Главная страница | Современные детективы | Дырявая ловушка

Дырявая ловушка
Милена Стилл
Жизнь молодой художницы Карповой Веры буквально расписана по минутам. Она едва успевает, закончив одно занятие, бежать на другое. Желание быстро заработать большую сумму денег, приводит девушку в дом, о котором давно ходят противоречивые слухи.Попав в руки преступников, Вера сталкивается с серьёзным испытанием и с ужасом понимает, что помощи ждать не от кого, так как из-за вечной занятости она не успела завести друзей.Художница начинает действовать в одиночку.

Дырявая ловушка

Милена Стилл
Не засоряйте свою память обидами, а то там может просто не остаться места для прекрасных мгновений.
    Ф. Достоевский
Однажды и в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль.
    Ф. Достоевский
Дизайнер обложки Лионелла Чернышова

© Милена Стилл, 2024
© Лионелла Чернышова, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0056-1516-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вера сделала последний мазок кисточкой и облегчённо вздохнула. Всё ещё находясь в своих мыслях, она отошла от стены на небольшое расстояние и стала критически рассматривать только что законченный рисунок.
Через некоторое время девушка улыбнулась и, сладко потянувшись, взлохматила свои длинные вьющиеся волосы, сорвав со лба ленту, которой они были перехвачены.
Высокая, стройная, с длинными, но гибкими руками она притягивала к себе взгляд, потому что выбивалась из привычного образа современных красавиц. На ней не было ни грамма косметики, но создавалось впечатление, что она потратила уйму времени, чтобы сделать свой макияж невидимым.
У неё были немного крупноватые кисти рук, что сразу бросалось в глаза, потому что они были непропорциональны её хрупкому телу. Наверно, поэтому на руках Веры отсутствовали разного рода фенечки, которые так любят носить художники. Запястье девушки украшал единственный браслет-пружинка, а на шее висел круглый кулон густого красного цвета в тон её любимой шляпы с бантом сзади.
Художнице понравилась её новая картина-абстракция, изображающая ракушку, в виде закрученных завитков, чем-то напоминающая домик улитки. Она выполнила свою фантазию в светлых тонах, которые плавно переходили из белого в серый, а из серого в голубой и синий.
Заказчик особо не настаивал на тематике картин, поэтому Вера предложила свою любимую – морскую. Это было неслучайно, ведь двадцать пять лет она прожила на берегу Азовского моря, которое полюбила всем сердцем.
До этого девушке не приходилось работать с большими холстами, а тем более – со стенами, но предложенный гонорар за роспись дома, сразу решил бы её вечную проблему с нехваткой денег, которые она хотела вложить в ремонт своего скромного жилища.

Дом в посёлке Морской достался ей по наследству. Сначала в нём жили дедушка с бабушкой, потом хозяйкой стала её мама, но после развода с отцом Веры, Ида уехала в Грецию, чтобы создать новую семью.
Судя по нечастым разговорам по скайпу и фотографиям в интернете с томными мачо, меняющимися как стёклышки в калейдоскопе, дочь поняла, что отчим у неё появится не скоро. Это её нисколько не огорчало, потому что с отцом у неё сохранились хорошие отношения, и он никогда не препятствовал её появлению в трёхкомнатной квартире, где она была прописана, и которая находилась в пятнадцати километрах от посёлка в городе Майске.

Посёлок Морской пользовался большой популярностью у отдыхающих. Здесь не было крутых длинных спусков к воде и, главная достопримечательность – море, находилась в ближайшей доступности из любой точки этого живописного места. Для отдыха в Морском имелось всё необходимое: кафе, столовые, рынок, магазины, гостиницы на любой вкус и кошелёк, а также куча развлекательных мест, куда вечером стекались загорелые приезжие, чтобы потратить не только деньги, но и накопленную за день энергию.
Вера любила ходить на пляж рано утром, когда вода была чистая, и людей рядом не было. Девушка всегда удивлялась тем, кто спал до полудня, а потом в самое пекло шёл на море. Она практически никогда не загорала, как это делали приезжие. Этот пробел она обычно восполняла в огороде, когда пропалывала цветы и грядки с овощами.
Если вечером у неё появлялось время, то, искупавшись, девушка любила наблюдать за людьми, которые видели море раз в году.
Это, действительно, было забавно, ведь, приезжая из какого-нибудь Кукуева, они настолько одуревали от новых впечатлений и незнакомой обстановки, что вели себя неадекватно, хотя, может быть, раскованно тоже подходило в данной ситуации.
Вот, к примеру, вчера Вера наблюдала, как женщина, немолодая, скажем 60+, намазалась грязью, как принято говорить в здешних местах «из вулкана» и, искупавшись в море, повязала на пояс полотенце. Затем, сняв трусы от купальника, она решила пройтись по берегу. Непонятно, о чём она думала, прохаживаясь в повязанном на талии полотенце и без трусов, кокетливо оголяя неровные, в буграх и синих прожилках, ноги.
А эту немолодую пару Вера видела уже не в первый раз. Женщина, которую про себя она называла Мальвиной, из-за длинных, ниже талии распущенных волос, заходила в море со своим спутником… под ручку. Лысый кавалер с отвисшим животом с гордостью нёс возложенную на него ответственность – гулять даму по высшему классу, даже входя в воду.

Когда выпадала свободная минутка, Вера записывала свои наблюдения в блокнот, на обложке которого белокрылая чайка парила над морской волной, что соответствовало его названию «Пляжные скетчи».
Девушка делала записи по настроению.
Когда хотелось выплеснуть эмоции и посоревноваться с собой в нахождении умопомрачительных эпитетов к увиденным персонажам, она брала ручку.
Но когда совсем не хотелось напрягать серое вещество уставшего мозга, она брала карандаш и точными линиями копировала картинку, запечатлевшуюся у неё в памяти.

Иногда Вера просто так доставала из письменного стола любимый блокнот и, уютно устроившись на диване в спальне или в шезлонге под вишней, листала исписанные и разрисованные страницы. Получив порцию хороших эмоций, она засыпала сладким недолгим сном. Обычно её будили крики отдыхающих по соседству детей, и это вносило определённую негативную нотку в пробуждение. Но последующие дела и заботы не оставляли времени на обиду, ведь приходилось буквально вертеться, как белка в колесе, чтобы содержать дом и себя.

Вера собрала кисточки с красками и, ещё раз окинув взглядом стену лестничного пролёта, где была изображена необычная ракушка-улитка, двинулась в сторону балкона. Она понимала, что работа закончена, ей осталось лишь получить оставшуюся часть гонорара, и больше она сюда не вернётся. Но этот вид с балкона… Он привлёк её внимание с самого первого дня, как она здесь появилась.
Девушка открыла стеклянную дверь и ступила на выложенный красивым орнаментом пол. Волна воздуха тотчас обдала её жаром, а ветер подхватил распущенные волосы и начал играть с ними в догонялки. Вера не обращала на это внимания, потому что пыталась до малейших деталей запомнить открывающийся перед ней любимый вид с тёмно-синей морской далью, жёлтым песком и изумрудно-зелёными холмами.
У неё уже была куча морских пейзажей, которые она охотно продавала отдыхающим. Но вид с этого балкона отличался от того, что она привыкла рисовать, так как дом находился не в посёлке, а далеко на скале. Девушке приходилось добираться сюда на велосипеде около часа.
Помахав рукой чайке в небе, Вера зашла в дом и закрыла балконную дверь. Сесть было не на что, во всём доме совершенно отсутствовала мебель, и она, опустившись на сверкающий паркетный пол, привалилась к стене.
Тишина и прохлада в доме, а также успешное завершение работы сделали своё дело, и девушка неожиданно задремала.
Сквозь сон она услышала голоса, которые вплелись в её быстротечный сон, и художница не сразу поняла, что находится здесь не одна.
Вера не успела подняться, как в помещение стремительно зашёл мужчина на вид от пятидесяти до шестидесяти лет и с удивлением уставился на гостью. А она будто приросла к полу под магическим взглядом его чёрных глаз.
В это время в комнате появился второй человек, который был значительно моложе первого, и тоже уставился на сидящую на полу растерянную художницу.
– Здрасьте, – первое, что пришло на ум, произнесла Вера и быстро вскочила на ноги.
– Ты кто? – внимательно разглядывая незнакомку, произнёс первый.
– Оганес, она раскрашивала здесь стены, я же тебе говорил, – недовольно произнёс второй и непроизвольно сделал странное движение губами, сначала вытянув их в трубочку, а затем растянув в тонкую линию.
Девушка в подтверждение его слов несколько раз кивнула головой и поинтересовалась, когда она может получить оставшийся гонорар.
Тот, кого назвали Оганесом, не спешил отпускать художницу, а неуловимо продолжал её рассматривать. Потом вскользь поинтересовался, не местная ли она. Вера кратко ответила: «Почти», – и быстро добавила, что приезжает сюда только на лето.
– Сегодня денег я тебе не дам, – по-хозяйски сказал Оганес. – Говоришь, раскрашивала у меня в доме стены. Хорошо, сначала я всё посмотрю, а потом решу, стоит ли тебе отдавать вторую половину.
Он перевёл взгляд на своего молодого помощника и добавил:
– Скажи охраннику, чтобы пропустил художницу завтра.
– Жду тебя в двенадцать, – бросил он на ходу девушке и скрылся за дверями гостиной.

«Вот это облом, – размышляла про себя Вера, прощаясь с охранником и выходя за ворота. – А с утра было столько планов. Завтра можно было бы приступить к замене окон в бабушкином доме. Старые скоро рассыпятся от дуновения ветра. А второй половины гонорара хватило бы на обновление крыши».
Из-за ветхости дома, Вера даже не брала на постой отдыхающих, чтобы они не разнесли окончательно то, что ещё крепко держалось.
«Надо было попросить оставшуюся часть гонорара ещё вчера, – продолжала мысленно корить себя художница, усердно крутя педали. – Этот криворотый Зафар теперь вряд ли отдаст всю обещанную сумму. Старому Оганесу могут не понравиться мои настенные дельфины в морской пучине и изящные яхты, стоящие на рейде в лучах закатного солнца. А уж про абстрактную ракушку-улитку и медуз с рыбками я даже боюсь теперь вспоминать».
Вера глубоко вздохнула и замедлила своё движение, давая ногам отдохнуть. Она вдруг вспомнила, как началось её знакомство с Зафаром полмесяца назад.

