Книга Петра
Книга Петра
Евгений Ермошко
Стихийные бедствия прокатываются по всей земле. Одним из выживших становится Петр, решивший описать все те таинственные и ужасные события, после того как он увидел новый мир. Его летопись, с представленными в ней историями, может показаться крайне нереалистичной или фантастической. Но таковой она будет казаться лишь для тех, кто не окунулся во все то охватывающее и разрастающееся безумие и ужас, с которым ему и его друзьям пришлось столкнуться лицом к лицу, после того как спустились они…
Евгений Ермошко
Книга Петра
Пролог
Иногда мне кажется, что мы все умерли еще тогда, когда это все случилось, в мае 2022 года, и поэтому не знаю, мое ли это безумие спятившего и изможденного старика, изложенное в этих кропотливых строках, или же настоящая летопись всех тех ужасных и кошмарных событий, которые легли на всех, кому удалось неким чудесным образом выжить при столь невероятно губительных событиях того времени. Возможно, завтра наш оплот, сотканный на скорую руку и не ждущий всего того ужаса, крадущегося за этими, еще местами сырыми и непрочными, стенами, падет, а с ним и последние остатки человечества. Может быть, новый виток существования кого бы то ни было через множество тысячелетий найдет эту книгу и будет изучать последние дни жизни нашей когда-то расцветавшей цивилизации, как когда-то мы изучали наскальные рисунки в пещере Абри-Кастане, и будет говорить о нас как об одних из тех первых разумных созданий, обитавших на этой планете, потому как в удачный исход завтрашнего дня, каким бы оптимистом я ни был, я не верю… Я не верю потому, что за это последнее время я убедился, что у смерти есть разные воплощения и намного более ужасные, чем я мог когда-либо представить.
Все то, что здесь собрано, в этих немногочисленных отрывках, – это истории всех тех людей, с которыми мне довелось познакомиться и сблизиться за столь скромный срок после пятого мая 2022 года. Не могу сказать, для чего некая своеобразная ирония судьбы в тот день спасла такого крайне неприметного старика, как я, но, как и многие другие, думаю, что все, что происходит в этой жизни, все же происходит не просто так, и потому считаю, что должен и обязан выполнить свой долг, запечатлев все пугающие и таинственные события в этой последней летописи, которая, как я уже решил, будет спрятана в одной из городских церквей, в самом потаенном месте.
Те представленные здесь истории, с которыми мне, моим друзьям и тем, с кем я успел познакомиться лишь в последние дни, могут показаться крайне фантастическими и нереалистичными, но таковыми они будут казаться лишь тем, кто не окунулся во все то охватывающее и разрастающееся безумие и ужас, с которыми нам пришлось столкнуться лицом к лицу.
Когда-то мы были хозяевами и могли бесстрашно разгуливать там, где хотели, чувствуя себя царями этого мира. Но это время закончилось. Теперь ни один мужчина, находясь в здравом уме, не выйдет за пределы этой стены, даже будучи вооруженным и обладая военными навыками и хорошей физической формой. Теперь этот мир стал непредсказуемым и, что более важно, смертельно опасным. Когда-то мы верили в постулаты физики и то, что все в этом мире можно описать с научной точки зрения. Но все это уже в прошлом. Теперь все люди, собранные здесь, верят только в то, что спастись можно, лишь объединившись. Теперь они выключают свет по ночам и молятся о том, чтобы дожить до завтрашнего дня. Больше никто не чувствует себя в безопасности, потому как все мы столкнулись с тем, что неподвластно нашему разуму и с кем наша сила и ум ничтожно малы и выглядят по большей части малосущественными и непригодными к сопротивлению.
Сейчас ноябрь 2022 года, и все мы ждем того самого судного дня, который вот-вот должен наступить. Каждая минута, подаренная нам тишиной и спокойствием еще пока нашего мира, тает, и я больше не могу медлить ни секунды и начну свою историю с самых первых дней, когда все началось.
Глава 1
Петр
После окончания занятий я, как и прежде, решил размять свои далеко не молодые суставы прогулкой по расцветающему и пахнущему весной парку, где так любил проводить свое свободное время в последние годы. Прогуливаться среди заполненных молодежью лавочек и шумных компаний мне помогала деревянная трость, неплохо справлявшаяся с периодически посещающим меня артритом. Все же я не унывал и даже не думал о том, чтобы прислушаться к своему лечащему ревматологу и снизить нагрузки на правое колено, сократив при этом посещения парка. Здесь я встречал кучу беззаботных детишек, жадно поедающих мороженое и испытывающих при этом непередаваемый восторг, видел влюбленные пары, уединяющиеся в самых дальних уголках парка, под кронами высоких тополей, и проходил мимо уставших женщин и мужчин, спешащих домой после тяжелого рабочего дня. Многие из тех, кого я встречал на своем пути, знали меня и, приветливо здороваясь, проносились мимо. У нас был небольшой город, имеющий всего несколько школ, и потому шестидесятисемилетнего старика с седеющей прядью волос и тростью, учащего их детей литературе и русскому языку, знали многие. Здесь, на Коммунистической улице в г. Сафоново Смоленской области, я прожил почти всю свою жизнь. Недалеко от нее и располагался тот самый парк, по которому я гулял, и та самая школа, в которой я был классным руководителем 10 «Б» класса.
Когда мое колено начало гудеть, я поискал свободную лавочку и с облегчением уселся на нее, распрямив свой сустав как можно сильнее. Погода менялась, и почти безоблачное небо начинали затягивать темно-серые тучи, чернеющие на горизонте. Забываясь в своей расслабленности и вспоминая те счастливые дни, которые подарила мне судьба, я ностальгировал и грустил по тем временам, когда еще была жива моя жена, а дочь не вышла замуж и не переехала в другой город. Так, увлекшись своими воспоминаниями, я совсем не замечал, как потихоньку парк становился безлюдным и на сухой пыльный асфальт начали падать первые капли моросящего дождя. Зонта у меня не было, и, не желая промокнуть до нитки, я поспешил к центральному выходу, где через пару домов и располагалась моя квартира. Не дойдя всего пары шагов до узорчатой кованой решетки с названием парка, я услышал оглушительные, нарастающие и убывающие первые звуки сигнала тревоги, раздающиеся эхом по всему городу. Я и раньше встречался с тем, когда военные тренировались в учениях при ЧС и звуки их сирены передавались по территориям военных частей и за их пределами. Знал, что им в любой момент могли вручить конверты и они выдвигались на место с целью выполнить условно поставленную задачу. Но сейчас было что-то другое. Гул от динамиков заставлял весь город всполошиться.
В скором времени я увидел несколько проезжавших мимо меня военных «Уралов», один из которых остановился прямо возле железных ворот. Любопытство, не дающее мне никогда покоя, и сейчас заставляло пересилить боль в колене и отклониться от выбранного маршрута, чтобы узнать, в чем же причина всего этого переполоха.
Добравшись до одной из машин, припарковавшейся недалеко от железных ворот парка, я поспешил к водителю, одетому в военную форму, суетливо перебирающему какие-то бумажки в кабине. Постучав тростью в дверь, я обратился к нему:
– Что случилось, сынок? У вас опять руководство с ума сходит и заставляет нас всех волноваться и нервничать?
Дверь кабины открылась, и я увидел совсем молодого парня, немного лопоухого и кучерявого, со смешным припухшим носом, который в одной руке держал лист бумаги, а во второй микрофон, словно готовился к выступлению.
– Эвакуация, отец. Давай залезай в машину, мест на весь город не хватит. – Сержант за рулем что-то внимательно читал и почти не обращал на меня никого внимания.
Весь город? Значит, это не учения!
Боль в колене тут же прострелила мою ногу, и я еще больше оперся на трость. Всякие тревожные мысли стали забираться мне в голову.
– Так что случилось, ответь, война или катастрофа, или, может, опять это ваши учения, не дающие нам спокойно жить? – все-таки я не оставлял надежды, что весь этот переполох может еще сойти на нет и слова сержанта – всего лишь глупая шутка.
– Залезай, дед, мы и сами пока толком ничего не знаем. Точно не учения, в городе ЧС, так что хочешь жить – занимай место! Около 40 минут у нас осталось, потом едем в бункер, – он отвечал быстрым и громким голосом, намекая мне, что я его сильно отвлекаю.
Еще долго я не мог понять, шутит ли он над старым больным учителем, и молча стоял и смотрел на него. Потом дверь в кабину закрылась и через динамик раздался громогласный звук, прекративший вой сирены и разносящийся по всем близлежащим домам и переулкам. Говорилось следующее: «Внимание! В связи с ухудшением погодных условий проводится экстренная эвакуация населения. Всем услышавшим эту информацию необходимо прибыть к машине для транспортировки в убежище. Повторяю…»
Первые мои мысли были о том, что все они чрезмерно преувеличивают сложившуюся ситуацию. Это какие еще ухудшающиеся природные условия могут заставить выйти уставших жителей и провести свое оставшееся свободное время в каком-нибудь сером бетонном убежище военных? Землетрясение в Смоленской области? Это невозможно. Также как и извержения вулканов, наводнения и цунами, и все прочее, что по природным обстоятельствам просто не может тут возникнуть. Затем я вспомнил, как совсем недавно один из учителей перед планеркой рассказывал всем о том, что большую часть Прибалтики затапливают бесконечно идущие ливни. Что в этих странах реки выходят из берегов, а жители забираются на крыши. Но природа и раньше бушевала, показывая свой прескверный характер, хоть и не с такой страшной силой и не с такой чудовищно охватывающей площадью, как рассказывал тогда мой коллега. Моя квартира, в которой меня уже давно никто не ждал, располагалась в двух переулках отсюда, и, поразмыслив немного, взвесив все за и против, я все же решил сесть в этот грузовик, хотя бы просто чтобы укрыться от дождя.
Машина набиралась неторопливо, в отличие от стремительно подбирающейся к нам огромной черной тучи на горизонте, за которой я тревожно наблюдал, сидя в кузове грузовика. Динамик все так же звучал, разнося тревожные звуки сирены, а в перерывах сержант, не уставая, собирал людей для эвакуации, убеждая их отправиться в убежище.
Вскоре до нас донеслись первые раскаты оглушающего грома. Люди, садившееся рядом, переглядывались и смотрели друг на друга с непонимающими беспокойными лицами. «Кто-нибудь знает, что происходит?» – этот вопрос звучал как будто отовсюду. Но ответа не знал никто, хотя многие не могли удержаться и высказывали свои предположения о том, что никакие это не погодные условия, а началась Третья мировая или произошел взрыв на атомной электростанции и радиоактивное облако движется в нашу сторону. Потом все эти разговоры постепенно начали утопать в бесконечном усиливающемся шуме падающих капель дождя. Раздался гром такой силы, которого я никогда не слышал. Вспышки молний начали сверкать везде и пока чудом обходили нас стороной. Натянутый на кузов полог из брезента едва справлялся с лившим как из ведра дождем. Весьма престарелая женщина, сидевшая почти рядом со мной и до этого лишь мрачно наблюдавшая всю эту картину, молитвенным голосом принялась напевать: «И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И сказал мне: совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой…»
Тогда мне показались эти библейские отрывки об Апокалипсисе забавными, но я даже подумать не мог, что из всех высказанных суждений о происходившем эта песня была самой близкой к истине.
Тротуары быстро заполнялись водой. Порывы ветра периодически усиливались, а молнии озаряли небо все чаще, пока одна из них не ударила в находящееся недалеко от нас дерево, которое сразу же загорелось. Тогда я впервые понял, что не ошибся в своем выборе сесть в эту машину.
Одна из женщин с грудным ребенком заколотила по кабине, угрожающе требуя, чтобы водитель начал движение. На ее лице был страх, ребенок постоянно плакал, а сама она, обладая невыносимо тонким и писклявым голосом, объясняла сержанту, что те, кто хотел сесть, уже сели, а если мы будем ждать еще дольше, то следующая молния непременно сделает из нас барбекю. Молодой сержант и сам не меньше остальных был напуган безумным ликованием природы, и потому, хоть машина и была забита не полностью, чуть погодя под недовольные возгласы она тронулась с места.
Я с грустью смотрел на то, как остается за водной пеленой дождя мой озаряющий своими приветливыми блесками радужный парк и все то, что мне так успело полюбиться в последние годы. В том, что здесь оставаться было больше небезопасно, мы убедились уже в первые несколько минут нашей столь скорой эвакуации, когда громоздкий ствол дерева пробил брезент, расцарапав при этом мне лицо и наглухо затормозив наше движение.
Помню, как с трудом приходил в себя. По лицу сочилась кровь, быстро смываемая дождем, а голова гудела от огромной шишки, набитой отходящей от тяжелого ствола веткой. Открыв глаза и сконцентрировавшись, я увидел ту самую престарелую женщину, лежащую под бревном здоровенной липы. Скованные раскинутыми ветками могучего дерева, под которыми мы с ней расположились параллельными неподвижными пластами на полу кузова, мы смотрели с ней друг на друга, за тем лишь исключением, что у нее глаза уже больше не двигались. За столь долго прожитые годы я не раз слышал, как многие далеко не глупые люди утверждали, что наши мысли материальны. Надеюсь, что это не так… Хотя бы то, о чем так фанатично и с твердой уверенностью в своей правоте предсказывала она в свои последние минуты жизни. В тот момент я понял, что этот день и для меня, и для той матери с почти грудным ребенком, которая рыдала в самом углу противоположного мне кузова, может стать последним.
Я вытер глаза, осмотрел свое тело и, убедившись в том, что в какой-то степени мне все же повезло, так как переломов и вывихов у меня не наблюдалось, выбрался из кучи веток и схватился за ствол дерева, попытавшись поднять его. Тогда, видимо, от шока я совсем позабыл про свой артрит и даже про трость, валявшуюся где-то среди кучи веток. Попытка эта была больше экспериментальной, чем практической, и давала понять, что здесь мы застряли надолго. Упавшее дерево было крайне тяжелым. Все же по крайней мере все мои попытки были не бесполезными и не прошли впустую, и хоть как-то расшевелили всех тех, кто находился в кузове. С другой стороны ствола подскочил парень и также схватился за него. На вид ему было около двадцати восьми, довольно коренастый и на первый взгляд очень ловкий. За ним подбежал еще один мужчина и схватился за дерево. Вскоре нас было уже пятеро. Но как бы мы ни старались и ни выжимали из себя все соки, оно не поддавалось. Ствол был настолько толстым, что, будь тут хоть дюжина здоровых мужиков, все равно ничего бы не изменилось.
Тем временем дождь все так же поливал все вокруг громадными гроздями, и из-за того, что то место, в котором на нас упало дерево, находилось в некой низинке, под колесами быстро увеличивалась лужа. Сначала, когда вода в ней достигала щиколотки, я не придал этому особого значения, но спустя буквально каких-то полчаса наших тщетных попыток стянуть ствол с машины она доходила уже до края сапог сержанта, суетливо и бесполезно бегающего из кабины к кузову. Он явно растерялся и не знал, как ему справиться с этой ситуацией. От этого у него заикался язык и его руки начинали дергаться. Через час вода доходила уже почти до конца колеса машины. От такого быстрого наплыва воды у многих в глазах зарождался страх. Все попытки были тщетны и не приводили ни к чему. Когда наши силы иссякли и мы безнадежно бросили все попытки по ручному поднятию дерева, я краем глаза увидел, как один из парней спрыгнул с кузова. Я про себя ворчливо догонял его осуждающими взглядами и всеми непристойными словами, называя его трусом и брызгая слюной. Первым вызвался мне помочь и первым тут же сбежал с тонущего корабля.
Но он вернулся. Около четверти часа ему хватило на то, чтобы залезть в частный дом за забором и вытянуть оттуда старенькую потасканную бензопилу. Та хоть и завелась с трудом, но свое дело знала хорошо. От натянутой цепи щепки сыпались гроздями в воду. Ствол был распилен в двух местах и немалыми усилиями собравшихся мужчин сброшен с кузова. Теперь мы снова могли продолжить свое движение в убежище.
Ветер уже тогда был ураганным, и мимо нас проплывали разные предметы в виде деревянных скамеек, оторванных веток и различного мусора. Дождь поливал нас нескончаемыми потоками воды, все больше подбирающимися к нашим ногам. Водитель «Урала», сержант, пытался завести машину, которая, как мне казалось, проклинала его при каждой очередной попытке. Мы все смотрели друг на друга и отчаянно надеялись на благоприятный исход и надежность нашего автопрома.
Всмотревшись в сторону какого-то еле пробиваемого через гул ветра шума, похожего на писк, я увидел за деревянным забором метрах в тридцати от машины коричневую будку. Это была очень страшная и трагичная картина, и без содрогания и слез на нее, наверно, не смог бы смотреть ни один человек. На крыше будки ютились три небольших комочка, дрожа и постоянно поскуливая. Возле будки была видна большая собачья голова, перетащившая эти шерстяные клубочки наверх. Ее нос был задран, и она с трудом держалась, чтобы не поддаться течению. Она была обречена. Вода все ближе подбиралась к морде, а железная цепь вилась возле шеи, словно змея, готовящаяся задушить ее.
– Господи, да что же мы тебе такого сделали?! – не выдержал я, сам того не замечая и произнеся это вслух.
Я убрал ладони с глаз, почесал голову, оценивая, насколько у меня выросла шишка на голове, и пододвинул трость к ноге. Рядом раздался брякающий звук – бензопила приземлилась на пол и перевернулась. Я перевел взгляд и заметил, что не одному мне небезразлична эта трогательная картина вдалеке. Весь в опилках, тяжело дыша, он стоял рядом со мной в конце кузова. Тот самый, который не опустил руки и нашел решение, дав нам возможность отправиться дальше.
Не мешкал он и сейчас.
Хороший парень. По его глазам это было сразу видно. Глаза никогда не обманывают. Да и голос у него был какой-то уверенный очень. Доброе светлое лицо, немного в веснушках, как будто излучало приветливость, простоту и благодушие. Один из немногих, кого не ломали невзгоды и превратности судьбы, делая из нас озлобленных и ожесточенных людей. Я это точно могу сказать. За свои годы я без труда научился определять людей, просто смотря им в лицо. На улице дождь льет как из ведра, все кругом плывет и уносится течением, ветер крыши рвет, а он берет и прыгает за борт.
Хотя у меня на душе и оставался некий осадок, что вся эта авантюра его до добра не доведет и, помимо прочего, он и сам погибнет, но все же было приятно, что есть еще такие люди. Большинству тех, кого я встречал или обучал в средней школе, в последнее время нужно было лишь, чтобы электричество текло по проводам и компьютер или гаджет работали вечно. Другим надо было бутылку пива и доступную девку, про которую они завтра расскажут кучу грязных шуток своим друзьям. Третьим – лишь бы их не трогали. Вот и попробуйте найти еще такого парня в настоящее время, чтобы тот решился вот на такие поступки.
Вот только не успел я нарадоваться, а он – проплыть и половины пути, как эта чертова машина завелась. Бездушный кусок железа. Весь мой восторг резко сменился угрызением совести, и я подбежал к кабине и взбудораженно начал стучать и просить, чтобы водитель подождал хотя бы минут десять, объясняя, что человек, благодаря которому мы и можем продолжить движение, находится сейчас не в машине и должен вот-вот вернуться. Но хорошие люди здесь, видимо, закончились, и после нескольких стуков женщина лет шестидесяти одернула меня за ворот и посадила на скамью, после чего угрожающе выпрыснула:
– Ну так ты, дедуль, выйди и подожди, а потом на байдарке нас догоните, а молнии поддадут вам газку для скорости.
Никто из сидевших в кузове не заступился за меня, а, напротив, вопреки человеческой гуманности, начали упрекать меня. Одна из женщин заявила, что одной смерти за сегодня уже было место случиться и своими действиями я теперь хочу всех здесь погубить. Спорить с ними было бессмысленно, да и перекричать поднявшийся бунт тоже не имело никакого смысла, поэтому, оставив все свои жалкие попытки, я сел на свое место и просто смотрел на то, как удаляется наша машина от того самого уже ветхого старого дома с будкой во дворе. От привычных улиц и переулков. От спокойной и размеренной жизни.
Наш путь до убежища длился еще около двух часов, после чего машина заехала в лес и остановилась среди кучи идентичных. Затем мы вышли, и сержант сказал всем следовать за ним. Пройдя еще метров сто, мы увидели одну-единственную заброшенную хижину. Как потом выяснилось, это и был вход в убежище.
Глава 2
Ник
В его ушах стоял беспорядочный хриплый гул от ветра, поглощающий в себя все звуки улицы. Возле бедер по линии воды проносились сорванные ветром ветви деревьев, которые течение быстро уносило куда-то вдаль. Холодная мутная вода, пропитавшая его одежду от ботинок до кончиков куртки, пускала дрожь по телу и сулила в скором времени получить озноб и переохлаждение. Хотя назад он и не оглядывался, но прекрасно понимал, что действовать надо стремительно, и если машина еще не завелась, то этот момент может наступить прямо сейчас. Будут ли его ждать все те люди, которым он помог не остаться тут навечно, он не знал. Но прекрасно смог убедиться, участвуя в гражданской войне на Украине, что у большинства людей собственная жизнь превыше всего.
Искренне он любил четвероногих братьев и относился к ним с заботой. В том, что он в будущем станет кинологом, он не сомневался с самого детства. Однажды в его юном возрасте, когда он едва успел окончить начальную школу, Ник, возвращаясь из магазина с пакетом продуктов, услышал в овраге жалобное скуление, сопровождающееся издевательским смехом. Подойдя к краю оврага, заросшего небольшим березовиком, он разглядел, как обездвиженная, привязанная к дереву дворняжка с кровавыми пятнами на шерсти получает один удар за другим. Сопротивляться она уже не могла и, прижав уши, смотрела лишь на того, кто, предвкушая ожидаемое ликование и веселье своих товарищей, заносит очередной удар. Он не смог выдержать и трех секунд этих издевательств. Весь его мальчишеский страх куда-то ушел, и осталась только агрессия, заставляющая забыть обо всем. Разогнавшись на крутом склоне оврага, он обрушился на них ударами ног и кулаков. Он дрался изо всех сил, он отталкивал и ругал их, сопротивлялся ударам и чувствовал, как силы начинают уходить. Затем раздались голоса взрослых, проходящих мимо, и все замерли, испугавшись, что они могли услышать их крики. За это время Ник успел развязать веревку и проводить глазами пса, почувствовавшего свободу, сорвавшегося с места и бегущего из последних сил как можно дальше от этих безжалостных людей. Взрослые прошли мимо, и толпа подростков со свирепым взглядом уставилась на него. В то время как из его носа текла кровь, дыхание перехватало от ударов ног по животу, а порванная совсем новая куртка обещала отцовского ремня, с его лица ни на секунду не спадала добродушная улыбка от спасения беззащитной дворняжки.
Перебирая ногами, он шел к цели. Штакетник после недавней покраски выглядел новым, но только издалека. Ник попробовал одну планку, затем другую, пока не нашел немного пошатанную и, приставив ногу к забору, надавил. Доска хрустнула, и в заборе появилась зияющая дыра. Кое-как удержавшись на ногах и не поддавшись течению, он проскользнул во двор. Его цель была уже совсем рядом, всего в десяти шагах, когда на секунду умолкший бушующий ветер дал ему понять, что время кончилось. Обернувшись, он проводил глазами транспортную военную машину, отправляющуюся куда-то в западном направлении. Ник вытер капли дождя с лица и двинулся дальше. Тем катализом, двигающим его, вопреки всему, в одном направлении и ни секунду не заставляющим усомниться в выборе своего решения, была картина перед его глазами, где собака, отчаянно сопротивляющаяся водному нашествию, боролась за свою жизнь, перебирая всеми четырьмя лапами на натянутой железной цепи. В то же время на крыше будки три промокших с головы до лап комочка тревожно поскуливали, высунув свои головы вперед, к тонущей матери.
Ник добрался до будки в тот момент, когда собака уже начала захлебываться. Одной рукой он схватил цепь, второй отжал пружинную защелку на ошейнике и попытался перехватить ее. Но собака была напугана и вела себя непредсказуемо. Он все же попытался ухватиться за нее и едва успел отдернуть руку от огромной пасти. Сзади что-то ударило, и его повело. Кое-как он успел схватиться за край будки, чтобы не поддаться течению и не поплыть вслед за собакой. Ей он помочь уже ничем не мог, но со щенятами дела обстояли куда лучше, потому как, будучи совсем недавно рожденными, они были чуть больше двух кулаков и с легкостью могли поместиться внутри его куртки.
В породах он разбирался хорошо и не мог ошибаться. Аляскинские маламуты – заключил он, засовывая последнего, третьего щенка. Правая нога начинала неметь. Тело пробирала дрожь. Отсюда нужно было срочно выбираться. Каждая минута сулила ему онемение конечностей и последующее превращение в неподвижный окоченевший предмет, который уносило течение той необузданной и разгневанной силой природы, набирающей все больше и больше свои обороты.
Свет в доме, находящемся возле будки, был выключен. Исходя из того, что хозяин до сих пор не вышел на собачий лай, даже не показался, наверняка отсутствовал дома. Несколько глухих ударов Ника в дверь эту теорию быстро доказали. Железные решетки на всех окнах первого этажа, как и дверное плотное металлическое полотно, крайне усложняли задачу попасть в сухое помещение и хотя бы немного обсохнуть и отогреться. Оглядевшись по сторонам, Ник приметил оторвавшийся пролет забора, застрявший между гаражом и домом. Перетащив его, он быстро приставил доски к стене дома. Осторожно поставив ногу на верхнюю прожилину, он уцепился за край крыши. Подтянувшись, переложил тело на шиферное покрытие, по которому добрался до незащищенного окна. От хлесткого удара стекло разлетелось и осколки посыпались вниз.
Вытащив щенят, он сразу стал снимать мокрую одежду и растирать ноги. Тут же вывернул все попавшиеся на глаза комоды и разворошил шкафы. Здесь была мужская и женская одежда, детская и подростковая. Дом принадлежал явно не тем людям, кто в чем-то нуждался. К счастью, хозяин не сильно отличался от него размерами и всего на немного был шире в талии. Одним из найденных ремней он затянул новую куртку по пояс, благодаря чему теперь мог полноценно использовать две руки. Полотенцем обтер щенят и засунул их обратно под куртку. Переодел свои кроссовки на найденные резиновые сапоги и, не теряя ни минуты, снова вылез из окна.
Глава 3
Ким
Его глаза, совсем без жизненной энергии, с абсолютной пустотой во взгляде, где разве что находилась отрешенность и безразличность, пересчитывали ступеньки, по которым он медленно поднимался на крышу. Почему его так тянуло туда, он никогда не понимал, но проводил здесь кучу свободного времени, когда скука одолевала его и ему так хотелось остаться недосягаемым. Мир всегда не понимал его, впрочем, как и он – все то, что происходило вокруг. Тяжелая железная дверь легко поддалась, и он ступил на черную, покрытую мастикой крышу. Сегодня его тянуло сюда как никогда, и он, как завороженный, ступал шаг за шагом, хотя нескончаемые потоки разбушевавшейся бури своими завихрениями неумолимо били ему в лицо, а каждый новый порыв мог стать тем единственным и последним испытанием, которые так часто появлялись в его жизни. Дождь продолжал обливать его холодным душем, но намертво вцепившиеся в парапет руки даже не думали отпустить его хотя бы на секунду. Если бы кто-нибудь видел его из любых соседних домов, наверняка бы подумал о спятившем человеке или позабытом манекене, потому как в здравом уме сейчас здесь бы не решился находиться ни один живой человек.
Ким не был одним из тех, кто решился бы закончить свою жизнь вот так, даже если и понимал, что сейчас он сбился со своего пути и другого выхода просто нет. Не был он и любителем острых ощущений, после которых мог с гордостью рассказать своим друзьям о том, как рискнул и остался победителем. Их у него просто не было. Он сам отказался от них, выбрав одиночество и замкнутость. Сейчас они ему были просто необходимы. Если бы всю его жизнь можно было представить как высокий небоскреб, в который он все это время кропотливо закладывал кирпичик за кирпичиком, то в настоящее время это выглядело бы как обветшавшее накренившееся здание, с разрушенными безжизненными этажами. Но он не был каким-то манекеном из полистирола или стеклопластика, как могло показаться при первом взгляде на него. Крепкий коренастый мужчина, спасавший жизни каждый день и не боявшийся опасностей и трудностей, – вот как его характеризовали коллеги. Но мало кто из них замечал, как тяжело ему давалась в последнее время борьба с самим собой. И он был не из тех людей, кто бы это показывал.
Последние недели он приходил сюда довольно часто, когда чувство грусти и отчаяния брало над ним верх. Здесь он успокаивался, смотрел на небо и на улицы, на тихие умиротворяющие закаты с синеющим убаюкивающим куполом и оживленную борьбу тьмы и света, сопровождающуюся появлением разнообразных звуков природы по утрам.
Стоя и смотря на то, как вода затапливает все большие территории на улицах, перед ним проносилась вся его жизнь. Беспорядочные отрывки врывались в его сознание тяжелыми воспоминаниями. Почему-то именно сейчас картина из раннего детства вместо столба воды и ураганного ветра стояла у него перед глазами. В ней толпа людей, все в черном, глаза опущены, направлены вниз. Вниз опускают гроб. Крышка закрыта, и это означает, что того человека, которого он так сильно любил, он больше никогда не увидит. Тот день он запомнил на долгие годы. Ведь именно с того самого дня его жизнь переломилась в корне и снова. Его отца не стало, и спустя несколько месяцев он все больше начал замечать, что его мать перестает быть сама собой. Потом появились шприцы. Ему было чуть больше десяти, когда он перестал верить в Бога. Затем пропала и надежда.
В школе он быстро превратился в изгоя. Затем на ничуть не приметного мальчишку начали обращать внимание его сверстники, подшучивая и оскорбляя, придумывали ему разнообразные смешные клички, но ему было все равно. Вскоре и этого им показалось мало, и в ход пошли кулаки. Синяки и пощечины ему прилетали в любое время между занятиями или же после их окончания. Перед ним проносились их злорадные улыбающиеся лица, получившие удовлетворение от того, как его тело скручивала боль, а на лице появлялась гримаса страдания. Тогда, валяясь в пыли, с выкрученными руками и задранной головой, он смотрел на то, как мимо проходили его одноклассницы, подбадривающие своих кумиров и кричащие в толпе, куда им лучше ударить, чтобы он завизжал.
Но был и один светлый момент в его жизни, даже в такие смутные времена. Тогда вопреки всему этому к нему осмелилась подойти та, которую все ученики считали самой красивой, а учителя – одной из перспективных выпускниц школы. Тогда назло всем превратностям судьбы она смогла вдохнуть в него жизнь и показать, что этот мир может быть изменчив и отличен от того, в котором ему приходилось жить так долго. Его одноклассники же, не понимая, как такое вообще возможно, что одна из лучших девушек школы выбрала именно вот это – посмешище, недостойное самой страшной дурнушки класса, принимались с еще большей силой лупить его и унижать. Но тот росток, посаженный ею внутри его тела, разрастался с неимоверной силой. Его измученные от бесконечных тренировок руки немели от перенапряжения и становились твердыми, как камень. Момент, когда он сможет дать им отпор, казался уже совсем рядом. Но все произошло неожиданно и раньше, чем он мог предположить.
Когда они застали их на той же крыше, на которой находился Ким и сейчас, он еще не был готов и не смог предотвратить всех тех ужасных событий, которые произошли в тот страшный день. Бежать им было некуда. Он знал, что они ее не тронут, и потому попросил ее просто уйти и не смотреть на это. Но она не ушла. В свой последний раз попытавшись прекратить это, она получила удар наотмашь. Ким не видел, чья рука из тех пяти его сверстников задела ее, но знал, что одним из виновных был он сам, допустивший все это. Он винил себя в том, что позволял им издеваться над собой, и том, что впустил ее в свою жизнь, хотя не был готов защитить ее. Спустя месяц, стоя перед очередной могилой, он поклялся стоять до последнего, даже если это будет сама смерть. И он стоял. Его били толпами, но он все равно стоял и пытался ответить. Он едва доползал до дома, чтобы завтра снова затеять драку. Тренировки в спортзале длились долгими часами, пока он в буквальном смысле не валился с ног. И вскоре пришел тот долгожданный день. Трое задир были избиты у всей школы на виду. Те еще двое смельчаков, попытавшиеся прийти на помощь своим дружкам, оказались с перебинтованными носами и надетыми на головы трусами.
Прошло несколько месяцев, и его знали все. Весь район замирал, когда он выходил на вечернюю пробежку. Когда он шел по школе, все те, кто так резво издевались над ним, опускали глаза и почесывали ушибы и синяки, напоминающие им о том, что будет с ними, если он обратит на них внимание. Но больше всех его боялись те пятеро. Их он не трогал вообще, и они не понимали почему. Спустя еще полгода каждый из них забыл о том вечере на крыше, а Ким словно ушел в тень. Жизнь на улицах стала прежней. Его не трогали, как и он их. Все думали, что он остыл, но все равно боялись даже проходить мимо. Еще через три месяца прозвенел последний звонок. А затем траурная новость прокатилась по всему городу. В газетах писали, как пятеро мальчишек, напившись на выпускном, передрались и упали с крыши. По радио говорили, что они состояли в секте и это был какой-то суицидный квест. В школе утверждали, что виной всему новый наркотик. Версии были разнообразные, но никто не знал истинную причину всего этого, кроме одного-единственного человека.
Так закончились его школьные дни, после чего начались суровые натянутые армейские будни. Потом были горячие точки, куда без раздумий он записывался сам, как будто слепо доказывал самому себе, что та клятва была дана не впустую. Годы брали свое, и вскоре он встретил девушку. Затем была свадьба, ребенок и немного счастья среди подгузников и мокрых пеленок. Хотя продолжалось все это недолго. Когда он все же решил остановиться и прекратить ходить по лезвию судьбы, отказавшись от командировок, сложив оружие и подписав рапорт на увольнение, его ждали дома раскиданные банки от коктейлей, разбросанная мужская и женская одежда, нелепые извинения и плач сына. И снова все разрушилось в один миг, словно все, что он строил годами, было ветхим карточным домиком. Опять он остался один, вместе с убитым, мрачным и тоскливым миром, который словно годами ждал его возвращения.
И вот спустя столько лет он стоял на той же злополучной крыше и смотрел на то, как всего за пару часов некогда солнечная, немного прохладная майская погода сменилась на дождливую и ветреную, со шквальными порывами. Дребезжащий металлический звук от оторванной крыши соседнего дома эхом прошелся по всей улице, утопая в звуках проливного дождя. Ким жадно наблюдал за тем, как металлический лист несется по касательной вниз и как он хладнокровно прорезает воду. Для любого другого человека это, конечно, было бы предупреждением о том, что надо бежать отсюда, и бежать что есть силы. Но он стоял.
Сначала он почувствовал, будто он соломинка в бурлящем море, а после – пустоту под ногами. Затем все перевернулось…
Глава 4
Петр
Чтобы попасть внутрь хижины, нам пришлось простоять под проливным дождем еще не меньше получаса, пока за деревянной дверью обветшавшего дома не пропал последний человек предыдущей группы, после чего наш водитель скомандовал нам построиться в ряд и заходить по трое. Вскоре очередь дошла и до меня. Приоткрыв громоздкую дверь, я оказался в просторном помещении, внутри которого не было ничего, кроме трех столов с сидящими в военной форме прапорщиками. Все они скрупулезно заполняли свои журналы и с усталостью осматривали прибывших. За центральным столом в деревянном полу зияла большая дыра, в которой виднелось начало лестницы, спускающейся глубоко вниз.
Прапорщик с довольно крупным подбородком и не менее внушительными щеками коротко записал мои данные, после чего передал мне пропуск и анкету, указав, что ее я должен заполнить позже. На пропуске я разглядел свою фамилию и находящийся под ней номер комнаты – 385. В анкете же мне надо было указать все свои заболевания, группу крови и даже профессию, что мне показалось совсем не нужным, потому как все это я считал пережитками бюрократии и не мыслил, что могу задержаться здесь настолько, что они смогли бы кому-то понадобиться.
Дальше мне предстояло спускаться по сырой каменной лестнице, тянущейся далеко вглубь серого, местами еще недоделанного бункера, с уходящими куда-то ответвлениями и развилками прохладных сырых коридоров, с продрогшими людьми, укутанными в одеяла. Когда же, минуя все зигзаги и перекрестки, следуя белым выделяющимся стрелкам на стене, мне все же удалось добраться до заветной комнаты, я поразился всей масштабности данного сооружения, хотя и видел лишь самую малую его часть. Сбросив с себя мокрую одежду и закутавшись полностью в сухое одеяло, я занял свое койко-место на нижнем ярусе и начал ждать, сам не знаю чего.
Комната была небольших размеров и скорее напоминала маленькую каморку на четыре места, с двумя двухъярусными кроватями по бокам. Отсутствие дверей здесь я мог объяснить лишь скоропостижностью данной постройки или отсутствием бюджета на столь затратное мероприятие, на которое, наверное, не пожалел бы денег только Энвер Ходжа при своем правлении в Албании.
Мои соседи не заставили себя долго ждать, и вскоре все места были заняты. Двое из них мне сразу не понравились из-за явной деградации интеллекта и отвратительного уголовного жаргона. Одетые в толстовки и спортивные штаны малоприятные детины, с татуировками и неухоженной внешностью, рассеивали запах перегара в тесной комнатушке, не смущаясь выражаться при этом непристойными выражениями. Другой же парень, заполнивший нашу каморку последним, напротив, сидел в очках и держался особняком, стараясь не обращать на все их выходки никого внимания, но все же краем глаза я смог подметить, что, смотря через очки, он как будто оценивал всех нас, наблюдая и делая выводы.
Как бы мне ни была неприятна вся эта компания, я решил поздороваться и перемолвиться парой слов со всеми. Ответ на это не заставил себя ждать, и один из этих верзил достал из-за пазухи бутылку, предложив выпить за знакомство. Я вежливо отказался, что посоветовал и им, на что сразу же получил неодобрительный взгляд в свою сторону и грубые, последовавшие за ним пьяные зацепки, после чего пожалел, что вообще открыл рот и не лежу сейчас как тот худенький парень в очках на втором ярусе. Настоящих их имен я не знал, потому как общались они, называя друг друга кличками. Один из них называл другого Танком, а тот в свою очередь называл своего товарища Битой.
Через час, когда осушилось их пойло, я пожалел еще больше о том, что, не подумавши, ляпнул в начале разговора о своей профессии в виде преподавания литературы в средней школе, потому как их вечер совсем не собирался заканчиваться и парням хотелось запоминающегося продолжения, какое бы можно было рассказать таким же не столь одаренным и первобытным дружкам по выходе отсюда. Обняв меня за шею, мне в добровольно-принудительной форме предложили читать стихи!
Далее все начало разворачиваться очень быстро и совсем в неблагоприятных событиях. Второй пьянющий верзила, не желая отставать от своего товарища, улегшись поудобней на койку, со всего размаха подкинул ногой лежащего на втором ярусе того худенького паренька, явно не ожидавшего такого подарка судьбы снизу. Бедолага чуть не впечатался в потолок, а затем не свалился со второго яруса, что, конечно, не могло не вызвать волну сумасшедшего смеха наших «сокамерников».
Далее целый час мне пришлось слушать крайне утомительные и плохо пахнущие шутки из их тюремной жизни и о том, как они развлекались по выходе оттуда. Когда все же они закончились, то их внимание снова оказалось на нас. Тот, который называл себя Танком, вспоминал, как в школе издевался над своим учителем и ненавидел всю систему образования, считая это все крайне никчемным занятием. Молчаливо глотая все это, я все больше ощущал, как градус алкоголя и напряжения с каждой минутой нарастал в этой комнате. И вскоре задиристые слова перешли в распускание рук. Уже буквально через полчаса нас повалили с кроватей, дав еще при этом по оплеухе и заставив дышать пылью с пола. Больше всего доставалось Меиру, потому как из-за монотонного некоренного акцента его посчитали служителем еврейской религиозной общины, что крайне усугубило его положение здесь. В коридоре же при этой перебранке начал также создаваться шум из-за негодования женщин, обсуждающих их поведение. Лица мужского пола, к сожалению, из-за боязни оказаться на нашем месте могли лишь наблюдать, не встревая и не переча двум мастодонтам, превосходившим всех в своем физическом развитии и отстававшим не пару веков в умственном.
– Ну что, заморыши, какие будут предложения, как будем исправлять ситуацию? – начал Танк, устрашающе рыча мне в затылок. Мы же при этом находились уже лицом к стенке, как шкодливые котята.
– Так, так, значит, стихи читать мы отказываемся, поддерживать правильную беседу – тоже, – продолжил Бита, заломив при этом одну руку Меира, чтобы тот испытал побольше боли и сломался. – Значит, ты, кучерявый жидяра, организуешь нам поляну, и не да-а-ай Бог она нам не понравится, – он дико заржал и в подтверждение своих слов еще раз прошелся по его почкам. – Понял, ты меня понял?!
В коридоре раздался шум от сапог и женские возгласы, которым я, будучи в сильнейшем оцепенении, не придал значения, но краем глаза заметил, что Меир при этом как будто ожил и, переведя дыхание, выпалил то, от чего у меня помутнело в глазах:
– Я думаю, ты сгоняешь на ржавом Т-34 нам с дедком за пивом и мы обо всем забудем… ну, по крайней мере постараемся.
Тех огненных глаз за моей спиной я не видел, но смею полагать по их свирепому реву, что они у них в ту же секунду покраснели, как у взбешенных быков. В тот момент у меня были все основания полагать, что Меиру настолько сильно настучали по голове, что она уже просто была лишена разума и больше не могла рассудительно оценивать обстановку. Когда же я приготовился к самому худшему и закрыл глаза, предвкушая ту боль, которая эхом разойдется по всему моему телу, в комнату ворвался патруль.
Будучи еще в коридоре, вооруженные солдаты слышали тот разгневанный вопль, спровоцированный этим щупленьким парнем, посему без малейшей доли сомнения, вбежав в комнату, посыпались удары прикладов, заставившие наших обидчиков съежиться на полу, кривясь от боли.
Когда мы смогли отдышаться и более-менее прийти в себя, оба верзилы стояли уже возле стены, держа руки за головой, точь-в-точь напоминая нас всего пять минут назад. Тогда-то я и смог оценить весь тот холодный расчет Меира, оценившего ситуацию и таким наглым образом подтолкнувшего этих верзил на получение более крепких тумаков, но и этого ему было мало, и когда один из громил обернулся и произнес:
– Ты же понимаешь, жиденок, что мы теперь с тебя не слезем? Мы узнаем, где ты живешь, и из-под земли тебя достанем.
– На следопыта ты явно не похож, – улыбнувшись, ответил Меир, после чего его лицо изменилось на улыбчивую дразнящую гримасу, – а похож скорее на тупого бычару, который как залезть на корову не сможет додуматься…
Детина после этого просто взревел и рванулся в нашу сторону, но тут же получил еще один удар по ногам, а затем прикладом в спину, после чего рухнул на пол прямо к ногам Меира. В свою очередь тот, взяв свою полумокрую куртку, даже не задумываясь над тем, чтобы обогнуть его и выйти из комнаты, наступил ему на спину и спокойной походкой направился в уборную, чтобы умыться. Военных это лишь позабавило, и они не отреагировали на его очередную провокацию. Танк, наблюдавший за этим стоя, бил кулаками в стену, проклиная нас и грозясь самой кровавой местью, но повторить попытку своего товарища так и не решился. Мне не хотелось находиться здесь больше ни минуты, и, осторожно переступив через верзилу, я направился вслед за Меиром обратно в комнату.
Вся эта ситуация крайне потешила моего нового собеседника, после чего появилась улыбка и у меня. Разговорившись со своим новым товарищем, я убедился в том, что этот человек довольно интересный и начитанный, с высоким интеллектуальным развитием и ясным умом, что в настоящее время мне встречалось очень редко. Мы общались довольно долго, перебирая возможные события произошедшего снаружи и обдумывая, как избежать очередных стычек, если наше пребывание здесь затянется.
Как бы там ни было, мы решили держаться вместе и дождаться утра, чтобы узнать хоть какие-нибудь новости снаружи, после чего Меир извинился, объяснив, что очень устал и хочет немного отдохнуть.
У меня же сна не было ни в одном глазу, и, немного помяв свежие простыни, я решил прогуляться. По большому счету меня все же пугала перспектива быть пойманным этими двумя быками, и чтобы этого не случилось, я решил разузнать, предусмотрен ли здесь хоть какой-нибудь изолятор. Идя по коридору, мне встречались все новые прибывшие, спешившие занять свои комнаты и укрыться сухим одеялом. Когда я все же добрался до комендантской группы, мне сразу стало понятно, что моя перспектива узнать хоть какую-то информацию крайне мала, потому как возле каждого военного инструктора была многочисленная толпа таких же, как и я.
Простояв около десяти минут, я развернулся и уже собирался уходить, когда услышал пробившийся из толпы звук щенячьего поскуливания. Тут же я обернулся, после чего мое лицо кардинально изменилось и наполнилось радостью, потому как в самой гуще толпы я разглядел знакомое лицо спорящего о чем-то с одним из военных. На его плече висел какой-то полуживой мужчина, еле стоявший на ногах, а под курткой ютились замерзшие щенята. Когда я подошел поближе, то уловил, как военный, с которым он спорил, пояснял ему, что лазарет переполнен, а со щенками они не могут выделить ему место. Я тут же включился в разговор, всячески стараясь помочь и, как бы там ни было, разрешить ситуацию. Старослужащий мужчина в годах стоял до последнего, уверяя нас, что у него свои приказы и он, даже если бы хотел, не может их нарушить. Добиться своего мне все же удалось, когда мне повстречался один из отцов моих учеников, занимающий здесь не последнюю должность. Выслушав меня, последний махнул рукой, дав добро на то, чтобы они временно пожили в нашей освободившейся комнате, посетовав на нехватку времени и создавшуюся суматоху в настоящее время.
Нам пришлось потратить почти все наши силы на то, чтобы дотащить того бедолагу, который каким-то образом оказался с Ником, спустив его по четырем лестницам и протащив по длиннющему коридору. Весил он не менее центнера, что не могло не сказаться на моем больном колене, но выбора у нас не было, и я терпел боль до самой двери. Разместив его на кровати и сняв всю мокрую одежду, мы еще больше убедились в тяжести его плачевного состояния, ибо большая часть его тела была посиневшей, с преобладанием многочисленных гематом и травм. Все же, проведя первичный осмотр, мы убедились в том, что переломов у него нет, хотя и не исключали внутренние повреждения, которые со временем могут проявиться, усугубив его и так невзрачное положение. Когда же мы закончили его укладывать, сделав все, что было в наших силах, я с нетерпением принялся расспрашивать Ника о том, как ему, вопреки всему, удалось добраться до бункера, да еще и с такой непосильной ношей, от которой бы отказался почти каждый, желающий спасти свою шкуру. Из этой любопытнейшей и не менее захватывающей беседы мне удалось узнать о том, как он спас щенков и залез в чужой дом, как потом на моторной лодке отправился вслед за нами, и о том, как на пути рядом с ним прямо с неба упал этот человек, которого ему не без труда удалось спасти и вытащить из воды, уносящей тело вниз по течению. После чего их подобрала уже на выезде из города, наверно, последняя спасательная машина. Я также в свою очередь поделился всеми теми неприятностями, посетившими и нас по прибытии сюда. Наговорившись так, словно мы уже давно были друзьями, мы решили закончить этот день, потому как сил уже не было даже на разговоры.
Я улегся на нижнем ярусе, и понемногу глаза мои начали закрываться. Еще несколько раз в полудреме я просыпался из-за того, что тот парень периодически стонал от боли, но потом все же усталость взяла верх и я погрузился в глубокий сон. Впервые за долгие годы мне приснилась моя жена. Она была в цветном сарафане, с длинными заплетенными косичками и выглядела еще даже лучше и моложе, чем в последние годы, когда я ее запомнил. Мы сидели с ней на крыше одного из домов незнакомого мне города, а рядом с нами на расстоянии руки проплывали облака. Там на крыше нас было только двое, и казалось, что мы разговаривали обо всем, как будто только познакомились, и внутри нас взрывались атомные бомбы, переполняя наши чувства оттого, что мы нашли друг друга. Затем улыбка на ее глазах исчезла, а взгляд устремился вдаль. Взглянув в ту сторону, я увидел, как город погружается в темную воду, больше похожую на какую-то густую слизь. Когда же я повернулся обратно, вся моя жена была покрыта ею с головы до ног.
Перед тем как проснуться, мне с содроганием и холодным ужасом въелись в память ее последние слова:
– Ты должен спасти его, или все мертвое не обретет покоя.
