Главная страница | Современная русская литература | Кто он?

Кто он?
Андрей Астахов
Эта книга рассказывает о судьбе мальчика, которому довелось родиться в СССР, провести молодость в лихие 90-е и жить в 2000-е. В детстве герой пережил страшную катастрофу. Ему повезло, он остался жив, но за везение положена своя плата. Какой будет цена и сможет ли ребенок ее заплатить? Его молодость – это путь по тонкому канату, проложенном между мирами добра и зла. Каким будет его выбор? Взрослая жизнь героя связана с материальным миром, где каждый день сулит богатство, дразнит обещаниями. Нужно ли стремиться к чему-то большему? С духовным миром, наполненным другими ценностями, его знакомит необычный проводник. И герой вынужден решать для себя главный вопрос: кто он? На страницах книги жизнь постоянно испытывает главного героя, заставляя его делать непростой выбор. Кто управляет событиями его жизни – судьба или незримый кукловод? Сможет ли он обрести власть над собой, чтобы стать счастливым? На эти и многие другие вопросы вы сможете найти ответы на страницах книги «Кто он?»

Андрей Астахов
Кто он?

Все люди любят мечтать. Кто-то прикладывает усилия и исполняет свою единственную самую заветную мечту. А кто-то каждую свою мечту делает реальностью.
Много лет я мечтал написать книгу с интересной историей, дополненной жизненной мудростью. Книгу, где читатель сможет погрузиться в мир моих персонажей, будет переживать с ними всю боль и радость. Книгу, в которой опыт моих героев сможет пригодиться читателю. Сегодня этот день наступил, и я счастлив, что когда-то начал этот путь. Сейчас вы держите в руках материальное воплощение одной моей мечты. Будьте, пожалуйста, с ней аккуратнее, ведь эта книга живое подтверждение, что каждая мечта может стать реальностью.
А теперь традиционные слова благодарности. Моя мечта стала реальной благодаря моей фантазии. Мама, папа, низкий поклон вам за моё детство, за то, что позволяли мечтать и фантазировать. Мои самые искренние друзья, спасибо вам за то, что вы рядом, и за моё смешное прозвище – Ганс Христиан Андерсен. И конечно, моя женщина – мой путеводный луч, самый главный источник идей, самый строгий и беспощадный критик и редактор. Благодарю тебя за поддержку и веру в мой талант. Также искренне благодарю тебя, мой дорогой читатель, и желаю приятного путешествия по страницам моего романа.
Итак, начинаем.

Эта книга ни в коем случае не призвана как-то повлиять на чувства верующих. Она всего лишь призывает взглянуть на мир, который нас окружает, с другой стороны. Все события, описываемые в книге, – это выдумка автора, а любые совпадения – случайны.

Италия. 2012 год
Воздух был прозрачным и слегка подрагивал над раскалённым за день полотном асфальта. Солнце постепенно скатывалось за большой горный хребет, в который упиралась дорога, слева зеленели редкие низкие деревья и кусты дикой ежевики, а справа, сразу после галечного и каменистого пляжа, раскинулось тёплое и спокойное Средиземное море. Чёрная полоса дороги с яркой разметкой стремительно летела под колёса маленького чёрного спортивного автомобиля. Постоянно слышались злые короткие выстрелы из выхлопной трубы, означающие переключение скоростей. В салоне громко играла музыка (что-то из тяжёлого рока). Стёкла немного подрагивали в такт ударам бас-бочки, а у непривычного слушателя слегка заложило бы уши от рёва гитарных рифов и воплей сольной партии.
За рулём сидел молодой мужчина (такие обычно нравятся женщинам). Густые тёмные волосы были коротко острижены на висках и небрежно растрёпаны на макушке. Худые гранёные скулы часто играли желваками. Холодные серо-стальные глаза внимательно следили за дорогой. Чуть пухлые губы водителя часто складывались в улыбку, открывая ровные белоснежные зубы. Тело его было сформировано многолетними тренировками и состояло из упругих мышц, рельефно перекатывающихся при каждом движении под тонкой кожей. Сильные пальцы стремительно переключали подрулевые лепестки, меняя передачу. Было видно, что он получает удовольствие от того, что делает.
Водитель вёл машину очень агрессивно. Догнав впереди идущий автомобиль, он пристраивался в паре сантиметров позади него и на повышенных оборотах двигателя преследовал спокойного европейца до момента, когда слева открывался свободный участок, и тогда спортивный агрегат резко брал влево и стремительно обходил машину.
Если вы когда-нибудь были на треке и смотрели автомобильные гонки, то вам знакома эта картина, совершенно не вписывающаяся в умиротворённый итальянский пейзаж. Спокойные европейские водители шарахались в стороны и вжимали голову в плечи, когда слышали сзади или рядом рёв мощного мотора.
Но это Италия, и рано или поздно вы сможете встретить там молодого аристократа на Lamborghini или заблудшего европейского миллионера на Audi RS. Так случилось и в этот раз. Наш герой уже начал стремительно влетать на горный серпантин, когда от парковки придорожного кафе отъехал маленький и юркий Ferrari F12berlinetta красного цвета, за рулём которого сидела красивая девушка в огромных солнечных очках, укутанная большим белым шарфом, край его как крыло вылетал из открытого окна её автомобиля. Видимо, сама судьба свела их вместе.
Девушка недавно окончила курсы экстремального вождения в Маранелло, успела накатать небольшой опыт, тонко чувствовала свой спорткар. И теперь, когда полностью чёрная, почти размазанная по асфальту тень с гранёным кузовом пронеслась перед ней, мигнув стоп-сигналами перед поворотом и обдав потоком жаркого воздуха, от которого поднялись в воздух и закружились сухие хвоинки вдоль дороги, это был явный вызов её умениям. Она рванула вслед за нашим героем, принимая вызов на битву за равенство между мужчиной и женщиной.
Горный беркут парил над склоном горы, высматривая норки сусликов в надежде, что спадающий дневной зной и опускающийся с гор прохладный воздух заставят маленького грызуна покинуть своё надёжное убежище в поисках пищи и тогда беркут сможет наконец поесть. Солнце уже висело над поверхностью моря. С высоты вершины горного хребта было видно, как прямо из-за горы надвигается тёмная туча летнего дождя, которая двигалась в сторону моря.
Беркут спустился ниже, прямо к вершинам горных сосен, ближе к автодороге, вдоль которой суслики нарыли свои норки. Ему хотелось поймать вкусный ужин до начала дождя и темноты. Хищнику показалось, что он заметил шевеление у одной из норок. Он хотел, сложив крылья и распустив когти, камнем рухнуть на добычу, как почувствовал, на него движется что-то большое, упругое и громкое. Это чувство заставило его сильно взмахнуть крыльями и, поднявшись выше, наблюдать за картиной сверху.
Горный серпантин сначала поднимался змейкой по одному склону горы – от моря к вершине, а затем спускался изломанной линией с другой стороны хребта. Дорога выглядела пустой, но раскинувшиеся над полотном горные пинии прятали тревожных гостей. Сильно сжатый высокой скоростью поток воздуха прижимал к дорожному полотну две машины – чёрную и красную, рёв двигателей и резкие звуки выхлопных газов заставляли прятаться всё в округе.
Машины словно взбесившиеся животные неожиданно прыгали вперёд, когда на дороге был прямой участок, или, рыкнув двигателем, проходили с заносом крутые повороты, обгоняя друг друга. Явного победителя пока не было. Чёрный спорткар имел лучшее управление и передний привод, поэтому легко проходил повороты на высокой скорости, а у красной был мощнее двигатель, она легче разгонялась на прямых участках.
Первые капли дождя упали на остывающий асфальт, когда машины начали спускаться с горы. Белозубая улыбка осветила лицо молодого человека за рулём чёрного спорткара. «Ну теперь точно испугается и отстанет. Сумасшедшая дура», – подумал он и удобнее перехватил руль. На его предплечьях, покрытых витиеватыми татуировками, вздулись напряжённые мышцы.
Однако страсти кипели нешуточные. Девушку несколько капель не испугали, она лишь крепче вцепилась в руль, и только напряжённая прямая спина, слегка оторванная от ковша кресла, говорила о её волнении. Когда половина пути вниз уже была позади, с неба хлынул настоящий тропический ливень, дорога мгновенно превратилась в реку, несущую с горы весь накопленный мусор и мелкие камни.
В этот момент машины неслись рядом: красная правее, у самого алюминиевого бортика, ограждающего полотно дороги от пропасти внизу, а чёрная слева от неё, слегка заехав на встречную полосу.
Девушка почувствовала, что теряет контроль над колёсами и машину начинает плавно сносить с дороги в сторону обрыва, и начала ругаться:
– Дура, какая же я дура!
Потом просто стала кричать, потому что правый край машины уже начал скрести по отбойнику, а впереди был поворот, в котором зиял разрыв серебристой ленты бортика после недавней аварии. Разорванные части ленты свисали в обрыв, открывая близкие деревья и каменную насыпь. Девушка изо всех сил давила маленькой ступнёй на педаль тормоза, руки сковали руль, глаза и рот были широко открыты в немом крике о помощи.
Мужчина в соседнем автомобиле видел то же самое. Он повернул голову и мгновенно оценил обстановку. В очередной раз усмехнулся, нажал педаль газа, выскочив вперёд Ferrari и резко нажал на тормоз, заставляя машины столкнуться. Инерция от удара в переднюю часть откинула красную машину назад и ближе к середине дороги. Её немного развернуло боком, и она остановилась. Чёрная машина от удара в заднюю часть прыгнула вперёд и как детский паровозик, который не может сойти с пути, скользнула в разрыв отбойника.
Девушка вынуждена была ждать, пока сдуется подушка безопасности, которая сильно прижала её к сиденью, потом отстегнула спортивные крепления ремней безопасности и выскочила на дорогу. Чёрная машина, съехав с полотна дороги, зацепила несколько деревьев, скатилась по каменной насыпи и развернулась боком. Она держалась на старой сосне, которая много лет росла, склонившись над пропастью. Машина, конечно, была сильно помята, и лобовое стекло было покрыто крупными трещинами, но ни дыма, ни огня не наблюдалось.