Художница пришла к лестнице городского пляжа в пять часов вечера, в это время обычно дневная часть отдыхающих покидала пляж, а вечерняя наполняла. Солнце ещё высоко стояло на небе, и народа на пляже, и на берегу было много. Люди уже присытились сувенирами из ракушек и пластмассы, поэтому с удовольствием подходили к миловидной девушке, продающей красивые морские пейзажи, которые легко умещались в чемоданах и стоили сравнительно недорого.
Вера копила деньги на ремонт дома, поэтому не гнушалась никакой работы. Она проводила мастер-классы по рисованию с отдыхающими и их детьми во всех прибрежных отелях и кафе. Так как это привлекало новых посетителей, то хозяева не отказывали художнице в посещении своих заведений для проведения занятий.
К своим урокам Вера готовилась тщательно. В народе бытует мнение, что все художники немного небрежны, потому что в основном концентрируются на работе, а остальное их мало волнует.
Но Вере совсем не хотелось, чтобы о ней думали так же, поэтому она всегда придирчиво осматривала брюки или юбку, чтобы на них не было пятен от краски, а блузку или футболку сразу откладывала в стирку, если замечала на них пятна от пота. У неё было не так много украшений, но девушка умело их сочетала с выбранным нарядом.
Когда-то Вера прочитала, что идеальная речь художника придаёт его картинам дополнительный шик. Поэтому она оставляла в своём насыщенном графике работы время для чтения книг.
Когда к ней подошёл смуглый молодой человек и, прежде чем спросить, сделал движение губами, сначала в трубочку, а потом в линеечку, Вера напряглась. Но он очень миролюбиво поинтересовался, сможет ли она расписать стены в двухэтажном доме. Было бы странно, если бы художница ответила: «Нет!»
Её нисколько не насторожило, что она видела этого странно кривящего рот человека впервые. А он достал из барсетки конверт с пятьюдесятью тысячами рублей, и, протянув девушке, сказал, что дом находится на скале у обрыва, и он предупредит охранника о её приходе.
Сначала Вера опешила. Да, она слышала немного об этом таинственном доме. Его построили давно, может, двадцать, а может, тридцать лет назад. Но, кто его хозяин, девушка не знала. Во-первых, дом находился далеко от посёлка и одиноко стоял на скале. А во-вторых, ходили слухи, что прежнего хозяина убили, сбросив с обрыва, а его жена повесилась с горя.
Вера вдруг вспомнила, что однажды с местными пацанами и девчонками попыталась попасть на территорию того странного дома, чтобы нарвать спелой черешни, которая густо облепила раскидистые ветви, тяжело свисавшие с ограды.
Но высокий забор был сделан на славу, и им пришлось потрудиться, чтобы взобраться на него. Для этого они натаскали толстых длинных палок и приставили их к бетонной стене. Самый отважный из них, Пашка, с помощью ребят смог зацепиться за верхний край неприступного забора, но на этом его смелые попытки закончились, так как откуда-то появились бродячие собаки, поселившиеся на заброшенной территории, и ребятня, царапая о колючки терновника ноги и руки, бросилась прочь от страшного места.

    • • •
На следующий день Вера всё-таки пригласила местного плотника Григория Ивановича, чтобы тот оценил, во сколько ей обойдётся ремонт крыши. Дядя Гриша пользовался хорошей репутацией у жителей посёлка, так как грамотно подходил к работе и не наживался на односельчанах.
У него в подчинении была небольшая бригада, которая работала быстро и слаженно. Тех, кто, получив деньги, уходил в долгосрочный запой, Григорий увольнял сразу и без сожаления, потому что такие работники подставляли его со сроками и качеством работы. А он своей репутацией дорожил и, если честно, просто не любил алкашей, опохмеляющихся с утра трясущимися руками.
Григорий Иванович по-деловому осмотрел дом, полученный в наследство, и, почесав затылок, серьёзно сказал:
– Всё-таки умели раньше строить. Приятно видеть, что люди собирались здесь жить не только до конца своей жизни, а еще и потомкам что-то оставить. Видно, что фундамент подновляли около пяти-семи лет назад. А крыша и окна – это дело несложное. Думаю, и по оплате мы с тобой договоримся, так как я разрешаю некоторым клиентам вносить деньги за работу не сразу, а частями. Да и окна во всём доме сразу менять не советую. А только те, что выходят на дорогу. Согласна со мной, птаха?
Вера улыбнулась и одобрительно кивнула. Взглянув на время, она стала прощаться с мастером, потому что на часах было уже одиннадцать, а в двенадцать её ждали в доме на скале.
Девушка не любила опаздывать, поэтому, надев любимую красную шляпу с бантом в тон таких же по цвету брюк, заперла дом и взяла велосипед из сарая.
Она уже успела довезти его до калитки, как позвонила соседка тетя Капа, чтобы взять у неё взаймы пару трёхлитровых банок. Эти ненавистные Вере банки стояли везде: в сарае, в подвале и даже на чердаке. У соседей этого добра тоже было полно, поэтому они не изъявляли желания забрать их себе. Но иногда случалось, что, раздав соленья детям, те забывали вернуть пустую тару, и тогда соседи обращались к Вере, зная, что отказа не будет.
Девушка в сердцах чертыхнулась и, привалив велосипед к забору, вернулась обратно. Идти в дом, чтобы лезть в подвал не хотелось, поэтому она снова зашла в сарай, взяла с полки две пыльные банки и, поставив их на стол в беседке, быстро написала записку: «Я уехала по делам, банки можете забрать без отдачи».
Не теряя больше времени, Вера вышла на улицу и, вскочив на велосипед, быстро закрутила педалями.

Когда она выехала за пределы посёлка, её вдруг охватила навязчивая мысль, что раз ей пришлось вернуться, то удачи не будет. Она даже на какое-то время перестала крутить педали и подумала, что, наверно, денег ей не дадут или заплатят лишь символическую сумму. Девушка сморщила аккуратный носик и, тяжело вздохнув, прибавила ходу, потому что ехать ещё было далеко.
Когда за поворотом появился теперь выглядевший не таким уж гостеприимным дом, часы показывали начало первого. «Ничего страшного, – успокоила себя художница и вытерла пот с лица. – От моего опоздания никто не пострадал, тем более у хозяев дела идут полным ходом».
Вера неслучайно так подумала, потому что от дома в это время отъехала большая машина-фургон с надписью «Доставим вашу мебель быстро и в любое место». Чуть поодаль стояла «Газель», возле которой никого не было.
Девушка поздоровалась с охранником и удивилась, что это был не тот мужчина, которого она привыкла видеть каждый раз, когда приезжала, а совсем незнакомый. Он ей сразу не понравился, потому что с таким типом мужчин она старалась не связываться. Его почти сросшиеся брови и обжигающе чёрные глаза невольно заставляли поёжиться даже в жаркий день.
Вера оставила велосипед, как обычно, возле ворот и двинулась к высокому полукруглому крыльцу из бетона. Ей и раньше нравились красивые вазоны с многолетними бархотками, стоящие по бокам лестницы на прямоугольных постаментах. А сегодня она приятно удивилась, увидев декоративных бабочек на металлических стержнях, которые были воткнуты в землю. Из холла на крыльцо выходили два окна, располагающиеся по бокам входной двери. Девушка на мгновение замерла, потому что приняла фигуры далматинцев под окнами за настоящих собак.
В доме царило непривычное движение. Шестеро рабочих в зелёной спецодежде собирали и расставляли мебель. Они никак не отреагировали на приход молодой девушки, и Вере даже показалось, что они её игнорируют.
Это было довольно-таки странно, но тут художница увидела Оганеса и двинулась к нему.
– Здравствуйте, мы с вами договаривались о встрече, – сказала она специально громко, чтобы перекричать стук молотка, визг шуруповёрта и скрежет передвигаемой мебели.
Оганес, не обращая на девушку внимания, что-то сказал рабочим и только потом посмотрел на гостью.
– Пойдём со мной, – бросил он на ходу и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.
Они зашли в комнату с балконом, где Вера подолгу любила стоять после росписи стен. С первого взгляда ей показалось, что раньше она никогда здесь не была.
Помещение сильно изменилось после того, как его наполнили шкафами и мягкой мебелью. Высокий потолок, по периметру украшенный широким бордюром из полиуретана, тоже смотрелся по-другому, так как теперь из центра гипсового медальона свисала большая хрустальная люстра. Когда солнечные лучи попадали на огранённые массивные подвески, на светлой стене и потолке появлялись разноцветные радужные блики, создающие ощущение праздника и волшебства.
Через приоткрытую дверь балкона слышался шум моря, а порывы ветра, прилетавшие с берега, перебирали шторы и надували, как парус, лёгкий тюль.
Для завершения образа гостиной на полу лежал большой персидский ковёр бело-зелёных оттенков.
Вера, ещё не привыкнув к новому интерьеру, с удивлением посмотрела на Оганеса. А тот был настолько невозмутим и спокоен, что, казалось, не замечал явных перемен в доме.
Пролетавшая за окном чайка своим криком вернула художницу с небес на землю, и она, наконец, отмерла и тихо сказала:
– Я пришла за второй половиной обещанного гонорара.
Оганес, не глядя на девушку, почесал лоб и медленно произнёс:
– Я не могу отпустить тебя сегодня и расплатиться за работу, потому что… работа по оформлению дома не закончена. Зафар не посоветовался со мной, когда занялся тем, о чём не имеет понятия. Ты умеешь писать картины? – неожиданно спросил он.
– Да, у меня дома куча картин, – быстро ответила Вера.
– Я не имею в виду ту мазню, которой ты украсила мои стены, – начал злиться Оганес. – Я говорю о картинах и портретах, что висят в музеях.
Вера впала в ступор, потому что не знала, что ответить. В голове сразу пронеслась мысль, что ремонт крыши опять откладывается. Но язык в данной ситуации среагировал быстрее, чем мозг, и она неожиданно для себя сказала:
– Меня не интересуют ваши проблемы. Я выполнила свою работу, как договаривались, поэтому прошу заплатить мне то, что положено.
Оганес с удивлением впервые посмотрел девушке в глаза и, не повышая голоса, достаточно спокойно произнёс:
– За настенную живопись Зафар уже расплатился с тобой. Думаю, что эти художества и гроша ломаного не стоят. Но, если ты хочешь получить в два раза больше, то тебе придётся остаться и следовать моим указаниям, а не своим фантазиям.
– Что значит остаться? – вспыхнула девушка.
Она не допускала мысли, что будет ночевать в чужом доме, а тем более в этом. После того, как в нём произошли разительные перемены, которые не соответствовали кошельку художницы, Вера перестала его любить. Её пугала вычурная дорогая обстановка. Она знала, как тяжело достаются деньги, поэтому с осторожностью общалась с людьми, которые запросто могли заплатить большую сумму за не всегда нужные или слишком дорогие вещи.

