Зов предков
Зов предков
Джек Лондон
Уютная классика
Домашняя жизнь дружелюбного пса по кличке Бэк перевернулась с ног на голову. Его похитили, увезли на Аляску и продали золотоискателям. Здесь его ждут холод сурового Севера, бескрайние снежные равнины, зимние опасные вьюги. Ему предстоит найти свое место в мире и стать хозяином своей жизни, сильным и смелым зверем.
«Зов предков» входит в школьную программу 5-7 классов.
Джек Лондон
Зов предков
* * *
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022
Предисловие
Пусть лучше я буду ярчайшим метеором, чем вечной, но сонной планетой…
Джек Лондон
Эта цитата очень точно описывает жизнь Джека Лондона, он и в самом деле прожил короткую, непростую, но яркую жизнь метеора, дожив всего до 40 лет…
Известный американский писатель родился в Сан-Франциско (Калифорния) 12 января 1876 г. Его родной отец, астролог Вильям Чейни, оказался не готов стать родителем и отказался признавать своего сына. Все, что осталось у малыша от отца, это его фамилия. Итак, на свет появился Джон Гриффит Чейни. Его мать, учитель музыки Флора Веллман, в порыве отчаяния отдала сына на попечение своей бывшей рабыни Вирджинии Прентисс. Этот поступок, хоть и казался вначале сугубо отрицательным, однако оказал на Джона положительное влияние – Вирджиния стала для мальчика настоящим другом и поддерживала его до конца жизни.
Однако семью Джон все же обрел, а вместе с семьей и свое новое, ставшее всемирно известным имя. Его мать вышла замуж, и отчим усыновил ребенка и дал ему свою фамилию – Лондон. Так «появился на свет» Джон Лондон, полный тезка своего отчима, ведь того тоже звали Джоном. Со временем юноша немного видоизменил свое имя и стал подписывать произведения как Джек Лондон.
Помимо фамилии отчим подарил мальчику сильную, искреннюю, настоящую отцовскую любовь. Научил его плавать, ловить рыбу, охотиться. Кроме того, приемный отец обожал рассказывать истории и делал это прекрасно. Возможно, именно у него Джон научился так виртуозно и точно владеть словом. Джон был уверен, что отчим – его родной отец. Правду он узнал лишь в 21 год. Тогда он попытался связаться со своим биологическим отцом, однако обнаружил полное отсутствие какого-либо интереса с его стороны.
Времена в Америке того периода были сложными, денег в семье катастрофически не хватало, да еще и мать, Флора, была авантюристкой и всякий раз искала легкий заработок. Эту черту Джек в некоторой степени также унаследовал от родительницы. Но нельзя не сказать о том, что мать и ее муж всегда очень много работали, чтобы прокормить семью. Они сумели дать детям (кроме Джона, в семье были также и две дочери отчима) школьное образование; сделать так, чтобы дети не нуждались в самом необходимом; и даже содержали фортепиано в доме, что было большой редкостью. Играть на фортепиано (равно, как и читать) Джон научился уже к 4 годам.
Семья переезжала с места на место, однако все эти города и пригороды находились в районе Сан-Франциско. Именно это географическое название мы встретим в дальнейшем в «Зове предков» и не только. К слову, многие литературные творения Лондона в некоторой степени автобиографичны: географические названия, деятельность и происходящие в произведениях события, так или иначе, отсылают нас к жизни самого Джека или его знакомых и родственников.
Но раз уж речь зашла о Сан-Франциско, не можем не указать на одно интересное наблюдение. В окрестностях этого города родился и умер писатель, как уже говорилось ранее. Главного героя повести «Зов предков» Бэка отправляют на пароходе в Сан-Франциско и из него. Но есть еще и прекрасный русский писатель Иван Алексеевич Бунин, который тоже затронул данные образы (города, парохода) в своем рассказе «Господин из Сан-Франциско», написанном в 1915 г., спустя 12 лет после повести Лондона. Безусловно, это исключительно совпадение, но аналогия прослеживается, и невозможно не обратить внимание на данную удивительную параллель. У Бунина его господин именно из Сан-Франциско отправляется также на пароходе в путешествие по Европе. Джек Лондон преподносит нам образ Сан-Франциско как места, где делают деньги на перепродажах собак, у Бунина также господин именно в Сан-Франциско всю жизнь занимался зарабатыванием денег. Главный герой Бунина умирает в буквальном смысле, главный же герой Лондона хоть и остается жив по сути, однако «умирает» тот Бэк, с которым мы познакомились в начале повести, и остается жить совсем другое существо в теле Бэка.
Но вернемся к Джону (пока еще не Джеку) Лондону. Отчим довольно рано ушел из жизни, и семья оказалась, по сути, без средств к существованию. Джон был вынужден уже с 10 лет искать способы заработка. Это был не самый простой период жизни будущего писателя. Он продавал газеты, расставлял кегли в кегельбане, убирался в пивнушках и так далее. В 15 лет он сделался устричным браконьером – нелегально ловил и продавал устриц. А чуть позднее перешел на прямо противоположную сторону – в рыбацкий патруль – и стал отлавливать таких же, каким был он, браконьеров. Позднее в качестве матроса парень посетил берега Японии и Берингово море.
Очевидно, что уже к 18 годам Джон приобрел массу впечатлений и материала для будущих произведений. Как уже упоминалось, жизнь и приключения юноши нашли отражение в его книгах. Именно под впечатлением от разных периодов жизни были написаны «Рассказы рыбачьего патруля», «Морской волк», «Мартин Иден», «Джон Ячменное Зерно», а также очерк «Тайфун у берегов Японии», выход которого в 1893 г. считается началом литературной карьеры Джека Лондона.
Был в биографии Джека даже период бродяжничества, когда он примкнул к движению безработных и стал заниматься попрошайничеством. Бедолага был арестован и отбывал наказание в течение 30 дней. Именно тогда он осознал, что изменить свою жизнь и подняться со дна ему поможет умственный труд, а не физический. Как же оказался он прав, ведь именно умственный труд впоследствии сделал его миллионером и национальным достоянием Америки.
За плечами Джека была только начальная школа, которую он закончил в 14 лет. После отбытия наказания за 3 месяца Лондон самостоятельно изучил двухгодичную программу старшей школы и даже поступил в университет. Однако не доучился и бросил его и в дальнейшем большую часть знаний получил в результате самообразования.
В 1897 году мир поглотила «золотая лихорадка» – неорганизованная массовая добыча золота в регионе Клондайк в Канаде и на полуострове Аляска.
Все эти географические названия встречаются в «Зове предков». Поэтому несложно догадаться, что «лихорадка» не прошла мимо Джека Лондона. В 21 год искатель денег и приключений отправился на Аляску на поиск золотых россыпей. Однако ничего не нашел, да еще и сильно подорвал здоровье, которое не смог восстановить до конца жизни.
Зато именно по возвращении из Аляски Джек начал активно писать и отправлять свои творения в издательства. Прежде чем в 1903 г. наконец была опубликована повесть «Зов предков», в печати появилось лишь несколько других рассказов. Хотя, как позднее вспоминал автор, иногда он «сочинял непрерывно, день за днем, по 15 часов в день. Временами забывал поесть или не желал отвлекаться от своих страстных излияний ради еды». Несмотря на это, в основном Джек получал конверты с отказом, которые он хранил на столе в своем кабинете. По слухам, за 5 лет писательской деятельности всего собралось 664 таких уведомлений. Высота стопки этих бумаг составила в итоге больше метра.
Именно на Аляске Джек познакомился с будущими героями своих произведений, именно там зародились многие сюжеты его известных творений. Именно Аляска послужила материалом для его так называемых «северных» рассказов, да и вообще «северной» темы, подарившей Джеку Лондону популярность, признание и колоссальные деньги.
Карьера Лондона с небывалой скоростью набирала обороты, журналисты следили буквально за каждым его шагом.
Однако недолго писатель наслаждался лаврами успеха. Спустя некоторое время его постигла черная полоса: потеря вдохновения; злоупотребление алкоголем; растрата практически всех средств на строительство ранчо; страшный пожар в особняке, в который было вложено целое состояние. Сегодня остатки этого особняка являются национальным историческим памятником Калифорнии.
В 40 лет на веранде своего ранчо американская гордость Джек Лондон ушел из жизни. До сих пор существуют споры, было ли это преднамеренное самоубийство или случайное отравление морфием, который мужчина использовал в качестве болеутоляющего (он страдал от почечного заболевания).
Но вернемся к двадцатилетнему начинающему писателю, который прибыл из Аляски. Именно через некоторое время после возвращения, в 1903 г., появилась повесть «Зов предков». Известно, что автор считал это название неудачным и хотел изменить его на «Спящий волк». Каково же было его удивление, когда название «Зов предков» было не просто принято читателями, но и стало фразеологизмом (устойчивым словосочетанием в речи).
Повесть относится к детской литературе в первую очередь потому, что главным героем является не человек, а животное – собака. Однако темы и проблемы, которые в ней затрагиваются, так серьезны и глубоки, что произведение с таким же удовольствием читают и взрослые люди.
Кстати говоря, Лондон не скрывал, что среди писателей глубоко уважал и любил Р. Киплинга, того самого, который написал известную «Книгу джунглей». Неудивительно, что в текстах Лондона персонажей животных чуть ли не больше, чем людей. Журнал The Atlantic Monthly даже намекал однажды, что Лондон – это американский Киплинг.
Клондайк, Канада, Сан-Франциско, Сиэтл, Доусон, Юкон – эти географические названия встречаются в повести. И их упоминания абсолютно достоверны, ведь мы помним, что Лондон все свои жизненные перипетии и приключения переносил на страницы произведений. Его путешествие по Северу, знакомство с ездовыми собаками и золотоискателями нашло прямое отражение в «Зове предков».
Во время своего пребывания в Юконе (территория Канады) Лондон снимал жилье недалеко от Доусона (небольшой городок в Юконе) у братьев Маршала и Луи Уитфорда Бондов. Со временем они подружились, и Джек стал часто бывать у братьев. Именно там Джек встретил прототипа главного героя повести Бэка – помеси шотландской овчарки и сенбернара. У братьев Бондов был пес по кличке Джек, помесь сенбернара и колли, он произвел впечатление на Лондона. Позднее он писал одному из братьев Маршалу Бонду: «Да, образ Бэка написан с твоего пса в Доусоне».
Не только образ собаки, но и сам дом братьев Бондов Джек Лондон взял за основу для своей истории. Ранчо Бондов в Санта-Кларе, штат Калифорния, которое Джек посетил уже позже, в 1901 г., послужило прообразом ранчо судьи Миллера, хозяина Бэка. Причем Джек списал даже мельчайшие детали, например артезианский колодец. А вот дальнейшие события повествования возникли уже исходя из наблюдений Джека на Аляске. Жестокое обращение с животными на Севере поразило Лондона до глубины души. Ведь у него самого с детства были в доме собаки, и он в них души не чаял.
Отрицательных персонажей-людей в повести больше, чем отрицательных персонажей-животных. Мануэль, затягивающий веревку вокруг шеи Бэка, несмотря на то что тот так доверял ему. Проводники в вагоне, которые потешались и издевались над псом только за то, что он не откликнулся на их ласки. Человек в красном свитере и с дубинкой. Погонщик шотландец. Семейная пара золотоискателей.
Свое собственное мнение относительно жестокости по отношению к собакам Джек вложил в уста кучера, который произнес: «А по-моему, лучше день и ночь бить камни, да еще и по воскресеньям, чем так колотить животных».
Но, к счастью, у этого мира есть шанс не погрязнуть в жестокости, и добрые и справедливые люди также встречаются на пути собак. Курьер канадского правительства Перро и его партнер Франсуа, которые никогда не издевались над собаками. Франсуа растирал Бэку лапы и пожертвовал ему свои мокасины. Ну и, конечно же, Джон Торнтон, главная любовь и привязанность в жизни Бэка.
Поражает, что, несмотря на всю жесткость «северной» темы, невзирая на действия и события, наполненные практицизмом и цинизмом, писатель умудряется использовать очень художественный, можно даже сказать, глубоко поэтичный язык. Так, он активно использует разнообразные средства художественной выразительности.
