У тебя уже есть спарринг-партнер, – ответил ему я, указывая на Алекса и мы рассмеялись.

– Зачем нужно было его бить? Сказал бы что мы недавно переехали и что мы там братья или еще чего-нибудь, – крикнул на Дена Алекс.

– Алекс, я сделал то, что пришло в голову, там нельзя было долго думать.

– Ты сделал так, потому что хотел так сделать, в этом весь ты!

– Все равно они нас захотели бы избить и отобрать все что есть, при любом раскладе.

– Да, конечно, при любом, ты что видишь будущее?

– Нет, но я видел мудаков, которые подошли уже готовые на нас напасть.

– Хватит вам спорить, самое главное, что все обошлось и нам лучше туда не соваться, – сказал я.

– Нет, я это так не оставлю, – сказал Ден, и Алекс посмотрел на него с удивлением.

– А что ты будешь делать, поедешь искать их, соберешь весь двор, чтобы утроить месиво? – сказал Алекс.

– Нет, но я их запомнил, они еще попадутся мне.

– Посмотрим, – сказал Алекс.

– Ребят, мы целы и это здорово. Вас вообще не тронули, пойдемте по домам я голоден и измотан, надеюсь по телу нет синяков, а то придется объясняться с родителями.

– Если что, скажи им что просто боролся со мной или Алексом.

– Да, вряд ли они поверят, но можно.

Мы пошли по домам. Я тихо зашел и пошел в душ, осмотрев свое тело в зеркале как ни странно синяков я не обнаружил, не одного, лишь покраснения и во рту кровавый привкус из-за точного удара в щеку, от которого та с обратной стороны повредилась об мои зубы, но больно не было, лишь небольшой дискомфорт. Я спокойно вздохнул и лег в постель. Вроде это было ужасным, но в то же время захватывающим и чувствовался какой-то кайф от того, что я цел. Возможно, Ден реально перегнул что скорее всего было фактом, но все уже случилось и я не держал на него зла.

Это была моя первая драка, серьезная драка, и я понял лишь одно, что лучше их избегать, но, если драки не избежать – бей первым. А если тебя бьет толпа, держись что есть силы на ногах, чтобы не упасть, лежащего легко добить и давай отпор, а не только прикрывайся. В мире полно плохих людей, но и хороших тоже, такие, как кинувшиеся мне на помощь хотя бы редко, но встречаются. Мир не без добрых людей, даже когда кажется, что все кругом полные мудаки, всегда осматривайся, хорошие люди рядом. Я приобрел веру в людей в тот день.

В нашей компании появился Самсон, Виктория от нас отдалилась, больше уделяя время подругам, мы редко ее стали видеть, но нам не было обидно поскольку мы понимали, что девушкам не очень весело от нашего опасного времяпровождения. Виктория не была мужеподобной девушкой, а была хрупкой блондинкой, отвязной, но наши развлечения были не для нее, мы не осуждали и встречая были ей рады так же, как и она была рада нам, дружба, между нами, не пропадала. В тот момент, когда Виктория отдалилась от нас появился Самсон, плотный парень на год меня и на два младше Дена и Алекса, он занимался кикбоксингом и при этом был добрым и веселым парнем, мы быстро его приняли, он стал дополнять нашу тройку и по Виктории мы особо не тосковали, Самсон появился вовремя.

Мы собрались пойти на школьный, потому что кто-то там на спортивной площадке поджег сухую траву, Самсон это заметил из своего окна, которое выходило как раз на школьный двор, а это была прерогатива наша, мы часто поджигали осенью сухую траву и дым обволакивал весь школьный двор. Частенько из школы к нам выходила директор с помощницами, заметив их мы убегали, наблюдая как охранник быстро бегает и тушит ногами быстро распространяющиеся небольшое пламя по сухой траве, это нас забавляло. Многое из прошлого кажется таким глупым, что стыдно, но у кого из вас нет прошлого, за которое стыдно?

Поджег сухой травы не мог сравниться с тем, когда к нам в руки попадала картонная труба из-под ковра, часто их можно было найти за школьным забором на территории рынка. Мы их поджигали и медленно, но верно пламя распространялось по всей окружности трубы, если поставить эту трубку пламенеем к земле, то пламя поднималось и создавалось впечатление, что это не труба, а некий реактивный двигатель самолета, пламя с шумом вырывалось наружу. Если пламя потушить, то труба начинала очень сильно дымить, как паровоз, так сильно что пара таких труб могли покрыть туманом весь район, так любил делать Гарри крича при этом: кумар, туман, пожар.

Было весело, но и опасно, мы, бросая эти трубы часто убегали от разъяренных жителей нашего района в окна которых заносило запах горячего картона. Они с особым усилием ногами пытались потушить эти трубы, но от этого дым шел только сильнее, в конце концов сдаваясь и ругаясь они уходили домой или за водой, а мы, наблюдая как трубу тушат из далека смеялись. Странные у нас были забавы, но мы были скучающими подростками, для которых главным было веселье.

Как-то поздней ночью, когда мы уже собрались расходиться по домам Ден заметил растерянно проходящего мимо нас парня, сказал нам подождать и направился к нему. Мы сидели на лавочке общаясь, и я не особо обращал внимание на Дена который что-то настойчиво рассказывал тому парню, я услышал, как тот парень стал плакать. Я сразу понял, что Ден от него что-то хотел, денег или типа того. Я собирался сказать Дену чтобы он перестал на него давить, хотя едва ли это бы помогло. Внезапно и резко к нам подходит невысокий широкий плотный мужчина и зовет Дена и того парня к себе.

– Что ты к нему пристал? —настойчиво спросил плотный мужчина.

– Никто к нему не приставал, я просто спросил, который час, а он заплакал, – сказал Ден и мы, еле сдерживая смех посмотрели по сторонам. Этот мужчина сказал тому парню, чтобы он шел дальше и по приходу ему позвонил. Ден подсел к нам, и этот мутный мужчина стал нас рассматривать.

– Вы сэра знаете?

– Кого, сыра? – резко в издевающиеся манере его переспросил Ден.

– Сэра! – очень отчетливо произнес плотный мужик.

– Нет, не знаем, – сказали мы ему почти хором.

– Короче, еще раз я увижу, что вы пристаете к моему сыну, вы пожалеете и ваши родители будут бегать ко мне и просить, чтобы вас никто не трогал. Вам это ясно?!

– Ну да, – лениво мы кивнули, и он ушел.

Мы собирались на школьный, но увидели в беседке Макса, Гарри и Платона, мы направились к ним и рассказали эту историю.

– Я о нем слышал от старших, сэр с 7 дома. Однажды он вышел из своего подъезда, а его обстреляли из припаркованной машины, делили алмазы или украл он их у кого-то, короче что-то связанное с алмазами. Он тогда чудом остался цел. Это было лет 7 назад, если бы это был он, то бы вас бы там закопал на месте. Так что, забудьте, это какой-то левый чувак, – сказал Макс попивая, как всегда, пиво. Если честно мы и не парились по этому поводу, что бы мы ни творили, о последствиях мы думали в самый последний момент, типичные подростки.

На следующий день, около часу дня я услышал звонок в дверь. Это были Ден, и Алекс, они были взбудоражены.

– Очень быстро собирайся, – сказал мне Ден.

– В чем дело?

– Собирайся! Расскажем по дороге, – я быстро оделся и вышел, не успел я переступить порог квартиры, как они начали говорить один за другим.

– Из-за того вчерашнего нытика за нами пришла «пехота».

– Мы уже с ними поговорили, не бойся сильно они бить не станут.

– Да, они пришли просто предупредить, – я совершенно растерялся.

– «Пехота», за нами? – мой пульс участился. – Мы же ничего ему не сделали!

– Вот и я о том же. Не знаю какого хрена он или его отец на нас их натравил.

– Снова все из-за тебя Ден, вечно из-за тебя все влетают, это уже меня бесит! – нервно сказал Алекс.

– Хватит на меня гнать, все уже случилось, надо, чтобы они свалили поскорее, а после погонишь на меня, как и всегда.

– Пошел ты Ден, мы вообще даже к тому плаксе не подходили.

– Думаешь я им это не говорил, им абсолютно на это плевать, они хотят видеть всех, кто там был.

– Вот отстой, – сказал я.

– Ну извините, откуда я знал, что у него такие связи.

– Зачем вообще было его тормозить, – спросил Алекс.

– Да по фану, – равнодушно ответил Ден.

– По фану теперь мы все влипли из-за тебя! – крикнул Алекс.

– Ну извините, что я еще могу сказать.

– Да ничего страшного Ден, просто прежде думай, а потом делай, подумаешь пехота пришла за него разбираться, пустяки, – идя позади под их спор, я не чувствовал ног, они стали ватными, а дыхание стало глубоким. «Пехота», это нечто вроде группировки молодых отбитых ребят от 16 до 20 лет. Они решали проблемы с молодежью на всей новой части города, они подчинялись старшим и решали типа от их имени всевозможные вопросы. Все их опасались, их вид уже наводил тревожность, их глаза были пустыми, взгляд бездушный, а лица всегда ехидными. Они решали проблемы играючи и так же избивали, для них все это было забавы ради, ходили бешеные слухи о них. Я их часто видел, они все жили на соседнем районе и часто проходили мимо нашего двора, обычно по 7-8 человек. Все замирали при их виде нервно ожидая, когда они пройдут мимо. Порой от некоторых людей веет агрессивностью, злостью и сплошным негативом, это как клеймо, это чувствуется едва ты видишь человека, это прописано в глазах и это все было в «пехоте».

– Хватит ссорится! – повышенным голосом я сказал Дену и Алексу. – Что они вообще хотят?

– Поговорить они хотят, – нервно сказал Ден.

– Прям просто поговорить?

– Ну может прилетит тебе пара ударов и все.

– Пара ударов?

– Слушай, если бы они хотели избить сильно, то они собрали бы нас толпой и избили до полу смерти. Так что, все не так плохо. Сначала они нашли меня, потом сказали найти Алекса, теперь вот тебя, а потом мы, наверное, пойдем за Самсоном. Они вызывают по одному и заводят в подъезд и там уже беседуют, – Ден видел, что я очень нервничаю. – Не бойся, они не станут сильно бить. Они хотят напугать, просто не спорь с ними, пусть чувствуют свою силу, – сказал Ден, натянуто улыбнувшись.

– Что ж, это обнадеживает, —и мы быстро направились к 7-му дому, где они нас ожидали.

Подходя к дому, я заметил друга Антипа Жана и рядом с ним сидящего смуглого парня. Подойдя, ближе я увидел еще одного худощавого парня у подъезда, который пристально рассматривал меня, смуглый парень начал говорить:

– Значит ты, жди тут, – с неким пафосом он произнес.

Ден и Алекс молча стояли рядом. А Жан, стал про меня все рассказывать, долбанный ублюдок. Он сказал, где я живу, где гуляю, с кем общаюсь. Смотря на него, я не мог понять зачем он это все рассказывает, ради лести или от страха перед ними. Он высказал абсолютно все, тем типам это было вообще не интересно, но он продолжал говорить. Тут из подъезда выходит двое парней, невысокий, но плотный и следом за ним лениво выходит полный тип. Рассмотрев меня, они зовут меня зайти в подъезд, я медленно иду к ним, они улыбаются мне. Я чувствовал себя животным, которого ведут на бойню.

– Арам, давай скорее, нам надо еще на старый город, – сказал смуглый парень и невысокий плотный парень ему кивнул.

Мы зашли в подъезд, сразу же идем в лифт, первым в него заходит здоровяк и за ним захожу я, получается так что он стоит за моей спиной, заходит Арам и жмет на кнопку самого высокого этажа, и становится ко мне лицом, двери закрываются и мне наносит удар в душу Арам, я немного отклоняюсь назад, и здоровяк меня пару раз бьет по почкам. Я теряюсь и начинаю закрывать руками душу и стараюсь прикрыть почки.

– Астона знаешь?

– Нет, – я впервые услышал это имя. После моего ответа мне снова прилетает удар в душу. Мне снова не больно, видимо адреналин питает мое тело и защищает меня, наш организм устроен чудесно.

– Тот к которому вы вчера приставали, помнишь его?

– Да, но к нему никто не приставал, с ним просто пообщался мой друг, – со спины мне снова наносит удар здоровяк в область почек, я замолкаю.

– Не ври нам, – злобным тоном сказал здоровяк и толкнул меня на Арама, Арам меня оттолкнул от себя, двери лифта открылись, мы были на самом высоком этаже. Арам вышел и посмотрел по сторонам, а затем снова зашел в лифт и нажал кнопку первого этажа. Я подумал о том, что все начинается снова и приготовился получать удары. Бесполезно было что-то им говорить, оправдываться, вилять, таким людям твои оправдания не нужны, они только сильнее их злят, пытаться их пугать или что хуже давать сдачи было глупым. Я был худым подростком, а они уже почти взрослыми парнями и имели дела с самыми опасными людьми нашего небольшого города, они ничего не боялись, ни полиции, ни тюрьмы, ни быть избитым и даже, пожалуй, им было плевать на смерть и свою жизнь. Они были солдатами, посланниками силы влиятельных нашего городка. Я чувствовал несправедливость и ненависть, но с легкостью не подавал вида, наивно смотря на них и отрицая то, что к их Астону кто-то приставал. Двери лифта закрылись, и мы тронулись вниз.

– Короче, не трогайте его и всем это передайте, кто его обидит будет иметь дело с нами, понял?

– Да, вполне.

Мы ехали, обратно молча и никто меня не трогал. Сверху моей кофты была футболка с группой Slipknot, у них злая и агрессивная музыка, а когда ты растешь и внутри тебя взрываются гормоны то такая тяжелая музыка и нечто подобное дает демонам в тебе утихнуть, это как пища, чтобы угомонить пыл. Мне эту группу впервые показал Нейтон, он был другом Макса и часто зависал с нами, а еще он жил напротив Дена и учился с Алексом и Деном в одном классе. Ростом около 2-х метров и довольно плотным он любил шутить, острить и слушал разную музыку, зависая у него он как-то включил клип Slipknot, и моя беспричинная подростковая ненависть стала утихать, и я подсел на них. Их музыка действительно давала мне упокоение в моменты дикой перегрузки и энергии, которую некуда было девать.

