Главная страница | Публицистика | Война и человек в русской классической литературе

Война и человек в русской классической литературе
Irma Narbut
Война? Какое непонятное явление в роде человеческом.Л. Н. Толстой («Набег»)«…Жалкий человек! Чего он хочет? Небо ясно, Под небом места много всем, Но беспрестанно и напрасно Один враждует он – зачем?»Это воззвание к Небесам и людям поручика Тенгинского полка, поэта Михаила Юрьевича ЛермонтоваЧто противопоставишь ты войне, человек? «Скрытую теплоту патриотизма», любовь, семью, истинные человеческие чувства, нравственные искания, «деятельную добродетель».

Война и человек в русской классической литературе

Составитель Irma Narbut

ISBN 978-5-0056-2462-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вопросы, заданные человечеству войной
Война? Какое непонятное явление в роде человеческом. Когда рассудок задает себе вопрос: справедливо ли, необходимо ли оно? Внутренний голос всегда отвечает: нет.
Л.Н.Толстой («Набег»)
«…Жалкий человек! Чего он хочет? Небо ясно, Под небом места много всем, Но беспрестанно и напрасно Один враждует он – зачем?»
Это воззвание к Небесам и людям поручика Тенгинского полка, поэта Михаила Юрьевича Лермонтова. В стихотворении «Я к вам пишу случайно, право…», послании к любимой Вареньке Лопухиной, Лермонтов вспоминает кровавую битву на реке Валерик, в которой он чуть не погиб 11 июля 1840 года. Поэт рассказывает о боевых действиях между отрядом генерал-лейтенанта А. В. Галафеева и северокавказскими повстанцами под командованием наиба Мухаммеда. 6 июля 1840 года отряд Галафеева выступил из крепости Грозной, разоряя принадлежащие повстанцам поля и селения, покинутые жителями. Противник не предпринимал никаких решительных действий, однако постоянные перестрелки изнуряли солдат и вели к потерям в отряде. К 10 июля отряд дошел до селения Гехи. Дальнейший путь лежал к селению Ачхой, дорога к которому шла через Гехинский лес и пересекала речку Валерик. Повстанцы, предполагая такое направление движения русского отряда, на берегах Валерика заранее в течение трёх дней соорудили засеки и завалы. 11 июля отряд Галафеева выдвинулся из деревни Гехи по направлению к Валерику.
Двигаясь по Гехинскому лесу в сторону Валерика, русский отряд вытянулся узкой колонной вдоль лесной дороги. На подходе к реке произошло первое столкновение с противником, обстрелявшим колонну Галафеева из лесных зарослей. Русский авангард быстро опрокинул неприятеля, а вслед за этим вся колонна была перестроена в боевой порядок. Подойдя к реке на дистанцию картечного огня, артиллеристы дали залп по лесной чаще на противоположном берегу. Никакого движения, однако, на другой стороне реки видно не было. Пехотные батальоны авангарда уже готовились перейти реку и на другом берегу занять лес с обеих сторон от дороги, чтобы обеспечить проход обоза и других частей. Для их поддержки вперёд были выдвинуты орудия и части из средних порядков колонны. И в этот момент с противоположной стороны на солдат обрушился ружейный огонь. Батальоны Куринского полка и сапёры ринулись вперёд с обеих сторон дороги, форсировали реку, хотя противоположный берег был укреплён срубами из брёвен, и сошлись с противником в штыковом бою среди лесной чащи. Вскоре повстанцы не выдержали натиска и стали отходить, а многие из них, отрезанные от своих, начали выбегать на опушку леса у реки и вдоль дороги, где попали под артиллерийский огонь с другого берега, который снова загнал их в лес. Отдельные группы повстанцев, отрезанные от основных сил, делали попытки напасть на обоз и на конвой генерала Галафеева, но везде были отбиты. Схватки ещё какое-то время продолжались в лесу у завалов, которые восставшие обороняли особенно долго, но длившийся шесть часов бой стал стихать и отозванные из леса сапёры начали налаживать для обоза переправу через Валерик. (Валерик, или Валарик, – приток Сунжи, впадающей в Терек. Название происходит от чеченского «валлариг» – мертвый. Отсюда у Лермонтова Валерик – речка смерти).