Точные сравнения: «дорожки, точно змейки», «отличались друг от друга, как день от ночи», «ветер обжигал, как раскаленное железо», «мускулы натягивались, как стальные пружины».
Красочные эпитеты: «знойные дни», «далекий, холодный Север», «спокойное достоинство», «смертная ненависть», «девственные леса», «изнурительный переход».
Украшающие текст метафоры и олицетворения: «в глазах загорелся гнев властителя, попавшего в плен», «белая, пушистая мякоть, которая была очень похожа на выкрашенную в белую краску грязь» (о снеге), «кислое расположение духа», «бешеный поток воды смеялся над морозом».
Отдельно стоит остановиться на описании Бэка в начале повести. Помимо внешней характеристики, автор дает нам еще и психологический портрет своего персонажа.
Если не знать, что речь идет о собаке, то вполне можно представить героя-человека, наделенного такими характеристиками, как «чувство собственного достоинства», «сытая жизнь и всеобщее уважение», «жизнь пресыщенного аристократа», «тонкой организации и большой чувствительности». Джек Лондон дает ясно понять, что человек и собака стоят у него на одной ступеньке лестницы.
Он даже углубляет эту тему и сравнивает пса с помещиком. Как же точно он описывает особенности и пороки этого слоя людей. «Все окружавшее было его царством», «он был королем над всем, что ползало, лежало и летало в пределах поместья», «был преисполнен гордости и отличался некоторой эгоистичностью, как это случается с помещиками, уединенно живущими в деревне». Бэк был уверен, что «намекнуть – значит приказать».
Писатель между делом дает рецепт, как же с таким образом жизни не превратиться в помещика-самодура: «охота и развлечения на свежем воздухе не дают разжиреть и закаляют мускулы», а закаливание водой сохраняет здоровье.
Образ Бэка настолько многогранен, что в нем даже можно найти сходство с еще одним известным персонажем-собакой. Лондон говорит о том, что пес ходил на охоту с сыновьями судьи Миллера, сопровождал его дочерей, Молли и Алису, в слишком поздних или слишком ранних прогулках, возил на спине внуков судьи и кувыркался с ними на траве, а также сопровождал их в рискованных приключениях. Все это очень напоминает собаку-няню Нэнни из истории про хитреца Питера Пэна.
Вообще же все повествование построено на антитезах – противопоставлениях. Основная антитеза – это, безусловно, Юг – Север. В связи с этим противопоставляются многие сопутствующие понятия: добро – озлобленность; цивилизация – дикость; закон дубины и клыка на Севере и закон любви и дружбы на Юге. Прошлое (первобытность) и настоящее.
Очевиден также контраст в описании ухудшившегося положения собак при шотландце, их предсмертное состояние и, напротив, яркая и радостная картина пробуждающейся природы после зимы, весеннее оживление всего и всех на земле.
Сам Бэк также отличается двойственным характером и поведением. То он сравнивается с «красноглазым дьяволом», то – с «измученным праведником». Очень глубока и интересна мысль о том, что одни и те же качества в определенных обстоятельствах считаются отрицательными, а в других, напротив, помогают выжить. Развитие и регресс идут бок о бок друг с другом. В борьбе за выживание и существование на Севере моральные понятия Бэка оказывались ненужными и даже вредными. Чтобы выжить и победить, он стал воровать, хитрить, перестал быть разборчивым в пище, думал только о собственной выгоде. То есть в определенных обстоятельствах моральные принципы уступают место инстинктам. А в случае с Бэком инстинкт соединялся с мозгом и прошлым опытом, что давало ему значительное преимущество перед остальными собаками и в конце концов сделало его вожаком стаи вместо Шпица. Бэк твердо усвоил первобытный закон существования: убивай – иначе будешь убит сам; ешь – иначе тебя съедят другие.
Скрытый бунт Бэка против Шпица поднял также очень важные темы, которые можно перенести со стаи собак на взаимоотношения людей в социуме. В любом сообществе и объединении должен быть лидер. Мы видим, как только лидерство Шпица встало под сомнение, началась халатность и отсутствие слаженности в команде. Всеобщее падение дисциплины. Начали портиться отношения даже между теми собаками, которые были дружны ранее. То же самое происходит и в человеческом социуме. У каждого должна быть определенная роль, как только роли нарушаются или путаются, воцаряется хаос.
Но если перенестись в начало истории, то с удивлением понимаешь, как может кардинально измениться собственная жизнь по независящим от тебя обстоятельствам. Ведь Бэк вернулся к первобытным инстинктам вследствие того, что люди нашли золото на Севере, и потому, что Мануэль был помощником садовника и получал жалованье, которого ему не хватало на жену и ребятишек. Все это не имело прямого отношения к псу, но все это в итоге оказало непосредственное влияние на его жизнь.
Что же касается инстинктов, того самого зова предков, то мы наблюдали только одну-единственную силу, которая способна бороться с этим, – это любовь. Именно любовь Бэка к Торнтону держала его и не давала сбежать в дикую природу, окончательно примкнуть к волкам.
И только в отсутствие этой великой силы – силы любви – первобытные инстинкты в конце концов взяли верх.
Ю. В. Волкова,
филолог, преподаватель русского языка и литературы,
основатель и преподаватель школы «Нескучная литература»
Зов предков
Глава 1
К первобытной жизни
Древние бродячие инстинкты
Перетирают цепь привычки и веков,
И, просыпаясь от глубокой спячки,
Вновь дикий зверь выходит из оков.
Бэк не читал газет и потому не знал, что надвигается беда – и не на него одного, а на всех собак с сильными мышцами и длинной теплой шерстью, сколько их ни было от залива Пюджет до Сан-Диего. И все оттого, что люди, ощупью пробираясь сквозь полярный мрак, нашли желтый металл, а пароходные и транспортные компании раструбили повсюду об этой находке, – и тысячи людей ринулись на Север. Этим людям нужны были собаки крупной породы, сильные, годные для тяжелой работы, с густой и длинной шерстью, которая защитит их от морозов.
Бэк жил в большом доме, в солнечной долине Санта-Клара. Место это люди называли «усадьбой судьи Миллера». Дом стоял в стороне от дороги, полускрытый за деревьями, и сквозь ветви виднелась только веранда, просторная и тенистая, окружавшая дом со всех сторон. К дому вели посыпанные гравием дорожки, они вились по широким лужайкам под стройными тополями, ветви которых сплетались между со бой. Территория за домом была еще обширнее. Здесь находились большие конюшни, где хлопотала добрая дюжина конюхов и их подручных, тянулись ряды увитых диким виноградом домиков для прислуги и строго распланированная сеть всяких надворных построек, а за ними зеленели виноградники, пастбища, плодовые сады и ягодники. Была тут и насосная установка для артезианского колодца, и большой цементный плавательный бассейн, где сыновья судьи купались каждое утро, а в жаркую погоду и днем.
И все это обширное поместье было царством Бэка. Здесь он родился, здесь прожил все четыре года своей жизни. Конечно, были тут и другие собаки. В таком большом поместье их не могло не быть, но они в счет не шли. Они появлялись и исчезали, жили в тесных конурах или влачили незаметное существование где-то в глубине дома, вот как Тутс, японский мопсик, или Изабель, мексиканская собачка совсем без шер сти, нелепые существа, которые редко высовывали нос на вольный воздух и появлялись в саду или во дворе. Кроме того, была в усадьбе целая компания фокстерьеров – десятка два, не меньше, – и они грозно лаяли на Тутса и Изабель, когда те смотрели на них из окон, находясь под защитой армии служанок, вооруженных половыми щетками и швабрами.
Но Бэк не был ни комнатной собачкой, ни дворовым псом. Вся усадьба была в его распоряжении. Он плавал в бассейне и ходил на охоту с сыновьями судьи. Он сопровождал его дочерей, Молли и Алису, когда они в сумерки или ранним утром отправлялись на прогулку. В зимние вечера он лежал у ног судьи перед пылающим камином в библиотеке. Он катал на спине внучат судьи или кувыркался с ними в траве и оберегал их во время смелых и чреватых опасностями вылазок до самого фонтана на заднем дворе и даже еще дальше, туда, где начинался выгон и ягодники. Мимо фокстерьеров он шествовал с высокомерным видом, а Тутса и Изабель попросту не замечал, ибо он был королем, властителем над всем, что ползало, бродило и летало в поместье судьи Миллера, включая и его двуногих обитателей.
Отец Бэка, Элмо, огромный сенбернар, был когда-то неразлучным спутником судьи, и Бэк обещал стать достойным преемником отца. Он был не такой громадиной, как тот, весил только сто сорок фунтов, так как мать его, Шеп, была шотландская овчарка. Но и сто сорок фунтов веса, если к ним еще прибавить то чувство собственного достоинства, которое рождается от хорошей жизни и всеобщего уважения, дают право держать себя по-королевски. Четыре года – с самого раннего щенячьего возраста – Бэк вел жизнь пресыщенного аристократа, был преисполнен гордости и даже несколько эгоцентричен, как это иногда бывает со знатными господами, живущими в своих поместьях уединенно, вдали от света. Но Бэка спасало то, что он не стал избалованной комнатной собакой. Охота и тому подобные развлечения на свежем воздухе не давали ему разжиреть, укрепляли мускулы. А купание в холодной воде закаляло его и сохраняло здоровье.
Так жил пес Бэк до той осени 1897 года, когда открытие золота в Клондайке привлекло на холодный Север людей со всех концов света. Бэк ничего об этом не знал, ибо не читал газет. Не знал он также, что дружба с Мануэлем, одним из подручных садовника, не сулит ему ничего доброго. За Мануэлем водился большой порок: страсть к китайской лотерее. К тому же у этого азартного игрока была одна непобедимая слабость – он верил в свою систему, и потому было совершенно ясно, что он погубит свою душу. Чтобы играть по системе, нужны деньги, а жалованья младшего садовника едва хватало на нужды его жены и многочисленного потомства.
В памятный день предательства Мануэля судья Миллер уехал на собрание общества виноделов, а мальчики были заняты устройством спортивного клуба, поэтому никто не видел, как Мануэль и Бэк прошли через сад, отправляясь (так думал Бэк) на обыкновенную прогулку. И только один-единственный человек видел, как они пришли на маленький полустанок «Колледж-парк», где поезд останавливался по требованию. Человек этот потолковал о чем-то с Мануэлем, потом зазвенели деньги, переданные из рук в руки.
– Ты что же это, доставляешь товар без упаковки? – ворчливо заметил незнакомец, и Мануэль обвязал шею Бэка под ошейником сложенной вдвое толстой веревкой.
– Затянешь покрепче, так чтобы у него дух перехватило, тогда не вырвется, – сказал Мануэль, а тот, чужой, в ответ что-то утвердительно промычал.
Бэк со спокойным достоинством позволил надеть себе на шею веревку. Правда, это было для него ново, но он привык доверять знакомым людям, признавая, что они умнее его. Однако, когда концы веревки оказались в руках чужого, он угрожающе заворчал. Он просто выражал недовольство, в гордости своей воображая, что это будет равносильно приказанию. К его удивлению, веревку вдруг стянули так туго, что он чуть не задохся. В мгновенном порыве бешенства он кинулся на обидчика, но тот опередил его: крепко сжал ему горло и ловким движением опрокинул на спину. Веревка безжалостно душила Бэка, но он, высунув язык, тяжело и шумно дыша всей могучей грудью, отчаянно боролся с человеком. Никогда еще никто так грубо не обращался с ним, и никогда в жизни он не был так разгневан! Однако силы скоро ему изменили, глаза остекленели, и он уже ничего не сознавал, когда подошел поезд и двое мужчин швырнули его в товарный вагон.
Очнувшись, он прежде всего смутно почувствовал боль в языке. Затем, ощутив тряску и услышав хриплый вой паровоза на переезде, Бэк понял, где находится. Он так часто путешествовал с судьей, что не мог не узнать ощущений, связанных с ездой в багажном вагоне. Он открыл глаза. В них пылал неукротимый гнев плененного короля. Похититель хотел схватить его за горло, но Бэк на этот раз оказался проворнее. Он вцепился зубами ему в руку, и челюсти его не размыкались, пока он опять не лишился чувств, придушенный веревкой.
