Главная страница | Криминальные боевики | Не верь, не бойся, не проси…

Не верь, не бойся, не проси…
Владимир Юрьевич Харитонов
Эта книга о парне, отсидевшем семь лет за преступление, которого не совершал. О наших следственных изоляторах и колониях, порядках, отношениях между зэками и с администрацией… Все персонажи – существующие люди, имена и фамилии изменены, любое совпадение с реальными людьми случайно.

Владимир Харитонов
Не верь, не бойся, не проси…

Глава 1. Не в то время, не в том месте…
Майское солнце еще только-только начинает восхождение, обещая теплый и солнечный день, обычные граждане досматривают сны, а на центральном рынке провинциального волжского города стремительно закипает жизнь. Во все стороны снуют тележки, скрипя колесами, на них коробки и тюки разных размеров и ценностей. Торговцы занимают привычные места, устанавливают временные шатры, раскладывают товар. Всюду спешка и суета. А невдалеке красавица Волга, словно в противовес людским заботам, неторопливо и величественно, несет свои воды вниз по течению. Над ней в вышине плывут молочные облака, а прямо над волнами с криком кружат белоснежные чайки, высматривая свою добычу.
В этом месте река довольно широкая, больше полутора километров, но на противоположном берегу легко просматривается небольшой российский городок Заволжск. В основном одноэтажные деревянные строения, за которыми виднеются пятиэтажные панельки. Чуть левее вырисовывается химический завод, расположенный прямо на берегу Волги. Выше по течению внимательный наблюдатель, несомненно, заметит в дымке утреннего тумана, стелящегося над водой, строящийся мост через главную водную артерию России. Мост задумывался совмещенным под автодорожный проезд и железную дорогу. Но сработал принцип, озвученный бывшим премьером Черномырдиным: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». В описываемое время все работы оказались заморожены из-за недостатка денег, впрочем, ходили упорные слухи, что мост все-таки достроят, но только для автомашин. Все пролеты для железной дороги будут демонтированы и на это огромные средства, безусловно, найдутся. Ломать – не строить…
…А на кинешемском рынке все по графику. Начинающие капиталисты осваивают на практике марксистскую формулу: товар-деньги-товар. Впереди долгий рабочий день. От солнца и дождя защитит крепкая ткань торговой палатки, от голода – чай в термосе и бутерброды, от скуки – непрерывно текущая людская река. Из нее словно вынырнет то один, то другой возможный покупатель. Он осмотрит интересующее его изделие, попробует на ощупь. Всюду послышатся обычные для базара вопросы:
–А вот это сколько стоит?
– Почему так дорого?
–Можно померять?
– А вы не скинете хотя бы пятьдесят рублей?
Ответы продавцов чаще не нравятся и с мыслью: «Посмотрю в другом месте», экономный гражданин вновь сольется с разношерстным потоком…
…Но это чуть позже, когда возникнут стройные торговые ряды с всевозможным ассортиментом и люди начнут заполнять базарную площадь в поисках нужного товара. Ночью он хранится здесь же рядом или в специальных металлических контейнерах, или в камере хранения, расположенной на первом этаже под кинотеатром «Пассаж» с обратной стороны от центрального входа. Именно сюда спешит невысокий, но крепкий паренек шестнадцати лет в джинсовых шортах и светлой рубашке с коротким рукавом. Ему нужно успеть до начала работы ярмарки собрать пять палаток для знакомых торговцев и принести упакованный товар с камеры хранения. За это Артем, так звали юношу, получит семьдесят пять рублей, которые потратит на еду и сигареты. Он жил вдвоем с отцом, по крайней мере, так считалось в органах опеки и попечительства при городской администрации. Но единственный родитель пропадал целые дни на работе, и подросток не привык рассчитывать на помощь взрослых. И не то, чтобы некому о нем позаботиться, родни достаточно много – родной брат Сергей, он на восемь лет старше и живет с женой Любой в районе поселка Чкаловский, тетка Марина, бабушка по линии матери Нина и по линии отца – Валентина никогда не отказывали в помощи. А после смерти мамы Натальи Сергеевны четыре года назад их внимание и опека только усилились. Все предлагали и кров, и еду, и заботу, но Артем считал себя взрослым и, конечно, не хотел никого обременять.
Подошел он, как обычно, к самому открытию камеры хранения, чтобы первым забрать палатки и товар. Однако в этот раз он заметил справа от входа старую «шестерку» Жигули белого цвета, с затемненными шторками на боковых стеклах. Этот факт его несколько удивил, но заведующая складом Нина Павловна оказалась совсем одна и как всегда была приветлива. Довольно привлекательная особа лет сорока пяти, худенькая и невысокого роста, в каком-то светленьком платьице казалась юноше зрелой женщиной, почти старухой. Входную дверь она открыла при нем и, безусловно, видела белую машину, но никак на нее не отреагировала.
– Привет, Артемка. Как твои дела? – бросила дежурные фразы с обычной улыбкой.
– Да ничего, все нормально,– так же, не задумываясь, ответил паренек.
Артема Нина Павловна знала довольно хорошо, по крайней мере, так она считала. Видела, как он старается помогать и своим родственникам и просто знакомым людям на рынке, зарабатывая при этом свою законную копейку. Поэтому без всяких проволочек и расспросов отпустила ему пять упакованных торговых палаток и соответствующий товар. Эта процедура проходила далеко не первый раз и заведующая складом знала, что пареньку хозяева доверяют и никаких претензий с их стороны не будет. За один раз он все укатить на тележке не смог и управился за две ходки. Но рынок находился рядом, и на все про все ему потребовалось пятнадцать минут…
Установив палатки и передав товар продавцам, он получил за это свою оговоренную плату и почти бегом отправился на улицу Пирогова, где жила бабушка Нина. Она пекла пироги на продажу, а сестра мамы Марина, брат Сергей и его жена Люба торговали ими на территории ярмарки. Доставлять печеные изделия по общей договоренности должен Артем. Он это делал на небольшой колесной тележке. К тому же пешком, хотя деньги на проезд в автобусе ему родственники давали. Молодой человек привык экономить на всем, поэтому выделенные средства на законных основаниях оставлял себе. Торговля пирогами шла довольно бойко, и предприимчивому юноше приходилось порой два раза проворно привозить их от своей бабушки. За такую помощь родственникам небольшая доля с прибыли перепадала и ему. Все-таки какой-никакой, а семейный бизнес…
Вот и в этот весенний день Артем сделал два привычных рейса. А потом стал свободен, словно чайки над Волгой. Не спеша прогулялся по площади, купил сигарет и бутылку пива. Поднялся на верхнюю набережную и присел на лавочку меж старых лип. Он любил это место с видом на водную гладь, искрящуюся от весеннего солнца и уютный городок на противоположном берегу. Неторопливо и с удовольствием выпил чуть дурманящий голову напиток. Неожиданно прямо перед ним нарисовался спившийся мужичок лет сорока, худой и невысокий. Чрезмерное увлечение алкоголем легко угадывалось из его помятого неряшливого внешнего вида. Да и неприятный запах дешевого пойла, исходящий от него метров на пять, не оставлял никаких сомнений. Тот с надеждой бросил взгляд на бутылку пива в руках подростка, явно рассчитывая на последний глоток. Однако, убедившись, что емкость пуста, как-то тяжело вздохнул и просящим голосом произнес:
– Паренек, можно я бутылочку заберу.
Юноша, не задумываясь, протянул ненужную стекляшку в руку просителя и ответил:
–Забирай, не жалко. Все равно хотел выбросить.
Не сказав дежурного «спасибо», мужичок заторопился по своим очень важным делам, а юный благодетель, достав «Мальборо» из кармана рубашки, закурил. Когда сигарета слегка обожгла губы, бросил ее в ближайшую урну и направился к брату на улицу Декабристов. В последнее время Артем чаще ночевал у него. Его супруга Люба вкусно готовила и всегда старалась угостить родственника мужа разной вкуснятиной. Да и в разговоре была приветлива и ненавязчива. Можно, конечно, еще поваляться на центральном пляже в парке, покупаться в Кинешемке, небольшой речушке впадающей в Волгу. Купальщиков сегодня явно немного, лето ведь еще не наступило. Однако май в этом году выдался жарким и вода наверняка не очень холодная. Но туда надо идти пешком, а он в этот день непривычно устал. Во всяком случае, ему так показалось. Поэтому неторопливой походкой добрел до остановки «Главпочтамт». Вывеска «Чебуречная» напомнила о том, что он голоден, и неплохо бы перекусить. Впрочем, большой желтый автобус с цифрой «1» на стекле подошел довольно быстро и Артем с удовольствием уселся на свободное место. Смотря в окно маршрутки на зеленые улицы своего любимого города, он размышлял о планах на сегодняшний вечер…
«Сейчас приеду, выпью чая с бабушкиным пирогом, вздремну часок – другой. Потом поужинаю с братом и рвану на танцы», – думал он. Там как обычно ждали друзья, веселая музыка и озорные глаза кинешемских красавиц. А то, что на следующее утро, практически не спавши, опять надо спешить на рынок – так это не беда, он к этому привыкший. Однако не зря кто-то придумал пословицу: «Человек предполагает, а Бог располагает». Как зачастую бывает, судьба преподнесла подростку неожиданный сюрприз и нарушила все планы…

Глава 2. Кто попался, тот и преступник
К вечеру в квартиру позвонили. Артем спал на диване, не снимая одежды, и в гости никого не ждал. Проснулся не сразу. Но звонок в двери не унимался. Нехотя поднялся, не глядя в глазок, открыл дверь. На пороге стояли два сотрудника милиции, один в форме, другой в гражданской одежде. «Гражданский» бесцеремонно отодвинул подростка от двери вовнутрь прихожей. Следом вошли и непрошеные визитеры.
– Как тебя зовут? – спросил мужчина в штатской одежде.
– Павлов Артем Юрьевич, – растеряно ответил юноша.
– Вот ты нам и нужен. Поедешь с нами.
При этом один из милиционеров ловко вывернул руку молодого человека и с помощью своего товарища связал их наручниками сзади. Артем и не собирался сопротивляться, к тому же он пребывал в какой-то абстракции. Не успел проснуться до конца и абсолютно не понимал, что происходит. «А может это просто сон?», – теплилась надежда. Но когда подростка в оковах вывели на улицу и подвели к милицейской машине, легкий ветерок, коснувшись лица, окончательно вернул к суровой действительности. И первое, что пришло на ум уже в клетке милицейского Уазика – вчерашняя драка на танцплощадке в бору. Так местные жители называют парк рядом с вокзалами – железнодорожным и автобусным, любимое место отдыха многих горожан. Старые сосны с густыми зелеными кронами и редкие березки радуют глаз и успокаивают душу. Днем здесь часто гуляют молодые мамы с детскими колясками. Парк пересекают удобные асфальтовые дорожки. То тут, то там встречаются спортсмены, бегущие за здоровьем и будущими медалями.
