Главная страница | Триллеры | Перепиши мою смерть

Перепиши мою смерть
Вера Ард


Популярный автор чувственной прозы готовит для стриминга сценарий по русской классике – роману “Любовь бессмертная”. По его замыслу главная героиня из “тургеневской барышни” превращается в феминистку, выступающую против ограничений XIX века и свободно относящуюся к сексу. Однако героине книги не нравится ее новая роль. И вскоре писателю придется на себе прочувствовать, что бывает, когда твоей судьбой управляет кто-то другой.Финалист конкурса "Экранизация 2021" (от Агентства StarDust). Остросюжетный роман с неожиданными поворотами, причудливо переплетающий современную реальность с миром и мифами XIX века.





Вера Ард

Перепиши мою смерть





Пролог


Прогноз обещал безоблачную погоду, но фиолетово-серая туча, заполонившая своей громадой почти все небо, была с этим не согласна. Александр посмотрел на крохотный навес над головой и искренне порадовался, что забежал на автобусную остановку одним из первых, еще до начала ливня – хоть что-то хорошее за последние дни. Однако и это чувство быстро исчезло: буквально за пару минут к нему присоединилось еще полтора десятка человек, прячущихся от внезапно налетевшего дождя.

– Эй, аккуратнее! – Александр невольно повысил голос, когда паренек в очках задел его локтем, пытаясь встать подальше от мчащихся по лужам машин.

– Извините, – растерянно пролепетал очкарик и прижался своим мокрым свитером к кому-то другому.

Александр глубоко вздохнул, понимая, что зря разозлился на нежданного соседа. Нервы сдавали и совсем не из-за плохой погоды. Он даже пораньше ушел с работы, попросив коллегу его подменить. Предчувствие говорило: нужно домой и как можно скорее. В нетерпеливом ожидании Александр выглянул из-под навеса, надеясь за стеной проливного дождя разглядеть нужный автобус, но ничего похожего на дороге не было. Он отвел взгляд в другую сторону и в ту же секунду замер. Нет, нет! Не может быть! У остановки напротив стояла женщина, не узнать которую он не мог. Все ее лицо, волосы, одежда были мокрыми. Она не пряталась от дождя, а пристально смотрела на Александра, будто ожидая, когда же тот ее заметит. Он хотел крикнуть: «Что ты здесь делаешь?», но быстро осознал, что заглушить шум дождя и рев проносящихся мимо автомобилей все равно не сможет. Александр оглянулся по сторонам, ища возможность поскорее перебежать дорогу, но машин было слишком много. Он с ужасом смотрел на женщину, не понимая, что делать. Все страхи последних дней ожили перед глазами.

Внезапно она подняла руку, будто приветствуя кого-то. Несмотря на сильный дождь, Александр увидел на ее лице улыбку. В ту же секунду женщина сделала шаг вперед и упала прямо под колеса проезжавшего мимо грузовика. «Нет!» Вопль Александра затерялся среди других криков ужаса. Он опустил глаза, чтобы не смотреть на дорогу. Наверное, следовало броситься ей на помощь. Но зачем? Александр был уверен, что все закончилось. Потоки воды на асфальте окрасились в розовый цвет. Он вдруг представил, как поднимается волна, заливая все вокруг, а его подхватывает и уносит в холодное ноябрьское море. Мир перед глазами поплыл, шум затих, и только голос в голове отчеканил: «Я. Тебя. Предупреждала».




Часть 1





Глава 1


Ранним июльским утром 1878 года по узкой тропинке, петляющей среди густого леса, шел молодой человек. Юноша был одет достаточно хорошо, чтобы его можно было принять за представителя дворянского сословия, однако простой бежевый пиджак, что он нес в руке, и недорогие коричневые башмаки, уже успевшие потемнеть от утренней росы, подсказали бы случайному наблюдателю, что по тропинке идет не столичный щеголь, а сын небогатого провинциального помещика.

Белая рубашка юноши против воли стала влажной, но причиной тому была не жара, от которой в утренние часы его еще скрывала сень деревьев, а сильное волнение, не оставляющее нашего героя с прошлого вечера. На вид юноше было лет восемнадцать. Он отличался высоким ростом и той чуть болезненной худобой, которая поневоле приковывает к себе взгляд прекрасного пола, заставляя немедля желать позаботиться о столь хрупком создании. Способствовали подобному впечатлению и большие серо-голубые глаза, доверчиво распахнутые навстречу миру, а также и приятное, будто вечно смущенное лицо с тонкими чертами и чуть впалыми щеками, которое обрамляли светло-русые волнистые волосы, никак не желавшие укладываться в приличествующую молодому дворянину прическу.

Юношу звали Михаил Александрович. Однако же для всех родственников и даже прислуги в доме он и сейчас оставался Мишенькой. Такова судьба младших детей в больших семьях, а старших братьев и сестер у Мишеньки было немало – появился на свет он шестым по счету. Мать его в юности отличалась отменным здоровьем и рожала почти каждый год. Все дети, кроме одного, выжили, и огромным бременем для отца семейства – Александра Николаевича – стала забота об образовании для сыновей и приданном для четырех дочерей, ибо родовое имение, чьи пределы сегодня утром покинул Мишенька, давало доходов столь мало, что едва хватало на содержание дома и прислуги.

Однако далеко не судьба родных волновала Мишеньку в то раннее утро. Вчера он был приглашен на именины в соседское имение к дочери графа Боловцева – Оленьке. Оленьке, как и Мише, в этом году минуло восемнадцать лет, и с самого детства, когда началось их знакомство, она оставалась предметом восхищения для своего юного соседа. И восхищаться было чем. Из милого ребенка с белокурыми волосами Оленька со временем превратилась в необыкновенно красивую барышню. Ее всегда аккуратные, хоть и довольно простые наряды подчеркивали стройную талию и изящные изгибы юного тела. А уж лицо, достойное кисти самого лучшего художника! Как мечтал Мишенька, заглядывая в ее большие зеленые глаза, обрамленные длинными, будто невесомыми светлыми ресницами, дотронуться до нежной кожи, провести кончиком пальца по чуть пухлым щекам, покрытым легким, как у персика, пушком, и ощутить мягкость ярко-розовых губ, испытав первый в жизни поцелуй. Но можно ли было на это надеяться? Олина красота была под стать ее скромности. Умная и приветливая, она никогда не позволяла ни взглядом, ни словом усомниться в своей чистоте и невинности. И все, что оставалось Мише, – лишь в редкие минуты уединения гулять рядом с предметом своего обожания и разговаривать о ничего не значащих вещах.

Вчерашним же днем все переменилось. Во время праздника Оленька оказалась рядом с другом детства и будто нечаянно коснулась рукой, а потом и просто обхватила его ладонь своею. Мишенька вздрогнул от невинной ласки и едва заметно покраснел, но тут же почувствовал, как вместе с нежной маленькой ладошкой в его руке оказался сложенный в несколько раз листок бумаги, который под быстрым указующим взглядом Оленьки он сразу спрятал в карман. Более ничем именинница не выдала своего интереса. Она все так же общалась с гостями, улыбалась и принимала поздравления. Лишь вечером, вернувшись с сестрами к себе в имение, Мишенька решился в тишине своей комнаты развернуть записку и прочитать. Легким, будто летящим почерком на бумаге были написаны слова, которые не могли не лишить юношу сна.

«Я знаю, Вам может неуместной показаться моя просьба, и допускаю, что неправильно понимаю происходящее между нами, но чувствую, Вы – тот человек, которому я могу довериться. Прошу Вас о встрече завтра на поляне у старого дуба, где мы играли в детстве. Буду ждать Вас в семь часов утра. Верю, что Ваша честь не позволит никому показать эту записку, даже если Вы не придете. Надеюсь, что Вы чувствуете то же, что и я, и поэтому исполните мою просьбу. Ольга».

Сказать о том, что записка взволновала Мишеньку, – значит ничего не сказать. Он погрузился в размышления о причинах, заставивших Оленьку нарушить ее скромное молчание. Не раз уже он говорил, как счастлив, что судьбе было угодно поселить их в соседних имениях, как рад видеть адресованную ему улыбку, но сказать что-то большее не решался, хотя уверен был, что лишь Оленька Боловцева сможет составить его счастье. Этой осенью Миша собирался уехать в Москву учиться в Университет. Отец очень хотел дать младшему сыну, проявлявшему с детства недюжинные способности к языкам и стихотворчеству, хорошее образование. Старший брат Мишеньки Алексей заканчивал учебу в будущем году и обещал присмотреть за младшеньким в Москве.

Отъезд в город страшил Мишеньку. Пусть до Калужской губернии, где располагалось их имение, добраться можно было всего за день, но мысль о разлуке с Оленькой пугала. Остаться в имении Мишеньке не представлялось возможным. Он понимал, что ему как младшему сыну рассчитывать на наследство не приходится. И ему нужно благодарить отца, что тот дает ему возможность учиться в Университете на факультете словесности. Но как же Оленька? Что будет с ней? И о чем она хотела поговорить? В таких мыслях юноша провел половину ночи, и лишь когда оставалось всего несколько часов до появления в его комнате первых солнечных лучей, он уснул. Мише снился лес, милая Оленька возле старого дуба, ее ладонь, что он держал в руке. Оленька молчала и ничего не говорила о причине своего прихода, лишь нежно гладила его по лицу.

Сон сменился утренней прогулкой по лесу, соединявшему два имения. С давних времен это было общее охотничье угодье соседей. Семьи Миши и Оленьки дружили не одно поколение, и старый дуб, что рос на окраине поляны, раскидистыми ветвями заслоняющий солнце и создающий такую благодатную для летнего жаркого дня тень, был свидетелем многих дружеских бесед и шумных ссор. Но был ли он свидетелем объяснений в любви?

Подойдя ближе, Мишенька отвлекся от размышлений о неукротимом беге времени и вновь вспомнил свой сон, потому что Оленька уже была на месте. Она стояла, облокотившись о ствол дуба, который был столь огромен, что и Миша не смог бы обхватить его руками. На Оленьке было простое платье светло-зеленого цвета, так подходившее к ее прелестным глазам, с рукавом, оставлявшим неприкрытыми нежные тонкие предплечья. Белокурые волосы, горевшие на солнце золотом, были собраны в простую косу и перевязаны красной атласной лентой на крестьянский манер. Увидев друга, Оленька быстро отошла от дерева и сделала несколько шагов навстречу. Она нервно поправила косу, и Миша увидел, насколько девушка взволнована и смущена.

– Оленька, здравствуйте, – только и смог произнести он, подойдя к своей любимой, еще не знавшей, что в мыслях он величает ее именно так.

– Здравствуйте, Миша, – чуть дрожащим голосом ответила Оленька.

Возникла небольшая пауза, во время которой они смотрели в глаза друг другу, будто подхваченные бурным потоком мыслей и не знающие, как остановить его, чтобы смочь вымолвить хоть слово. Миша вдруг вспомнил, что так и не надел пиджак, который до сих пор держал в руке, а рубашка его становилась все более мокрой и от волнения, и от жары. В какое-то мгновение, не успев осознать, а потому и не успев испугаться своей смелости, Мишенька упал перед Оленькой на колени, бросив пиджак рядом на траву, и прижал губы к ее ладони. Он боялся, что девушка оттолкнет его, но вместо этого, как и во сне, Оленька нежно коснулась волос своего воздыхателя. Мишенька наклонил голову и прижался к складкам ее платья. Сквозь несколько слоев ткани он почувствовал близость ее юного тела, такого манящего и недоступного одновременно. Миша отогнал от себя плотский дурман. Нет, она была слишком прекрасна, чтобы мечтать о чем-то недостойном.

– Встаньте, пожалуйста, – чуть не плача произнесла Оленька.

– Простите, – Миша вдруг почувствовал неловкость и быстро поднялся. Он хотел отпустить руку девушки, но Оленька удержала его ладонь.