Обстановка её старенького дома была функциональной и в основном состояла из вещей, купленных ещё дедушкой и бабушкой.
Её мама Ида внесла свою лепту в обустройство дома тем, что накупила посуды, скатертей и разных покрывал на кровати и диваны. Она была большая «шмотница», как называл её дедушка, поэтому, покупая себе кофточки и платья, также старалась приукрасить и родительский дом.
Вера, в свою очередь, украсила родовое гнездо картинами и собрала хорошую библиотеку, которая размещалась на стеллаже в самой большой комнате, служившей гостиной.
Кроме гостиной в доме имелись ещё две комнаты, кухня, ванная и туалет. Застеклённая веранда служила Вере мастерской. Там всегда было много света, и к тому же обзор на три стороны давал возможность быть в курсе того, что делалось во дворе, на улице и у соседей.
Порой Вера очень скучала по тем дням, когда её жизнь вращалась вокруг бумажных и обычных кукол, красивых новогодних нарядов и семейных чаепитий на веранде. Но время остановить или вернуть невозможно.

Художница снова вернулась из своих мыслей в дом на скале, нехотя отогнав воспоминания о любимом жилище.
Оганес заметил, что девушка колеблется и решил подсказать, что ей делать дальше. Он ненавязчиво предложил Вере поработать здесь всего лишь неделю и написать пару портретов. Этот умудрённый жизнью мужчина понимал, что для молодой художницы деньги играют немаловажную роль. Поэтому начал педалировать эту тему, памятуя, что давным-давно один умный человек сказал, что дело не в деньгах, а в их количестве. Не моргнув глазом он предложил девушке сто тысяч за два портрета.
Вера быстро посчитала в уме, что если эти деньги добавить к уже накопленным, то у неё даже кое-что останется на поездку в Грецию к маме. Она тряхнула густыми кудрявыми волосами и решила закрепить свой план по-деловому.
– Я согласна, но, чтобы мне работалось плодотворнее, переведите на мою карту всю сумму озвученного гонорара. Как только я увижу сообщение, что деньги лежат на моем счету, я немедленно приступлю к работе и даже постараюсь управиться раньше объявленного срока без добавления за это премиальных.
«А девочка не так уж проста, – то ли с удивлением, то ли с радостью подумал Оганес. – Строптивые всегда пользовались спросом, нежели рыдающие или сломленные».
– Договорились, – коротко ответил мужчина и велел ей идти в соседнюю комнату.
Когда Вера открыла дверь в помещение, которое раньше было закрыто, то её удивлению не было предела.
– Вот это да! – воскликнула она. – Они, что, даже не сомневались, что я сразу соглашусь?
Большая уютная комната скорее напоминала мастерскую художника, нежели просто спальню для гостей. Возле окна стоял мольберт, а на столе, напоминающем компьютерный, лежали кисточки разных размеров и мастей, палитра и тюбики с краской. В углу у стены стояли чистые холсты на подрамниках, рядом шкаф для одежды и возле двери кровать, перпендикулярно к стене.
Вера подошла к шкафу и открыла его. Её взору предстала женская одежда, необходимая для повседневной носки: халат, пара футболок, домашние шаровары и нижнее бельё. Самое странное, что вся одежда была абсолютно новая и соответствовала её размеру.
Девушка села на кровать. «Ничего не понимаю, – растерянно подумала она. – Может быть, это просто совпадение или…»
Она не успела закончить свою мысль, так как её прервал сигнал, оповещающий, что на телефон пришла эсэмэска. Художница открыла сообщение и прочитала, что на её счёт поступили деньги в количестве ста тысяч рублей.
«Может, я зря придумываю страсти на ровном месте? Стали бы мне платить такие большие деньги просто так? Сказано же, пожить здесь неделю и написать два портрета», – мысленно уговаривала себя Вера.
Правда, на душе всё равно было неспокойно, и она, встав с кровати, подошла к окну.
К сожалению, из её комнаты был виден только двор, а не любимое море, как из гостиной. Девушка переместилась к холстам и выбрала тот, что больше всего подходил для портрета. Поставив его на мольберт, она присела на краешек высокого табурета с удобной перекладиной для ног внизу.
Неожиданно Вера почувствовала, что нестерпимо хочет пить и оглянулась в поисках бутылки с водой. Не увидев ничего подходящего, девушка вышла в коридор и прошла в гостиную. Стук в доме уже прекратился, и Вера почувствовала себя комфортнее.
На диване в гостиной сидели Оганес с Зафаром и о чём-то тихо беседовали.
Увидев художницу, Оганес заулыбался и участливо спросил, всего ли хватает в выделенной для неё комнате. Веру немного смутил его вопрос, так как он дал ей понять, что нисколько не сомневался в её материальных затруднениях и последующем согласии на дополнительную работу.
Девушка решила также ответить Оганесу вопросом на вопрос:
– А если бы я не согласилась и ушла?
– Так ты же здесь, поэтому, к чему сейчас эти ненужные разговоры, – как-то уж слишком ласково произнёс Оганес.
– Комната очень хорошая, и в ней есть всё необходимое для работы, кроме воды, – уже спокойно сказала Вера.
Оганес с таким видом посмотрел на Зафара, что тот вскочил с дивана, как ужаленный, со словами:
– Сейчас всё исправлю.
Он вернулся буквально через несколько секунд с упаковкой полуторалитровых бутылок с водой, а маленькую, которую держал в другой руке, – протянул художнице.
Вера быстро открутила пробку и жадно выпила половину. Она не поняла, почему в голове сразу исчезли все мысли, а тело ослабло и перестало ей подчиняться. Очень захотелось спать, и она безвольно упала на толстый персидский ковёр, выронив бутылочку.

Вера проснулась так же неожиданно, как и заснула. Было темно. Очень хотелось пить. Девушка не сразу сообразила, что находится не у себя дома.
Резко встав, она опять села на кровать и опустила голову на колени, чтобы кровь прилила к голове, и исчез шум в ушах.
Через некоторое время Вера снова встала и подошла к двери, где был выключатель. Она щёлкнула кнопкой и на секунду зажмурилась от яркого света. Когда она открыла глаза, её удивлению не было предела. Возле шкафа стоял биотуалет! Вера дёрнула ручку двери и остолбенела. Дверь была закрыта на ключ.
«Значит, я нахожусь здесь не в качестве художницы, а как пленница, – предположила она. – Тогда зачем весь этот антураж? Ничего не понимаю. Но одно мне ясно точно – в бутылочке с водой было снотворное. Надо позвонить отцу, пусть приедет и разберётся с этим Оганесом».
Вера подошла к столу и недоумённо уставилась на то место, где раньше лежала её сумка.
«До чего же надо быть наивной, чтобы при закрытой двери рассчитывать на оставленный телефон», – пронеслось у неё в голове.
Девушка села на высокий стул перед мольбертом и беспомощно заплакала. Её пугало не то, что она так глупо оказалась в руках неизвестных людей, а что они собираются с ней сделать.
«Если меня хотят отдать на органы, то мне крышка, – думала она, размазывая горючие слёзы. – Понятно, что выбраться мне отсюда не дадут. Эти твари тоже не дураки и будут меня поить снотворным, чтобы со мной было меньше хлопот».
Вера посмотрела на люстру под потолком и испугалась, что на свет к ней могут прийти. Она быстро вскочила со стула и метнулась к выключателю.
Затем она осторожно подошла к окну. Темнота и тёплый воздух через приоткрытую щель немного успокоили её. Этот наблюдательный пункт был единственным местом, который мысленно давал свободу.
Как же ей хотелось в данный момент превратиться в птицу и улететь прочь из этого страшного дома. Она открыла створку окна и посмотрела вниз. Желания прыгать со второго этажа на тротуарную плитку не было, и она снова прикрыла окно.
Вера не знала, который час, но могла предположить, что сейчас три или четыре часа ночи.
Она бессмысленно походила по комнате. Глаза давно привыкли к темноте, и девушка могла отчётливо различать предметы, окружавшие её, благодаря фонарю, установленному у забора. На тумбочке у кровати стояла бутылка с водой. Девушка решила открыть её. Когда крышка щёлкнула не сразу, Вера вспомнила, что маленькая бутылочка в гостиной открылась без затруднений.
– Вот гад! – неожиданно вслух произнесла она.
Эти нелицеприятные слова относились к Зафару, который предложил ей выпить воду с подсыпанным снотворным. Вера неуверенно посмотрела на бутылку в руке и набрала воду в рот. Потом прополоскала горло и выплюнула в биотуалет.
«Если в воде есть снотворное, меня снова потянет в сон», – подумала она и стала ждать.
Но прошло время, и ночная тьма начала слегка рассеиваться. Веру не тянуло в сон, и тогда она сделала несколько больших глотков. Это было настолько кстати, что, утолив мучавшую её жажду, девушка облегчённо вздохнула и немного приободрилась.
«Надо находить приятные моменты даже там, где их просто не может быть», – машинально подумала она.
Художница перетащила мольберт со стулом к самому окну, взяла краски с кисточками и уставилась на открывшийся её взору утренний пейзаж. Потом, не теряя времени, она принялась рисовать то, что видела в предрассветной утренней дымке: деревья за забором с пышной зелёной листвой и небо – сначала серое, а потом просыпающееся – с первыми лучами солнца.
Девушка просидела за этим занятием достаточно долго, пока не услышала шаги в коридоре. Эти осторожные небыстрые шаги внезапно рассыпали в микроскопическую пыль её уверенность, появившуюся у неё, как только она начала рисовать.
Вера быстро поставила холст с рисунком в угол комнаты и легла на кровать. Если бы не вынужденное заточение, она бы испытала приятную усталость и блаженство от того, что можно было расслабиться и отдохнуть после работы. Но чувство тревоги и неизвестность сильно мешали полноценному релаксу.
Шаги затихли возле её двери. Девушке показалось, что невидимые пальцы сдавили её виски.
«Только, пожалуйста, не кричи!» – мысленно приказала она себе, вцепившись пальцами в покрывало. Невидимый человек постоял ещё несколько секунд за дверью и тихо удалился. От напряжения Вера вспотела. Запах пота был настолько отвратительным и сильным, что она подумала, так может пахнуть только страх.
Но ванная комната с душевыми кабинами и туалетом находилась в конце коридора. Когда Вера расписывала стены, то обычно заходила туда помыть кисточки и руки после работы.
Так как основное здание дома строилось ещё в советское время, бывшему хозяину даже в голову не пришло провести канализацию и водопроводные трубы в каждую спальню. А их было четыре в этом коридоре.
Вера встала с кровати и взяла из шкафа полотенце. Она намочила его край водой из бутылки и тщательно протёрла открытые участки тела. Потом сняла несвежий топ и сдёрнула с плечиков белую футболку с изображением папоротника на груди. Она хотела оценить свой вид со стороны и оглянулась в поисках зеркала. Но его нигде не было.
«Вот тупые! Сразу видно, что мебель расставляли мужики», – подумала она.
Убрав полотенце и топ на нижнюю полку шкафа, девушка снова подошла к кровати. Её вдруг охватила дикая усталость. Она укрылась покрывалом и провалилась в тяжёлый сон.