Сражение при Валерике стоило больших жертв той и другой стороне: потеряно более сотни убитых со стороны русских, после сражения осталось 600 тел повстанцев. Лермонтову было поручено наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и держать связь с командиром, что было связано с величайшей опасностью, так как чеченцы скрывались в лесу. С первыми рядами храбрецов поэт ворвался в неприятельские завалы. Как вспоминает К. Х. Мамацев, Лермонтов, «заметив опасное положение артиллерии, подоспел… со своими охотниками. Но едва начался штурм, как он уже бросил орудия и верхом на белом коне, ринувшись вперед, исчез за завалами». За проявленное «отличное мужество» Лермонтов был представлен к ордену. Но высочайшим повелением опальному поэту было отказано в награде. В «Журнале военных действий» отряда Галафеева подробно описано валерикское сражение. Рассказ Лермонтова в стихотворном послании до деталей совпадает с этими журнальными записями.
Лирический герой стихотворения находится внутри сражения и отделен от него несколькими днями, он еще мысленно погружен в переживания. Повествование лишено патетики, «красоты» боя. Перед нами – исповедь, которая возможна лишь раз в жизни, настолько она искренне и сокровенно излагается героине послания, человеку, духовно близкому, который, возможно, разделит чувства поэта, чудом оставшегося живым («чудак»).
Бой «обезличивает» людей, превращая их в «сплошную» массу, не осознающую, что происходит, но автоматически выполняющую свою кровавую работу («Скликались дико голоса», «в арьергард орудья просят», «Вот ружья из кустов выносят. Вот тащат за ноги людей И кличут громко лекарей», «Вдруг с гиком кинулись на пушки»).
Документальный стихотворный очерк поэта поражает «жесточайшим» реализмом описания картины сражения, достоверностью каждой детали:
Вдруг залп… Глядим: лежат рядами —
Что нужды? – здешние полки,
Народ испытанный… «В штыки,
Дружнее!» – раздалось за нами.
Кровь загорелася в груди!
Все офицеры впереди…
Только находясь в самой гуще событий, мог поэт запомнить, а затем запечатлеть главные эпизоды жестокого боя, следовавшие один за другим. Его кульминацией была двухчасовая рукопашная схватка, после которой долго речная «мутная волна//Была тепла, была красна».
Верхом помчался на завалы
Кто не успел спрыгну?ть с коня…
«Ура!» – и смолкло. «Вон кинжалы,
В приклады!» – и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть
(И зной и битва утомили
Меня) … но мутная волна
Была тепла, была красна.
Стихотворение отличается от военной лирики начала 19 века новым подходом к изображению человека на войне; подчеркнутой простотой, точностью описания смерти (умирающий капитан), страданий рядовых участников сражения:
На берегу, под тенью дуба,
Пройдя завалов первый ряд,
Стоял кружок. Один солдат
Был на коленах. Мрачно, грубо
Казалось выраженье лиц,
Но слезы капали с ресниц,
Покрытых пылью… На шинели,
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал.
В груди его едва чернели
Две ранки, кровь его чуть-чуть
Сочилась. Но высоко грудь
И трудно подымалась; взоры
Бродили страшно, он шептал:
«Спасите, братцы. Тащат в горы.
Постойте – ранен генерал…
Не слышат…» Долго он стонал,
Но всё слабей, и понемногу
Затих и душу отдал богу.
На ружья опершись, кругом
Стояли усачи седые…
И тихо плакали… Потом
Его остатки боевые
Накрыли бережно плащом
И понесли. Тоской томимый,
Им вслед смотрел ‹я› недвижи?мый.
«Но слезы капали с ресниц, / Покрытых пылью» – невероятный реализм Лермонтова в психологических портретах воинов, и внутреннее состояние лирического героя по окончании битвы:
Меж тем товарищей, друзей
Со вздохом возле называли…
Лирический герой после боя нем и опустошен:
Но не нашел в душе моей
Я сожаленья, ни печали.
Уже затихло всё; тела
Стащили в кучу; кровь текла
Струею дымной по каменьям,
Ее тяжелым испареньем
Был полон воздух.