Имеется в этом лесном царстве и танцевальная площадка, огороженная высокой металлической сеткой. Днем она словно спит, тихая и неприметная, а к вечеру освещенная со всех сторон яркими огнями просыпается и влечет к себе местную молодежь. Громкая музыка, шутки, смех и, конечно же, танцы. Там вчера к его знакомой ровеснице Тане, невысокой худенькой блондинке с тонкими чертами лица, стали приставать два парня лет восемнадцати. Были они довольно пьяные и вели себя очень вульгарно. Хватали девчонку за руки, приглашая с собой. Ругались матом. Друзья Павлова еще не подошли, и он был один. А Таня Артему сильно нравилась, иногда ему казалось, что он в нее влюблен, причем достаточно давно, и он заступился,…сначала словесно:
– Ребята, эта девушка со мной…
– Какая тебе девушка, малыш? Отвали, – послышалось в ответ и легкий толчок в грудь.
В этот момент и вспомнил Артем, чему учил его когда-то тренер по каратэ Алексей Галкин. Хулиганы неожиданно быстро оказались на земле без сознания. Таня и ее подружка стоящая рядом, не сказав «спасибо» ушли по освещенной асфальтовой дорожке. Павлов же наоборот, нырнул в лесную темень, быстро направился к автобусной остановке и поехал к старшему брату. В полупустой маршрутке нахлынули мысли: «Правильно ли я поступил, учинив драку? Парни взрослые, потом будут меня искать, устроят разборки… Ну, друзья не бросят, помогут, если что. Да и как я мог не заступиться? Тогда в глазах Тани оказался бы трусом. С ней опять же была ее подруга и одноклассница Елена, бойкая и довольно высокая, склонная к полноте девчонка. Она бы точно всем разболтала, если бы я не встрял». Артем вспомнил, как Елена постоянно «строила глазки», приглашала на «белый танец», просила проводить до дома. А тот взаимностью не отвечал, во-первых, не хотел, чтобы об этом узнала Таня, во-вторых, он думал, что Елена доступна для всех и проявляет интерес ко всем мальчишкам, а в-третьих, она просто оказалась не в его вкусе… Да очевидно и тайны хранить не умела. «Может в драке повредил, кого сильно, – думал он, время от времени подпрыгивая на ухабах, – скрывать ничего не буду, расскажу все как есть».
Между тем его привезли к отделению милиции № 1 на улице Островского почти в центре города. Оно располагалось на первом этаже обычного пятиэтажного жилого дома, но имело отдельный вход со стороны центральной дороги. Артем оказался в одном из кабинетов оперативных сотрудников. Кроме него там находились три молодых человека в гражданской одежде. Один из них и задерживал подростка на квартире у брата.
– Ну, давай рассказывай, за что ты ударил ножом работницу камеры хранения? – спросил он напрямую, без каких-либо подготовительных вопросов.
Только сейчас задержанный парнишка разглядел оперативника как следует. Крепкий парень среднего роста, спортивного телосложения, лет двадцати пяти. Слова произносил четко, с ударением. От него исходила какая-то уверенность, что он непременно получит ответ на поставленный им вопрос.
– Какую работницу? – растерянно спросил Артем.
– Ты чего «дурака-то включаешь»? Нину Павловну естественно, – подключился к допросу второй сотрудник.
Высокий и «накаченный» со злым выражением лица, казалось он вот-вот, сорвется и начнет бить несовершеннолетнего подозреваемого. Короткая стрижка темных жестких волос делала его похожим на агрессивного бойца на ринге восьмиугольника. Он выглядел лет на тридцать, но в его взгляде усматривалось что-то такое, что как бы старило его еще лет на пять. Может он хотел казаться зрелым опытным человеком, знающим жизнь со всех сторон, а может реально бывал в опасных переделках.
– Я ее видел сегодня на складе, но не трогал. – Начал неуверенно Павлов, затем словно придя в себя, добавил – так вы ее саму спросите, она подтвердит.
– Спросим, спросим, если выживет, – подключился к беседе и третий сотрудник милиции, до этого молчавший и безразлично сидевший на подоконнике. Он невысок ростом и худощав, тоже лет двадцати пяти, как и первый, не больше. Светлая рубашка с закатанными рукавами была явно не по размеру и выдавала хилое тело и тонкие руки. «Зачем таких доходяг берут в милицию? Может он сильно умный?», – подумал про себя задержанный, но ничего не сказал.
Артем на какое-то время «ушел в себя» и вопросы оперативников оставлял без ответа, несмотря на возрастающие эмоциональные интонации. Затем встрепенулся, словно вспомнив что-то важное, и спросил:
– А вы тех, которые сидели в белой шестерке задержали?
– Какой шестерке? Ты о чем? – здоровый опер подошел в упор и навис над Павловым, – мозги нам решил компостировать?
Подозреваемый всем телом ощущал угрозу, понимал, что еще чуть-чуть и его начнут бить. Долго и больно… Он наклонился вперед, прикрывая руками свой живот и, не глядя ни на кого конкретно, рассказал о машине, которую видел перед входом в камеру хранения.
– Может ты и номер записал? – ироничным голосом спросил первый оперативник, который и начал допрос.
– Нет, не записал. Я на номера и внимания-то не обратил, – ответил Артем.
– А зачем ему? Это его подельники, он их и так знает, – раздался утвердительный голос сидевшего на подоконнике «интеллектуала».
Здоровый дознаватель при этом довольно сильно ударил ладонью по голове юноше и, не давая ему придти в себя, резко выкрикнул:
– Давай, сука, называй всех, кто был с тобой! Все равно мы тебя расколем!
Павлов молчал. Здоровяка это разъярило еще больше. Он вновь ударил ладонью по голове подозреваемого подростка, но с другой стороны, а затем ребром руки по шее.
–Погоди, погоди, не спеши, – оттеснил коллегу оперативник спортивного телосложения, – у нас целая ночь впереди, успеем размяться.
Затем он обратился к задержанному юнцу притворно извиняющимся тоном:
– Ты уж прости его, три раза был в «горячих точках», нервы ни к черту… Правду-то рассказывать будешь?
– А я вам правду и говорю,– произнес насупившись Артем, – а вы бьете. Стояла там машина, только я не видел, сидел кто-то внутри или нет. Шторки на боковых стеклах закрывали обзор.
– Да он над нами издевается! – грозным голосом проревел здоровый, – я урою этого щенка!
При этом замахнулся рукой, но ударить ему помешал спортивный сотрудник.
– Может их оставить вдвоем с Николаем в кабинете? – обратился сидевший на подоконнике умник к спортсмену, – как ты думаешь, Виталий?
– Не надо, он его инвалидом сделает, а нам потом отвечать. – Затем обращаясь уже к Артему,– а друзья-товарищи у тебя есть? Назови самых близких.
Друзья, разумеется, у Павлова были – Денис и Максим Нещадимовы, Евгений Голубев… Но вмешивать их в это дело он не хотел и уж совсем не желал выглядеть в глазах товарищей «стукачом». В их компании таких презирали и не считали людьми, которым можно подать руку. Каждый выставлял себя человеком, кто никогда, ни при каких обстоятельствах товарищей не сдаст. Но ведь перед кем выставлял? Перед своими близко знакомыми, которые не бьют и для которых достаточно твоего слова. Впрочем, Артем прекрасно понимал, что слова с делами зачастую расходятся. И как бы повели себя его друзья в подобной ситуации неизвестно.
– Нет у меня никаких друзей, я целый день на рынке кручусь, – ответил Артем.
– А как зовут твоих родителей и где они работают? – спросил оперативник Виталий.
Конечно, мог Павлов рассказать, что его мать Наталья Сергеевна работала в магазине «Речник» продавцом. Но в 1996 году она заболела, стала резко худеть, хотя кушала как обычно. У нее постоянно болели голова и желудок. Тщательное обследование и сдача всех анализов выявить конкретное заболевание не помогли. Чуть позже при приеме пищи ее просто рвало. Часто стала терять сознание… После очередного случая маму увезли в больницу. Тридцать дней она ничего не ела и жизнь в ее теле врачи поддерживали только капельницами. Артем навещал ее в палате и каждый раз плакал. Маму он любил и не представлял, как будет жить без нее. Однако вскоре Наталья Сергеевна, несмотря на усилия врачей, умерла … Официальная версия медиков – сердечная недостаточность. Тело забрали на улицу Пирогова к бабушке Нине, у нее дом значительно просторнее. У самих Павловых в хибарке на улице Комсомольской, даже гроб поставить негде. Мог рассказать Артем и о том, как ревел, провожая маму в последний путь, как кто-то фотографировал процессию на поляроид. И как потом, видя эти фотографии, еще два года не мог сдержать слез… Но зачем все это знать взрослым мужчинам, которым безразличны детские переживания, и у которых конкретная цель – выбить из подозреваемого признание?
– Мамы у меня нет, а отец работает музыкантом, – ответил кратко Артем.
– Как его зовут, и где он конкретно трудится? – Спросил опер у окна.
– Павлов Юрий Витальевич. Работает в доме пионеров на улице Ленина, а вечером в ресторане «Волга» с какой-то музыкальной группой.
Вопросы сыпались и сыпались, некоторые повторялись в чуть измененном виде. Пару раз злой Николай двинул кулаком под дых, да так сильно, что подросток не смог закрыться руками.
В итоге Артем подробно рассказал за весь прошедший день – где был, с кем и что делал, кто может это подтвердить… Еще разок в процессе допроса здоровяк ладошкой ударил по затылку. «У него, наверное, с мозгами не все в порядке после «горячих точек» и всех, кто к нему попадает, хочет сделать себе подобными»,– подумал с иронией подросток. Этими мыслями вслух он, конечно, не поделился, но по-прежнему стоял на своем. Впрочем, Артем ничего и не врал, все говорил так, как помнил. Наконец, оперативники устали и Павлова увезли в ИВС – изолятор временного содержания при центральном отделе милиции на улице Ленина.