– Припадочный он! – пояснил человек, пряча свою окровавленную руку от проводника, который заглянул в вагон, услышав шум борьбы. – Хозяин приказал мне везти его во Фриско. Там есть какой-то первоклассный собачий доктор, который берется его вылечить.
События этой ночи похититель Бэка излагал позднее в задней комнатке портового кабака в Сан-Франциско со всем красноречием, на какое был способен.
– И всего-то навсего я получаю за это полсотни, – жаловался он. – Знал бы, так и за тысячу наличными не взялся бы!
Рука у него была обернута пропитанным кровью носовым платком, а правая штанина разодрана от колена до самого низу.
– А тот парень сколько взял за это дело? – поинтересовался кабатчик.
– Сотню. Ни за что не соглашался взять меньше!
– Итого, значит, сто пятьдесят, – сказал кабатчик. – А пес этих денег стоит, головой ручаюсь!
Похититель развернул платок и стал осматривать свою прокушенную руку.
– Только бы не оказался бешеный… А то еще помрешь…
– Не бойся, от этого не помрешь. Тебе на роду написано болтаться на виселице! – пошутил кабатчик. Потом добавил: – Ну-ка, подсоби мне немного, а потом потащишься дальше.
Ошеломленный, полузадушенный, страдая от нестерпимой боли в горле, Бэк все-таки пытался дать отпор своим мучителям. Но его каждый раз валили на пол и душили веревкой, пока не удалось распилить и снять с него массивный медный ошейник. После этого они сняли и веревку и втолкнули Бэка в решетчатый ящик, похожий на клетку.
В этой клетке он пролежал всю томительную ночь, распираемый гневом и оскорбленной гордостью. Он не мог понять, что все это значит. Чего им от него надо, этим чужим людям? Зачем они заперли его в тесную клетку? Бэк недоумевал, его угнетало смутное предчувствие грозящей ему беды. Несколько раз он вскакивал, услышав грохот открываемой двери, – он надеялся, что это пришел судья или хотя бы мальчики, но всякий раз видел перед собой только опухшую физиономию кабатчика, который заглядывал в сарай, освещая его неверным огоньком сальной свечки. И радостный лай, уже рвавшийся из глотки Бэка, переходил в свирепое рычание.
Впрочем, кабатчик его не трогал. И только утром пришли четверо мужчин и подняли ящик. «Вот еще новые мучители», – подумал Бэк, потому что это были какие-то подозрительные люди, лохматые и оборванные. И он бесновался, рычал на них сквозь решетчатую стенку. Но они только смеялись и тыкали его палками. Он хватал палки зубами, пока не сообразил, что именно этого от него и добиваются. Тогда он угрюмо лег и лежал спокойно, пока ящик переносили в фургон.
И вот Бэк в своей клетке начал переходить из рук в руки. Сначала им занялись служащие транспортной конторы, его погрузили в другой фургон и повезли дальше. Затем, вместе с целой грудой ящиков и посылок, отправили на паром. С парома он попал на большой железнодорожный вокзал; и наконец его опять водворили в товарный вагон.
Два дня и две ночи вагон тащился за пронзительно гудевшим паровозом. И два дня и две ночи Бэк ничего не ел и не пил. Взбешенный, он на заботы проводников отвечал рычанием, а они, в отместку, стали дразнить его. Когда он кидался к решетке, весь дрожа, с пеной у рта, они хохотали и потешались над ним, рычали и лаяли, как паршивые дворняги, мяукали, размахивали руками перед его носом и кукарекали. Бэк понимал, что это очень глупо, – но тем оскорбительнее это было для его достоинства, и гнев его рос и рос. Голод еще можно было терпеть, но он жестоко страдал от жажды, и она доводила его до исступления. При его чувствительности и восприимчивости дурное обращение не могло не повлиять на него, и он заболел. У него была высокая температура, к этому прибавилось еще воспаление горла и языка, распухших и сожженных жаждой.
Одно его радовало: на шее больше не было веревки. Пока она была, это давало его врагам немалое преимущество. Ну, а теперь, когда ее нет, он им покажет! Больше им не удастся надеть на него веревку! Это он решил твердо. Двое суток он ничего не ел и не пил, и за эти двое суток мучений в нем накопилось столько злобы, что незавидная участь ожидала того, кто первый его заденет. Глаза у Бэка были налиты кровью, он превратился в настоящего дьявола. Сейчас сам судья не узнал бы его, так он переменился за эти дни, и проводники вздохнули с облегчением, когда наконец избавились от него, выгрузив его в Сиэтле.
Четверо носильщиков со всякими предосторожностями перенесли ящик с Бэком из фургона во дворик, окруженный высоким забором. Навстречу вышел плотный мужчина в красном вязаном свитере с сильно растянутым воротом и, взяв у возчика книгу, расписался в получении. «Новый мучитель», – решил Бэк и свирепо кинулся к решетке. Человек в свитере, мрачно усмехнувшись, вошел в дом и принес оттуда топор и дубинку.
– Неужто хотите его выпустить? – удивился возчик.
– Конечно, – ответил человек в свитере и вогнал топор в стенку ящика.
Все четыре носильщика моментально бросились врассыпную и заняли безопасные позиции на высоком заборе в ожидании предстоящего интересного зрелища.
Бэк бросался на трещавшую под топором стенку, грыз ее зубами, налегал на нее всем телом, воюя с нею. Где топор ударял снаружи, там пес, то рыча, то воя, атаковал дерево изнутри. Он делал бешеные усилия поскорее выбраться из клетки, а человек в красном свитере был полон спокойной решимости выпустить его оттуда.
– Ну, красноглазый дьявол! – сказал он, когда отверстие расширилось настолько, что Бэк мог протиснуться в него. И, бросив топор, взял в правую руку дубину.
Бэк в этот миг действительно был страшен, как дьявол: он весь ощетинился и подобрался для прыжка, в налитых кровью глазах был безумный блеск, изо рта бежала пена. Уже он готовился обрушить на человека все сто сорок фунтов своего тела с яростью, дошедшей до предела, оттого что столько времени приходилось ее сдерживать. Он взвился в воздух и хотел мертвой хваткой вцепиться в своего врага, но в это самое мгновение получил такой удар, который на лету отбросил его назад. Щелкнув зубами от мучительной боли, Бэк перевернулся в воздухе и упал, ударившись о землю боком и спиной. Он ни разу в жизни не был бит палкой – и растерялся. С рычанием, в котором слышался жалобный визг, он вскочил и опять хотел кинуться на обидчика, но второй удар свалил его. Теперь он уже понимал, что виновата во всем дубинка, но в своей ярости забыл об осторожности. Раз десять он бросался – и всякий раз дубинка останавливала его на лету и валила наземь.
После одного особенно жестокого удара Бэк еле поднялся. Он был так ошеломлен, что не мог больше бороться. Он шатался, из носа, пасти и ушей текла кровь, и его красивая шерсть была испачкана кровавой слюной. Человек в красном свитере подошел к нему и хладнокровно, не спеша нанес ему страшный удар по морде. Вся боль, которую до сих пор перенес Бэк, была ничто в сравнении с этой. Зарычав, как лев, он опять кинулся на мучителя. Но тот, переложив дубину из правой руки в левую, спокойно схватил его за нижнюю челюсть и завертел им с такой силой, что Бэк описал полный круг в воздухе, потом полукруг – и грохнулся на землю головой и грудью.
Еще раз прыгнул Бэк на человека, но тот нанес ему сокрушительный удар, который умышленно приберег напоследок. Бэк свалился совершенно разбитый и оглушенный.
– Вот молодчина! – в восторге крикнул один из зрителей на заборе. – Этот любого пса усмирит!
– По-моему, безопаснее каждый день, а по воскресеньям и два раза взламывать кассы, чем иметь дело с этим псом, – заметил возчик, взбираясь на козлы, и погнал лошадей.
К Бэку вернулось сознание, но, совсем обессилев, он лежал на том же месте, где упал, и следил глазами за человеком в красном свитере.
– Отзывается на кличку Бэк, – вслух сказал тот, читая письмо кабатчика из Сан-Франциско, извещавшее об отправке ящика с живым грузом. – Ну, Бэк, голубчик, – продолжал он весело, – пошумели мы с тобой, погорячились, а теперь лучше всего забудем об этом. Ты будешь знать свое дело, я – свое. Будешь послушной собакой – и все пойдет как по маслу, а вздумаешь буянить, так я из тебя дух вышибу. Понял?
Говоря это, он бесстрашно гладил голову, которую только что так беспощадно молотил, и хотя Бэк невольно ощетинивался при каждом его прикосновении, но терпел, не протестуя. Человек в свитере принес ему воды, и он жадно напился, а потом с такой же жадностью глотал роскошное угощение – сырое мясо, хватая его кусок за куском из рук нового хозяина.
Он был побежден (он это понимал), но не покорен и не сломлен. Он понял раз навсегда, что человек, вооруженный дубиной, сильнее его, и полученный урок запомнил на всю жизнь. Эта дубина была для него откровением. Она ввела его в мир, где царит первобытный закон. И Бэк быстро усвоил этот закон. Ему открылась жестокая правда жизни, но она его не запугала: в нем уже пробуждалась природная звериная хитрость.
Время шло. Привозили других собак в таких же ящиках или приводили на веревке. Одни были очень послушны и тихи, другие бесновались и выли, как Бэк вначале. И на глазах у Бэка человек в красном свитере укрощал всех до единой, покоряя своей власти. Бэк наблюдал эту зверскую муштровку, и все крепче и крепче внедрялась в его сознание открытая им истина: человек с дубиной – законодатель, хозяин, которому нужно повиноваться, хотя и не обязательно любить его. И Бэк, повинуясь, никогда не ластился к хозяину, не вилял хвостом и не лизал ему руку, как это делали не раз у него на глазах побитые собаки. Видел он также, как одна собака, не желавшая ни смириться, ни подчиниться, в конце концов была убита.
Время от времени приходили чужие люди, толковали о чем-то с хозяином сердито или заискивающе. И когда после таких разговоров из их рук в руки хозяина переходили деньги, эти люди уводили с собой одну или несколько собак. Бэк задавал себе вопрос, куда же они уходят, ибо они никогда больше не возвращались. Будущее так сильно страшило его, что он каждый раз радовался, когда покупатели выбирали не его.
Но в конце концов наступил и его черед. Пугавшее его будущее явилось в лице высохшего, морщинистого человечка, который говорил на ломаном английском языке и то и дело разражался какими-то странными, резкими восклицаниями, смысл которых был непонятен Бэку.
– Sacredam![1 - Черт побери! (испорч. фр.)] – крикнул он, когда взгляд его упал на Бэка. – Вот это пес! Первоклассный пес! Ото! А сколько?
– Всего три сотни. Просто даром отдаю, – быстро ответил человек в красном свитере. – Не станешь же ты торговаться да артачиться, Перро? Деньги ведь не твои, а казенные.
Перро только ухмыльнулся. Ввиду необычайного спроса на собак, цены на них были бешеные, так что сумма, запрошенная за такую великолепную собаку, как Бэк, не показалась ему чрезмерной.
Канадское правительство не разорится на этой покупке, а его почта должна перевозиться быстро. Перро знал толк в собаках и с одного взгляда определил, что такие собаки, как Бэк, встречаются одна на тысячу. «Даже одна на десять тысяч», – мысленно поправил он себя.
Бэк видел, как деньги перешли из рук в руки, и не удивился, когда морщинистый человечек забрал с собой его и добродушного ньюфаундленда Кэрли. Больше Бэк никогда не видел человека в красном свитере. А когда он и Кэрли смотрели с палубы парохода «Нарвал» на исчезавший вдали Сиэтл, они не знали, что больше никогда не увидят и теплый юг.
Перро увел их обоих вниз и передал темнокожему великану, которого звали Франсуа. У Перро, канадского француза, кожа была смуглая, но у Франсуа вдвое темнее, потому что Франсуа был метис. Бэк впервые видел людей этой породы (впоследствии ему пришлось встречать много таких), и, хотя он не полюбил их, он честно отдавал им должное и научился их уважать. Он скоро убедился, что Перро и Франсуа – люди справедливые, спокойные, что наказывают они только за дело, без всякого пристрастия, и отлично знают все собачьи повадки, так что их никакая собака не проведет.