    • • •
Тётя Капа, взявшая накануне пустые банки у Веры, решила отблагодарить девушку за услугу и пришла к ней домой со свежеиспечёнными пирогами с вишней. Каково же было её удивление, когда она увидела всё ту же записку, придавленную к столу камнем. Клеёнка на столе была покрыта пылью и облетевшими листьями с разросшегося по беседке винограда.
– Это какие же у неё могут быть дела, что даже ставни не закрыла, а уехала? – посетовала женщина, оглядывая двор. Она напрягла лоб и стала загибать пальцы на левой руке, шепча что-то под нос.
– Получается, третий день Верки нет. Вот же растяпа! Всё рисует ездит. Сейчас позвоню, узнаю, где её черти носят.
Тетя Капа достала из кармана фартука телефон и набрала нужный номер. Она уже приготовилась, как только услышит «алло» на другом конце невидимого провода, выпалить порцию нотаций, но механический голос ей ответил, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны доступа.
Женщина удивлённо посмотрела на свой телефон, потом потрясла его и снова набрала Верин номер. Сначала Капитолина услышала треск, а потом всё тот же голос начал говорить знакомую фразу. Ничего не понимая, женщина стряхнула листья со стула и тяжело опустилась на сиденье.

Она знала Веру и их семью давно. Её мать, положа руку на сердце, она никогда не любила, хоть Ида и была из местных. А вот отца девушки уважала за скромность и тихий нрав. У Веры было полно знакомых в посёлке, но в основном это были друзья по рисованию. Тётя Капа могла бы поклясться, что и молодого человека у художницы пока нет. Потому что стала бы она весь день по всяким мастер-классам бегать, да картинки малевать.
Вера приезжала в посёлок из города в конце мая, когда заканчивались занятия в изостудии, где она работала. В середине сентября она закрывала дом и отдавала ключи тёте Капе, на случай, если что случится. Но на каждые каникулы девушка снова приезжала сюда и пропадала, как она говорила «на этюдах». Капитолина ничего не понимала в живописи, но Верины картины любила. От них веяло жизнью, потому что это были знакомые ей с детства места.

Ещё раз зачем-то прочитав записку, она поднялась со стула и, прихватив пыльную бумажку и пакет с пирогами, направилась к калитке.
Её дом находился на другой стороне улицы, возле магазина. Но женщина прошла мимо своего участка и прямиком устремилась к самооткрывающимся дверям сетевого торгового центра.
Войдя внутрь, она подошла к мужчине с бейджиком «Контролёр торгового зала» и что-то спросила. Он показал ей рукой на стеллажи с крупой и макаронами, и Капитолина Андреевна двинулась в указанном направлении.
Настя раскладывала товар, когда её кто-то окликнул. Она поднялась с корточек и, увидев тётю Капу, вежливо поздоровалась.

В детстве Настёна училась вместе с Верой в поселковой начальной школе. Потом отцу Веры дали в Майске квартиру, и они переехали в город. Семья Михаила и Иды Карповых в то время ожидала пополнения, Ида была на пятом месяце беременности, поэтому заводоуправление, где Михаил работал наладчиком, выделило им сразу трёхкомнатную, вместо положенной двухкомнатной квартиры.
Ида как-то безответственно относилась к себе и будущему ребёнку, поэтому помогала таскать коробки с вещами во время переезда. Когда она почувствовала что-то неладное и обратилась к врачу, было уже поздно. Ребёнка спасти не удалось. С этого дня в семье начались скандалы, которые закончились разводом.

– Настюш, а ты Веру давно видела? – не отвечая на приветствие, спросила Капитолина.
Девушка на секунду задумалась.
– Несколько дней назад. Я как раз сидела на кассе, и Вера пробивала у меня хлеб и молоко. Вчера у меня был выходной, поэтому, если она и приходила, то без меня.
– А вы созваниваетесь, или ты только с Колькой своим общаешься? – продолжала допрос тётя Капа.
Но Настя не стала отвечать на провокационный вопрос и напрямую спросила:
– А что случилось-то?
– Так пропала Верка, – потрясая пакетом с пирожками перед носом Насти, выпалила тётя Капа. – Давеча я попросила у неё трёхлитровые банки, мне нужно было компот из вишни закатать. А сегодня пришла пирожками угостить, но она с того дня так и не появлялась.
– Ну, не знаю, – задумчиво произнесла Настя. – Она вроде ремонтом дома хотела заняться, говорила, что ей заказ хороший подкинули. На кассе же много не поговоришь, поэтому Вера быстро расплатилась и ушла.
– Надо будет с Гришкой-плотником поговорить. С ремонтом она могла только к нему обратиться. Вот ведь скрытная какая! Если в город к отцу уехала, то почему мне ничего не сказала? – после этих слов тётя Капа сразу заторопилась к выходу.

    • • •
Вера уже три дня находилась в доме на скале. Она не скандалила и старалась не задавать лишних вопросов, поэтому снотворное ей больше не давали.
Девушка слышала, что в соседней комнате появился кто-то ещё. Но мужчина или женщина – было непонятно. Художнице очень хотелось узнать, кто её новый сосед или соседка, чтобы по возможности наладить контакт и как-то передать сведения о своём местонахождении. Временами она слышала музыку через стену и старалась понять, кто её может слушать. Но к её удивлению это была классическая музыка, к которой ни Зафар, ни тем более Оганес не имели никакого отношения. Она стопроцентно была уверена, что они никогда бы не стали слушать классику.
Несмотря на то, что Вере оплатили заказ на портреты, о них как будто забыли. Сидеть всё время без дела было невыносимо, и художница решила рисовать Оганеса по памяти. Это было совершенно не трудно. Труднее всего было выбрать фон и позу невидимого натурщика. Краски тоже приходилось экономить, потому что к ней заглядывали нечасто. Два раза в день девушке приносили еду и воду, и каждый вечер убирали накопительный резервуар биотуалета. Так как раковины в комнате не было, умываться приходилось над единственной ёмкостью.
Вера с нетерпением ждала сегодняшнего прихода Зафара, чтобы попросить его отпустить её в душ. Обычно Зафар с ней не разговаривал, молча ставил поднос с едой на кровать, забирал биотуалет и через пять минут ставил обратно.
Когда Вера услышала шаги и звяканье ключей, она встала напротив двери и приготовилась к разговору. Раньше девушка боялась начинать говорить, потому что сразу вспоминала про снотворное.
Зафар открыл дверь и привычно поставил поднос на кровать. Вера немного поколебалась, но сильное желание помыться заставило её начать беседу.
Молодой человек удивлённо посмотрел на художницу и коротко ответил, что подумает. Но девушка была настойчива. Она стала говорить, что у неё не осталось чистого белья, и волосы настолько грязные, что она боится, как бы у неё не завелись вши.
От такого заявления Зафар выпучил глаза и пристально уставился на пленницу. В конце концов, ему удалось разложить полученную информацию в своём мозгу по полочкам, и он пообещал устроить Вере банный день в ближайшее время.
Дверь в коридор всё это время была открыта, что оказалось большой ошибкой с его стороны. Они оба вздрогнули от неожиданного стука из соседней комнаты. Вера ясно услышала, как женский голос прокричал через дверь, чтобы её немедленно выпустили, иначе они будут иметь дело с полицией.
Зафар тут же выскочил в коридор и закрыл дверь спальни художницы на ключ. Вера прильнула к притвору и перестала дышать. Она слышала, как молодой человек принялся кричать на находившуюся за стеной женщину. Теперь девушка не сомневалась, что у неё появилась соседка. Какое-то время крики продолжались, но потом зазвучала классическая музыка, а через некоторое время снова стало тихо.
Вера села на кровать и взяла кружку с чаем. На пластиковом подносе лежала булка в прозрачной упаковке и плавленый сырок. На упаковке булочки стояла вчерашняя дата, и она радовалась, что еда хоть и была скудной, но всё же свежей. Девушка надорвала упаковку и отломила горбушку. Допив чай с дешёвым бутербродом, Вера убрала в стол остатки хлеба и половинку сырка. По опыту она уже знала, что на обед, который по времени совпадал с полдником, принесут варёную картошку или яйцо. К ним сосиску, либо небольшой кусок курицы. Ужина как такового не было вообще, поэтому, если очень хотелось есть, она просто сосала кусочек хлеба, сглатывая вкусную слюну.
Когда музыка прекратилась, и Зафар ушёл, Вера осторожно постучала в стену. Ответа из соседней комнаты не последовало. Девушка ещё несколько раз пыталась наладить связь с любительницей классической музыки, но за стеной стояла мёртвая тишина.
Вдруг Веру осенило: «Наверно, соседке сделали укол или напоили снотворным». Ей снова стало страшно.
«Почему они собирают в своём доме женщин? – начала размышлять она. – Учитывая, что Оганес восточный человек, может, он хочет устроить здесь гарем? Во всяком случае, это лучше, чем быть жертвой для пересадки органов».
Художница подошла к окну и приоткрыла створку. Неожиданно прилетел голубь и сел на железный карниз. Он, не мигая, косился на неё, но не улетал. Тогда Вера достала булку и накрошила хлеб на подоконник. Голубь начал издавать звуки, похожие на гурчание – гурррр-гуррр-гуррр. Девушка отошла в сторону, давая понять, что ему ничего не угрожает. Тогда птичка осмелела и осторожно двинулась к крошкам. Пока голубь клевал хлеб, Вера старалась не шевелиться. Ведь это была единственная живая душа в этом доме, от которой не исходило опасности. Склевав всё до последней крошки, голубь покрутился на подоконнике, непрерывно воркуя, и затем улетел.