Отдел представлял собой старое трехэтажное здание, расположенное в ста метрах от Волги. Рядом на бульваре возвышался памятник вождю пролетариата. За его спиной в обе стороны параллельно главной российской реке виднелись ухоженные пешеходные дорожки. В любое время года с них открывался прекрасный вид на Волгу-матушку, и это место для пеших прогулок столь же притягательно, как и описанный выше бор. Стройные и высокие голубые ели, словно верные охранники, прикрывали спину вождя. А чуть левее разместилось старинное белое здание с колоннами, добавляющее неповторимой привлекательности волжскому городку – бывший кинотеатр «Волна», а теперь магазин «Мир техники» с круглым каменным и действующим фонтаном перед ним. Так и сосуществуют рядом красоты уютного верхнего бульвара и мрачные милицейские казематы… Однако, Артему в тот момент было совсем не до анализа подобных противоречий. Напуганный взгляд подростка направлен строго вперед, в неизвестность за дверями зловещего учреждения…

Глава 3. В ИВС вспомнишь все, даже свое детство
Оперативники завели Павлова в дежурную часть, расположенную слева от центрального входа. Там за пультом с множеством кнопочек и тумблеров сидел строгий капитан милиции. Он буквально отбивался от постоянных телефонных звонков, не успевая положить трубку на место и снова хватая ее со словами: «Дежурный по милиции, слушаю вас». Офицер иногда переходил на крик, убеждая звонившего, что его вопрос не в компетенции милиции. Порой наоборот спокойно спрашивал адрес, записывал в журнал и сразу же раздавал по рации задания подчиненным патрулям. «Как он только со всем этим справляется», – подумал задержанный. Но подростка туда не повели, а остановились как бы «в предбаннике», где за столом поменьше сидел простой сержант, по всей видимости, помощник дежурного. Он тоже постоянно отвечал на телефонные звонки граждан с завидным упорством набирающих «02». Пришедшие с Артемом оперативники дождались когда, наконец, сержант положит трубку и Виталий сказал:
– Это подозреваемый по разбою, помести его пока в «обезьянник». Мы дойдем до следователя оформим документы на задержание в ИВС.
–Хорошо. Только с протоколом не тяните, а то дежурный разорется, – ответил помощник дежурного.
Оперативники ушли куда-то на второй этаж, а сержант открыл обитую железом дверь, Она располагалась справа от входа в дежурную часть и имела небольшое пластиковое окно, через которое можно наблюдать за задержанным нарушителем. Помещение «обезьянника» оказалось маленьким, примерно два метра на полтора. Слева вдоль стены имелась лавочка – единственная мебель в этом месте. Артем присел и закурил, пока еще его не обыскали и ничего не изъяли. Сигарета, как на грех, оказалась последней. Никого больше в комнате не было и можно спокойно поразмышлять.
Но долго думать не пришлось. Только закончил курить, дверь открылась, и сержант достаточно вежливо, но властно сказал:
–Пройдемте со мной.
Он провел Артема мимо строгого капитана и передал его вместе с какой-то бумажкой надзирателю по камерам предварительного заключения. Тот, осмотрев карманы одежды подозреваемого несовершенно летнего, забрал немного денег, не более пятнадцати рублей и отметил сумму на каком-то бланке. Затем изъял зажигалку и заставил вынуть шнурки из кроссовок. После непривычной пока Павлову процедуры обыска подвел его к одной из камер, открыл такую же дверь, как в «обезьяннике».
– Заходи, располагайся, – произнес сотрудник ИВС с ухмылкой, и дверь сзади Артема закрылась на несколько оборотов крепкого замка.
Каменный мешок со штукатуркой «под шубу» размером три на три метра. Во всю ширину камеры сделан деревянный настил из досок, приподнятый на полметра от пола. От стены, где расположен вход, он отодвинут вовнутрь приметно на метр. «Видимо, это места для сна, – размышлял подросток, – а перины, одеяла и подушки, наверное, не будет», – пытался развеселить сам себя арестант-новичок. Над входной дверью в специальном углублении горела тусклая лампочка. Она еле-еле освещала это невеселое место. В углу Артем заметил ведро. Судя по запаху, исходящему от него, оно служило вместо туалета. «Друзья, наверное, сейчас на дискотеке развлекаются. Музыка, девчонки, пиво,… а я здесь «позабыт, позаброшен с молодых юных лет», – вспомнил Павлов-младший слова из какой-то песни, которую слышал от отца. Его пока еще как-то внутренне веселило и само задержание и эта камера. Он не воспринимал происходящее всерьез и считал, что сегодня-завтра его выпустят и все будет по-прежнему. Подумал и о Тане, она обязательно расстроится, узнав об аресте Артема, и, наверное, будет считать его героем. Хорошо, что в камере никого больше нет, никто не будет лезть с расспросами. Ему не хотелось ни с кем общаться, тем более рассказывать о том, что его били. Воспоминания об этом развеяли игривое настроение, словно ветром дым и он загрустил. Ведь били-то подло и безответно, сдачи он дать не мог. И главное, били за то, чего он не делал. Это казалось несправедливым и очень обидным…
Артем сел на крашеные доски, заменяющие кровать и задумался: «Грабеж в камере хранения наверняка совершили люди, сидевшие в «шестерке». Кто они? Они ждали, пока я заберу палатки и товар… Но зачем порезали Нину Павловну, она бы им и так отдала, что нужно? Жива ли она? Если выживет, она ведь скажет, что я ни при чем. Надо бы номер машины запомнить… Но я бы все равно его не назвал, я же не «стукач», значит, и запоминать ни к чему… Милиция, наверное, сделает обыски у всех моих родных. Это неприятно, тем более что искать-то там нечего»… Но повлиять на происходящее подросток никак не мог. Ему оставалось только ждать и предаваться воспоминаниям…
Одно время вся семья Павловых имела шикарную двухкомнатную квартиру на улице Макарова на третьем этаже, в микрорайоне Томна наверху или в «Озерках», как говорят местные жители. «Шикарной» она стала казаться потом, когда пожили в старом доме без удобств. Артем тогда был еще совсем маленьким, и сравнивать условия проживания здесь и там, конечно, не мог. Он узнавал эти житейские нюансы не сразу, а постепенно со временем от своего старшего брата. В «Озерках», кроме родителей и единоутробного родственника с ними жила и старшая сестра мамы Марина вместе с мужем. Ее первый супруг был военным, но пожили они недолго. Он уехал куда-то служить и пропал. То ли с ним что-то случилось, то ли просто сбежал от быстро надоевшей молодой жены, Артем не знал. Взрослые эту тему в разговорах как-то обходили. Потом, когда мамина сестра вышла замуж второй раз, Павловы разменяли свое жилье со всеми удобствами на старый рубленый дом и однокомнатную квартиру в доме хоть и с газовым отоплением, но единственным туалетом в прихожей, рассчитанным на всех жильцов.
Дом, доставшийся родителям Артема, находился в центре города, на улице Комсомольской, однако для обогрева служила обычная печка из кирпича, топившаяся дровами. А квартира, перешедшая во владение Марины и нового супруга, располагалась
в деревне Луговое, что в двух километрах от Кинешмы. Вроде бы и недалеко, но автобусом добираться со всеми остановками не менее часа. «Наверное, они так поступили, полагая, что первого мужа тети Марины напугали именно бытовые неудобства», – размышлял подросший Артем о поступке родителей. Ведь со слов брата Сергея, тот несколько раз заходил в комнату молодоженов не вовремя, когда они целовались. Невольный свидетель приводил в смущение даже военного офицера. Тот сразу выходил на балкон покурить, при этом, не делая никаких замечаний, и видимо считая, что живет здесь «на птичьих правах».
Когда на нанятой грузовой машине перевезли свою мебель в дом на Комсомольской, то оказалось, что разместить ее всю невозможно. Не позволяла, жилая площадь. Затолкали кровать родителей и двухъярусную самодельную кровать для братьев, шкаф для одежды. Знал бы тогда Артем, сколько ему придется в жизни спать на двухъярусной кровати… А вот большой старинный комод и еще много чего по мелочи пришлось на этой же машине перевезти к тетке Марине. И эти подробности Артем знал только со слов старшего брата. Осознавать себя он начал уже в этой комнате с печкой и другой жизни для него просто не существовало. На его взгляд жили они хорошо, мама с папой не ругались, заботились о Павлове – младшем, да и брат относился к нему неплохо. В семье царили любовь и взаимоуважение. Когда Сергею исполнилось шестнадцать лет, бабушка Нина с улицы Пирогова уговорила его переехать жить к ней. Ей было тяжело одной справляться с хозяйством по дому. По крайней мере, так она говорила, но что ее подвигло к этому на самом деле, братья не знали. Может быть, почти взрослый Сергей становился помехой в отношениях родителей. Тем более что для отца Артема он был приемным, не родным…
А для Артема изменилось только то, что со второго яруса кровати он перебрался на первый, да и скучнее стало в доме. …Потом заболела мама, в семье наступили тяжелые времена… После смерти матери, отец целые дни пропадал на работе, и Павлов-младший был предоставлен сам себе. Он научился в печи готовить и суп, и картошку – жареную или пюре, при желании мог напечь и блинов. А раньше все это делала мама… Она всегда очень вкусно готовила на красных головешках прогоревших дров. Правда, имелась и газовая плита, газ – привозной в баллонах, но им пользовались только летом, не топить, же ради стряпни печку. Зато зимой, чтобы не выхолаживать комнату, дрова подкидывать приходилось постоянно, иногда, даже и ночью. Однажды печка и подвела… Перед уходом в школу Павлов-младший кинул вязанку дров в огонь. А когда вернулся,…дома-то уже и не было, сгорел дотла. Со слов соседей, они поздно заметили огонь, да и спасатели долго не ехали. Вызывали тогда Артема с отцом и в пожарную часть, и в милицию, искали причину возгорания. Между тем проверка прошла как-то формально, и очень быстро забылась. Артем, однако, был вынужден на время переехать к старшему брату.
Тому в жизни везло. По крайней мере, так всегда казалось Павлову младшему. Сергей встретил красивую девушку Любу, как-то быстро они полюбили друг друга и решили пожениться. А во время свадьбы, которую сыграли в ресторане «Волга», родители жены озвучили приданное… Целая двухкомнатная квартира со всеми удобствами в районе поселка «Чкаловский». Таким образом, семейную жизнь Сергей начинал без жилищных проблем. А исполнилось ему всего двадцать лет. Брат Артему в те времена представлялся реальным везунчиком, за что бы ни взялся, все у него как-то легко получалось… Правда, детей у молодоженов почему-то не было, хотя оба хотели их иметь. Может, это и оказалось платой за удачу в чем-то другом? А может всему свое время, ведь некоторым людям счастье благоволит всю жизнь, но какими-то маленькими порциями. А кому-то приходится пройти через многие страдания, но и счастье будет огромное, что еле поместится в сердце. Правда, подобные мысли Павлова – младшего в те времена еще не посещали. Такая жизненная философия у него появится много позже, когда сам встретит свою любовь…
К моменту потери жилья после смерти матери прошло больше года. Отец познакомился с одинокой женщиной на пару лет старше его. Она была невысокой и худенькой, но отцу видимо, нравилась. Да и сам Артем понимал, что родитель еще не старый, и имел право на личную жизнь. По иронии судьбы ее звали, как и работницу камеры хранения, Нина Павловна. Иногда бывают и не такие совпадения. Жила она в однокомнатной квартире на улице Островского, слева от центральной аптеки. После пожара на Комсомольской, Юрий Витальевич ночевал постоянно у нее. Звал с собой и Артема, договорившись об этом со своей сожительницей. И тот согласился, какое-то время даже жил здесь, но хозяйке сильно не нравилось, что подросток являлся с дискотеки в два часа ночи. Приходилось просыпаться, открывать ему двери. Конечно, она его не прогоняла из своей квартиры, но молодому человеку было неуютно с явно недовольной взрослой женщиной. Все чаще и чаще он вновь стал оставаться на ночь у брата Сергея. А тот однажды сказал по-простому:
–Ты можешь жить у нас, сколько хочешь, кушать досыта, но помогать по продаже пирогов будешь бесплатно.