– Я очень рада, что вы пришли, – наконец сказала она. – Мне было стыдно писать вам письмо, но уже несколько дней я в отчаянии и не знаю, что еще могу сделать. Об одном лишь прошу вас теперь, пусть об этом разговоре не узнает никто.

– Конечно, вы можете не сомневаться, – быстро ответил Миша.

– Спасибо, – тихо, почти шепотом продолжила Оленька, глядя куда-то в сторону леса. – Я знаю, что никогда между нами не было произнесено слов, которые могли бы дать повод мне вести себя подобным образом, но все же верю, что те чувства, которые я испытываю, вы тоже разделяете…

– Да! Да! – прервал ее Миша. – Я даже не знаю, как это выразить, но вы безумно мне дороги, вы – единственный свет для меня в этом мире. Мне кажется, я… Я люблю вас, – наконец решился произнести он. И, со страхом взглянув в глаза Оленьки, Миша понял, что тоже любим.

– Спасибо вам! Спасибо! – с трепетом произнесла девушка, крепче сжав его руку. – Я так боялась, что мои чувства – неразделенные. Ведь я тоже люблю вас.

Услышав долгожданные слова, Миша обнял Оленьку, впервые ощутив ее так близко, и тут же поцеловал. Как волнующе прекрасно было чувствовать ее нежные губы и понимать, что мечта наконец сбывается! Но Оленька обняла его лишь на мгновение и почти сразу отстранилась. Рука ее быстро коснулась щеки юноши, а большой палец дотронулся до крупной родинки на подбородке, которую Миша прежде ненавидел. Но сейчас, чувствуя, как Оленька нежно поглаживает коричневое пятнышко, он благодарил Бога, что тот позволил ему появиться на свет с вечной отметкой.

– Миша, мне так жаль, что мы столь поздно решились признаться в наших чувствах друг другу, – не отпуская руки, заговорила Оленька.

– Поздно? Но почему? – воскликнул Миша.

Девушка горько посмотрела на него и произнесла

– Два дня назад, накануне именин, ко мне посватался граф Аленский. Отец дал мне возможность подумать и ответить после праздника. Но он не видит для меня лучшей партии.

– Граф Аленский? Но он же старик! – Миша вспомнил пятидесятилетнего вдовца – владельца самого богатого имения в округе. Вчера на празднике его не было.

– Да, – горько ответила Оленька. – Но дела у нас сейчас идут не лучшим образом. У меня два младших брата, которых я очень люблю. И мой брак мог бы поправить плачевное положение нашей семьи. Граф готов взять меня в жены практически без приданого. Он уехал на несколько дней в свое имение под Вязьмой и послезавтра должен вернуться за ответом.

– Оленька, но как же! Что же делать теперь? – закричал Миша. Все мечты его рушились в это мгновение.

Оленька внимательно посмотрела на юношу.

– У меня нет выбора, – сказала она. – Я знаю, что скоро вы уедете в Университет, и это благо, ибо видеть вас поблизости, когда я буду замужем за другим, будет невыносимо. Но я хотела открыть вам сердце, чтобы вы знали, что я никогда не забуду вас.

– Но! Давайте же сделаем что-нибудь! Давайте сбежим и тайно обвенчаемся!

– Куда? – в голосе Оленьки мелькнула надежда.

– Да хотя бы в Москву!

– Но чем мы будем там жить? Ваш отец, узнав о таком позоре, откажет вам в помощи.

– Я буду работать!

Оленька разочарованно покачала головой.

– Миша, вы еще совсем ребенок. Вы мне безмерно дороги. Но я не слышу слов, способных подарить мне надежду. Мой выбор предрешен.

– Но… Подождите! У вас есть еще целый день до приезда графа. Давайте утром встретимся здесь же, на этом месте. Я придумаю. Поверьте! Если вы согласитесь стать моей женой, я все сделаю…

– Я согласна, – прервала его Оленька и с надеждой посмотрела Мише в глаза.

Поддавшись порыву, юноша заключил свою возлюбленную в объятия и почувствовал безмерное счастье.




Глава 2


– В это мгновение рука Оленьки скользнула вниз по его спине и забралась в узкое пространство между брюками и рубашкой. Миша не ожидал, что девушка способна на такую смелость. Ему захотелось отстраниться, но Оленька взглянула на него снизу вверх, будто говоря: доверься. Ловкими пальчиками она расстегнула пуговицу на брюках и опустилась перед Мишей на колени. Ее маленькая ладошка проникла под ставшую совсем потной рубашку. Девушка нежно приподняла ткань и провела кончиком языка по его животу, собирая соленые капельки. Миша чувствовал, как ее губы спускаются все ниже. Доселе неведомые ощущения, о которых он лишь мечтал ночами в юношеской постели, представляя свою возлюбленную, оказались прекраснее самых смелых грез. А Олина ладошка тем временем нежно коснулась средоточия его мужской силы. Пальцы сомкнулись в кольцо, а язык…

– Фу! Ты отвратителен! – Ирина расхохоталась. – Брось уже эту книжку.

Костя рассмеялся в ответ.

– Ну что ты! Я же только начал!

– Мне кажется, эта книга интересует тебя больше, чем я.

Костя откинул одеяло и демонстративно оглядел свою спутницу. На вид Ирине было чуть за двадцать. Стройная высокая блондинка с четвертым размером груди, которую он подцепил в клубе, сейчас голышом полулежала на его кровати, держа в руке бокал с мартини.

– Ну, как скажешь, – улыбнулся Костя и бросил на пол книгу в дорогом переплете, на котором золотыми буквами было выбито: «Михаил Константиновский. Любовь бессмертная».

– Неужели тебе не понравился мой вариант? – ехидно улыбнувшись, он положил руку Ирине на низ живота, пальцами пытаясь забраться в самое укромное место ее тела. Дыхание девушки стало неровным, а на лице расплылась блаженная улыбка. Она провела пальцами по Костиной груди и произнесла:

– Ты пишешь прекрасные романы, где все по-взрослому. Зачем лезть в эту фигню про первую любовь? Нас в школе заставляли читать, и я точно помню, что между ними ничего не было.

– А может, было, просто мой прапрадед об этом умолчал? Он же свою биографию описывал, изобразил себя скромником.

– Да какая теперь разница, о… – Ирина быстро задышала, двигаясь бедрами навстречу Костиным пальцам.

Его это не удивило. Костя хорошо знал, как доставить женщине удовольствие. Но слова Ирины злили.

– То есть фигню, – он усмехнулся, процитировав девушку, – что мой прапрадед написал, будут изучать в школе, а мои книги? Вечерком читать в постели?

Вместо нежных движения его пальцев стали более агрессивными. Костя уже не гладил свою спутницу, а пощипывал, причем довольно сильно.

– Ай, больно! – вскрикнула Ирина и попыталась отодвинуться.

«А мне, думаешь, нет?» – мелькнуло у него в голове, захотелось увидеть, как это красивое лицо перекосит от боли, если он засунет в нее весь кулак. Но стоило успокоиться.

– Извини, я думал, ты любишь пожестче, – вновь улыбнулся он, чуть ослабив нажим.

– Ну, от чего-нибудь в духе твоего последнего романа я не откажусь. Что там Эрик делал с Марией в финале? – кокетливо улыбнулась девушка.

Ее кукольное лицо вдруг показалось Косте безумно пустым. «Тупая шлюха, – подумал он. – Больше ничего тебе и не остается, как подставлять свой зад». Но он опять заставил себя улыбнуться:

– Ну что ж, давай покажу, откуда я черпаю вдохновение.

***

Костя проснулся и посмотрел на вторую половину кровати. Девушка лежала рядом, небрежно укрытая одеялом. Крашеные волосы разметались по подушке, будто старая мочалка. А из ее чуть приоткрытого рта доносился вполне ощутимый запах перегара. Вкупе с головной болью от выпитого это вызвало приступ тошноты. Хорошо, что девушка еще спала, разговаривать с ней было выше его сил. Они закончили развлекаться в четыре: отправлять домой на такси было как-то неприлично, поэтому придется терпеть ее присутствие с утра.

Рука дотянулась до мобильника: 10:55, больше, чем он думал. Плотные шторы хорошо прятали комнату от поднявшегося высоко над Москвой солнца. На экране мелькали уведомления. Восемь сообщений в ватсапе и все от матери. Читать не стал: ни малейшего настроения разговаривать с ней не было. Горело уведомление в рабочей почте, но и его стоило отложить на потом. Сегодня все же суббота, пусть выходной день и не повод для писателя не работать. Костя еще раз глянул на девушку, спящую на кровати. «Ирина» – уж что-что, а память у него была хорошая. Еще не хватало забыть, как ее зовут. Он должен быть нежен и ласков, чтобы она поделилась с подругами впечатлением, что Константин Константиновский не просто самый читаемый автор «чувственной прозы» в России, но и отличный любовник.

Костя тихо натянул джинсы и направился в ванную. Сделав пару шагов, он вдруг ударился ногой о что-то твердое и чуть не заорал от боли. Костя опустился на пол, зажимая рукой мизинец, на который пришелся основной удар, и тут же увидел причину своей боли. Вечную причину. На паркете раскрытой лежала все та же «Любовь бессмертная». Коллекционное издание, подарок матери на пятнадцатилетие. Ему безумно захотелось взять книгу и растоптать или разорвать в клочья. Все из-за нее! Из-за нее! Эта книга испортила его жизнь и продолжает портить до сих пор. Мелко, гадко. Сейчас он мог бы просыпаться не в пыльной Москве, а сидеть на веранде собственного дома во французской провинции. Пить кофе с круассанами, любоваться закатами и сочинять новую книгу. Но нет! Нет! Все из-за них. Из-за книги и из-за Элен, зачем-то подарившей ему жизнь тридцать четыре года назад! Ладно бы угробила только свое будущее, он-то здесь при чем?

Продолжая в мыслях ругаться с матерью и слегка прихрамывая, Костя добрался до ванной. Включив свет, он мельком взглянул на огромную ванну-джакузи, которую они с Ириной тоже не обошли вниманием. А затем повернулся к зеркалу. То, что Костя увидел в отражении, заставило поморщиться. Пора уже научиться вовремя останавливаться, а не вливать в себя рюмку за рюмкой в баре. Сейчас его лицо с правильными чертами казалось помятыми. Будто кто-то взял и пожевал вместо конфеты фантик. На длинном подбородке темнела щетина, а под большими темно-карими глазами красовались мешки. Густые черные волосы спутаны, а родинка на подбородке размером с десятикопеечную монету опять покрылась противными волосками. Удалить ее он не решался: такая же была на лице у прапрадеда – «печать таланта», как говорила Элен. Костя поморщился, представляя, что снова придется выдергивать волоски пинцетом, – брить слишком опасно. Ему уже не двадцать, нужно лучше следить за собой, если хочешь оставаться в форме. А Костя хотел. Он прекрасно знал, что читательницы любят не только его книги, но и его самого. Несколько сотен тысяч подписчиков, а точнее подписчиц, в Инстаграм хотят видеть вечно молодого сексуального мачо, так хорошо понимающего женскую душу.

Умывшись, Костя проскользнул на кухню, которая в его холостяцком логове была объединена с гостиной. Тошнота потихоньку отступала. Из спальни не доносилось ни звука. «Да сколько можно спать? – мелькнуло в голове. – Пора бы уж и подниматься».

Чтобы не терять время даром, он налил себе кофе и поставил на стол рядом с чашкой макбук. В папке на гугл-диске «Личное» открыл файл с названием «Мертвая любовь». Вместе с привычными черными буквами текста, написанного больше века назад Михаилом Константиновским, в документе пестрели ярко-красные вставки, которые делал сам Костя. Он еще раз перечитал отрывок, который цитировал вчера Ирине. Да, почти нигде не ошибся. Ах, если бы дед согласился! Но упрямый старик, умирающий сейчас во Франции, ни за что в жизни не передаст ему авторские права.

