Главная страница | Философия и логика | Казимир Лыщинский: 330 лет загадок

Казимир Лыщинский: 330 лет загадок
Д. Жуковский

Л. Дроздов


Казимир Лыщинский стал знаменит в 1689 году. О нем писали во Франции, Италии, Германии, Польше и Литве. Он оказался в центре самого скандального судебного процесса в истории Беларуси. Его делом занимался папа римский. Философы всегда делали акцент на его атеизме, историки им мало интересовались. Кем на самом деле был человек, которого сожгли на костре? Солдат, монах, политик, судья, мыслитель? Обладатель несметных сокровищ? Белорус, который «убил» Бога? Закоренелый безбожник или скромный ученый?





Казимир Лыщинский: 330 лет загадок



Л. Дроздов

Д. Жуковский



Дизайнер обложки Г. Альтшулер

Редактор Н. Алексеева

Фотограф Л. Дроздов



© Л. Дроздов, 2024

© Д. Жуковский, 2024

© Г. Альтшулер, дизайн обложки, 2024

© Л. Дроздов, фотографии, 2024



ISBN 978-5-0055-1978-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Предисловие


Итак, вы готовы погрузиться в невероятнейшую историю, которая много лет назад произошла в реальной жизни?

Возможно, эта нарочито интригующая фраза вызвала на вашем лице ироничную улыбку или заставила вашу левую бровь изогнуться в удивлении. А может быть, вы даже захотели возразить, что немало видели собственными глазами и слышали собственными ушами, еще больше узнали из книг и фильмов, да и вообще, все заслуживающие внимания истории, приключившиеся на белорусской земле, давно рассказаны и положены на бумагу, Владимир Короткевич, Василь Быков, Кондрат Крапива и Иван Мележ в белорусской литературе уже случились, а равных им мастеров слова нет и не предвидится в ближайшие сто лет, так что и говорить не о чем.

Однако позвольте все же попросить вашего внимания. Хотите верьте, хотите нет, эта история не оставит вас равнодушными. Вы будете сопереживать и раздражаться, сострадать и возмущаться, сжимать кулаки от сознания собственного бессилия, от невозможности повернуть колесо истории вспять, содрогаться от ужасной несправедливости.

Эта история документальная, основанная на реальных событиях, которые даже изощреннейший писательский ум вряд ли смог бы смоделировать. Она сама жизнь во всех ее немыслимых хитросплетениях – с любовью до гробовой доски, научными исследованиями, способными перевернуть мир, тайными интригами, ночными похищениями, незаконным заключением, несметными сокровищами, войнами, несправедливым судом и жестокой казнью. В ней нет ничего придуманного, только факты – интересные и шокирующие. В некоторые из них невозможно поверить, но отрицание явления, увы, явления не отменяет.

Книга получилась полемической. Мы, конечно, не претендуем на истину в последней инстанции, несмотря на то, что с целью докопаться до этой самой истины вновь подняли и проанализировали немало документов. Как выяснилось, многие опубликованные материалы прошлых веков противоречат друг другу, особенно что касается дат, а каждый факт оброс несколькими толкованиями. Так что изложить все последовательно, логично и системно оказалось совсем непросто. Непросто было и понять, с чего начать. Зацепок в этой истории несколько, и каждая из них по-своему интересна.

Зацепка первая. Помните фразу Михаила Булгакова, которая стала идиомой, – «рукописи не горят». Три коротких слова, в которых заключается глубочайший смысл. Нельзя уничтожить человеческую мысль – ни запрещая, ни сжигая, ни даже убивая.

У белорусов подобные фразы тоже имеются. Я. Купала в знаменитой поэме «Курган» утверждал, что «не скуеш толькi дум ланцугамi». А драматург А. Петрашкевич назвал пьесу о Франциске Скорине «Напiсанае застаецца». Правда, это не находка автора, а всего лишь калька известного латинского выражения: verba volant, scripta manent – слова улетают, написанное остается.

К большому сожалению, в физическом смысле рукописи горят. Возьмем, к примеру, Полоцкую летопись, которая исчезла то ли в огне многочисленных войн, то ли в руках российских захватчиков. Все, что от нее осталось, – три небольших абзаца. Та же судьба, скорее всего, постигла «Рассказы о деяниях царя Дмитрия» (Opowiedzanie zdarzen Dymitra cara) за авторством сына Льва Сапеги Криштофа Николая.

Вот и трактат De non existentia Dei («О несуществовании Бога»), написанный нашим героем, по официальной версии, публично сожгли на Старой площади в Варшаве 30 марта 1689 года. Только его название было способно повергнуть в шок практически любого в то время живущего, ибо, как учит Библия, Бог создал и мир и все в нем. В трактате же доказывалось отсутствие Бога. Сама эта мысль считалась величайшей крамолой.

Трактат был главным научным трудом нашего героя, свидетельством его незаурядного ума и… главным доказательством в уголовном преследовании. Считается, что от этой работы сохранилось всего лишь пять небольших фрагментов объемом меньше чем полстранички текста. Но и того хватило, чтобы мысли пережили автора.

Зацепка вторая. Человеческая память избирательна. На первом плане у нее люди, которые пролили реки крови: полководцы, тираны, диктаторы. Люди-людоеды, люди – военные преступники. Если бы и следовало о них писать, то лишь с непременным осуждением, как о вселенском зле. Их-то, по большому счету, и людьми назвать нельзя. Это скорее нелюди, маньяки и убийцы. Александр Македонский, Чингизхан, Ганнибал, Юлий Цезарь, Тимур-Тамерлан, Атилла, Наполеон, Гитлер, Сталин… На их совести миллионы смертей ни в чем не повинных людей. Но именно они становятся кумирами, именно о них снимают фильмы, пишут романы и поэмы, слагают легенды. Похоже, человечество ничему не учится, и все в этом мире повторяется, трагедии в том числе.

На втором плане у человеческой памяти политики более мирного толка. В их ряду Черчилль, Рузвельт, генерал де Голль, премьер-министр Витте, канцлеры Бисмарк и Сапега, министры иностранных дел Талейран и Громыко, первые секретари компартий Брежнев и Машеров.

Третий эшелон – творческие работники: писатели, поэты, ученые, артисты, композиторы. Вряд ли стоит приводить примеры этих великих личностей, потому как наверняка каждый из вас сформировал их ранжир, исходя из собственного вкуса и предпочтений.

Задворки памяти отведены для жертв. Все, чего их удостоивают, – одна-две строчки (Жанна д’Арк не в счет, она немногочисленное исключение из правила). Удел жертв – сухая статистика. Немало людей ею даже владеют. Многим, например, известно, что во второй мировой войне только в одной Беларуси погибло от 2,5 до 3 миллионов человек. Эти цифры никого не оставляют равнодушным. Но лица среди них неразличимы – только океан преждевременных смертей. А ведь за каждой насильственной смертью стоит личная трагедия. Трагедия, которая уже, по сути, никому не интересна: был человек – нет человека. Трагедия, которая стала привычной, рядовой, обыденной.

Жизнь нашего героя тоже закончилась трагически. Он тоже пал безвинной жертвой, но оказался слишком яркой звездой, свет которой не могут скрыть плотные ряды великих. Уже к 1986 году о нем написали как минимум 600 раз, причем не только белорусы, но и поляки, литовцы, немцы, французы, русские, итальянцы.

Получается, наш герой не просто жертва, а жертва знаменитая. Во время сеймового суда поляки с пеной у рта требовали его казни и состязались в изобретении самых изощренных и чудовищных способов умерщвления, а немцы и французы невозмутимо описали события этой трагедии в своих хрониках, чтобы приспособить их для своих нужд. Среди поляков и этнических литовцев не нашлось ни одного, кто бы встал и открыто выступил в поддержку. Лишь три литвина-белоруса рискнули высказаться против большинства. Зато сейчас, спустя 300 лет, одни называют свою жертву «великим польским атеистом», другие – «основоположником литовского атеизма». Они зачислили эту жертву себе в актив, потому что трактат жертвы, даже изъятый и недоступный для чтения, оказался на удивление провидческой и чрезвычайно влиятельной работой, которая на сотню лет опережала достижения лучших умов человечества той поры.

Зацепка третья. Любите ли вы разгадывать исторические загадки? Желает ли кто-нибудь из вас почувствовать себя Антоном Космичем, главным героем знаменитого романа Владимира Короткевича «Черный замок Ольшанский»? Если да, тогда вы наш читатель. Вместе нам предстоит разобраться с одной из самых запутанных головоломок в судебной истории Беларуси, во всех ее подробностях и деталях, которые до сего дня вам точно не были известны. Вы, конечно, можете упрекнуть нас в самонадеянности, но, поверьте, исторические документы, которые нам посчастливилось держать в руках, дают право говорить так и позволяют углубить знания о главном герое самого скандального судебного процесса в истории Беларуси.

Эта история сплошь состоит из загадок. Проверке и перепроверке подлежит каждый факт. Делать сколько-нибудь вразумительные умозаключения, не сверив с первоисточником выводы предшественников, невозможно. Один неверный шаг – и вся концепция разваливается на глазах.

Главные герои этой головоломки – престарелый отец Гераним Казимир Лыщинский, бывший судья городской брестский и подстолий мельницкий, действующий подсудок брестский земский, его жена Софья Балынская и их четверо сыновей: Матвей, Казимир, Петр и Викентий.

Самый знаменитый из них – подсудок воеводства Брестского Казимир Лыщинский, жертва и герой.

Всех участников этой истории и не перечислить. Свой неизгладимый след в ней оставили король польский и великий князь литовский Ян III Собеский и все высшее католическое духовенство Великого княжества Литовского (ВКЛ) и Королевства Польского. Через личного представителя Джакопо Кантельмо действовал папа римский. К ним присоединились сенаторы и депутаты обеих палат объединенного сейма Речи Посполитой, главный государственный обвинитель ВКЛ, маршалок Варшавского сейма, адвокаты и еще много-много заинтересованных лиц, большей частью завидующих чужому богатству и чужому успеху.

Три с лишком столетия множество людей пытались разобраться в этой исторической загадке. Однако и на сегодня все точки над «i» расставить не получилось. Так что, вооружившись представленной здесь информацией, вы сможете заняться расследованием самостоятельно.



    Л. М. Дроздов




Слова ад суаyтара


Человека, человека давайте мне!

Гончаров. «Обломов»


У сумнай гiсторыi жыцця i смерцi Казiмiра Лышчынскага yсё проста i зразумела толькi на першы погляд: жыy-быy шляхцiч сярэдняе рукi, пазычыy грошы суседу, а той замест каб аддаць з падзякай, напiсаy данос, абвiнавацiyшы крэдытора y атэiзме. На двары канец XVII стагоддзя, абвiнавачаны трапляе y вязнiцу, а пасля – на вогнiшча разам са сваiм атэiстычным трактатам, ад якога толькi й засталося, што быy ён вельмi атэiстычны.

Чытаючы шматлiкiя, чаго тут хаваць, артыкулы, кнiгi i дакументы, датычныя Казiмiра Лышчынскага, немагчыма адпрэчыць адчуванне, што гэта сцэнар вострасюжэтнага серыяла «Юрыст, спалены на вогнiшчы» y стылi unreliable narrator, блiскуча рэалiзаваны Уiлкi Колiнзам у класiчным «Месячным каменi». Упэyненыя галасы ненадзейных або недасведчаных сведкаy ткуць супярэчлiвую i шмат у чым непераканаyчую гiсторыю. Што там казаць, гiсторыю, у якую амаль немагчыма паверыць, калi б не надавала ёй незваротную сапраyднасць жудасная сцэна смяротнага пакарання: чалавеку адсякаюць галаву, цела спальваюць, а попелам страляюць з гарматы.

Глыбейшае знаёмства з гiсторыяй Казiмiра Лышчынскага здзiyляе, з аднаго боку, колькасцю пытанняy, якiя дагэтуль застаюцца без адказу, а з другога – колькасцю дакументаy, якiя патэнцыйна могуць гэтыя адказы прапанаваць, але дзесяцiгоддзi ляжаць у архiвах некранутымi. Тым больш, што дзякуючы сучасным тэхналогiям шмат якiя рэдкiя выданнi i нават архiyныя матар’ялы можна атрымаць праз iнтэрнэт малым коштам i не злазячы з канапы.

Уражваюць, не заyсёды прыемна, яскравыя характары. Вось iнтэлектуал Лышчынскi, седзячы y сваiх Лышчыцах, выпiсвае y таемны сшытак «чалавек есть творцам Бога». Вось Пётр Станiслаy Грэк адчайна шукае шляхоy заняць добрую пасаду y берасцейскiм ваяводстве. Вось Людвiк Пацей баронiць на варшаyскiм сойме свайго калегу i земляка Лышчынскага, але y нейкi момант адыходзiць у цень – каб праз некалькi год зрабiць фантастычную кар’еру аж да найвышэйшай у Вялiкiм княстве пасады ваяводы вiленскага. А вось Анжэй Хрызастом Залускi, бiскуп, лацiнiст, палiтык i садыст у адной асобе, нават пасля смерцi Лышчынскага не можа супакоiцца i распiсвае на паперы тыя пакуты i здзекi, якiя, на шчасце, у самых варварскiх сваiх падрабязнасцях не адпавядаюць рэчаiснасцi. Вось i папскi нунцый Якуб Кантэльмi, якi шкадуе, што не атрымалася yжыць да абвiнавачанага «належныя» па стандартах iнквiзiцыi катаваннi.

З расправы над брэсцкiм падсудкам паyстала i паyстае дагэтуль шмат пытанняy. Часткаю – да ягоных сучаснiкаy, але немалая доля – да даследчыкаy двух апошнiх стагоддзяy. Можна зразумець, чаму савецкiх фiлосафаy (у большай ступенi) i гiсторыкаy (у значна меншай) надта ж цiкавiy атэiстычны трактат Лышчынскага, але падрабязнасцi жыцця прадстаyнiка паноyнага класу шляхты Рэчы Паспалiтай былi забароненай тэмай. Нашмат цяжэй уцямiць, чаму асоба Лышчынскага, гiсторыя яго роду, абставiны яго жыцця i дзейнасцi на нiве асветы, палiтыкi, правасуддзя, нарэшце, гiсторыя яго мiфа застаюцца y значнай ступенi па-за yвагаю сучасных беларускiх гiсторыкаy, нягледзячы на вiдавочную патрэбу y пераасэнсаваннi ранейшых ацэнак.

Прыкладам, даследчыкi дзесяцiгоддзямi прастадушна пiшуць пра пазыку y сто тысяч талераy – грошы, ад якiх не тое што y князя, але y караля вочы загарэлiся б. І гэта сярэдняе рукi шляхцiч пазычае суседу? Адкуль такiя капiталы i навошта яны Яну Казiмiру Бжоску, якi, мяркуючы па сцiплых пра яго звестках, не будаваy над Мухаyцом другi Вэрсаль i не ладзiy экспедыцыю для захопу Стамбула?

А ягоны крэдытор Лышчынскi, гэты прыхаваны граф Монтэ Крыста зямлi берасцейскай? Спачатку iезуiт-навiцый, пасля соймавы палiтык, паспяховы судовы чыноyнiк i, урэшце рэшт, выкрыты блюзнер i «забойца Бога», ён сапраyды пiсаy у вольны ад шматлiкiх заняткаy час лацiнскi трактат, якi па смеласцi пераyзыходзiy усё створанае на той час у хрысцiянскiм свеце? Хто ён – чалавек, якi паводле абвiнавачвання нi больш нi менш кiнуy выклiк Богу, або правiнцыйны дзiвак i ахвяра суседскае хцiвасцi?

Кнiга, якая прапануецца вашай увазе, не адказвае на yсе гэтыя пытаннi i не прэтэндуе на статус навуковае працы. Яе задача – сабраць i выкласцi перад чытачом як мага болей пра лёс чалавека з роду Лышчынскiх, ягоную асобу i атачэнне, у якiм ён жыy, працаваy i загiнуy, ды пра памяць, якую аб сабе пакiнуy. На першым плане не фiласофiя, а факты бiяграфii праз погляд юрыста – бо y працэсе Лышчынскага з выключнай яскравасцю адлюстравалiся асаблiвасцi дзяржавы Рэчы Паспалiтай i яе грамадства y эпоху Контррэфармацыi, сутыкненне iдэалаy хай сабе феадальнай, але прававой дзяржавы, шляхецкай вольнасцi i рэлiгiйнага фанатызму, адвечныя канфлiкты памiж асобай, прагнай iсцiны, грамадствам, прагным стабiльнасцi, i yладай, прагнай… абсалютнай улады.

Калi гiсторыя, выкладзеная на гэтых старонках, падштурхне кагосьцi працягнуць даследваннi y гэтым напрамку – цудоyна. Калi нехта з чытачоy вырашыць зрабiць тое ж сродкамi мастацтва – выдатна. Калi, нарэшце, нехта проста задумаецца над паралелямi памiж мiнулым трохсотгадовай даyнiны i нашай, не заyсёды прыyкраснай, рэчаiснасцю – таксама адна з мэтаy будзе дасягнутая.

* * *

У дадатак – некалькi заyваг асабiстага характару. Мне было, мусiць, гадоy шаснаццаць, калi да нас у школу завiтаy з лекцыяй па навуковым атэiзме Я. Н. Мараш. Калi б хто мне тады сказаy, што я якiм-небудзь чынам працягну ягоныя даследваннi, я быy бы моцна здзiyлены: навуковы атэiзм не выклiкаy у мяне энтузiязму. Але сталася так, што знаходкi Якава Навумавiча занялi y кнiзе пачэснае месца. Таму на завяршэнне гэтае прадмовы дазволю сабе выказаць падзяку yсiм, хто ахвяраваy свае сiлы i час разблытванню абставiнаy трагедыi Казiмiра Лышчынскага, вышукванню ацалелых фрагментаy ягонага трактату, а таксама Валянцiну Пятровiчу Грыцкевiчу, якi шчырымi натхнёнымi размовамi перадаy мне крыху свайго захаплення навукай i рамяством гiсторыi.



    Д. А. Жукоyскi




Глава 1. Родословная


Эта глава не только дань традиции. Чтобы лучше понимать человека, важно знать, где находятся его исторические корни, на какой земле он вырос. Мы расскажем о прародителях нашего героя, о тех, кто непосредственно принимал участие в его воспитании и кто мог повлиять на него косвенно. Чувство принадлежности к роду, тем более к роду дворянскому, очень много значило в те времена.

Невдалеке от нынешней юго-западной границы Беларуси с Польшей и примерно в паре десятков километров к северо-западу от центра Бреста стоит небольшая деревенька Лыщицы. Фамилию нашего героя всегда напрямую связывали с родовым имением его семьи. На протяжении нескольких веков эта деревенька упоминалась в различных документах, которые хранятся в архивах Беларуси, Литвы, Польши и Украины. Долгое время Лыщицы были главными в этом регионе. Например, в 1913 году волость в Брест-Литовском повете, где располагались основные земельные владения Лыщинских, официально называлась Лыщинской.