А на Веру напала тоска. Она легла на кровать и принялась думать, как ей выбраться из заточения. Всё, что приходило ей на ум, было из области фантастики, и она даже разозлилась из-за этого на себя.
Девушка снова подошла к окну и стала смотреть на двор, который был виден из её окна. Ничего примечательного там не было. Глухой забор, возле которого росли фруктовые деревья, какая-то будка, рядом сарай и сплошная тротуарная плитка. Ворота и крыльцо находились с другой стороны дома, поэтому художнице не было видно, кто сюда приезжает или, наоборот, уезжает.
– Я всё равно найду способ выбраться отсюда, – повторила она как мантру и отвернулась от окна.
Часов в комнате не было, но художница научилась по солнцу определять время. Она понимала, что как только смирится со своим положением, то превратится в овощ, с которым можно будет делать всё, что угодно. Поэтому Вера продолжала работать над портретом, хоть и ненавидела человека, которого изображала на холсте.

Когда солнце перевалило вправо и перестало напрямую светить в окно её спальни, девушка встала со стула. Вдруг ей в голову пришла одна дерзкая мысль.
Она открутила колпачок на тюбике с чёрной краской и выдавила на пол небольшую чёрную полоску. Потом взяла грязное полотенце и размазала краску по светлому паркету. Сначала она испытала такую радость, будто ударила по самодовольному лицу Оганеса. Но потом ей стало страшно, что теперь её точно начнут пичкать снотворным. Вера вылила из бутылки на пол воду и принялась вытирать грязное пятно. Но выходило только хуже. Пятно становилось больше, а воды в бутылке – меньше.
«Зато выглядит всё правдоподобно», – устало подумала она, глядя на свои грязные руки. Художница провела тыльной стороной руки по лбу и щеке, оставив на лице грязные полосы.

Как обычно, в пять часов вечера появился Зафар. Вера сидела на стуле перед мольбертом лицом к двери. Когда молодой человек зашёл в её комнату, то не смог скрыть удивления, увидев девушку за работой. Но большое чёрное пятно, красовавшееся на полу, повергло его в ярость. Он поставил на кровать поднос и молча уставился на чёрную кляксу, напоминавшую пьяного осьминога. От страха Вера выронила кисточку, и брызги зелёной краски попали не только на пол, но и на светлые брюки молодого человека. Зафар размахнулся и ударил художницу по лицу.
– Ах ты, тварь! Тебе мало того, что я тебе жрать даю и дерьмо за тобой убираю, – зашипел он, пробуя носком кроссовка стереть чёрные разводы на полу.
Вера сидела оглушённая от удара, зажав рукой нос, из которого ручьём брызнула кровь.
– Сегодня ты наказана, поэтому останешься без воды и еды.
Зафар выскочил из комнаты, забрав с собой поднос. А Вера продолжала сидеть с зажатым носом и вытаращенными от страха и боли глазами.
Согласно её плану, Зафар должен был спросить, что случилось. Она бы ответила, что случайно уронила с палитры выдавленную краску, а потом попыталась оттереть её с пола, но сделала только хуже. Затем она бы попросила ведро с водой, чтобы всё отмыть, а заодно бы и сама помылась в душе.
В это время за стеной послышался грохот и какие-то странные звуки. Девушка встала, взяла одно из полотенец, вылила на него остатки воды и приложила к распухшему носу. Потом легла на кровать и закрыла глаза.
Внезапно в коридоре раздались крики женщины и ругань Зафара. Она слышала, что за дверью происходит какая-то возня, но у неё не было сил, чтобы разбираться с делами другой пленницы. Вдруг она услышала глухой удар о стену, и вскоре всё затихло. Но тишина длилась недолго. Через некоторое время дверь в её комнату снова открылась, и Зафар, с перекошенным от злости лицом, велел ей выйти и идти за ним.
Ничего не понимая, Вера двинулась за молодым человеком, про себя отметив, что на нём надета не та рубашка, в которой он заходил к ней, а грязная спецовка. Они пришли в соседнюю комнату, где до этого находилась незнакомая женщина. Художница удивилась, что комната была обставлена точно так же как у неё. Только вместо мольберта у окна на столе стоял проигрыватель, и рядом лежало несколько пластинок.
В комнате стоял неприятный запах. Вера поморщилась. Даже её разбитый нос почувствовал запах испражнений. Она глянула на кровать и опустила глаза. Простыня и покрывало были испачканы фекалиями.
– Что стоишь? – рявкнул на неё Зафар. – Собери с кровати бельё и отнеси в коридор.
Пока Вера молча снимала простыню, стараясь заглушить приступы тошноты, Зафар на непонятном языке орал что-то в телефон. «Видать женщину чем-то отравили, раз она обделала всю кровать и обрыгала пол», – подумала девушка, боясь как бы её саму не вырвало.
– Пошли, – снова обратился к ней Зафар.
Когда они направились в сторону ванной, Вера обрадовалась. «Неужели, – подумала она, – мне разрешат помыться».
Но молодой человек попросил её взять ведро и налить воды. Потом дал в руки швабру с надетой тряпкой и показал в сторону спальни. Вера, шатаясь, дошла до двери и зашла внутрь. Она, как сомнамбула, принялась мыть испачканный пол. Когда уборка была закончена, девушка почувствовала себя словно бродячая побитая собака.
Запах в комнате даже после уборки не изменился. Зафар открыл окно и принялся говорить сам с собой на непонятном языке. Потом велел Вере отнести ведро со шваброй обратно, а сам достал телефон.
Оказавшись в ванной, художница первым делом посмотрела на себя в зеркало. Она тихо ахнула, увидев в отражении взлохмаченную и грязную физиономию с разбухшим носом и запёкшейся кровью на щеке. Не теряя времени, она включила воду и стала быстро умываться, потом прополоскала рот и жадно попила прямо из-под крана. Вера вылила грязную воду и вернулась обратно. Зафар стоял у окна, засунув руки в карманы, и смотрел вдаль.
– Возвращайся к себе, – сказал он, не поворачиваясь.
Художница молча выполнила его приказание. Войдя в комнату, она закрыла дверь и легла на кровать. Увиденное настолько потрясло её, что впервые она испугалась не за свою жизнь, а за психику.
«Как же мне вести себя дальше? – думала Вера, не чувствуя ни голода, ни усталости. – Всё-таки, с какой целью меня держат в этом доме?»
Она не успела закончить свой мысленный монолог, потому что услышала, как Зафар выбежал из соседней спальни и побежал по коридору. «Господи, сделай так, чтобы меня хотя бы сегодня оставили в покое», – взмолилась про себя девушка, укрываясь с головой покрывалом.

    • • •
Капитолина Андреевна, она же тётя Капа, любила, чтобы во всём была ясность и порядок. Поэтому странное исчезновение Карповой Веры, которую она считала почти родственницей, немного удивило её.
«Даже если у неё появился хахаль, – рассуждала про себя старая женщина, – и Верка уехала с ним в Благовещенскую или Витязево, то мне-то можно было об этом сказать. Если она хотела скрыть своего знакомого от всех, то теперь уж точно не удастся это сделать, так как возвращения Веры после всего случившегося будут ждать с большим нетерпением и особым вниманием».
Капитолина с радостью бы занялась этим «расследованием» вплотную и выяснила, куда и, главное, с кем уехала Вера, но небольшая обида на художницу и приезд любимых внуков Сашки и Пашки, десяти и двенадцати лет, внесли коррективы в задуманное.

Её младшая дочь Алла долго не выходила замуж, чем очень расстраивала мать. Но однажды в их посёлок приехал прапорщик Юрий Арзамасов и остановился у тёти Капы.
Мать не сразу заметила, что между дочкой и постояльцем завязались романтические отношения. Во-первых, мужчина был старше дочери на десять лет. А во-вторых, огород, куры и постоянная смена людей не давали ей ни на минуту расслабиться.
Алла почти год переписывалась с Юрием, но однажды он приехал в краткосрочный отпуск, сделал ей предложение и, расписавшись, увёз на Сахалин, куда его направило командование. Так как внуков и дочку Капитолина видела в основном по скайпу, то их неожиданный приезд отодвинул все важные дела на потом.

Раньше Капитолина сдавала комнаты в доме, где жила сама, но это было очень неудобно, тогда она специально наняла бригаду Григория, и пять лет назад во дворе её большого хозяйства появились три летних домика, где каждое лето отдыхали люди со всей нашей необъятной страны.
Посёлок Морской, это не огромный город Рио-де-Жанейро, поэтому с Григорием Капитолина встретилась, когда он привёл к ней на постой своих постояльцев, потому что у него не оказалось свободных мест. Эти люди отдыхали у него раньше и оставили о себе хорошее впечатление, посему, не желая прослыть негостеприимным, Григорий Иванович обратился за помощью к расторопной и приветливой Капитолине. Они делали так довольно часто, давая друг другу заработать, если была возможность. Ведь на юге лето потом целый год кормит.
Положительно решив свой вопрос, Григорий уже собирался уходить, но Капитолина отвела его в сторонку и стала расспрашивать про соседку Веру, известно ли ему что-нибудь про неё.
Сначала мужчина удивился, но потом вспомнил последнюю встречу с художницей и сказал, что Вера приглашала его посмотреть дом и оценить, во сколько ей обойдётся ремонт крыши и замена окон. Его тогда совсем не удивило, что она быстро свернула обсуждение и куда-то заторопилась. Все соседи прекрасно знали, что Вера постоянно проводит мастер-классы по живописи и практически одна содержит дом. Плохого о ней сказать было нечего.
– А потом она звонила тебе, или ты слышал, как кто-то рассказывал, что она уехала и, может, не одна? – не унималась тётя Капа.
– Да ничего я не слышал. Я что, баба какая базарная, пойду сплетни по посёлку собирать? У меня самого дел по горло. Надо вот завтра в Майск за стройматериалами ехать. А ты чего вдруг встревожилась? Или случилось что?
– Да, понимаешь, Верки нет уже который день, – вдохнув, произнесла Капитолина и рассказала свою историю про банки, пирожки и Настёну из магазина.
– Да, дела, – озабоченно протянул Григорий и быстро распрощался.