На пароходе Бэка и Кэрли поместили вместе с двумя другими собаками. Одна была большая, снежно-белая, ее вывез с острова Шпицбергена капитан китобойного судна, а позднее она сопровождала геологическую экспедицию в Бесплодную Землю. Это был пес очень ласковый, но коварный, он способен был ластиться и в то же время готовить другому какую-нибудь пакость: так он при первой же общей кормежке стянул у Бэка часть его порции. Бэк кинулся на него, чтобы наказать за это, но Франсуа опередил его: бич свистнул в воздухе и обрушился на вора. Бэку оставалось только подобрать свою кость.
Он увидел, что Франсуа поступает справедливо, и с этих пор проникся уважением к метису.
Другой пес не ластился ни к кому и не вызывал ни в ком симпатии, но зато и не делал попыток воровать еду у новичков. Он был сурового, угрюмого нрава и ясно дал понять Кэрли, что желает только одного: чтобы его не задевали, а кто его заденет, тому плохо придется. Этот пес – его звали Дэйв – только ел и спал, а когда не спал, то все позевывал, и ничто решительно его не интересовало. Даже когда «Нарвал» проходил залив Королевы Шарлотты и качался, вставал на дыбы, метался, как бешеный, а Бэк и Кэрли чуть с ума не сошли от страха, Дэйв только с недовольным видом поднимал иногда голову и, едва удостоив их равнодушным взглядом, зевал, потом снова засыпал.
Дни и ночи пароход весь дрожал, сотрясаемый неутомимой и ритмичной, как пульс, работой винта. Один день был похож на другой, но Бэк замечал, что становится все холоднее. Наконец однажды утром стук винта затих, и на «Нарвале» поднялась суета. Бэк, как и другие собаки, почуял царившее вокруг волнение и понял, что предстоит какая-то перемена. Франсуа взял их всех на сворку и вывел на палубу. Ступив на ее холодную поверхность, Бэк почувствовал, что его лапы погрузились в какую-то кашу, очень похожую на белую грязь. Он зафыркал и отскочил назад. Такая же белая каша падала сверху. Бэк отряхнулся, но она все сыпалась и сыпалась на него. Он с любопытством понюхал ее, потом лизнул языком. Она обжигала, как огонь, и сразу таяла на языке. Это поразило Бэка, он лизнул опять – с тем же результатом. Вокруг загоготали, и ему почему-то стало стыдно, хотя он не понимал, над чем эти люди смеются. Так Бэк впервые увидел снег.
Глава 2
Закон дубины и клыка
Первый день на берегу в Дайе показался Бэку жутким кошмаром. Здесь беспрестанно что-нибудь поражало и пугало. Его внезапно из центра цивилизации перебросили в какой-то первобытный мир. Окончилось блаженное и ленивое существование под солнцем юга, когда он только слонялся без дела и скучал. Здесь не было ни отдыха, ни покоя, и ни на миг Бэк не чувствовал себя в безопасности. Здесь все было в движении и действии, царила вечная сумятица, и каждую минуту грозило увечье или смерть. В этом новом мире следовало постоянно быть начеку, потому что и собаки и люди совсем не были похожи на городских собак и людей. Все они были дикари и не знали других законов, кроме закона дубины и клыка.
Никогда раньше Бэк не видел, чтобы собаки дрались меж ду собой так, как здешние: это были настоящие волки, и первый же опыт послужил Бэку незабываемым уроком. Правда, в первой драке он не участвовал, иначе он не вышел бы из нее живым и не пришлось бы ему воспользоваться этим уроком. Жертвой пал не он, а Кэрли.
Их обоих оставили около бревенчатой хижины, где помещалась лавка. Кэрли добродушно, как всегда, стала заигрывать с рослым и сильным псом, который был величиной с крупного волка, но все же вдвое меньше Кэрли. И вдруг, без всякого предупреждения, – быстрый, как молния, скачок, щелканье зубов, похожее на лязг железа, столь же быстрый обратный прыжок – и морда у Кэрли оказалась разодранной от глаз до пасти.
Такая была у этих собак волчья повадка – напасть и тотчас отскочить. Но этим дело не кончилось. Тотчас примчались тридцать, а то и сорок лаек и окружили дерущихся безмолвным и настороженным кольцом. Бэк сперва не понял, чего они с таким безмолвным напряжением ждут, почему так жадно облизываются. Кэрли бросилась на своего противника, а тот снова укусил ее и отскочил. Второй ее наскок он встретил грудью и так ловко отразил его, что Кэрли не устояла на ногах. Только того и ждали наблюдавшие за дракой собаки. Подняться Кэрли уже не удалось: с визгом и рычанием они сгрудились вокруг нее, и, скуля в предсмертной муке, Кэрли исчезла под кучей мохнатых тел.
Все это произошло так внезапно и так неожиданно, что Бэк совершенно растерялся. Он видел, как шпицбергенский пес высунул красный язык, – это он так смеялся. Видел, как Франсуа, размахивая топором, бросился в самую гущу свалки. Трое мужчин, схватив дубины, быстро помогли ему разогнать собак. Через две минуты после того, как Кэрли упала, последний из нападавших был отогнан прочь. Но Кэрли лежала на залитом кровью, истоптанном снегу мертвая, разорванная чуть не в клочья. А темнокожий метис стоял над ней и отчаянно ругался.
Эта картина часто потом вспоминалась Бэку и тревожила его даже во сне. Так вот какова жизнь! В ней нет места честности и справедливости. Кто свалился, тому конец. Значит, надо держаться крепко! Шпиц снова высунул язык и засмеялся, и с этой минуты Бэк возненавидел его жестокой, смертельной ненавистью.
Не успел Бэк опомниться после трагической гибели Кэрли, как его ждало новое потрясение: Франсуа надел на него ременную упряжь, похожую на ту, которую в его родном поместье конюхи надевали на лошадей. И как там работали запряженные лошади, так ему пришлось работать здесь. Он повез Франсуа на нартах в окаймлявший долину лес за дровами. То, что его заставляли ходить в упряжке, больно ранило его самолюбие, но у него хватило ума не бунтовать. Он переломил себя и постарался работать хорошо, хотя все это было для него ново и странно.
Франсуа был строг, требовал, чтобы его слушались немедленно, и добивался этого при помощи своего бича. Кроме того, при всяком промахе Бэка Дэйв, опытный коренник, хватал его зубами за ляжки. Вожаком в их упряжке был Шпиц, такой же опытный ездовой пес, как Дэйв, и если ему не удавалось цапнуть Бэка, когда тот сбивался с ноги, он сердито и укоризненно рычал на него или ловко направлял его куда следовало, налегая на постромки всей тяжестью своего тела. Бэку ученье давалось легко, и под совместным руководством своих двух товарищей и Франсуа он делал поразительные успехи. Раньше чем они вернулись в лагерь, он уже знал, что крик «хо!» означает «остановись», а по команде «марш» следует бежать вперед; что на поворотах надо умерять бег, а когда нарты с грузом летят под гору – держаться подальше от коренника.
– Все три собаки очень хороши, – сказал Франсуа по возвращении, увидев Перро. – Этот Бэк здорово работает! Я его очень скоро вышколю.
Днем Перро, которому надо было спешно везти правительственную почту, привел еще двух собак, Билли и Джо. Эти чистокровные лайки были от одной матери, но отличались друг от друга, как день от ночи. Единственным недостатком Билли было разве его чрезмерное добродушие, а Джо, напротив, был угрюм, замкнут и раздражителен. Он постоянно ворчал и злобно смотрел на всех.
Бэк встретил Билли и Джо по-товарищески, Дэйв не обратил на них никакого внимания, а Шпиц немедленно атаковал одного, потом другого. Билли сначала примирительно завилял хвостом. Увидев, однако, что миролюбие тут не поможет, он хотел бежать, да не успел. Острые зубы Шпица впились ему в бок, и он взвыл, но и тут не воинственно, а жалобно и умоляюще. Зато Джо, с какой бы стороны Шпиц ни пытался на него напасть, всякий раз поворачивался к нему, весь ощетинившись и заложив назад уши. Он грозно рычал и с невероятной быстротой щелкал зубами, а глаза у него сверкали, как у дьявола; это было воплощение враждебности и вместе с тем ужаса. Вид его был до того страшен, что Шпицу пришлось отказаться от намерения проучить его. Чтобы скрыть свое поражение, он опять накинулся на безответного, все еще жалобно скулившего Билли и загнал его на самый конец лагеря.
К вечеру Перро добыл себе еще одну ездовую собаку, старую поджарую лайку с длинным и гибким телом. Морда у нее была вся в боевых шрамах и рубцах, и уцелел только один глаз. Но этот единственный глаз сверкал дерзким, вызывающим мужеством, которое внушало всем невольное уважение. Кличка пса была Соллекс, то есть Сердитый. Он, как и Дэйв, ничего от других не требовал, ничего не ждал и никому спуску не давал. И когда он неторопливо и важно подошел к остальным, даже Шпиц не посмел его задирать. У Соллекса была одна слабость, и Бэк, на свою беду, первый открыл ее: кривой пес не любил, чтобы к нему подходили со стороны слепого глаза. Именно такую неприятность причинил ему ничего не подозревавший Бэк и догадался о своей неучтивости только тогда, когда Соллекс, круто обернувшись, кинулся на него и прогрыз ему плечо на три дюйма, до самой кости. После этого Бэк никогда больше не подходил к Соллексу с запретной стороны, и Соллекс его никогда больше не трогал. Новый знакомец, как и Дэйв, видимо, желал только одного: чтобы его не беспокоили. Впрочем, Бэк скоро убедился, что и тот и другой одержимы еще иным, более высоким стремлением.
В первую же ночь перед Бэком встал важный вопрос о ночлеге. Палатка, в которой горела свеча, так заманчиво светилась среди снежной равнины. Казалось вполне естественным, что его место там. Но когда он вошел, Перро и Франсуа встретили его ругательствами и швыряли в него всякой утварью до тех пор, пока он не очнулся от растерянности и позорно бежал из палатки на мороз. Дул резкий ветер и больно сек тело, особенно безжалостно впиваясь в раненое плечо. Бэк лег на снег и пытался уснуть, но скоро мороз поднял его на ноги. В безутешном отчаянии бродил он между палатками, ища себе местечка потеплее и не находя его. То здесь, то там свирепые псы набрасывались на него, но он, ощетинившись, грозно рычал на них (этому тоже он быстро научился), и они оставляли его в покое.
Наконец его осенило: надо пойти обратно и посмотреть, где устроились на ночлег собаки из его упряжки. Но, к своему удивлению, он не нашел ни одной! Они куда-то исчезли. Опять Бэк пошел бродить по обширному лагерю, ища их повсюду, но вернулся ни с чем. Уж не в палатке ли они? Нет, этого не может быть, – ведь вот его, Бэка, прогнали оттуда! Так куда же они девались? Весь дрожа, опустив хвост, он одиноко и бесцельно кружил около палатки. Вдруг снег под его передними лапами подался, и он чуть не провалился куда-то. Под ногами у него что-то зашевелилось. В страхе перед неведомым и невидимым Бэк отбежал, ворча, шерсть у него встала дыбом. Но тихое дружеское повизгивание быстро успокоило его, и он вернулся к тому же месту на разведку. Ноздрей его коснулась струя теплого воздуха: уютно свернувшись клубочком, под снегом в ямке лежал Билли. Он заискивающе тявкал, ерзал, вилял хвостом, доказывая этим свои добрые намерения и расположение к Бэку, и, чтобы его подкупить, рискнул даже лизнуть его в морду теплым и влажным языком.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67143675) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Черт побери! (испорч. фр.)
Джек Лондон
Уютная классика
Домашняя жизнь дружелюбного пса по кличке Бэк перевернулась с ног на голову. Его похитили, увезли на Аляску и продали золотоискателям. Здесь его ждут холод сурового Севера, бескрайние снежные равнины, зимние опасные вьюги. Ему предстоит найти свое место в мире и стать хозяином своей жизни, сильным и смелым зверем.
