Территория бреда
Никита Фред Декс
Территория бреда – это сборник рассказов, посвященный различным особенностям психики людей.Здесь вы встретите шиномонтажника с биполярным расстройством, забавного шизоида, учителя с обсессивно-компульсивным расстройством, одержимого писателя, мальчика-аутиста, спасающегося от монстров, озабоченного психопата и множество других интересных личностей.Рассказы представлены в таких жанрах, как реализм, магический реализм, комедия, мистика, хоррор, эротика, драма и даже нон-фикшн. Готовы заглянуть за черту «нормальности»?Содержит нецензурную брань.
Никита Фред Декс
Территория бреда
Opening
Я запутался в сумраке хаоса,
Я ломал и жег свои волосы,
Пародировал драматически Хауса,
Деформировал связки голоса.
Я искал такое открытие,
Что эффектнее темной материи космоса:
Из банальности сотворить событие,
Что развеет черные полосы.
Я устал от качелей и тряски,
От душевных скачков тороса.
Сколько можно устраивать пляски
У надгробия каждого полюса.
Под ногами становится вязко,
Будто в яме твой вьются полозы.
Бесконечно меняя маски,
С ярким будущим ты стоишь порознь.
Мы в какой-то психической топи:
Вокруг ласты, щупальца, водоросли.
Держат, тянут, клянут, топят,
Утешают и плачут – после.
Мы с тобой однажды найдем выход отсюда!
Через счастье и ясность, а не мягкие стены и дубовые полости.
Откопаем ключ к сердцам «нормального» люда,
Обретем потерянный разум в молодости.
«Паутина мыслей» – Никита Фред Декс
1. Победителей не судят
Первые десять лет, когда я готовился стать писателем, чаще всего в фантазиях мне являлся один сюжет.
Я видел, как выхожу на большую сцену в дорогом костюме с белой бабочкой и толкаю речь. Сложную, поучительную, возвышенную.
Я представлял, как поблагодарю семью и друзей, что всегда верили в меня. Передам привет завистникам, что втайне восхищались мной. Как скажу спасибо редактору, который так гордился моими работами, что иногда просил править свои тексты. Как буду улыбаться со сцены жене и любовнице, что поддерживали меня и не втягивали в свои глупые распри.
Но сейчас, я хочу выразить признательность иного рода.
Конечно, я благодарен своей сестре и маме, которые прочитали все четыреста тридцать семь миллионов вариаций моих текстов, дали обратную связь и хвалили так, будто я Иисус. Только ради вас я готов писать всю жизнь.
Но также я признателен людям, что не донимали меня и не мешали писать в момент творческого подъема. Благодарен я и тем, кто, наоборот, выковыривал меня из «скорлупы» и тащил в этот безумный реальный мир, хоть я и сопротивлялся.
Спасибо издательствам, что так долго не уделяли внимания моей скромной персоне. Это позволило мне спокойно и рассудительно проработать стиль. Еще немного и я бы совсем стал гением.
Спасибо тем катаклизмам, что творятся в мире и устраивают полнейший хаос, не давая расслабиться и погрузиться в безмятежность.
Спасибо работодателям, что не хотели платить мне достойную моих бзиков зарплату.
Спасибо бессоннице, депрессии и кофеиновой зависимости.
Спасибо наркотикам, компьютерным играм и ТикТоку, что так и не вызвали у меня интереса, в связи с чем от скуки оставалось только писать.
Спасибо трудностям, что создавали достойное сопротивление. Спасибо мне, что сопротивление это преодолевал.
И конечно же, спасибо вам, что собрались здесь, дабы выслушать эту долгую, якобы поучительную и занудно-высокопарную речь.
До новых встреч!
Я произнес это и затаил дыхание. Нет, слишком банально.
Я замер на мгновение. Конечно, замер, не плясать же мне там на сцене.
Я просто стоял и наблюдал, как они смотрят на меня и думают, какой же я дурак, и что за чушь несу.
Сколько раз в голове я прокручивал речь, которую готовил для Нобелевской премии, и вдруг выдал ее на презентации своей первой книги. Первая книга и уже – бестселлер. Вчера я был всего лишь продавцом в магазине одежды, а сегодня выступаю перед публикой, которая хочет меня, моих автографов и интервью.
Всего за два года я преодолел маршрут от «я бездарь» до «я же чертов гений». Два года, а будто целая жизнь прошла. И у меня есть только час, чтобы рассказать эту историю. Надеюсь, вы мне позволите немного расслабиться и разложить все по полочкам. Господи, опять штампы. Как же сложно создавать повествование, когда нет фильтра из тысячи редактур и профессиональной вычитки.
Ладно, я отвлекся.
Началось все два года назад, когда случилось то самое озарение, которое открыло мне глаза и зарядило бесконечной энергией. Долгие годы, казалось, я жил во мраке, а потом резкая вспышка, и мир засиял новыми красками.
Именно тогда мне попала в руки книга «Пролетая над гнездом кукушки». Я и раньше немало читал, но в основном подростковые романы или фэнтези. Порой даже думал, что смогу написать что-то подобное, но решимости и сил не хватало.
Все резко поменялось, когда я прочитал почти за сутки это великолепное творение, посвященное обворожительному психопату МакМерфи, в одиночку воевавшему с безжалостным социально-бюрократическим механизмом. На его примере я начал понимать нечто важное: я могу все. Все – чего бы ни пожелал.
Я осознал: мы, люди, сами выстраиваем вокруг себя рамки, решетки и границы. Мы заточили свою свободу и отведенное на жизнь время в бетонную коробку предубеждений и страхов. Мы ограничиваем свои желания и потребности чуть ли не с самого детства. А все это лишь мираж. Пыль на лобовом стекле автомобиля. Включи «дворники» – туман рассеется.
Я понял, что создан для чего-то большего, чем просто работа в магазине одежды. Я способен воплотить свою мечту. Могу сотворить что-то великое. Кен Кизи так вдохновил меня своим произведением, что я почти в один миг решил стать писателем. Великим писателем.
Две недели я не мог успокоиться. Ходил по набережной вдоль Волги, осмысляя суть литературы. Пытался сформулировать беспрецедентный сюжет. Чтобы – и мистика с демонами, и фэнтези с эльфами, и любовь, как в «Титанике», и трагедия, как у классиков. Старался придумать свое, но чтобы по канонам.
А получалось посредственно. Скучно, глупо и тривиально, одновременно пафосно и по-детски, вульгарно, но стерильно. Пародия на пародию пародий.
Спас интернет. Я нашел блог для писателей, где потерялся на несколько месяцев, впитывая всю доступную информацию.
В тот же период наступил мой двадцать первый день рождения, и я попросил дарить только деньги. На собравшуюся сумму накупил книг о том, как писать книги.
Я изучал их так, будто от этого зависела судьба всего мира. Читал запоем. Вы даже не представляете, какое их множество. А сколько на просторах сети блуждает советов, техник и правил для начинающих писателей – не хватит и жизни, чтобы все их освоить.
Я покорил теорию. Меня просто разрывало от знаний. Я понимал, что стоит только сесть за компьютер, слова сами польются в текстовый редактор.
И вы, наверное, подумали, что дальше меня ждал следующий логичный подвох: страх белого листа.
Нет. Как раз с этим проблем не было. Я напросился на беседу с одним довольно известным русским писателем, и он мне подсказал, что за хорошим сюжетом не надо далеко ходить. Не стоит накручивать уйму жанров и пытаться копировать зарубежных авторов. Лучшие сюжеты для книг лежат около наших ног. Прямо перед глазами. Он посоветовал вспомнить какую-нибудь небезразличную мне реальную историю и обыграть ее художественно. Так я и поступил. Взял за основу магазин одежды, где работал. Там я столько видел… Если описать и продавцов, и посетителей, то уже на трилогию тянет.
Но не все так просто. Я развернул в красках и подробностях, как мне казалось, весь сюжет, а он умудрился уложиться в две страницы. Две страницы! Да еще и навык печати указательными пальцами оказался слишком слаб для такого предприятия: на этот миниатюрный рассказ ушли почти сутки.
Я решил непременно освоить метод слепой десятипальцевой печати, а в промежутках сюжет проработать. Нашел тренажер и взялся осваивать клавиатуру. Клавиатура осваиваться не желала.
Уже через час после начала практики возникло ощущение, что мозг перегрелся и покинул черепную коробку, дабы принять ледяной душ. Голова гудела, руки тряслись от напряжения, а некоторые пальцы свело судорогой.
Но это всего лишь жалкое оправдание. Я поставил цель: стать всемирно известным писателем и получить Нобелевскую премию по литературе. Такая пустяковая проблема, как никудышная мелкая моторика, не могла остановить меня.
После непродолжительного отдыха я снова сел за тренажер. Ситуация повторилась, но мне удалось слегка продвинуться и запомнить расположение некоторых клавиш, прежде чем мозг дал отбой.
Спустя две недели и половину курса я разобрался, как работать всеми пальцами, но постоянно поглядывал на клавиатуру: никак не мог отучиться от этой дилетантской привычки.
Решение было одно. Я взял нож и методично соскоблил им все кириллические буквы, оставив только латиницу, которую, впрочем, тоже планирую удалить, когда возьмусь переводить свои книги на английский язык.
С одной стороны, проблему я решил, с другой – все равно смотрел на клавиатуру, потому что визуально помнил, где находится какой символ. Пришлось пойти еще дальше: следующую неделю во время работы за тренажером я завязывал себе глаза футболкой и практиковался на самом деле вслепую.
После месяца упорной работы я научился печатать, не глядя даже на экран. Это удобно, если пишешь на набережной или в парке: пальцы пляшут по клавиатуре, а ты наслаждаешься красотами и красотками.
На освоение этого навыка у меня ушло немало сил – можно было немного отдохнуть и разгрузиться.
Я стал смотреть наш русский стендап. И в какой-то момент меня осенило: вот каким должно быть мое повествование. Вот какой будет моя книга: что-то среднее между стендапом и ситкомом вроде «Книжного магазина Блэка».
Я начал писать. Каждая глава получалась будто отдельная серия о молодом парне, работающем в магазине одежды и повествующем от первого лица о всяческих курьезах, сложностях и радостях жизни продавца-консультанта.
Тогда же я познакомился с такими жанрами, как магический реализм и автофикшн, что помогло писать на грани между реальными воспоминаниями о рабочем процессе и вымышленными ситуациями, зачастую имеющими мистический или метафизический характер с элементами философии и психологии.
Я писал каждый день, если можно так выразиться, ибо творил в основном по ночам после смены. Часто я засыпал на работе, стоило только присесть. А порой на меня находило озарение во время разговора с покупателем или на кассе. Тогда, вместо того чтобы обслужить клиента, я убегал в примерочную и там записывал идеи, которые вечером реализовывал в своей книге.
Меня, наверное, могли бы даже уволить за такое поведение, но очереди из жаждущих молодых людей поработать продавцом-консультантом я не замечал. Поэтому избавиться от меня администрация не особо-то стремилась, хоть и твердила постоянно, что незаменимых нет.
Так прошло почти полгода. Я перестал употреблять алкоголь и видеться с друзьями, чтобы ничто не отвлекало от поставленной цели. В самом начале творческого пути я познакомился с одной девушкой, сходил с ней пару раз на свидание, последнее из которых закончилось сексом. Только через месяц понял, что забыл написать ей или позвонить. Больше мы с ней не виделись.
Спал я мало даже в выходные, но вдохновение и кофе поддерживали боевой настрой и веру в себя.
Когда закончил черновик своего романа, я был на седьмом небе от сча… Так, опять штампы. Был вне себя от ра… Нет, тоже не то! Я кукарекал как индюк, скакал и фыркал, как верблюд, летал по комнате ястребом, ликуя в предвкушении писательского успеха. Звучит глупо, смешно и странно, зато не банально.
В общем, я был счастлив. Но недолго. Многие известные авторы пишут, что черновику надо полежать, остыть. Что нельзя сразу хвататься за редактуру, а лучше немного отдохнуть, отойти от состояния писателя. И потом уже взглянуть на свою работу свежим взглядом читателя.
Так я и поступил. Но и сидеть без дела не мог. Поэтому записался на курсы редакторов, где стремительно пополнял давно утерянные знания по русскому языку. Прочитал «Розенталя», полистал «Даля», принял к сведению «Ильяхова». Выполнил на отлично первые тесты и задания и даже взял на редактуру парочку текстов совсем уж начинающих писателей.
Когда терпеть уже больше не было сил, я забросил учебу на полпути и принялся перечитывать черновик своей книги, которую назвал «Страсти по худи и панталонам». Очередное разочарование встретило меня хлестким ударом деревянной указки, как любила это делать наша школьная учительница по русскому языку.
Выяснилось, что черновиком моим можно людей калечить. Такой он был корявый, бесформенный и колючий. Некоторые абзацы – размером с маленький рассказ, другие состоят из одного-двух слов. Мысль постоянно куда-то убегает и обрывается. Ощущение, что этот текст писали несколько человек, как письмо в «Простоквашино».
Это провал.
Два часа я просидел на кровати не в состоянии даже думать. Потерялся: во времени, пространстве, жизни. Если бы моя решимость была хоть на грамм слабее, я бы в тот же момент сжег «Страсти» вместе с ноутбуком и своими надеждами. И больше никогда бы не брался за «перо».
Но я не мог позволить себе такой роскоши, как самобичевание и отступничество. Я должен был довести дело до конца. Обязан! Да и мама со старшей сестрой сказали, что все очень даже неплохо, когда прочитали черновик. Поверить в это было довольно сложно, но все же немного полегче стало.
Я сделал вывод, что основная проблема моей неудачи в малом читательском опыте и уровне интеллекта. Именно отсюда столько ошибок, опечаток и дыр в сюжете. Проблему надо было решать.
Интернет подкинул немало советов, как «прокачать» мозг, улучшить память, научиться читать и писать быстрее.
От рождения правша, я стал задействовать левую руку в бытовых делах: чистил зубы, держал вилку, пользовался телефоном и мышкой только левой. Прочитал, что хорошо тренирует мозги одновременное письмо обеими руками. Но мне показалось это довольно легким занятием, и я усложнил процесс: открывал тетрадь в середине и от ее центра писал одно и то же предложение в разные стороны. Правой рукой – слева направо обычным текстом. Левой рукой – справа налево зеркальным.
Следующий этап – научиться читать быстрее, глотая слова целиком, а не разжевывая отдельно слоги и буквы. Я выбрал самую простую, на мой взгляд, книгу и в специальном редакторе зеркально отобразил весь текст: ареттоП ирраГ вомот ьмес есв латичорп я мозарбо микат оннемИ
Так можно научиться легко воспринимать каждое слово, как целостную структуру, а не набор символов. Сначала мог осилить только две страницы в день, потом – три, пять, десять. В итоге смог читать в таком формате не хуже, чем в обычном, а порой, даже лучше.
Научился жонглировать мячиками для тенниса, крутить пальцами карандаш или монету, стоять на одной ноге с закрытыми глазами – все это для развития новых нейронных связей в мозгу. Изучал английский, испанский и латинский языки, читал научную литературу, смотрел документальные фильмы на различные темы, чтобы максимально задействовать когнитивные ресурсы.
Но чем глубже я погружался в интеллектуальное самосовершенствование, тем больше осознавал, что сильнее удаляюсь от главной цели. Я погряз в высокопроизводительной и ресурсоемкой прокрастинации, занимаясь чем угодно, только не своей книгой.
Пришло время завязать с «прокачкой» и взяться за работу: начался долгий и мучительный процесс вычитки и редактуры. Это было больно.
Последовав советам многих известных авторов, я отключил проверку грамматики во время написания черновика и строчил, совершенно не думая о качестве текста. На выходе получилось, что ошибки и опечатки уродовали практически каждое слово. Казалось, написать заново будет проще, чем исправить, а лучше – стереть все и бросить эту затею. Но я не отступил.
Спустя три редактуры и пять вычиток «Страсти» стали похожи на книгу – пришло время следующего этапа.
Я давно облюбовал ЛитМет, литературную площадку, где читал славянское фэнтези. Там же разместил и свою книгу.
Прошла минута после публикации. Я обновил страницу. Ноль просмотров. Обновил еще раз. Ноль. Еще раз. Ноль. Еще раз. Ноль. Еще…
Так продолжалось два часа.
И вот случилось чудо. Мимолетное и душераздирающее. Первый просмотр, «лайк» и комментарий. Победа и сразу поражение!
Я открыл главную страницу «Страстей по худи и панталонам» и прочитал комментарий от пользователя по имени Dark Angel: «Очень интересное название, возьму на заметку. Но и Вы, уважаемый автор, заходите ко мне на страницу, где я советую Вам почитать мой эротический любовный роман “Девственница для владыки тьмы”».
Я никак не отреагировал. Не было сил. Просто продолжил обновлять страницу. Не ел, не пил. Даже в туалет сходил только тогда, когда терпеть уже было просто невозможно.
Так прошла ночь. Утром я позвонил на работу и сказал, что заболел.
Два дня я не вставал с кровати. Родители и правда подумали, что я болен, поэтому не приставали с расспросами и указаниями. Мама приготовила куриный суп и мою любимую картошку, запеченную в духовке. Отец предложил выпить подряд три рюмки водки с красным перцем. Я отказался.
Пока «болел», даже думать не мог о книгах. Убивая время в соцсетях, я увлекся одним околоспортивным блогом, где лысый мужичок рассказывал о своих успехах, в том числе о том, как однажды сделал пятьсот отжиманий за полчаса.