Девушка обошла машину, открыла дверь пассажира, достала мобильный телефон, набрала 112 и села на порог дожидаться спасателей. Только в этот момент она поняла, что водитель чёрной машины спас ей жизнь, подставив себя под удар.
Солнечные очки давно потерялись. Беркут, парящий в небе, увидел, как из широко распахнутых тёмных оливковых глаз, опушённых густыми чёрными ресницами, закапали слёзы. Вокруг стояла звенящая тишина, и только где-то далеко у подножия горы мигали красно-синие всполохи и слышался пронзительный звук сирен кавалькады машин, которые спешили на помощь. Порывы ветра, сопутствующие завершению дождя, развевали на шее одинокой сгорбленной фигурки широкие края шарфа с длинной бахромой, хлопки и резкие взмахи которого напоминали огромные белые крылья.

Где-то во вселенной. Первый год от сотворения мира
Мужчина пришёл в себя сразу. Вот только его не было, и теперь он есть. Это очень необычное ощущение. Попробуйте закрыть глаза, зажать нос, заткнуть уши и почувствовать себя всего, каждую клеточку, каждую мышцу, каждую жилу и капилляр, как внутри них бежит жидкость, какие внутри организма происходят процессы. Попробуйте почувствовать, как происходит окисление крови или растворение в ней кислорода.
Мужчина окинул тело внутренним взором и понял, что у него есть глаза, которые он сразу же открыл, есть нос и уши, в которые немедленно полилась информация о его окружении. Ощущения были очень необычными. Но самое интересное было внутри. Это – абсолютные знания обо всём на свете. Представьте себе, что вам больше не нужно ничего изучать вообще. Всё, на что вы смотрите, открывает вам свою многогранную суть: название, из чего состоит, в чём предназначение. Эти знания всплывают сами собой, стоит только захотеть. И так во всём. Посмотрел или потрогал что-то, и ты сразу всё про это знаешь.
Мужчина поднялся с зелёного ковра сочной травы, на которой лежал, и осмотрелся. Его окружал прекрасный сад. Плодовые деревья – яблони, груши, вишни, смоква стояли в небольшом отдалении друг от друга, между ними росли кусты малины и смородины, местами попадались поляны полевых цветов с островками роз и хризантем.
Он втянул носом воздух. Воздух был сладкий, наполненный ароматом травы, цветов и плодов. Прислушался и услышал щебетание мелких птиц, летающих между деревьями, жужжание пчёл, трудолюбиво перебирающихся с цветка на цветок, и даже лёгкий шорох крыльев большой чёрно-жёлтой бабочки, которая кружила недалеко от него.
Вдруг его внимание привлекло движение. То тут, то там из травы поднимались такие же, как он, существа. И всё в них было идеально: голова, покрытая прямыми и длинными золотистыми волосами, глаза, нос, рот, шея, стройное тело с руками и ногами. И белоснежные крылья, покрытые пушистыми перьями, которые торчали прямо между лопатками.
Существа вставали, потягивались, расправляли огромные крылья, хаотично двигали руками и ногами, подбегали друг к другу и ощупывали абсолютно одинаковые, как из пробирки, тела. Неожиданно один из них резко взмахнул крыльями – раз, другой, затем чаще и стал подниматься в воздух. Трава и цветы под ним пригибались к земле от напора воздушного потока, который сначала медленно, а потом всё быстрее поднимал прекрасное тело в воздух, пока оно не превратилось в точку на горизонте.
Тогда все (и он в том числе) стали пробовать. У многих вырывался смех радости и восхищения, когда их ноги отрывались от земли. Они парили и могли летать от дерева к дереву, ненадолго зависая в воздухе, изучая руками листья и ветки деревьев. Кто-то стал пробовать плоды. Вокруг стали слышны чавканье и довольное мычание набитого рта.
Через некоторое время, когда все изучили друг друга, в окружении появился ранее улетевший член их группы. Он стал открывать рот. Все услышали непривычные звуки, которые неожиданно стали обретать смысл, обращаясь в понятные образы. Мужчина понял, что это речь. Так они общаются. И он тоже может, мысленно представив себе образы, которыми хочет поделиться, издавать эти странные звуки, и другие его поймут.
Вновь прибывший звал их за собой туда, где собираются все крылатые. Их там ждёт Отец. Всё окружение загомонило, зашумело. Слова передавались дальше. Они стали подниматься в небо один за другим и, образовав большую белокрылую стаю, потянулись в ту сторону, куда вёл их посланник.
Летели они недолго, молча изучая окружающий мир и усердно работая крыльями. Их влекло туда неведомое чувство причастности к чему-то общему и невероятной теплоты в сердце. Они думали о том, что скоро увидят своего Отца.
Первое, что они увидели, были шпили огромных башен. Башни были узкими и невероятно высокими. Город стоял в огромной низине, окружённый горами. Башни не ограничивали его по краям, как это обычно бывает в крепостях, а составляли его основу – как бы были центром некой композиции, когда в центре стоит самое высокое сооружение, а потом, ближе к краям, высота их уменьшалась, да и формой они становились попроще, не такие ажурные. А самое главное – башни сверкали. Их сияние рассыпалось лучиками и искрами света, пробегало по низинам гор разноцветными бликами. Издалека было непонятно, из чего они сделаны. Когда все подлетели поближе, сомнений не осталось: башни были хрустальные.
Всё пространство между шпилями занимали белокрылые существа. Их было много. Везде, куда падал взгляд, были белые крылья и златоглавые макушки. Ближе к центральной площади по спирально закручивающейся улице белокрылые образовывали упорядоченную очередь, стояли в ряд по десять. Вновь прибывшие интуитивно встали в хвост колонны.
Солнце стало клониться за вершину горы. Прошла ночь, потом день и ещё одна ночь. Они шли, шаг за шагом приближаясь к центральной площади. И вот на утро третьего дня, когда солнце только поднялось из-за горы и начало ласково пригревать их спины, ряды ступили на гладкие скалы центральной площади. Даже с самого её края было видно, что в центре возвышается пирамида. На ней стояло огромное золотое кресло-трон, в котором сидел Отец.
Он был похож на них, только без крыльев. У него были золотые волосы, но не прямые, а слегка вьющиеся, спадающие волнами. Тело его было прикрыто белоснежным полотном, перекинутым через левое плечо, на ногах надеты кожаные сандалии с ремешками, опоясывающими открытые и сильные икры ног. За его спиной выстроились в несколько рядов такие же, как он, крылатые существа, но крыльев у них было шесть, их кромка была не белоснежная, как у вновь прибывших, а чёрная, как будто обмакнули крылья в чернила, капли стекали и застыли на кончиках перьев. Цвет плавно поднимался – от антрацитово-чёрного на концах к светло-серому в середине перьев.
Они были завёрнуты в белую ткань, перекинутую через плечо, и обуты в сандалии. Их грудь прикрывали золотые нагрудники, формой повторяющие безупречный торс. Руки они держали на эфесе[1 - Часть клинкового холодного оружия, за которую оружие держат рукой. Эфес состоит из главной части – стебля, за который держат оружие рукой, к нему по большей части прикрепляется металлическая дужка (или чашка), защищающая кисть руки от ударов и уколов оружия противника.] огненных мечей, остриё которых упиралось в землю. У входа на площадь с одной стороны стояли каменные прилавки с длинными рядами белой одежды, а с другой – прилавки с одинаковыми кожаными сандалиями.
На площади послышались голоса:
– Все вновь прибывшие ангелы, берите тоги и сандалии. Наши коллеги помогут вам застегнуть и подогнать одежду.
Всё это выдавали ступившим на площадь паломникам несколько тысяч ангелов с четырьмя крыльями, кончики которых были приятного синего цвета, вернее, темнеющего сверху вниз – от голубого к фиалковому.
Вокруг зашумела волна возбуждённого шёпота.
– Мы ангелы, мы ангелы, – слышалось вокруг.
Когда толпа подошла ближе к прилавкам, ангелы с синими крыльями быстро накинули на них белоснежную тогу, скрепили над левым плечом золотой заколкой, искусно изображающей ангела в полёте с раскинутыми крыльями, надели на ноги сандалии, обмотали ремешки и туго завязали их концы над икрами. Дальше все наблюдали, как процессия сужалась сначала до пяти, потом до двух, а ближе к основанию пирамиды ангелы подходили уже по одному. Они поднимались наверх. Что там происходило, не было видно, но назад они уже не возвращались. Все безропотно двигались вперёд. Чем ближе к основанию, тем тише, а на первых ступенях невысокого постамента шаги поднимающегося сопровождала абсолютная тишина.
Вот и ему пришло время подняться по ступеням пирамиды. Он торжественно вышагивал по каменным ступеням, отполированным миллионами сандалий, и с каждым шагом испытывал непередаваемое чувство восторга приближения к чему-то великому. Его туда влекло. Место это светилось спокойствием, умиротворением и было пронизано любовью. Когда он ступил на верхнюю площадку и сделал шаг к золотому трону, его охватило настолько восхитительное чувство полного, ничем не замутнённого счастья, что он не смог больше стоять на ногах и рухнул на колени. Огромными от восхищения глазами он смотрел, как Отец встал с трона и, сделав шаг, подошёл к нему. Этот шаг сопровождался потоком такой любви и нежности, что слёзы потекли по его щекам.
Отец положил руку ему на правое плечо и едва слышно произнёс:
– Встань, сын мой.
Когда он услышал голос Отца, то разрыдался от переполнявших его эмоций. Ноги сами собой распрямились. Он поднял вверх заплаканное лицо, и только слёзы в глазах помогли ему не щуриться от сияния, исходившего от лица, стоявшего напротив Бога.