Так закончился наш первый день в бункере.
Глава 5
Ким
Когда он впервые пришел в себя, прошло не менее двух дней. Новостей снаружи до сих пор не было, если, конечно, не считать того, что к концу второго дня они и вовсе перестали быть возможными из-за вышедшего из строя сообщения с внешним миром. Вдобавок ко всему иногда можно было заметить малозаметные колебания стен, говорящие лишь о том, что наверху творится что-то колоссальное и губительное, доносящееся до нас лишь своими отголосками. Все, что мы знали, заключалось в обрушившемся на нас природном катаклизме в виде нескончаемых, затопляющих все вокруг потоков воды. Комендант, делавший каждый день обход, уже ничего не мог поделать с нашим небольшим зверинцем, хотя и пригрозил нам пальцем, что при поступлении первых жалоб ему придется предпринять меры. Мы же любезно и деликатно заверили его в том, что таковых не будет, потому как тщательно следим за пушистыми. Щенки же, в свою очередь, как будто все понимали и не создавали нам больших проблем своим лаем или беспорядочными минными полями.
Я не знал, чем помочь нашему пациенту, и потому просто разговаривал с ним, хотя по большей части беседой это было назвать очень трудно, потому как он постоянно молчал и лишь изредка выдавливал из себя несколько слов, дававшихся ему с болью. Все его тело, как мне казалось, судя по его стонам, пребывало в некой адской печи, где то и дело раздували жерла. Страшная боль то сжимала, то колола его затылок, огромнейший ушиб груди не давал свободно дышать, а гематома левого бедра словно ножом резала при любой попытке сдвинуть ногу с места.
Врач пришел только к вечеру, жалуясь на многочисленных пациентов и категорическую нехватку времени.
Осмотр его длился недолго, и, убедившись в том, что у пациента нет переломов, он выписал ему заживляющие мази и дал обезболивающее, после чего быстро откланялся. На следующий день после обеда мне показалось, что Ким снова отключился, но позже я убедился в том, что он просто спит. Более-менее в себя он смог прийти лишь на четвертый день, ближе к вечеру, когда мои товарищи ушли на ужин в общую столовую, а я нес свой караул, наблюдая за своим первым пациентом. Этим вечером мне наконец-то удалось узнать нашего больного поближе и разузнать у него те обстоятельства, сопровождающие его неутешительное состояние.
О поправке говорить все же было рано, но то, что он с каждым днем становится все крепче, говорило само за себя. Все же мой собеседник казался изрядным интровертом, посему мне для продолжения диалога приходилось зачастую вытягивать из него те немногочисленные слова, которыми он все же решался поделиться со мной.
Иногда к нашему диалогу подключался Меир, и тогда беседа становилась по-настоящему интересной. Меир был исключительно одаренным, интеллектуальным человеком, который мог поддержать беседу во всех направлениях.
Этим вечером он рассказал мне про свой древний род и про то, что он был абсолютным атеистом, хотя и некая своеобразная вера в нем все же присутствовала. Заключалась она в следующем: каждое живое существо, имеющее душу, а ей, согласно теории Меира, обладала даже травинка, должно было прожить жизненный цикл, изменяясь при этом и наполняясь различными оттенками, расцветая в своем развитии или же, наоборот, увядая, после чего отправлялась в неведомый мифический центр перераспределения, откуда и произрастала жизнь, являясь неким сферическим циклом, где она находилась среди бесконечного числа таких же душ, ожидающих своей очереди, чтобы начать свой новый путь. В нем она могла возродиться снова в человеке либо же в муравье или медведе. Все зависело от того, в каком состоянии и с какими оттенками ты прибыл сюда. Состояние зависело от той материальной оболочки, в которой ты находился до попадания сюда и которая давала точку отсчета, направление же определялось оттенками, чей цвет состоял из поступков, совершаемых при жизни. Он считал, что если ты прожил достойно свою жизнь, то ты переходишь на новое кольцо спирали, где обретаешь новые потенциальные возможности в следующей жизни, или же, наоборот, у тебя забирают их и могут спустить на несколько колец назад, где ты окажешься в оболочке животного. Вся эта теория мне показалась крайне любопытной, хотя я и был абсолютным приверженцем христианства и не мирился ни с какими другими верами, но я слушал, потому как мне казалось, что этот человек был кем-то особенным и феноменальным, со своими причудами и тайнами.
Вскоре дверь открылась и в комнату вернулся Ник, как раз в тот момент, когда наш пациент немного ожил и начал подавать активные признаки жизни.
– Я уже думал, ты так и проспишь всю свою жизнь, – с порога начал Ник.
Ким огляделся, но ничего не ответил. Я же, воспользовавшись секундной паузой, напомнил Киму о том, что именно этот человек спас его. Ответа, как и прежде, не последовало, но выражение его лица как будто изменилось, стало, что ли, более сердитое и озлобленное. Мы переглянулись между собой, но никак не прокомментировали. Все понимали, что человек только начал поправляться и, может быть, ему просто тяжело разговаривать.
Молчание развеял Меир, из любопытства спросив, слышал ли Ник какие-нибудь новости, разгуливая по бункеру.
– Нет, ничего особенного, господа, над нами все так же толща воды. Но хочу заметить, что все больше появляется безумцев, верующих в разгневанных богов и в то, что потоп был божьей карой за наши грехи.
– Да, да, я тоже слышал, говорят, они даже хотят сделать молитвенную комнату, и это всего на четвертый день жизни в этом бетонном пристанище. Неужели они и вправду думают, что мы здесь застряли надолго?
– В том-то и дело, что никто не знает, – сухо ответил Меир. – Там наверху определенно что-то происходит. Кардинальные перемены! И кто сейчас сможет из вас дать гарантии, что мы выйдем в тот же самый мир? Если выйдем, конечно. И когда?
– Все же их можно понять, – включился в разговор Ник. – Сейчас людям нужен Бог, нужна вера в то, что высшие силы не оставили нас и помогут нам в тяжелые времена.
– Нет Бога, предрассудки! – Ким закашлял, каждое слова давалось ему с трудом. Наш пациент почти никогда не разговаривал, но тут включился в разговор. Все мы оглядели его с удивлением. – Предрассудки, оставленные нашими предками нам в наследство. Вера может быть только в собственные силы. Но и она отнюдь не помогает.
– Согласен, мы – это нонсенс природы, – неожиданно на его сторону встал Меир, чему мы с Ником сильно удивились. – Мы должны были лазить по деревьям, есть бананы, размножаться, бить себя по груди, показывая свою значимость в социуме, но уж точно никак не копошиться в своих мозгах, перебирая все с полочки на полочку. Нас не должно было быть. Но все же мы тут, как многие считают, в ковчеге, но это всего лишь бункер, дающий нам возможность пережить природные катастрофические явления.
– Бог есть, – не выдержал я. Течение всей этой беседы мне ужасно не нравилось, и мне хотелось как можно скорее закончить этот беспорядочный поток слов. – Его не может не быть. Он внутри нас. Внутри тебя, меня и даже тех, кто не верит. Внутри каждого. Не убеждайте меня в обратном, даже не смейте. Не знаю, как жил свою жизнь каждый из вас, но знаю одно точно: что все, что происходит сейчас с нами, не просто так. Назовите это божьим гневом или природным явлением, но, как бы там ни было, мы все еще живы благодаря ему.
Я понял, что вспылил, но мне не хотелось верить в обратное. Я просто не мог промолчать. Некоторые слова просто нужно сказать, а иначе не можешь.
– Как бы там ни было, – мягко ответил Ник, – вера помогает нам жить. Есть он или нет, мы не знаем наверняка, как и то, что творится снаружи этих стен. Но мы знаем, что если будем помогать друг другу, то шансов у нас явно больше. Ты помогаешь людям, они – тебе. Именно так должно быть в этом мире. Наша сила – в сплоченности, с ней мы смогли добиться всех тех благ, которые имеем. Мы всегда ищем похожих на себя. Может быть, в этой комнате мы собрались вчетвером не просто так.
Едва он успел закончить свое предложение, как с потолка посыпалась пыль, а кровати начало немного потряхивать. Я смотрел на Кима, как он корчился от боли, но ничего поделать не мог. Через минуту все же это прекратилось, но все равно все держались за кровати, ожидая новых сюрпризов.
– Возможно, я поверю во все то, о чем вы говорите, если случится чудо и мы действительно выберемся отсюда, – с сарказмом сказал Меир, отворачиваясь к стенке.
Так закончился наш четвертый день в серых подземных подвалах. Дальше мы просыпались, завтракали, разговаривали, рассказывали истории из жизни, а затем ужинали в надежде, что с утра нам военные скажут, что все закончилось и мы можем выйти и вдохнуть свежего воздуха. Каждому из нас было ужасно интересно, что там теперь наверху. Что стало с городом, в котором мы жили, с людьми, населявшими его. И вообще коснулось ли это только небольшого участка планеты или так повсюду.
Вскоре закончилась первая неделя здесь, но новостей так и не было. Все это не могло не волновать каждого из нас, потому как все мы понимали, что так долго продолжаться не сможет, хотя бы потому что запасов, количество которых умело скрывалось военными, надолго хватить просто не могло. Как бы там ни было, наша компания начинала все больше сплачиваться и держаться друг за друга.
На восьмой день Ким впервые встал, и мы смогли отвести его в столовую, хоть и не без помощи наших плеч. По дороге мы встретили своих старых друзей – Танка и Биту, которых я не видел с тех первых дней нашего знакомства. По их недвусмысленным глазам было очевидно, что ими ничего не забыто и вскоре они нанесут ответный удар. Все же мы старались не обращать на них внимания, игнорируя их ухмылки и запугивающие жесты.
На девятый день нам подали овсянку и кисель. Ким, как всегда, налетел на нее, как голодный буйвол, словно не видевший еду всю свою жизнь. Он быстро восстанавливался, быстрее, чем кто бы то ни было из нас мог представить. Он так налегал на пищу, что мне казалось, что остановить его не сможет даже землетрясение, обрушившиеся потолки и потоки воды. Но все же на мое удивление это случилось и его ложка упала на пол! Послужили этому радостные возгласы семилетнего ребенка, узнавшего своего отца и чуть не сбившего его со стула.
В немалой степени я также был рад за него, потому как надеялся, что вскоре и мне так же повезет когда-нибудь встретить свою дочь, хоть она и жила совсем в другом городе. С каждым днем я ждал, когда нас выпустят отсюда, но лишь замечал, как значительно нам стали урезать пайки и как отчаяние все больше начинало поселяться в людях.
Глава 6
Инсомния
Подводную лодку то и дело бросало из стороны в сторону, как будто огромные щупальца кальмара хватали ее и тормошили, разворачивая и накреняя под разными углами. Иногда они часами могли плыть спокойно, хотя нервное ожидание очередных скачек никуда не уходило и всегда держало их в напряжении. За это тихое и безмятежное время каждый здесь пытался выспаться и надеялся на то, что больше не услышит очередных звуков сирены, разносящихся из динамиков подводной лодки. Своими пугающими громкими звуками надвигающейся беды они мелодично разносились из одного уголка субмарины в другой, эхом отражаясь от стен, и угрожающе оповещали, что все это может стать последним испытанием для всего экипажа.
Инсомния лежала в тесной и неуютной каюте и, глядя в потолок, разглядывала капельки крови. Задвинутая шторка ограничивала обзор, и создавалось впечатление, словно ты находишься в некоем пластиковом ящике. И хоть из него ничего не было видно, зато отчетливо можно было услышать, как снова о чем-то шептались ее родители. Они всегда разговаривали очень тихо, как будто думали, что их подслушивают МИ-6 или ЦРУ, но все же, находясь от них не так далеко, она могла, хоть и с трудом, улавливать некоторые слова.
Ее отец, в очках и с броской лысиной, только казался обычным, заурядным преподавателем городского университета. О том, что он не был таковым, она догадалась еще в последних классах средней школы. Точнее, он был не только им. Подозрения начали рождаться еще в детстве, когда он пропадал неделями, уезжая, как он говорил, на конференции. Иногда это происходило внезапно поздней ночью, иногда просто за ужином раздавался телефонный звонок. Но чаще ее отец просто забегал домой и открывал дверку шкафа, доставая из него дорожную сумку, после чего спешно складывал туда предметы первой необходимости и покидал дом.
Когда ей исполнилось четырнадцать, она начала подозревать его в изменах матери. Юный альтруистический разум не мог понять, как он может поступать так с тем человеком, которого он так любит и каждый вечер питает такими нежными красивыми словами. И вот однажды, набравшись смелости, она решила проследить за ним и наконец выяснить, что скрывается за его созданным обманом в виде бесчисленных конференций и лицемерных слов. Вооружившись примитивным фотоаппаратом и разбив свою игрушечную копилку, она отправилась за ним. Место встречи, которым являлся самый обычный недорогой отель с названием «Голден Шерле», находилось в другой части города, и ей не пришлось ехать далеко. Стоя тогда возле двери, она хотела посмотреть ему в глаза, ожидая самых пагубных и неприятных разворотов судьбы, и, тяжело вздыхая, готовила себя к худшему. Но когда двери открылись, оттуда вышли лишь пожилые мужчины в дорогих костюмах с кожаными портфелями.
В тот вечер отец схватил ее за рукав и отвез домой, где ее ждал скандал самой страшной силы. Впервые она увидела своего отца в самом настоящем безудержном диком гневе, который раньше не проявлялся никогда. Долгое время она не могла понять, чем ее поступок так взбесил его, но после этого случая ее попытки разгадать его истинную профессию остались в прошлом, и постепенно подозрения ушли. Звонки продолжались вместе с его командировками. Инсомния все больше взрослела и все меньше обращала на них внимания, пока за неделю до случившегося не раздался телефонный звонок, после чего все изменилось…
Был скучный дождливый день, и вечер не предвещал ничего другого, как просмотра зомбоящика и постной диетической еды. Ее отец, усевшись в своем любимом кресле, читал книгу с пестрым названием «Огонь и ярость», а мать, как всегда, пыталась приготовить что-то новенькое по рецептам из телепрограмм. Все занимались своими делами, пока три длинных раскатистых гудка не заставили их взглянуть на газетный столик, где сидел отец. Когда он понял, с кем разговаривает, на его лице выступило явное удивление совместно с каким-то отдаленным потрясением. Тут же он покинул комнату и ушел в спальню. Так бывало и раньше, и Инсомния, лишь покачав головой, снова погрузилась в телевизор. Всего через минуту дверь в спальню снова открылась и из нее вышел отец. Лицо его было встревоженным, скулы – напряженными, а глаза постоянно бегали из стороны в сторону. Он медленно подошел к ней и выключил телевизор, позвал мать, поправил очки и попросил всех его выслушать. В тот вечер он попросил их взять все необходимое и сделать это как можно быстрее.
Тогда она уже училась на последнем курсе Симферопольского университета экономики и управления. В их семье все прекрасно знали, что перечить ему не имело никакого смысла. Его слово было законом. Но все же он был мягок. Настолько, насколько это было возможно. Их вопросы он пытался обходить, где-то просто промолчав, где-то объясняя, что на это просто нет времени. Ну, никто особо и не спорил. Все прекрасно знали: если отец сказал это сделать, значит, случилось что-то серьезное, значит, для этого есть весомые основания. Он всегда был прав.
Через полчаса их забрала военная машина и отвезла в севастопольский порт, где они пересели на ту самую подводную лодку, на которой сейчас и находились. В точку назначения, о которой никто не говорил и что было строжайше засекречено, они должны были попасть уже к вечеру. Но в связи с тем, что осколки чего-то весомого зацепили их корабль, плавание затянулось на неопределенный срок. Вскоре завершилась первая неделя их плавания, а туристическая субмарина, рассчитанная всего на 64 человека, продолжала дрейфовать где-то в Черном море.
Разглядывая морскую пучину в «тихое время» через акриловый иллюминатор, Инсомния знакомилась с некоторыми пассажирами, при этом все больше подмечая, что все они, как правило, являлись выдающимися людьми. Здесь были семьи нескольких успешных предпринимателей, имена которых были на слуху, известные хирурги, чьи услуги стоили целого состояния, руководители заводов и главные инженеры, высокопоставленные военные и начальники ОВД. Все это и происходящее снаружи их корабля вызывало у нее немало вопросов, первый из которых был: почему подводная лодка забрала именно их?
На все эти загадки ей мог ответить лишь один человек – ее отец.
Слишком много вопросов с самого детства. Ей нужны были ответы. Она хотела знать правду. От нее всегда все скрывали. Но почему? Теперь она уже не была ребенком и имела право знать, что происходит здесь и вообще в их семье. Наконец ей надоело разглядывать капли собственной крови на потолке, и Инсомния рывком отодвинула штору. Разговор шепотом между родителями резко прекратился, и они уставились на нее.
– Я хочу знать. – Их с отцом глаза пересеклись. Ей показалось, что снова он ее морально задушит только одним взглядом, но она сдержалась. – Всю жизнь я жила твоими тайнами и даже сейчас не знаю, что происходит. Что там творится наверху? Почему мы не можем выйти из этой консервной банки, которую уже давно починили? Почему этот корабль забрал именно нас и куда мы движемся уже вторую неделю? – конечно, она хотела сказать это более уверенно, но не смогла. Его глаза словно прожигали всю ее уверенность.
– Ты все поймешь, когда мы прибудем в нашу точку назначения, – отец всегда говорил ровно и отчетливо, как будто внушая, что ты уже давно получил ответы на все свои вопросы.
– Кто ты? Ты же не просто университетский преподаватель политологии…
– Я твой отец, и моя задача – заботиться о тебе, что я и делал все эти долгие годы. А где я работаю, ты прекрасно знаешь. – По его глазам было видно, что этот разговор ему крайне не нравится и он начинает злиться.
– Ты можешь сказать, хотя бы через сколько мы выберемся отсюда? Куда мы направляемся и когда все закончится?
– Я не могу тебе сказать, когда все закончится, но ты должна знать, что рано или поздно этот момент наступит. На нашей субмарине лучшие адмиралы, которые сделают все возможное для того, чтобы мы достигли нашего места назначения.
– Скажи, куда мы плывем, ты просто не можешь этого не знать.
– Наше направление зависит лишь от того, чем все закончится, и это все, что я сейчас могу тебе сказать.
– Ты опять все скрываешь. Мы постоянно движемся, как будто убегаем от чего-то, и нас кидает и разворачивает, как будто спичечный кораблик. Что там происходит, за пределами этих стен? Я знаю, у тебя есть ответы, но даже сейчас, когда мы в шаге от смерти, ты не можешь мне ничего рассказать!
После последней фразы у Инсомнии налились глаза, и она отвернулась к стенке, не желая, чтобы отец видел ее такой.
– Платон, – ее мать обратилась к нему, – прошу тебя.
– О том, что там происходит снаружи, я, как и ты, могу лишь догадываться. Мы плывем в безопасное место, по крайней мере я надеюсь, что оно и осталось таковым. Ты должна понять только одно: скорей всего, больше мир не будет таким, каким ты его помнишь, и если подтвердятся мои худшие предположения, вряд ли мы будем жить так же беззаботно, как и прежде. Возможно, нам придется выживать.
Глава 7
Самвел
С самого младенчества, с пеленок детского дома г. Краснотурьинска, расположенного на восточном склоне северного Урала, они были вместе, держась друг за друга, вопреки всем невзгодам и превратностям судьбы. Вот и сейчас он помогал ей взбираться по Конжаковскому хребту на одну из гор с примечательным названием Северный Иов. Вода с каждым днем неумолимо преследовала их, затопляя все большие пространства, заставляя уходить все выше вверх по предгорью, усеянному кедрами и разбросанными дунитами.
Никогда нельзя было назвать их жизнь сказочной и счастливой, но всего за пару недель до того, как они оказались здесь, она и вовсе превратилась во что-то невообразимое. Первые звуки всего того, что их неумолимо сопровождало в будущем, они услышали из окон девятиэтажного, находящегося в ветхом, аварийном состоянии, плиточного дома. Тогда на белые металлические отливы звонко и стройно упали первые капли после жаркого и сухого дня. С каплями пришли раскаты грома и первые звуки сирен от кружащих по окрестностям военных машин. Вместе с напуганными жителями улиц они следовали к отправным пунктам, где провожали взглядом переполненные машины. Дождь усиливался, а новых спасительных грузовиков все не было. Продрогшие до нитки и напуганные жители, которым никто ничего не объяснял, снова расходились по домам, прятались в магазинах или толпились под карнизами. Почти отчаявшись после очередной попытки, они укрывались в подъезде напротив того самого места, откуда отъехала последняя машина. Из окон разрисованного подростками подъезда они смотрели на то, как нескончаемые потоки воды размывают грунт, образовывая дюжины ручейков, сливающихся друг с другом и набирающих силу.
Его сестра Алия, рожденная всего на несколько минут позже его, предлагала остаться и укрыться дома, но Самвел, полагавшийся всегда на свою интуицию, иногда даже вопреки здравому смыслу, и сейчас чувствовал необходимость, как можно скорее покинуть это место. Эту улицу. Этот злополучный надоевший город. Всего несколько минут ему потребовалось на то, чтобы воспользоваться отверткой и проволокой, чтобы угнать припаркованный на стоянке автомобиль. Алия, когда узнала, что он сделал, вернувшись к прошлому промыслу, выбежав из подъезда, чуть не ударила его, наградив его все же малоприятными язвительными словами. Но времени обсуждать уже сделанное не было, и со злой гримасой на лице сестра села в заведенный старый внедорожник.
Теперь их путь лежал в направлении Косьвинского Камня, куда некогда раньше всем не вместившимся в транспортировочную военную машину убедительно предлагал добраться военный водитель, перед тем как уехать от них. Самвел не раз слышал об этом месте как о труднодоступном загадочном бункере, где, по слухам, располагался центр РВСН, предназначенный для ядерного удара. Возможно, именно это осознание всей остроты сложившейся ситуации и зародило в его разуме неприятное предчувствие надвигающейся опасности и заставило его пойти на крайние меры вопреки всем обещаниям сестре завязать с прошлым.
После детдома он устроился механиком в автосервисе, куда тайно перегоняли краденые машины, за разборку которых он получал хорошую премию. Но и этих денег им едва хватало, чтобы сводить концы с концами, оплачивая квартплату и проживание. Зато теперь на этих хребтах Конжака не было ни богатых, ни бедных. Здесь были лишь те, кому повезло спастись из затонувшего города, и те, кому снова не хватило мест на закрытой военной базе. Те, которым вместо сухой и теплой комнаты достались выдаваемые военными базовые палатки и карты тех мест, куда им следует отправляться дальше.
Спустя долгое время впервые дождь прекратился и они смогли выйти из-под натянутого брезента, чтобы размять кости и полюбоваться открывшейся панорамой живописных гор и немногочисленными солнечными лучами, пробивающимися сквозь хмурые серовато-черные тучи.
– Как ты думаешь, когда мы сможем спуститься? – тихим мягким голосом спросила Алия, прижимаясь к нему, чтобы согреться.
– Если бы я знал… – мрачно произнес Самвел. – Такого дождя я никогда не видел прежде.
– Такого продолжительного никто не видел. Город затоплен, в противном случае нас бы уже эвакуировали отсюда. Прошло уже столько времени, и никто так и не появился. Вряд ли нам стоит надеяться и дальше на чью-то помощь.
– Мы всегда справлялись сами, без какой-то помощи. Справимся и сейчас.
– Вдалеке уже виднеются только холмы, а позади вода, – с грустью вздохнула Алия.
На горизонте сверкнули раскаты молнии, и через секунду до них добрались громогласные грохотания приближавшейся грозы.
– Наверно, кто-то решил создать весь этот мир заново, вот только, как мне кажется, лишние в нем ему совсем не нужны.
– Мы и так всегда были в нем лишними, но все же мы еще живые в отличие от тех других, – отметил Самвел. – Завтра нам придется перебраться выше. Кто бы там чего ни хотел, нас ему не победить, как бы он ни старался. – Он еще крепче прижал сестру к плечу и улыбнулся.
– Смотри, – Алия показала пальцем в сторону лодок, движущихся к их хребту, – еще несколько спасшихся.
Когда лодки примкнули к берегу, их уже встречали местные переселенцы, накидывая сразу на детей сухую одежду и отдавая те скудные припасы, которые еще сохранились у каждого из них. Три исхудавшие семьи сразу же отвели в общий лагерь и посадили возле костра, с любопытством ожидая от них рассказов, откуда они прибыли и что там происходит. Новости были неутешительными, но прогнозируемыми: их деревня была полностью затоплена. С самого первого дня проливных дождей они жили на чердаке, потом и вовсе перебрались на крышу, а когда вода подошла и к ней, им больше ничего не оставалось, кроме как отправиться туда, где еще можно было стоять на ногах.
Гроза вместе с сумерками все ближе приближалась к ним, и Самвел, взяв сестру за руку, направился к их палатке, расположенной на окраине общего лагеря. Оставив Алию для сохранения затухающего костра, он отправился собрать немного веток.
По дороге он разглядел вдалеке едва заметное колыхание воды. Остановившись и присмотревшись, Самвел разглядел, как небольшая стая волков движется к ним с восточной возвышенности. Все выживали как могли, даже животные. Стая без труда доплыла до берега, а вожак, костяк которого был значительно крупнее остальных, принюхавшись и отряхнувшись, повел свою группу в противоположную от их лагеря сторону.
Когда он вернулся, Алия уже лениво позевывала и готовилась ко сну. Закинув в огонь побольше веток, Самвел убедил Алию ложиться и не ждать его, а сам достал из рюкзака два одинаковых ножа ручной работы с выгравированными на рукоятях кельтскими знаками, при взгляде на которые на него нахлынули воспоминания из глубин его детдомовской юности.
Ножи-близнецы были его первым трофеем, когда он вошел уже много лет назад в шайку таких же подростков, втайне по ночам покидавших стены детдома, чтобы залезть в какое-нибудь жилище и своровать оттуда побольше ценных вещей. Тогда поздней ночью, забравшись на дерево, они без труда перебрались на балкон, а затем и внутрь двухэтажного особняка, хозяева которого, со слов их главаря, должны были находиться где-то далеко за городом и появиться не раньше утра. Внутри было боязливо и темно. Вся его банда разбежалась с жадными глазами в поисках дорогих побрякушек, золотых украшений и драгоценностей. Увидев ножи, висевшие скрещенными на стене, он уже не мог ни на секунду от них оторваться. Когда все искали и забивали свои сумки всевозможными вещами, он как завороженный смотрел на них, забыв обо всем.
Той же поздней ночью, когда они вернулись обратно, вся их банда, воодушевленная своим успехом, сразу же принялась отмечать свой триумф, разливая по кружкам дорогой пятизвездочный коньяк, украденный из того же места. Уже ближе к утру веселье приняло дурной оборот, в котором они собирались наведаться в девчачьи комнаты и потискать местных красавиц. Самвел пытался остановить их, потому как знал, что их глава Арчи давно уже неровно дышит к его сестре. Поначалу ему удавалось их сдерживать, напоминая им, какие неприятности их ждут, если их застукают воспитатели, а после этого еще и проведут шмон. Но когда один из мальчишек вбежал в комнату и сообщил, что видел его сестру, направляющуюся в душевую, пьяные оголтелые подростки словно с цепи сорвались. Перегородив проход своим телом и не выпуская никого из комнаты, остановить их он уже не мог. Напившиеся и осмелевшие подростки жаждали продолжения вечера. Первым к нему подошел Арчи. Будучи старше и крупнее остальных, он излучал злобу и страх всем не подчинявшимся его слову. Идти против него означало лишь одно – получить кучу синяков и быть прилюдно униженным в глазах своих товарищей. Когда он в упор склонился над ним, Самвел едва сдержал свою дрожь. Неподчинение и прилюдное непослушание не заставили себя долго ждать, и вскоре последовал сильнейший удар в живот, после чего ноги подкосились, а от боли сперло дыхание. «Я отымею ее во все щели, – прошептал ему Арчи, – а если посмеешь мне мешать, то заставлю и тебя сделать то же самое, Цыган».
Так его называли все за его сравнительное сходство с этим этническим слоем. Хотя своих корней он и не знал и никогда не видел даже фото родителей. Смуглое, чернявенькое лицо с южными чертами и вьющимися длинными волосами смотрело исподлобья на своего врага. Самвел был на голову меньше его и чуть ли не вдвое худее и вряд ли как-то мог ему противостоять. Но кровь уже бурлила в нем. «Грязный ублюдок, я убью тебя!» – сам того не ожидая, выкрикнул Самвел, совсем не думая о последствиях. Развернувшись, с бешеной злобой и гневом Арчи пригвоздил его к стене, хлестко долбанув по лицу. Ударившись затылком, у Самвела все потемнело в глазах, но, открыв их лишь на секунду, он сразу же почувствовал очередную боль от чьего-то колена, прилетевшего в живот. После его швырнули на пол и нанесли еще кучу ударов ногами. Когда все же им надоело, дверь захлопнулась, и он, скрюченный, остался стонать, проклиная их и обещая отомстить. Они же двинулись дальше, и немного позже тонкая щеколда душевой вылетела со свистом, упав на кафель, где они увидели испуганное лицо Алии. Лицо с такой же, как и у брата, небольшой капелькой цыганской внешности, добавляющей ей лишь изысканность. Увидели ее длинные мокрые угольно-черные волосы и идеальную подростковую фигуру, с немного припухлой грудью. Алия хотела убежать, но бежать было некуда, в душевой был всего один выход, и лежал он только через Арчи и двух его прихвостней. Перед тем как ее схватили, ей все же удалось расцарапать лицо Арчи, что только еще больше только разозлило его…
Отдышавшись, Самвелу удалось встать. Его голова ужасно кружилась, а все вокруг плыло. Ребра ныли и все еще не давали нормально дышать. Но единственное, о чем он думал сейчас, это то, что если не успеет ей помочь, то уже никогда не сможет простить себя.
И он пошел, держась одной рукой за стенку, а другой вытаскивая то единственное, что мог унести из того дома. Приближаясь все ближе к душевой, он все громче слышал ее крики, слышал, как смеялись и глумились остальные. С каждым шагом его кровь все больше подступала к голове и пульсировала, насыщая его яростью и нечеловеческой злостью. Когда же дверь в душевую открылась, от увиденного он впал в исступление. Переставая контролировать себя, он двигался вперед. За спиной Арчи его сестра стояла на коленях, лицо было опущено, а руки по бокам держали две мерзкие шавки с улыбающимися рожами. Все произошедшее дальше было настолько скоропостижно и молниеносно, что двое державших его сестру едва успели открыть рот, как уже два острых близнеца торчали между лопаток Арчи, а в помещении раздались жуткие душераздирающие крики вперемешку с воплями боли и стонами. Самвел, держась за рукояти, немного оттащил его, а затем ударом ноги в спину вытащил ножи. С окровавленными ножами исподлобья он смотрел на остальных. Кафель быстро наполнился кровью и мочой насильника, пытающегося спасти свою шкуру. Карабкаясь по стене с испуганным лицом, Арчи не понимал, как это все могло с ним произойти. У Алии в это время началась истерика, и, схватив бренную голову Арчи за волосы, она со страшной силой принялась стучать ей о потертую керамическую плитку на полу.
Через час, собрав немногочисленные вещи и не дожидаясь начавшихся разбирательств, они покинули детский дом. Так началась их взрослая жизнь, которая спустя несколько лет занесла их в Краснотурьинск, а еще чуть позже – на эти горы, где Самвел натачивал те самые ножи, словно готовился к новой битве.
Глава 8
Меир
Уткнувшись в стену так, что можно было подумать, что он спит, Меир лежал неподвижно, озвучивая свои ходы, которые он делал, не глядя на доску. Уже долгое время никто не приносил никаких новостей. До сих пор никто не знал, что в действительности происходит там снаружи, и мы коротали время игрой в шахматы, арендовав их у одного мальчонки за две пачки печенья, которое с каждым днем все больше становилось дефицитом. Шло уже начало второго месяца нашего пребывания здесь, и если раньше, придя в место большого скопления людей, нельзя было не услышать различного рода теорий и версий о том, что происходит там снаружи, то теперь же люди просто разговаривали, рассказывая различные истории из своей жизни. Например, о том, как они добивались успеха на своем жизненном пути, или же просто беседы перетекали в обсуждение каких-либо материальных или духовных вещей. А порой, вслушиваясь в их диалоги, даже можно было подумать, что многие из них уже смирились с пребыванием здесь и не думали, что там, за герметичными шлюзами, творится что-то, с чем мы еще не сталкивались в нашей истории. Но это было не так.
Совсем немного стоило присмотреться к ним, чтобы понять, что люди все больше погружались в себя, становясь все более напряженными и ограниченными в своих рассуждениях. Усугублялось все уменьшением пайка и, как казалось, бесконечными днями пребывания под землей, без каких-либо положительных отзвуков сверху, что могло бы хоть как-то приободрить людей. Само собой, каждый здесь понимал, что запасы продовольствия не безграничны и, возможно, совсем скоро наступит тот самый час, когда они закончатся и начнется голод.
Между проведенными многочисленными партиями, которые я всегда безнадежно проигрывал, мне удалось заключить, что Меир всегда относился к людям скептически. Для него это были формулы, сложные математические уравнения, решая которые он вычислял наивероятнейшее логическое поведения каждого человека, а затем убирал из него хаотическую динамику, благодаря чему мог без труда определить наперед, как он поступит или даже что он скажет в определенной ситуации.
Так и сегодня партия, в которой я был повержен без каких-либо шансов на успех, закончилась довольно быстро, и Меир, взглянув на часы, вышел из комнаты, прихватив с собой игральную доску. Все мы знали, куда он направлялся и что игра со мной была лишь небольшой тренировкой. Каждый вторник он играл с ответственным по бункеру, который, как оказалось, являлся страстным фанатом этой древней настольной игры. Соперник он был слабенький, но Меир всегда затягивал игру, питая его призрачными шансами на победу, растягивая тем самым разговор и выуживая у него информацию, которую знали лишь военные.
Выход с нашего этажа преграждала металлическая решетка, за которой находилась комната с дежурными, казармами и медотсеком. Едва Меир успел подойти к решетке, как тут же открылась дверь и из нее показался обрадованный, худющий, с немного монгольской внешностью мужчина. Он поприветствовал его и пригласил пройти в отдельную комнату. Перекинувшись парой слов о жизни в серых сырых стенах, Меир и Ян Подорванов отодвинули на край стола потертую книгу и тут же принялись расставлять фигуры. По жребию Меиру достались белые фигуры, и, перевернув доску, он сделал первый ход.
– О, сегодня ты меня хочешь удивить, мой наивнейший приятель, – с небольшим сарказмом сказал Меир.
На доске разыгрывалась самая настоящая баталия, где театром поля боя служила черно-белая деревянная доска, а два главнокомандующих сидели напротив друг друга и сценически переговаривались между собой.
– Да-а, сегодня тебя ждет воинственная индийская защита. Так что предлагаю тебе сразу сдаться, – усмехнулся оппонент.
– Ну что ж, давай посмотрим, на что она способна. – Меир сделал ход и начал выжидать.
– Сегодня мой день, я это просто чувствую! И все же, мой друг, может, ты раскроешь свой секрет, где ты так научился играть?
– Хороший дебют для черных, – поделился своим наблюдением Меир. – Видишь ли, любезнейший, здесь нет никого секрета, просто немного развитых мыслительных процессов и практики, которой у меня было с избытком в годы моей молодости. Раньше мы со сверстниками провели не один час, собираясь на всех известных мне лавочках города. Даже сейчас, спустя все это время, я бы не пожалел ни одного своего вечера, чтобы снова посетить их. Скажи, Ян, можешь ли ты порадовать мою разыгравшуюся фантазию и ностальгию какими-нибудь новостями с поверхности?
– Нет, друг мой, ничего стоящего.
Меир, пристально наблюдавший за его мимикой и каждым его действием, без труда заметил то, как он отвел глаза вправо, а потом снова задумался. Значит, они все-таки были. Получается, новости наконец-то появились, но военные почему-то отказываются их говорить. Вся его сосредоточенность и концентрация были перенаправлены на то, чтобы придумать, как разговорить его. После продолжительной паузы, в которой Меир продумывал все ходы наперед, он все же сделал ход, выбрав хорошо известный ему метод лавирования, то есть маневры, в ходе которых поддерживается общее напряжение и неопределенность, где стороны не показывают до последнего своих намерений. Затем последовало еще несколько обычных ничем не примечательных ходов, немного усугубивших его положение. Ян же после такой длительной паузы своего соперника ожидал какой-то невероятной комбинации, которые он обычно получал в предыдущих партиях, но получил лишь инициативу и вскоре поставил несложную «вилку», при которой Меиру пришлось отдавать слона.
– Сегодня, мой друг, видимо, как ты и говорил, удача все же на твоей стороне, – с ложным сожалением высказался Меир.
– Это все новая моя индийская защита! Сегодня начнется моя победная серия, – вдохновленный успехом, произнес Ян. – Мне кажется, я нашел твою ахиллесову пяту.
– Не думаю, приятель, что все-таки это твоя заслуга, просто я немного расслабился, да и партия еще не закончена, и ты пока добился совсем небольшого превосходства, – добавил немного интриги Меир, продолжая наблюдать за лицом Яна.
– Ты просто не хочешь признавать, мой друг, что я перехватил инициативу, и я думаю, ты просто был не готов к моей новой тактике. Как видишь, что бы ты ни делал, моя победа все больше приближается ко мне, а теперь, когда ты и вовсе остался без слона, я уже просто не знаю, что тебя спасет, – Ян ликовал своими успехами. Все это Меир читал по его лицу, и ему оставалось лишь еще немного раздразнить его.
– Вынужден заметить: в своей игре ты заметно преуспел и подготовился к нашей партии. – Меир снова походил, подставив при этом свою очередную фигуру. Ян не сразу, но заметил эту оплошность оппонента и тут же поспешил походить.
– О, мой приятель, как же сегодня ты разочаруешься, – с ухмылкой произнес Ян, ни на секунду уже не сомневаясь в своей победе.
– О нет, любезнейший, ни сегодня и ни завтра, никогда тебе это не удастся, и в убедительности своих слов я бы без сомнений хочу поставить на кон свои часы.
– Хорошо, – ухмыльнулся Ян. – А ну-ка, показывай свои часы!
– Это Zannetti, редкая серия, стоят, я тебе скажу, порядочно, только тебе все равно их не носить, так что и знать, сколько стоят, не надо.
– Все же мне кажется, что уже очень скоро тебе придется рассказать об этом! Вызов принят! Что ты хочешь взамен?
– Информацию, мой друг, всего лишь информацию. В случае твоего поражения тебе придется выложить мне все, что знают военные, а я ведь прекрасно понимаю, что вы нам недоговариваете многого. – Меир выждал паузу, дав ему немного времени на раздумья, а затем спросил: – Так что? Идет?
– Ты просишь очень многого и знаешь, что я не могу этого сделать, – Ян колебался, но в своей победе он был настолько уверен, что даже возможное разглашение военной тайны его не пугало. Он был просто убежден в том, что через несколько ходов разгромит соперника и наденет триумфальные дорогие часы.
– Я обещаю тебе, что твои слова останутся только между нами, – загробным тихим шепотом протянул Меир.
Ян вытер пот со лба. Посмотрел на Меира, затем на доску и снова на Меира. Меир символически снял часы и положил их туда, где уже лежали его побитые фигуры. Затем развел руками и незримым взглядом как будто сказал оппоненту: «Решайся! Все в твоих руках!» Ян осмотрелся по сторонам, тяжело вздохнул, набрал в легкие воздуха и протяжно процедил:
– Хорошо. Идет!
Меир не был гроссмейстером, но по шахматам в юном детстве уже успел получить I разряд в середине 3 класса. Отдавая слона и пешку, он лишь создавал иллюзию преимущества для своего соперника, и всего через несколько ходов Ян, который не мог так глубоко просчитывать ходы, в этом убедился. Одна за другой его фигуры постепенно покидали доску, и инициатива утекала сквозь пальцы, а он лишь нервно поводил плечами, не понимая, где он мог так серьезно просчитаться. Сначала это были пешки, затем более значимые фигуры, а после, получив небольшое преимущество, Меир просто перевел игру в эндшпиль, разменяв остальные фигуры. Когда же количество фигур на доске стало минимальным, в победе белых сомнений больше не было.
– Ловко ты меня, – угрюмо произнес Ян, еще не веря в произошедшее.
– Ты был хорош. С каждым днем, мой друг, ты становишься сильнее, – подбодрил его Меир.
– Да, но как же?.. Победа была уже у меня в руках… Не понимаю…
– Не переживай, просто сегодня мне, наверно, уже просто повезло. В следующий раз ты меня точно одолеешь… Ну, ладно, не томи, выкладывай и не бойся, что этот разговор минует эти стены и о нем еще кто-либо узнает. Обещаю.
Не понимающий, как это все случилось и как, имея такое колоссальное преимущество, он все же умудрился проиграть, Ян взглянул на Меира, закрыл на ключ дверь и едва слышно принялся отдавать долг:
– То, что у нас действительно нет связи с внешним миром, правда, но не вся. Некоторые наши приборы, расположенные вдали от бункера, все еще функционируют. Мир меняется, и свидетельствуют об этом отзвуки землетрясений, которые мы все чувствуем даже здесь. Над нами трехметровый слой воды, но приборы иногда фиксируют значительное его увеличение, словно громадные стены воды проносятся над нами. Также на них видны и незначительные всплески радиации, источник которых нам неизвестен. Как бы там ни было, вода уходит, хоть и медленно.
– Насколько все плохо с запасами продовольствия?
– Их осталось крайне мало, и если вода не изменит интенсивность своего убывания, вскоре начнется голодный бунт.
Глава 9
Ник
После того как Меир вернулся с неутешительными новостями, прошло чуть больше недели, и мы действительно начали голодать, доедая последние крошки и оставляя тарелки на обеденных столах идеально чистыми и блестящими. Слухи о том, что творится снаружи, все же не удалось утаить, и они расползлись по этажам бункера. Паек урезали до минимума, которого не хватало даже детям. Но все же не все было так плохо: вода снаружи действительно уходила, и мы молили богов о том, чтобы последняя полуметровая толща воды над нами как можно быстрее исчезла, дав нам возможность наконец-то вдохнуть свежего воздуха и окунуться в солнечные лучи под синим небом. Но как бы мы ни заклинали ее и ни упрашивали, она уходила очень медленно, а в этот день, 14 июня 2022 года, и вовсе приостановилась, не сдвинувшись ни на сантиметр. У людей, так долго пребывающих здесь, эта тягостная новость разожгла очередное отчаяние в сердцах и подвергла новому испытанию их силу воли, с которым справлялись далеко не многие.
Все больше повсюду разгорались очаги недовольства и все меньше в людях с каждым голодным днем оставалось человечности. На послеобеденном выступлении местных зачинщиков группа местных бунтарей даже разбила губу повару, посчитав, что он специально не докладывает в их пищу куски тушенки, которые, по их мнению, перепадают лишь военным. Зачинщиками же сего раздора были очень знакомые нам люди. Танк и Бита стояли во главе всех стычек и споров. Благо военным всегда быстро удавалось погасить очаг, который мог быстро набрать силу и перерасти в нечто большее, имеющее глубокие последствия.
Покинув столовую, мы направились в свою комнату, чтобы не привлекать к себе внимание главных бунтарей и не спровоцировать очередной конфликт в виде затаившейся мести. Ник, изрядно похудевший за эту неделю, все равно не жалел своего рациона и не меньше половины отдавал своим пушистым друзьям. Деймос и Фобос активно гонялись по всей комнате, рыча и покусывая друг друга. Мгла же, свое название получившая из-за почти полностью черного окраса, просто посматривала на них из-под кровати, рыча и подскакивая, когда они приближались. И хоть Ник и пытался скрывать их присутствие, лай и шум от бесконечных перебежек по комнате было не утаить от чужих глаз.
В комнату зашел Меир и бегло пробежался взглядом по присутствующим.
– Идут! – с опаской произнес он, затем, осмотревшись еще раз, добавил: – Ник, ты не знаешь, куда подевался Ким?
– После обеда он вроде собирался в душевую. Что с тобой? Ты сам почему на взводе и о ком ты говоришь? Кто идет?
– Группа бунтарей. Они что-то задумали. Их человек семь, не меньше. Движутся к нам по коридору.
На мгновение в палате воцарились тишина. Даже Деймос и Фобос перестали гоняться друг за другом и уставились на Меира. Мгла также высунула нос из-под кровати и с любопытством глазела. Мне вспомнились те последние слова наших первых соседей. Неужели это произойдет именно в этот день? Почему это всегда случается, когда ты к этому меньше всего готов?
Через несколько секунд томительного ожидания в коридоре раздался шум толпы и топот ног, идущих в нашем направлении. Меир уперся в дверь.
– Только бы не сюда, только бы не сюда, – почти не слышно, шепча, произносил я, проговаривая слова словно молитву. Первым же на происходящее отреагировал Ник, схватив единственную тумбочку и придвинув ее к двери.
Спустя всего мгновения все наши надежды на то, что, может, обойдется, рассыпались при виде того, как задергалась дверная ручка в нашу палату. А затем раздался неизвестный голос:
– Открывайте.
– Что вы хотите? – спросил Меир.
– Отрывай, мы тебе расскажем, – этот голос я узнал сразу. Нервный, грубый и пугающе неприятный возглас Танка, велевший нам подчиниться и выполнить их волю.
– Идите своей дорогой, открывать мы вам не будем, – ответил Ник. – Плохого мы вам ничего не сделали, так что уходите.
– Ну как скажете! – голос за дверью сменился на охрипший угрожающий тембр Биты. Сразу же после последовал мощный хлопок. Затем еще один, еще более мощный.
Меир отлетел от раскрывающейся двери, Ника отшатнуло немного в сторону. Тумбочка, тоже накренившись, поддалась толчку и перевернулась. Да, в общем-то, никто и не сомневался в том, что эти хлипкие дешевые двери, состоящие почти полностью из шпона, смогут устоять и выдержать даже слабый натиск кого бы там ни было. В дверном проеме в авангарде показались две наши знакомые гориллы, за ними трое уже менее крепких мужчин, по бокам еще двое, служащие скорее массовкой, чем для каких-либо радикальных действий. Все молодые, не старше двадцати пяти. Некоторые с наколками. Почти все с небритыми харями. Что меня еще больше удивило, так это пара девушек, втянутых в эту авантюру.
Ник встал в проходе, никого не пуская. За ним я и Меир. Щенки, оскалив зубы, прижались к ногам Ника.
– Что вы хотите? – я не хотел показать им, что во мне была хоть какая-то доля страха. Но, договорив, понял, что у меня это получилось крайне неубедительно.
– Расплаты! – смеясь, произнес Танк. – Или ты забыл? Я же тебе говорил, дедуля, что вернусь. Ох, как же я ждал нашей встречи. Только и думал о вас, и вот он, этот час настал.
«Глупые надменные выродки земли!» – проклинал я их про себя. Их черная бурлящая кровь не даст покоя никому, где бы они ни присутствовали и где бы ни зарождались снова. Не без них мы жили все это время и не без них еще будем. Если получится. Как черная пакля на прекрасной картине, всегда она ждала своего момента, чтобы осквернить все чудо творца. Так и здесь и сейчас, в те дни, когда всем нам надо объединиться и ждать перемен, надеясь на завтрашний день, они будут, вопреки всему, угнетать нас своим присутствием, заставляя слабых становиться на их сторону, а сильных – поддаться и уступить.
– Вы только посмотрите, что у них есть, – встрял в разговор Бита. – Мы тут, значит, голодаем, а у них по комнате деликатесы бегают. Нельзя так, не-е-ет, со своими братьями надо делиться.
– Что ж, мы, конечно, могли бы забрать их по-хорошему, но я, если честно, хотел бы встретить сопротивление, – с улыбкой сказал Танк, подмигнув Меиру. В своей силе и в численном превосходстве он не сомневался и потому чувствовал себя более чем уверенно. – Знаете, меня только что посетила прекрасная идея. – Танк обернулся к своим сподвижникам и со зловещей улыбкой продолжил: – Мы не будем сегодня выбивать из них дурь за то, что они переводят еду на собак, когда людям нечего есть. Сегодня мы заберем этих очаровательных бифштексов, и я лично приготовлю парочку восхитительных хот-догов. – Он снова обернулся к нам. – К вам же мы вернемся чуть позже, и я с радостью заставлю всех вас до единого обгладывать оставшиеся кости.