А чем я хуже?
Я решил, что должен поставить себе практически невыполнимую цель и достигнуть ее. Таким образом смог бы ощутить силу, стимул и уверенность, что способен на любые подвиги. Решено было отжаться от пола тысячу раз, хотя еще недавно меня хватало максимум на пятнадцать. Я дал себе обещание, что сумею влюбить в себя любую девушку, даже самую недоступную и амбициозную, достигну высоты, с которой не стыдно будет смотреть на мир, стану писателем такого уровня, что Мойес и Браун будут завидовать. Я пробьюсь и добьюсь!
Начались тренировки. В первую неделю я достиг результата в сорок отжиманий: четыре подхода по десять раз. Дальше – пятьдесят, семьдесят, сто. Не могу сказать, что далось мне это особенно тяжело. Отец всегда говорил: «Лучше быть жилистым дрыщом, чем обезжиренным качком». Теперь я понимаю, что он имел в виду.
Я снова заглянул на ЛитМет и обнаружил несколько комментариев в своем профиле, где такие же начинающие авторы призывали заглянуть к ним на страницу, взаимно подписаться и обменяться «лайками».
Я откликнулся на предложения и обзавелся первыми подписчиками и скромной активностью на странице. Кто-то даже прочитал несколько глав книги и дал обратную связь.
«Неплохо», – подумал я. Но этого мало. Очень мало. Я не собирался довольствоваться вниманием из вежливости и скупыми оценками от редких авторов, предлагающих свою дружбу. Мне нужны были все посетители сайта.
Следовало бы вложиться в рекламу, но сам я в этом деле ничего не понимал, а нанимать SMM-менеджера денег не было. Начал с простого. Я посмотрел страницы других начинающих (и не очень) писателей и увидел, что это в принципе норма: оставлять завлекающие комментарии на стене.
Большинство людей писало нечто подобное: «Здравствуйте, многоуважаемый автор (читатель). Извините за беспокойство. Я приглашаю Вас посетить мою страницу и ознакомиться с моим произведением под названием…» или «Предлагаю Вам свою дружбу, обмен лайками, подписками и взаимное прочтение. Рассчитываю на отзывчивость».
Меня такой подход не устраивал. Нужно было что-то особенное. Оригинальное. Тогда я принялся размещать на страницах начинающих авторов следующий призыв: «Привет. Меня зовут Никита, и я однажды стану всемирно известным писателем. Давай дружить!».
Пару дней все шло неплохо, люди в основном с интересом реагировали на новичка с завышенным самомнением, но подписок и просмотров моей книги было мало. Требовалось что-то помощнее.
Я начал оставлять озвученный выше комментарий на страницах топовых авторов, имеющих десятки тысяч подписчиков и миллионы прочтений их романов. Ребята юмор не оценили и пожаловались на меня администрации сайта, из-за чего мой аккаунт на неделю заблокировали за рассылку спама.
Это время я посвятил отжиманиям – мог уже делать пятнадцать подходов по десять раз – и размышлениям о новой книге.
Изучив книжный рынок, выяснил, что сейчас особой популярностью пользуются три жанра: любовный роман, фэнтези и нон-фикшн. Первые два формата меня не особо привлекали – оставался последний.
Но о чем писать? Сегодня в моде книги по психологии, научные труды на различные темы, от ГМО до происхождения Иисуса, учебники по саморазвитию, биографии и автобиографии известных и успешных личностей.
Что такого полезного или важного я мог бы рассказать людям? Как работал в магазине одежды? Как учился на сварщика, но ни дня не посвятил практике? Как прочитал множество книг и посмотрел десятки сериалов? Как учился в школе на одни тройки?
Нужно было что-то такое, что я знал бы достаточно хорошо, в чем считал бы себя профессионалом, в чем достиг бы уверенных успехов – дело всей моей жизни. В голову приходило только писательство, но что я умел? Чего добился? Что мог поведать этому миру?
Правильнее было бы оставить эту затею до лучших времен и продолжать писать художественные романы с вымышленными сюжетами, но амбиции не позволяли. Я был уверен, что смогу достичь небывалых высот в роли литератора, но ждать этих чудесных времен не было совершенно никакого желания.
Тогда я решил действовать на опережение и рассказать читателю о своей жизни: о том, как молодой автор, то есть я, совершенно без опыта и литературного образования напишет бестселлер!
Но до бестселлера мне было, как Томми Вайсо до «Оскара». Количество прочтений ознакомительного отрывка моей книги на ЛитМете с трудом перевалило за сотню. Куплено было семь электронных копий. Четыре из них приобрели мама, сестра, бывшая девушка и администратор с работы.
Нужно было стараться больше. Просто необходимо было приложить максимум усилий, чтобы мою книгу читали по всей стране, а лучше – во всем мире.
Я понял, что не смогу больше совмещать работу и творчество. К тому же пошли слухи, что вот-вот начнется «вторая волна» и нас снова закроют на карантин. Я написал заявление на увольнение и отправился на добровольную самоизоляцию.
Когда закончилась блокировка моего аккаунта на ЛитМете, я продолжил терроризировать страницы других писателей и читателей, но уже более продуманным сообщением: «Привет. Знаю-знаю, я тот еще судак на букву “М”: устраиваю атаку на твою стену, но все же… Буду дико рад, если ты не сдашь меня администрации, а заглянешь на мою страницу. Там увлекательная книга с юмором, пара рассказов и блог только по делу! Спасибо и добро пожаловать в мой мир».
Я быстренько набросал два рассказа, посвященных своему детству, и стал активно вести блог. В первом же посте написал о том, как меня несправедливо заблокировали на площадке.
Этот пост вызвал довольно сильный резонанс и значительно повысил число моих подписчиков. Одни в комментариях выражали мысль, что таких, как я, надо навсегда лишать звания писателя, другие кричали: «Свободу Деточкину!».
Пост этот продержался всего сутки, после чего администрация сайта его удалила. Ладно хоть аккаунт опять не заблокировали.
Через пару дней на меня вышла Лика Спаун, таинственная писательница с фотографией молодой Елизаветы II на «аватарке». На ее странице было размещено несколько книг в смешанном жанре и подпись: Lasciate ogne speranza, voi ch’entrate[1]. Это все, что я знал на тот момент о своей будущей невесте.
Лика была в восторге от моей, как она выразилась, бунтарской деятельности и предложила дружить страницами. Я согласился.
В соцсетях тоже не удалось найти хоть какую-то информацию о том, как Лика выглядит и сколько ей лет. К слову, на ЛитМете почти все прячутся за картинками и используют нелепые псевдонимы. Я же разместил настоящее фото и истинное имя, кроме фамилии.
Мы с Ликой много общались (она учила меня, как надо правильно вести себя на ЛитМете, чтобы получить максимальные охваты) и поддерживали друг друга.
Результат ее творческой деятельности насчитывал три законченных романа и четыре тысячи подписчиков, часть из которых перешли ко мне.
[1] Оставь надежду, всяк сюда входящий (итал.).
Лика добавила меня в особый чат писательской поддержки, где помогали друг другу «накручивать» статистику в личном кабинете на ЛитМете. Также она дала понять, что обложка моей книги просто чудовищна и надо бы обратиться к дизайнеру. Она даже предложила своего знакомого, но я отказался. Сказал, что смогу сам.
Я записался на курсы графического дизайна, где через месяц научился обрабатывать фотографии и сделал парочку неплохих обложек: одну для уже имеющейся книги, вторую для той, что только планировал написать.
Лика взяла на себя роль бета-ридера и прочитала «Страсти», указав на огромное количество штампов, абсурдных оборотов и нестыковок в сюжете, которые я потом устранял еще месяца три. Также она помогла мне с грамматикой, ликвидировав немало ошибок и опечаток во время финальной вычитки текста.
Я продолжал рассылать приглашения другим писателям и читателям каждый день и в итоге через полгода сложно было найти человека, у которого на стене не было бы моего сообщения.
Спустя бесчисленное количество часов, проведенных в переписке с Ликой, я все же выпросил ее фотографию: низкая блондинка с карими глазами, густыми бровями, брекетами на зубах и волосами почти до копчика. Еще выяснилось, что мы живем в одном городе, но на предложения встретиться она отвечала отказом.
Зимой двадцать первого года я наконец-то довел «Страсти» до состояния, которым гордился, но все никак не мог приступить ко второму тексту.
На ЛитМете у меня уже набралось полторы тысячи подписчиков, но истинных читателей, а тем более количество продаж, можно было посчитать за время разогревания тарелки супа в микроволновке.
Весной я понял, что пора переходить на новый уровень, и заказал небольшой тираж в размере пятидесяти экземпляров. Спустя три недели курьер привез две увесистые коробки, а я не мог поверить своему счастью: передо мной лежало полсотни настоящих бумажных книг – живое доказательство моего интеллектуального труда, мое детище.
Десять из них купили немногочисленные родственники и друзья. Сорок остались пылиться за диваном.
Лика предложила продавать их через интернет и отправлять по почте. Мне же хотелось живого общения с покупателем. Тогда я взял с собой половину оставшихся книг, с трудом уложив их в рюкзак, и поехал на набережную. Расположился на скамейке в березовой аллее недалеко от делового центра, где громоздились величественные небоскребы, и приготовился к атаке бесчисленных покупателей.
Но атаковал меня только противный мелкий дождь. Книги пришлось оставить в рюкзаке, и лишь парочку я положил на колени, прикрывая их зонтом. В тот день никто даже не поинтересовался моим творчеством.
Но я не сдался и вернулся туда на следующий день. И через день. И в последующие дни. Так прошла неделя, но получилось продать только три книги. Да еще и полиция постоянно гоняла, обвиняя меня в незаконной торговле. Да какая торговля с таким оборотом!
Нужен был более творческий подход: я сделал макет визиток со своими контактными данными и отправил в печать. А пока те изготавливались, снова отправился на набережную. Улицы наконец-то высохли, а небо прояснилось. Можно было уже «разложиться» по всей лавочке.
На куске картона, выкрашенного в красный цвет, я написал черным маркером следующий абсурдный текст: «Будующий всемирна исfестный песатиль и нолебелевский лареуреат», чтобы наверняка привлечь внимание прохожих.
Но и это не сработало. Некоторые смотрели на меня как на безграмотного идиота, другие просто не могли прочитать, а третьи, улыбаясь, проходили мимо.
Я жонглировал теннисными мячиками, напевая всем известные песни; кричал на всю набережную рифмованные призывы купить мой роман; писал свое имя и название книги на асфальте и тротуарной плитке, но этим лишь в очередной раз привлекал внимание полиции, а потенциальных покупателей только отпугивал.
Когда изготовили визитки, я сразу же направился на облюбованное место и принялся раздавать их всем подряд, но и это не сработало. Покупок больше не стало, а вот дворникам работы прибавилось.
Нужно было передохнуть. Глотнуть свежего воздуха. Сменить декорации. Я понял, что пришло время съехать от родителей, хотя бы на пару месяцев: новая обстановка и одиночество должны были вдохновить меня на новые решения.
Я занял денег у отца и снял квартиру на окраине города, надеясь вернуть долг после продажи книг.
Там меня встретили покой и тишина. Я много отдыхал и общался с Ликой: мы стали совсем близки. Но и о работе не забывал. Все-таки я начал писать вторую книгу, правда, не имея ни малейшего понятия, как ее закончить.
Порой на меня накатывала такая тоска, что я просто выходил на улицу и шел куда-то. Чаще всего прогуливался в сторону ближайшего супермаркета, расположенного в двадцати минутах ходьбы от дома.
По пути к нему необходимо было пройти густую рощу, а за ней сразу – пешеходный переход через однополосную дорогу. Это крайне неприятный отрезок: машины там ездят быстро, а водители тебя не видят до последнего, пока не покажешься из-за деревьев.
Каждый раз, перебегая эту дорогу, я невольно представлял, как какой-нибудь внедорожник влетает на полной скорости в меня, оставляя на асфальте только сырое месиво. Порой, когда настроение было совсем ужасным, я подумывал закрыть глаза и выскочить под какой-нибудь грузовик. Но не хватало то ли смелости, то ли безрассудства.
Тренировки давались тяжело, но все же я наметил дату, когда сделаю тысячу отжиманий. Это была среда последней недели моего пребывания на съемной квартире – следующий месяц я так и не оплатил.
Я встал рано и, быстро позавтракав и размявшись, принялся отжиматься. Первые двадцать подходов по десять раз оказались самыми тяжелыми – я даже начал переживать, что не смогу выполнить задуманное.
Дальше пошло лучше. Следующие пятьдесят подходов дались относительно легко, но уже чувствовалась сильная усталость.
Остальные тридцать я делал в большей степени на силе воли, нежели за счет мышц. Да и руки начали отказывать. Пришлось максимально задействовать все тело.
На все это спортивное мероприятие у меня ушло два часа. Когда я сделал последние десять отжиманий, я просто упал на пол и минут пять лежал в позе трупа. Я даже не мог радоваться или кричать от восторга. Просто криво улыбался и тяжело дышал.
Когда поднялся, я ощутил сильную потребность в какой-нибудь калорийной и не очень полезной пище. Мне нужен был торт или бургер, чтобы отпраздновать это событие.
Трясущимися руками я натянул джинсы, толстовку, накинул рюкзак на плечи и побрел в магазин. Погода была противная, но холодный воздух бодрил разгоряченное тело.
Я достал телефон и убедился, что супермаркет уже открыт – часы показывали: 8:35.
Было довольно тихо, когда я проходил рощу. Даже слишком тихо. Конечно, от сильной перегрузки организма у меня слегка заложило уши, и я мог не услышать шелеста листьев или лая местных собак, но шум приближающегося автомобиля должен был распознать. Так мне казалось.
Я все еще держал телефон в руке, глядя невидящими глазами на чрезмерно яркий экран, когда раздался резкий хлопок, похожий на взрыв. Я обернулся, но по инерции продолжил идти вперед.
Только ступив на дорогу, я заметил его. Белый «Ленд Крузер» летел на меня, и я уже ничего не мог сделать. Просто замер на месте. Все тело охватило странное чувство, будто в этой жизни я больше ничего не решаю, и жизнь сама вот-вот за меня все решит.
Удар. Я полетел на асфальт. Еще дальше приземлился мой телефон. Я распластался посреди дороги, но боли не чувствовал, лишь понял, что встать не могу. Силы окончательно меня покинули, а глаза закрылись против моей воли.
Наверное, стоило бы рассказать, как передо мной пронеслась вся моя жизнь, как я увидел яркий свет в конце тоннеля или парил над своим бездыханным телом. Красиво и художественно обрисовать этот трагический момент, как подобает писателю. Но в действительности я успел заметить только свет фар, а подумал лишь об одном: как бы выжить. Все довольно банально и прозаично.
Когда очнулся, надо мной стоял лысый коренастый мужчина с загорелым чисто выбритым лицом в очках с прямоугольными стеклами. Он спросил, все ли у меня хорошо, и помог подняться.
Все тело ломило, но не это меня беспокоило: во время столкновения телефон выскочил из моей руки и приземлился в нескольких метрах от пешеходного перехода. Я бросился к нему с криками «мои заметки» и упал на колени. Возможно, получилось слишком театрально и стоило бы повести себя сдержаннее, но в тот момент, это единственное, что меня по-настоящему волновало.
– Как ты, парень? Живой? – спросил виновник моего несчастья.
– Да я-то живой, но мои заметки! – чуть ли не плача прокричал я и поднял разбитый телефон.
– Тихо-тихо, – попытался он меня успокоить. – У тебя, похоже, шок. Точно ничего не сломано?
– Да точно! Точно. Но телефон, – жалостно протянул я, отходя на обочину, чтобы пропустить, проезжавшую мимо машину.
– Не переживай ты так из-за него – разберемся. В первую очередь надо позаботиться о тебе. Давай отвезу тебя в больницу, – сдержанно произнес он.
– Нет, в больницу нельзя. У меня слабый иммунитет, а привиться я еще не успел. А там все чихают и кашляют… – замотал головой я.
– Хорошо, но давай хотя бы отвезу домой, – подхватил он спешно, хмуро поглядывая на объезжавших нас водителей. – Где живешь?
– Тут, недалеко, – ответил я, после чего меня вырвало в ближайшие кусты.
– Так, пошли-ка в машину.
Он взял меня под руку и помог взобраться на переднее пассажирское сиденье, а сам сел за руль:
– Куда ехать?
Я показал дорогу и снова попытался включить телефон. Бесполезно. Экран разбился, корпус треснул, никаких признаков жизни.
– Чего ты так вцепился в него? Я же говорю: решим проблему. В крайнем случае новый возьму тебе, – произнес он строго, но без раздражения.
– Да не в телефоне дело, а в его содержимом. Там все мои заметки. Писательские заметки, – добавил я тихо.
– Писатель, что ли? – улыбнулся мужчина.
– Вроде того.
– А зовут как?
– Никита Кинг, но вы вряд ли слышали обо мне, – промямлил я, чувствуя себя пятиклассником, виноватым перед учителем за то, что «забыл голову дома».
– Если ты не родственник Короля Ужасов, то вряд ли, – он снова улыбнулся, но уже по-настоящему, по-доброму, и представился сам: – А я Константин Авсеев.
Он многозначительно посмотрел на меня, но я никак не отреагировал.
Мы остановились около подъезда, и Константин помог мне добраться до квартиры. Я сразу же прилег на диван, а он огляделся и направился на кухню.