Неделю назад они ужасно поругались. Костя по телефону накричал на старика, тот тоже взорвался и бросил трубку, успев сказать на прощание, что завещает права своей младшей дочери, Костиной тетке, работавшей бухгалтером где-то в Тулузе. После ссоры состояние деда, долгое время боровшегося с онкологией, обострилось, и мать пару дней назад улетела к нему. Костя просил ее помочь уговорить деда, но Элен, как всегда, оказалась непреклонна. Сказала, чтобы Костя даже не рассчитывал. И если права на книгу перейдут по наследству к ней, он, ее единственный сын, никогда их не получит. Ибо она хорошо представляет, во что Костя может превратить гениальное произведение своего прапрадеда.

Костя помалкивал, что Женя, его друг и по совместительству литературный агент, недавно узнал о желании DVG – одного из крупнейших зарубежных стримингов – сделать сериал на основе какой-нибудь русской классики, но в современном прочтении. Сейчас это было сверхмодно и могло открыть создателям фильма путь на международный рынок. Женя уже начал переговоры, а сам Костя, не раз адаптировавший свои книги под сериалы, готовился разгуляться на тексте прапрадеда, добавив туда рейтинг «18+». Но дед никак не соглашался на экранизацию, тем более, если бы за сценарий взялся Костя. Ведь с точки зрения матери и всей их великой литературной семьи Костино творчество – дешевые бульварные романы, после чтения которых хочется помыть руки. Костя мысленно процитировал Элен и усмехнулся двусмысленности этой фразы. Да, под его книги нередко делают то, после чего нужно мыть руки. Уж в подобных сценах Костя был мастер.

Сделав пару глотков кофе, Костя вновь уставился в документ. Пока были только первые правки. Еще писать и писать. Но зачем? Ведь прав на книгу нет, ни опубликовать, ни создать полноценный сценарий будет нельзя. Просто хотелось, особенно после ссоры с дедом. Эта книга – идея фикс его матери и всей ее родни. Костя получал странное удовольствие, меняя слова на те, что хотелось ему. Превращая историю о великой любви, пронесенной его прапрадедом через всю жизнь, в историю, полную развратных желаний, секса и страсти. Зря он вчера прочитал этот отрывок той дуре, еще начнет трепаться друзьям. Слишком много выпил, нужно себя лучше контролировать.

– Доброе утро! – раздалось за его спиной. Дура встала.

– Доброе! – фальшиво улыбнулся он. – Будешь кофе?

– Не откажусь, – кокетливо ответила девушка. Из одежды на ней были только маленькие кружевные трусики. Большая упругая грудь слегка колыхалась. Ирина наклонилась к Косте и промурлыкала:

– Может, успеем чем-нибудь заняться, пока кофе готовится?

– Не стоит, – ответил Костя, отстраняясь от ее розовых сосков, оказавшихся буквально в паре сантиметров от его рта. – У меня сегодня много работы. Прими душ, и я вызову тебе такси.

– А я думала, мы еще развлечемся, сегодня же суббота, – обиженно сказала Ирина.

– У писателей нет выходных, – мягко улыбнулся Костя.

– Ну, в душ значит в душ, – с громким вздохом произнесла девушка.

– Это очень правильное решение, – кивнул Костя.

Когда Ирина вышла, он взял в руки телефон. Наверное, стоило все-таки глянуть, чего хочет мать. В ватсапе было пять пропущенных и несколько сообщений типа «Срочно перезвони». Нехотя Костя все же нажал на видеовызов. Через несколько секунд он увидел Элен, стоящую на фоне каких-то людей. Всегда жесткая и уверенная в себе, мать сейчас казалась потерянной.

– Ну, где ты? Почему не берешь трубку? – в слезах произнесла она.

– Что случилось? – спросил Костя.

– Отец… Твой дедушка. Умер сегодня ночью.

Лицо Кости исказилось, хотя он вряд ли мог точно определить, что почувствовал в тот момент.

– Я очень сочувствую, – только и смог выдавить он из себя.

– Тебе нужно приехать, – уже спокойнее сказала мать.

– Но зачем? На похороны? – еще сильнее скривился Костя. – Думаю, и без меня обойдутся. Билеты сейчас бешеных денег стоят.

– Затем, – жестко сказала Элен. – Тебе нужно будет оформить документы.

– Какие еще документы?

– Перед смертью папа переписал завещание. Теперь права на «Любовь бессмертную» принадлежат тебе.




Глава 3


За окном темно. Скоро полночь. Еще один день жизни, которая должна была оборваться много лет назад, близится к завершению. Как странно чувствовать, что уходят те, кто совсем недавно был юн, строил планы, надежды, мечтал изменить мир или хотя бы просто стать счастливым.

Сколько лет уже нет Миши? Восемьдесят? Или около того. 1942 – страшный год. Его внук тогда только появился на свет, и счастье, что Миша успел подержать на руках малыша, не зная о гибели единственного сына.

А вчера не стало и внука. Это был уже не довольный мальчишка с черно-белых фотографий, и не взрослый красивый мужчина, что хотел ее потревожить. Умирал уставший от жизни старик, мечтавший лишь избавиться от болей и, наконец, проститься с миром. Ей так казалось. Но нет. В какой-то момент, когда разум был свободен от лекарств, он вдруг вспомнил о ней. И, видимо, решил, что терять больше нечего. Так? Захотел отомстить за прошлое? А как иначе объяснить решение оставить книгу внуку. Внуку! Который с юности презирал и прапрадеда, и его великое творчество.

Впервые за долгое время стало страшно. Что он будет делать? Этот мальчишка, жаждущий лишь денег и славы. Так не хочется опять возвращаться, не хочется совершать поступков, за которые ее будут проклинать. Будущее еще не определено. Но если Костя попытается разрушить подаренную ей жизнь, то дорого за это заплатит.

***

– Курицу или рыбу?

– Что? – Костя открыл глаза и первую долю секунды пытался понять, где сейчас находится. Из-за раннего вылета он задремал почти сразу, как сел в самолет. Стюардесса с тележкой, мило улыбаясь, повторила вопрос.

– Курицу или рыбу? На обед.

– Ааа. Рыбу, пожалуйста.

Девушка положила ему на столик запечатанный контейнер с обедом и продолжила свой путь по салону самолета. Костя посмотрел ей вслед: фигура у стюардессы была что надо. Вспомнилась его предпоследняя книга, где несправедливо обвиненный в убийстве жены красавец-миллионер пытается убежать из страны по поддельным документам, но стюардесса узнает его по фото. Миллионер при приземлении берет девушку в заложницы, а дальше между похитителем и жертвой вспыхивает жаркий роман, и они вместе доказывают невиновность героя. Мысль об этой истории возникла у него прошлой весной, на таком же рейсе Москва – Париж. Девушка уж очень приглянулась. Они потом неплохо провели время в гостинице во французской столице, правда, к деду он приехал на день позже, ну что ж, бывает, главное, на юбилей успел.

Костя неспешно открыл контейнер с обедом. Запах был довольно противным, но поесть не мешало. Мысли от стюардессы поневоле убежали к истории, которая все больше занимала его ум. Перед отъездом он поправил сцену первого свидания Миши и Оленьки. Невинная красавица смело ублажила своего возлюбленного ротиком. Хотелось ей и большего, но Миша в лучших традициях благородного дворянства заставил себя остановиться и отложить самое сладкое до их побега и последующей свадьбы, которой, как известно всем читателям оригинального романа, не суждено было состояться.

Пока Костя допивал чай, в голове уже сложился план следующего текста. Надо же объяснить читателям, почему Оленька такая раскрепощенная. При всей любви к шокирующим поворотам, Костя как писатель старался чересчур не нарушать логику. Так… Откуда она может знать, что там у мужчины в штанах? Отец – вдовец, человек образованный, дворянин. Не почитывал ли он какие-нибудь интересные книжицы, которые и обнаружила Оленька? Перебрав в голове несколько известных старинных порнографических романов, Костя остановился на «Фанни Хилл». Наверное, знакомить Оленьку с творчеством маркиза де Сада было бы перебором. Конечно, «Фанни Хилл» – откровения о жизни лондонской проститутки – официально в царской России не издавали, но какой-нибудь французский перевод, напечатанный в подпольной типографии времен Республики, вполне мог бродить между русскими дворянами. Пусть мать считает, что в девятнадцатом веке все святыми были, Костя лично в этом сильно сомневался.

Итак, план намечен, пора приступать к работе.

***

Оленька прекрасно знала, откуда берутся дети и что доставляет удовольствие мужчинам. И ее это не пугало, нет. Наоборот, манило. Ей едва исполнилось четырнадцать, когда она нашла в кабинете у отца пачку скрепленных печатных листов без обложки, на первой странице которой красовалась крупными буквами на французском надпись «Фанни Хилл. Мемуары женщины для наслаждения». Отец прятал роман в ящике стола под домовой книгой. Но Оленька всегда была любопытной.

Обнаружив книгу, когда отца не было дома, украдкой Оленька начала читать, и первый ужас от описанного в романе вскоре сменился интересом. Она не понимала многих слов, лишь смутно догадываясь, о каких бугорках и щелях идет речь. Даже огромный французский словарь не мог дать ответов на все вопросы, но фантазия и юность делали свое дело. Время от времени Оленька пробиралась в кабинет и читала страницу за страницей, прислушиваясь к шагам, чтобы никто не застал ее за этим занятием. И только у своей горничной Наташи, вдовой бабы, обнимавшейся по углам с женатым приказчиком, она решилась спросить о прочитанном. Ту мысли девочки, выросшей без матери, лишь рассмешили. Но, обладая добрым характером и большим опытом в делах любовных, Наташа растолковала юной хозяйке что к чему, добавив: «Главное, не бойся, сначала неприятно, но потом привыкнешь».

Знания порождали желания, а желания требовали объекта. И кому же еще было стать предметом Олиных юных мечтаний, как не Мише? Сколько раз она надеялась, гуляя с другом детства по аллеям тенистого сада, что тот наконец преодолеет свою застенчивость, поцелует, дотронется до груди, заберется ладонями под юбку! Но нет, Миша лишь смотрел влюбленным взглядом и был счастлив от нечаянных прикосновений рук. И только когда граф сделал предложение, она наконец решилась. Терять более было нечего. Оля безумно хотела, чтобы Миша увез ее с собой, показал, что он настоящий мужчина, и ей не пришлось бы больше изображать юную скромную девушку. Как же надоела ей эта игра! Мир, где мужчины распоряжаются ее судьбой: отец, старый граф! Нет, она хотела быть счастливой, любить не только сердцем, но и телом. Лишь тем утром Оленька наконец воплотила в жизнь то, о чем давно мечтала. Преодолела нерешительность и заставила его быть мужчиной, а не маленьким скромным мальчиком.




Глава 4


Аэропорт Безье встретил Костю привычной толкотней. Сотни туристов пытались поскорее получить свой багаж и рвануть в теплые сентябрьские деньки к морю. Костю должна была забрать из аэропорта кузина Софи, чтобы отвезти в Нарбонн – маленький город на юге, где больше века назад, сбежав от революции, обосновался его прапрадед. Последний раз Костя был здесь полтора года назад.

Права на рукопись перешли к Костиному деду после смерти самого писателя. История, уже ставшая легендой, гласила, что Михаил Александрович погиб от рук фашистов, пряча у себя в доме кого-то из французского сопротивления. Насколько это соответствовало действительности, до сих пор неизвестно. Но факт использовала Костина прапрабабка, чтобы сохранить права на книги у семьи на сто лет. По закону через семьдесят лет роман уже должен был стать народным достоянием, но для писателей, погибших в боях за Францию, делалось исключение еще на три десятилетия. Так что до 2042 года книги прапрадеда, самой популярной из которых была «Любовь бессмертная», продолжали бы приносить доход семье. И Костя мечтал, что и ему от этой истории что-то перепадет.