Отец, не отпуская его плеча, произнёс:
– Я вижу в тебе неиссякаемую веру и бесконечное мужество, вижу любовь и умение тонко чувствовать. Быть тебе ангелом-хранителем отныне и до скончания веков! Нарекаю тебя, ангел, именем Яхоэль. Иди, сын мой.
Новоявленный ангел-хранитель прошёл вперёд. Его поддержали под локти синекрылые и помогли спуститься с вершины пирамиды. С каждым шагом сияние и чувство бесконечного счастья ослабевали, оставляя в его груди след, который он никогда не забудет, след, который будет всегда тянуть его на вершину пирамиды, чтобы ещё раз окунуться в поток любви Отца. Теперь у него появился смысл существования: он должен помогать другим, хранить и оберегать то чувство, которое испытал сам, и, если кто-то забудет, напомнить, что на центральной площади хрустального города их ждёт солнце, дающее свет и тепло всему живому на земле.
Он приподнял крыло, чтобы вытереть мягкими перьями слёзы со щеки, и увидел, как по кончикам его крыльев бежит дорожка – от розового до алого. Он осознал, что цвет крыльев означает призвание ангела. Чернокрылые – это серафимы (или стражи), синекрылые – херувимы, которые помогают Отцу общаться с ангелами, а он, первый с алыми крыльями, стал архангелом над ангелами-хранителями, коих будет не счесть.
В следующий раз Яхоэль увиделся с Отцом через несколько лет, когда обошёл всех ангелов в городе с хрустальными башнями, поговорил с вновь прибывшими и понял, что у всех ангелов изначально была непоколебимая любовь к Отцу, все они испытывали те же чувства, что и он, и не было необходимости напоминать о них и поддерживать веру. Тогда он ещё раз отправился к пирамиде на центральной площади города и встал в редкую очередь. Паломников с каждым годом прибывало всё меньше. Эти были издалека. Они косились на незнакомого ангела с алыми крыльями и в странной одежде, но вопросов не задавали.
Когда пришла очередь Яхоэля подняться по знакомым ступеням, он затрепетал в предвкушении невероятного потока счастья. Как и в первый раз, воинство Отца стояло позади него, как щитами прикрыв нижними крыльями ноги, а верхними – плечи и часть головы. Отец сиял и слепил как солнце.
Яхоэль подошёл ближе к трону. Ноги опять его не держали, и он опустился на колени:
– Отец, я поговорил со всеми ангелами и понял, что не нужен им. Их вера и любовь к тебе изначально сильны и непоколебимы. Зачем тогда я тебе?
Отец встал, положил руку ему на плечо и сказал:
– Хорошие новости принёс ты мне, Яхоэль. Действительно, все мои творения любят меня и тебе нечего хранить и беречь в них. Но они близко и всегда могут пообщаться со мной. Есть у меня ещё одно творение, которое далеко. Мы редко общаемся. Он сейчас очень занят. Вот кому ты действительно нужен. Лети к нему, храни и оберегай.
В тот же самый миг Яхоэль почувствовал, как у него, раздвинув тогу, чуть ниже первой пары крыльев отрастает и вытягивается по бокам вторая пара точно таких же. При этом он понял, что первая пара крыльев нужна для полётов в этом мире, вторая – для перемещения в пространстве между мирами, а третья, как у серафимов, стоящих позади Отца, – чтобы перемещаться в потоке времени. Он встал с колен, распрямил обе пары крыльев. В голове была картина маленького голубого шарика, висящего в чёрной пустоте с далёкими бусинками звёзд в её окружении. Тело стало распадаться на маленькие кусочки, которые дробились на ещё более мелкие, пока в воздухе не повисло едва заметное облако, которое как под напором сильного ветра унесло в небо.
Полёт для Яхоэля длился мгновение. Вот он стоит перед Отцом, в следующий миг – видит пейзаж сада, очень похожего на то место, где он себя осознал. Сочная зелёная трава, много плодовых деревьев и кустарников, цветы, наполняющие воздух приятными ароматами. Напротив него на траве стоял человек, которого звали Адам. Эти знания, как и многие другие об этом мире, сразу появились в его голове. Перед Адамом выстроилась очередь из всей фауны, живущей на этой планете. Он подходил, касался каждого экземпляра, говорил им что-то и двигался дальше.
Яхоэль подошёл ближе и понял, что Адам познаёт каждое животное, даёт ему имя и определяет предназначение. «Совсем как Отец», – с улыбкой подумал он. Но Адам не походил на Отца, хотя тело его было таким же, как у всех, волосы на голове были тёмные, а не золотые, лицо имело больше острых граней, чем мягкие черты ангелов или Отца. Он заговорил с Адамом, представился, сказал, что послан Отцом ему в помощь. Адам очень обрадовался. Он прекратил своё занятие и бросился к Яхоэлю, обнял его, сказал, что очень благодарен Отцу, помнит его, любит и выполняет наказ придумать всему имя и определить назначение. Они вернулись к прерванной работе Адама.
Так прошло ещё несколько десятилетий. Адам закончил работу, порученную ему Отцом. Они много разговаривали, и Яхоэль понял, что, в отличие от ангелов, Отец не вложил в человека знания обо всём на свете. Адаму приходилось всё постигать самому. И, как вскоре выяснилось, это было правильно. Адам каждый раз искренне радовался новым открытиям и печалился невозможности что-то понять и сделать. У людей было значительно больше энергий и эмоций, чем у ангелов. Но было и то, что очень удивляло Яхоэля. Ангелы не могли изменить себя сами или сделать что-то живое, а человеку Отец не поставил никаких ограничений в созидании.
Когда Яхоэль показал, для чего ему нужны крылья, и стал летать вокруг Адама, он засмеялся и сказал, что хочет такие же, хочет летать, как птица. Яхоэль серьезно ответил:
– Тебе чтобы летать, не нужны крылья.
Адам задумался и несколько дней ходил в размышлениях, а потом разбежался и поднялся в воздух, сделал несколько переворотов и пронёсся над верхушками деревьев, ветром сбивая листву и плоды. На удивлённый взгляд Яхоэля Адам после приземления сказал, что он видел, как крылья Яхоэля создают поток воздуха, который поднимает его в небо, и использовал ветер, окутав себя им, как крыльями, чтобы тот поднял его в воздух.
В следующий раз Адам удивил Яхоэля ещё больше, когда подошёл с вопросом о таких же, как он, людях:
– Есть ли они ещё и нельзя ли перенести сюда несколько, чтобы я мог поделиться с ними своими открытиями?
Яхоэль ответил, что он не встречал больше людей, и предложил самому сделать себе друга.
Адам в задумчивости провёл почти год. Он наблюдал за Яхоэлем. Трогал его кожу, изучал лицо, волосы, пальцы. Призвал к себе зверей. Звери приходили парами. Адам осмотрел льва и львицу, волка с волчицей и много других пар животных, а потом лёг на траву, раскинул руки и, казалось, заснул на несколько дней. Потом вдруг неожиданно открыл глаза, поднялся и стремительно кинулся в ближайшую рощу.
Адам вернулся оттуда с ещё одним человеком. Он вёл его за руку. Яхоэль очень внимательно рассматривал их. У нового человека были золотистые вьющиеся волосы, мягкие черты лица и тело, как у Яхоэля. Роста новый человек был небольшого и едва доставал макушкой до плеча Адама. Голос у него был мягкий и звонкий, как у птички. Адам подвёл его к Яхоэлю и сказал, что ещё не придумал ему имя, но как только он его познает, то сможет дать имя, как и всему вокруг.
Яхоэль понял, что Отцу срочно нужно узнать про это событие, чтобы порадоваться за успехи своего творения. Он оставил Адама и, раскинув крылья, переместился в небо над главной площадью города хрустальных башен.
Площадь была пустынна. Он опустился у подножия пирамиды и в третий раз поднялся по ступеням.
Наверху как будто время замерло, ничего не поменялось. Также стояли охранники, сиял Отец, к которому кинулся Яхоэль с докладом. Он подбежал к трону, погрузился в поток великолепных ощущений, наслаждаясь чувством безмерной любви, которое его окружало, и рассказал Отцу всё, что происходило на маленькой зелёной планете.
Отец поднялся, опустил руку на его плечо и сказал:
– Благодарю тебя, сын мой. Радостные вести принёс ты мне. Моё любящее сердце отца не позволяет мне сидеть в стороне, когда такие события происходят в нашем мире.
После его слов Яхоэль почувствовал, как в него полилась река немыслимой ранее энергии, пробежала вдоль позвоночника и раскинулась парой дополнительных алых крыльев ниже тех, что у него уже были.
Потом они с Отцом стали распадаться на бесчисленные песчинки и собрались обратно уже на знакомом ковре сочной зелёной травы. Неподалёку сидели Адам и новый человек. Когда их коснулась энергия любви Отца, по их лицам потекли слёзы счастья.
– Подойди ко мне, сын мой Адам, – сказал Отец, – и покажи своё творение. Ты дал уже ему имя?
– Нет ещё, – ответил Адам.
– Подойди ко мне, – сказал Отец, опуская руку на плечо создания Адама. – Нарекаю тебя отныне именем Ева и назначаю спутником жизни Адама. Люби его и заботься о нём. Плодитесь и размножайтесь, дети мои.
Добавил:
– Я горжусь тобой, сын мой Адам.
И развеялся невесомыми песчинками в воздухе.
Оба человека с уходом Отца изменились внешне, у них появились репродуктивные органы. Как ни пытался Адам, больше никогда он не смог воспроизвести силой мысли подобного себе человека из материи, которая его окружала, вдохнув в неё частички всех своих энергий, как это было с Евой.

СССР. 1980-е годы
Вокруг был только белый цвет, куда ни посмотри, белыми были поля, которые они проезжали, деревья, дорога, по которой катила новенькая «шестёрка», и даже воздух был белым от непрерывно падающего снега. В воздухе снег роился, и было очень интересно смотреть через лобовое стекло, как на фоне чёрного ночного неба в лучах фар возникают различные причудливые фигуры, которые детское воображение дорисовывало в знакомые образы из мультфильмов. Вот волк из «Ну, погоди!» бежит за Винни-Пухом, а это кот Матроскин поёт под гитару с бременскими музыкантами.