– Не нравится мне, как ты выглядишь, – заявил Константин, когда вернулся с двумя бокалами чая. – Тебе бы поесть чего-нибудь, а в холодильнике только майонез да банка с плесневелым огуречным рассолом. Ты как здесь живешь-то? Когда ел последний раз?
– Нормально живу, – насупился я, – просто вчера вечером еда закончилась, вот я утром и пошел в магазин, чтобы купить чего-нибудь, а тут вы.
Говоря это, я старался вложить в голос как можно больше страдальческих ноток, что, конечно, не красило меня как мужчину. Но в тот момент по-другому я не мог.
Константин покачал головой, протянул мне бокал черного чая с сахаром и присел рядом.
– Давай сделаем так: я сейчас закажу тебе что-нибудь поесть, а сам поеду на работу. Там раскидаю дела и вернусь. Заодно и телефон твой в ремонт отвезу, – предложил он и, взглянув на время, добавил: – а сейчас мне пора.
Я кивнул. Константин заказал пиццу, лапшу с курицей и какой-то салат, даже не поинтересовавшись у меня, чего хочу я. Только через минут пятнадцать после его ухода, я понял, что это был сам Константин Авсеев.
Я вскочил с дивана и начал судорожно носиться по комнате. Сбросил толстовку и надел белую рубашку с галстуком, но почти сразу сообразил: выглядеть это будет довольно нелепо. Тогда просто переоделся в домашние спортивные штаны и свободную футболку.
Сел, но снова поднялся. Достал из коробки, в которой пришел мой небольшой тираж, одну книгу и положил на стол. Потом убрал обратно в коробку. Достал и положил рядом с собой на диване. Убрал.
Так продолжалось, пока курьер не привез еду. После сытного завтрака я ненадолго задремал.
Константин вернулся через два часа. Я встретил его сонный, но довольный и вполне здоровый.
– Ну как ты? – спросил он сразу же.
– Хорошо, – улыбнулся я.
– Да, выглядишь намного лучше – уже не такой бледный. Это радует, – произнес он, доставая из черного кожаного рюкзака синюю прямоугольную коробочку: – Вот, это тебе. В ремонте сказали, что твой старый телефон умер конкретно и восстановлению не подлежит. И добавили, что он больше похож на «утопленника», хотя на дороге луж я не припомню. Но не в этом суть. Надеюсь, ты сохранил свои заметки на «облаке» или компьютере?
– Нет, – тихо ответил я и опустил печальный взгляд на коробку с новым телефоном, что держал в руках.
– А вот это зря, – глубоко вздохнул Константин. – Ладно, придумаем что-нибудь. Главное, что сам цел. Вообще, тебе очень повезло, что несколько дней назад какие-то местные умельцы соорудили там на дороге «лежачего полицейского»! Поэтому я сбавил скорость еще до того хлопка, который отвлек меня. Иначе все могло закончиться куда плачевнее. Что это вообще было?
– Не знаю, – пожал плечами я, – но, когда проходил через аллею, видел, как из мусорного контейнера шел дым. Может, кто-то кинул окурок, и там что-то загорелось, а потом какая-нибудь пластиковая бутылка надулась и взорвалась? Мы так в детстве делали. В костер бутылки кидали.
Минуту мы молчали. Потом снова заговорил Константин:
– Интересно, конечно, что мы встретились вот так. Хотя… вас писателей сейчас столько развелось, что уже до работы доехать спокойно нельзя, не задавив кого-нибудь, – он засмеялся, но потом серьезно добавил: – Ты же в курсе, кто я?
– Нет, – соврал я.
– Константин Авсеев. Генеральный директор издательства АиСТ. Знаешь нас?
АиСТ! Так я и думал. Это же второе по популярности и размеру издательство страны, – я с трудом сдерживал улыбку.
– Конечно, кто же не знает, – на этот раз признался я честно.
– Да каждый второй так называемый автор. Все мнят себя писателями, хотя с настоящим издательским миром не знакомы в принципе. Стихотворение набросал – писатель, пост в соцсетях нацарапал с кучей ошибок – писатель, рассказик про каких-то корейских идиотов в сети опубликовал – писатель. Хотя на самом деле – поэт, блогер, фикрайтер, где «фик», видимо, сокращение от слова «фиктивный». И все требуют уважения, денег, славы. А мне во всем этом – разбираться, чтобы быть в курсе современных литературных тенденций. Кстати, ты из каких писателей будешь? – Константин посмотрел на меня так требовательно, что мне захотелось отдать ему все, что у меня есть. Только не было у меня ничего.
– Я точно не из «этих», – заявил я гордо и достал «Страсти». – Сам написал, сам опубликовал.
– Хорошо, полистаю обязательно. А сейчас, раз тебе уже значительно лучше, мне пора, – Константин убрал книгу в рюкзак, пожал мне руку и исчез. А я будто завис в пространстве посреди комнаты, пытаясь понять, был ли он на самом деле или это у меня галлюцинации от переутомления после отжиманий.
Следующие три дня прошли в агонии. Я мало ел, плохо спал, сгрыз до крови все ногти на ругах, разорвал на части почти все свои книги, которые до этого бережно хранил в надежде распродать, и лишь отсутствие денег удержало меня от позорного запоя и путешествия во все тяжкие.
Было просто невыносимо сознавать, что я повстречал человека, способного решить все мои проблемы, и вот так просто с ним расстался. Он растворился в воздухе, оставив мне пустые надежды и телефон, который я чуть не разбил об стену в порыве ярости.
Хотелось бы сказать, что Константин позвонил именно в тот момент, когда я уже забыл о его существовании, или за минуту до самоубийства, или любого другого отчаянного шага, как это любят подавать в подобных историях, но это неправда. Все три дня я просто ждал. Я не мог думать больше ни о чем. Нервничал и ждал.
Константин позвонил в обед на четвертый день моих страданий. Он сказал, что хочет поближе со мной познакомиться за ужином у себя дома.
– Я заеду в семь, – подытожил он и повесил трубку.
И снова я не мог поверить, что все это взаправду. Я расхохотался как безумный, исполнил некое подобие победного танца и отправился в душ, где просидел под горячей водой около часа.
К вечеру я чувствовал себя намного лучше и живее, хотя по внешнему виду сказать это было сложно.
– Ты точно в порядке? – забеспокоился Константин, когда я сел на пассажирское сиденье. – Выглядишь еще хуже, чем после аварии.
– Да, все хорошо, – ответил я смущенно. – Похоже, пиццей отравился и поэтому дурно было эти дни. Но сейчас намного лучше.
– Слабенькие вы пошли. Вам бы спортом больше заниматься да питаться нормально, а не фастфудом всяким.
Я хотел напомнить ему, что он сам мне эту пиццу и купил, но благоразумно промолчал.
Минут через пятнадцать мы остановились в коттеджном поселке около двухэтажного дома, где Константин жил с женой и дочерью.
Внутри было светло и просторно. Красивая мебель, но без излишеств и вычурности. Не дворец, но и не обычная квартира. Пахло вкусной едой и свободой, а не канализацией и табачным дымом. Именно так я представлял дом своей мечты.
В гостиной нас встретила Екатерина, жена Константина: красивая и ухоженная блондинка. Она попросила подождать в соседней комнате. Константин достал из ящика стола мою книгу и принялся молча листать ее, расположившись в изысканном кресле. Делал он это неторопливо и небрежно, будто просто убивал время в ожидании ужина.
Иногда он улыбался и даже издавал звуки, похожие на сдержанный смех, а порой поднимал глаза и пристально смотрел на меня, сидевшего на диване напротив, затем снова – в книгу, снова – на меня. Смотрел так, будто спрашивал: «Серьезно? И ты это называешь литературой?» или «И чего ты тут забыл? Я тебя пригласил чисто из вежливости, а твоя задача – отказаться и не смущать меня в собственном доме».
Спустя полчаса молчаливого ожидания Константин положил мою книгу на стол, а из белого серванта, выполненного в современном минималистичном стиле, достал пузатую бутылку коньяка и два бокала.
– Выпьем? – предложил он, но не успел я ответить, как Екатерина позвала нас к столу.
Константин пожал плечами и вышел в гостиную. Я последовал за ним.
Екатерина приготовила уху с красной рыбой, название которой я не запомнил, запеканку с картошкой и грудкой индейки в сливочном соусе и несколько салатов, где из всех ингредиентов я узнал только креветки и мелкую фасоль. На столе не было ни майонеза, ни белого хлеба из супермаркета, ни дешевого пива и водки, как это бывало на любых застольях, куда меня обычно звали.
Мы с Константином пили коньяк из красивых бокалов, а не из замызганных рюмок, да и коньяк отличался от того, к которому я привык. Екатерина пила вино чинно и неспешно. Хозяева дома говори о литературе, искусстве, политике и спорте. Я слушал и наслаждался, чувствуя себя Мартином Иденом в гостях у Морзов.
Мы разговаривали обо всем, кроме моего творчества, хотя я надеялся, что Константин пригласил меня именно за этим. Я даже не знал в курсе ли Катерина, кто я и как здесь оказался, пока она не спросила:
– А где вы познакомились? За Константином бегает немало писателей, но вы первый, кого он привел домой.
Константин посмотрел на меня испытующе, предоставляя мне право ответа.
– В тренажерном зале, – без капли сомнения произнес я, дожевав хрустящий лист салата.
– Вы ходите в один зал? – удивилась Екатерина. – Костя постоянно там пропадает. И на работе, конечно.
Она для вида слегка закатила глаза.
– На самом деле я не очень люблю тренажерные залы. Мне больше по душе заниматься дома. Не хочу хвастаться, но не так давно я отжался от пола тысячу раз. Сделал сто подходов по десять отжиманий, – я довольно улыбнулся.
– Серьезно? Отличный результат. А Костя год или два назад отжался пятьсот раз за тренировку. Вы знали? – обратилась она ко мне.
Я покачал головой.
Константин улыбнулся. Видно было, что он оценил по достоинству мой ответ и молча встал из-за стола. Он ушел в ту комнату, где мы дожидались ужина, а вернулся с моей книгой.
– Есть, конечно, над чем еще поработать, особенно над названием, но в целом неплохая… – начал он, но Екатерина перебила его.
– Ну наконец-то! Мы думали, уже не дождемся тебя – почти все съели, – произнесла она, глядя куда-то поверх меня.
Я повернул голову и увидел знакомую девушку со светлыми длинными волосами, стоявшую на нижних ступеньках деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. Константин говорил, что к нам должна еще присоединиться его дочь, но такой встречи я точно не ожидал.
– Никита, – воскликнула девушка.
– Вы знакомы? – удивились хозяева дома.
Я нервно улыбнулся, пытаясь выглядеть максимально непринужденно, и ответил:
– Так кто же не знает знаменитость ЛитМета – Лику Спаун. Или, правильнее сказать, Лику Авсееву?
– Тоже мне знаменитость с порносайта, который выдают за литературный портал! – Константин посмотрел на меня не без осуждения.
– Это не порно, папа, это искусство! Знаешь, сколько смелости нужно, чтобы честно рассказывать о том, что вы все так усердно пытаетесь скрывать, будто секс – это что-то постыдное! – возразила Лика и обратилась ко мне: – А ты что тут делаешь?
Пока я безуспешно пытался снова научиться говорить, Константин поднял над головой «Страсти» и торжественно произнес:
– Принес мне настоящую книгу, и я подумываю ее опубликовать.
Вот она – фраза, которую я так долго ждал. Но радости в тот момент я не испытал. Было ощущение, что я стал инструментом мести и воздействия на дочь.
Лика зло посмотрела на отца, на мою книгу в его руке, на меня и с возгласом «Предатель!» удалилась к себе.
После непродолжительного и молчаливого завершения ужина Константин позвал меня в соседнюю комнату:
– Скажу откровенно, я не сторонник этих электронных площадок, где публикуются сомнительного качества книги. Сколько бы раз я туда ни заглядывал, ничего путного там не находил – сплошная порнография и низкосортная фантастика.
– Но Лика и правда пишет неплохо, хоть и порой слишком откровенно…
– Я знаю, – холодно произнес Константин, после чего у меня отпало желание перебивать его, – но этого недостаточно. С одной стороны, она пишет не настолько паршиво, чтобы оказаться в топе ЛитМета, чему я откровенно рад, с другой стороны – не слишком хорошо, чтобы публиковаться в моем издательстве, да и сама она этого не хочет. И это не золотая середина, это посредственность. Что меня совсем не радует. За ужином я хотел по-человечески тебе сказать, что мы можем опубликовать твою работу, но Лика внесла правки в мои планы. Кстати, насчет правок – книгу тоже надо будет доработать. Но это вы уже с нашим редактором обговорите. Все затраты мы берем на себя, но и сами решаем, где и как будем размещать электронную и аудиоверсию. Никакого ЛитМета, понятно?
– Конечно. Я сам не в восторге от нашего самиздата, но надо же было где-то начитать. У нас, начинающих, авторов не очень-то большой выбор, – выпалил я на одном дыхании.
– Хорошо, – улыбнулся Константин. – И еще такой момент. Давай-ка еще подумаем над твоим псевдонимом. Присвоение фамилии известного писателя не сделает тебя популярным, а только вызовет у читателя в лучшем случае жалостливую улыбку, в худшем – презрение. Ты ведь не хочешь быть блеклой пародией на Кинга? Тем более пишешь совсем в другом жанре.
После этой неловкой встречи Лика долго еще не отвечала на мои сообщения, окрестив предателем. Она даже написала рассказ, где парень по имени Микита сбрасывает со скалы свою девушку Эрику, а потом женится на Констанции. Было неловко читать это произведение, которое, надо признаться, стало довольно популярным на ЛитМете.
Полагаю, на этом наше общение и закончилось бы, если бы не Константин. Теперь я часто бываю в гостях у Авсеевых и, сдается мне, что родители Лики совсем не против, если мы с ней станем парой. И я уверен, что обязательно этого добьюсь.
Ближе к августу Константин организовал презентацию моего романа, где я и произнес ту речь, что озвучил в самом начале, а также опубликовал его с пометкой «Бестселлер» и «Хит продаж». Кто бы мог подумать, что простые ярлыки творят такие чудеса. «Страсти» раскупают, как маски и антисептик для рук в прошлом году.
А сейчас я заканчиваю вторую книгу, где с гордостью рассказываю о том, как написать бестселлер, которая просто обязана стать еще большим бестселлером.
Вот такие дела. Жизнь, как говорится, удалась. И еще раз спасибо, что не перебивали.
Я умолк после получасового, почти непрерывного, монолога.
Доктор задумчиво и как-то недоверчиво смотрел на меня, сидя в кресле за столом, напоминающим школьную парту. Я расположился на обычном офисном стуле, будто пришел на собеседование в какой-нибудь загнивающий отдел продаж. В действительности это был кабинет психотерапевта, который даже близко не похож на то, что мы привыкли видеть в зарубежных фильмах. В углу – кушетка, заваленная коробками с папками для документов. На столе – стопка бумаги, принтер, ноутбук, лампа, стакан с ручками и карандашами, круглый резиновый эспандер, электрический чайник и бронзовый бюст неизвестной мне личности. На полках – книги и всяческие безделушки. С улицы доносился звук отбойного молотка, а от микроволновки, что стояла на соседнем стуле, пахло застарелой жареной рыбой.
Доктор пригладил ладонью седую эспаньолку и, поправив золотой перстень на толстом указательном пальце, заговорил:
– Ну, начнем с того, что мне было довольно сложно тебя перебить, даже если бы я захотел. В прошлый раз, когда мы виделись, судя по записям, ты был намного тише и спокойнее. Когда ты был у меня?
– Примерно два года назад.
– Два года… Если я правильно помню, – у тебя была довольно глубокая депрессия. А теперь я вижу кардинально противоположную картину. Похоже, антидепрессанты подействовали сильнее, чем я планировал, и спровоцировали острую маниакальную фазу. Если бы ты пришел на прием через несколько месяцев, как я советовал, тогда мы бы сразу обнаружили проблему: антидепрессанты давно стоило отменить, нормотимики – назначить.
– Да, но зачем! когда и так все отлично. Таблетки, что вы мне прописали, сделали меня самым счастливым, самым успешным, самым пробивным и общительным, самым энергичным, бесстрашным и уверенным в себе. Если бы не вы, я так и работал бы в магазине одежды и вряд ли когда-нибудь решился что-то поменять. Я считал себя ничтожеством: глупым и безнадежным, а вы подарили мне силу и веру в себя. Теперь у меня все замечательно. Теперь у меня все лучше всех.
– Да, это я вижу. Все отлично, замечательно, лучше всех. Куча сил и энергии, да только временно это все. Ты берешь ресурсы организма в кредит и рано или поздно тебе придется расплачиваться. Я крайне удивлен, что ты до сих пор продержался именно в этой фазе, а не скатился обратно в депрессию, которая неминуемо ждет тебя. Я выписал антидепрессанты на полгода, но, сдается мне, что принимал ты их намного дольше.
Доктор пытался придерживаться роли непредвзятого слушателя, но я все же заметил перемену в его лице и речи. Он явно был недоволен и осуждал мое поведение. Что ж, я пришел, чтобы рассказать все откровенно, несмотря на то, что по этому поводу думает мой психотерапевт:
– Да, я принимаю их до сих пор. Когда срок действия рецепта заканчивался, я обошел, наверное, аптек пятнадцать, и закупился на будущее, чтобы зря вас не беспокоить. Да и отдавать деньги за полноценный прием только ради рецепта, простите, мне кажется, бессмысленно. Сейчас, правда, заканчивается последняя упаковка…
– И ты пришел за новым рецептом? – перебил меня врач.