«Зов предков» входит в школьную программу 5-7 классов.
Джек Лондон
Зов предков
* * *
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022
Предисловие
Пусть лучше я буду ярчайшим метеором, чем вечной, но сонной планетой…
Джек Лондон
Эта цитата очень точно описывает жизнь Джека Лондона, он и в самом деле прожил короткую, непростую, но яркую жизнь метеора, дожив всего до 40 лет…
Известный американский писатель родился в Сан-Франциско (Калифорния) 12 января 1876 г. Его родной отец, астролог Вильям Чейни, оказался не готов стать родителем и отказался признавать своего сына. Все, что осталось у малыша от отца, это его фамилия. Итак, на свет появился Джон Гриффит Чейни. Его мать, учитель музыки Флора Веллман, в порыве отчаяния отдала сына на попечение своей бывшей рабыни Вирджинии Прентисс. Этот поступок, хоть и казался вначале сугубо отрицательным, однако оказал на Джона положительное влияние – Вирджиния стала для мальчика настоящим другом и поддерживала его до конца жизни.
Однако семью Джон все же обрел, а вместе с семьей и свое новое, ставшее всемирно известным имя. Его мать вышла замуж, и отчим усыновил ребенка и дал ему свою фамилию – Лондон. Так «появился на свет» Джон Лондон, полный тезка своего отчима, ведь того тоже звали Джоном. Со временем юноша немного видоизменил свое имя и стал подписывать произведения как Джек Лондон.
Помимо фамилии отчим подарил мальчику сильную, искреннюю, настоящую отцовскую любовь. Научил его плавать, ловить рыбу, охотиться. Кроме того, приемный отец обожал рассказывать истории и делал это прекрасно. Возможно, именно у него Джон научился так виртуозно и точно владеть словом. Джон был уверен, что отчим – его родной отец. Правду он узнал лишь в 21 год. Тогда он попытался связаться со своим биологическим отцом, однако обнаружил полное отсутствие какого-либо интереса с его стороны.
Времена в Америке того периода были сложными, денег в семье катастрофически не хватало, да еще и мать, Флора, была авантюристкой и всякий раз искала легкий заработок. Эту черту Джек в некоторой степени также унаследовал от родительницы. Но нельзя не сказать о том, что мать и ее муж всегда очень много работали, чтобы прокормить семью. Они сумели дать детям (кроме Джона, в семье были также и две дочери отчима) школьное образование; сделать так, чтобы дети не нуждались в самом необходимом; и даже содержали фортепиано в доме, что было большой редкостью. Играть на фортепиано (равно, как и читать) Джон научился уже к 4 годам.
Семья переезжала с места на место, однако все эти города и пригороды находились в районе Сан-Франциско. Именно это географическое название мы встретим в дальнейшем в «Зове предков» и не только. К слову, многие литературные творения Лондона в некоторой степени автобиографичны: географические названия, деятельность и происходящие в произведениях события, так или иначе, отсылают нас к жизни самого Джека или его знакомых и родственников.
Но раз уж речь зашла о Сан-Франциско, не можем не указать на одно интересное наблюдение. В окрестностях этого города родился и умер писатель, как уже говорилось ранее. Главного героя повести «Зов предков» Бэка отправляют на пароходе в Сан-Франциско и из него. Но есть еще и прекрасный русский писатель Иван Алексеевич Бунин, который тоже затронул данные образы (города, парохода) в своем рассказе «Господин из Сан-Франциско», написанном в 1915 г., спустя 12 лет после повести Лондона. Безусловно, это исключительно совпадение, но аналогия прослеживается, и невозможно не обратить внимание на данную удивительную параллель. У Бунина его господин именно из Сан-Франциско отправляется также на пароходе в путешествие по Европе. Джек Лондон преподносит нам образ Сан-Франциско как места, где делают деньги на перепродажах собак, у Бунина также господин именно в Сан-Франциско всю жизнь занимался зарабатыванием денег. Главный герой Бунина умирает в буквальном смысле, главный же герой Лондона хоть и остается жив по сути, однако «умирает» тот Бэк, с которым мы познакомились в начале повести, и остается жить совсем другое существо в теле Бэка.
Но вернемся к Джону (пока еще не Джеку) Лондону. Отчим довольно рано ушел из жизни, и семья оказалась, по сути, без средств к существованию. Джон был вынужден уже с 10 лет искать способы заработка. Это был не самый простой период жизни будущего писателя. Он продавал газеты, расставлял кегли в кегельбане, убирался в пивнушках и так далее. В 15 лет он сделался устричным браконьером – нелегально ловил и продавал устриц. А чуть позднее перешел на прямо противоположную сторону – в рыбацкий патруль – и стал отлавливать таких же, каким был он, браконьеров. Позднее в качестве матроса парень посетил берега Японии и Берингово море.
Очевидно, что уже к 18 годам Джон приобрел массу впечатлений и материала для будущих произведений. Как уже упоминалось, жизнь и приключения юноши нашли отражение в его книгах. Именно под впечатлением от разных периодов жизни были написаны «Рассказы рыбачьего патруля», «Морской волк», «Мартин Иден», «Джон Ячменное Зерно», а также очерк «Тайфун у берегов Японии», выход которого в 1893 г. считается началом литературной карьеры Джека Лондона.
Был в биографии Джека даже период бродяжничества, когда он примкнул к движению безработных и стал заниматься попрошайничеством. Бедолага был арестован и отбывал наказание в течение 30 дней. Именно тогда он осознал, что изменить свою жизнь и подняться со дна ему поможет умственный труд, а не физический. Как же оказался он прав, ведь именно умственный труд впоследствии сделал его миллионером и национальным достоянием Америки.
За плечами Джека была только начальная школа, которую он закончил в 14 лет. После отбытия наказания за 3 месяца Лондон самостоятельно изучил двухгодичную программу старшей школы и даже поступил в университет. Однако не доучился и бросил его и в дальнейшем большую часть знаний получил в результате самообразования.
В 1897 году мир поглотила «золотая лихорадка» – неорганизованная массовая добыча золота в регионе Клондайк в Канаде и на полуострове Аляска.
Все эти географические названия встречаются в «Зове предков». Поэтому несложно догадаться, что «лихорадка» не прошла мимо Джека Лондона. В 21 год искатель денег и приключений отправился на Аляску на поиск золотых россыпей. Однако ничего не нашел, да еще и сильно подорвал здоровье, которое не смог восстановить до конца жизни.
Зато именно по возвращении из Аляски Джек начал активно писать и отправлять свои творения в издательства. Прежде чем в 1903 г. наконец была опубликована повесть «Зов предков», в печати появилось лишь несколько других рассказов. Хотя, как позднее вспоминал автор, иногда он «сочинял непрерывно, день за днем, по 15 часов в день. Временами забывал поесть или не желал отвлекаться от своих страстных излияний ради еды». Несмотря на это, в основном Джек получал конверты с отказом, которые он хранил на столе в своем кабинете. По слухам, за 5 лет писательской деятельности всего собралось 664 таких уведомлений. Высота стопки этих бумаг составила в итоге больше метра.
Именно на Аляске Джек познакомился с будущими героями своих произведений, именно там зародились многие сюжеты его известных творений. Именно Аляска послужила материалом для его так называемых «северных» рассказов, да и вообще «северной» темы, подарившей Джеку Лондону популярность, признание и колоссальные деньги.
Карьера Лондона с небывалой скоростью набирала обороты, журналисты следили буквально за каждым его шагом.
Однако недолго писатель наслаждался лаврами успеха. Спустя некоторое время его постигла черная полоса: потеря вдохновения; злоупотребление алкоголем; растрата практически всех средств на строительство ранчо; страшный пожар в особняке, в который было вложено целое состояние. Сегодня остатки этого особняка являются национальным историческим памятником Калифорнии.
В 40 лет на веранде своего ранчо американская гордость Джек Лондон ушел из жизни. До сих пор существуют споры, было ли это преднамеренное самоубийство или случайное отравление морфием, который мужчина использовал в качестве болеутоляющего (он страдал от почечного заболевания).
Но вернемся к двадцатилетнему начинающему писателю, который прибыл из Аляски. Именно через некоторое время после возвращения, в 1903 г., появилась повесть «Зов предков». Известно, что автор считал это название неудачным и хотел изменить его на «Спящий волк». Каково же было его удивление, когда название «Зов предков» было не просто принято читателями, но и стало фразеологизмом (устойчивым словосочетанием в речи).
Повесть относится к детской литературе в первую очередь потому, что главным героем является не человек, а животное – собака. Однако темы и проблемы, которые в ней затрагиваются, так серьезны и глубоки, что произведение с таким же удовольствием читают и взрослые люди.
Кстати говоря, Лондон не скрывал, что среди писателей глубоко уважал и любил Р. Киплинга, того самого, который написал известную «Книгу джунглей». Неудивительно, что в текстах Лондона персонажей животных чуть ли не больше, чем людей. Журнал The Atlantic Monthly даже намекал однажды, что Лондон – это американский Киплинг.
Клондайк, Канада, Сан-Франциско, Сиэтл, Доусон, Юкон – эти географические названия встречаются в повести. И их упоминания абсолютно достоверны, ведь мы помним, что Лондон все свои жизненные перипетии и приключения переносил на страницы произведений. Его путешествие по Северу, знакомство с ездовыми собаками и золотоискателями нашло прямое отражение в «Зове предков».
Во время своего пребывания в Юконе (территория Канады) Лондон снимал жилье недалеко от Доусона (небольшой городок в Юконе) у братьев Маршала и Луи Уитфорда Бондов. Со временем они подружились, и Джек стал часто бывать у братьев. Именно там Джек встретил прототипа главного героя повести Бэка – помеси шотландской овчарки и сенбернара. У братьев Бондов был пес по кличке Джек, помесь сенбернара и колли, он произвел впечатление на Лондона. Позднее он писал одному из братьев Маршалу Бонду: «Да, образ Бэка написан с твоего пса в Доусоне».
Не только образ собаки, но и сам дом братьев Бондов Джек Лондон взял за основу для своей истории. Ранчо Бондов в Санта-Кларе, штат Калифорния, которое Джек посетил уже позже, в 1901 г., послужило прообразом ранчо судьи Миллера, хозяина Бэка. Причем Джек списал даже мельчайшие детали, например артезианский колодец. А вот дальнейшие события повествования возникли уже исходя из наблюдений Джека на Аляске. Жестокое обращение с животными на Севере поразило Лондона до глубины души. Ведь у него самого с детства были в доме собаки, и он в них души не чаял.
Отрицательных персонажей-людей в повести больше, чем отрицательных персонажей-животных. Мануэль, затягивающий веревку вокруг шеи Бэка, несмотря на то что тот так доверял ему. Проводники в вагоне, которые потешались и издевались над псом только за то, что он не откликнулся на их ласки. Человек в красном свитере и с дубинкой. Погонщик шотландец. Семейная пара золотоискателей.
Свое собственное мнение относительно жестокости по отношению к собакам Джек вложил в уста кучера, который произнес: «А по-моему, лучше день и ночь бить камни, да еще и по воскресеньям, чем так колотить животных».
Но, к счастью, у этого мира есть шанс не погрязнуть в жестокости, и добрые и справедливые люди также встречаются на пути собак. Курьер канадского правительства Перро и его партнер Франсуа, которые никогда не издевались над собаками. Франсуа растирал Бэку лапы и пожертвовал ему свои мокасины. Ну и, конечно же, Джон Торнтон, главная любовь и привязанность в жизни Бэка.
Поражает, что, несмотря на всю жесткость «северной» темы, невзирая на действия и события, наполненные практицизмом и цинизмом, писатель умудряется использовать очень художественный, можно даже сказать, глубоко поэтичный язык. Так, он активно использует разнообразные средства художественной выразительности.
Точные сравнения: «дорожки, точно змейки», «отличались друг от друга, как день от ночи», «ветер обжигал, как раскаленное железо», «мускулы натягивались, как стальные пружины».