Сегодня Лыщицы – это несколько десятков жилых домов, магазин да кладбище. Они входят в состав крупного сельхозпредприятия «Остромечево». Впрочем, кое-что напоминает о былом значении этого селения: одна из улиц вымощена бутовым камнем. Это, конечно, не тысячелетняя римская дорога, но все же показатель того, что Лыщицы знавали и лучшие времена.

Статистика утверждает, что в 2018 году в Лыщицах числилось чуть меньше 80 человек. Однако прежде народу там жило много. В 1878 году, например, раз в шесть больше.

Рядом с ныне захудалой деревенькой расположено крупное месторождение торфа. Однако знаменита она совершенно другим.

Здесь, как утверждают многие отечественные и зарубежные историки, 4 марта 1634 года появился на свет маленький шляхтич, который впоследствии проявлял большие способности к разным наукам, отличался свободомыслием, владел несметными богатствами. Звали его Казимир Лыщинский.

У белорусской шляхты в крови было желание возвысить свой род, да так, чтобы у соседей дух захватывало. Грешили этим и представители знаменитых магнатских фамилий, и те, кто оставались в тени. Сапеги, например, выводили свой род от великого князя Витеня, хотя никакого отношения к нему не имели, Винцент Дунин-Марцинкевич – от датчанина Петра Дунина, который якобы прибыл в Польшу в 1124 году и за свою жизнь построил там 30 монастырей и 77 костелов.

Не был оригинален в этом смысле и князь Лев Лыщинский-Троекуров. В 1907 году он опубликовал книгу «Род дворян Лыщинских. Материалы для составления 157 родословий». Он не только напечатал свое исследование на двух языках – русском и польском, но и написал поэму «На плаху» (1910), в которой создал поэтический образ Казимира Лыщинского. Этим исследованием Лев Лыщинский прославлял и свой род, и себя самого. Он публично демонстрировал, что является прямым потомком (в 12-м колене) Никиты Романовича Захарьина-Юрьева – основоположника царского рода Романовых. Правда, потомком он был «по кудели», а не «по мечу».

В общем, если верить Льву Лыщинскому-Троекурову, его род по древности не уступал царскому дому Романовых. На это прямо указывает родословная таблица, содержащаяся в книге[1 - Лыщинский Л. Род дворян Лыщинских. Материалы для составления 157 родословий. Спб., 1907. С. 157.]. В ней автор находится на одном уровне с наследником российского трона Алексеем Романовым, сыном императора Николая II.

История Лыщиц по документам прослеживается с начала XVI века. В 1522 году владельцами Лыщиц числятся Васко и Ивашко Лыщинские. В 1528 году некто Михно Дробишевич Лыщинский отписал свое имение в Лыщицах и Кустыне Александру Хадкевичу, берестейскому старосте и маршалку. Еще один из Лыщинских, Богдан Пронкевич, отметился судебным спором с брестским евреем Гошкой Кожчичем в январе 1542 года. Спор заключался в следующем. Лыщинский задолжал Кожчичу 10 коп литовских грошей, долг длительное время не возвращал. Не надеясь найти на него управу в ВКЛ Кожчич арестовал и упрятал должника в тюрьму с помощью властей королевства польского. Это было грубейшим нарушением законов ВКЛ. В порядке компенсации за бесчестье Лыщинскому присудили 20 рублев, то есть 20 коп грошей[2 - Документ №166 // Литовская метрика (1541—1542). 27-я книга записей. Вильнюс: изд-во Вильнюсского университета. 2016. С. 147.]. Столько же взыскали в казну. В итоге брестский еврей и долг не вернул, и потерял в 4 раза больше.

Первый известный по документам Лыщинский – Лев, полный тезка автора книги. Возможно, этот факт стал отправной точкой в генеалогическом исследовании. Несмотря на неправдоподобное описание глубокой древности, это исследование ценно тем, что в нем собрана и проанализирована информация по истории рода с начала ХVI века до начала ХХ.

Лыщинские были весьма целеустремленными людьми. В первой половине ХIХ века они проделали титаническую работу, собирая документы, относящиеся к своей родословной. Отчасти их действия были вынужденными, ибо российские власти после разделов Речи Посполитой и захвата ВКЛ требовали документально подтвердить принадлежность к дворянскому сословию. Белорусы делали для этого все, что могли: обивали пороги судов и архивов (благо архивы в ВКЛ велись с незапамятных времен и метрика ВКЛ (государственный архив) насчитывает сотни томов) и даже фабриковали недостающие документы. Но Лыщинским прибегать к фальсификации не было необходимости: они шляхтичи с вековыми корнями. А вот времени пришлось потратить немало.

Как утверждает Лев Лыщинский-Троекуров, основоположник рода был внуком или правнуком Юрия Дмитриевича, владевшего имением Мальчицы. Тот, в свою очередь, приходился сыном Дмитрию Дмитриевичу, канцлеру земель русских, и внуком Дмитрию Божидару. Юрия Дмитриевича предлагается считать родоначальником всех Лыщинских – выходцев из ВКЛ, а его братьев – родоначальниками польской ветви. Приводятся сведения и о некоем Чупе Корчаке, в качестве представителя ВКЛ подписавшем акт Городельской унии с Польшей в 1413 году[3 - Лыщинский Л. Указ соч. С. 150.].

Однако все вышеприведенные сведения относятся к разряду легенды, поэтому мы не станем дальше пересказывать исторические анекдоты. Желающие могут самостоятельно прочитать книгу Льва Лыщинского[4 - Там же. С. 9.], которая ныне доступна в интернете.

Нам точно известны прадед и прабабка, дед и бабка Казимира Лыщинского по отцовской линии, отец и мать. Его предков до 1506 года идентифицировать по документам невозможно.

Первым официально известным владельцем Лыщиц значится Лев Лыщинский герба «Корчак» (~1506 – ~1577)[5 - Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). Wydawnictwo Towarzystwa Krzewienia Kultury Swieckiej. Lodz. 1989, S. 6 (указаны две даты рождения Л. Лыщинского – 1506 и 1509 годы, вероятно, ошибка при наборе текста).]. Это прадед нашего героя. Годы его жизни мы можем указать только примерно («согласно семейной традиции»[6 - Лыщинский Л. Указ. соч. С. 14.]). Он владел Лыщицами как вотчиной («отчиной, отчизной»). То есть это имение досталось ему от отца по праву наследования, а не было получено им на службе у великого князя литовского.

Лев Лыщинский был женат на Барбаре Мысловской герба «Налеч», которая принесла ему в приданое имение Доброниж, расположенное невдалеке от Лыщиц. В работах белорусских историков и философов написание фамилии жены Льва несколько отличается от польского варианта – Варвара Мыславская[7 - Прокошина Е., Шалькевич В. Казимир Лыщинский. Мн.: Беларусь, 1986. С. 22.]. Мы придерживаемся версии, подтверждаемой документально, – «Барбара з Мыслова».

Доброниж на многие годы стал вторым родовым имением Лыщинских. При любом раскладе они всегда старались сохранить эти земли за собой: в период феодализма земля была главным богатством.

У Льва Лыщинского и Барбары Мысловской родились три сына: Константин, Станислав и Ян (Иван). Возможно, детей у них было больше, но выжили только эти. Именно о них сохранились сведения в письменных источниках.

Лев Лыщинский прожил более 70 лет, а его жена пережила мужа. Вероятно, она была значительно моложе. Браки взрослых самостоятельных мужей на юных девицах в ту пору были не в диковинку.

В истории он отметился двумя судебными тяжбами, которые подтверждаются документально. С первым иском обратился в Брестский городской суд 17 августа 1569 года, буквально спустя месяц после утверждения Люблинской унии королем польским и великим князем литовским Сигизмундом II Августом. Иск касался расхищения скирды хлеба[8 - Иск Л. Лыщинского от 17.08.1569 г. // NIAB_LA_319_2_1884_069—069b.]. Второй иск был подан в суд 9 мая 1577 года против пана Крупицкого. Этот шляхтич действовал как заправский разбойник с большой дороги. По пути из Лыщиц в Доброниж Крупицкий отнял у слуги Льва Лыщинского двух волов (гнедого и черного) и коня[9 - Иск Л. Лыщинского от 09.05.1577 г. // NIAB_LA_319_2_1884_068—068b.]. Мы не знаем, чем закончились оба эти дела, но хочется верить, что справедливость восторжествовала.

Незадолго до смерти Лев Лыщинский разделил свое имение Лыщицы поровну между тремя сыновьями.

После его смерти жена недолго вдовствовала и в скором времени вышла замуж за местного шляхтича Василия Горновского, родила ему двух сыновей (Петра и Андрея) и дочерей. Барбара была женщиной бережливой и с деньгами дружила, но в детях своих от первого брака души не чаяла. А потому в январе 1597 года выкупила у пана Петра Добронижского имение Доброниж за 110 коп литовских грошей и тоже разделила перед смертью между своими сыновьями от первого брака[10 - Дарственная Б. Мысловской от 29.01.1597 г. // NIAB_LA_319_2_1884_066—067b; Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 22.]. Лев и Барбара – прадед и прабабка Казимира Лыщинского.

Дедом нашего героя был их сын Константин. Он родился примерно в 1550 году и был практически ровесником знаменитого Льва Сапеги (разница в возрасте у них составляла семь лет). Константин женился на Анне Суходольской, и они произвели на свет двух сыновей – Геранима (старший) и Луку (младший).

Отцом Константин стал в зрелом возрасте – в 44 года. Он состоял на государственной службе, занимал должность ловчего. В его ведении была организация охоты для великого князя, когда тот находился в Брестском воеводстве.

В архиве Брестского городского суда сохранился подписанный Константином Лыщинским документ о разделе имения между сыновьями. Он датирован 22 октября 1639 года. В момент подписания дележного документа его внуку Казимиру уже шел шестой год от роду. А значит, дед вполне мог принимать посильное участие в воспитании мальчика. Этот документ – пример истинной отцовской любви и заботы. Начинается он с декларации целей: «Я, Константин Лыщинский, желая, чтобы братняя обоюдная любовь между сыновьями моими Иеронимом и Лукой была нерушима, постоянно в смирении соблюдаема, в предупреждение распрям и междуусобиям, которые нередко происходят и могут в отношении мыз (отдельно стоящие усадьбы. – Прим. авт.) встретиться, постановляю…»[11 - Лыщинский Л. Указ. соч. С. 150.]

В 1639 году Константину Лыщинскому было примерно 89 лет. Для той поры возраст уникальный. Впрочем, в семье Лыщинских это не было редкостью. Ум, поздние браки, богатырское здоровье и невероятное долголетие – приметы мужчин этого рода.

Но здоровье здоровьем, а песка в песочных часах становилось все меньше. Вот и позаботился он о сыновьях – составил дележный документ. Сам же остался жить у младшего, Луки, которому перешла усадьба в Лыщицах. Поскольку она была побогаче, старший, Гераним (отец Казимира Лыщинского), помимо новой собственной усадьбы, тоже в Лыщицах, в порядке компенсации получил дом в Доброниже, который стоял у самого пруда, но для равновесия должен был отдать Луке свою старую усадьбу в Лыщицах. В общем, каждому из сыновей Константина Лыщинского досталось по два дома с хозяйственными постройками, землями и прочим. Отец едва ли не с математической точностью разделил имущество поровну.

Дележный документ однозначно указывает: сыновья выросли, крепко стали на ноги, женились, а потому и хозяйствовать должны самостоятельно.

Константина Лыщинского похоронили в родовом поместье в Лыщицах вместе с женой, вероятнее всего, на территории местной церкви. В пользу церкви, а не костела говорят документы, в частности завещание младшего сына, в котором указано: «Прошу сыновей моих похоронить меня по христианскому обряду в нашей церкви в Лыщицах, где почивают тела предшественников и родителей наших»[12 - Духовная Л. Лыщинского // Лыщинский Л. Указ. соч. С. 152.]. Обращает на себя внимание и тот факт, что Лука Лыщинский называет церковь нашей. Возможно, построили ее как раз Лыщинские.

Гераним Лыщинский – несомненный католик по вероисповеданию. Целую страницу в своем завещании он отводит перечислению пожертвований монастырям, костелам, церквям в Бресте и его окрестностях. При этом обычное пожертвование на костел составляет не менее 15 злотых, на церкви – по 10 злотых, а на Лыщинскую церковь – 20 злотых[13 - Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072b.]. Сверх денежного взноса Гераним Лыщинский жертвует Лыщинской церкви «черные камлетовые ризы». За этим загадочным подарком скрывается верхнее облачение священника, сшитое из черного сукна и надеваемое во время богослужения. По всему видно, что старший сын Константина тоже питал особую привязанность к этой церкви. Полагаем, потому, что там покоились его родители.

Говорит о церкви в Лыщицах в своем завещании и старший брат Казимира Лыщинского Матвей: «Тело мое грешное… должно быть похоронено в церкви Лыщинской»[14 - Завещание М. Лыщинского от 13.01.1673 г. // NIAB_LA_319_2_1884_076.].

Эта церковь неоднократно упоминается в архивных документах. Например, зафиксированы вот такие истории. 13 сентября 1726 года с иском в Брестский городской суд обратился митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси Лев Кишка по факту убийства лыщицкого священника Фомы Крымского. Претензии в суде были заявлены предстоятелем униатской церкви[15 - Документ №102 //Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Том III. Акты Брестского гродского суда. Вильна: В типографии Губернского правления, 1870. С. 152.]. 15 июня 1795 года в Брестский земский суд был представлен документ от местной помещицы Марианны Лыщинской, которым подтверждалось право на приход Лыщицкой церкви, данное ею священнику Хацкевичу[16 - Документ №53 //Акты, издаваемые археографической комиссией, высочайше учрежденной в Вильне. Том II. Акты Брестского земского суда. Вильна: В типографии Губернского правления, 1867. С. 118.].

Исходя из этих пусть и косвенных фактов, можно с большой долей вероятности утверждать, что первые Лыщинские были православными (на это указывают и их одинарные имена: Лев, Петр, Ян (Иван), Лука, Константин, у католиков были приняты двойные), а после 1596 года они перешли в униатство.

Версия о том, что Лыщинские изначально конфессиально принадлежали православию, бытует и в сочинениях белорусских историков[17 - Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 21.]. Польские ученые эту тему особо не затрагивают, им она крайне невыгодна.

Нельзя не сказать несколько слов о гербе, которым многие столетия пользовались Лыщинские. Это герб «Корчак». В Польше он известен с 1142 года, в 1413 году упоминается в документе Городельской унии ВКЛ и Королевства Польского. По мнению Яна Длугоша (1415 – 1480), герб был создан королем Людовиком I[18 - Лыщинский Л. Указ. соч. С. 1, 10.]. Полагаем, Чупа Корчак получил этот герб по Городельской унии.

Помимо Лыщинских, гербом «Корчак» пользовались более 270 шляхетских родов Беларуси, Украины, Литвы и Польши. Частновладельческий герб Лыщинских включает шлем и щит. Шлем венчает княжеская корона, поверх нее – золотая чаша, из которой смотрит влево собака с согнутыми передними лапами. На щите изображены три серебряные реки примерно одинаковой длины. Вверху щита – крупный крест, внизу – охотничий рог. Последние две детали характерны только для герба Лыщинских. Щит справа и слева поддерживают два льва, стоящие на задних лапах[19 - Лыщинский Л. Указ. соч. С. 1, 10.].

Лыщинские в самом начале ХVI века облюбовали Брестское воеводство. ВКЛ – это их родина, они основательно обосновались здесь, занимали государственные должности, защищали свою страну с оружием в руках, представляли ее интересы на сеймах. Изначально Лыщинские исповедовали православие, затем – униатство и католичество, что типично для белорусской шляхты. Лыщицы и Доброниж стали их родовыми усадьбами. Тут рождались наследники. Именно здесь появился на свет Казимир Лыщинский – брестский шляхтич как минимум в четвертом поколении. По гражданству он стопроцентный литвин, в нынешнем понимании – белорус. Считать Казимира Лыщинского поляком нет никаких оснований. Об этом еще 100 лет назад однозначно заявили белорусские ученые[20 - Дружчыц В. Казiмiр Лышчынскi – беларускi бязбожнiк XVII веку // Полымя. 1927. № 2. С. 156.] и неоднократно подтверждали свою точку зрения[21 - Алексютовiч М. З глыбiнь стагоддзяy. Беларускi фiлосаф Казiмiр Лышчынскi // Полымя. 1966. №1. С. 142; Майхровiч С. Выдатны беларускi фiлосаф// Беларусь. 1968. № 11.].




Глава 2. Отец


Поводов написать эту главу было несколько, и каждый из них достойный.

Во-первых, отец Казимира Лыщинского никогда не становился объектом сколько-нибудь значительного самостоятельного исследования. Он всегда был в тени сына. Ему всегда уделялось непропорционально мало внимания.

Во-вторых, этот человек сыграл выдающуюся роль в воспитании Казимира и формировании его взглядов. Сын во многом шел по стопам отца. Рискнем заявить: имей он другого родителя, трактат «О несуществовании Бога» не был бы написан.

В-третьих, в книге о Казимире Лыщинском за авторством белорусских философов Прокошиной и Шалькевича обнаруживается целый ряд нестыковок относительно должностей и возраста отца. Пожалуй, с этих нестыковок и начнем. Однако сразу сделаем оговорку: мы не ставим цель уличить в чем-либо уважаемых авторов, нам просто важно докопаться до правды.

На странице 22 указанной книги, в самом конце «завещания», приводится подпись: «Иероним Казимир Лыщинский, подстолий мельницкий, судья гродский брестский»[22 - Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 22.]. Документ датируется 22 июня 1666 года. Через две страницы следует цитата уже из «духовного завещания»: «Я, подсудок Брестского воеводства, Иероним Казимир Лыщинский… проживши уже 89 лет…»[23 - Там же. С. 24.] Получается, он начинает текст завещания в качестве подсудка Брестского воеводства, то есть как помощник земского судьи, а подпись ставит в качестве подстолия мельницкого и судьи гродского брестского. На 30-й странице книги повтор: отец Лыщинского составил свое «завещание» 22 июня 1666 года. Далее утверждается, что в том же 1666 году документ внесли в городские актовые книги[24 - Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч.  С. 30.]. А подобные действия означают только одно: наследодатель умер и его последняя воля обрела юридическую силу. Но! На этой же странице приведены годы жизни 1581 – 1670. И разница между ними как раз 89 лет. Здесь все сходится. Но указанный год смерти (1670) никоим образом не согласуется с годом внесения текста завещания в актовые книги городского суда Бреста (1666). Завещание составлялось перед смертью, заверялось, как правило, тремя свидетелями в момент составления и представлялось родственниками или адвокатами для внесения в актовые книги суда по месту жительства после смерти наследодателя. Таков был порядок, установленный Статутом ВКЛ 1588 года. А у наших уважаемых авторов, так уж выходит, отец Казимира Лыщинского умер дважды.