– Это твоя группа любимая? – спросил ехидно Арам указывая на мою футболку, на которой группа была в масках 1999-го года.

– Ну, типа того.

– Будете приставать к Астону лица ваши будут такими же? – сказал Арам, и они рассмеялись. Лифт прибыл на первый этаж, мы быстро вышли на улицу и подавленный я подошел к Дену и Алексу, они меня, рассмотрев, выдохнули.

– Ну что, друзья. Идете за четвертым, – улыбаясь во все зубы, сказал Арам.

– А если вы его не приведете, мы найдем вас, у нас есть ваши адреса, не рискуйте, – сказал смуглый парень, сидящий рядом с Жаном и мы, кивнув пошли за Самсоном.

– Ну как ты? – спросил Алекс, пока Ден активно искал Самсона в онлайн и пытался ему дозвониться.

– В норме, в лифте немного мне прилетело, а еще сказали не приставать к Астону и всем это передать.

– Все так же как и у нас, – сказал Алекс и посмотрел на меня веселыми глазами.

– Всем передать? Нам что, нужно это орать на весь район, подходить в каждому. Не приставайте к Астону…, всем передать, ну, конечно. Боже, что за имя, его назвали в честь машины?! – сказал со смехом Ден.

– В честь любимой машины агента 007, походу его отец фанат этого фильма, – сказал Алекс.

Мы рассмеялись, это было так нелепо. Мы всегда умели веселиться и остроумничать в моменты, когда было логичнее замкнуться в себе, мне этого очень не хватает спустя годы, этой легкости перехода из одного состояния в другое, из дна на небеса.

Мы зашли за Самсоном, он резко побледнел от этой новости и побежал в туалет, чтобы вырвать, через чур чувствительный парень. Пока мы шли он был будто не в нашем мире, он витал где-то в дебрях страха и растерянности, и наши слова поддержки никак не могли его приободрить. Придя на место, там был только Жан.

– Короче они ушли, у них дела. Они сказали, чтобы вы втроем избили Самсона, а я им потом доложил об этом, – с веселым лицом он сказал.

– В смысле? – сказал Самсон и растерялся, он не знал, радоваться ему или нет.

– Пойдемте в заброшенный сад, там все сделаете.

– Ты шутишь? Просто передашь им, что мы все сделали, зачем его избивать? – сказал я, думая на полном серьезе, что это его злая шутка.

– А если они придут, а он цел и не вредим, то пострадаю я.

– Скажешь мы его били так, чтобы не осталось синяков, иначе его предки пойдут в полицию, – резко сказал Ден.

– Ну вот, так чтобы не было синяков и бейте, – мы удивленно на него смотрели, а он не подвал виду смущения или вообще каких-либо эмоций. Мы все с одного района, он нас знает с пеленок, и он же нас заставляет бить Самсона, своего, нашего близкого друга, район – это семья, это взаимопомощь, но не для него, он был как Антип, наглым и циничным, думающим только с себе. Придя в заброшенный сад, мы просто сделали вид, что бьем Самсона, и он нам подыграл. Жан с улыбкой на это смотрел, а мы на него с ненавистью. После этого мы пошли в беседку, а Жан остался в заброшенном саду, чтобы принять наркотики, он был почти всегда обдолбан. В беседке мы встретили Макса и рассказали ему о произошедшем, даже не думая он сразу пошел искать Жана, мы направились за ним. Встретив его, он узнал правда ли это.

– Тоже хочешь посмотреть? Давайте еще разок, чтобы уже точно все было красиво для пехоты, – с улыбкой сказал Жан.

Мы даже не удивились его словам, а вот Макс даже очень и мгновенно стал его избивать. Жан орал первые удары, но потом смерился и просто получал то, что заслужил с жалким лицом, жалким, но не сожалеющим. Я ненавижу насилие, оно неприемлемо и не должно быть способом решения проблем, но в момент, когда он стоял, прикрывшись у стены, а Макс ему наносил жесткие удары по полечу и ребрам я чувствовал справедливость. Мир жесток и когда тебя подставляют люди из твоего окружения, тем более просто банально, потому что им этого хочется для забавы, то это убивает в тебе моральные устои. Кроме этого, многие люди по-другому просто не понимают. Сегодня он заставил бить друзей своего друга, а завтра он уже с твоими врагами начнет давить тебя, зная кто ты, что у тебя есть и что следует от тебя ожидать.

Макс избил его не сильно, но достаточно для того, чтобы он сделал выводы. После этого Жан стал ко всем относиться спокойно и его наглость будто испарилась, все было не зря. Насилие во благо существует, но это должно быть в меру, не с жестким исходом и на это должны быть весомые причины. Я не призываю к насилию, и я так никогда не решаю проблемы, но если человек по-хорошему не понимает, то я рад видеть, когда такой человек понимает по-плохому, в конечном счете все во благо. В таким местах откуда я родом большинство людей понимали только с помощью силы. Либо ты, либо тебя, другого понятия там не существовало, особенно среди нас, подростков.

Не стоит думать, что вокруг меня всегда было ужасно, мрачно и беспросветно. Больше было спокойных и типичных дней как для любой улицы, в любом городе мира, но такие дни не запоминаются и проходят незаметно, в целом мы помним и хорошее, и плохое и ты безумно счастливый человек если полон хорошими воспоминаниями, и они затмевают все плохое. Многие помнят лишь плохое, помнят людей, которые сделали им плохо и не придают значения хорошим моментам, я, пожалуй, из таких и с этим невозможно ничего сделать. Мне приятно вспоминать все хорошее и доброе, но холодная тревога в душе, которая появилась беспричинно и нарастающее затмевала все светлое, не давая мне жить в гармонии с собой и окружающем мире. Думаю, все зависит от количества плохого и хорошего или в чертовом устройте мозга, души, восприятия. Все люди разные, но почему-то больше встречаются хмурые, обозленные, агрессивные и дело не в деньгах, погоде или прочих обстоятельств, дело только в человеке. Знаете, есть цитата, которая гласит: «Мы притягиваем то, что хотим сами». Звучит как бред, я столько раз пытался, я так старался думать о хорошем, имел настрой и любил мир и людей в этом мире, но ничего не менялось, по-прежнему кругом было безразличие и агрессия и я просто устал и пустил все на самотек.

Ничего не менялось, кроме моей психики, на фоне бурной юности начали проявляться психологические проблемы. Моя душа будто летала, от эйфории до маниакальной депрессии, от стабильности до полного отвращения к себе и миру вокруг, от любви к себе и счастью до ненависти и полной апатии. Состояния менялись буквально каждую минуту, но большую часть времени я чувствовал себя убого. Таблетки мне не особо помогали, и вообще я скрывал свои состояния, я боялся, что меня положат в психологическую клинику, закроют в палате, с такими же или даже с полными психами, привяжут, я буду там один, без друзей, без телефона, без ничего, наедине с собой, что может быть хуже одиночества и скуки? Я хорошо умею скрывать свои чувства, я хорошо умею чувствовать людей, и никто никогда не мог понять, что у меня внутри. Лишь отец что-то видел, но не приставал с расспросами, а старался приободрить или отвлечь меня, например обсуждением какого-либо фильма или события, еще мы обсуждали исторические личности, музыку, наши вкусы были схожи, но он любил более мягкую музыку в отличие от меня, который кипел и жизненно нуждался в музыке драйвовой или грустил и нуждался в медленных мрачных песнях. Мое тогдашнее состояние было легче скрывать, чем скрывать гиперактивность, из активного и яркого ребенка я стал задумчивым, подавленным, отстраненным подростом.

Мои друзья не менялись, они так же веселились, рисковали, пили, а мне это становилось в тягость. Когда друзья веселились и кругом была беспечность и задор я будто разумом где-то витал, я был не с ними, я был не с собой, я был нигде. Я стал понимать, что некогда близкие друзья, которые были для меня важны, с которыми я многое прошел, с которыми я был на грани и на вершине, становятся мне чужими, я перестал быть в теме и понимать их. Когда я впервые это осознал мне стало жутко, я испытал сильный страх и тревогу. Если не они, то кто? Как мне быть одному? Я не справлюсь один, мне нельзя быть одному, сидеть дома это худшее что может быть, там никого нет, родители на работе, отец вообще в командировке, сестра занята своей семьей, а брат занят своими делами. Я не хочу принимать действительность, пусть я друзьями не на волне, пусть я их перестал понимать, пускай они мне стали чужими, но лучше я буду с ними, чем один, эта мысль успокаивала меня. Проведенное с моими друзьями время моего перехода из ребенка в подростка, время, наполненное множеством событий, грели мне душу, нам всегда было что вспомнить, и я продолжал быть с ними, но став чужим среди своих.

Всему есть предел. Ранней весной мы зависали в беседке с Деном, Алекс отошел домой, Самсон уехал куда-то со своим отцом, в тот день было скучно. Ден вспомнил о веселой и отвязной Виктории и решил ей позвонить. Он набрал номер, она ответила и вроде как была рада его услышать, едва они успели обмолвиться как трубку у Виктории выхватил какой-то парень, Ден что-то, предчувствуя, включил громкую связь.

– Ты кто, что ты сюда звонишь? – этот парень был явно не адекватен, скорее всего пьян.

– В смысле? – спросил Ден.

– В прямом, кто ты вообще есть?

– Я кто? Я звоню своей подруге, а ты выхватываешь трубку. Ты считаешь это нормальным, полудурок?

– Может быть я ревную… Стоп. Как ты меня назвал?

– Полудурок ты конченый, трубку верни Виктории, иначе пожалеешь.

– Вот как. Послушай, я возьму твой номер, и мы договоримся о встрече и только попробуй скрываться от меня, я найду тебя.

– Это ты послушай, я приду к тебе и докажу какой ты ублюдок. На связи, – Ден нервно сбросил звонок и швырнул телефон на стол в беседке. Я понял, что снова начинается по новой, снова он влипает в неприятности и конечно же тянет нас в них. Подошел Алекс мы ему все рассказали, он конечно же стал орать на Дена, но смысла не было. Телефон Дена зазвонил, это была Виктория.

– Ден, что там у вас?

– Да ничего, просто пообщались.

– Просто? Ну, ну.

– Забудь. Лучше расскажи, как твои дела и где ты пропадаешь?

– Пообщаемся позже, мне нужно идти, передай привет всем. С этим парнем ничего не нужно делать, я разберусь. Он просто выпил, не обращай внимания.

– Ну кто-то же должен его научить не вырывать чужие трубки и не вмешиваться в разговоры, которые его не касаются. Он твой парень?

– Нет, конечно, – наступила неловкая пауза.

– Ладно, поговорим позже, пока, – Виктория быстро скинула, Ден с некой тоской положил телефон и взглянул на нас.

– Как хочешь Ден, обижайся, делай что хочешь, но сам разгребай свои проблемы, в которые вляпываешься на пустом месте, – сказал Алекс.

– А зачем он забирает телефон, когда я с ней общаюсь?

– Да он пьяный, это же было понятно. Сказал бы ему дай трубку Виктории без оскорблений и понтов. Но нет, ты так не умеешь, это так важно для тебя, влетать в проблемы.

– Да пошел ты Алекс, если ты любишь терпеть, то, пожалуйста, меня не тяни за собой, ведешь себя как терпила.

– Что ты сказал? Да я из-за тебя не раз получал и решал твои же проблемы с нашими старшими, как ты смеешь, – они начали толкаться, я вмешался.

– Хватит. Может быть, тот тип уже забыл обо всем. Как, впрочем, и Виктория, она уже месяца два не выходила на связь с нами, думаете она очень занята? Даже в школе избегает нас, будто не замечает и лишь изредка здоровается.

– А что ей с нами делать, если этот придурок вечно нас тянет на днище и хочет, чтобы мы стали инвалидами, – сказал Алекс.

– Да пошли вы. Один вечно гонит на меня, хотя я не при чем, я просто делаю это по инерции, машинально, не могу я быть униженным, ясно? Второй ходит такой весь загадочный как зануда, что блин с тобой стало вообще, раньше ты был душой компании?! – сказал Ден и посмотрел на меня.

– Может быть я повзрослел, а ты нет, – сказал я и Ден подошел ко мне пристально смотря в мои глаза. Выдохнув, он резко отошел и направился в сторону своего дома.

– Всегда не будет вести Ден, однажды ты доиграешься, – крикнул ему в след Алекс и Ден не оборачиваясь послал его средним пальцем.

– Почему я зануда? – спросил я у Алекса.

– Не знаю, забудь. Он злиться из-за Виктории, он думает, что она променяла нас, а я думаю, что она просто перестала с нами общаться из-за него, из-за его забав после которых мы чудом остаемся целы и о которых он рассказывает с гордостью всему району, а гордиться там нечем. Все уже давно знают, что нельзя с ним иметь дела, потому что все его дела ведут к созданию проблем. Будь я на месте Виктории я бы тоже нашел спокойную компанию и свалил.

– Но мы не можем свалить и его бросить, мы же друзья.

– Навсегда. А он побеситься и сам к нам придет, вот увидишь.

Я умолял высшие силы, Бога, кого угодно, чтобы тот парень забыл обо всем и не было никаких последствий. Если мы Виктории хотя бы немного дороги она все уладит, я в нее верил.

Неделю от Дена не было никаких вестей, он не выходил на связь, без него даже стало как-то спокойно на душе, но все же его не хватало. Я с Алексом сидел в беседке у дома Дена, когда нам пришли на телефоны сообщения от него с просьбой зайти к нему. Мы не замедлили, он открыл дверь, мы сразу заметили, что он не в себе, он был подавленным. Мы прошли к нему в комнату, и смотря в окно он заговорил.

– Я извиняюсь перед вами, я был не прав.

– Ладно, забыли. Ты как вообще? Выглядишь паршиво. Если ты из-за Виктории, то я уверен она еще пожалеет и выйдет с нами на связь, мы долго дружили и это не могло пройти бесследно, – сказал я, пытаясь его приободрить.

– Нет, нет. Я его знаю, ты снова куда-то вляпался, да? Поэтому ты нас позвал, я прав? – сказал Алекс.

– Нет, я вас давно еще хотел пригласить. Просто мне надо было побыть одному, все взвесить.

– Ты серьезно?

– Да, Алекс, прикинь, такое бывает.

– Ну ладно, убедил, – они посмотрели друг на друга с неким призрением.

– Но вообще да, есть проблема.