Мальчик на заднем сидении машины постоянно улыбался. У него было очень хорошее настроение. Он очень любил смотреть мультфильмы, но больше всего он любил путешествовать. Самое любимое его время был вечер пятницы, когда мама, возвращаясь с работы, забирала его из продлённой группы в школе. Они шли домой обязательно через магазин, чтобы купить продукты на предстоящие выходные, а он, размахивая портфелем, рассказывал маме, как провёл день и что Васька сегодня снова плевался и ему написали замечание в дневник. Когда они приходили домой, мама сразу бежала на кухню разогревать ужин, потому что скоро возвращается с работы папа, а они должны успеть собраться.
Мальчику нравилось, что в пятницу вечером не нужно было готовить уроки на завтра, и он весь отдавался предвкушению будущего небольшого путешествия. Папа приходил в пятницу всегда весёлый, в его холщовой сумке звенела бутылка водки, которую он бережно доставал и убирал в зелёный туристический рюкзак, стоявший в коридоре, куда мама складывала вещи для поездки. Папа привычно взъерошивал мальчику волосы, хватал подмышки и кружил или подкидывал его к потолку, а сын заливисто хохотал, наслаждаясь долгожданной минутой. Потом вся семья шла на маленькую кухню, садилась на деревянные табуреты, накрытые вязанными накидками, которые делала и присылала им посылкой вместе со сгущёнкой и другими деликатесами бабушка Маша из далёкого и снежного Норильска. На столе, накрытом клеёнкой с продовольственными рисунками, уже лежали ложки, стояли тарелки с супом, салатом и крупно порезанными кусками белого хлеба. Семья ужинала.
А потом начиналось самое интересное. Папа брал слегка потрёпанный рюкзак, который достался ему от дедушки-геолога, исходившего с этим рюкзаком пол-Сибири, мальчик – игрушечный самолёт, мама брала пластиковую корзинку с нехитрой едой и термос с чаем, и вся семья шла к лифту, спускалась во двор, где их ждал новенький ВАЗ-2106 зелёного цвета – гордость папы. Он очень долго копил на автомобиль, даже не стал брать кооперативную трёхкомнатную квартиру, когда ему предлагали на работе. Папа так и говорил:
– Ничего, нам троим и двушки хватит, зато будем с машиной, как люди.
Машина была ухоженная, отполированная, блестела хромированными молдингами[2 - Молдинг (от англ. molding, moulding – в данном случае «литая деталь», от «литьё») – декоративная деталь в виде накладной выпуклой планки.] и колёсными дисками, а внутри пахла чистотой.
Папа, совершая ритуал, важно подходил к автомобилю, открывал ключами багажник, ставил туда рюкзак, потом открывал дверь пассажира, помогал садиться маме и только после этого открывал водительскую дверь, подмигивал мальчику, широко улыбался и говорил:
– Чего стоишь? Залезай.
Потом папа брал тряпочку из багажника, открывал капот, проверял уровень масла и его цвет. Масла всегда хватало, и было оно прозрачно-жёлтым. Следующий этап перед поездкой – папа долго и тщательно прогревал двигатель, умело управляя дроссельной заслонкой. И только когда дым из выхлопной трубы сменялся с сизого на чисто-белый, можно было отправляться в путешествие.
Когда машина выезжала со двора, рыча мотором, за ней обычно бежала ватага дворовых мальчишек, а мальчик становился на колени и долго махал им через заднее стекло. Как у большинства семей небольшого города, в котором они жили, у них была дача. Дача находилась в садовом посёлке, куда нужно было ехать сначала через весь город, а потом немного по трассе в пригород, к небольшим деревенькам, прятавшимся за придорожными посадками.
Дорога занимала больше часа. Папа включал магнитолу, и салон машины заполняли голоса Пугачёвой, Леонтьева и Ротару. Мама кормила всех бутербродами и предлагала выпить горячего чаю из термоса, который неизменно брала с собой. Когда машина съезжала с асфальта, начиналась традиционная русская грунтовка, которую не размывало даже в сильные дожди – так плотно её укатывали грузовики, забирающие песок из карьера возле реки.
Дача была огорожена тщательно окрашенным штакетником и представляла собой садовый домик, собранный из чего бог послал. Тут были и части деревянных ящиков, и фанера, в которую была упакована импортная чешская стенка, и невероятно редкие доски, которые папа выменивал у соседа по саду, а потом долго и тщательно обрабатывал рубанком, пока они не становились гладкими, теряя занозы.
Домик был небольшим и одноэтажным, имелись погреб для солений и чердак, где хранились вещи, которые некуда было складывать в квартире. Домик стоял на небольшом и ухоженном участке с ровными грядками и литыми бетонными дорожками, огибающими удачно посаженные яблони и кусты смородины. Но главной достопримечательностью дачи была крохотная банька, приютившаяся на самом краю участка. Папа был деревенский и привык, чтобы каждую неделю была баня, мама была городская, но тоже полюбила это душевное русское развлечение, а мальчик с самого рождения ходил с ними.
Когда семья подъезжала к заборчику, папа вставал на обочине, а мама шла открывать калитку. Если мальчик не спал, то бежал ей помогать. Небольшие воротца на тщательно смазанных петлях легко открывались наружу – папа за этим следил. Машина въезжала на участок и вставала на потрескавшуюся от солнца и морозов бетонированную площадку. Мама с сыном закрывали ворота с калиткой и шли открывать домик.
Затем мама спускалась в погреб за банкой солёных огурцов, помидоров или маринованными грибочками, протирала старый деревянный кухонный стол и выкладывала на него нехитрые закуски. Папа выгружал вещи и шёл за водой к колодцу. Вода была прозрачная, удивительно чистая, холодная и вкусная. Потом родители отправляли сына играть или спать, если приезжали поздно, а сами садились за стол. Мама доставала рюмки, протирала их салфеткой, а папа ставил на стол бутылку водки, срывал мягкий колпачок, и начинались душевные разговоры, иногда заходившие за полночь.
Утром в субботу вся семья просыпалась рано – у родителей были обязанности. Папа копал землю, мыл машину, чинил домик, электричество, забор, делал колышки и ремонтировал теплицу. Мама сажала урожай, полола сорняки, стирала, готовила еду. У мальчика особых обязанностей не было. Он любил помогать папе и не любил, когда мама просила его просила его помочь на грядках или в теплице.
После обеда папа затапливал баньку, а вечером, когда солнце клонилось к верхушкам деревьев, выросших на берегу недалёкой речки, папа с сыном шли в баню. При входе был холодный тамбур[3 - Та?мбур (фр. tambour – «барабан») – небольшое проходное помещение между дверями.], где все оставляли свою одежду и могли отдохнуть после пара. Сама банька совмещала в себе парное помещение и моечную. Печка стояла внутри, поэтому «первый пар» был очень жарким и сухим. Папа с сыном забирались на полати и разговаривали о нелёгкой мужской доле и планах на выходные. Потом папа поддавал на каменку рассола из таза с заранее замоченным берёзовым веником и умело парил сына, а затем себя до красноты кожи. Они оба, весело смеясь, голышом выкатывались на улицу, где их ждали вёдра с ледяной водой. Папа объяснял: чтобы не окочуриться, нужно сначала поплескать водой на ноги, потом на руки и только после этого выливать её на грудь и голову.
Затем отец с сыном шли мыться. Садились на низкую лавочку, наливали горячей воды из бака над печкой, разбавляли её холодненькой из ведра, намыливали мочало, тёрли друг друга до красных следов и споласкивались. Потом мальчик шёл одеваться в чистое, а папа сидел на ступеньках, завернувшись в полотенце, и ждал маму.
В воскресенье утром – время рыбалки. Сын вставал с первыми петухами (их держали соседи по саду), надевал на майку папин тулуп, засовывал босые ноги в резиновые сапоги, брал под крыльцом жестяную баночку, в сарае – лопату и шёл копать червей. Самые вкусные красные черви были за баней, в компостной яме, куда свозили срезанную ботву и опавшую листву. Под прелой сероватой массой, исходящей паром, когда её приподнимаешь, скрывалась чёрная, как уголь, земля.
Иногда даже не нужно было её тревожить – черви ползали сверху. Но если их не хватало, мальчик умело ставил на лопату ногу, наваливался всем своим небольшим весом и ковырял комок мягкой земли, который разламывал в руках, выуживая червей. Наполнив половину банки землёй с завтраком для рыб, он бежал будить отца, и они, взяв старые бамбуковые удочки, шли удить рыбу на неширокую и неглубокую реку, которая неспешно бежала по каменистому дну, за пару участков от их домика.
Для мальчика это были самые счастливые минуты его маленькой жизни. Вот так стоять на берегу реки под ивой, свесившей свои длинные тонкие листья к воде, внимательно смотреть, как течение медленно несёт с собой красную бусинку поплавка, и понимать, что папа где-то рядом. Лучше этого чувства единения было только, когда поплавок вдруг внезапно начинал двигаться против течения и подрагивать, а потом резко уходил под воду. Тогда дрожащими руками нужно было резко потянуть удочку в противоположную сторону (но ни в коем случае не дёргать), и наградой тебе послужит серебристая и сверкающая в лучах утреннего солнца сорожка[4 - В Восточной Сибири, например на Байкале и Енисее, общеупотребительное название – сорога, сорожка.] или краснопёрка, а если очень повезёт– то тёмный, горбатый и полосатый окунь. На плеск приходил отец, гладил сына по голове и приговаривал, что улов отличный.
Так было летом, а сейчас наступила осень. Начало ноября выдалось относительно тёплым и бесснежным. Родители решили закрывать дачный сезон попозже и поехали на выходные попариться напоследок в баньке.
Когда они проснулись в воскресенье утром, всё вокруг было покрыто первым чистым и белым снегом, а воду в ведре на крыльце прихватило тонким ледком. Лицо у папы стало обеспокоенным, а мама предложила подождать до вечера – может, станет теплее и снег растает.