Теперь что касается должностей, указанных в завещании. Этот документ не историческая хроника, не роман с продолжением. Обычно он составляется в течение нескольких часов, максимум – в течение календарного дня. И как за это время завещатель может поменять несколько должностей?! Как эти должности соотносятся между собой, особенно судейские? Какая из них более значимая: судья гродский брестский или подсудок земский? В конце своей карьеры Гераним Лыщинский пошел на повышение или все же ввиду преклонного возраста был понижен в должности? Чем занимался подстолий? Кто мог претендовать на эти должности? Можно ли было одновременно занимать сразу несколько разных должностей, которые к тому же относились к двум разным государствам (ВКЛ и Королевству Польскому)?

Помимо этого, белорусские философы именуют многократно цитируемый ими документ и завещанием, и духовным завещанием. Возникает вопрос: это один и тот же документ или разные?

Ссылки в книге Прокошиной и Шалькевича даны следующие: в первом случае (с. 22) – ЦГИА БССР в Минске, ф. 319, оп. 2, д. 1884, л. 54 и др., во втором (с. 24) – ЦГИА БССР в Минске, ф. 319, оп. 2, д. 1884, л. 52—54 об., в третьем (с. 30) – ЦГИА БССР в Минске, ф. 319, оп. 2, д. 1884, л. 52. Из этого следует, что речь идет об одном документе, написанном как минимум на шести страницах, ибо сокращение «об.» во втором случае означает, что текстом заполнен оборот страницы 54, а следовательно, и обороты других страниц.

Исторические свидетельства из НИАБ, которые оказались в наших руках, позволяют значительно углубить сведения о главном герое самого скандального судебного процесса в истории белорусской земли, познакомиться с существовавшей тогда правовой системой, лучше понять логику поведения наших предков. Иными словами, они дают возможность взглянуть на события с правовой точки зрения.

Итак, в этой главе и далее мы будем ссылаться на духовное завещание[25 - Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072—74.] отца Казимира Лыщинского и составленный им дележный документ[26 - Дележный документ Г. Лыщинского от 22.06.1666 г. // NIAB_LA_319_2_1884_052—055.]. Как раз последний в книге Прокошиной и Шалькевича именуется завещанием. Получается, что эти авторы выдали за один два разных документа. На самом деле 22 июня 1666 года датируется дележный документ. Духовное же завещание было составлено 10 сентября 1670 года и через три месяца с небольшим —18 декабря – занесено в актовые книги.

Духовное завещание и дележный документ никогда ранее целиком не публиковались. Даже из этих небольших по объему бумаг, скупых на эмоции и оценки, можно сделать вывод: отец Казимира Лыщинского – во всех смыслах личность неординарная.

Полное имя Геранима – Иероним Казимир. Для нашего времени оно очень редкое. В современной Беларуси Иеронимов, наверно, и не встретишь. Однако именно это имя отца Казимира Лыщинского фигурирует не только в названных, но и во многих других документах. В быту его, скорее всего, звали Ярема или Гераним. Второй вариант для своей книги выбрали и мы. А вот некоторые белорусские писатели странным образом переименовали его в Герасима[27 - Чаропка В. Лесы y гiсторыi. Мн.: Беларусь, 2005. С. 296.]. Видимо, тургеневский рассказ «Муму» произвел на них сильное впечатление.

Точная дата (день и месяц) рождения Геранима, как, впрочем, и смерти, неизвестна. Польские и белорусские историки и философы единодушны во мнении, что родился он в 1581 году, а умер ближе к концу 1670-го. Подтверждается это и духовным завещанием.

Один из последних документов, подписанных Геранимом Лыщинским, – постановление дворян Брестского воеводства на пописовом сеймике[28 - Документ №258 // Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. IV. Акты Брестского гродского суда. Вильна: В типографии губернского правления, 1870. С. 108 – 109.]. Сеймик проходил 30 сентября 1670 года, а постановление было занесено в актовые книги Брестского гродского суда 1 октября 1670 года. Надо полагать, в этот промежуток (октябрь – начало декабря 1670 года) Гераним и умер.

Двойное имя отца Казимира Лыщинского и дата его рождения допускают возможность того, что изначально он мог быть крещен в православную веру, а затем через унию перешел в католичество, будучи уже взрослым. Об этом мы вскользь говорили в предыдущей главе. На принадлежность Геранима Лыщинского к католической вере однозначно указывает духовное завещание: «А тело мое грешное, яко всевышний творец из земли сотворил, тако ж земле предаю, и сынов моих прошу, дабы похоронили у отцов бернардинов»[29 - Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. //NIAB_LA_319_2_1884_072b.]. Второе имя – Казимир – Гераним взял, вероятно, во время обряда крещения в католичество[30 - Королевич Казимир, второй сын короля польского и великого князя литовского Казимира IV Ягеллончика, умер от туберкулеза в 1484 году в возрасте 25 лет. Отличался набожностью, скончался в Гродно, похоронен в Вильно, канонизирован в 1521 году, провозглашен небесным покровителем ВКЛ в 1613 году.]. Это же имя он даст одному из своих сыновей – главному герою нашей книги.

Отец и сын поочередно занимали три основные должности в своей жизни: подстолия мельницкого, судьи гродского брестского, подсудка земского. Эти должности не были наследственными, но по сложившейшейся в ВКЛ практике, как и многие другие, какими бы незначительными они ни казались, порой десятилетиями удерживались представителями одного рода. Лыщинские в этом смысле не исключение. Чтобы не дублировать целиком информацию о профессиональных занятиях Казимира Лыщинского, подробно расскажем в этой главе, чем занимался по службе его отец.

С хронологией служебной карьеры Геранима Лыщинского в исторической литературе возникла путаница.

По версии Гербовника Бонецкого продвижение Геранима по служебной лестнице складывалось так. В 1651 году он занял должность подстолия мельницкого. В 1661 году к ней добавилась должность писаря гродского брестского. В 1665 году писарь пошел на повышение и стал судьей гродским брестским. И, наконец, в 1669 году последовало назначение на должность подсудка брестского[31 - Herbarz Polski. Czesc 1.Wiadomosci Historyczno – Genealogiczne O Rodach Szlacheckich Lopuszanscy – Madalinscy _ ulozyli Adam Boniecki i Artur Reiski. Wydali Adam Boniecki I Pozostala Rodzina. T. 16.Warszawa. Sklad Glоwny Gebethner I Wolff W Warszawie. G. GebethneriSp. W Krakowie. 1913. S. 194 —195.].

В описи Литовской метрики содержится другой вариант карьеры: 1651 год – подстолий мельницкий, 1653-й – писарь гродский брестский, oколо 1664-го – судья гродский брестский, 16 июня 1668 года – подсудок земский брестский[32 - Metrika Litewska. Ksiega wpisow NR 131. Opracowal A. Rachuba. Warszawa. 2001. S. 458.].

Так или иначе, первой ступенькой в политической карьере Геранима Лыщинского была должность подстолия мельницкого, или подстолия земли Мельницкой. В документах встречаются оба наименования, однако более верное второе, так как в Польском королевстве воеводства делились на более мелкие административно-территориальные единицы, которые именовались землями. Земля Мельницкая в составе Подляшья после грабительской Люблинской унии отошла к Польше.

Гераним Лыщинский был небедным человеком. Являясь уроженцем ВКЛ, он владел в том числе поместьями в Подляшье. По состоянию на 22 июня 1666 года в его собственности там находились имения Челив, Горнов и Хрущев. Помимо них, он прикупил огороды с пахотными землями и крепостными крестьянами в Марковщизне[33 - Марковщизна – фольварок в Белостокском повете. С 1585 года 300 лет находился в собственности Лыщинских. (Slownik geograficzny Krоlestwa Polskiego i innych krajоw slowianskich. Т. 6. Warszawa, 1885. S. 131).]. А в ВКЛ ему принадлежали Лыщицы, Доброниж, Кустынь, Мотыкалы и Галачев[34 - Дележный документ Г. Лыщинского от 22.06.1666 г. // NIAB_LA_319_2_1884_052—055.].

На государственные должности могли претендовать только шляхтичи, то есть люди благородного происхождения, имевшие гражданство страны, а также недвижимость на ее территории. Наличие двух, а то и трех должностей у государственного служащего – обычная по тем временам практика, хотя Статут ВКЛ 1588 года подобное запрещал.

К назначению на должность в сопредельном государстве после Люблинской унии у поляков и литвинов были разные подходы. Люблинская уния содержала правило, согласно которому как поляк в ВКЛ, так и литвин в Польской Короне вольны были приобретать честным способом имения и владеть ими на основании права, действующего в той стране, где эти имения находятся[35 - Постановление Люблинского сейма об унии ВКЛ с Короной Польской от 1 июля 1569 год. § 13 // Уния в документах. Мн.: Лучи Софии, 1997. С. 85.]. Однако высшие органы государственной власти каждой из стран трактовали это правило по-своему. Поляки всегда исходили из буквального прочтения текста Люблинской унии, в которой провозглашалось, что с заключением этого союза Королевство Польское и ВКЛ сливались на веки вечные в единое (унитарное) государство, и допускали граждан ВКЛ на государственные должности в своей стране[36 - Там же.  § 2. С. 83.]. Власти ВКЛ считали такую практику неприемлемой, ибо с 6 января 1589 года, после вступления в силу Статута ВКЛ 1588 года, Речь Посполитая фактически являлась уже не унитарным, а конфедеративным государством[37 - Статут Вялiкага Княства Лiтоyскага 1588 года: Тэксты. Даведнiк. Каментарыi. Мн.: БелСЭ, 1989. Арт. 12 разд. 3. С. 366.]. Главная цель Люблинской унии – ликвидация ВКЛ как самостоятельного государства – никогда не была достигнута.

Гераним Лыщинский, как мы уже отметили, будучи гражданином ВКЛ, занимал государственную должность подстолия мельницкого в Подляшском воеводстве. Формально она относилась к Королевству Польскому, которое де-юре являлось союзным, дружественным, но иностранным государством по отношению к ВКЛ. А правовой основой получения этой должности было наличие недвижимости в Подляшье – говоря словами Статута ВКЛ 1588 года, «оседлость». Если бы ситуация рассматривалась сегодня, можно было бы вести речь о двойном гражданстве. Постоянно Гераним Лыщинский проживал в Берестейском воеводстве.

История показывает, что случаи занятия должностей литвинами в Польском королевстве далеко не единичны. В 1591 году виленский епископ Юрий Радзивилл, сын Николая Радзивилла Черного, стал архиепископом краковским. Поляки, конечно, надеялись на взаимность и старались на его место протолкнуть своего Бернарда Мациевского. Однако великий канцлер ВКЛ Лев Сапега был категорически против этой кандидатуры. В течение почти 10 лет он вел борьбу, не уступая ни королю, ни кому бы то ни было иному, и добился своего: на виленскую кафедру назначили уроженца ВКЛ Бенедикта Войну. Позицию Льва Сапеги в этом вопросе активно поддерживал наиболее влиятельный литвинский магнат – великий гетман литовский и виленский воевода Криштоф Радзивилл Перун. В 1595 году Лев Сапега предложил навести порядок в вопросах назначения на государственные должности и установить в сеймовых постановлениях, чтобы на духовные и светские должности в ВКЛ принимались исключительно местные уроженцы. А Криштоф Радзивилл Перун, в свою очередь, внес предложение еще более решительное: под угрозой смертной казни запретить литвинам занимать государственные должности в Польском королевстве. Но пример Лыщинского доказывает, что осуществить это в полной мере не удалось.

Одна из должностей Геранима Лыщинского, которой он весьма дорожил, – подстолий. Это государственный служащий, заместитель стольника. Стольник заведовал сервировкой великокняжеского стола. Во время торжественных приемов эту функцию помогал исполнять подстолий. В ВКЛ должность стольника известна с середины XV века. К XVII веку эти должности стали номинальными, почетными, не связанными с исполнением конкретных обязанностей[38 - Очень редко обладателям поветовых должностей выпадала честь исполнить свои обязанности, например при посещении повета королем. Зато их самолюбие тешило высокопарное обращение «ясновельможный пане» (см.: Жавускi Г. Успамiны Саплiцы. Мн.: Лiмарыус, 2005. Разд. «Кароль Станiслаy»).]. При этом было несколько разрядов подстолиев: великий литовский, земский, поветовый (по числу поветов).

Важное замечание: на государственные должности в ВКЛ назначали пожизненно либо до повышения по службе, основной способ утраты такой должности – смерть.

И здесь обнаруживается очередная задачка с двумя неизвестными, точнее – с известными. Архивы однозначно указывают, что в Подляшском воеводстве земли Мельницкой был свой собственный подстолий. То есть у стольника мельницкого было два заместителя – один в Подляшском, другой в Брестском воеводстве. Но почему два? Возможно, решение этой задачки давно растолковано, но в белорусской исторической литературе мы его не нашли. А потому посмеем предложить свой вариант. Вероятно, наличие двух подстолиев вызвано тем, что Подляшье перешло из состава ВКЛ в состав Польского королевства и не все связанные с этим вопросы были урегулированы до конца.

Первой практической должностью Геранима Лыщинского была должность писаря гродского брестского. Это означает, что он вошел в состав нижней палаты городского суда Бреста. Даты вступления в должность в источниках разнятся: где-то указывается 1653 год, где-то 1661-й. При этом в одном из документов Литовской метрики от 24 июля 1658 года указывается, что Гераним Лыщинский числится писарем гродским брестским[39 - Metrika Litewska. Ksiega wpisow NR 131. Opracowal A. Rachuba. Warszawa, 2001. S. 89.].

В 1653 году ему исполнилось 72 года, даже по нынешним меркам это весьма почтенный возраст. А если верить указанным датам, Гераним Лыщинский в этом возрасте только включается в судебную деятельность. Лев Сапега тоже начинал карьеру писарем гродским в Орше, но ему не было и 20. А вот 70-летний начинающий писарь – факт более чем удивительный. Дальше – еще невероятнее. Должность, на которую Гераним Лыщинский был назначен якобы в 1664 – 1665 годах, гораздо более весомая и значимая, – судья гродский брестский. На тот момент он уже находился в возрасте 83 – 84 лет.

На наш взгляд, верить купчей на имение Кустынь, в которой Гераним Лыщинский фигурирует в качестве подстолия мельницкого и судьи гродского брестского[40 - Купчая Г. Лыщинского на имение Кустынь от 01.05.1652 г. // NIAB_LA_319_2_1884_058- 060.], нельзя. Эта сделка была совершена 1 мая 1652 года, а занесена в актовые книги брестского земского суда задним числом, только 14 июля 1668 года.

Далее рассмотрим, в какой период Лыщинский-отец стал соответствовать всем критериям для назначения на должность судьи. И исходить будем из того, что на все государственные должности назначали только местных жителей («оседлых»). В Статуте ВКЛ 1588 года под оседлостью понимается постоянное проживание на одном месте и наличие недвижимости в пределах повета. Таким образом, ценз оседлости был в определенном смысле двойным: местный по отношению к стране в целом и местный по отношению к повету. В состав воеводства Брестского, в котором располагались семейные имения Лыщинских, входило два повета: Брестский и Пинский. Основное место службы Геранима Лыщинского находилось в первом.

По Статуту ВКЛ 1588 года в каждом повете было три вида суда: земский, подкаморский и гродский (городской, замковый). К компетенции первого относились в основном гражданские иски, второй рассматривал земельные споры, а третий вел в основном уголовные дела. Гераним Лыщинский был судьей «об обидах в делах кровавых», то есть судьей по уголовным делам, причем, скорее всего, первым в роду Лыщинских.

Городской суд – наиболее древний по времени создания институт судебной власти в ВКЛ. Его заседания проводились в замке (гроде, городе), отсюда и название – гродский, или, в более привычном для современного уха звучании, городской.

Суд действовал в двух составах: высшем и низшем. Главная роль в городском суде принадлежала служебным лицам местной администрации: воеводе, старосте и их заместителям. В состав высшего суда входил воевода или староста, а также представители местной феодальной знати. Высший суд был апелляционной инстанцией по отношению к низшему и рассматривал жалобы на его действия. Низший городской суд представляли три человека: заместитель воеводы (старосты), судья и писарь[41 - Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 37 разд. 4. С. 385.]. Осуществлять правосудие они могли только в полном составе.

Таким образом, находясь в должности судьи, Гераним Лыщинский был вторым человеком в нижней палате уголовного суда Брестского повета.

Исходя из состава суда, мы можем утверждать, что судья должен был иметь специальную подготовку в области права либо практический опыт работы. Наместник воеводы или подстароста председательствовали в суде в силу занимаемой ими административной должности, писарь фиксировал ход уголовного процесса. Основная нагрузка приходилась на судью, именно он разбирал дело в соответствии с законом.

Так кто же мог получить должность судьи? Городским судьей мог стать только человек добрый, добродетельный, достойный, обладающий знаниями в праве и письме русском, шляхтич, в том же повете оседлый, и уроженец ВКЛ, который принес присягу, аналогичную присяге судьи земского[42 - Там же. Арт. 1, 37 разд. 4. С. 374, 385.]. Таким образом, к претенденту на должность судьи городского предъявлялось как минимум девять требований. Три из них носят явно оценочный характер – добрый, добродетельный, достойный. Что конкретно понимать под данными характеристиками, Статут ВКЛ 1588 года не разъяснял, а потому нередко на этой почве случались жаркие споры.

Хочется отметить еще одно требование, которое прямо не устанавливалось для судьи гродского, но наряду со всеми перечисленными предъявлялось к судье земскому, – набожность. Возможно, это подразумевалось само собой. Но, скорее, составляя артикул 37 раздела 4 Статута ВКЛ 1588 года, данную характеристику случайно пропустили. В пользу этого предположения говорит тот факт, что присягу оба судьи приносили по одной и той же форме (отдельной формы для судьи городского не было), и из текста присяги однозначно следует, что судья должен принадлежать к христианскому вероисповеданию.

Мы не знаем точно, когда именно присягал в качестве судьи гродского Гераним Лыщинский, но текст ее был следующий:

«Я, Гераним Лыщинский, присягаю господу Богу всемогущему в Троице единому, что в том повете Брестском согласно Богу справедливо и в соответствии с правом Статута, данного Великому княжеству Литовскому, в соответствии с жалобой и возражениями сторон, а не следуя своим сведениям, ничего не добавляя и не отвергая, буду судить, объяснения и записи принимать, не давая поблажки высоким и низким сословиям, не взирая на имеющих достопочтенные звания и должности, на богатого и на бедного, на приятеля, кровного, сбереженного, ни на неприятеля, на местного, ни на гостя не глядя, не с дружбы, не с ссоры, не со страха, не за посулы и дары, ни надеясь на дары потом, и какого вознаграждения, и не советуя стороне ни боясь наказания, мести и угроз, но самого Бога и его святую справедливость, и право общее и совесть свою перед глазами имея, так сроков никогда не затягивая, кроме великой правдивой тяжелой болезни, а как на том справедливо присягаю, так мне, Боже, помоги. А если несправедливо – Боже, убей меня»[43 - Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 1 разд. 4. С. 374.].