Танк сделал шаг вперед, приближаясь к Нику, и ударом наотмашь попытался его откинуть к кроватям, освобождая тем самым дорогу к пушистым. Щенки, увидев вытянутую руку Танка, еще больше начали рычать и скалиться, но это вряд ли могло хотя бы малость испугать почти двухметрового верзилу, который лишь еще больше улыбался каждому их сопротивлению.
Его ладонь, летевшая прямо в лицо Нику, остановилась в нескольких дюймах и, не достигнув желаемой цели, уперлась в выставленный блок. Тут же его улыбка спала с лица, а уже через мгновение он ощутил сильную боль в суставе руки. Такого он не ожидал и, будучи уверенным в своем доминировании, не был готов к такому наглому сопротивлению. Правой рукой Ник схватил его за запястье, левой тыльной стороной ладошки несильно ударил его по животу, в то же время его правая рука уже проворачивала запястья. После чего последовал несильный удар ладошкой левой руки по локтю, и Танк уже стоял на коленях, кряхтя от боли. Ударил бы он его резко и с силой – локоть бы без труда вылетел. Но он этого не хотел. Собравшихся было очень много, и это скорее бы лишь ожесточило толпу, чем заставило передумать и уйти.
– Уходите, или я сломаю ему руку, – заявил Ник, а жалостливое лицо Танка, смотревшее на них, было доказательством его серьезных намерений. Он снова надавил на локоть, заставив Танка кряхтеть. – Слышите, что говорю?
Вся толпа замерла в ожидании. Никто из них не знал, что теперь делать.
– Ладно, уходим, – раздалось позади замершей толпы. – Вернемся позже.
Бита, разгневанный очередным поражением, с грустью смотрел на Танка, скрученного и корчащегося от боли. Он уже собирался развернуться и уйти, как вдруг в глазах своего товарища увидел такую же злость, как и у себя, ту, в которой он пожертвует сломанной конечностью, но не простит его, если он ничего не сделает. Один раз он уже облажался и ничем не помог другу. Вторая его слабость будет уже непростительной, и тогда его лучший друг и вся их компания будут думать, что он трусливый кролик.
Развернувшись снова, он сжал кулак и кинулся на обидчика, пытаясь ударить его в лицо со всей силы. Удар для Ника был несложный, он с легкостью выставил блок и ребром той же руки ударил его по шее. Затем последовал удар коленом в корпус и завершающий удар стопы в коленный сгиб. Бита, ничего не понимая, что и как произошло, оказался лежащим на полу и стонущим от боли, которую он с детства не мог по-мужски переносить, хоть и выглядел барным вышибалой. На толпу это произвело взрывной эффект и, что хуже, сигнал к действиям. Теперь, когда их лидер был выпущен из цепких рук, они как будто сорвались с цепи и побежали, поднимая кулаки. Ник отбивался как мог, мы с Меиром ему помогали, но драться, как он, мы, к сожалению, не умели. Перевес сил и замкнутое пространство быстро дали о себе знать. Уже через пару минут мы с Меиром оказались на полу с заломленными руками. Ника же просто взяли числом, и, пока его держали за руки, Танк мстил ему за свой позор как только мог и сколько силы позволяли. Отпустили его лишь тогда, когда встревоженная толпа поняла, что еще несколько таких хлестких ударов их вожака – и на них повесят убийство, а этого никто не хотел. Танка оттащили к двери, едва удерживая втроем. Лицо Ника было не узнать, он едва дышал. Танк с Битой с лицами, полными злости, вытащили щенков из-под кровати, предварительно пнув нас с Меиром. Пушистых схватили за шкирки и с необъятной ненавистью вместе с остальными потащили вдоль по коридору.
Глава 10
Ким
Вытерев насухо голову, Ким принялся надевать свою одежду с преобладанием почти полностью темных тонов. В последние годы перед тем, как попасть сюда, это был его любимый цвет, и других оттенков он не покупал. До конца одевшись, он посмотрел на дверь. Двери были одним из тех пунктов, которые он просто ненавидел в своей жизни. Когда они открывались, он всегда ожидал какого-нибудь очередного неприятного подарка судьбы. Как тогда на крыше или находясь на спецзадании в горячих точках. Но выбора не было, занимать долго место в душевой он не мог, и поэтому, насладившись последними секундами, Ким медленно дошел до двери и открыл ее.
Всего одна секунда ему потребовалась, чтобы понять, что в очередной раз этого делать не стоило и что он еще больше стал ненавидеть деревянные, металлические, пластиковые и другие препятствия, за которыми то и дело таилось что-то неприятное.
Мимо дверного проема проходил один из парней, о котором его предупреждали и нарекали относиться с осторожностью с самых первых дней. Их глаза встретились, и, несомненно, тот широкоплечий верзила тоже узнал его. В его руках стонал от боли черный комок шерсти, жалобно смотревший на него. Остальные щенки в чужих руках упирались ногами в тело, пытаясь укусить того, кто их несет, как будто знали, что их ждет уже совсем скоро.
– О, смотрите, еще один собачник! – надменно сказал Бита. – Я его видел вместе с ними, он один из них.
– Тебе сегодня очень повезло, крепыш, – улыбаясь, сказал Танк, – потому что ты оказался здесь, а не в своей комнате. Но кто знает, может, это было кратковременное везение. – Танк надменно похлопал ладошкой по его лицу.
Ким не отреагировал.
– Так, может, мы попозже еще разок зайдем и проверим, – рассмеявшись, добавил Бита.
– Обязательно зайдем уже совсем скоро и дадим ему обглодать косточки, – они снова зашлись смехом.
Они остановились возле следующей двери после душевой. Это был туалет, последняя дверь по коридору. Первым из них туда зашел Бита, а остальные закинули ему щенков и закрыли дверь, став на стреме и не пропуская никого.
Ким стоял как вкопанный возле душевой. Назад пути не было. Отступишь один раз – и снова жизнь перевернется. Он помнил школу, помнил свои обещания. Но тот момент уже не вернуть, как бы ни хотел и как бы кулаки ни чесались. Решать, куда направить вектор своей жизни, надо было сейчас, и как можно быстрее.
В туалете уже зазвенело железное ведро, после чего донесся отзвук набирающейся воды. Ким начал рассуждать: четыре человека – много, но было и еще больше; две рослые гориллы на полголовы выше его самого, но с огромными пивными животами. Третий маленький и щупленький, скорей всего, просто прибился к сильным. Четвертый набирает воду в туалете и вряд ли успеет к остальным. Действовать придется быстро. Иначе провал.
Ким двинулся в их сторону. В этом выборе он не сомневался ни на йоту. Его вектор уже давно направлял его лишь только в одном направлении.
– Зачем попозже заходить? Сейчас и проверим, – спокойно сказал Ким, подходя к туалету.
Танк стал в стойку, и, судя по выражению его лица, можно было догадаться о скудности его извилин в голове, но тем, что все же присутствовало там, он понимал, что если человек идет, не боясь, на четверых, то он либо полный дурак, либо что-то имеет за спиной. Все же те огромные непропорциональные с телом руки, двигающиеся прямо в его сторону, наполняли его тело страхом, с каждым уверенным шагом приближаясь к нему. Такого бы не случилось, если бы вся их массовка не была такой щепетильной и осталась довести дело до конца. В третий раз выглядеть дураком перед всеми и снова ощутить стыдливый позор он не хотел и потому приготовил свой излюбленный прием.
– Ей, паренек, ну зачем тебе эти щенки? – выдвинувшись на шаг вперед от остальных, добродушно сказал Танк. – Тут дети голодные, тут врачей-то толком нет. А вдруг они заразные какие? Что тогда?
Они сблизились. Этого Танк и ждал. Левой рукой он схватил Кима за рубашку возле воротника, а правую он отвел для самого своего сильного удара в область головы и замахнулся. «Теперь никуда не денется», – подумал он.
– Окружайте его, па-а-а… – Удар его был очень медленный, и Ким без труда нырнул в сторону, изворачиваясь и одновременно нанося еще более мощный удар кулаком в живот. Танк скрючился. Два сильнейших удара в одно и то же место были для него приговором. Дыхание пропало, рубашку пришлось отпустить. Только Ким успел перевести взгляд на остальных, как увидел, что в него уже летит еще один кулак. Пришлось немного отступить. Кулак пролетел мимо. Теперь ответный ход. Нельзя терять ни секунды, замешкаешься – провал и ты легкая добыча для кучи врагов. Легкий нацеленный удар с левой в нос. Всего лишь дезориентирующий, дающий время набрать силу основному, прямому и уверенному. Враг отлетел к стене. Пока не встает. Не будет еще вставать не меньше минуты, потом оклемается. Вспомнил про третьего и тут же выругал себя. В поле зрения нет. Значит, сзади. Толчок в спину и тут же обвитая вокруг его шеи рука. Вот он душит, напрыгнув сзади. Но что еще можно ожидать от щупленького труса? Худосочный и маленький – это хорошо, значит, легко поддастся рывку. Ударом локтя по прессу противника Ким ослабил хватку, затем рывком через правое плечо скинул груз, шмякнув его с изрядной силой о бетонный пол. Этот еще долго пролежит, а вот здоровяк уже собирается встать. Тяжелый хлесткий удар ноги на опережение – вот что сейчас нужно, пока еще не выпрямился и не до конца оклемался. Выбитые зубы так и не поднявшегося Танка отлетели в сторону. Кровь окрасила стену. С этим все. Больше не рискнет. Испугается.
– Что там у вас происходит, что за шум? – донеслось из туалета. Затем приближающиеся звуки ног.
Дверь открылась, одарив недогадливого гориллу сверканием молний в испуганных от неожиданности глазах, после чего боль и стремительное падение с погружением в темноту. Шок.
Ведро с грохотом упало, вода потекла по полу, а мокрый самый темный щенок, выплевывая воду, сразу же рванул к остальным.
«Успел», – подумал Ким.
Испуганные щенки, как один большой комок, зажались возле дальней кабинки. Потребовалось время, чтобы даже рукам того, чей запах для них стал родным и привычным за последнее время, они смогли беспрекословно довериться и поддаться.
Выйдя из уборной, Ким с пренебрежением оглядел всех выродков. Никто не двигался, только поверженные взгляды и страх перед тем, что будет дальше. Злости и гнева больше нет. Теперь у них в глазах только испуг от того, что сейчас он проделает с ними все то же самое.
Спереди по коридору в гущу только что закончившейся драки приближалась еще толпа. Четверо бегущих в авангарде, попавших ему первыми на глаза, скорей всего, были из той же шайки. «Остальные, может быть, зеваки. Но кто знает наверняка? Возможно, просто отстали от основной массы», – рассуждал Ким. Может, кто-то предупредил. Возможно, был еще один стоявший на стреме. Уже неважно. Лирика. Драться сил уже нет. На всех точно не хватит. Их много. Можно лишь запугать. Показать им, что их ждет в случае поражения. Щенков надо опустить ненадолго.
– Я те-те-пя упью, – Танк пытался угрожать, но получалось лишь шепелявить. По губам сочилась кровь.
Он главный, их зачинщик и движущая сила. Самый здоровый и самый разговорчивый. По крайней мере был таким раньше. Теперь сможет снова таким стать только после дантиста. Значит, выбор сделан. Жестокий удар в район лодыжки, снова кровь. Острая боль молниеносно выступила на лице противника, в глазах – мольба о пощаде. Болевой шок. Еще один удар, но по другой ноге. Рядом испуганная побитая горилла поползла наутек. Пытается скрыться в туалете. Толпа замерла в пяти футах. Никто не приближается. Боятся. Теперь последний штрих. Ким расстегнул ширинку. Теплая моча потекла по лицу Танка, стекая в открытый от боли рот. Это сломает его. Больше за ним никто не пойдет.
Теперь два варианта. Либо они изобьют его до полусмерти, у них это, несомненно, получится. Возьмут числом, стоит лишь одному кинуться в бой. Либо будут напуганы и удастся пройти мимо. Их лидер сломлен и уничтожен. Перед их глазами четыре сильно избитых человека. Найдется ли еще один лидер среди них, который сможет ударить первым?
Надо идти, время не ждет. Пока не стало слишком поздно, пока их страх еще живет в их глазах. Ким снова собрал щенков и двинулся вперед.
Толпа расступилась. Некоторые прижались к стене.
Глава 11
Артур
Жизнь в замкнутом пространстве оказалась не так интересна, как ему казалось на первый взгляд. После института, который он закончил менее года назад, его забрали в армию, где уже после полугода учебки он попал на подлодку. Время здесь словно замирало, а в те редкие посещения суши неслось быстрее, чем можно было представить. Здесь не было дедовщины, как в армии, но была малоприятная годковщина, и в ней Артур в связи со своей выслугой еще пока считался «карасем». Убирать ему приходилось посередине субмарины, там, где находился самый большой иллюминатор. С одной стороны, конечно, хорошо, но с другой – там всегда толпилась кучка любознательных пассажиров, пялящихся на него как на какую-то зверушку в зоопарке со шваброй в руках. Хотя одна пассажирка всегда приковывала его внимание. Она была очень застенчивой и в то же время любознательной и очень привлекательной. На ней никогда не было дорогих платьев или костюмов, что только еще больше подчеркивало ее изысканность и легкость. Ей была присуща простота и в то же время необъятное и скрытое присутствие ее внутреннего мира. Как белый пепел, волосы спускались по ее добродушному, юному и непорочному лицу, заканчиваясь на плечах. Он никак не мог понять, как ее зовут. Сначала он думал, что ему показалось. Но когда к ней несколько раз обратилась мать, называя ее по-особенному необычно, сомнения ушли сами по себе. Инсомния. Странное имя. Редкое. Но красивое. Хотя с такой внешностью, наверное, любое имя будет таковым.
Вскоре все разбрелись по своим каютам, и они наконец впервые остались наедине. Она так же пристально наблюдала в иллюминатор, как и в любой обычный день. С той лишь разницей, что сегодня в ее глазах можно было увидеть, как будто ее мир сжался до одного-единственного круглого стекла.
Артур не мог позволить себе упустить возможность хотя бы попытаться с ней поговорить. Отодвинув стул, он подсел совсем незаметно, после чего стал так же пристально наблюдать в иллюминатор, подперев голову руками.
– Как вы думаете, какая рыбка доплывет до косяка быстрее? – улыбаясь, произнес Артур, показывая на двух отбившихся от стаи.
Инсомния немного испуганно обернулась и тут же засмущалась, то и дело бегая глазами по белому столику, затем, не найдя слов, просто покачала плечами, чуточку улыбнувшись.
– А вот мне кажется, что правая, – продолжил разговор Артур, пристально наблюдая завихрения кружащейся и играющей рыбы. Вскоре правая рыбка, обогнав соперника всего на полкорпуса, влилась в стаю и скрылась в сотнях таких же, как и она.
– А вы, похоже, специалист по рыбкам.
– Да нет, ну что вы, просто повезло.
– В какой-то степени нам всем здесь повезло, – тяжело вздохнув, ответила Инсомния. – Иногда нас так трясет и раскачивает в разные стороны, что мне даже страшно представить, что творится там, за пределами этих вод.
– Увы, этого я не знаю, как и вы. Но могу вас заверить: пока мы здесь, мы в безопасности, с нами лучшие адмиралы, опытнее их я еще не встречал. А рано или поздно, будьте уверены, все это закончится. Все утрясется. Вы мне верите?
– Мне очень хотелось бы. Но что мы увидим там, где раньше все было так привычно и несокрушимо? Этого с уверенностью не смогут сказать даже ваши лучшие адмиралы и кто-либо другой здесь. Хотя ваш оптимизм все же внушает доверие. – На ее лице появилось искусственно натянутое выражение спокойствия.
– А вас и вправду зовут Инсомния?
– Да, откуда вы знаете?
– Я случайно услышал, когда к вам обращалась ваша мать. Я думал, мне показалось.
– Нет. У вас хороший слух.
– Как и у всех. Просто приходится часто прибираться здесь.
Субмарина немного накренилась. Так происходило всегда перед тем, как их начинало болтать и крутить, словно маленький бумажный кораблик, попавший под ураганный ветер. Сирены не последовало, а через мгновение лодка выровнялась.
– Иногда я им завидую, – продолжала разговор Инсомния, наблюдая, как косяк стремительно покидал зону их видимости. – Такие свободные и непринужденные, все в их жизни так просто и легко.
– Возможно, и нам следует относиться к этому так же. Не думайте о плохом и о том, что может нас ждать спустя время. Просто плывите по течению. Как вот они.
– Это сложно. Иногда даже невозможно. Я бы так не смогла. Нельзя не реагировать, когда все меняется и твой путь лежит уже в другую сторону. Некоторые события делают из нас тех, кто мы есть сейчас. Так, по крайней мере, утверждает мой отец.
– События делают люди, такие же, как и мы с вами. Я предлагаю вам всего лишь впитывать в себя хорошее и не думать о плохом.
– Это тяжело. Но все же стоит попробовать. Спасибо за беседу. Было очень приятно, – Инсомния приятно улыбнулась ему и встала из-за столика.
– Еще увидимся, – он добродушно кивнул и тоже встал.
Она уже успела дойти до выхода из центрального отсека, а он с неохотой потянулся к потертой ручке деревянной швабры, когда послышалось небольшое звяканье металла о металл.
Артур собирался посмотреть ей вслед и проводить взглядом, но тут же невольно обернулся в сторону иллюминатора. Что-то совсем быстро проскочило мимо окошка, оставляя за собой яркий шлейф. Лодку снова качнуло. Ухватившись за первое, что попалось под руку, они с трудом устояли и испуганно переглянулись. Сирены снова не было. Но почему? Субмарина, насколько знал Артур, была полностью оснащена передовыми системами и датчиками и ни разу за это время еще не подводила их.
За иллюминатором творилось что-то странное: десятки, а может быть, даже сотни объектов странной формы проносились мимо них. Жуткий хлопок откуда-то издалека, такой силы, что устоять уже было невозможно, заставил их удариться о металлический пол и принять горизонтальное положение. Корабль закрутило и понесло, а их начало бросать из одного угла в другой. Инстинктивно Артур ухватился за прикрученную к полу ножку стола. Их подбросило еще раз, но в этот раз он уже смог удержаться, крепко закрепившись под столом. Корабль, поддавшись огромной силе, переворачивался и несся с огромной скоростью в неизвестность. Оставалось только уповать на удачу и крепость внешней обшивки. В иллюминаторе появился дневной свет. Накрывшей волной снова перевернуло в морскую пучину. От удара лицом о поверхность иллюминатора у него потекла кровь.
Корабль всплыл и замер. Осматривая свою голову, краем глаза Артур смог разглядеть, как тысячи огненных шаров дырявили небо. Но было и что-то еще. Что-то, что двигалось совсем иначе и не поддавалось никакому объяснению. И тут же совсем другие мысли врезались в его голову: он совсем забыл о ней. О том, с кем разговаривал и кто остался сейчас в непосредственной опасности без его помощи. Отпустив ручку стола, он быстро пролетел половину зала и подхватил Инсомнию. Подтащил ее и прижал грудью к полу. Волна огромной силы снова въехала в корабль, и он едва сумел удержать девушку.
Отдышался. Перевел дыхание и снова приготовился.
Корабль начало уносить, а значит, возможно, появилась пара секунд на то, чтобы осмотреть ее.
Она не двигалась. Голова разбита, грудь еле колышется. Без сознания. Артур действовал инстинктивно. Он быстро снял тельняшку и обмотал голову, снова прижал к полу, руки подложил к затылку, ногами уперся в стенку.
Когда подбросило, сильно ударился затылком, в глазах потемнело, тело ослабело, но руки все так же держали ее.
Затишье…
Корабль продолжал движение, но не сам. Волны уносили его куда-то вдаль, далеко от всего этого кошмара. Сплошной гул, скрежет разрывающегося металла разносился повсюду. Все тело болело, особенно голова, сердце билось словно бешеное.
Небольшой удар – и снова затишье.
В ожидании очередного толчка прошла как будто вечность.
Неужели все закончилось?
С осторожностью Артур приподнял голову и взглянул в окно. Тихое безбрежное море колыхалось, как и раньше. Над водой шел дождь. Небо было иссиня-черным, но с него больше ничего не сыпалось вниз. Артур встал, голова еще кружилась. Кое-как дошел до аптечки, вытащил нашатырь, снова вернулся к лежащей без сознания пассажирке. Поднес к носу влажную пропитанную вату, добавил к этому пару пощечин.
Наконец Инсомния закашляла. Глаза открылись. Схватилась за голову, и тут же руки намокли от пропитанных кровью волос. Когда вставала, опять чуть не рухнула, но уцепилась за его плечо. В зале появились пассажиры, на лицах непередаваемый ужас, матросы с огнетушителями, бегающие мимо, в динамиках – охрипший голос командира.
…Со временем пожар все же смогли ликвидировать, но позже стало известно, что двигатель восстановлению не подлежит.
Еле держащаяся на плаву субмарина осталась дрейфовать в открытом море.
Следующие дни все словно потеряли дар речи. Никто не знал, что будет с ними в этих тягостных обстоятельствах. Нескольких людей похоронили согласно древним морским обычаям, предав тела морю. В зале, где постоянно шли разговоры и насыщенные беседы, воцарилась тишина. Многие просто стояли и смотрели в окна иллюминаторов, другие днями не выходили из кают. Все это продолжалось так долго, что дни смело можно было считать годами, а недели – столетиями.
Но однажды дно корабля наткнулось на что-то каменное, и он замер. Все были страшно напуганы, но, когда ночная пелена развеялась, вдалеке в окнах иллюминатора показалось не что иное, как замысловатые причудливые горы.
Дождь прекратился. Небо становилось все менее хмурым, хотя иногда и показывало свой характер. Спустя еще какое-то время стало очевидно, что уровень моря уменьшается, и вскоре один из матросов увидел, как над водной гладью выступают полуразрушенные крыши домов.
Глава 12
Алия
Проснувшись от ярких лучей солнца, падающих ей прямо на лицо, Алия снова ощутила одиночество. Самвел всегда вставал раньше нее и уходил собрать новых веток для костра, а заодно и проверить прежде остальных, не прибило ли к берегу что-нибудь полезное или съестное. Иногда это была просто одежда, которую они высушивали и накрывались по ночам. Иногда несколько яблок.
Дождь прекратился уже пару недель назад, и вода потихоньку начала уходить, все больше оголяя верхушки холмов и горных выступов. Тот немногий провиант, добывавшийся с нескольких курсирующих лодок по ближайшим затонувшим поселкам, вскоре подошел к минимуму и не мог полноценно обеспечить всех тех, кто спрятался в горах Конжака. Поэтому даже те, кто не умел раньше заниматься рыбалкой или позабыл, как это делается, мастерили удочки и сидели целыми днями, наблюдая за безвольно плавающими поплавками.
Костер уже почти потух, а все их запасы из сучьев и палок закончились за ночь. Алия еще больше свернулась калачиком, чтобы попробовать сохранить остатки тепла и попытаться уснуть. Когда она снова открыла глаза, костер снова горел, а Самвел заканчивал готовить пойманную добычу. На этот раз ему удалось поймать раненого тетерева, чье крыло было перебито и подрано.
Самвел заметил, как сестра заворочалась, и переключился на нее:
– Как спалось? Я несколько раз просыпался и слышал твой сильный кашель.
– Не переживай, наверно, просто простудилась. Мне кажется, сильно похолодало, а я поленилась встать и принести тряпки, которыми мы накрываемся. Вот и замерзла. Долгое время не могла согреться, – с полузакрытыми глазами ответила Алия.
– Я принес сухих веток, скоро костер разгорится, и ты сможешь согреться.
– Хорошо. – У Алии заворчал желудок, стоило ей лишь подумать о еде.
– Потерпи немного. Скоро я накормлю тебя.
– Здорово. Так хочется есть. – Алия поежилась и потянулась. – Ты встречал кого-нибудь с утра? Есть ли какие-нибудь новости?
– Не вернулся один из охотников. Говорят, он ушел в дальнюю часть хребта.
– Это уже второй пропавший. И что они говорят по этому поводу?
– Ничего вразумительного. В основном байки, в которые поверят лишь сумасшедшие.
– Расскажи, – усевшись возле разгоревшегося костра, попросила Алия.
– Коренные местные, те, кто постарше, говорят, что сама земля забирает их. Что это запретное место, куда заходить нельзя. Предрассудки, усиленные голодом, ничего особенного. Здесь много легенд о гномах и великанах. Наверняка ты слышала и о перевале Дятлова?
– Да, там вся группа погибла, а их тела была изувечены.
– Так вот, он к северу отсюда. Километров 400. Местные называют этот перевал «горой мертвецов». Аномальное место, хотя и здесь не намного лучше. Компас не работает, а в грозу молнии так и норовят поджарить тебя. Наверно, поэтому они и считают, что, забравшись сюда, мы кого-то потревожили.
– Как думаешь, с нами могло бы произойти то же самое?
– Нет, конечно. – Самвел протянул ей кусок поджаренной птицы. – Ешь.
– Но все же с ними что-то случилось. И это факт.
– Как-то по ящику я слышал интервью одного профессора, он говорил, что в таких местах временами может меняться гравитация. По его словам, они могли попасть в некий коридор, где, так сказать, «неведомая сила» начала подбрасывать их и тащить по разным сторонам. Поэтому многие из них и оказались полураздетые в жуткий мороз так далеко от палаток.
– Да уж, умеешь ты успокоить ранним утром, – откусывая кусок мяса, с улыбкой сказала Алия.
– Это всего лишь теория, одна из многих. Например, это могла быть просто лавина. Может быть, что-то еще. Кто знает.
– Как бы там ни было, будь осторожней, не заходи далеко, – попросила Алия. В ее словах звучало беспокойство. Она даже не представляла свою жизнь без него. С самого детства, с пеленок они были всегда вместе. Брат и сестра, которые помогали друг другу во всем и всегда. И пошли бы ради друг друга на все. Если бы он не вернулся, как один из охотников, это бы сломало ее и перевернуло всю жизнь с ног на голову.
– Хорошо. Я всегда осторожен, ты же и так это знаешь.
Днем они часто слышали кашель двух дочек из соседней палатки неподалеку. Их привезли сюда одними из последних спасшихся, посадив на прогулочный катер чуть ли ни с самого верха крыши их дома. Расположились они всего в двадцати футах от них, и иногда их детишки проносились мимо, приветствуя Самвела и Алию, а затем снова уносились в своих безудержных играх. Ворчливый старик из палатки чуть дальше постоянно сетовал на то, что теперь не знает, что ему делать, так как потерял все свое хозяйство и вся живность умерла. Каждое утро он приходил к берегу и вбивал по линии воды колышки, замеряя тем самым, насколько быстро спадает вода. Может быть, в этом он находил хоть какое-то утешение. Одинокий рыболов, что жил немного южнее их, всегда хвастался уловом, но был жутким скрягой и никогда не делился даже кусочком. Остальные, как правило, держались центра и общей группы.
Ближе к вечеру на синем небе появились первые сгустки серых туч, а уже ближе к закату весь горизонт окрасился в черный цвет, поглощая в себя последние солнечные лучи. Кашель Алии с появившимся холодным ветром становился все чаще, состояние ухудшалось и было таковым, что ее кидало то в жар, то в холод. Самвел, заметивший это, уговорил ее сходить в общий лагерь и показаться врачу. В отличие от занимаемого ими места в центре лагеря палатки стояли почти одна на другой, выдерживая промежуток лишь в пару шагов для разведения костра. Врачом была женщина – молодая и неопытная практикантка, спасшаяся, как и они, но не успевшая попасть в бункер. Иногда ей помогала пожилая женщина, специализирующаяся больше на травах и народном лечении, чем на современной медицине.
Очереди этим вечером к ней не было, хотя кашель доносился из многих уголков их лагеря. Практикантка пригласила их в свою палатку и усадила на два сделанных из подручных средств табурета. Осмотрев ее, она поскупилась на таблетки, сетуя на их нехватку, и дала ей лишь небольшой пакетик собранных трав, попросив ее показаться завтра, если состояние ухудшится. В этом винить ее у них причин не было, ведь они хорошо понимали, что в лагере были дети и те, кто переносил болезнь куда хуже. А таблеток действительно не хватало. Да и откуда им тут взяться? Лишь личные запасы тех, кто закинул их в свой тревожный чемоданчик, направляясь сюда.
Возвращаясь обратно, Самвел изучал врученные засушенные растения и вспоминал, где он мог их видеть, прогуливаясь в поисках еды. На пакетик упали первые капли, и он спрятал его в карман, подмигнув Алии, чтоб она ускорила шаг.
Перед тем как дождь усилился и затушил костер, Самвел успел нагреть воды и приготовил настой. Попив горячего, Алия тут же уснула. Со временем дождь даже не собирался уходить, а лишь набирал обороты, барабанной дробью стуча по брезенту. Самвел еще долгое время ворочался, то и дело вздрагивая от грозных звуков грома, пока усталость все же не взяла свое и он не погрузился в дрему.
Сон его не продлился долго, и уже вскоре он вскочил от раздавшегося совсем рядом взрыва.
Выбежав из палатки, он увидел, как на дальнем конце лагеря загорелось дерево. Еще одна вспышка света промелькнула чуть дальше, и снова громыхание оглушило всех своей мощью. Самвел отпрянул и чуть не упал, когда почувствовал, что что-то коснулось его левой лодыжки. Всего лишь лемминги. Два убегающих зверька неслись как будто в ужасе куда-то вниз. Вспышка света озарила небо, появились замысловатые яркие узоры и чьи-то крики. Било уже совсем рядом. Ощущение было такое, что небеса готовы были в буквальном смысле упасть на головы. Женские же и детские крики раздавались отовсюду. Между очередными громыханиями Самвел разобрал долгий протяжный рев медведя. Выстрелы. Снова крики и грохот разгневанной природы. Дождь усиливался, с каждой минутой набирая немыслимые обороты, а от бесконечной череды молний казалось, что даже ночь спряталась где-то далеко и выглядывала, как испуганный младенец из-под одеяла.
– Что это еще такое? – Алия, подойдя сзади, схватила его за руку.
– Я не знаю, такого я еще никогда не видел.
За пеленой дождя футах в пятнадцати от них пронеслась массивная фигура, передвигающаяся на четырех лапах. Затем еще одна. Возле ног просочилось несколько полевок. Все бежали к берегу. Еще несколько громовых раскатов. Уже совсем рядом.
– Надо уходить! – крикнул Самвел.
– Куда? Нам некуда бежать.
– Спустимся ниже. Возле берега есть ниша. Укроемся там. Бежим!
Брызги стекающей воды разлетались в стороны, когда они неслись, все больше спускаясь по хребту Конжака. Местами настолько скользкая скалистая местность неминуемо валила их навзничь и оставляла синяки с глубокими порезами на руках. Но они вставали, помогая друг другу, и продолжали бежать. Бесконечные молнии освещали им дорогу и давали сориентироваться в нужном направлении. Вместе с ними бежали и животные, не обращая на них никого внимания, как будто знали, что за ними гонится что-то пострашнее того, с чем они когда-либо встречались. Добежав до берега, некоторые из них бросались в воду и пытались уплыть из этого места. Другие в нерешительности нервно метались из стороны в сторону, то и дело издавая немыслимые и неописуемые звуки.
Обогнув берег, Самвел повернул в сторону, где торчало сухое, изжившее себя ветхое дерево. Алия следовала за ним по пятам, стараясь не отставать. Теперь они уже снова взбирались на возвышенность, карабкаясь по мокрому камню. Менее пары минут им потребовалось, чтобы преодолеть с виду неподъемный склон и затем спуститься в ту самую нишу, огражденную почти со всех сторон высокими каменными глыбами. Ее он нашел совсем недавно, когда шел по следу горностая.
Она была больше похожа на первобытное изваяние, чем на место естественного, природного происхождения. Ручьи тут стекали множественными струями, но луж не образовывалось из-за наклонной поверхности, и вода вся уходила, минуя их. Самвел знал, что даже здесь, среди каменных стен, они могли получить смертельный удар. Хотя шансов выжить именно в этом месте было как нельзя больше, чем в любом другом. Но еще больше его волновало переливание темно-зеленого цвета в проблесках молний там, где вода вымывала поверхность скалы, спускаясь по шероховатостям горной породы. Волновало, потому что, окажись они именно в этом месте, где были залежи дунитов или перидотитов, вероятность удара молнии сюда резко увеличивалась. Но разбираться времени уже не было. Только не в таких условиях включать учителя геологии и рассматривать причудливые минералы. Вжавшись в угол под огромным валуном, они притаились, слушая, как удары грома все ближе подбираются к ним.
– Ты вся горишь, – произнес Самвел, дотронувшись до ее лба.
– Наверно, температура. Не знаю. Очень холодно.
– Потерпи немного. Скоро дождь закончится.
– Я знаю. Хорошо.
– В палатке есть сух… – внезапно Самвел почувствовал, что не может закончить фразу. Не хватало воздуха. Как будто он взял и резко исчез. Дождь в то же время прекратился. Возле них все замерло. Даже бегущие ручьи остановились. Но только не шум грома, звучащий все так же, но уже как будто в отдалении.
Все попытки заглотнуть хоть немного воздуха заканчивались неудачей. Кислородный голод затуплял разум, заставляя его погружаться в темноту. Из последних сил Самвел взглянул на сестру. Ей, как и ему, не хватало воздуха. Брат схватил ее за руку и потащил, но тут же понял, что не чувствует под ногами ничего. Все больше задыхаясь, они медленно парили, поднимаясь все выше. Самвел ощущал, как рука сестры все больше вжимается в его запястье, но ничего сделать с этим не мог. Впервые он чувствовал себя таким беспомощным. Сердцебиение участилось, а когда они достигли верхушки склона, начались первые приступы судорог. «Неужели так все закончится? – подумал Самвел. – Ради чего все тогда? В глазах начало темнеть. Сил сопротивляться больше не было. Веки бессильно опустились, едва уловив настолько яркую вспышку, что казалось, он весь ей пропитался, как губка, попавшая в раковину с водой.
Затем боль и темнота.
Глава 13
Петр
Прошло несколько дней после того, как к нам вломилась группа сподвижников Танка и Биты. Тогда избитые до полусмерти, с кучей синяков и ссадин, мы уже не верили, что когда-нибудь увидим наших пушистых, но, когда открылась дверь и в нее вошел Ким, мы не поверили собственным глазам. Все они были целы. Ким же был как всегда неразговорчив, и обо всем, что там произошло, мы узнали лишь позже со слов очевидцев. Большинство из тех, кто пришел, чтобы забрать наших пушистых безобидных любимцев, теперь обходили нас стороной, а если получалось так, что мы оказывались с ними в непосредственной близости, то они прятали глаза и быстро уходили в сторону. Зачинщики же больше не появлялись вовсе. Наверно, пребывали где-нибудь в лазарете. За их избиение Кима несколько раз вызвали в, так сказать, местную комендатуру, но так ничего и не сделали. Скорей всего, они были только рады тому, что эта местная банда распалась и больше не терроризирует их своими вспышками агрессии и недовольства. Хотя и тщательно скрывали это, вызывая его то и дело на допрос и угрожая последствиями.
Интересная психология людей – всегда выбирать сторону победителя. Так, например, наша брюзгливая соседка, прибегавшая к нам, когда ее сну мешали игры наших питомцев, больше не угрожала и не жаловалась. Теперь она посещала нас с визитами и рассказывала, какой ужасный поступок чуть не совершили эти первобытные детины. Некоторые члены псевдобанды Танка и Биты один раз даже отдали нам свой ужин и извинились. Военные все-таки смирились с пушистыми и сделали вид, что их не существует. В какой-то момент ненадолго мы стали местными знаменитостями. Все же посещения нас соседями или новыми друзьями нам казались крайне утомительными, потому как, когда после нескольких дружелюбных прелюдий, беседа становилась изнуряющей и рутиной. В ход для поддержания разговора пускались драматические истории в виде первых замужеств и разводов или влияние телевизора на воспитание подростков. Иногда приходилось слушать даже о внедрении в систему аптек автоматов с бесплатными презервативами.
Так тянулись наши дни. Местный врач выписал нам всем мазь с забавным названием «Бодяга», и каждый день мы наносили ее на свои синяки. Радовало нас только одно – что вода на поверхности стремительно стала отступать и, как нас заверил один из военных на общем собрании, если так пойдет, вскоре мы сможем отсюда выйти.
Это были самые мучительные и долгожданные дни в жизни каждого находящегося здесь. Но все-таки они закончились.
Вскоре нас всех собрали на внеплановом собрании, проводившемся в столовой. Несколько высших чинов радостно и торжественно объявили нам, что все мы прошли нелегкий путь и теперь можем покинуть наконец эти серые стены. Также предупредили о непредвиденных опасностях и возможных радиационных зонах и попросили держаться вместе. Впрочем, дальнейшую речь уже никто не слушал, и все наши мысли были лишь об одном – о том, что заключение в подвалах бункера подошло к концу, и о том, что нас теперь ждет снаружи.
Вскоре после этого нас построили в организованную колонну и постепенно стали выводить.
С первым моим шагом я ощутил теплые лучи июньского солнца. Погода стояла замечательная. Но в то же время то, что творилось снаружи, пугало и настораживало. Ветхий старый дом, в который мы заходили, был разрушен до основания. Машины перевернуты. Большинство деревьев выкорчеваны и разбросаны где попало. Ехать до города, соответственно, мы уже не смогли бы даже при большом желании, поэтому оставалось только одно – двигаться на своих двоих, и желательно побыстрее, чтобы успеть до сумерек.
Военные снова быстро организовали колонну. В ее авангарде располагались два человека в защитных костюмах с приборами, измеряющими радиацию, остальные рассортировались по бокам и в конце, помогая тем, кому было трудно идти.
То, что я видел на пути в свой родной город, меня угнетало. Асфальт на дороге был разбит, словно по нему бил какой-то великан своим огромным кулаком, в некоторых местах его вообще не было видно из-за небывалого слоя осевшей земли. Большинство деревьев были покорежены и под углом свисали к земле. Каким был уровень воды, можно было легко представить, судя по видневшемуся вдалеке катеру, застрявшему между деревьев. Ближе к городу было еще хуже: десятки утопленников свисали с деревьев или же просто лежали в различных позах на еще сырой земле. Кто-то закрывал глаза детям, кто-то зажимал ноздри, чтобы не вдыхать этот ужасный запах нового мира.
Мы продолжали идти. Вдалеке показались первые каменные строения нашего некогда обустроенного города. Или то, что от него осталось. Разрушенные дома, магазины, школы, заводы и дороги – все то, что мы создавали многие десятилетия, и то, к чему мы шли столетиями. Все это было уничтожено меньше чем за пару месяцев.
В городе оставаться не было никакого смысла, он был сокрушен и разлагался тысячами трупов. Наш военный штаб отправился вновь совещаться и вскоре принял свое очередное решение, в соответствии с которым мы должны были провести здесь ночь, собрать ценные вещи, продовольствие, а уже на рассвете снова двигаться дальше, теперь уже в другой город, и надеяться на то, что там осталось хоть что-то от бывшей цивилизации.
Смоленск был центром нашей области и располагался примерно в сотне километров отсюда, или в двух днях пути. Наши надежды и наш путь были связаны именно с ним.
Глава 14
Инсомния
Потребовалось не меньше двух дней, чтобы наконец она смогла встать и не почувствовать головокружение. Тошнота прошла, но врач, осматривавший ее этим утром, все равно прописал ей постельный режим. Ее мать, не отходившая от нее все это время, к вечеру сама почувствовала усталость и придремнула на соседней кровати. Один раз к ней заходил Артур, но Елизавета Павловна не пускала никого, кроме отца и врачей, сетуя на плохое самочувствие дочери и нужду в покое. Так она, в принципе, поступала и раньше, даже тогда, когда Инсомния была в здравии и полна сил. По ее мнению, все ее ухажеры не подходили ей и были либо из неинтеллигентных семей, либо не одарены умом, что она заключала из их речи или зрительного образа. «Ты не должна выбирать из этих оболтусов, разгильдяев и студентов в подранных джинсах, ты достойна большего», – говорила она Инсомнии. После чего ей оставалось лишь взяться за книгу или открыть пианино. Почти тотальный контроль всей ее жизни. Только так она могла назвать все это. Но ей она никогда не перечила. Напротив, она у нее вызывала лишь восхищение и уважение. Хотя иногда ей и хотелось вырваться из ее клетки. Так и сейчас, когда все могли спокойно покинуть пределы субмарины и выйти на свежий воздух, ей приходилось оставаться в крошечной каюте, где и развернуться-то толком было нельзя.
Из кратковременных бесед с родителями она узнала, что виной их кораблекрушению послужил небывалый метеоритный дождь, вызвавший цунами. Отец ей рассказал, что им очень повезло, что субмарина не врезалась ни в один из домов на своем пути и осела на крыше одного из отелей. Город, в который их принесло огромной волной, был ей знаком. Сюда они не раз приезжали, когда у отца были конференции, и они наслаждались всеми прелестями удивительного уголка под названием Сочи.
Тихо встав, практически не издавая ни единого звука, Инсомния взяла туфли в руки и осторожно прошла мимо задремавшей матери. Во вспомогательных отсеках жилых помещений практически никого не было. Пройдя дальше, она заметила, как два упитанных повара на камбузе умело орудовали кухонной утварью, то и дело что-то перемешивая в жестяных кастрюлях. От запаха жареной рыбы свернуло желудок. Два дня она практически ничего не ела. Поднявшись по железной лестнице к рубке, ее лицо обдул свежий теплый ветер. Почувствовалась свобода. Все тело стало легкое, как перышко. Небо было усеяно бархатными пушистыми облаками. Снизу донеслись голоса. Большая часть пассажиров, как оказалось, загорала, другие играли с детьми, третьи просто, разбившись на группы, вели какие-то беседы. Инсомния спустилась на крышу и растворилась в общей массе, облокотившись на одну из перил.
Город, который она увидела, уже не был таким, как раньше, и напоминал какую-то затерянную Атлантиду. Бетонные развалины и покачнувшиеся строения, разноцветные пластиковые обломки, выступающие из-под воды, и покореженные автомобили на дне, с не успевшими покинуть их пассажирами. На нее снова нахлынул приступ тошноты, и она отвернулась, едва сдержав рвотный рефлекс. Боковым зрением она заметила, как к ней кто-то идет. Усердно выглаженная синяя рубашка с матросским воротником и не менее аккуратные штаны придавали ему оттенок строгости и требовательности. Но лицо говорило об обратном, скорее добродушное и простое, нежели серьезное и грозное, не миловидное и привлекательное, но и не отталкивающее. Короткостриженый, среднего роста, он ровной военной походкой все ближе подходил к ней.
– Так быстро оправились, я думал, не увижу вас еще долгое время, – начал Артур.
– Врач прописал мне постельный режим еще по меньшей мере на неделю, но я не могу больше находиться в этой консервной банке, да и к тому же мое любопытство всегда берет верх.
– Согласитесь, завораживающий вид… Хотя, наверно, вряд ли вы ожидали увидеть именно это после такой изнурительной поездки.
Инсомния вспомнила слова отца о том, что мир уже не будет таким, как прежде.
– Вы правы. Это ужасает. Абсолютно мертвый город, только развалины и мертвая тишина. Я помню его шумным и суматошным, необыкновенной красоты. Как это могло случиться?
– Думаю, та волна, по вине которой мы здесь, и принесла вместе с собой катастрофические разрушения. Но есть и хорошие новости: за то время, пока вы отсутствовали, вода опустилась на три метра, а это значит, что мы скоро сможем начать свой путь в нашу точку назначения. К счастью, нас вынесло не так далеко от нее.
– Отец говорил мне о ней, но только поверхностно, ничего конкретного.
– Я тоже о ней почти ничего не знаю. Только то, что это вынужденная мера, ну, знаете, когда совсем некуда податься.
– Видя этот погибший город, наверно, это так. Но неужели так везде? Не могла же эта волна прокатиться через весь материк?
– Нет, конечно, не могла, но вспомните, сколько дней мы дрейфовали в море и как нас шатало из стороны в сторону. К сожалению, мы пока не знаем, почему не отвечают на наши сигналы другие города, поэтому лучшее решение – отправиться в безопасное место и разобраться во всем там.
– Место, о котором никто не знает. Последний вариант. И куда же мы пойдем?
– Уверяю вас, те, кто собрал нас всех пятого мая и посадил на эту субмарину, знают, куда идти. Я думаю, все это готовилось не один день. Может быть, даже планировалось долгие годы.
– Инсомния! – сзади раздался недовольный голос матери.
– Мне пора идти. Кстати, я даже не успела поблагодарить вас, вы же спасли мне жизнь.
– Это лишнее. Идите и набирайтесь сил, скоро они вам понадобятся.
…Мать была недовольна. Но не ругалась и не упрекала ее за столь детский поступок. Хотя это ее лицо она знала. Негодующее и ворчливое, готовое в любой момент выплеснуть на нее все то, что внутри бушевало и горело. Разразиться бушующей бурей. В такие моменты лучше помалкивать или вообще уйти куда-нибудь подальше. Но только не здесь. Из крохотной каюты никуда не деться.
Иногда она рассуждала: почему ее отец выбрал именно ее? Такие разные: он рассудительный и всегда спокойный, иногда даже чересчур, она красноречивая и экспансивная, местами заносчивая, но тоже, как и он, не из простой семьи. Их родители все благополучные и имеющие немаленькое состояние, с имениями по всему миру, но такие же незаметные, как и их дети. Наверняка тоже со своими потаенными секретами, о которых никто никогда не узнает. Неодаренной свою мать Инсомния никогда не считала, но и понимала, что тягаться умом с отцом тоже не было в ее силах. Поэтому она никогда с ним не спорила, понимая, что он все равно окажется прав. А может, потому что любила. Отец же всегда был к ней холоден, уделял ей столько времени, сколько было необходимо, чтобы сохранить семью. Хотя упрекнуть его в этом было нельзя – он практически всегда работал, всегда был в движении.
На ужине к ним присоединился отец. За столом было пюре с рыбой, бутерброд с красной икрой и стакан красного вина, по вкусу напоминающего каберне. Давно отсутствующий аппетит появился в ней с новой силой, и она жадно поедала все, что было на столе. От вина немного повело, но она не показала этого. Знала: если покажет, то останется в каюте еще надолго. Добравшись до кровати, сразу уснула.
Затем снова был завтрак, обед, ужин, и снова завтрак…
Пока в один не показалась земля.
Наконец пришло время собрать свои чемоданы и отправиться в то самое место, куда и лежал изначально их путь. Долгих сборов не было, каждый находящийся здесь мечтал снова ощутить бугры и ухабы под ногами.
Путь держали на север. В горы. Тропы часто менялись, раздваивались и уходили в разные стороны, и было непонятно, чем руководствуется проводник в выборе дороги. Сам он больше смахивал на косматого геолога лет сорока пяти, с выдающимся пузом и грубой щетиной. На субмарине она часто видела его возле иллюминатора, с невыразительным и постоянно молчащим лицом. Но здесь он как будто ожил. Постоянно что-то рассказывал тем дотошным зевакам, что шли с ним рядом, как будто находясь на прогулочной экскурсии.
Ее отец держался поодаль от остальных с двумя капитанами первого ранга в военной форме и еще двумя мало знакомыми ей людьми. Обычный профессор политологии, но всегда в центре всего. Артур шел сзади, иногда помогал подниматься по крутой тропе тем, у кого заканчивались силы. Мать немного позади обсуждала виды с одной из новых подруг.
Их группа поднималась с одной горы на другую, затем спускалась, чтобы снова начать подъем. Полузатопленная дубовая роща сменялась почти чистым пихтовым лесом с необъятными стволами. Ближе к полудню встретили группу из пяти человек. Все худые и грязные. С ними ребенок, почти младенец. Что-то долго объясняли одному из наших моряков, вооруженному автоматом. Он смотрел на них, но почти не слушал и на все их попытки пройти к общей группе угрожающе махал автоматом. В итоге сошлись на том, что моряки дали им немного провизии, чтобы те отстали. Наша колонна направилась дальше вверх по склону. Но они почему-то упорно не сдавались. Держались на расстоянии в пятьдесят футов. Еле волочили ноги, но все равно шли по пятам. Военные не спускали с них глаз, но не предпринимали никаких действий.
К вечеру сил уже не оставалось ни у кого, солнце скрылось за одной из гор, и геолог-проводник остановился на поляне, окаймленной буком и грабом. Оглядев это приглянувшееся ему место, он предложил раскинуть здесь палатки и заночевать. Корабельные коки принялись готовить ужин на костре, моряки оцепили периметр, остальные достали из рюкзаков и чемоданов белье и постелили на срубленные ветки. От долгого и изнурительного путешествия Инсомния была готова съесть рис с курицей прямо с пластиковой тарелкой, но так и не притронулась к еде. Матери сказала, что ее немного подташнивает и что обязательно все съест немного позже. Отец на ужин не пришел. Так и не смог решить все вопросы за целый день. Инсомния снова на него злилась. Сразу после ужина мать от усталости ушла спать в палатку. Через некоторое время, убедившись, что она заснула, Инсомния сгрузила свою еду в рюкзак, в него же затолкала двухдневный сублимированный паек. Дождалась, пока все поутихнет и все люди разбредутся по палаткам. Затем встала и направилась к границе их лагеря.