Но снег шёл весь день, а под вечер ударил первый серьёзный мороз. Папа сказал, что ждать больше нет смысла, пора ехать, и мы тихонечко двинулись в сторону дома. Но, как только машина переехала с грунтовки на асфальт, началась пурга. Папа с напряжённым лицом всматривался в пустынную дорогу сквозь летящий навстречу снег, а мама, чтобы скрыть беспокойство, пыталась окружить всех заботой, массировала папе плечи, постоянно поворачивалась к сыну, поправляла старое одеяло, которое зачем-то накинула ему на ноги, протягивала открытый исходящий паром термос и предлагала:
– Алёшенька, попей горячего чаю.
Мальчик понимал, что горячий чай следует пить из крышки термоса. Он качал головой и отказывался. А когда повернулся к окну и увидел ажурные белые крылья метели, взметнувшиеся сбоку от машины, как будто пытаясь оторвать её от земли. В этот момент впереди вспыхнули два круглых жёлтых глаза выплывающего из-за поворота грузовика. Дальше всё было как в замедленном кино. Жёлтый свет фар грузовика пересёкся с их белым. Грузовик повернулся боком, перекрывая дорогу и входя в занос. Крик мамы. Удар. Мир, который закружился в дикой карусели. Боль и темнота.
Мария Андреевна Сапожникова вместе с мужем уехала на Север за длинным рублём, когда её сын после окончания 8-го класса средней школы поступил в ПТУ.
Муж умер рано от непрекращающейся пьянки. Просто упал, возвращаясь с работы в лютую метель и стужу, уснул и не проснулся. Замёрз. Утром к Марии Андреевне пришёл участковый милиционер и пригласил на опознание. С тех пор она была одна. Устроилась на металлургический завод прачкой и проработала там до ранней пенсии.
Она пропустила, как её сын влюбился, женился, обзавёлся ребёнком. Её редкие визиты были желанными и сопровождались ахами и охами жены сына и крепкими объятиями внука, который искренне любил бабушку. Характер у неё был жёсткий и решительный, он проявлялся во всём. В манере говорить, перебивая собеседника, навязывая своё решение и оставляя последнее слово всегда за ней. В манере двигаться, размахивая руками, неся грузное тело, прижатое к земле, резко и стремительно в нужном направлении, а потом внезапно останавливаясь прямо в том месте, куда она шла.
Почтальонша пришла вечером, хотя сумерки ещё не наступили, принесла телеграмму и попросила расписаться. Мария Андреевна взяла очки, прочла телеграмму, опустилась на стул и выронила листок. По её щекам скатились две крупные слезы. Она решительно вытерла их рукавом фланелевого халата и приступила к сборам.
Примерно за три дня были погружены в несколько чемоданов все её вещи, куплены билеты на самолёт, а в её трёхкомнатной квартире поселилась «хорошая» семья: непьющий муж и работящая и хозяйственная жена.
Баба Маша отправилась в длинный путь. В город, где жил её сын.
По прибытии она первым делом забрала у соседки ключи от квартиры сына, оставила вещи и сразу поехала в городскую больницу навестить внука.
Алёшенька лежал на кровати, весь обмотанный бинтами, его ноги в гипсе были подвешены под небольшим углом к кровати чёрным тросом с гирей на конце. Глаза его были закрыты. Алёшу после нескольких операций выписали из реанимации, но в сознание он ещё не приходил.
Мария Андреевна накинула белый халат, посидела рядом с внуком, подержала его за чуть тёплую и вялую руку и сказала:
– Бедный мальчик.
После резко встала и пошла искать милиционера, который отправил телеграмму.
Потом были похороны сына и невестки. Пришло народу больше, чем на свадьбу. О крупное тело бабы Маши, как о кусок мраморной скалы, выступающий в море, разбивались все чувства и эмоции окружающих людей. Бесконечные рыдания сватьи – матери невестки, причитания знакомых и незнакомых людей, постоянные слёзы и наказы держаться.
Всё это она сносила с каменным лицом, не проронив ни единой слезинки. Даже на кладбище, когда опускали в мёрзлую землю гробы, она лишь окинула затуманенным взором всех собравшихся вокруг большой рыжей от свежей глины ямы, присыпанной выпавшим сегодня снегом, людей в тёмной одежде с ярким красным пятном двух гвоздик на груди, выслушала слова батюшки, который долго говорил о бренности этого мира и радостном ожидании исхода в рай и единения с Богом, бросила ком мёрзлой глины, развернулась и ушла в автобус, припаркованный на окраине кладбища.
Алексей Витальевич Сапожников восьми лет от роду открыл глаза. Воспоминания разом заполнили его маленькую голову, возвращая в тот вечер, когда они ехали с дачи домой. Боли в теле не было, хотя он не мог пошевелиться. Очень хотелось пить и немного кружилась голова. За окном был вечер или ночь, на потолке ярко горела лампочка, и он мог видеть окрашенные до половины в зелёный цвет стены. Он разомкнул свои пухлые губы и позвал:
– Мама.
Сначала шёпотом, а потом всё громче и громче.
Послышались шаги. Над ним склонилась голова незнакомой девушки в белой косынке, которая сразу запричитала:
– Очнулся маленький.
– Где мама? – спросил Алёша и увидел, как моментально в уголках глаз незнакомки стали появляться и скатываться по румяным щекам крупные слезинки.
– Бедненький, – продолжила причитать она. – Сейчас я позову доктора. Пить хочешь?
Мальчик хлопнул густыми, чёрными, чуть загнутыми к краям ресницами, прикрывая светло-серые мамины глаза, и тут же ему в губы уткнулась ложка с водой, которая стала смачивать его потрескавшиеся губы. Девушка методично наполняла ложку водой из большой жестяной кружки, которую держала в руке, и аккуратно выливала ему в рот.
Потом она ушла и появился серьёзный дядя в белом халате с помятым как после долгого лежания на подушке лицом. Доктор сел на соседний стул, взял руку мальчика и стал смотреть на свои часы, считая пульс. Затем показал резиновый молоток и попросил последить за ним взглядом влево-вправо, вперёд-назад. После что-то поделал возле его ног и спросил:
– Чувствуешь?
Алёша ничего не чувствовал.
– Плохо, – сказал доктор и спросил, что он помнит.
Алёша честно рассказал, что ехали домой с дачи, впереди был зелёный грузовик, который повернулся к ним боком, они в него ударились, а потом он открыл глаза уже тут.
Доктор сказал:
– Понятно. Ну что же, отдыхайте, молодой человек, а я загляну к вам попозже.
– Зина, а вы возьмите все анализы, – обратился Алёша к девушке.
«Наверное, медсестра», – подумал он.
Такие же молодые девушки, в белых халатах и косынках, делали ему прививки в поликлинике и школе.
Мальчик полежал ещё немного с открытыми глазами, но утомлённый мозг быстро погасил сознание. В следующий раз, когда он открыл глаза, был день. Лампочка на потолке не горела, а рядом сидела баба Маша, легко уместившая его маленькую руку в своей большой.
– Бабуля, – обрадовался мальчик, – как хорошо, что ты приехала! А мы попали в аварию!
– Я знаю, – сказала бабушка.
– А где мама и папа? – спросил Алёшка.
– Нет у тебя больше мамы и папы, – ответила баба Маша и отвернулась к окну.
– А где они? – спросил Алёшка, ничего не понимая.
Бабушка рассказала, что во время аварии их очень сильно сжало повреждённой машиной, и это чудо, что он выжил.
Алёшка в свои неполные девять лет ещё никогда не сталкивался со смертью, но понял главное, что маму с папой он больше никогда не увидит. Глаза мальчика наполнились слезами, а нос неожиданно стал мокрым. Послышались лёгкие всхлипывания, переходящие в неудержимые детские рыдания неподдельного детского горя, как в детском саду, когда он потерял любимую игрушку.
Алёша впервые отмечал Новый год не дома. Как раз накануне праздника с него сняли все бинты, и он мог двигать руками и головой. А вот ноги до сих пор не чувствовал. Вытяжной механизм с его ног уже сняли, и они свободно, без гипса лежали на одеяле. Мальчик мог разглядеть синюшного оттенка бледную кожу на «цыплячьих» ножках, изрезанных по всей длине рубцами операционных шрамов – ноги ему собирали по косточкам.
Врач Сергей Владимирович сказал, как называется его болезнь, но Алёша не запомнил сложные слова. Тогда ему объяснили, что во время аварии у него что-то там защемило в спине, но всё поправили во время операций, и чисто теоретически он может ходить, теперь дело только за ним. Нужно больше двигаться, наращивать мышцы и укреплять разорванные связки. Но Алёша, как ни пытался, не мог пошевелить даже кончиком большого пальца.
В предновогодний вечер опять дежурила медсестра Зиночка, рядом была бабушка. Они приподняли лёгкого мальчика повыше, взбив за его спиной куцую подушку, чтобы он мог сидеть. Его накормили вкусным домашним тортом, который испекла Зина, напоили прозрачным едва жёлтым и безвкусным больничным чаем. Бабушка сделала салат «селёдка под шубой» (это когда в тарелку кладут «торт» из селёдки, картошки и свёклы с майонезом).
Когда пришло время дарить подарки, Зиночка вручила мальчику красивую новогоднюю открытку с пышнобородым Дедом Морозом и красногрудыми (в цвет кафтана деда) снегирями. Бабушка достала из синей холщовой сумки газетный свёрток. Алёша затаил дыхание: ведь это был такой же настоящий новогодний подарок, какой дарили мама с папой, положив его под ёлку. Мальчик, не торопясь развернул дрожащими руками покрытую морщинами газету и увидел внутри розовый резиновый бублик.
– Что это, бабуля? – спросил он.
– Это эспандер, внучек, – ответила баба Маша и показала, как им пользоваться.