«Любовь бессмертную» Михаил Александрович написал еще в России и долгие годы никому не показывал. Но его супруга была женщиной активной. Еще студенткой она влюбилась в Михаила Александровича, тогда преподавателя Московского университета, и, забеременев, затащила его под венец, так и оставшись в истории единственной женой писателя. Именно прапрабабка по окончании войны, похоронив мужа и единственного сына, отправила роман издателю в Париж да еще и помогла с переводом на французский.

После ее смерти наследником рукописи остался единственный внук писателя – Костин дедушка. Сколько бы ни обращались к нему по поводу покупки прав на экранизацию представители киностудий и из родной Франции, и из Голливуда, и даже из России, он неизменно говорил «нет». Причину отказа во многом связывали с неожиданной смертью его жены, которая очень любила книги великого предка своего мужа и была против, чтобы какие-то актеришки изображали дорогих ее сердцу персонажей. Дед в шестидесятые остался с двумя маленькими дочерьми на руках и в память о жене, которая не одобрила бы его поступок, отказался давать разрешение на экранизацию книги.

Полтора года назад на юбилее деда Костя наговорил ему много резких слов о том, что бабушке уже все равно, и она бы порадовалась за детей и внуков, которым книга может принести целое состояние. Но дед остался непреклонен, отказавшись продавать права на экранизацию. Костя уехал ни с чем. Все последние разговоры с ним по телефону тоже не принесли результата. И тут вдруг совершенно неожиданное завещание в его пользу. Чем больше Костя думал на эту тему, тем меньше радовался успеху. Он, конечно, успел похвастаться и Жене, которого сразу попросил начать переговоры с DVG, и Кристине – других близких друзей у него не было. Потом, правда, пожалел, что ей обо всем рассказал. Она сразу начала накручивать: это же странно, почему дед так поступил? У Кости поневоле тоже мелькнула смутная тревога. Как бывает, когда получаешь сообщение на телефон о том, что выиграл огромный приз, но заранее знаешь, что повода для радости нет, – это работают мошенники. Косте ничего в жизни не давалось просто так, весь его успех был результатом долгой работы. А тут вдруг, когда веры, что он сможет получить права на книгу, уже не осталось, они сами плывут в руки. Хоть соглашаться с Кристиной и не хотелось, но в чем-то подруга была права. Лучше бы выяснить, отчего дед вдруг передумал.

– Константен! – раздалось на французском в толпе ожидавших, когда Костя, наконец получив багаж, выбрался в зал прилета.

Софи стояла на носочках, пытаясь выпрыгнуть из толпы, и махала рукой, чтобы кузен ее заметил. За три года она не сильно изменилась. Софи недавно исполнилось двадцать шесть. Она была невысокого роста, с крепко сбитой фигурой, в которой поневоле через столько поколений воплотились славянские черты. Светлые волосы до плеч, серые глаза, а еще полненькие аппетитные бедра и большая грудь. Костя долго потом сожалел, что в последний приезд переспал с ней. Очень уж восхищенно кузина расспрашивала его про создание книг и источники идей. Совместное чтение его нового романа быстро перешло в горизонтальное положение. Софи, на счастье, была девушкой очень современной, так что к связавшей их теме секса больше не возвращалась. Последние полтора года они лишь обмениваясь поздравлениями по праздникам в ватсапе, как любые другие родственники, живущие вдали друг от друга.

– Софи, ты как всегда очаровательна! – Костя подошел к кузине и чуть приобнял ее, быстро чмокнув в щеку.

Он не решил пока, стоит ли повторять прошлый успех. Насколько он знал, Софи не была замужем и в принципе под венец не торопилась. Но в Париже она жила с мужчиной, который, сославшись на занятость, на похороны не приехал. Двоюродная сестричка, и вправду, выглядела очаровательно. Видно, что Софи обратила внимание на свой внешний вид перед встречей с кузеном. На ней были укороченные летние брюки, эффектно подчеркивающие округлые ягодицы, и голубая летняя кофточка с аккуратным декольте, не менее красиво, но скромно выделявшая грудь. Минимум косметики на лице подчеркивал естественность ее красоты. «Даст – не даст?» – подумал Костя. Почувствовав, как она слегка задержала руки на его спине во время объятия, про себя ответил: «Даст».

– Мы все были в шоке, – рассказывала Софи, когда они ехали в машине по красивой проселочной дороге. – Дед будто чувствовал, что умирает. И моя мама, и твоя в пятницу были с ним. Тогда же он позвал нотариуса и подписал бумаги. Сказал, что не будет нарушать традицию и передаст права на рукопись старшему наследнику мужского пола – то есть тебе.

– Ты расстроилась? – мягко спросил Костя, положив руку на подголовник водительского сиденья. Софи не стала отказываться от прикосновения и откинула голову, так что шея ее легла в Костину ладонь.

– Я-то не особо, мне все равно ничего не светило. А вот мама с Себастьяном были недовольны. Они рассчитывали на неплохую прибавку к бюджету за счет возможности продавать права на переиздание книги.

Себастьян был младшим братом Софи. Сейчас он учился в Парижском университете на какой-то специальности, связанной с компьютерными технологиями. Сама же Софи, вопреки традициям семьи, вообще не стала получать высшее образование, зато благополучно в свои двадцать шесть уже руководила отделом в крупном парижском супермаркете.

– Ну, ей дом останется. Так что не стоит обижаться, твои мама и брат очень далеки от литературы. И для них это были бы просто деньги, а для меня – жизнь. И я рад, что дед это понял.

– Да ты что? – лукаво улыбнулась Софи. – Вообще, вся наша родня, кроме меня, то, что ты пишешь, не считает литературой. Даже твоя мама.

– Ну-ну, – рассмеялся Костя. – Зато миллионы людей, покупающих мои книги, так считают. Так что мнение нескольких человек, пусть даже и близких родственников, явно не перевешивает. Рад, что и дед это перед смертью понял.

Софи напряглась при этих словах.

– Не знаю, что он там понял. Мама говорила, что в последние дни дед стал очень странным. Как-то она видела, что он сидел перед телевизором и шептал что-то типа: «Уходи, уходи, ты ничего не добьешься».

– Софи, ты ведь специально меня пугаешь? – нахмурился Костя.

Кузина улыбнулась в ответ:

– Совсем нет, можешь у моей или своей мамы спросить. Все так и было.

– Учти, у меня богатое воображение, сегодня ночью могу не уснуть из-за привидений.

– У тебя будет компания в виде Себастьяна, вам ночевать в одной комнате, он их распугает, – лукаво рассмеялась Софи, на мгновение переведя взгляд с дороги на Костю.

Заметив это короткое движение, Костя в ответ нежно погладил ее шею, тихо произнеся:

– Может, я хочу другую компанию на ночь.

– Как в нашу прошлую встречу? – рассмеялась Софи, но уже чуть более скованно.

– А что, можно? – спросил Костя.

Софи вновь краем глаза взглянула на него и сказала:

– Сегодня в доме будет много людей, я переночую с мамой. Не знаю, где мы могли бы уединиться?

– Ну, насколько я помню, в кабинете дедушки вряд ли кто-то сможет расположиться?

– Константен, и тебе не стыдно? Дедушку ведь еще даже не похоронили, – произнесла Софи строгим голосом, за которым Костя отчетливо услышал ироничные интонации.

– Но кабинет ему в любом случае больше не пригодится.

Софи едва заметно помрачнела.

– Неужели тебе совсем его не жалко?

Костя глубоко вздохнул.

– Жалко, жалко. Человек умер. Но жизнь прожил хорошую, долгую. Это естественно, все там будем.

– Это же не просто человек, а твой дед. И он, вообще-то, оставил тебе немаленькое наследство.

– Ну, это ты к нему все детство ездила, а мы не слишком-то много общались.

Костя попытался скрыть раздражение в голосе, но, видимо, получилось плохо. Софи (умничка, как всегда) быстро перевела тему.

– Ты надолго приехал?

– Тридцать первого августа обратно, – ответил Костя. – Надеюсь, недели хватит, чтобы все уладить.

– Жаль, думала, ты подольше останешься. Давно ведь не был.

– Уже пообещал первого сентября выступить на линейке в гимназии в Калуге, где я учился. А обещания я привык сдерживать.

Софи усмехнулась:

– В гимназии? Зачем тебе это?

– Ну как же, я самый известный их выпускник, пример для детворы. – Костя иронично задрал голову вверх. – Ты думаешь, школа в провинциальном городке много кем может гордиться? Я, между прочим, и книги периодически им дарю для школьной библиотеки.

Софи быстро посмотрела на Костю и вновь перевела взгляд на дорогу, петляющую среди полей с виноградниками.

– Надеюсь, не свои?

Костя рассмеялся.

– Нет, у меня же все с рейтингом «8+». В основном, классику: и европейскую, и американскую. Ну и двадцатый век. Книги помогают развиваться.

Костя отвел взгляд в сторону бокового стекла и добавил про себя: «Да и просто выживать». Вместо зелени под закатным солнцем, мелькающей за окном, перед глазами школьный туалет и пара уродцев из параллельного класса, прижимающих его к холодной кафельной стене. Рукой он нащупывает в открытом портфеле увесистый том из собрания сочинений Пушкина и бьет наотмашь одного из пацанов прямо по голове. Тот отскакивает от неожиданности. Костя успевает оттолкнуть второго и выбегает из туалета, чуть не сбив с ног учительницу математики. Та раздраженно говорит: «По коридору бегать нельзя», и уходит, не поинтересовавшись даже, почему он в таком виде.

Костя спускается бегом по лестнице, где его ждет водитель, чтобы отвести домой. Сегодня это дядя Сережа, подсобный рабочий из музея. Дядя Сережа очень любит болтать. Чтобы избежать его бессмысленных жалоб на жизнь, Костя на заднем сиденье быстро открывает книгу и начинает читать, делая вид, что ему много задали на дом.

Серые провинциальные пейзажи девяностых мелькают за окном, а он видит перед собой пушкинскую метель, разделяющую влюбленных на зимней дороге и сводящую незнакомцев у церковного алтаря. И он хочет туда, где балы, благородные герои и настоящая любовь. А не подпрыгивать на каждой яме в разбитом асфальте, не слышать матерных криков, когда кто-то, нарушая все правила, проносится на красный свет, и не видеть побирающихся нищих на инвалидных колясках в военной форме, стучащих в окно машины на долгом светофоре.

– Костя, мы подъезжаем.

Голос Софи выдернул из нахлынувших воспоминаний. Знакомый с детства старенький двухэтажный особняк с высокими окнами и увитыми зеленью балкончиками, виднелся в конце тихой улицы.

На пороге Костю и Софи встретили матери. Елена Александровна (или Элен, как она просила себя называть даже в России) – мама Кости, была худощавой невысокой женщиной, из тех, про которых говорят «маленькая собачка до старости щенок». Короткая стрижка с крашеными в каштаново-рыжий цвет волосами, худое продолговатое лицо (которым она была очень похожа с сыном), а еще уйма жестов и беспорядочных движений. Она всегда быстро разговаривала и параллельно умудрялась делать десять дел, причем все качественно. Энергии Элен в почти шестьдесят лет могла бы позавидовать молодежь. «Если бы только она ее поместила в другое русло, – не раз думал Костя, – вся моя жизнь могла бы сложиться иначе». Но в своей увлеченности гением прадеда Элен с легкостью разрушила и брак с мужем, и будущее сына.

Валери, мама Софи, напротив, была женщиной степенной. Она была старше сестры всего на два года, но казалось, что разница между ними лет десять. Элен никто больше пятидесяти на вид не давал. Валери была немного полнее сестры, хотя язык бы не повернулся назвать ее толстой. Темные волосы отдавали благородной сединой, которую она не пыталась спрятать краской, а весь вид – красивые платья, изящные драгоценности – говорил: я истинная француженка. В то время как Элен, вечно щеголявшая в джинсах и кроссовках, смотрелась в ее присутствии как бедная родственница.