Весьма примечательно, что дающий присягу апеллирует не к монарху, а напрямую к Богу, клянется его именем судить справедливо и по законам, а в случае отступления от клятвы просит покарать его смертью. В небольшом по объему тексте слово Бог употребляется пять раз. При этом ни разу не упоминается государь великий князь, а только Статут, то есть закон, и один раз – государство ВКЛ, от имени которого осуществляется правосудие. Из текста присяги вытекает, что судья – это не просто государственный служащий, творящий суд именем закона и государства, это слуга Божий.

По нашим расчетам, отец Казимира Лыщинского во второй половине 1668 года или близко к этому времени стал подсудком земским брестским, то есть из уголовного суда перешел работать в суд по гражданским делам.

О дате назначения на должность подсудка пана Лыщинского, судьи берестейского, можно судить, пусть и косвенно, по описи Бреста за 1668 год[44 - НИАБ Минск, ф. 1928, оп. 1 д. 36, л. 1—5, НИАБ, Минск, ф. 1928, оп. 1 д. 37, л. 2 – 5; см. также: Гладыщук А. Замок Берестейский. Книга III. ResPublika. Гродно: ЮрСаПринт, 2019. С. 189 – 201.]. В ней он упоминается именно в качестве судьи, а не подсудка.

Разночтения в датировках вынудили нас проанализировать и другие сохранившиеся документы.

Оформляя дележный документ на раздел имущества между тремя совершеннолетними сыновьями, Гераним Лыщинский также указал, что занимает должности брестского гродского судьи и подстолия мельницкого[45 - Дележный документ Г. Лыщинского от 22.06.1666 г. // NIAB_LA_319_2_1884_052—055.]. Дележный документ, как уже отмечалось, датирован 22 июня 1666 года. При этом в актовые книги гродского суда Брестского воеводства он занесен 14 июля 1668 года. На основании различных документов мы можем уверенно говорить о том, что в период с 1651 года по 14 июля 1668 года отец нашего героя занимал две государственные должности.

В духовном завещании Гераним Лыщинский именуется только как подсудок земский Брестского воеводства[46 - Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072—074.], то есть за ним остается одна должность. С какой даты он ее занял, без оригинала привилея о назначении на должность сказать трудно. По нашим подсчетам, это произошло не ранее 15 июля и не позднее 15 сентября 1668 года. В нескольких постановлениях Брестского сеймика от 19 января 1669 года[47 - Постановления Брестского сеймика от 19.01.1669 (док. №241, 243) // Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. IV. Акты Брестского гродского суда. Вильна: В типографии губернского правления, 1870. С. 44 – 46, 49 – 58.], которые были опубликованы еще в ХIХ веке, он уже упоминается в должности подсудка брестского. Добавим к этому, что король польский и великий князь литовский Ян Казимир Ваза отрекся от престола 16 сентября 1668 года, а следующий монарх был избран только 19 июня 1669 года. А поскольку правосудие в ВКЛ осуществлялось от имени королевской власти, в отсутствие короля просто некому было подписать привилей на должность подсудка. Значит, именно король польский и великий князь литовский Ян Казимир Ваза назначил Геранима Лыщинского подсудком брестским. Мы надеемся, что когда-нибудь можно будет назвать точную дату назначения.

Должность подсудка отец Казимира Лыщинкого получил в 87 (!) лет. На девятом десятке стал помощником судьи земского суда! Такое ныне даже представить невозможно. Вступая в новую должность, Гераним снова публично произносил вышеприведенную присягу – слово в слово[48 - Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 1 разд. 4. С. 374.].

Однако вернемся к вопросу о том, когда Гераним Лыщинский обрел оседлость.

Самостоятельным владельцем недвижимости в Брестском повете он стал в 1639 году, когда его отец Константин разделил имение между двумя братьями – Геранимом и Лукой. Этот дележный документ датирован 22 октября 1639 года[49 - Дележный документ К. Лыщинского от 22.10.1639 г. // цит. по: Лыщинский Л. Указ. соч. С. 151.]. В подписях к нему приведены только имена сыновей, без упоминания занимаемых ими государственных должностей. А в дележном документе, который составил Гераним Лыщинский 22 июня 1666 года, есть и должности. Как подстолий мельницкий и судья городской брестский указан сам Гераним, как подчаший мельницкий – его третий сын Петр. Старшие сыновья Матвей и Казимир просто названы поименно. Возможно, это не самый весомый аргумент, но, зная пристрастие литвинов к титулам и должностям, мы не можем его игнорировать.

Дележный документ Константина Лыщинского от 22 октября 1639 года свидетельствует не только о разделе недвижимости, но и о том, что новые собственники могут начинать самостоятельную политическую или судебную карьеру, ибо оседлость, наличие недвижимости в собственности претендента на должность городского судьи —обязательное условие. Вот с этого-то времени, с конца 1639 года, у Геранима Лыщинского, по нашему мнению, появляется возможность претендовать сначала на должность писаря гродского суда. Отработав писарем несколько лет, можно было подумать и о месте судьи. На тот момент ему было 58 лет, у него было трое детей, нашему герою, Казимиру, шел шестой год.

Городского судью назначал глава местной администрации в повете (воевода или староста). Состав земского суда (судью, подсудка и писаря) назначал государь ВКЛ. При этом процедура вступления в должности земского судьи и земского подсудка предусматривала, что изначально на каждом поветовом сеймике местная шляхта выдвигала (избирала) на каждую должность четырех кандидатов и только одному из них по личному усмотрению монарха улыбалось счастье[50 - Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 1 разд. 4. С. 374.].

Стать земским судьей или земским подсудком было труднее, нежели попасть на работу в городской суд. Отсюда мы можем сделать вывод, что земский суд более авторитетная и важная судебная инстанция, чем суд гродский. Эти суды разнились не только категориями рассматриваемых споров, но и своим составом.

Назначение на должность гродского судьи без учета условия об оседлости и без присяги означало, что виновная сторона могла такой состав суда игнорировать и не отвечать перед ним. Это правило закреплялось законом. Кроме того, представители местной власти в повете (воевода, староста), которые не обеспечили назначение на должность городского судьи кандидата, полностью отвечающего требованиям Статута, за свой счет возмещали вред потерпевшей стороне. Как видно, вопрос оседлости носил принципиальный характер. Только владелец недвижимости мог судить себе подобных, равный мог судить равных, поскольку городской суд преимущественно суд шляхетский.

Суды вообще и городской суд в частности – это «детище шляхты», как называл их профессор Митрофан Довнар-Запольский. Литвинская шляхта во все времена проявляла максимальный интерес к судебным спорам, порой весьма мелочным и длящимся годами. Сутяжничество и зависть – в этом была вся сущность литвинской шляхты.

Неудивительно, что при судах ВКЛ кормилось целое сословие адвокатов. Многие из них учились в Вильно, Кракове, а бывало, даже в Италии и Германии (вспомним сыновей Николая Радзивилла Черного и Льва Сапегу). Они зарабатывали себе на жизнь юридической практикой.

В городском суде велись актовые книги. В них заносились исковые требования сторон, решения суда, заявления возного (судебного исполнителя) и других лиц, совершались нотариальные действия (тестаменты (завещания), купчие, записи о разделе имений и т.д.).

Судебные сессии городского суда длились по две недели с 1-го числа каждого месяца[51 - Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 33 разд. 4. С. 385.]. Обычно судебные сессии собирали всю местную шляхту. Это было время для широких контактов: спорили, заключали сделки[52 - Довнар-Запольский М. История Белоруссии. Мн.: Беларусь, 2003. С. 152.].

Мы не знаем точно, где учился Гераним Лыщинский, но предполагаем, что какое-то образование он должен был получить, потому как, об этом говорилось выше, при назначении на должность судьи учитывалось наличие знаний по праву[53 - Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 37 разд. 4. С. 385.]. А вот в том, что и Гераним, и его родной брат Лука были грамотными, мы уверены, иначе как бы они собственноручно подписывали документы – и о разделе недвижимости своего отца[54 - Дележный документ К. Лыщинского от 22.10.1639 г. // Лыщинский Л. Указ. соч. С. 151.], и многие другие.

В 1639 году Гераниму Лыщинскому было 58 лет, а его отцу Константину шел 89-й год. Безусловно, Константин был очень сильным и очень властным человеком, и Гераним во многом на него походил. Но даже 58 лет для начала служебной карьеры – немало. В наше время стартовать с самых низов в судебной иерархии в таком возрасте просто немыслимо, и даже, наверное, невозможно.

При этом мы считаем, что ранее этой даты, исходя из положений Статута ВКЛ 1588 года об оседлости, получить государственные должности в Брестском повете Гераним Лыщинский не мог, поскольку раздел недвижимого имущества состоялся именно в конце 1639 года.

К данной главе просится небольшое пояснение. Мы назвали Геранима Лыщинского неординарным человеком. Возможно, не всякий с нами согласится, ибо возникает ожидание какой-то сенсации, а ее вроде и нет. Есть просто человек весьма успешный в имущественном плане, явно образованный и к тому же долгожитель. Это действительно тянет на неординарность, но не оправдывает завышенных ожиданий. На наш взгляд, неординарность предполагает совокупность качеств, выделяющих человека из общей массы. Давайте присмотримся внимательнее. Гераним Лыщинский в весьма почтенные годы начал судейскую карьеру, дожил до 89 лет, в этом возрасте в полном объеме исполнял свои обязанности, вырастил четырех сыновей, значительно расширил владения своей семьи. Разве этого мало? К этому можно добавить, что в 1632 году он лично участвовал (вместе со своим дядей Станиславом и родным братом Лукой) в избрании короля и великого князя Владислава IV Вазы[55 - Suffragia Woiewodztwy Ziem Koronnych, y W.X. Litewskiego, Zgodnienа Naiаsnieyssego Wladislawa Zygmunta: Obrаnego Krola Polskiego, Wielkiego Xiazeciа Litewskiego, Ruskiego, Pruskiego, Mаzowieckiego, Zmudzkiego, Inflantckiego, &c. Y Szwedskiego, Gotskiego, Wаndаlskiego, &c. Dziedzicznego Krola: Dаne, miedzy Wаrssаwa ? Wola, Dniа 8. Listopаdа, roku 1632, W Drukаrni Andrzeiа Piotrkowczykа, I.K.M. typogrаphа, roku Pаnskiego, 1633; см. также: Herbarz Polski. Czesc 1.Wiadomosci Historyczno – Genealogiczne O Rodach Szlacheckich Lopuszanscy – Madalinscy _ ulozyli Adam Boniecki i Artur Reiski. Wydali Adam Boniecki I Pozostala Rodzina. T. 16.Warszawa. Sklad Glоwny Gebethner I Wolff W Warszawie. G. Gebethner i Sp. w Krakowie. 1913. S. 194 – 195.]. Толчком для его поздней карьеры, вероятнее всего, послужило родство с какой-то влиятельной особой.

Это далеко не все факты об отце Казимира Лыщинского, которыми мы хотим поделиться. Но не будем забегать вперед, ибо сейчас пришло время рассказать о матери нашего героя. В ее истории загадок и вопросов не меньше.




Глава 3. Мать


Немало сведений об отце Казимира Лыщинского мы можем восстановить с помощью архивных документов. В отношении его матери это сделать затруднительно. Мы не знаем ни точных дат ее жизни, ни места рождения, ни даты свадьбы, ни состава приданого, которое она принесла мужу. Более того, у белорусских и польских историков нет единого мнения даже о ее девичьей фамилии. В абсолютном большинстве книг и статей о Казимире Лыщинском его мать не упоминают вовсе, и лишь в некоторых работах ограничиваются двумя-тремя словами, как правило именем и фамилией.

Так, Лев Лыщинский-Троекуров в своей книге (1907) именует мать Казимира Софьей Балынской[56 - Лыщинский Л. Указ. соч. С. 15.]. Польский историк А. Новицкий с ним согласен[57 - Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). S. 6.]. Он основывается на сведениях римских архивов ордена иезуитов, но конкретных документов в своей работе не приводит и ссылок на них не дает. Вероятнее всего, за загадочной формулировкой «римские архивы ордена иезуитов» скрывается упомянутая книга Льва Лыщинского-Троекурова, которая публиковалась в том числе на польском языке.

Белорусские философы называют ее с разницей в две буквы – Софьей Бабинской[58 - Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 23.]. И, говоря о ней, употребляют эпитет «благородная» (это прилагательное указывает на высокое происхождение), причем именно в кавычках, из чего можно сделать вывод, что ими цитируется какой-то архивный документ, нам, увы, неизвестный.

Какой вариант фамилии верный – сказать сложно. В интернете можно встретить утверждения, что Софья Балынская происходила из древнего еврейского рода[59 - http://kamunikat.org/usie_knihi.html?pubid=24716&lang=EN], но без документального подтверждения. Подобная информация содержится в интернет-аннотации к книге Прокошиной и Шалькевича. При этом имя матери Казимира Лыщинского в ней упоминается лишь единожды, а польские гербовники Бонецкого и Несецкого род Балынских (Балыньских) не называют вовсе. Возможно, отчасти эти слухи основаны на том, что местные евреи уже к середине XVI века составляли примерно 10% населения Бреста, они исполняли примерно третью часть городских повинностей[60 - Бярэсце y складзе Вялiкага княства Лiтоyскага / Брэст // кнiга серыi «Памяць». Т. 1. Белта, 1997. С. 58 – 59.]. Тем не менее фамилия Балынские в описях Бреста 1668 и 1682 годов тоже не зафиксирована[61 - НИАБ, Минск, ф. 1928, оп. 1, д. 36, л. 1 – 5, НИАБ, Минск, ф. 1928, оп. 1 д. 37, л. 2 – 5.].

Раз уж зашла речь о гипотетических еврейских корнях нашего героя, поясним, что это могло означать для Геранима Лыщинского и Софьи Балынской, а также для их детей. Правоспособность личности в ВКЛ, то есть возможность иметь гражданские права и обязанности, зависела от принадлежности к гражданству, а не к национальности. Подданство (гражданство) ВКЛ приобреталось тремя способами: по факту рождения, путем одарения (разрешения) и в результате отпуска на свободу холопов. Евреи, татары и представители ряда иных национальностей, которые проживали в ВКЛ, становились гражданами, получив специальные жалованные великокняжеские грамоты (лично) или разрешение поселиться на определенной территории Княжества. Такое разрешение могло выдаваться на всю семью.

Статут ВКЛ 1588 года содержит целый ряд ограничений, которые связаны с религиозной и национальной принадлежностью[62 - Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 4 разд. 3. С. 364.]. Например, евреям-мужчинам запрещалось носить золотые цепи и другие драгоценности. Они не должны были украшать серебром пояса, мечи, сабли. В порядке исключения им разрешалось иметь одно кольцо на пальце и один перстень. На евреек эти ограничения не распространялись. Им дозволялось носить перстни, пояс и наряды «по своему достатку». Кроме того, евреи не вправе были владеть христианами в качестве подневольных. Межконфессиональный брак с евреями был невозможен – сначала они должны были креститься. Еврей или еврейка, которые принимали христианскую веру, и их потомство приравнивались к шляхте[63 - Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 7 – 9 разд. 12. С. 441 – 442.]. Так что, по большому счету, еврейская кровь, даже если она действительно текла в жилах Казимира Лыщинского, не создавала ему значительных препятствий. Но повторимся, на сегодня доподлинно неизвестно, была ли мать нашего героя еврейкой. А потому до представления публике соответствующих документов это предположение следует рассматривать как беспочвенный домысел. А вот о том, что она была католичкой и нашла упокоение на территории бернардинского костела в Бресте, мы знаем точно. Эти сведения не вызывают ни малейших сомнений. «И сынов моих прошу, дабы похоронили у отцов бернардинов, где и моей супруги лежит тело»[64 - Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072b.], – писал Гераним Лыщинский.

Персональные архивные документы, созданные Софьей Балынской, нами не выявлены. Это объясняется просто: творцами истории считались мужчины. Женщинам отводился второй план. Семейный очаг, воспитание детей – вот их удел. Тем не менее знать о матери Казимира Лыщинского хотелось бы гораздо больше, нежели только приблизительное имя. Когда родилась и умерла эта женщина, в каком возрасте вышла замуж, когда родила детей, сколько и только ли мальчиков?

Попробуем ответить на эти вопросы расчетным путем, используя информацию из других источников. В качестве исходных данных возьмем годы жизни Геранима и Казимира Лыщинских и некоторые другие сведения, приведенные в дележном документе и духовном завещании Геранима.

Итак, как уже говорилось, ни у польских, ни у белорусских историков нет точной информации о годах жизни матери нашего героя. Известно лишь, что на момент составления духовного завещания Геранимом Лыщинским, то есть на 10 сентября 1670 года, его супруга умерла. Чтобы установить возраст Софьи Балынской, пусть даже примерный, нам понадобятся еще некоторые факты.

У Геранима было четыре сына, второй по старшинству – Казимир. На дату составления дележного документа от 22 июня 1666 года самый младший еще не достиг 18-летия и проживал с отцом, три других уже обзавелись сосбственными семьями. «Имея трех сыновей лет совершенных, Матвея, Казимира и Петра, браком сочетавшихся»[65 - Дележный документ Г. Лыщинского от 22.06.1666 г. // NIAB_LA_319_2_1884_052.], – пишет Гераним.

Вероятно, Геранима Лыщинского и Софью Балынскую в определенном смысле можно считать счастливыми родителями. Судя по всему, они не изведали горечь утраты своих детей. В отличие от младшего брата Луки, который в духовном завещании немало внимания уделил памяти своих рано умерших сыновей, Гераним таковых не упоминает.

О том, были ли у этой четы дочери, мы ничего сказать не можем. Прямыми наследницами девочки не являлись, поэтому информации о них в дележном документе и духовном завещании нет. Что касается дат рождения сыновей Геранима и Софьи, то более или менее уверенно мы можем говорить только о дне рождения Казимира – 4 марта 1634 года (его отцу в это время шел 53-й год). Относительно братьев нашего героя такой информации у нас нет, известна лишь очередность их появления на свет: Матвей (? – январь 1673 года), Казимир (4 марта 1634 года – 30 марта 1689 года), Петр (? —?); Викентий (? —?). Именно в такой последовательности Гераним Лыщинский называет их в дележном документе и духовном завещании.