Путь был свободен, и она уже почти пересекла охраняемый периметр, как вдруг сзади раздался голос:
– Стойте! Куда вы идете?
Мужчина в военной форме приблизился к ней. В зубах травинка. Через плечо на рамке автомат. «Вот же бдительный засранец, – подумала Инсомния. – Мог бы и вздремнуть на ночь глядя».
– Мне в туалет надо, – у Инсомнии забегали глаза, врать она особо не умела. – Можно?
– Только под моим присмотром, – ухмыльнулся мужчина, немного флиртуя. – У меня приказ, понимаете? Ваша безопасность – моя работа.
– Вам что, приказали смотреть на тех, кто решил пописать на ночь глядя?
– Нет, но я провожу вас вон до тех кустиков, – он показал рукой и натянул на лицо любезную улыбку, – и подожду вас. Обещаю – подглядывать не буду. Кстати, зачем вам рюкзак?
«Дотошный какой попался. И нахальный».
– Это женские штучки, вам не понять.
– Сеня, я провожу, это моя знакомая, – из-за деревьев появился Артур.
– Я бы и сам справился, – ухмыльнулся военный, но все же уступил.
– Пойдемте. – Артур прошел вперед.
Они прошли мимо борщевика, затем вошли в буковый лес. Инсомния оглянулась назад, и когда мужчина, которого звали Сеня, скрылся за деревьями, она тут же обратилась к Артуру:
– Проводите меня до той группы людей. Я видела, они преследовали нас, а потом остановились, по-моему, там, – Инсомния ткнула пальцем в темноту.
– Зачем вам это? Вы же совсем не знаете их. Они могут оказаться кем угодно.
– Вы проводите или нет? Я бы не просила, но боюсь заблудиться в темноте.
– Хорошо, но у нас очень мало времени. Только туда и обратно, если запозднимся, нас начнут искать, мне тогда достанется. И действительно, зачем вам рюкзак?
– Еда. И хватит обращаться ко мне на «вы».
– Хорошо. Идем.
Преследовавшая их небольшая группа людей оказалась не так далеко. Передвигаться по склону в полной темноте было задачей не из легких, но до их лагеря они добрались уже через четверть часа.
Подобравшись вплотную, они увидели, как двое мужчин чертили что-то палкой возле костра, женщина укладывала ребенка, а девочка-подросток спала, оперевшись на дерево. Увидев их, один из мужчин схватил палку и приготовился ударить. Артур тут же направил на него автомат и перезарядил.
– Мы не хотим причинить вам вреда, мы еду принесли, – тут же остановила их Инсомния. – Вот, берите, – она начала доставать и выкладывать из рюкзака все свои припасы.
– Почему вы нам помогаете? – с удивлением обратился один из мужчин к Артуру. – Несколько часов назад вы сказали, что расстреляете нас, если мы подойдем слишком близко.
– У нас приказы. Мы их выполняем, – спокойно ответил Артур.
– Как вы тут оказались? – перебила его Инсомния.
Группа жадно накинулась на еду. Большую часть отдали матери с ребенком. Чуть меньше – проснувшемуся подростку. Остальное – мужчинам.
– Мы, – прожевывая, начал мужчина, – ушли в поход и должны были посетить массив Аибга и Черную пирамиду, но так и не дошли до вершины, как все началось.
– Что началось? – спросила Инсомния.
– Бесконечные дожди. Им не было конца. Все кругом было в воде. Мы укрывались в горах.
– И где тогда ваш экскурсовод? Где остальная группа? – с недоверием спросил Артур.
– Когда дожди прекратились, остальные решили не дожидаться, когда вода уйдет, и отправились вплавь на другой хребет, сказали, что вернутся за нами, ну а мы остались ждать их здесь. Прошло три дня, но никто не вернулся. Потом появились вы. Может, объясните, черт побери, почему вы не можете взять нас с собой? Нам бы только до города добраться и все.
– Города больше нет. Мы не бросим вас.
– Инс, нам пора.
– Нам надо уходить. Простите. Я сделаю все, что смогу. Мы не бросим вас.
Обратно до лагеря они добрались довольно быстро. Передвигались почти бегом, сбавили ход, лишь когда подошли к лагерю, чтоб никто ничего не заподозрил. Артур окликнул Сеню и занял свое место на границе периметра. Инсомния пошла дальше. Возле гаснущего костра ждал отец.
– Где ты была? – спросил он.
– Мне надо было отлучиться.
– Ты долго отсутствовала. Я уже собирался идти искать тебя.
– Прости. Совсем забыла про время.
– Ложись спать, завтра нам предстоит пройти намного больше, чем сегодня.
– Можно тебя спросить?
– Да.
– Почему мы не можем взять с собой ту группу, которую мы встретили на пути?
– Туда, куда мы отправляемся, их не пустят.
– Да что это за место такое?! Что это за приказы, которые оставляют умирать других людей?! Я тебя не узнаю, раньше ты не был таким жестоким.
– Раньше все было по-другому. Раньше не приходилось выживать.
– Но мы ведь остались теми же. Ты всегда учил меня поступать по совести.
– Инс, там нас ждут ровно столько, сколько было в подлодке.
– Отец, там же ребенок. Тогда я останусь здесь, пусть мое место займет он.
– Ты не останешься.
– Нет, останусь. Я знаю, ты им можешь помочь.
– Да чтоб тебя, Инс! Ложись спать. Я не знаю. Я подумаю. Но не обещаю, это не от меня зависит.
– Спасибо, пап.
Инсомния легла рядом с матерью. Отец подбросил немного веток и тоже прилег.
– Скажи, нам долго еще идти?
– День, может быть, два. Зависит от дороги.
– Когда мы придем, ты расскажешь мне обо всем? Я же знаю, ты не простой профессор политологии.
– Когда мы придем, ты сама все поймешь. Ложись спать.
– Зачем тогда тянуть? То, что тут происходит, какой-то малый театр, и ты обязан мне рассказать правду. Или… Я наделаю глупостей… и ты знаешь, что я не шучу.
– Хорошо. Может быть, действительно сейчас тот самый момент. Ты и сама видишь, как мир изменился, – начал свой рассказ отец Инсомнии. – Твой дед, твой прадед, да, в общем, как и все твои прапрапрапрадедушки и я, – все мы были иллюминатами. Да. Не удивляйся, пожалуйста. Наверняка ты что-то слышала из истории про этот тайный орден. Наша цель с момента создания нашего братства – это достижение мирового господства. Это получилось не сразу, но в один определенный момент нам все же удалось этого добиться, и тогда мы начали контролировать экономику, блокировали или пускали в производство научные открытия, свергали борющихся с нами и пытающихся что-то изменить высокопоставленных политиков. Иногда мы устраивали революции в тех странах, которые нам мешали. В общем, когда-то наши деды добились невозможного, а теперь наша задача была сохранить это. О том, что случится катастрофа, мы узнали еще два года назад. Но, к нашему большому сожалению, ученые, работавшие на нас, сильно ошиблись с ее датой, предположив эту отметку как 2050 год, плюс-минус несколько лет. Как видишь, случилось это намного раньше. Понятно, что в средствах массовой информации афишировать это мы не стали. Иначе началась бы просто массовая паника, а нам надо было еще подготовиться. Под нашим руководством был разработан план, по которому в каждой области под предлогом нападения НАТО строились бункеры, которые защитили бы жителей от потопа и радиации. Но кто знал, что эта дата наступит намного раньше и многое из того, что было запланировано, сделать не получится?
– О Господи, иллюминаты! Я знала, конечно, что ты что-то скрываешь, но не думала, что все так масштабно. Но как… как тебе удавалось скрывать все это?
– Это всего лишь дело привычки и любовь к своему делу. Есть еще кое-что, что ты должна знать. Незадолго до катаклизма наш научный спутник, проводя исследования, обнаружил скопление космических тел, которых ранее там не было. При подлете к ним он был уничтожен, но перед этим успел передать последние снимки. Эти тела не были каким-то космическим мусором или астероидом – это были корабли, и их было много, некоторые были гигантскими. Я не уверен, но, возможно, все это началось не без их участия.
Глава 15
Алия
Открыв глаза, Алия увидела знакомую ей палатку со стоящей возле дальнего стола практиканткой, которая не так давно осматривала ее горло. Внутри стоял ароматный запах неизвестных трав. Немного придя в себя, она тут же попробовала пошевелиться – мгновенная резь волной накрыла все ее тело. Глухой стон автоматически вырвался из горла, и ей пришлось сильно потрудиться, чтобы снова не потерять сознание. Все ее тело было одной большой болячкой. Такой боли она не испытывала еще никогда. Но она была жива.
– Нет, не двигайся и не шевелись, – к ней подошла практикантка. Голос добрый, тихий, очень знакомый. Лицо такое же благодушное и отзывчивое, как и раньше, но теперь с гримасой шаткости и нерешительности.
«Самвел! – внезапная мысль словно отрезвила ее и заставила ненадолго забыть о боли. – Что с ним? Где он? Смог ли он выжить?»
– Потерпи немного, – снова заговорила практикантка. – Будет немного больно, но это сделать надо, иначе нельзя. – Чуть приподняв ее руку, она начала разматывать марлю. От боли Алия немного отдернула конечность.
Она не видела, что находилось под марлей. Но по болевым ощущениям понимала, что ничего хорошего ожидать и не приходится.
– Хорошо, что ты можешь шевелиться, значит, опорно-двигательный аппарат не нарушен. В зрачках отслоения сетчатки я тоже не обнаружила. Знаешь, да ты вообще везунчик! Только потерпи немного, я постараюсь все сделать быстро, даже не заметишь, как все закончится.
Краем глаза Алия заметила, что осматривающая ее девушка открыла тюбик с надписью «Мазь Вишневского».
– После того, что тут творилось два дня назад, мы десятками находили трупы. Даже тебя уже собирались хоронить. Чуть в яму не положили. Старый Ефим уже заканчивал рыть твою могилу, когда рядом с тобой загорелось дерево, а сам он, с его слов, онемел от холода. Набожный человек, суеверный, – практикантка немного с ухмылкой рассмеялась. – Решил, что это знак какой-то. Перекрестился и потащил тебя ко мне. Когда принес, я и сама немного обомлела, когда с трудом нащупала пульс. Его, можно сказать-то, почти и не было. Состояние у тебя было мертвецкое, да и выглядела ты хуже трупа.
– Са-а-а… – прохрипела Алия.
– Са-а?.. А-а-а, поняла. Самвел, твой брат, тот, что приходил с тобой недавно. Не говори ничего, береги силы. Тогда старому хрычу я сказала, чтоб и его тоже тащил сюда, а не стоял в дверях и не сотрясал воздух почем зря, оправдываясь и раскаиваясь, что чуть не похоронил живых. Братец твой жив. Тяжелый тоже. Не лучше тебя, но живой. Теперь будет немного больно, но ты уж прости, без этого никак.
Сильные руки взяли Алию за плечи и приподняли. После чего барьер боли не выдержал и она снова окунулась в темноту.
Следующее ее пробуждение было уже на носилках. Двое коренастых мужчин несли ее обездвиженное, замотанное в марлю тело. «Неужто снова похоронить хотят?» – подумала Алия. В ее глазах отражались верхушки елей с распростертыми ветвями, сужающиеся у макушек мелькающие пихты и замысловатые березки. Боль, идущая отовсюду, не давала ей ни секунды покоя. Она как будто прожигала ее насквозь, взрываясь в каждой клетке ее организма, заставляя все больше вернуться к той роковой ночи и прокручивать раз за разом все события, произошедшие с ней и ее братом.
– О, ты открыла глаза, – откуда-то издалека послышался знакомый женский голос практикантки. – Это хорошо. Тебе надо попить, ты совсем обезвожена. Остановитесь, пожалуйста.
Из своей сумки она достала армейскую флягу и поднесла к ее рту.
– У меня хорошие новости для тебя. Твое тело заживает, хоть и очень медленно. Да и вообще вы с братом просто молодцы. Ты, главное, не переживай, все будет хорошо. Скоро тобой займутся настоящие профессионалы, не то что я. Ты только потерпи еще немного.
Фляга соприкоснулась с ее губами. Отпив чуть-чуть, Алия принялась жадно глотать, наслаждаясь каждой прохладной каплей воды, попадающей в ее сухое горло.
– Ну-ну, только не переусердствуй. Давай, моя дорогая. Хорошо.
Около часа она еще изнывала от боли, тихо поскуливая на носилках, наблюдая за тем, как мимо проносятся худощавые макушки елей. Затем глаза снова закрылись, и она провалилась в пропасть. Темную и пустую. Без боли и воспоминаний.
Когда она открыла глаза в следующий раз, перед ней нависал потолок с отслаивающейся побелкой. Окрашенные в бежевый цвет стены отражали солнечный свет, а в полуоткрытое окно проскальзывал ветерок, освежающий комнату, пахнущую неизвестными ей медицинскими препаратами. Алия попробовала пошевелиться. Боль заметно отступила по сравнению с ее прошлой попыткой. Теперь она могла повернуться и даже осмотреться.
Комната, в которой она лежала, была средних размеров, стандартных для бюджетных больниц, и рассчитанной на четырех пациентов. Все ее соседи лежали без сознания или просто спали. К ее телу, как и ко всем остальным, были подключены провода и датчики. Внезапно она испугалась; в ее голову закрались мысли, что из-за тех повреждений в ее теле могло что-то отказать. Плавно она попробовала дернуть левой ногой. Получилось. Теперь правой. Тяжело, но поддается. Руки вроде тоже в порядке, болезненно, но все же поддаются движениям. Но что под бинтами? Можно ли теперь смотреть на ее тело без отвращения? Где Самвел?
– Се-е… сестра, – звук получился хриплый и протяжный, как в старых фильмах ужасов. Голос почти не узнать, как будто кто-то подменил его.
Дверь открылась. В комнате показалась женщина в белом облачении, в темных колготках и коричневых слипонах. Лицо усталое, но с натянутой улыбкой. На вид лет за тридцать, над правой бровью выступающая родинка.
– Тише, тише, остальных разбудите, – голос все же милый, как у телеведущей утренних программ. – Как вы себя чувствуете? У вас что-нибудь разболелось?
Медсестра нависла над ней и начала изучать.
– Где я? Что с моим братом? – простонала Алия.
– Ах да, голубушка, вас же без сознания сюда привезли. Совсем забыла. Очень много пациентов, и каждый день становится все больше. Вы в Пермской клинической больнице, – улыбка не сходила с ее лица. «Прекрасная актриса, – заметила Алия, – хочет показать, что все хорошо и кругом ромашки цветут. Вот только перед ней лежит живая мумия, и запах стоит такой, будто в морге кто-то разложился».
– Ах да, вас же привезли вместе с каким-то парнем. Смуглый такой, на вас похож. Про него вы говорите?
– Да, он жив?
Дверь в палату снова открылась, и в проеме показалась голова медбрата в синей медицинской робе.
– Кать, подготовь кровать в 523, сейчас еще один заедет, – уставшим голосом произнес мужчина и, не дожидаясь ответа, закрыл дверь.
– Я же говорила, если так и дальше пойдет, то скоро в коридорах селить начнем. У вашего брата состояние стабильно тяжелое, но доктор говорит, что он выкарабкается. Динамика положительная, хоть и протекает значительно медленнее, чем у вас. Он у вас сильный, впрочем, как и вы. Отдыхайте, берегите силы. Я зайду чуть попозже.
– Что с нами случилось? Я помню только яркий свет.
– Вас, как и его, ударила молния, это мне передала женщина, которая привезла вас. Она рассказала, что там у вас творилось. Даже и не знаю, как такое возможно. Ох, нас все это зацепило только краем, но от этого не легче. После того как вода отступила и заработали больницы, мы работаем в три смены почти без отдыха. Некоторые уже давно не спали, и такое ощущение, что скоро свалятся и займут место среди своих же пациентов. Но вы, главное, не думайте об этом, все это уже позади. Отдыхайте, я буду рядом.
Дверь закрылась, и Алия осталась в своих мыслях.
Еще долго она не могла уснуть. Она смотрела то в потолок с гуляющими трещинами на белых пластинах, то на пациента на соседней кровати, то вовсе в пустоту.
Вечером заходил доктор и провел осмотр. Ничего конкретного он сказать не мог, только то, чтобы она больше отдыхала.
На следующее утро она чувствовала себя немного лучше. Медицинские препараты, которыми ее напичкали, давали благотворное воздействие. Она поправлялась, боль отступала, а сил прибавлялось. Каждый раз, когда в палату заходила медсестра, она ее расспрашивала о том, что творилось в этом городе, и о состоянии своего брата. Медсестра рассказала ей, что их город после затопления ждали серьезные проблемы с энергостанциями, разрушенными зданиями и антисанитарией, от которой очагами зарождались инфекционные заболевания.
Вечером от проводившего осмотр доктора она узнала о том, что наконец пришел в себя и ее брат. От радости чуть не выпрыгнула из кровати, но сковавшая ее тело боль снова вернула ее на землю.
Ночью Алия проснулась от громких возгласов врачей, оказавшихся в ее палате. Одному из пациентов стало плохо. Оказалось, врачи проводили реанимационные мероприятия. Ничего не вышло. Тело бедолаги увезли спустя четверть часа.
Как и говорила сестра, больница была переполнена, и уже утром Алия наблюдала, как в кровать перекладывают очередную пациентку лет пятидесяти, со впавшим носом и редкими прядями волос. Двое медбратьев вскоре покинули палату, и она осталась с медсестрой, которая заканчивала укладывать обездвиженное тело.
– У нас новый сосед? – спросила Алия.
– О, голубушка, вижу, вам заметно полегчало, даже голос у вас изменился и стал более женственным, не то что тогда. Помните? В первый раз, когда очнулись. Я даже перепугалась тогда, думала, в голове все перепуталось, – медсестра положила руку на грудь и засмеялась. – Ну, сами понимаете, вы вся в бинтах, голос грубый, мужланский, что мне оставалось думать?
– Вы правы, мое самочувствие заметно улучшилось.
– Это хорошо, голубушка, значит, скоро будем переводить вас в другое отделение, только еще немного окрепните.
– Что с ней? – Алия окинула взглядом новоприбывшую пациентку.
– По диагнозу – кома неясной этиологии. Ее доставила соседка ночью. Из близких никого нет. В общем, печальная история. Хотя, знаете ли, тут у половины города сейчас не лучше. Да и сама соседка о ней довольно странно отзывалась.
– Почему странно?
– Говорила, что до потопа и всего этого она была вполне нормальной, ну, знаете, ничего примечательного, офисный работник в одной из крупных фирм по продаже газового оборудования. Всегда строгая и опрятная одежда. Но вот только когда все закончилось и вода ушла, ее поведение заметно изменилось. Одежда рваная, перепачканная, глаза обезумевшие, и все талдычит о зеленых человечках, якобы проводивших над ней опыты. Со слов соседки, два дня так ходила, пока не рухнула в коридоре. В общем, выжить ей удалось, а вот сохранить разум не получилось.
Алия покачала головой. Столько усилий, чтобы обрести такой финал…
– Как мой брат?
– Как и вы, чувствует себя лучше. Спрашивает о вас. Ну, все, голубушка, я побежала, еще столько дел.
Ночью Алие снова снились кошмары, где на них с братом нападала большая стая волков. От них они долго убегали, пока не уперлись в вымощенное горным камнем кольцо. Затем резко стемнело, и ее брата утаскивали куда-то в темноту, где он мучился и кричал, затем волки возвращались и, оголяя свои огромные клыки, набрасывались на нее, но тут же превращались в глыбу льда и рассыпались на куски. Алия проснулась в холодном поту. Где-то в коридоре горел тусклый свет лампы. Вокруг тихо шумели медицинские приборы, периодически попискивая в такт некой больничной симфонии. Из-за приоткрытой двери доносились отзвуки капающей в уборной воды, чей-то храп в соседней палате и колыхающиеся от ветра деревья за окном.
Этой ночью у нее никак не получалось заснуть. Доктор, посещавший ее каждый день, настоятельно рекомендовал соблюдать постельный режим, но постоянное безделье и постепенное возвращение сил не могли удержать ее от того, чтобы попробовать наконец встать на ноги. Скинув забинтованные ноги на пол, она предприняла первую попытку. Тут же упала. Оказавшись на полу, схватилась за кровать и повторила. На этот раз ноги удержали ее. Опираясь руками о стены, медленно, еле ковыляя, вышла в коридор. Казалось, что даже больница, уставшая от стонов и нескончаемых пациентов, обессилела и тоже погрузилась в сон. Кое-как дошла до уборной и стала возле зеркала. Долго смотрела в него и не решилась сделать то, для чего проделала весь этот долгий путь. Затем рука сама плавно начала стягивать бинты с лица. Открыв глаза, страх немного ушел. Лицо покрасневшее, но без шрамов. Еще долго она пристально изучала каждый участок. Ниже лица дела обстояли менее оптимистично. Обширные ожоги напоминали морозные узоры на стекле в виде дерева с разросшейся кроной.
Замотав обратно бинты, она вышла из уборной. Хотела дойти до брата, но поняла, что сил уже не хватит, и повернула в свою палату. Здесь все как и раньше: пикающее медицинское оборудование, люди, не поменявшие свои позы с того первого дня, как здесь появились. И запах, проникающий в каждую клетку ее тела. Ужасный нестерпимый запах. Хотя кое-что все же ее смутило. Под падающим и разливающимся свечением луны она разглядела открытые глаза новой пациентки. Какие-то нечеловеческие, красные и не двигающиеся.
– Как вы себя чувствуете? – тихо произнесла Алия. – Может, позвать врача?
Молчание, даже не шевельнулась. «Наверно, точно сумасшедшая какая-то, – подумала Алия, – а может, умерла. Еще придется с трупом ночевать…»
Утром Алия рассказала все сестре. Та, немного удивившись, принялась осматривать женщину. Вскоре медсестра удостоверилась в том, что никаких изменений нет – пациентка лежала в свойственной ей позе с закрытыми глазами. Она с ухмылкой посмотрела на Алию и, сказав, что, скорей всего, поздней ночью ей это просто причудилось, покинула палату.
Днем Алия снова нарушила запрет врача и посетила палату брата. Как и она, он был весь перебинтован, но в сознании и даже смог немного поговорить с ней. От этого у нее немного поднялось настроение. Он был жив, и он шел на поправку, хоть и значительно медленнее ее! Ей не хотелось уходить отсюда, но долго оставаться она не могла.
Вернувшись обратно, ее взгляд почему-то снова упал на ту пациентку. Та, как и раньше, находилась в том же положении, разве что нос, может, еще более углубился внутрь, а уши вытянулись, но совсем незаметно. Глаза закрыты. «Накручиваю себя как ребенок. Все, хватит».
Ночью Алия проснулась от какого-то странного цокота возле окна. От этого звука по всему ее телу пробежала дрожь. Почему-то тут же ее тело окутал страх, как будто она была маленьким ребенком. Затем звучание прекратилось, и ему на смену пришел скрип пружин. Кто-то вставал там сзади. Неужели сумасшедшая пришла в себя? Пружины разжались, и звяканье сменилось пугающей тишиной. Безмолвие продолжалось всего несколько мгновений, пока Алия не услышала едва уловимый звук шагов. Что-то происходило совсем рядом с ней. От этого страх так сильно сковал ее тело, что она боялась не просто пошевелиться, а даже просто открыть глаза. Шорох шагов сменился странным звуком, напоминающим маленький игрушечный насос, и опять цокот, стрекотание какого-то странного насекомого. Снова шаги. Идет к ней. Алия замерла. Неприятный, почти трупный запах обдул ее веки. Чуть не сморщившись от неприязни, она едва не выдала себя. Как животное, ее тело обнюхивали с головы до пяток. Все это сопровождалось омерзительным цоканьем. «Как такое может звучать от человека? Пошла прочь!» Снова переместилась к лицу. Затем замерла возле шеи. Простояла так минут пять. Затем, развернувшись, ушла к следующей кровати. Та же самая процедура теперь ждала нового пациента.
До самого утра Алия не могла уснуть, боясь повернуться с одного бока на другой. То и дело постоянно прислушивалась, не заскрипят ли снова пружины сзади. Как только рассвело и в коридоре послышались шаги медперсонала, тут же вскочила с кровати и выпученными глазами посмотрела на женщину возле окна: та же поза, как и вчера, тот же впавший нос и заостренные уши, непреклонное выражение лица. Состояние комы…
В таком состоянии она просидела еще с полчаса, ожидая, что женщина на койке возле окна чем-то выдаст себя. Ни малейшего движения. Ни один мускул ее так и не дернулся.
Медсестра снова ей не поверила и, лишь бегло осмотрев пациентку, принялась за свою работу, что-то пробормотав про себя. Скорей всего, подумала, что это Алия потихоньку сходит с ума, но вежливо решила не говорить ей об этом.
Днем Алия несколько раз вставала, с каждым разом чувствуя, как боль все больше уходит. Возле окна провела около часа, холодно наблюдая за тем, как заработавший морг принимает своих посетителей. Внутри этого здания в левом крыле находился крематорий, дым из трубы которого пропитывал всю территорию больницы и, просачиваясь через форточку, оседал в помещениях. Судя по часто подъезжавшим машинам, местные власти не успевали хоронить усопших и попросту превращали их в пепел. Медперсонал действительно носился словно муравьи в муравейнике, не успевая за поступавшими больными.
День пролетел так незаметно, что, когда на улице потемнело, Алия снова с отталкивающей долей страха осмотрела пациентку возле окна. Свет в палате не выключала до последнего, пока не пришлось это сделать после визита дежурной медсестры. Затаившись в кровати, она вслушивалась во все шорохи: капающие звуки воды в уборной от протекающего крана, иногда разговоры проходящих мимо врачей и редкий скрежет пружин из соседних палат поначалу. Затем тишина. Кроме падающих капель, ничего.
Около двух часов ночи все же поддалась усталости и, сама того не заметив, задремала. Проснулась почти сразу от того, что ржавые дверные петли издали протяжный стон. Медленно и осторожно высунула голову, чтоб посмотреть на кровать возле окна. Пустая.
Шагов совсем не слышно. Как будто никто и не выходил вовсе. Все такая же мертвая подавляющая тишина, за исключением ударяющихся о дно умывальника в уборной капель. Еще один скрип ржавых дверных петель. Кто-то беззвучно зашел в соседнюю комнату. «Какого черта она там делает? Нет, сейчас уличу ее на месте, и потом пусть медсестра оправдывается, что не поверила мне сразу!»
Скинув ноги с кровати, Алия бесшумно подкралась к двери. В коридоре пусто. Плавно прикрыла деревянное полотно, чтоб та не скрипнула и не раскрыла ее. Так же на носочках подошла к соседней палате и заглянула внутрь. Свет от приоткрывшейся двери заполнил часть комнаты, но и этого было достаточно, чтобы разглядеть ту полысевшую женщину, находившуюся, со слов врачей, в коме. Отпрянув от лежавшего мужчины, последняя уставилась на нее леденящим жадным взглядом. Нос еще больше осел на лице, становясь почти незаметным, оттенок лица бледно-синий, с красными полосками от губ до подбородка. Что-то упало с подбородка на пол.
– Сестра! – закричала Алия.
Дверь закрылась, и она попятилась в комнату дежурного персонала.
– Сестра!
Дверь не заперта. Вбежала в комнату, перед этим посмотрев назад и убедившись в том, что ее никто не преследует. Полусонная женщина в белом халате едва успела встать на ноги, когда к ней залетела Алия.
– Что вы…
– Там женщина, та безумная женщина… Мне кажется, она пьет кровь пациентов. Она не в коме. Так только кажется, но когда наступает ночь…
– Что вы несете? Успокойтесь для начала. Вы сейчас тут всех поднимите.
– Пойдемте, я покажу. – Алия схватила медсестру за руку и потащила в палату. – Я знаю, выглядит довольно странно, но это правда, я ничего не придумываю.
Сестра отдернула руку, но все же пошла за ней. Когда дверь в 510 палату открылась, там лежало шесть пациентов. Все живы, посторонних нет.
– Но я же видела. Она только что была здесь.
Алия направилась в свою палату. Медсестра недовольно покачала головой, сделав лицо глубокой отрешенности.
– А оборотней вы тут еще не видели или человека-паука?
– У нее на лице кровь была, на подбородке, я же не придумываю все это.
– Похоже, этот мир все-таки спятил, – сухо прокомментировала женщина в белом халате.
Открыв дверь уже своей палаты и включив свет, Алия со стоящей за ней медсестрой обнаружили все так же лежащую без сознания женщину со вполне чистым ртом и в неподвижном состоянии. Близко к ней подходить Алия все же не решалась.
– Значит, так! – с суровым видом начала медсестра. – Либо мы успокаиваемся и больше не будоражим весь корпус, либо мне придется позвать врача, и он вколет вам седативные.
– Я не буду спать рядом с ней, дайте мне другую палату. Вы просто не понимаете…
– Сейчас! В три часа ночи! Из-за бродящих по ночам вампиров! Нет, хватит всего этого с меня. – Медсестра развернулась и направилась в свой кабинет. – Пусть Альберт поработает, ему все равно практика нужна.
Выбора не было. Либо лежать обездвиженной и в непонятном состоянии (неизвестно, что ей вколет этот самый Альберт), либо признать свою неправоту и иметь хоть какие-то шансы на спасение.
– Стойте! – крикнула вдогонку Алия. – Извините, что побеспокоила вас. Наверно, вы правы и мне все это почудилось. Страшный сон приснился, вот я, дурочка, и прибежала сразу к вам. Это все, наверно, молния, до сих пор не могу прийти в себя. Каждый день кошмары мучают. Еще раз извините, Христа ради.
– Завтра мы вас еще раз осмотрим. А сейчас ложитесь спать, и ни звука больше. – Медсестра подошла к своей комнате, но перед тем, как зайти в нее, окинула взглядом подозрительную пациентку. – Через минуту я к вам зайду и проверю. Надеюсь, у меня все же не найдется поводов вызывать Альберта.
Алия зашла в комнату. Не оставляя взгляда на женщине возле окна, она напряженно уселась на кровать. Перед тем как лечь, еще несколько раз бросила на нее взгляд. Когда через четверть часа зашла медсестра, Алия закрыла глаза и притворилась спящей. Полусонными глазами медсестра убедилась, что никто не нарушает покой, и, выключив свет, удалилась.
Сон был бы чудовищной и смертельной ошибкой, если после увиденного можно было бы заснуть в таких условиях. Алия знала: то, что лежит сзади нее, так же не спит, как и она, и всего лишь ждет своего момента. Однако так продолжалось недолго. Уже через час сзади раздался тихий, омерзительный и пронизывающий до самых косточек звук. Словно какое-то заунывное пение, едва слышимыми волнами оно наполнило комнату. Звук был тихий и едва уловимый, и даже убаюкивающий, но лишь для того, кто не знал, кто или что его издает. Алия вслушивалась в каждый щелчок этой песни и в каждую паузу, мысленно отмеряя расстояние, откуда он исходит. Когда лишь на секунду ей показалось, что он приблизился, она тут же вскочила с кровати и метнулась к двери. Пробегая проем, она почувствовала, как ее плечо что-то сжало. Тут же рефлекторно отмахнувшись, ее рука угодила в твердую плоть. В плече появилась боль, но теперь ее путь к выходу был свободен.
Коридор все так же пустовал. Ни одной живой души. Хотя тот хлопок, с которым она закрыла дверь, мог разбудить соседние палаты, а главное, медсестру. Она отошла на безопасное расстояние. Преследования не было. «Значит, боится показаться и быть пойманной. Хитрая тварь…» Быстрыми шагами Алия дошла до уборной и, перед тем как зайти в нее, еще раз оглядевшись, убедилась, что ее никто не преследует.
До утра она просидела в одной из кабинок, обдумывая, что ей теперь делать. Первое, что приходило на ум, – это расправиться с этой тварью сразу же на рассвете. Забрать свои вещи, а вместе с ними – длинные ножи ее брата. Вот тогда она ей покажет. Но что если даже после этого она не умрет? Что если она уже давно мертва? Тогда все ее усилия будут напрасны. И что в итоге? Даже если она и сможет сбежать после этого из больницы, то за ней начнется охота, как за особо опасной убийцей. Брата она не бросит, а с ним, пока он не окреп, далеко не убежишь. Убедить врачей в том, что среди их пациентов лежит женщина-вампир? Тут, кроме смеха, ничего в ответ не услышишь. Вариант один – бежать. Но как вывести брата? И как не навредить его лечению?
Цель была поставлена, но как это все осуществить, она не представляла. Как можно вывести мужчину, который едва может стоять на ногах? А после сегодняшней ночи наверняка разойдется молва о том, что она сумасшедшая и ей чудится не бог весть что.
С утра и до обеда она просидела у брата, ни на секунду не зайдя в свою палату. Она разговаривала с ним, немного отвлекаясь, ухаживала и запоминала до мельчайших подробностей все то, чем и как его врачует местный персонал. После обеда попросила у новой медсестры снотворное, сетуя на то, что из-за болей в спине не может заснуть. Ее измученный вид и мешки под глазами не вызывали ни капли сомнений в этом, и она с легкостью получила две таблетки «Реланиума». Положив их в карман, Алия направилась в приемное отделение.
Когда вернулась, брат уже спал. Ей тоже надо было. Этой ночью силы ей были необходимы как никогда. Обессиленная и уставшая, легла на свою кровать. Днем на ней было безопасно. Сама того не замечая, погрузилась в сладкую дремоту. Ей снились приятные сновидения из прошлого, где они с братом отмечали свое совершеннолетие. На столе вишневый пирог и бутылка мускатного вина. Радостные настроения на пути к чему-то новому. Не хотелось просыпаться. Так бы и оставалась все время внутри своих воспоминаний.
Когда открыла глаза, с ужасом взглянула в окно. Темнота! Затем на часы – первый час ночи!
Все время на подготовку ушло, придется действовать как всегда – по обстоятельствам.
Алия вышла из комнаты в направлении кабинета медсестры. Коридор пустой, только иногда из палат доносятся редкие похрапывания. Двигалась плавно и тихо. Не хотела никого разбудить. Кабинет располагался самым последним из всех комнат. За ним лишь лифт и лестничная дверь. Палата медсестры была приоткрыта. Внутри тучная женщина, боровшаяся со сном. На белом халате бейджик – Филиппова Елизавета Аркадьевна.
– Доброй ночи, – вежливо произнесла Алия.
– Доброй, а вы почему не спите? – спросила удивленно Елизавета Аркадьевна.
Все складывалась для нее очень удачно: медсестра сидела к ней боком, уткнувшись в свой журнал, и сонно изучала один из медицинских журналов. На шкафчике возле входа, рядом с чайником, стояла кружка остывающего кофе.
– Извините, пожалуйста, мучают сильные боли в спине, не могу уснуть. Буду вам очень благодарна, если что-нибудь найдется.
Осмотрев ночную пациентку, тучная женщина с румяными, немного выпирающими щеками встала и, подойдя к шкафчику, вытащила из пластмассовой упаковки таблетку.
– Возьмите, это вам должно помочь. Попробуйте заснуть, сейчас для вас лучшее лекарство – это отдых и сон.
– Спасибо вам большое, вы моя спасительница, – поблагодарила ее Алия.
– Я всего лишь медсестра, – сонно произнесла Елизавета Аркадьевна и снова села на свое место, погружаясь в изучение журнала.
Уходя из комнаты, Алия незаметно бросила ей в кружку две таблетки снотворного и, еще раз поблагодарив ее, покинула помещение.
Добравшись до палаты Самвела за считаные секунды, она собрала их вещи и разбудила брата.
– Нам надо срочно уходить, – тихо произнесла она.
– Что? Что случилось? Почему? – не понимая, ответил брат.
– Я не могу сейчас объяснить всего. Ты просто должен мне поверить, но времени у нас почти нет, поэтому я прошу тебя поторопиться.
В его глазах все так же присутствовало непонимание всего происходящего этой поздней ночью. К тому же он еще совсем не окреп, чтобы свободно, без вреда себе передвигаться и покидать больницу. Но сестре он всегда доверял всецело и без каких-либо колебаний, и если она говорила, что им надо было уходить, то это следовало сделать, и как можно быстрей.
План побега рождался на ходу. Выждав еще немного времени, Алия вышла из палаты, сказав Самвелу, что скоро вернется. Пустынный коридор больницы навевал страх и мурашками покрывал все ее тело. Она могла пробудиться в любую секунду! Эти мысли не покидали ее все это время. Постоянно оглядываясь назад, на носочках она добралась до комнаты медсестры. Мельком заглянула в нее. «Хорошее снотворное», – подумала Алия. Медсестра спала как младенец, упершись лбом в медицинский журнал. Из шкафа она забрала белый халат, там же из черной замшевой куртки спящей плавно и аккуратно вытащила ключи с брелоком «Фольксваген», затем открыла шкафчик с хранящимися там медикаментами. Расфасовав их по карманам, Алия выключила свет и вышла из комнаты, чтобы забрать каталку возле лифта. Перед тем как увезти ее, нажала на кнопку вызова, подумав, что при этом значительно сэкономит время.
Тихо довезти старую, повидавшую тысячи пациентов каталку не получалось. Та то и дело постоянно поскрипывала и издавала стонущие звуки, эхом разносившиеся по коридору. Приходилось катить медленно и крайне осторожно. Добравшись до палаты, она быстро переложила брата на каталку, туда же переместила те немногочисленные вещи, оставшиеся у них после гор Конжака, и снова покатила ее обратно.
Алия открыла дверь. Раздался совсем знакомый скрип давно не смазанных дверных петель. Душа ушла в пятки. До лифта оставалось около двадцати метров. Но из-за того, что катить приходилось крайне медленно, расстояние до двери лифта почти не уменьшалось. Это была плата за бесшумную дорогу в надежде, что ее никто не услышит. Она обернулась назад. Все тот же пустой коридор. Ни единого звука. Даже храп, раздававшийся из 523 палаты, прекратился. Только зловонный запах гноя и экскрементов, перебивающий въевшуюся в пол хлорку.
В 505 палате кто-то закашлял. Алия остановилась. Еще раз посмотрела назад. Никого. Кашель прошел, и снова стало тихо. Каталка плавно двинулась вперед. Непонимающие глаза брата смотрели то по сторонам, то с удивлением – на нее. Справа показалась табличка «501» – комната с надписью «Врач Давидович А. М. и Филиппова Е. А.» Дверь закрыта. Но почему закрыта? Алия точно помнила, что дверь оставляла открытой, чтобы лишний раз не шуметь и не разбудить только что начавшийся медикаментозный сон медсестры. Медленно она приоткрыла белую деревянную дверь. Свет из коридора освещал всего несколько метров комнаты и заканчивался возле шкафчика орехового цвета. Когда прищурившиеся глаза немного привыкли к темноте, она увидела, как над столом стоит чье-то согнувшееся тело. Неужели таблетки не подействовали или имели такой столь непродолжительный эффект? Затем она ощутила дрожь, которая волнами пробежала по всему ее телу.
Это тело было не Елизаветы Аркадьевны. На стол рухнула безжизненная туша медсестры. На ее лицо падала тень, но это была именно та сумасшедшая женщина! Спутать ее с кем-то еще было просто невозможно. Она смотрела на нее все это время из темноты. Снова сковывающая дрожь пробежала по ее телу.
– Алия, – из коридора послышался голос брата, на секунду выведший ее из ступора.
Но и этого ей хватило, чтобы молниеносно со стуком, прозвучавшим безумно громко, захлопнуть дверь и вытащить связку ключей, которые она успела стянуть. Брат, находившийся рядом, показывал ей на что-то и постоянно звал, но она не видела его и пыталась попасть дрожащими руками в замок. Когда все же ей это удалось, дверь уже ходила ходуном. Что-то зловещее и нечеловечески сильное пыталось оттуда вырваться. Отшатнувшись от нее, она увидела, как брат показывает ей назад. По пустому коридору на них шаткой неестественной походкой двигались два пациента. Алия тут же их узнала – ее бывшие соседи по палате.
До лифта оставалось около пяти метров. Каталка неслась. Никто уже не пытался сохранить какую-либо тишину в этом тусклом коридоре. Едва лишь дверь лифта приоткрылась, как тут же Алия на полном ходу занесла внутрь каталку с братом. Теперь оставалось только нервно нажимать на кнопку первого этажа и ждать. Они замерли, наблюдая, как медленно закрываются двери и как быстро к ним подбираются две опасные твари, сумевшие перестроить свое тело за считаные дни. Их уши стали заострены кончиками вверх, все тело покрыто синими венами, а лысое овальное лицо, на котором вместо носа были лишь небольшие отверстия, отдаленно напоминало человека, болевшего сифилисом. Перед тем как двери закрылись, они в одном животном прыжке пытались настигнуть свою добычу, но не успели всего на долю секунды. Лифт тронулся.
Двери открылись, и, обезумевшие, они выскочили в коридор. Каталка пронеслась возле ресепшена, чуть не сбив двух людей перед выходом. Дежурный врач, выбежавший на крыльцо за ними, увидел лишь торопливо уезжающую машину.
Глава 16
Петр
Угнетающий, ломающий рассвет я встретил немного раньше остальных, прогуливаясь по руинам того места, где некогда протекала вся моя жизнь. И хоть первая разведывательная группа военных крайне не советовала посещать город, я покинул стоянку нашего лагеря и решил попрощаться с этим местом. С каждым моим шагом я все больше представлял, как ранее здесь стояли дома, магазины, театры, банки и чистые улицы. Теперь только горечь и утрата. Но не увидеть и не сказать прощальных слов этим улицам и белесым зданиям, и всему тому, что со мной тут было, я просто не мог.
На своем пути я встречал группы военных вперемешку с добровольцами, помогавшими собирать остатки пропитания, видел выживших – исхудавших, скелетообразных мужчин, редко встречались женщины с испуганными, потерянными от скорби лицами и почти не видел детей. Выживали здесь только сильнейшие. Чертов закон Дарвина во всей его красе.
Все они были безудержно рады нам и в то же время смотрели с пренебрежением. В отличие от них мы не видели всех тех ужасов, что царствовали здесь почти два месяца, забирая все новые и новые жизни. Все они, как один, рассказывали, как огромные цунами с чудовищной периодичностью проносились по городу, унося в последний путь все новые души. Рушились дома, а с неба не сходили чернейшие тучи. Вода заполняла все, оставляя лишь верхние уцелевшие этажи многоэтажек. Да и те со временем, накренившись, падали, опрокидывая последние надежды на спасение.
Этот город уже было не спасти. Не восстановить. И не выжить в нем.
Походив еще немного по тем местам, которые уже было не узнать, я все же решил вернуться в лагерь. Здесь уже все были на ногах и оживленно собирались. Оказалось, пока меня не было, вернулся разведывательный отряд из Смоленска. Судя, по их словам, этот город смог более-менее уцелеть. Сохранилось немало неразрушенных зданий, многие люди смогли пережить катаклизм.
Меня эта новость обрадовала лишь отчасти. После прогулки на мне еще висела гримаса тоски и забвения. Мне очень не хотелось покидать свой родной город. Но оставаться здесь не стал бы ни один здравомыслящий человек. И я это понимал.
Ближе к обеду наша группа выдвинулась снова. Теперь нас ждали почти два дня изнурительного тяжелого путешествия по Москва-Минской магистрали.
К закату следующего дня мы добрались до нашей цели.
Разведгруппа не ошиблась. Хоть и было уже почти ничего не видно, но определенно можно было утверждать, что жизнь здесь еще присутствовала. На первый взгляд нельзя было сказать, что он был разрушен, но и нельзя было сказать, что он хорошо сохранился. Обрушенные дома, сложившиеся как карточные домики, местами скверный рвотный трупный запах, горы клубившегося посреди дороги мусора, глиняные тропы поверх асфальта. Разруха. И в то же время устоявшие под натиском природы целые нетронутые кварталы и сотни, может быть, даже тысячи спасшихся горожан. Одно лишь невозмутимо и величаво стояла все так же, как и многие века, Смоленская крепостная стена. Возможно, именно благодаря ей и сохранилось так много уцелевших зданий в центре города. Принимая удар на себя, стены отражали мощнейшие натиски громадных разрушительных волн.
По договоренности с местным самоуправлением нас начали размещать по домам, которые тут теперь пустовали десятками тысяч. Чужие и ранее роскошные квартиры, куда нас отводили, пахли сыростью и гнилью. Организацией занимались несколько учтивых горожан, ранее работавших в администрации города и с сочувствием относящихся к примкнувшим теперь уже бездомным гостям. Наш приют, куда нас учтиво разместили, находился недалеко от центра, на улице Дзержинского, в четырехкомнатной квартире на третьем этаже. Этаж, как мне казалось, играл сейчас также немаловажную роль с тем учетом, что все то, что случилось совсем недавно, могло повториться.
Переписав в свой журнал наши данные, мужчина с бейджиком «Светлов Андрей Васильевич, администрация г. Смоленска» вежливо пожелал нам спокойной ночи и напомнил, что все мы должны прибыть завтра в десять утра на площадь Ленина, где будут обсуждаться важные вопросы и будет принято много решений о будущем города. Не знаю почему, но мы так и держались друг друга вместе и заняли эту квартиру тем же составом. Раскинув вещи, мы тут же нашли свои места на мягких удобных кроватях, где и закончили остаток этого дня.
Раньше всех встал Ник. Проголодавшись, он начал шумно перебирать полки на кухне в поисках хоть каких-то оставленных запасов съестного. Но когда понял, что все это бесполезно, уселся в кресло возле окна. Чуть позже туда же подтянулись и все мы.
– Через полчаса собрание, – объявил Ник.
– Думаете, стоит идти? – лениво ответил Меир. – Я бы повалялся еще до обеда.
– Стоит. Как минимум надо хотя бы узнать, что нам предложат.
Меир потер нос и посмотрел на Ника.
– Светлов что-то говорил о восстановлении города. Думаю, нам предложат работу.
– Думаю, биржа труда здесь пустует, – включился в разговор Ким. – Не знаю, для чего мы здесь. Но да, работы здесь полно. Особенно для дворников и архитекторов.
– Ты прав, – вступился я. – Но есть люди. Есть желание сплотиться и двигаться дальше вместе. Если никто из нас не придет и так же поступят все остальные люди, то что будет дальше?
– Все просто, – продолжил Меир. – Разграбят последние уцелевшие магазины, начнется голод, что приведет к грабежам и убийствам, затем жалкое существование, где мы будем блуждать по пустынным городам в поисках ржавой банки консервов, чтобы не сдохнуть от свернувшегося желудка.
– Романтика, – съерничал Ким. – Ладно, сон уже все равно ушел из-за вашей болтовни. Пойдемте посмотрим, что нам могут предложить.
Центральная площадь на удивление была чистой. Ветерок то и дело прогуливался по ней, обдувая сотни прибывших и насыщая их давно забытой свежестью. Возле трибуны, где стоял полнотелый облысевший губернатор Сотников, стояло свыше десяти палаток с сидевшими возле них за столами людьми.
Как мы и думали, всем нам предложили работу. Работу за еду. Все, что от нас требовалось, – это подойти к одной из палаток и предложить свои услуги. Вакансии делились на инженерные, военные, сельскохозяйственные, медицинские и многие другие. Была даже палатка с пустой табличкой, куда свободно могли записываться все те, кто не имел навыков, но хотел работать. Всем, кто записывался, выдавали талоны, по которым можно было отправиться в одну из столовых и позавтракать. Долго размышлять на голодный желудок нам не пришлось, и, отстояв в немалой очереди, каждый из нас сделал свой выбор. Даже Ким, долго раздумывавший, стоит ли ему вообще тут находиться, встал в одну из длинно-тянущихся змеек.
Мне со своей профессией больше ничего не оставалось, кроме как пойти в социальное развитие, Меир и Ник выбрали военную службу, Ким – МЧС.