– Хорошо, что ты приехал, – произнесла Элен, бросившись на шею к сыну. На глазах выступили слезы.

– Да, с трудом удалось взять билеты, уйму денег отдал, – недовольно произнес Костя.

– Ну, не переживай по этому поводу, – тихо сказала мама.

Она проводила сына в комнату – бывшую детскую, где сейчас стояли две кровати. На одной из них лежали мужские вещи.

– Ты переночуешь с Себастьяном, – сказала мама.

– Да, Софи мне уже говорила. А где он?

Элен недовольно вздохнула:

– Поехал искупаться.

Нарбонн, хоть и не был приморским городом, находился недалеко от побережья, всего в паре десятков километров.

– Странно, что он еще не вернулся, поздно уже. – Костя взглянул на часы, было почти девять вечера.

– Вроде хотел с кем-то из друзей встретиться. Ты знаешь, какая сейчас молодежь, никакого уважения к старшим, – недовольно поморщилась Элен. – Может приехать и за полночь. Но ты пока располагайся и пойдем ужинать. Я приготовила поесть.

– Ладно, – тихо ответил Костя, вспоминая, что мать никогда не отличалась хорошими навыками в области кулинарии.

Его очень напрягало, когда Элен начинала строить из себя заботливую родительницу. Для него в принципе оставалось загадкой, зачем она рожала ребенка, ведь материнство явно не входило в зону интересов великой наследницы великого писателя, потратившей жизнь на популяризацию его творчества. Сама Элен литературного таланта не унаследовала и еще в школе, поняв, что писателем ей не стать, всерьез занялась изучением русского языка и литературы как филолог. Увлечение это с годами переросло в какую-то болезненную, едва ли не маниакальную привязанность. Поэтому, когда Советский Союз рухнул, она приложила все усилия, чтобы уехать на родину предков.

Отец Кости идей супруги не разделял, пытался уговорить не уезжать или, по крайней мере, оставить сына во Франции, но мать была непреклонна, видимо, уже тогда загоревшись идеей вырастить наследника великой фамилии, способного возродить славу семьи. Поняв, что с женой не сладить, и решив не тратить нервы, он нашел милую французскую девушку без закидонов и подал на развод. С отцом и его новой семьей, живущими в пригороде Парижа, Костя общался редко, так и не простив, что тот разрешил увезти сына в Россию. Съездив один раз в гости на каникулы еще в начальной школе и почувствовав себя лишним, к отцу он больше не возвращался, да и когда они созванивались, разговор редко выходил за пределы общих фраз и для обоих был скорее вопросом вежливости, чем искренней заинтересованности.

– Мам, – вдруг сказал Костя, когда Элен уже собиралась выйти из комнаты.

– Да, сынок.

– Это ты убедила деда исправить завещание?

Элен удивленно на него посмотрела.

– Нет. Я думала, что ты как-то на него повлиял, вы же вроде созванивались незадолго до его смерти.

– Созванивались, но, наоборот, только сильнее разругались.

– Да? – Мама явно не ожидала такого ответа. – Как раз после разговора по телефону он попросил пригласить нотариуса и, как выяснилось, переписал права на тебя. Я удивилась, но это было его решение.

– Странно. По голосу было не похоже, что он собирается так поступить.

Костя вспомнил, как дед кричал в трубку, что с книгой ничего нельзя делать. Что она должна оставаться в том виде, в котором была написана прапрадедом. А Костя ответил, что в современном мире такая книга не нужна. Он жалел потом, что не сдержался и добавил, что «Любовь бессмертная» достаточно испортила ему жизнь. Что Костя живет в России, что у него фактически нет матери. И будь проклят вообще этот роман, если после всего он не сможет на нем заработать. «Так ты хочешь отомстить что ли?» – вдруг усмехнулся дед. В трубке послышался смешок, перешедший в покашливание. Легкие совсем отказывались работать. Костя разозлился настолько, что сказал: «Если бы эта книга была живым человеком, я бы убил ее». Кашель в трубке вдруг затих, и дед ровным спокойным голосом произнес: «Совет тебе на будущее: думай, что говоришь, а тем более, что пишешь», и повесил трубку.

– Не обижайся, но ты знаешь, что я никогда не посоветовала бы передать права на «Любовь бессмертную» тебе, – произнесла Элен. – Я знаю, что тебе книга нужна только ради заработка. Если бы он оставил все мне…

– Ты никогда бы не отдала ее в плохие руки. Но, видимо, этот вариант для него показался еще более печальным, – съязвил Костя. Он увидел, что мать начала злиться (она вообще была человеком вспыльчивым), но сдержалась.

– Я искренне надеюсь, что, обладая такой драгоценностью, ты будешь принимать правильные решения, – глядя сыну в глаза, сказала она. – Или, по крайней мере, обсуждать их со мной.

– Как ты обсуждала, пока я был ребенком? – губы Кости скривились в усмешке.

Элен зло посмотрела на сына и вышла из комнаты.




Глава 5


Он уже во Франции. Костя. Константин Константиновский – наследник великой фамилии. И ведь не стесняется так себя называть, хотя не заслужил. Был бы как родной отец – Дюпон. Простая французская фамилия – самая подходящая для такой посредственности. Ведь настоящих Константиновских уже не осталось. Мишин внук был последним из мужчин в роду. А если бы она тогда не вмешалась? Кроме двух девочек мог появиться и еще один ребенок. Возможно, даже мальчик, такой же талантливый. Неужели жертва была принесена зря? Нет, не зря, ведь он не хотел останавливаться, несмотря на все предупреждения. То решение было страшным, но оно дало покой на многие годы. До его появления.

Костя. Удивительно, что он так похож на Мишу и не похож одновременно. Такой же высокий, стройный, лишь глаза карие, а не голубые. Зато родинка на месте, спустя столько поколений появилась. Он сейчас почти в том же возрасте, что и Миша, когда их жизни изменились навсегда. Но то, что сделано, осталось в прошлом. Миша осознал свои ошибки и спустя годы подарил ей покой и радость, а Костя может все это отнять. Он уже нацелился запустить свои руки в то светлое, что еще осталось нетронутым похотью и жаждой наживы.

Ведь книга – не просто банальное воспоминание о первой любви. Этот роман – ее жизнь. Пока люди открывают книгу, есть смысл. Есть возможность встречать новый день и радоваться, зная, что история оживает вновь, позволяет мечтать и дает кому-то надежду встретить свою бессмертную любовь.

***

«Ты, наверное, удивишься, услышав новость о завещании. Скорее всего, будешь думать: ну, наконец-то, этот старикашка признал, что я писатель и доверил мне «Любовь бессмертную». Но нет, Константен, придется тебя разочаровать. Если ты думаешь, что это награда, то глубоко ошибаешься. Это груз, который я нес много лет. Не знаю, как сложилось, что эта книга до сих пор играет судьбами нашей семьи, но сделать с этим я ничего уже не могу.

Я проснулся вчера, услышав голос. Во сне или наяву, не знаю. Я теперь с трудом отличаю реальность от иллюзий из-за лекарств, мысли путаются. Она сказала: «Не разрушай мой мир. Все должно остаться как прежде. Сделай правильный выбор». Сначала я испугался. Слишком много лет о ней ничего не было слышно. Я думал, кошмар остался в прошлом и со временем уверил себя, что на самом деле ничего и не было. Но нет, она снова здесь. И сейчас, уже стоя на пороге смерти, я вдруг понял, что устал бояться. И уступать больше не хочу.

Ты хотел книгу? Забирай, она твоя, как и все связанные с ней беды, от которых я долгие годы пытался уберечь свою семью. Теперь это твоя дорога. Я не знаю, кто победит, и, если честно, мне уже все равно. Возможно, в будущем ты проклянешь меня за наследство. Возможно, скажешь спасибо. Но ты получаешь то, что заслужил. А станет ли книга наградой или наказанием, зависит только от тебя. В любом случае я советую хорошо подумать, прежде чем пытаться заработать на «Любви бессмертной». В противном случае ты можешь горько пожалеть».

Костя закончил читать письмо, которое ему отдала тетя Валери. Не просто записка, а запечатанный конверт, видимо, дед не хотел, чтобы его прочитал посторонний. Валери сказала, что он написал письмо почти сразу после составления завещания. Потом еще два дня дед был практически без сознания и, по ее словам, лишь изредка в полусне повторял непонятные фразы: «Уходи, я все решил, мне нечего больше терять». К кому он обращался, так и осталось загадкой.

Прислонив голову к подушке, Костя закрыл глаза. Сомнений, что дед сошел с ума и ему перед смертью мерещились привидения, не оставалось. Ну что ж, хоть какое-то объяснение. Если дедовские призраки помогли ему получить наследство, надо сказать им спасибо. Хотелось спать, но пропускать встречу с Софи он не собирался: еще не настолько стар, чтобы отказываться от секса из-за усталости.

Себастьян еще не приехал, и одинокий полумрак спальни слегка нервировал. Эта комната когда-то была детской, в которой рос его дед, но с тех пор прошло три четверти века. Старика уже нет в живых. Винить его за что-то, как в детстве, было нерационально. Костя знал, что дед был категорически против переезда Элен в Россию, и, несмотря на все ее успехи, так и не простил, что дочь его ослушалась. Хотя мать в школьные годы нередко отправляла его на каникулы во Францию повидаться с родней, он всегда чувствовал себя в этой семье чужим. Но надо быть честным: особой любви к деду Костя тоже не испытывал. Поэтому, даже повзрослев, он не захотел вернуться на родину: слишком много осталось детских обид.

Несмотря на все разногласия, Элен и ее отец сходились в одном – Костины книги позорят фамилию их великого предка. Единственная разница, что Элен заявляла об этом открытым текстом, а дед при редком общении просто демонстративно обходил тему стороной. Сейчас, прочитав письмо, Костя будто впервые за свою жизнь поговорил с ним откровенно. Завещание ни в коей мере не было признанием Костиных заслуг или попыткой попросить прощения. Дед в своем старческом безумии считал, что книга приносит несчастье, и просто передал эту проблему тому из родственников, кого не любил сильнее всего. Костя усмехнулся: «Ну и плевать». Столько лет обходился без поддержки, неужели стоит расстраиваться из-за отсутствия благословения старика, который никогда его не любил? Нет, справится. Главное, что рукопись у него и понятно, почему дед ее передал. Пусть в отместку: Костя во всех этих призраков и проклятия не верил. Так что не стоит портить себе настроение. С такими мыслями он спустился со второго этажа и, прихватив ноутбук, направился в дедовский кабинет.

За массивной дверью из темного дуба скрывалась писательская обитель, устроенная еще Михаилом Александровичем. Конечно, во время войны многое из обстановки пострадало, да и Костин дед, вернувшись в Нарбонн после долгих лет преподавания в Тулузском университете, переделал кабинет по своему вкусу. Но в этой комнате все равно царила атмосфера старины, которую не портил даже современный ноутбук, лежащий на дубовом письменном столе, сделанном более века назад.

Стены, выкрашенные в цвет темного дерева. Высокое узкое окно. Несколько картин с пейзажами как лазурного побережья, так и русской глубинки. Коричневое кресло с резными подлокотниками, в котором любил сидеть еще прапрадед. Костя усмехнулся. Интересно, если душа существует, дедуля сейчас наблюдает за ним? Увидит, что его внуки будут тут делать совсем скоро? Самому стало смешно от этого вопроса. Нет, все прах, конечно, прах. И книги – лишь попытка обрести бессмертие. Автор жив, пока читатели открывают его произведения и видят перед глазами созданных им героев. Ради этого стоит писать. Когда-то Костя так думал. Когда-то в прошлом. Сейчас он четко понимал, что, когда его жизнь закончится, не будет иметь никакого значения, что станет с его книгами и героями. Как не имеет значения это и для прапрадеда, тлеющего в могиле. Жить нужно здесь и сейчас. Нужно зарабатывать, нужно давать читателям то, что они хотят. А они хотят развлечения. И готовы за это платить. А уж страдания первой любви в позапрошлом веке пусть остаются уделом школьников. Учителям литературы тоже нужно что-то кушать.