Отталкиваясь от даты рождения Казимира, можно приблизительно установить годы жизни его матери, а также даты рождения его братьев. Официальный брачный возраст в ВКЛ для девушек составлял 13 лет, для парней – 18[66 - Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 1 разд. 6. С. 407.]. Казимир Лыщинский, как уже отмечалось, был вторым по старшинству ребенком. Значит, мы можем предположить, что первый, Матвей, родился минимум девятью месяцами раньше Казимира. Софье на тот момент могло быть около 14 лет, если считать, что замуж она вышла в 13. Отняв от 4 марта 1634 года (дата рождения Казимира) девять месяцев (срок беременности), получим, что Казимир был зачат в конце мая – начале июня 1633 года. Аналогичные вычисления относительно старшего сына Матвея дадут нам приблизительную дату его зачатия, это конец августа – начало сентября 1632 года. Примерно в это же время могла состояться свадьба Геранима Лыщинского и Софьи Балынской. Иначе говоря, в конце августа – начале сентября 1632 года матери Казимира Лыщинского было как минимум 13 лет. Соответственно, она могла родиться не позднее 1619 года. В таком случае, если от 22 июня 1666 года – даты составления дележного документа, в котором не указан младший сын Лыщинских Викентий, отнять 17 лет – его предположительный возраст, можно говорить, что Софья родила четвертого сына примерно в 1648 – 1649 году, когда ей могло быть 29 – 30 лет. Подобные расчеты не противоречат ни здравому смыслу, ни действовавшему законодательству, ни биологическим аспектам материнства.

Таким образом, родители Казимира Лыщинского могли пожениться, когда матери было не менее 13 – 14 лет, а отцу шел 50 – 51-й год (напомним, он родился в 1581 году). Для Геранима брак с Софьей был довольно поздним. Но возможно, это семейная традиция Лыщинских – создавать семью в зрелом возрасте. Отец Геранима, Константин, тоже ведь испытал радость отцовства в 44 года. Вероятно, они предпочитали сначала крепко стать на ноги, обзавестись хозяйством, а затем уже думать о семейной жизни и о наследниках. А может, Софья была не первой женой Геранима. В любом случае практику подобных браков нельзя считать редкостью. Она имела место вплоть до середины XIX века.

Итак, приблизительные годы жизни Софьи Балынской, полученные расчетным методом (при условии, что она вышла замуж в 13 лет), – 1619 – 1669-й. Иначе говоря, она прожила около 50 лет.

Возможно, кому-то покажется маловероятной женитьба 50-летнего мужчины на 13-летней девушке. Но мы и не настаиваем на этой разнице в возрасте, а лишь говорим о ней как о максимальной. Конечно, Софья могла вступить в брак, например, в 18 лет или 30. Тогда и ее возраст, и дата рождения будут иными. Вместе с тем тот факт, что она была значительно моложе своего мужа и что умерла раньше его, не вызывает сомнений. Еще одной подсказкой, которая может пролить свет на истинное происхождение Софьи Балынской, является запись ее мужа в духовном завещании о том, что брестский наместник Франц Горецкий (Горицкий) приходится ему «родным шурином»[67 - Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_073b.]. То есть можно говорить о том, что названный господин был кровным братом Софьи Балынской. К сожалению, это все, что на сегодня нам известно о матери Казимира Лыщинского. Надеемся, главные открытия об этой женщине и о ее роли в воспитании сына – впереди.




Глава 4. Брест. Сапеги. Иезуиты


Брест – это не только родина Казимира Лыщинского, но и место, где он рос, взрослел, получал образование, работал почти всю свою сознательную жизнь. Этот город он защищал с оружием в руках. Это воеводство он представлял на четырех сеймах Речи Посполитой. На этой территории находились его основные земельные владения. Здесь наш герой формировался как личность и политик. Поэтому мы не можем не рассказать о городе с 1000-летней историей.

В письменных источниках Брест упоминается впервые в 1017 (1019) году. В старшинстве он уступает только Полоцку (862), Витебску (974), Турову (980), Волковыску (1005). Вслед за столичной Вильней (1387) в числе первых городов ВКЛ Брест получил магдебургское право (1390). За ним последовали Гродно (1391), Слуцк (1441), Киев (1494), Полоцк (1498), Минск (1499), Могилев (1561), Мозырь (1577), Витебск (1597), Орша (1620), Мстиславль (1634).

«Большой город с крепостью на реке Буге, в которую впадает Мухавец»[68 - Герберштейн С. Записки о Московии. М.: Изд-во Московского университета, 1988. С. 241, 254 – 255.] – таким показался Брест имперскому послу Сигизмунду Герберштейну, который в 1520-х годах дважды проезжал через эти земли. В середине XVII века в Бресте проживало более 10 тысяч человек. Надо сказать, немало. Население столичных Варшавы и Вильно в то время насчитывало примерно по 25 – 30 тысяч.

После заключения Люблинской унии 1569 года в составе ВКЛ осталось всего девять воеводств, если считать и Смоленское. Брест был административным центром одного из них. Его население росло в том числе за счет иностранцев, выходцев из других стран. Сюда приезжали из Московии, Польши, немецких княжеств, здесь активно торговали евреи. Об этом говорят названия брестских улиц: Русская, Немецкая и т. д.

Однако Брест был не только средоточием торговой деятельности, но и важным политическим центром ВКЛ. В период с 1446 по 1569 год Брестский замок 17 раз становился местом проведения сеймов Княжества. Именно Брест был первым городом на территории ВКЛ, где в 1653 году состоялся общегосударственный сейм конфедеративной Речи Посполитой. Местная шляхта о том хорошо помнила и постоянно ставила вопрос о проведении в Бресте каждого третьего сейма. Такого же статуса для себя желали и гродненцы. Поляки же были категорически против обоих городов. Вацлав Потоцкий даже не преминул позлословить на эту тему:

Уж чем не повод для стихов:

Сейм из Варшавы отбыл в Гродно,

Где тучи хряков и волков.

Позор «ботвинникам» негодным![69 - Цит. по книге: Рахуба А. Вялiкае Княства Лiтоyскае y парламентскай сiстэме Рэчы Паспалiтай. Мн.: Медысонт, 2008. С. 194. Стихи в переводе автора, пожелавшего остаться неизвестным.]

С тем, что сейм 1653 года был проведен в Бресте, поляки тоже никак не могли смириться. Эту уступку литвинам они обосновывали тем, что в Варшаве свирепствовала чума, а Брест был близок к театру военных действий, полыхавших в Украине.

С Брестом были тесно связаны Сапеги. Этот клан обрел полную силу после того, как Лев Иванович Сапега (1557 – 1633) был назначен воеводой виленским и великим гетманом литовским. Сосредоточив две высшие должности в своих руках, он стал человеком номер один в ВКЛ. За Сапегами надолго закрепился статус правящей верхушки Княжества. Их доминирование в политической жизни государства продолжалось до конца XVII столетия. Именно в Бресте впервые переcеклись пути Лыщинских и Сапег. Самый знаменитый из них – Лев Иванович – помимо всего прочего в 1618 – 1623 годах был старостой берестейским. Одной из его функций в этот период было назначение верхней палаты Брестского городского суда. А в нижней палате, как вы помните, служил, только несколько позже, отец Казимира. Нельзя исключить, что Гераним Лыщинский (1581 – 1670) был лично знаком со старостой и его младшим сыном Казимиром Львом (1609 – 1656). Старший Лыщинский был младшим современником Льва, но пережил их обоих. Сапеги, вероятнее всего, выступали патронами Лыщинских.

За спиной этих великолитовских магнатов нередко маячила тень иезуитов. Они, как и другие католические ордена (августинцы, бернардинцы), в эпоху Контрреформации[70 - Контрреформация – это католическое церковно-политическое движение в Европе в середине XVI – XVII веков, направленное против протестантов и других иноверцев и имевшее своей целью восстановить позиции и престиж римско-католической церкви.] стали проявлять высокую активность, в том числе и в Бресте. Причем орден иезуитов, или Общество Иисуса, как он официально назывался, стал передовым ударным отрядом контрреформистов, успешно потеснившим старые монашеские ордена. Устав Общества предписывал иезуитам селиться в богатых городах и устраивать там коллегии[71 - Гризингер Т. Иезуиты. Полная история ордена. Мн.: Минская фабрика цветной печати, 2004. С. 544.].

Иезуиты сыграли чрезвычайно важную роль в жизни Казимира Лыщинского. Во-первых, он у них учился: сначала – в иезуитском коллегиуме в Бресте, после – в Виленской иезуитской духовной академии (позднее Виленский университет), хотя польские ученые настаивают, что альма-матер Лыщинского является Калишская иезуитская студия. Во-вторых, он работал в Брестском коллегиуме[72 - Блинова Т. Иезуиты в Беларуси: роль иезуитов в организации образования и просвещения. Гродно: Гродненский госуниверситет им. Я. Купалы, 2002. С. 85.]. В-третьих, уже будучи судьей, Лыщинский выступал арбитром по судебным спорам брестcких горожан и городских властей с иезуитами[73 - Археографический сборник документов. Т. 11. Вильно, 1890. С. 46 – 47.]. И наконец, финальный аккорд: в литературе господствует точка зрения, что именно иезуиты выступили вдохновителями и заказчиками судебного процесса против Казимира Лыщинского.

Вопреки широко распространенному мнению пригласил в Брест иезуитов не Лев Сапега. Это сделал в 1616 году луцкий епископ Павел Валуцкий, к юрисдикции которого относился Брестский повет. Затем была основана резиденция в фольварке Адамово. Ее подарил иезуитам Евстафий Волович, епископ виленский. Первые шаги в Бресте иезуиты совершили в фарном костеле: здесь они создали свою миссию[74 - Мараш Я. Н. Ватикан и католическая церковь в Белоруссии (1569 – 1795). Мн.: Вышэйшая школа, 1971. С. 129.], которая в 1620 году при поддержке брестского воеводы Яна Остафия Тышкевича была преобразована в резиденцию.

В 1621 году иезуиты приобрели каменный дом в Бресте на углу улицы Ковальской и городского рынка и выстроили там свой костел (это место находится у самого подножия главного монумента мемориального комплекса нынешней Брестской крепости-героя). Его строительство завершилось к 1623-му году, то есть за 11 лет до рождения Казимира. Первоначальный облик костела не сохранился, потому как в 1653 – 1657 годах он был частично перестроен.

Иезуиты потупили умно. Свой костел они освятили в честь не только основателя христианства, но и самого почитаемого святого в ВКЛ – королевича Казимира. Вероятнее всего, Казимир Лыщинский был крещен именно в этом костеле. А. Новицкий указывает, что наш герой родился 4 марта 1634 года[75 - Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). S. 6.], однако конкретного документа не приводит. Никакой иной даты в исторической литературе не называют. На 4 марта приходится день смерти и день памяти святого Казимира. Это не просто местный святой, это единственный святой с таким именем. А поскольку по традиции новорожденного нарекали по святцам, сомнений в дате рождения нашего Казимира не возникает.

В 1657 году брестский костел иезуитов представлял собой четырехугольное здание с восьмигранной башней – сигнатуркой. Так называли малую башню католических храмов, на которой держится наименьший из колоколов. Башенка возвышалась над двускатной крышей. Главный фасад храма украшал щит сложной формы. Боковые стены имели по шесть стрельчатых окон. Таким костел запечатлен на гравюре тех лет.

17 июня 1623 года Лев Сапега подарил иезуитам фольварок Деревная вместе с деревеньками Мостки (Мальтки) и Меневеж[76 - Мараш Я. Н. Указ. соч. С. 129; Брэст // кнiга серыi «Памяць». Мн.:Белта, 1997. У 2 кн. Кн. 1. С. 141.]. Целью этого пожертовования было основание иезуитского коллегиума – среднего учебного заведения закрытого типа. Коллегиум открылся в 1633 году, за год до рождения Казимира Лыщинского. Не каждый желающий мог сюда попасть, хотя обучение было бесплатным. Спонсировать строительство коллегиума великий канцлер приказал своему сыну Казимиру Льву, впоследствии подканцлеру ВКЛ, и выделил на эти цели 30 000 польских злотых. А тот отписал их отцам иезуитам в завещании от 30 июля 1655 года[77 - НИАБ. Минск. Ф. 1928. Оп 1. Д. 265. С. 1 – 3; Брэст // кнiга серыi «Памяць». Мн.: Белта, 1997. У 2 кн. Кн. 1. С. 82.]. Но и при жизни не обделял Казимир Лев брестских иезуитов вниманием. В 1650 году он приобрел и передал им фольварок Паниквы и одноименную деревеньку.

Владения иезуитов в Брестском воеводстве расширялись не только благодаря пожертвованиям. Еще одним источником дохода было ростовщичество. Например, в 1627 году Григорий Григорович с сыном и невесткой отказались от своих прав на наследственное имение – фольварок Пельчицы – в связи с невыплатой долга иезуитам в размере 5000 польских злотых. Покупка земельных участков тоже имела место. В частности, в 1629 году коллегиум приобрел за 5000 польских злотых у шляхтича Павла Дымского деревню Замостье (Брашевичи), расположенную в Брестском воеводстве.

В самом Бресте иезуиты владели двумя юридиками и пятью земельными участками. Юридики представляли собой административно независимые обособленные части городов и предместий, на которые не распространялась административная и судебная власть местного самоуправления. Обычно они принадлежали крупным магнатам или монастырям, а со временем становились центрами ремесленничества и торговли. При этом в одной из юридик, которая являлась собственностью брестских иезуитов, в Литаворщине, находилась цагельня (кирпичный завод). Кирпич как строительный материал пользовался спросом. Позднее, в 1671 году, иезуитский коллегиум получил в залог деревни Мацеевичи, Ставки и Ляховичи в Брестском воеводстве. Они оставались во владении иезуитов на протяжении сотни лет до самой ликвидации ордена.

Брестские иезуиты богатели и наращивали влияние. Методы, которыми они добивались своих целей, далеко не всегда были морально безупречны. Значительный рост богатства Общества Иисуса вызывал зависть не только у горожан и городских властей, но и у представителей духовенства. Особое недовольство выказывал клир Виленского капитула. Осведомленные люди утверждают, что открыто негодовал по этому поводу виленский епископ Константин Казимир Бжостовский – первое лицо католической церкви в ВКЛ[78 - Мараш Я. Н. Указ. соч. С. 130.].

В дальнейшем имущество брестских иезуитов станет причиной множества судебных тяжб, в разрешении которых примет участие и Казимир Лыщинский.

С громадиной иезуитского костела в Бресте Казимир впервые столкнулся, как мы уже говорили, в самом раннем детстве. Это был первый храм нашего героя, причем названный в честь его небесного покровителя. Крестины свои Казимир, конечно, не мог помнить, но этим его знакомство с костелом не ограничилось. Нет сомнений в том, что он был здесь частым гостем. Наверняка костел производил на малолетнего Казимира ошеломляющее впечатление. Он совсем не походил на деревянную церковь у них в деревне. Его каменная мощь не могла оставить мальчика равнодушным, а внутреннее убранство и вовсе заставляло трепетать. Множество горящих свечей. Картины. Статуи. Иконы. Сияние золота и серебра. Приятный запах ладана. И божественные звуки, лившиеся из органа. Музыка уносила душу высоко в небо, туда, где живет Бог. Самая настоящая сказка. А какому ребенку не хочется возвращаться в сказку вновь и вновь?!

В возрасте шести-семи лет он, можно сказать, окунулся в эту атмосферу надолго. Отец отдал его в коллегиум при костеле св. Казимира. Иезуитский коллегиум кроме учебного корпуса имел библиотеку и аптеку. В коллегиуме изучалось семь свободных наук, богословие, латинский и греческий языки.

Двойственность иезуитов подчеркивают многие. С одной стороны, это коварные, хитрые и беспринципные люди, которые по головам готовы идти ради достижения своих целей, а с другой – это основатели лучшей для своего времени системы образования. В воспитательной работе, проводимой орденом иезуитов, было много положительного. В первую очередь это относилось к педагогической практике, целью которой ставилось гармоничное воспитание послушников. Среди недостатков – малое внимание к так называемым свободным наукам. Учебный процесс носил преимущественно гуманитарный и религиозный характер.

Немало времени иезуиты отводили спортивным занятиям: верховой езде, плаванию, фехтованию. Обучали также музыке, танцам, пению. Заботились и о здоровье воспитанников.

К середине XVII столетия Брест был многоконфессиональным городом, но преобладали в нем католические ордена: бернардинцы, августинцы, иезуиты и т. д. Далее вкратце расскажем о системе образования, созданной иезуитами. Возможно, эта часть кому-то покажется скучной, но без нее никак не обойтись, ибо Казимир Лыщинский прошел многие ее ступени. В этом плане ему повезло. Все преподаватели Брестского коллегиума были профессорами[79 - Брэст // кнiга серыi «Памяць». Мн.: Белта, 1997. У 2 кн. Кн. 1. С. 70.].

Наиболее распространенным типом учебных заведений ордена иезуитов являлась школа, или гимназия. Она состояла из пяти классов. Срок обучения в гимназии мог колебаться от шести до семи лет. Как раз в одном из таких заведений и предстояло учиться Казимиру.

В больших коллегиях обучение начиналось со вступительного класса. Он выполнял роль подготовительного. Детей учили читать и писать. Следующие три класса назывались грамматическими или низшей школой. Основное внимание в них уделялось изучению грамматики латинского языка. Назначение этого курса – подготовка учащихся к курсу красноречия.

Программа первого класса – низшей грамматики – иногда растягивалась на два года. Ученики штудировали основы латыни: части речи, склонения имен существительных и спряжения глаголов, основы синтаксиса. Занятия проводились по учебнику De institutione grammatica libri tres Эммануила Альвара (1526 – 1582), португальского иезуита, учителя грамматики в первой коллегии Игнатия Лойолы в Лиссабоне. Он был впервые опубликован в 1572 году. Грамматика Альвара стала официальной грамматикой иезуитов. Знакомились в первом классе и с азами древнегреческого языка.

Ежедневно проводилось четыре урока. На первом проверялось домашнее задание. На втором читали произведения Цицерона (самые легкие письма и эпиграммы) и выполняли упражнения – из учебника Альвара либо продиктованные учителем. На третьем отвечали тексты наизусть. Четвертый урок целиком отводился изучению грамматики. И так изо дня в день, кроме воскресенья.

В субботу порядок несколько отличался. На первом уроке повторяли пройденное за неделю. Второй урок отводился концентрированию. Остальные занятия проводились так же, как и в предыдущие дни.

Во втором классе – средней грамматики – завершалось изучение основ латинского языка. Преподавание греческого ограничивалось синтаксисом. Ученики должны были усвоить простейшие правила. Весь первый урок старосты класса (декурионы) проверяли упражнения, заданные накануне, а учитель – работы, выполненные письменно. На втором уроке ученики повторяли латинскую грамматику, а также переводили Цицерона с рабочего языка – в белорусских школах таковым был польский – на латынь. Родной язык Казимира Лыщинского, сейчас его называют старобелорусским, в школе не использовался. Только в конце XVII века здесь появился первый в Беларуси школьный театр. Как раз в пьесах, которые ставились на его сцене, звучал старобелорусский язык. На послеобеденных занятиях учитель проводил устный опрос по ранее изученному материалу. В субботние дни повторяли пройденное и изучали катехизис.

