Главная страница | Сказки | Тайна чудесных кукол

Тайна чудесных кукол
Анастасия Евлахова


trendbooks_teens
На Выставку чудес свезли диковины со всего света, и Инга мечтает на нее попасть. Но дочке королевского кукольника нельзя покидать дворец… разве что в чрезвычайных случаях. Например, если механическая кукла загадочным образом ожила и сбежала из отцовского тайника! Почему кукла так похожа на человека? И как вернуть ее обратно, не поставив на уши всю столицу?





Анастасия Евлахова

Тайна чудесных кукол



© Анастасия Евлахова, 2021

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2021

Художественное оформление © Ксения Грибанова


* * *




Глава 1. Кукольная принцесса


– Сегодня, – шептала Инга. – Сегодня!

Иголка скользила в пальцах, норовила уколоть, но Инга не замечала. Ей хотелось не бормотать себе под нос, а кричать во все горло, но вместо этого она только поминутно откладывала шитье и вскакивала, чтобы выглянуть в окно.

Внизу цветными карамельками рассыпались крыши города. Полоскались пестрые стяги в порту, кренился, причаливая, очередной механоход. Чуть дальше, у самых скал, поблескивал гранями Ледяной дворец. Его отстроили всего месяц назад, и Инга еще помнила пустую зеленую террасу на подступах к заливу, которую хотели переделать в городской сад. Теперь же там вырос гигантский зеркальный павильон, и в нем вечером откроется Выставка чудес.

Закусив губу, Инга шила еще быстрее. Сегодня она впервые увидит столицу. И не сверху, из королевского дворца, который лепится к скале ласточкиным гнездом, – она пройдется по улочкам, аллеям и площадям, как все горожане. И никаких больше королевских запретов и гвардейцев, которые никуда не пускают. Последние стежки, еще совсем немного – и готово. Инга вывернула юбку, поправила оборки и встряхнула. Неужели свободна?

После тишины ее тесной спальни суета в мастерской показалась оглушительной. Комнату загромоздили ящики всех мастей и размеров, а между ними вертелись слуги: заталкивали, впихивали, втискивали… Из щелей коробов растопыривалось сено, торчали суставчатые пальцы, локоны и банты.

– Да что же вы, милейший, да тише вы!

Отец метался меж ящиков. Отталкивал, перекладывал сам, чтобы кукла в коробе легла ровно, чтобы не повредился драгоценный механизм, не заломилась рука, не треснул нежный шарнир. Только заканчивал с одной, как поднимался и бросался к другому ящику:

– Ну миленький, ну что же вы…

Оттеснял лакея и принимался за дело с начала: подоткнуть сено, чтобы лежало под куклой не колом, а мягкой колыбелью; каждый суставчик выпрямить, все пальцы вытянуть; волосы оправить, чтобы не выбивались из сеточек; огладить костюмчики-платья, проверить, не потерялся ли какой башмак…

Дочь он заметил, только когда Инга тронула его за рукав. Увидел ворох материи у нее в руках и кивнул в сторону:

– Для пастушки. Вон там. Скорее.

Эту куклу еще не опустили в короб, и она ждала своей очереди в углу, одетая в одну рубашку. Стараясь не испортить ей прическу, Инга принялась натягивать на куклу платье, которое только-только закончила.

На Ингу смотрело равнодушное, белое, совершенно человеческое лицо, и она невольно отвела глаза. Когда отец запускал таких кукол, они двигались так ловко, так слаженно и ровно, а голоса их звучали так правдоподобно, что трудно было представить под шелками и слоем гладкой, по-человечески мягкой кожи механизм. Потому-то при дворе, да и во всей столице, их называли чудесными – только вот Инге от этих чудес становилось не по себе.

Справившись с лентами на корсете, Инга оправила рукава, наскоро огладила юбку и бросилась обратно к отцу. Упаковывать пастушку предстояло лакеям: кукла была слишком тяжелой.

– Пирожочек, сбегай мне за чаем, – попросил кукольник, распрямляясь над очередным ящиком. – И перехватить бы чего съестного перед выходом…

Инга засуетилась:

– Сейчас, пап! Сейчас сбегаю!

Поскорее бы разделаться со всеми этими поручениями. Ведь к Выставке нужно переодеться, и платье уже подготовлено: лежит у нее на постели, расправленное и отглаженное, голубое – под цвет глаз. Инга сшила его из обрезков, щедро украсила остатками лент и даже не верила, что эта красота предназначалась не кукле.

Инга никогда еще не одевалась так роскошно, и теперь она представляла, как скинет невзрачное рабочее платье, облачится в праздничное, подправит растрепавшиеся от беготни локоны и станет красивее всех отцовских работ. Тогда, может, отец отвлечется от своих кукол и заметит наконец свою дочь?

– Постойте, госпожа, погодите, – заскрипел позади знакомый голос.

Инга обернулась и скривилась. Ну конечно, это Гаспар – один из отцовских деревянных лакеев. Неказистый, угловатый, весь в сучках, а вместо лица – нарисованная картинка. Пародия на чудесных – аристократок среди механического воинства отца. Но красота и грация Деревяшкам не требуется – только исполнительность.

– Постойте, госпожа, погодите, – повторил Гаспар, ковыляя за ней в своей узкой зеленой ливрее.

Слов Деревяшка знал совсем немного, но Ингу он раздражал не поэтому. За пределами отцовских «покоев» – мастерской и крошечной спаленки его дочери – Гаспар следовал за Ингой всюду. Так приказал ему отец, но Ингу эта опека только раздражала. И чего отец так боится? Зачем его дочери собственный телохранитель?

Инга припустила по коридорам бегом, оставив Гаспара далеко позади, а потом задержалась у портьеры, которая отделяла башню для слуг от королевских залов.

Занавеску, по обыкновению, держали задернутой, а стражи стояли и на той стороне, и на этой. Смотрели они строго, так что разглядеть, что там, «у короля», Инге удавалось нечасто. Но сегодня гвардеец подвигал суровой щеткой усов, ничего не сказал, и Инга прильнула к щелочке между портьер без опасений. Сегодня можно, сегодня особый день!

За Занавеской начинался совсем другой мир: золото, зеркала, зелень, которую так любила королева, и паркет с причудливыми узорами из двенадцати сортов древесины. За Занавеской шуршали шелковые юбки, постукивали каблучки и звучали приглушенные вежливые голоса. Иногда за Занавеской хихикали, но никогда не хохотали, не ускоряли шага и ничего не роняли.

Инге очень нравилась «та сторона», ее чинность, красота и аккуратность. Там, кажется, никогда не бывало суеты, грязи и печалей, и ее страшно манило туда, за Занавеску.

Безотчетным движением она потянулась к цепочке у себя на груди и сжала крошечную подвеску-ключик. Отец говорил Инге, что эта безделушка когда-то принадлежала ее матери, и Инга не снимала цепочку даже на ночь. Вот бы этот ключ открывал какую-нибудь потайную дверь на ту сторону… Ведь за Занавеску нельзя и нельзя выходить из дворца, в город. Можно, конечно, прогуливаться по дальнему уголку сада, куда не заглядывают придворные, и по заднему двору, отведенному под хозяйственные постройки, но разве между конюшней и складом надышишься? Зато сегодня Инга с отцом не просто покинет знакомые коридоры – она увидит город. Поскорее бы!

Гвардеец кашлянул, и Инга отпрянула. Портьеры схлопнулись, и парадная зала дворца исчезла.

– Постойте, госпожа, подождите! – донеслось из-за угла.

Инга закатила глаза. Гаспар ходил с ней даже на уроки фон Билля: маячил у входа в винный погреб, где на старых бочках корпели над грамотой поварята, три молоденькие горничные, а вместе с ними и Инга. Но чужие уроки ему на пользу не шли. А может, стоит ему приказать? Обучить его паре лишних слов, чтобы не изводил? В голове у него, конечно, пусто, но он слуга и создан, чтобы исполнять приказы…

Инга встряхнула головой. Будет она учить Гаспара, вот еще! Теперь уже не до того…

На кухне было жарко и суетно. Поварята нагружали блюда пирожными, в большом котле пузырился лососевый суп, а из печи доносился аромат копченого мяса. Инга слышала, что на торжественном приеме по случаю открытия Выставки собирались подать сорок четыре блюда, в том числе и вонючий сыр с зеленой корочкой, который выдерживали в дальнем подвале больше двух лет, и гигантский торт-безе, который по частям доставили из самой Агмарры, столицы десертов. Ради иностранных послов стоило расстараться.

В центре кухни, сбившись в шумную, подвижную стайку, болтали горничные.

– Слышали? Две тысячи шестьдесят четыре разные штуковины! – шептала рыжая Аннета, и от волнения у нее, казалось, даже веснушки на носу порозовели.

– Не штуковины, дуреха, а диковины, – скривилась длиннозубая суровая Марна.

Инга помедлила, сделав вид, что поправляет завязки на рукавах. Хорошо бы на нее не обратили внимания, потому что горничные – это все равно что газета для швейцара Барно: самые свежие новости.

– Две тысячи! Да столько хлама даже во дворец не впихнуть! – всплеснула коротенькими ручками круглая Брида. – Говорят, там будет чешуйчатый Касмарский слон, только я что-то не верю, это ж какая громадина!

– Его еще вечером доставили, я сама видела. Посудина огроменная! Бортами чуть не черпала, – подхватила Аннета.

– Опять ты в порт бегала? Смотри на горбуна не напорись… – нахмурилась Марна.

Инга навострила уши. Во дворце любили поболтать про горбуна, но кто он и что в нем такого ужасного – кроме горба, конечно, – Инга не понимала.

– Да видела я горбуна, он там всю неделю ошивается!

– И ты тоже ошиваешься.

– Да там весь город! Грех же не поглазеть, что со всех стран на эту нашу Выставку привозят!

– А горбун-то что?

– Да ничего. Глазел, вынюхивал… Страх, а не человек! А с ним еще два каких-то типа… Такие же жуткие…

Инга поежилась.

– А еще в порту опять искры видели, – припомнила пухленькая Брида.

– Врут! – фыркнула Марна.

– Говорят, колдовство…

– Какое такое колдовство?

– Ну искры же! Из ниоткуда! Из воздуха!

– Только языками и треплют… Не бывает больше никакого колдовства, – отрезала Марна.

– А вот и бывает! – вмешалась Аннета. – Мне иногда такие сны снятся… Колдовские! Голова после них так и пухнет!

– Что ж в этом колдовского? – скривилась Марна. – У меня так каждое утро.

– Да нет, ты не понимаешь. Я как-то… – Аннета понизила голос, и Инге пришлось вытянуть шею, чтобы уловить хоть слово. – Как-то я проснулась с такой вот пухлой головой, а вокруг – искры!

– Не может быть!

– Своими глазами видела!

– Да врешь!

– А вот и не вру.

– А нас тут опять прынцесса подслушивает, – шепнула вдруг, оглянувшись, Брида.

Горничные захихикали. Инга вспыхнула.

– Вы бы тут не топтались, Ваше Величество, – заохала Аннета. – Грязно тут, поди не про ваши белы ручки. Кружева-то свои не перепачкайте. Ах нет, погодите! – Она дернула Ингу за рукав. – Нет на вас кружев. Как же так? Госпожа – и без кружев?

Горничные расхохотались в голос.

– А зря, зря! Вырядилась бы, сошла бы за куколку. Стража бы и перепутала, – подхватила Брида.

– И пропустила бы в залы к господам.

– А там – принц!

– А он-то что? Наш Принц Драная Кепка на всю эту красоту не смотрит.

– А и то верно. Ему бы псину новую или коня…

– Воздушного змея!

– Рогатку!

– Слыхали? – Аннета совсем отвернулась от Инги и понизила голос. – На той неделе он опять на прогулке «заблудился». Он так сычу своему сказал. А у самого весь зад в траве. Опять в гавань, наверное, ускакал. Мне шепнули, что он там в скалах прячет удочки. Самодельные.

– Во дурень, – фыркнула Марна.

Инга окончательно залилась краской и побежала мимо. Одно дело, когда насмехались над ней: положение у дочери кукольника было странным. Они жили во флигеле для слуг обособленно: и не прислуга, и не господа, а деревянные лакеи только добавляли неопределенности – вроде бы и прислуживают, но не люди. И наставник принца, которого за крупные округлые глаза навыкате только сычом и называли, тоже особа не слишком уж важная. А вот наследник…

– Разве можно насмехаться над самим принцем? – спросила Инга у кухарки.

Магда колдовала над суповым чаном, смахивая с широкого красного лба капли пота, а теперь оглянулась, ухмыльнулась, обнажив битый зуб, встряхнула мучным фартуком и приобняла Ингу свободной рукой.

– Так они ж дурочки, и смеются они необидно, – ответила Магда, дуя на ложку и отхлебывая на пробу суп.