Алёша обхватил резиновое кольцо ладошкой и попробовал сжать, но кольцо лишь слегка подалось внутрь. Тогда он схватил его обеими руками и что есть силы сжал резинку так, чтобы её внутренние края соприкоснулись. Мальчик поднял голову и победно улыбнулся. Бабушка потрепала его по заметно отросшим волосам и сказала:
– Молодец, тренируйся.
Выписывали их уже настоящей зимой, в середине февраля. Сергей Владимирович сказал, что все шрамы после операций зажили, кости срослись. Они сделали что могли, теперь нужно больше двигаться, а находиться в больнице только во вред.
Алёша уже лихо раскатывал по длинным узким коридорам хирургического корпуса на больничной коляске, часто перебирая окрепшими руками по большим резиновым колёсам. Но сам всё ещё не мог залезть в коляску, и ему всегда помогали или дежурные медсёстры, полюбившие осиротевшего мальчишку, или бабушка, навещавшая его каждый день.
Пока он готовился к выписке, бабушка оформила все необходимые бумаги на опекунство и выхлопотала получение детской инвалидной коляски.
И вот Алёша впервые за три с лишним месяца сидел в тёплом зимнем пальто и круглой шапке на резинке, плотно прижимающей меховые ушки к подбородку и щекам. Он смотрел на оживлённую больничную аллею, где ходили посетители с сумками, стояли и курили больные на костылях и без, совершенно не опасаясь мороза и выскочив в тёплых фланелевых пижамах.
Мальчику всё было интересно. Он крутил головой, осматривая кучи снега за расчищенными дорожками, чёрный кованый забор с узорами, машины и жёлтые округлые автобусы, снующие за забором. Ему было приятно слышать шум, так отличавшийся от тишины в палате. Начиналась новая жизнь, и начиналась она с невыносимой боли, скручивающей ноги в судорогах, заставляющей руки сжимать одеяло до хруста в суставах, с боли острой, пронзающей всё тело – от пяток до макушки и заставляющей хрустеть зубами в попытке вытерпеть, а потом кричать до слёз и пота, которые градом катятся по лицу, перемешиваясь в районе подбородка.
Боль сопровождала Алёшу и была его главным препятствием возможности ходить самому. Бабуля была безжалостна: утро начиналось с массажа ног, её сильные руки прачки выжимали кровь из дряблых мышц, двигали и растягивали сухожилия и связки. Потом была зарядка для суставов. И самое главное достижение зимы – давление ногами на бабушкину необъятную грудь.
После массажа и гимнастики бабушка садилась на край кровати, сгибала его ноги в коленях, ставила к себе на грудь и говорила:
– Толкай, дави изо всех сил.
Алёша давил, вцепившись в одеяло, до белых от напряжения костяшек пальцев, до пота, который ручейками скатывался под пижаму, образуя лужицу под поясницей. Жал, давил, толкал и чувствовал покалывание в стопах, боль в икрах и напряжение в бёдрах. Но ведь чувствовал!
Так проходило каждое утро бесконечной зимы и весны, а когда совсем стаял снег и стали появляться первые почки на деревьях, начался следующий этап боли – боль от отчаяния. Бабушка брала его подмышки и поднимала из коляски, обняв со спины, прижимала к себе и говорила:
– Иди.
Алёше нужно было самому, опираясь на окрепшие после массажа и тренировок ноги, передвигать ими по асфальтовой площадке подземного гаража. На его тренировки прибегали посмотреть мальчишки и девчонки со всего двора. Ничего не получалось. Бабушкина спина быстро уставала, ноги не хотели слушаться, слёзы отчаяния катились по щекам.
Однажды, когда они вышли утром из подъезда и бабушка привычно посадила Алёшу на скамеечку возле двери, чтобы скатить коляску по двум ступенькам и перенести его снова в неё уже на асфальте тротуара, они увидели, что соседи – дядя Коля и дядя Слава, жившие в их девятиэтажке на третьем и пятом этажах, строгают бруски и забивают их в свежевырытые ямки на небольшой игровой площадке, приютившейся ровно в середине прямоугольника, образованного их домом и ещё тремя соседними.
Они подъехали поближе, разговорились и узнали, что соседи делают специальный станок для Алёши, чтобы он учился ходить. Станок представлял собой два горизонтальных отполированных мелкой шкуркой бруса, которые опирались по краям на вкопанные в песок столбики высотой около метра.
Когда они закончили, дядя Слава подкатил коляску с Алёшей к краю брусьев, поднял мальчика и, наказав крепко держаться за брусья руками, отпустил. Алёша держался на прямых крепких руках за брусья, а ноги свисали, едва касаясь земли кончиками никак не желающих двигаться пальцев, запрятанных в ботинки. Дядя Слава объяснил, что в армии служил десантником и видел, как в госпитале так занимались бойцы после травмы ног. Задача была на словах простая: пройти, опираясь на руки, по всей длине брусьев. Стараться перебирать ногами, постепенно перемещая вес с рук на ноги.
Начались суровые будни. Каждое утро после массажа и гимнастики Алёша по несколько часов в день ходил на брусьях вперёд-назад. Потом ехал на коляске домой и ждал, когда придёт из школы его учительница Наталья Александровна, чтобы объяснить новые темы и дать домашнее задание, которое после с удовольствием выполнял, ведь это было единственное занятие, не причинявшее боли.
Так прошёл год. И вот накануне летних каникул произошло радостное событие в жизни Алёши. Как-то утром после традиционных процедур он так надавил бабушке на грудь, что она вынуждена была податься назад. А ему для этого даже не нужно было держаться за одеяло. Алёша победно улыбался.
С этого момента начался новый этап его жизни, когда бабушка на следующий день после чудесного происшествия принесла костыли и ему открылись новые грани боли – боли от натёртых до мяса подмышек. Боль за это время превратилась из непреодолимого препятствия, ограничивающего его возможности, в надёжного друга, открывающего перед мальчиком радужные перспективы.
Как рассказывал дядя Слава, их прапорщик во время сложных и болезненных тренировок любил приговаривать: «Пока вы чувствуете боль, вы живы, по вашим мышцам течёт кровь, они могут сжиматься и разжиматься. Боль – ваш лучший друг, изучайте её природу, откуда она возникает, какой она формы, цвета, размера, как перемещается по телу. А дыхание – ваш инструмент для изучения вашего тела. С помощью дыхания можно расслаблять мышцы так, что не чувствуются даже сломанная рука и разорванные связки». Потом дядя Слава показывал, как он может невероятно выворачивать суставы локтей и плеч, шумно и долго перед этим выдыхая.
И Алёша изучал свою боль, изучал дыхание. Ему всегда нравилось учиться, и у него хорошо получалось. Он мог долго лежать на кровати и сравнивать, какие ощущения приходят, если сгибать ступни или колени на вдохе и выдохе, откуда начинается и где заканчивается дыхание, что будет, если надолго задержать дыхание при вдохе или что-то делать совсем без воздуха.
Теперь, когда он много двигал ногами сам, массаж ему уже был не нужен. Но утро его всё равно начиналось с гимнастики. Он спускал ноги с кровати, брался руками за письменный стол и подтягивался, стоя на дрожащих ногах. Потом пытался приседать. Сначала на сантиметр, потом всё ниже и ниже, пока не смог однажды коснуться пятками попы. И каждый раз, когда он чувствовал боль, он разговаривал с ней про себя, спрашивал, как её зовут, представлял, какой она формы и какого цвета, наблюдал за ней в процессе упражнения.
Алёша обратил внимание, что если попытаться полностью расслабиться и выдохнуть весь воздух, то боль отступает. И боль уходила постепенно. С большой неохотой. Она из острой становилась тягучей, потом надоедливо зудящей, перетекала в невыносимо щекотное чувство и пропадала совсем, сменяясь ощущением движения, сжатия или покалывания.
Так прошёл ещё год. А в следующее 1 сентября Алёша пришёл на линейку в школу на своих собственных ногах, без костылей и коляски, чтобы вместе с одноклассниками пойти в пятый класс.

Месопотамия. До новой эры – начало новой эры
Род человеческий за несколько тысячелетий значительно увеличился – как численно, так и территориально. Люди давно ушли из того сада, где жил Адам, освоили горы и равнины, успели пережить Всемирный потоп и с тех пор старались селиться повыше, в горах, рядом с быстрыми прозрачными источниками вкусной воды, которая бежала по каменным желобкам, питая сочные горные растения и деревья, крепко держащиеся за тонкий слой плодородной почвы, лежащий на твёрдых скалах.
Так и рождённые в этих местах люди были крепкими. Они упрямо цеплялись за место, в котором жили их предки, хотя климат и условия жизни порой были очень суровыми. Летом было очень жарко. Дневной зной, накопленный в окружающих скалах, выливался на жителей, и ночью не принося долгожданной прохлады. А зимой было очень снежно, потому что редкий ветер не сдувал снег с площадки, окружённой горами.
Люди кочевали от сезона к сезону из огромной пещеры, где жили зимой, под открытое небо в лёгкие шалаши из веток и соломы, которые устанавливали на берегу горной реки. Старики и дети пасли коз и овец, перемещаясь с ними по горным полянкам с сочной зеленью, мужчины рыбачили или ходили на охоту за крупными горными козлами, а женщины вели общее хозяйство: стирали одежду, скребли пемзой в реке домашнюю утварь и сушили на растянутых вдоль шалашей верёвках мокрые вещи.
И вот какую странную картину мог увидеть случайный путник на одной из зелёных горных полянок, высоко в горах, где паслось небольшое стадо ухоженных коз, за которыми присматривали маленькая девочка Есфирь и гордый старец Исай. Старец восседал на поваленном дереве, корни которого поднимали ствол на достаточную высоту, чтобы образовать природную скамью, рядом с ним сидел шестикрылый златовласый ангел. Они мирно беседовали, а девочка, которая бегала по полянке, прутиком гоняя бабочек, периодически подбегала к ним и спрашивала:
– Дедушка, ты с кем разговариваешь?
И получала ответ:
– С ангелом Божьим.