Артем ответил не задумываясь:
– Я согласен.
Так и договорились – по справедливости и по-братски.
Сидя в камере, Артема мучила совесть за то, что причинил неудобства своим близким родственникам, в том числе и брату. Ведь они все о нем заботились, а к ним из-за него – с обысками… Впрочем, в этом он не виноват, просто оказался не в то время и не в том месте. Несмотря на грустные мысли и неудобства от лежания на жестких досках, Павлов немного вздремнул. Сказались усталость, и физическая, и моральная. И снилось ему, что за ним кто-то гонится и стреляет в спину, а он пытается убежать и спрятаться, но убежище постоянно оказывается ненадежным. И он опять бежит, слышит выстрелы вослед и прячется… Проснулся в холодном поту.
На другой день подозреваемого вывели из этой камеры и привели в другую, в которой кроме двух столов и четырех лавок возле них, ничего не оказалось. Ножки нехитрой мебели намертво вмурованы в пол. «Наверное, чтобы никто не украл», – с иронией подумал Павлов. Там находились и вчерашние знакомые оперативники Николай и Виталий. Судя по их недобрым взглядам, настроены они весьма агрессивно. Артем ведь не знал, что произведенные обыски и допросы родственников ничего нового в расследование дела не добавили. Это их злило, и они решили любой ценой «расколоть» упрямого подростка.
– Ну, что Павлов, – начал Виталий, – Нина Павловна от ранения скончалась в больнице, теперь сядешь за убийство и надолго.
– Я ее не убивал, – ответил, насупившись задержанный.
– Убивал, не убивал – какая теперь разница, отвечать тебе – ты ее последний видел.
– Я ее не убивал, – упрямо повторял Павлов.
Виталий сидел на лавочке через стол от Артема, а Николай стоял сбоку. Он навис над столом, опершись об него руками, и молчал. Вдруг оперативник взорвался – ударил кулаком по почкам, затем по спине и ребром ладони по шее. Видимо, это его излюбленный удар. Павлов чуть вскрикнул от боли.
– Будешь орать, вообще убью, – захрипел в ярости Николай.
Потом били и вдвоем, и поодиночке, перемешивая истязания с вопросами – где спрятал краденый товар со склада, кто подельники и чья у них машина… Но Павлов молчал. Он вздрагивал при каждом ударе, съеживался калачиком, прикрывая руками живот, и терпел. Да и что он мог сказать в данном случае? Никаких ответов на задаваемые вопросы у задержанного подростка не было, и быть не могло. А когда его увели в камеру, то он увидел, что к нему подселили взрослого сидельца и этот факт создал внутри какое-то непонятное напряжение. Появилось ощущение опасности, исходящей от сокамерника, хотя физически он выглядел слабее подростка. Сосед по камере оказался лет сорока, худощавый и невысокий, на руках – тюремные татуировки. Новый сиделец участливо спросил:
– Что били? Ляг, отдохни. Меня Юрой зовут, задержали за кражу. Не впервой, прорвемся.
Артем ничего не ответил, но прилег на спину, подложив руку под голову…
Ему почему-то вспомнились рассказы матери о первом муже, от которого родился брат Сергей. Звали его Александр Выборов. На пару лет старше Натальи Сергеевны, среднего роста и телосложения, темноволосо-кудрявый смог довольно быстро вскружить голову молодой девчонке, за которой никто до него толком и не ухаживал. Несмотря на то, что был он обычным рабочим, обладал хорошим чувством юмора, мог вовремя сказать и комплимент. А по выходным как многие из его коллег любил выпить, иногда и просто после работы без какого либо повода. В нетрезвом виде вдруг становился агрессивным, зачастую избивая мать без какой-либо причины. Бил, как говорится, нещадно – и по животу, и по голове. Однажды, уже после рождения старшего сына у нее случился выкидыш… Но терпела, да и куда идти, кому она нужна с ребенком. Так думала она, и так думают большинство женщин, попадающих в подобную ситуацию. О том, чтобы обратиться к кому-то за помощью, не было даже и мысли. Кроме этого, Выборов оказался ее первой серьезной любовью, да и он ее любил какое-то время, не обижал. И у нее теплилась надежда, что он исправится и все у них будет по-прежнему. Комплименты и поцелуи… Однако, со временем становилось только хуже и хуже. Пьянки участились, а агрессия только усилилась.
С Юрием Павловым мама Артема познакомилась на свадьбе сестры Марины, когда та выходила замуж в первый раз, за военного. Торжество проводилось в ресторане «Волга», Юрий Витальевич развлекал гостей игрой на баяне. Он просто с первых минут покорил маму своей обаятельностью и коммуникабельностью. Весь вечер острил и смеялся и, играя простые русские песни, неотрывно смотрел на Наталью Сергеевну. А муж ее запьянел и уснул за столом между закусок. Поэтому и не видел, как баянист открыто ухаживает за его супругой. Не устояла она перед таким кавалером, отношения развивались с космической скоростью. В итоге мать развелась со своим тираном и вышла замуж за привлекательного музыканта. Вскоре родился Артем. «Сколько же времени она терпела избиения? Ведь ей некуда было от них спрятаться или убежать», – размышлял про себя молодой человек, – и я выдержу, ничего со мной не случится».
– Ты чего молчишь-то? – Спросил сокамерник, – расскажи, за что арестовали, самому легче станет. Да может, что-то подскажу, ведь я не в первый раз, знаю все ментовские штучки.
– Не хочу сегодня разговаривать, – ответил Артем, – устал я что-то, да и подумать хочу.
– Ну… Ну…, – неопределенно протянул сосед по камере.
Он непрерывно курил какие-то дешевые сигареты, и дым вскоре заполнил маленькое непроветриваемое помещение. В тусклом свете ночника над дверью он переливался словно облака, спустившиеся на землю. У подростка своих сигарет не осталось, да и курить-то не очень хотелось, было не до этого. Тем более что сокамерник табаком не угощал, а просить у незнакомого взрослого неудобно.
Павлов лежал на жестких досках и предавался воспоминаниям… В первый класс родители определили его в гимназию. Считалось, что там дают лучшее школьное образование в провинциальном городе. Да и ходить на занятия с улицы Комсомольской совсем недалеко. Преподавательский состав в учебном заведении действительно традиционно сильный, но Артема подвело поведение. Любил он побаловать, иногда даже на уроках. Знал, что это неправильно, но ничего не мог с собою поделать. Естественно, необходимых знаний для перехода в следующий класс он не получил. Так считали преподаватели. Можно сказать, что за шалости его и оставили на второй год в первом классе…
Родители на семейном совете решили перевести своего непутевого сына в школу имени Фурманова, но опять в первый класс. Школа находилась недалеко от гимназии – в районе Главпочтамта. Воспитательные беседы отца принесли свои плоды. Он, не повышая голоса, мог говорить довольно убедительно. В дневнике Артема появились четверки и пятерки. Да и проходить второй раз один и тот же материал значительно проще. В третьем классе неожиданно для всех Павлов-младший увлекся легкой атлетикой. Тренировался в секции у наставника Мальцева в спортзале, где впоследствии появилось увеселительное заведение «Фантом», потом «Рим». Тренер относился к разряду тех людей, которые сами любят спорт и могут прививать эту любовь своим ученикам. Через год Павлов занимал на городских соревнованиях призовые места. Естественно, что и по физкультуре в школе красовались одни пятерки. Учитель физо Александр Мишуров не раз говорил своему ученику:
–Если ты, Артем, серьезно увлечешься спортом, то достигнешь высот. Для этого у тебя есть все данные.
–Да я стараюсь, – только и смог ответить подросток.
Видимо, моментами так и было, вот только бы добавить целеустремленности и упорства…
В летнее время, чтобы дети не бродили бесцельно по городу, для них на улице Комсомольской был создан так называемый «Красный уголок». Там находились специальные воспитатели, организующие досуг подрастающего поколения. Они привлекали детей и к труду на улицах любимого города – уборке мусора, покраске заборов. В общем, школьники как могли, помогали в благоустройстве родного города. А их за это бесплатно кормили в милицейской столовой на улице Ленина. Кстати, обеды там представляли собой вкусные и питательные блюда. «Наверное, повара продукты не воровали, боялись милиционеров», – с внутренней ухмылкой размышлял Артем. Ему с детства характерна ирония, она всегда проявлялась и в разговоре и даже в мыслях. А в самом «Красном уголке» для подростков имелись различные настольные игры – хоккей, футбол, шахматы, шашки. Было чем занять себя в свободное время. Пацаны бились азартно, теряя счет победам и поражениям. Каждый хотел казаться самым-самым. Подросткам здесь нравилось, тем более после учебы, которая не всем давалась легко. Да и какого-то жесткого принуждения посещать это заведение не практиковалось. Дети всегда охотнее идут туда, куда идти их никто не заставляет.
В это же здание только через другой вход другие дети ходили на тренировки по каратэ к известному тренеру Кате Соковой и ее лучшему ученику Алексею Галкину. Тот в общих чертах освоив этот вид японской борьбы, самостоятельно набрал группу из подростков и учил их боевому стилю «Кекусинкай». А талант передать то, что умел сам, у него явно имелся от природы. Артем сначала из любопытства заглядывал в комнату, где проходили занятия. А потом как-то незаметно для себя оказался среди учеников каратиста. Так он в 1992 году познакомился с Алексеем Галкиным. Вообще эта личность весьма неординарная, с очень интересной судьбой. Судьба и сведет их в дальнейшем еще раз в местах не столь отдаленных, но произойдет это через много лет. А пока по приглашению молодого тренера Павлов стал заниматься восточными единоборствами. Хорошие физические данные выделяли его на фоне других учеников. Тренер словно вторя школьному преподавателю, не раз говорил:
–Тема, у тебя все данные для каратэ. Если не будешь пропускать тренировок, станешь чемпионом и города, и области.