– Ну и что? Так ты «все взвесил»? Когда прижало сразу к нам. Я даже слышать не хочу, что ты опять натворил. Пошел ты, я сваливаю, твоя задница, которая не может усидеть, не создав проблем точно нас убьет, – разъяренно сказал Алекс и вышел из комнаты, Ден смотрел в окно, рассматривая что-то с озадаченным лицом.

–Эм…, – я хотел, что-нибудь сказать, чтобы разрядить обстановку. Но резко вернулся Алекс и сел рядом со мной на диван и с неким сарказмом заговорил.

– Ну давай, рассказывай, что опять?

– Помните того борзого типа, с которым я общался, когда он вырвал трубку у Виктории.

– Да, ты ему нагрубил, вот он и стал борзой, – резко заметил Алекс.

– Не суть.

– Да, конечно, не суть, грубить и обзывать кого попало это же для тебя нормально.

– Ты мне дашь сказать?

– Да, да. Ну я уже понял, он забил тебе стрелку, а ты один идти не хочешь. Нет! Ты боишься. Все очевидно и поэтому ты нас и позвал, и даже извинился.

– Нет, он забил ее давно, на следующий день после того разговора. И я думал идти один, но это же так скучно.

– А чего сразу нам не сказал? – спросил я.

– Гордость.

– Ну вот и иди с ней теперь на эту стрелку, – сказал Алекс, Ден замешкался и опустил глаза. – Ладно, когда нам там нужно быть? – выдохнув сказал Алекс.

– Завтра, иначе он сам придет за мной.

– Надо бы еще людей собрать, мало нас, – сказал я, идти втроем было глупо, надо хотя бы собрать человек 6-7.

– Нет, мы договорились, что это дело только наше, того борзого типа, который со мной общался и меня, только мы будем драться.

– И ты ему веришь? – озадаченно спросил Алекс.

– Ну да.

– А где будет встреча? – спросил Алекс.

– У них на районе, восточный район от нас, напротив пехотного.

– Хорошо, что не пехотный, нам хватило с ними встречи, – сказал я.

Мы все задумались. Стрелка, разборки, как всегда, ничего нового. Мы с Алексом даже не удивились, но отказаться не было даже мыслей. Было страшно, но дружба выше страха.

– Тогда мы пойдем по домам, нужно выспаться и все же пару человек можно взять, мало ли, – сказал Алекс и мы с Деном согласились.

– Надеюсь не будет ничего серьезного, хорошо, что тот тип хотя бы с нового города, – сказал тревожно Алекс.

– Думаю все будет нормально. Они сами честно все решат, это их проблема. Тот вырвал нагло телефон, Ден ему нагрубил, оба хороши. Им решать, а мы просто, поддержка, Дену одному хорошо там не выстоять, – сказал я, успокоив Алекса, как и себя.

На следующий день я прибывал в подвешенном и пугающем настрое. Вроде бы Ден со своим обидчиком решат проблему сами, но, с другой стороны, все может пойти не по сценарию, о котором договорились Ден с тем парнем и доверять какому-то незнакомцу было сомнительно. Я хотел собрать людей побольше, но если мы придем большой толпой то и они ответят тем же и драки не избежать, кроме этого если звать таких, как Макс то они уверенно устроят драку, потому что им драться по кайфу, хоть там будет 27 человек против нас 6-ти, все равно такие люди как Макс затеют драку, поэтому лучше уж мы сами. В глубине души я знал, что если есть договоренность, то все должно пойти строго по ней. Если ты мужик, а свое слово не держишь, то какой ты на хрен тогда мужик?

За мной зашел Алекс.

– Ну как настрой?

– В целом не плохо, но нервы бьют.

– Да, у меня тоже. Но я думаю все обойдется, как и всегда.

– Ты же сам говорил Дену, что когда-нибудь он доиграется, может это и есть тот самый случай?

– Да я это не серьезно тогда сказал. Знаешь, мне кажется, это судьба Дена, влипать, но выхолить целым и почти невредимым. Это, наверное, приносит ему удовольствие и в глубине души, когда он создает проблемы он уже знает, что ничего серьезного эти проблемы не принесут, другого объяснения у меня всему что он творит нет, у него на этот счет обостренная чуйка.

– Надеюсь ты прав.

– Я утром встретил Платона, он с нами и еще Самсон.

– Не плохо, я думал Самсон после пехоты никогда никуда не пойдет с нами.

– Нет, он смелый парень.

В беседке нас уже ожидал Платон и Самсон, они были в игривом настроении, все шутили и в этой атмосфере я расслабился. Подошел Ден, его настрой был тоже позитивный, он был уверен в своих силах и в том, что одолеет того типа. В уличных драках побеждает часто не самый сильный, а самый смелый и уверенный в себе, уверенность придает большие силы и может легко подавить психологически соперника, которого забить не составит труда и у Дена этой уверенности было через край. Ден не стоял на месте разминая шею, ноги, щелкая кулаками, будто на стадионе готовился к какому не будь забегу. Мы шутили, не было никакого чувства опасности или прочего, и мы направились на восточный район. Я, Ден, Алекс, Самсон и Платон, должен был пойти еще один наш знакомый Артур, но он замешкался, и мы на него забили. Впятером на неизвестный район неизвестно к кому, известна была лишь цель, которая питала Дена, наказать того типа не столько за то, что он вырвал телефон, сколько за то, что он ревновал и злился на Викторию из-за того, что она перестала зависать с нами. Я уверен, он воспринимал ее уход как предательство, которому не было оправданий, и он не мог понять, что она просто хотела чувствовать себя в безопасности гуляя с другой компанией. Я думаю, она через силу оторвала себя от нас, это было видно по ее смущающимися взглядами, когда мы пересекались в школе, но видимо это видел только я.

Подойдя в нужный двор нас встретил тот тип, он был ростом с Дена, блондин с хамоватым взглядом, с ним было еще трое ребят, все наши ровесники, ничего ужасающего. Я подумал, что вроде бы все идет по договоренности, нас не ожидала куча народа с битами и это уже хорошо.

– Ну что, пойдемте туда где потише? – сказал виновник встречи с противоположной стороны.

– Да, нам полиция и чужие взгляды не к чему, – сказал ему Ден, и мы направились в сторону частного сектора. Все было спокойно, они шли впереди, ведя нас, мы позади. Не было никакой агрессии или наглых проявлений, все спокойно и взвешенно направлялись в укромный угол.

– Может нам пойти на череп? – спросил нас Ден.

– Нет, до него прилично идти, лучше не стоит, – ответил Алекс.

– А где это находиться и что за название такое «череп»? – спросил Самсон.

– Это за концом железнодорожных путей, там как-то нашли человеческий череп и с тех пор так и называют это место. Я думаю, это ложь и ничего там кроме заброшенных домов нет – ответил Платон.

Мы шли, общаясь и не замечали ничего вокруг себя, адреналин начинал подступать, мы заходили все глубже и глубже в частный сектор, и мы даже толком уже не знали где находимся. Нас резко прервал Самсон.

– Пацаны, что-то их становиться все больше.

Мы оглянулись и позади нас шли человек 6. Впереди к идущим подошли девушки, примерно около 7-ми, Виктории среди них не было, по-любому она не явиться, уверен, ей стыдно, она чувствовала свою вину. Чем дальше мы заходили, тем больше людей подключалось, двое, трое, четверо, по одному, буквально после каждых 17-ти метров к ним подходили и здороваясь шли рассматривая нас. К изначальной четверке присоединилось уже порядка 27-ми или 33-х человек. Мы начали нервничать, стали подходить и ребята по старше, они шли и бросали в нас разъяренные или издевающиеся взгляды. Когда мы наконец пришли на место там еще стояло человек 16, совершенно разных возрастов, они свистели и кричали друг другу, им видимо было весело что мы впятером пришли к ним, мы были как овцы, окруженные волками.

Ден снял куртку и подошел к своему обидчику. Вокруг столпилось человек 50, мы всеми силами пытались быть расслабленными и надеялись, что договор в силе.

– Деремся пока один из нас не сдастся, – сказал Ден.

– А еще проигравший покупает ящик пива, – сказал соперник Дена и все кругом заорали поддерживая его.

– Да без проблем, – спокойно сказал Ден, он держался красиво.

Они мгновенно сцепились. Ден стал наносить резкие удары по лицу, его соперник зажался руками и цепляясь пытался свалить Дена, когда ему это удалось он стал его душить. Девушки, которые были там их разняли и попросили не применять удушение, потому что это слишком легко. Драка продолжилась. Ден активно работал кулаками тот же кое-как уворачивался лишь изредка кидая удары, от которых Ден легко уворачивался, победа Дена была очевидна. Но помните правило, что часто выигрывает не самый сильный, так и произошло. Пока Ден его бил по сторонам активно орали друзья соперника, которых было гораздо больше, чем нас. Нашу поддержку не было даже слышно, они активно орали и кидались на Дена, пытаясь его сломить.

Ден быстро понял, что выигрывать нет смысла, это только их разозлит и последствия могу быть ужасными и он намеренно дал ему себя уронить, и получив пару ударов сдался. Это было жалкое зрелище, всем было понятно, что он сделал это намерено. Когда он встал и подошел к нам, надел куртку, толпа просто сорвалась с цепи, они орали, они стали к нам быстро приближаться, все шли на нас с кулаками, на меня лично уставилось как минимум человек 7, готовые напасть. Алексу, стоявшему с левого края, прилетел удар в челюсть я это, видя, приготовился к худшему. Мы стояли у серой мрачной цементной стены, окруженные, у нас не было шансов на побег и на то, чтобы дать отпор. Я невольно задумался, вот и доигрались, Алекс был прав, тут на этом забытом месте нас и сделают калеками. Меня наполнила жизнь, ведь только перед смертью начинаешь ее по-настоящему ценить, а умереть в такой мясорубке было вполне реально.

– Давайте завалим хотя бы их малую часть! – я крикнул, что уже терять. Мы все встали в стойку, я вспомнил то, что говорил мне отец:

– Главное прикрывать лицо, продержишься дольше, нужно пристально наблюдать за ударами стараясь увернутся от них, и нанося удар в челюсть немного делать упор удара вниз, так будет эффективнее, – разумеется, я понимал, что их много и я буду забит уже через пару секунд, но какому-нибудь ублюдку я прилично попаду, умирать так с честью, чтобы хотя бы один из них запомнил мой удар, как и кто-нибудь из них еще запомнил удары моих друзей. Они подходили все ближе, время замерло, я стал чувствовать каждое мгновенье и слышать свое сердце, знакомые чувства и так от них тошно. Я осмотрел своих рябят, скорее всего я вижу их в последний раз такими здоровыми и готовыми к бою, наша дружба была лучшим что у меня было. Неожиданно и резко среди разъяренной толпы и между нами встала девушка из их компании.

– Стоять! Был договор, с вас пиво, все будет по-честному. Идите в свой район. Никто их не тронет понятно вам всем?! – они разочарованно стали отступать. Мы просто охренели от ее поступка и от того, что совершенно левый для нас человек за нас заступился и что такая хрупкая девушка имеет честь и порядочность.

– Как тебя зовут, – спросил у нее Ден, она была встревожена и лишь произнесла:

– Быстрее уходите, я их не смогу сдерживать вечно, – мы аккуратно стали выходить из окружения, я видел, как они тяжело дышали, их взгляды были полны ненависти, руки были крепко сжаты в кулаки, они смотрели на нас как на мясо, которое им не дали приготовить, они были животными, которые упустили добычу.

Я совсем не понимал их агрессии, мы ничего им не сделали, мы лишь пришли поддержать друга, который должен был честно помериться силами, но показав свою силу сдался из-за давления этих нелюдей. А теперь они хотят просто так нас избить, просто по фану, потому что им этого хочется, нанести вред, это нездоровые люди с нездоровой психикой и мозгами и молодость не оправдание. Я со своими друзьями никогда и не за что не стал бы причинять кому-нибудь боль просто так, у нас никогда не было таких желаний, мы были миролюбивы. Так много людей испорченных, так много людей озлобленных, всяких садистов, убийц, если задуматься, то страшно становиться жить, ведь они среди нас, твой сосед возможно тот еще садист.

–Ждем завтра ящик пива, – сказал псевдо-победитель.

– Ага, – отрезал Ден, и мы направились в сторону своего района. Мы шли молча, не оглядываясь, желая скорее оттуда уйти. Черт, снова нас пронесло, походу у Дена реально чуйка ходить по лезвию не получая ранений. Отойдя на метров 70, мы вдруг услышали крик.

– Пацаны, бегите!

Мы оглянулись и увидели кричащую нам ту самую девушку, которая спасла нас встав между нами и толпой, которая так уверенно шла на нас. Она спасала нас снова, она божественна, такие как она буквально заставляют верить в людей. Мы увидели, как толпа из человек 30-ти бежит за нами, а та девушка безрезультатно пытается сдерживать хотя бы кого-нибудь из них, но они вырываются от нее. Крик с призывами насилия и смех сопровождали их, не думая мы ринулись бежать.

Знаете, говорят, что у спортсменов бегунов после долгого бега, когда уже силы на исходе открывается второе дыхание для последнего рывка к финишу? Так вот, у нас это второе дыхание открылось моментально, мы побежали быстрее ветра. Мы немного приостановились, когда Самсон споткнулся и чуть было не упал, Ден его поймал в последний момент за руку и подтянул к себе и он продолжил бег, это был жест истинной дружбы. Мы ускорились настолько насколько только могли. Уже стемнело, мы бежали куда глядят глаза, в частом секторе темно, дорога разбита, мы бежали, одновременно ощупывая дорогу, чтобы не споткнуться. Но все же мы оторвались от них, даже не устав и лишь слыша позади разъяренные крики и топот ног, который становился все дальше и слышалось как многие уже отстали и бежали за нами уже единицы. Мы прилично оторвались от них и уже думали остановится и перевести дух как внезапно перед желтым светом фонаря на дорогу выходит парень с огромным бревном в руках похожую на шпалу от рельсов, это было эффектно.

– Стоять! – сказал он командирским голосом и выкинув бревно схватил Платона. Мы остановились, держа Платона он стал звать подмогу, мы переглянулись и недолго думая напали на него. Он, получив пару ударов отбежал, мы продолжили свой бег. Мы бежали по темноте толком не зная куда, бежали на свет города, и наш бег стал сбавлять обороты, когда мы заметили высокие дома, я еще никогда так не был рад видеть очерк родного города. Мы сбавили темп и постепенно начали идти, мы не могли говорить, нужно было отдышаться, мы молча дошли до своего района и усевшись в беседке стали приходить в себя.