Хорошо, что король не заходит на кухню. И без того по дворцу ползут слухи: хочет выписать повара из Лозенны, как принято теперь у передовых монархов. Вряд ли лозеннский повар хлебает суп из той же ложки, которой его размешивает. Только вот Магда, не слишком озабоченная, как она говорила, «модной вашей хихиеной», в сотню раз лучше какого-то там ученого умника.

– А мне обидно, – буркнула Инга. – И за себя, и за принца.

– А ты за принца-то не обижайся. Он-то там, а мы-то тут.

Магда потрепала Ингу по голове, а та сморщилась и, уставившись в начищенный котелок, принялась оправлять кудряшки.

– Ох-ох, я и забыла, – ухмыльнулась Магда. – Дело-то сегодня сурьезное, а? Выставка… Эх, повидать бы… Да нам-то не судьба.

Инга переступила с ноги на ногу и потупилась. Она как раз Выставку увидит, потому что среди двух тысяч диковин – отцовские чудесные куклы. А вот Магду туда не пустят.

– Я все-все тебе потом расскажу. Обязательно! – пообещала Инга, а потом осеклась. – Только…

– Что такое, лапушка? – Магда приобняла ее снова, и Инга зажмурилась.

От Магды пахло выпечкой, свежими травами и теплом, а еще Магда всегда ей улыбалась, и ее щербатая улыбка казалась Инге самой красивой на свете. Магда всегда находила для Инги словечко: не насмешку, как горничные, и не очередное задание, как отец, а слово-другое, после которых никуда не нужно было бежать.

– Я не вернусь, – шмыгнула носом Инга.

– Как так «не вернусь»? – не поняла Магда. – Уехать куда, что ль, решили? Король повелел?

– Да нет, Магда. Я сбегу, – шепнула Инга, не поднимая глаз.

Когда она об этом думала, то становилось стыдно. И как она бросит отца? И тут же противный голосок внутри бормотал: он же весь в куклах, нет ему до тебя дела… Ну а Магда? Кого же она будет, пачкая мукой с передника, вот так вот обнимать?

– А Гаспар-то пустит? – засмеялась Магда и всплеснула руками. – Ой, заболталась я с тобой, девонька! Суп-то, суп выкипает!

И бросилась к своей похлебке, а Инга так и стояла – пристыженная, огорошенная. Магда ей не поверила, но Инга знала: она точно сбежит.

– Мне бы для отца чего-нибудь захватить, – буркнула она и все-таки прижалась еще раз к Магде.

Может, больше и не удастся ее так обнять… А отец ведь сегодня даже не завтракал. Ну и кто за ним будет без Инги приглядывать?

– Ох, лапушка, и то верно. Про обед для твоего папки я и забыла, – засуетилась Магда. – Ну-ка, постреленок, сооруди-ка нашему мастеру поднос!

Поваренок, пробегавший мимо, зыркнул из-под колпака и скривился. Еще бы, прислуживать кукольнику с его дочкой тут никто не любил: а зачем, если у них свои слуги, Деревяшки? Вот и теперь за спиной у Инги маячил Гаспар – она чувствовала его пустой рисованный взгляд. Но Магда замахнулась на поваренка ложкой, и он порскнул к дальнему чану как миленький.



Когда Инга вернулась в мастерскую, всех чудесных уже разложили по коробам, похожим на гробы, и они лежали, устремив взгляды к потолку, как мертвые. Но даже там, возвышаясь на колких подушках из сена, они казались в тысячу раз живее Деревяшек, которые безразличным строем торчали у дверей. Сейчас, переводя взгляд с одних на других, Инга думала, что, несмотря на всю красоту чудесных и назойливость Деревяшек, последние ее пугают куда меньше.

Чудесные были, правда, куда красивее. Они имели гладкую, светлую, почти фарфоровую кожу, которая на ощупь казалась мягкой и по-человечески теплой. Что за материал такой варил для кожи кукольник, Инга не знала, он ей не рассказывал. Все грозился, что когда-нибудь непременно ее всему обучит, а она только испуганно кивала и поскорее отходила подальше.

Когда чудесную куклу запускали, ее лицо двигали особые шестеренки для мимики, спрятанные под кожу. Шарниры незаметно скрывались в гибких сочленениях, и, когда такие куклы шагали, у Инги по спине бежали мурашки: как страшно знать, что в таком живом теле нет души… А вот у всех остальных, судя по выражениям лиц, мурашки тоже бежали – но только от восхищения. Так и перешептывались: мол, как занимательно, вроде бы и человек, а на самом деле – кукла!

Иногда, правда, Инге казалось, что у кукол, даже спящих, меняется выражение лица. Как будто заострялись немного носы, проступали из-под кожи швы и склейки. А иногда все эти странности пропадали словно по волшебству, и куклы были свежи и прекрасны, так что Инга решила, что дело в освещении…

Отец раскраснелся, сюртук на нем помялся, а шейный бант, с которым он так взволнованно возился утром, увял. Упаковку драгоценных кукол, которых мастеру предстояло показать на Выставке, поручили королевским «золотым воротничкам». Эти лакеи работали на особо важных церемониях, прислуживали лично Их Величествам и выражения лиц имели весьма высокомерные. Но, несмотря на всю свою исключительность, уложить механических кукол по коробам так, как бы это понравилось мастеру, им не удавалось.

– Это же ни на что не похоже, – воскликнул отец, тыча пальцем в сено. – Вы сами-то поглядите, родненький, поглядите!

«Воротничок» наклонился над ящиком и пожал плечами.

– Можно и другое платьице натянуть, ваше благородие.

– Другое? Платьице?.. – ахнул отец.

Инга протиснулась поближе, сунув другому «воротничку» подножку – а чтобы не кривил рожу! – и перегнулась через бортик ящика, над которым бледнел отец.

– Нет-нет, не сюда! – ужаснулся он и выхватил у нее из рук поднос, чтобы отставить подальше. – Только не над куклой.

Инга вздохнула. И так всегда! Обед – это неважно, вообще ничего нет важнее отцовских работ… Впрочем, оно и ясно: в коробе лежала кукольная принцесса Лидия.

Глаза, опушенные ресничками из собольего меха, с тоской смотрели вверх, подкрашенные губки разошлись на полуслове, а рука так и застыла в воздухе чуть приподнятая, будто кукле не терпелось встать. Пущенная в ход, Лидия двигалась изящнее любой придворной дамы, крутила па быстрее, чем шкатулочная балерина, а пела мелодичнее соловьев в королевском парке.

Шептались, что уж в механизмах на Выставке недостатка не будет. Но отец с его чудесными куклами должен был выступить с особой, заключительной программой. Лидия играла в его пьесе главную роль, и, судя по надеждам короля, она должна была показать всю творчески-техническую мощь Виззарии и утереть носы послам.

Только вот ее нежно-голубое платье было безнадежно испорчено. Оборки заломились, банты перекосило, кружева пережевало, будто одевалась Лидия в спешке и платье выхватила первое, что попалось на глаза. Но хуже всего было огромное масляное пятно, которое разливалось по юбке там, где к ней прикасалась испачканная крышка ящика.

– Шелк из Ниаху, – шепнул отец. – По мешку золота за отрез. Кружево… Пагосское кружево!

Инга прикусила губу. Да уж, сколько часов она пришивала эти бесчисленные оборки, как исколола пальцы, приметывая хрупкое кружево, как намучилась, когда вязала из скользкого шелка банты…

– Это катастрофа. Форменная катастрофа… – бессильно повторял отец. – Она же сегодня… Сегодня! «Другое платьице»!.. Кто ее укладывал, кто?

Лакей передернул плечом:

– Не могу знать, ваше благородие.

– Зачем столько сена положили? Как так закрыли, не глядя?

– Очень спешили, ваше благородие. Вот и примялась…

– «Примялась»!.. – воскликнул отец, отпрянув от ящика. – Надо шить новое!

Инга вдохнула поглубже и отвела взгляд. Над платьем для Лидии она трудилась больше месяца. Неужели он хочет, чтобы она сметала такое же за пару часов?

Но отец замотал головой:

– Нет-нет, открытие уже на закате! Никак не успеть… А может, у нас есть что-то готовое? Из ниахского шелка?

Инга нехотя задрала голову.

Мастерская занимала крошечную боковую башенку, которая лепилась к флигелю для слуг, как гриб к стволу дерева, и под высокими сводами, подвешенные за крюки, болтались десятки кукол разной степени готовности. Там они сушились после покраски, поклейки и обработки особыми лаками. Внизу, среди верстаков и столиков с отцовскими расчетами, инструментами, шестеренками, тканями и рисунками платьев, которые набрасывала Инга, места для них просто не нашлось. И хорошо, думала обычно Инга. Меньше глаза мозолят.

От свежих, едва покрашенных кукол, которые распространяли острый запах, отец перебежал, лавируя меж коробами, верстаками и слугами, к куклам одетым. Брюки и бриджи он пропустил и бросился к кремовым панталонам и вороху подъюбников. Взобравшись на табурет, он принялся перебирать кукольные лодыжки: отодвигал, дергал подолы платьев, отталкивал, тянулся за следующим…

– Нет, ничего тут нет…

Отец съехал с табурета и отряхнул синие фалды своего праздничного сюртука. Да, рано нарядился.

Инга удивилась:

– А королю так важно, чтобы именно шелка?.. Те самые, из Ниаху?

Отец ссутулился.

– Рисковать добрым именем! Нет-нет… Пойдут слухи… «Придворный мастер кукол – вор и обманщик»… Вот ведь заголовок! Вор и обманщик… – Он схватился за голову и, оттолкнув локтем «воротничка», принялся мерить мастерскую шагами. – Обманщик, – повторял он на ходу будто в беспамятстве.

Его новенький костюм растерял весь лоск. Отец горбился, ворошил на себе волосы, а взгляд его лихорадочно бегал по ящикам с куклами.

– Обманщик, – словно заклинание, твердил он.

Инга похолодела. Отец тревожился перед Выставкой, она прекрасно об этом знала. Когда пришел королевский приказ, он целые сутки себе места не находил. Все говорил почему-то, что в город ему нельзя, что на Выставке слишком много народу, «а еще газетчики эти»… И уж этого Инга понять никак не могла: он столько лет просидел с ней взаперти во дворце, а тут такая возможность! Да и что такого страшного, если сделают снимок для газеты? Ведь о кукольнике и так говорили по всей Виззарии, а теперь его еще и увидят…

Правда, очень волнительно, наверное, выставлять на суд иностранных послов своих лучших кукол. Говорили, среди этих послов будут и иностранные принцы, а демонстрировать свое искусство перед будущими монархами уже не простое увеселение, а тонкая дипломатия.

Но сейчас отец не просто беспокоился: он был в ужасе. Инга считала морщины у него на лице и думала, что в последний год отец ужасно состарился. Но откуда же эта седина, если отец еще вовсе не старик?

– А может, найдем просто другое голубенькое? – бессильно пролепетал отец, задирая голову к потолку. – Или хотя бы синее… Хоть синее! А, Пирожочек?

Инга закусила губу.

– Ни одного, – в отчаянии бормотал кукольник, перебирая подолы подвешенных на крюки кукол. – Ни одного…

Инга замялась. Вспомнила свое собственное выходное платье, которое шила каждую свободную минуту вечерами или даже ночами. Там лоскуток и тут обрез. Ее собственное платье для Выставки.

– Вообще-то у меня есть голубое, – выдавила она.

– Есть?

Глаза у отца загорелись. Он смотрел на Ингу с такой надеждой, что она невольно опустила руки. Вот бы он глядел на нее так каждый день… Но последние сомнения отпали, и она кивнула:

– Конечно, есть! Я его, правда, шила для себя, но ничего! Сейчас покажу.

Платье лежало все там же, на постели: голубое, как букет незабудок. Немножко чудно?е, как лоскутное одеяло. Кружева на левом рукаве куда крупнее, чем на правом, и на воротничок целой ленты не хватило, пришлось аккуратно сшить посередине и спрятать под тканевым цветочком… Но голубое же, как у Лидии!

– Но зачем ты себе сшила такое платье?

Отец уставился на Ингу с таким удивлением, что она даже опешила.

– «Такое»?..

Он указал на бантики.

– Ну… Выходное. Тебе же…

Инга вспыхнула. «Тебе же некуда выходить» – вот что хотел сказать отец.

– Какое-то оно… непростое. – Он наклонился над материей и провел пальцем по шву. – Работа, конечно, замысловатая… Неплохая работа, Пирожочек… Но нет, такое, конечно, не годится… Нет-нет, не годится…

Он развернулся, чтобы выйти из спальни, а Инга выдохнула. То, что платье не подошло для Лидии, ее обрадовало. В чем бы ей тогда идти на Выставку? Но она хотела помочь отцу, правда хотела, а он даже не улыбнулся ей с ободрением или благодарностью, и платье его нисколько не восхитило. «Неплохая работа»? «Замысловатая»? Инга вдруг поняла, что сжимает кулаки и смотрит на платье со злостью. Вдруг захотелось порвать его и швырнуть в печь. Она ведь так старалась, так хотела впечатлить…

– Подожди. – Отец остановился. – Ты ведь… ты ведь не для Выставки его шила?