С молодым воспитателем начинающий спортсмен оказался более откровенен и отвечал:
–Так я бы рад, но столько интересных вещей вокруг. Времени на все не хватает, а летом тренироваться вообще не хочется.
Возможно, и стал бы он через некоторое время хорошим бойцом…
Ему нравилось с резким выкриком выбрасывать в мнимого соперника руку, сжатую в кулак, и дополнить комбинацию ударом ноги. В этот момент непроизвольно возникали фантазии, как он, на танцах заступаясь за Таню, раскладывает по земле пять-шесть крепких хулиганов. И…как она его после этого награждает поцелуем. Правда, надоедали растяжки. Связки на ногах после них частенько болели. Зато со временем он мог нанести удар ногой в голову парню выше себя ростом. И названия ударов казались какими-то таинственными и резкими – «маваши», «ура-маваши», «йока», «майя». Каждый из них тщательно нарабатывали, повторяя не один десяток раз, сначала по воздуху, потом по груше. Со временем, конечно, получалось все лучше и лучше. Тренер видел и старания, и быстроту реакции своего ученика, поэтому не жалел своего времени и на его индивидуальную подготовку. Вот только проявить себя на соревнованиях, ради которых и тренировались спортсмены, Павлов не успел. Опять подвел неустойчивый характер…
… Познакомился на танцах с бесшабашными братьями Нещадимовыми – Денисом и Максимом, Евгением Голубевым, Валерием Кошелевым. Братья не высоки ростом, Денис старше брательника на год, оба тщедушного телосложения, темноволосые, но дерзкие до крайности. Росли без отца, он постоянно сидел в тюрьме. Выходил на свободу на месяц-два и опять «гремел на зону». «За нож», как говорили новые друзья. Жили они на улице Дарвина недалеко от бабушки Нины в небольшом частном домике. Этот район местные жители почему-то зовут «Америкой». Их мама Елена Павловна работала ткачихой на Томне и в отсутствии мужа иногда приводила домой посторонних мужчин, выпроваживая детей на улицу. Улица их и воспитала…
Нещадимовы буквально сами нарывались на конфликты. Причем Денис, ровесник Артема, всегда таскал в кармане перочинный нож и порой доставал его без особой нужды. Видно хотел походить на своего «крутого батю». Евгений Голубев на полгода старше, ростом чуть выше Артема и такого же крепкого телосложения. Светловолосый и рассудительный, он плохо вписывался в эту кампанию. Да и родители у него из интеллигенции, отец – врач терапевт, мать – школьная учительница по географии. Жила семья практически в центре города, на улице Ленина. Впрочем, драк Евгений не избегал и бился довольно отчаянно. Зато Валерий Кошелев, среднего роста и телосложения, по характеру вполне мог быть братом Нещадимовых, такой же дерзкий и конфликтный. Родители у него оба простые рабочие, в раннем детстве частенько физически наказывали своего отпрыска. И этим воспитали в нем какую-то недетскую злобу. Да и жили-то они, в районе Томны считавшимся традиционно «бандитским». Как-то по лету Артем на танцах увидел массовую потасовку. Не раздумывая, ввязался сам на стороне тех, кого оказалось меньше по количеству бойцов. Вот так в бою и познакомились. В этой драке, кстати, соперники разбежались, не устояли перед напором отчаянных «сорвиголов».
Не успели победители отдышаться, как Денис глядя на неожиданного помощника в упор, вместо «спасибо», резко спросил:
– А ты кто такой?
–Артем Павлов.
–Живешь где?
–Да в центре города. А что?
–В драку-то чего вязался?
–Так вас было меньше, решил заступиться.
Пацаны дружно заржали, да так заразительно, что и Артем не удержался и смеялся так же задорно, держась за живот. Когда успокоились Женька Голубев спокойно сказал:
–Да мы этих доходяг и сами бы разделали. Впрочем, если хочешь, можешь к нам присоединяться. Дерешься ты неплохо.
Почти сразу все стали неразлучными друзьями.
Образовавшаяся компания беспечно бродила по городу, вечером посещала дискотеки… Курили, иногда выпивали, учиняли потасовки, инициаторами которых чаще всего оказывались Нещадимовы. Каждый из компании хотел казаться крутым и бесстрашным в глазах своих товарищей. Ну, а выпивали и курили для самоутверждения в своей взрослости. Хотелось чем-то отличаться от ровесников, а хорошим или плохим – это вопрос выбора. Тренировки Артем забросил, домой начал приходить все позже и позже, уроки учить считал лишним. Естественно, двойки стали привычной оценкой почти по всем предметам. Мама к тому времени уже болела… И ей и отцу, который за ней ухаживал, оказалось не до сына. А Артем маму жалел, переживал за нее, но понимая, что помочь ничем не может, как-то отстранился от ситуации. Старался реже быть дома, являлся только спать поздно вечером. Когда Натальи Сергеевны не стало, все дурные привычки подростка приобрели хронический характер…
Вспомнился Артему такой случай: однажды после дискотеки поздно вечером Артем, братья Нещадимовы и Валерий Кошелев возле дома бабушки на улице Пирогова выясняли отношения. Мать к тому времени уже умерла. Подростки громко матом доказывали друг другу, кто из них круче. Приводили конкретные примеры, где проявилась эта самая их крутизна. Когда выяснили, встал вопрос о ночлеге. Переночевать у себя бабушка разрешила только Артему и Кошелеву, а братьям сказала:
– Вы рядом живете, идти недалеко, давайте-ка домой.
И те нехотя побрели восвояси. Утром, когда друзья вышли во двор дома, пожилая соседка бабушки из четвертой квартиры, слышавшая вчерашние выкрики подростков, сказала Артему:
–Попадешь на Шуйскую, там тебя воспитают…
А на Шуйской находился следственный изолятор, и это пацаны знали, но значения словам старухи не придали и даже ничего не ответили. А зря… «Ведь как в воду смотрела», – подумал Павлов, уже засыпая чутким сном, точнее полудремой на жестких досках…
После подъема и утреннего туалета Артему захотелось хоть с кем-то поговорить. Не мог подросток держать в себе то, что на него свалилось в одночасье. А тут и улыбчивый Юра – сокамерник с вопросом:
– Ну, что выспался? Поговорить со мной не хочешь, посоветоваться, пока менты за тобой не пришли?
Павлову скрывать-то, в общем, было нечего, и он не спеша поведал о своих злоключениях. Причем рассказал правду, что он ни в чем не виноват и никакого преступления не совершал, «а менты не верят и бьют нещадно».
– Да… Ну, ты попал парень,– начал опытный зэк, – теперь как ни крути, а отвечать тебе придется. А если баба умерла, то срок тебе накрутят…о-го-го какой.
– Чего же мне делать? – спросил юноша.
– Колоться надо, брать все на себя, – ответил Юра, – если пролезет, не пришьют тебе групповой разбой то, как несовершеннолетний и в первый раз…получишь года три-четыре. Отсидишь молодой еще, сам не заметишь, как время пролетит.
– Так если возьму на себя чужую вину, меня посадят. А потом если настоящих грабителей найдут, меня выпустят?
– А как же? У нас с «зоны», когда я там парился, через два года освободили одного мокрушника. Нашли настоящего убийцу. Извинились перед невиновным страдальцем, компенсацию дали от государства. В смысле денег на беззаботную жизнь.
После этих слов сокамерник Артема глубоко затянулся сигаретой, не спеша выпустил дым колечками, а потом продолжил:
– Но тебя-то и так, и так посадят. У ментов как – кто попался, тот и виноват. Как говорится, «не за то отец сына бил, что воровал, а за то, что попался». Зато, если расколешься, срок-то небольшой будет. А там УДО… опять же, за несознанку – никогда раньше окончания срока не выпускают. Будешь сидеть «от звонка до звонка».
Между тем открылась тяжелая дверь, в проеме показалась фигура охранника.
– Павлов, без вещей на выход, – прозвучала команда дежурного милиционера.
«Да как же я без вещей-то?», – вновь иронично подумал подросток, однако команду выполнил. На самом-то деле все, что у него имелось, одето на нем, ну, кроме изъятых шнурков, естественно.
Опять привели в следственную камеру, где уже ждали оперативники Николай и Виталий. Стали уговаривать по-хорошему – мол, признайся и легче станет, и меньший срок получишь. Потом били вдвоем… Потом опять по-хорошему. Говорили, что и родственники от него все отказались и…что Нина Павловна, заведующая камерой хранения, на него показала…
– Как Нина Павловна? Вы же вчера сказали, что она умерла? – выдавил из себя растерявшийся Павлов.
– Нас неправильно информировали, – начал Виталий, – выжила она. Тебе повезло, срок не такой большой получишь,…если, конечно, признаешься.
И сломался Артем, морально сломался. Все-таки первый раз в милиции, да и в камере…и сразу такое обвинение. Побои надоели, его ведь никто никогда так не бил. Родители любили. После смерти матери родственники жалели.
– Ладно, пишите…, – нерешительно начал Павлов, – пишите все на меня.
– Хорошо, для начала расскажи, куда ты дел товар со склада? – спросил Виталий.
Артем задумался и замолчал. «Ведь милиция должна его изъять, а я в глаза не видел… Что делать? С кем посоветоваться? Допрашивают без адвоката. Буду требовать защитника, изобьют еще сильнее…». Такие тяжелые мысли вертелись в голове подростка. Выхода из тупиковой ситуации он не видел.
– Может, отдал знакомым торговцам на реализацию? – вкрадчивым голосом произнес оперативник Виталий.
– Да, да. Отдал знакомым,… а кому, не скажу,– второпях выговорил подозреваемый.
– Хорошо… А кто твои подельники? Ну, те, которые на машине?
– Я был один,– насупился Артем.
Николай ладонью двинул ему по голове.
– Давай- давай, колись до конца. Сказал «А», говори и «Б», – резко выкрикнул он.
– Хоть убейте, никого называть не буду,– решительно произнес Павлов, – я был один.
– Ладно-ладно, не ерепенься, – примирительным тоном сказал Виталий, – один, так один… Сейчас к тебе следователь придет…с дежурным адвокатом, ты думай, что говорить-то. Пока посидишь в камере.
Он открыл дверь следственного кабинета и крикнул в коридор:
– Дежурный, верни задержанного в камеру.
Появился тот же милиционер, что привел Павлова. Он взял за локоть Артема и молча повел по коридору. Подросток вернулся в клетку, а там… Юрий, с улыбкой и сочувствием. «Видно его совсем не заботит свое дело, за которое задержали», – подумал юноша, но вслух ничего не сказал.
– Ну как? Послушал моего совета? Признался? – начал любопытный сокамерник.
– Наговорил на себя,– с заметным сожалением произнес Артем, – а вы же сами мне советовали.