– Как мы выжили вообще? – сказал, задыхаясь Платон.

– Добро пожаловать в нашу жизнь, – ответил Ден.

– Ден, ты хоть понимаешь, если бы не та девушка нам бы отбили голову, – крикнул Алекс.

– Началось, – закатив глаза повыше сказал Ден ему в ответ.

– Все же обошлось, как и всегда, – сказал с улыбкой Ден.

– Да ни хрена не обошлось, Ден. Я реально думал, что мы там у той стены сляжем.

– Алекс, хватит уже. Надо решать, что делать с этим.

– В смысле? – спросил Платон.

– Завтра в школе я подойду к Юну, он все решит. Юн был неким старшим в школе, к нему все обращались, когда возникали проблемы, он был неким судьей. Жил он на пехотном районе, знал ребят из «пехоты», поэтому к нему все относились уважительно ну и вообще в нем была некая сила, у него был сильный взгляд и он ненавидел несправедливость, тереть не мог, когда люди наглели.

– Да, лучше его никто это не решит, – сказал Алекс.

– Я уже не удивляюсь тому, как нам везет, мы той девушке можно сказать жизнью обязаны, – сказал я.

– Да, надо будет ее отблагодарить, – сказал Алекс.

– Как твоя челюсть? – спросил я Алекса.

– Что?

– Челюсть, тебе же прилетел в нее удар?

– А, да в норме все, я даже забыл об этом.

Мы сидели и все еще не могли отойти от бега и от того, что были на грани, пожалуй, самого жесткого избиения, та толпа забила бы нас, они были настроены очень жестоко и били бы пока мы не вырубились на хрен, они хуже зверей. Внезапно мы посмотрели друг на друга и стали смеяться, это произошло само собой, мы наполнились легкостью и легкомыслием. Нам было так кайфово от того, что мы смогли избежать этой опасности. Но меня это и настораживало, я видел, как Ден начинал верить в себя и с некой манией величия хвалиться тем, что мы избежали ужаса, который мог настать если бы на нас напала та толпа. Ден написал им сообщение: х… вам, а не пиво! На это ничего не ответили.

На следующий день в школе я направился к выходу, чтобы покурить и услышал крики.

– Зачем вы вообще пошли? Надо было сразу сообщать мне, там все организованны, они все за любое движение, вам крупно повезло, придурки, – подойдя, я увидел Юна который стоял в толпе и кричал на Дена, увидев меня он резко направился в мою сторону. – И ты там был? Брату бы твоему сказать, он в первую очередь даст тебе подзатыльника, – Юн ушел, оставив Дена в замешательстве, я подошел к нему и позвал покурить.

– И что нам теперь делать?! – сказал Ден.

– Подожди, он же не отказал.

– Ну и не сказал, что поможет.

– Вот и подождем, утро только началось.

После 6-го урока мне пришло сообщения от Дена: подходи за школу. Меня это насторожило, за школу обычно ходят на разборки. Я подошел, там стоял Юн, Алекс, Ден и Платон, Самсон сидел в стороне.

– Забивайте им стрелу на завтра в 4 часа. Я буду там и возьму еще пару ребят, решим все, слишком они верят в себя, надо их остепенить пока они не натворили дел, – сказал Юн и нам всем стало спокойно. – Сколько говоришь их было, человек 50?

– Ну, плюс, минут, – сказал Ден.

– Ублюдки, – с ненавистью сказал Юн и ушел.

Мы выдохнули, лучше, чем Юна на этой разборке не могло и представиться. Ден сразу им написал сообщение о встрече, на что пришел ответ: с радостью. Они, наверное, рассчитывали на ящик пива, а мы рассчитывали, что они увидят Юна, потеряются и извиняться перед нами. Зла мы не держали и не хотели какого-либо насилия, хотя они это заслуживали, но мы были не из тех, кто хочет это устраивать. Нас больше умилил и вдохновил поступок девушки из их окружения, она настоящая героиня, мы хотели ее отблагодарить и пришли к тому, что нужно подарить ей цветов, сразу после школы я скинулся с Алексом и Деном и мы купили большой букет для нее, было бы больше денег мы купили бы ей что угодно. Она стоила всего на свете, без нее мы бы покалеченными оказались бы в больнице и это в лучшем случае.

На следующий день я не пошел в школу. Я направился на остановку прокатится на автобусе вокруг города, я так делал, когда не хотел идти на учебу, часто прогуливать не получалось иначе сразу же звонили родителям, но иногда уроки выпадали легкие, на которых учителя не отмечали отсутствующих. Поездка занимала около часа и помогала мне подумать и отвлечься, а перед встречей с теми, кто хотел тебя забить, забыться и расслабиться было необходимо. Когда уже я почти доехал до своей остановки, в салон вошли двое, я узнал одного, он был на позавчерашней разборке, он злостно направился ко мне, но его друг остановил его.

– Стой, они сегодня сами придут, тут полно людей, – сказал его друг и тот остепенился, смотря на меня злыми покрасневшими глазами. Я даже не напрягся, Юн внушал мне уверенность.

– Вы же сегодня приедете?

– Все как договаривались, – сказал я и они быстро вышли из автобуса на следующей остановке.

Около 10 утра обычно автобусы были почти пустыми, я ловил уединение и покой наблюдая за пейзажами в окне и слушая спокойную музыку. После полного круга вокруг города я возвращался домой, там уже никого не было, и я сидел в сети уходя в себя.

В 3 часа за мной зашел Алекс, его звонок в дверь вызвал волнение. Я вышел к нему немного встревоженный. Он был с цветами для той спавшей нас девушки и смотрелся с ними не ловко.

– Ты чего такой мрачный? – спросил он меня.

– Даже не знаю, может, потому что мы идем к тем мудакам или потому что Ден теперь точно поверит в свою силу и будет создавать проблем еще больше.

– Слушай, с нами Юн, они по любому его знают. Все разрешиться. А на Дена будем давить, может одумается.

– Одумается? Смешно.

– Выходи уже.

Мы подошли к дому Дена, он вышел к нам совершенно заведенный и счастливый.

– Пацаны, давайте их изобьем, всех по одному? Юн по любому разрешит их наказать, – мы переглянулись с Алексом, в его глазах я увидел согласие с моими словами о нем и встревоженность.

– Ден, давай туда придем с Юном, а потом уже решим, что и как делать, – сказал я.

– Скорее бы, – сказал Ден, он был будто по вершине мира, это настораживало и давало ясно понять, дальше будет хуже. Подошел Платон и Самсон, они были спокойны и молчаливы, будто не в теме. Дену позвонил Юн.

– Мы уже на месте, подходите в тот двор, где вы виделись впервые с ними.

Мы отправились в путь, Ден шел впереди всех быстрой походной, мы с Алексом шли на ровне и переглядываясь тревожно смотрели Дену в след, мы понимали, что он начинает верить в свою удачу и безнаказанность. Придя туда, мы оглянулись и не заметили Юна. Мы занервничали, если они придут, а Юна нет, как нет и их пива то нам точно не уйти своими ногами. И когда мы стали уже отчаиваться внезапно подъехала красная машина времен ретро, эта классика смотрелась гармонично на фоне старого убитого дома, рядом с которым мы стояли, из машины вышел Юн.

– Что малые, думали я вас кинул? – с улыбкой Юн произнес, – из машины вышли трое крепких мужиков и подошли поздороваться. Мы почувствовали настоящий покой и защищенность, комфорт можно было буквально считать с выражений наших лиц.

Мы принялись ждать своих обидчиков, они задерживались, Юн попросил набрать им и дать ему трубку. Позвонив, он борзо приказал им идти скорее и выслушав ответ усмехнувшись сбросил звонок.

– Они не ведают что говорят. А что за цветы?

– Это девушке, которая спасла нас, – ответил я ему.

– А, наслышан, умно.

Мы увидели, как из-за угла дома к нам направляются человек 16. Заметив нас они ускоряются, но замечая Юна половина из них останавливается и собирает у всех биты, палки, какие-то камни или гири, из далека было не понятно, но факт того, что они шли с битами и с чем-то тяжелым давал осознать всю серьезность положения и благодарность Юну, мы смотрели на него как на героя. Половина их уходит, а другая, отдавав свое так скажем оружие идет к нам и здороваться с нами за руки, с каждым. Юн видя это наполняется задором.

– Ну, какие проблемы? – спросил Юн.

– Они нас кинули на пиво, а договор был что проигравший в стрелке покупает ящик пива, – сказал тот, который дрался с Деном.

– А договор был что вы толпой, как крысы кидаетесь на них пятерых? – они отвели взгляд. Юн стал на них орать и ударил самого старшего из них в душу. Резко подбежали 3 девушки, одна из которых была та самая, которая нам помогла. Алекс тут же стал тянуть к ней цветы, Юн ее быстро оценив, а она была очень симпатичной выхватил букет и поднес его к ней.

– Это вам, в знак благодарности, за то, что вы спасли моих младших ребят.

– Да не стоило, спасибо, – она нежно взяла букет.

– Вообще-то он от …, – не успел закончить Алекс как его ударил в плечо Юн, – наша спасительница рассмеялась, я уверен в том, что каждый кто там был в нее и влюбился, она была чудесной. Но у нас не было шансов, когда тебе 14, а ей 16 или 17, то это пропасть неимоверная. Юн пытался с ней флиртовать, но это было бесполезно, она вежливо отказывала ему. Когда наконец Юн понял, что у него нет шансов он вернулся к нашей ситуации.

– Короче, вы поступили подло. Толпой давили, не дали решить проблему по-честному, потом еще хотели избить тех, кто вообще не при делах, тех кто пришел с миром, тех кто не побоялся прийти к вам поддержать своего друга, тех кто доверился вам, ублюдкам, – кто-то из них попытался что-то сказать, но Юн резко его прервал, приложив свой палец к его губам. – Сейчас прямо здесь они дерутся и уже честно, так мы решим с кого пиво. Есть возражения? – все молчали, и я увидел у того, с кого все началось страх в глазах – карма, никак иначе. Мы, наслаждались тем, как решал нашу проблему Юн. – Ну что вы стоите, начинаем! – сказал с улыбкой Юн.

Ден снял куртку и кинул на траву, его соперник робко снял куртку и подошел к Дену. Все молчали, лишь Юн смеясь подталкивал их скорее начать. Ден кинулся на него, начал наносить удары, тот пару раз криво махнув кулаками и стал закрываться руками. Ден не останавливался и когда его соперник упал, Ден продолжал его бить. Наши ухмылки сменились удивлением. Ден жестоко продолжал его избивать. Самсон с Платоном попытались его оттащить, но он, ударив их локтями вырвался и продолжил добивать своего соперника которой уже кричал что сдается. Юн вырвал Дена и швырнул за землю, Ден успел напоследок пару раз ударить того ногами. Юн посмотрел пристально Дену в глаза.

– Достаточно, псих, – указывая пальцем сказал Юн, – Ден, тяжело дыша с красными глазами поднялся и резко психуя взял куртку и стал на месте. Я увидел впервые его такого, такого жестокого и агрессивного, его глаза были полны крови и жажды добить соперника до последнего. Мы с Алексом с ужасом переглянулись. Самсон с Платоном не могли на это смотреть и отошли в сторону. Юн убедившись, что Ден угомонился, подошел к лежащему. – Вставай, давай, герой, вчера ты был намного круче, да?! – когда он помятый встал и отошел к своим ребятам Юн осмотрел их. – Все было честно? – все молчали. – Молчание знак согласия. С вас ящик пива мне и моим ребятам, – он осмотрел нас после слов: моим ребятам, дав понять, что он о нас, а не о тех трех мужиках, наблюдавших у машины. – Вам понятно? – они кивнули и стали уходить. – Стойте, думаете мы будем вас искать? Принесете все завтра в 6 часов на пехотной район, во двор дома 17, а пока свободны, – они подавленные начали уходить. Ден стал направляться в их сторону. Юн его остановил. – Да что с тобой? Все решено, тронешь их я трону тебя, понял?! – Ден кивнул. – Все, завтра будьте в 6 в моем дворе, – Юн быстро сел в машину и уехал.

Мы довольные пошли на свой район. Но мы тревожились из-за Дена в нем будто проснулся зверь, который был болен бешенством.

– А может догнать их?

– Ден, успокойся, Юн сказал, что не стоит, или ты хочешь с ним проблем? Он нам помог, не играй с огнем, – сказал Алекс.

Я был поражен жестокости Дена, я никогда прежде в нем не замечал таких наклонностей. Платон с Самсон, пошли по домам. Я с Алексом и Деном отправились купить по хот-догу. По пути Ден стал говорить о том, как ему жаль, что Юн не дал ему хорошенько добить того типа.

– Ден, он сдался, уговор же был пока один из вас не сдаться, – сказал я.

– Да? А еще договор был что мы решаем только с ним нашу проблему и валим, а не бежим от башенной толпы. Думаешь если бы они нас тогда поймали, они бы не добивали тебя пока ты не перестанешь кричать?

– Ден, но мы смогли этого избежать и Юн круто все решил, что ты еще хочешь? – сказал Алекс.

– Хочу, чтобы каждый из них страдал, и я добьюсь этого, – жадно поедая ход-дог сказал Ден.

Мы направились по домам, и я подумал, что может это только сегодня Ден сходит с ума.

На следующий день мне совсем не хотелось никуда идти, был выходной, я поздно лег и поздно встал, но благодарность Юну была велика, и я не мог отказать встрече с ним. Я зашел за Алексом, и мы направились за Деном, дома его не было, позвонив он нам сказал, что он уже с Юном и ждет нас. Платон не пошел как и Самсон, я понимал их нежелание, они видели Дена в бешенстве, они видели Юна с суровыми мужиками, они видели эти разборки, агрессию, цинизм, это их насторожило и если Дену нравился ход таких дел то им это было совсем не по нраву, это было видно по их глазам, мы не стали их уговаривать.