– Нет, – протянул я. – Во-первых, я не дурак и понимаю, что вы после такого откровения вряд ли выпишете мне еще хоть что-нибудь. Во-вторых, я не считаю, что они мне еще пригодятся. В течение этого времени я столько занимался самосовершенствованием и добился таких успехов, что уверен: теперь мне никакие таблетки не нужны, чтобы быть счастливым. Теперь я сам контролирую свою жизнь.
– Во-первых, – начал доктор, будто парадируя меня, – ты прав, и антидепрессанты я тебе не выпишу. Во-вторых, я рад, что ты так уверен в себе, но, – подчеркнул он, подняв указательный палец, – если те симптомы, что мы видим сейчас, указывают на затянувшуюся маниакальную фазу биполярного аффективного расстройства, то хочешь ты этого или нет, но в скором времени, вероятнее всего, тебя ждет долгая и страшная депрессия, в разы сильнее, чем та, что была на тот момент, когда ты посещал меня в прошлый раз. И вот тогда у нас будет совсем другой разговор, вплоть до помещения тебя в стационар, если, конечно, ты не окажешься там раньше с симптомами острого психоза, – добавил он едва слышно. – Хотел бы я ошибаться, но опыт указывает именно на это. И в-третьих, я бы мог прописать тебе нормотимики, лекарства, способствующие стабилизации состояния при подобных расстройствах, но похоже, этого самого расстройства ты не признаешь и вряд ли согласишь принимать что-либо.
Я покачал головой в знак согласия.
– Так зачем ты пришел? – нахмурился доктор. – Похвалиться историей успеха? Это ты мог сделать и в кругу друзей, да хоть первому встречному в автобусе или за барной стойкой рассказать. Зачем было отдавать деньги за сеанс, который, по-твоему, не стоит даже продления рецепта, в коем ты больше не нуждаешься?
Я улыбнулся, предвкушая самую интересную часть своего рассказа:
– Понимаете… то, что вы сейчас услышали, это лишь правильная версия, известная всем вокруг. История о немыслимой удаче и упорном труде, которую я излагаю во второй книге, но есть и другая сторона: темная, так сказать. Этого я не могу написать и уж тем более рассказать своему окружению, а очень хочется. А раз уж я в прошлую нашу встречу открывал вам свою душу, и мы немного породнились, то я решил, что смогу доверить вам одну тайну. Иначе просто взорвусь. Я же могу рассчитывать на конфиденциальность?
– Конечно, если ты никого не убил, я с радостью тебя выслушаю и сохраню этот разговор между нами. У нас есть еще двадцать минут – ты можешь высказать все, что тебя беспокоит, – с неподдельным любопытством ответил доктор.
– Спасибо, док, вы не пожалеете, – произнес я максимально пафосно, представляя себя МакМерфи в исполнении Джека Николсона. – Как вы помните, долгое время я был в депрессии, что сильно портило мне жизнь, пока не получил от вас рецепт на волшебные таблетки. Принимая их, я обрел сверхспособности. Я стал быстрее, сильнее, умнее, а главное, увереннее в себе. При этом я не стал другим человеком. Я ощутил себя именно тем, кем и должен был всегда быть. Я будто всю жизнь провел в смирительной рубашке, а вы помогли мне ее снять, порвать, сжечь и навсегда обрести свободу.
Как именно к этому пришел, я уже рассказывал, поэтому просто напомню, что дал себе обещание стать всемирно известным писателем. Я шел к этой цели. Старался изо всех сил. Но ничего не получалось.
Я участвовал в литературных конкурсах и марафонах. Размещал электронную версию на различных площадках, звонил и писал в издательства, рассылал свою первую рукопись по почте электронной и физической, распечатав тысячи листов А4. Я был на грани, но ни одного ответа не получил ни от кого. Самое страшное, что я даже не знаю, видели ли мою книгу, или она до сих пор пылится в каком-нибудь подвале, помойке или просто затерялась на почте.
У меня не было больше ни сил, ни желания действовать по правилам – пришлось пробиваться сразу наверх. Я выяснил, что генеральным директором издательства «АиСТ» является Константин Авсеев, нашел его в соцсетях и стал мониторить.
Я просмотрел все его посты, почитал, что пишут о нем в интернете, полистал страницы издательства и понял: Константин идеально подходит для моего плана.
Почему именно он? Все просто: меня заинтересовала его дочь, Лика, довольно известная писательница на ЛитМете, начитавшаяся книг вроде «Атлант расправил плечи» и выступающая против деятельности крупных издательств и, естественно, – своего отца.
Я сделал ставку на ее бунтарский характер и постарался навести на ЛитМете максимально громкую суету, чтобы привлечь ее внимание. Это сработало. А бонусом – немало подписчиков.
Мы стали общаться как хорошие друзья. Сначала я пытался побольше разузнать о самой Лике и добиться ее симпатии, но свою личность она держала в секрете и вела себя довольно холодно, когда я заговаривал о возможной встрече. Зато про отца рассказывала с большим удовольствием и в мельчайших подробностях, умалчивая только имя, полагая, что я не знаю, кто она на самом деле.
Я выяснил, что Константин – ярый фанат здорового образа жизни и чуть ли не ночует в спортзале. Оно из его спортивных достижений – пятьсот отжиманий за полчаса. Обычный человек даже не обратил бы на эту информацию внимания или пассивно позавидовал результату, но только не я. Я должен был доказать себе, что не хуже генерального директора, а может, и лучше. Поэтому поставил цель отжаться тысячу раз и сделал это, как вы помните.
Но главное, что я выведал у Лики – ее отец чаще всего оставляет машину около парка, через который прогуливается до работы в издательство.
Поэтому я стал по вечерам посещать этот парк под видом продажи книг. Некоторые, кстати, я и правда продал. Я надеялся, что Константин меня заметит, но он проходил мимо, не обращая на меня внимания.
Я старался как мог, но никакой реакции не было. Я даже визитки распечатал и раскидывал их повсюду. Пару раз я давал визитки ему, но Константин просто отмахивался.
Тогда пришлось идти на крайние меры. Я взял электросамокат и проследил за Константином до его дома. Потом у Лики аккуратно узнал, во сколько он выезжает на работу.
Недалеко от его дома был интересный пешеходный переход рядом с густой рощей. Тогда уже все зазеленело и сложно было заметить пешехода, пока тот не покажется на дороге.
Я снял рядом квартиру в древнем двухэтажном доме и начал подготовку. Каждое утро я наблюдал из-за деревьев, как Константин на своем белом «крузаке» пролетал мимо. Проезжал он примерно в одно и то же время.
Я продолжал тренироваться и самосовершенствоваться, чтобы набраться решимости.
Нужно было все подстроить таким образом, чтобы Константин сам догадался, что я писатель. Поэтому я купил старый неработающий телефон (кто же знал, что бывшие владельцы его утопили – благо, это никак не повлияло на мое предприятие) и разбил камнем экран, чтобы сымитировать его уничтожение в момент аварии. После столкновения я бесконечно повторял, что мои писательские заметки погибли, на что Константин отреагировал именно так, как я планировал.
Еще я понимал, что мог бы сильно пострадать, если бы машина влетела в меня на полной скорости. Поэтому купил пару мешков цементной смеси, смешал с водой в пластиковом тазике и выложил ночью бугор в виде самодельного «лежачего полицейского». Сделал я это специально за три дня до нашей «встречи», чтобы Константин к препятствию привык и заранее начал притормаживать.
Именно в тот день с утра я сделал тысячу отжиманий, чтобы, во-первых, набраться решимости (адреналин и тестостерон били через край), а во-вторых, чтобы выглядеть максимально потрепанным. После такой физической нагрузки ты становишься бледным, потным, все конечности трясутся, голова кружится. Отличная имитация сотрясения мозга.
Я сначала реально хотел развести пожар в контейнере и бросить туда пластиковую бутылку, но подумал, что такой метод слишком ненадежный и поэтому просто купил петарды.
Я притаился в роще и ждал. Когда увидел, что Константин едет, я зажег петарду и бросил в металлическую банку в кустах. Раздался глухой хлопок, который отвлек Константина на мгновение, и я выскочил на дорогу. Удар, кстати, все же получился неслабый, хоть он и притормозил дважды: одни раз перед пешеходным переходом, потом, когда увидел меня.
Дальше вы все знаете. Я напросился к нему в гости, чтобы разведать обстановку изнутри, а он, видимо, из чувства вины сразу проникся ко мне доверием и решил максимально помочь.
Я немного переживал, что все может испортить факт моего знакомства с Ликой: это выглядело подозрительнее всего, но в итоге, наоборот, сыграло мне на руку. А если мы поженимся, тогда вообще беспокоиться не о чем.
Я улыбнулся и замолчал. Доктор тоже не спешил с вопросами. Он нажал кнопку на стекленном электрическом чайнике, и тот затрещал, подсвечивая воду красным неоновым светом.
Доктор достал два бокала и предложил кофе – я согласился.
– Конечно, тебе бы лучше выпить мяты с ромашкой, а не кофе. Много мяты с ромашкой, – протянул он, насыпая сахар в бокалы. – Шучу, конечно: это не поможет, – улыбнулся он и достал из ящика стола упаковку печенья с шоколадом.
– То есть ты использовал людей, обманывал и подвергал их опасности, чтобы… – начал все же доктор, но я перебил его:
– Подождите. Во-первых, я никого не подвергал опасности. Только самого себя. Меня там вообще по капоту чуть не размазало. Во-вторых, я никого не обманывал. Я лишь сформировал череду событий, чтобы добиться определенной цели. Просто следовал за мечтой. И в-третьих, сейчас время такое. Сейчас никому не нужны великие писатели, художники, актеры, философы или музыканты. Сейчас народ следует за личностью. Неважно, что ты сделал, важно, как ты сделал, как ты заявил о себе, как ты показал себя миллионной аудитории. Но эпатажных личностей и так хватает. Одни деньги жгут или ломают дорогие вещи. Другие, будучи мужчинами, в женских платьях скачут. Музыканты в дурацких нарядах пляшут или вообще голые на сцену выходят. Ругаются и дерутся у всех на глазах. Превышают скоростной режим на дороге, подвергая опасности людские жизни. Употребляют наркотики на камеру и выкладывают это в соцсети. Да всего не перечислить, док. А я всего лишь хотел осуществить свою мечту. Но без всего этого шума. Ведь сначала на мою книгу даже смотреть не хотели. А сегодня она «Бестселлер» и «Хит продаж». Я просто пошел другим путем. Обошелся меньшими жертвами, и все довольны. Вот и все.
– Ладно, предположим, – заговорил доктор после небольшой паузы. – Но ты не боишься, что Константин обо всем узнает? Он явно не дурак. Удивительно, что он до сих этого не понял. А что насчет его дочери? Ты назвал ее будущей невестой – вы действительно так близки, хотя она окрестила тебя предателем?
– Не совсем. Пока мы едва снова начали общаться: она до сих пор злится на меня и еще ничего не подозревает о моих планах. Но я обязательно добьюсь ее и сделаю своей женой.
– И официально войдешь в богатую и успешную семью, где исполнятся все твои мечты? А не слишком ли круто? Больно уж похоже на сказку. Тебе не кажется, что ты слегка переоцениваешь свои возможности и заслуги. Почитай «Красное и черное» Стендаля – там отлично иллюстрировано тщеславное стремление ко всеобщей любви и почету, а главное, – чем это все может закончиться. Что если ты все это нафантазировал, и никто тебя в этой семье не ждет? Да и не факт, что Константин и дальше будет публиковать твои книги. А вдруг эта девушка, Лика, все же не простит тебя за то, что ты встал на сторону крупного издательства и предал ее интересы. Она легко может понять, что ты все это подстроил, и сдать тебя отцу, несмотря на неприязнь к нему.
– Нет, – ответил я твердо. – Во-первых, они никогда не узнают, если вы не проболтаетесь. Так что бояться мне нечего. У меня ведь, как вы сами сказали, маниакальный синдром, а не паранойяльный. А во-вторых, даже если и догадаются – ничего страшного: победителей не судят.
06.2021
2. Четвертый человек
– Не хочу никуда ехать, – прохрипел я.
– С ума сошел? Это же твой шанс! Ты хочешь быть писателем или где? – возмутился Йон.
– Я очень хочу быть писателем, но там же люди. Я не люблю людей. К тому же болею. Ты прекрасно знаешь, что сейчас даже чихнуть нельзя, чтобы окружающие не заподозрили у тебя это, сам знаешь что.
– Да, – усмехнулся Йон, – надо же было умудриться заболеть за два дня до поездки. Но ты, главное, сопли и слюни не распускай. Оклемаешься быстро и послезавтра как новенький поедешь в Крым.
– А может, не надо?
– Надо, Никитушка, надо.
В середине июля я подал заявку на участие в творческом форуме «Таврида» как независимый писатель. К тому моменту я уже написал две книги, штук десять рассказов и стихотворений. Но мало кто об этом знал: моими главными читателями были родственники, немногочисленные друзья и Йон.
Последний и сподвигнул меня отправить заявку. Он доходчиво объяснил, что это шикарный шанс засветиться, заиметь «правильные» связи и пропихнуть свои книги. Хотя я всего лишь хотел тихонько писать тексты и ни с кем не взаимодействовать.
Втихаря я, конечно, мечтал, что на «Тавриде» меня заметят видные издательства и предложат контракт на десять книг вперед с такими гонорарами, чтобы и на кофеек хватило, и на путешествия, и на новый ноутбук с настолько качественным софтом и нежной клавиатурой, что тексты бы сами писались.
Когда пришел положительный ответ от организаторов, Йон скакал по квартире. Он вопил, смеялся и даже пару раз сделал «колесо». Я тоже сначала обрадовался, но потом приуныл. Ведь столько всего надо сделать. Столько собрать справок и прочего. А сколько сложностей будет на самом мероприятии! Можно я никуда не поеду?
Йон суетился всю неделю перед отбытием. Он напряг родителей и родственников, чтобы помогли с деньгами и справками. А я простудился за несколько дней до отъезда и слег с соплями и кашлем.
– Ничего, прорвемся! – сказал он мне и запрыгнул на верхнюю полку купе поезда.
Нам предстояло по железной дороге добраться до Москвы, а оттуда самолетом в Симферополь. Билеты уже куплены. План идеален. Если бы не одно «но»: между приездом в Москву и вылетом самолета было всего полтора часа. А предстояло еще проехать полгорода до аэропорта.
Я не спал всю ночь – переживал, что мы не успеем на самолет. Йон спал так крепко, что даже в туалет не вставал. Утром мы выползли на перрон московского вокзала. Я в черных спортивных штанах, кедах и толстовке. Йон в синей незаправленной рубашке, джинсах и босиком.
На вокзале Йон встретил какую?то знакомую, с которой не виделся лет семь и разговорился о жизни. Конечно! Самое время…
На регистрацию мы опоздали всего на пять минут – в самолет нас не пустили. Я сел на ближайшее сиденье и уставился в одну точку. Я не спал почти две ночи, я болел, я устал от всего этого стресса и транспорта, а он стоял рядом и с перерывами на смех повторял:
– Дорожное приключение, дорожное приключение!
Йон обежал весь аэропорт, обзвонил всех организаторов, хотел даже тайком пробраться на борт, но все без толку: самолет улетел без нас.
– Поехали домой, – простонал я.
– Ничего подобного, – ответил Йон и потрепал мои кудрявые волосы. Ненавижу, когда трогают волосы.
Йон все же раздобыл нам новые билеты, и мы спустя полдня обитания в аэропорту сели в самолет. Наши места оказались самыми последними в хвосте, где сильно трясло, и пассажиры постоянно ругались с бортпроводницами, чтобы попасть в туалет.
Я надел наушники, пытаясь абстрагироваться и забыться в медитации. Йон сразу же разговорился с девушкой в соседнем кресле.
Как же я боюсь летать…
На «Тавриду» нас привезли уже ночью, когда церемония открытия закончилась. Нас разместили в домике с двумя двухъярусными кроватями. Я занял кровать снизу. Йон забрался наверх. Он всегда любит выше, быстрее, сильнее. На второй кровати на нижнем ярусе лежали вещи нашего соседа. Верхнее место пустовало.
Йон сразу же отправился на прогулку. Я выскочил за ним и второпях забыл толстовку. Йон шел впереди, хромая по острому гравию, но обувь так и не надел. Я шел за ним и ежился от холода.
Йон растворился во тьме, а передо мной открылась дикая, но прекрасная картина. Я стоял на холме, а внизу горел огромный костер, вокруг которого сидели люди и пели. Это было так чудесно. Я посмотрел на звезды и улыбнулся.
Вдруг стало теплее. Я спустился к костру и почувствовал себя дома. Огонь горел внутри черной металлической клетки, напоминающей птичью. Рядом сидел паренек, играл на гитаре и пел. Я вспомнил молодость.
Я хотел сесть на качели подальше от всех, но Йон указал на свободное место прямо напротив музыканта. Я безмолвно проследовал туда. Я пел все песни, даже не зная их. Я смотрел на людей и чувствовал в них что?то родное, хотя видел их впервые.
– Завтра важный день. Будут выступать главы основных издательств. Тебе надо будет проявить себя, рассказать что?нибудь о себе. Вывести их на диалог, – сказал мне Йон, когда мы шли к домику от костровой.
– Не знаю, как?то неудобно все это, – ответил я.