Она смеялась и убегала. Думала, дедушка шутит и ждёт, когда она сядет рядом, чтобы рассказать ей одну из своих замечательных сказок, которых он знал очень много. Сказок про то, какая красивая и разная земля, на которой они живут, как появились на земле люди, про их жизнь, про Бога Отца.
Сказки, конечно, были очень интересные, но ей очень хотелось поймать огромную, с ладонь, бабочку с фиалковыми пятнами на светлых крыльях – очень уж она была красивая. Вот чем можно было похвастать девочкам из деревни.
Между тем Яхоэль спрашивал Исая, как он живёт (он не был тут тысячу лет). Старик, который радовался, что ещё может видеть ангела и говорить с ним, охотно всё рассказывал: люди перестали заниматься осмыслением, теперь не встретишь человека, который сидел бы в тени деревьев и пытался осознать суть мира, который его окружал, не услышишь вопросов, почему ветер дует или почему листья зелёные, откуда снег берётся.
Только дети в своей непосредственности и отсутствии обязанностей могут задумываться на эту тему, а взрослые не оставляют себе ни минуты времени. Они постоянно заняты работой по поддержанию хозяйства, поиску пищи и прочими придуманными обязанностями, которые занимают их руки и ограничивают полёт фантазии. На детские вопросы они отвечают не задумываясь, так как им объяснили родители, что это Бог посылает ветер, чтобы было свежо, Он сделал листья зелёными, потому что это красиво. И снег с неба тоже посылает Бог, потому что любит свои творения и укрывает, чтобы они не замёрзли зимой. Как будто ему больше делать нечего, как постоянно следить за людьми и что-то им посылать.
Яхоэль искренне смеялся, слушая ворчание старика. Новости печалили его, с одной стороны, и радовали – с другой. Люди не переставали чтить и любить Отца за его великие деяния, но забыли, кем они были и могли стать, они с трудом находят общий язык с окружающей природой и больше не управляют стихиями.
Яхоэль поддержал старика надеждой, что, когда людей станет достаточно, обязательно появятся свободные от повседневной работы, которые попытаются осознать своё предназначение и поделятся с окружающими, которые поймут, как просто и надёжно Отец создал всё вокруг, и тогда человек сможет подстраивать окружающий мир под свои нужды. Ведь главное их предназначение – это творение.
Старик с сомнением покачал головой и посетовал, что, когда людей станет больше, они придумают что-то ещё, лишь бы не задумываться о своей сути.
Ангел положил ладонь на плечо старца, как это всегда делал Отец, и поделился своей энергией радости и счастья. Глаза у старика заблестели.
– Спасибо, Яхоэль, – сказал Исай, поднимаясь, – пойду учить молодёжь. Пусть они думают, что я им рассказываю сказки, может, хоть так они продолжат мечтать, когда перестанут быть детьми.
Исай и Есфирь, собрав коз, ушли вниз, в посёлок, а Яхоэль сидел и смотрел им вслед.
Спустя ещё тысячу лет люди вдруг подумали, что злость – это то, что поможет им выжить в их тяжёлой повседневной жизни. Люди стали злиться на соседей за то, что они не могут собирать урожай на их полях, на старших поселений – за то, что они неправильно перераспределяют зерно и шкуры, на реку – что не могут поймать достаточно рыбы, и даже на Бога – за то, что не дал им золота и лучшей жизни.
Они просили и молили его в огромных храмах, построенных в честь него:
– Боже, дай нам большой урожай зерна, много солнца, плодородных коней, золота в наших кошельках и прочее.
Огромное количество людей проводили время в храмах вместо полей, конюшен и шахт. Естественно, когда ничего из того, что они просили, не происходило, стали винить во всём Бога. Энергия злости в мире копилась и росла, отравляя всё вокруг, подавляя своим количеством другие энергии: любви, созидания, счастья.
У Яхоэля в ту пору было много работы, он искал людей с незамутнённым злобой сознанием, которые могли видеть его и общаться с ним. Люди в погоне за вечной наживой совсем перестали видеть и ценить суть окружающего их мира. И людей, через которых Яхоэль мог донести до остальных наставление Отца, становилось всё меньше и меньше.
Многие решили, что если им не помогает один бог, то нужно придумать других, и стали им молиться, повышая вероятность положительного решения их запросов не качеством, а количеством. Тогда Яхоэль понял, что единственный путь обратить человечество к осознанию своей жизни – это угроза прекращения этой самой жизни, и он опять полетел к Отцу.
Летом 536 года сразу несколько вулканов на европейском континенте и в Северной Америке извергли в небо огромные фонтаны огня, дыма, пепла. Всю северную часть планеты покрыл слабо проницаемый для света туман. Солнце превратилось в далёкую холодную точку, не приносящую тепла, температура на земле опустилась до двух градусов по Цельсию, положив начало самому холодному десятилетию за последние две тысячи триста лет.
Тем летом в Китае выпал снег, урожай погиб, а люди начали голодать. В Европе из-за нехватки хлеба за три года погибла половина населения. Затем, в 541 году, последовала эпидемия чумы, начавшаяся в Константинополе, где в первый день погибли пять тысяч человек, на следующий день – десять тысяч, в третий – пятнадцать тысяч. Так насчитали до трёхсот тысяч человек, а потом перестали считать.
Эту эпидемию, одну из крупнейших, потом назовут «Юстиниановой чумой». Она бушевала несколько десятилетий и унесла около ста миллионов жизней. Византия потеряла почти половину населения. Пострадали и другие страны Европы, в основном южной. Вулканические катаклизмы привели к изменению режима морских течений, популяция рыб сильно уменьшилась. Массовые наводнения и проливные дожди разрушили ирригационные сети. Цивилизация скатилась в пучину борьбы за выживание.

Россия.1990-е годы
Лёха бежал легко, контролируя дыхание и шустро перебирая ногами. Он мчался по школьному стадиону. Чёрная кожаная косуха и широкие штаны с тремя белыми полосками по бокам не сковывали движения, а светлые кроссовки Adidas делали шаг упругим и не скользили. Сзади нагоняли, он чувствовал топот и крики:
– Эй, стой! Кому говорю, стой! Догоним, ведь хуже будет.
Но он знал: не догонят. До двора оставалось всего ничего.
Лёха выбежал в распахнутые кованые ворота школы, пробежал мимо здания ЖЭУ и, свернув к себе во двор, заорал:
– Пацаны, шухер!
С разных скамеечек возле подъездов к нему срывались такие же крепко сбитые ребята с короткими стрижками, в спортивных костюмах преимущественно тёмных цветов, джинсе и коже.
Лёха остановился возле детской площадки, на которой возилась малышня, перевёл дыхание и развернулся к вбегающей в их двор троице ребят.
– Чего орёшь, Сапог? – спросил крупный молодой человек с золотым зубом вместо одного из верхних резцов. В толстых пальцах он крутил чётки, камни которых мелодично щёлкали друг об друга.
– Да вот, увязались тут за мной. Говорят, что я им чего-то должен, – сказал Лёха.
– Эй, бакланы, идите сюда! – крикнул кто-то из ребят, собравшихся за спиной Лёхи.
Троица гнавшихся за ним ребят нерешительно подошла к площадке.
– Чё за тема? Чё, есть чё предъявить? – спросил всё тот же здоровяк с золотым зубом.
Чуть вперёд выступил худощавый невысокий парень и затянул слегка гнусавым голосом:
– Здорово, пацаны. Всё по делу, не кипишуйте. Ваш пацанчик щипанул в нашей точке пачку Самца. Сказал, что хочет поштучно. Заплатил пятьсот рублей, а забрал всю пачку.
Лёха вынул жёлтую пачку Camel из кармана и, нагло ухмыляясь, протянул ребятам:
– Угощайтесь, пацаны.
Руки замелькали в воздухе, быстро разбирая американские сигареты. Парни заржали, расслабляясь. Ситуация вышла простая.
– Я возьму парочку, – сказал бугай, забирая все сигареты (он знал, что Лёха не курит, скорее балуется), бросил пачку на землю и раздавил ногой.
– Чё, базаришь, он у вас тиснул? – спросил, нагло ухмыляясь бугай.
– Ничё, – сплюнув через передние зубы в сторону, ответил гнусавый, – обознались мы.
И добавил, поворачиваясь в сторону ребят за своей спиной:
– Пойдёмте, пацанчики.
– Зырьте внимательнее! – выкрикнул кто-то из толпы.
Начало 1990-х Алексей встретил в старших классах школы. Мир вокруг менялся стремительно и очевидно. Сначала пропали пионерские галстуки, потом школьная форма. На прилавках стало появляться много новых, импортных товаров, правда, денег на них не было.
Пенсию бабушке задерживали, а других источников дохода у них не было. С едой проблем не было – дача исправно кормила их своим регулярным урожаем. Картошки, солений и варений, которые они выращивали, им хватало до весны. Лёша регулярно занимался спортом, много бегал и каждый день после школы и уроков выходил с ребятами на улицу погонять мяч по крыше подземного гаража.
Когда на базе школьных спортзалов и в подвалах пятиэтажек стали открываться спортивные секции ушу и карате, Лёша вместе с друзьями попробовал ходить в каждую из них. Ушу ему не понравилось, а карате прижилось – этот вид спорта нашёл отклик своим серьёзным подходом к тренировкам и японской философией в душе Лёши.
А ещё в их районе был большой стадион, который построили для работников большого завода. На нём проходили регулярные соревнования по лёгкой атлетике, в которых Лёша принимал участие. С началом 1990-х стадион захирел, денег на ремонт и содержание секций не было, и работал он частично, в основном за счёт тех, кто успел перейти на хозрасчёт, или за счёт энтузиазма тренеров.