Я с Алексом прибыли на место, там было человек 17. Юн поприветствовал нас и сказал никому нас не трогать, типа мы с ним. На нас смотрели с высока, в прочем так всегда смотрят старшие на тех, кто помладше, хотя часто те, кто помладше гораздо умнее старших. Возраст не играет роли, играет роль твой путь, твоя жизнь, можно и до 13 лет многое понять и пройти то, что некоторые не пройдут за всю жизнь. Нужно судить не по возрасту, а делать выводы по мыслям, словам, взглядам, поступкам, возраст всего лишь цифра, всего лишь информация о том, сколько человек прожил полных оборотов земли вокруг солнца.

Мы уселись в огромной беседке с большим столом. Был накрыт весь стол, пиво, водка, салаты, мясо, целый пир. Сзади к нам подошел Ден и приобнял нас.

– Почему вы еще трезвы?

– Мы не хотим пить, – сказал Алекс.

– В смысле? Вообще-то сегодня у меня день рождения, – я схватился за голову. Мы совсем забыли о нем из-за этих неприятностей и разборок, просто эта дата вылетала из головы, мы вообще даже не помнили, какое сегодня число, было так неловко, но Ден разрядил обстановку. – Да не грузитесь, я и сам забыл про свой день рождения, с этим разборками всего и не упомнишь. Я не держу зла, вы же мои лучшие друзья, а Самсон тоже забыл, и даже не пришел, – сказал Ден с некой обидой.

– У него там какие-то семейные дела, – сказал я, пытавшись избиваться от его обиды на Самсона.

– Да, дела, в сети он сидит весь вечер. Ну да похер, главное, вы здесь. Выпьем?

– Выпьем.

– Надо подумать о подарке, – шепнул я Алексу.

– Кастет будет лучшим ему подарком, – с сарказмом сказал Алекс.

Мы сидели в большой толпе, в основном ребят постарше, они ни о чем не говорили, кроме как о драках и девушках, тачках, нам было довольно скучно, лишь Ден с огромным энтузиазмом их слушал. Его поздравляли и подарили ему огромный нож, он был счастлив, и смотрел на него, как на нечто всю его жизнь желаемое, я совсем не понимал, зачем он ему и чему он так рад. Алекс изрядно выпил и стал веселиться вместе с ними, я особо не пил, мне выпивки хватило в санатории, кроме этого, дома могли учуять запах перегара, мне не к чему разборки с родителями. Ко мне подсел Юн.

– Что-то ты какой-то зажатый, все хорошо?

– Да, просто не выспался.

– Перенервничал?

– Да вроде нет.

– У тебя брат мог решить все проблемы, почему ему не сказал?

– Не люблю жаловаться.

– Уважаю! Ладно, расслабься и выпей. Важно то, что ты цел, лови момент, – ловить момент в компании, где почти никого не знаешь и где все пьют, орут и обсуждают девчонок и разборки для меня было скучным, я чувствовал себя лишним.

Ден в этой компании цвел, из-за его невысокого роста или харизмы, или чего-то еще, все относились к нему с неким покровительством, будто для всех этих старших ребят он был младшим братом, он жадно и взахлеб впитывал все, что ему говорили, как они это говорили, как себя вели.

Все старшие стали собираться в клуб, нас туда, конечно же, не пустили бы, мы были слишком малы, и нас оставили опустошать стол. Все затихло, обветренная еда была совсем не аппетитна. Немного посидев, мы решили пойти на свой район, был вечер, ранняя весна, было довольно холодно, мы решили отправится в подъезд. Перед уходом Ден обратил внимание на бутылку водки.

– Слушайте, давайте ее возьмем, – сказал Ден, смотря на нас горящими глазами.

– Тут же почти литр, это нас убьет в хлам, – сказал я.

– Да, и это круто, – сказал Ден.

– Ну, ладно, – сказал Алекс.

– Ты с нами? – спросил у меня Ден.

Они посмотрели на меня, жалобно и с ехидными взглядами. Я не хотел, меня раздражал даже запах водки, еще в санатории я, немного ее отпив, сразу же выплюнул эту горечь. Но Ден меня легко убедил, жалобно сказав:

– Ну, слушай, у меня день рождения раз в году, сегодня можно, – как я мог отказать, у меня не было тогда никаких причин на это, хотя я привел одну:

– Не хочу я разборок с предками, они учуют запах от меня, иногда меня проверяют, когда я прихожу.

Мы курили, почти всегда держа сигарету палочками или прищепками, чем угодно, лишь бы поплотнее и подальше от пальцев, чтобы запаха не было. Не могу сказать, что меня проверяли каждый раз, когда я приходил домой, но периодически такое случалось. Один раз я попался. Я пришел домой и никого не было, я решил выйти покурить на балкон, докурив, я выкинул окурок как в тот же момент на балкон вышел отец и попросил ему дыхнуть. Конечно же, все было очевидно, но надо отдать ему должное, он не стал меня бить, кричать и прочее, он просто сказал мне, чтобы я сидел и ждал его на кухне. Он отлучился на минут 16 и, вернувшись, кинул на стол красную пачку каких-то сигарет и присел ко мне.

– Давай, закуривай, – я растерялся. – Ну и чего ты ждешь? Давай быстрее, у меня еще дела сегодня, – я неспешно открыл пачку и вытащил сигарету.

– И чего ты как черепаха? – сказал отец, зажег огонь и поднес его ко мне. – Давай, закуривай, – я робко взял сигарету и подкурил. – Давай, кури, кури скорее.

Я никак не ожидал, что вот так буду сидеть с отцом и просто курить перед ним, я боялся, что он узнает о том, что я покуриваю. Я курил перед отцом так, будто делал это в первый раз, вдыхал дым не в затяг, делал все неуклюже, пытавшись изобразить то, что я не курю, а просто балуюсь этим, отчасти это так и было, но все же, сигарет по 7-8 в день я выкуривал, и это в 14 лет. Отец понял, что я выделываюсь и, улыбнувшись, вышел из кухни за пепельницей. Как только он вышел, я стал курить в затяг, и манерно, как опытный курильщик, но, когда отец вернулся, я снова играл роль некурящего, потерянного ребенка, которого заставляют курить, это было нелепо и казалось забавным. Я докурил сигарету и неуклюже ее затушил. Сигареты была очень крепкая, и во рту остался очень горький привкус.

– Давай, закуривай следующую, – сказал отец, не отвлекаясь от телефона, – я не понимал, к чему все идет, и закурил снова, выкурив следующую, отец сказал курить дальше, и таким образом я выкурил одну за другой сигарет 6. Я закашлял, отец пристально на меня посмотрел. – Ну как, нравится, круто курить? Если будешь курить, то потом будет очень сложно бросить, кроме этого, сейчас ты растешь, и пока что твой организм легко переносит эту отраву, а когда ты вырастишь, у тебя появится одышка, ты будешь нервным и подавленным, сигареты сократят тебе жизнь, многие запах сигарет вообще не переносят, особенно девчонки, как ты будешь целоваться, ты этого хочешь? Береги здоровье с молода, чтобы взрослым не страдать и не тратить кучу денег на лечение, – я кивнул отцу. – Если еще раз я почувствую от тебя запах табака, ты выкуришь у меня целый блок самых горьких и дешевых сигарет, неделю потом будешь чувствовать горечь во рту.

Может это и был хороший метод, но он не сработал. На следующий день я снова курил, только уже не легкие, а суперлегкие сигареты. В моей компании курили все, я этим себя не оправдываю, и я вовсе не делал как все, я думаю, что моя наклонность к курению кроется гораздо глубже. Мой отец всегда курил, я с малых лет чувствовал от него запах сигарет, наблюдал, как он курит, запах был на его одежде, на балконе стояла ракушка, которая использовалась им как пепельница. Запах табака присутствовал со мной с первых дней, и он не был для меня противен, он был для меня даже по-свойски приятен. Я знал, что это вредно, что это убивает, что многие против курения, но для меня табак не был посторонним, он всегда преследовал меня. Я считаю, когда курят родители, то их дети намного больше подвержены влиянию начать курить, это тебя окружает с самого начала, и, пробуя курить, ты не испытываешь никаких негативных чувств, это для тебя нечто знакомое и даже родное. Я не виню отца, и он пытался огородить меня от курения, показывая документалки о вреде курения, часто обсуждал это и осуждал, но не помогло, я курил.

После моих слов о том, что меня проверяют родители, Ден достал пару таблеток темного цвета.

– Смотри, эти таблетки избавляют от любого запаха, хоть ты что съешь или выпей, я проверял, я тебе отвечаю!

– Тогда да, выпьем, – сказал я, изображая веселье, как я мог еще возразить?

Ден улыбнулся и, взяв бутылку, мы направились в подъезд. Мы были в подъезде на седьмом этаже, а на восьмом жил наш знакомый мужик. Иван был наркоманом, он кололся, и все об это знали, но никто никогда его не видел под кайфом, он был довольно веселый и часто подходил к нам в беседку, шутя и прося денег на шприцы, и умоляя нас ему их купить. Мы толком не знали, какие наркотики он принимает, почему он не может сам купить себе шприцы, наверное, ему было стыдно их покупать самому, но нам было с ним весело, это было главным. Ден поднялся к нему и попросил стаканы и что-нибудь закусить. Он вынес нам три больших стакана и сэндвичи с красной рыбой. Ден залил эти стаканы целиком, они были огромными.

– Ну что, до дна пацаны?

– Вы гоните, вы же будете валяться здесь, – сказал Иван и я напрягся, опустив стакан, Ден заметил это.

– Да я пил, и больше, просто будет весело и все.

– Ладно, я за вами присмотрю, так уж и быть, – с недовольством сказал Иван.

Мы чокнулись и залпом стали пить, мне казалось это бесконечным, еще бы чуть-чуть и мое горло сгорело нахрен, я хотел остановиться, но взгляд на сморщенных, но пьющих Дена и Алекса, не давали повода сдаться. Кое-как мы допили и закусили сэндвичами, я еще никогда так не был рад еде, она намного облегчила жгучую боль в горле, в глотке, в пищеводе и желудке.

Мы присели и закурили, и медленно, но верно мы стали пьянеть, Иван шутил, мы смеялись почти с каждого его слова, Алекс стал падать со ступенек и пытался удобнее прилечь и поспать, Иван вынес воды и умыл Алекса, тот немного пришел в себя. Меня стало качать, я не мог стоять ровно, опираясь и что-то бубня себе под нос. Ден стал кричать и петь, Иван нас вывел на улицу освежится. Только выйдя из подъезда, Ден сразу же кинул бутылку от водки в лампочку у входа в подъезд, она разбилась вместе с бутылкой, Ден на этом не остановился и с разбега прыгнул на капот припаркованной у подъезда машины. Иван его поднял с капота и сказал, что нам нужно отвести Дена домой и что с него хватит. Мы отравились в путь, мы уже отошли в соседний двор, когда я услышал крики и обернулся.

– Майкл, Майкл, успокойся. Я сам с них в шоке, они еще дети, – я увидел, как Иван сдерживает мужика с монтировкой, видимо хозяина той самой машины, на которую прыгнул Ден. Я не чувствовал опасности или чего-то в этом роде, пьяному и море по колено, Ден начал к нему подходить и пытаться замахиваться на этого мужика, мужик в шоке, Иван заломил Дена и толкнул в сторону тропы, которая вела к его дому. Алекс взял руку Дена, кинул ее себе за плечо и стал вести его. Мужик с монтировкой пропал, и мы направились дальше.

У дома Дена мы встретили Нейтона, он, смеясь, стал пытаться вести Дена, Нейтон ростом около двух метров, и Ден, ростом около 160-ти сантиметров смотрелись забавно, нас с Алексом это рассмешило. Иван куда-то пропал, мы стали идти к подъезду Дена. Ден стал кидаться на Нейтона, пытаясь ударить его по лицу, Нейтон лишь смеялся, даже не уворачиваясь, а просто поднимая вверх голову, Ден не мог элементарно до него достать, это смотрелось очень забавно, от смеха мы с Алексом упали на колени. Нейтон в конце концов берет Дена как куклу и несет домой. Дверь открыла мать Дена, и сразу поняв всю ситуацию, приказала ему идти в холодный душ, и он покорно зашел домой. Тут я резко присел на ступени и понял, что не могу стоять на ногах.

– О, вот и следующий на очередь домой, – улыбнувшись, сказал Нейтон. Пути домой я не помню, помню мы оказались у моей двери, и Алекс с Нейтоном меня держали за руки на своих плечах, дверь открыла моя мать, и с неким удивлением смотрела на меня пьяного почти в хлам.

– Принимайте! – сказал, смеясь Нейтон и мать меня потянула к себе.

Дальше я снова ничего не помню, кроме того, как я лег спать, и как смотрел на уходящую из комнаты мать, которая что-то недовольно сказала. В глазах все вертелось, это называется «словить вертолет», в глазах все вертится, и чем дольше смотришь на одну точку, тем сильнее все вертится кругами, и удваивалось, утраивалось, я кое-как я смог уснуть. Так я в первые сильно напился, и в этом не было ничего кайфового, совершенно ничего, особенно под конец.

С первым сильным опьянением на утро пришло и первое в моей жизни похмелье. Я проснулся с ужасным чувством сухости во рту, напившись воды, я очень захотел есть, я поел, и меня сразу же вырвало, голод никуда не ушел, и я поел снова, и меня опять вырвало, я понял, что пытаться даже не стоит. Мне никогда и никто не объяснял, что такое похмелье, и когда это состояние пройдет. У меня тряслись руки, болела голова, я жутко хотел есть и пить, хотя бы пить было можно и от этого меня не тошнило. Я дал себе слово – никогда не напиваться, это было ужасным чувством, и я чересчур рано его познал, хотя, возможно, это было даже хорошо, лучше раньше, чем поздно. Отец был в командировке, утром он мне позвонил:

– Что ты пил?

– Литр крепкого пива, я не ожидал, что меня так развезет.

– Как себя чувствуешь?

– Плохо.

– Так будет всегда, сначала весело, а потом ужасно, это того не стоит.

– Мне даже не было весело.

– Ну вот, тем более. Я надеюсь, ты усвоил урок.

– Еще бы.

– Ладно. Больше пей воды, кефира, чая, станет немного легче.

Я купил себе две пачки самой мятной жвачки, и, таким образом освежая себя, я прожевал их весь день, и к вечеру отошел, наконец поел и набрался сил. Пить много – это ужасно, я думал, что сойду с ума от похмелья, когда мое состояние пришло в норму, я был счастлив как никогда, и не хотел его терять.