– Тебе тридцать два года. В тебе метр восемьдесят роста и мышцы, у тебя борода и татуировки. И ты боишься человеку вопрос задать?
– А как это делается?
– Назови свое имя и скажи, что собираешься стать всемирно известным писателем. А дальше все само пойдет.
– Не слишком ли пафосно?
– Ты собираешься стать всемирно известным писателем или нет?
– Ну, да…
– Вот и действуй тогда!
– Но ты же знаешь, что у меня не очень с этим. Просто?то к людям подойти сложно. А тут генеральные директора издательств…
– Так… Значит, сейчас потренируешься. Видишь, впереди парни и девчонки идут? Просто подойди и познакомься.
– А что сказать?
– Скажи «Привет, ребятки. Как дела?», и разговор начнется.
– Странно это все – подходить к людям и задавать бессмысленные вопросы…
Полночи я не мог уснуть. Все думал, как же я завтра при всех буду обращаться к людям, а ведь даже наедине это дается мне тяжело.
Проснулся я – будто вышел из комы. С трудом запихнув в себя завтрак в столовой, я направился через пыльное поле в огромный шатер, где и происходила встреча со спикерами. Я пошел к задним рядам, но увидел, что Йон машет мне с первого. Он занял мне место прямо напротив ведущего и редактора известного издательства.
В конце выступления я поднял трясущуюся руку и промямлил что?то невразумительное. Время остановилось. Я увидел, как взгляды всего зала устремились на меня. Я вспомнил школу. Вспомнил, как не мог выдавить из себя и пары слов, а учительница презрительно ставила двойку под звонкий хохот одноклассников.
Вдруг туман неприятных воспоминаний рассеялся. Спикеры отшутились и в довольно позитивном ключе ответили, что мне надо больше стараться и все получится. Никто не смеялся надо мной, никто не пытался устыдить меня на глазах у всех. Приятное чувство.
На протяжении всего форума время ускорялось и замедлялось, вытворяя крайне невероятные штуки. Йон постоянно занимал мне место в первом ряду и подговаривал на всякие дикости. Я не сказал этого на выступлении спикеров, но позже взобрался на разноцветную пирамиду и проорал, что стану писателем, которого будут читать во всем мире. Такой свободы и легкости я никогда не испытывал.
– Подойди и поговори с ними, – прошептал мне на ухо Йон, когда закончилась первая лекция писательниц, по выходным собирающихся на шабаше микрофонных говорунов.
Они были лучшими на этом празднике литературы и заряжали всех своей энергией и позитивом. Это окрыляло. Я подошел и что?то сказал. Они ответили, и мы просто поговорили. Теперь мы друзья. Или были ими в прошлой жизни?
Я забрался на холм, где стоит белый маяк, и осмотрелся. Подо мной раскинулась огромная территория в двести гектаров. Территория красоты, радости и вдохновения.
Около маяка сидела парочка. Они приехали на «Тавриду» вместе. То ли любовники, то ли брат и сестра: два почти идентичных альбиноса. Александра – блогер и медсестра, и Александр – автомеханик и поэт. Я подошел к ним и заговорил. Это было легко. Мы разговаривали, пока не пришло время идти на следующую лекцию. Потом мы часто встречались вчетвером: я, они и Йон.
Было много всего. Мы выезжали на пикник и запускали воздушных змеев. Водили хороводы в море и плавали на каяках. Качались ночью на качелях и смотрели фильмы с молодым Вуди Алленом. Ели арбуз под марсианские песни и покоряли деревянную крепость. Создали книгу кулинарных заклинаний «Абринектоперс» и играли «In the end» на огромном металлическом тамтаме.
Как?то вечером на дискотеке Йон вытащил из ниоткуда отрывной календарь толщиной минимум в триста шестьдесят пять страниц и порвал его пополам. Он любит подобные штуки: вытворить нечто такое, чтобы все пришли в восторг, пусть даже из?за какой?нибудь глупости. Ирония заключалась в том, что почти никто этого не увидел. Зато он сильно порезал правую руку о металлическое крепление – вся ладонь была в крови.
Йон не пошел в медпункт. Просто приложил салфетку и продолжил плавно двигаться под музыку. А затем вытолкнул меня на середину танцпола, и мне пришлось делать вид, что я умею танцевать. Благо напротив меня оказалась девушка с эльфийскими глазами цвета черного солнца. Светлая и живая. Она двигалась так же безумно, как я. Это было прекрасно.
Я больше не чувствовал неловкости в общении с людьми. Да и как такое возможно, когда все вокруг говорят на будоражащие тебя темы. В домиках за закрытыми дверями обсуждали Сартра. На холме у моря под крики чаек – Баха. На пляже парни и девушки зачитывали отрывки из своих романов и стихотворений. В курилке обсуждали этику, феминизм и цензуру. Йон бродил где?то в одиночестве и разговаривал с вдохновением.
В этом творческом мире не нужно было притворяться. Можно было быть собой и не стесняться этого. Больше никто не посмотрит на тебя косо и не попытается побить за школой, потому что ты видишь музыку или не можешь понять, чем отличаются буквы от цифр. Ты особенный, и здесь это ценно. «Таврида» – место силы и вдохновения.
Мы мало спали, но постоянно были энергичными. Мы плохо знали друг друга, но общались, как давние друзья. Мы вместе пели песни и качались в такт волнам. Никто не вернулся домой прежним. Все мы научились многому и повзрослели. Или, наоборот, омолодились.
В последнюю ночь мы отправились на холм высотой с пятиэтажный дом. Я шел впереди, позади меня альбиносы, где?то далеко во тьме шагал Йон.
Я забрался на самый верх и, дождавшись остальных, скатился с холма кубарем, отбивая себе бока, но хохоча как безумный. Остальные проделали то же самое и не один раз.
Мы снова поднялись наверх.
Мы сидели втроем: Саша, Саша и я.
– А где четвертый? – спросил я вдруг.
– Какой еще четвертый? – ответили в голос ребята.
– Ну, четвертый. С нами был четвертый человек, – неуверенно уточнил я.
– А кто это был? – спросил Александр.
– Как его звали? Или это была она? – спросила Александра.
– Не знаю, – ответил я, не понимая, почему улыбаюсь. – Кажется, недостаток сна и переизбыток эмоций сказываются. Мне на секунду показалось, что рядом со мной сейчас кто?то сидел.
Я посмотрел на руки и увидел на правой ладони свежий шрам, посмотрел на свои босые ноги, побитые гравием, и уверенно сказал:
– Ну, что, ребятушки, пойдем смотреть звезды!
– Да, Никитушка, – подхватили ребята.
Мы спустились к морю и всю ночь наблюдали, как падают звезды.
Так рождается волшебство.
08.2020
3. Чертова эмпатия
Одной рукой он сжимал шею трехлетней девочки, раздиравшей ногтями ему предплечье, а второй – лезвие медицинского скальпеля над ее головой. Один удар, и все закончится.
Я познакомился с ним за четыре года до этого безумия. Тогда я работал на стройке и оказался с ним в одной бригаде.
Дмитрий Кац: светлые короткие волосы, серые глаза и никакой растительности на лице. Он был на полголовы ниже меня, но значительно шире. Да и вообще, лицо и руки его выглядели слегка опухшими, будто он всегда был с похмелья, хотя к алкоголю при мне не притрагивался никогда, кроме того раза.
Идиоты со стройки называли его «Димарик-Нарик». Точнее, это прозвище придумал Султан, а остальные ему вторили. В такие моменты мне хотелось взять лопату и проломить кому-нибудь из них голову, чтобы знали место. Кац же не обращал на этих дебилов внимания, пока один из них не дотронулся до его лица.
Когда он только пришел на стройку, где я проработал год, остальные парни его сразу невзлюбили. Кто-то кому-то шепнул, что Кац только вышел из тюрьмы, где отсидел семь лет за убийство. Никто точно не знал, кого он убил, но речь шла то ли о ребенке, то ли о женщине.
– За такое на зоне опускают, – сказал как-то Султан: двухметровый бодибилдер, весивший больше ста килограммов. То ли казах, то ли киргиз, то ли русский. То ли все сразу.
Я не знал, правда ли Кац сидел и за что. Не знал я и того, «опускали» его в тюрьме или нет. Говорят, таким делают специальные татуировки, то есть, наколки, как их называют. Но я видел у Каца только странную кляксу на тыльной стороне кисти. Она как-то сильно выцвела и приобрела зеленоватый оттенок. Ощущение было, что он просто порезал руку и хорошенько полил ее зеленкой.
Но есть ли у него еще татуировки, я не знал до последнего момента. Кац всегда ходил в свитерах с длинными рукавами. Как минимум, поэтому Султан прозвал его наркоманом. Он говорил, что только «нарики» постоянно скрывают предплечья под одеждой.
А я почти наверняка знал, что Кацу всегда холодно. Ни снаружи, а где-то внутри. Точнее, не знал, а чувствовал…
С самого детства я был крайне гиперактивным. Я не мог и минуты усидеть на месте. А внимание скакало с одного предмета на другой так быстро, что я просто не поспевал за ним. Поэтому я часто менял школы, колледжи, а потом, и работу. Друзей у меня было много, но общался с ними я редко. Отчасти из-за своей активности, от которой многие быстро уставали. Отчасти из-за эмпатии.
Насколько мне известно, люди с дефицитом внимания и гиперактивностью от природы чувствительны к эмоциям чужих людей. И чем ярче проявления симптомов, тем сильнее мы восприимчивы к переживаниям посторонних. А на пике активности мне вообще кажется, что я мысли могу читать.
Так вот из-за этой эмпатии мне бывает трудно общаться с людьми. Сколько раз такое было. Прихожу к другу – он меня встречает улыбкой. Но радости я в нем не чувствую. Мне с ним как-то тоскливо и одиноко. Потом, ближе к десятой рюмке, выясняется, что его девушка бросила, и весь вечер я играю роль психолога. Нервного, подавленного и постоянно ерзающего на месте психолога.
Или могу с давней подругой встретиться, которая замужем уже лет восемь. Она весь вечер будет рассказывать, как счастлива, как детей своих любит и мужа, а я сижу «на нервах» с периодическими приступами тошноты и отвращения непонятно к чему. Через неделю я, конечно же, узнаю, что она съехала от мужа, потому что устала и ненавидит всю эту семейную суету до рвотных позывов.
Так я и жил двадцать семь лет.
И если от друзей можно спрятаться, то от работы так просто не уйти. На стройке вообще мрак. От парней, в чьей бригаде я трудился, всегда веяло чем-то животным и примитивным: желанием напиться, подраться и изменить своей девушке. Тут я, конечно, утрирую. Такое необязательно чувствовать: эти парни и так с радостью делятся своими «победами», даже если их не спрашиваешь. Никогда не понимал, зачем они заводят постоянные отношения, когда страдают патологической тягой к изменам.
Разговоры в перерывах между работой я не поддерживал, а уходил куда-нибудь в дальний угол объекта читать книгу. Вернее, книги, так как удержать внимание дольше десяти минут на одной из них мне редко удавалось. Приходилось постоянно чередовать. Благо телефон вмещает достаточное количество художественной и научной литературы. Парней раздражало, что я постоянно дистанцируюсь, но они не трогали меня. Просто считали странным.
Поэтому, когда появился Кац, его сразу определили работать в команде со мной. Парни говорили про него всякое, но я в нем ничего плохого не почувствовал. А для меня это главное. Мне совершенно неважно, что там было у него в жизни раньше. Главное то, что сейчас. А сейчас все было хорошо. Даже слишком хорошо.
Я сразу ощутил, что от него исходит спокойствие, тишина и уверенность. Это подкупало.
Я сам как сгусток броуновских частиц. Мечусь туда-сюда, а зачем, сам не знаю. С одной стороны, во мне уйма энергии, которую девать некуда. С другой – полная неспособность эту энергию контролировать. Чего я только ни пробовал. Закупался книгами по тайм-менеджменту, да времени все не находил на них. Приложения устанавливал на телефон для тренировки памяти и внимания, но вечно забывал об их существовании в бесконечном скоплении иконок. Пытался медитировать и йогой заниматься, но это же дурь такая. Стоять сто пятьдесят часов в одной позе и думать о дыхании. Стоит о нем подумать, так сразу забываешь, как дышать, и начинаешь в панике задыхаться. Мне больше подходит бег или кроссфит, где за час кучу снарядов можно поменять. Хотя и без спорта я живу неплохо: ожирением не страдаю, от безделья – тоже.
В общем, могу взяться сразу за десять дел и не выполнить одиннадцать. Откуда еще одно взялось, представления не имею. Такой я невнимательный и несобранный. Сколько раз я опаздывал на работу только потому, что не мог найти ключи, обувь, телефон, туалетную бумагу, мыло, вчерашний ужин, оставленный на завтрак, или рабочие инструменты. Поэтому я всегда снимаю квартиру рядом с работой.
Так вышло и в тот раз. Наш прораб взял заказ на пять квартир, расположенных в высотке на улице Мира рядом с торговым центром «Мир». Там, на задворках «Мира», я и снял квартирку в древнем двухэтажном доме.
Я выбежал на улицу и попал под мелкий дождь. Окон в моей квартире не было, а погоду в интернете я забыл посмотреть. До работы идти шесть минут неспешным шагом. Добежать можно за три. Но простые решения явно не для меня.
Я вернулся домой за зонтом и вспомнил, что не вынес мусор. Я взял мешок с кухни, завязал его и отнес к выходу. Там я увидел пакет с апельсинами, купленными неделю назад и забытыми в прихожей.
Последний раз, когда я смотрел на часы, было 8:51. На работе надо быть в девять, а лучше даже раньше. Прораб лично проверяет пунктуальность каждого.
Но апельсины лежали уже неделю. А на одном, кажется, появилось что-то белое и мохнатое. Надо было срочно их съесть. Я принялся чистить апельсин обеими руками, но вдруг опомнился, что пакет из мусорного ведра уже в коридоре. Новый пакет достать не так-то просто: руки в апельсиновом соке. Проблема.
Пока драгоценные минуты ускользали от меня, я стоял в полнейшей растерянности. Все же я аккуратно достал блюдце, положил на него наполовину очищенный апельсин, а сверху – оторванные корки. Тщательно помыл руки, достал рулон мусорных пакетов из ящика и увидел там шариковую ручку, которую давно искал. Я взял ручку и пошел в спальню, положив пакеты на кухонный стол. Сел на кровать и отыскал под подушкой тетрадь, в которую вчера хотел что-то записать, но так и не смог из-за отсутствия ручки.
Что именно я хотел написать, так и не вспомнил, зато ко мне вернулось осознание времени. Часы показывали 9:15. Я выскочил на улицу и помчался на работу.
Зонт, пакет с мусором и апельсины остались нетронутыми.
Подбегая к дому, где работал, я увидел, как ребята в спецовках выгружали мешки с песком на тротуар.
«Только бы не нам», – подумал я и зашел в подъезд.
Я обнаружил, что лифт не работает и повторил шепотом:
– Только бы не нам, – но почти наверняка знал, что этот песок привезли по нашу душу.
Я поднялся на десятый этаж и ворвался в четырехкомнатную квартиру, где меня уже ждали другие строители и Артем, прораб.
– А вот и наша суперзвезда, ради кого мы грели сцену тридцать минут. Кстати, у нас тут и приглашенные гости. Вот знакомьтесь, господин Никита, это Дмитрий Кац. Вместе с ним работать будете.
– Привет, Кац, – ответил я, тут же забыв имя нового работника, и почувствовал жгучую неловкость в связи с такой фамильярностью.
Я протянул ему руку и ощутил, как моя ладонь утопает в его кисти. Обычно в таких случаях я испытывал слабость и стыд за свои хлипкие конечности. А тут, наоборот. Я почувствовал силу, будто вот-вот раскушу его руку своей «клешней». К сожалению, чувство быстро прошло и при рукопожатии с Султаном кисть моя немного хрустнула.
Как уже говорил, я часто опаздываю. И постоянно приходится слушать шуточки Артема на эту тему. Но чем остальные лучше? Каждое утро они приходят пораньше на работу, чтобы минут сорок пить чай, есть какие-нибудь вафли, печенья, конфеты и обсуждать планы на вечер и выходные.
Так и в тот день: пока я переодевался и готовился к работе, они пили чай и не умолкали. Но не Кац. Он молчал. Именно это в первую очередь мне и понравилось в нем.
– Внизу, парни, вас ждут две тонны песка. Ваша задача поднять сегодня все это и начать заливать полы. Так что встаем и вперед, – провозгласил Артем утреннее задание после затяжного чаепития.
– Но лифт же не работает, – возмутился я.
– Бывает. Но сам себя песок не поднимет, – ответил Артем.
– Но на улице дождь, – писклявым голосом просвистел я.
– Именно. И с каждой минутой мешки становятся все тяжелее. Так что, парни, вперед. Распределитесь по этажам. Самые здоровые встанут по краям. Султан, ты – наверх. Кац – внизу. Остальные – через этаж.
Так и поступили. Я разместился на втором этаже и носил на четвертый. Султан встал на восьмом этаже и носил мешки в саму квартиру, что расположена на десятом. Маршрут у него был самым длинным. Каца поставили вниз. Он с улицы заносил песок на второй этаж. В непогоду самая гадская позиция.