    • • •
Вера проснулась от того, что кто-то тормошил её за плечо.
– Эй, вставай! Ты что умерла, что ли? – услышала она громкий голос над ухом.
Вероятно, это была реакция на перенесённое вчера потрясение, и девушка не могла сразу прийти в себя. Открыв глаза, она увидела, что рядом стоит не Зафар, а Оганес.
«Что они хотят сделать со мной? – подумала она устало. – А может, Оганес пришёл, чтобы отпустить меня домой? Но я ведь не закончила его портрет».
Художница села на кровати и опустила ноги на пол. Она неуверенно обвела взглядом комнату. Оганес, увидев табурет, тоже решил присесть. Перед ним находился мольберт, на котором так и остался стоять незаконченный портрет, обычно Вера убирала его в угол к другим холстам.
– Это же я! – неожиданно воскликнул мужчина и громко рассмеялся. – Да какой я красивый! – не унимался он, прицокивая языком.
– Там осталось немного фон доделать и небольшие детали подправить, – наконец подала голос художница. – Вы ничего не сказали про людей, которых надо рисовать. Поэтому я начала с вас. Если вам нравится, то сегодня я могу закончить ваш портрет и приступить к следующему.
Тут Оганес посмотрел на чёрный в разводах пол и уже другим тоном обратился к Зафару, который молча стоял в дверях, прислонившись к притвору.
– А почему ты не следишь за порядком в доме? Разве нельзя было это помыть?
Потом он строго посмотрел на Веру и тем же тоном добавил:
– Надо убирать за собой, девочка. Разве мама тебя не учила этому?
– Я хотела, но… – художница осеклась на полуслове, потому что увидела, с какой яростью посмотрел на неё Зафар.
Оганес встал и, не обращаясь ни к кому, произнёс:
– Я не знаю, как вы это сделаете, но пол должен быть чистым, без единого пятнышка.
Он вышел в коридор, оставив в комнате злого Зафара и приунывшую Веру.
– Что расселась? Забыла, где ведро с тряпкой стоит? – прошипел тот, еле сдерживаясь от гнева.
– Я хочу есть, – неожиданно сказала девушка и упрямо посмотрела на своего мучителя.
Зафар даже поперхнулся от такой наглости с её стороны.
– Ты будешь диктовать условия у себя дома, а здесь я хозяин. Пошла быстро за водой. У меня нет времени торчать с тобой в этом свинарнике.
– Так отпустите меня и дело с концом, – Вера решительно встала с кровати, но тут же упала обратно, получив сильный удар в лицо.
Она не потеряла сознание, но не могла встать от боли и беспомощности, поэтому лежала, закрыв глаза.
Зафар понял её состояние по-своему. Он решил, что девчонка отключилась, и побежал за Оганесом.
Оганес, увидев распластанную на кровати Веру с разбитым носом и бровью, откуда сочилась кровь, растерялся.
– Что с ней? Она жива?
– Дядя, я просто хотел показать ей, кто в доме хозяин.
– Ну и что? Показал? А если она умерла? Что будем с трупом делать?
– Ну, то же самое, что и с музыкантшей, – неуверенно ответил Зафар.
– Ты что, хочешь весь товар загубить или всё-таки, чтобы в кошельке лавэ шуршало? Я потратил все свои деньги на восстановление этого дома. Теперь мне надо получить их обратно. А ты мне мешаешь это сделать. Завтра должны привезти ещё двоих и будем готовить их к отправке, заказчик уже начал нервничать. Он дал мне задаток, а ответа от нас до сих пор нет, – Оганес вышел в коридор и оттуда добавил. – Накорми девку, пусть сегодня отлежится. Да, и пусть примет душ, а то от неё воняет как от свиньи. А мы торгуем чистым товаром.
– А что с полом делать, дядя? – как провинившийся школьник, спросил Зафар.
– Делай, что хочешь, но мне эти художества на паркете не нужны. Я и так уже сильно потратился на ремонт, теперь твоя очередь платить. Ты не досмотрел, значит, твой косяк. Мне совершенно не интересны расспросы, почему у меня на полу краска размазана, и, главное, кто это сделал.
Вера лежала ни жива, ни мертва. Она даже дышать перестала от страха. «Выходит, мою соседку убили? Но за что? А почему он называет меня товаром? Я что, вещь?»
В голове молоточком стучали одни вопросы без ответов. Вдруг Вера поняла, что ей отсюда никогда не выбраться. И скоро её должны переправить в другое место. И не просто переправить, а продать. Правда, не одну, а с новыми пленницами.
Она пошевелилась и разбухшим языком облизала запекшиеся губы. Потом, повернувшись на бок, попыталась встать. «Господи, помоги мне выбраться отсюда!» – мысленно взмолилась художница и, сделав усилие, села.
В коридоре послышались шаги, и на пороге появился Зафар с подносом.
Он не смог скрыть радости, когда увидел, что девушка пришла в себя. Если бы с ней что-то случилось, Оганес вычел бы опять из его жалованья деньги.
Молодой человек поставил на кровать поднос и отошёл к окну. Вера обомлела, когда увидела рядом с булочкой пластиковый закрытый стакан с кофе. Она схватила его и, отогнув торчащее ушко, припала разбитыми губами к божественному напитку, не веря своему счастью.
Пока она жадно ела, Зафар пробовал оттереть большое пятно на полу. Потом он вышел, но быстро вернулся с прозрачной бутылкой, в которой была какая-то жидкость. Он плеснул её на пол, и по комнате разнёсся запах ацетона. Вера закашляла. А Зафар, не обращая внимания на девушку, взял лежащее на столе грязное полотенце и начал возить по тёмному пятну. Неожиданно он бросил полотенце и заговорил на своём непонятном языке. Вере без перевода было понятно, что он ругается. Она испугалась, что он снова её ударит, и сжалась в комок.
Зафар достал телефон и поговорил с кем-то по телефону. Через некоторое время в комнату зашёл мужчина, в котором Вера узнала нового охранника.
С тех пор, как она увидела его в первый раз, прошла, наверно, неделя. Охранник с удивлением посмотрел на художницу и что-то сказал Зафару. Тот быстро ответил и безразлично махнул рукой, давая понять, что позвал его не за этим. Они вдвоём склонились над полом, негромко обсуждая, что можно сделать. Когда охранник ушёл, Вера несмело встала и, обогнув кровать, посмотрела на пол.
Если до этого паркетный пол был просто заляпан краской, то теперь он ещё был изъеден ацетоном.
Откуда эта мысль пришла Вере на ум, она понятия не имела, но всё-таки решила воспользоваться любой возможностью связаться с людьми из посёлка. Она кашлянула и медленно начала говорить:
– Однажды моя подруга пролила на пол лак, когда красила ногти. На столе стоял пузырек с ацетоном, и она попробовала смыть лак с его помощью. Но получилось не очень. Примерно так же, как здесь. Тогда она позвонила какому-то мастеру. Он пришел и быстро исправил её оплошность. Подруга сказала, что и денег много не взял, потому что пожалел её. Я не знаю, кому она звонила, но в посёлке у рынка есть доска объявлений, там можно попробовать найти кого-нибудь.
Вера прекрасно знала телефон дяди Гриши, но не могла же она об этом сказать открыто. А на доске объявлений висело его рекламное объявление, где был телефон и перечень услуг.
– Я подумаю, – нехотя ответил Зафар и снова проделал свой знаменитый жест губами.
Он запер её, и девушка осталась одна. Она почему-то не сомневалась, что этот тупой мерзавец воспользуется её советом.
«У меня совсем мало времени, чтобы придумать, как оставить знак дяде Грише. А если придёт не он? – вдруг испугалась она. – Буду надеяться, что кто-то свыше даст мне шанс выбраться отсюда. Надо только придумать, как им воспользоваться».
Вера посмотрела на потолок, потом на стены и, наконец, на испорченный паркет. Никаких намёков на идею не было. Она вздохнула и подошла к окну. Впервые за время пребывания в этом доме, она увидела, как охранник обходил территорию возле забора. Он подошёл к сараю и заглянул внутрь.
«А сарай-то не запирают как мою комнату, – вдруг подумала девушка. – А что если мне нарисовать мой дом и как-то намекнуть, что меня там нет, а прячут – здесь».
Художница подошла к мольберту и сняла с подставки портрет Оганеса. Потом взяла чистый холст, отметив, что для второго портрета остался ещё один неиспользованный. Она не знала, сколько у неё есть времени для работы, поэтому принялась с ходу наносить штрихи и линии будущей картины. Сюжет нового «шедевра» придумывался без учёта достоверности событий. Вере надо было лишь обратить внимание пришедшего на картину и намекнуть, что она находится в этом доме.
Судя по солнцу, художница просидела за мольбертом около двух часов, когда снова послышались шаги Зафара. Девушка удивилась, что за это время научилась узнавать его по шагам.
Молодой человек рывком открыл дверь и, быстро оглядев комнату, приказал Вере идти в ванную комнату. Она беспрекословно слезла со стула, но, подходя к двери, решила уточнить, где она будет мыть пол.
Зафар фыркнул и каким-то неестественно добрым голосом сказал, что она может помыться и постирать вещи. Вера ушам своим не поверила, когда услышала это из уст своего мучителя. Она кинулась к шкафу и стала набирать в охапку грязную одежду. В руки ей попалась широкополая красная шляпа, в которой она обычно ходила на мастер-классы и приехала сюда. Не зная, куда её деть, девушка бросила шляпу на кровать.
Выйдя в коридор, художница услышала, как Зафар сказал по телефону, чтобы человека провели на второй этаж.
Она зашла в предбанник ванной, где были установлены три раковины. Замка на двери не было. Вера взяла из шкафа пластмассовый тазик и замочила бельё. Потом уставилась на себя в зеркало и замерла. Всё это время она не причёсывалась и не меняла одежду, поэтому ещё больше стала похожа на бомжиху. Во всю щёку у неё красовался фингал, а нос немного распух.
Внезапно дверь распахнулась, и Вера вскрикнула от неожиданности.
– Когда помоешься не выходи, пока я не приду за тобой. Поняла?
Художница не смогла от страха ответить, а только согласно кивнула головой.
Несмотря на то, что дверь в душевую кабину закрывалась на защёлку, девушка не чувствовала себя в безопасности. Поэтому помылась очень быстро, благо, вода была как горячая, так и холодная. Надев снова грязную одежду, Вера не удержалась и расплакалась.
Всхлипывая, она вышла в предбанник и, поставив тазик на раковину, принялась стирать свои вещи. По звукам похожим на пиление и приглушённым голосам в коридоре девушка поняла, что в её комнате идёт ремонт.
Внезапно дверь снова отворилась, и Зафар попросил Веру налить ведро воды. Он почему-то не зашёл внутрь, а остался стоять в коридоре. Девушка выполнила его просьбу, и когда молодой человек ушёл, продолжила стирку.
Она помнила о наказе Зафара не выходить из ванной, пока он не придёт за ней. Поэтому сложила прополосканное бельё в таз и села на стоявшую здесь табуретку. Долго сидеть не пришлось, потому что снова появился её надзиратель и велел быстро пройти в соседнюю комнату, там, где раньше находилась девушка, слушающая классическую музыку.
Вера вместе с тазиком прошмыгнула в открытую дверь комнаты и в нерешительности остановилась у входа. Здесь ничего не изменилось с тех пор, как она мыла пол и убирала постельное бельё. Только запах всё равно был странный. Или она просто запомнила его и, теперь снова оказавшись в этой спальне, вспомнила, как её тошнило.
Художница подошла к шкафу и открыла дверцу. Там тоже висели женские вещи. Она уже без всякой брезгливости сняла с вешалки халат и надела его вместо грязной футболки и шаровар. Постиранные вещи пришлось развесить на дверцы шкафа и плечики, так как ни верёвки, ни сушилки для белья здесь не было.
Вера взяла стул и села у окна. За стеной слышались приглушённые голоса, но слов было не разобрать.
«Даже если я начну кричать из окна, что меня здесь удерживают насильно, где гарантия, что за стеной работает дядя Гриша. Да и узнает ли он мой голос? Зафар может сказать, что это его сумасшедшая сестра буянит, и он ему поверит. Ведь даже я не сразу поняла, что я – пленница, и меня собираются кому-то продать. Буду надеяться, что дядя Гриша, если это он, разгадает мою подсказку, и тогда у меня появится маленькая надежда на спасение».