Теперь мы могли получить свою тарелку супа и приступить к своим обязанностям. Все мы понимали, что легко уже не будет.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/evgeniy-ermoshko/kniga-petra-67252724/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Евгений Ермошко
Стихийные бедствия прокатываются по всей земле. Одним из выживших становится Петр, решивший описать все те таинственные и ужасные события, после того как он увидел новый мир. Его летопись, с представленными в ней историями, может показаться крайне нереалистичной или фантастической. Но таковой она будет казаться лишь для тех, кто не окунулся во все то охватывающее и разрастающееся безумие и ужас, с которым ему и его друзьям пришлось столкнуться лицом к лицу, после того как спустились они…
Евгений Ермошко
Книга Петра
Пролог
Иногда мне кажется, что мы все умерли еще тогда, когда это все случилось, в мае 2022 года, и поэтому не знаю, мое ли это безумие спятившего и изможденного старика, изложенное в этих кропотливых строках, или же настоящая летопись всех тех ужасных и кошмарных событий, которые легли на всех, кому удалось неким чудесным образом выжить при столь невероятно губительных событиях того времени. Возможно, завтра наш оплот, сотканный на скорую руку и не ждущий всего того ужаса, крадущегося за этими, еще местами сырыми и непрочными, стенами, падет, а с ним и последние остатки человечества. Может быть, новый виток существования кого бы то ни было через множество тысячелетий найдет эту книгу и будет изучать последние дни жизни нашей когда-то расцветавшей цивилизации, как когда-то мы изучали наскальные рисунки в пещере Абри-Кастане, и будет говорить о нас как об одних из тех первых разумных созданий, обитавших на этой планете, потому как в удачный исход завтрашнего дня, каким бы оптимистом я ни был, я не верю… Я не верю потому, что за это последнее время я убедился, что у смерти есть разные воплощения и намного более ужасные, чем я мог когда-либо представить.
Все то, что здесь собрано, в этих немногочисленных отрывках, – это истории всех тех людей, с которыми мне довелось познакомиться и сблизиться за столь скромный срок после пятого мая 2022 года. Не могу сказать, для чего некая своеобразная ирония судьбы в тот день спасла такого крайне неприметного старика, как я, но, как и многие другие, думаю, что все, что происходит в этой жизни, все же происходит не просто так, и потому считаю, что должен и обязан выполнить свой долг, запечатлев все пугающие и таинственные события в этой последней летописи, которая, как я уже решил, будет спрятана в одной из городских церквей, в самом потаенном месте.
Те представленные здесь истории, с которыми мне, моим друзьям и тем, с кем я успел познакомиться лишь в последние дни, могут показаться крайне фантастическими и нереалистичными, но таковыми они будут казаться лишь тем, кто не окунулся во все то охватывающее и разрастающееся безумие и ужас, с которыми нам пришлось столкнуться лицом к лицу.
Когда-то мы были хозяевами и могли бесстрашно разгуливать там, где хотели, чувствуя себя царями этого мира. Но это время закончилось. Теперь ни один мужчина, находясь в здравом уме, не выйдет за пределы этой стены, даже будучи вооруженным и обладая военными навыками и хорошей физической формой. Теперь этот мир стал непредсказуемым и, что более важно, смертельно опасным. Когда-то мы верили в постулаты физики и то, что все в этом мире можно описать с научной точки зрения. Но все это уже в прошлом. Теперь все люди, собранные здесь, верят только в то, что спастись можно, лишь объединившись. Теперь они выключают свет по ночам и молятся о том, чтобы дожить до завтрашнего дня. Больше никто не чувствует себя в безопасности, потому как все мы столкнулись с тем, что неподвластно нашему разуму и с кем наша сила и ум ничтожно малы и выглядят по большей части малосущественными и непригодными к сопротивлению.
Сейчас ноябрь 2022 года, и все мы ждем того самого судного дня, который вот-вот должен наступить. Каждая минута, подаренная нам тишиной и спокойствием еще пока нашего мира, тает, и я больше не могу медлить ни секунды и начну свою историю с самых первых дней, когда все началось.
Глава 1
Петр
После окончания занятий я, как и прежде, решил размять свои далеко не молодые суставы прогулкой по расцветающему и пахнущему весной парку, где так любил проводить свое свободное время в последние годы. Прогуливаться среди заполненных молодежью лавочек и шумных компаний мне помогала деревянная трость, неплохо справлявшаяся с периодически посещающим меня артритом. Все же я не унывал и даже не думал о том, чтобы прислушаться к своему лечащему ревматологу и снизить нагрузки на правое колено, сократив при этом посещения парка. Здесь я встречал кучу беззаботных детишек, жадно поедающих мороженое и испытывающих при этом непередаваемый восторг, видел влюбленные пары, уединяющиеся в самых дальних уголках парка, под кронами высоких тополей, и проходил мимо уставших женщин и мужчин, спешащих домой после тяжелого рабочего дня. Многие из тех, кого я встречал на своем пути, знали меня и, приветливо здороваясь, проносились мимо. У нас был небольшой город, имеющий всего несколько школ, и потому шестидесятисемилетнего старика с седеющей прядью волос и тростью, учащего их детей литературе и русскому языку, знали многие. Здесь, на Коммунистической улице в г. Сафоново Смоленской области, я прожил почти всю свою жизнь. Недалеко от нее и располагался тот самый парк, по которому я гулял, и та самая школа, в которой я был классным руководителем 10 «Б» класса.
Когда мое колено начало гудеть, я поискал свободную лавочку и с облегчением уселся на нее, распрямив свой сустав как можно сильнее. Погода менялась, и почти безоблачное небо начинали затягивать темно-серые тучи, чернеющие на горизонте. Забываясь в своей расслабленности и вспоминая те счастливые дни, которые подарила мне судьба, я ностальгировал и грустил по тем временам, когда еще была жива моя жена, а дочь не вышла замуж и не переехала в другой город. Так, увлекшись своими воспоминаниями, я совсем не замечал, как потихоньку парк становился безлюдным и на сухой пыльный асфальт начали падать первые капли моросящего дождя. Зонта у меня не было, и, не желая промокнуть до нитки, я поспешил к центральному выходу, где через пару домов и располагалась моя квартира. Не дойдя всего пары шагов до узорчатой кованой решетки с названием парка, я услышал оглушительные, нарастающие и убывающие первые звуки сигнала тревоги, раздающиеся эхом по всему городу. Я и раньше встречался с тем, когда военные тренировались в учениях при ЧС и звуки их сирены передавались по территориям военных частей и за их пределами. Знал, что им в любой момент могли вручить конверты и они выдвигались на место с целью выполнить условно поставленную задачу. Но сейчас было что-то другое. Гул от динамиков заставлял весь город всполошиться.
В скором времени я увидел несколько проезжавших мимо меня военных «Уралов», один из которых остановился прямо возле железных ворот. Любопытство, не дающее мне никогда покоя, и сейчас заставляло пересилить боль в колене и отклониться от выбранного маршрута, чтобы узнать, в чем же причина всего этого переполоха.
Добравшись до одной из машин, припарковавшейся недалеко от железных ворот парка, я поспешил к водителю, одетому в военную форму, суетливо перебирающему какие-то бумажки в кабине. Постучав тростью в дверь, я обратился к нему:
– Что случилось, сынок? У вас опять руководство с ума сходит и заставляет нас всех волноваться и нервничать?
Дверь кабины открылась, и я увидел совсем молодого парня, немного лопоухого и кучерявого, со смешным припухшим носом, который в одной руке держал лист бумаги, а во второй микрофон, словно готовился к выступлению.
– Эвакуация, отец. Давай залезай в машину, мест на весь город не хватит. – Сержант за рулем что-то внимательно читал и почти не обращал на меня никого внимания.
Весь город? Значит, это не учения!
Боль в колене тут же прострелила мою ногу, и я еще больше оперся на трость. Всякие тревожные мысли стали забираться мне в голову.
– Так что случилось, ответь, война или катастрофа, или, может, опять это ваши учения, не дающие нам спокойно жить? – все-таки я не оставлял надежды, что весь этот переполох может еще сойти на нет и слова сержанта – всего лишь глупая шутка.
– Залезай, дед, мы и сами пока толком ничего не знаем. Точно не учения, в городе ЧС, так что хочешь жить – занимай место! Около 40 минут у нас осталось, потом едем в бункер, – он отвечал быстрым и громким голосом, намекая мне, что я его сильно отвлекаю.
Еще долго я не мог понять, шутит ли он над старым больным учителем, и молча стоял и смотрел на него. Потом дверь в кабину закрылась и через динамик раздался громогласный звук, прекративший вой сирены и разносящийся по всем близлежащим домам и переулкам. Говорилось следующее: «Внимание! В связи с ухудшением погодных условий проводится экстренная эвакуация населения. Всем услышавшим эту информацию необходимо прибыть к машине для транспортировки в убежище. Повторяю…»
Первые мои мысли были о том, что все они чрезмерно преувеличивают сложившуюся ситуацию. Это какие еще ухудшающиеся природные условия могут заставить выйти уставших жителей и провести свое оставшееся свободное время в каком-нибудь сером бетонном убежище военных? Землетрясение в Смоленской области? Это невозможно. Также как и извержения вулканов, наводнения и цунами, и все прочее, что по природным обстоятельствам просто не может тут возникнуть. Затем я вспомнил, как совсем недавно один из учителей перед планеркой рассказывал всем о том, что большую часть Прибалтики затапливают бесконечно идущие ливни. Что в этих странах реки выходят из берегов, а жители забираются на крыши. Но природа и раньше бушевала, показывая свой прескверный характер, хоть и не с такой страшной силой и не с такой чудовищно охватывающей площадью, как рассказывал тогда мой коллега. Моя квартира, в которой меня уже давно никто не ждал, располагалась в двух переулках отсюда, и, поразмыслив немного, взвесив все за и против, я все же решил сесть в этот грузовик, хотя бы просто чтобы укрыться от дождя.
Машина набиралась неторопливо, в отличие от стремительно подбирающейся к нам огромной черной тучи на горизонте, за которой я тревожно наблюдал, сидя в кузове грузовика. Динамик все так же звучал, разнося тревожные звуки сирены, а в перерывах сержант, не уставая, собирал людей для эвакуации, убеждая их отправиться в убежище.
Вскоре до нас донеслись первые раскаты оглушающего грома. Люди, садившееся рядом, переглядывались и смотрели друг на друга с непонимающими беспокойными лицами. «Кто-нибудь знает, что происходит?» – этот вопрос звучал как будто отовсюду. Но ответа не знал никто, хотя многие не могли удержаться и высказывали свои предположения о том, что никакие это не погодные условия, а началась Третья мировая или произошел взрыв на атомной электростанции и радиоактивное облако движется в нашу сторону. Потом все эти разговоры постепенно начали утопать в бесконечном усиливающемся шуме падающих капель дождя. Раздался гром такой силы, которого я никогда не слышал. Вспышки молний начали сверкать везде и пока чудом обходили нас стороной. Натянутый на кузов полог из брезента едва справлялся с лившим как из ведра дождем. Весьма престарелая женщина, сидевшая почти рядом со мной и до этого лишь мрачно наблюдавшая всю эту картину, молитвенным голосом принялась напевать: «И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И сказал мне: совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой…»
Тогда мне показались эти библейские отрывки об Апокалипсисе забавными, но я даже подумать не мог, что из всех высказанных суждений о происходившем эта песня была самой близкой к истине.
Тротуары быстро заполнялись водой. Порывы ветра периодически усиливались, а молнии озаряли небо все чаще, пока одна из них не ударила в находящееся недалеко от нас дерево, которое сразу же загорелось. Тогда я впервые понял, что не ошибся в своем выборе сесть в эту машину.
Одна из женщин с грудным ребенком заколотила по кабине, угрожающе требуя, чтобы водитель начал движение. На ее лице был страх, ребенок постоянно плакал, а сама она, обладая невыносимо тонким и писклявым голосом, объясняла сержанту, что те, кто хотел сесть, уже сели, а если мы будем ждать еще дольше, то следующая молния непременно сделает из нас барбекю. Молодой сержант и сам не меньше остальных был напуган безумным ликованием природы, и потому, хоть машина и была забита не полностью, чуть погодя под недовольные возгласы она тронулась с места.
Я с грустью смотрел на то, как остается за водной пеленой дождя мой озаряющий своими приветливыми блесками радужный парк и все то, что мне так успело полюбиться в последние годы. В том, что здесь оставаться было больше небезопасно, мы убедились уже в первые несколько минут нашей столь скорой эвакуации, когда громоздкий ствол дерева пробил брезент, расцарапав при этом мне лицо и наглухо затормозив наше движение.
Помню, как с трудом приходил в себя. По лицу сочилась кровь, быстро смываемая дождем, а голова гудела от огромной шишки, набитой отходящей от тяжелого ствола веткой. Открыв глаза и сконцентрировавшись, я увидел ту самую престарелую женщину, лежащую под бревном здоровенной липы. Скованные раскинутыми ветками могучего дерева, под которыми мы с ней расположились параллельными неподвижными пластами на полу кузова, мы смотрели с ней друг на друга, за тем лишь исключением, что у нее глаза уже больше не двигались. За столь долго прожитые годы я не раз слышал, как многие далеко не глупые люди утверждали, что наши мысли материальны. Надеюсь, что это не так… Хотя бы то, о чем так фанатично и с твердой уверенностью в своей правоте предсказывала она в свои последние минуты жизни. В тот момент я понял, что этот день и для меня, и для той матери с почти грудным ребенком, которая рыдала в самом углу противоположного мне кузова, может стать последним.
Я вытер глаза, осмотрел свое тело и, убедившись в том, что в какой-то степени мне все же повезло, так как переломов и вывихов у меня не наблюдалось, выбрался из кучи веток и схватился за ствол дерева, попытавшись поднять его. Тогда, видимо, от шока я совсем позабыл про свой артрит и даже про трость, валявшуюся где-то среди кучи веток. Попытка эта была больше экспериментальной, чем практической, и давала понять, что здесь мы застряли надолго. Упавшее дерево было крайне тяжелым. Все же по крайней мере все мои попытки были не бесполезными и не прошли впустую, и хоть как-то расшевелили всех тех, кто находился в кузове. С другой стороны ствола подскочил парень и также схватился за него. На вид ему было около двадцати восьми, довольно коренастый и на первый взгляд очень ловкий. За ним подбежал еще один мужчина и схватился за дерево. Вскоре нас было уже пятеро. Но как бы мы ни старались и ни выжимали из себя все соки, оно не поддавалось. Ствол был настолько толстым, что, будь тут хоть дюжина здоровых мужиков, все равно ничего бы не изменилось.
Тем временем дождь все так же поливал все вокруг громадными гроздями, и из-за того, что то место, в котором на нас упало дерево, находилось в некой низинке, под колесами быстро увеличивалась лужа. Сначала, когда вода в ней достигала щиколотки, я не придал этому особого значения, но спустя буквально каких-то полчаса наших тщетных попыток стянуть ствол с машины она доходила уже до края сапог сержанта, суетливо и бесполезно бегающего из кабины к кузову. Он явно растерялся и не знал, как ему справиться с этой ситуацией. От этого у него заикался язык и его руки начинали дергаться. Через час вода доходила уже почти до конца колеса машины. От такого быстрого наплыва воды у многих в глазах зарождался страх. Все попытки были тщетны и не приводили ни к чему. Когда наши силы иссякли и мы безнадежно бросили все попытки по ручному поднятию дерева, я краем глаза увидел, как один из парней спрыгнул с кузова. Я про себя ворчливо догонял его осуждающими взглядами и всеми непристойными словами, называя его трусом и брызгая слюной. Первым вызвался мне помочь и первым тут же сбежал с тонущего корабля.
Но он вернулся. Около четверти часа ему хватило на то, чтобы залезть в частный дом за забором и вытянуть оттуда старенькую потасканную бензопилу. Та хоть и завелась с трудом, но свое дело знала хорошо. От натянутой цепи щепки сыпались гроздями в воду. Ствол был распилен в двух местах и немалыми усилиями собравшихся мужчин сброшен с кузова. Теперь мы снова могли продолжить свое движение в убежище.
Ветер уже тогда был ураганным, и мимо нас проплывали разные предметы в виде деревянных скамеек, оторванных веток и различного мусора. Дождь поливал нас нескончаемыми потоками воды, все больше подбирающимися к нашим ногам. Водитель «Урала», сержант, пытался завести машину, которая, как мне казалось, проклинала его при каждой очередной попытке. Мы все смотрели друг на друга и отчаянно надеялись на благоприятный исход и надежность нашего автопрома.
Всмотревшись в сторону какого-то еле пробиваемого через гул ветра шума, похожего на писк, я увидел за деревянным забором метрах в тридцати от машины коричневую будку. Это была очень страшная и трагичная картина, и без содрогания и слез на нее, наверно, не смог бы смотреть ни один человек. На крыше будки ютились три небольших комочка, дрожа и постоянно поскуливая. Возле будки была видна большая собачья голова, перетащившая эти шерстяные клубочки наверх. Ее нос был задран, и она с трудом держалась, чтобы не поддаться течению. Она была обречена. Вода все ближе подбиралась к морде, а железная цепь вилась возле шеи, словно змея, готовящаяся задушить ее.
– Господи, да что же мы тебе такого сделали?! – не выдержал я, сам того не замечая и произнеся это вслух.
Я убрал ладони с глаз, почесал голову, оценивая, насколько у меня выросла шишка на голове, и пододвинул трость к ноге. Рядом раздался брякающий звук – бензопила приземлилась на пол и перевернулась. Я перевел взгляд и заметил, что не одному мне небезразлична эта трогательная картина вдалеке. Весь в опилках, тяжело дыша, он стоял рядом со мной в конце кузова. Тот самый, который не опустил руки и нашел решение, дав нам возможность отправиться дальше.
Не мешкал он и сейчас.
Хороший парень. По его глазам это было сразу видно. Глаза никогда не обманывают. Да и голос у него был какой-то уверенный очень. Доброе светлое лицо, немного в веснушках, как будто излучало приветливость, простоту и благодушие. Один из немногих, кого не ломали невзгоды и превратности судьбы, делая из нас озлобленных и ожесточенных людей. Я это точно могу сказать. За свои годы я без труда научился определять людей, просто смотря им в лицо. На улице дождь льет как из ведра, все кругом плывет и уносится течением, ветер крыши рвет, а он берет и прыгает за борт.
Хотя у меня на душе и оставался некий осадок, что вся эта авантюра его до добра не доведет и, помимо прочего, он и сам погибнет, но все же было приятно, что есть еще такие люди. Большинству тех, кого я встречал или обучал в средней школе, в последнее время нужно было лишь, чтобы электричество текло по проводам и компьютер или гаджет работали вечно. Другим надо было бутылку пива и доступную девку, про которую они завтра расскажут кучу грязных шуток своим друзьям. Третьим – лишь бы их не трогали. Вот и попробуйте найти еще такого парня в настоящее время, чтобы тот решился вот на такие поступки.
Вот только не успел я нарадоваться, а он – проплыть и половины пути, как эта чертова машина завелась. Бездушный кусок железа. Весь мой восторг резко сменился угрызением совести, и я подбежал к кабине и взбудораженно начал стучать и просить, чтобы водитель подождал хотя бы минут десять, объясняя, что человек, благодаря которому мы и можем продолжить движение, находится сейчас не в машине и должен вот-вот вернуться. Но хорошие люди здесь, видимо, закончились, и после нескольких стуков женщина лет шестидесяти одернула меня за ворот и посадила на скамью, после чего угрожающе выпрыснула:
– Ну так ты, дедуль, выйди и подожди, а потом на байдарке нас догоните, а молнии поддадут вам газку для скорости.
Никто из сидевших в кузове не заступился за меня, а, напротив, вопреки человеческой гуманности, начали упрекать меня. Одна из женщин заявила, что одной смерти за сегодня уже было место случиться и своими действиями я теперь хочу всех здесь погубить. Спорить с ними было бессмысленно, да и перекричать поднявшийся бунт тоже не имело никакого смысла, поэтому, оставив все свои жалкие попытки, я сел на свое место и просто смотрел на то, как удаляется наша машина от того самого уже ветхого старого дома с будкой во дворе. От привычных улиц и переулков. От спокойной и размеренной жизни.
Наш путь до убежища длился еще около двух часов, после чего машина заехала в лес и остановилась среди кучи идентичных. Затем мы вышли, и сержант сказал всем следовать за ним. Пройдя еще метров сто, мы увидели одну-единственную заброшенную хижину. Как потом выяснилось, это и был вход в убежище.
Глава 2
Ник
В его ушах стоял беспорядочный хриплый гул от ветра, поглощающий в себя все звуки улицы. Возле бедер по линии воды проносились сорванные ветром ветви деревьев, которые течение быстро уносило куда-то вдаль. Холодная мутная вода, пропитавшая его одежду от ботинок до кончиков куртки, пускала дрожь по телу и сулила в скором времени получить озноб и переохлаждение. Хотя назад он и не оглядывался, но прекрасно понимал, что действовать надо стремительно, и если машина еще не завелась, то этот момент может наступить прямо сейчас. Будут ли его ждать все те люди, которым он помог не остаться тут навечно, он не знал. Но прекрасно смог убедиться, участвуя в гражданской войне на Украине, что у большинства людей собственная жизнь превыше всего.
Искренне он любил четвероногих братьев и относился к ним с заботой. В том, что он в будущем станет кинологом, он не сомневался с самого детства. Однажды в его юном возрасте, когда он едва успел окончить начальную школу, Ник, возвращаясь из магазина с пакетом продуктов, услышал в овраге жалобное скуление, сопровождающееся издевательским смехом. Подойдя к краю оврага, заросшего небольшим березовиком, он разглядел, как обездвиженная, привязанная к дереву дворняжка с кровавыми пятнами на шерсти получает один удар за другим. Сопротивляться она уже не могла и, прижав уши, смотрела лишь на того, кто, предвкушая ожидаемое ликование и веселье своих товарищей, заносит очередной удар. Он не смог выдержать и трех секунд этих издевательств. Весь его мальчишеский страх куда-то ушел, и осталась только агрессия, заставляющая забыть обо всем. Разогнавшись на крутом склоне оврага, он обрушился на них ударами ног и кулаков. Он дрался изо всех сил, он отталкивал и ругал их, сопротивлялся ударам и чувствовал, как силы начинают уходить. Затем раздались голоса взрослых, проходящих мимо, и все замерли, испугавшись, что они могли услышать их крики. За это время Ник успел развязать веревку и проводить глазами пса, почувствовавшего свободу, сорвавшегося с места и бегущего из последних сил как можно дальше от этих безжалостных людей. Взрослые прошли мимо, и толпа подростков со свирепым взглядом уставилась на него. В то время как из его носа текла кровь, дыхание перехватало от ударов ног по животу, а порванная совсем новая куртка обещала отцовского ремня, с его лица ни на секунду не спадала добродушная улыбка от спасения беззащитной дворняжки.
Перебирая ногами, он шел к цели. Штакетник после недавней покраски выглядел новым, но только издалека. Ник попробовал одну планку, затем другую, пока не нашел немного пошатанную и, приставив ногу к забору, надавил. Доска хрустнула, и в заборе появилась зияющая дыра. Кое-как удержавшись на ногах и не поддавшись течению, он проскользнул во двор. Его цель была уже совсем рядом, всего в десяти шагах, когда на секунду умолкший бушующий ветер дал ему понять, что время кончилось. Обернувшись, он проводил глазами транспортную военную машину, отправляющуюся куда-то в западном направлении. Ник вытер капли дождя с лица и двинулся дальше. Тем катализом, двигающим его, вопреки всему, в одном направлении и ни секунду не заставляющим усомниться в выборе своего решения, была картина перед его глазами, где собака, отчаянно сопротивляющаяся водному нашествию, боролась за свою жизнь, перебирая всеми четырьмя лапами на натянутой железной цепи. В то же время на крыше будки три промокших с головы до лап комочка тревожно поскуливали, высунув свои головы вперед, к тонущей матери.
Ник добрался до будки в тот момент, когда собака уже начала захлебываться. Одной рукой он схватил цепь, второй отжал пружинную защелку на ошейнике и попытался перехватить ее. Но собака была напугана и вела себя непредсказуемо. Он все же попытался ухватиться за нее и едва успел отдернуть руку от огромной пасти. Сзади что-то ударило, и его повело. Кое-как он успел схватиться за край будки, чтобы не поддаться течению и не поплыть вслед за собакой. Ей он помочь уже ничем не мог, но со щенятами дела обстояли куда лучше, потому как, будучи совсем недавно рожденными, они были чуть больше двух кулаков и с легкостью могли поместиться внутри его куртки.
В породах он разбирался хорошо и не мог ошибаться. Аляскинские маламуты – заключил он, засовывая последнего, третьего щенка. Правая нога начинала неметь. Тело пробирала дрожь. Отсюда нужно было срочно выбираться. Каждая минута сулила ему онемение конечностей и последующее превращение в неподвижный окоченевший предмет, который уносило течение той необузданной и разгневанной силой природы, набирающей все больше и больше свои обороты.
Свет в доме, находящемся возле будки, был выключен. Исходя из того, что хозяин до сих пор не вышел на собачий лай, даже не показался, наверняка отсутствовал дома. Несколько глухих ударов Ника в дверь эту теорию быстро доказали. Железные решетки на всех окнах первого этажа, как и дверное плотное металлическое полотно, крайне усложняли задачу попасть в сухое помещение и хотя бы немного обсохнуть и отогреться. Оглядевшись по сторонам, Ник приметил оторвавшийся пролет забора, застрявший между гаражом и домом. Перетащив его, он быстро приставил доски к стене дома. Осторожно поставив ногу на верхнюю прожилину, он уцепился за край крыши. Подтянувшись, переложил тело на шиферное покрытие, по которому добрался до незащищенного окна. От хлесткого удара стекло разлетелось и осколки посыпались вниз.
Вытащив щенят, он сразу стал снимать мокрую одежду и растирать ноги. Тут же вывернул все попавшиеся на глаза комоды и разворошил шкафы. Здесь была мужская и женская одежда, детская и подростковая. Дом принадлежал явно не тем людям, кто в чем-то нуждался. К счастью, хозяин не сильно отличался от него размерами и всего на немного был шире в талии. Одним из найденных ремней он затянул новую куртку по пояс, благодаря чему теперь мог полноценно использовать две руки. Полотенцем обтер щенят и засунул их обратно под куртку. Переодел свои кроссовки на найденные резиновые сапоги и, не теряя ни минуты, снова вылез из окна.
Глава 3
Ким
Его глаза, совсем без жизненной энергии, с абсолютной пустотой во взгляде, где разве что находилась отрешенность и безразличность, пересчитывали ступеньки, по которым он медленно поднимался на крышу. Почему его так тянуло туда, он никогда не понимал, но проводил здесь кучу свободного времени, когда скука одолевала его и ему так хотелось остаться недосягаемым. Мир всегда не понимал его, впрочем, как и он – все то, что происходило вокруг. Тяжелая железная дверь легко поддалась, и он ступил на черную, покрытую мастикой крышу. Сегодня его тянуло сюда как никогда, и он, как завороженный, ступал шаг за шагом, хотя нескончаемые потоки разбушевавшейся бури своими завихрениями неумолимо били ему в лицо, а каждый новый порыв мог стать тем единственным и последним испытанием, которые так часто появлялись в его жизни. Дождь продолжал обливать его холодным душем, но намертво вцепившиеся в парапет руки даже не думали отпустить его хотя бы на секунду. Если бы кто-нибудь видел его из любых соседних домов, наверняка бы подумал о спятившем человеке или позабытом манекене, потому как в здравом уме сейчас здесь бы не решился находиться ни один живой человек.
Ким не был одним из тех, кто решился бы закончить свою жизнь вот так, даже если и понимал, что сейчас он сбился со своего пути и другого выхода просто нет. Не был он и любителем острых ощущений, после которых мог с гордостью рассказать своим друзьям о том, как рискнул и остался победителем. Их у него просто не было. Он сам отказался от них, выбрав одиночество и замкнутость. Сейчас они ему были просто необходимы. Если бы всю его жизнь можно было представить как высокий небоскреб, в который он все это время кропотливо закладывал кирпичик за кирпичиком, то в настоящее время это выглядело бы как обветшавшее накренившееся здание, с разрушенными безжизненными этажами. Но он не был каким-то манекеном из полистирола или стеклопластика, как могло показаться при первом взгляде на него. Крепкий коренастый мужчина, спасавший жизни каждый день и не боявшийся опасностей и трудностей, – вот как его характеризовали коллеги. Но мало кто из них замечал, как тяжело ему давалась в последнее время борьба с самим собой. И он был не из тех людей, кто бы это показывал.
Последние недели он приходил сюда довольно часто, когда чувство грусти и отчаяния брало над ним верх. Здесь он успокаивался, смотрел на небо и на улицы, на тихие умиротворяющие закаты с синеющим убаюкивающим куполом и оживленную борьбу тьмы и света, сопровождающуюся появлением разнообразных звуков природы по утрам.
Стоя и смотря на то, как вода затапливает все большие территории на улицах, перед ним проносилась вся его жизнь. Беспорядочные отрывки врывались в его сознание тяжелыми воспоминаниями. Почему-то именно сейчас картина из раннего детства вместо столба воды и ураганного ветра стояла у него перед глазами. В ней толпа людей, все в черном, глаза опущены, направлены вниз. Вниз опускают гроб. Крышка закрыта, и это означает, что того человека, которого он так сильно любил, он больше никогда не увидит. Тот день он запомнил на долгие годы. Ведь именно с того самого дня его жизнь переломилась в корне и снова. Его отца не стало, и спустя несколько месяцев он все больше начал замечать, что его мать перестает быть сама собой. Потом появились шприцы. Ему было чуть больше десяти, когда он перестал верить в Бога. Затем пропала и надежда.
В школе он быстро превратился в изгоя. Затем на ничуть не приметного мальчишку начали обращать внимание его сверстники, подшучивая и оскорбляя, придумывали ему разнообразные смешные клички, но ему было все равно. Вскоре и этого им показалось мало, и в ход пошли кулаки. Синяки и пощечины ему прилетали в любое время между занятиями или же после их окончания. Перед ним проносились их злорадные улыбающиеся лица, получившие удовлетворение от того, как его тело скручивала боль, а на лице появлялась гримаса страдания. Тогда, валяясь в пыли, с выкрученными руками и задранной головой, он смотрел на то, как мимо проходили его одноклассницы, подбадривающие своих кумиров и кричащие в толпе, куда им лучше ударить, чтобы он завизжал.
Но был и один светлый момент в его жизни, даже в такие смутные времена. Тогда вопреки всему этому к нему осмелилась подойти та, которую все ученики считали самой красивой, а учителя – одной из перспективных выпускниц школы. Тогда назло всем превратностям судьбы она смогла вдохнуть в него жизнь и показать, что этот мир может быть изменчив и отличен от того, в котором ему приходилось жить так долго. Его одноклассники же, не понимая, как такое вообще возможно, что одна из лучших девушек школы выбрала именно вот это – посмешище, недостойное самой страшной дурнушки класса, принимались с еще большей силой лупить его и унижать. Но тот росток, посаженный ею внутри его тела, разрастался с неимоверной силой. Его измученные от бесконечных тренировок руки немели от перенапряжения и становились твердыми, как камень. Момент, когда он сможет дать им отпор, казался уже совсем рядом. Но все произошло неожиданно и раньше, чем он мог предположить.
Когда они застали их на той же крыше, на которой находился Ким и сейчас, он еще не был готов и не смог предотвратить всех тех ужасных событий, которые произошли в тот страшный день. Бежать им было некуда. Он знал, что они ее не тронут, и потому попросил ее просто уйти и не смотреть на это. Но она не ушла. В свой последний раз попытавшись прекратить это, она получила удар наотмашь. Ким не видел, чья рука из тех пяти его сверстников задела ее, но знал, что одним из виновных был он сам, допустивший все это. Он винил себя в том, что позволял им издеваться над собой, и том, что впустил ее в свою жизнь, хотя не был готов защитить ее. Спустя месяц, стоя перед очередной могилой, он поклялся стоять до последнего, даже если это будет сама смерть. И он стоял. Его били толпами, но он все равно стоял и пытался ответить. Он едва доползал до дома, чтобы завтра снова затеять драку. Тренировки в спортзале длились долгими часами, пока он в буквальном смысле не валился с ног. И вскоре пришел тот долгожданный день. Трое задир были избиты у всей школы на виду. Те еще двое смельчаков, попытавшиеся прийти на помощь своим дружкам, оказались с перебинтованными носами и надетыми на головы трусами.
Прошло несколько месяцев, и его знали все. Весь район замирал, когда он выходил на вечернюю пробежку. Когда он шел по школе, все те, кто так резво издевались над ним, опускали глаза и почесывали ушибы и синяки, напоминающие им о том, что будет с ними, если он обратит на них внимание. Но больше всех его боялись те пятеро. Их он не трогал вообще, и они не понимали почему. Спустя еще полгода каждый из них забыл о том вечере на крыше, а Ким словно ушел в тень. Жизнь на улицах стала прежней. Его не трогали, как и он их. Все думали, что он остыл, но все равно боялись даже проходить мимо. Еще через три месяца прозвенел последний звонок. А затем траурная новость прокатилась по всему городу. В газетах писали, как пятеро мальчишек, напившись на выпускном, передрались и упали с крыши. По радио говорили, что они состояли в секте и это был какой-то суицидный квест. В школе утверждали, что виной всему новый наркотик. Версии были разнообразные, но никто не знал истинную причину всего этого, кроме одного-единственного человека.
Так закончились его школьные дни, после чего начались суровые натянутые армейские будни. Потом были горячие точки, куда без раздумий он записывался сам, как будто слепо доказывал самому себе, что та клятва была дана не впустую. Годы брали свое, и вскоре он встретил девушку. Затем была свадьба, ребенок и немного счастья среди подгузников и мокрых пеленок. Хотя продолжалось все это недолго. Когда он все же решил остановиться и прекратить ходить по лезвию судьбы, отказавшись от командировок, сложив оружие и подписав рапорт на увольнение, его ждали дома раскиданные банки от коктейлей, разбросанная мужская и женская одежда, нелепые извинения и плач сына. И снова все разрушилось в один миг, словно все, что он строил годами, было ветхим карточным домиком. Опять он остался один, вместе с убитым, мрачным и тоскливым миром, который словно годами ждал его возвращения.
И вот спустя столько лет он стоял на той же злополучной крыше и смотрел на то, как всего за пару часов некогда солнечная, немного прохладная майская погода сменилась на дождливую и ветреную, со шквальными порывами. Дребезжащий металлический звук от оторванной крыши соседнего дома эхом прошелся по всей улице, утопая в звуках проливного дождя. Ким жадно наблюдал за тем, как металлический лист несется по касательной вниз и как он хладнокровно прорезает воду. Для любого другого человека это, конечно, было бы предупреждением о том, что надо бежать отсюда, и бежать что есть силы. Но он стоял.
Сначала он почувствовал, будто он соломинка в бурлящем море, а после – пустоту под ногами. Затем все перевернулось…
Глава 4
Петр
Чтобы попасть внутрь хижины, нам пришлось простоять под проливным дождем еще не меньше получаса, пока за деревянной дверью обветшавшего дома не пропал последний человек предыдущей группы, после чего наш водитель скомандовал нам построиться в ряд и заходить по трое. Вскоре очередь дошла и до меня. Приоткрыв громоздкую дверь, я оказался в просторном помещении, внутри которого не было ничего, кроме трех столов с сидящими в военной форме прапорщиками. Все они скрупулезно заполняли свои журналы и с усталостью осматривали прибывших. За центральным столом в деревянном полу зияла большая дыра, в которой виднелось начало лестницы, спускающейся глубоко вниз.
Прапорщик с довольно крупным подбородком и не менее внушительными щеками коротко записал мои данные, после чего передал мне пропуск и анкету, указав, что ее я должен заполнить позже. На пропуске я разглядел свою фамилию и находящийся под ней номер комнаты – 385. В анкете же мне надо было указать все свои заболевания, группу крови и даже профессию, что мне показалось совсем не нужным, потому как все это я считал пережитками бюрократии и не мыслил, что могу задержаться здесь настолько, что они смогли бы кому-то понадобиться.
Дальше мне предстояло спускаться по сырой каменной лестнице, тянущейся далеко вглубь серого, местами еще недоделанного бункера, с уходящими куда-то ответвлениями и развилками прохладных сырых коридоров, с продрогшими людьми, укутанными в одеяла. Когда же, минуя все зигзаги и перекрестки, следуя белым выделяющимся стрелкам на стене, мне все же удалось добраться до заветной комнаты, я поразился всей масштабности данного сооружения, хотя и видел лишь самую малую его часть. Сбросив с себя мокрую одежду и закутавшись полностью в сухое одеяло, я занял свое койко-место на нижнем ярусе и начал ждать, сам не знаю чего.
Комната была небольших размеров и скорее напоминала маленькую каморку на четыре места, с двумя двухъярусными кроватями по бокам. Отсутствие дверей здесь я мог объяснить лишь скоропостижностью данной постройки или отсутствием бюджета на столь затратное мероприятие, на которое, наверное, не пожалел бы денег только Энвер Ходжа при своем правлении в Албании.
Мои соседи не заставили себя долго ждать, и вскоре все места были заняты. Двое из них мне сразу не понравились из-за явной деградации интеллекта и отвратительного уголовного жаргона. Одетые в толстовки и спортивные штаны малоприятные детины, с татуировками и неухоженной внешностью, рассеивали запах перегара в тесной комнатушке, не смущаясь выражаться при этом непристойными выражениями. Другой же парень, заполнивший нашу каморку последним, напротив, сидел в очках и держался особняком, стараясь не обращать на все их выходки никого внимания, но все же краем глаза я смог подметить, что, смотря через очки, он как будто оценивал всех нас, наблюдая и делая выводы.
Как бы мне ни была неприятна вся эта компания, я решил поздороваться и перемолвиться парой слов со всеми. Ответ на это не заставил себя ждать, и один из этих верзил достал из-за пазухи бутылку, предложив выпить за знакомство. Я вежливо отказался, что посоветовал и им, на что сразу же получил неодобрительный взгляд в свою сторону и грубые, последовавшие за ним пьяные зацепки, после чего пожалел, что вообще открыл рот и не лежу сейчас как тот худенький парень в очках на втором ярусе. Настоящих их имен я не знал, потому как общались они, называя друг друга кличками. Один из них называл другого Танком, а тот в свою очередь называл своего товарища Битой.
Через час, когда осушилось их пойло, я пожалел еще больше о том, что, не подумавши, ляпнул в начале разговора о своей профессии в виде преподавания литературы в средней школе, потому как их вечер совсем не собирался заканчиваться и парням хотелось запоминающегося продолжения, какое бы можно было рассказать таким же не столь одаренным и первобытным дружкам по выходе отсюда. Обняв меня за шею, мне в добровольно-принудительной форме предложили читать стихи!
Далее все начало разворачиваться очень быстро и совсем в неблагоприятных событиях. Второй пьянющий верзила, не желая отставать от своего товарища, улегшись поудобней на койку, со всего размаха подкинул ногой лежащего на втором ярусе того худенького паренька, явно не ожидавшего такого подарка судьбы снизу. Бедолага чуть не впечатался в потолок, а затем не свалился со второго яруса, что, конечно, не могло не вызвать волну сумасшедшего смеха наших «сокамерников».
Далее целый час мне пришлось слушать крайне утомительные и плохо пахнущие шутки из их тюремной жизни и о том, как они развлекались по выходе оттуда. Когда все же они закончились, то их внимание снова оказалось на нас. Тот, который называл себя Танком, вспоминал, как в школе издевался над своим учителем и ненавидел всю систему образования, считая это все крайне никчемным занятием. Молчаливо глотая все это, я все больше ощущал, как градус алкоголя и напряжения с каждой минутой нарастал в этой комнате. И вскоре задиристые слова перешли в распускание рук. Уже буквально через полчаса нас повалили с кроватей, дав еще при этом по оплеухе и заставив дышать пылью с пола. Больше всего доставалось Меиру, потому как из-за монотонного некоренного акцента его посчитали служителем еврейской религиозной общины, что крайне усугубило его положение здесь. В коридоре же при этой перебранке начал также создаваться шум из-за негодования женщин, обсуждающих их поведение. Лица мужского пола, к сожалению, из-за боязни оказаться на нашем месте могли лишь наблюдать, не встревая и не переча двум мастодонтам, превосходившим всех в своем физическом развитии и отстававшим не пару веков в умственном.
– Ну что, заморыши, какие будут предложения, как будем исправлять ситуацию? – начал Танк, устрашающе рыча мне в затылок. Мы же при этом находились уже лицом к стенке, как шкодливые котята.
– Так, так, значит, стихи читать мы отказываемся, поддерживать правильную беседу – тоже, – продолжил Бита, заломив при этом одну руку Меира, чтобы тот испытал побольше боли и сломался. – Значит, ты, кучерявый жидяра, организуешь нам поляну, и не да-а-ай Бог она нам не понравится, – он дико заржал и в подтверждение своих слов еще раз прошелся по его почкам. – Понял, ты меня понял?!
В коридоре раздался шум от сапог и женские возгласы, которым я, будучи в сильнейшем оцепенении, не придал значения, но краем глаза заметил, что Меир при этом как будто ожил и, переведя дыхание, выпалил то, от чего у меня помутнело в глазах:
– Я думаю, ты сгоняешь на ржавом Т-34 нам с дедком за пивом и мы обо всем забудем… ну, по крайней мере постараемся.
Тех огненных глаз за моей спиной я не видел, но смею полагать по их свирепому реву, что они у них в ту же секунду покраснели, как у взбешенных быков. В тот момент у меня были все основания полагать, что Меиру настолько сильно настучали по голове, что она уже просто была лишена разума и больше не могла рассудительно оценивать обстановку. Когда же я приготовился к самому худшему и закрыл глаза, предвкушая ту боль, которая эхом разойдется по всему моему телу, в комнату ворвался патруль.
Будучи еще в коридоре, вооруженные солдаты слышали тот разгневанный вопль, спровоцированный этим щупленьким парнем, посему без малейшей доли сомнения, вбежав в комнату, посыпались удары прикладов, заставившие наших обидчиков съежиться на полу, кривясь от боли.
Когда мы смогли отдышаться и более-менее прийти в себя, оба верзилы стояли уже возле стены, держа руки за головой, точь-в-точь напоминая нас всего пять минут назад. Тогда-то я и смог оценить весь тот холодный расчет Меира, оценившего ситуацию и таким наглым образом подтолкнувшего этих верзил на получение более крепких тумаков, но и этого ему было мало, и когда один из громил обернулся и произнес:
– Ты же понимаешь, жиденок, что мы теперь с тебя не слезем? Мы узнаем, где ты живешь, и из-под земли тебя достанем.
– На следопыта ты явно не похож, – улыбнувшись, ответил Меир, после чего его лицо изменилось на улыбчивую дразнящую гримасу, – а похож скорее на тупого бычару, который как залезть на корову не сможет додуматься…
Детина после этого просто взревел и рванулся в нашу сторону, но тут же получил еще один удар по ногам, а затем прикладом в спину, после чего рухнул на пол прямо к ногам Меира. В свою очередь тот, взяв свою полумокрую куртку, даже не задумываясь над тем, чтобы обогнуть его и выйти из комнаты, наступил ему на спину и спокойной походкой направился в уборную, чтобы умыться. Военных это лишь позабавило, и они не отреагировали на его очередную провокацию. Танк, наблюдавший за этим стоя, бил кулаками в стену, проклиная нас и грозясь самой кровавой местью, но повторить попытку своего товарища так и не решился. Мне не хотелось находиться здесь больше ни минуты, и, осторожно переступив через верзилу, я направился вслед за Меиром обратно в комнату.
Вся эта ситуация крайне потешила моего нового собеседника, после чего появилась улыбка и у меня. Разговорившись со своим новым товарищем, я убедился в том, что этот человек довольно интересный и начитанный, с высоким интеллектуальным развитием и ясным умом, что в настоящее время мне встречалось очень редко. Мы общались довольно долго, перебирая возможные события произошедшего снаружи и обдумывая, как избежать очередных стычек, если наше пребывание здесь затянется.
Как бы там ни было, мы решили держаться вместе и дождаться утра, чтобы узнать хоть какие-нибудь новости снаружи, после чего Меир извинился, объяснив, что очень устал и хочет немного отдохнуть.
У меня же сна не было ни в одном глазу, и, немного помяв свежие простыни, я решил прогуляться. По большому счету меня все же пугала перспектива быть пойманным этими двумя быками, и чтобы этого не случилось, я решил разузнать, предусмотрен ли здесь хоть какой-нибудь изолятор. Идя по коридору, мне встречались все новые прибывшие, спешившие занять свои комнаты и укрыться сухим одеялом. Когда я все же добрался до комендантской группы, мне сразу стало понятно, что моя перспектива узнать хоть какую-то информацию крайне мала, потому как возле каждого военного инструктора была многочисленная толпа таких же, как и я.
Простояв около десяти минут, я развернулся и уже собирался уходить, когда услышал пробившийся из толпы звук щенячьего поскуливания. Тут же я обернулся, после чего мое лицо кардинально изменилось и наполнилось радостью, потому как в самой гуще толпы я разглядел знакомое лицо спорящего о чем-то с одним из военных. На его плече висел какой-то полуживой мужчина, еле стоявший на ногах, а под курткой ютились замерзшие щенята. Когда я подошел поближе, то уловил, как военный, с которым он спорил, пояснял ему, что лазарет переполнен, а со щенками они не могут выделить ему место. Я тут же включился в разговор, всячески стараясь помочь и, как бы там ни было, разрешить ситуацию. Старослужащий мужчина в годах стоял до последнего, уверяя нас, что у него свои приказы и он, даже если бы хотел, не может их нарушить. Добиться своего мне все же удалось, когда мне повстречался один из отцов моих учеников, занимающий здесь не последнюю должность. Выслушав меня, последний махнул рукой, дав добро на то, чтобы они временно пожили в нашей освободившейся комнате, посетовав на нехватку времени и создавшуюся суматоху в настоящее время.
Нам пришлось потратить почти все наши силы на то, чтобы дотащить того бедолагу, который каким-то образом оказался с Ником, спустив его по четырем лестницам и протащив по длиннющему коридору. Весил он не менее центнера, что не могло не сказаться на моем больном колене, но выбора у нас не было, и я терпел боль до самой двери. Разместив его на кровати и сняв всю мокрую одежду, мы еще больше убедились в тяжести его плачевного состояния, ибо большая часть его тела была посиневшей, с преобладанием многочисленных гематом и травм. Все же, проведя первичный осмотр, мы убедились в том, что переломов у него нет, хотя и не исключали внутренние повреждения, которые со временем могут проявиться, усугубив его и так невзрачное положение. Когда же мы закончили его укладывать, сделав все, что было в наших силах, я с нетерпением принялся расспрашивать Ника о том, как ему, вопреки всему, удалось добраться до бункера, да еще и с такой непосильной ношей, от которой бы отказался почти каждый, желающий спасти свою шкуру. Из этой любопытнейшей и не менее захватывающей беседы мне удалось узнать о том, как он спас щенков и залез в чужой дом, как потом на моторной лодке отправился вслед за нами, и о том, как на пути рядом с ним прямо с неба упал этот человек, которого ему не без труда удалось спасти и вытащить из воды, уносящей тело вниз по течению. После чего их подобрала уже на выезде из города, наверно, последняя спасательная машина. Я также в свою очередь поделился всеми теми неприятностями, посетившими и нас по прибытии сюда. Наговорившись так, словно мы уже давно были друзьями, мы решили закончить этот день, потому как сил уже не было даже на разговоры.
Я улегся на нижнем ярусе, и понемногу глаза мои начали закрываться. Еще несколько раз в полудреме я просыпался из-за того, что тот парень периодически стонал от боли, но потом все же усталость взяла верх и я погрузился в глубокий сон. Впервые за долгие годы мне приснилась моя жена. Она была в цветном сарафане, с длинными заплетенными косичками и выглядела еще даже лучше и моложе, чем в последние годы, когда я ее запомнил. Мы сидели с ней на крыше одного из домов незнакомого мне города, а рядом с нами на расстоянии руки проплывали облака. Там на крыше нас было только двое, и казалось, что мы разговаривали обо всем, как будто только познакомились, и внутри нас взрывались атомные бомбы, переполняя наши чувства оттого, что мы нашли друг друга. Затем улыбка на ее глазах исчезла, а взгляд устремился вдаль. Взглянув в ту сторону, я увидел, как город погружается в темную воду, больше похожую на какую-то густую слизь. Когда же я повернулся обратно, вся моя жена была покрыта ею с головы до ног.
Перед тем как проснуться, мне с содроганием и холодным ужасом въелись в память ее последние слова:
– Ты должен спасти его, или все мертвое не обретет покоя.
Так закончился наш первый день в бункере.