– Молодец, молодец. Все на себя взял, не сдал никого? – лез с расспросами Юрий.
– Некого мне сдавать. Сказал, что был один,– нехотя выдавил из себя неопытный сиделец.
Но его сокамерник не унимался – подробно расспросил о показаниях, еще раз похвалил за то, что никого не сдал. В заключение посоветовал держаться этих признаний до конца, и не менять их ни при каких обстоятельствах. Затем он постучал в дверь, сказал дежурному, что хочет дать показания по своему делу. Юрия очень быстро увели и больше Артем его не видел…
А тот уже сидел в кабинете с оперативниками Николаем и Виталием и с гордостью рассказывал, как расколол упрямого разбойника на преступление. Убедил его во всем сознаться и не менять показания на суде. Он был уверен, что делает полезное дело и надеялся на заслуженное вознаграждение. При этом никакого сожаления по поводу того, что помог недобросовестным милиционерам на длительный срок лишить свободы невиновного, не испытывал. Его интересовал совсем другой вопрос, который и поспешил задать своим кураторам:
–Ну, вы это…за хорошую-то работу надеюсь, дадите мне денежек-то поболе?

– Дадим, дадим, – начал Николай с ехидцей, – потом догоним и добавим.
Однако, свои «тридцать сребреников» Юрий получил под расписку, как положено. Только провидение сыграло с ним дурную шутку… Через полгода после этих событий его единственного сына, наследника Ваньку, арестовали за сбыт наркотиков возле школы №17. Возмущение «ментовским беспределом» у стукача оказалось предельно искренним. Он прекратил свое сотрудничество с оперативниками, так и не поняв неизбежности «бумеранга судьбы»…
А Павлов примерно через час томился в следственной камере перед следователем – молодой женщиной, лет двадцати пяти, невысокой, худой и симпатичной. Даже милицейская форма старшего лейтенанта не придавала ей строгости. Присутствовал и адвокат – тоже женщина, лет сорока пяти, сидящая с безразличным взглядом и явно куда-то спешащая. Следователь допрашивал и быстро-быстро записывал показания. Адвокат тоже что-то писал в блокнот, но молча, не задавая никаких вопросов. На все про все ушло не больше часа. В заключение следователь спросил:
–Зачем вы надели на голову маску?
Удивление подозреваемого казалось искренним. Он даже не нашелся сразу что ответить
и на минуту задумался. В этот момент Артем понял, что теперь Нина Павловна не может уверенно сказать, что он ни при чем. В маске мог быть кто угодно…
– Так, чтобы кладовщица меня не узнала, – обреченно произнес подросток.
После допроса Павлова вернули в камеру. Теперь он оказался один и никто не мешал размышлять… «На хорошего адвоката у отца денег нет…, у брата тоже. Этот бизнес с пирожками дает возможность купить еду и одежду. Музыка отца никогда прибыльной не была, она больше для души. Сам я толком законы не знаю… Да и признался уже в том, чего не делал. Наверное, не правильно поступил, надо было говорить только правду. И стоять на своем. Но бьют ведь, сволочи, больно… И на теле, ни одного синяка, а внутри все болит. Долго бы я выдержал? Жаловаться на них бесполезно. Везде «свои, да наши». Что делать? Оставить все, как есть? Может, на суде сироту пожалеют? Несовершеннолетний, несудимый… Вдруг условно дадут?», – думал Артем, лежа на жестких досках.
Со скрипом открылась дверь…

Глава 4. Арест, следствие, тюрьма… или предсказание сбылось
– Павлов, с вещами на выход, – скомандовал конвойный милиционер.
«Опять с вещами? Звучит как прикол», – подумал про себя Артем. Он не успел потерять чувство юмора и считал смешным то, что впоследствии даже не вызовет легкой улыбки, а станет обыденностью в его жизни. Два милиционера, которые сопровождали задержанного, надели наручники, вывели во двор милиции и усадили в Уазик. Дорога оказалась недолгой, через семь минут машина остановилась у здания городского суда. Оно располагалось на улице Островского недалеко от «Главпочтампа» и отделения милиции, куда привезли Артема в первый день по задержанию. Раньше в этом двухэтажном каменном строении располагалась детская больница. Ирония судьбы – там, где когда-то лечили детей, теперь калечат детские неокрепшие души… Впрочем, не только детские.
Долго сидел в «боксике» – это такая же камера, как и в милиции, только маленькая и без спальных мест. Зато сняли «браслеты», а это уже какая-то степень свободы, которую Артем еще не научился ценить. Кроме деревянной лавки вдоль стены, никакой мебели. Сидел и ждал, когда за ним придут и вызовут к строгому и справедливому судье, который, конечно же, во всем разберется и его отпустит. Примерно так и думал наивный юноша. Наконец дверь открылась. Двое конвойных опять сковали руки наручниками и привели Артема в какой-то кабинет. Там за столом сидела уставшая полная женщина средних лет, облаченная в мантию судьи. Она смотрела каким-то обреченно безразличным взглядом в свои бумаги, а следователь зачитывал ходатайство об аресте подозреваемого. Прорезали слух какие-то неуместные слова – «тяжкое и особо тяжкое преступление» и «может воздействовать на свидетелей и скрыться от уголовного преследования». Смысла их он до конца не понимал, но осознал, что его всерьез считают опасным преступником…
Десять минут, и судья произнесла: «выбрать меру пресечения заключение под стражу на два месяца». А он надеялся… На что? Думал, что эта опытная женщина, облеченная властью, не поверит следователю? На чудо? Детство кончилось – впереди взрослая жизнь, полная лишений. И никаких чудес… Сразу же после суда на специальной машине, сидельцы называют такие автозаками, повезли на Шуйскую улицу, в местный следственный изолятор. При этом Артема, заперли в металлическом «стакане», находящемся внутри фургона. Это совсем маленький «боксик» с такой же маленькой лавочкой, рассчитанный на одного человека. Помимо Павлова в фургоне оказался попутчик лет тридцати, среднего роста и телосложения. Тот сидел на лавочке, в гордом одиночестве, угрюмо уставившись в металлический пол. Артем разглядел страдальца через маленький глазок в «стакане», который оказался почему-то открытым. На ямах машину трясло, и Павлов ударялся телом то об одну, то другую стенку своей маленькой клетки. Наконец приехали. Какое-то время стояли перед большими железными воротами, которые вскоре словно челюсти монстра разошлись в разные стороны, а потом захлопнулись за арестантами, поглотив их в своем ненасытном чреве…
Опять ожидание в тесном, очень тесном «боксике», размерами чуть больше того, что в автозаке… Павлов даже не представлял, что такие «гробики» существуют в современной тюрьме. Размеры метр на метр, стены изнутри обиты железом. Причем его словно пробивали гвоздями по всей площади, и острые края металла поцарапают руки любому, кто вздумает стучаться изнутри. Имеется и лавочка, словно в издевку, потому что на ней невозможно сидеть, даже широко раздвинув конечности, так как колени упрутся в стены с шипами. Артему пришлось стоять на полусогнутых ногах. Сразу вспомнилась стойка из каратэ – киба-дачи, которой уделял достаточно много времени тренер Галкин. Эти навыки как раз и пригодились. Пыточная, по-другому не назвать, чуть не заставила арестанта запаниковать, но он поборол в себе противное чувство страха. Просто стоял с закрытыми глазами и ни о чем не думал. В восточных единоборствах подобные упражнения называются медитацией, при которой спортсмен старается полностью отключить сознание. Получилось… Крики: – «Выходи. Выходи, чего застыл?» не сразу дошли до мозга бывшего каратиста. Он открыл глаза и, полусогнувшись, вышел наружу.
Потом тщательный обыск – раздели догола, заставили присесть, потом нагнуться, раздвинуть ягодицы. Новобранцу все это казалось невероятным унижением, но он понимал, что за невыполнение требований сотрудников его накажут дубинками по спине. А это нехитрое резиновое орудие оказалось в руках у каждого присутствующего охранника на приеме арестованных. Наконец, куда-то повели непривычно длиннющими коридорами. В специальной комнате выдали матрац, подушку, одеяло, тарелку, ложку, кружку… И вскоре Артем уже стоял перед одной из камер. Их виднелось много по обе стороны широкого прохода, стены которого покрашены зеленым цветом. Двери с глазками, обиты железом, и на каждой выведен номер белой краской.
– Руки за спину. Лицом к стене, – прозвучала команда от конвойного.
Открылась тяжелая дверь. Приказ:– «Заходи», и дверь сзади закрылась… Теперь Артем оказался один перед сжившимся коллективом преступников, следящих за каждым его движением или словом в эти первые минуты знакомства…
– Здравствуйте,– негромко произнес новенький.
– Привет, привет. – Послышалось с первого яруса.
– Ты откуда такой красивый нарисовался? – Прозвучал вопрос со второго.
– Кто такой и по какой статье? – Задал вопрос паренек, сидящий за небольшим столиком справа от входа. – Может ты подсадной?
Вопросы буквально сыпались со всех сторон. Артем молча осмотрелся. Камера рассчитана человек на восемь. Прямо – двух ярусный сплошной лежак, слева туалет типа городского, кран для воды. Справа небольшой дюралевый столик для принятия пищи – две лавочки по обе стороны. Вся «мебель» тщательно вмурована в пол. Стены покрашены зеленой краской, но она местами облетела и видна штукатурка. Почерневший от времени когда-то беленый потолок. И какой-то специфический запах, характерный только для камер СИЗО. «Общая жилая площадь…» – эта фраза Павлову запомнилась из какого-то документа по обмену квартиры. Он любил иногда полистать старые фотографии и документы, «…не более двенадцати квадратных метров». С потолка ярко светила лампа дневного света. С нар, так здесь называют места для сна, на новенького смотрели пять пар озорных глаз, таких – же подростков, как и он сам.
– Я, Артем Павлов из Кинешмы…арестовали за разбой.
– Ни фига себе, – при этом еще и присвистнул, один из подростков, – к нам сам Соловей-разбойник пожаловал.
– По утрам будешь нас будить …свистом, – послышалось с верхней полки, – или кукарекать?
– Ни кукарекать, ни свистеть я не буду, – насупился Павлов, – и стучать – тоже.
Видя, что места на нижних нарах все заняты, он бросил все, что ему выдали на свободное место на втором ярусе. Внутренне приготовился к возможной атаке со стороны своих новых соседей… Воцарилась временная тишина. Затем с нижних нар поднялся крепкий и довольно высокий подросток, лет семнадцати, одетый в простенький спортивный костюм черного цвета. Голова обрита наголо, впрочем, как и у других арестованных. На это Артем обратил внимание только сейчас. Сиделец погладил ее правой рукой и произнес:
– Если вправду так, то молодца, меня Максом все зовут. И протянул руку.