Я благодарен отцу за его методы воспитания, лучше слов нет ничего, я все понимал и осознавал, тем более, учась на своих же ошибках, мать могла накричать и устроить разборки, это делало только хуже, а отец спокойно все объяснял, и я реально задумывался и делал выводы, это работало. Я часто слышал от друзей истории, как родители их били, как наказывали, лишали прогулок, интернета, телефона, и, как им казалось, что это поможет, но это только злило, а запретного хотелось еще сильнее, их методы делали только хуже, создавали обратный эффект. Разумеется все индивидуально, у каждого свой уровень понимания, но все же лучше пытаться решить все без конфликтов, стать для своих детей больше друзьями, чем просто родителями.

Я стал звонить Алексу, он не отвечал, мне позвонил Ден.

– Ну как ты?

– Утром было намного хуже.

– Понимаю, я сам думал, что сдохну, мне этого хотелось утром больше всего.

– Лучше нам так много не пить.

– Согласен. Слушай, я снова на 17-ом доме, подкатывай сюда, тут все, кто был с нами вчера, снова будем пить.

– Тебе разве вчера не хватило?

– Ну, перебрали мы, бывает. Сегодня такого не будет, мы немного.

– Нет, мне даже противно алкоголь видеть, меня точно там вырвет. Давай лучше прогуляемся на свежем воздухе, зачем тебе эти старшики, у них кроме разборок и девок ничего нет на уме.

– Ну, не знаю, мне с ними нравится. Это у тебя есть старший брат, ты можешь с ним тусить, а у меня из старших никого, только наши дворовые беспредельщики, которые пьют и сходят с ума.

– Я своего брата почти не вижу.

– Ну все равно, видишь же.

– Ладно, Ден, а Алекс с тобой?

– Нет, его наказала мать, отобрала вообще все и не выпускает из дома, я заходил за ним.

– Жесть.

– Да ладно, пару дней под арестом посидит и выйдет, как из заключения, – рассмеявшись, сказал Ден.

– Ну да. А твоя мать что сказала?

– Да ничего такого, я принял холодный душ и лег спать. А твоя? Мне рассказывал Нейтон, как они тебя передали твоей, это смешно.

– Ну, тоже ничего особо не говорила, поорала немного.

– Ну это хорошо. Кстати, сегодня ночью пацаны собираются обчистить небольшой супермаркет на окраине их района, им нужны ребята помладше, чтобы тихо и аккуратно в него залезть. Я буду пробовать залезть, хочешь со мной?

– Ты серьезно? Если поймают – это конец.

– Да брось ты, там никого нет и темно ночами, просто нужно тихо подойти и залезть через крышу, там люк со слабым замком, я открою магазин, а старшие его обчистят и все. Юн услышал сегодня, как продавщица обмолвилась о том, что сигнализация сломана и ее сделают только через несколько дней. Плевое дело.

– Зачем это тебе?

– Уважение старших и защита, потом еще мне спасибо скажешь, когда они будут за нас проблемы решать.

– По воровской дороге пойдешь?

– Ой, ладно, давай, на связи короче. Звони завтра, если передумаешь.

Он скинул вызов, я поник. Ден всегда спешил взрослеть и быть рядом со старшими для него было необходимым, он в некоторых моментах проявлял себя, как вполне взрослый парень, но в некоторых, был глуп, как младенец. Как он мог согласиться на ограбление я ума не приложу, он очень изменился, когда стал близко общаться с Юном и его компанией. Я чувствовал, как наша с ним дружба уходит в небытие и как ему дороже быть с Юном, а не со мной.

На следующий день я увидел Дена и Алекса. Алекс был подавленный, Ден шел, хромая, но с улыбкой.

– Вчера все получилось, – шепнул мне Ден. – А ты не захотел пойти со мной, я же говорил тебе, что это будет легче простого.

– Что вы там взяли?

– Самое главное: выпивку, сигареты и всякие приколюхи, сладости, жвачки.

– Ну, круто.

– Еще бы, я бы поделился с тобой, но пока мы все наворованное спрятали, нельзя палиться.

– Понимаю. Алекс, ты чего молчишь, как дела?

– Да так, мать давит на меня, выносит мозги, она учуяла запах, и таблетки от запаха не помогли.

– Наверное, мы слишком много выпили, – рассмеявшись, сказал Ден.

– Очень смешно, это все ты со своим: у меня же день рождения раз в году, – недовольно сказал Алекс.

– Вот он, наш герой. пойдем пообщаемся. – сказал подошедший внезапно Юн.

Ден подошел к Юну, а за ним и Алекс, а я не желал к нему подходить и, ловя косые на мне взгляды Юна, они стали о чем-то активно шептаться. Ден и Алекс стали больше проводить время с Юном, я же был не в теме и, зная, что Юн промышляет преступлениями, презирал его, это было видно по мне. Мне хватило встреч с полицией, и я знал, что это к добру не приведет, я не хотел быть рядом с Юном, а Ден хотел, и тянул за собой Алекса, а тот был не против, он с Деном находился больше, чем со мной, в той же школе, они же из одного класса и, кроме этого, Ден умел влиять.

Я отдалился от всех, с кем я рос, никого не осталось. Идя по школе, мне кивал Юн с его одноклассниками, и рядом с ним стоявшие Ден и Алекс, они знали, что я не подойду к ним, считая меня чересчур правильным что ли, добрым, спокойным. Они смотрели на меня с неким недоумением и пренебрежением. Я не держал на них зла, я стал отдаляться от них раньше, чем они от меня, не хотя, но чувствуя это. В последние месяцы я был с ними только ради спасения от одиночества, и они это понимали, хоть и не подавали вида. Я был с ними также из-за ностальгии, ведь мы были единым целым, настоящими лучшими друзьями, всегда вместе и всегда друг за друга, но это было будто в прошлой жизни, которая в один момент умерла.

Мы пошли дальше, но разными дорогами, и остались просто хорошими знакомыми, было неприятно, но исправить это было невозможным, и дело было скорее во мне, я изменился. Я стал отстраненным, замкнутым, и испытывал полное отчуждение ко всему, чем раньше жил. Моя мать это заметила, я стал больше проводить время дома в апатии и одиночестве и рассказала это психиатру, который меня лечил от гиперактивности, и тот принял меры, выписав препараты помощнее, чем обычно, которые стали влиять на психику. В 14 лет я уже плотно сидел на таблетках, поначалу с ними было лучше, но со временем становилось хуже и началась вечная стадия, когда мне таблетки убавляли, добавляли или меняли. Мое состояние менялись в день по множеству раз, от самого дна до звезд, от полной депрессии до эйфории, хотя чаще всего мне было просто никак.

Я видел Самсона, который, кивая мне, проводил время с одноклассниками, с ними же он и гулял, он отдалился от нас, понимая, что быть с нами – это быть на грани, и совсем этого не хотел и никто не осуждал его за это, он выглядел с одноклассниками счастливым. Я видел Роджера, который сдружился с одноклассником – теской Дена, они вечно зависали вдвоем, то ссорясь, то мирясь, но всегда вместе, и им никто не был нужен. Я видел Гарри, он зависал со своей девушкой из его параллельного класса, часто что-то с ней выясняя в коридорах и нервно кивающего мне. Платон переехал и перевелся из нашей школы и совсем пропал, лишь иногда, заходя в наш район, до тех пор, пока Макс не напился и не ударил его в нос, после этого он не появлялся, хотя Макс писал ему в сети, извиняясь. Макс встретил девушку и вечно зависал с ней, при этом так же выпивая и иногда слетая с катушек. Виктория переехала из нашего района, после разборок Дена я ее видел только в школе и казалось, она избегает встреч, навязываться ей в друзья никто не хотел и наша дружба прошла будто ее и не было. Нейтон дружил со всеми и ему было плевать на то, с кем кто общаться, он был со всеми наравне, со мной он больше обсуждал музыку, она сближала, и он был последний, с кем я близко общался из всей нашей компании.

Остальные в школе, во дворе и вообще в моем окружении были будто тенями для меня. Я пытался общаться со своими одноклассниками, но они то и дело общались о компьютерных играх и были для меня скучны, они все походили друг на друга. Также они знали, с кем я дружу, точнее дружил, и опасались меня, но я пытался с ними начать дружить, но безуспешно, они никогда не звали меня в свой круг, а напрашиваться я не желал.

Я стал настоящим аутсайдером, один, никем непонятый и отстраненный, я стал настолько одиноким, что даже музыка уже не спасала, а наоборот, тяготила. Я знал многих и мог общаться со многими, но чувствовать все равно себя одиноким. Я выходец из опасных улиц, я видел смерти, я видел жестокость, я много раз был на грани, я многое знал и многое понимал, и я впервые стал ощущать скучность жизни, будто я пережил уже достаточно, стал стар и устал. Ужасное осознание того, что ты один, давило и заставляло общаться с кем попало с сети, но сеть не наполняла. Одиночество стало моим спутником, и я смерился.

В любом случае я был рад, что провел большую часть детства и подростком с Деном и Алексом, мы никогда не скучали, были едины и преданы себе и друг другу, часто они помогали мне, а я им. С ними было много классных моментов, и я буду им благодарен до конца своих дней. Я буду благодарен каждому другу, который присутствовал в моем раннем подростковом периоде на пути. Так уж получилось, что я родился и рос в таком экстраординарном месте с теми, кто меня окружал, и в атмосфере того жестокого, но со своими понятиями, где за свои слова надо отвечать, месте. Знаете, лучше уж так, чем скучать где-нибудь в особняке со своим двором и ходить в частную школу, где все якобы идеальны.

Я рано многое познал и это меня в каком-то смысле закалило, я был не наивен и продуман, а это в нашей жизни более, чем важно. Но одиночество на меня давило, я сходил с ума. Вырасти в окружении множества детей, с которыми ты был един, и с годами наблюдать, как эта большая компания рушилась из-за возрастных изменений, взглядов и интересов, вгоняло в тоску и разочарование. Хотелось вернуть время и оставить его в том моменте, где мы толпой сидим в беседке, шутим, смеемся, и нет ничего важнее, чем быть здесь и сейчас.

Переход из детства в подростка – это прекрасное, но и в каком-то смысле больное время. Нет, это боль лишь душевная и гормональная, ее стоит и даже нужно пережить, если, конечно, удастся. И вообще, у каждого это проходит по-своему, и поверьте, чем незаметнее и бессимптомное, тем лучше для вас это будет. Я не знаю, чем бы закончилось мое будто бесконечное одиночество и зависания дома в сети, если бы я не встретил одного человека…

Главное, пока ты подросток, знай точно одно – это лучшее время. Вернее и веселее друзей, искренних и неподдельных эмоций, настоящей и чистой любви, а минимум безумной влюбленности. Разбитого сердца, первого алкоголя, а может и наркотиков, и последствий от них. Ошибок, ярких закатов, ослепительных звезд при темных ночах, искренних улыбок, радости и слез, которые будут далеко не всегда от печали. Прогулок от заката до рассвета, чарующих ночных разговоров за чашкой кофе до зори, ненависти к тому, кто позже, может быть, окажется не так уж и плох. До абсурда забавных ситуаций, свободы выбора, свободы духа, беззаботности, мечтаний и очень многого другого ты никогда не познаешь так ярко, кроме как только в подростковом периоде своей жизни, своего взросления, становления, самоутверждения. Эти дни, как бы они ни казались бесконечными, горят, как листы, они проходят навсегда и очень быстро, и, будучи взрослым, ты никогда не сможешь испытать тех чувств. Ты сможешь лишь ностальгировать по тому, каким ты был, по той жизни, в которой будто был другим человеком, которую будто жил не ты, а кто-то другой в тебе, отчасти на тебя похожий, и это максимум.

Вообще все хорошее всегда быстро проходит, и, пока тебе хорошо, время летит, а когда плохо – время замирает, странно устроено наше восприятие. Так спеши же жить, чтобы гореть, чтобы впитывать, а не тлеть и лишь мечтать. Иначе будет поздно, и ты будешь ужасно жалеть, хоть и принимать жалкую действительность, и тосковать о том, как прошел свой подростковый путь, как мало ты на этом пути познал. Подросток – это ненадолго и лишь для немногих это навсегда.

Все мы постареем, это неизбежно, и что мы будем говорить, о чем будем думать, о чем рассказывать? Может, лишь жаловаться на боли и на те возможности, которые так легко в молодости потеряли и время, зря потраченное на ненужных для нас людей? Или все будет насыщенно и полноценно, и даже на смертном одре мы будем до последнего довольны прожитой жизнью, своим путем и теми возможностями, которыми пользовались, а жалеть только об одном – жизнь подходит к логическому завершению, и размышлять, есть ли жизнь после смерти. Конечно, я утрирую, но в большинстве у всех будет именно так.

Жить стоит, в конечном итоге, хотя бы ради интереса, типа, что там будет дальше. Полосы меняются, сегодня черная, завтра белая, послезавтра черно-белая, бело-черная, никогда не знаешь, что впереди и какие возможности тебе могут подвернуться, остается лишь довериться интуиции и идти, пусть даже впереди ничего не видно. Я завидую тебе, подросток, у тебя все только начинается, а мой же путь прошел дальше твоего, но ненамного, он все еще продолжается.




Глава IV. СОЦИУМ




Школа! Школа казалась таким целым важным миром, важнее, чем, черт возьми, сама жизнь, в этом и кроется ошибка. Школьные годы проходят, мимолетно оставляя в тебе лишь фундамент перед строительством целого дома, под названием – жизнь.

Мы, обучаясь в школе думаем, что важнее школьной жизни ничего просто быть не может. Важнее того, кем тебя в школе считают, важнее того, как с тобой там общаются и важнее того, с кем ты там проводишь время. В общем, школьный статус для школьника важнее всего в жизни, и те, кто это отрицают страдают о своем школьном имидже еще сильнее. Как же мы печемся над тем, чтобы наш мир в школе был устроен благоприятно и ненароком не опозориться. А когда наступают в школе проблемы с окружением, общением, учителями и тому подобным, мы буквально впадаем в панические атаки и это в лучшем случае.