Инга кивнула, но отец почему-то нахмурился сильнее.

– И ты собиралась… в нем… идти?..

Инга снова кивнула, но уже осторожнее. Неужели она переборщила и в таких разукрашенных платьях на официальные мероприятия не ходят? Она припомнила, как бахвалилась горничная королевы – то с одного наряда ненужная лента перепадет, то с другого завязки, и все такие замысловатые, богатые…

– Но, Пирожочек… – Отец забегал взглядом по углам комнатушки, как будто искал там для себя подсказки. – Пирожочек…

– В чем дело, отец?

– Миленькая моя…

Инга похолодела. Пирожочком кукольник называл ее каждый день, а вот миленькой – так редко, что Инга и не помнила. Нежности в этом прозвище было не больше, чем в прокисшем молоке.

– Миленькая, – повторил отец, все так же бегая глазами, – тебе же нельзя на Выставку. Ну никак нельзя, понимаешь?

Инга вздрогнула.

– Нельзя?

– Королевский приказ… – бормотал отец.

– Король не разрешил? – выдохнула Инга. – Ты пойдешь, а я останусь? Мне – нельзя?..

Отец отвел глаза:

– Нельзя тебе, миленькая… Нельзя.




Глава 2. Тайник


Нельзя! Нельзя на выставку, нельзя в город, нельзя – вон из дворца… Да неужели король решил держать ее взаперти всю жизнь? И ладно еще «великий мастер», как отца называют в столице: за его секреты другие механики готовы головы поотдавать. Но зачем королю его дочь? Инга никогда его не видела и не сомневалась, что Его Величество и знать не знает ни как она выглядит, ни как ее зовут. Ну и к чему ее держать на привязи, как собачонку? Кому навредит одна-единственная прогулка?

А что, если король узнал о том, что она хочет сбежать? Но Инга ведь ни одной живой душе об этом не обмолвилась! Кроме Магды, конечно. Но с ней она говорила недавно, а отец ходил на аудиенцию рано утром.

Инга замерла. Ходил?.. Или нет?.. Она бросилась обратно в мастерскую.

– Папа… что тебе сказал король?

Она подскочила к ящику с Лидией, а отец уже снова возился с ее платьем, хватаясь то за подол, то за манжеты.

– Почему мне нельзя с тобой? Ведь ты идешь…

Инга дернула его за рукав, и отец вздрогнул.

– Ну конечно! – воскликнул он.

Он обернулся к Инге, лицо его прояснилось. Она прижала руки к груди. Неужели все-таки есть лазейка? Неужели ее все-таки выпустят?

– И как это я сразу не припомнил? – выдохнул отец. – Она, конечно, повыше… Но шелк – тот самый!

– Шелк?.. – переспросила Инга.

Он и не слушал. Не думал даже о том, каково ей будет остаться в мастерской одной.

– Ну конечно, шелк из Ниаху! Я же с первого жалованья ее нарядил… Голубой шелк! – бормотал отец. – Ну точно же, точно! – повторял он, перебирая жеваные банты на животе у куклы. – Затянем только корсет посильнее… И дело с концом.

– Отец…

– И как же я забыл? Голубой шелк…

– Отец!

– А?

Кукольник все же глянул на нее и подслеповато моргнул. Он всегда так делал, когда смотрел и не видел, потому что мысли его занимало что-то совсем иное.

– Ты был у короля? – очень тихо спросила Инга.

Отец моргнул снова, и взгляд его снова виновато забегал. Инга выдохнула:

– Не был?

Отец только поднял руку, будто хотел что-то ответить, как-то оправдаться, но потом только опустил голову и кивнул.

– Не было никакой аудиенции, да?

Кукольник снова кивнул, но на этот раз совсем неохотно.

– Пирожочек… – проговорил он. – Ты пойми. У короля столько дел с этой Выставкой, ему не до моих прошений… Ты только представь, там послов – со всего мира! Гостей прорва. Таких выставок же еще никто не устраивал… Она ведь такая первая. Пойми, Пирожочек, это такое огромное дело… Ему просто не до нас.

Скрипнула дверцей своего домика часовая кукушка. Выскочила на пружине, растворила желтый клюв и оглушительно закуковала. На другом конце мастерской забили напольные часы. На верстаке застукали ходики. Отец не увлекался часами, но иногда собирал их, чтобы «прочистить голову», как он выражался.

Он вскочил.

– Отправляйте, ну же, отправляйте! Времечко-то, время утекает… Лидию не трогать. Остальных – в путь!

«Золотые воротнички» засуетились с удвоенной скоростью вокруг ящиков и принялись приколачивать крышки.

– И аккуратнее, милейшие, аккуратнее!

Отец проводил первый ящик, похлопав его по боку, как любимого пса, а потом повернулся к Инге и, не глядя, как-то виновато бросил:

– Ты, Пирожочек, побудь пока здесь, а я сбегаю в наше хранилище. Проследи, чтобы Лидию пока не трогали. Ну-ка, Гаспар! Дочь мою не выпускать. Пусть надзирает… за работами.

– Но отец, послушай! – заломила руки Инга. – Ты ведь даже не пробовал… Ты даже прошение об аудиенции не подавал! Правда же?

Но отец уже не слушал. Он махнул Гаспару и исчез в дверях, протиснувшись перед «воротничками» с первым ящиком. Инга метнулась следом, но дорогу ей преградил лакей из Деревяшек.

Отец не давал своим слугам имен, а Инга их различала по дефектам. Гаспар косил, Фило хромал, а у Эберта не хватало пальца на левой руке. Были еще Луц с Дирком: у одного коленный сустав скрипел, а у другого клинило руку, но Инга сама уже не помнила, кто из них кто. Может, и не было больше никакого Луца и коленом теперь скрипел уже Луц Второй или Луц Третий.

– Дай пройти!

Инга набросилась на Деревяшку, но все тщетно. Луц – или Дирк, или Эберт – протянул вперед руки и теснил ее подальше от дверей. Инга пинала бестолкового Луца что есть силы, но он сжал свои деревянные пальцы у нее на плечах и хватки не ослаблял.

– Пусти!

«Воротнички» тем временем выволакивали коробы с куклами один за другим. Вот ящик с пастухом, а следом коробочка поменьше с его механической овцой: шерсть для нее Инга чесала целую неделю. Дальше короб с воздушным гимнастом – ему она разрисовывала лицо. Потом скрипучий красавец фазан (оперение целиком сняли с чучела), румяная торговка булочками (под крышкой не видно, но ее телеса Инга набивала конским волосом) и целая вереница одинаковых ящиков с массовкой: крестьяне, детишки, мелкие звери, чтобы на сцене пусто не было…

Только теперь она заметила, что одной рукой Луц ее крепко держит, а второй тихонько поглаживает ее по другому плечу. Как будто успокаивает.

– А ну оставь меня! – воскликнула Инга.

Не хватало еще сочувствия от тупых Деревяшек, когда от собственного отца и улыбки не дождешься… Инга вырвалась и, скользнув под очередным ящиком, который «воротнички» подняли и приготовились вынести в коридор, выскочила вон.

Отец не ходил к королю и даже не пытался его упросить… Конечно, Его Величеству не до каких-то там дочек кукольника, но разрешение – это всего секунда. В нем нет ничего сложного или опасного, ее просто не могут не выпустить – в такой-то день! Отец должен сходить к Его Величеству. Да, это не по правилам, не по протоколу, во дворце так не принято, но король не откажет. Просто не может!

В дворцовом подземелье голова поостыла. Пахло плесневелым холодным камнем, воздух стоял плотный, студеный. Шлепая по влажным камням, Инга ежилась.

Отец сюда спускался часто, а вот Инга захаживала только по поручению: принести деталей или выдернуть из запасника какую-нибудь завалявшуюся куклу, которую давным-давно списали, а теперь решили пустить в дело. Вообще-то на складе ничего ценного не хранилось, только детали механизмов, которые не требовали особых условий хранения, старье и мусор, который жалко было бросить в печь.

Барно, старый швейцар, все ворчал, что древесину для изготовления кукол можно было бы тоже спустить в подвалы, вон сколько комнат в хозяйственной части подземелья, целую армию можно втиснуть! Но отец на такое предложение оскорбился, а потом еще долго потрясал руками и иногда вдруг вскрикивал:

– Нет, ты только послушай!

Или:

– В подвалы!

И добавлял:

– Самого бы в подвалы…

Древесину для кукол сушили на солнечной террасе у розария, а потом складывали на хранение в тени, все там же, на свежем воздухе, под стеклянным козырьком. Эту древесину специальным заказом привозили с островов Чи-Рино: только там росли белые кедры, с сердцевиной нежной и податливой, идеальной основой для чудесных кукол, и обращаться с таким богатством требовалось со всей осторожностью. Хранить ее в подвалах, конечно, было нельзя.

А вот обыкновенное дерево – поленья из ясеня или дуба – складывали внизу без опасений. Именно из этих заготовок отец и сбивал своих помощников, от которых теперь уносила ноги Инга. Там же хранились ломаные Деревяшки и те, что по тем или иным причинам не удались или не заработали. Механическую начинку отец обычно вынимал и пускал на других кукол, а вот пустые тела оставлял. Кажется, ему просто жалко было избавляться от собственных творений, какими бы они ни вышли. Еще внизу хранились простые ткани, из которых можно было нашить мундиров или каких-нибудь крестьянских платьев для массовки. И уж конечно, никакого ниахского шелка в запаснике не хранилось и храниться попросту не могло.

Дверь в запасник стояла распахнутой, но Инга отчего-то заколебалась. Она слышала, как возится внутри отец, как что-то грохочет и шуршит за темноватым проемом, но заходить ей сразу расхотелось. Отец приказал своим слугам ее не выпускать. Почему?

Инга притаилась за аркой и тихо протиснулась внутрь, но отца не увидела. Вот странно! Запасник помещался в комнатке, которую можно было охватить одним взглядом. Обыкновенный склад, как и те, что расположены прямо под кухней, где хранятся бочки с вином и сидром, сыры с колбасами, варенья и соленья. Через маленькое окошко, втиснутое под потолок, просачивалось немного света, но сундуки с тканями, полки с маслами и натирками, куклы, их остовы, скелеты и растерзанные тела – все это было как на ладони. Прятаться тут было негде, разве что лечь ничком за какой-нибудь чемодан или спрятаться в пузе сломанного механического бизона. Только вот зачем?

Инга несмело перешагнула порог и только теперь заметила, что комод у левой стены чуть сдвинут в сторону. А прямо за ним раскрытый проход. Другая комната? Второй запасник, тайный? Но что же там хранить? Инга подобралась ближе, заглянула под низенькую, в половину человеческого роста, арку и чуть не ахнула.

Секретное помещение оказалось комнатушкой в полтора шага. В такой разве что штабель винных бутылок хранить – тут даже круги королевского перечного сыра не поместятся. А вот для узких, в два пальца шириной, полок и одной-единственной куклы места хватило.

Кукла была высокой, под человеческий рост, как и все чудесные. Нежная кожа и четкая мимика: лицо застыло в какой-то муке, руки протянуты вперед будто в мольбе, а пальцы ровные, гладкие, нигде не переломанные. Куклу, казалось, остановили на середине завода. Она что-то недовыполнила, недовыразила, и весь ее вид, вся ее поза выражали обиду. «Я живая, – словно говорила кукла. – Живая!»

Отец стоял к Инге спиной. Застыв с ворохом шелков, он встряхивал юбки, перебирал банты, приглаживал кружева. Лишь сейчас Инга поняла, что на кукле только исподняя рубашка, корсет и нижние юбки, а голубое платье, теперь снятое, отец, очевидно, задумал надеть на Лидию.

Инга отступила подальше и продолжала наблюдать. Она не знала куклу, никогда ее не видела и не помнила, чтобы отец ее изготавливал. Бледных отец делал только для короля, но почему же тогда эта кукла здесь? Одетая в дорогое платье, да еще и припрятанная за дверцей, которую не видно за придвинутым комодом… Есть ли в ней механизм, или отец переставил его в другую куклу, а эту «оболочку» решил сохранить из жалости? А кукла была и правда хороша: аккуратный овал лица, изящные ровные черты, маленький нежный носик и большие, щедро опушенные ресницами глаза цвета фиалки. Да, над этой куклой отец трудился долго, и, кажется, ясно, почему он не оставил ее с бракованными экземплярами в главной комнате хранилища. Она же особая, она принцесса куда больше Лидии, даже скорее королева, так как можно ее бросить гнить среди всего этого сброда?