Красочные эпитеты: «знойные дни», «далекий, холодный Север», «спокойное достоинство», «смертная ненависть», «девственные леса», «изнурительный переход».
Украшающие текст метафоры и олицетворения: «в глазах загорелся гнев властителя, попавшего в плен», «белая, пушистая мякоть, которая была очень похожа на выкрашенную в белую краску грязь» (о снеге), «кислое расположение духа», «бешеный поток воды смеялся над морозом».
Отдельно стоит остановиться на описании Бэка в начале повести. Помимо внешней характеристики, автор дает нам еще и психологический портрет своего персонажа.
Если не знать, что речь идет о собаке, то вполне можно представить героя-человека, наделенного такими характеристиками, как «чувство собственного достоинства», «сытая жизнь и всеобщее уважение», «жизнь пресыщенного аристократа», «тонкой организации и большой чувствительности». Джек Лондон дает ясно понять, что человек и собака стоят у него на одной ступеньке лестницы.
Он даже углубляет эту тему и сравнивает пса с помещиком. Как же точно он описывает особенности и пороки этого слоя людей. «Все окружавшее было его царством», «он был королем над всем, что ползало, лежало и летало в пределах поместья», «был преисполнен гордости и отличался некоторой эгоистичностью, как это случается с помещиками, уединенно живущими в деревне». Бэк был уверен, что «намекнуть – значит приказать».
Писатель между делом дает рецепт, как же с таким образом жизни не превратиться в помещика-самодура: «охота и развлечения на свежем воздухе не дают разжиреть и закаляют мускулы», а закаливание водой сохраняет здоровье.
Образ Бэка настолько многогранен, что в нем даже можно найти сходство с еще одним известным персонажем-собакой. Лондон говорит о том, что пес ходил на охоту с сыновьями судьи Миллера, сопровождал его дочерей, Молли и Алису, в слишком поздних или слишком ранних прогулках, возил на спине внуков судьи и кувыркался с ними на траве, а также сопровождал их в рискованных приключениях. Все это очень напоминает собаку-няню Нэнни из истории про хитреца Питера Пэна.
Вообще же все повествование построено на антитезах – противопоставлениях. Основная антитеза – это, безусловно, Юг – Север. В связи с этим противопоставляются многие сопутствующие понятия: добро – озлобленность; цивилизация – дикость; закон дубины и клыка на Севере и закон любви и дружбы на Юге. Прошлое (первобытность) и настоящее.
Очевиден также контраст в описании ухудшившегося положения собак при шотландце, их предсмертное состояние и, напротив, яркая и радостная картина пробуждающейся природы после зимы, весеннее оживление всего и всех на земле.
Сам Бэк также отличается двойственным характером и поведением. То он сравнивается с «красноглазым дьяволом», то – с «измученным праведником». Очень глубока и интересна мысль о том, что одни и те же качества в определенных обстоятельствах считаются отрицательными, а в других, напротив, помогают выжить. Развитие и регресс идут бок о бок друг с другом. В борьбе за выживание и существование на Севере моральные понятия Бэка оказывались ненужными и даже вредными. Чтобы выжить и победить, он стал воровать, хитрить, перестал быть разборчивым в пище, думал только о собственной выгоде. То есть в определенных обстоятельствах моральные принципы уступают место инстинктам. А в случае с Бэком инстинкт соединялся с мозгом и прошлым опытом, что давало ему значительное преимущество перед остальными собаками и в конце концов сделало его вожаком стаи вместо Шпица. Бэк твердо усвоил первобытный закон существования: убивай – иначе будешь убит сам; ешь – иначе тебя съедят другие.
Скрытый бунт Бэка против Шпица поднял также очень важные темы, которые можно перенести со стаи собак на взаимоотношения людей в социуме. В любом сообществе и объединении должен быть лидер. Мы видим, как только лидерство Шпица встало под сомнение, началась халатность и отсутствие слаженности в команде. Всеобщее падение дисциплины. Начали портиться отношения даже между теми собаками, которые были дружны ранее. То же самое происходит и в человеческом социуме. У каждого должна быть определенная роль, как только роли нарушаются или путаются, воцаряется хаос.
Но если перенестись в начало истории, то с удивлением понимаешь, как может кардинально измениться собственная жизнь по независящим от тебя обстоятельствам. Ведь Бэк вернулся к первобытным инстинктам вследствие того, что люди нашли золото на Севере, и потому, что Мануэль был помощником садовника и получал жалованье, которого ему не хватало на жену и ребятишек. Все это не имело прямого отношения к псу, но все это в итоге оказало непосредственное влияние на его жизнь.
Что же касается инстинктов, того самого зова предков, то мы наблюдали только одну-единственную силу, которая способна бороться с этим, – это любовь. Именно любовь Бэка к Торнтону держала его и не давала сбежать в дикую природу, окончательно примкнуть к волкам.
И только в отсутствие этой великой силы – силы любви – первобытные инстинкты в конце концов взяли верх.
Ю. В. Волкова,
филолог, преподаватель русского языка и литературы,
основатель и преподаватель школы «Нескучная литература»
Зов предков
Глава 1
К первобытной жизни
Древние бродячие инстинкты
Перетирают цепь привычки и веков,
И, просыпаясь от глубокой спячки,
Вновь дикий зверь выходит из оков.
Бэк не читал газет и потому не знал, что надвигается беда – и не на него одного, а на всех собак с сильными мышцами и длинной теплой шерстью, сколько их ни было от залива Пюджет до Сан-Диего. И все оттого, что люди, ощупью пробираясь сквозь полярный мрак, нашли желтый металл, а пароходные и транспортные компании раструбили повсюду об этой находке, – и тысячи людей ринулись на Север. Этим людям нужны были собаки крупной породы, сильные, годные для тяжелой работы, с густой и длинной шерстью, которая защитит их от морозов.
Бэк жил в большом доме, в солнечной долине Санта-Клара. Место это люди называли «усадьбой судьи Миллера». Дом стоял в стороне от дороги, полускрытый за деревьями, и сквозь ветви виднелась только веранда, просторная и тенистая, окружавшая дом со всех сторон. К дому вели посыпанные гравием дорожки, они вились по широким лужайкам под стройными тополями, ветви которых сплетались между со бой. Территория за домом была еще обширнее. Здесь находились большие конюшни, где хлопотала добрая дюжина конюхов и их подручных, тянулись ряды увитых диким виноградом домиков для прислуги и строго распланированная сеть всяких надворных построек, а за ними зеленели виноградники, пастбища, плодовые сады и ягодники. Была тут и насосная установка для артезианского колодца, и большой цементный плавательный бассейн, где сыновья судьи купались каждое утро, а в жаркую погоду и днем.
И все это обширное поместье было царством Бэка. Здесь он родился, здесь прожил все четыре года своей жизни. Конечно, были тут и другие собаки. В таком большом поместье их не могло не быть, но они в счет не шли. Они появлялись и исчезали, жили в тесных конурах или влачили незаметное существование где-то в глубине дома, вот как Тутс, японский мопсик, или Изабель, мексиканская собачка совсем без шер сти, нелепые существа, которые редко высовывали нос на вольный воздух и появлялись в саду или во дворе. Кроме того, была в усадьбе целая компания фокстерьеров – десятка два, не меньше, – и они грозно лаяли на Тутса и Изабель, когда те смотрели на них из окон, находясь под защитой армии служанок, вооруженных половыми щетками и швабрами.
Но Бэк не был ни комнатной собачкой, ни дворовым псом. Вся усадьба была в его распоряжении. Он плавал в бассейне и ходил на охоту с сыновьями судьи. Он сопровождал его дочерей, Молли и Алису, когда они в сумерки или ранним утром отправлялись на прогулку. В зимние вечера он лежал у ног судьи перед пылающим камином в библиотеке. Он катал на спине внучат судьи или кувыркался с ними в траве и оберегал их во время смелых и чреватых опасностями вылазок до самого фонтана на заднем дворе и даже еще дальше, туда, где начинался выгон и ягодники. Мимо фокстерьеров он шествовал с высокомерным видом, а Тутса и Изабель попросту не замечал, ибо он был королем, властителем над всем, что ползало, бродило и летало в поместье судьи Миллера, включая и его двуногих обитателей.
Отец Бэка, Элмо, огромный сенбернар, был когда-то неразлучным спутником судьи, и Бэк обещал стать достойным преемником отца. Он был не такой громадиной, как тот, весил только сто сорок фунтов, так как мать его, Шеп, была шотландская овчарка. Но и сто сорок фунтов веса, если к ним еще прибавить то чувство собственного достоинства, которое рождается от хорошей жизни и всеобщего уважения, дают право держать себя по-королевски. Четыре года – с самого раннего щенячьего возраста – Бэк вел жизнь пресыщенного аристократа, был преисполнен гордости и даже несколько эгоцентричен, как это иногда бывает со знатными господами, живущими в своих поместьях уединенно, вдали от света. Но Бэка спасало то, что он не стал избалованной комнатной собакой. Охота и тому подобные развлечения на свежем воздухе не давали ему разжиреть, укрепляли мускулы. А купание в холодной воде закаляло его и сохраняло здоровье.
Так жил пес Бэк до той осени 1897 года, когда открытие золота в Клондайке привлекло на холодный Север людей со всех концов света. Бэк ничего об этом не знал, ибо не читал газет. Не знал он также, что дружба с Мануэлем, одним из подручных садовника, не сулит ему ничего доброго. За Мануэлем водился большой порок: страсть к китайской лотерее. К тому же у этого азартного игрока была одна непобедимая слабость – он верил в свою систему, и потому было совершенно ясно, что он погубит свою душу. Чтобы играть по системе, нужны деньги, а жалованья младшего садовника едва хватало на нужды его жены и многочисленного потомства.
В памятный день предательства Мануэля судья Миллер уехал на собрание общества виноделов, а мальчики были заняты устройством спортивного клуба, поэтому никто не видел, как Мануэль и Бэк прошли через сад, отправляясь (так думал Бэк) на обыкновенную прогулку. И только один-единственный человек видел, как они пришли на маленький полустанок «Колледж-парк», где поезд останавливался по требованию. Человек этот потолковал о чем-то с Мануэлем, потом зазвенели деньги, переданные из рук в руки.
– Ты что же это, доставляешь товар без упаковки? – ворчливо заметил незнакомец, и Мануэль обвязал шею Бэка под ошейником сложенной вдвое толстой веревкой.
– Затянешь покрепче, так чтобы у него дух перехватило, тогда не вырвется, – сказал Мануэль, а тот, чужой, в ответ что-то утвердительно промычал.
Бэк со спокойным достоинством позволил надеть себе на шею веревку. Правда, это было для него ново, но он привык доверять знакомым людям, признавая, что они умнее его. Однако, когда концы веревки оказались в руках чужого, он угрожающе заворчал. Он просто выражал недовольство, в гордости своей воображая, что это будет равносильно приказанию. К его удивлению, веревку вдруг стянули так туго, что он чуть не задохся. В мгновенном порыве бешенства он кинулся на обидчика, но тот опередил его: крепко сжал ему горло и ловким движением опрокинул на спину. Веревка безжалостно душила Бэка, но он, высунув язык, тяжело и шумно дыша всей могучей грудью, отчаянно боролся с человеком. Никогда еще никто так грубо не обращался с ним, и никогда в жизни он не был так разгневан! Однако силы скоро ему изменили, глаза остекленели, и он уже ничего не сознавал, когда подошел поезд и двое мужчин швырнули его в товарный вагон.
Очнувшись, он прежде всего смутно почувствовал боль в языке. Затем, ощутив тряску и услышав хриплый вой паровоза на переезде, Бэк понял, где находится. Он так часто путешествовал с судьей, что не мог не узнать ощущений, связанных с ездой в багажном вагоне. Он открыл глаза. В них пылал неукротимый гнев плененного короля. Похититель хотел схватить его за горло, но Бэк на этот раз оказался проворнее. Он вцепился зубами ему в руку, и челюсти его не размыкались, пока он опять не лишился чувств, придушенный веревкой.
– Припадочный он! – пояснил человек, пряча свою окровавленную руку от проводника, который заглянул в вагон, услышав шум борьбы. – Хозяин приказал мне везти его во Фриско. Там есть какой-то первоклассный собачий доктор, который берется его вылечить.