Так было и с секцией тяжёлой атлетики, которую все спортивные друзья Лёши стали называть «качалкой». Туда Лёшку и других ребят, с которыми он занимался, отправил тренер по карате Александр Петрович, которого все ребята называли Петровичем. Он сказал, что им нужно нарастить мышцы, чтобы было чем защищать кости от разрушительных ударов ногами. Поэтому в те вечера, когда Лёша не занимался у Петровича, он стал ходить в качалку. Так и сформировался тесный круг интересов и общения Алексея, которого все теперь называли Лёхой: школа, уроки, которые он всегда делал с удовольствием, читая много дополнительной информации и часто забегая вперёд класса. По понедельникам, средам и пятницам – секция карате, по вторникам, четвергам и воскресеньям – походы в качалку. Субботу он посвящал бабушке, уборке квартиры или поездкам (летом) на дачу.
Такая жизнь его устраивала, но, когда начались перебои с деньгами, стало сложнее оплачивать занятия. Нужно было выбирать: или работа со штангой и гантелями, от которых тело Лёхи покрылось красивыми ветвистыми и упругими жилами мышц и обрело силу, или приносящие радость его пытливому мозгу посещения Петровича, где он познавал физиологию человеческого тела, энергетику и резервы своего организма. И конечно, знания, которые позволяли ему побеждать во всех дворовых сражениях. А они стали случаться всё чаще.
Перемены вокруг делали взрослых злее. Эта злость передавалась и подросткам, которые стали драться чаще, к тому же наказывать за это их стали реже. После некоторых раздумий Лёха решил, что без качалки он сможет прожить, просто будет отжиматься, приседать с весом, подтягиваться дома и во дворе, а к Петровичу он будет ходить обязательно.
В девятом классе Лёха вместе с одноклассниками стал ходить в здание ПТУ на уроки труда – он выбрал себе профессию токаря. Многие ребята пропускали занятия, заменяя их на возможность посидеть в подъезде и выпить бутылку водки, запивая новомодными американскими газировками жёлтого или чёрного цвета.
Лёхе эти занятия нравились. Он любил ощущать, как могучий зелёный станок, который вращал чёрную металлическую заготовку, подчинялся его решениям, с какой скоростью вращать шпиндель и двигать резцом, а на выходе нравилось получать блестящую деталь с идеально выверенными размерами. Эта симпатия, надо сказать, была обоюдной.
Друзья ржали. Но он всегда гордился, что его болты и гайки висели на стенде в холле ПТУ как образец отличной работы. Но и посиделками с друзьями в подъездах он, как нормальный подросток, не пренебрегал.
Друзей у Лёхи было немного, в основном одноклассники. Сашка Круглый (Круглый – это не прозвище, а реальная фамилия) и два брата – Макс и Серёга Филимоновы, оба с курчавыми волосами цвета медной проволоки и россыпью веснушек на лице. Братья были похожи на героя детского фильма про робота Электроника и родились с разницей в год, так что к 15 годам их было практически не отличить по внешности.
Сашкины родители с сыном и его старшей сестрой жили в соседнем с Лёхой доме и работали на заводе. Они воспитали своего сына скромным, смышлёным и сознательным. Сашка был круглым отличником, как и Лёха.
У Филимоновых характер был совершенно разный. В детстве Максим, старший брат, был тихий и спокойный, местами даже трусоватый, а когда повзрослел, то и вовсе поведением стал походить на героев Вицина из советских комедий. Серёга с детства был задирой, заводилой и всегда нарывался на неприятности, так как характер имел безмерно вспыльчивый и неуправляемый, а страдал от этого, как водится, старший брат.
Филимоновым повезло с отцом, тот с самого начала перестройки собрал бригаду из родственников и старых сослуживцев и стал брать частные подряды на строительство и отделку зданий. К середине 1990-х это был успешный предприниматель с большим штатом сотрудников, собственным парком техники и известной фирмой по прокладке трубопроводов для нефти и газа. Не брезговали они и стройкой. Денег у них было очень много. Отца Филимонова побаивались в школе, и Серёгино хулиганство часто сходило ему с рук.
Дружили ребята с первого класса, часто бывали друг у друга в гостях. Родители поощряли их дружбу и хорошо знали ребят. Если кого-то нужно было отпросить у родителей на прогулку или ночёвку к друзьям, отправляли Лёху. К нему у родителей было отношение особое, все считали его очень самостоятельным, ответственным и всегда ставили в пример своим детям, когда их за что-то пеняли.
В семье Филимоновых в баре всегда стояла дорогая выпивка, а в платяном шкафу в комнате у родителей – два картонных ящика с водкой и вином (универсальной платёжной валютой в периоды тотального безденежья). Когда их отец стал хорошо зарабатывать, то деньги стали валяться у них дома буквально повсюду: в прихожей – на тумбочке с ключами, в кухне – на подоконнике, в гостиной – в шкафах с бельём. Да и ключ от папиного сейфа, где лежали деньги в пачках и газовый немецкий пистолет с патронами, Серёга нашёл довольно быстро. Поэтому у Серёги никогда не было проблем с алкоголем и сигаретами. Он приносил в мешке для второй обуви бутылку вина, покупал в комке[5 - Комок – так называли коммерческие магазины, в ассортименте которых было практически всё – от жвачки до одежды.] на остановке зелёную длинную пачку заморских сигарет More с ментолом и звал друзей свалить с нудных уроков труда и посидеть в подъезде.
Часто братья, прихватив с собой Сашку, так и не доходили до здания ПТУ, по дороге сворачивая в ближайший подъезд пятиэтажки, которая стояла напротив ненавистного заведения, поднимались на лестничный пролёт между первым и вторым этажами, садились на холодные лестничные ступени либо просто на корточки, срывали пробку с бутылки портвейна или водки и пили прямо из горла по глотку, передавая бутылку по кругу и затягиваясь длинными сигаретами, дым которых приятно холодил рот.
Лёха подходил чуть позже. Его всегда легко отпускали после сдачи очередной гениально выточенной детали. Лёха сразу хватал у друзей бутылку и делал большой глоток. Им всем хотелось красивой жизни. Потом ребята шатались по району, придумывая, чем бы заняться и как найти денег, а ближе к обеду шли к Филимоновым смотреть видак.
Мама у братьев не работала – была домохозяйкой, поэтому часто сидела дома. Когда ребята приходили гурьбой, ласково их встречала и вкусно кормила. Ребята рассаживались на диван перед телевизором Panaconic (тогда ещё выпускавшимся в Японии), Максим вставлял видеокассету, и ребята безотрывно, с чуть приоткрытым ртом, почти не шевелясь, смотрели за приключениями Арнольда Шварценеггера или Жан-Клода Ванн Дамма. Но больше всех им нравился Брюс Ли. После его фильмов друзья часто устраивали домашние потасовки, крутили вертушки и мастерили нунчаки[6 - Восточное инерционное холодное оружие ударного, ударно-раздробляющего и удушающего действия, представляющее собой два одинаковых стержня (длиной, как правило, 25–35 см) из твёрдого материала, соединённых гибким сочленением. Стержни традиционно изготавливаются из дерева. Современные нунчаки также могут быть изготовлены из металла, пластика или стеклопластика.].
В тот период в жизни Лёхи была идиллия, которая закончилась в 1999 году. Этот год оказался самым страшным для него. Сначала бабушка сказала, что у них больше нет денег на книжке и все сбережения за много лет превратились в копейки, на которые ничего не купишь, а потом стала сильно болеть, слегла и к концу года тихо умерла. Лёхе в тот год исполнилось восемнадцать лет. Его не стали оформлять в детдом, тем более с жильём проблем не было.
Так началась новая самостоятельная эпоха его жизни. Эпоха постоянного поиска денег, которых всегда не хватало. Государство, конечно, платило круглым сиротам пособие, но это было крайне нерегулярно, сумма его была достаточна только на то, чтобы не умереть с году.
А вокруг все ребята одевались в иностранные шмотки, курили заграничные сигареты, начали ходить по немногочисленным музыкальным клубам и дискотекам, клеили девочек. Лёхе всего этого тоже хотелось, и первым делом он пошёл за советом к предпринимателю, которого он знал лично, – к отцу братьев Филимоновых.
Они сидели на кухне и долго беседовали. Мужчина пил водку, Лёша – чай. Потом отец братьев сходил в спальню, принёс пачку сторублёвых банкнот, бросил их на стол и сказал:
– На. Это тебе на первое время. Раскрутишься – вернёшь.
Лёха долго тряс его сильную мозолистую руку, благодарил и обещал, что обязательно в ближайшее время отдаст. Филимонов скептически ухмылялся.
На следующий день с утра Лёха поехал на оптовый рынок, расположенный на окраине города, и купил коробку сигарет Bond, чтобы сдать их в комке подороже и срубить лёгких денег, а днём он уже стучал в дверь киоска, стоящего на остановке напротив его дома. В этом киоске они обычно покупали пиво и сигареты. Лёху там знали и открыли без проблем. Он предложил купить коробку сигарет на продажу, но продавец, парень чуть старше Лёхи, замахал на него руками и сказал:
– Парень, беги отсюда быстрее. У хозяина вчера хату выставили. Утащили несколько коробок сигарет. Такие тоже были. Если он узнает, что ты приходил, сразу ментов вызовет.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67257453) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Часть клинкового холодного оружия, за которую оружие держат рукой. Эфес состоит из главной части – стебля, за который держат оружие рукой, к нему по большей части прикрепляется металлическая дужка (или чашка), защищающая кисть руки от ударов и уколов оружия противника.

2
Молдинг (от англ. molding, moulding – в данном случае «литая деталь», от «литьё») – декоративная деталь в виде накладной выпуклой планки.

3
Та?мбур (фр. tambour – «барабан») – небольшое проходное помещение между дверями.

4
В Восточной Сибири, например на Байкале и Енисее, общеупотребительное название – сорога, сорожка.

5
Комок – так называли коммерческие магазины, в ассортименте которых было практически всё – от жвачки до одежды.

6
Восточное инерционное холодное оружие ударного, ударно-раздробляющего и удушающего действия, представляющее собой два одинаковых стержня (длиной, как правило, 25–35 см) из твёрдого материала, соединённых гибким сочленением. Стержни традиционно изготавливаются из дерева. Современные нунчаки также могут быть изготовлены из металла, пластика или стеклопластика.