Отец встряхнул платье еще раз и развернулся. Инга отпрянула. Думала она не больше секунды: нырнула в брюхо того самого механического бизона, который до самых сводов возвышался над раскуроченными остовами кукол, забралась поглубже между ребер и притаилась. Внутри было темно, тихо и душно, пахло старыми тряпками и гнилью. Захотелось чихнуть, но Инга зажала нос, зажмурилась и стала слушать. Не заметил ли ее отец?

Но хлопнула дверца, заскрипел ключ в замочной скважине, взвизгнули ножки тяжелого комода, зашуршали шелка. Стукнула еще одна дверь, на этот раз входная, тесное пространство в животе бизона содрогнулось и ударило по ушам. Поспешные шаги отца удалялись.

Из бизоньего пуза Инга вылезла с превеликим удовольствием. Кажется, за ту минуту, что она провела в его недрах, вся ее одежда пропахла мерзким духом разложения. Да это не запасник, это настоящее кукольное кладбище…

Передвинуть комод Инге удалось не сразу. Она толкала что есть силы, дергала за ножки, смотрела, не мешает ли что-то на полу, снова толкала, а комод как будто и не шевелился. Инга уже засомневалась, что сможет его столкнуть, когда дубовая туша наконец скрипнула и отъехала на пол-ладони, обнажив край потайной дверцы. Инга дернула: конечно, заперта! И на что она надеялась? Она ведь слышала скрип ключа… Замочная скважина была маленькой, под стать самой дверце. И не дверь толком, а так – створка от шкафа. И ключ сюда подходил совсем некрупный. А что, если…

Инга схватилась за цепочку у себя на шее и вытянула из-под ворота ключик. Но стоило поднести его поближе, и надежда на чудесное совпадение лопнула: ключ оказался в два раза меньше, чем требовалось, и к скважине никак не подходил. Но Инга почему-то все равно его просунула – на пробу. А вдруг?

Ключик почему-то застрял. Казался таким крошечным, но за что-то зацепился и теперь никак не хотел выходить наружу. Инга и крутила, и дергала, и качала – все впустую. Руки похолодели, а ключ заскользил в пальцах. Когда отец увидит в потайном замке ключ, он сразу догадается, чей он и кто здесь был. Он ведь сам подарил Инге эту вещицу. Хуже того, она памятная – единственная вещь, которая досталась Инге от матери! Она ведь и не знала ее никогда, не помнила ее лица…

От ужаса Ингу совсем замутило. Ну и что же теперь делать? Зачем она вообще сюда полезла со своим любопытством, когда сейчас совсем не до того и нужно спешить, чтобы застать короля во дворце?.. Но и уйти теперь без ключа нельзя. Нельзя его здесь оставлять.

Инга вцепилась в ключ, зажмурилась и принялась что есть силы тянуть. Ну должен же он освободиться наконец! В замке и вправду что-то щелкнуло, но как-то неправильно. Не щелкнуло даже, а скорее хрустнуло, и ключ, который будто потеплел в пальцах, резво выскочил из замочной скважины. Вслед за ключом из отверстия что-то посыпалось, и дверь подалась внутрь. Значит, замок сломался и закрыть тайник не удастся. Но открыть-то получилось!

В пальцах странно кололо, то ли холодом, то ли жаром. И в голову как будто тумана напустили, но на душе вдруг стало так легко, что потянуло улыбаться. Как будто сил прибавилось. Но откуда? Какое странное чувство! Инга спрятала нагревшийся в пальцах ключик под платьем, толкнула дверь и заглянула в комнатушку. В полумраке обрисовался белый силуэт куклы. Она только посмотрит, а потом скорее назад. Успеет.

Инга и представить себе не могла, что у отца есть тайны. Словоохотливостью он никогда не отличался, даже о своих любимых куклах толком ничего не рассказывал. Ингу, в свою очередь, мало интересовали пружины, рычажки и барабаны, а что такое трибы, цапфы и цанги, она и думать не хотела. Только слушала вполуха, как отец шепчет себе под нос за работой, а спрашивать – нет уж, увольте. Вся эта механика не для нее. Хватало и того, что он доверил ей шитье, но и там объяснить не спешил.

«Ты же как-никак девочка, – сказал он как-то. – Вы в этом должны понимать».

Наверное, он думал, что все эти женские премудрости в крови и учиться им не нужно.

Раньше кукольнику помогала Кита, одна из дворцовых служанок, и за каждое платье ей приходилось платить. Не то чтобы отец отличался скупостью, да и король выделял ему вполне достойное жалованье, но, когда Инга подросла, отец тут же занял родные руки в семейном деле. Служанка, вздернув нос, и не подумала рассказать Инге, что к чему, так что с иголкой и нитью пришлось знакомиться самостоятельно. Сколько же вечеров она просидела над своим столиком, сшивая неподатливую материю, распарывая и снова приметывая – криво, косо, но упорно, чтобы с каждым разом получалось все лучше и лучше…

Инга даже не задавалась вопросом, нравится ли ей порученное дело. Понимала, что, кроме нее, одевать отцовских кукол будет некому: Кита теперь не здоровалась ни с мастером, ни с Ингой, а другие горничные обходили кукол стороной. Приходилось разбираться самой.

Вот и теперь Инга собиралась разобраться во всем сама. Тайна или нет – она узнает, что к чему. Пришлось немного попотеть, чтобы отодвинуть комод еще немного, расширить дверную щель и протиснуться наконец в комнатушку. Какая же странная это была кукла, спрятанная глубоко в подземелье, в секретной комнате за хранилищем… Не просто так отец не велел Инге идти следом, не просто так приказал Деревяшкам ее не выпускать…

Она шмыгнула носом и ревниво оглядела куклу. Дотронулась до щеки: теплая, бархатистая, как и полагается. Коснулась ресничек и представила, как кукла моргает. Пощупала руку, подвигала пальцы. Суставы-шарниры ходили мягко, без скрипов, как будто куклу едва изготовили или регулярно смазывали. Только зачем ухаживать за куклой, которая никому уже не понадобится?

Инга огляделась. По стенам тайника одна над другой тянулись полки, заставленные одинаковыми флаконами с золотистой жидкостью. И зачем он ее здесь хранит? Что это за лак такой специальный? Масла и краски у отца хранились везде. Наверху, в мастерской, ими был уставлен целый верстак, они же теснились на стеллажах и в запаснике. На жалованье он в первую очередь заказывал новые бутыли, смешивал красители, пробовал новые смазки для шарниров и матовые лаки для кожи… Эта алхимия Ингу пугала еще больше механизмов, а от запахов кружилась голова. И не только у нее, но и у горничных, которые постоянно жаловались на «вонь у кукольника». Часть такой «пахучей» работы отец теперь проделывал в запаснике: и на том спасибо.

Инга закусила губу. Как же она ненавидела отцовских кукол! Она и сама не поняла, как это вышло. Хотела с досады пнуть куклу в юбки – ну так, совсем легонько, юбкам-то что сделается? Не хватало еще повредить эту загадочную раскрасавицу, а потом рассказывать отцу, что натворила и почему вообще оказалась в этом чулане. Но получилось по-другому.

Время вдруг закапало медленно-медленно, как кисель. Вот кукла вскинула руки. Оборотилась к окну, что жалось под потолком, и свет рельефно вычертил ее тонкий носик. Запрокинула голову, и глаза, обнажая бельма, закатились. Взметнулись юбки и ленты. Мелькнула лодыжка, обернутая кожаной тесьмой, а под тесьмой и весь ботинок – на пуговках и коротком каблучке. Что-то сверкнуло, ударило и зазвенело, а потом еще и еще – и вот это звяканье, как будто кто-то затряс целую связку колокольчиков, слилось в жуткий звонкий грохот, от которого Инге стало дурно.

Отец, наверное, никак не укрепил куклу, и она стояла, как человек, на двух ногах, ничем не поддерживаемая. Пока к ней никто не прикасался, она прекрасно сохраняла равновесие. Но от удара она качнулась. Развернулась, накренилась, зацепила полки и наконец рухнула безобразным кулем в угол. Флакончики вокруг все сыпались и сыпались, шлепались один за другим на камни, и брызги из жидкостей и осколков разлетались во все стороны.

Когда последняя склянка шмякнулась под ноги Инге, заляпав ее туфли золотой жижей, она выдохнула. Кукла лежала в углу лицом вниз, юбка задралась, рука была вывернута. Все вокруг заливали отцовские краски, заляпаны были рубашка, корсет, волосы…

Инга опустилась рядом с куклой на колени, взяла ее за плечи, аккуратно приподняла и перевернула. Сверкающая субстанция покрывала лоб куклы, заливала прикрытые веки, нос и рот, текла с подбородка и капала за вырез рубашки. Выглядело это жутковато. Если бы не оттенок, то жидкость – липкая, густая и очень маркая – вполне сошла бы за кровь. Инга попыталась стереть краску, но только размазала сильнее и решила, что сбегает наверх за водой и ототрет лицо влажной тряпкой. Сейчас важнее было другое. Она ощупала вывернутую руку и попыталась ее вправить, но шарнир только жалобно заскрежетал. Другие суставы не пострадали, но, пока Инга осматривала куклу, та норовила съехать в лужу краски и все сильнее пачкалась.

Инга уже едва соображала. Что скажет отец? Она следит за отцом, вскрывает его тайник и портит дорогостоящую куклу! Что, если отец прятал ее вовсе не из жалости? Что, если эта кукла предназначалась кому-то очень важному?.. Инга уже едва дышала. Отец не повышал голос, но во всем, что касалось его любимого дела, был строг и педантичен донельзя. Вон как гонял «воротничков»… Что же он скажет на такой разгром? Рассматривая перепачканные кудри куклы, Инга шмыгнула носом. Ну и что же ей делать? И тут, словно в ответ на ее немой вопрос, кукла вздрогнула и пошевелилась.




Глава 3. Знакомство


Сначала Инга подумала, что в полумраке, среди пляшущих теней, ей лишь почудилось. Конечно, кукла дернулась: тяжелая, неловко сгорбленная на склизком полу, она норовила съехать и растянуться на камнях – чему тут удивляться? Но кукла не просто шевельнулась. Она вздрогнула всем телом, крупно и сильно, как вздрагивает от испуга человек. А потом, будто одного этого было мало, кукла моргнула и, приоткрыв рот, слизнула с нижней губы краску.

Инга стояла завороженная. Кукла медленно приходила в себя – как пробуждалась от долгого сна. Удивленно моргнула еще раз, наклонила голову, прижала к губам пальцы, рассмотрела их. Потом снова облизнулась, уже смелее, и, будто краска пришлась ей по вкусу, лизнула и пальцы. Коснулась перепачканных волос, лизнула ладонь.

Инга и подумать не могла, что отец выделывает кукол такими правдоподобными не только снаружи, но и внутри. Во рту у куклы виднелись жемчужинки зубов, язык был мягкий и подвижный, как настоящий. Вот только голову она сначала повернула скованно, будто боялась повредить механизм, но потом закрутила ею во все стороны – решительно, любопытно. Осмотрела свою перепачканную рубашку с юбками, ощупала каждую ленту, каждый крючок на корсете. Оглядела разгромленную комнату, уставилась на Ингу. Наклонила голову, словно хотела задать вопрос, но рта не раскрыла.

Как же эта «проснулась», если ее не заводили? Или от падения соскочила какая-нибудь пружина? Но как же отец заводит своих кукол? Инга вдруг поняла, что и знать не знает, как это происходит. В отличие от обычных механических игрушек, модных в Виззарии, ни у чудесных, ни у Деревяшек ключей в спинах не было. Вот ведь странно… Но уж как остановить куклу, Инга знала.

– Усни, – приказала она.

Голос у нее дрожал, но она не сомневалась, что команда сработает. Каждый вечер отец отдавал такое приказание Деревяшкам, и каждый вечер они покорно закрывали глаза. Но кукла лишь в очередной раз удивленно моргнула и уставилась на Ингу еще внимательнее, чем прежде. Как будто приготовилась слушать, что Инга скажет дальше.

– Усни, – чуть громче попросила Инга. – Спи!

Кукла наклонила голову. Хотела согнуть обе руки, но левую заклинило, и она уставилась на собственный неподатливый локоть.

– Ты меня слышишь? Засни! – чуть не крикнула Инга.

Но кукла даже не поморщилась. Может, она и слышала, но повиноваться не собиралась.

– Как тебя зовут?

Кукла все возилась со своим вывороченным шарниром.

– Ты меня понимаешь? Можешь говорить?

Что-то хрустнуло. Кукла выпрямилась и приподняла левую руку. Починила… Потом приподнялась, опершись руками об пол, и встала на ноги. Качнулась, как с непривычки после долгого сна, поймала равновесие и огляделась.