Напряжение сразу спало, а когда, отвечая на вопрос нового знакомого, Артем назвал своих знакомых… То к нему после этого со словами: – «Я этого знаю», стали подходить и другие пацаны и протягивать руку для знакомства – Денис, Виталий, Олег, Михаил. Знали они, кстати, из числа друзей Артема только Дениса Нещадимова. Видимо слава о его бесстрашии бежала впереди его.
– А меня тоже обреют наголо? – спросил Павлов.
Мальчишки засмеялись, а Макс сказал:
– Это по желанию, насильно бреют только в кино. Просто так удобнее, не надо заморачиваться о прическе, да и вши не заведутся. Мы сами друг друга бреем, хочешь, и тебя обработаем.
– Да не сегодня, впечатлений и без этого с избытком, – ответил новенький.
– Ну, тогда давай познакомимся поближе, – начал Макс,– сам я из Вичуги, арестован за причинение тяжких телесных повреждений. В этой камере меня выбрали старшим. Остальные пацаны местные – Денис, Витек и Мишка сидят за кражи, а Олег – за наркоту. Все мы первоходы неопытные, правда, я крутился с авторитетными людьми. Меня удивило, что тебя самого земляки в лицо не знают. Ведь не Москва…
Артем спокойно ответил:
– Ну, вот сейчас пригляделся, Дениса и Мишку где-то видел. А с Витьком даже вроде дрались…
– О, было дело компания на компанию после танцев, – смущенно начал Виталий, Артема-то он признал сразу, да не признался. – Нам тогда наваляли по-полной, с Темой были такие головорезы, что мама не горюй.
Мальчишки все засмеялись, а Максим сказал:
– Здесь выяснять отношения не будем в любом случае.
– Да я и не собирался, – ответил Витек. Он помнил, как Артем руками и ногами крушил его друзей. Да и самому ему неслабо прилетело.
– Я тоже не собирался, – сказал Павлов, – подрались и подрались. Бывает.
– Так и со мной ты дрался, – вдруг прорезало память у Мишки. – Ты был с какими-то мелкими задирами, похожими с лица, а я с другом Пашкой. Он боксер и вырубил этих задир, а ты его выхлестнул. И мне за компанию досталось.
Пацаны опять засмеялись.
– Да ты реально драчун,– начал Максим, когда смех поутих, – будем переделывать тебя в дрочуна. Точнее сам переделаешься, посидишь тут…
В коридоре послышался скрип давно не мазаных колес тележки. Открылся «кормяк» так называют специальное окошко в двери. «Баландер», такой же заключенный, который развозит еду, на всякий случай произнес: – «Ужин». Мальчишки без спешки со своими тарелками подошли за пшенной кашей и еле сладким чаем. Новые друзья при этом стали доставать из сумок различные продукты, полученные в передачах от родственников. Они выставили на стол конфеты, печенье, колбасы копченые, масло, при этом угощая и Артема. Маслом приправили кашу, посыпав ее сверху сахарным песком, и она стала гораздо съедобнее. После вкусного ужина Павлов попросил конверт, ручку и бумагу. Он решил черкануть письмо отцу, самому родному человеку на свете, не считая конечно брата. При этом в первом послании не стал жаловаться на судьбу, доказывать, что он не виноват… Просто попросил по возможности прислать сигарет, чая, зубную щетку, белье…ну, и еды какой-нибудь, не очень дорогой. О себе написал кратко, мол, все нормально, приняли хорошо. Макс объяснил, что письмо надо на другой день взять с собой на прогулку. По пути будет большой почтовый ящик, бросить в него. Затем его прочитают в специальной части и отправят по адресу. Цензура довольно жесткая, все лишнее, зачеркнут до полной не читаемости.
В двадцать два часа с коридора послышалась команда: – «Отбой». Основной свет в камере погас, загорелся ночничок над дверью. Такой же тусклый, как в ИВС. Пацаны разместились по своим местам. Артема удивило то, что разговоры сразу прекратились. Видно молодые сидельцы уже втянулись в режим, а может просто недосыпают. Лежать на деревянном настиле с непривычки жестковато, но после такого же в ИВС и вообще без матраца, вроде как терпимо. Когда стал засыпать, почувствовал укус – ударил по этому месту ладошкой. Потом еще и еще. «Не иначе, клопы», – подумал новенький. С этой напастью он впервые «познакомился» еще в детстве, когда жили в старом доме на улице Комсомольской. Вывести ее совсем непросто, легче привыкнуть и не обращать внимания. Началась размеренная тюремная жизнь…
Запомнилась первая прогулка во дворике размером четыре на четыре метра. По коридорам следственного изолятора мальчишки шли цугом, один за другим. Руки держали за спиной. По пути с левой стороны стоял большой почтовый ящик с прорезью для писем. Павлов бросил туда свое послание отцу. Сзади пацанов шел сотрудник СИЗО. Он открыл обитую железом дверь, запустил арестованных вовнутрь и за их спиной вновь лязгнул ключ в замке. Над головой оказалась металлическая решетка вместо потолка, и Артем, глянув на нее, понял смысл выражения «небо в клеточку»… Несовершеннолетним в следственных изоляторах положено два часа в сутки быть на свежем воздухе в любую погоду. А она в этот день предстала очень приятной. На улице почти лето – тепло и весело. Мальчишки взяли с собой сшитый из тряпок мяч. Весь такой кривобокий и тяжелый, но это не помешало им сначала поиграть в футбол, затем просто покидаться друг в друга. Конвойный сверху безразлично смотрел на их забавы. Дети, они и в тюрьме – дети… Когда надоело играть, Макс попросил показать пару ударов по воздуху ногами. Артем не отказал, показал связку ударов – майя, ура-маваши и маваши. Все пацаны выразили неподдельный восторг. Павлов ощутил, как растет его авторитет среди сокамерников. И это ему определенно нравилось.
Через день, сразу после завтрака открылась дверь, и конвойный спокойным голосом озвучил Артему ставшую привычной команду:
– Павлов, без вещей на выход.
Недолго посидел в «боксике» более-менее человеческих размеров на автозаке арестованного доставили в центральный отдел милиции к следователю. Той же молодой женщине, что уже допрашивала Артема. Присутствовал и адвокат, но другой – мужчина, невысокий, склонный к полноте, лет сорока пяти – пятидесяти, одет в старомодный серый костюм и при галстуке. Он сразу попросил у следователя:
– Разрешите, пожалуйста, поговорить с Павловым с глазу на глаз.
Следователь без раздумий ответила:
–Да, да, конечно.
Адвокат, дождавшись, когда она выйдет из кабинета, обратился к подзащитному:
– Меня зовут Алексей Анатольевич. Со мной заключил договор на твою защиту брат Сергей. Он и оплатил мои услуги. Буду защищать тебя и на следствии и в суде. В деле много неувязок, для их устранения тебя и вызвали. Отвечай спокойно и обдуманно, сомневаешься – посоветуйся со мной.
– Хорошо, – кратко ответил Артем.
…Ему почему-то вспомнилось, как гулял летним вечером по улице Ленина с братьями Нещадимовыми Денисом и Максимом. Предварительно выпили бутылку «Кагора» прямо из горлышка и без закуски, она подняла настроение. Курили и громко гоготали, не обращая внимания на прохожих, которые старались обходить подростков стороной. А на двухэтажном здании рядом с перекрестком с улицей Фрунзе, напротив магазина №44, висела рекламная вывеска «Адвокат Козлов принимает в кабинете юриста». Смеялись все трое до боли в животах. Им по смыслу показалось, что адвокат принимает козлов в кабинете юриста, это и вызвало неудержимое веселье. «Не из этой ли конторы Алексей Анатольевич,– подумал с внутренней ухмылкой подозреваемый, – так я вроде и не козел вовсе».
Вернулся следователь. Заставил в который раз назвать фамилию, имя, отчество, когда родился и где, расписаться, что предупрежден об ответственности за заведомо ложные показания. Павлову недавно исполнилось шестнадцать лет, и эта процедура оказалась обязательной. После выполнения необходимых формальностей следователь негромко произнесла:
– Скажите, подозреваемый, как вы могли успеть совершить разбой, если после сборки пяти палаток, со слов вашей бабушки вы у нее брали пироги на продажу?
– А я быстро собрал палатки, взял нож, маску…и также быстро ограбил камеру хранения, – вопреки совету адвоката, не думая, ответил Артем.
– Зачем вы ударили ножом заведующую камерой хранения, – спросил следователь.
– Она стала орать, – ответил подросток.
– Вы хотели ее убить?
– Нет, просто, чтобы она не орала.
– В какую область тела вы нанесли удар?
– В область головы.
– Кровь была? – спросил следователь.
– Да, вроде…
– Почему на вашей одежде ее следов не обнаружено?
– Так я замыл потом рубашку и брюки водой.
– Куда вы дели окровавленный нож?
– Выбросил, где не помню.
– В белой шестерке находились ваши знакомые? Кто они? Как их зовут.
– Нет, я все сделал один.
– А потерпевшая говорит, что в ограблении участвовало двое, – продолжал допытываться следователь.
– Нет, она путает, я один.
– Куда вы дели товар со склада?
– Отдал своим знакомым под реализацию.
– Кому? Кто эти знакомые?
– Не скажу.
– Вы понимаете, что укрывая своих соучастников, вы оказываете себе «медвежью услугу»?
И Артем замолчал. Ему надоело врать. Он сам не понимал, зачем сейчас наговаривает на себя. Ему никто не разъяснил, что те показания, которые он устно давал оперативникам в отсутствии адвоката никакого значения не имеют. И именно сейчас у следователя он теряет свой последний шанс на справедливость. Зато оговорив себя, он понял, что впереди тюрьма…и, возможно, немалый срок. Не стал он разговаривать и с адвокатом после допроса. В голове засело только то, что следователь предъявил ему обвинение, но хочет направить на психиатрическую экспертизу в Иваново. Зачем, Павлов не понимал, да и не хотел понимать, считая это обычной формальностью, которая на его судьбе никак не отразится.
В свою камеру он вернулся в плохом настроении, однако пацаны расспрашивать, ни о чем не стали. Тюрьма их приучила не задавать лишних вопросов. Могут заподозрить в нездоровом любопытстве. Все понятия взрослых сидельцев распространяются и на малолетних, и нарушать их никому нельзя. Артем залез на верхние нары, лег на спину. Задумался: «Как там отец? Получил ли он письмо? Что думает братан Серега по поводу моего ареста? Неужели они верят, что я совершил такое дерзкое преступление? Ножом женщину по горлу… Они же знают меня, я на такое не способен». Ему мнение близких людей казалось более важным, чем то, что думает женщина-следователь. А вся его дальнейшая жизнь зависела именно от нее, от этой невысокой и симпатичной девушки.