Песок. Как я его не люблю. Его грузят в мешки по тридцать – сорок килограммов. Даже в сухую погоду это крайне нелегко при моих семидесяти килограммах на сто восемьдесят роста. А в дождь песок пропитывается влагой и становится еще тяжелее. Может, я, конечно, слегка и преувеличиваю, но возникает ощущение, что от воды такой мешочек становится минимум с меня весом. Не люблю песок.
Я слегка замечтался и не сразу понял, что происходит. Я вдруг вспомнил, зачем накануне так искал ручку. Я хотел нарисовать Нику. Художник из меня не ахти, но в тот момент я почувствовал такой подъем энергии (это в четыре утра-то), что решил обязательно нарисовать ее. Ника. Я влюбился в нее еще в десятом классе, но все как-то не складывалось. А тут она меня пригласила на день рождения, и я решил сделать крутой подарок в виде рисунка.
Мои воспоминания прервал Кац, обрушив передо мной четвертую пару мешков. Сверху уже парни кричали: «Ну скоро там?». Пока я настраивался, Кац вернулся. Он нес на своих плечах два мешка. Вместе с водой это, наверное, под сотню кило. Кац даже не напрягся.
Тогда я почувствовал прилив энергии: как же так, Кац таскает, а я чего! Я схватил два мешка за края, но поднять не смог. Лишь слегка оторвал от земли. Как он это делает? С трудом я поднял один мешок, уперев его себе в живот, и помчался наверх. Мне кажется, я никогда так быстро не бегал. Особенно с весом. Но Кац был быстрее.
Через тридцать минут часть мешков распределилась по этажам, но в большей своей массе они оказались на моей площадке. Кац пришел мне на помощь, и теперь мы вместе носили на четвертый этаж. Он так же легко – по два. Я с трудом – один.
Еще минут через пятнадцать мы с ним перешли на четвертый этаж и начали втроем носить на шестой. Стало веселее. Пошли веселые разговоры, звонкий смех и песни о прогулках по воде.
Когда мы уже вчетвером перебрались на восьмой этаж, половина мешков уже была в квартире. Половина лежала на лестничной площадке. Султан, мокрый от пота, смотрел на нас со злобой и непониманием. Обычно он всегда был самым быстрым, и мы за ним не успевали. А тут такое.
Именно тогда, я думаю, он невзлюбил Каца. Когда увидел, что тот спокойно носит по два мешка. Кац, конечно, парень не маленький, но Султан явно больше.
Кац взял два мешка и спокойно пошел на десятый этаж в квартиру. Султан сначала обеими руками закинул один мешок себе на правое плечо, затем так же второй – на левое. Потом присел за третьим. Он даже смог подняться, держа его в руках, но с места не сдвинулся. Пару раз Султан с трудом отнес два мешка сразу, но все же продолжил носить по одному, глядя на Каца со злостью и завистью.
– «Химией» травишься? – как будто пошутил Султан, указывая на закрытые рукавами водолазки предплечья Каца, когда мы закончили подъем и сели пить чай.
– Нет, – ответил Кац.
Уже тогда я почувствовал в нем невероятную силу. И дело не в способности таскать по несколько мешков сразу. Я говорю о силе духовной. О том спокойствии и уверенности, с которыми он встречал этот мир. Это заворожило. Мне бы так.
Когда мы вместе залили бетоном полы по всей квартире, нас распределили по комнатам штукатурить стены. Артем знал, что одного меня оставлять нельзя. А другие ребята со мной нянчиться не хотели. Вот он и поставил со мной Каца.
Штукатурка стен – дело не очень сложное. Сначала грамотный человек выставляет металлические направляющие вдоль стен снизу вверх. Потом остальные работники, вроде меня, накидывают на стены шпателем вязкий и липкий раствор и, используя длинное алюминиевое прави?ло, разглаживают штукатурку, чтобы эта масса стала вровень с направляющими. Это как налить цемент между рельсов и палкой провести, чтобы ровно получилось. Только на стенах.
Большинство людей, которых я видел на стройке, делают это быстро и четко, но не идеально, на мой взгляд. Я так не могу. С одной стороны, я часто делаю все очень стремительно и крайне неаккуратно. С другой – меня беспокоят любые неровности, которые я пытаюсь бесконечно исправлять. На это уходит время. Много времени. Я зависаю в процессе надолго. Мажу и разглаживаю. Разглаживаю и выравниваю. И еще немного разглаживаю. До тех пор, пока не пойму, что все парни уже сделали по полноценной стене и пошли пить чай. А я только одну полосу кое-как замазал шириной в метр. И раствор «встал», как они говорят, то есть засох. Артем вечно злился из-за этого и нецензурно выражался.
Но когда появился Кац, все изменилось. Конечно, он работал быстрее меня, но все же мы вместе сделали целую стену за то же время, что и другие ребята. А потом вообще начали их обгонять.
Я больше не замечал всех этих мелких неровностей. Я делал свою работу быстро и качественно, не отвлекаясь и не зависая.
– Слушай, Кац, давай в кино сходим. Там, правда, мюзикл какой-то показывают. Я такое не очень люблю, конечно: будто какое-то индийское кино с песнями и плясками. Хотя – нет. Мюзикл лучше индийского кино. Правда, там не так все эпично, как в Болливуде. Ну не суть, в любом случае Ника просто очень хочет сходить на него. А без подруги она никуда не ходит вообще. Это реально мой шанс. Не подумай, что я как-то тебя использую. Просто вдруг Соня, это подруга Ники, тебе понравится. И у вас что-нибудь сложится. Я вот даже кино не планирую смотреть. Чего там: пляски какие-то. Главное, Ника там будет. Ну, короче, давай завтра вечером, – выдал я в пятницу после работы.
– Я не очень люблю кино, – ответил Кац, как всегда, кратко и сдержанно.
Я стоял около «Мира» и дрожал от холода. Снега еще не было, но асфальт по ночам уже начал покрываться ледяной коркой.
– Долго их еще ждать? – уточнил Кац.
– Не переживай! Скоро подойдут, – ответил я, поднимая воротник короткого серого пальто.
Вдруг я услышал звук сообщения и достал телефон. Я долго вглядывался в экран, но после большого полотна текста смог выдать только:
– Ой!
– Что там? – спросил Кац.
– Ой, – повторил я, – кажется, я накосячил.
– Что-то серьезное?
– Да! Нет. Короче, я купил не те билеты. Я пригласил Нику на «Ла-ла ленд», но взял места на другой фильм, – ответил я после того, как перепроверил бронь в приложении кинотеатра. – Вообще выяснилось, что «Ла-ла ленд» будут показывать только в январе. А я взял билеты на какого-то «Дангала». Как это вообще возможно?
– И?
– И все! Ника не хочет идти на этот фильм. Она хотела на тот, другой. Так что теперь – все!
– То есть мы не идем в кино? – с надеждой уточнил Кац.
– Вот еще! Конечно, пойдем. Пусть и на этого, как его… забыл уже название… короче, главное, что не на мюзикл. Представляешь, мы бы вдвоем с тобой пошли на фильм, где большую часть времени пляшут и поют. Ты еще нормально выглядишь, а вот я. Мне-то, конечно, нравится, как я выгляжу. Уж получше, чем многие, но есть же всякие стереотипы. Так что точно бы люди что-нибудь подумали, – усмехнулся я, глядя то на свои синие узкие джинсы и розовые кеды, то на черный мешковатый наряд Каца.
Я взял попкорн и колу, Кац – воду. Сели в самом центре зала. Вокруг нас было по свободному месту, которые я взял для Ники с подругой. Я сразу и не заметил, как быстро Кац вцепился в подлокотники. Вечно мне не хватает одного. Ладно, когда сразу оба заняты, а когда только один. Это как шоколадку недоесть или последний кусочек батончика уронить, или песню недослушать, или…
Только свет погас и мне стало как-то дурно. Сначала я подумал, что это из-за кино. «Дангал» оказался индийским фильмом. Индийским! Про девушек, занимающихся борьбой. Но в итоге, признаться честно, очень неплохим фильмом, если бы не одно.
Уже в начале сеанса мне стало душно. Я снял толстовку, но облегчения не почувствовал. Потом мне как будто стало трудно дышать. Сердце то ускорялось, то замирало. Спина взмокла от пота. Тошнота и легкая дрожь по всему телу. Я уже начал думать, что у меня сердечный приступ. Или что-то вроде этого. Я мог бы встать и уйти. Почему-то мне показалось, что Кац тоже не против сбежать из этого кинотеатра. Но мы уже пришли и начали смотреть – надо довести дело до конца. К тому же я больше не мог шевелиться. Весь фильм я просто сидел, вцепившись в колу и попкорн, и не отводил взгляда от экрана.
Когда начались титры и загорелся свет, мне стало немного лучше. Это были самые долгие два с половиной часа в моей жизни. Я повернул голову и дернулся от удивления. Кац, и так всегда бледный, стал совсем белым, будто в муке искупался. В этом черном свитере с такими бледными руками и лицом он напоминал ангела смерти.
Сходили, называется, в кино.
– С тобой все хорошо, ты как-то нездорово выглядишь? – спросил я на улице.
– Да, просто не люблю ходить в кино, – ответил Кац, и мы разошлись по домам.
По дороге я взял несколько бутылок пива. Потом сходил еще раз. Последний раз я ходил за пивом в три часа ночи, хотя по закону его в это время уже не продают. Уснуть никак не удавалось. Я позвонил Нике.
В понедельник я опоздал на два часа.
– Ого! Сегодня ты побил все свои рекорды. Давай рассказывай, что с тобой случилось на этот раз, – начал, как обычно, Артем.
– Я помог мужичку до дома добраться. Ему было плохо, и я не смог пройти мимо, – прохрипел я.
– Да? По-моему, это тебе нужна помощь, а не мужичку. Шел бы ты домой отсыпаться!
– Нет, лучше я поработаю.
Артем не употреблял алкоголь и не терпел вида пьяных людей, особенно на работе.
– Хорошо. Но ты знаешь мои условия. Захочешь похмелиться, лучше бери выходной. Тут тебе в таком виде делать нечего.
– Понял, – ответил я и сел за стол, где парни пили чай уже третий раз за утро.
– Похоже, он тебе не поверил, – сказал Кац тихо, когда мы пошли работать.
– Что? – не понял я, потому что еще полностью не протрезвел и плохо соображал.
– Не поверил, что ты мужичка вел домой.
– Так это и не совсем правда. Расскажи я эту историю, как было на самом деле, он бы точно не поверил.
– А как было?
– Ну, шел я спокойно и вижу, что около дерева мужик стоит такой щупленький, бледный и с усами. Выглядел он не очень. Он попросил помощи и сказал, что ему плохо. Вот я и решил проявить гражданскую ответственность, хотя идти надо было совсем в другую сторону. Взял я его под руку, и мы пошли. Спрашиваю еще по наивности, есть ли у него кто-нибудь дома, чтобы скорою ему, если что, вызвать. А он как-то повеселел, приободрился и начал мне стих Есенина рассказывать про котенка, из которого шапку сделали. Давалось ему это очень тяжело. Я сразу вспомнил дворника из «Двенадцати стульев», вот он так же лепетал. Но в итоге мужик все-таки смог выговорить стихотворение. Я в его состоянии имя свое не смог бы произнести, а он – классиков наизусть читает. Тогда я уже понял, что он в хлам пьяный. Но раз уж я начал, надо довести до конца. По дороге он уговорил завести его в магазин, где мы купили бутылку вина за четыре сотни и шоколадку. Я уж хотел его оставить, но раз уж начал… В итоге кое-как довел его до двора, но он отказался идти домой и уговорил меня выпить вина в честь его якобы дня рождения. Пока пили, я ему свое стихотворение прочитал, – произнес я и на секунду задумался.
– Ты стихи пишешь? – удивился Кац.
– Так, баловство. Для себя просто. Мужичок этот сказал, что как-то слишком просто. Что надо, как у Есенина, чтобы с размахом, чтобы солнце и звезды. Долго он еще что-то лепетал, но все же домой отправился. Жена его на меня так посмотрела, что я сразу перехотел кого-то спасать впредь. А ведь я правда помочь хотел, я думал, что ему на самом деле плохо. Вот, такая история. Потом я допил вино и пошел обратно.
– То есть ты уже успел выпить с утра? Не боишься, что Артем узнает?
– Не, с утра я не пил. Это было вчера вечером. А опоздал я из-за того, что проспал. Но косвенно мужичек все же виноват. Ведь если бы не он, то я выпил бы только пару бутылок пива, за которыми пошел в магазин, по дороге встретив этого усатого. В итоге переборщил малость, – ответил я с грустной улыбкой.
– Что-то случилось? – встревожился Кац.
– Да ничего особенного. Ника замуж выходит…
– Вы работать будете и болтать сюда пришли? – прогремел Султан, проходя мимо с двумя мешками штукатурки на плечах.
– Ладно, потом расскажу.
Вечером, когда мы вышли с работы, я взял алкогольный энергетик и арбузную жвачку. Адская смесь – то что надо в подобных условиях. Я пригласил Каца к себе. Дома я понял, что такого количества спиртного мне будет мало и убежал в магазин. А когда вернулся с большим пакетом, Кац сидел на том же месте, где я его и оставил. И я точно знал, что он даже не встал в мое отсутствие, чтобы осмотреть квартиру. Такой уж он был.
Я купил Кацу сок, а себе – пиво. Долго мы сидели молча и смотрели видео на Ютубе. Но все же я не выдержал:
– Представляешь, оказывается, Ника уже на втором месяце. Я ее добивался… полжизни, наверное. А какой-то «упырь» разок переспал с ней, и теперь они собрались жениться. Причем до недавнего времени она даже не думала об этом. Со мной постоянно общалась. Может, у нас что-нибудь и получилось бы. Но выяснилось, что она беременна – сообщила тому парню, и он тут же объявился просить руки и сердца. Это же просто невыносимо. И несправедливо. Очень несправедливо. Именно поэтому она не захотела идти в кино со мной, а не потому, что я не тот билет купил. Хоть и я тоже молодец…
Кац молча положил мне руку на плечо и мне стало чуточку лучше. Я проводил его, а сам сходил еще за пивом.
На следующий день я опоздал на час, и Артем отправил меня домой. В итоге я не появлялся на работе неделю.
Постепенно я вернулся в прежнее состояние неунывающего электрического моторчика. Близился Новый год, и Артем, хоть и не одобрял употребления алкоголя на рабочем месте, разрешил в предпоследний день этого года устроить на объекте так называемый корпоратив.
Основным напитком была водка. И было ее много. Артем с Кацом пили чай и сок. Я – пиво. Султан – все.
Ближе к вечеру, когда всем уже стало «хорошо», Султан начал в привычной своей манере придираться к Кацу. Он его спрашивал про тюрьму, про «наколку», а решающим был вопрос о его длинных рукавах:
– Давай колись, Димарик, чем травишься. Похоже, руки-то все в крапинку. Закатай-ка рукава, мы посмотрим.
Султан схватил Каца за руку, но последний спокойно отдернул ее. Султан криво улыбнулся и похлопал ладонью Каца по лицу со словами:
– Да не ломайся ты.
В этот момент я почувствовал неконтролируемый прилив ярости. Я хотел поднять мешок с цементом и швырнуть его в Султана, но не успел.
Кац на секунду отпрянул и один раз ударил Султана в челюсть, сломав ее и отправив последнего в отключку.
Спустя пару минут после удара злость прошла. А Кац просто сидел в углу и ждал, пока Султан очнется и отправится в больницу. Потом Кац удалился и больше на стройку не возвращался.
Когда Султан вернулся на работу после больничного и снова мог шевелить челюстью и разговаривать, он постоянно твердил, что, если еще раз встретит Каца, то сломает ему, цитирую, «не только лицо, но и все конечности».
Я несколько раз звонил Кацу, но тот не отвечал. Куда он ушел, я не знал. Где живет, я тоже не имел представления.
Я проработал на стройке еще полгода. После ухода Каца я снова стал работать один и еще хуже, чем до его появления. Султан периодически спрашивал, знаю ли я что-нибудь о местонахождении «своего дружка», на что я, естественно, отвечал отрицательно.
В последнюю пятницу июня, когда я возвращался домой, у подъезда меня ждал он.
– Прости, мне больше некуда было пойти, – виновато произнес Кац.
Я очень обрадовался, пожал ему руку и обнял по-дружески. Я пригласил Каца домой и выяснил, что он какое-то время обитал у матери, которая в итоге выгнала его из дома. Больше подробностей получить мне не удалось.
Я приютил его без раздумий. Спал Кац с включенным светом на кухне на полу, хотя в комнате было раскладное кресло. Утром он куда-то уходил, видимо, на работу. Вечером возвращался. Кац не рассказывал, где он работает и почему не снимает жилье сам. На вопрос, где он столько времени пропадал, Кац ответил лишь, что не мог смотреть никому из нас в глаза после того случая перед Новым годом. Сказал, что боялся. За себя или за нас, я так и не выяснил.
В один из последних дней июля, вечером после работы, мы отправились в торговый центр, чтобы закупиться продуктами на неделю вперед. Не успели мы отойти от подъезда, как во двор заехала черная «приора», а из нее вышло четверо здоровых парней. Я сразу понял, что ничем хорошим дело не закончится. Парни что-то выкрикивали, но я не мог уловить сути: слишком разволновался. Вдруг позади меня не раздался знакомый голос Султана: «Ну здорово, Димарик».
Я даже не понял, как все началось, но очнулся уже, когда Кац лежал на земле, а пятеро здоровяков били его ногами. Я не мог ничего сделать. Я не мог даже пошевелиться. Кац тоже не сопротивлялся. Он просто лежал, закрыв лицо руками, хотя я видел его силу и знал, что половине из них он точно мог зубы покрошить.