Напряженная, возвышенная стилистика стиха постепенно уступает место «прозаической» речи, сниженному стилю, обиходному разговорному языку. Лермонтов избегает открытой эмоциональности.
Что противопоставлено войне? Любовь, красота мироздания как божественного проявления…
Описанию кровопролитного сражения в стихотворении предшествуют посвящение любимой женщине и мирные картины жизни горцев:
А вот кружком сидят другие.
Люблю я цвет их желтых лиц,
Подобный цвету ноговиц,
Их шапки, рукава худые.
Их темный и лукавый взор
И их гортанный разговор.
Ужасам войны противопоставлена мирная жизнь, величественные пейзажи природы. Вслед за адом войны, в момент, когда приумолкли ее звуки, но остались страшные следы, когда «дым пороховой» туманом еще окутывает окрестные леса, глаза поэта-воина устремляются к «вечно гордой и спокойной» горной гряде, к остроконечной главе Казбека, к высокому небу:
Окрестный лес, как бы в тумане,
Синел в дыму пороховом.
А там вдали грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
Тянулись горы – и Казбек
Сверкал главой остроконечной.
Заключение стихотворения – философское размышление о войне. Поэт полемизирует с официозным воззрением на войну, с поверхностным ее изображением. Трагизм войны в том, что люди вынуждены убивать друг друга, вместо того, чтобы жить в мире и братстве. В финале стихотворения возникают размышления о бессмысленности «беспрестанной и напрасной» вражды, о том, что война и кровопролитие враждебны лучшему в человеческом естестве и «вечно гордой и спокойной» жизни природы: «И с грустью тайной и сердечной / Я думал: жалкий человек, / Чего он хочет!..».
Космизм Лермонтова-поэта-пророка – во взгляде «извне» на происходящее: враждебность человека природе, себе подобным и всему мирозданию.
Война задает вопрос: почему человек превращает прекрасную поэзию природы и жизни в безобразную прозу разрушения?
«…Началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие», —писал Лев Толстой в романе «Война и мир». Что может противопоставить человек смерти, потере близких, страху, малодушию?
В оценке и в изображении войны Л. Толстой близок великому поэту. Как и Лермонтов в «Бородино», он рисует незаметных, рядовых участников сражений – истинных героев Отечества.
Писатель употребляет нравственные понятия и не говорит о явлениях социальных и экономических. Этими принципами оценки исторических событий, и в частности войны, определяются и методы ее изображения.
Как к оценке поступков отдельных людей, так и к оценке исторических событий Толстой подходит с критериями добра и зла. Развязывание войны он считает величайшим проявлением зла. Уже в рассказе «Набег» молодой автор пытался подойти к войне не только как свидетель и участник, живо рассказывающий о боях и походах, но и как мыслитель, задумывающийся над вопросами о сущности войны, о ее причинах и следствиях.
В вариантах «Набега» Толстой сделал признание: «Война всегда интересовала меня. Но война не в смысле комбинаций великих полководцев – воображение мое отказывалось следить за такими громадными действиями: я не понимал их, – а интересовал меня самый факт войны – убийство. Мне интереснее знать: каким образом и под влиянием какого чувства убил один солдат другого, чем расположение войск при Аустерлицкой или Бородинской битве». Так ставил вопрос писатель-гуманист, ибо живой человек есть «то, чему не может быть оценки, выше чего ничего нет».
Уже в ранних военных рассказах Толстого заметно его стремление поразмыслить над вопросом о том, что значит война не только для отдельного человека, а и для того или иного сообщества людей – семьи, народа, нации, государства. «Неужели, – пишет Толстой в рассказе „Набег“, – тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных? Всё недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой – этим непосредственнейшим выражением красоты и добра».
В вариантах к «Набегу» молодой писатель сделал попытку ответить на поставленные им вопросы. «Война? Какое непонятное явление в роде человеческом. Когда рассудок задает себе вопрос: справедливо ли, необходимо ли оно? Внутренний голос всегда отвечает: нет. Одно постоянство этого неестественного явления делает его естественным, а чувство самосохранения справедливым».