Между тем через три дня одновременно пришли письмо от отца и передача от него и брата. От передачи он большую часть выделил на «общак» – все сидельцы в камере хранили продукты сообща, за их распределением следил старший по камере – Максим. Кстати, его никто из сидельцев не называл «смотрящим» по камере. Видимо пацаны еще не до конца обустроились в условиях неволи. Себе Артем оставил сигареты, предметы гигиены, одежду, немного конфет и чая. Затем прилег на нары и стал читать письмо. Ни один из родственников не верил, что он совершил преступление. И отец, и Серега советовали терпеть и на себя ничего не наговаривать. «Поздно… Пути назад уже нет…», – с грустью подумал Артем. В это день он долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок на жестких досках, стараясь выбросить из головы назойливо грустные мысли. Но они словно змеи кусали со всех сторон, то порождая несбыточные надежды, то убивая их ядом безнадежности. Мимолетно вспомнилась Таня, и Артем с удивлением осознал, что почти ни разу в последние дни о ней не думал, не представлял ее образ, мысленно не разговаривал с ней. На воле ему казалось, что он ни на минуту не забывал ее…
А еще дня через два следователь с тем же адвокатом, что присутствовал при последнем допросе, приехали в следственный изолятор для ознакомления с постановлением о направлении на психиатрическую экспертизу. Конвоир открыл дверь, невыразительным голосом произнес дежурную фразу:
–Павлов, без вещей на выход.
Выйдя в тюремный коридор, у Артема появилось ощущение, что он выпрямил спину и вздохнул полной грудью. Пешая прогулка даже в присутствии конвоира казалась маленьким развлечением, свободой от тесноты и чувства зажатости быстро опостылевшего места пребывания. Камера проведения следственных действий оказалась небольшая. Один стол и две лавки по обе стороны, вот собственно и вся мебель, ножки которой вмурованы в пол.
– Здравствуйте,– произнес Артем негромко.
– Здравствуйте, здравствуйте, – произнесли почти одновременно приехавшие.
– Присядь, – сказала сотрудница следственного комитета, – послушай мое постановление и распишись в ознакомлении.
Она не торопясь зачитала привезенные с собой документы:
– Ты все понял?
– Когда ехать-то? – вопросом на вопрос ответил обвиняемый.
– Ближайшим этапом, – сказал следователь.
Затем она нажала на какую-то кнопочку. В следственную камеру вошел конвойный и увел Павлова в свою «хату». Причем тот по ходу движения, не дожидаясь команды, убрал руки за спину, сцепив пальцы в замок. Это становилось привычкой. Тюрьма навязывает узникам свой образ жизни, вбивает им в память, порой на всю оставшуюся жизнь свои понятия и повадки…

Глава 5. Этап и ивановский централ
От сокамерников Артем узнал, что этапы в Иваново идут третьего, тринадцатого и двадцать третьего числа каждого месяца. «Значит через два дня», – подумал он. Утренний поезд отходит в шесть часов утра. Разбудили в два часа ночи.
– Павлов со всеми вещами на выход, – сказал конвойный или как их здесь зовут «попкарь».
Вещей оказалось немного, уложились в один целлофановый пакет. Сидельцы все спали, попрощаться никто не поднялся. Артем полусонный ковылял по «продолу» (тюремный коридор – прим. автора), завидуя дрыхнувшим за крепкими дверями арестантам. Казалось бы, чему тут завидовать? Долго сидел в одиночном «боксике» следственного изолятора. Потом привычный обыск, на местном сленге – «шмон», и на «автозаке» на вокзал. Взрослые попутчики «зэки» дремали, сидя на лавке, а несовершеннолетний Артем смотрел на «спящее царство» через круглый глазок металлического «стакана». К перрону подъехали где-то полчетвертого утра. Этапированных сидельцев набралось семь человек. Всех усадили в одно купе «столыпинского» вагона. Подростка вместе с взрослыми заключенными. Впрочем, никому до него не было никакого интереса, каждый думал о своих проблемах. Арестованные не выспались. Сидели хмурые, неразговорчивые. Внешне спецвагон почти не отличался от обычных, пассажирских вагонов – только решетками на окнах. А вот внутри через тюрьму на колесах проходило металлическое ограждение, отделяющее все купе от прохода. Вход в каждое купе, а по-сути в клетку, отдельный – двери из таких же толстых железных прутьев. А по проходу сновали конвойные в зеленой форме, с виду похожие на людей…
К ним обратился кто-то из зэков с просьбой:
– Сводите в туалет, три часа уже терпим.
– А вы друг другу в карман справляйте нужду, – с издевкой сказал конвоир.
Терпели все сидельцы, кто-то из последних сил. Через полчаса самый несдержанный еще раз обратился с тем же увещеванием:
–Гражданин начальник, ну будь человеком, терпеть, уже нет мочи.
– Пока поезд стоит, не положено! – сказал, как отрезал старший конвоя.
Наконец, застучали колеса. По одному арестанту стали выводить в туалет. Один из пожилых зэков не успел дойти, и по коридору разлилась лужа. Пара конвоиров взялась «лечить» недержание дубинками. А зэки назад горемыку не пустили, конвою пришлось запереть его в соседнем купе. Ехали со всеми остановками… Ведь в других вагонах следовали обычные пассажиры, даже не подозревавшие о таких попутчиках. При подъезде к Иванову сидельцы дружно начали стучать по решетке руками и ногами, требуя еще раз вывезти в туалет. С другой стороны конвойные ударили резиновыми дубинками.
– Терпите до изолятора, – сказал кто-то из них.
После остановки поезда арестантам пришлось ждать, пока выйдут из вагонов обычные граждане и разойдутся по своим делам. «Автозак» подъехал боком почти вплотную к особому вагону и зэков по одному конвоиры стали выводить в спец. кузов. В нем за решеткой оборудованы камеры для перевозки таких «пассажиров». Отдельные места, огороженные от них, предусмотрены для вооруженной короткими автоматами охраны. «Эти скорее убьют, чем позволят сбежать», – подумал Артем. Наконец все расселись по своим местам и машина тронулась. Впрочем, дорога оказалась короткой, но еще полчаса пришлось ждать, пока «автозак» запустят на территорию СИЗО.
…В ивановском изоляторе сотрудники оказались добрее и перед «шмоном» всех сводили в уборную. Обыск провели обычным способом, с полным раздеванием. Затем Артему выдали те же предметы, что и в кинешемском СИЗО и повели еще более длинными коридорами из одного корпуса в другой. У одной из камер конвойный скомандовал:
–Стоять, лицом к стене.
Открылась дверь. Вошел в камеру… Она оказалась значительно больше предыдущей в родном городе, рассчитана на восемнадцать человек. Стены покрашены такой же зеленой краской, которая местами также облезла и всюду видна штукатурка. Давным-давно беленый потолок, успел почернеть от времени. Причем стояли металлические двух ярусные шконки (кровати – прим. автора) рядом друг с другом. Два места на верхнем ярусе оказались свободны, и Павлов занял одно из них, дальнее от туалета, находящегося справа от входа. Между кроватями стоял довольно длинный стол с лавками по обе стороны.
– Здравствуйте, – сказал вошедший и добавил, как научил его дорогой один арестант, – мир нашему дому.
– Мир, мир, – послышалось в ответ.
– Я Артем Павлов из Кинешмы, арестован за разбой, приехал на психиатрическую экспертизу.
– Психопат значит, – послышалось с верхней полки, – а кусаться не будешь?
Мальчишки засмеялись. Павлов знал, что на шутки при знакомстве с новыми сокамерниками огорчаться не стоит и ответил в том же стиле:
– А я без повода не кусаюсь. Пацаны, а кто у нас старший по «хате»?
– Монгол тейковский…, но он сейчас отдыхает вон на «шконке» у окна за занавесочкой, проснется – подойдешь к нему, познакомишься. И не старший, а «смотрящий за хатой».
– А зовут – то его как? – Спросил Павлов.
– Анатолий. А тебе-то зачем? Его все Монголом кличут. А у самого-то кличка есть?
– Да нет… Ну, знакомые Темой зовут, так это вроде просто имя…
– В тюрьме без погоняла (кличка – прим. автора) нельзя. У каждого из нас оно есть… Ну, ладно Монгол проснется, что-нибудь придумаем.
Артем поглядел в ту сторону и сразу увидел закрытый серой тканью первый ярус тюремной кровати, расположенной возле окна. «Время еще два часа дня, а он отдыхает, видно ночь выпала беспокойная», – подумал новенький, но вслух ничего не сказал. Излишнее любопытство, как и наблюдательность в СИЗО не приветствуется. Нет, когда кто-то попадает под подозрение в «стукачестве», за ним наблюдают многие арестанты. Ну, те, которых «смотрящий» посвятил в свои подозрения… Ведь чтобы с негласным агентом поговорил оперативник, его надо вывести из камеры под каким-то предлогом… Или наоборот оставить в «хате», пока все на прогулке или в бане.
Однако и уборная оказалась оборудована занавесками, этот факт Артема приятно удивил. Хоть какое-то место, где можно укрыться от глаз сокамерников. А больше всего его поразили «кабуры» – сплошные отверстия в толстых стенах, таких – же крашеных и облезлых, как и в Кинешме. Через них видны соседние камеры, и можно передать записки, продукты, одежду. Или просто поздороваться с соседями за руку… Сидельцы произносили слово «кабуры» с ударением на первом слоге. «Вот это да…»,– подумал Артем. Удивился он, конечно, не произношению, а наличию такого средства связи. В родном городе подобное даже и не представишь, любые попытки общения с соседними камерами пресекаются на корню.
Режим в целом, не шел ни в какое сравнение с кинешемским изолятором. Спать можно значительно дольше, на утренние проверки выходили не все сидельцы, а только самые дисциплинированные. «Шмоны» проходили настолько формально, что никого не напрягали. Да и пацаны все жили на какой-то расслабухе, в нормальном настроении. Встретили сразу почти как родного… Из разговоров с ними, пока спал «Монгол», и узнал про «ослабленный режим на централе». Правда, про статью по которой арестован Павлов, выслушали внимательно, конечно, без особых подробностей. Ну, это святое для сидельцев. Нужно знать, с кем будешь проводить двадцать четыре часа в сутки. Между тем «Монгол» проснулся. Артем подождал, пока тот умоется холодной водой из-под крана и сам обратит внимание на новенького. Наконец, их глаза встретились – раскосый твердый взгляд азиата и спокойный крепкого русского парня. Павлов подошел к «смотрящему», тот уселся на лавочку возле стола для принятия пищи.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vladimir-urevich-haritonov/ne-ver-ne-boysya-ne-prosi-67240481/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.