В третьем классе – высшей грамматики – практические навыки в разговорной и письменной латыни отрабатывались на произведениях античных авторов. Сначала ученик читал текст и пересказывал его по-польски или на латыни. Далее уже преподаватель разбирал произведение, обращал внимание на упущения в ответе ученика. В завершение учащиеся совместно выполняли перевод. Раз в месяц писали сочинения. Пробовали заниматься стихосложением. Ученики должны были также освоить в полном объеме грамматику греческого языка. Основным материалом для изучения служили басни Эзопа.

На первом уроке декурионы проводили устный опрос учеников, а учитель в это время проверял домашние задания. На втором уроке читали Цицерона, а затем выполняли упражнения в письменной и устной форме. Третий урок отводился для проверки текстов латинских поэтов и греческих прозаиков, которые ученики должны были выучить наизусть. Оставшиеся полтора часа занимались латинской и греческой грамматикой.

За грамматическими классами шел класс поэзии (humanitas). Главная его задача – непосредственная подготовка к занятиям по красноречию. В этот период ученики должны были много читать, в основном древнеримских поэтов и политиков: Овидия, Вергилия, Горация, Цезаря, Цицерона и других. Из греков в этом классе изучали, в частности, Платона, Плутарха, Гесиода.

Последняя ступень среднего образования в иезуитских школах – класс риторики. Он был рассчитан на два года. В этом классе знакомились с теорией ораторского искусства, вырабатывали собственный стиль речи. Последнее достигалось чтением античных авторов и выполнением многочисленных упражнений. Курс преподавался по учебнику Ц. Суареса De arte rhetorica libri tres (1560). Изучали Цицерона, Сенеку, Тита Ливия, Тацита. Из греческих авторов читали Демосфена, Платона, Гомера, Геосида, Пиндара и т. д. Преподаватели всячески побуждали учеников к самостоятельной творческой деятельности – естественно, в заданных ими рамках.

Несколько слов о порядке управления иезуитскими школами.

В 1608 году, а фактически в 1617 году Речь Посполитая была разделена иезуитами на две провинции – Польскую и Литовскую[80 - Блинова Т. Указ. соч. С. 30.]. К последней относилась подавляющая часть учебных заведений, расположенных на территории современной Беларуси. Во главе провинций стоял провинциал.

Ректора коллегиума назначал генерал ордена. Обязанностью ректора была надлежащая организация деятельности школы. Он присутствовал на всех диспутах. По окончании учебного года направлял провинциалу отчет, в котором характеризовал каждого учителя. Но снять с должности учителя без согласия провинциала ректор не имел права.

Непосредственно жизнью школы руководил префект (praefectus studiorum). Если школа была большая, то ее, как правило, возглавляли два префекта: один отвечал за работу с младшими классами, другой – со старшими. Префект обязан был раз в две недели посещать один урок каждого учителя, детально анализировать его с точным указанием достоинств и недостатков.

О подготовке учителей, поскольку ее в полном объеме прошел Казимир Лыщинский, мы подробно расскажем в другой главе. Те же, кто желает во всех подробностях узнать, как работали учебные заведения иезуитов на территории нынешней Беларуси, могут обратиться к монографии Т. Блиновой[81 - Там же. С. 26.], незначительную часть которой мы пересказали.

Прежде чем расстаться с иезуитами, хотелось бы отметить некоторые черты, характерные для внедренной ими системы образования. Это соревнования в командах, созданных в классах, и так называемые концентрации. Соревнование заключалось в следующем. В начале каждого учебного года учитель произвольно делил класс на две команды. Затем предлагались к решению специально подобранные задания повышенной сложности. Ученики, выполнившие задание лучше всех, назначались десятниками (декурионами), то есть возглавляли команды из 10 человек. Остальные обязаны были им подчиняться. В ходе уроков декурионы оказывали помощь учителям, собирали для проверки письменные домашние задания, следили за порядком в классе, иногда проводили устный опрос. Многим еще со школьной скамьи знакомы функции старост, поэтому вдаваться в подробности не будем. Мы не сомневаемся, что Казимир Лыщинский был одним из декурионов.

У каждого класса был свой журнал, где выставлялись отметки. По окончании ученикам выдавали подтверждающий завершение обучения документ, и они переходили в следующий класс. Хорошистам и отличникам вручали похвальный лист[82 - Блинова Т. Указ. соч. С. 46.]. Все успехи и неудачи учеников фиксировались в их личных делах.

Источники не сохранили практически никакой информации о школьных годах Казимира Лыщинского. Немецкий ученый Г. Д. Сейлер – единственный из авторов, кто сообщает, что, находясь в коллегиуме, Лыщинский обнаружил «особые признаки способной и остроумной головы», часто задавался всевозможными грешными вопросами, высказывал парадоксальные суждения о Боге, ангелах, религии и умел объяснять их «с особым красноречием» своим сверстникам[83 - Seyler J. D. Acta Lysczynskiana, das ist: ausf?hrliche Nachricht von dem Leben, Schriften und Schicksalen des […] polnischen Atheisten Casimir Lysczynski, aus […] Documenten […] getragen, und gegen Gottfried Arnolds Aus?chte ins Licht gestellet, von […].. Konigsberg. M. Eberhard Dorn. 1740. §3.]. Школьное руководство, узнав об этом, поразились «ужасным заблуждениям» молодого человека. Все попытки разубедить его в этом были тщетны. Якобы за вольнодумцем установили надзор. Однако он продолжал настаивать на своем, не реагировал на замечания и игнорировал усилия преподавателей, за что был однажды лишен школьных привилегий и содержания[84 - Seyler J. D. §6.].

Личного дела Казимира Лыщинского, которое было заведено иезуитами в период его обучения, исследователи пока не нашли. Но нас не покидает уверенность в том, что наш герой был в числе лучших. В какой-то мере эта уверенность подкрепляется завещанием Геранима Лыщинского, в котором он назвал Казимира «яко способнейшего» среди четверых своих сыновей[85 - Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072b.]. Смеем предположить, что родитель нашего героя процитировал как раз те похвалы, которыми одаряли своего ученика педагоги-иезуиты.

Из завещания Геранима также известно, что отцам-иезуитам он оставил «18 злотых и один пляц за Мухавцом, дабы через два года, в неделю, в пяток, за мою душу литургия отправляема была»[86 - Там же.].

Из ревизии с инвентарем замка Берестейского 1668 года следует, что судье городскому берестейскому Гераниму Лыщинскому за рекой Мухавцом принадлежало три пляца[87 - НИАБ Минск, ф. 1928, оп. 1 д. 36, л. 1 – 5, НИАБ, Минск, ф. 1928, оп. 1 д. 37, л. 2 – 5; см. также в книге: Гладыщук А. Замок Берестейский / А. Гладыщук. Книга III. ResPublika, Гродно: ЮрСаПринт, 2019. С. 190 – 191, 198 – 199.]. Аналогичный документ, составленный в 1682 году, свидетельствует, что все три пляца перешли во владение отцов иезуитов[88 - Там же.]. Возможно, два других земельных участка были выкуплены или выменяны иезуитами у наследников судьи берестейского. Можно сделать вывод, что у брестских иезуитов не было оснований предъявлять претензии Гераниму Лыщинскому и его наследникам, включая Казимира. Длительное время они мирно уживались друг с другом.




Глава 5. Солдат


В карьерном развитии Казимира Лыщинского можно выделить четыре этапа: военный (1648 – 1658), духовный (1658 – 1666), политический (1669 – 1674), судебный (1674 – 1689). Каждый из них последовательно сменял друг друга. Эту главу мы посвятим военным страницам жизни.

Практически нет документов, которые открывали бы подробности происходящего с нашим героем в течение данного промежутка времени. Если б не привилей Яна III Собеского, целых 10 лет и вовсе остались бы белым пятном в биографии.

Привилей тоже не поражает обилием сведений, но подтверждает участие Казимира Лыщинского в трех войнах. Целиком этот документ никогда не публиковался. Частично его цитировали Прокошина и Шалькевич[89 - Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 30.]. Опосредованно с ним был знаком и главный польский специалист по Казимиру Лыщинскому – профессор А. Новицкий[90 - Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). S. 8.].

Та часть привилея, которая нас интересует, занимает всего семь строчек на рукописном листе формата А4. Текст дан в переводе с польского, выполненном в середине XIX века:

«Мы (король польский и великий князь литовский. – Прим. авт.), имея аттестованные заслуги благородного… Казимира Лыщинского, которые заслуги не только перед Богом как набожного и справедливого, но отличающиеся верностью и приверженностью к Отечеству значительно доказываются, который от юных лет своих как в коронном войске под знаменами прославленного покойного полевого коронного писаря Ивана Сапеги постоянно приобретал, так и после того в литовских войсках с покойным князем подканцлером Великого Княжества Литовского в войну Московскую, Шведскую и Венгерскую с пренебрежением здравия и пожертвованием состояния своего…»[91 - Привилей короля Яна III Собеcкого от 22.03.1682 г. // NIAB_LA_319_2_1884_075—075b.]

Первой в привилее названа Московская война (1654 – 1667). Жертвами этой войны стал каждый третий житель ВКЛ. Белорусские историки называют ее «Невядомай»[92 - Сагановiч Г. Невядомая вайна.. Мн.: Навука i тэхнiка, 1995. 144 с.]. Вторая война – со Швецией (1655 —1660). Она получила название «Потоп». И третья война – Венгерская. С ней в белорусской исторической и научно-популярной литературе связано больше всего загадок.

Информации – минимум, а вопросов, на которые хотелось бы получить ответы, немало. Во сколько лет Казимир взял в руки оружие? Какой воинский путь прошел и в каких сражениях участвовал? Под знаменами каких командиров сражался? В каких войсках служил? Был ли ранен? Чем отличился?

Некоторые белорусские историки считают, что начало военной карьеры Казимира Лыщинского приходится на годы, когда он закончил Брестский иезуитский коллегиум. Тогда началось восстание на Украине (1648 – 1654) во главе с Богданом Хмельницким[93 - Тарасаy К. Памяць пра легенды. Постацi беларускай мiнуyшчыны. Мн.: Полымя, 1990. С. 167.]. Вероятнее всего, первым боевым крещением Лыщинского стало участие в защите Бреста от казаков Хмельницкого, на что указывает К. Тарасов[94 - Тамсама.].

В частности, известно, что 5 (15) сентября 1648 года в Бресте были казнены 17 горожан, которые якобы готовили восстание с целью открыть городские ворота казакам Б. Хмельницкого. Когда казацкие отряды подошли к городу, в Бресте все же вспыхнуло восстание. В борьбе с казаками потерпел поражение брестский каштелян К. Тышкевич. В 1649 году в город вступили войска Я. Радзивилла. И снова было восстание, в результате которого погибло около 2 тысяч горожан, а сам город сильно пострадал[95 - Брэст // кнiга серыi «Памяць». Мн.: Белта, 1997. У 2 кн. Кн. 1. С. 66.].

Известно, что обучение в Брестском иезуитском коллегиуме Казимир Лыщинский закончил в 1648-м. Ему исполнилось 14. Действительно «юные лета», как указано в привилее. Возможно, в это время Казимир Лыщинский был оруженосцем у своего отца, которому шел седьмой десяток, или у старшего брата.

Война середины XVII столетия – «Невядомая» – началась несколько позже, в 1654 году, когда Казимиру Лыщинскому было уже 20, длилась с переменным успехом почти 13 лет и закончилась в 1667 году, и в ее отношении говорить о «юных летах» было бы некорректно. Шведский «Потоп», то есть вторжение шведских войск на территорию Речи Посполитой, пришелся на 1655 – 1660 годы. Московия и Швеция одновременно напали на Речь Посполитую и захватили практически всю территорию, включая Вильно. Оба захватчика поочередно овладели малой родиной Казимира Лыщинского – Брестом.

Участие Казимира в боевых действиях против Московии и Швеции изначально в составе польских, а затем литовских войск не вызывает сомнений, поскольку Лыщинские владели земельными угодьями и на территории Короны Польской, и в ВКЛ.

У историков отсутствует сколько-нибудь вразумительное объяснение, в какой именно третьей войне участвовал Казимир Лыщинский. Одни склоняются к тому, что Венгерская война – это война против Турции. Другие, в частности А. Новицкий, пишут об участии Лыщинского в защите Бреста от венгерских войск[96 - Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). S. 8.].

На наш взгляд, под Венгерской войной следует понимать вторжение на территорию Речи Посполитой венгерских войск под руководством трансильванского князя Дьёрдя Ракоци II. Тяжелейшая ситуация в Речи Посполитой во время «Потопа» показалась князю лучшим временем для нападения. Видимо, ему не давала покоя слава другого трансильванского князя – Стефана Батория.

Трансильванцы в 1657 году вторглись на территорию Речи Посполитой в союзе со шведами и запорожскими казаками. Как указывают источники, больше всего от нападения венгерских войск пострадал Брест[97 - Акты брестского гродского суда. Т. 3. Вильно, 1870. С. 9.]. Однако польско-литовская дипломатия сумела стравить их с крымскими татарами, а турецкий султан Мехмед IV лишил Дьёрдя Ракоци II княжеской власти. В битве с турками князь был смертельно ранен. Его сподвижник Янош Кемени не удержал власть, и в 1661 году турки возвели на княжеский трон Трансильвании Михая Апафи (1661 – 1690).

Эти войны непосредственно затронули и Лыщинских, их имения сильно пострадали от войск московских и семиградских (венгерских). При этом в отношении уплаты долгов Геранима Лыщинского в казну в 1658 году был объявлен мораторий сроком на три года[98 - Metrika Litewska. Ksiega wpisow NR 131. Opracowal A. Rachuba. Warszawa. 2001. S. 89.].

В королевском привилее об участии Казимира Лыщинского в событиях войны с Турцией 1672 – 1676 годов нет ни слова. В ее ходе войска под командованием Яна Собеского разбили турецкие войска Гусейна-паши под Хотином. Эта была одна из самых славных побед в истории Речи Посполитой. Она в немалой степени способствовала избранию Собеского королем, а в дальнейшем это дало ему повод чеканить на монетах свое изображение с лавровым венком на голове. Если бы Казимир Лыщинский принимал участие в этих событиях, привилей непременно упомянул бы об этом.

Так что предположение об участии Казимира Лыщинского в войне против Турции ошибочно. Скорее всего, выдвинула его в одной своей статье[99 - Прокошина Е., Цукерман А. Казимир Лыщинский // Памятники философской мысли Белоруссии ХVII – первой половины ХVIII в. Мн.: Навука i тэхнiка, 1991. С. 174.], затем продублировала в другой[100 - Пракошына К. Казiмiр Лышчынскi // Мыслiцелi i асветнiкi Беларусi. Энцыклапедычны даведнiк. Мн.: Беларуская энцыклапедыя, 1995. С. 245.] Е. Прокошина. В этом ее поддержала И. Войтик. Попав в энциклопедический справочник, изданный значительным тиражом, ошибка пошла гулять по книжным просторам. Не обошла она стороной и рассказ известного писателя В. Орлова «Миссия папского нунция». Причем, по его версии, Казимир Лыщинский не только участвовал в войне с Турцией, но и отличился в ней[101 - Арлоy У. Дзень, калi упала страла. Мн.: Мастацкая лiтаратура, 1988. С. 139.]. Излишне доверился авторитету известного белорусского философа и один из авторов этой книги[102 - Драздоy Л. Юрыст, спалены на вогнiшчы, цi Самы скандальны судовы працэс y гiсторыi Беларусi // Наша слова. №43 – 44. 23 i 30 кастрычнiка 2019 г.].

Но вернемся к привилею. В качестве непосредственных военных командиров Казимира Лыщинского Ян III Собеский называет польного коронного писаря Ивана Сапегу и князя подканцлера ВКЛ. Имя последнего не указано, в то время оно было известно всем. Кроме того, в привилее говорится, что к моменту его издания (22 марта 1682 года) оба командира уже покинули лучший из миров. Опять же, негусто. Да и с именем князя подканцлера не все прозрачно.

И. Войтик «зачисляет» Казимира Лыщинского в распоряжение некоего Огинского, однако ссылок на исторические документы не дает. А потому это утверждение не более чем предположение. Писатель В. Чаропко называет боевым командиром нашего героя подканцлера ВКЛ Александра Криштофа Нарушевича. Однако, во-первых, в должность подканцлера Нарушевич вступает в 1658 году[103 - Чаропка В. Пазн. тв. С. 297.], когда Казимир принимает решение о завершении военной карьеры и избирает для себя духовную стезю. Во-вторых, он никогда не титуловался князем.

А. Новицкий безымянного князя-подканцлера идентифицирует как Казимира Льва Сапегу, младшего сына Льва Сапеги[104 - Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). S. 8.]. Именного к нему после смерти старшего брата Яна Станислава перешел княжеский титул, а должность он занимал с 6 марта 1645 года по 19 января 1656 года, как раз в период участия Казимира Лыщинского в военных действиях. С 1656 года по 2 марта 1658-го рассматриваемая должность принадлежала Сигизмунду Пацу. Однако Криштоф Сигизмунд Пац не принадлежал к княжескому роду, на момент издания привилея он находился в добром здравии и занимал должность канцлера ВКЛ. Таким образом, наиболее вероятными кандидатами на роль боевых командиров Казимира Лыщинского являются: при службе в польских войсках – польный коронный писарь Иван (Ян Фредерик) Сапега (умер в 1664 году); при службе в литовских войсках – князь подканцлер ВКЛ Казимир Лев Сапега (умер в 1656 году).

Воинский путь Казимира Лыщинского можно проследить только исходя из информации о боевом пути этих военачальников[105 - Гiсторыя Сапегаy. Жыццяпiсы. Маёнткi. Фундацыi. Укл. Яyстах Сапега // Мн.: Выдавец В. Хурсiк, 2017. С. 209 – 216, 242 – 249.]. Возглавляемые ими войсковые формирования принимали активное участие в военных событиях 1648 – 1658 годов.

Польный коронный писарь Иван Сапега был представителем коденской линии магнатского рода Сапег. В конце 1630-х и в 1644 – 1645 годах он служил во французской армии. Около 1647 года вернулся на родину. В 1648 году принимал участие в неудачной битве с восставшими запорожскими казаками под Желтыми водами, где после ранения С. Потоцкого командовал польским корпусом. После поражения в битве попал в татарский плен, был освобожден весной 1650 года. В 1653 году получил должность писаря польного коронного. В мае того же года участвовал в военных операциях против крымских татар. В феврале 1654-го вновь оказался в плену, в декабре вернулся домой. В 1655 году участвовал в битве с русско-казацким войском, а в октябре перешел на службу к шведскому королю Карлу Х Густаву. Слыл одним из самых рьяных сторонников короля Швеции. В ноябре 1655 года был отправлен в лагерь литовских войск под Брестом, чтобы убедить их перейти на шведскую службу.

Весьма вероятно, что в это время пути-дороги Ивана Сапеги и Казимира Лыщинского пересеклись.

В декабре 1655 года Иван Сапега сформировал две казацкие хоругви. В феврале —марте 1656 года, будучи главным начальником польских конных хоругвей, сражавшихся на стороне Карла Х Густава, участвовал в военных операциях шведов против партизанских отрядов региментария Стефана Чарнецкого, в частности в разгроме их под Голубом. В конце февраля был направлен шведским королем убедить поляков сдать крепость Замостье.