Когда Султан со своей бандой уехал, я помог Кацу подняться. На вопрос «Как ты?» он ответил, что бывало и хуже. Лицо у него было все в синяках и крови, но, как выяснилось потом, серьезных повреждений он не получил.
Когда я спросил, почему он не ответил им, Кац сказал, что заслужил это. Я не стал его переубеждать, хоть и был совершенно противоположного мнения.
Кац не стал обращаться в скорую и писать заявление в полицию. Я же не мог больше работать рядом с этим недоноском, Султаном, поэтому ушел со стройки.
Еще месяц Кац жил у меня, а потом снова исчез. Иногда, раз в полгода, мы созванивались и болтали ни о чем. Он был так же неразговорчив, поэтому говорил в основном я. Я делился переживаниями о том, что Ника родила дочь и живет в гражданском браке с отцом девочки, а обо мне совсем забыла. Рассказывал, что пытался работать риелтором, но моей буйной и неорганизованной натуре не хватило стабильности, чтобы довести хотя бы одну сделку до конца. Потом я устроился в шинный сервис, где прошел обучение и стал квалифицированным, как называет нас главный администратор, механиком сервисного бокса. В простонародье – шиномонтажником.
Летом 2019 года я уговорил Каца устроиться к нам в сервис кладовщиком на склад, и тот согласился. Мы начали вместе снимать двухкомнатную квартиру рядом с работой. А ближе к новому году я узнал, что Ника разошлась со своим «недомужем» и теперь воспитывает дочь, Карину, одна. Это был мой шанс.
Мы созванивались с Никой и переписывались каждый день. Все шло хорошо, если бы ни эта дурацкая пандемия и карантин. Даже встретиться негде было.
В преддверии первых выходных лета Ника позвонила мне и сказала, что хочет на квест. Я не сразу понял, о чем речь, но она объяснила: квест – это мероприятие, составленное по четкому сценарию и проходящее в каких-либо темных и ветхих локациях с актерами в роли монстров, маньяков и убийц. Смысл такого «развлечения» – получить максимум адреналина через страх. Я подобное не очень люблю, но это возможность встретиться с Никой в закрытом темном помещении, где ее будут пугать, а я могу выступить в роли рыцаря-спасителя. Идеально.
– Нет, – безапелляционно заявил Кац, когда я предложил ему вместе со мной отправиться туда.
– Но там будет вездесущая подруга Ники, которая только мешает. А ты можешь ее отвлечь на себя.
После долгих препирательств Кац согласился, когда я убедил его, что данная ситуация – вопрос жизни и смерти.
В день мероприятия мы вызвали такси – Кац сел впереди, я сзади – и поехали за нашими дамами. Спустя полчаса к нам присоединилась Ника, невысокая красотка с вьющимися каштановыми волосами, карими глазами, заостренным носом и точеными скулами, идеальной фигурой и восхитительным голосом; Соня, рослая, плечистая блондинка; и трехлетняя Карина, похожая на свою маму, но со слегка непропорциональной головой: то ли череп был слишком большой, то ли глаза и нос слишком маленькими.
Ника была в белой блузке с рюшками, бордовых джинсах и коричневых балетках, волосы – распущены, а на лице – минимум косметики. Соня надела на квест туфли на высоких шпильках и короткое платье. Карина была в черном сарафане и босиком.
– Интересный у нее наряд, – произнес я, указывая на последнюю.
– Да это просто ужас какой-то. Никак не могу приучить ее к обуви. Стоит только надеть сандалии или кроссовки, так она их сразу скидывает. Носочки, кстати, тоже. Так и бегает везде босиком, – произнесла Ника, с трудом удерживая дочь на коленях, пинающую спинку водительского сиденья.
– Я, вообще-то, про одежду. Карина в ней похожа на демоническую принцессу, – сказал я с улыбкой.
– Спасибо, Никита, за «чудесное» сравнение, – возмутилась Ника. – Мы были в магазине, и я хотела купить ей нарядное белое платьице, как у всех девочек, а она вцепилась в этот черный сарафан. Всего три года, а уже с характером.
Я засмеялся на все такси. Все, кроме Каца, посмотрели на меня с удивлением, Карина отозвалась восторженным визгом.
– Да я просто представил, – пояснил я, – что было бы, если бы она послушалась тебя. Маленькая девочка в белом платье в темных подземных лабиринтах заброшенной больницы. Только ее присутствия было бы достаточно, чтобы с воплями бежать оттуда.
Все, кроме Сони, поддержали мой смех, а Карина залезла мне на колени и руками вцепилась в мои кудри. Я сразу почувствовал пульсирующее напряжение, переполнявшее эту маленькую девочку. Все то время, что мы ехали, она не успокаивалась ни на секунду. Она пыталась забраться на мою голову, дергала за уши и воротник рубашки, показывала свои игрушки и совала их мне в лицо, сползала вниз, а потом ногами вверх залезала обратно на мои колени. Она прыгала на мне, что-то пела и щебетала на своем детском, брала меня за руку и куда-то звала, хотя на заднем сиденье было не развернуться. А главное, постоянно хватала мою спортивную бутылку с водой и пила из нее, чего я крайне не люблю. Поездка оказалась тем еще испытанием. Но ради Ники, я и не на такое готов.
– Да, видимо, ты ей сильно понравился, – улыбнулась Ника. – Она и обычно-то на месте не сидит больше пары минут, но с тобой она совсем разыгралась.
Я прекрасно понимал, что слово «разыгралась» совершенно не подходит для описания ее маниакального состояния, но оставил эти замечания при себе.
– Кстати, пока вспомнила. Надо отдать тебе лезвия, – сказала Ника, когда мы приехали.
– Какие еще лезвия? – удивилась Соня.
– Медицинские. Для скальпеля, – ответила Ника и зарылась в сумке.
– Зачем? – еще больше поразилась подруга.
– Это пусть тебе Никита расскажет, я и сама не совсем понимаю.
– Понимаешь, я работаю в шиномонтаже, – начал я, снимая с шеи Карину. – И нам часто привозят колеса, с боковыми пробоями. То есть сбоку на колесе лопается резина и колесо спускает. Моя задача его починить. Чтобы качественно произвести ремонт, надо удалить все торчащие нитки и куски резины, плюс вырезать своего рода кратер, куда буду закладывать специальный материал для ремонта. Резина довольно плохо режется обычными ножами. А вот лезвие подходит идеально.
– Я бы до такого в жизни не додумалась, – покачала головой Соня.
Я улыбнулся, а Ника протянула мне пакетик с лезвиями и двумя пластмассовыми ручками скальпелей.
Ника достала миниатюрные кроссовочки и с большим трудом надела их на ножки Карины. Последняя долго упиралась и скандалила.
Мы оказались у четырехэтажного здания с выбитыми стеклами и разрисованными граффити стенами. Мы обошли эту заброшенную больницу слева, как показывала карта на сайте, и остановились перед предполагаемым входом у желтой металлической двери, на которой красовался знак анархии.
– Ребята, стойте, – окликнула всех Соня, – у меня кое-что есть. Там наверняка будет та еще жуть, поэтому надо подготовиться.
Она достала бутылку шампанского и пластиковые стаканчики на ножках.
– А вот это отличная идея, – произнес я, предположив, что немного алкоголя поможет Нике раскрепоститься – это сыграет мне на руку.
Ника просто кивнула, а Кац категорично заявил:
– Я не буду.
Я понимал, что отстраненность Каца может испортить мне все планы, ведь я его позвал, чтобы он взял Соню на себя. К тому же я помнил тот случай в кинотеатре. Ему тогда было крайне некомфортно, и я боялся, что ситуация может повториться, а немного алкоголя поможет ему расслабиться.
– Ну Кац, – начал я тихо, – это же всего лишь шампанское, это для общего дела, я же не прошу тебя напиваться, один глоток только. Ради меня, друг. Ну пожалуйста.
С большой неохотой, но он согласился.
Я поднял бокал с возгласом «Чтобы никого из нас сегодня не сожрали зомби», и мы все выпили. Когда содержимое бутылки закончилось, я позвонил администратору этого «заведения». Через мгновение дверь открылась и к нам вышел смуглый парень с дредами на голове, назвавшийся Сэмом. В руках он держал большую связку ключей.
– У нас тут все крайне эпично и аутентично. То есть правдоподобно и максимально приближено к реальным событиям. Так, вы у нас записались на «Фредди против Джейсона». Неплохой выбор. Кстати, у нас с детьми нельзя, – заметил Сэм, когда Карина начала крутиться вокруг него, чтобы выхватить ключи.
– Я знаю, – жалобно произнесла Ника, – но мне ее вообще некуда было деть. Можно она где-нибудь у вас посидит. Она тихая, – соврала она.
– Да не вопрос! Как зовут милаху?
– Карина, – радостно ответила Ника.
– Ну что, Карина, пойдем посмотрим на экранах, как будут развлекаться твои мама и папа, когда они начнут пачкать свои взрослые памперсы. Что, не хочешь? Тогда я дам тебе поиграть с ключами, вижу, они тебе очень понравились, – пропел Сэм.
Он открыл дверь и жестом пригласил нас внутрь. Мы с трудом уместились на небольшой площадке перед лестницей, ведущей вниз, пока Сэм закрывал дверь. Там было довольно мрачно, только тусклый красный свет от нескольких плафонов освещал побитую лестницу и обшарпанные стены.
– А вы дверь совсем закрываете? – поинтересовалась Соня.
– Конечно. Я же говорю, у нас здесь все эпично. И никто не сбежит, пока я вас не выпущу, – ответил Сэм и злобно засмеялся.
Мы спустились и пошли по коридору, освященному все тем же красным светом. Полы были просто бетонными, стены когда-то покрывала краска неопределенного цвета, которая наполовину облупилась, а над нами висели трубы, видимо, водопроводные. По бокам были либо закрытые двери, либо другие коридоры. Весь этот этаж напоминал жуткий лабиринт.
Мы зашли в комнату с нормальным освещением. Там стояло несколько мониторов и пара ноутбуков.
– Лишнюю одежду и сумки можете оставить здесь. Колюще-режущие предметы тоже лучше сдать на хранение. И вообще все, что может навредить Джейсону или Фредди, – порой переходя на смех, заявил Сэм.
– А вы будете все это записывать? – спросила Соня, глядя на экран, где транслировалось видео с различных камер наблюдения.
– Обязательно, – ответил Сэм, подходя к монитору. – Как только вы уйдете, я включу запись, и потом мы смонтируем видео, чтобы было все по красоте. И будет у вас память в виде ролика с вашими перепуганными лицами крупным планом.
Сэм заливисто засмеялся, а потом продолжил:
– Ладно, ребятки. Пора в бой. Сейчас я вас отведу в специальную комнату, и там уже все начнется. А мы с Кариной за вами присмотрим.
Он отвел нас в комнату, где было несколько дверей, а в стене – огромное стекло. За ним – темнота. Карина сильно разволновалась, когда Сэм взял ее на руки и понес в свою коморку, она дрыгала ногами, кричала и плакала. Ника даже хотела отказаться от квеста и пойти с дочерью в «смотровую», но Сэм остановил ее, убедив, что сам справится.
Дверь за нами закрылась. Было довольно жутко. Одна лампочка постоянно мерцала. Не знаю, было ли так задумано или просто неисправность, но эта деталь особенно нагнетала. Я успокаивал Нику, переживавшую из-за Карины. Соня нервно хихикала и пыталась шутить. Кац молчал. Молчал внешне, но вот внутренне…
Да, ситуация определенно пугала, даже после шампанского. Но меня больше беспокоило другое. От Каца исходило какое-то странное тревожное чувство. Какая-то душевная тяжесть и раздражение. Это довольно сложно объяснить. Очень похоже на то состояние, когда хулиган загоняет тебя в угол и издевается до такой степени, что у тебя появляется только одно желание: проломить ему череп. От злости, от страха, от ненависти и стыда, от внутренней боли и жалости к себе. Избавиться от всего этого одним ударом. Вот что я ощутил, стоя в той комнате, а затем послышался скрип.
Мы все вздрогнули. Там за стеклом кто-то был. И этот кто-то издавал противный звук вроде того, что получается, когда ножом скользишь по металлической трубе. Жуткий, противный звук. Он длился несколько секунд, а потом все стихло.
Тишина. Как она приятна. Спокойствие и безмятежность. Вот бы побыть в этом состоянии подольше.
Но вдруг эта тишина стала нагнетать и пугать. Слишком тихо. Слишком спокойно. Ничего не происходит. Совсем. Страх и интерес стали овладевать нами: а что там за стеклом? Кто там прячется?
Мы потихоньку начали пробираться вперед. Я оказался ближе всего к стеклу. За мной Соня. За ней Ника. Кац почти не сдвинулся с места. Я прислушался. Я знал, что по закону жанра, сейчас должно было что-то произойти. Резкий звук или действие. Я знал это умом. Но вот эмоциям и чувствам этого не объяснить.
Уже почти у самого стекла я увидел, что по ту его сторону движется какая-то тень. И эта тень резко ударила обеими руками в стекло и прислонилась к нему лицом. С визгом и нецензурными воплями мы рванули обратно и прижались к противоположной стене.
Там стоял Фредди Крюгер и водил когтями-ножами по стеклу. Конечно, я понимал, что это всего лишь актер в полосатом свитере, шляпе и резиновой маске. Но выглядел он очень натурально. А этот звук когтей по стеклу…
В комнате было четыре двери. И все они были заперты. На вид, по крайней мере: никто не мог даже с места сдвинуться, чтобы проверить. Напуганы были все, даже здоровяк Кац, что выглядело бы, наверное, крайне уморительно, если бы в том состоянии я мог смеяться.
Вдруг в соседней комнате включился все тот же красный тусклый свет. И мы увидели еще одну тень. Позади Фредди, который стоял около стекла, появился человек в хоккейной маске и с мачете. Я испытал крайне противоречивое чувство. С одной стороны, все напряглись, потому что появился еще один маньяк-убийца. С другой, мне стало немного жалко Фредди. Это напомнило тот момент из любого фильма ужасов, когда показывают, как позади жертвы появляется убийца и тебе хочется кричать: «Он сзади, спасайся, беги!». Так было и сейчас. Но мы молчали и просто смотрели.
Джейсон Вурхиз, что был в хоккейной маске, подошел к Фредди Крюгеру и ударил его по спине мачете. Брызнула кровь, и Соня с Никой закричали. Фредди повернулся лицом к противнику и попытался ударить его своей рукой в перчатке с ножами, но тот увернулся и еще несколько раз ударил Фредди в корпус.
По стеклу бежали капли красной жидкости. Выглядели они довольно натурально. Все выглядело очень натурально. Я вспомнил слова Сэма, что все будет эпично. Так и есть.
Вдруг послышался щелчок затвора и отворились две двери. Те, что были ближе к стеклу. Я быстро сообразил, что в другой комнате тоже были двери, и Джейсон двинулся к одной из них. Я крикнул «Бежим», и мы понеслись к левой двери, а из правой вдруг появился Джейсон.
Мы проскочили промежуточное помещение размером метр на два и выбежали через другую дверь, оказавшись в той комнате, где лежал Фредди. Мы остановились. За стеклом стоял Джейсон. Он резко дернулся, будто хотел выбить головой стекло. Мы отскочили к стене. Затем он снова подбежал к одной из дверей, а мы помчались к противоположной – очередная смена комнат.
Так продолжалось несколько раз, пока мы не оказались в комнате с Фредди, когда снова щелкнули замки и двери закрылись. Но, похоже, только у нас. Джейсон же открыл одну из дальних дверей и удалился.
Мы выстроились вдоль стены: Соня, Ника, я, Кац. Никто не решался подойти к телу Фредди. Но только у меня мелькнула эта мысль, как открылась дверь, рядом с которой стояла Соня и выскочил Джейсон. Я закричал, девушки заорали, Кац ударился всем телом от испуга о противоположную дверь. Мачете висело на ремне, и Джейсон, воспользовавшись нашим испугом, схватил Соню и утащил ее туда, откуда пришел.
Снова тишина. Ника прижалась к моей груди и тихо повторяла «Я хочу домой». Я гладил ее по волосам и внутренне ликовал сквозь страх. Но счастье было недолгим. Кац толкнул меня в плечо и указал на стену, противоположную стеклу:
– Смотри.
Я глянул на стену, а там синим светом мерцала надпись: «ДАЗАН ИРТОМСОП». Мы встали поближе друг к другу и уставились на этот набор букв. Я несколько раз повторил это шепотом, но понять так и не смог. Вдруг Ника сначала прошептала еле слышно, а потом уже громче:
– Посмотри назад!
Сердце ускорило свой ритм раза в два. Мне стало трудно дышать. Мы повернули головы на окаменевших шеях и увидели его. Перед нами, весь в крови, стоял Фредди и задорно перебирал пальцами с ножами на концах. Мы вжались в стену, на которой только что прочитали перевернутую надпись.
Крюгер медленно двигался на нас и истерично хихикал. Больше всего пугал не сам его вид, а этот пронзительный безумный смех. К счастью, одна из дверей щелкнула и открылась. Мы выбежали в коридор и добежали до следующей комнаты.
Так продолжалось еще раз пять. Где-то постоянно появлялся либо Фредди, либо Джейсон. Соню мы больше не видели. В каждой новой комнате были какие-нибудь ребусы или загадки, и только разгадав их, у нас получалось открыть дверь, когда на подходе был один из маньяков.