Дневник Толстого – участника Кавказской войны – и первые его произведения о ней говорят, что писатель размышлял о войнах справедливых (освободительных) и несправедливых (захватнических).Такое их различение отчетливо проводится писателем в его Севастопольских рассказах и в «Войне и мире.«Написанные в короткие перерывы между боями рассказ Толстого «Севастополь в декабре месяце» и потом «Севастополь в августе» потрясли читателей тем, что в них – впервые в литературе – война была изображена не с «казовой», парадной стороны, а «в настоящем ее выражении – в крови, в страданиях, в смерти». Севастопольские рассказы Толстого предваряют «Войну и мир» не только беспощадно-правдивым изображением военной страды, не только прославлением героизма народа и его армии, защищающих от иноземных захватчиков родную землю, но и тем, что в них во весь голос звучит протест против войны.«…Вопрос, не решенный дипломатами, – говорит писатель в рассказе «Севастополь в мае», – еще меньше решается порохом и кровью «…» Одно из двух: или война есть сумасшествие, или ежели люди делают это сумасшествие, то они совсем не разумные создания, как у нас почему-то принято думать».
Вопрос этот со всей остротой ставится Толстым и на страницах «Войны и мира». Главные герои романа – князь Андрей Болконский и Пьер Безухов – решительно осуждают войну, как осуждает ее и автор романа, видящий в ней «противное человеческому разуму и, всей человеческой природе событие». Лишь в одной войне считает возможным участвовать князь Андрей – в той, от исхода которой «решался вопрос жизни и смерти отечества». Принимая в ней участие, Андрей Болконский смотрит на нее как на «страшную необходимость». Он с ненавистью говорит о тех военных, кто видит в войне привычное, неизбежное и – главное – выгодное для них дело.

Роман Толстого – о месте и роли войны в жизни людей, о противоестественности кровавых распрей в человеческих взаимоотношениях; о том, что воистину утрачивается в пылу битвы; что кроме деревянных домов, сгорает дотла, уходит в небытие самый мир довоенной России; что с каждым человеком, умирающим на поле брани, гибнет весь его неповторимый духовный мир, рвутся тысячи нитей, калечатся десятки судеб его близких… Это роман о том, что есть война в жизни народа и в жизни каждого человека; какую роль играет она в мировой истории; об истоках войны и ее исходах.
Когда «силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию», наш народ поднялся на священную, освободительную войну. Толстой показывает в романе, в какой могучий порыв вырос «скрытый патриотизм», живший в сердце каждого истинно русского человека, любившего свою родину. Как пишет Толстой, в Отечественной войне 1812 года «цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия». К осуществлению этой цели были устремлены помыслы всех подлинных патриотов – от главнокомандующего Кутузова до рядового солдата и крестьянина-ополченца. К этой же цели стремились Андрей Болконский и Пьер Безухов, Василий Денисов и капитан Тимохин. Ради нее отдает жизнь юный Петя Ростов. Всей душой желают победы над врагом Наташа Ростова и Марья Волконская.
писатель убеждает нас в полном отсутствии патриотизма у князя Василия Курагина и его детей – Ипполита, Анатоля и Элен. Сколько бы ни осуждали Наполеона знатные гости, собравшиеся в салоне Анны Павловны Шерер, мы не найдем у них ни капли истинно патриотического чувства.
Отнюдь не любовью к родине руководствуются Борис Друбецкой и Долохов, поступающие в действующую армию. Первый изучает «неписаную субординацию», чтобы сделать карьеру. Второй старается отличиться, чтобы поскорее вернуть себе офицерское звание, а затем получить награды и чины. Военный чиновник Берг в оставленной жителями Москве скупает по дешевке вещи… Война, как это показано в романе Толстого, сурово проверяет человека. Она ставит мир людей перед лицом смертельной опасности, нависшей над их родиной, и как бы спрашивает у них: «Ну-ка, что вы за люди? Как вы себя поведете в эту тяжкую для отчества годину, чем поможете народу, защищающему землю от вражеского нашествия?» Почти все главы третьего и четвертого томов «Войны и мира» написаны для того, чтобы герои романа дали ответ на этот главный вопрос.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/irma-narbut/voyna-i-chelovek-v-russkoy-klassicheskoy-literature-67333580/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.