28 марта 1656 года под давлением своих подчиненных оставил шведскую службу. В дальнейшем участвовал во многих военных кампаниях, в том числе в трехдневной битве под Варшавой (1656), походе против трансильванского князя Дьёрдя Ракоци (1657) и блокаде шведских гарнизонов в Пруссии (1658 – 1659).

Весной 1659 года вместе с Яном Собеским занимался строительством укреплений Львова. В 1660-м участвовал в битвах с русско-казацкими войсками под Любаром, Чудновым и Слободищем. В конце 1663 года должен был получить булаву польного гетмана литовского, но из-за ухудшения здоровья отказался от должности. 3 июня 1664 года скончался.

Как минимум в двух случаях Казимир Лыщинский мог служить под началом Ивана Сапеги: при защите родного Бреста (1655) и в походе против венгерского князя Дьёрдя Ракоци (1657).

Боевой путь князя подканцлера Казимира Льва Сапеги (1609 – 1656) несколько скромнее.

В 1648 – 1651 годах он находился в окружении короля польского Яна II Казимира Вазы, боролся с восставшими украинскими казаками, принимал участие в битвах под Зборовом (1649) и Берестечком в Украине (1651).

Казимир Лев Сапега находился во враждебных отношениях с гетманом великим литовским Янушем Радзивиллом, поскольку сам претендовал на большую гетманскую булаву.

Во время русско-польской войны (1654 – 1667) Казимир Лев Сапега выставил собственный полк. Активно выступал против сепаратного соглашения Януша Радзивилла со шведским королем Карлом Х Густавом. Осенью 1655 года под Брестом координировал военные действия против русских и шведских войск. В ноябре 1655-го после поражения, нанесенного русской армией в битве под Верховичами, формально признал протекторат Швеции над ВКЛ. В начале 1656 года получил разрешение короля польского и великого князя литовского Яна II Казимира вести переговоры с русским царем Алексеем Михайловичем, но слабое здоровье в этом ему помешало. Умер 19 января 1656 года в Бресте, похоронен в монастыре картузианцев в Березе Брестской области.

Судьба вполне могла свести Казимира Льва Сапегу и Казимира Лыщинского осенью 1655 года.

Итак, что в результате мы можем сказать о военной карьере нашего героя? Почти ничего.

К. Тарасов высказывает мнение, что в молодости Лыщинский входил в брестскую хоругвь посполитого рушения[106 - Тарасаy К. Пазн. тв. С. 167.]. Она имела в своем составе 100 – 200 конных воинов. Несколько хоругвей составляли полк.

Этот же автор сообщает, что в более позднем возрасте наш герой был приписан к полку крылатых гусар – тяжелой коннице ВКЛ. Это были элитные подразделения. Стальными доспехами снаряжались не только всадники, но и лошади. Лишь состоятельные люди могли себе позволить подобное. Кроме доспехов гусары использовали в бою высокие белые крылья, которые крепились к спине. Лавина крылатых всадников производила неизгладимое впечатление: мощные кони, боевые доспехи и поднятые над головой белые крылья…

Жаль, что источников К. Тарасов не указывает. А потому к приведенной им информации приходится подходить с осторожностью.

Заслуживает внимания и такой момент. В тексте привилея отмечается, что Казимир Лыщинский не жалел своего здоровья в боях за родину (значит ли это, что он был ранен, мы не знаем) и жертвовал собственным имуществом ради победы. В целом данные формулировки никакой конкретики не вносят, но позволяют сказать, что Казимир в предосудительных поступках замечен не был, воевал достойно, но выдающихся подвигов не совершил.

Конечно, нам бы очень хотелось расставить все точки на «i», подробно рассказать о сражениях, в которых наш герой принимал участие, ответить с максимальной точностью на все вопросы. Но, увы, сила наших желаний ничто по сравнению с силой времени, которая безжалостно низвергает многие события в пропасть забвения.

Примерно в 1658 году Казимир Лыщинский вложил саблю в ножны и более ее никогда не вынимал. Он кардинально сменил вид оружия: холодную сталь – на распятие, книги, молитву, гусиное перо и бумагу.




Глава 6. Монах


В этой главе мы будем говорить о духовной стезе Казимира Лыщинского. А значит, вернемся к иезуитам, потому как духовная карьера нашего героя непосредственно связана с их орденом. Ни о каких иных его попытках реализовать себя на этом поприще источники не упоминают.

Цель данной главы – разобраться в фактах, реально имевших место в жизни Казимира Лыщинского, а не выдуманных недоброжелателями. Без них трудно будет определить, что было правдой, а что вымыслом на судебном процессе.

Как мы уже отмечали, духовный этап в судьбе Лыщинского следовал за военным. Служба в его жизни была, скорее, вынужденной. В те годы войны терзали страну, и нашему герою пришлось встать на ее защиту. Но, судя по всему, убивать людей, даже врагов, Казимиру было не по душе. Он искал свое будущее в мирной, спокойной деятельности.

Почему слуга Божий? Почему именно такой выбор? Прямых ответов на эти вопросы нет. С другой стороны, какая альтернатива тогда могла быть? Чаще всего приходилось выбирать между камзолом и сутаной. Как свидетельствует практика, младших братьев в семье предпочитали «одевать» в сутану.

Мы не знаем наверняка, что заставило Казимира Лыщинского отказаться от военной карьеры. Причины могли быть разные.

Скорее всего, плен и серьезное ранение старшего брата Матвея, которое тот получил в ходе войн 1648 – 1667 годов[107 - Инструкция дворян Брестского воеводства депутатам, отправляемым на вальный сейм в Варшаву. Документ №277 // Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. IV. Акты Брестского гродского суда. Вильна: В типографии губернского правления, 1870. С. 146.]. Матвей Лыщинский умер рано, примерно в возрасте 40 лет. Вполне вероятно, незаживающие раны дали о себе знать. Прямой намек на это содержится в его завещании[108 - Духовное завещание М. Лыщинского от 13.01.1673 //NIAB_LA_319_2_1884_076.] и других документах.

Может, сердце и душу Казимира изорвало в клочья это грозное десятилетие, и он потянулся к Богу. В 1658 году нашему герою исполнилось 24 года. Учиться было еще не поздно, хоть и сложнее, нежели в пору юности. Принадлежать к иезуитам считалось престижным, это был своего рода клуб для избранных, попасть в него мог далеко не каждый. О том свидетельствует численность членов ордена: в 1565 году – лишь 2000 человек, в 1615-м (через 60 лет бурного развития) – всего 13 112 по всему миру. Для сравнения: в XVIII веке орден францисканцев, созданный в 1209 году, владел 1700 монастырями и имел в своем составе около 25 тысяч монахов. Однако по могуществу и влиянию на правителей иезуиты превосходили все другие ордена. Широко известны слова короля польского и великого князя литовского Стефана Батория, которые как нельзя лучше характеризуют иезуитов: «Если бы я не был королем, то хотел бы быть иезуитом».

А может, изначально в семье Казимира Лыщинского делали ставку на духовную карьеру младшего брата. И первой ступенькой на этом пути было обучение у иезуитов в родном Бресте. Пример, который рядом, чаще всего и есть самый главный аргумент в выборе профессии.

Одни ученые, польские, утверждают, что в дальнейшем Казимир повышал уровень образования в Калише. Другие же, литовские, настаивают, что грызть камень науки он продолжил в Виленской иезуитской академии (именно ее ректор позднее будет давать оценку его трактату, но ни словом не обмолвится, что автор этого сочинения – их выпускник). Причем некоторые убеждены, что Казимир учился в этой академии после окончания Брестского иезуитского коллегиума (1648) на протяжении 12 лет[109 - Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 27.]. Но дело в том, что, когда они делали свои выводы, еще не был введен в научный оборот привилей Яна III, который говорит об участии Казимира в трех войнах. Иными словами, в своих расчетах они не учитывали военное десятилетие в судьбе нашего героя.

Историку Б. Я. Рамму в конце 50-х годов ХХ века посчастливилось отыскать рукописную книгу «Академические лауреаты, или Книга, содержащая порядок представления и список представленных к степени доктора, лицензиата, магистра, бакалавра в старинной академии общества Иисуса с 1650 года»[110 - Рамм Б. Я. Казимир Лыщинский – жертва религиозного изуверства// Ежегодник музея истории религии и атеизма. Т. 3. Москва – Ленинград: Издательство академии наук СССР, 1959. С. 183.]. Имени Казимира Лыщинского в списках нет. Мы в этой ситуации примем сторону поляков и Б. Рамма, а с точкой зрения литовских ученых позволим себе не согласиться.

Наиболее подробно вопрос о пребывании Казимира Лыщинского в ордене иезуитов исследовал А. Новицкий. В своих работах он приводит в том числе имена преподавателей Лыщинского в Калише. Со ссылкой на письмо жившего в Польше итальянца Томмазо Таленти к великому герцогу Тосканы польский ученый указывает, что «Лыщинский состоял в ордене иезуитов в течение восьми лет»[111 - Письмо Томмазо Таленти от 16.02.1689 // приложение к статье Nowicki A. Profili scelti di pensatori polacchi. Kazimierz Lyszczynski, «Atti dell’Acca-demia di Scienze Morali e Politiche». Vol. LXXXIV. Napoli, 1973. P. 230.] (письмо, кстати, датировано 16 февраля 1689 года – через полтора месяца Казимир Лыщинский будет казнен). А в неосведомленности Томмазо Таленти не уличишь. Он служил личным секретарем короля Яна III и, по всей видимости, был папским шпионом. В 2004 году в Италии повторно отдельной книгой вышла его переписка с влиятельным итальянским кардиналом Карло Барберини[112 - Polonia e Curia Romana: corrispondenza del lucchese Tommaso Talenti segretario intimo del re di Polonia con Carlo Barberini protettore del regno (1681—1693) / a cura di Gaetano Platania. 2. ed. ampliata. Viterbo, 2004.], который носил титул кардинала-протектора, защитника королевства. К сожалению, нам не удалось ознакомиться с этим сборником, поскольку его тираж ограничен 300 экземплярами и далеко не в каждой библиотеке таковой можно найти. Весьма вероятно, что именно Таленти был корреспондентом французской «Газетт», которая в 1689 году опубликовала на своих страницах пять сообщений о судебном процессе над Казимиром Лыщинским. Уж слишком писуч был сей итальянец.

Основываясь на информации, приводимой Таленти, польский ученый относит начало новициата Казимира Лыщинского на 7 декабря 1658 года. Крайней же датой выхода из Общества Иисуса следует считать 21 июня 1666 года. Почему именно так? Да потому что уже на следующий день Гераним Лыщинский разделил свое имущество между тремя взрослыми (достигшими совершеннолетия) сыновьями, которые к этому времени, помимо прочего, имели собственные семьи: Матвеем, Петром и Казимиром. Католический монах не мог выступать собственником имущества и тем более не мог состоять в браке, поскольку давал обеты нищеты, целомудрия и послушания. При этом ни в одном историческом источнике не сказано, что наш герой неправомерно вступил во владение недвижимостью или незаконно заключил брак. Брак его был освящен католической церковью. Вероятно, он предъявил священнику, проводившему обряд венчания, документ, подтверждающий, что никаких обязательств перед орденом у него нет.

Подчеркнем, это теоретический расчет крайнего срока выхода из ордена. Фактически же Лыщинский покинул его месяцем, а может, и несколькими раньше. Вряд ли Казимир спонтанно, в один день бросил монашеский орден и женился. Такие решения не принимаются вдруг. А значит, в ордене он состоял чуть менее восьми лет, примерно семь с половиной.

Итак, период послушничества Казимира Лыщинского – новициат – начался в декабре 1658 года. В этом вопросе мы склонны довериться А. Новицкому. Общие условия принятия, прохождения и завершения новициата регулировало каноническое право. В каждом монашеском ордене устанавливались свои особенности новициата. Продолжительность составляла 12 месяцев. Это минимальный срок. Специалисты, занимавшиеся историей иезуитов, утверждают, что новициат у них длился два года[113 - Блинова Т. Указ. соч. С. 26.].

Новициат, или испытательный срок, – обязательное условие вступления в орден. По общему правилу новицием (послушником) мог стать человек не моложе 17 лет, свободный от уз брака и каких-либо обетов. Новиций жил по орденским законам: пребывал в монастыре, носил одежду ордена, выполнял устав, подчинялся орденскому начальству, занимался духовной работой (читал молитвы, соблюдал ограничения и т.д.). По своему желанию в любой момент он мог вернуться к мирской жизни. Это не считалось зазорным или преступным.

По окончании новициата решение о судьбе послушника принимал настоятель монастыря. Послушника либо допускали к принесению монастырских обетов, либо удаляли из общины. Или ему продлевали срок новициата. Полноправным членом ордена новиций становился после обряда пострижения. Именно пострижение, а не принятие четырех обетов является ключевым моментом для понимания ситуации.

Иезуиты имели обычай «выторговывать» подарок у богатых родителей, отдававших им сыновей в новициат. Как правило, он равнялся сумме, которая приходилась на долю молодого человека в отцовском наследстве. Чаще всего передавались земельные наделы. Изначально подобные подношения считались добровольными, позднее они стали обязательными[114 - Гризингер Т. Указ. соч. С. 279 – 280.]. У нас нет документов, которые подтверждают, что Гераним Лыщинский пожертвовал некую сумму или недвижимость иезуитам калишским, но в своем духовном завещании он точно не обделил иезуитов брестских (об этом мы писали в главе «Брест»).

Если исходить из двухгодичного срока новициата, восьмилетний период пребывания Казимира Лыщинского в ордене распределяется следующим образом (мы приводим разбивку по учебным годам, чтобы удобно было ориентироваться): сначала два учебных года в иезуитском монастыре в Кракове (1658/1659, 1659/1660), затем четыре в иезуитской студии в Калише (1660/1661, 1661/1662, 1662/1663, 1663/1664) и, наконец, Львов (1664). Пребывание Лыщинского во Львове не могло быть продолжительным. Возможно, в этот город Казимира распределили на службу после окончания Калишской студии, но он сумел добиться перевода на родину. Именно в Бресте наш герой поставил точку в своей духовной карьере (1664/1665, 1665/1666).

Практически такой же расклад по годам приводит и А. Новицкий, если не считать львовского периода. Польский философ убежден, что он длился на протяжении 1664 – 1666 годов. Но мы с этим не можем согласиться.

В основательной монографии Т. Блиновой утверждается (со ссылкой на римский архив ордена иезуитов), что в 1664/1665 учебном году Казимир Лыщинский преподавал грамматику в Брестском коллегиуме иезуитов, а в 1665/1666 году, последнем учебном году пребывания в ордене, он занимал должности помощника в Брестском коллегиуме иезуитов и помощника по материальному обеспечению коллегии[115 - Блинова Т. Указ. соч. С. 85; см. также http://www.sjweb.info/arsi/Guide.cfm.].

Е. Прокошина и В. Шалькевич тоже указывают, что выпустившись из школы в Калише Лыщинский сразу выполнял функции помощника ректора в иезуитском коллегиуме в Бресте[116 - Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 30.]. При этом они сомневаются, что в 1666 году во Львове он в третий раз сел за парту, и обосновывают свою позицию теми же фактами, к которым апеллировали и мы: женитьба нашего героя и принятие им части имущества отца. Но исходя из слов Прокошиной и Шалькевича получается, что, Казимир стал одним из руководителей Брестского коллегиума иезуитов сразу после окончания учебы в Калише, миновав должность преподавателя.

Каков же был социальный статус нашего героя в 1658 – 1666 годах? Декабрь 1658-го – 1659-й, 1659—1660-й – послушник (новиций) ордена иезуитов в Кракове; 1660 – 1664-й – схоластик (студент иезуитской студии в Калише); 1664-й – преподаватель в иезуитском коллегиуме во Львове; 1664 – 1665-й – преподаватель грамматики в Брестском иезуитском коллегиуме; 1665 – 1666-й – помощник ректора Брестского иезуитского коллегиума.

Надо сказать, что один белорусский автор возвел Казимира Лыщинского в статус ректора Брестского иезуитского коллегиума. Это профессор, доктор биологических наук А. Т. Федорук[117 - Федорук А. Т. Старинные усадьбы Берестейщины. Мн.: Беларуская энцыклапедыя, 2006. С. 475 – 478.]. Однако на четырех страницах своей книги, посвященных Казимиру Лыщинскому и его семье, г-н Федорук допустил столько фактических ошибок (не будем перечислять их здесь), что вряд ли стоит серьезно относиться к его заключениям.

В целом духовная карьера Лыщинского была успешной. К 40, а может, и ранее он вполне мог стать ректором. Но жизнь сложилась иначе. Однако об этом позже, а пока вернемся к учебе в Калише.

После окончания новициата и принесения трех монашеских обетов – нищеты, целомудрия и послушания – Казимир был зачислен в разряд схоластиков. Началась действительно напряженная интеллектуальная работа.

Два учебных года (1660/1661, 1661/1662) Лыщинский штудировал труды греческих и римских авторов. Главная задача, которую решали на данном этапе, – выработать собственный стиль письма и речи на этих двух языках. Параллельно по указанию руководства мог изучаться еще один язык. Как правило, это был язык страны, в которой предстояло трудиться[118 - Блинова Т. Указ. соч. С. 26.]. Устав иезуитов предписывал, чтобы учащиеся общались между собой исключительно на латыни. Это требование выполнялось везде, за исключением Польской провинции. Рабочим языком в Калишской студии был польский. Казимир владел минимум четырьмя языками: родным белорусским, польским, латинским и греческим.

Учебный процесс был построен по всем правилам иезуитской педагогики. Несколько раз в год устраивались литературные заседания – академии. Схоластики упражнялись на них в красноречии, цитировали отрывки из работ античных писателей, в основном Цицерона и Демосфена. Разрешалось им читать и собственные произведения, это даже поощрялось. Старшие исправляли ошибки, подсказывали, в каком направлении каждому из схоластиков необходимо работать. Тех, у кого не обнаруживалось необходимых интеллектуальных задатков, к дальнейшему обучению не допускали. Они могли стать проповедниками либо исповедниками в больницах и тюрьмах.

Схоластики, успешно справившиеся с латынью и греческим, переключались на философию, физику и математику. При изучении философии большое внимание уделялось выработке навыков ведения занятий и диспутов. Последние организовывались не реже раза в месяц. По окончании учебного года схоластиков ждал экзамен. Уровень требований был высок. Сдавшие экзамен пополняли ряды учителей младших классов коллегии. В этой роли они должны были отработать три года.

После трехлетней практики схоластикам, проявившим педагогические способности, рекомендовали изучать теологию, право, церковную историю, углублять свои познания в языках. На это отводилось еще четыре года. Только те, кто успешно сдавал экзамены после каждого нового года обучения и итоговый экзамен с оценкой «блестяще», имели право преподавать философию и теологию в учебных заведениях ордена.