Глава 5
Ким
Когда он впервые пришел в себя, прошло не менее двух дней. Новостей снаружи до сих пор не было, если, конечно, не считать того, что к концу второго дня они и вовсе перестали быть возможными из-за вышедшего из строя сообщения с внешним миром. Вдобавок ко всему иногда можно было заметить малозаметные колебания стен, говорящие лишь о том, что наверху творится что-то колоссальное и губительное, доносящееся до нас лишь своими отголосками. Все, что мы знали, заключалось в обрушившемся на нас природном катаклизме в виде нескончаемых, затопляющих все вокруг потоков воды. Комендант, делавший каждый день обход, уже ничего не мог поделать с нашим небольшим зверинцем, хотя и пригрозил нам пальцем, что при поступлении первых жалоб ему придется предпринять меры. Мы же любезно и деликатно заверили его в том, что таковых не будет, потому как тщательно следим за пушистыми. Щенки же, в свою очередь, как будто все понимали и не создавали нам больших проблем своим лаем или беспорядочными минными полями.
Я не знал, чем помочь нашему пациенту, и потому просто разговаривал с ним, хотя по большей части беседой это было назвать очень трудно, потому как он постоянно молчал и лишь изредка выдавливал из себя несколько слов, дававшихся ему с болью. Все его тело, как мне казалось, судя по его стонам, пребывало в некой адской печи, где то и дело раздували жерла. Страшная боль то сжимала, то колола его затылок, огромнейший ушиб груди не давал свободно дышать, а гематома левого бедра словно ножом резала при любой попытке сдвинуть ногу с места.
Врач пришел только к вечеру, жалуясь на многочисленных пациентов и категорическую нехватку времени.
Осмотр его длился недолго, и, убедившись в том, что у пациента нет переломов, он выписал ему заживляющие мази и дал обезболивающее, после чего быстро откланялся. На следующий день после обеда мне показалось, что Ким снова отключился, но позже я убедился в том, что он просто спит. Более-менее в себя он смог прийти лишь на четвертый день, ближе к вечеру, когда мои товарищи ушли на ужин в общую столовую, а я нес свой караул, наблюдая за своим первым пациентом. Этим вечером мне наконец-то удалось узнать нашего больного поближе и разузнать у него те обстоятельства, сопровождающие его неутешительное состояние.
О поправке говорить все же было рано, но то, что он с каждым днем становится все крепче, говорило само за себя. Все же мой собеседник казался изрядным интровертом, посему мне для продолжения диалога приходилось зачастую вытягивать из него те немногочисленные слова, которыми он все же решался поделиться со мной.
Иногда к нашему диалогу подключался Меир, и тогда беседа становилась по-настоящему интересной. Меир был исключительно одаренным, интеллектуальным человеком, который мог поддержать беседу во всех направлениях.
Этим вечером он рассказал мне про свой древний род и про то, что он был абсолютным атеистом, хотя и некая своеобразная вера в нем все же присутствовала. Заключалась она в следующем: каждое живое существо, имеющее душу, а ей, согласно теории Меира, обладала даже травинка, должно было прожить жизненный цикл, изменяясь при этом и наполняясь различными оттенками, расцветая в своем развитии или же, наоборот, увядая, после чего отправлялась в неведомый мифический центр перераспределения, откуда и произрастала жизнь, являясь неким сферическим циклом, где она находилась среди бесконечного числа таких же душ, ожидающих своей очереди, чтобы начать свой новый путь. В нем она могла возродиться снова в человеке либо же в муравье или медведе. Все зависело от того, в каком состоянии и с какими оттенками ты прибыл сюда. Состояние зависело от той материальной оболочки, в которой ты находился до попадания сюда и которая давала точку отсчета, направление же определялось оттенками, чей цвет состоял из поступков, совершаемых при жизни. Он считал, что если ты прожил достойно свою жизнь, то ты переходишь на новое кольцо спирали, где обретаешь новые потенциальные возможности в следующей жизни, или же, наоборот, у тебя забирают их и могут спустить на несколько колец назад, где ты окажешься в оболочке животного. Вся эта теория мне показалась крайне любопытной, хотя я и был абсолютным приверженцем христианства и не мирился ни с какими другими верами, но я слушал, потому как мне казалось, что этот человек был кем-то особенным и феноменальным, со своими причудами и тайнами.
Вскоре дверь открылась и в комнату вернулся Ник, как раз в тот момент, когда наш пациент немного ожил и начал подавать активные признаки жизни.
– Я уже думал, ты так и проспишь всю свою жизнь, – с порога начал Ник.
Ким огляделся, но ничего не ответил. Я же, воспользовавшись секундной паузой, напомнил Киму о том, что именно этот человек спас его. Ответа, как и прежде, не последовало, но выражение его лица как будто изменилось, стало, что ли, более сердитое и озлобленное. Мы переглянулись между собой, но никак не прокомментировали. Все понимали, что человек только начал поправляться и, может быть, ему просто тяжело разговаривать.
Молчание развеял Меир, из любопытства спросив, слышал ли Ник какие-нибудь новости, разгуливая по бункеру.
– Нет, ничего особенного, господа, над нами все так же толща воды. Но хочу заметить, что все больше появляется безумцев, верующих в разгневанных богов и в то, что потоп был божьей карой за наши грехи.
– Да, да, я тоже слышал, говорят, они даже хотят сделать молитвенную комнату, и это всего на четвертый день жизни в этом бетонном пристанище. Неужели они и вправду думают, что мы здесь застряли надолго?
– В том-то и дело, что никто не знает, – сухо ответил Меир. – Там наверху определенно что-то происходит. Кардинальные перемены! И кто сейчас сможет из вас дать гарантии, что мы выйдем в тот же самый мир? Если выйдем, конечно. И когда?
– Все же их можно понять, – включился в разговор Ник. – Сейчас людям нужен Бог, нужна вера в то, что высшие силы не оставили нас и помогут нам в тяжелые времена.
– Нет Бога, предрассудки! – Ким закашлял, каждое слова давалось ему с трудом. Наш пациент почти никогда не разговаривал, но тут включился в разговор. Все мы оглядели его с удивлением. – Предрассудки, оставленные нашими предками нам в наследство. Вера может быть только в собственные силы. Но и она отнюдь не помогает.
– Согласен, мы – это нонсенс природы, – неожиданно на его сторону встал Меир, чему мы с Ником сильно удивились. – Мы должны были лазить по деревьям, есть бананы, размножаться, бить себя по груди, показывая свою значимость в социуме, но уж точно никак не копошиться в своих мозгах, перебирая все с полочки на полочку. Нас не должно было быть. Но все же мы тут, как многие считают, в ковчеге, но это всего лишь бункер, дающий нам возможность пережить природные катастрофические явления.
– Бог есть, – не выдержал я. Течение всей этой беседы мне ужасно не нравилось, и мне хотелось как можно скорее закончить этот беспорядочный поток слов. – Его не может не быть. Он внутри нас. Внутри тебя, меня и даже тех, кто не верит. Внутри каждого. Не убеждайте меня в обратном, даже не смейте. Не знаю, как жил свою жизнь каждый из вас, но знаю одно точно: что все, что происходит сейчас с нами, не просто так. Назовите это божьим гневом или природным явлением, но, как бы там ни было, мы все еще живы благодаря ему.
Я понял, что вспылил, но мне не хотелось верить в обратное. Я просто не мог промолчать. Некоторые слова просто нужно сказать, а иначе не можешь.
– Как бы там ни было, – мягко ответил Ник, – вера помогает нам жить. Есть он или нет, мы не знаем наверняка, как и то, что творится снаружи этих стен. Но мы знаем, что если будем помогать друг другу, то шансов у нас явно больше. Ты помогаешь людям, они – тебе. Именно так должно быть в этом мире. Наша сила – в сплоченности, с ней мы смогли добиться всех тех благ, которые имеем. Мы всегда ищем похожих на себя. Может быть, в этой комнате мы собрались вчетвером не просто так.
Едва он успел закончить свое предложение, как с потолка посыпалась пыль, а кровати начало немного потряхивать. Я смотрел на Кима, как он корчился от боли, но ничего поделать не мог. Через минуту все же это прекратилось, но все равно все держались за кровати, ожидая новых сюрпризов.
– Возможно, я поверю во все то, о чем вы говорите, если случится чудо и мы действительно выберемся отсюда, – с сарказмом сказал Меир, отворачиваясь к стенке.
Так закончился наш четвертый день в серых подземных подвалах. Дальше мы просыпались, завтракали, разговаривали, рассказывали истории из жизни, а затем ужинали в надежде, что с утра нам военные скажут, что все закончилось и мы можем выйти и вдохнуть свежего воздуха. Каждому из нас было ужасно интересно, что там теперь наверху. Что стало с городом, в котором мы жили, с людьми, населявшими его. И вообще коснулось ли это только небольшого участка планеты или так повсюду.
Вскоре закончилась первая неделя здесь, но новостей так и не было. Все это не могло не волновать каждого из нас, потому как все мы понимали, что так долго продолжаться не сможет, хотя бы потому что запасов, количество которых умело скрывалось военными, надолго хватить просто не могло. Как бы там ни было, наша компания начинала все больше сплачиваться и держаться друг за друга.
На восьмой день Ким впервые встал, и мы смогли отвести его в столовую, хоть и не без помощи наших плеч. По дороге мы встретили своих старых друзей – Танка и Биту, которых я не видел с тех первых дней нашего знакомства. По их недвусмысленным глазам было очевидно, что ими ничего не забыто и вскоре они нанесут ответный удар. Все же мы старались не обращать на них внимания, игнорируя их ухмылки и запугивающие жесты.
На девятый день нам подали овсянку и кисель. Ким, как всегда, налетел на нее, как голодный буйвол, словно не видевший еду всю свою жизнь. Он быстро восстанавливался, быстрее, чем кто бы то ни было из нас мог представить. Он так налегал на пищу, что мне казалось, что остановить его не сможет даже землетрясение, обрушившиеся потолки и потоки воды. Но все же на мое удивление это случилось и его ложка упала на пол! Послужили этому радостные возгласы семилетнего ребенка, узнавшего своего отца и чуть не сбившего его со стула.
В немалой степени я также был рад за него, потому как надеялся, что вскоре и мне так же повезет когда-нибудь встретить свою дочь, хоть она и жила совсем в другом городе. С каждым днем я ждал, когда нас выпустят отсюда, но лишь замечал, как значительно нам стали урезать пайки и как отчаяние все больше начинало поселяться в людях.
Глава 6
Инсомния
Подводную лодку то и дело бросало из стороны в сторону, как будто огромные щупальца кальмара хватали ее и тормошили, разворачивая и накреняя под разными углами. Иногда они часами могли плыть спокойно, хотя нервное ожидание очередных скачек никуда не уходило и всегда держало их в напряжении. За это тихое и безмятежное время каждый здесь пытался выспаться и надеялся на то, что больше не услышит очередных звуков сирены, разносящихся из динамиков подводной лодки. Своими пугающими громкими звуками надвигающейся беды они мелодично разносились из одного уголка субмарины в другой, эхом отражаясь от стен, и угрожающе оповещали, что все это может стать последним испытанием для всего экипажа.
Инсомния лежала в тесной и неуютной каюте и, глядя в потолок, разглядывала капельки крови. Задвинутая шторка ограничивала обзор, и создавалось впечатление, словно ты находишься в некоем пластиковом ящике. И хоть из него ничего не было видно, зато отчетливо можно было услышать, как снова о чем-то шептались ее родители. Они всегда разговаривали очень тихо, как будто думали, что их подслушивают МИ-6 или ЦРУ, но все же, находясь от них не так далеко, она могла, хоть и с трудом, улавливать некоторые слова.
Ее отец, в очках и с броской лысиной, только казался обычным, заурядным преподавателем городского университета. О том, что он не был таковым, она догадалась еще в последних классах средней школы. Точнее, он был не только им. Подозрения начали рождаться еще в детстве, когда он пропадал неделями, уезжая, как он говорил, на конференции. Иногда это происходило внезапно поздней ночью, иногда просто за ужином раздавался телефонный звонок. Но чаще ее отец просто забегал домой и открывал дверку шкафа, доставая из него дорожную сумку, после чего спешно складывал туда предметы первой необходимости и покидал дом.
Когда ей исполнилось четырнадцать, она начала подозревать его в изменах матери. Юный альтруистический разум не мог понять, как он может поступать так с тем человеком, которого он так любит и каждый вечер питает такими нежными красивыми словами. И вот однажды, набравшись смелости, она решила проследить за ним и наконец выяснить, что скрывается за его созданным обманом в виде бесчисленных конференций и лицемерных слов. Вооружившись примитивным фотоаппаратом и разбив свою игрушечную копилку, она отправилась за ним. Место встречи, которым являлся самый обычный недорогой отель с названием «Голден Шерле», находилось в другой части города, и ей не пришлось ехать далеко. Стоя тогда возле двери, она хотела посмотреть ему в глаза, ожидая самых пагубных и неприятных разворотов судьбы, и, тяжело вздыхая, готовила себя к худшему. Но когда двери открылись, оттуда вышли лишь пожилые мужчины в дорогих костюмах с кожаными портфелями.
В тот вечер отец схватил ее за рукав и отвез домой, где ее ждал скандал самой страшной силы. Впервые она увидела своего отца в самом настоящем безудержном диком гневе, который раньше не проявлялся никогда. Долгое время она не могла понять, чем ее поступок так взбесил его, но после этого случая ее попытки разгадать его истинную профессию остались в прошлом, и постепенно подозрения ушли. Звонки продолжались вместе с его командировками. Инсомния все больше взрослела и все меньше обращала на них внимания, пока за неделю до случившегося не раздался телефонный звонок, после чего все изменилось…
Был скучный дождливый день, и вечер не предвещал ничего другого, как просмотра зомбоящика и постной диетической еды. Ее отец, усевшись в своем любимом кресле, читал книгу с пестрым названием «Огонь и ярость», а мать, как всегда, пыталась приготовить что-то новенькое по рецептам из телепрограмм. Все занимались своими делами, пока три длинных раскатистых гудка не заставили их взглянуть на газетный столик, где сидел отец. Когда он понял, с кем разговаривает, на его лице выступило явное удивление совместно с каким-то отдаленным потрясением. Тут же он покинул комнату и ушел в спальню. Так бывало и раньше, и Инсомния, лишь покачав головой, снова погрузилась в телевизор. Всего через минуту дверь в спальню снова открылась и из нее вышел отец. Лицо его было встревоженным, скулы – напряженными, а глаза постоянно бегали из стороны в сторону. Он медленно подошел к ней и выключил телевизор, позвал мать, поправил очки и попросил всех его выслушать. В тот вечер он попросил их взять все необходимое и сделать это как можно быстрее.
Тогда она уже училась на последнем курсе Симферопольского университета экономики и управления. В их семье все прекрасно знали, что перечить ему не имело никакого смысла. Его слово было законом. Но все же он был мягок. Настолько, насколько это было возможно. Их вопросы он пытался обходить, где-то просто промолчав, где-то объясняя, что на это просто нет времени. Ну, никто особо и не спорил. Все прекрасно знали: если отец сказал это сделать, значит, случилось что-то серьезное, значит, для этого есть весомые основания. Он всегда был прав.
Через полчаса их забрала военная машина и отвезла в севастопольский порт, где они пересели на ту самую подводную лодку, на которой сейчас и находились. В точку назначения, о которой никто не говорил и что было строжайше засекречено, они должны были попасть уже к вечеру. Но в связи с тем, что осколки чего-то весомого зацепили их корабль, плавание затянулось на неопределенный срок. Вскоре завершилась первая неделя их плавания, а туристическая субмарина, рассчитанная всего на 64 человека, продолжала дрейфовать где-то в Черном море.
Разглядывая морскую пучину в «тихое время» через акриловый иллюминатор, Инсомния знакомилась с некоторыми пассажирами, при этом все больше подмечая, что все они, как правило, являлись выдающимися людьми. Здесь были семьи нескольких успешных предпринимателей, имена которых были на слуху, известные хирурги, чьи услуги стоили целого состояния, руководители заводов и главные инженеры, высокопоставленные военные и начальники ОВД. Все это и происходящее снаружи их корабля вызывало у нее немало вопросов, первый из которых был: почему подводная лодка забрала именно их?
На все эти загадки ей мог ответить лишь один человек – ее отец.
Слишком много вопросов с самого детства. Ей нужны были ответы. Она хотела знать правду. От нее всегда все скрывали. Но почему? Теперь она уже не была ребенком и имела право знать, что происходит здесь и вообще в их семье. Наконец ей надоело разглядывать капли собственной крови на потолке, и Инсомния рывком отодвинула штору. Разговор шепотом между родителями резко прекратился, и они уставились на нее.
– Я хочу знать. – Их с отцом глаза пересеклись. Ей показалось, что снова он ее морально задушит только одним взглядом, но она сдержалась. – Всю жизнь я жила твоими тайнами и даже сейчас не знаю, что происходит. Что там творится наверху? Почему мы не можем выйти из этой консервной банки, которую уже давно починили? Почему этот корабль забрал именно нас и куда мы движемся уже вторую неделю? – конечно, она хотела сказать это более уверенно, но не смогла. Его глаза словно прожигали всю ее уверенность.
– Ты все поймешь, когда мы прибудем в нашу точку назначения, – отец всегда говорил ровно и отчетливо, как будто внушая, что ты уже давно получил ответы на все свои вопросы.
– Кто ты? Ты же не просто университетский преподаватель политологии…
– Я твой отец, и моя задача – заботиться о тебе, что я и делал все эти долгие годы. А где я работаю, ты прекрасно знаешь. – По его глазам было видно, что этот разговор ему крайне не нравится и он начинает злиться.
– Ты можешь сказать, хотя бы через сколько мы выберемся отсюда? Куда мы направляемся и когда все закончится?
– Я не могу тебе сказать, когда все закончится, но ты должна знать, что рано или поздно этот момент наступит. На нашей субмарине лучшие адмиралы, которые сделают все возможное для того, чтобы мы достигли нашего места назначения.
– Скажи, куда мы плывем, ты просто не можешь этого не знать.
– Наше направление зависит лишь от того, чем все закончится, и это все, что я сейчас могу тебе сказать.
– Ты опять все скрываешь. Мы постоянно движемся, как будто убегаем от чего-то, и нас кидает и разворачивает, как будто спичечный кораблик. Что там происходит, за пределами этих стен? Я знаю, у тебя есть ответы, но даже сейчас, когда мы в шаге от смерти, ты не можешь мне ничего рассказать!
После последней фразы у Инсомнии налились глаза, и она отвернулась к стенке, не желая, чтобы отец видел ее такой.
– Платон, – ее мать обратилась к нему, – прошу тебя.
– О том, что там происходит снаружи, я, как и ты, могу лишь догадываться. Мы плывем в безопасное место, по крайней мере я надеюсь, что оно и осталось таковым. Ты должна понять только одно: скорей всего, больше мир не будет таким, каким ты его помнишь, и если подтвердятся мои худшие предположения, вряд ли мы будем жить так же беззаботно, как и прежде. Возможно, нам придется выживать.
Глава 7
Самвел
С самого младенчества, с пеленок детского дома г. Краснотурьинска, расположенного на восточном склоне северного Урала, они были вместе, держась друг за друга, вопреки всем невзгодам и превратностям судьбы. Вот и сейчас он помогал ей взбираться по Конжаковскому хребту на одну из гор с примечательным названием Северный Иов. Вода с каждым днем неумолимо преследовала их, затопляя все большие пространства, заставляя уходить все выше вверх по предгорью, усеянному кедрами и разбросанными дунитами.
Никогда нельзя было назвать их жизнь сказочной и счастливой, но всего за пару недель до того, как они оказались здесь, она и вовсе превратилась во что-то невообразимое. Первые звуки всего того, что их неумолимо сопровождало в будущем, они услышали из окон девятиэтажного, находящегося в ветхом, аварийном состоянии, плиточного дома. Тогда на белые металлические отливы звонко и стройно упали первые капли после жаркого и сухого дня. С каплями пришли раскаты грома и первые звуки сирен от кружащих по окрестностям военных машин. Вместе с напуганными жителями улиц они следовали к отправным пунктам, где провожали взглядом переполненные машины. Дождь усиливался, а новых спасительных грузовиков все не было. Продрогшие до нитки и напуганные жители, которым никто ничего не объяснял, снова расходились по домам, прятались в магазинах или толпились под карнизами. Почти отчаявшись после очередной попытки, они укрывались в подъезде напротив того самого места, откуда отъехала последняя машина. Из окон разрисованного подростками подъезда они смотрели на то, как нескончаемые потоки воды размывают грунт, образовывая дюжины ручейков, сливающихся друг с другом и набирающих силу.
Его сестра Алия, рожденная всего на несколько минут позже его, предлагала остаться и укрыться дома, но Самвел, полагавшийся всегда на свою интуицию, иногда даже вопреки здравому смыслу, и сейчас чувствовал необходимость, как можно скорее покинуть это место. Эту улицу. Этот злополучный надоевший город. Всего несколько минут ему потребовалось на то, чтобы воспользоваться отверткой и проволокой, чтобы угнать припаркованный на стоянке автомобиль. Алия, когда узнала, что он сделал, вернувшись к прошлому промыслу, выбежав из подъезда, чуть не ударила его, наградив его все же малоприятными язвительными словами. Но времени обсуждать уже сделанное не было, и со злой гримасой на лице сестра села в заведенный старый внедорожник.
Теперь их путь лежал в направлении Косьвинского Камня, куда некогда раньше всем не вместившимся в транспортировочную военную машину убедительно предлагал добраться военный водитель, перед тем как уехать от них. Самвел не раз слышал об этом месте как о труднодоступном загадочном бункере, где, по слухам, располагался центр РВСН, предназначенный для ядерного удара. Возможно, именно это осознание всей остроты сложившейся ситуации и зародило в его разуме неприятное предчувствие надвигающейся опасности и заставило его пойти на крайние меры вопреки всем обещаниям сестре завязать с прошлым.
После детдома он устроился механиком в автосервисе, куда тайно перегоняли краденые машины, за разборку которых он получал хорошую премию. Но и этих денег им едва хватало, чтобы сводить концы с концами, оплачивая квартплату и проживание. Зато теперь на этих хребтах Конжака не было ни богатых, ни бедных. Здесь были лишь те, кому повезло спастись из затонувшего города, и те, кому снова не хватило мест на закрытой военной базе. Те, которым вместо сухой и теплой комнаты достались выдаваемые военными базовые палатки и карты тех мест, куда им следует отправляться дальше.
Спустя долгое время впервые дождь прекратился и они смогли выйти из-под натянутого брезента, чтобы размять кости и полюбоваться открывшейся панорамой живописных гор и немногочисленными солнечными лучами, пробивающимися сквозь хмурые серовато-черные тучи.
– Как ты думаешь, когда мы сможем спуститься? – тихим мягким голосом спросила Алия, прижимаясь к нему, чтобы согреться.
– Если бы я знал… – мрачно произнес Самвел. – Такого дождя я никогда не видел прежде.
– Такого продолжительного никто не видел. Город затоплен, в противном случае нас бы уже эвакуировали отсюда. Прошло уже столько времени, и никто так и не появился. Вряд ли нам стоит надеяться и дальше на чью-то помощь.
– Мы всегда справлялись сами, без какой-то помощи. Справимся и сейчас.
– Вдалеке уже виднеются только холмы, а позади вода, – с грустью вздохнула Алия.
На горизонте сверкнули раскаты молнии, и через секунду до них добрались громогласные грохотания приближавшейся грозы.
– Наверно, кто-то решил создать весь этот мир заново, вот только, как мне кажется, лишние в нем ему совсем не нужны.
– Мы и так всегда были в нем лишними, но все же мы еще живые в отличие от тех других, – отметил Самвел. – Завтра нам придется перебраться выше. Кто бы там чего ни хотел, нас ему не победить, как бы он ни старался. – Он еще крепче прижал сестру к плечу и улыбнулся.
– Смотри, – Алия показала пальцем в сторону лодок, движущихся к их хребту, – еще несколько спасшихся.
Когда лодки примкнули к берегу, их уже встречали местные переселенцы, накидывая сразу на детей сухую одежду и отдавая те скудные припасы, которые еще сохранились у каждого из них. Три исхудавшие семьи сразу же отвели в общий лагерь и посадили возле костра, с любопытством ожидая от них рассказов, откуда они прибыли и что там происходит. Новости были неутешительными, но прогнозируемыми: их деревня была полностью затоплена. С самого первого дня проливных дождей они жили на чердаке, потом и вовсе перебрались на крышу, а когда вода подошла и к ней, им больше ничего не оставалось, кроме как отправиться туда, где еще можно было стоять на ногах.
Гроза вместе с сумерками все ближе приближалась к ним, и Самвел, взяв сестру за руку, направился к их палатке, расположенной на окраине общего лагеря. Оставив Алию для сохранения затухающего костра, он отправился собрать немного веток.
По дороге он разглядел вдалеке едва заметное колыхание воды. Остановившись и присмотревшись, Самвел разглядел, как небольшая стая волков движется к ним с восточной возвышенности. Все выживали как могли, даже животные. Стая без труда доплыла до берега, а вожак, костяк которого был значительно крупнее остальных, принюхавшись и отряхнувшись, повел свою группу в противоположную от их лагеря сторону.
Когда он вернулся, Алия уже лениво позевывала и готовилась ко сну. Закинув в огонь побольше веток, Самвел убедил Алию ложиться и не ждать его, а сам достал из рюкзака два одинаковых ножа ручной работы с выгравированными на рукоятях кельтскими знаками, при взгляде на которые на него нахлынули воспоминания из глубин его детдомовской юности.
Ножи-близнецы были его первым трофеем, когда он вошел уже много лет назад в шайку таких же подростков, втайне по ночам покидавших стены детдома, чтобы залезть в какое-нибудь жилище и своровать оттуда побольше ценных вещей. Тогда поздней ночью, забравшись на дерево, они без труда перебрались на балкон, а затем и внутрь двухэтажного особняка, хозяева которого, со слов их главаря, должны были находиться где-то далеко за городом и появиться не раньше утра. Внутри было боязливо и темно. Вся его банда разбежалась с жадными глазами в поисках дорогих побрякушек, золотых украшений и драгоценностей. Увидев ножи, висевшие скрещенными на стене, он уже не мог ни на секунду от них оторваться. Когда все искали и забивали свои сумки всевозможными вещами, он как завороженный смотрел на них, забыв обо всем.
Той же поздней ночью, когда они вернулись обратно, вся их банда, воодушевленная своим успехом, сразу же принялась отмечать свой триумф, разливая по кружкам дорогой пятизвездочный коньяк, украденный из того же места. Уже ближе к утру веселье приняло дурной оборот, в котором они собирались наведаться в девчачьи комнаты и потискать местных красавиц. Самвел пытался остановить их, потому как знал, что их глава Арчи давно уже неровно дышит к его сестре. Поначалу ему удавалось их сдерживать, напоминая им, какие неприятности их ждут, если их застукают воспитатели, а после этого еще и проведут шмон. Но когда один из мальчишек вбежал в комнату и сообщил, что видел его сестру, направляющуюся в душевую, пьяные оголтелые подростки словно с цепи сорвались. Перегородив проход своим телом и не выпуская никого из комнаты, остановить их он уже не мог. Напившиеся и осмелевшие подростки жаждали продолжения вечера. Первым к нему подошел Арчи. Будучи старше и крупнее остальных, он излучал злобу и страх всем не подчинявшимся его слову. Идти против него означало лишь одно – получить кучу синяков и быть прилюдно униженным в глазах своих товарищей. Когда он в упор склонился над ним, Самвел едва сдержал свою дрожь. Неподчинение и прилюдное непослушание не заставили себя долго ждать, и вскоре последовал сильнейший удар в живот, после чего ноги подкосились, а от боли сперло дыхание. «Я отымею ее во все щели, – прошептал ему Арчи, – а если посмеешь мне мешать, то заставлю и тебя сделать то же самое, Цыган».
Так его называли все за его сравнительное сходство с этим этническим слоем. Хотя своих корней он и не знал и никогда не видел даже фото родителей. Смуглое, чернявенькое лицо с южными чертами и вьющимися длинными волосами смотрело исподлобья на своего врага. Самвел был на голову меньше его и чуть ли не вдвое худее и вряд ли как-то мог ему противостоять. Но кровь уже бурлила в нем. «Грязный ублюдок, я убью тебя!» – сам того не ожидая, выкрикнул Самвел, совсем не думая о последствиях. Развернувшись, с бешеной злобой и гневом Арчи пригвоздил его к стене, хлестко долбанув по лицу. Ударившись затылком, у Самвела все потемнело в глазах, но, открыв их лишь на секунду, он сразу же почувствовал очередную боль от чьего-то колена, прилетевшего в живот. После его швырнули на пол и нанесли еще кучу ударов ногами. Когда все же им надоело, дверь захлопнулась, и он, скрюченный, остался стонать, проклиная их и обещая отомстить. Они же двинулись дальше, и немного позже тонкая щеколда душевой вылетела со свистом, упав на кафель, где они увидели испуганное лицо Алии. Лицо с такой же, как и у брата, небольшой капелькой цыганской внешности, добавляющей ей лишь изысканность. Увидели ее длинные мокрые угольно-черные волосы и идеальную подростковую фигуру, с немного припухлой грудью. Алия хотела убежать, но бежать было некуда, в душевой был всего один выход, и лежал он только через Арчи и двух его прихвостней. Перед тем как ее схватили, ей все же удалось расцарапать лицо Арчи, что только еще больше только разозлило его…
Отдышавшись, Самвелу удалось встать. Его голова ужасно кружилась, а все вокруг плыло. Ребра ныли и все еще не давали нормально дышать. Но единственное, о чем он думал сейчас, это то, что если не успеет ей помочь, то уже никогда не сможет простить себя.
И он пошел, держась одной рукой за стенку, а другой вытаскивая то единственное, что мог унести из того дома. Приближаясь все ближе к душевой, он все громче слышал ее крики, слышал, как смеялись и глумились остальные. С каждым шагом его кровь все больше подступала к голове и пульсировала, насыщая его яростью и нечеловеческой злостью. Когда же дверь в душевую открылась, от увиденного он впал в исступление. Переставая контролировать себя, он двигался вперед. За спиной Арчи его сестра стояла на коленях, лицо было опущено, а руки по бокам держали две мерзкие шавки с улыбающимися рожами. Все произошедшее дальше было настолько скоропостижно и молниеносно, что двое державших его сестру едва успели открыть рот, как уже два острых близнеца торчали между лопаток Арчи, а в помещении раздались жуткие душераздирающие крики вперемешку с воплями боли и стонами. Самвел, держась за рукояти, немного оттащил его, а затем ударом ноги в спину вытащил ножи. С окровавленными ножами исподлобья он смотрел на остальных. Кафель быстро наполнился кровью и мочой насильника, пытающегося спасти свою шкуру. Карабкаясь по стене с испуганным лицом, Арчи не понимал, как это все могло с ним произойти. У Алии в это время началась истерика, и, схватив бренную голову Арчи за волосы, она со страшной силой принялась стучать ей о потертую керамическую плитку на полу.
Через час, собрав немногочисленные вещи и не дожидаясь начавшихся разбирательств, они покинули детский дом. Так началась их взрослая жизнь, которая спустя несколько лет занесла их в Краснотурьинск, а еще чуть позже – на эти горы, где Самвел натачивал те самые ножи, словно готовился к новой битве.
Глава 8
Меир
Уткнувшись в стену так, что можно было подумать, что он спит, Меир лежал неподвижно, озвучивая свои ходы, которые он делал, не глядя на доску. Уже долгое время никто не приносил никаких новостей. До сих пор никто не знал, что в действительности происходит там снаружи, и мы коротали время игрой в шахматы, арендовав их у одного мальчонки за две пачки печенья, которое с каждым днем все больше становилось дефицитом. Шло уже начало второго месяца нашего пребывания здесь, и если раньше, придя в место большого скопления людей, нельзя было не услышать различного рода теорий и версий о том, что происходит там снаружи, то теперь же люди просто разговаривали, рассказывая различные истории из своей жизни. Например, о том, как они добивались успеха на своем жизненном пути, или же просто беседы перетекали в обсуждение каких-либо материальных или духовных вещей. А порой, вслушиваясь в их диалоги, даже можно было подумать, что многие из них уже смирились с пребыванием здесь и не думали, что там, за герметичными шлюзами, творится что-то, с чем мы еще не сталкивались в нашей истории. Но это было не так.
Совсем немного стоило присмотреться к ним, чтобы понять, что люди все больше погружались в себя, становясь все более напряженными и ограниченными в своих рассуждениях. Усугублялось все уменьшением пайка и, как казалось, бесконечными днями пребывания под землей, без каких-либо положительных отзвуков сверху, что могло бы хоть как-то приободрить людей. Само собой, каждый здесь понимал, что запасы продовольствия не безграничны и, возможно, совсем скоро наступит тот самый час, когда они закончатся и начнется голод.
Между проведенными многочисленными партиями, которые я всегда безнадежно проигрывал, мне удалось заключить, что Меир всегда относился к людям скептически. Для него это были формулы, сложные математические уравнения, решая которые он вычислял наивероятнейшее логическое поведения каждого человека, а затем убирал из него хаотическую динамику, благодаря чему мог без труда определить наперед, как он поступит или даже что он скажет в определенной ситуации.
Так и сегодня партия, в которой я был повержен без каких-либо шансов на успех, закончилась довольно быстро, и Меир, взглянув на часы, вышел из комнаты, прихватив с собой игральную доску. Все мы знали, куда он направлялся и что игра со мной была лишь небольшой тренировкой. Каждый вторник он играл с ответственным по бункеру, который, как оказалось, являлся страстным фанатом этой древней настольной игры. Соперник он был слабенький, но Меир всегда затягивал игру, питая его призрачными шансами на победу, растягивая тем самым разговор и выуживая у него информацию, которую знали лишь военные.
Выход с нашего этажа преграждала металлическая решетка, за которой находилась комната с дежурными, казармами и медотсеком. Едва Меир успел подойти к решетке, как тут же открылась дверь и из нее показался обрадованный, худющий, с немного монгольской внешностью мужчина. Он поприветствовал его и пригласил пройти в отдельную комнату. Перекинувшись парой слов о жизни в серых сырых стенах, Меир и Ян Подорванов отодвинули на край стола потертую книгу и тут же принялись расставлять фигуры. По жребию Меиру достались белые фигуры, и, перевернув доску, он сделал первый ход.
– О, сегодня ты меня хочешь удивить, мой наивнейший приятель, – с небольшим сарказмом сказал Меир.
На доске разыгрывалась самая настоящая баталия, где театром поля боя служила черно-белая деревянная доска, а два главнокомандующих сидели напротив друг друга и сценически переговаривались между собой.
– Да-а, сегодня тебя ждет воинственная индийская защита. Так что предлагаю тебе сразу сдаться, – усмехнулся оппонент.
– Ну что ж, давай посмотрим, на что она способна. – Меир сделал ход и начал выжидать.
– Сегодня мой день, я это просто чувствую! И все же, мой друг, может, ты раскроешь свой секрет, где ты так научился играть?
– Хороший дебют для черных, – поделился своим наблюдением Меир. – Видишь ли, любезнейший, здесь нет никого секрета, просто немного развитых мыслительных процессов и практики, которой у меня было с избытком в годы моей молодости. Раньше мы со сверстниками провели не один час, собираясь на всех известных мне лавочках города. Даже сейчас, спустя все это время, я бы не пожалел ни одного своего вечера, чтобы снова посетить их. Скажи, Ян, можешь ли ты порадовать мою разыгравшуюся фантазию и ностальгию какими-нибудь новостями с поверхности?
– Нет, друг мой, ничего стоящего.
Меир, пристально наблюдавший за его мимикой и каждым его действием, без труда заметил то, как он отвел глаза вправо, а потом снова задумался. Значит, они все-таки были. Получается, новости наконец-то появились, но военные почему-то отказываются их говорить. Вся его сосредоточенность и концентрация были перенаправлены на то, чтобы придумать, как разговорить его. После продолжительной паузы, в которой Меир продумывал все ходы наперед, он все же сделал ход, выбрав хорошо известный ему метод лавирования, то есть маневры, в ходе которых поддерживается общее напряжение и неопределенность, где стороны не показывают до последнего своих намерений. Затем последовало еще несколько обычных ничем не примечательных ходов, немного усугубивших его положение. Ян же после такой длительной паузы своего соперника ожидал какой-то невероятной комбинации, которые он обычно получал в предыдущих партиях, но получил лишь инициативу и вскоре поставил несложную «вилку», при которой Меиру пришлось отдавать слона.
– Сегодня, мой друг, видимо, как ты и говорил, удача все же на твоей стороне, – с ложным сожалением высказался Меир.
– Это все новая моя индийская защита! Сегодня начнется моя победная серия, – вдохновленный успехом, произнес Ян. – Мне кажется, я нашел твою ахиллесову пяту.
– Не думаю, приятель, что все-таки это твоя заслуга, просто я немного расслабился, да и партия еще не закончена, и ты пока добился совсем небольшого превосходства, – добавил немного интриги Меир, продолжая наблюдать за лицом Яна.
– Ты просто не хочешь признавать, мой друг, что я перехватил инициативу, и я думаю, ты просто был не готов к моей новой тактике. Как видишь, что бы ты ни делал, моя победа все больше приближается ко мне, а теперь, когда ты и вовсе остался без слона, я уже просто не знаю, что тебя спасет, – Ян ликовал своими успехами. Все это Меир читал по его лицу, и ему оставалось лишь еще немного раздразнить его.
– Вынужден заметить: в своей игре ты заметно преуспел и подготовился к нашей партии. – Меир снова походил, подставив при этом свою очередную фигуру. Ян не сразу, но заметил эту оплошность оппонента и тут же поспешил походить.
– О, мой приятель, как же сегодня ты разочаруешься, – с ухмылкой произнес Ян, ни на секунду уже не сомневаясь в своей победе.
– О нет, любезнейший, ни сегодня и ни завтра, никогда тебе это не удастся, и в убедительности своих слов я бы без сомнений хочу поставить на кон свои часы.
– Хорошо, – ухмыльнулся Ян. – А ну-ка, показывай свои часы!
– Это Zannetti, редкая серия, стоят, я тебе скажу, порядочно, только тебе все равно их не носить, так что и знать, сколько стоят, не надо.
– Все же мне кажется, что уже очень скоро тебе придется рассказать об этом! Вызов принят! Что ты хочешь взамен?
– Информацию, мой друг, всего лишь информацию. В случае твоего поражения тебе придется выложить мне все, что знают военные, а я ведь прекрасно понимаю, что вы нам недоговариваете многого. – Меир выждал паузу, дав ему немного времени на раздумья, а затем спросил: – Так что? Идет?
– Ты просишь очень многого и знаешь, что я не могу этого сделать, – Ян колебался, но в своей победе он был настолько уверен, что даже возможное разглашение военной тайны его не пугало. Он был просто убежден в том, что через несколько ходов разгромит соперника и наденет триумфальные дорогие часы.
– Я обещаю тебе, что твои слова останутся только между нами, – загробным тихим шепотом протянул Меир.
Ян вытер пот со лба. Посмотрел на Меира, затем на доску и снова на Меира. Меир символически снял часы и положил их туда, где уже лежали его побитые фигуры. Затем развел руками и незримым взглядом как будто сказал оппоненту: «Решайся! Все в твоих руках!» Ян осмотрелся по сторонам, тяжело вздохнул, набрал в легкие воздуха и протяжно процедил:
– Хорошо. Идет!
Меир не был гроссмейстером, но по шахматам в юном детстве уже успел получить I разряд в середине 3 класса. Отдавая слона и пешку, он лишь создавал иллюзию преимущества для своего соперника, и всего через несколько ходов Ян, который не мог так глубоко просчитывать ходы, в этом убедился. Одна за другой его фигуры постепенно покидали доску, и инициатива утекала сквозь пальцы, а он лишь нервно поводил плечами, не понимая, где он мог так серьезно просчитаться. Сначала это были пешки, затем более значимые фигуры, а после, получив небольшое преимущество, Меир просто перевел игру в эндшпиль, разменяв остальные фигуры. Когда же количество фигур на доске стало минимальным, в победе белых сомнений больше не было.
– Ловко ты меня, – угрюмо произнес Ян, еще не веря в произошедшее.
– Ты был хорош. С каждым днем, мой друг, ты становишься сильнее, – подбодрил его Меир.
– Да, но как же?.. Победа была уже у меня в руках… Не понимаю…
– Не переживай, просто сегодня мне, наверно, уже просто повезло. В следующий раз ты меня точно одолеешь… Ну, ладно, не томи, выкладывай и не бойся, что этот разговор минует эти стены и о нем еще кто-либо узнает. Обещаю.
Не понимающий, как это все случилось и как, имея такое колоссальное преимущество, он все же умудрился проиграть, Ян взглянул на Меира, закрыл на ключ дверь и едва слышно принялся отдавать долг:
– То, что у нас действительно нет связи с внешним миром, правда, но не вся. Некоторые наши приборы, расположенные вдали от бункера, все еще функционируют. Мир меняется, и свидетельствуют об этом отзвуки землетрясений, которые мы все чувствуем даже здесь. Над нами трехметровый слой воды, но приборы иногда фиксируют значительное его увеличение, словно громадные стены воды проносятся над нами. Также на них видны и незначительные всплески радиации, источник которых нам неизвестен. Как бы там ни было, вода уходит, хоть и медленно.
– Насколько все плохо с запасами продовольствия?
– Их осталось крайне мало, и если вода не изменит интенсивность своего убывания, вскоре начнется голодный бунт.
Глава 9
Ник
После того как Меир вернулся с неутешительными новостями, прошло чуть больше недели, и мы действительно начали голодать, доедая последние крошки и оставляя тарелки на обеденных столах идеально чистыми и блестящими. Слухи о том, что творится снаружи, все же не удалось утаить, и они расползлись по этажам бункера. Паек урезали до минимума, которого не хватало даже детям. Но все же не все было так плохо: вода снаружи действительно уходила, и мы молили богов о том, чтобы последняя полуметровая толща воды над нами как можно быстрее исчезла, дав нам возможность наконец-то вдохнуть свежего воздуха и окунуться в солнечные лучи под синим небом. Но как бы мы ни заклинали ее и ни упрашивали, она уходила очень медленно, а в этот день, 14 июня 2022 года, и вовсе приостановилась, не сдвинувшись ни на сантиметр. У людей, так долго пребывающих здесь, эта тягостная новость разожгла очередное отчаяние в сердцах и подвергла новому испытанию их силу воли, с которым справлялись далеко не многие.
Все больше повсюду разгорались очаги недовольства и все меньше в людях с каждым голодным днем оставалось человечности. На послеобеденном выступлении местных зачинщиков группа местных бунтарей даже разбила губу повару, посчитав, что он специально не докладывает в их пищу куски тушенки, которые, по их мнению, перепадают лишь военным. Зачинщиками же сего раздора были очень знакомые нам люди. Танк и Бита стояли во главе всех стычек и споров. Благо военным всегда быстро удавалось погасить очаг, который мог быстро набрать силу и перерасти в нечто большее, имеющее глубокие последствия.
Покинув столовую, мы направились в свою комнату, чтобы не привлекать к себе внимание главных бунтарей и не спровоцировать очередной конфликт в виде затаившейся мести. Ник, изрядно похудевший за эту неделю, все равно не жалел своего рациона и не меньше половины отдавал своим пушистым друзьям. Деймос и Фобос активно гонялись по всей комнате, рыча и покусывая друг друга. Мгла же, свое название получившая из-за почти полностью черного окраса, просто посматривала на них из-под кровати, рыча и подскакивая, когда они приближались. И хоть Ник и пытался скрывать их присутствие, лай и шум от бесконечных перебежек по комнате было не утаить от чужих глаз.
В комнату зашел Меир и бегло пробежался взглядом по присутствующим.
– Идут! – с опаской произнес он, затем, осмотревшись еще раз, добавил: – Ник, ты не знаешь, куда подевался Ким?
– После обеда он вроде собирался в душевую. Что с тобой? Ты сам почему на взводе и о ком ты говоришь? Кто идет?
– Группа бунтарей. Они что-то задумали. Их человек семь, не меньше. Движутся к нам по коридору.
На мгновение в палате воцарились тишина. Даже Деймос и Фобос перестали гоняться друг за другом и уставились на Меира. Мгла также высунула нос из-под кровати и с любопытством глазела. Мне вспомнились те последние слова наших первых соседей. Неужели это произойдет именно в этот день? Почему это всегда случается, когда ты к этому меньше всего готов?
Через несколько секунд томительного ожидания в коридоре раздался шум толпы и топот ног, идущих в нашем направлении. Меир уперся в дверь.
– Только бы не сюда, только бы не сюда, – почти не слышно, шепча, произносил я, проговаривая слова словно молитву. Первым же на происходящее отреагировал Ник, схватив единственную тумбочку и придвинув ее к двери.
Спустя всего мгновения все наши надежды на то, что, может, обойдется, рассыпались при виде того, как задергалась дверная ручка в нашу палату. А затем раздался неизвестный голос:
– Открывайте.
– Что вы хотите? – спросил Меир.
– Отрывай, мы тебе расскажем, – этот голос я узнал сразу. Нервный, грубый и пугающе неприятный возглас Танка, велевший нам подчиниться и выполнить их волю.
– Идите своей дорогой, открывать мы вам не будем, – ответил Ник. – Плохого мы вам ничего не сделали, так что уходите.
– Ну как скажете! – голос за дверью сменился на охрипший угрожающий тембр Биты. Сразу же после последовал мощный хлопок. Затем еще один, еще более мощный.
Меир отлетел от раскрывающейся двери, Ника отшатнуло немного в сторону. Тумбочка, тоже накренившись, поддалась толчку и перевернулась. Да, в общем-то, никто и не сомневался в том, что эти хлипкие дешевые двери, состоящие почти полностью из шпона, смогут устоять и выдержать даже слабый натиск кого бы там ни было. В дверном проеме в авангарде показались две наши знакомые гориллы, за ними трое уже менее крепких мужчин, по бокам еще двое, служащие скорее массовкой, чем для каких-либо радикальных действий. Все молодые, не старше двадцати пяти. Некоторые с наколками. Почти все с небритыми харями. Что меня еще больше удивило, так это пара девушек, втянутых в эту авантюру.
Ник встал в проходе, никого не пуская. За ним я и Меир. Щенки, оскалив зубы, прижались к ногам Ника.
– Что вы хотите? – я не хотел показать им, что во мне была хоть какая-то доля страха. Но, договорив, понял, что у меня это получилось крайне неубедительно.
– Расплаты! – смеясь, произнес Танк. – Или ты забыл? Я же тебе говорил, дедуля, что вернусь. Ох, как же я ждал нашей встречи. Только и думал о вас, и вот он, этот час настал.
«Глупые надменные выродки земли!» – проклинал я их про себя. Их черная бурлящая кровь не даст покоя никому, где бы они ни присутствовали и где бы ни зарождались снова. Не без них мы жили все это время и не без них еще будем. Если получится. Как черная пакля на прекрасной картине, всегда она ждала своего момента, чтобы осквернить все чудо творца. Так и здесь и сейчас, в те дни, когда всем нам надо объединиться и ждать перемен, надеясь на завтрашний день, они будут, вопреки всему, угнетать нас своим присутствием, заставляя слабых становиться на их сторону, а сильных – поддаться и уступить.
– Вы только посмотрите, что у них есть, – встрял в разговор Бита. – Мы тут, значит, голодаем, а у них по комнате деликатесы бегают. Нельзя так, не-е-ет, со своими братьями надо делиться.
– Что ж, мы, конечно, могли бы забрать их по-хорошему, но я, если честно, хотел бы встретить сопротивление, – с улыбкой сказал Танк, подмигнув Меиру. В своей силе и в численном превосходстве он не сомневался и потому чувствовал себя более чем уверенно. – Знаете, меня только что посетила прекрасная идея. – Танк обернулся к своим сподвижникам и со зловещей улыбкой продолжил: – Мы не будем сегодня выбивать из них дурь за то, что они переводят еду на собак, когда людям нечего есть. Сегодня мы заберем этих очаровательных бифштексов, и я лично приготовлю парочку восхитительных хот-догов. – Он снова обернулся к нам. – К вам же мы вернемся чуть позже, и я с радостью заставлю всех вас до единого обгладывать оставшиеся кости.
Танк сделал шаг вперед, приближаясь к Нику, и ударом наотмашь попытался его откинуть к кроватям, освобождая тем самым дорогу к пушистым. Щенки, увидев вытянутую руку Танка, еще больше начали рычать и скалиться, но это вряд ли могло хотя бы малость испугать почти двухметрового верзилу, который лишь еще больше улыбался каждому их сопротивлению.