В итоге мы оказались в небольшой комнате, с двумя дверями. Через одну мы вошли, а на второй располагался маленький сенсорный экран. Предметов или надписей в комнате не было. Вдруг раздался голос, который прохрипел, что сейчас мы услышим «Черную считалочку» и должны разгадать ее смысл, чтобы выбраться.
Началось воспроизведение:
– Раз – боль мироточит из глаз.
Я напрягся.
– Два – дико в руках и ногах скрепят жил провода.
Считалку зачитывал детский голосок.
– Три – что-то под кожей елозит внутри.
Точнее, два голоса: мальчика и девочки.
– Четыре – твоя агония уже в прямом эфире.
Я сразу вспомнил все фильмы ужасов, где присутствовали дети.
– Пять – эволюция мозга пустилась вспять.
Одни играют в классики.
– Шесть – когти звонко стучат о дверную жесть.
Другие прыгают через скакалку.
– Семь – под кроватью зубами шуршит чья-то тень.
Ездят на маленьких велосипедах.
– Восемь – бледная женщина в черном плаще под окном траву мирно косит.
Бегают по дому, звонко смеясь.
– Девять – ты на крыше в бреду: что будешь делать?
Я снова вспомнил Карину в этом ее черном платьице.
– Десять – психоз скоро пройдет, прекращай пальчиком поперек вены резать.
– Что это было? – трясущимся голосом спросил я.
– Бред какой-то, – ответила Ника.
– Что мы вообще должны делать? – выдавил я.
– Я думаю, что набрать какое-то слово на экране, чтобы открылась дверь, – предположила Ника.
– Точно. Суть считалки – это какое-то слово. Попробуем, – сказал я и ввел слово «бред».
Дверь не открылась, зато противоположная содрогнулась от удара.
– Что это? – закричала Ника.
В этот же момент дверь затряслась еще раз, и показалось лезвие топора.
– Они рубят дверь, вот что происходит, – проорал я. – Есть еще варианты? Какое слово? Может, «шизофрения»?
Я набрал слово, но оно не сработало. Лезвие появилось еще в одном месте.
– Психи, – заорала Ника.
Я ввел, но дверь не открылась.
– Может, «психушка», – сказал я и ввел слово. Не сработало.
Кусок фанеры отлетел и показалась маска Джейсона. А затем в отверстие пролезла когтистая рука Фредди. Еще несколько ударов, и они будут здесь.
– Ребята, не тупим. Слово! Называем слово!
– Безумие. Безумие. Безумие, – повторял Кац.
– Точно, «безумие»!
Я ввел слово – дверь пикнула, щелкнула и открылась. Такой восторг! Мы выскочили из этого ада и оказали в светлой белой комнате с плакатом: «Поздравляем. Вы прошли квест. Идите по стрелкам, и вы спасены».
Ника завизжала и бросилась мне на шею. Я тоже кричал и смеялся. Не знаю, испытывал ли я когда-нибудь столько радости.
Мы вышли из этой комнаты и, пройдя по нарисованным стрелочкам, оказались у двери, ведущей в «смотровую», где мы оставили вещи и Карину.
Я открыл дверь и шагнул туда первым, за мной шла Ника, которая моментально выдала:
– Господи, опять? Да когда это закончится!
Мне сложно было что-либо сказать. Повсюду была разбрызгана кровь и валялись ошметки одежды и дредов. Посреди комнаты лежал, предположительно, Сэм с искромсанным лицом. Под ним растеклась огромная лужа крови, а лицо напоминало порубленную красную капусту: лоскуты кожи и мяса торчали во все стороны. Одежда и тело были тоже изрезаны.
– Очень правдоподобно, – выдавил с большим трудом я. – На грим и антураж парни точно не скупятся.
– Где моя дочь? – воскликнула Ника, глядя на мирно лежащее тело. – Мне все это надоело. Верни мне Карину и выпусти нас из этого дурдома.
В коридоре послышались голоса, и мы с Никой вышли, чтобы проверить.
– Кто хочет фоточку с Джейсоном? – прокричал актер в хоккейной маске и с мачете.
– Ну как? Огненное шоу мы вам устроили? – воскликнул Фредди.
– Блин, ребята, мне эти двое все рассказали. Так круто у вас было, а я весь квест просидела в какой-то коморке, чтобы создалось впечатление, будто меня похитили и убили. Кстати, могли бы и поискать меня, а то разбежались сразу, – стонала Соня.
– Где моя дочь? – выдала грубо Ника.
– Какая дочь? – спросил Фредди.
– Моя! Которую я оставила с Сэмом, а он там притворяется мертвым. Сколько можно уже нас разыгрывать?
– В смысле притворяется мертвым? – удивился Фредди и снял шляпу и маску.
За ним избавился от маски Джейсон. Это были парни лет двадцати. «Джейсон» с длинными темными волосами. «Фредди» с кудрявыми рыжими и веснушками на лице.
Мы все зашли в комнату, и «Джейсон» тут же прохрипел:
– Что здесь происходит?
– Он мертв, – ответил Кац, сидящий на корточках рядом с телом.
– Что значит мертв? – одновременно произнес я, Соня и «Фредди».
– Его кто-то убил, – ответил Кац.
– Этого не может быть. Этого не может быть. Вы снова нас разыгрываете. Это все квест. Это, наверное, вторая часть. Чтобы и я тоже поучаствовала. Но я не хочу больше в этом участвовать. Я хочу домой. Пожалуйста, отпустите нас домой! – в истерике кричала Соня.
– Где моя дочь? – проорала Ника.
– Да что здесь происходит? – закричал я.
– Это какой-то бред. Надо убираться отсюда, – сказал парень в костюме Джейсона и открыл дверь.
Но стоило ему сделать шаг в коридор, как что-то темное, какая-то тень, промелькнула перед ним. Раздался то ли щелчок, то ли хруст. Потом стон, какое-то бульканье и к нам повернулся «Джейсон», держась обеими руками за горло, из которого лилась кровь.
Девушки закричали, «Фредди», кажется, плакал, Кац отошел к противоположной стене и замер там, а меня всего трясло. Я не мог ни говорить, ни дышать, ни двигаться. Парень, который недавно играл маньяка с мачете, прижался к стене и медленно сполз вниз. Минуты три он дергался, задыхался и жутко шевелил губами, пытаясь что-то сказать. А потом он затих. Навсегда.
Казалось, прошло несколько дней, пока мы смогли хоть что-то сделать. Первым делом я захлопнул дверь и повернул задвижку. Кац в это время подошел к телу Джейсона и осмотрел его, после чего произнес:
– Ника, ты же медсестра, может, посмотришь.
– Я работаю в стоматологии. Я никогда в жизни трупов не видела, – закричала Ника. – Да и что на него смотреть? Ему же шею разрезали! Видно же, что он, правда, мертв. Господи, что происходит, где моя дочь?
– Он выглядит так, будто его искромсал Фредди Крюгер, – сказала Соня, глядя сначала на тело Сэма, потом на актера в полосатом свитере.
– Да что за бред вообще! – заорал я. – Что ты несешь!
– А что это еще может быть? – плакала Соня.
– Это не я. Это не я, – повторял парень, что играл Фредди.
– Так, тихо, надо разобраться. Надо понять, что тут происходит. Надо разобраться… Подождите-ка, – сказал я и подошел к своему рюкзаку, что оставил здесь на время квеста.
Я достал лезвия и пересчитал их несколько раз, а потом обратился к Нике:
– Ника, скажи, сколько лезвий ты мне принесла?
– Семь, – ответила та, почти не думая.
– Ты хорошо подумай, сколько лезвий…
– Семь, я же говорю. Нам нельзя брать что-либо просто так в любых количествах. Я взяла ровно столько, сколько можно было. Я точно помню, что их было семь. Я считала.
– А здесь их пять, – тихо произнес я.
– Какие еще лезвия? – спросил «Фредди».
– Это неважно. Главное, что два пропали, – ответил я.
– А еще ребенок, – констатировал Кац.
– Да, моя дочь пропала. Мы должны найти мою дочь, – проговорила Ника, хватая меня за рукав рубашки.
– Нужно найти ключи у Сэма, выбраться отсюда и позвонить в полицию: здесь связь не ловит, – сказал «Фредди», поднимая телефон к потолку в надежде поймать сигнал.
– Нет, – прогремел Кац. – Сначала мы должны помочь девочке. Надо спасти ее. И ключи, скорее всего, у нее. И лезвия… – добавил он тихо, сидя на корточках и прижавшись спиной к стене.
– Что несет твой друг? – воскликнула Ника, обращаясь ко мне.
– Что ты хочешь сказать, Кац? – спросил я.
– Подобное уже случалось, – ответил он.
– Как это? – насторожился я, как и остальные.
– Я никогда не рассказывал, но я сидел в тюрьме, – все притихли. – В общем, там я провел семь лет. Во мне есть страшная сила, которую я обычно сдерживаю. Но иногда, она вырывается, и ее чувствуют дети и люди с нестабильной психикой, как, например, мая мать, страдающая шизофренией. Эта сила появляется ночью или просто в темных помещениях. Сначала моя мать была вполне нормальной, а потом мрак во мне начал проникать в нее…
– Да что за бред ты несешь! – завопила Соня.
– У меня ребенок пропал, маньяк какой-то объявился, трупы повсюду, а вы устроили тут байки у костра, – поддержала подругу Ника.
– Подождите. Дайте ему договорить. Я верю ему, – возразил я. – Кац, так и что там с твоей матерью и тюрьмой?
Кац закатал рукава, и я понял, почему он никогда не ходил в футболках и безрукавках. Все руки были в шрамах.
– Когда это случалось, я ничего не мог с собой поделать. Мама рыдала и выла в своей комнате, а я чесал и раздирал ногтями свои руки, ноги, живот, спину до крови, чтобы успокоиться. Но оно не утихало. Я не мог заглушить это. Оно как будто разрывало меня на части. Каждая ночь становилась кошмаром. Но с годами я научился контролировать это. Спал со светом и не пил, потому что алкоголь только усиливал приступы. Однажды я выпил несколько рюмок на дне рождения бывшего друга и пошел домой. Я зашел в лифт, а вместе со мной женщина с сыном лет пяти. И вдруг лифт остановился, свет погас. Я сразу ощутил, как это проклятье полезло наружу. Я смог его сдержать, но оно завладело ребенком. Он бросился на меня и вцепился в руку. Я лишь хотел сбросить его, но не рассчитал силу. Тот отлетел в противоположную стенку и разбил голову. Мать его в этот момент включила фонарик на телефоне и все увидела. Она попыталась ударить меня, обороняясь, хотя я не нападал, но я схватил ее и случайно сломал ей руку. А потом включился свет. Это была наша соседка. Она знала меня. И заявила в полицию. Меня посадили за нападение. А потом в тюрьме ночью один наркоман напал на меня. Я видел в его глазах эту тьму. Я не смог совладать с собой. Поднял его над собой и ударил головой о бетонный пол. Он умер через несколько минут. Тогда мне продлили срок на пять лет. После того случая я старался ни с кем не дружить и не общаться. Только Никита меня принял и понял. И я знаю, эта страшная сила может завладеть разумом человека и сделать из него монстра.
– Да что за чушь вы несете? – простонал парень в полосатом свитере.
– А я ему верю. Я тоже это почувствовал. Эту тяжесть, эту боль, эту тьму, – сказал серьезно я.
– А почему же остальные ничего не чувствуют кроме страха? – спросила Соня, но ее вопрос остался без ответа.
– Значит, ты хочешь сказать, что это моя дочь там бегает по коридорам и кромсает… – не успела Ника договорить, как за дверью что-то громко зазвенело.
– Это ключи Сэма, – прошептал «Фредди».
– Тихо всем, – негромко произнес я и подошел к двери ближе.
Дзинь, послышалось еще раз. Я подошел совсем близко к двери и услышал, как кто-то вставил ключ в замок. Я схватился за задвижку. Напряжение. Снаружи кто-то пытался повернуть ключ в замке, но я не давал этому произойти. Сила, с которой давили снаружи, усиливалась. Руки у меня совсем вспотели и… задвижка провернулась. Замок щелкнул, и я отскочил от двери.
Мы все прислушались. Тишина. Мучительная, тягучая. Но вот снова послышался звон ключей от удара о бетонный пол, и дверь чуть приоткрылась, а затем топот маленьких босых ножек и заливистый смех.
– Карина, – воскликнула Ника и, распахнув дверь, выскочила направо по коридору.
– Бежим, – прохрипел «Фредди», поднял ключи и помчался налево.
– Меня подожди, – закричала Соня и, хромая на каблуках, побежала в сторону выхода.
Мы с Кацом переглянулись.
– Жди здесь, – сказал я, а сам поспешил за Никой.
Я кричал и звал Нику, но не мог найти ее. Я бегал по коридорам. Темным, прогнившим, в красном свете ламп. Мне тяжело было дышать из-за волнения, пыли, тяжести и вязкости самого воздуха. Казалось, этот лабиринт поглощал нас.
Я услышал шуршание над своей головой. Я прижался к стене, надеясь, что это всего лишь крыса или прогнавшая штукатурка. Шорох прошел и, глубоко вдохнув, я крикнул «Ника», но сам испугался своего голоса, такого хриплого и глухого. Я повернулся, а передо мной стояла она: Ника. Окровавленные волосы облепили ее лицо, а из правой ладони сочилась кровь.
– Господи, Ника, что случилось? – трясущимся голосом спросил я.
– Все хорошо, – ответила она с дикой улыбкой. – Я забрала одно лезвие.
Ника подняла правую руку и продемонстрировала лезвие, зажатое между большим и указательным пальцем. На мизинце и безымянном пальце отсутствовало по одной фаланге, а ладонь была рассечена до кости.
– Ника, – простонал я, – надо перевязать тебе руку.
Я попытался оторвать рукав своей рубашки, но сил не хватило. Я взял лезвие у Ники и отрезал полоску ткани, которой перемотал ей руку.
– Пойдем скорее обратно в комнату, – сказал я, помогая Нике идти.
– Нет, надо найти Карину. Надо спасти мою девочку.
– Хорошо, но сначала…
Из-за угла выскочила Соня и заорала что-то невнятное, когда увидела нас.
– Соня, тихо! Это мы, – крикнул я. – Что ты тут делаешь? Где пацан, который Фредди?
– Не знаю. Он очень быстро бегает. Он убежал, а я заблудилась. Бегала по этим коридорам…
Не успела она договорить, как снова раздался детский смех. Он был повсюду и непонятно, откуда исходил. Еще раз: смех и топот детских ножек.
А потом на мгновение все стихло, и я увидел ее. Она стояла позади Сони. Она напоминала маленькую безумную вдову на похоронах. Вся в черном. Босиком. И с лезвием в руках. Я не мог и слова выдавить, лишь таращился на нее. Соня медленно повернулась, а Карина подскочила и прыгнула на нее, сбив с ног. Карина полоснула лезвием по щеке Сони и замахнулась еще раз, но появился Кац.
Он схватил ребенка и отшвырнул в сторону. Карина оскалилась и помчалась на Каца. Она двигалась будто бесенок из какого-нибудь мультфильма. Хвоста только не хватало.
Она прыгнула на Каца, но тот поймал ее и выхватил лезвие. Он положил девочку на бетонный пол, держа за шею, а та рвала ногтями ему предплечье. Кац занес лезвие над головой.
– Нет! – раздался пронзительный голос Ники.
Кац вонзил лезвие в шею, удерживая обезумевшую девочку. Она дергалась, брыкалась и шипела. Она рвала ему руку, но спастись не могла из мощного хвата Каца. Брызнула кровь на бетон. Кац вонзил лезвие глубже.
– Нет! – теперь уже орал я.
Кац провернул лезвие и потащил его со всей силы вбок, разрывая плоть. Он хрипел и плевался. Он выбросил лезвие на пыльный бетон и просто ждал, продолжая держать утихающего ребенка.
Он отпустил ее и упал. Из его шеи хлестала кровь, а девочка в ужасе попятилась в нашу сторону. Еще пару мгновений и Кац покинул нас. Он принес себя в жертву, чтобы спасти Карину, которая уже через несколько минут отключилась и проспала сутки.
Мы долго молчали. Соня держалась за щеку и плакала. Ника, бледная, но счастливая, взяла на руки Карину. Я сидел рядом с телом Каца.
– Я на минуту, – произнес я тихо и удалился в комнату, где лежало два трупа.
Я открыл программу записи видео и удалил все, что камеры успели запечатлеть. Это было лишнее. Безумные кадры безумной трагедии.
Я вернулся к Нике и Соне и все им объяснил. Мы не могли допустить, чтобы жертва Каца оказалась зря. Иначе нас всех бы отправили в психушку, а Карину в детдом.
Мы договорились, что будем повторять одну версию событий, будто Кац сошел с ума, украл лезвия, и именно он творил все эти безумства. Это он напал на Сэма и «Джейсона». Это он пытался убить нас и даже некоторых ранил. Он по наследству от матери получил страшное заболевание, которое и привело к этим ужасным последствиям. Мне было невероятно сложно внушить себе, но так было нужно. Он пожертвовал собой, чтобы спасти нас. Да, нам придется во всем обвинить его, но я никогда не забуду то, что он сделал ради нас. Он был лучшим человеком из всех, кого я когда-либо знал. Именно таким останется в моей памяти мой добрый друг, здоровяк Кац.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/nikita-fred-deks/territoriya-breda-66878253/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.