Таким образом, полный курс подготовки преподавателя высшего учебного заведения по специальностям «философия» и «теология» в ордене иезуитов составлял 15 лет[119 - Блинова Т. Указ. соч. С. 27.]. У Казимира Лыщинского не было степени доктора теологии, а значит, обучение он завершил раньше. Схоластиков, прошедших весь курс, допускали к принятию четвертого обета – беспрекословного подчинения папе римскому.

Подытожим наши изыскания. Документы римского архива иезуитов, на которые ссылается Т. Блинова, свидетельствуют о том, что Казимир Лыщинский после двух (неполных) лет новициата и четырех учебных лет обучения в 1664 году окончил Калишскую студию преподавателем младших классов. На тот момент ему было 30 лет. Вероятнее всего, его распределили во Львов. Однако уже в следующем учебном году – 1664/1665 – он учительствовал в Брестском иезуитском коллегиуме. В 1665/1666 учебном году он занимал две должности – помощника в школе и помощника по материальному обеспечению. При этом последнюю должность Т. Блинова называет не иначе как завхозом[120 - Блинова Т. Указ. соч. С. 85.], содержание же другой – помощник ректора (завуч?) – она не раскрывает.

Наш герой вступил в орден иезуитов и принес три обета – нищеты, целомудрия и послушания. Принести четвертый и самый важный обет – беспрекословного подчинения папе римскому – он не мог: для этого следовало пройти четырехгодичный курс обучения по специальностям «теология» и «философия», причем после трех лет школьной практики. Так что Томмазо Таленти, скорее всего, ошибался, когда писал о четырех ordini (обетах), данных Лыщинским. Это заявление не согласуется с порядком обучения в ордене и опровергается дальнейшими событиями. Монах не мог сочетаться браком (1666), не мог стать городским судьей и не мог получить должность подсудка (1682) (занятия судебных должностей монахами не допускал основной закон ВКЛ – Статут 1588 года). Для «беглеца из ордена», как назвал Лыщинского инстигатор Курович в обвинительной речи, путь к судебным должностям тоже был бы закрыт.

Это означает только одно: Казимир был свободен от четвертого обета и с 1666 года не считался более членом Общества Иисуса, причем уход от иезуитов свершился «мирно», в русле права и обычаев того времени, и не стал пятном на биографии нашего героя.




Глава 7. Политик


Основным двигателем политической карьеры Казимира выступил Гераним Лыщинский. Поэтому, поднимаясь по ее ступеням вслед за сыном, мы вольно или невольно будем вынуждены касаться роли отца и в целом клана Лыщинских в исторической судьбе Бреста.

Сбросив сутану, Казимир решил заняться государственной службой. Получить достойное место было непросто. А потому пришлось запастись терпением.

Практически два года изменений в этом вопросе не происходило. И только во второй половине 1668-го начались кое-какие подвижки. Где-то после 14 июля подсудок земского суда Брестского воеводства Ян Казимир Жардецкий стал судьей земским. На вакантную должность избрали Геранима Лыщинского. Он пробудет в этой должности два года с небольшим. Назначение отца сыграло важнейшую роль в судьбе Казимира.

Со вступлением в должность подсудка земского Брестского воеводства Гераниму пришлось освободить должности городского судьи брестского и подстолия мельницкого. Но он проявил изрядную политическую ловкость и приложил максимум усилий к тому, чтобы они не ушли из рода. В итоге цель была достигнута.

Должность подстолия мельницкого Гераним «переуступил» своему сыну. Она стала первой ступенькой в политической карьере Казимира. Конечно, эта должность не была наследственной. Назначал на нее король. Но практика удерживать посты внутри рода из поколения в поколение была достаточно распространена в Речи Посполитой. Лыщинские тоже не стали ее игнорировать.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/d-zhukovskiy/kazimir-lyschinskiy-330-let-zagadok-66844418/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



notes


Примечания





1


Лыщинский Л. Род дворян Лыщинских. Материалы для составления 157 родословий. Спб., 1907. С. 157.




2


Документ №166 // Литовская метрика (1541—1542). 27-я книга записей. Вильнюс: изд-во Вильнюсского университета. 2016. С. 147.




3


Лыщинский Л. Указ соч. С. 150.




4


Там же. С. 9.




5


Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). Wydawnictwo Towarzystwa Krzewienia Kultury Swieckiej. Lodz. 1989, S. 6 (указаны две даты рождения Л. Лыщинского – 1506 и 1509 годы, вероятно, ошибка при наборе текста).




6


Лыщинский Л. Указ. соч. С. 14.




7


Прокошина Е., Шалькевич В. Казимир Лыщинский. Мн.: Беларусь, 1986. С. 22.




8


Иск Л. Лыщинского от 17.08.1569 г. // NIAB_LA_319_2_1884_069—069b.




9


Иск Л. Лыщинского от 09.05.1577 г. // NIAB_LA_319_2_1884_068—068b.




10


Дарственная Б. Мысловской от 29.01.1597 г. // NIAB_LA_319_2_1884_066—067b; Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 22.




11


Лыщинский Л. Указ. соч. С. 150.




12


Духовная Л. Лыщинского // Лыщинский Л. Указ. соч. С. 152.




13


Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072b.




14


Завещание М. Лыщинского от 13.01.1673 г. // NIAB_LA_319_2_1884_076.




15


Документ №102 //Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Том III. Акты Брестского гродского суда. Вильна: В типографии Губернского правления, 1870. С. 152.




16


Документ №53 //Акты, издаваемые археографической комиссией, высочайше учрежденной в Вильне. Том II. Акты Брестского земского суда. Вильна: В типографии Губернского правления, 1867. С. 118.




17


Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 21.




18


Лыщинский Л. Указ. соч. С. 1, 10.




19


Лыщинский Л. Указ. соч. С. 1, 10.




20


Дружчыц В. Казiмiр Лышчынскi – беларускi бязбожнiк XVII веку // Полымя. 1927. № 2. С. 156.




21


Алексютовiч М. З глыбiнь стагоддзяy. Беларускi фiлосаф Казiмiр Лышчынскi // Полымя. 1966. №1. С. 142; Майхровiч С. Выдатны беларускi фiлосаф// Беларусь. 1968. № 11.




22


Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 22.




23


Там же. С. 24.




24


Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч.  С. 30.




25


Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072—74.




26


Дележный документ Г. Лыщинского от 22.06.1666 г. // NIAB_LA_319_2_1884_052—055.




27


Чаропка В. Лесы y гiсторыi. Мн.: Беларусь, 2005. С. 296.




28


Документ №258 // Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. IV. Акты Брестского гродского суда. Вильна: В типографии губернского правления, 1870. С. 108 – 109.




29


Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. //NIAB_LA_319_2_1884_072b.




30


Королевич Казимир, второй сын короля польского и великого князя литовского Казимира IV Ягеллончика, умер от туберкулеза в 1484 году в возрасте 25 лет. Отличался набожностью, скончался в Гродно, похоронен в Вильно, канонизирован в 1521 году, провозглашен небесным покровителем ВКЛ в 1613 году.




31


Herbarz Polski. Czesc 1.Wiadomosci Historyczno – Genealogiczne O Rodach Szlacheckich Lopuszanscy – Madalinscy _ ulozyli Adam Boniecki i Artur Reiski. Wydali Adam Boniecki I Pozostala Rodzina. T. 16.Warszawa. Sklad Glоwny Gebethner I Wolff W Warszawie. G. GebethneriSp. W Krakowie. 1913. S. 194 —195.




32


Metrika Litewska. Ksiega wpisow NR 131. Opracowal A. Rachuba. Warszawa. 2001. S. 458.




33


Марковщизна – фольварок в Белостокском повете. С 1585 года 300 лет находился в собственности Лыщинских. (Slownik geograficzny Krоlestwa Polskiego i innych krajоw slowianskich. Т. 6. Warszawa, 1885. S. 131).




34


Дележный документ Г. Лыщинского от 22.06.1666 г. // NIAB_LA_319_2_1884_052—055.




35


Постановление Люблинского сейма об унии ВКЛ с Короной Польской от 1 июля 1569 год. § 13 // Уния в документах. Мн.: Лучи Софии, 1997. С. 85.




36


Там же.  § 2. С. 83.




37


Статут Вялiкага Княства Лiтоyскага 1588 года: Тэксты. Даведнiк. Каментарыi. Мн.: БелСЭ, 1989. Арт. 12 разд. 3. С. 366.




38


Очень редко обладателям поветовых должностей выпадала честь исполнить свои обязанности, например при посещении повета королем. Зато их самолюбие тешило высокопарное обращение «ясновельможный пане» (см.: Жавускi Г. Успамiны Саплiцы. Мн.: Лiмарыус, 2005. Разд. «Кароль Станiслаy»).




39


Metrika Litewska. Ksiega wpisow NR 131. Opracowal A. Rachuba. Warszawa, 2001. S. 89.




40


Купчая Г. Лыщинского на имение Кустынь от 01.05.1652 г. // NIAB_LA_319_2_1884_058- 060.




41


Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 37 разд. 4. С. 385.




42


Там же. Арт. 1, 37 разд. 4. С. 374, 385.




43


Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 1 разд. 4. С. 374.




44


НИАБ Минск, ф. 1928, оп. 1 д. 36, л. 1—5, НИАБ, Минск, ф. 1928, оп. 1 д. 37, л. 2 – 5; см. также: Гладыщук А. Замок Берестейский. Книга III. ResPublika. Гродно: ЮрСаПринт, 2019. С. 189 – 201.




45


Дележный документ Г. Лыщинского от 22.06.1666 г. // NIAB_LA_319_2_1884_052—055.




46


Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072—074.




47


Постановления Брестского сеймика от 19.01.1669 (док. №241, 243) // Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. IV. Акты Брестского гродского суда. Вильна: В типографии губернского правления, 1870. С. 44 – 46, 49 – 58.




48


Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 1 разд. 4. С. 374.




49


Дележный документ К. Лыщинского от 22.10.1639 г. // цит. по: Лыщинский Л. Указ. соч. С. 151.




50


Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 1 разд. 4. С. 374.




51


Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 33 разд. 4. С. 385.




52


Довнар-Запольский М. История Белоруссии. Мн.: Беларусь, 2003. С. 152.




53


Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 37 разд. 4. С. 385.




54


Дележный документ К. Лыщинского от 22.10.1639 г. // Лыщинский Л. Указ. соч. С. 151.




55


Suffragia Woiewodztwy Ziem Koronnych, y W.X. Litewskiego, Zgodnienа Naiаsnieyssego Wladislawa Zygmunta: Obrаnego Krola Polskiego, Wielkiego Xiazeciа Litewskiego, Ruskiego, Pruskiego, Mаzowieckiego, Zmudzkiego, Inflantckiego, &c. Y Szwedskiego, Gotskiego, Wаndаlskiego, &c. Dziedzicznego Krola: Dаne, miedzy Wаrssаwa ? Wola, Dniа 8. Listopаdа, roku 1632, W Drukаrni Andrzeiа Piotrkowczykа, I.K.M. typogrаphа, roku Pаnskiego, 1633; см. также: Herbarz Polski. Czesc 1.Wiadomosci Historyczno – Genealogiczne O Rodach Szlacheckich Lopuszanscy – Madalinscy _ ulozyli Adam Boniecki i Artur Reiski. Wydali Adam Boniecki I Pozostala Rodzina. T. 16.Warszawa. Sklad Glоwny Gebethner I Wolff W Warszawie. G. Gebethner i Sp. w Krakowie. 1913. S. 194 – 195.




56


Лыщинский Л. Указ. соч. С. 15.




57


Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). S. 6.




58


Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 23.




59


http://kamunikat.org/usie_knihi.html?pubid=24716&lang=EN




60


Бярэсце y складзе Вялiкага княства Лiтоyскага / Брэст // кнiга серыi «Памяць». Т. 1. Белта, 1997. С. 58 – 59.




61


НИАБ, Минск, ф. 1928, оп. 1, д. 36, л. 1 – 5, НИАБ, Минск, ф. 1928, оп. 1 д. 37, л. 2 – 5.




62


Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 4 разд. 3. С. 364.




63


Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 7 – 9 разд. 12. С. 441 – 442.




64


Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072b.




65


Дележный документ Г. Лыщинского от 22.06.1666 г. // NIAB_LA_319_2_1884_052.




66


Статут ВКЛ 1588 года. Арт. 1 разд. 6. С. 407.




67


Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_073b.




68


Герберштейн С. Записки о Московии. М.: Изд-во Московского университета, 1988. С. 241, 254 – 255.




69


Цит. по книге: Рахуба А. Вялiкае Княства Лiтоyскае y парламентскай сiстэме Рэчы Паспалiтай. Мн.: Медысонт, 2008. С. 194. Стихи в переводе автора, пожелавшего остаться неизвестным.




70


Контрреформация – это католическое церковно-политическое движение в Европе в середине XVI – XVII веков, направленное против протестантов и других иноверцев и имевшее своей целью восстановить позиции и престиж римско-католической церкви.




71


Гризингер Т. Иезуиты. Полная история ордена. Мн.: Минская фабрика цветной печати, 2004. С. 544.




72


Блинова Т. Иезуиты в Беларуси: роль иезуитов в организации образования и просвещения. Гродно: Гродненский госуниверситет им. Я. Купалы, 2002. С. 85.




73


Археографический сборник документов. Т. 11. Вильно, 1890. С. 46 – 47.




74


Мараш Я. Н. Ватикан и католическая церковь в Белоруссии (1569 – 1795). Мн.: Вышэйшая школа, 1971. С. 129.




75


Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). S. 6.




76


Мараш Я. Н. Указ. соч. С. 129; Брэст // кнiга серыi «Памяць». Мн.:Белта, 1997. У 2 кн. Кн. 1. С. 141.




77


НИАБ. Минск. Ф. 1928. Оп 1. Д. 265. С. 1 – 3; Брэст // кнiга серыi «Памяць». Мн.: Белта, 1997. У 2 кн. Кн. 1. С. 82.




78


Мараш Я. Н. Указ. соч. С. 130.




79


Брэст // кнiга серыi «Памяць». Мн.: Белта, 1997. У 2 кн. Кн. 1. С. 70.




80


Блинова Т. Указ. соч. С. 30.




81


Там же. С. 26.




82


Блинова Т. Указ. соч. С. 46.




83


Seyler J. D. Acta Lysczynskiana, das ist: ausf?hrliche Nachricht von dem Leben, Schriften und Schicksalen des […] polnischen Atheisten Casimir Lysczynski, aus […] Documenten […] getragen, und gegen Gottfried Arnolds Aus?chte ins Licht gestellet, von […].. Konigsberg. M. Eberhard Dorn. 1740. §3.




84


Seyler J. D. §6.




85


Духовное завещание Г. Лыщинского от 10.09.1670 г. // NIAB_LA_319_2_1884_072b.




86


Там же.




87


НИАБ Минск, ф. 1928, оп. 1 д. 36, л. 1 – 5, НИАБ, Минск, ф. 1928, оп. 1 д. 37, л. 2 – 5; см. также в книге: Гладыщук А. Замок Берестейский / А. Гладыщук. Книга III. ResPublika, Гродно: ЮрСаПринт, 2019. С. 190 – 191, 198 – 199.




88


Там же.




89


Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 30.




90


Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). S. 8.




91


Привилей короля Яна III Собеcкого от 22.03.1682 г. // NIAB_LA_319_2_1884_075—075b.




92


Сагановiч Г. Невядомая вайна.. Мн.: Навука i тэхнiка, 1995. 144 с.




93


Тарасаy К. Памяць пра легенды. Постацi беларускай мiнуyшчыны. Мн.: Полымя, 1990. С. 167.




94


Тамсама.




95


Брэст // кнiга серыi «Памяць». Мн.: Белта, 1997. У 2 кн. Кн. 1. С. 66.




96


Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). S. 8.




97


Акты брестского гродского суда. Т. 3. Вильно, 1870. С. 9.




98


Metrika Litewska. Ksiega wpisow NR 131. Opracowal A. Rachuba. Warszawa. 2001. S. 89.




99


Прокошина Е., Цукерман А. Казимир Лыщинский // Памятники философской мысли Белоруссии ХVII – первой половины ХVIII в. Мн.: Навука i тэхнiка, 1991. С. 174.




100


Пракошына К. Казiмiр Лышчынскi // Мыслiцелi i асветнiкi Беларусi. Энцыклапедычны даведнiк. Мн.: Беларуская энцыклапедыя, 1995. С. 245.




101


Арлоy У. Дзень, калi упала страла. Мн.: Мастацкая лiтаратура, 1988. С. 139.




102


Драздоy Л. Юрыст, спалены на вогнiшчы, цi Самы скандальны судовы працэс y гiсторыi Беларусi // Наша слова. №43 – 44. 23 i 30 кастрычнiка 2019 г.




103


Чаропка В. Пазн. тв. С. 297.




104


Nowicki A. Kazimierz Lyszczynski (1634 – 1689). S. 8.




105


Гiсторыя Сапегаy. Жыццяпiсы. Маёнткi. Фундацыi. Укл. Яyстах Сапега // Мн.: Выдавец В. Хурсiк, 2017. С. 209 – 216, 242 – 249.




106


Тарасаy К. Пазн. тв. С. 167.




107


Инструкция дворян Брестского воеводства депутатам, отправляемым на вальный сейм в Варшаву. Документ №277 // Акты, издаваемые Виленской археографической комиссией. Т. IV. Акты Брестского гродского суда. Вильна: В типографии губернского правления, 1870. С. 146.




108


Духовное завещание М. Лыщинского от 13.01.1673 //NIAB_LA_319_2_1884_076.




109


Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 27.




110


Рамм Б. Я. Казимир Лыщинский – жертва религиозного изуверства// Ежегодник музея истории религии и атеизма. Т. 3. Москва – Ленинград: Издательство академии наук СССР, 1959. С. 183.




111


Письмо Томмазо Таленти от 16.02.1689 // приложение к статье Nowicki A. Profili scelti di pensatori polacchi. Kazimierz Lyszczynski, «Atti dell’Acca-demia di Scienze Morali e Politiche». Vol. LXXXIV. Napoli, 1973. P. 230.




112


Polonia e Curia Romana: corrispondenza del lucchese Tommaso Talenti segretario intimo del re di Polonia con Carlo Barberini protettore del regno (1681—1693) / a cura di Gaetano Platania. 2. ed. ampliata. Viterbo, 2004.




113


Блинова Т. Указ. соч. С. 26.




114


Гризингер Т. Указ. соч. С. 279 – 280.




115


Блинова Т. Указ. соч. С. 85; см. также http://www.sjweb.info/arsi/Guide.cfm.




116


Прокошина Е., Шалькевич В. Указ. соч. С. 30.




117


Федорук А. Т. Старинные усадьбы Берестейщины. Мн.: Беларуская энцыклапедыя, 2006. С. 475 – 478.




118


Блинова Т. Указ. соч. С. 26.




119


Блинова Т. Указ. соч. С. 27.




120


Блинова Т. Указ. соч. С. 85.