– Эй, погоди-ка, – спохватилась Инга. – Стой!

Но кукла даже не глянула в ее сторону, а только наклонилась, чтобы пройти в низенький проем, протиснулась мимо комода и направилась через хранилище к выходу.

– Да стой же!

С каждым шагом кукла ступала все увереннее и тверже, и Инга за ней едва успевала.

– Да подожди же ты! Послушай!

Она схватила ее за руку, но кукла отмахнулась.

– Я приказываю тебе стоять!

Кукла не слышала.

– Если ты сейчас же не остановишься, отец тебя уничтожит! Сожжет в печке!

Но кукла не обращала на Ингу никакого внимания. С каждым ее шагом улетучивалась первая неловкость, исчезала угловатость и скованность. Кукла расправила плечи, подняла голову, смотрела прямо вперед, но не с автоматичностью тупой машины, а с человеческой самоуверенностью. Казалось, она прекрасно знала, куда направляется, и возражений слушать не собиралась.

– Нет-нет-нет, нельзя туда, постой!

Гвардеец на дверях из подземелья только моргнул. Инга обернулась к нему и хотела позвать на помощь, но разве он покинет свой пост?

В коридоре им встретилась горничная с кипой чистого белья. При виде куклы брови у нее поползли на лоб, но она быстро взяла себя в руки, склонила голову и присела в вежливом реверансе. Инга всплеснула руками: перепачканную красками, одетую в одно исподнее, но сложно причесанную и припудренную по дворцовой моде куклу горничная приняла за эксцентричную знатную даму.

– Помоги мне, пожалуйста! – Инга схватила девчушку за локоть. – Ее нужно остановить!

Горничная попятилась.

– Это кукла, понимаешь?

Девушка только отшатнулась и убежала. Не поверила. Да, отцовская тайна из подземелья походила на человека еще больше, чем все остальные чудесные. Она не просто выглядела как знатная дама: она и двигалась с тем же самоуверенным апломбом.

А вот у Занавески кукла на секунду заколебалась. Она заметила Гаспара: громко шаркая, тот мерил шагами коридор. За ним с явным неудовольствием следил гвардеец. При виде «дамы» страж округлил глаза, но тут же моргнул и отвел взгляд. Еще бы, нечего глазеть на господ, как бы странно они ни одевались.

– Я вас ждал. Я вас потерял, – объявил Гаспар и заковылял к Инге. – Нужно вернуться. Мастерская.

Инга закатила глаза, но тут же спохватилась. В кои-то веки Деревяшка может помочь!

– Гаспар, держи ее! Хватай!

С недоуменной медлительностью он обернулся к кукле, а потом качнул головой:

– Приказ. Мастерская.

Инга застонала, а «дама» меж тем решительным жестом откинула портьеру и шагнула в зал. Страж на нее даже не покосился, а вот перед Ингой проход загородил.

– Но мне очень нужно! – взмолилась Инга. – Мне нужно ее задержать!

– Не положено, – буркнул гвардеец.

– Она не в себе!

Страж только повел головой.

– Это кукла, вы что, не понимаете?

Но гвардеец не понимал. Он оттеснил ее и загородил проход штыком.

– Да пустите же! Это кукла!

Гаспар за спиной переминался с ноги на ногу.

– Мастерская. Приказ. Нужно вернуться. Мастерская. Приказ…

Инга нырнула было под штык, понадеявшись проскочить, но гвардеец ухватил ее за локоть и оттеснил назад.

– Не положено.

А позади бубнил Гаспар:

– Приказ. Вернуться.

В мастерской уже не было ни души. Исчезли и «воротнички» с последними коробами, и Лидия, и отец. Только валялось на верстаке обезображенное платье из ниахского шелка: отец все-таки успел переодеть Лидию в платье той самой куклы, которая ожила и теперь гуляла по дворцу… Только зачем же ей дворец?

Огибая заваленные чертежами столы, оскальзываясь на клоках сена, Инга подскочила к дальнему окну и залезла на подоконник. Если привстать на цыпочки, то отсюда ей открывался вид на дворцовые ворота. В дни праздников и торжественных приемов Инга не один час проводила, стоя вот так в неудобной позе на подоконнике: она разглядывала самоходные повозки, лошадей, собак, одежду и лица гостей.

Она очень надеялась, что подозрение ее обманет, но вышло иначе. В воротах все-таки мелькнули белые одежды, и стало ясно: кукла направилась в город. Но почему? Зачем ей уходить из замка? Инга поежилась. Кукла не может думать, как человек, у нее попросту нет собственных желаний. Все, что ей положено хотеть, – это выполнять приказы своего создателя.

Вот оно!.. Создатель. Отец. Кукла, наверное, ищет отца. Но откуда она знает, что во дворце его нет? Она не проверила мастерскую, а просто отправилась в город – причем по самому короткому пути, через парадные залы и главные ворота. Она ведь могла бы выйти через черный ход для слуг, но путь через задние дворы был извилистый, уж Инга его знала прекрасно: сколько раз она ошивалась у «черных» ворот и заглядывала в глаза тамошней страже! Но откуда все это знать кукле? Или, быть может, она чувствует своего создателя, как пес – хозяина, и просто спешит к нему, выбирая самую короткую дорогу? Нет, это уже какое-то колдовство, а в магию во дворце верит только глупая Аннета. Но что бы кукла для себя ни решила, ее нужно вернуть. И не просто вернуть: сделать это прежде, чем ее увидит отец.

И тут же шевельнулась где-то глубоко внутри мыслишка: это ведь просто повод. Повод выбраться из дворца во что бы то ни стало. Ведь теперь, когда не вернуть куклу просто нельзя, Инга сделает все, чтобы попасть в город. Нельзя обмануть доверие отца! Она влезла в его тайну и обязана исправить то, что натворила!

Другой вопрос, что она будет делать потом. Возвратится во дворец, как послушная девочка?.. Но до этого нужно еще схватить куклу и заставить ее вернуться… Здесь это не вышло, так как же у Инги это получится в городе, на глазах у изумленных горожан? А что, если сразу сбежать? Просто забыть про куклу, про отца и сбежать?.. Ингу передернуло. Как жутко это звучит – «забыть про отца»! Ну уж нет, она должна разобраться с куклой. А что потом – поймет позже.

Окинув взглядом распотрошенную мастерскую, Инга заметила два пустых короба для кукол со сломанными крышками, постояла в раздумье над испорченным платьем, которое сняли с Лидии, а потом обернулась к Деревяшкам. Гаспар уже занял свое место в шеренге молчаливых изваяний и ждал нового приказа. План побега из дворца созрел.

Платье Лидии село на Ингу как влитое. Как хорошо, что отец делает кукол в человеческий рост! Инга огладила мятые оборки и помедлила, представляя себя в этом роскошном, но безнадежно испорченном наряде, а потом встряхнулась и подбежала к Гаспару.

– Забыли одну куклу. Нужно отправить ее в город, на Выставку!

Гаспар наклонил голову:

– Какую?

Инга указала на пустой ящик на другом конце мастерской.

– Вон ту.

– Город. Не положено. Дворец.

Инга заскрежетала зубами. Ну конечно, отец запретил Деревяшкам покидать дворец.

– Значит, найди лакеев короля.

В конце концов, это работа «золотых воротничков». Гаспар неуклюже развернулся к своим братьям.

– Найти, – приказал он.

Из строя вышел один из Деревяшек и с той же невыносимой медлительностью направился к дверям.

– И побыстрее! – кинула ему в спину Инга.

Забравшись в пустой короб и кое-как натянув поверх него крышку, Инга поняла, что план ее на самом деле никуда не годился. Крышка была не приколочена, а значит, любой гвардеец мог заглянуть внутрь. Платье должно ввести в заблуждение, да и каменное лицо состроить никакой сложности не представляет. Но если страж знаком с Ингой, то все пропало.

Сено кололось, и Инга поминутно ерзала. Сквозь тонкие щели в короб просачивалось немного света, но разглядеть мастерскую и то, что в ней происходит, не получалось. Лежала она долго и уже решила, что Деревяшка ни за что не найдет «воротничка», а если и найдет, то лакей, наверное, и не будет слушать какого-то там дубового остолопа. Но Деревяшка все-таки справился.

– Который? – глухо зазвучал голос.

Инга навострила уши. В мастерской затопали, принялись что-то передвигать. Инга мысленно выругалась: неужели Деревяшка перепутал короб? В комнате остался еще один, но он-то пустой!

– Вот этот?

Теперь голос звучал ближе. Замелькали тени. Инга прикрыла на всякий случай глаза. Если крышку отодвинут и примутся ее разглядывать, то сойти за куклу, притворившись спящей, куда легче. Смотреть в одну точку и ни разу не моргнуть – задача почти невозможная, особенно когда лодыжки щекочет сено.

– И как его проглядели… – забормотал «воротничок», наклонившись прямо над ящиком. – Давай, поднимаем.

Ящик вдруг взмыл в воздух и поплыл. Инга едва сдержалась, чтобы не взвизгнуть. Короб накренялся то на один бок, то на другой, и пришлось упереться руками в стенки. Свет в щелях замелькал и совсем потух: наверное, вышли в коридор.

– А ты говоришь, заменят. Ну конечно! – фыркнул кто-то спереди. – Эти дурни ничего тяжелее чайника и не подымут.

– Так это те, – отозвался голос с другой стороны ящика. – А вот эти?

По крышке стукнули, и Инга снова зажмурилась. Только бы крышка не съехала! Только бы не стали открывать…

– А эти что? Игрушки.

– Были бы игрушками, король бы вокруг мастера так не бегал.

– Скажешь тоже! Мода, и все.

– Да нет же, тут что-то посерьезнее. Говорю тебе, эти штуковины еще оставят нас с носом. Сейчас они танцуют и с господами болтают, а потом их к чему посложнее приставят.

– Например, таскать ящики.

– А чего смешного? Думаешь, мало в порту работы? А на механоходах? Да хоть в ратуше бумажки перебирать… И никакой оплаты!

– Ага. Только сначала куклу-то купить надо.

– Ну и купить. Все одно дешевле, чем рабочему платить!

– Да не верю. Ерунда это все.

Инга слушала, как «воротнички» препираются, а короб все плыл и плыл, и скоро ей уже начало казаться, что это плавание никогда не кончится. В локоть уперлась острая соломинка, но Инга боялась почесаться и потому терзалась молча. А потом ящик вдруг ухнул куда-то назад и вниз, как будто провалился в яму. Инга ударилась затылком о стенку, и перед глазами заплясали искры. А когда открыла глаза, увидела, что крышка все-таки отъехала и в треугольную щель теперь бьет яркий солнечный свет.

– Ну-ка погоди, – донеслось сверху. – Рука затекла.

– Надо еще подводу дождаться, – отозвались с другой стороны. – Ты мальчишку-то послал?

– Какого еще мальчишку?

– Чтобы за повозкой сбегал!

– А что же, ни одной ни осталось?

– Ясное дело, все уехали! Кто же знал…

– Ну тогда надо послать мальчишку…

– А я о чем?

– Вот и иди!

– Я-то чего? Ты давай!

– Я уже натаскался с этими куклами, хватит с меня!

– А с меня что, не хватит?

«Воротнички» снова заспорили, и голоса их двинулись куда-то в сторону. Инга поерзала и придвинулась поближе к щели. Потянуло теплым лошадиным духом и влажным сеном. То, что она сначала приняла за окно, оказалось дверью. «Воротнички» поставили короб на выходе из башни для слуг, а сами куда-то исчезли. Вернутся ли? Если и правда пошли за мальчишкой, который побежит за повозкой, придется запастись терпением. Ничего, ради побега можно хоть целый день в ящике пролежать. Лишь бы все получилось!

Инга заерзала и зачесалась. Лучше устроиться поудобнее, пока не вернулись лакеи… Вот ведь колючее сено, кто бы мог подумать!

– Это что такое?

На короб напрыгнула тень. Отъехала крышка, мелькнуло чье-то лицо. Глаза Инги уже привыкли к полумраку, царившему в коробе, и теперь она невольно зажмурилась.

– Эй, ты чего тут?

Ее потормошили. Она открыла глаза.

– А я смотрю, ящик трясется…

Над ней склонился мальчишка. Одетый просто и какой-то обтрепанный, он был немногим старше Инги.

– Ты чего тут делаешь? – все лез он.

И откуда он появился? Сверстников в башне для слуг она еще не видела, и мальчишка, наверное, пришел из города – сегодня во дворце было столько работы, что подмога требовалась постоянно.

– Закрой, – шепнула Инга и потянулась к крышке. – Ты меня не видел. Ничего вообще не видел. Закрой, говорю!

Мальчишка упер руки в бока.

– Хорошенькое дело! Как это «закрой»? Живых людей по коробкам не раскладывают.