Его ладонь, летевшая прямо в лицо Нику, остановилась в нескольких дюймах и, не достигнув желаемой цели, уперлась в выставленный блок. Тут же его улыбка спала с лица, а уже через мгновение он ощутил сильную боль в суставе руки. Такого он не ожидал и, будучи уверенным в своем доминировании, не был готов к такому наглому сопротивлению. Правой рукой Ник схватил его за запястье, левой тыльной стороной ладошки несильно ударил его по животу, в то же время его правая рука уже проворачивала запястья. После чего последовал несильный удар ладошкой левой руки по локтю, и Танк уже стоял на коленях, кряхтя от боли. Ударил бы он его резко и с силой – локоть бы без труда вылетел. Но он этого не хотел. Собравшихся было очень много, и это скорее бы лишь ожесточило толпу, чем заставило передумать и уйти.
– Уходите, или я сломаю ему руку, – заявил Ник, а жалостливое лицо Танка, смотревшее на них, было доказательством его серьезных намерений. Он снова надавил на локоть, заставив Танка кряхтеть. – Слышите, что говорю?
Вся толпа замерла в ожидании. Никто из них не знал, что теперь делать.
– Ладно, уходим, – раздалось позади замершей толпы. – Вернемся позже.
Бита, разгневанный очередным поражением, с грустью смотрел на Танка, скрученного и корчащегося от боли. Он уже собирался развернуться и уйти, как вдруг в глазах своего товарища увидел такую же злость, как и у себя, ту, в которой он пожертвует сломанной конечностью, но не простит его, если он ничего не сделает. Один раз он уже облажался и ничем не помог другу. Вторая его слабость будет уже непростительной, и тогда его лучший друг и вся их компания будут думать, что он трусливый кролик.
Развернувшись снова, он сжал кулак и кинулся на обидчика, пытаясь ударить его в лицо со всей силы. Удар для Ника был несложный, он с легкостью выставил блок и ребром той же руки ударил его по шее. Затем последовал удар коленом в корпус и завершающий удар стопы в коленный сгиб. Бита, ничего не понимая, что и как произошло, оказался лежащим на полу и стонущим от боли, которую он с детства не мог по-мужски переносить, хоть и выглядел барным вышибалой. На толпу это произвело взрывной эффект и, что хуже, сигнал к действиям. Теперь, когда их лидер был выпущен из цепких рук, они как будто сорвались с цепи и побежали, поднимая кулаки. Ник отбивался как мог, мы с Меиром ему помогали, но драться, как он, мы, к сожалению, не умели. Перевес сил и замкнутое пространство быстро дали о себе знать. Уже через пару минут мы с Меиром оказались на полу с заломленными руками. Ника же просто взяли числом, и, пока его держали за руки, Танк мстил ему за свой позор как только мог и сколько силы позволяли. Отпустили его лишь тогда, когда встревоженная толпа поняла, что еще несколько таких хлестких ударов их вожака – и на них повесят убийство, а этого никто не хотел. Танка оттащили к двери, едва удерживая втроем. Лицо Ника было не узнать, он едва дышал. Танк с Битой с лицами, полными злости, вытащили щенков из-под кровати, предварительно пнув нас с Меиром. Пушистых схватили за шкирки и с необъятной ненавистью вместе с остальными потащили вдоль по коридору.
Глава 10
Ким
Вытерев насухо голову, Ким принялся надевать свою одежду с преобладанием почти полностью темных тонов. В последние годы перед тем, как попасть сюда, это был его любимый цвет, и других оттенков он не покупал. До конца одевшись, он посмотрел на дверь. Двери были одним из тех пунктов, которые он просто ненавидел в своей жизни. Когда они открывались, он всегда ожидал какого-нибудь очередного неприятного подарка судьбы. Как тогда на крыше или находясь на спецзадании в горячих точках. Но выбора не было, занимать долго место в душевой он не мог, и поэтому, насладившись последними секундами, Ким медленно дошел до двери и открыл ее.
Всего одна секунда ему потребовалась, чтобы понять, что в очередной раз этого делать не стоило и что он еще больше стал ненавидеть деревянные, металлические, пластиковые и другие препятствия, за которыми то и дело таилось что-то неприятное.
Мимо дверного проема проходил один из парней, о котором его предупреждали и нарекали относиться с осторожностью с самых первых дней. Их глаза встретились, и, несомненно, тот широкоплечий верзила тоже узнал его. В его руках стонал от боли черный комок шерсти, жалобно смотревший на него. Остальные щенки в чужих руках упирались ногами в тело, пытаясь укусить того, кто их несет, как будто знали, что их ждет уже совсем скоро.
– О, смотрите, еще один собачник! – надменно сказал Бита. – Я его видел вместе с ними, он один из них.
– Тебе сегодня очень повезло, крепыш, – улыбаясь, сказал Танк, – потому что ты оказался здесь, а не в своей комнате. Но кто знает, может, это было кратковременное везение. – Танк надменно похлопал ладошкой по его лицу.
Ким не отреагировал.
– Так, может, мы попозже еще разок зайдем и проверим, – рассмеявшись, добавил Бита.
– Обязательно зайдем уже совсем скоро и дадим ему обглодать косточки, – они снова зашлись смехом.
Они остановились возле следующей двери после душевой. Это был туалет, последняя дверь по коридору. Первым из них туда зашел Бита, а остальные закинули ему щенков и закрыли дверь, став на стреме и не пропуская никого.
Ким стоял как вкопанный возле душевой. Назад пути не было. Отступишь один раз – и снова жизнь перевернется. Он помнил школу, помнил свои обещания. Но тот момент уже не вернуть, как бы ни хотел и как бы кулаки ни чесались. Решать, куда направить вектор своей жизни, надо было сейчас, и как можно быстрее.
В туалете уже зазвенело железное ведро, после чего донесся отзвук набирающейся воды. Ким начал рассуждать: четыре человека – много, но было и еще больше; две рослые гориллы на полголовы выше его самого, но с огромными пивными животами. Третий маленький и щупленький, скорей всего, просто прибился к сильным. Четвертый набирает воду в туалете и вряд ли успеет к остальным. Действовать придется быстро. Иначе провал.
Ким двинулся в их сторону. В этом выборе он не сомневался ни на йоту. Его вектор уже давно направлял его лишь только в одном направлении.
– Зачем попозже заходить? Сейчас и проверим, – спокойно сказал Ким, подходя к туалету.
Танк стал в стойку, и, судя по выражению его лица, можно было догадаться о скудности его извилин в голове, но тем, что все же присутствовало там, он понимал, что если человек идет, не боясь, на четверых, то он либо полный дурак, либо что-то имеет за спиной. Все же те огромные непропорциональные с телом руки, двигающиеся прямо в его сторону, наполняли его тело страхом, с каждым уверенным шагом приближаясь к нему. Такого бы не случилось, если бы вся их массовка не была такой щепетильной и осталась довести дело до конца. В третий раз выглядеть дураком перед всеми и снова ощутить стыдливый позор он не хотел и потому приготовил свой излюбленный прием.
– Ей, паренек, ну зачем тебе эти щенки? – выдвинувшись на шаг вперед от остальных, добродушно сказал Танк. – Тут дети голодные, тут врачей-то толком нет. А вдруг они заразные какие? Что тогда?
Они сблизились. Этого Танк и ждал. Левой рукой он схватил Кима за рубашку возле воротника, а правую он отвел для самого своего сильного удара в область головы и замахнулся. «Теперь никуда не денется», – подумал он.
– Окружайте его, па-а-а… – Удар его был очень медленный, и Ким без труда нырнул в сторону, изворачиваясь и одновременно нанося еще более мощный удар кулаком в живот. Танк скрючился. Два сильнейших удара в одно и то же место были для него приговором. Дыхание пропало, рубашку пришлось отпустить. Только Ким успел перевести взгляд на остальных, как увидел, что в него уже летит еще один кулак. Пришлось немного отступить. Кулак пролетел мимо. Теперь ответный ход. Нельзя терять ни секунды, замешкаешься – провал и ты легкая добыча для кучи врагов. Легкий нацеленный удар с левой в нос. Всего лишь дезориентирующий, дающий время набрать силу основному, прямому и уверенному. Враг отлетел к стене. Пока не встает. Не будет еще вставать не меньше минуты, потом оклемается. Вспомнил про третьего и тут же выругал себя. В поле зрения нет. Значит, сзади. Толчок в спину и тут же обвитая вокруг его шеи рука. Вот он душит, напрыгнув сзади. Но что еще можно ожидать от щупленького труса? Худосочный и маленький – это хорошо, значит, легко поддастся рывку. Ударом локтя по прессу противника Ким ослабил хватку, затем рывком через правое плечо скинул груз, шмякнув его с изрядной силой о бетонный пол. Этот еще долго пролежит, а вот здоровяк уже собирается встать. Тяжелый хлесткий удар ноги на опережение – вот что сейчас нужно, пока еще не выпрямился и не до конца оклемался. Выбитые зубы так и не поднявшегося Танка отлетели в сторону. Кровь окрасила стену. С этим все. Больше не рискнет. Испугается.
– Что там у вас происходит, что за шум? – донеслось из туалета. Затем приближающиеся звуки ног.
Дверь открылась, одарив недогадливого гориллу сверканием молний в испуганных от неожиданности глазах, после чего боль и стремительное падение с погружением в темноту. Шок.
Ведро с грохотом упало, вода потекла по полу, а мокрый самый темный щенок, выплевывая воду, сразу же рванул к остальным.
«Успел», – подумал Ким.
Испуганные щенки, как один большой комок, зажались возле дальней кабинки. Потребовалось время, чтобы даже рукам того, чей запах для них стал родным и привычным за последнее время, они смогли беспрекословно довериться и поддаться.
Выйдя из уборной, Ким с пренебрежением оглядел всех выродков. Никто не двигался, только поверженные взгляды и страх перед тем, что будет дальше. Злости и гнева больше нет. Теперь у них в глазах только испуг от того, что сейчас он проделает с ними все то же самое.
Спереди по коридору в гущу только что закончившейся драки приближалась еще толпа. Четверо бегущих в авангарде, попавших ему первыми на глаза, скорей всего, были из той же шайки. «Остальные, может быть, зеваки. Но кто знает наверняка? Возможно, просто отстали от основной массы», – рассуждал Ким. Может, кто-то предупредил. Возможно, был еще один стоявший на стреме. Уже неважно. Лирика. Драться сил уже нет. На всех точно не хватит. Их много. Можно лишь запугать. Показать им, что их ждет в случае поражения. Щенков надо опустить ненадолго.
– Я те-те-пя упью, – Танк пытался угрожать, но получалось лишь шепелявить. По губам сочилась кровь.
Он главный, их зачинщик и движущая сила. Самый здоровый и самый разговорчивый. По крайней мере был таким раньше. Теперь сможет снова таким стать только после дантиста. Значит, выбор сделан. Жестокий удар в район лодыжки, снова кровь. Острая боль молниеносно выступила на лице противника, в глазах – мольба о пощаде. Болевой шок. Еще один удар, но по другой ноге. Рядом испуганная побитая горилла поползла наутек. Пытается скрыться в туалете. Толпа замерла в пяти футах. Никто не приближается. Боятся. Теперь последний штрих. Ким расстегнул ширинку. Теплая моча потекла по лицу Танка, стекая в открытый от боли рот. Это сломает его. Больше за ним никто не пойдет.
Теперь два варианта. Либо они изобьют его до полусмерти, у них это, несомненно, получится. Возьмут числом, стоит лишь одному кинуться в бой. Либо будут напуганы и удастся пройти мимо. Их лидер сломлен и уничтожен. Перед их глазами четыре сильно избитых человека. Найдется ли еще один лидер среди них, который сможет ударить первым?
Надо идти, время не ждет. Пока не стало слишком поздно, пока их страх еще живет в их глазах. Ким снова собрал щенков и двинулся вперед.
Толпа расступилась. Некоторые прижались к стене.
Глава 11
Артур
Жизнь в замкнутом пространстве оказалась не так интересна, как ему казалось на первый взгляд. После института, который он закончил менее года назад, его забрали в армию, где уже после полугода учебки он попал на подлодку. Время здесь словно замирало, а в те редкие посещения суши неслось быстрее, чем можно было представить. Здесь не было дедовщины, как в армии, но была малоприятная годковщина, и в ней Артур в связи со своей выслугой еще пока считался «карасем». Убирать ему приходилось посередине субмарины, там, где находился самый большой иллюминатор. С одной стороны, конечно, хорошо, но с другой – там всегда толпилась кучка любознательных пассажиров, пялящихся на него как на какую-то зверушку в зоопарке со шваброй в руках. Хотя одна пассажирка всегда приковывала его внимание. Она была очень застенчивой и в то же время любознательной и очень привлекательной. На ней никогда не было дорогих платьев или костюмов, что только еще больше подчеркивало ее изысканность и легкость. Ей была присуща простота и в то же время необъятное и скрытое присутствие ее внутреннего мира. Как белый пепел, волосы спускались по ее добродушному, юному и непорочному лицу, заканчиваясь на плечах. Он никак не мог понять, как ее зовут. Сначала он думал, что ему показалось. Но когда к ней несколько раз обратилась мать, называя ее по-особенному необычно, сомнения ушли сами по себе. Инсомния. Странное имя. Редкое. Но красивое. Хотя с такой внешностью, наверное, любое имя будет таковым.
Вскоре все разбрелись по своим каютам, и они наконец впервые остались наедине. Она так же пристально наблюдала в иллюминатор, как и в любой обычный день. С той лишь разницей, что сегодня в ее глазах можно было увидеть, как будто ее мир сжался до одного-единственного круглого стекла.
Артур не мог позволить себе упустить возможность хотя бы попытаться с ней поговорить. Отодвинув стул, он подсел совсем незаметно, после чего стал так же пристально наблюдать в иллюминатор, подперев голову руками.
– Как вы думаете, какая рыбка доплывет до косяка быстрее? – улыбаясь, произнес Артур, показывая на двух отбившихся от стаи.
Инсомния немного испуганно обернулась и тут же засмущалась, то и дело бегая глазами по белому столику, затем, не найдя слов, просто покачала плечами, чуточку улыбнувшись.
– А вот мне кажется, что правая, – продолжил разговор Артур, пристально наблюдая завихрения кружащейся и играющей рыбы. Вскоре правая рыбка, обогнав соперника всего на полкорпуса, влилась в стаю и скрылась в сотнях таких же, как и она.
– А вы, похоже, специалист по рыбкам.
– Да нет, ну что вы, просто повезло.
– В какой-то степени нам всем здесь повезло, – тяжело вздохнув, ответила Инсомния. – Иногда нас так трясет и раскачивает в разные стороны, что мне даже страшно представить, что творится там, за пределами этих вод.
– Увы, этого я не знаю, как и вы. Но могу вас заверить: пока мы здесь, мы в безопасности, с нами лучшие адмиралы, опытнее их я еще не встречал. А рано или поздно, будьте уверены, все это закончится. Все утрясется. Вы мне верите?
– Мне очень хотелось бы. Но что мы увидим там, где раньше все было так привычно и несокрушимо? Этого с уверенностью не смогут сказать даже ваши лучшие адмиралы и кто-либо другой здесь. Хотя ваш оптимизм все же внушает доверие. – На ее лице появилось искусственно натянутое выражение спокойствия.
– А вас и вправду зовут Инсомния?
– Да, откуда вы знаете?
– Я случайно услышал, когда к вам обращалась ваша мать. Я думал, мне показалось.
– Нет. У вас хороший слух.
– Как и у всех. Просто приходится часто прибираться здесь.
Субмарина немного накренилась. Так происходило всегда перед тем, как их начинало болтать и крутить, словно маленький бумажный кораблик, попавший под ураганный ветер. Сирены не последовало, а через мгновение лодка выровнялась.
– Иногда я им завидую, – продолжала разговор Инсомния, наблюдая, как косяк стремительно покидал зону их видимости. – Такие свободные и непринужденные, все в их жизни так просто и легко.
– Возможно, и нам следует относиться к этому так же. Не думайте о плохом и о том, что может нас ждать спустя время. Просто плывите по течению. Как вот они.
– Это сложно. Иногда даже невозможно. Я бы так не смогла. Нельзя не реагировать, когда все меняется и твой путь лежит уже в другую сторону. Некоторые события делают из нас тех, кто мы есть сейчас. Так, по крайней мере, утверждает мой отец.
– События делают люди, такие же, как и мы с вами. Я предлагаю вам всего лишь впитывать в себя хорошее и не думать о плохом.
– Это тяжело. Но все же стоит попробовать. Спасибо за беседу. Было очень приятно, – Инсомния приятно улыбнулась ему и встала из-за столика.
– Еще увидимся, – он добродушно кивнул и тоже встал.
Она уже успела дойти до выхода из центрального отсека, а он с неохотой потянулся к потертой ручке деревянной швабры, когда послышалось небольшое звяканье металла о металл.
Артур собирался посмотреть ей вслед и проводить взглядом, но тут же невольно обернулся в сторону иллюминатора. Что-то совсем быстро проскочило мимо окошка, оставляя за собой яркий шлейф. Лодку снова качнуло. Ухватившись за первое, что попалось под руку, они с трудом устояли и испуганно переглянулись. Сирены снова не было. Но почему? Субмарина, насколько знал Артур, была полностью оснащена передовыми системами и датчиками и ни разу за это время еще не подводила их.
За иллюминатором творилось что-то странное: десятки, а может быть, даже сотни объектов странной формы проносились мимо них. Жуткий хлопок откуда-то издалека, такой силы, что устоять уже было невозможно, заставил их удариться о металлический пол и принять горизонтальное положение. Корабль закрутило и понесло, а их начало бросать из одного угла в другой. Инстинктивно Артур ухватился за прикрученную к полу ножку стола. Их подбросило еще раз, но в этот раз он уже смог удержаться, крепко закрепившись под столом. Корабль, поддавшись огромной силе, переворачивался и несся с огромной скоростью в неизвестность. Оставалось только уповать на удачу и крепость внешней обшивки. В иллюминаторе появился дневной свет. Накрывшей волной снова перевернуло в морскую пучину. От удара лицом о поверхность иллюминатора у него потекла кровь.
Корабль всплыл и замер. Осматривая свою голову, краем глаза Артур смог разглядеть, как тысячи огненных шаров дырявили небо. Но было и что-то еще. Что-то, что двигалось совсем иначе и не поддавалось никакому объяснению. И тут же совсем другие мысли врезались в его голову: он совсем забыл о ней. О том, с кем разговаривал и кто остался сейчас в непосредственной опасности без его помощи. Отпустив ручку стола, он быстро пролетел половину зала и подхватил Инсомнию. Подтащил ее и прижал грудью к полу. Волна огромной силы снова въехала в корабль, и он едва сумел удержать девушку.
Отдышался. Перевел дыхание и снова приготовился.
Корабль начало уносить, а значит, возможно, появилась пара секунд на то, чтобы осмотреть ее.
Она не двигалась. Голова разбита, грудь еле колышется. Без сознания. Артур действовал инстинктивно. Он быстро снял тельняшку и обмотал голову, снова прижал к полу, руки подложил к затылку, ногами уперся в стенку.
Когда подбросило, сильно ударился затылком, в глазах потемнело, тело ослабело, но руки все так же держали ее.
Затишье…
Корабль продолжал движение, но не сам. Волны уносили его куда-то вдаль, далеко от всего этого кошмара. Сплошной гул, скрежет разрывающегося металла разносился повсюду. Все тело болело, особенно голова, сердце билось словно бешеное.
Небольшой удар – и снова затишье.
В ожидании очередного толчка прошла как будто вечность.
Неужели все закончилось?
С осторожностью Артур приподнял голову и взглянул в окно. Тихое безбрежное море колыхалось, как и раньше. Над водой шел дождь. Небо было иссиня-черным, но с него больше ничего не сыпалось вниз. Артур встал, голова еще кружилась. Кое-как дошел до аптечки, вытащил нашатырь, снова вернулся к лежащей без сознания пассажирке. Поднес к носу влажную пропитанную вату, добавил к этому пару пощечин.
Наконец Инсомния закашляла. Глаза открылись. Схватилась за голову, и тут же руки намокли от пропитанных кровью волос. Когда вставала, опять чуть не рухнула, но уцепилась за его плечо. В зале появились пассажиры, на лицах непередаваемый ужас, матросы с огнетушителями, бегающие мимо, в динамиках – охрипший голос командира.
…Со временем пожар все же смогли ликвидировать, но позже стало известно, что двигатель восстановлению не подлежит.
Еле держащаяся на плаву субмарина осталась дрейфовать в открытом море.
Следующие дни все словно потеряли дар речи. Никто не знал, что будет с ними в этих тягостных обстоятельствах. Нескольких людей похоронили согласно древним морским обычаям, предав тела морю. В зале, где постоянно шли разговоры и насыщенные беседы, воцарилась тишина. Многие просто стояли и смотрели в окна иллюминаторов, другие днями не выходили из кают. Все это продолжалось так долго, что дни смело можно было считать годами, а недели – столетиями.
Но однажды дно корабля наткнулось на что-то каменное, и он замер. Все были страшно напуганы, но, когда ночная пелена развеялась, вдалеке в окнах иллюминатора показалось не что иное, как замысловатые причудливые горы.
Дождь прекратился. Небо становилось все менее хмурым, хотя иногда и показывало свой характер. Спустя еще какое-то время стало очевидно, что уровень моря уменьшается, и вскоре один из матросов увидел, как над водной гладью выступают полуразрушенные крыши домов.
Глава 12
Алия
Проснувшись от ярких лучей солнца, падающих ей прямо на лицо, Алия снова ощутила одиночество. Самвел всегда вставал раньше нее и уходил собрать новых веток для костра, а заодно и проверить прежде остальных, не прибило ли к берегу что-нибудь полезное или съестное. Иногда это была просто одежда, которую они высушивали и накрывались по ночам. Иногда несколько яблок.
Дождь прекратился уже пару недель назад, и вода потихоньку начала уходить, все больше оголяя верхушки холмов и горных выступов. Тот немногий провиант, добывавшийся с нескольких курсирующих лодок по ближайшим затонувшим поселкам, вскоре подошел к минимуму и не мог полноценно обеспечить всех тех, кто спрятался в горах Конжака. Поэтому даже те, кто не умел раньше заниматься рыбалкой или позабыл, как это делается, мастерили удочки и сидели целыми днями, наблюдая за безвольно плавающими поплавками.
Костер уже почти потух, а все их запасы из сучьев и палок закончились за ночь. Алия еще больше свернулась калачиком, чтобы попробовать сохранить остатки тепла и попытаться уснуть. Когда она снова открыла глаза, костер снова горел, а Самвел заканчивал готовить пойманную добычу. На этот раз ему удалось поймать раненого тетерева, чье крыло было перебито и подрано.
Самвел заметил, как сестра заворочалась, и переключился на нее:
– Как спалось? Я несколько раз просыпался и слышал твой сильный кашель.
– Не переживай, наверно, просто простудилась. Мне кажется, сильно похолодало, а я поленилась встать и принести тряпки, которыми мы накрываемся. Вот и замерзла. Долгое время не могла согреться, – с полузакрытыми глазами ответила Алия.
– Я принес сухих веток, скоро костер разгорится, и ты сможешь согреться.
– Хорошо. – У Алии заворчал желудок, стоило ей лишь подумать о еде.
– Потерпи немного. Скоро я накормлю тебя.
– Здорово. Так хочется есть. – Алия поежилась и потянулась. – Ты встречал кого-нибудь с утра? Есть ли какие-нибудь новости?
– Не вернулся один из охотников. Говорят, он ушел в дальнюю часть хребта.
– Это уже второй пропавший. И что они говорят по этому поводу?
– Ничего вразумительного. В основном байки, в которые поверят лишь сумасшедшие.
– Расскажи, – усевшись возле разгоревшегося костра, попросила Алия.
– Коренные местные, те, кто постарше, говорят, что сама земля забирает их. Что это запретное место, куда заходить нельзя. Предрассудки, усиленные голодом, ничего особенного. Здесь много легенд о гномах и великанах. Наверняка ты слышала и о перевале Дятлова?
– Да, там вся группа погибла, а их тела была изувечены.
– Так вот, он к северу отсюда. Километров 400. Местные называют этот перевал «горой мертвецов». Аномальное место, хотя и здесь не намного лучше. Компас не работает, а в грозу молнии так и норовят поджарить тебя. Наверно, поэтому они и считают, что, забравшись сюда, мы кого-то потревожили.
– Как думаешь, с нами могло бы произойти то же самое?
– Нет, конечно. – Самвел протянул ей кусок поджаренной птицы. – Ешь.
– Но все же с ними что-то случилось. И это факт.
– Как-то по ящику я слышал интервью одного профессора, он говорил, что в таких местах временами может меняться гравитация. По его словам, они могли попасть в некий коридор, где, так сказать, «неведомая сила» начала подбрасывать их и тащить по разным сторонам. Поэтому многие из них и оказались полураздетые в жуткий мороз так далеко от палаток.
– Да уж, умеешь ты успокоить ранним утром, – откусывая кусок мяса, с улыбкой сказала Алия.
– Это всего лишь теория, одна из многих. Например, это могла быть просто лавина. Может быть, что-то еще. Кто знает.
– Как бы там ни было, будь осторожней, не заходи далеко, – попросила Алия. В ее словах звучало беспокойство. Она даже не представляла свою жизнь без него. С самого детства, с пеленок они были всегда вместе. Брат и сестра, которые помогали друг другу во всем и всегда. И пошли бы ради друг друга на все. Если бы он не вернулся, как один из охотников, это бы сломало ее и перевернуло всю жизнь с ног на голову.
– Хорошо. Я всегда осторожен, ты же и так это знаешь.
Днем они часто слышали кашель двух дочек из соседней палатки неподалеку. Их привезли сюда одними из последних спасшихся, посадив на прогулочный катер чуть ли ни с самого верха крыши их дома. Расположились они всего в двадцати футах от них, и иногда их детишки проносились мимо, приветствуя Самвела и Алию, а затем снова уносились в своих безудержных играх. Ворчливый старик из палатки чуть дальше постоянно сетовал на то, что теперь не знает, что ему делать, так как потерял все свое хозяйство и вся живность умерла. Каждое утро он приходил к берегу и вбивал по линии воды колышки, замеряя тем самым, насколько быстро спадает вода. Может быть, в этом он находил хоть какое-то утешение. Одинокий рыболов, что жил немного южнее их, всегда хвастался уловом, но был жутким скрягой и никогда не делился даже кусочком. Остальные, как правило, держались центра и общей группы.
Ближе к вечеру на синем небе появились первые сгустки серых туч, а уже ближе к закату весь горизонт окрасился в черный цвет, поглощая в себя последние солнечные лучи. Кашель Алии с появившимся холодным ветром становился все чаще, состояние ухудшалось и было таковым, что ее кидало то в жар, то в холод. Самвел, заметивший это, уговорил ее сходить в общий лагерь и показаться врачу. В отличие от занимаемого ими места в центре лагеря палатки стояли почти одна на другой, выдерживая промежуток лишь в пару шагов для разведения костра. Врачом была женщина – молодая и неопытная практикантка, спасшаяся, как и они, но не успевшая попасть в бункер. Иногда ей помогала пожилая женщина, специализирующаяся больше на травах и народном лечении, чем на современной медицине.
Очереди этим вечером к ней не было, хотя кашель доносился из многих уголков их лагеря. Практикантка пригласила их в свою палатку и усадила на два сделанных из подручных средств табурета. Осмотрев ее, она поскупилась на таблетки, сетуя на их нехватку, и дала ей лишь небольшой пакетик собранных трав, попросив ее показаться завтра, если состояние ухудшится. В этом винить ее у них причин не было, ведь они хорошо понимали, что в лагере были дети и те, кто переносил болезнь куда хуже. А таблеток действительно не хватало. Да и откуда им тут взяться? Лишь личные запасы тех, кто закинул их в свой тревожный чемоданчик, направляясь сюда.
Возвращаясь обратно, Самвел изучал врученные засушенные растения и вспоминал, где он мог их видеть, прогуливаясь в поисках еды. На пакетик упали первые капли, и он спрятал его в карман, подмигнув Алии, чтоб она ускорила шаг.
Перед тем как дождь усилился и затушил костер, Самвел успел нагреть воды и приготовил настой. Попив горячего, Алия тут же уснула. Со временем дождь даже не собирался уходить, а лишь набирал обороты, барабанной дробью стуча по брезенту. Самвел еще долгое время ворочался, то и дело вздрагивая от грозных звуков грома, пока усталость все же не взяла свое и он не погрузился в дрему.
Сон его не продлился долго, и уже вскоре он вскочил от раздавшегося совсем рядом взрыва.
Выбежав из палатки, он увидел, как на дальнем конце лагеря загорелось дерево. Еще одна вспышка света промелькнула чуть дальше, и снова громыхание оглушило всех своей мощью. Самвел отпрянул и чуть не упал, когда почувствовал, что что-то коснулось его левой лодыжки. Всего лишь лемминги. Два убегающих зверька неслись как будто в ужасе куда-то вниз. Вспышка света озарила небо, появились замысловатые яркие узоры и чьи-то крики. Било уже совсем рядом. Ощущение было такое, что небеса готовы были в буквальном смысле упасть на головы. Женские же и детские крики раздавались отовсюду. Между очередными громыханиями Самвел разобрал долгий протяжный рев медведя. Выстрелы. Снова крики и грохот разгневанной природы. Дождь усиливался, с каждой минутой набирая немыслимые обороты, а от бесконечной череды молний казалось, что даже ночь спряталась где-то далеко и выглядывала, как испуганный младенец из-под одеяла.
– Что это еще такое? – Алия, подойдя сзади, схватила его за руку.
– Я не знаю, такого я еще никогда не видел.
За пеленой дождя футах в пятнадцати от них пронеслась массивная фигура, передвигающаяся на четырех лапах. Затем еще одна. Возле ног просочилось несколько полевок. Все бежали к берегу. Еще несколько громовых раскатов. Уже совсем рядом.
– Надо уходить! – крикнул Самвел.
– Куда? Нам некуда бежать.
– Спустимся ниже. Возле берега есть ниша. Укроемся там. Бежим!
Брызги стекающей воды разлетались в стороны, когда они неслись, все больше спускаясь по хребту Конжака. Местами настолько скользкая скалистая местность неминуемо валила их навзничь и оставляла синяки с глубокими порезами на руках. Но они вставали, помогая друг другу, и продолжали бежать. Бесконечные молнии освещали им дорогу и давали сориентироваться в нужном направлении. Вместе с ними бежали и животные, не обращая на них никого внимания, как будто знали, что за ними гонится что-то пострашнее того, с чем они когда-либо встречались. Добежав до берега, некоторые из них бросались в воду и пытались уплыть из этого места. Другие в нерешительности нервно метались из стороны в сторону, то и дело издавая немыслимые и неописуемые звуки.
Обогнув берег, Самвел повернул в сторону, где торчало сухое, изжившее себя ветхое дерево. Алия следовала за ним по пятам, стараясь не отставать. Теперь они уже снова взбирались на возвышенность, карабкаясь по мокрому камню. Менее пары минут им потребовалось, чтобы преодолеть с виду неподъемный склон и затем спуститься в ту самую нишу, огражденную почти со всех сторон высокими каменными глыбами. Ее он нашел совсем недавно, когда шел по следу горностая.
Она была больше похожа на первобытное изваяние, чем на место естественного, природного происхождения. Ручьи тут стекали множественными струями, но луж не образовывалось из-за наклонной поверхности, и вода вся уходила, минуя их. Самвел знал, что даже здесь, среди каменных стен, они могли получить смертельный удар. Хотя шансов выжить именно в этом месте было как нельзя больше, чем в любом другом. Но еще больше его волновало переливание темно-зеленого цвета в проблесках молний там, где вода вымывала поверхность скалы, спускаясь по шероховатостям горной породы. Волновало, потому что, окажись они именно в этом месте, где были залежи дунитов или перидотитов, вероятность удара молнии сюда резко увеличивалась. Но разбираться времени уже не было. Только не в таких условиях включать учителя геологии и рассматривать причудливые минералы. Вжавшись в угол под огромным валуном, они притаились, слушая, как удары грома все ближе подбираются к ним.
– Ты вся горишь, – произнес Самвел, дотронувшись до ее лба.
– Наверно, температура. Не знаю. Очень холодно.
– Потерпи немного. Скоро дождь закончится.
– Я знаю. Хорошо.
– В палатке есть сух… – внезапно Самвел почувствовал, что не может закончить фразу. Не хватало воздуха. Как будто он взял и резко исчез. Дождь в то же время прекратился. Возле них все замерло. Даже бегущие ручьи остановились. Но только не шум грома, звучащий все так же, но уже как будто в отдалении.
Все попытки заглотнуть хоть немного воздуха заканчивались неудачей. Кислородный голод затуплял разум, заставляя его погружаться в темноту. Из последних сил Самвел взглянул на сестру. Ей, как и ему, не хватало воздуха. Брат схватил ее за руку и потащил, но тут же понял, что не чувствует под ногами ничего. Все больше задыхаясь, они медленно парили, поднимаясь все выше. Самвел ощущал, как рука сестры все больше вжимается в его запястье, но ничего сделать с этим не мог. Впервые он чувствовал себя таким беспомощным. Сердцебиение участилось, а когда они достигли верхушки склона, начались первые приступы судорог. «Неужели так все закончится? – подумал Самвел. – Ради чего все тогда? В глазах начало темнеть. Сил сопротивляться больше не было. Веки бессильно опустились, едва уловив настолько яркую вспышку, что казалось, он весь ей пропитался, как губка, попавшая в раковину с водой.
Затем боль и темнота.
Глава 13
Петр
Прошло несколько дней после того, как к нам вломилась группа сподвижников Танка и Биты. Тогда избитые до полусмерти, с кучей синяков и ссадин, мы уже не верили, что когда-нибудь увидим наших пушистых, но, когда открылась дверь и в нее вошел Ким, мы не поверили собственным глазам. Все они были целы. Ким же был как всегда неразговорчив, и обо всем, что там произошло, мы узнали лишь позже со слов очевидцев. Большинство из тех, кто пришел, чтобы забрать наших пушистых безобидных любимцев, теперь обходили нас стороной, а если получалось так, что мы оказывались с ними в непосредственной близости, то они прятали глаза и быстро уходили в сторону. Зачинщики же больше не появлялись вовсе. Наверно, пребывали где-нибудь в лазарете. За их избиение Кима несколько раз вызвали в, так сказать, местную комендатуру, но так ничего и не сделали. Скорей всего, они были только рады тому, что эта местная банда распалась и больше не терроризирует их своими вспышками агрессии и недовольства. Хотя и тщательно скрывали это, вызывая его то и дело на допрос и угрожая последствиями.
Интересная психология людей – всегда выбирать сторону победителя. Так, например, наша брюзгливая соседка, прибегавшая к нам, когда ее сну мешали игры наших питомцев, больше не угрожала и не жаловалась. Теперь она посещала нас с визитами и рассказывала, какой ужасный поступок чуть не совершили эти первобытные детины. Некоторые члены псевдобанды Танка и Биты один раз даже отдали нам свой ужин и извинились. Военные все-таки смирились с пушистыми и сделали вид, что их не существует. В какой-то момент ненадолго мы стали местными знаменитостями. Все же посещения нас соседями или новыми друзьями нам казались крайне утомительными, потому как, когда после нескольких дружелюбных прелюдий, беседа становилась изнуряющей и рутиной. В ход для поддержания разговора пускались драматические истории в виде первых замужеств и разводов или влияние телевизора на воспитание подростков. Иногда приходилось слушать даже о внедрении в систему аптек автоматов с бесплатными презервативами.
Так тянулись наши дни. Местный врач выписал нам всем мазь с забавным названием «Бодяга», и каждый день мы наносили ее на свои синяки. Радовало нас только одно – что вода на поверхности стремительно стала отступать и, как нас заверил один из военных на общем собрании, если так пойдет, вскоре мы сможем отсюда выйти.
Это были самые мучительные и долгожданные дни в жизни каждого находящегося здесь. Но все-таки они закончились.
Вскоре нас всех собрали на внеплановом собрании, проводившемся в столовой. Несколько высших чинов радостно и торжественно объявили нам, что все мы прошли нелегкий путь и теперь можем покинуть наконец эти серые стены. Также предупредили о непредвиденных опасностях и возможных радиационных зонах и попросили держаться вместе. Впрочем, дальнейшую речь уже никто не слушал, и все наши мысли были лишь об одном – о том, что заключение в подвалах бункера подошло к концу, и о том, что нас теперь ждет снаружи.
Вскоре после этого нас построили в организованную колонну и постепенно стали выводить.
С первым моим шагом я ощутил теплые лучи июньского солнца. Погода стояла замечательная. Но в то же время то, что творилось снаружи, пугало и настораживало. Ветхий старый дом, в который мы заходили, был разрушен до основания. Машины перевернуты. Большинство деревьев выкорчеваны и разбросаны где попало. Ехать до города, соответственно, мы уже не смогли бы даже при большом желании, поэтому оставалось только одно – двигаться на своих двоих, и желательно побыстрее, чтобы успеть до сумерек.
Военные снова быстро организовали колонну. В ее авангарде располагались два человека в защитных костюмах с приборами, измеряющими радиацию, остальные рассортировались по бокам и в конце, помогая тем, кому было трудно идти.
То, что я видел на пути в свой родной город, меня угнетало. Асфальт на дороге был разбит, словно по нему бил какой-то великан своим огромным кулаком, в некоторых местах его вообще не было видно из-за небывалого слоя осевшей земли. Большинство деревьев были покорежены и под углом свисали к земле. Каким был уровень воды, можно было легко представить, судя по видневшемуся вдалеке катеру, застрявшему между деревьев. Ближе к городу было еще хуже: десятки утопленников свисали с деревьев или же просто лежали в различных позах на еще сырой земле. Кто-то закрывал глаза детям, кто-то зажимал ноздри, чтобы не вдыхать этот ужасный запах нового мира.
Мы продолжали идти. Вдалеке показались первые каменные строения нашего некогда обустроенного города. Или то, что от него осталось. Разрушенные дома, магазины, школы, заводы и дороги – все то, что мы создавали многие десятилетия, и то, к чему мы шли столетиями. Все это было уничтожено меньше чем за пару месяцев.
В городе оставаться не было никакого смысла, он был сокрушен и разлагался тысячами трупов. Наш военный штаб отправился вновь совещаться и вскоре принял свое очередное решение, в соответствии с которым мы должны были провести здесь ночь, собрать ценные вещи, продовольствие, а уже на рассвете снова двигаться дальше, теперь уже в другой город, и надеяться на то, что там осталось хоть что-то от бывшей цивилизации.
Смоленск был центром нашей области и располагался примерно в сотне километров отсюда, или в двух днях пути. Наши надежды и наш путь были связаны именно с ним.
Глава 14
Инсомния
Потребовалось не меньше двух дней, чтобы наконец она смогла встать и не почувствовать головокружение. Тошнота прошла, но врач, осматривавший ее этим утром, все равно прописал ей постельный режим. Ее мать, не отходившая от нее все это время, к вечеру сама почувствовала усталость и придремнула на соседней кровати. Один раз к ней заходил Артур, но Елизавета Павловна не пускала никого, кроме отца и врачей, сетуя на плохое самочувствие дочери и нужду в покое. Так она, в принципе, поступала и раньше, даже тогда, когда Инсомния была в здравии и полна сил. По ее мнению, все ее ухажеры не подходили ей и были либо из неинтеллигентных семей, либо не одарены умом, что она заключала из их речи или зрительного образа. «Ты не должна выбирать из этих оболтусов, разгильдяев и студентов в подранных джинсах, ты достойна большего», – говорила она Инсомнии. После чего ей оставалось лишь взяться за книгу или открыть пианино. Почти тотальный контроль всей ее жизни. Только так она могла назвать все это. Но ей она никогда не перечила. Напротив, она у нее вызывала лишь восхищение и уважение. Хотя иногда ей и хотелось вырваться из ее клетки. Так и сейчас, когда все могли спокойно покинуть пределы субмарины и выйти на свежий воздух, ей приходилось оставаться в крошечной каюте, где и развернуться-то толком было нельзя.
Из кратковременных бесед с родителями она узнала, что виной их кораблекрушению послужил небывалый метеоритный дождь, вызвавший цунами. Отец ей рассказал, что им очень повезло, что субмарина не врезалась ни в один из домов на своем пути и осела на крыше одного из отелей. Город, в который их принесло огромной волной, был ей знаком. Сюда они не раз приезжали, когда у отца были конференции, и они наслаждались всеми прелестями удивительного уголка под названием Сочи.
Тихо встав, практически не издавая ни единого звука, Инсомния взяла туфли в руки и осторожно прошла мимо задремавшей матери. Во вспомогательных отсеках жилых помещений практически никого не было. Пройдя дальше, она заметила, как два упитанных повара на камбузе умело орудовали кухонной утварью, то и дело что-то перемешивая в жестяных кастрюлях. От запаха жареной рыбы свернуло желудок. Два дня она практически ничего не ела. Поднявшись по железной лестнице к рубке, ее лицо обдул свежий теплый ветер. Почувствовалась свобода. Все тело стало легкое, как перышко. Небо было усеяно бархатными пушистыми облаками. Снизу донеслись голоса. Большая часть пассажиров, как оказалось, загорала, другие играли с детьми, третьи просто, разбившись на группы, вели какие-то беседы. Инсомния спустилась на крышу и растворилась в общей массе, облокотившись на одну из перил.
Город, который она увидела, уже не был таким, как раньше, и напоминал какую-то затерянную Атлантиду. Бетонные развалины и покачнувшиеся строения, разноцветные пластиковые обломки, выступающие из-под воды, и покореженные автомобили на дне, с не успевшими покинуть их пассажирами. На нее снова нахлынул приступ тошноты, и она отвернулась, едва сдержав рвотный рефлекс. Боковым зрением она заметила, как к ней кто-то идет. Усердно выглаженная синяя рубашка с матросским воротником и не менее аккуратные штаны придавали ему оттенок строгости и требовательности. Но лицо говорило об обратном, скорее добродушное и простое, нежели серьезное и грозное, не миловидное и привлекательное, но и не отталкивающее. Короткостриженый, среднего роста, он ровной военной походкой все ближе подходил к ней.
– Так быстро оправились, я думал, не увижу вас еще долгое время, – начал Артур.
– Врач прописал мне постельный режим еще по меньшей мере на неделю, но я не могу больше находиться в этой консервной банке, да и к тому же мое любопытство всегда берет верх.
– Согласитесь, завораживающий вид… Хотя, наверно, вряд ли вы ожидали увидеть именно это после такой изнурительной поездки.
Инсомния вспомнила слова отца о том, что мир уже не будет таким, как прежде.
– Вы правы. Это ужасает. Абсолютно мертвый город, только развалины и мертвая тишина. Я помню его шумным и суматошным, необыкновенной красоты. Как это могло случиться?
– Думаю, та волна, по вине которой мы здесь, и принесла вместе с собой катастрофические разрушения. Но есть и хорошие новости: за то время, пока вы отсутствовали, вода опустилась на три метра, а это значит, что мы скоро сможем начать свой путь в нашу точку назначения. К счастью, нас вынесло не так далеко от нее.
– Отец говорил мне о ней, но только поверхностно, ничего конкретного.
– Я тоже о ней почти ничего не знаю. Только то, что это вынужденная мера, ну, знаете, когда совсем некуда податься.
– Видя этот погибший город, наверно, это так. Но неужели так везде? Не могла же эта волна прокатиться через весь материк?
– Нет, конечно, не могла, но вспомните, сколько дней мы дрейфовали в море и как нас шатало из стороны в сторону. К сожалению, мы пока не знаем, почему не отвечают на наши сигналы другие города, поэтому лучшее решение – отправиться в безопасное место и разобраться во всем там.
– Место, о котором никто не знает. Последний вариант. И куда же мы пойдем?
– Уверяю вас, те, кто собрал нас всех пятого мая и посадил на эту субмарину, знают, куда идти. Я думаю, все это готовилось не один день. Может быть, даже планировалось долгие годы.
– Инсомния! – сзади раздался недовольный голос матери.
– Мне пора идти. Кстати, я даже не успела поблагодарить вас, вы же спасли мне жизнь.
– Это лишнее. Идите и набирайтесь сил, скоро они вам понадобятся.
…Мать была недовольна. Но не ругалась и не упрекала ее за столь детский поступок. Хотя это ее лицо она знала. Негодующее и ворчливое, готовое в любой момент выплеснуть на нее все то, что внутри бушевало и горело. Разразиться бушующей бурей. В такие моменты лучше помалкивать или вообще уйти куда-нибудь подальше. Но только не здесь. Из крохотной каюты никуда не деться.
Иногда она рассуждала: почему ее отец выбрал именно ее? Такие разные: он рассудительный и всегда спокойный, иногда даже чересчур, она красноречивая и экспансивная, местами заносчивая, но тоже, как и он, не из простой семьи. Их родители все благополучные и имеющие немаленькое состояние, с имениями по всему миру, но такие же незаметные, как и их дети. Наверняка тоже со своими потаенными секретами, о которых никто никогда не узнает. Неодаренной свою мать Инсомния никогда не считала, но и понимала, что тягаться умом с отцом тоже не было в ее силах. Поэтому она никогда с ним не спорила, понимая, что он все равно окажется прав. А может, потому что любила. Отец же всегда был к ней холоден, уделял ей столько времени, сколько было необходимо, чтобы сохранить семью. Хотя упрекнуть его в этом было нельзя – он практически всегда работал, всегда был в движении.
На ужине к ним присоединился отец. За столом было пюре с рыбой, бутерброд с красной икрой и стакан красного вина, по вкусу напоминающего каберне. Давно отсутствующий аппетит появился в ней с новой силой, и она жадно поедала все, что было на столе. От вина немного повело, но она не показала этого. Знала: если покажет, то останется в каюте еще надолго. Добравшись до кровати, сразу уснула.
Затем снова был завтрак, обед, ужин, и снова завтрак…
Пока в один не показалась земля.
Наконец пришло время собрать свои чемоданы и отправиться в то самое место, куда и лежал изначально их путь. Долгих сборов не было, каждый находящийся здесь мечтал снова ощутить бугры и ухабы под ногами.
Путь держали на север. В горы. Тропы часто менялись, раздваивались и уходили в разные стороны, и было непонятно, чем руководствуется проводник в выборе дороги. Сам он больше смахивал на косматого геолога лет сорока пяти, с выдающимся пузом и грубой щетиной. На субмарине она часто видела его возле иллюминатора, с невыразительным и постоянно молчащим лицом. Но здесь он как будто ожил. Постоянно что-то рассказывал тем дотошным зевакам, что шли с ним рядом, как будто находясь на прогулочной экскурсии.
Ее отец держался поодаль от остальных с двумя капитанами первого ранга в военной форме и еще двумя мало знакомыми ей людьми. Обычный профессор политологии, но всегда в центре всего. Артур шел сзади, иногда помогал подниматься по крутой тропе тем, у кого заканчивались силы. Мать немного позади обсуждала виды с одной из новых подруг.
Их группа поднималась с одной горы на другую, затем спускалась, чтобы снова начать подъем. Полузатопленная дубовая роща сменялась почти чистым пихтовым лесом с необъятными стволами. Ближе к полудню встретили группу из пяти человек. Все худые и грязные. С ними ребенок, почти младенец. Что-то долго объясняли одному из наших моряков, вооруженному автоматом. Он смотрел на них, но почти не слушал и на все их попытки пройти к общей группе угрожающе махал автоматом. В итоге сошлись на том, что моряки дали им немного провизии, чтобы те отстали. Наша колонна направилась дальше вверх по склону. Но они почему-то упорно не сдавались. Держались на расстоянии в пятьдесят футов. Еле волочили ноги, но все равно шли по пятам. Военные не спускали с них глаз, но не предпринимали никаких действий.
К вечеру сил уже не оставалось ни у кого, солнце скрылось за одной из гор, и геолог-проводник остановился на поляне, окаймленной буком и грабом. Оглядев это приглянувшееся ему место, он предложил раскинуть здесь палатки и заночевать. Корабельные коки принялись готовить ужин на костре, моряки оцепили периметр, остальные достали из рюкзаков и чемоданов белье и постелили на срубленные ветки. От долгого и изнурительного путешествия Инсомния была готова съесть рис с курицей прямо с пластиковой тарелкой, но так и не притронулась к еде. Матери сказала, что ее немного подташнивает и что обязательно все съест немного позже. Отец на ужин не пришел. Так и не смог решить все вопросы за целый день. Инсомния снова на него злилась. Сразу после ужина мать от усталости ушла спать в палатку. Через некоторое время, убедившись, что она заснула, Инсомния сгрузила свою еду в рюкзак, в него же затолкала двухдневный сублимированный паек. Дождалась, пока все поутихнет и все люди разбредутся по палаткам. Затем встала и направилась к границе их лагеря.