Костя подошел к массивному книжному шкафу, занимающему целую стену небольшого кабинета. Открыл стеклянную дверцу с позолоченным узором. Среди рядов полок с книгами выделялась одна. На ней стояла красивая большая шкатулка в форме средневекового фолианта. Костя хорошо знал, что в ней находится, но сейчас в голове прозвучало: «Мое! Наконец-то, мое!» Путь к деньгам и славе. И пусть подавятся все, кто был против. Дед оставил наследство ему! Костя аккуратно приоткрыл крышку и провел пальцами по тонким, едва не истлевшим от старости листам. Сверху размашистым почерком прапрадеда было выведено: «Любовь бессмертная». Та самая рукопись, что прапрабабка передала издателю после ухода немцев. Костя аккуратно перебрал страницы и, пролистав описание похорон, нашел главу, про которую вспоминал совсем недавно. Всего несколько рукописных листов, на которых записаны события, переломившие жизнь прапрадеда. С усилием вглядываясь в побледневшие от времени чернила, Костя начал читать.




Глава 6


Миша с грустью смотрел в окно кареты на покрытые первой зеленью поля. В середине апреля природа с каждым днем расцветала все сильнее. Маленькие листочки выбирались из почек на деревьях, былинки травы пробивались сквозь землю, смоченную вчерашним дождем, и стремились к солнцу – источнику света и тепла. Сердце любого человека, глядя на пробуждение новой жизни, наполнилось бы радостью, но только не Мишино, где страдания горевшей глубоко внутри любви многократно усилились болью утраты. Вчера Алеша принес письмо со страшным известием: не стало маменьки. Узнав об этом, братья сразу же уехали из Москвы.

Рассвет занимался над полями, Алеша мирно спал рядом, а вот Мише, сидящему с ним бок о бок в почтовой карете, почти не удалось отдохнуть. Воспоминания нахлынули и никак не отпускали. Утро было холодным, но солнечный свет рассеивал тьму, и вот уже виднелись в легкой дымке знакомые и родные сердцу места. Миша всегда любил весеннюю пору в деревне. Все пташки вокруг радостно чирикали: зима прошла, а мы живы! Но в это утро другая мысль не давала разделить счастье от прихода весны вместе с ними: маменька больше этого света не увидит. Миша вспоминал, как мама играла с ними, как вместе ездили они на ярмарку в город, как однажды утром он рано встал и собрал цветы на лугу и хотел оставить на окошке в ее комнате, и как она улыбалась, поймав в раскрытом окне его руку, держащую маленький букет ромашек.

В памяти возникла и другая картина: как мать провожает его в Москву после того, что случилось. Миша долго таил обиду за то, что она не поддержала его, так что первое время даже не отвечал на письма. Лишь потом от Алеши он узнал о болезни матери и смягчился, став вновь добрым любящим сыном, каким она его помнила. В письмах Миша старался радовать ее известиями об успехах в учебе и не говорить о том, как тоскует его сердце. Мама тоже не позволяла себе жаловаться. Она всегда была сильной, но при этом заботливой, любящей, ласковой. Именно такой он хотел бы видеть и свою будущую жену. Мысль вновь улетела к Оленьке. Как она там? Как живет с ненавистным мужем? Миша опять вспомнил свой позор, их неудавшийся побег, из-за которого отец заставил его раньше срока уехать к брату в Москву. Как он мог так струсить? Почему ничего не сделал и обрек любимую на жизнь рядом с ненавистным стариком? Все эти месяцы в Москве ни учеба, ни попытки брата развеять его тоску не приносили счастья и не давали уйти мыслям об Оленьке. Сейчас же, когда он возвращался в места детства, в места, где они были счастливы, воспоминания становились просто невыносимыми.

Когда спустя несколько часов братья наконец добрались до имения, гроб был уже погружен на телегу, все собирались в церковь. Отец выглядел очень уставшим, он обнял Алешу, но с Мишей поздоровался довольно сухо. Старые обиды еще оставались между ними. Увидеть мать Миша смог только перед отпеванием. Он тихо подошел к гробу и замер, пытаясь в неживых линиях узнать любимые черты, но никак не получалось. Лицо матери было бледным и измученным болезнью, и Миша чувствовал, что-то важное, что было в ней, уже не здесь. Душа оставила бренное тело, маменька отправилась к Богу, Миша не сомневался, что она попадет в рай. Еще немного побудет рядом с ними и покинет земной предел. «Мама, мама, – прошептал он. – Не оставляй меня одного. Смотри на меня с небес и знай, что я очень тебя люблю».

Тем утром в храме было много людей. Приехали и родственники из Калуги, и соседи из близлежащих имений. Один за другим они появлялись в церкви, занимая места за спинами самых близких родственников. Миша стоял со свечой, слушая церковное пение, и безмолвно глядел на гроб, в котором лежала мать. Священник готовился начать обряд, когда дверь в храм вновь отворилась. Поневоле Миша обернулся на звук и увидел Оленькиного отца, за руку он держал старшего из сыновей, младший же шел вместе с гувернанткой. Следом за ними стоял еще кто-то. Миша хотел уже отвести взгляд обратно, как вдруг что-то в маленькой фигуре, освещенной сзади солнечным светом, показалось ему знакомым. Он чуть было не уронил свечу, узнав ее. За отцом в церковь вошла Оленька, под руку со своим мужем – старым графом. Девять месяцев прошло с тех пор, как Миша видел ее в последний раз, и Оленька стала еще прекраснее. Темное платье подчеркивало стройную фигуру, на плечах пальто с тонкой меховой оторочкой, а на голове элегантная шляпка с темной вуалью. Старый граф, высокий мужчина, чью оставшуюся в прошлом стать портил большой живот, обтянутый дорогой тканью темно-серого сюртука, крепко держал супругу под руку, всем видом показывая, кому принадлежит такое сокровище.

Резкий толчок в ребро вернул Мишу к реальности. Стоявший рядом Алеша шепотом сказал: «Прекрати на них таращиться». Миша с трудом отвел взгляд от Оленьки, но мысли его были уже не рядом с матерью. «Она здесь, она здесь, – повторял он. – И я должен поговорить с ней, дотронуться до нее, иначе сойду с ума».

Церковь располагалась рядом с кладбищем, и, когда гроб вынесли в последний путь, Миша постарался незаметно отстать от отца и братьев и переместиться в конец процессии. Поймав взгляд Оленьки, он кивнул ей и отошел обратно к церкви. Возлюбленная все поняла и, сказав мужу, наверное, о том, что забыла что-то во время службы, направилась обратно. Увидев, что просьба его принята, Миша быстро зашел в церковь и стал ждать, когда дверь снова отворится, чтобы впустить его мечту.

***

Костя прикрыл глаза – от чтения в сумраке комнаты, освещенной лишь небольшим бра, клонило в сон. Он буквально увидел перед собой героев книги. Вот Оленька – красавица-блондинка, вот Миша – долговязый неопытный юнец. Следующим эпизодом после уймы размышлений, в которые любил погружать читателей его прапрадед, герои наконец встретятся вечером, но ничего у них не произойдет. Они лишь будут томно признаваться друг другу в любви, вспоминая неудавшийся побег и жалея о том, что так и не смогли быть вместе. Муж Оленьки застанет их, из-за чего Мише придется бежать из родного дома.

Костя вздохнул. Вроде бы и сюжет у книги простой. Неопытный юноша, первая любовь, становление личности. Что там еще хотел сказать автор? Вспомнилась школа, как его новая учительница литературы (старая, которую Костя очень любил, вышла на пенсию за год до этого) заставила его в десятом классе писать целую научную работу по «Любви бессмертной». Хотела похвастаться, что у нее в учениках потомок того самого Михаила Константиновского.

Костя многое уже понимал. Кому нужны были его мысли или идеи? Все жаждали слышать лишь потомка, чтобы он растолковал то, что хотел сказать гениальный прапрадед. Костя не стал никого расспрашивать: ни мать, помешанную на своем великом предке, ни деда во Франции (звонить ему было бы накладно). Нет, он просто все придумал. Сочинил жаркие подробности, которые якобы передавались из уст в уста в его семье. Будто на самом деле его прапрадед был любовником Оленьки, когда она была замужем, просто в книге деликатно умолчал об этом.

Накануне городских чтений учительница зачем-то созвонилась с его матерью и упомянула об этом эпизоде. Элен была в бешенстве. Она кричала на сына весь вечер, пытаясь выяснить, зачем он оболгал прадеда. Костя сидел и тихо все выслушивал. На чтения его не пустили. И кому от этого стало хорошо? Учительница тоже не простила позора. Влепила ему четверку по русскому языку (у него оценка была на грани между «хорошо» и «отлично»), по литературе не посмела – Костя лучше всех в классе писал сочинения и рассуждал о классиках, причем иногда весьма провокационно, ведь он достаточно рано усвоил простую истину: хочешь привлечь внимание, устрой скандал.

Усталость давала о себе знать, Костя почувствовал, что неплохо бы пойти спать. Он хотел положить лист обратно, но вдруг на следующей по порядку странице заметил нечто странное. Пригляделся повнимательнее: нет, не показалось. Бумага и чернила на следующем листе тоже были очень старыми, но отличались от предыдущих. Почерк, хоть и похож, стал чуть мельче, и наклон изменился. В институтские годы Костя увлекался графологией, даже дополнительные курсы прошел. И, судя по всему, эти страницы были написаны позже. Странно, что никто не замечал этого раньше. А должен был? Рукопись всегда лежала в этой коробке. Ее и доставали лишь иногда, чтобы проверить сохранность. Костя, да и никто, наверное, со времен прапрабабки никогда не читал ее от начала до конца.

Костя аккуратно перебрал страницу за страницей. Конец главы был на месте, там же, где начиналась следующая. Но вот текст на предпоследнем листе был написан более крупным почерком. Строк на странице стало меньше, будто автор пытался закончить ровно там же, где был прошлый вариант, но слов не хватало, поэтому он выводил размашистые буквы. Последние строки главы и начало следующей были написаны старым почерком, и бумага вновь стала желтее. Все как в первых главах. «Странно, – подумал Костя. – Никогда не слышал, что рукопись переписывали».

Звук открывающейся двери прервал его размышления. Костя обернулся: Софи стояла на входе в кабинет в коротком шелковом халате, тонкой тканью плотно облегающем изгибы ее сочного тела.

– Неужели решил почитать на ночь? – кокетливо произнесла она, подходя к кузену. – Может, оставишь это старье?

Софи нежно обняла Костю сзади, пальцы скользнули вниз. Она взяла страницы из его рук, одну положила обратно в шкатулку, а другую поднесла ближе к глазам, пытаясь прочитать.

– Что бы ты сделала, если бы книга досталась тебе? – вдруг спросил Костя и, обернувшись, внимательно посмотрел на кузину.

Ее лицо было совсем рядом. Софи отстранилась, все еще держа в руке страницу из книги. Она подошла к старому подсвечнику, который уже давно не использовался для освещения, лишь для красоты.

– Вот что, – сказала она, аккуратно вытащив свечу. Софи поднесла ее к исписанному прапрадедом листу и изобразила жестом, будто поджигает бумагу. – Я бы сожгла этот хлам, из-за которого все переругались.

– Неужели? – усмехнулся Костя.

– Не веришь? – бросив лист на пол, Софи вызывающе посмотрела на кузена и, держа в руках свечку, сложила пальцы в кольцо, начав двигать ими вдоль воска. Жест был недвусмысленным. Костя улыбнулся, расстегивая брюки.

– Мне кажется, у меня есть кое-что поинтереснее, чем эта свеча.