Многим кажется школьный позор, неуспеваемость и издевки нельзя пережить и мне искренне жаль тех, кто от этого пострадал, тех, кто превышает ценность школы. Безусловно школа важна, но не более, как социальный аспект, этакая ступень для дальнейшего пути, как галочка в современном обществе и этот школьный путь очень быстрый, как бы вам не казалось, что это не так. Учеба из-за монотонности кажется вечностью, но эта вечность покажется раем по сравнению с тем, как летит время после окончания учебы, жизнь бежит так быстро, что порой не успеваешь опомниться, а прошло уже 17, 27 лет, 33 года и страшно подумать, что после стольких лет в целом ты никто, у тебя ничего нет и даже планов.

Совсем не важно, кем в школе тебя считают, как бы тебя в ней не унижали, а часто это делают сами учителя и как бы вы не учились, все это будет совсем не важно после даже года ее окончания. Те друзья, а в большинстве случаев, если друзья школьные, у вас и останутся, то их будет не больше двух или трех, ваши школьные враги, мерзкие учителя, эти люди просто исчезнут из вашей жизни так быстро, что будете скучать и порой даже по самым худшим моментам, они покажутся вам смешными по сравнению с трудностями, которые нужно решить, чтобы устроить свою жизнь после учебы. Конечно, у всех разная психика, разный уровень ранимости, восприятия, внушения, но, пожалуйста, поймите, школьная жизнь, имидж, статус в ней это ничто, твоя учеба, твое мнение о себе, твоя жизнь, твое будущее и близкие люди – это все, обучаясь только на этом и стоит делать акцент.

Школьная романтика, запахи, коридоры, набитые взбудораженными детьми, которые затихают перед проходящими учителями, на мгновенье строя из себя перед ними невинных ангелов. Толпы растерянных детей, такие разные учителя, от хорошей простушки до буквально тирана. Бешеные крики, взгляды наглых подростков, вечно оценивающих всех, кого не лень, жестокие и серьезные старшеклассники, которые кажутся такими важными и авторитетными для младших. Школьная еда в кафе, которая так раздражает, но вкус которой запоминаешь до конца дней, и посиделки где угодно, лишь бы не в кабинете, пока тебя не начнут уже гнать на урок. А также первая любовь, первая драка, первые конфликты. Школьные годы – это целый кипящий мир, мы его ненавидим, терпим, страдаем, и лишь уходя, начинаем осознавать, что это было лучшим временем в жизни. В общем, обо всем по порядку.

Для меня школа всегда делилась на три типа ее осмысления и понимания. Во-первых, школа дает первые навыки социума, там ты учишься существовать с другими такими же детьми, в основном с теми, кто тебе вовсе не приятен, которые вдобавок растут, и, гормоны которых кипят на пределе, не так-то легко совладать с такими и не только с ними, но и с собой. При этом еще и взаимодействуя со взрослыми учителями, которые редко молоды, которые ни черта не понимают новых поколений, от этого и начинаются все проблемы учителей с детьми, они из-за непонимания возникают буквально на пустом месте.

Во-вторых, это естественный отбор. Все школьники делятся на группы. Те, кто в топе, те, кто посередине и те, кто ниже плинтуса. Кем бы вы себя в ней не считали, вы входите только в эти три группы. В школьных отношениях так же, как и на улице, все определяет наглость, хамство, хитрость, внешность и прочие ярко выраженные черты характера, если ты, например, тучный, ушастый, с кривыми зубами, худой, низкого роста, а самое главное, имеешь при этом еще и мягкий характер – молись. Но не отчаивайся, после учебы, даже в старших классах на внешность уже не обращают внимания, главное будь нормальным человеком и люди к тебе подтянуться.

И наконец, конечно же школа учит. Учит, как «правильно» вести себя в обществе, формирует твое дальнейшее восприятие мира, и ты начинаешь понимать, как он устроен, определять свое место в этом мире. Учит выделять предметы, которые интересны и на их основе выбрать будущую профессию. Это все в лучшем варианте, у меня же было все с точностью наоборот… Коротко говоря, школа подготавливает к взрослой жизни, но нужно понимать, что школа – это не вся жизнь.



Часть I.

– Да сколько можно спать? Вставай скорее, ты все проспишь. Проспишь свою новую жизнь! —повышала голос на меня моя мама перед мои первым сбором в школу прохладным солнечным утром. Я не спал, а просто лежал с закрытыми глазами, чтобы потянуть время. Не знаю, откуда в моей голове был образ серой атмосферы и злой бледной учительницы в очках с короткой стрижкой, которая циничным взглядом смотрела на меня перед доской, это мучило меня все утро.

Забавно, как слово «надо» заставляет нас в детстве делать многое из того, что нам ненавистно, но мы покоряемся. Собираясь в первый раз в школу, я чувствовал дискомфорт и тревогу. Подходя к школе и видя толпу строгих и на вид бездушных родителей и недовольных детей, немного постарше меня, которые шли как зомби, сонные, с расфуфыренными родителями, подавленные, мне хотелось сбежать. Я оглядывался назад, поневоле представляя, что убегаю от этой школы куда подальше, и чем дальше я отдаляюсь, тем мне спокойнее, я чертовски сильно хотел сбежать. Но цепкая рука матери, ведущая меня, не оставляла мне шансов. Многие дети плакали и не хотели отходить от родителей на площадь в толпу незнакомых детей, которые растерянно смотрели по сторонам, осматривая друг друга и еще не осознавая, что они на многие годы станут друг другу спутниками в монотонных школьных днях.

Пожалуй, первая осознанная ложь от взрослых для меня это то, что первый день учебы – это праздник. Нам начинают врать с младенчества, например, лгут про деда в красном, который дарит подарки на новый год только хорошим детям, лгут про то, что на самом деле происходит в семье, давая ложные оправдания и объяснения, лгут, когда умалчивают и утаивают информацию, которая считается неподходящей, то есть слишком страшной или преждевременной для «восприимчивого детского ума». Но мы растем и многое помним и с возрастом понимаем. Если в детстве ложь казалась тайной, загадкой, чем-то нелогичным и парадоксальным, когда ты пытаешься как то ее понять, то с возрастом понимаешь, что это была просто ложь, ложь во благо, но ложь. Потом родители удивляться, почему их ребенок что-то там утаил или откровенно соврал, чем больше лжи давать ребенку, тем больше он будет лгать сам или станет вообще никому не доверять с параноической хваткой. Этого не исправить, так будет всегда, ложь кругом, честный человек просто не выживет в обществе без лжи. Главное с детьми не переборщить и не приукрасить, чтобы потом не пожалеть и не нанести психических травм.

Школьная линейка прошла быстро, нелепые танцы школьников, речь директора, аромат смеси цветов от сотен букетов, гимн страны, плачь детей и успокаивающие их родители, курение и смех за углом старшеклассников. Наконец под громкие звуки музыки к нам подошли старшеклассники и стали брать детей за руки, чтобы отвести их в первый раз в первый класс, это такая традиция, выпускные классы ведут в школу первоклассников, в этом есть некая преемственность. Меня пытались взять за руку человек шесть, но я вырывался и стоял на месте смотря в пол, те быстро сдавались и с ухмылкой уходили к другим детям, которые шли даже не задумываясь. Я был в отчаянии, и залип на асфальт, который освещало солнце, где была цифра и буква моего класса 1 А. Я заметил тень перед моими ногами и подняв взгляд был поражен красоте девушки, которая с нежной улыбкой тянула мне свою руку. Брюнетка с каре, я влюбился в эту стрижку, которая будто идет только избранным. Рассмотрев ее пронзительные карие глаза, я протянул ей свою руку. Мы направились в школу, я отчаянно не хотел туда заходить и заметно нервничал, увидев это она присела и посмотрела на меня теплым взглядом, время будто замерло в тот миг.

– Знаешь, школьные годы самые лучшие в жизни. Но, к сожалению, это понимаешь лишь в самом конце. Тебя ждет возможно лучшее время в твоей жизни. Ты справишься. После школы все будет гораздо тусклее, наслаждайся этим временем, его никогда не вернешь. Ты будешь жутко скучать по многому из того, что произойдет в этом здании, – она указала на школу, и мы смотрели на нее. Она сказала это так вдохновляюще, что я забыл о своих проблемах. Пока она с тоской рассматривала школу я рассматривал ее, мне хотелось побыть с ней как можно больше.

К классу мы пришли быстро, на прощание она поцеловала меня в щечку и посадила за парту. В классе были такие же потерянные дети как я, осмотрев всех я снова стал мрачным и тут к нам заходят дети и среди них я вижу своего соседа Александра. Заметив меня, он с улыбкой направился ко мне.

– Ты будешь учиться в этом классе? – воодушевленно спросил я.

– Не знаю, нас мало сидело в классе и нам сказали идти сюда, – я был очень рад, что я тут знаю хотя бы одного человека. Александр был моим соседом, он был всегда сонным, с писклявым голосом, хитрым и нервным ребенком. Начать истерить для него было все равно что дышать, истериками он часто добивался желаемого.

Зашла учительница и стала рассказывать о школе скучные факты, наконец речь дошла и за нас.

– В класс «В» не набралось нужного количества детей, и мы их распределили между «А» классом и «Б». Вы класс «А», а значит вы должны быть лучшими и всегда первыми, как и ваша буква в алфавите.

Я невольно задумался о том, как же повезло, что Александра распределили в мой класс, мне стало с ним спокойнее. Я часто с ним возвращался домой после уроков, и на улице, когда все мальчишки расходились по домам после гулянок, мы вместе шли домой. Соседство в детстве сближает больше, чем совместный двор или район, возможно, он был моим лучшим другом времен начальной школы. В конце младшей школы он переехал и стал появляться все реже и реже в нашем дворе и в конце концов пропал. Не помню, кто мне сказал, что он уехал жить в соседнею страну, как я не пытался его найти в сети, я не смог. Мое детство будто бежит от меня, пока я пытаюсь его догнать, ища людей из него, ища места, где я бывал ребенком и не дает хоть на миг почувствовать то мировоззрение, легкость и наивность.

Наша наставница и учительница была просто повернута на том, чтобы мы были лучше параллельного класса «Б». Только из-за того, что наша буква была первой в алфавите, цель которой была лишь дать нам определение для различия между параллельным классом, только из-за такой мелочи, мы настрадались вдоволь от ее требований. Например, к форме, едва ли ты пачкал свою школьную форму и этого было не скрыть и не исправить, тебя тут же отправляли домой, при этом она писала жалобу в дневник «возьмитесь за воспитание своего неряшливого ребенка или мы будем вынуждены перевести его в класс похуже», то есть в «Б». Утром она проверяла нас на наличие всего необходимого для учебы и внешнего вида, она могла отправить домой пол класса, за учебником, за ручкой, переодеться, только потому, что в ее глазах кто-то казался неряшливым и прочие банальные причины, и пока мы ждали каждого из класса, мы занимались уроками, которые и вовсе не должны были быть в тот день, и вдобавок она еще задерживала нас после уроков на дополнительные занятия, якобы компенсирующих время, потерянное из-за нарушителей ее установок.

Она выбила должность от директора, что-то вроде «школьного надзирателя», и таким образом этот человек, в данном случае серьезная увесистая женщина, сопровождала всех детей исправлять недостатки, поторапливая их, все в целом жили на одном районе и это было не так долго. Любое нарушение порядка каралось вызовом родителей в школу, у нее везде были глаза. Точнее подхалимы, которые ей все доносили, что происходит в классе. Никто не знал, кто эти люди, и все просто в конце концов стали друг другу не доверять, а она этого и добивалась, удачный подход для контроля. Она знала все и была всесильна над нами, железная дисциплина.

Родители были в восторге, что их детей учат так дисциплинированно, а не как в параллельном классе. Добродушная учительница параллельного класса была мягкой, но в то же время серьезной женщиной и когда уроки заканчивались и нас задерживали на дополнительные занятия, параллельный класс радостно бежал домой. Неряшливые, уставшие, сонные, но счастливые они бежали и смотрели на нас с такими наглыми и довольными лицами, при этом смеясь, что мы стали люто их ненавидеть. Класс «Б» знали, что нас мучают, и вместо сочувствия, любили показать свою свободу и издевки, это и питало нашу ненависть. Наша учительница лишь разожгла ненависть, зависть и мерзость к нашему образу учебы и к классу «Б», а не превосходство нам ними.

Долго это продолжаться не могло. Однажды она ударила какого-то мальчишку из 7 класса за то, что он, пронесся перед ней так быстро, что она выронила журнал и чуть было не упала в коридоре. Это так ее вывело, она покраснела, как переспелый томат и дала мальчишке пощечину. Это видели многие дети, да и на лице мальчишки остался ярко-красный отпечаток ее неряшливой маленькой ладони. Конечно, это не могло закончиться бесследно, родители мальчишки рвали и метали на всю школу, этой учительнице повезло, родители не стали выдвигать обвинений. Но ее отстранили от занятий, а потом и вовсе уволили, она стала преподавать на дому или типа того. Клянусь, если бы этого не произошло, мы устроили бы настоящий бунт и свергли ее, ну или себя от нее, мы были на пределе.

Когда наш класс узнал о ее точном увольнении, мы замерли, такой эйфории возможно никто никогда не испытает за всю свою жизнь. Через минуту шок и тишина сменились криками, и объятиями, все бегали кругами, всячески пытались издать шум, кто-то просто орал в открытое окно, мы были так сплочены, настолько близки в тот момент, что не многим будет дано пережить ту крепкую связь, которая возникла у нашего класса и понимания сути момента, которое было в тот день, не хватало разве что шаров, хлопушек и конфетти. Все буквально сошли с ума от радости, все-таки одно у этой учительницы получилось точно – сплотить нас и создать настоящий праздник после ее увольнения.

Наш новый наставник и учитель был мужчина, в меру грозный и очень ироничный, он мог пошутить над нарушителем порядка так тонко и с такой издевкой, что хотелось провалиться под землю, но это не было унизительным, скорее постыдным. У него был подход стыдить за проступки и это неплохо работало, все в целом вели себя хорошо, и дисциплина соблюдалась, но не всегда. Этот учитель избрал хорошую модель поддержания прилежного поведения и учебы от своих учеников, но она не могла сравниться с той стальной, которую создала предыдущая учительница и, конечно же, бунтари стали быстро процветать.