– А тебе откуда знать? Закрой, говорю тебе! И кыш отсюда…

– «Кыш»?

Мальчишка схватился за край крышки и принялся толкать ее прочь. Инга уцепилась за крышку изнутри и стала тянуть в другую сторону.

– Иди куда шел, зачем я тебе сдалась? – зашипела она.

Нет уж, она не даст какому-то оборванцу провалить ее план! Она должна сбежать во что бы то ни стало!

– А чего это тебя посреди дороги поставили? И не перешагнуть.

Мальчишка все толкал крышку и улыбался.

– А ты перепрыгни. Сейчас они вернутся, они меня только на секунду оставили…

– Это кто такие «они»?

– «Воротнички».

– «Золотые воротнички»? – присвистнул мальчишка.

– А тебе их откуда знать?

– А с чего это «воротничкам» катать какую-то девчонку в ящике?

– А с того, что я не девчонка, а как бы кукла.

– Как бы? А, ну я вижу. Платье у тебя точно «как бы».

Инга опустила взгляд на огромное масляное пятно на подоле, покраснела и тут же тряхнула головой. Нашел чем пристыдить!

– Это вообще не мое платье, – процедила она.

– А чье? Кукольное?

– Ну да!

Мальчишка засмеялся и отпустил наконец крышку.

– Ну и дела тут, на заднем дворе, творятся.

– Ну правда, уходи, – взмолилась Инга. – Мне очень нужно в город. Сейчас как раз вывозят кукол. Вот я и притворилась…

– Ты хочешь, чтобы тебя вывезли в кукольном ящике?

– Ну да.

– Зачем так сложно? Почему не выйти пешком? Зачем прятаться?

– Затем, что гвардейцы на воротах меня знают!

– Им что, выпускать тебя не положено?

Мальчишка взъерошил себе вихры, заломив кепку.

– Ну не положено, – буркнула Инга. – Все, пока. Вон, уже идут. Слышишь?

Где-то на дворе и вправду зазвучали шаги, и Инга потянула на себя крышку.

– Закрой, пожалуйста, обратно. И поплотнее, чтобы не съехала.

– Какая ты вежливая. Ну оно и ясно. Ты, значит, дочка кукольника?

Инга застыла, вцепившись в крышку. И как он догадался? Или она единственная, кому запрещено покидать дворец, и об этом говорят даже в городе? Не принцесса, а в башне… Об этом можно и в газете написать.

– Уходи, говорю!

Мелькнули белые ливреи, шаги приближались. Инга рухнула обратно на сено и дернула крышку на себя. Та зацепилась краем и с грохотом съехала вбок. «Воротнички» ускорили шаг.

– Что это здесь… – крикнул один.

– Ну все, конец твоему плану пришел. – Мальчишка наклонился над Ингой и протянул ей руку. – Бегом!

Она уставилась на его слишком чистую ладонь и моргнула.

– Куда?

– Эй! А ну-ка! – закричал другой «воротничок».

Инга вскочила не думая. Вцепилась в ладонь мальчишки, и они бросились бежать. Через дворы, мимо молочного погреба, конюшни, псарни… Они летели, не разбирая дороги. Опомнилась Инга, только когда они оказались в зарослях. Шипы драли одежду и цеплялись за волосы, грозя выколоть глаза, но мальчишка упорно вел Ингу вперед. Напролом, через самую чащобу, – она едва успевала отводить от лица ветки.

– Куда это мы?

– Есть у меня одна тайная тропа, – загадочно бросил мальчишка. – Для тех, кого не любят стражи.

Они выбрались на полянку. С одной стороны зеленел заросший, давно не чищенный пруд, а с другой к самому небу взмывала каменная стена.

– Мы… в саду? – запоздало догадалась Инга.

Она оглянулась. В этой части сада не было ни дорожек, ни скамеек, ни фонтанов, ни скульптур. Сюда вообще никто не заходил, и именно в этом тихом уголке Инга и любила коротать свободные минуты. Иногда она садилась на большой круглый камень у пруда и, воображая, что сюда же приходит дух ее матери, рассказывала вслух обо всем, что с ней в последнее время случилось.

– Ну а где же еще? – ухмыльнулся мальчишка. – Ну-ка за мной.

Только сейчас Инга заметила у самой стены поваленный тополь. Он лежал, зацепившись верхушкой за кладку, и одна ветка тянулась наружу через окошечко старой бойницы. Мальчишка подтянулся, забрался на узловатое основание дерева и протянул ей теперь уже обе руки, подсадил и помог подняться на ноги.

– Стена только теперь всего лишь садовая, – разъяснил мальчишка. – А раньше была замковая. Тут вместо дворца стоял замок, но его лет триста назад разрушили. Дворец отстроили на старом фундаменте. А стену восстановили. Пошли.

Балансируя на стволе, как акробат, мальчишка перебежал до самого верха.

– Тут ядовитый мох, осторожно.

Он указал на ярко-зеленую поросль, которая переползала с ветки тополя на стену. Потом покопался в камнях и размотал веревку. Один конец был закреплен за тополь, другой мальчишка бросил на ту сторону.

– Я эту бойницу целый месяц расширял. Корни у мха, конечно, мощные, но все равно нужно было поковырять как следует. Прошу! Мой персональный лаз.

Инга с опаской перешагнула через моховую поросль и выглянула в оконце наружу. Стена обрывом уходила вниз, врастая в лужайку, а она, в свою очередь, убегала вперед и вниз изумрудным округлым холмом. Далеко впереди колыхался в жарком мареве город, сверкал залив, белыми зигзагами чертили водную гладь паруса механоходов. Значит, хороший ветер и моторы отключили…

Инга отступила. Целый месяц расширял?.. Персональный лаз? Да откуда он взялся, этот мальчишка? Она уставилась на него, а мальчишка расплылся в улыбке:

– Меня, кстати, Францем зовут. А тебя?

Инга открыла рот и тут же закусила губу. Как же ей с ним теперь разговаривать, если Франц – наследный принц?..




Глава 4. Ворованные приглашения


Дворец возвышался на скале в устье долины, словно надзирал над всем городом, но королевские стяги и шпили башен остались теперь позади, а городские постройки приближались и росли на глазах. Долина, в которой расположилась столица, выходила к заливу. Казалось, что дома соскальзывают к порту с исполинской ладони, а сейчас разноцветье крыш так пестрело флагами, переливалось калейдоскопом и волновалось, что чудилось, будто город – это горсть разноцветных камней, которые перебирает в руке великан.

Вдоль главного проспекта тянулась широкая река. Обычно по ней шли торговые суда – кто в столичный порт, а потом обратно, вглубь материка, а кто в море и дальше, в Ниаху, Пагос и Чи-Рино. Сегодня же реку заполонили прогулочные механоходы и личные кораблики с пассажирами, которые собирались на Выставку.

По другой стороне реки, до самого порта, тянулась железная дорога, и теперь к кованой оранжерее вокзала, постукивая, прибывал механовоз. Другой уже отходил по встречным путям – наверное, собирался до открытия сделать еще один рейс к горному перевалу и обратно в столицу. В заливе было не протолкнуться от иностранных механоходов. Алые флажки и синие, сиреневые и зеленые – какие только гости не прибывали морем!

Улочки тоже были запружены. От самоходных повозок проспекты казались пятнистыми. Гудели клаксоны, кричали шоферы, мелькали яркие банты, цветные кружева, бархатные сюртуки, трости и сверкающие, будто полированные, котелки. И все эти люди двигались к Ледяному дворцу. Взмывая над портом громадой из стекла и клепаного металла, он переливался косыми гранями, как будто его и вправду вырезали изо льда.

– Скорее, – подгонял принц. – Пока не объявили открытие. Потом начнется давка – и пиши пропало!

Инга в очередной раз вздохнула поглубже и мотнула головой, только бы слишком много не думать. Принц оказался совсем не таким, каким она его себе представляла. Да что там! Она же видела его когда-то из-за Занавески. Мельком, конечно, да и одет он был совсем не так, как сейчас. Но светлые волосы и карие глаза – пожалуй, уж их можно было бы и узнать. А вот остальное – манера говорить, совсем не подходящая наследнику, резкие, порывистые жесты, – да и принц ли он вообще? А если врет?..

Но горничные на кухне ведь неспроста называли его «драной кепкой». А кепка… и правда была драная. Так служанки знали про его трюк с переодеванием или выражались метафорически?

– Ваше Величество… – промямлила на ходу Инга.

Она тушевалась с той самой минуты, когда наследник представился. Не понимала, как с ним говорить, как держаться… Во дворце ведь особый этикет, и с принцем, наверное, нельзя болтать как с равным.

– Высочество, – поправил Франц. – Величество – это мой отец. И мать. А я только Высочество.

Инга сглотнула. Она надеялась, что принц просто скажет, что все это неважно.

– А как… как запомнить?

Она всегда путалась в этих тонкостях – титулы, звания, ранги. Да и зачем ей в этом разбираться? Все равно сидела как под замком.

– Ну смотри. – Принц обернулся на ходу. – Все просто. Короли слишком великие, чтобы делать глупости. А принцы могут и на крышу забраться. Высоко. Потому они и Высочества. Поняла?

Инга прыснула, и Франц спохватился:

– Только сейчас так меня не называй, ладно?

Инга охотно кивнула.

– А правда, что вы от наставника во время занятий сбегаете?

– Правда. И в другое время тоже – когда получается. Для того и лаз.

– А нельзя… просто попросить?

– Попросить – что?

– Ну… Уйти на прогулку…

– У меня расписание, – поскучнел принц. – Каждый час определен под уроки. История, география, военное дело, верховая езда, фехтование – хотя кому оно сейчас нужно? Еще дипломатия, стратегия и тактика, иностранные языки…

– Например?

– Ниахский и ку-раду. Еще отец хотел, чтобы я выучил древнеизмирский, но Кац уговорил его, что мне хватит. И уж хватает, по горло хватает! Зачем их учить, ума не приложу. Все же говорят на виззарийском.

Инга неловко кивнула. Она слышала о ниахском шелке – да что там, она и сейчас благодаря Лидии была в него одета. А вот про Ку-Раду или Измир она ничего не знала. Где эти страны и чем славятся? Инга вдруг ощутила себя такой глупой, что уши загорелись.

– Сейчас, например, у меня урок дипломатии. Ну то есть должен быть. Отец все говорит, что важнее дипломатии для короля ничего нет. Вот Выставка тоже вроде как для этого: чтобы укреплять связи. Только мне, наверное, еще нечего укреплять. – Принц фыркнул. – Рановато. Нет, ты только представь: на Выставке будет вся столица, а меня посадили за учебники. Так хочется просто взять и пожить как следует! Жить хочется, понимаешь?

– Так он… то есть Его Высочество…

– Величество, – машинально поправил принц.

– Величество… Он не берет вас с собой на Выставку?

– Ну а иначе зачем бы я таким дурнем вырядился? – Франц лихо заломил кепку и улыбнулся. – Это мой городской костюм. Для конспирации.

– Для… чего?

– Чтобы не узнали.

Инга нахмурилась. Да уж, трюк с переодеванием принцу удался вполне. Так что наследника в нем и не заподозришь.

– А ты, я смотрю, не особенно-то мне и поверила?

– Вообще-то нет.

– Слишком прямо держусь? – Принц сгорбился. – Смотрю свысока?

– Да нет. – Инга мотнула головой. – Как раз наоборот. Говорите вы слишком…

– Слишком?.. – сощурился принц.

– Слишком просто. Как посыльный. Ну правда. Я, если честно, не очень верю, что вы принц…

Франц выпучил глаза, а потом рассмеялся:

– А на «вы» называешь.

Инга смешалась. Она и сама не понимала, чему верит, а чему нет.

– Принцы ведь совсем не такие… – пролепетала она.

– И много ты принцев повидала?

Инга насупилась.

– Одного.

– Меня.

– Ага. Это если вы… ты… и правда принц.

– Спорим? – Франц обернулся и протянул ладонь. – Завтра я закажу у твоего отца какую-нибудь механическую штуку.

– «Какую-нибудь»? – Инга улыбнулась. – Да он каждую неделю кукол делает. Актрис для придворного театра, компаньонок в чайные комнаты, просто статуэтки для красоты… Откуда мне знать, что заказал именно ты?

– Ну хорошо. Сам приду и закажу.

– Принцы так не делают.

– А я сделаю.

– Ну хорошо!

Инга протянула свою ладонь, чтобы скрепить спор рукопожатием, но тут же помрачнела.

– Ставки! – вспомнил принц. – Нужно придумать ставки!

Но Инга посерьезнела совсем не поэтому. Она ведь не вернется во дворец. Или все же струсит, прибежит обратно в мастерскую, как верная собачонка? На что же решиться?..

– Ладно, я так поверю, – буркнула Инга.