– Я тоже так думаю, – улыбнулась Софи.

Костя взял свечку из рук Софи и провел ею по шелковому халату кузины, аккуратно раздвигая его полы. Восковой кончик скрылся между полных бедер, и девушка едва заметно вздрогнула. Перед глазами уже была картинка, от которой Костя возбудился еще сильнее. Отбросив свечу на пол, он быстро повернул Софи лицом к столу и придавил рукой к деревянной поверхности, сильно, но стараясь не причинить боли. Задрав шелковый халат, под которым не оказалось никаких трусиков, Костя быстро надел презерватив.




Глава 7


Оленька тихо открыла дверь. В притворе церкви никого не было. Увидев возлюбленную, Миша быстро схватил ее и прижал к себе. Единственное, что хотелось ему в тот момент, – держать ее в руках и никогда не отпускать.

– Вечером, – страстно шепнула Оленька и нежно скользнула пальцами по Мишиной щеке. – Мы ночуем сегодня в гостевом флигеле в отцовском имении. Муж спит крепко, постучи в окно, я открою.

– Но… Как…? – Миша, чуть не задыхался и никак не мог подобрать слова.

Олины пальцы нежно порхали по его лицу и шее, пробуждая самые низменные желания.

– Не волнуйся, место найдется. Я многому научилась и тебя научу.

Нежно, но настойчиво она наклонила Мишину голову к своему лицу. Кончиком языка Оленька скользнула по его губам, заставляя их раскрыться. Будто играя, то проникала глубже, то вновь лишь невинно подставляла губы. Миша не выдержал, и руки его крепко сжали ее тело, скользя по самым сладким его изгибам. Даже сквозь плотную ткань платья Оля почувствовала охватившее его возбуждение. Радость предвкушения захлестнула обоих. Но пора было идти.

***

– Или заставить их заняться сексом прямо в церкви?

Софи покачала головой в ответ, глядя в экран ноутбука, на котором Костя набирал диалог.

– Думаю, читательницы такого кощунства не оценят, – произнесла Софи.

Она сидела в распахнутом халате на маленьком пуфике рядом с креслом кузена и в этот момент напоминала милую пушистую болонку, которую так и хочется погладить. Костя протянул руку вниз и закопался ладонью в ее волосах.

– Пожалуй, ты права. Пойдем по плану – секс в имении у Олиного отца.

– Этого же не было на самом деле. – Софи приподнялась и с наигранным возмущением посмотрела на Костю. – Зачем ты все переиначиваешь?

– Откуда ты знаешь, что было, а чего не было? Девятнадцатый век – все самое интересное происходит за закрытыми дверями и уж точно не описывается в романах.

– Ну, не знаю, – протянула слова Софи. – У меня ощущение, Константен, что ты играешь с огнем. Дед всегда так оберегал эту книгу, а ты пытаешься ее исковеркать.

– Не исковеркать. Осовременить. Мир поменялся. Кому сейчас интересно читать про платоническую любовь, идущую через года?

– Ну, люди же до сих пор мечтают найти свою половинку. Ты ведь тоже про это пишешь в своих книгах.

– Пишу, потому что продается. Домохозяйкам, уставшим от своих скучных мужей, хочется верить в романтику. Я им это даю.

– А сам не веришь?

– В любовь на всю жизнь? Нет, конечно. Я, вообще, считаю, что институт брака в современном мире себя изжил. Люди меняются, интересы становятся разными, какой смысл терпеть друг друга годами?

– А дети?

– Что дети? Ну да, природой заложено: оставить семя, посмотреть, что из него вырастет. Жалко, что нельзя быть отцом-одиночкой, так что лет через десять–пятнадцать, наверное, женюсь. Раньше не стоит, других интересов хватает.

Софи иронично улыбнулась:

– Ну, необязательно. Можешь, суррогатную мать найти за большие деньги.

Костя откинулся на спинку кресла и слегка прикрыл глаза, продолжая играть пальцами с волосами Софи.

– Нет, такого не хочу. У ребенка должны быть двое родителей, а не как у меня. Так что постарею, найду себе молоденькую девочку с хорошим здоровьем, и пусть она возится с детворой, пока я на берегу моря в собственном доме пишу новый бестселлер. А потом мы вместе будем ужинать, жена расскажет, как прошел день у малышни, я поиграю с ними, восхищаясь, как много они уже умеют, поцелую всех в лоб и провожу спать.

Костя настолько живо представил эту картину, что на губах невольно появилась улыбка. Софи это сразу заметила.

– А не боишься, что девочка захочет себе кого-нибудь помоложе? – усмехнулась она.

– Ты про измены? – Костя открыл глаза. – Да пусть. Главное, чтобы ребенка от меня родила. Сейчас не проблема это проверить.

– А если не от тебя?

– Выгоню. Зачем моим детям мать, которой не хватило ума предохраняться с любовником?

Софи вновь улыбнулась и, положив руку кузену на плечо, приподнялась, так что ее глаза оказались очень близко к его лицу. Костя инстинктивно чуть откинулся назад, чтобы увеличить расстояние, а она произнесла:

– Мне кажется, за всем твоим цинизмом прячется маленький мальчик, который просто хочет, чтобы его любили.

Костя поморщился от ее слов.

– Софи, не играй со мной в психоанализ. Кто бы там ни жил, это касается только меня, никого другого я пускать не собираюсь.

Кузина покачала головой, но продолжать разговор не стала. Нежно поцеловав Костю в губы, она встала с пуфика и запахнула халат.

– По-моему, нам обоим уже пора спать, – сказала Софи и направилась к двери, но, сделав пару шагов, остановилась и подняла с пола упавшую страницу рукописи.

Протянув пожелтевший лист бумаги Косте, она задумчиво произнесла:

– Будь осторожен, кузен. Эта книга хранит много тайн.

– Ты поэтому хотела ее сжечь? – усмехнулся Костя, забирая лист у Софи. Она лишь кокетливо улыбнулась в ответ и со словами: «Может быть», выскользнула из комнаты.

Когда Софи ушла, Костя еще пару минут в задумчивости сидел в кресле со страницей в руке. Может, стоило спросить кузину про рукопись – не переписывал ли ее дед? Скорее всего, бессмысленно, она вряд ли этим интересуется. Костя аккуратно положил страницу обратно в шкатулку и еще раз взглянул на следующую. Нет, не показалось. Он был почти уверен, что почерк и качество бумаги отличаются.

Шум в коридоре прервал его размышления. Быстро захлопнув шкатулку, Костя подошел к двери кабинета и прислушался. Шаги будто тоже замерли. Кто это? Сердце застучало сильнее. Прошмыгнув к столу, Костя схватил тяжелую статуэтку с изображением музы, украшавшую дедовское рабочее место, и притаился за дверью. На секунду в голове мелькнуло: а вдруг там призрак деда или прапрадеда? Звук шагов был все ближе, но затих возле двери. Костя замер, приготовившись нанести удар незваному гостю, живому или мертвому. Ручка повернулась.

– Кто здесь? – услышал он молодой голос, произнесший слова на чистом французском.

Отлегло. Костя громко вздохнул и опустил руку. Выглянув из-за двери, он увидел своего кузена, с которым ему сегодня предстояло ночевать.

– Константен, – чуть ли не закричал Себастьян, пытаясь обнять родственника из России. Судя по голосу, он был пьян.

– Тихо, тихо, всех разбудишь, – улыбнулся Костя и оглядел брата с ног до головы. – Как же ты подрос! Совсем уже не похож на школьника.

Себастьян, как и сам Костя, отличался высоким ростом и худощавым телосложением. На удивление все мужчины в роду унаследовали такую конституцию. В то время как женщины (и мать Кости, и ее сестра) были невысокими, а Софи так еще и пышные формы от кого-то из родни получила.

– Перепугал меня совсем. Захожу домой, а тут в кабинете свет горит, – произнес кузен. – Я уж думал, призрак деда бродит.

– Нет, это всего лишь я, – скромно улыбнулся Костя.

– А что ты тут делаешь?

Перед глазами Кости мелькнул образ обнаженного тела Софи.

– Не спалось, – соврал он. – Решил немного поработать и заодно зарядиться атмосферой дедовского дома. Вдруг что-то путное напишу.

– Это да, шедевр! Хотя мы в старших классах нередко твои книжицы читали, – скабрезно улыбнулся Себастьян. – Девочки таяли, узнав, что ты мой брат.

– Спасибо за комплимент. – Косте хотелось огрызнуться. Надоели эти шуточки. Но кузен явно был пьян и в хорошем настроении, портить встречу не хотелось.

– Ты спать-то пойдешь? Мы вместе вроде сегодня, – спросил Себастьян.

– Да, обязательно. Сейчас допишу главу до конца. Иди, я тебя догоню.

– Ладно.

Себастьян вышел из кабинета, оставив кузена в одиночестве. Костя вновь посмотрел на шкатулку с книгой. «Надо будет увезти ее домой и изучить повнимательнее», – подумал он. Поставив на место статуэтку, Костя вытащил из кармана телефон. «В Москве сейчас половина четвертого. Не ответит, скорее всего», – подумал он, но очень уж хотелось поговорить. Костя открыл ватсап и, выбрав нужный контакт, написал сообщение.




Глава 8


На часах глубокая ночь, а он не спит. Нашел чем заняться. Нет ни стыда, ни уважения к памяти деда. Все в нем лишь похоть, грязь, гордыня. Взял то, что ему не должно принадлежать. Костя, что же ты будешь делать с этим даром?

Если бы она только могла остановить старика перед смертью, не дать ему совершить подобной подлости. Но он решил отомстить напоследок, не понимая, что сделанное в прошлом было необходимостью. Он не хотел тогда ничего слушать, одумался, лишь когда произошло самое страшное. И, к сожалению, она уверена, что с Костей не будет проще. Его дед в то время хотя бы знал, кого может потерять. А что Костя? Он один, с ним лишь самодовольство и амбиции. Он не любит никого, кроме себя, кроме своей праздной жизни.

Она улыбнулась внезапно возникшей мысли: значит, именно этого ему и придется лишиться.

***

Миша бежал что есть мочи, едва видя тропинку в темноте, но ноги и сами помнили эту много раз пройденную дорогу. Голова кружилась, а мысли в ней летели, сталкивались, пропадали и вновь возникали ниоткуда. Хотелось отдышаться, остановиться, но страх толкал вперед. Как жить после того, что случилось? Ведь он навсегда останется виновен перед Богом, перед людьми, перед семьей. Неужели душе его не будет никогда покоя? Бежать, бежать. Оленька! Что с ней станет? Весь позор ляжет на ее плечи. Почему граф проснулся? Почему увидел их? Неужели Господь хотел наказать его? Самое страшное произошло: Миша не сможет теперь жить вместе со своей семьей, он обречен скитаться, пока смерть не остановит его мучения. Бежать скорее.

Через час, добравшись по ночной дороге до отцовского имения, Мишенька тихо зашел в свою комнату, стараясь никого не разбудить. В доме была тишина. Зажег свечу и осмотрел свою маленькую спальню, в которой прошли его детские годы. Все, не быть больше в его жизни миру и спокойствию. Детство закончилось. Теперь только проклятие до самой смерти. Мишенька пересчитал оставшиеся деньги: их было очень мало, но на билет хватило бы. Но куда? В Петербург. Там будет шанс затеряться. В столице много людей. Какова вероятность, что его будут искать? Может, просто остаться здесь, делая вид, что ничего не произошло? Что он ни в чем не виноват? Но нет, он не сможет так просто жить с тяжким грузом вины.