Когда Григорий Иванович появился в комнате, где требовался ремонт пола, первое на что он обратил внимание, это красная шляпа с бантом, вызывающе лежащая на кровати. В посёлке все знали, что в такой шляпе разгуливает только Вера-художница. Он уже хотел об этом спросить странного молодого человека, который нашёл его по объявлению и привёз сюда. Но пройдя на середину комнаты, увидел мольберт с картиной. На ней был изображен дом Карповых с номером и названием улицы, где на крыше двое рабочих укладывали черепицу. На одном из рабочих был точно такой же комбинезон как у него. Двое других мужчин меняли окно, выходящее в палисадник. На дорожке, ведущей к калитке, стояла Капитолина в своём цветастом фартуке, а рядом – Вера, которая передавала ей пустую трёхлитровую банку.
Григорий не удержался и крякнул от неожиданности. В это время Зафар начал показывать испорченный пол и просить, чтобы всё было сделано одним днём, так как завтра он уезжает.
Пока дядя Гриша циклевал пол, он всё время пытался понять, откуда здесь взялась картина Веры. Причём на ней было изображено то, о чём он знал достоверно, ведь на прошлой неделе они с художницей договаривались о ремонте. Да и Капитолина тоже говорила ему, что брала у молодой соседки банки. Правда, вся загвоздка заключалась в том, что девушка с того дня не появлялась у себя дома. Плотник понимал, что Вера – девушка молодая и может вести себя, как ей заблагорассудится. Но об этом доме на скале всегда ходила дурная слава. А то, что здесь кто-то поселился, мастер слышал впервые.
Дядя Гриша не знал, как спросить у молодого человека, довольно-таки крепкого телосложения, странно вытягивающего губы, как здесь оказались Верины вещи и рисунки. Пока Зафар ходил за водой, он внимательно рассмотрел картину на мольберте и те, что стояли в углу. Все они были подписаны художницей с обратной стороны, а на картине с домом даже стояла сегодняшняя дата.
«Если у Верки роман с этим странным качком, и она не хочет это афишировать, то я же не баба какая-нибудь базарная рассказывать всем подряд, что они здесь милуются. Вон, как мужик дом в порядок привёл. Видно, что чистоту любит, раз пригласил меня убрать это пятно с пола. А я люблю людей, которые следят за своим жилищем. Если бы Вера захотела, она бы сама вышла, а не пряталась от меня. Значит, и мне надо держать язык за зубами и не вмешиваться в чужую жизнь, пока эта гора с мускулами не пересчитала мои оставшиеся клычки».
Григорий Иванович решил ничего не спрашивать у хозяина дома про Веру, но, когда он спускался по лестнице, закончив работу, то, увидев красиво расписанную стену с ракушкой-улиткой, всё-таки не удержался и задал вопрос молодому человеку:
– На свадьбу-то хоть пригласите? А то как-то нехорошо получается, полы сделали, стены расписали, а свадебку зажали.
От неожиданности Зафар даже остановился. Он привычно вытянул вперёд губы и стоял так некоторое время, пытаясь сообразить, что ему только что сказал рабочий. Так и не найдя, что ответить, он провёл дядю Гришу к воротам и попросил охранника отвезти его обратно в посёлок.

Не успел Зафар закрыть ворота, как к дому подъехал белый «Мерседес», за рулём которого сидел Оганес. С заднего сиденья наружу выползли две размалёванные девицы в умопомрачительных мини-юбках и на высоченных каблуках. Они были абсолютно пьяные, буквально лыка не вязали. На вид им было лет двадцать пять, но если смыть всю косметику, то вместе с макияжем исчезли бы и дополнительные пять лет.
Девицы удивлённо уставились на роскошный дом и понимающе переглянулись.
– А ничего ты устроился, папашка! – заплетающимся языком сказала одна из них и подошла к Оганесу. – Я бы с удовольствием помогла тебе вести здесь домашнее хозяйство. Или как там это у вас называется?
– Ты лучше помоги себе добраться до спальни, пока не заснула на ходу, – поморщившись, ответил Оганес.
– Ты слышишь, Кристя, папик предлагает сразу пройти в спальню, – вульгарно рассмеявшись, ответила игривая блондинка.
Та, которую она назвала Кристей, вдруг сфокусировала свой взгляд на Зафаре. Девица произвела в своём пьяном мозгу какие-то расчёты и, решив, раз подружка выбрала папика, она будет охмурять, хоть и некрасивого, но молодого мужчину.
Кристина подошла к Зафару и, взяв его под руку, томно сказала, дыхнув перегаром:
– Ну, чего стоим? Кого ждём?
Она громко рассмеялась, решив, что удачно пошутила. Но мужчины вели себя странно, если не сказать отстранённо. Девушка решила сделать вид, что обиделась и, схватив за руку блондинку, потянула её к воротам.
– Пошли отсюда, Жанетта. Нам здесь не рады.
Блондинка, которую развезло окончательно, вместо того, чтобы сделать шаг, упала как подкошенная.
– Жанка, ну ты дура, что ли? – стараясь поднять подругу, сказала Кристина и, не рассчитав силы, приземлилась рядом.
Оганес сделал недовольное лицо и, подхватив Кристину под руки, потащил в дом. Зафару ничего не оставалось, как поднять Жанну и тоже тащить к дому.
Девицы больше не сопротивлялись. Вероятно, небольшая перепалка во дворе отняла у них последние силы, и они, как безвольные куклы, только мотали из стороны в сторону головами, следуя за своими проводниками.
Мужчины затащили их в спальню, которая располагалась напротив двери, за которой затаилась Вера. Они бросили девиц на большую кровать и, закрыв дверь на ключ, вышли в коридор.
Оганес не знал, что художницу перевели в другую комнату, поэтому, не опасаясь, что его могут услышать, сказал:
– Сегодня в двенадцать ночи за ними приедут. Подготовь и первую девку тоже.
– Дядя, а что умеют эти проститутки? Заказчик просил найти художницу, музыкантшу и танцовщицу.
– Заказчик включил счётчик, с сегодняшнего дня начинают капать проценты, поэтому надо отправить хотя бы эту партию, а потом разберёмся. Во всяком случае, эти дуры своё дело знают. Я их подцепил на дороге. Значит, искать девок сразу не кинутся, подумают, что загуляли шалавы.
– Да уж, спаси Аллах таких овец в родной дом привести, – покачал головой Зафар.