– С чего это? Ну нет, решили спорить, так уж давай спорить! Эй, ты чего?

Подошва у туфель Инги была такая тонкая, что каждый камешек на взгорье впивался ей в стопы, но она все равно ускорила шаг. Поскорее бы добраться до Ледяного дворца…

– Ты из-за куклы этой своей бешеной?

Принц поравнялся с Ингой и заглянул ей в лицо.

– Да ладно тебе, сцапаем ее в два счета.

– Ты же просто на Выставку хотел посмотреть.

До этого Инга рассказала о сбежавшей кукле только в общих чертах. О том, как она ее оживила и где эта кукла хранилась, она умолчала. А вот принц сразу загорелся.

– Да ты что! Это же настоящая охота! Целое приключение! Представь, что мы иноземные шпионы! Мы проникаем в Ледяной дворец под прикрытием, чтобы выкрасть жуткого монстра, которого создал безумный ученый…

– Мой отец не безумный.

– Ну… да, – мотнул головой принц. – Прости. Не так. Безумного монстра, которого создал жуткий ученый…

– А ты умеешь к себе расположить, – скривилась Инга.

– Слушай, ну это же гипербола.

– Что?

– Драматическое преувеличение.

– А ты, наверное, все-таки принц. Слова такие…

– Вот видишь!

Город пах свежим хлебом, цветочными духами, резиной и жженой карамелью. Выстукивали по брусчатке дамские каблучки, конские копыта, грохотали колеса. Сверкало солнце в витражах часовой башни, горели на подоконниках настурции. От угла к углу расхаживали цветочницы с корзинками, мальчишки с пачками газет выкрикивали заголовки, разносчики с коробами янтарных карамелек звонили в колокольчики… От восторга Инга позабыла все свои сомнения. Сверху, из окон мастерской, все эти детальки было не разглядеть. Здесь же, в самом сердце столицы, можно было вдыхать, слышать, осязать…

А на зеленой террасе, у самого порта, сверкал Ледяной дворец. Приземистые боковые флигели казались крыльями, а центральная башня – шеей исполинского лебедя. Мост, ведший к террасе, был пока еще закрыт: путь преграждали гвардейцы. Зато лужайки на подступах были забиты до отказа. В толпе кто стоял, кто сидел на принесенных с собой раскладных табуретах; повсюду носились одуревшие от свободы комнатные собачонки, детишки выдували мыльные пузыри. Девушки в ярко-желтых платьях, протискиваясь меж гостей, разносили сладкую вату, вафли и лимонад.

Они остановились в конце аллеи, выходившей к порту: дальше было не протолкнуться. Инга заметила у гостей одинаковые карточки и ужаснулась:

– И как мы попадем внутрь? Нужны приглашения!

– Сейчас посмотрим, – загадочно бросил принц. – Стой здесь.

– Куда это ты?

Но Франц уже исчез, ввинтившись в толпу. Пока его не было, Инга неловко переминалась с ноги на ногу. Что он задумал? А может, бросил ее здесь и решил отправиться на Выставку один? Но как же в этой толчее найти куклу? Своим странным видом она вполне могла наделать шуму, но никто бы не заподозрил в ней именно куклу. Спрашивать про эксцентричную дамочку в исподнем, которой непременно нужно попасть на Выставку? А что, если расчет Инги неверен и кукла вовсе не ищет отца?

– Ну вот, все готово.

Веселый голос принца вырвал ее из размышлений:

– Прошу. Ваше приглашение.

Он протянул ей карточку с золотым вензелем и сам сжимал такую же.

– Где ты ее раздобыл?

– Кое-где, – ухмыльнулся Франц. – Тренирую свои уличные навыки.

– Какие навыки?

– Уличные. Хочешь, познакомлю тебя потом с Броном? Он мальчишка что надо. И уж мастер, каких поискать.

– Мастер в чем?

Инга изогнула бровь. На приглашении значилось: «Эльза Мак-Ош».

– Тут чужое имя! Франц, что это значит?

Она выхватила карточку и у него.

– И здесь тоже! «Валдус Таку». Кто это такой? Ты что… – Инга задохнулась от возмущения. – Ты их… украл?

– Какое неприятное слово, – поморщился принц. – Тонкое искусство карманника не приемлет… – Он схватил ее за руку. – Смотри! Начинается!

Толпа заколыхалась, и Инга тоже привстала на цыпочки. Далеко впереди, у моста, гвардейцы разомкнули шеренгу. По обе стороны прохода встали «золотые воротнички»: теперь они принимали на проверку карточки и пропускали гостей.

– Идем!

Но Инга заколебалась. У куклы приглашения нет, и внутрь ее попросту не пустят. А их приглашения – краденые.

– Возьми. – Инга пихнула свою карточку Францу. – Верни ее владелице. Ты не подумал, как она расстроится? А этот твой Валдус?

– А ты не подумала, как расстроюсь я? – с внезапной капризностью протянул принц. – Я весь год мечтал эту Выставку увидеть. И ты, готов поспорить, тоже.

Инга вздохнула:

– Я тоже. Но я останусь у моста и буду ждать куклу там.

Теперь, когда она это высказала, решимости прибавилось. Именно так Инга и поступит: разберется с куклой и вернет ее во дворец. А пробраться на Выставку обманом – ну уж нет. И как только у этого принца рука повернулась?

– И внутрь не пойдешь?

– Не пойду.

– Ну и дура.

Инга вспыхнула. Захотелось влепить пощечину этому самодовольному наследничку, но внутри кто-то так и захихикал: а ведь и правда дура. Сдалась ей эта кукла, когда можно сбежать, и дело с концом! Пробраться на любой механоход, спрятаться там и ждать отбытия – вот она, долгожданная свобода! Завод ведь у куклы когда-нибудь кончится, и тогда она просто остановится, и все вокруг догадаются, что она такое.

…И поползут по городу слухи: прославленный мастер кукол уже не тот, а его создания непослушны и, в конце концов, попросту опасны. Инга содрогнулась.

– Ого! – Принц толкнул ее в бок, уже позабыв про размолвку. – Ты посмотри!

Инга вытянула шею. У моста завязалась потасовка, толпа заколебалась и зашумела. Со всех сторон забормотали:

– Что там?

– Кого-то задавили?

– Ну точно задавили!

– Еще бы, в таком-то месиве!

– А я говорил, что все эти публичные мероприятия…

– Да нет, там что-то другое…

– Не вижу!

– Позвольте, господин, вы наступили мне на ногу…

– Молодой человек, что вы себе позволяете!

– Да не толкайтесь вы, ну!

Принц схватил Ингу за руку и потянул в толпу.

– Это она. Точно, – шепнул он ей на ходу.

Кукла?.. Инга едва поспевала. Они проскальзывали под локтями, между тростями и юбками, и чем дальше они продвигались, тем плотнее сдвигалась толпа. У самого моста они уже едва не ползли, лавируя между ног. А потом вынырнули на площадку, и тут же стало ясно, почему люди отступили и ближе подходить не решались.

Гвардейцы снова сомкнули заслон. Из-за их спин с любопытством глазели «воротнички». У самого моста, перед гвардейцами, стояла кукла.

Белые одежды и пятна золотистой краски, растрепавшиеся локоны и разъяренное выражение лица – кукла выглядела угрожающе.

– Пропустите немедленно! – Она сжимала руки в кулаки и наступала. – Вы слышите? Пропустите!

– Госпожа, будьте добры, покиньте площадь, – потребовал один из гвардейцев. – В противном случае нам придется вас задержать.

– Задержать? – возмутилась кукла. – Меня нельзя задерживать! Меня необходимо пропустить!

– Извините, – пискнул из-за стража «воротничок». – У вас нет приглашения, так не положено. Пожалуйста, уходите.

– Какое, в бездну, приглашение? Пропустите меня немедленно!

– Госпожа, позвольте, – настаивал гвардеец. – Прошу, не устраивайте сцену. Городская тюрьма сейчас переполнена, и по вкусу вам там не придется.

Инга ужаснулась. Если куклу упрячут за решетку, вытащить ее оттуда будет просто невозможно. Что она скажет констеблям? Простите-извините, это моя кукла, но ведет она себя как человек, и притом ненормальный? Или опять же кукла «заснет» прямо в камере, и выносить ее оттуда будут под те же газетные заголовки. «Криминальных дел мастер: придворный кукольник вырезает преступников»…

– Пропустите! – выкрикнула кукла. – Сейчас же пустите меня внутрь!

Стражи только сильнее сомкнули ряды, и тогда кукла на них накинулась. Она врезалась в нагрудник одного из гвардейцев плечом, отпрянула и набросилась снова. Она кидалась на стража, не разбирая, чем ударяется и какую боль причиняет сама себе. Инга ахнула: воротничок ее рубашки окрасился алым. У куклы есть… кровь?..

Инга шагнула из толпы.

– Ваше приглашение… Вот оно!

Она сунула кукле карточку некой Эльзы Мак-Ош, и та замерла. С любопытством оглядела картонку, ощупала ее, перевернула. Инга меж тем рассыпалась в извинениях перед стражником:

– Моя госпожа ужасно забывчива. Сейчас у нее не самый легкий период… Но врач сказал, что Выставка и впечатления помогут ей пойти на поправку…

Инга и сама не понимала, откуда она все это берет, но другого выхода уже не видела. Кукла привлекла к себе слишком много внимания. Еще немного – и ее бы сунули за решетку, и теперь Инга окончательно поняла, что одна ни за что не справится. Все зашло слишком далеко, и без помощи отца теперь уже не обойтись. Уж как-нибудь Инга перед ним повинится. Все лучше, чем слухи по всему городу и вот такие сцены.

Гвардеец окинул взглядом истерзанное платье Инги, а потом куклу.

– Мы не можем пропустить твою… госпожу в таком состоянии, – сказал он.

Но кукла уже совала лакею карточку:

– Мое приглашение.

«Воротничок» остолбенел.

– Это Эльза Мак-Ош, – шепнул он другому, показывая карточку. – Жена министра…

Стражи тут же подтянулись.

– Прошу прощения, госпожа Мак-Ош. Проходите. И вы… э-э-э… тоже.

У Инги даже не попросили карточку! Наверное, испугались, что «жена министра» может устроить новую сцену…

Кукла двинулась вперед по мосту, а Инга побежала за ней. В конце концов, чтобы избежать внимания, лучше и дальше изображать из себя служанку знатной дамы, как бы странно та ни выглядела. Последнее дело – попытаться ее куда-то тащить на глазах у всей толпы…

– И где этот треклятый кукольник? – шипела кукла себе под нос.

Ингу передернуло. А может, отец прятал куклу, потому что она… опасна? Воротничок на кукле перепачкался в крови – кидаясь на стража, она сильно поранилась… А кукла ли она вообще? Инга задрожала и бессильно обернулась назад. В толпе Франца видно не было.




Глава 5. Выставка чудес


У входа в ледяной дворец уже выводил энергичную песню и приплясывал в такт шарманщик. На его плече, свернув хвост спиралью, сидела причудливая зверушка с носом-клювом. Живая занавесь из густых лиан отделяла улицу от павильона, и, чтобы войти внутрь, пришлось откинуть лозы рукой. Гладкие, налитые соком листочки оставили на пальцах липкий нектар с терпким, сладким ароматом.

Внутри было жарко, влажно и шумно. Дворец уже успел наполниться первыми гостями – скорее всего, самыми высокопоставленными, для которых, Инга видела, открывали отдельный вход. Наверное, и госпожа Мак-Ош должна была пройти там, но… Не прошла. Вслед за Ингой, обходя эксцентричную «даму» стороной, потекли и другие посетители из тех, кто наблюдал сцену на мосту, но скоро и они позабыли о происшествии.

Толпы гостей переходили от стенда к стенду, разномастные и разноцветные. Были здесь и щеголи в полосатых сюртуках, и студенты в пиджаках с протертыми локтями; рядом с разодетыми дамами в бантах толкались простые горожанки в цветочных платьях; чистенькие детишки в матросках носились наперегонки с ребятами в растянутых свитерках с чужого плеча. На Выставку, очевидно, приглашали очень разную публику, но как именно проходил этот отбор, оставалось загадкой. Она старалась не спускать глаз с ожившей куклы, но вокруг было столько всего, что не смотреть по сторонам тоже не удавалось.

Посетители задерживались у фонтана, чтобы ополоснуть лица и подставить ладони под брызги, останавливались на верхних галереях, припадали к перилам, рассматривали сверху экспонаты, толкали друг друга локтями…

Стенды, обставленные диковинами, витрины и стойки тянулись в обе стороны. У самого входа встречала гигантская голова буйвола, отлитая из металла. Глаза у нее сверкали драгоценными камнями, рога – позолотой. Прямо за ней тянулась вереница женских скульптур, выделанных из тонкого чистого стекла. Дальше – охотничьи трофеи: чучела саблезубых волков, рога серебристых оленей, когти медведей-исполинов. Блестели шелка в рулонах и драпировках, переливался перламутром южный фарфор, аппетитными красками горели на блюдах экзотические фрукты.