Первые уроки в начальной школе для меня были скучны, письменность, алфавит, два умножить на два, этому всему меня научили в детском саду, в этом я обогнал своих ровесников. Боже, скучнее могло быть только в закрытой темной комнате или перед телевизором, когда отец смотрел новости. Мой сосед Александр был прилежен в учебе и диковат на улице, я никак не мог понять, как он так умеет балансировать, просто волшебник какой-то. Я быстро от него отдалился, поскольку не мог стать прилежным в принципе, из-за своего гиперактивного недуга даже при огромном желании, которого, к слову, у меня не было.

Однажды, бегая по ковру в коридоре, я задел случайно парня из параллельного класса. Блондин со жмурившимся глазами меня толкнул, к нему быстро на подмогу пришли человек шесть из его класса. Они стали идти на меня, это был третий класс, быстро рассчитав свои силы, я понял, что смогу ударить максимум двух и это в лучшем случае. Отступить было невозможным, ребята из наших классов наблюдали за этим, видимо всех кто-то позвал, и они, конечно же, принизили меня, убежав бы я в класс к учителю, что в этой ситуации было вполне здравым решением, но нет, на кону стаяло все, имидж, будущее и прочая чушь, которая могла быть у начального школьника на уме. За меня никто не вступился из моего класса, тогда я осознал, что в моем классе ребята совсем не смелые и не организованные, было обидно видеть, как одноклассники блондина самоотверженно за ним стоят и злостно рассматривают меня. Я вот-вот был готов смириться и кинуться в драку и отхватить по-детски, как следует, как вдруг они отступили, просто молча ушли, смотря жалобным взглядом, бросая взгляды куда-то за мою спину. Когда я обернулся, там стоял Ден.

– Все в норме? – невозмутимым голосом он произнес.

– Эм, да, – растеряно я ответил ему, – я был так горд, вспомнив тот день, когда его держал Антип, указывая мне его бить за его придирки ко мне, а я сказал, чтобы он просто больше так не делал и его отпустили. Он стоял с таким видом, будто ничего не было, и я не был секунду назад на грани отхватить. С улыбкой он ушел в свой класс, а я, наполненный гордостью, шел мимо того наглого блондина, смотря на него, как на пустое место.

Так как я уже умел писать и считать мне было довольно скучно, а что может делать ребенок с признаками немного подавленной гиперактивности на уроках, где ему пытаются объяснить то, что он уже знает? Освободить от уроков меня не могли, перевести в класс постарше тоже, моих знаний для этого не хватало. Занять меня чем-то пытались, но не получалось и, конечно же, я стал делать все ради того, чтобы не скучать. Разговоры во время урока, беготня на переменах, синяки, издевки над девочками, в общем я делал все то, что было в рамках бунтаря для учителя. Я довольно быстро зарекомендовал себя как неугодный в классе. Мой учитель порой сходил с ума и просто меня ненавидел, очень ненавидел, он говорил в открытую мне:

– Самое счастливое время на работе для меня, это когда ты со всем классом отправляешься на уроки музыки, – эти уроки проходили в другом кабинете и с другой учительницей, пение народных песенок, конечно же, меня не вдохновляли, но там хотя бы было шумно, и я мог высидеть эти уроки без происшествий и как-то выплеснуть энергию, запевая песни.

Я был довольно способный ребенок и далеко не заурядный, но, если ты нарушаешь школьные правила, тебя сразу смешивают с отребьем и пророчат тебе будущее заключенного или кого угодно неугодных обществу. Но я был не один, мой одноклассник Роман, он быстро стал вести себя намного хуже, применяя силу к остальным, вроде в семье его жестоко били и, конечно же, это порождало его агрессию к остальным, он не мог нормально веселиться или общаться, при любом случае он кидался в драку. Его быстро отстранили от занятий и отправили в специальную школу для трудных детей. Я с ним дружил, не знаю почему, но я всегда тянулся к трудным людям, с ними как-то интереснее. Его перевели довольно быстро. Последний раз я его видел перед выпуском из начальной школы, он стоял на горе и смотрел куда-то в пустоту, где находилось поле, где останавливались парк аттракционов на колесах или бродячий цирк. Он был добродушен как никогда и быстро ушел, я был рад его встретить, но он почему-то нет. Может прошлое на него давило и он не хотел иметь что-то с ним общее, ненавидя свое настоящее. Но в любом случае я ему был благодарен, на его фоне в школе я был просто ангелом, и все быстро успокоились по отношению ко мне.

Во многом благодаря встречам с моими родителями мой учитель терпел мои выходки, родители доказывали, что я вполне воспитанный и вежливый ребенок, который просто растет, они скрывали мою болезнь. Моя болезнь не давала мне покоя в прямом смысле этого слова. С годами предметы становились сложнее и не учиться было невозможно. Я имел желание впитывать знания, но было одно но, когда звучал звонок и я садился за парту, проходило минут семь и я начинал дергать одной ногой и не мог остановиться, а через 17 минут я уже дергал всем телом и не мог сидеть на месте. Я чувствовал внутри себя горячее тепло, которое наполняло мое тело и мне казалось, что я взорвусь, сфокусироваться было просто невозможно. Конечно же, я начинал крутится, общаться и получал едкие замечания учителей и частенько срывал урок.

Стоял вопрос моего будущего и родителям ничего не оставалось, кроме того, как сделать мое лечение еще упорнее. К таблеткам присоединились психологи, какие-то гипнотизеры, мне стали часто показываться всякие картинки с размазанными пятнами и выпытывали из меня, пытаясь узнать, что я в них видел, а я видел лишь пятна, подобные тем, что остаются в лужах, перемешанных с бензином, такие красивые разноцветные пятна в серых лужах, которые завораживали меня, и видя эти черные пятна на белых листах психолога, я противился, и он что-то там с умным и рассудительным видом записывал. А также мне стали показывать фильмы о том, как бороться с недугами в голове, вести беседы, прописывать лекарства, от которых было не по себе.

Лечение помогло мне стать гораздо спокойнее, но мое душевное состояние и вообще моя жизнь перестали существовать в прежнем восприятии. Я стал отстраненным и вдумчивым, учитель даже по началу моего активного лечения подходил много раз ко мне и, прежде недолюбливая меня, пытался узнать, что со мной происходит. Я отвечал, что все в норме и я готов учиться. Но было все не так радужно, лечение, конечно, давало свои плоды, я стал больше фокусировать внимание, учеба стала даваться намного легче и появились первые успехи, но внутри меня все по-прежнему пылало, во мне будто шла борьба, а внешне этого не было заметно. Я был подобен бомбе с часовым механизмом. Если вовремя не принять таблетки, я мог просто вскочить и молча выйти посреди урока в коридор и начать носиться по всей школе и остановить меня было почти невозможным, пока я не устану сам.

Надо отдать должное моему учителю, он мог запросто отправить меня в класс «Б», где меня скорее всего ученики не приняли бы, самое ужасное в детстве это быть новеньким, где бы то ни было, и вообще быть отвергнутым. Мой учитель мог на собрании учителей и их родителей признать меня больным и непригодным для учебы с обычными детьми и отравить в спец. школу, которая больше походит на колонию, и я не про содержание и обстановку, а про учеников в ней, там много жестоких ребят. Вместо всего этого мой учитель терпел мои изъяны и шел на встречу, всегда говоря мне, что я далеко пойду. Это, конечно, меня мотивировало, и я буду всегда ему за это благодарен, он истинный педагог.

Любимое для всех учеников младших школ время это прогулка на территории школы, ее устраивали обычно после четвертого урока. Когда ты, еле высиживая очередной урок, просто несешься на улицу и гуляешь там целый урок, в этом чувствовалась свобода, это делали специально, чтобы замученные ученики, которые только-только привыкают к школьной жизни, могли вдохнуть свежий воздух и выплеснуть энергию, особенно это было нужно мне.

Школа отнимала все время, меня это жутко раздражало, особенно зимой, когда ты идешь по темноте в школу и обратно так же. Ты будто не живешь, а существуешь ради желаний других, кажется, будто теряешь время, то время, которое можно было потратить на то, что нравится тебе. Редко, но бывали хорошие дни, когда уроков было мало, я накупал чипсов, сухариков, газировку и шел домой смотреть мультфильмы, я знал, что в такое ранее время дома никого нет и в эти дни я чувствовал покой и гармонию. Смотреть что-либо в сети было не так классно, как на телеке, в интернете есть выбор, ты можешь в любой момент найти то, что хочешь, а на телеке тебе нужно на это наткнуться, или заранее знать программу, в этом есть какая-то своя изюминка, свой потенциал, своя атмосфера. Кто бы что ни говорил, а телевидение никогда не умрет, сеть – это скучно по сравнению с тем, когда ты щелкаешь пульт и внезапно находишь то, что тебе по душе и ты растворяешься в просмотре.

Младшие классы прошли так же незаметно, как и знания, полученные в них. Я могу уверенно сказать, что кроме усовершенствования навыков чтения, счета и письма толком ничему я не научился. Учитель не относился к нам серьезно, он только диктовал и опрашивал, я люто ненавидел школу и не понимал, зачем она сдалась, и я про школу, а не учебу. Я просил родителей устроить меня на домашнее обучение, но они отказывались под предлогом, что мне нужно существовать с такими же, как и я. Иногда бывали хорошие и важные моменты, но это не давало повода думать, что это все не зря.

Каждому нужен индивидуальной подход к обучению, к восприятию знаний, к расположению. Далеко не все такие же, как общая масса. Требуется большая работа и внимание, которое могут дать лишь избранные учителя, у которых дар, талант, чутье для работы с детьми, но таких лишь единицы. В основном все учителя учат для своей галочки, пройти побыстрее новую тему и перейти к следующей, живут от зарплаты до зарплаты и часто обозленные на жизнь, работу, достаток, или вообще не любят детей. Как у таких чему-то учиться, дети же видят и чувствуют буквально все, а учитель это тот, кто так или иначе оказывает наисильнейшее влияние на ребенка.

Я наблюдал, как талантливые дети становятся никем под машиной общего образования для всех. В школе будто делают из людей серые машины, для общества, которые должны не задавать вопросов и ничем не интересоваться, кроме как тем, чем положено, на твои интересы, хобби, увлечения просто не остается времени или сил, это угнетает и делает всех такими, как все – стадом.

Ранимая и гибкая психика в детстве очень подавляется под влиянием даже заурядных приемов для подавления яркой, свободной личности, для ее подрезки под шаблоны, для нужд учителей, общества, государства и так далее. И каждый день, идя в школу, я был отстраненным и подавленным. Что в начале в ребенка заложишь, то он и будет закладывать и давать остальным, и переубедить его почти невозможно, и неважно, правы вы или нет. Мнение, взгляды, религия, идеалы, убеждения, нравы и тому подобное, это вечный двигатель парадоксов.



Часть II.

В средней школе с нами первым делом познакомилась назначенная нам наставница класса, всю длинную среднюю школу она будет возглавлять наш класс. Ей стала яркая женщина с короткой стрижкой, она была требовательна, но в то же время покладистая, могла ненавидеть и любить одновременно, быть задорной, но и злой, в ней я видел сплошные противоречия, мне она нравилась. С ней было как-то комфортно, у нее была связь с детьми, и эта связь была светлой, но могла быть и ненавистной, когда ты заслуживал этого. В то же время после конфликта с ней она умела расположить к себе и сделать так, будто конфликта и не было, но урок, который она преподала для решения проблемы был при этом выучен. Она была прирожденным педагогом, знала свой предмет письменность и литературу, и подходы к детям.

Мои проблемы с психикой стали ухудшаться, на фоне лечения я из гиперактивного заведенного и счастливого ребенка стал полной противоположностью. Грустным, замысловатым и ранимым. Это не могло не отразиться на учебе, медленно, но верно я стал испытывать к ней безразличие, апатию и ненависть. Часто, школа становится отправной точной для психических травм, комплексов, и во многом это давит морально долгие годы или всю жизнь, в худших случаях шаткая неустоявшаяся и чувствительная психика детей толкает их на сумасшедшие поступки, убийства, суицид и многое, на что может подтолкнуть простые с виду издевки или ситуации.

Учительница по математике, как же я ее ненавидел. Она считала, если ты не знаешь ее предмета, то ты просто ничтожество, она угнетала и говорила вещи вроде: ты будешь никем, твое будущее будет ничтожным, ты станешь уголовником, ты не сдашь экзамены и прочее. Дети, те дети, которые не понимали толком математику, были просто на грани нервного срыва из-за нее.

В детстве у нас отсутствует защита от искаженных фактов, вранья, бреда. Мы активно верим почти каждому, мы наивны и чисты. Это не плохо, мы доверчивые, так как мир взрослых еще не показал себя таким, какой он есть на самом деле, наш мир – это школа. Когда в твой адрес звучат слова от взрослой учительницы, принижающие тебя, кажется, что это логично и ты веришь в ее слова и поневоле становишься загнанным и тревожным. Она жутко на меня давила, приходя домой, я был нервным и срывался на родных, о чем жутко сейчас жалею. Я понимал некоторые темы и был способным, но для нее этого было мало. Она терроризировала меня долгое время, моя нервная система начала истощаться слишком рано от влияния этой математички, которая еще сильнее ее расшатывала. Казалось бы, женщина, о которой я даже сейчас ничего не знаю, и предмет которой толком мне не пригодился по жизни, так влияла на мой разум и морально уничтожала меня многие годы – злая шутка.

Лишь потом я понял – неважно, силен ли ты в математике или в литературе, в технике или географии, каждый разбирается в какой-либо симпатичной ему области, и нет людей, которые знают абсолютно все. Каждый хорош в чем-то и нет людей абсолютно бездарных, ну в редком исключении. Мне жаль, что сейчас я не могу увидеть эту математичку и сказать ей эти слова, точнее, сейчас это уже не имеет никакого смысла, если она к своим годам не поняла этого сама, значит ей уже ничто не поможет. Мне жаль от того, что тогда я не знал, что ей ответить и наивно с ней соглашался и испытывал тревогу и ненависть к себе. Ненависть к ней сильна даже через многие годы. Надеюсь, она поплатится за свои бредни или уже поплатилась, таким не место в школе, такие, как она, должны держаться от детей подальше и даже не заводить своих, раз калечит тех детей, которых должна делать, может, не умнее в своей науке, но хотя бы не калечить психику, принимая базовые знания, которые позволяют пойти дальше по системе образования.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/egor-sergeevich-nevskiy/duh-podrostka/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.