События этой ночи похититель Бэка излагал позднее в задней комнатке портового кабака в Сан-Франциско со всем красноречием, на какое был способен.
– И всего-то навсего я получаю за это полсотни, – жаловался он. – Знал бы, так и за тысячу наличными не взялся бы!
Рука у него была обернута пропитанным кровью носовым платком, а правая штанина разодрана от колена до самого низу.
– А тот парень сколько взял за это дело? – поинтересовался кабатчик.
– Сотню. Ни за что не соглашался взять меньше!
– Итого, значит, сто пятьдесят, – сказал кабатчик. – А пес этих денег стоит, головой ручаюсь!
Похититель развернул платок и стал осматривать свою прокушенную руку.
– Только бы не оказался бешеный… А то еще помрешь…
– Не бойся, от этого не помрешь. Тебе на роду написано болтаться на виселице! – пошутил кабатчик. Потом добавил: – Ну-ка, подсоби мне немного, а потом потащишься дальше.
Ошеломленный, полузадушенный, страдая от нестерпимой боли в горле, Бэк все-таки пытался дать отпор своим мучителям. Но его каждый раз валили на пол и душили веревкой, пока не удалось распилить и снять с него массивный медный ошейник. После этого они сняли и веревку и втолкнули Бэка в решетчатый ящик, похожий на клетку.
В этой клетке он пролежал всю томительную ночь, распираемый гневом и оскорбленной гордостью. Он не мог понять, что все это значит. Чего им от него надо, этим чужим людям? Зачем они заперли его в тесную клетку? Бэк недоумевал, его угнетало смутное предчувствие грозящей ему беды. Несколько раз он вскакивал, услышав грохот открываемой двери, – он надеялся, что это пришел судья или хотя бы мальчики, но всякий раз видел перед собой только опухшую физиономию кабатчика, который заглядывал в сарай, освещая его неверным огоньком сальной свечки. И радостный лай, уже рвавшийся из глотки Бэка, переходил в свирепое рычание.
Впрочем, кабатчик его не трогал. И только утром пришли четверо мужчин и подняли ящик. «Вот еще новые мучители», – подумал Бэк, потому что это были какие-то подозрительные люди, лохматые и оборванные. И он бесновался, рычал на них сквозь решетчатую стенку. Но они только смеялись и тыкали его палками. Он хватал палки зубами, пока не сообразил, что именно этого от него и добиваются. Тогда он угрюмо лег и лежал спокойно, пока ящик переносили в фургон.
И вот Бэк в своей клетке начал переходить из рук в руки. Сначала им занялись служащие транспортной конторы, его погрузили в другой фургон и повезли дальше. Затем, вместе с целой грудой ящиков и посылок, отправили на паром. С парома он попал на большой железнодорожный вокзал; и наконец его опять водворили в товарный вагон.
Два дня и две ночи вагон тащился за пронзительно гудевшим паровозом. И два дня и две ночи Бэк ничего не ел и не пил. Взбешенный, он на заботы проводников отвечал рычанием, а они, в отместку, стали дразнить его. Когда он кидался к решетке, весь дрожа, с пеной у рта, они хохотали и потешались над ним, рычали и лаяли, как паршивые дворняги, мяукали, размахивали руками перед его носом и кукарекали. Бэк понимал, что это очень глупо, – но тем оскорбительнее это было для его достоинства, и гнев его рос и рос. Голод еще можно было терпеть, но он жестоко страдал от жажды, и она доводила его до исступления. При его чувствительности и восприимчивости дурное обращение не могло не повлиять на него, и он заболел. У него была высокая температура, к этому прибавилось еще воспаление горла и языка, распухших и сожженных жаждой.
Одно его радовало: на шее больше не было веревки. Пока она была, это давало его врагам немалое преимущество. Ну, а теперь, когда ее нет, он им покажет! Больше им не удастся надеть на него веревку! Это он решил твердо. Двое суток он ничего не ел и не пил, и за эти двое суток мучений в нем накопилось столько злобы, что незавидная участь ожидала того, кто первый его заденет. Глаза у Бэка были налиты кровью, он превратился в настоящего дьявола. Сейчас сам судья не узнал бы его, так он переменился за эти дни, и проводники вздохнули с облегчением, когда наконец избавились от него, выгрузив его в Сиэтле.
Четверо носильщиков со всякими предосторожностями перенесли ящик с Бэком из фургона во дворик, окруженный высоким забором. Навстречу вышел плотный мужчина в красном вязаном свитере с сильно растянутым воротом и, взяв у возчика книгу, расписался в получении. «Новый мучитель», – решил Бэк и свирепо кинулся к решетке. Человек в свитере, мрачно усмехнувшись, вошел в дом и принес оттуда топор и дубинку.
– Неужто хотите его выпустить? – удивился возчик.
– Конечно, – ответил человек в свитере и вогнал топор в стенку ящика.
Все четыре носильщика моментально бросились врассыпную и заняли безопасные позиции на высоком заборе в ожидании предстоящего интересного зрелища.
Бэк бросался на трещавшую под топором стенку, грыз ее зубами, налегал на нее всем телом, воюя с нею. Где топор ударял снаружи, там пес, то рыча, то воя, атаковал дерево изнутри. Он делал бешеные усилия поскорее выбраться из клетки, а человек в красном свитере был полон спокойной решимости выпустить его оттуда.
– Ну, красноглазый дьявол! – сказал он, когда отверстие расширилось настолько, что Бэк мог протиснуться в него. И, бросив топор, взял в правую руку дубину.
Бэк в этот миг действительно был страшен, как дьявол: он весь ощетинился и подобрался для прыжка, в налитых кровью глазах был безумный блеск, изо рта бежала пена. Уже он готовился обрушить на человека все сто сорок фунтов своего тела с яростью, дошедшей до предела, оттого что столько времени приходилось ее сдерживать. Он взвился в воздух и хотел мертвой хваткой вцепиться в своего врага, но в это самое мгновение получил такой удар, который на лету отбросил его назад. Щелкнув зубами от мучительной боли, Бэк перевернулся в воздухе и упал, ударившись о землю боком и спиной. Он ни разу в жизни не был бит палкой – и растерялся. С рычанием, в котором слышался жалобный визг, он вскочил и опять хотел кинуться на обидчика, но второй удар свалил его. Теперь он уже понимал, что виновата во всем дубинка, но в своей ярости забыл об осторожности. Раз десять он бросался – и всякий раз дубинка останавливала его на лету и валила наземь.
После одного особенно жестокого удара Бэк еле поднялся. Он был так ошеломлен, что не мог больше бороться. Он шатался, из носа, пасти и ушей текла кровь, и его красивая шерсть была испачкана кровавой слюной. Человек в красном свитере подошел к нему и хладнокровно, не спеша нанес ему страшный удар по морде. Вся боль, которую до сих пор перенес Бэк, была ничто в сравнении с этой. Зарычав, как лев, он опять кинулся на мучителя. Но тот, переложив дубину из правой руки в левую, спокойно схватил его за нижнюю челюсть и завертел им с такой силой, что Бэк описал полный круг в воздухе, потом полукруг – и грохнулся на землю головой и грудью.
Еще раз прыгнул Бэк на человека, но тот нанес ему сокрушительный удар, который умышленно приберег напоследок. Бэк свалился совершенно разбитый и оглушенный.
– Вот молодчина! – в восторге крикнул один из зрителей на заборе. – Этот любого пса усмирит!
– По-моему, безопаснее каждый день, а по воскресеньям и два раза взламывать кассы, чем иметь дело с этим псом, – заметил возчик, взбираясь на козлы, и погнал лошадей.
К Бэку вернулось сознание, но, совсем обессилев, он лежал на том же месте, где упал, и следил глазами за человеком в красном свитере.
– Отзывается на кличку Бэк, – вслух сказал тот, читая письмо кабатчика из Сан-Франциско, извещавшее об отправке ящика с живым грузом. – Ну, Бэк, голубчик, – продолжал он весело, – пошумели мы с тобой, погорячились, а теперь лучше всего забудем об этом. Ты будешь знать свое дело, я – свое. Будешь послушной собакой – и все пойдет как по маслу, а вздумаешь буянить, так я из тебя дух вышибу. Понял?
Говоря это, он бесстрашно гладил голову, которую только что так беспощадно молотил, и хотя Бэк невольно ощетинивался при каждом его прикосновении, но терпел, не протестуя. Человек в свитере принес ему воды, и он жадно напился, а потом с такой же жадностью глотал роскошное угощение – сырое мясо, хватая его кусок за куском из рук нового хозяина.
Он был побежден (он это понимал), но не покорен и не сломлен. Он понял раз навсегда, что человек, вооруженный дубиной, сильнее его, и полученный урок запомнил на всю жизнь. Эта дубина была для него откровением. Она ввела его в мир, где царит первобытный закон. И Бэк быстро усвоил этот закон. Ему открылась жестокая правда жизни, но она его не запугала: в нем уже пробуждалась природная звериная хитрость.
Время шло. Привозили других собак в таких же ящиках или приводили на веревке. Одни были очень послушны и тихи, другие бесновались и выли, как Бэк вначале. И на глазах у Бэка человек в красном свитере укрощал всех до единой, покоряя своей власти. Бэк наблюдал эту зверскую муштровку, и все крепче и крепче внедрялась в его сознание открытая им истина: человек с дубиной – законодатель, хозяин, которому нужно повиноваться, хотя и не обязательно любить его. И Бэк, повинуясь, никогда не ластился к хозяину, не вилял хвостом и не лизал ему руку, как это делали не раз у него на глазах побитые собаки. Видел он также, как одна собака, не желавшая ни смириться, ни подчиниться, в конце концов была убита.
Время от времени приходили чужие люди, толковали о чем-то с хозяином сердито или заискивающе. И когда после таких разговоров из их рук в руки хозяина переходили деньги, эти люди уводили с собой одну или несколько собак. Бэк задавал себе вопрос, куда же они уходят, ибо они никогда больше не возвращались. Будущее так сильно страшило его, что он каждый раз радовался, когда покупатели выбирали не его.
Но в конце концов наступил и его черед. Пугавшее его будущее явилось в лице высохшего, морщинистого человечка, который говорил на ломаном английском языке и то и дело разражался какими-то странными, резкими восклицаниями, смысл которых был непонятен Бэку.
– Sacredam![1 - Черт побери! (испорч. фр.)] – крикнул он, когда взгляд его упал на Бэка. – Вот это пес! Первоклассный пес! Ото! А сколько?
– Всего три сотни. Просто даром отдаю, – быстро ответил человек в красном свитере. – Не станешь же ты торговаться да артачиться, Перро? Деньги ведь не твои, а казенные.
Перро только ухмыльнулся. Ввиду необычайного спроса на собак, цены на них были бешеные, так что сумма, запрошенная за такую великолепную собаку, как Бэк, не показалась ему чрезмерной.
Канадское правительство не разорится на этой покупке, а его почта должна перевозиться быстро. Перро знал толк в собаках и с одного взгляда определил, что такие собаки, как Бэк, встречаются одна на тысячу. «Даже одна на десять тысяч», – мысленно поправил он себя.
Бэк видел, как деньги перешли из рук в руки, и не удивился, когда морщинистый человечек забрал с собой его и добродушного ньюфаундленда Кэрли. Больше Бэк никогда не видел человека в красном свитере. А когда он и Кэрли смотрели с палубы парохода «Нарвал» на исчезавший вдали Сиэтл, они не знали, что больше никогда не увидят и теплый юг.
Перро увел их обоих вниз и передал темнокожему великану, которого звали Франсуа. У Перро, канадского француза, кожа была смуглая, но у Франсуа вдвое темнее, потому что Франсуа был метис. Бэк впервые видел людей этой породы (впоследствии ему пришлось встречать много таких), и, хотя он не полюбил их, он честно отдавал им должное и научился их уважать. Он скоро убедился, что Перро и Франсуа – люди справедливые, спокойные, что наказывают они только за дело, без всякого пристрастия, и отлично знают все собачьи повадки, так что их никакая собака не проведет.