Путь был свободен, и она уже почти пересекла охраняемый периметр, как вдруг сзади раздался голос:
– Стойте! Куда вы идете?
Мужчина в военной форме приблизился к ней. В зубах травинка. Через плечо на рамке автомат. «Вот же бдительный засранец, – подумала Инсомния. – Мог бы и вздремнуть на ночь глядя».
– Мне в туалет надо, – у Инсомнии забегали глаза, врать она особо не умела. – Можно?
– Только под моим присмотром, – ухмыльнулся мужчина, немного флиртуя. – У меня приказ, понимаете? Ваша безопасность – моя работа.
– Вам что, приказали смотреть на тех, кто решил пописать на ночь глядя?
– Нет, но я провожу вас вон до тех кустиков, – он показал рукой и натянул на лицо любезную улыбку, – и подожду вас. Обещаю – подглядывать не буду. Кстати, зачем вам рюкзак?
«Дотошный какой попался. И нахальный».
– Это женские штучки, вам не понять.
– Сеня, я провожу, это моя знакомая, – из-за деревьев появился Артур.
– Я бы и сам справился, – ухмыльнулся военный, но все же уступил.
– Пойдемте. – Артур прошел вперед.
Они прошли мимо борщевика, затем вошли в буковый лес. Инсомния оглянулась назад, и когда мужчина, которого звали Сеня, скрылся за деревьями, она тут же обратилась к Артуру:
– Проводите меня до той группы людей. Я видела, они преследовали нас, а потом остановились, по-моему, там, – Инсомния ткнула пальцем в темноту.
– Зачем вам это? Вы же совсем не знаете их. Они могут оказаться кем угодно.
– Вы проводите или нет? Я бы не просила, но боюсь заблудиться в темноте.
– Хорошо, но у нас очень мало времени. Только туда и обратно, если запозднимся, нас начнут искать, мне тогда достанется. И действительно, зачем вам рюкзак?
– Еда. И хватит обращаться ко мне на «вы».
– Хорошо. Идем.
Преследовавшая их небольшая группа людей оказалась не так далеко. Передвигаться по склону в полной темноте было задачей не из легких, но до их лагеря они добрались уже через четверть часа.
Подобравшись вплотную, они увидели, как двое мужчин чертили что-то палкой возле костра, женщина укладывала ребенка, а девочка-подросток спала, оперевшись на дерево. Увидев их, один из мужчин схватил палку и приготовился ударить. Артур тут же направил на него автомат и перезарядил.
– Мы не хотим причинить вам вреда, мы еду принесли, – тут же остановила их Инсомния. – Вот, берите, – она начала доставать и выкладывать из рюкзака все свои припасы.
– Почему вы нам помогаете? – с удивлением обратился один из мужчин к Артуру. – Несколько часов назад вы сказали, что расстреляете нас, если мы подойдем слишком близко.
– У нас приказы. Мы их выполняем, – спокойно ответил Артур.
– Как вы тут оказались? – перебила его Инсомния.
Группа жадно накинулась на еду. Большую часть отдали матери с ребенком. Чуть меньше – проснувшемуся подростку. Остальное – мужчинам.
– Мы, – прожевывая, начал мужчина, – ушли в поход и должны были посетить массив Аибга и Черную пирамиду, но так и не дошли до вершины, как все началось.
– Что началось? – спросила Инсомния.
– Бесконечные дожди. Им не было конца. Все кругом было в воде. Мы укрывались в горах.
– И где тогда ваш экскурсовод? Где остальная группа? – с недоверием спросил Артур.
– Когда дожди прекратились, остальные решили не дожидаться, когда вода уйдет, и отправились вплавь на другой хребет, сказали, что вернутся за нами, ну а мы остались ждать их здесь. Прошло три дня, но никто не вернулся. Потом появились вы. Может, объясните, черт побери, почему вы не можете взять нас с собой? Нам бы только до города добраться и все.
– Города больше нет. Мы не бросим вас.
– Инс, нам пора.
– Нам надо уходить. Простите. Я сделаю все, что смогу. Мы не бросим вас.
Обратно до лагеря они добрались довольно быстро. Передвигались почти бегом, сбавили ход, лишь когда подошли к лагерю, чтоб никто ничего не заподозрил. Артур окликнул Сеню и занял свое место на границе периметра. Инсомния пошла дальше. Возле гаснущего костра ждал отец.
– Где ты была? – спросил он.
– Мне надо было отлучиться.
– Ты долго отсутствовала. Я уже собирался идти искать тебя.
– Прости. Совсем забыла про время.
– Ложись спать, завтра нам предстоит пройти намного больше, чем сегодня.
– Можно тебя спросить?
– Да.
– Почему мы не можем взять с собой ту группу, которую мы встретили на пути?
– Туда, куда мы отправляемся, их не пустят.
– Да что это за место такое?! Что это за приказы, которые оставляют умирать других людей?! Я тебя не узнаю, раньше ты не был таким жестоким.
– Раньше все было по-другому. Раньше не приходилось выживать.
– Но мы ведь остались теми же. Ты всегда учил меня поступать по совести.
– Инс, там нас ждут ровно столько, сколько было в подлодке.
– Отец, там же ребенок. Тогда я останусь здесь, пусть мое место займет он.
– Ты не останешься.
– Нет, останусь. Я знаю, ты им можешь помочь.
– Да чтоб тебя, Инс! Ложись спать. Я не знаю. Я подумаю. Но не обещаю, это не от меня зависит.
– Спасибо, пап.
Инсомния легла рядом с матерью. Отец подбросил немного веток и тоже прилег.
– Скажи, нам долго еще идти?
– День, может быть, два. Зависит от дороги.
– Когда мы придем, ты расскажешь мне обо всем? Я же знаю, ты не простой профессор политологии.
– Когда мы придем, ты сама все поймешь. Ложись спать.
– Зачем тогда тянуть? То, что тут происходит, какой-то малый театр, и ты обязан мне рассказать правду. Или… Я наделаю глупостей… и ты знаешь, что я не шучу.
– Хорошо. Может быть, действительно сейчас тот самый момент. Ты и сама видишь, как мир изменился, – начал свой рассказ отец Инсомнии. – Твой дед, твой прадед, да, в общем, как и все твои прапрапрапрадедушки и я, – все мы были иллюминатами. Да. Не удивляйся, пожалуйста. Наверняка ты что-то слышала из истории про этот тайный орден. Наша цель с момента создания нашего братства – это достижение мирового господства. Это получилось не сразу, но в один определенный момент нам все же удалось этого добиться, и тогда мы начали контролировать экономику, блокировали или пускали в производство научные открытия, свергали борющихся с нами и пытающихся что-то изменить высокопоставленных политиков. Иногда мы устраивали революции в тех странах, которые нам мешали. В общем, когда-то наши деды добились невозможного, а теперь наша задача была сохранить это. О том, что случится катастрофа, мы узнали еще два года назад. Но, к нашему большому сожалению, ученые, работавшие на нас, сильно ошиблись с ее датой, предположив эту отметку как 2050 год, плюс-минус несколько лет. Как видишь, случилось это намного раньше. Понятно, что в средствах массовой информации афишировать это мы не стали. Иначе началась бы просто массовая паника, а нам надо было еще подготовиться. Под нашим руководством был разработан план, по которому в каждой области под предлогом нападения НАТО строились бункеры, которые защитили бы жителей от потопа и радиации. Но кто знал, что эта дата наступит намного раньше и многое из того, что было запланировано, сделать не получится?
– О Господи, иллюминаты! Я знала, конечно, что ты что-то скрываешь, но не думала, что все так масштабно. Но как… как тебе удавалось скрывать все это?
– Это всего лишь дело привычки и любовь к своему делу. Есть еще кое-что, что ты должна знать. Незадолго до катаклизма наш научный спутник, проводя исследования, обнаружил скопление космических тел, которых ранее там не было. При подлете к ним он был уничтожен, но перед этим успел передать последние снимки. Эти тела не были каким-то космическим мусором или астероидом – это были корабли, и их было много, некоторые были гигантскими. Я не уверен, но, возможно, все это началось не без их участия.
Глава 15
Алия
Открыв глаза, Алия увидела знакомую ей палатку со стоящей возле дальнего стола практиканткой, которая не так давно осматривала ее горло. Внутри стоял ароматный запах неизвестных трав. Немного придя в себя, она тут же попробовала пошевелиться – мгновенная резь волной накрыла все ее тело. Глухой стон автоматически вырвался из горла, и ей пришлось сильно потрудиться, чтобы снова не потерять сознание. Все ее тело было одной большой болячкой. Такой боли она не испытывала еще никогда. Но она была жива.
– Нет, не двигайся и не шевелись, – к ней подошла практикантка. Голос добрый, тихий, очень знакомый. Лицо такое же благодушное и отзывчивое, как и раньше, но теперь с гримасой шаткости и нерешительности.
«Самвел! – внезапная мысль словно отрезвила ее и заставила ненадолго забыть о боли. – Что с ним? Где он? Смог ли он выжить?»
– Потерпи немного, – снова заговорила практикантка. – Будет немного больно, но это сделать надо, иначе нельзя. – Чуть приподняв ее руку, она начала разматывать марлю. От боли Алия немного отдернула конечность.
Она не видела, что находилось под марлей. Но по болевым ощущениям понимала, что ничего хорошего ожидать и не приходится.
– Хорошо, что ты можешь шевелиться, значит, опорно-двигательный аппарат не нарушен. В зрачках отслоения сетчатки я тоже не обнаружила. Знаешь, да ты вообще везунчик! Только потерпи немного, я постараюсь все сделать быстро, даже не заметишь, как все закончится.
Краем глаза Алия заметила, что осматривающая ее девушка открыла тюбик с надписью «Мазь Вишневского».
– После того, что тут творилось два дня назад, мы десятками находили трупы. Даже тебя уже собирались хоронить. Чуть в яму не положили. Старый Ефим уже заканчивал рыть твою могилу, когда рядом с тобой загорелось дерево, а сам он, с его слов, онемел от холода. Набожный человек, суеверный, – практикантка немного с ухмылкой рассмеялась. – Решил, что это знак какой-то. Перекрестился и потащил тебя ко мне. Когда принес, я и сама немного обомлела, когда с трудом нащупала пульс. Его, можно сказать-то, почти и не было. Состояние у тебя было мертвецкое, да и выглядела ты хуже трупа.
– Са-а-а… – прохрипела Алия.
– Са-а?.. А-а-а, поняла. Самвел, твой брат, тот, что приходил с тобой недавно. Не говори ничего, береги силы. Тогда старому хрычу я сказала, чтоб и его тоже тащил сюда, а не стоял в дверях и не сотрясал воздух почем зря, оправдываясь и раскаиваясь, что чуть не похоронил живых. Братец твой жив. Тяжелый тоже. Не лучше тебя, но живой. Теперь будет немного больно, но ты уж прости, без этого никак.
Сильные руки взяли Алию за плечи и приподняли. После чего барьер боли не выдержал и она снова окунулась в темноту.
Следующее ее пробуждение было уже на носилках. Двое коренастых мужчин несли ее обездвиженное, замотанное в марлю тело. «Неужто снова похоронить хотят?» – подумала Алия. В ее глазах отражались верхушки елей с распростертыми ветвями, сужающиеся у макушек мелькающие пихты и замысловатые березки. Боль, идущая отовсюду, не давала ей ни секунды покоя. Она как будто прожигала ее насквозь, взрываясь в каждой клетке ее организма, заставляя все больше вернуться к той роковой ночи и прокручивать раз за разом все события, произошедшие с ней и ее братом.
– О, ты открыла глаза, – откуда-то издалека послышался знакомый женский голос практикантки. – Это хорошо. Тебе надо попить, ты совсем обезвожена. Остановитесь, пожалуйста.
Из своей сумки она достала армейскую флягу и поднесла к ее рту.
– У меня хорошие новости для тебя. Твое тело заживает, хоть и очень медленно. Да и вообще вы с братом просто молодцы. Ты, главное, не переживай, все будет хорошо. Скоро тобой займутся настоящие профессионалы, не то что я. Ты только потерпи еще немного.
Фляга соприкоснулась с ее губами. Отпив чуть-чуть, Алия принялась жадно глотать, наслаждаясь каждой прохладной каплей воды, попадающей в ее сухое горло.
– Ну-ну, только не переусердствуй. Давай, моя дорогая. Хорошо.
Около часа она еще изнывала от боли, тихо поскуливая на носилках, наблюдая за тем, как мимо проносятся худощавые макушки елей. Затем глаза снова закрылись, и она провалилась в пропасть. Темную и пустую. Без боли и воспоминаний.
Когда она открыла глаза в следующий раз, перед ней нависал потолок с отслаивающейся побелкой. Окрашенные в бежевый цвет стены отражали солнечный свет, а в полуоткрытое окно проскальзывал ветерок, освежающий комнату, пахнущую неизвестными ей медицинскими препаратами. Алия попробовала пошевелиться. Боль заметно отступила по сравнению с ее прошлой попыткой. Теперь она могла повернуться и даже осмотреться.
Комната, в которой она лежала, была средних размеров, стандартных для бюджетных больниц, и рассчитанной на четырех пациентов. Все ее соседи лежали без сознания или просто спали. К ее телу, как и ко всем остальным, были подключены провода и датчики. Внезапно она испугалась; в ее голову закрались мысли, что из-за тех повреждений в ее теле могло что-то отказать. Плавно она попробовала дернуть левой ногой. Получилось. Теперь правой. Тяжело, но поддается. Руки вроде тоже в порядке, болезненно, но все же поддаются движениям. Но что под бинтами? Можно ли теперь смотреть на ее тело без отвращения? Где Самвел?
– Се-е… сестра, – звук получился хриплый и протяжный, как в старых фильмах ужасов. Голос почти не узнать, как будто кто-то подменил его.
Дверь открылась. В комнате показалась женщина в белом облачении, в темных колготках и коричневых слипонах. Лицо усталое, но с натянутой улыбкой. На вид лет за тридцать, над правой бровью выступающая родинка.
– Тише, тише, остальных разбудите, – голос все же милый, как у телеведущей утренних программ. – Как вы себя чувствуете? У вас что-нибудь разболелось?
Медсестра нависла над ней и начала изучать.
– Где я? Что с моим братом? – простонала Алия.
– Ах да, голубушка, вас же без сознания сюда привезли. Совсем забыла. Очень много пациентов, и каждый день становится все больше. Вы в Пермской клинической больнице, – улыбка не сходила с ее лица. «Прекрасная актриса, – заметила Алия, – хочет показать, что все хорошо и кругом ромашки цветут. Вот только перед ней лежит живая мумия, и запах стоит такой, будто в морге кто-то разложился».
– Ах да, вас же привезли вместе с каким-то парнем. Смуглый такой, на вас похож. Про него вы говорите?
– Да, он жив?
Дверь в палату снова открылась, и в проеме показалась голова медбрата в синей медицинской робе.
– Кать, подготовь кровать в 523, сейчас еще один заедет, – уставшим голосом произнес мужчина и, не дожидаясь ответа, закрыл дверь.
– Я же говорила, если так и дальше пойдет, то скоро в коридорах селить начнем. У вашего брата состояние стабильно тяжелое, но доктор говорит, что он выкарабкается. Динамика положительная, хоть и протекает значительно медленнее, чем у вас. Он у вас сильный, впрочем, как и вы. Отдыхайте, берегите силы. Я зайду чуть попозже.
– Что с нами случилось? Я помню только яркий свет.
– Вас, как и его, ударила молния, это мне передала женщина, которая привезла вас. Она рассказала, что там у вас творилось. Даже и не знаю, как такое возможно. Ох, нас все это зацепило только краем, но от этого не легче. После того как вода отступила и заработали больницы, мы работаем в три смены почти без отдыха. Некоторые уже давно не спали, и такое ощущение, что скоро свалятся и займут место среди своих же пациентов. Но вы, главное, не думайте об этом, все это уже позади. Отдыхайте, я буду рядом.
Дверь закрылась, и Алия осталась в своих мыслях.
Еще долго она не могла уснуть. Она смотрела то в потолок с гуляющими трещинами на белых пластинах, то на пациента на соседней кровати, то вовсе в пустоту.
Вечером заходил доктор и провел осмотр. Ничего конкретного он сказать не мог, только то, чтобы она больше отдыхала.
На следующее утро она чувствовала себя немного лучше. Медицинские препараты, которыми ее напичкали, давали благотворное воздействие. Она поправлялась, боль отступала, а сил прибавлялось. Каждый раз, когда в палату заходила медсестра, она ее расспрашивала о том, что творилось в этом городе, и о состоянии своего брата. Медсестра рассказала ей, что их город после затопления ждали серьезные проблемы с энергостанциями, разрушенными зданиями и антисанитарией, от которой очагами зарождались инфекционные заболевания.
Вечером от проводившего осмотр доктора она узнала о том, что наконец пришел в себя и ее брат. От радости чуть не выпрыгнула из кровати, но сковавшая ее тело боль снова вернула ее на землю.
Ночью Алия проснулась от громких возгласов врачей, оказавшихся в ее палате. Одному из пациентов стало плохо. Оказалось, врачи проводили реанимационные мероприятия. Ничего не вышло. Тело бедолаги увезли спустя четверть часа.
Как и говорила сестра, больница была переполнена, и уже утром Алия наблюдала, как в кровать перекладывают очередную пациентку лет пятидесяти, со впавшим носом и редкими прядями волос. Двое медбратьев вскоре покинули палату, и она осталась с медсестрой, которая заканчивала укладывать обездвиженное тело.
– У нас новый сосед? – спросила Алия.
– О, голубушка, вижу, вам заметно полегчало, даже голос у вас изменился и стал более женственным, не то что тогда. Помните? В первый раз, когда очнулись. Я даже перепугалась тогда, думала, в голове все перепуталось, – медсестра положила руку на грудь и засмеялась. – Ну, сами понимаете, вы вся в бинтах, голос грубый, мужланский, что мне оставалось думать?
– Вы правы, мое самочувствие заметно улучшилось.
– Это хорошо, голубушка, значит, скоро будем переводить вас в другое отделение, только еще немного окрепните.
– Что с ней? – Алия окинула взглядом новоприбывшую пациентку.
– По диагнозу – кома неясной этиологии. Ее доставила соседка ночью. Из близких никого нет. В общем, печальная история. Хотя, знаете ли, тут у половины города сейчас не лучше. Да и сама соседка о ней довольно странно отзывалась.
– Почему странно?
– Говорила, что до потопа и всего этого она была вполне нормальной, ну, знаете, ничего примечательного, офисный работник в одной из крупных фирм по продаже газового оборудования. Всегда строгая и опрятная одежда. Но вот только когда все закончилось и вода ушла, ее поведение заметно изменилось. Одежда рваная, перепачканная, глаза обезумевшие, и все талдычит о зеленых человечках, якобы проводивших над ней опыты. Со слов соседки, два дня так ходила, пока не рухнула в коридоре. В общем, выжить ей удалось, а вот сохранить разум не получилось.
Алия покачала головой. Столько усилий, чтобы обрести такой финал…
– Как мой брат?
– Как и вы, чувствует себя лучше. Спрашивает о вас. Ну, все, голубушка, я побежала, еще столько дел.
Ночью Алие снова снились кошмары, где на них с братом нападала большая стая волков. От них они долго убегали, пока не уперлись в вымощенное горным камнем кольцо. Затем резко стемнело, и ее брата утаскивали куда-то в темноту, где он мучился и кричал, затем волки возвращались и, оголяя свои огромные клыки, набрасывались на нее, но тут же превращались в глыбу льда и рассыпались на куски. Алия проснулась в холодном поту. Где-то в коридоре горел тусклый свет лампы. Вокруг тихо шумели медицинские приборы, периодически попискивая в такт некой больничной симфонии. Из-за приоткрытой двери доносились отзвуки капающей в уборной воды, чей-то храп в соседней палате и колыхающиеся от ветра деревья за окном.
Этой ночью у нее никак не получалось заснуть. Доктор, посещавший ее каждый день, настоятельно рекомендовал соблюдать постельный режим, но постоянное безделье и постепенное возвращение сил не могли удержать ее от того, чтобы попробовать наконец встать на ноги. Скинув забинтованные ноги на пол, она предприняла первую попытку. Тут же упала. Оказавшись на полу, схватилась за кровать и повторила. На этот раз ноги удержали ее. Опираясь руками о стены, медленно, еле ковыляя, вышла в коридор. Казалось, что даже больница, уставшая от стонов и нескончаемых пациентов, обессилела и тоже погрузилась в сон. Кое-как дошла до уборной и стала возле зеркала. Долго смотрела в него и не решилась сделать то, для чего проделала весь этот долгий путь. Затем рука сама плавно начала стягивать бинты с лица. Открыв глаза, страх немного ушел. Лицо покрасневшее, но без шрамов. Еще долго она пристально изучала каждый участок. Ниже лица дела обстояли менее оптимистично. Обширные ожоги напоминали морозные узоры на стекле в виде дерева с разросшейся кроной.
Замотав обратно бинты, она вышла из уборной. Хотела дойти до брата, но поняла, что сил уже не хватит, и повернула в свою палату. Здесь все как и раньше: пикающее медицинское оборудование, люди, не поменявшие свои позы с того первого дня, как здесь появились. И запах, проникающий в каждую клетку ее тела. Ужасный нестерпимый запах. Хотя кое-что все же ее смутило. Под падающим и разливающимся свечением луны она разглядела открытые глаза новой пациентки. Какие-то нечеловеческие, красные и не двигающиеся.
– Как вы себя чувствуете? – тихо произнесла Алия. – Может, позвать врача?
Молчание, даже не шевельнулась. «Наверно, точно сумасшедшая какая-то, – подумала Алия, – а может, умерла. Еще придется с трупом ночевать…»
Утром Алия рассказала все сестре. Та, немного удивившись, принялась осматривать женщину. Вскоре медсестра удостоверилась в том, что никаких изменений нет – пациентка лежала в свойственной ей позе с закрытыми глазами. Она с ухмылкой посмотрела на Алию и, сказав, что, скорей всего, поздней ночью ей это просто причудилось, покинула палату.
Днем Алия снова нарушила запрет врача и посетила палату брата. Как и она, он был весь перебинтован, но в сознании и даже смог немного поговорить с ней. От этого у нее немного поднялось настроение. Он был жив, и он шел на поправку, хоть и значительно медленнее ее! Ей не хотелось уходить отсюда, но долго оставаться она не могла.
Вернувшись обратно, ее взгляд почему-то снова упал на ту пациентку. Та, как и раньше, находилась в том же положении, разве что нос, может, еще более углубился внутрь, а уши вытянулись, но совсем незаметно. Глаза закрыты. «Накручиваю себя как ребенок. Все, хватит».
Ночью Алия проснулась от какого-то странного цокота возле окна. От этого звука по всему ее телу пробежала дрожь. Почему-то тут же ее тело окутал страх, как будто она была маленьким ребенком. Затем звучание прекратилось, и ему на смену пришел скрип пружин. Кто-то вставал там сзади. Неужели сумасшедшая пришла в себя? Пружины разжались, и звяканье сменилось пугающей тишиной. Безмолвие продолжалось всего несколько мгновений, пока Алия не услышала едва уловимый звук шагов. Что-то происходило совсем рядом с ней. От этого страх так сильно сковал ее тело, что она боялась не просто пошевелиться, а даже просто открыть глаза. Шорох шагов сменился странным звуком, напоминающим маленький игрушечный насос, и опять цокот, стрекотание какого-то странного насекомого. Снова шаги. Идет к ней. Алия замерла. Неприятный, почти трупный запах обдул ее веки. Чуть не сморщившись от неприязни, она едва не выдала себя. Как животное, ее тело обнюхивали с головы до пяток. Все это сопровождалось омерзительным цоканьем. «Как такое может звучать от человека? Пошла прочь!» Снова переместилась к лицу. Затем замерла возле шеи. Простояла так минут пять. Затем, развернувшись, ушла к следующей кровати. Та же самая процедура теперь ждала нового пациента.
До самого утра Алия не могла уснуть, боясь повернуться с одного бока на другой. То и дело постоянно прислушивалась, не заскрипят ли снова пружины сзади. Как только рассвело и в коридоре послышались шаги медперсонала, тут же вскочила с кровати и выпученными глазами посмотрела на женщину возле окна: та же поза, как и вчера, тот же впавший нос и заостренные уши, непреклонное выражение лица. Состояние комы…
В таком состоянии она просидела еще с полчаса, ожидая, что женщина на койке возле окна чем-то выдаст себя. Ни малейшего движения. Ни один мускул ее так и не дернулся.
Медсестра снова ей не поверила и, лишь бегло осмотрев пациентку, принялась за свою работу, что-то пробормотав про себя. Скорей всего, подумала, что это Алия потихоньку сходит с ума, но вежливо решила не говорить ей об этом.
Днем Алия несколько раз вставала, с каждым разом чувствуя, как боль все больше уходит. Возле окна провела около часа, холодно наблюдая за тем, как заработавший морг принимает своих посетителей. Внутри этого здания в левом крыле находился крематорий, дым из трубы которого пропитывал всю территорию больницы и, просачиваясь через форточку, оседал в помещениях. Судя по часто подъезжавшим машинам, местные власти не успевали хоронить усопших и попросту превращали их в пепел. Медперсонал действительно носился словно муравьи в муравейнике, не успевая за поступавшими больными.
День пролетел так незаметно, что, когда на улице потемнело, Алия снова с отталкивающей долей страха осмотрела пациентку возле окна. Свет в палате не выключала до последнего, пока не пришлось это сделать после визита дежурной медсестры. Затаившись в кровати, она вслушивалась во все шорохи: капающие звуки воды в уборной от протекающего крана, иногда разговоры проходящих мимо врачей и редкий скрежет пружин из соседних палат поначалу. Затем тишина. Кроме падающих капель, ничего.
Около двух часов ночи все же поддалась усталости и, сама того не заметив, задремала. Проснулась почти сразу от того, что ржавые дверные петли издали протяжный стон. Медленно и осторожно высунула голову, чтоб посмотреть на кровать возле окна. Пустая.
Шагов совсем не слышно. Как будто никто и не выходил вовсе. Все такая же мертвая подавляющая тишина, за исключением ударяющихся о дно умывальника в уборной капель. Еще один скрип ржавых дверных петель. Кто-то беззвучно зашел в соседнюю комнату. «Какого черта она там делает? Нет, сейчас уличу ее на месте, и потом пусть медсестра оправдывается, что не поверила мне сразу!»
Скинув ноги с кровати, Алия бесшумно подкралась к двери. В коридоре пусто. Плавно прикрыла деревянное полотно, чтоб та не скрипнула и не раскрыла ее. Так же на носочках подошла к соседней палате и заглянула внутрь. Свет от приоткрывшейся двери заполнил часть комнаты, но и этого было достаточно, чтобы разглядеть ту полысевшую женщину, находившуюся, со слов врачей, в коме. Отпрянув от лежавшего мужчины, последняя уставилась на нее леденящим жадным взглядом. Нос еще больше осел на лице, становясь почти незаметным, оттенок лица бледно-синий, с красными полосками от губ до подбородка. Что-то упало с подбородка на пол.
– Сестра! – закричала Алия.
Дверь закрылась, и она попятилась в комнату дежурного персонала.
– Сестра!
Дверь не заперта. Вбежала в комнату, перед этим посмотрев назад и убедившись в том, что ее никто не преследует. Полусонная женщина в белом халате едва успела встать на ноги, когда к ней залетела Алия.
– Что вы…
– Там женщина, та безумная женщина… Мне кажется, она пьет кровь пациентов. Она не в коме. Так только кажется, но когда наступает ночь…
– Что вы несете? Успокойтесь для начала. Вы сейчас тут всех поднимите.
– Пойдемте, я покажу. – Алия схватила медсестру за руку и потащила в палату. – Я знаю, выглядит довольно странно, но это правда, я ничего не придумываю.
Сестра отдернула руку, но все же пошла за ней. Когда дверь в 510 палату открылась, там лежало шесть пациентов. Все живы, посторонних нет.
– Но я же видела. Она только что была здесь.
Алия направилась в свою палату. Медсестра недовольно покачала головой, сделав лицо глубокой отрешенности.
– А оборотней вы тут еще не видели или человека-паука?
– У нее на лице кровь была, на подбородке, я же не придумываю все это.
– Похоже, этот мир все-таки спятил, – сухо прокомментировала женщина в белом халате.
Открыв дверь уже своей палаты и включив свет, Алия со стоящей за ней медсестрой обнаружили все так же лежащую без сознания женщину со вполне чистым ртом и в неподвижном состоянии. Близко к ней подходить Алия все же не решалась.
– Значит, так! – с суровым видом начала медсестра. – Либо мы успокаиваемся и больше не будоражим весь корпус, либо мне придется позвать врача, и он вколет вам седативные.
– Я не буду спать рядом с ней, дайте мне другую палату. Вы просто не понимаете…
– Сейчас! В три часа ночи! Из-за бродящих по ночам вампиров! Нет, хватит всего этого с меня. – Медсестра развернулась и направилась в свой кабинет. – Пусть Альберт поработает, ему все равно практика нужна.
Выбора не было. Либо лежать обездвиженной и в непонятном состоянии (неизвестно, что ей вколет этот самый Альберт), либо признать свою неправоту и иметь хоть какие-то шансы на спасение.
– Стойте! – крикнула вдогонку Алия. – Извините, что побеспокоила вас. Наверно, вы правы и мне все это почудилось. Страшный сон приснился, вот я, дурочка, и прибежала сразу к вам. Это все, наверно, молния, до сих пор не могу прийти в себя. Каждый день кошмары мучают. Еще раз извините, Христа ради.
– Завтра мы вас еще раз осмотрим. А сейчас ложитесь спать, и ни звука больше. – Медсестра подошла к своей комнате, но перед тем, как зайти в нее, окинула взглядом подозрительную пациентку. – Через минуту я к вам зайду и проверю. Надеюсь, у меня все же не найдется поводов вызывать Альберта.
Алия зашла в комнату. Не оставляя взгляда на женщине возле окна, она напряженно уселась на кровать. Перед тем как лечь, еще несколько раз бросила на нее взгляд. Когда через четверть часа зашла медсестра, Алия закрыла глаза и притворилась спящей. Полусонными глазами медсестра убедилась, что никто не нарушает покой, и, выключив свет, удалилась.
Сон был бы чудовищной и смертельной ошибкой, если после увиденного можно было бы заснуть в таких условиях. Алия знала: то, что лежит сзади нее, так же не спит, как и она, и всего лишь ждет своего момента. Однако так продолжалось недолго. Уже через час сзади раздался тихий, омерзительный и пронизывающий до самых косточек звук. Словно какое-то заунывное пение, едва слышимыми волнами оно наполнило комнату. Звук был тихий и едва уловимый, и даже убаюкивающий, но лишь для того, кто не знал, кто или что его издает. Алия вслушивалась в каждый щелчок этой песни и в каждую паузу, мысленно отмеряя расстояние, откуда он исходит. Когда лишь на секунду ей показалось, что он приблизился, она тут же вскочила с кровати и метнулась к двери. Пробегая проем, она почувствовала, как ее плечо что-то сжало. Тут же рефлекторно отмахнувшись, ее рука угодила в твердую плоть. В плече появилась боль, но теперь ее путь к выходу был свободен.
Коридор все так же пустовал. Ни одной живой души. Хотя тот хлопок, с которым она закрыла дверь, мог разбудить соседние палаты, а главное, медсестру. Она отошла на безопасное расстояние. Преследования не было. «Значит, боится показаться и быть пойманной. Хитрая тварь…» Быстрыми шагами Алия дошла до уборной и, перед тем как зайти в нее, еще раз оглядевшись, убедилась, что ее никто не преследует.
До утра она просидела в одной из кабинок, обдумывая, что ей теперь делать. Первое, что приходило на ум, – это расправиться с этой тварью сразу же на рассвете. Забрать свои вещи, а вместе с ними – длинные ножи ее брата. Вот тогда она ей покажет. Но что если даже после этого она не умрет? Что если она уже давно мертва? Тогда все ее усилия будут напрасны. И что в итоге? Даже если она и сможет сбежать после этого из больницы, то за ней начнется охота, как за особо опасной убийцей. Брата она не бросит, а с ним, пока он не окреп, далеко не убежишь. Убедить врачей в том, что среди их пациентов лежит женщина-вампир? Тут, кроме смеха, ничего в ответ не услышишь. Вариант один – бежать. Но как вывести брата? И как не навредить его лечению?
Цель была поставлена, но как это все осуществить, она не представляла. Как можно вывести мужчину, который едва может стоять на ногах? А после сегодняшней ночи наверняка разойдется молва о том, что она сумасшедшая и ей чудится не бог весть что.
С утра и до обеда она просидела у брата, ни на секунду не зайдя в свою палату. Она разговаривала с ним, немного отвлекаясь, ухаживала и запоминала до мельчайших подробностей все то, чем и как его врачует местный персонал. После обеда попросила у новой медсестры снотворное, сетуя на то, что из-за болей в спине не может заснуть. Ее измученный вид и мешки под глазами не вызывали ни капли сомнений в этом, и она с легкостью получила две таблетки «Реланиума». Положив их в карман, Алия направилась в приемное отделение.
Когда вернулась, брат уже спал. Ей тоже надо было. Этой ночью силы ей были необходимы как никогда. Обессиленная и уставшая, легла на свою кровать. Днем на ней было безопасно. Сама того не замечая, погрузилась в сладкую дремоту. Ей снились приятные сновидения из прошлого, где они с братом отмечали свое совершеннолетие. На столе вишневый пирог и бутылка мускатного вина. Радостные настроения на пути к чему-то новому. Не хотелось просыпаться. Так бы и оставалась все время внутри своих воспоминаний.
Когда открыла глаза, с ужасом взглянула в окно. Темнота! Затем на часы – первый час ночи!
Все время на подготовку ушло, придется действовать как всегда – по обстоятельствам.
Алия вышла из комнаты в направлении кабинета медсестры. Коридор пустой, только иногда из палат доносятся редкие похрапывания. Двигалась плавно и тихо. Не хотела никого разбудить. Кабинет располагался самым последним из всех комнат. За ним лишь лифт и лестничная дверь. Палата медсестры была приоткрыта. Внутри тучная женщина, боровшаяся со сном. На белом халате бейджик – Филиппова Елизавета Аркадьевна.
– Доброй ночи, – вежливо произнесла Алия.
– Доброй, а вы почему не спите? – спросила удивленно Елизавета Аркадьевна.
Все складывалась для нее очень удачно: медсестра сидела к ней боком, уткнувшись в свой журнал, и сонно изучала один из медицинских журналов. На шкафчике возле входа, рядом с чайником, стояла кружка остывающего кофе.
– Извините, пожалуйста, мучают сильные боли в спине, не могу уснуть. Буду вам очень благодарна, если что-нибудь найдется.
Осмотрев ночную пациентку, тучная женщина с румяными, немного выпирающими щеками встала и, подойдя к шкафчику, вытащила из пластмассовой упаковки таблетку.
– Возьмите, это вам должно помочь. Попробуйте заснуть, сейчас для вас лучшее лекарство – это отдых и сон.
– Спасибо вам большое, вы моя спасительница, – поблагодарила ее Алия.
– Я всего лишь медсестра, – сонно произнесла Елизавета Аркадьевна и снова села на свое место, погружаясь в изучение журнала.
Уходя из комнаты, Алия незаметно бросила ей в кружку две таблетки снотворного и, еще раз поблагодарив ее, покинула помещение.
Добравшись до палаты Самвела за считаные секунды, она собрала их вещи и разбудила брата.
– Нам надо срочно уходить, – тихо произнесла она.
– Что? Что случилось? Почему? – не понимая, ответил брат.
– Я не могу сейчас объяснить всего. Ты просто должен мне поверить, но времени у нас почти нет, поэтому я прошу тебя поторопиться.
В его глазах все так же присутствовало непонимание всего происходящего этой поздней ночью. К тому же он еще совсем не окреп, чтобы свободно, без вреда себе передвигаться и покидать больницу. Но сестре он всегда доверял всецело и без каких-либо колебаний, и если она говорила, что им надо было уходить, то это следовало сделать, и как можно быстрей.
План побега рождался на ходу. Выждав еще немного времени, Алия вышла из палаты, сказав Самвелу, что скоро вернется. Пустынный коридор больницы навевал страх и мурашками покрывал все ее тело. Она могла пробудиться в любую секунду! Эти мысли не покидали ее все это время. Постоянно оглядываясь назад, на носочках она добралась до комнаты медсестры. Мельком заглянула в нее. «Хорошее снотворное», – подумала Алия. Медсестра спала как младенец, упершись лбом в медицинский журнал. Из шкафа она забрала белый халат, там же из черной замшевой куртки спящей плавно и аккуратно вытащила ключи с брелоком «Фольксваген», затем открыла шкафчик с хранящимися там медикаментами. Расфасовав их по карманам, Алия выключила свет и вышла из комнаты, чтобы забрать каталку возле лифта. Перед тем как увезти ее, нажала на кнопку вызова, подумав, что при этом значительно сэкономит время.
Тихо довезти старую, повидавшую тысячи пациентов каталку не получалось. Та то и дело постоянно поскрипывала и издавала стонущие звуки, эхом разносившиеся по коридору. Приходилось катить медленно и крайне осторожно. Добравшись до палаты, она быстро переложила брата на каталку, туда же переместила те немногочисленные вещи, оставшиеся у них после гор Конжака, и снова покатила ее обратно.
Алия открыла дверь. Раздался совсем знакомый скрип давно не смазанных дверных петель. Душа ушла в пятки. До лифта оставалось около двадцати метров. Но из-за того, что катить приходилось крайне медленно, расстояние до двери лифта почти не уменьшалось. Это была плата за бесшумную дорогу в надежде, что ее никто не услышит. Она обернулась назад. Все тот же пустой коридор. Ни единого звука. Даже храп, раздававшийся из 523 палаты, прекратился. Только зловонный запах гноя и экскрементов, перебивающий въевшуюся в пол хлорку.
В 505 палате кто-то закашлял. Алия остановилась. Еще раз посмотрела назад. Никого. Кашель прошел, и снова стало тихо. Каталка плавно двинулась вперед. Непонимающие глаза брата смотрели то по сторонам, то с удивлением – на нее. Справа показалась табличка «501» – комната с надписью «Врач Давидович А. М. и Филиппова Е. А.» Дверь закрыта. Но почему закрыта? Алия точно помнила, что дверь оставляла открытой, чтобы лишний раз не шуметь и не разбудить только что начавшийся медикаментозный сон медсестры. Медленно она приоткрыла белую деревянную дверь. Свет из коридора освещал всего несколько метров комнаты и заканчивался возле шкафчика орехового цвета. Когда прищурившиеся глаза немного привыкли к темноте, она увидела, как над столом стоит чье-то согнувшееся тело. Неужели таблетки не подействовали или имели такой столь непродолжительный эффект? Затем она ощутила дрожь, которая волнами пробежала по всему ее телу.
Это тело было не Елизаветы Аркадьевны. На стол рухнула безжизненная туша медсестры. На ее лицо падала тень, но это была именно та сумасшедшая женщина! Спутать ее с кем-то еще было просто невозможно. Она смотрела на нее все это время из темноты. Снова сковывающая дрожь пробежала по ее телу.
– Алия, – из коридора послышался голос брата, на секунду выведший ее из ступора.
Но и этого ей хватило, чтобы молниеносно со стуком, прозвучавшим безумно громко, захлопнуть дверь и вытащить связку ключей, которые она успела стянуть. Брат, находившийся рядом, показывал ей на что-то и постоянно звал, но она не видела его и пыталась попасть дрожащими руками в замок. Когда все же ей это удалось, дверь уже ходила ходуном. Что-то зловещее и нечеловечески сильное пыталось оттуда вырваться. Отшатнувшись от нее, она увидела, как брат показывает ей назад. По пустому коридору на них шаткой неестественной походкой двигались два пациента. Алия тут же их узнала – ее бывшие соседи по палате.
До лифта оставалось около пяти метров. Каталка неслась. Никто уже не пытался сохранить какую-либо тишину в этом тусклом коридоре. Едва лишь дверь лифта приоткрылась, как тут же Алия на полном ходу занесла внутрь каталку с братом. Теперь оставалось только нервно нажимать на кнопку первого этажа и ждать. Они замерли, наблюдая, как медленно закрываются двери и как быстро к ним подбираются две опасные твари, сумевшие перестроить свое тело за считаные дни. Их уши стали заострены кончиками вверх, все тело покрыто синими венами, а лысое овальное лицо, на котором вместо носа были лишь небольшие отверстия, отдаленно напоминало человека, болевшего сифилисом. Перед тем как двери закрылись, они в одном животном прыжке пытались настигнуть свою добычу, но не успели всего на долю секунды. Лифт тронулся.
Двери открылись, и, обезумевшие, они выскочили в коридор. Каталка пронеслась возле ресепшена, чуть не сбив двух людей перед выходом. Дежурный врач, выбежавший на крыльцо за ними, увидел лишь торопливо уезжающую машину.
Глава 16
Петр
Угнетающий, ломающий рассвет я встретил немного раньше остальных, прогуливаясь по руинам того места, где некогда протекала вся моя жизнь. И хоть первая разведывательная группа военных крайне не советовала посещать город, я покинул стоянку нашего лагеря и решил попрощаться с этим местом. С каждым моим шагом я все больше представлял, как ранее здесь стояли дома, магазины, театры, банки и чистые улицы. Теперь только горечь и утрата. Но не увидеть и не сказать прощальных слов этим улицам и белесым зданиям, и всему тому, что со мной тут было, я просто не мог.
На своем пути я встречал группы военных вперемешку с добровольцами, помогавшими собирать остатки пропитания, видел выживших – исхудавших, скелетообразных мужчин, редко встречались женщины с испуганными, потерянными от скорби лицами и почти не видел детей. Выживали здесь только сильнейшие. Чертов закон Дарвина во всей его красе.
Все они были безудержно рады нам и в то же время смотрели с пренебрежением. В отличие от них мы не видели всех тех ужасов, что царствовали здесь почти два месяца, забирая все новые и новые жизни. Все они, как один, рассказывали, как огромные цунами с чудовищной периодичностью проносились по городу, унося в последний путь все новые души. Рушились дома, а с неба не сходили чернейшие тучи. Вода заполняла все, оставляя лишь верхние уцелевшие этажи многоэтажек. Да и те со временем, накренившись, падали, опрокидывая последние надежды на спасение.
Этот город уже было не спасти. Не восстановить. И не выжить в нем.
Походив еще немного по тем местам, которые уже было не узнать, я все же решил вернуться в лагерь. Здесь уже все были на ногах и оживленно собирались. Оказалось, пока меня не было, вернулся разведывательный отряд из Смоленска. Судя, по их словам, этот город смог более-менее уцелеть. Сохранилось немало неразрушенных зданий, многие люди смогли пережить катаклизм.
Меня эта новость обрадовала лишь отчасти. После прогулки на мне еще висела гримаса тоски и забвения. Мне очень не хотелось покидать свой родной город. Но оставаться здесь не стал бы ни один здравомыслящий человек. И я это понимал.
Ближе к обеду наша группа выдвинулась снова. Теперь нас ждали почти два дня изнурительного тяжелого путешествия по Москва-Минской магистрали.
К закату следующего дня мы добрались до нашей цели.
Разведгруппа не ошиблась. Хоть и было уже почти ничего не видно, но определенно можно было утверждать, что жизнь здесь еще присутствовала. На первый взгляд нельзя было сказать, что он был разрушен, но и нельзя было сказать, что он хорошо сохранился. Обрушенные дома, сложившиеся как карточные домики, местами скверный рвотный трупный запах, горы клубившегося посреди дороги мусора, глиняные тропы поверх асфальта. Разруха. И в то же время устоявшие под натиском природы целые нетронутые кварталы и сотни, может быть, даже тысячи спасшихся горожан. Одно лишь невозмутимо и величаво стояла все так же, как и многие века, Смоленская крепостная стена. Возможно, именно благодаря ей и сохранилось так много уцелевших зданий в центре города. Принимая удар на себя, стены отражали мощнейшие натиски громадных разрушительных волн.
По договоренности с местным самоуправлением нас начали размещать по домам, которые тут теперь пустовали десятками тысяч. Чужие и ранее роскошные квартиры, куда нас отводили, пахли сыростью и гнилью. Организацией занимались несколько учтивых горожан, ранее работавших в администрации города и с сочувствием относящихся к примкнувшим теперь уже бездомным гостям. Наш приют, куда нас учтиво разместили, находился недалеко от центра, на улице Дзержинского, в четырехкомнатной квартире на третьем этаже. Этаж, как мне казалось, играл сейчас также немаловажную роль с тем учетом, что все то, что случилось совсем недавно, могло повториться.
Переписав в свой журнал наши данные, мужчина с бейджиком «Светлов Андрей Васильевич, администрация г. Смоленска» вежливо пожелал нам спокойной ночи и напомнил, что все мы должны прибыть завтра в десять утра на площадь Ленина, где будут обсуждаться важные вопросы и будет принято много решений о будущем города. Не знаю почему, но мы так и держались друг друга вместе и заняли эту квартиру тем же составом. Раскинув вещи, мы тут же нашли свои места на мягких удобных кроватях, где и закончили остаток этого дня.
Раньше всех встал Ник. Проголодавшись, он начал шумно перебирать полки на кухне в поисках хоть каких-то оставленных запасов съестного. Но когда понял, что все это бесполезно, уселся в кресло возле окна. Чуть позже туда же подтянулись и все мы.
– Через полчаса собрание, – объявил Ник.
– Думаете, стоит идти? – лениво ответил Меир. – Я бы повалялся еще до обеда.
– Стоит. Как минимум надо хотя бы узнать, что нам предложат.
Меир потер нос и посмотрел на Ника.
– Светлов что-то говорил о восстановлении города. Думаю, нам предложат работу.
– Думаю, биржа труда здесь пустует, – включился в разговор Ким. – Не знаю, для чего мы здесь. Но да, работы здесь полно. Особенно для дворников и архитекторов.
– Ты прав, – вступился я. – Но есть люди. Есть желание сплотиться и двигаться дальше вместе. Если никто из нас не придет и так же поступят все остальные люди, то что будет дальше?
– Все просто, – продолжил Меир. – Разграбят последние уцелевшие магазины, начнется голод, что приведет к грабежам и убийствам, затем жалкое существование, где мы будем блуждать по пустынным городам в поисках ржавой банки консервов, чтобы не сдохнуть от свернувшегося желудка.
– Романтика, – съерничал Ким. – Ладно, сон уже все равно ушел из-за вашей болтовни. Пойдемте посмотрим, что нам могут предложить.
Центральная площадь на удивление была чистой. Ветерок то и дело прогуливался по ней, обдувая сотни прибывших и насыщая их давно забытой свежестью. Возле трибуны, где стоял полнотелый облысевший губернатор Сотников, стояло свыше десяти палаток с сидевшими возле них за столами людьми.
Как мы и думали, всем нам предложили работу. Работу за еду. Все, что от нас требовалось, – это подойти к одной из палаток и предложить свои услуги. Вакансии делились на инженерные, военные, сельскохозяйственные, медицинские и многие другие. Была даже палатка с пустой табличкой, куда свободно могли записываться все те, кто не имел навыков, но хотел работать. Всем, кто записывался, выдавали талоны, по которым можно было отправиться в одну из столовых и позавтракать. Долго размышлять на голодный желудок нам не пришлось, и, отстояв в немалой очереди, каждый из нас сделал свой выбор. Даже Ким, долго раздумывавший, стоит ли ему вообще тут находиться, встал в одну из длинно-тянущихся змеек.
Мне со своей профессией больше ничего не оставалось, кроме как пойти в социальное развитие, Меир и Ник выбрали военную службу, Ким – МЧС.
Теперь мы могли получить свою тарелку супа и приступить к своим обязанностям. Все мы понимали, что легко уже не будет.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/evgeniy-ermoshko/kniga-petra-67252724/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Евгений Ермошко
Тип: электронная книга
Жанр: Ужасы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 01.06.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Стихийные бедствия прокатываются по всей земле. Одним из выживших становится Петр, решивший описать все те таинственные и ужасные события, после того как он увидел новый мир. Его летопись, с представленными в ней историями, может показаться крайне нереалистичной или фантастической. Но таковой она будет казаться лишь для тех, кто не окунулся во все то охватывающее и разрастающееся безумие и ужас, с которым ему и его друзьям пришлось столкнуться лицом к лицу, после того как спустились они…