Вера села на кровать и начала соображать: «До полуночи ещё далеко и надо понять, есть ли смысл уезжать отсюда. Надеюсь, что дядя Гриша разгадал мой ребус-подсказку. Значит, покидать этот дом мне нельзя ни под каким предлогом. Да, собственно говоря, я и понятия не имею, куда эти мерзавцы собираются меня отправить. Надо придумать, как мне остаться. Может, притвориться, что я заболела? Но каким образом?»
Тут она услышала шаги Зафара, и через минуту он вошёл в её комнату с подносом. Вера взглянула на поднос, и желудок жалобно заурчал. Впервые там стояла полная тарелка каши, маленькая бутылочка с водой и сдобная булочка. Девушка жадно схватила тарелку и вдруг заметила недобрую ухмылку на лице своего надзирателя. Он остановился в дверях и ещё раз как-то странно на неё посмотрел. Потом подошёл к шкафу, достал шаровары с футболкой и, кинув на кровать, коротко сказал:
– Надень!
Вера попробовала отшутиться, сказав, что в халате спать удобнее, но молодой человек забрал у неё поднос с едой и потребовал переодеться немедленно. Девушка взяла вещи и отошла в угол, где стоял стул. Она сняла халат и повесила его на спинку стула, потом быстро влезла в футболку и шаровары. После этого девушка вернулась и снова села на кровать.
Художница видела, каким хищным взглядом смотрел на неё Зафар, пока она переодевалась. Вера каждую секунду ждала, что он набросится на неё сзади. Но надзиратель молча держал поднос и следил за её движениями. Он также молча поставил еду на кровать и удалился.
Девушка только собралась накинуться на рисовую кашу, как её словно током ударило.
«Нельзя! Там может быть снотворное. Воду тоже нельзя. Именно из такой бутылочки меня напоили в первый же день, когда я отключилась», – вихрем пронеслось у неё в голове.
Художница взяла булочку и понюхала. Потом осторожно разломила. На вид это была самая обычная сдобная булочка, от которой вкусно пахло ванилью. Она отщипнула кусочек и принялась рассасывать. Так как Вера очень хотела есть, то рот быстро наполнился слюной, и кусочек сразу растворился. Съев, таким образом, половину, она убедилась, что булочка ничем не накачана.
«А если Зафар придет и увидит, что я ничего не съела, он просто впихнет мне это в рот, а потом сонную меня увезут в неизвестном направлении».
Художница схватила тарелку и вывалила половину каши под кровать. Потом взяла бутылочку и вылила часть воды в биотуалет. Сердце её учащённо билось. Она поставила поднос на пол, возле стены и, завернувшись в халат вместо покрывала, легла на кровать. Постельного белья на кровати не было с тех пор, как она сняла испачканное – музыкантшей.
Вера лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к звукам в коридоре. Но в доме было тихо, и она незаметно задремала. Сквозь сон девушка услышала, как распахнулась дверь в её комнату, и кто-то зашёл. Она боялась открыть глаза, чтобы не выдать себя. «Ну вот и молодец, девочка! – услышала Вера голос Зафара. – Завтра, когда ты проснёшься, то будешь уже в другом месте. Надеюсь, снотворного будет достаточно, чтобы ты не проснулась раньше времени».
Как только дверь закрылась, и в коридоре затихли шаги Зафара, Вера вскочила.
«Надо что-то делать. Я не хочу никуда уезжать. Здесь меня ещё могут спасти. А там, куда меня собираются увезти, вряд ли».
Она закрыла рот руками, чтобы не закричать от ужаса, который внезапно охватил её. В эту самую минуту девушка вспомнила свой любимый детский фильм, где ребята специально залезли в крапиву, чтобы имитировать болезнь, и, посмотрев на махровое полотенце, решительно взяла его в руки.
Вера неистово стала тереть грубой ворсистой тканью щёки, лоб и шею. Зеркала не было, но и без него она примерно представляла, как это выглядит.
Через некоторое время девушка почувствовала боль на щеке, и на полотенце появились кровавые следы. Тогда она стала делать то же самое с руками. Кожа мгновенно покраснела, но девушка, как оголтелая, продолжала её усиленно тереть. Когда руки стали выглядеть, словно обожжённые, она бессильно упала на кровать.
Вера легла и укрылась халатом, положив сверху красные руки. Сна не было. Наоборот, её стал бить озноб. Захотелось пить. Девушка испугалась, что она умирает. Сколько она так пролежала, Вера не знала. Но вдруг раздался страшный шум и крики.
Художница не сразу сообразила, что это проснулись привезённые сегодня соседки. Они барабанили в дверь и неистово матерились, требуя, чтобы их выпустили в туалет, иначе они обольют всю комнату.
На улице было уже темно. «Может, мне это всё приснилось?» – подумала Вера. Но боль отрезвила её. Она не могла пошевелить ни ртом, ни щеками. Кожа на лице горела, на руках тоже.
Соседки решили, что их лучше услышат, если они откроют окно и покричат наружу.
Но как только они это сделали, в коридоре тут же послышался топот бегущих ног. Художница поняла, что Зафар прибежал не один. «Вероятно, с ним охранник. Оганес вряд ли будет так шустро бегать», – подумала она.
Мужчины зашли к ретивым буянкам, и через некоторое время послышался визг и грохот мебели, потом всё стихло.
«Сейчас они придут ко мне», – подумала Вера и тут же услышала, как распахнулась дверь, и щёлкнул выключатель.
А дальше она услышала отборный русский мат и непонятную чужую речь. Седьмым чувством девушка поняла, что её пристально разглядывают Зафар и охранник. Потом Зафар позвонил Оганесу и попросил срочно зайти к художнице.
Увидев красную, будто в подтёках от клюквенного варенья, Веру, Оганес схватился за голову.
– У нас нет времени, внизу уже ждёт машина. Тащите тех двух. Я сейчас подойду, – сказал он.
Молодые люди скрылись в соседней спальне, а Оганес склонился над художницей. Он хотел потрогать её красное распухшее лицо, но в последний момент передумал и резко отдёрнул руку.
– Шайтан! От тебя одни убытки. Если бы ты не умела рисовать, как Бог, тебя бы уже сегодня не было на этом свете. Поэтому полежи, а мы посмотрим, что с тобой делать дальше. Как же ты меня подвела, девочка! Султан, увидев тебя, сразу бы простил мне долг, потому что ты была моим козырем. Но теперь тебя только в фильме ужасов показывать.
Он вышел из дома и спустился во двор, где стоял старый уазик-фургон. Туда уже, как дрова, погрузили сегодняшних проституток.
– Где третья? Нам пора уезжать, – сказал лысый бородач.
– У нас вышла небольшая накладка, я сам позвоню Султану и объясню причину. А вы поезжайте, пока не начало светать, – нервно подёргивая щекой, произнёс Оганес.
Повторять двум смуглым парням два раза не пришлось. Они прыгнули в кабину и, взвизгнув тормозами, покинули двор дома-ловушки или капкана для молодых женщин.

    • • •
Отец Веры, Михаил, уже две недели не мог дозвониться до своей дочери, поэтому в субботу решил отправиться в посёлок, чтобы устроить ей нагоняй за то, что она заставила его волноваться.
Он любил свой посёлок Морской, потому что здесь прошла его молодость, и здесь он был счастлив со своей семьёй. Михаил очень жалел, что они с Идой так и не решились завести ребёнка после замёрзшей беременности. Для него это понятие тогда стало ударом, а для жены приговором. Да и не только для Иды. Вся их семейная жизнь полетела после этого под откос.
Михаил затормозил возле дома родителей Иды и вдруг почувствовал, что его охватило беспокойство. Не понимая, что его так растревожило, он зашёл во двор. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что здесь давно никого не было. Жёлтые листья беспорядочно лежали на дорожке, ведущей к калитке, и в беседке, где Вера любила пить чай и обдумывать сюжеты своих будущих картин. На стуле безмятежно спал кот, вероятно, забредший сюда от соседей, чтобы укрыться от пристававших к нему детей.
Мужчина нагнулся и достал из-под ступеньки ключи. Отомкнув дверь, он зашёл на террасу и остановился. На окне паучок умело опутывал паутиной жужжащую муху. Она изо всех сил пыталась разорвать тонкие путы, но паук хорошо знал своё дело и, закончив, укусил обездвиженную жертву. Так как ротовой аппарат не позволял пауку пережёвывать пищу, он впрыснул ей в брюшко пищеварительный фермент, который через некоторое время должен был превратить внутренности мухи в бульон. Паучок терпеливо затаился на краю паутины в предвкушении, когда его можно будет высосать и тем самым утолить голод.
Михаил, не понимая зачем, проследил до конца за этим явлением природы и только потом зашёл в дом.
Внутри пахло пылью, и было очень душно. Он открыл окно и огляделся. Ощущения, что дочь была здесь недавно, не было. На столе стояла кружка с давно высохшими остатками чая, а яблоки в пластмассовой вазе сморщились и потемнели. Над ними кружились мелкие мошки, придавая общей картине чувство заброшенности.
Вздохнув, Михаил достал телефон и снова набрал телефон дочери. Не дослушав до конца привычную фразу автомата, что абонент временно недоступен, он решительно направился к выходу. Ноги сами понесли его в дом Капитолины Андреевны, которая, как обычно, крутилась во дворе, покрикивая на расшалившихся внуков.
Старая женщина очень обрадовалась, увидев бывшего соседа. Она суетливо придвинула ему табуретку, быстро смахнув с сиденья невидимые пылинки, а сама села напротив, сложив на животе натруженные руки.
Михаил выглядел усталым и растерянным, поэтому, задав дежурные вопросы о здоровье и работе, тётя Капа спросила про Веру.
Такого калейдоскопа чувств на лице соседа она не ожидала увидеть, что даже на минуту замолчала и в упор уставилась на мужчину.
– Так, ты, что ж не знаешь, где твоя дочь шлындает уже две недели? – то ли с удивлением, то ли с укором спросила Капитолина.
Михаил встал. Он не знал, что ответить, потому что чувствовал за собой вину. Конечно, они с Верой регулярно созванивались, когда она уезжала в Морской. Но в этот раз он не сразу заметил, что дочка не звонила уже несколько дней, поэтому понятия не имел, когда они разговаривали в последний раз.
– А она вам ничего не говорила, что собирается на этюды или в другой город на выставку? – осторожно задал он вопрос Капитолине.
– Конечно, нет, – яростно ответила женщина.
Она тоже поднялась с табуретки и засеменила на летнюю кухню.
– Я борщ варю, поэтому иди сюда. Видать, кроме меня несчастная девка никому не нужна. Даже родному отцу, – тётя Капа покосилась на Михаила и продолжила. – Я тебе вот что хочу сказать, хоть ты мужчина уважаемый мною, но разве можно своей единственной дочери позволять так много работать. Она же головы от своих картин не поднимает. То на мастер-класс бежит, то портреты на пляже рисует. А всё для того, чтобы ремонт в доме сделать. Крыша-то давно течёт. Верка уже с Григорием на счёт неё и окон разговаривала, он мне сам про это говорил. А, кстати, он должен в понедельник из соседнего посёлка вернуться, вот сам и спроси у него про дочку свою.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/milena-still/dyryavaya-lovushka-67243730/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.