На пароходе Бэка и Кэрли поместили вместе с двумя другими собаками. Одна была большая, снежно-белая, ее вывез с острова Шпицбергена капитан китобойного судна, а позднее она сопровождала геологическую экспедицию в Бесплодную Землю. Это был пес очень ласковый, но коварный, он способен был ластиться и в то же время готовить другому какую-нибудь пакость: так он при первой же общей кормежке стянул у Бэка часть его порции. Бэк кинулся на него, чтобы наказать за это, но Франсуа опередил его: бич свистнул в воздухе и обрушился на вора. Бэку оставалось только подобрать свою кость.
Он увидел, что Франсуа поступает справедливо, и с этих пор проникся уважением к метису.
Другой пес не ластился ни к кому и не вызывал ни в ком симпатии, но зато и не делал попыток воровать еду у новичков. Он был сурового, угрюмого нрава и ясно дал понять Кэрли, что желает только одного: чтобы его не задевали, а кто его заденет, тому плохо придется. Этот пес – его звали Дэйв – только ел и спал, а когда не спал, то все позевывал, и ничто решительно его не интересовало. Даже когда «Нарвал» проходил залив Королевы Шарлотты и качался, вставал на дыбы, метался, как бешеный, а Бэк и Кэрли чуть с ума не сошли от страха, Дэйв только с недовольным видом поднимал иногда голову и, едва удостоив их равнодушным взглядом, зевал, потом снова засыпал.
Дни и ночи пароход весь дрожал, сотрясаемый неутомимой и ритмичной, как пульс, работой винта. Один день был похож на другой, но Бэк замечал, что становится все холоднее. Наконец однажды утром стук винта затих, и на «Нарвале» поднялась суета. Бэк, как и другие собаки, почуял царившее вокруг волнение и понял, что предстоит какая-то перемена. Франсуа взял их всех на сворку и вывел на палубу. Ступив на ее холодную поверхность, Бэк почувствовал, что его лапы погрузились в какую-то кашу, очень похожую на белую грязь. Он зафыркал и отскочил назад. Такая же белая каша падала сверху. Бэк отряхнулся, но она все сыпалась и сыпалась на него. Он с любопытством понюхал ее, потом лизнул языком. Она обжигала, как огонь, и сразу таяла на языке. Это поразило Бэка, он лизнул опять – с тем же результатом. Вокруг загоготали, и ему почему-то стало стыдно, хотя он не понимал, над чем эти люди смеются. Так Бэк впервые увидел снег.
Глава 2
Закон дубины и клыка
Первый день на берегу в Дайе показался Бэку жутким кошмаром. Здесь беспрестанно что-нибудь поражало и пугало. Его внезапно из центра цивилизации перебросили в какой-то первобытный мир. Окончилось блаженное и ленивое существование под солнцем юга, когда он только слонялся без дела и скучал. Здесь не было ни отдыха, ни покоя, и ни на миг Бэк не чувствовал себя в безопасности. Здесь все было в движении и действии, царила вечная сумятица, и каждую минуту грозило увечье или смерть. В этом новом мире следовало постоянно быть начеку, потому что и собаки и люди совсем не были похожи на городских собак и людей. Все они были дикари и не знали других законов, кроме закона дубины и клыка.
Никогда раньше Бэк не видел, чтобы собаки дрались меж ду собой так, как здешние: это были настоящие волки, и первый же опыт послужил Бэку незабываемым уроком. Правда, в первой драке он не участвовал, иначе он не вышел бы из нее живым и не пришлось бы ему воспользоваться этим уроком. Жертвой пал не он, а Кэрли.
Их обоих оставили около бревенчатой хижины, где помещалась лавка. Кэрли добродушно, как всегда, стала заигрывать с рослым и сильным псом, который был величиной с крупного волка, но все же вдвое меньше Кэрли. И вдруг, без всякого предупреждения, – быстрый, как молния, скачок, щелканье зубов, похожее на лязг железа, столь же быстрый обратный прыжок – и морда у Кэрли оказалась разодранной от глаз до пасти.
Такая была у этих собак волчья повадка – напасть и тотчас отскочить. Но этим дело не кончилось. Тотчас примчались тридцать, а то и сорок лаек и окружили дерущихся безмолвным и настороженным кольцом. Бэк сперва не понял, чего они с таким безмолвным напряжением ждут, почему так жадно облизываются. Кэрли бросилась на своего противника, а тот снова укусил ее и отскочил. Второй ее наскок он встретил грудью и так ловко отразил его, что Кэрли не устояла на ногах. Только того и ждали наблюдавшие за дракой собаки. Подняться Кэрли уже не удалось: с визгом и рычанием они сгрудились вокруг нее, и, скуля в предсмертной муке, Кэрли исчезла под кучей мохнатых тел.
Все это произошло так внезапно и так неожиданно, что Бэк совершенно растерялся. Он видел, как шпицбергенский пес высунул красный язык, – это он так смеялся. Видел, как Франсуа, размахивая топором, бросился в самую гущу свалки. Трое мужчин, схватив дубины, быстро помогли ему разогнать собак. Через две минуты после того, как Кэрли упала, последний из нападавших был отогнан прочь. Но Кэрли лежала на залитом кровью, истоптанном снегу мертвая, разорванная чуть не в клочья. А темнокожий метис стоял над ней и отчаянно ругался.
Эта картина часто потом вспоминалась Бэку и тревожила его даже во сне. Так вот какова жизнь! В ней нет места честности и справедливости. Кто свалился, тому конец. Значит, надо держаться крепко! Шпиц снова высунул язык и засмеялся, и с этой минуты Бэк возненавидел его жестокой, смертельной ненавистью.
Не успел Бэк опомниться после трагической гибели Кэрли, как его ждало новое потрясение: Франсуа надел на него ременную упряжь, похожую на ту, которую в его родном поместье конюхи надевали на лошадей. И как там работали запряженные лошади, так ему пришлось работать здесь. Он повез Франсуа на нартах в окаймлявший долину лес за дровами. То, что его заставляли ходить в упряжке, больно ранило его самолюбие, но у него хватило ума не бунтовать. Он переломил себя и постарался работать хорошо, хотя все это было для него ново и странно.
Франсуа был строг, требовал, чтобы его слушались немедленно, и добивался этого при помощи своего бича. Кроме того, при всяком промахе Бэка Дэйв, опытный коренник, хватал его зубами за ляжки. Вожаком в их упряжке был Шпиц, такой же опытный ездовой пес, как Дэйв, и если ему не удавалось цапнуть Бэка, когда тот сбивался с ноги, он сердито и укоризненно рычал на него или ловко направлял его куда следовало, налегая на постромки всей тяжестью своего тела. Бэку ученье давалось легко, и под совместным руководством своих двух товарищей и Франсуа он делал поразительные успехи. Раньше чем они вернулись в лагерь, он уже знал, что крик «хо!» означает «остановись», а по команде «марш» следует бежать вперед; что на поворотах надо умерять бег, а когда нарты с грузом летят под гору – держаться подальше от коренника.
– Все три собаки очень хороши, – сказал Франсуа по возвращении, увидев Перро. – Этот Бэк здорово работает! Я его очень скоро вышколю.
Днем Перро, которому надо было спешно везти правительственную почту, привел еще двух собак, Билли и Джо. Эти чистокровные лайки были от одной матери, но отличались друг от друга, как день от ночи. Единственным недостатком Билли было разве его чрезмерное добродушие, а Джо, напротив, был угрюм, замкнут и раздражителен. Он постоянно ворчал и злобно смотрел на всех.
Бэк встретил Билли и Джо по-товарищески, Дэйв не обратил на них никакого внимания, а Шпиц немедленно атаковал одного, потом другого. Билли сначала примирительно завилял хвостом. Увидев, однако, что миролюбие тут не поможет, он хотел бежать, да не успел. Острые зубы Шпица впились ему в бок, и он взвыл, но и тут не воинственно, а жалобно и умоляюще. Зато Джо, с какой бы стороны Шпиц ни пытался на него напасть, всякий раз поворачивался к нему, весь ощетинившись и заложив назад уши. Он грозно рычал и с невероятной быстротой щелкал зубами, а глаза у него сверкали, как у дьявола; это было воплощение враждебности и вместе с тем ужаса. Вид его был до того страшен, что Шпицу пришлось отказаться от намерения проучить его. Чтобы скрыть свое поражение, он опять накинулся на безответного, все еще жалобно скулившего Билли и загнал его на самый конец лагеря.
К вечеру Перро добыл себе еще одну ездовую собаку, старую поджарую лайку с длинным и гибким телом. Морда у нее была вся в боевых шрамах и рубцах, и уцелел только один глаз. Но этот единственный глаз сверкал дерзким, вызывающим мужеством, которое внушало всем невольное уважение. Кличка пса была Соллекс, то есть Сердитый. Он, как и Дэйв, ничего от других не требовал, ничего не ждал и никому спуску не давал. И когда он неторопливо и важно подошел к остальным, даже Шпиц не посмел его задирать. У Соллекса была одна слабость, и Бэк, на свою беду, первый открыл ее: кривой пес не любил, чтобы к нему подходили со стороны слепого глаза. Именно такую неприятность причинил ему ничего не подозревавший Бэк и догадался о своей неучтивости только тогда, когда Соллекс, круто обернувшись, кинулся на него и прогрыз ему плечо на три дюйма, до самой кости. После этого Бэк никогда больше не подходил к Соллексу с запретной стороны, и Соллекс его никогда больше не трогал. Новый знакомец, как и Дэйв, видимо, желал только одного: чтобы его не беспокоили. Впрочем, Бэк скоро убедился, что и тот и другой одержимы еще иным, более высоким стремлением.
В первую же ночь перед Бэком встал важный вопрос о ночлеге. Палатка, в которой горела свеча, так заманчиво светилась среди снежной равнины. Казалось вполне естественным, что его место там. Но когда он вошел, Перро и Франсуа встретили его ругательствами и швыряли в него всякой утварью до тех пор, пока он не очнулся от растерянности и позорно бежал из палатки на мороз. Дул резкий ветер и больно сек тело, особенно безжалостно впиваясь в раненое плечо. Бэк лег на снег и пытался уснуть, но скоро мороз поднял его на ноги. В безутешном отчаянии бродил он между палатками, ища себе местечка потеплее и не находя его. То здесь, то там свирепые псы набрасывались на него, но он, ощетинившись, грозно рычал на них (этому тоже он быстро научился), и они оставляли его в покое.
Наконец его осенило: надо пойти обратно и посмотреть, где устроились на ночлег собаки из его упряжки. Но, к своему удивлению, он не нашел ни одной! Они куда-то исчезли. Опять Бэк пошел бродить по обширному лагерю, ища их повсюду, но вернулся ни с чем. Уж не в палатке ли они? Нет, этого не может быть, – ведь вот его, Бэка, прогнали оттуда! Так куда же они девались? Весь дрожа, опустив хвост, он одиноко и бесцельно кружил около палатки. Вдруг снег под его передними лапами подался, и он чуть не провалился куда-то. Под ногами у него что-то зашевелилось. В страхе перед неведомым и невидимым Бэк отбежал, ворча, шерсть у него встала дыбом. Но тихое дружеское повизгивание быстро успокоило его, и он вернулся к тому же месту на разведку. Ноздрей его коснулась струя теплого воздуха: уютно свернувшись клубочком, под снегом в ямке лежал Билли. Он заискивающе тявкал, ерзал, вилял хвостом, доказывая этим свои добрые намерения и расположение к Бэку, и, чтобы его подкупить, рискнул даже лизнуть его в морду теплым и влажным языком.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67143675) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Черт побери! (испорч. фр.)
Джек Лондон
Тип: электронная книга
Жанр: Литература 20 века
Язык: на русском языке
Издательство: Эксмо
Дата публикации: 22.07.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Домашняя жизнь дружелюбного пса по кличке Бэк перевернулась с ног на голову. Его похитили, увезли на Аляску и продали золотоискателям. Здесь его ждут холод сурового Севера, бескрайние снежные равнины, зимние опасные вьюги. Ему предстоит найти свое место в мире и стать хозяином своей жизни, сильным и смелым зверем.