Нужны еще деньги, хотя бы на первое время. А может? В голову пришла мысль, которую он сразу же отогнал. Нет, это же страшно. «Мама? Мама, ты разрешишь?» Что-то шепнуло в сердце: «Конечно, бери, мне же больше не нужно». Покрывшись холодным потом, Миша тихо вышел из комнаты в коридор и проскользнул к маминой спальне, где еще сегодня утром она лежала в ожидании последнего своего путешествия. Замерев возле двери и не решаясь войти, через пару секунд он все же повернул ручку. Огонь свечи озарил комнату, в которой он так любил проводить время в детстве. Глаза наполнились слезами. Смахнув их, Миша дотянулся до комода, где в ящике, закрытом на замок, лежали мамины драгоценности. Заперто. Он подошел к шкафу с одеждой. Миша помнил: мама как-то показывала (на всякий случай, говорила она), что хранит ключ в кармашке домашнего платья. Распахнув дверцу, он дотронулся до мягкой ткани и вновь не смог сдержать слез, почувствовав еще сохранившийся в одежде материнский запах. Всем сердцем презирая себя за столь ужасный поступок, Миша опустил руку в карман. Аккуратно вытащив ключ, он открыл замок.

Все как прежде: золотые кольца, жемчужное ожерелье, три браслета и несколько пар серег, самые дорогие с ярко-красными рубинами. Миша небрежно свалил все в одну кучу и бросил к себе в карман. Будь что будет. На секунду вспомнив про сестру, которой очень нравилось мерить мамины драгоценности, он вытащил рубиновые серьги и положил их обратно в ящик. Теперь он преступник, ничего не изменишь, но пусть достанутся Тане в память о матери, а не какому-то петербургскому ростовщику.

Слезы вновь застилали глаза. Мишенька закрыл ящик на ключ, положил его обратно в карман платья и вернулся к себе в комнату. Тихо сложив свои скромные пожитки в котомку, он взглянул на икону Архангела Михаила в углу комнаты, быстро перекрестился и, взяв бумагу и перо, начал писать:

«Алеша, прости, что обращаюсь именно к тебе, тем самым заставляя сообщить новость нашей семье, но за время, что мы провели вместе в Москве, ты стал мне дороже кого-либо из нашей родни. Я безмерно люблю и папеньку, и тебя, и сестер, но вынужден покинуть наш дом как преступник, потому что совершил поступок, которому нет оправдания, и я не хочу, чтобы позор пал на всю нашу семью. Скажи им, прошу, что я проигрался в карты в Москве и приехал сюда, только чтобы проститься с маменькой и найти денег для возврата долга. Учебы в Университете мне не видать, и я не хочу больше ни у кого ничего просить. Я не знаю, что ждет меня в будущем, но такова моя судьба. Возможно, когда-нибудь я смогу вернуться и заслужить ваше прощение, но сейчас должен искупить свою вину. Прошу, поцелуй за меня сестер и скажи отцу, чтобы не держал зла на своего непутевого сына.

Твой брат Михаил».

Аккуратно сложив лист бумаги, Миша тихо покинул комнату. Он подошел к соседней двери, где ночевал брат, и аккуратно просунул записку в щель, чтобы Алеша увидел ее утром. На бумаге так и остались мокрые пятна от слез. По-прежнему тихо, стараясь никого не разбудить, Миша вышел из дома навстречу своему будущему.

***

– Дамы и господа! Мы ожидаем еще одного транзитного пассажира, после чего начнем готовиться к взлету. Приносим свои извинения! – голос стюардессы вернул Костю к реальности.

С недовольством он посмотрел на соседнее пустое кресло: сомнений в том, что весь самолет ждет сейчас его мать, не оставалось. Пересадка была в Париже, и Элен договорилась встретиться с какой-то своей знакомой. Косте это было неинтересно, и он направился в зал ожидания поближе к зоне вылета. Когда объявили посадку, матери в толпе не было. Нужно было позвонить, напомнить ей, но не хотелось. Наверняка, сами по аэропорту объявление сделают. Но ей будет все равно. Элен обожала привлекать к себе внимание. Ей даже в голову не могло прийти, что работники авиакомпании волнуются, пытаются избежать конфликтной ситуации. А она просто стоит и болтает с подругой и, лишь услышав объявление по радио со своей фамилией, неспешно попрощается, обнимется пару-тройку раз и размеренным шагом направится к самолету. Хорошо, что он уже взрослый, и ему не нужно бежать за ней следом, надеясь, что мать не забудет его где-нибудь по дороге.

Костя аккуратно положил странички рукописи в шкатулку и убрал ее на полку с ручной кладью. Побоялся сдавать книгу в багаж. Прочитанные страницы были все такими же старыми, как и многие другие в этой книге, но надо будет перепроверить возраст бумаги. Что-то тревожило. Может, ерунда, конечно. Ну, переписал дед пару эпизодов, не понравился ему предыдущий вариант. Все же сложная сцена была. Надо будет попросить Кристину помочь. Когда он написал ей той первой ночью во Франции, она, конечно, не прочитала, уже спала. Ответила утром, но у Кости было слишком много дел, да и ночные мысли с наступлением нового дня казались глупыми: зачем побеспокоил пусть и давнюю подругу, но все же замужнюю женщину? Так что он просто сказал, что позвонит ей, когда прилетит.

Костя достал с полки ноутбук. Надо попробовать поработать. Это лучше, чем все время полета слушать мать. У Элен были две основные темы для разговора: гениальное творчество ее прадеда и «пошлятина», которую пишет сын. Хорошо, что похороны прошли спокойно и они практически не оставались наедине. Церковь, кладбище, много теплых слов про деда и соболезнований семье, а следующие пару дней заняло то, ради чего он отдал столько денег за перелет – встреча с нотариусом и оформление документов. Еще какие-то формальности, не требующие его присутствия, остались, но он все равно уже чувствовал себя наследником великой семьи Константиновских.

Получив права на «Любовь бессмертную», он с чистой совестью мог делать с персонажами книги все, что ему хочется, чем и занялся. Глав от лица Оленьки в оригинале книги не было, все действие там сопровождало Мишу. Теперь же Костя может показать историю так, как нравится ему и, главное, понравится читателям. Да, старшее поколение захлебнется от воплей, но даже они будут читать, чтобы потом поливать его грязью, а скандал лишь увеличит продажи. А уже когда будет написан сценарий фильма, и он выйдет на крупнейшем международном стриминге – сбудется все, чего он хотел.

Костя и сейчас неплохо зарабатывал, даже квартира в Москве была куплена им пусть и в ипотеку, но на деньги от продаж книг. Но хотелось выйти совсем на другой уровень. Может, вообще переехать? Вернуться во Францию? Нет, неохота. Это не его история. Слишком много обид осталось. На друзей детства, которые быстро его забыли, на отца, у которого появилась новая семья, на родню, с которой со временем у него ничего общего не осталось. Лучше купить маленький домик где-нибудь в Греции или Италии и жить там, писать время от времени для удовольствия, а не под графики издателей.

Деньги – это свобода, независимость. Это удовольствия. И пусть захлебываются от зависти те, кто говорит, что не в деньгах счастье. Пусть радуются, служа людям, заставляя задумываться о своих недостатках, помогая лучше понять этот мир и что там еще Элен любила говорить про творчество прапрадеда.

– Ох, заболталась! – Костя поднял глаза, рядом стояла мама с небольшим чемоданчиком ручной клади, в бесформенном летнем платье, соломенной шляпке и солнцезащитных очках, скрывающих половину лица.

– Тебя, вообще, весь самолет ждал, – недовольно произнес Костя и приподнялся, чтобы пропустить мать к окну.

– Дорогой, ну что за ерунда! Посмотри на часы, я вполне успела.

Элен протиснулась к своему креслу и откинула спинку, всем видом демонстрируя усталость. Она достала телефон и начала писать кому-то сообщение. Наверное, надо было спросить, как там дела у маминой подруги, но не хотелось. Вместо этого Костя уставился в ноутбук. Думал написать сцену, пока не начался взлет и не попросили все убрать. Хотелось чего-то особенно яркого и безумного. Подходящий образ сразу возник в голове.

В классической дедовской книге Оленька быстро сдружилась со своей падчерицей, страдавшей от безразличия отца, мечтавшего о сыне. А что если их дружба была чем-то большим? Он на секунду закрыл глаза и представил двух девушек, ласкающих друг друга на кровати. Затем включил ноутбук, ввел пин-код и зашел через браузер на открытую страницу гугл-док, где привычно работал в офлайн-режиме. Пальцы застучали по клавиатуре. Он писал безотрывно почти десять минут – целая страница текста.

«…Другая же рука Полины заскользила ниже к бедрам, пытаясь забраться под Оленькин пеньюар».

– Костя, про кого ты пишешь?

Костя захлопнул ноутбук, увидев, что мать смотрела уже не в телефон, а к нему в файл.

– Новый роман пишу.

– Про Оленьку и Полину?

– Да, что тебе не нравится? Обычные русские имена.

– Ты не продолжение же дедовской книги решил написать? – в голосе матери появились злые нотки.

– Нет, ты что забыла, чем там все заканчивается? – ответил Костя и даже почти не соврал.

Мать строго посмотрела на него.

– Даже не вздумай лезть в эту историю со своими грязными мыслями.

– А что ты сделаешь? – вдруг усмехнулся Костя. Он уже не маленький мальчик. Имеет право не изворачиваться и не пытаться казаться тем, кем на самом деле не является. – Права официально перешли ко мне. Могу хоть продолжение писать, хоть сценарий для производства порнофильма сделать. Все, что захочу. Это мое. И заметь, права на книгу мне передал твой отец. Мне, а не тебе, – подчеркнул Костя. Как же давно ему хотелось сказать что-то подобное.

– Да как ты смеешь!

– Пристегните, пожалуйста, ремни, приведите спинки кресел в вертикальное положение, – голос стюардессы заставил Элен, собиравшуюся чуть ли не наброситься на сына, прервать свой монолог. Она пробормотала:

– Если б я знала, зачем он это сделал.

Костя усмехнулся про себя: «А ведь первая мысль была, что ты его уговорила, чтобы помочь сыну. Как я мог такое подумать?» Рассказывать про содержание дедовского письма он не захотел, поэтому вслух ответил:

– Он знал, что я это заслужил. Понял, наконец, и принял, что я настоящий писатель, что бы вы за спиной ни говорили. Мои книги читают, у меня тиражи в сотни тысяч экземпляров, и они продаются. Вот и все, что нужно знать. А теперь еще и будет возможность сделать экранизацию твоей любимой книги для современного зрителя, – в голосе заиграла издевка. – Представляешь, как тиражи взлетят вверх? Может, даже прочитает кто-то оригинал не под школьную указку. Разве ты не этого хотела?

Элен безмолвно смотрела на сына. Он видел, что на ее лице отражается целая гамма чувств и, кажется, если бы они сейчас были не в самолете, мать просто выскочила бы, хлопнув дверью, но вместо этого она лишь отвернулась к иллюминатору. Косте хотелось назло ей открыть ноутбук, но самолет уже пошел на взлет, поэтому он вставил наушники, включил музыку и закрыл глаза.

Через пару минут злость схлынула. Зачем тратить нервы? Сколько уже было подобных разговоров. Костя вспомнил, как боялся рассказать Элен про свою первую законченную книгу. Боялся и надеялся, что ей понравится. Он и не думал тогда, что это будет эротика. Просто начал писать историю про любовь, про студенчество, ну а любовь без секса – что за глупость?

Первая книга была еще скромной. Он поделился ею с сокурсниками, с Кристиной, прежде всего. Ее советы помогли доработать историю, так что Костя наконец решился показать ее «старшим». Вспомнил, как сложно было обращаться к друзьям матери, чтобы пристроить книгу в издательство, и просить их пока ни о чем ей не говорить. Помнил, как они заговорщически улыбались. И какой скандал был, когда Элен прочитала. Ее прадед писал про глубокие чувства, а сын – про беспорядочные половые связи среди студентов. Она не хотела понимать, что это и есть жизнь. Любовь, ревность, секс, боль, разочарование. Это настоящее, а не нравственные страдания героев девятнадцатого века.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vera-ard/lubov-bessmertnaya-66900398/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.