Чуть поодаль, в огромном загоне из крепких бревен, томились чешуйчатые Касмарские слоны. Их разместили у самых окон, потому что вонь они распространяли нестерпимую; зато роста они были такого огромного и нрава такого дружелюбного, что от детишек не было отбоя. Они толкались в очереди, с вожделением глядя, как гигант поднимает на хоботе очередного счастливца и сажает себе на голову, прямо меж ушей. Чуть дальше – промышленные громадины, источавшие крепкий масляный дух, и таблички: «Шелкомотальная машина» и «Жаккардовый станок». Музыкальные шкатулки, горы разноцветного сахара, специи, инкрустированные ружья, заспиртованные в огромных банках эмбрионы…

Инга едва успевала восхищаться: таких чудес она еще не видала нигде. Послы и мастера выглядели чуть ли не курьезнее тех артефактов, достижений инженерной мысли и произведений искусства, которые они привезли с собой. Бледные и темнокожие, с лицами выпуклыми, как гомерические барельефы, и плоскими, как тарелки, остроносые, будто птицы, и совсем без губ – они казались пришельцами из чужих миров.

Мастер у стенда с цветными коврами был задрапирован в пестрые одежды до самых глаз. Узкая полоска кожи, открытая взглядам, переливалась сиреневым. Мужчина у соседней витрины щеголял голыми икрами и был закутан в одну-единственную тигровую шкуру. Женщина – подумать только! – в мужских брюках демонстрировала оснащенные моторчиками велосипеды.

– А, вот и ты!

Из толпы вынырнул как ни в чем не бывало Франц. Лицо его выражало неподдельный восторг.

– Видела поющих круссонов? Это что-то! А пузырьковые вафли пробовала? В том ряду раздают, пойдем скорее!

– Франц, помоги, – взмолилась Инга. – Надо бы ее увести, и поаккуратнее…

Принц глянул на куклу и нахмурился.

– А я уже совсем про нее забыл. Тут столько всего… Может, подождем? Она вроде и не буйная совсем. – Он хмыкнул. – Если не трогать. Лучше осмотримся, пройдемся…

Инга взмахнула свободной рукой. Ну вот! А все болтал про шпионов, про то, как они «сцапают куклу в два счета»… Тут принц вдруг охнул, нахлобучил кепку пониже и нырнул за драпировки ближайшего стенда. Инга потянулась к нему, но куклу из виду не выпускала.

– Ты чего? – шепнула она Францу.

– Там мой отец. Вон там.

Он указал на стойку с узорными вазами, и Инга не сразу разглядела за спинами гвардейцев – телохранителей короля.

Затянутый в парадный бело-золотой мундир, он наклонился над стендом с какими-то ростками. Те волновались, как водоросли на мелководье, будто силились ухватить Его Величество за бакенбарды. Рядом, придерживая закрытый зонтик, стояла королева: невысокая бледная женщина очень хрупкого телосложения. На ней было платье из алого шелка, обшитое кружевами, и шляпка с перьями в тон. Вид у нее был откровенно скучающий.

– Мама не любит мероприятия, – шепотом пояснил принц, выглядывая из-за драпировки. – Но открытие – это важно.

Инга слышала, что со здоровьем у Ее Величества не ладилось и жаркие дни она проводила в закрытой спальне, приложив ко лбу холодный компресс. Здесь же, в залах Ледяного дворца, несмотря на название, было душно, как в оранжерее.

– А вот этого типа она терпеть не может.

Франц указал на старика в красном министерском сюртуке. Тот держался по левую руку от короля и, старательно копируя жесты Его Величества, разглядывал живые водоросли.

– Министр иностранных дел. Фон Шефер. Говорят, что он дурак и подлиза, – скривился принц.

Министр Ингу интересовал мало.

– А вон идет кардинал Верниц. – Франц продолжал шептать из-за занавески. – Тоже неприятный тип…

Кардинал, одетый в сутану цвета перезрелой сливы, был таким тощим, что казалось, будто его раскатали в одной из гигантских машин, что громоздились в дальней части павильона. Взгляд у него был голодный, и шагал он, высоко вскидывая ноги, как механический петух, у которого кончался завод.

За ним проходил военный с пышными желтыми усами и бочкообразным пузом, которое едва умещалось под мундиром.

– А это генерал Рихтер, – бормотал принц. – Если я ему попадусь на глаза, то пиши пропало…

Генерала Инга тоже рассматривать совершенно не хотела, но внимание привлекла витрина за его спиной. На другой стороне, чуть не уткнувшись носом в стекло, стоял сгорбленный, одетый во все темное человек. Он делал вид, что рассматривает разноцветные камни, разложенные на бархате, но так и блестел глазами из-под котелка.

У Инги волосы на голове зашевелились. Горбун! Неужели это он, тот самый горбун, о котором судачили горничные? Но кто пустил его на Выставку, кто выписал ему приглашение? Или он, как и принц, свою карточку попросту украл?

Мимо, держась за ленточку, пробежали малыши в бурых платьицах, и человек в черном исчез. Кукла вдруг сплюнула, глядя куда-то в сторону:

– Вот ты где…

Инга не сразу разобрала, о чем говорила кукла. Но, быстро оглядевшись, поняла и на секунду невольно замерла. У стенда, разукрашенного цветными флажками, над механической балериной склонялся отец. Сколько же Инга потратила вечеров на эту пачку! Балерина развернулась, вскинув тонкие ручки, изогнулась, привстала на одной ноге и закружилась. Девушки, окружившие стайкой чудесную куклу, так и ахнули.

За спиной балерины тряс бубенчиками на колпаке, кланялся и жонглировал шут. Над этим механизмом отец провозился три месяца – шут упорно ронял мячики. Фокусник вынимал из цилиндра то белого кролика, то красного. Кролики тоже двигались: морщили носы и шевелили ушами. Инга их обшивала шерстью.

Вокруг прыгали и танцевали куклы помельче, а в самом центре отведенного отцу пространства возвышался клавесин. Зевак у стенда толпилось и без того выше всякой меры, но музыка привлекала издалека. А завидев, кто играет замысловатую мелодию, прохожие застывали как околдованные.

Длинноусого композитора отец делал больше года. И все это время в мастерской торчал клавесин – не этот, узорный и лакированный, а попроще. Но каждое утро начиналось с музыки, и музыкой же заканчивались вечера. Отец настраивал мелодии по такту, и кукольный композитор выводил одни и те же пассажи по сотне раз.

Композитор вскидывал локти, пальцы замирали над клавишами, убегали в верхние октавы, взлетали, падали аккордом в басах – казалось, репертуар у него неисчерпаем. Движения не повторялись, и создавалось впечатление, что играет живой человек. Инга, конечно, знала, что композитор умеет играть всего десять пьес, но за год соседства с этой куклой ей вполне хватило и десятка.

Отцовский стенд выглядел великолепно. На нем выставили всего лишь несколько образцов, а самое главное выступление, с Лидией, должно было состояться куда позже. Наверное, на той самой круглой сцене, которая сейчас пустует в конце главного прохода… Вот она, заслуженная слава ее отца. Нельзя такому мастеру просидеть всю жизнь под замком короля: весь мир должен знать не только его работы, но и его самого… Но отцу Выставка, кажется, не доставляла никакой радости. Он метался между куклами, подправляя то одно, то другое, и поминутно оглядывался, будто кого-то очень сильно боялся.

Встряхнувшись, Инга зашарила взглядом по толпе. Кукла, которую она оживила… Где она? Только что стояла рядом, а потом как в воду канула… У лотка со сладостями остановилось чинное семейство. Мужчина с накрученными усами что-то шептал взволнованной, разрумяненной жене, а близняшки в одинаковых платьицах толкались, выбирая конфеты. Прямо над их головами, на верхней галерее, завязалась потасовка, и близняшки, задрав головы, синхронно и радостно взвыли, словно сирены.

И под этот вой, будто под музыку, угрожающе сверкнул в толпе металл, а вслед за ним мелькнула и белая спина.

– О нет! – выдохнула Инга.

Да это нож! Откуда его взяла кукла? Где она его прятала? Инга метнулась следом, но ее оттерли в сторону носильщики с тележкой, нагруженной гомонящими пахучими клетками под темной материей. За клетками, далеко впереди, вдруг вскинулась в воздух рука балерины, которую подправлял отец, но ни его самого, ни разъяренной куклы, которая так хотела его отыскать, Инга уже не видела.

Неужели отец боялся именно куклы? Из-за нее так тревожно оглядывался и вздрагивал? А потом Инга напоролась взглядом на горбуна. Застыв посреди прохода, он смотрел в спину исчезнувшей кукле с такой яростью, что Инга только моргнула. Этот черный горбатый господин и без того казался жутким, но от ненависти его лицо превратилось в такую уродливую гримасу, что Ингу передернуло.

Этот горбун знает куклу? И не просто знает, он ее почему-то ненавидит! А может, это ее он выжидал и выискивал, шныряя по городу и пугая глупых горничных? Но эта кукла хранилась в тайнике, нигде не выступала и в город попасть никак не могла… Так, может, именно поэтому отец ее и прятал: в ней было что-то очень ценное?

Инга выдохнула. Шквал этих догадок чуть не сбил ее с ног, но, пока она приходила в себя, горбуна уже захлестнула толпа. Инга обернулась. У куклы нож… Нужно ее остановить! Остальное потом… Инга глянула на драпировки, но Франца уже и след простыл. Куда он исчез, почему – разбираться времени не было. Ясно, что Франц ей не помощник. Болтать он горазд, но принц есть принц. Франц сбежал на Выставку ради собственного развлечения – вот и все, что ему тут нужно.

Инга отскочила в сторону, чтобы обогнуть пахучие клетки, едва не опрокинула стойку с синими розами и бросилась вперед по проходу, уставленному манекенами в расшитых одеждах. Толпа нарастала и ширилась, а отцовский стенд будто бы только удалялся. На секунду ее оттеснила группка хохочущих студентов, и Инга споткнулась. На ковры падать было не больно, но колени она все же ушибла. Поднимаясь, она огляделась и ужаснулась. Люди на мгновение расступились, и она увидела стенд. Опрокинув балерину навзничь, какие-то люди в серых сюртуках хватали ее отца под руки. Кто они? На королевскую гвардию совсем не похожи… Что все это значит?

В следующую секунду толпа снова перестроилась. На земле мелькнули белые юбки куклы: она обо что-то зацепилась носком туфли, рухнула навзничь, и в давке ее тут же принялись топтать ногами. Блеснул и отлетел в сторону нож, – кукла еще тянула за ним руку, но толпа ее безжалостно давила, не давая пошевелиться. К ней уже спешил гвардеец, и Инга выдохнула: спасать он ее собирается или нет, но к отцу он ее уже не пустит. Гвардеец крупный и сильный, не под стать Инге, которая только и могла, что повиснуть у куклы на руке.

Потом людская масса опять колыхнулась, и теперь Инга увидела горбуна. Застыв где стоял, он с ужасом на лице хлопал себя ладонями по карманам, будто вдруг осознал, что забыл что-то очень важное. Забыл – или это что-то у него украли? Может, это у него вытащила кинжал кукла? Но как, в какой момент?.. Инга уже ничего не понимала.

– А вот и я. – Под руку Ингу подхватил принц – появился как из ниоткуда. – Двигаем отсюда, и побыстрее. Там за мной гвардейцы уже навострились.

Да где же этот принц таких словечек-то набрался? Какая разница! Инга вытянула шею. Двое в сером, которые схватили было кукольника, вдруг бросили ее отца и метнулись прямо на нее. А Инга им зачем?..

– Ну чего застыла-то? Скорее!

Принц встряхнул ее и потянул за собой. Инга успела только увидеть жуткое, искаженное ненавистью лицо горбуна, который тоже обернулся в ее сторону, и она поняла: что бы здесь ни происходило, нужно бежать. Из-за поворота, словно по волшебству, показалась беседка. Закрытая, глухая, под темным куполом. Что внутри – не понять, но лучшего укрытия и не придумаешь. В эту минуту из беседки выходил какой-то господин: кабинка освободилась.

– Сюда! – Франц рванул Ингу за собой.

На ходу она обернулась. Гвардейцы надвигались слева – прочесывали толпу, и вместе с этим слышались женский визг и детский плач. Справа протискивались двое в сером. Ни те ни другие еще, кажется, не заметили беглецов. Мелькнула табличка – Инга успела разобрать слово «Аттракцион», – и принц затащил ее внутрь.

Когда дверь за их спинами захлопнулась, Инга невольно вцепилась в принца обеими руками. В ушах звенело.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66925673) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.