Главная страница | Современная русская литература | Встречное движение

Встречное движение
Юрий Горюхин
В человеческом муравейнике найти человека легко, главное – не пройти мимо. Книга для одиноких и не отчаявшихся, впрочем, для отчаявшихся тоже.
Повесть «Встречное движение» в 2002 году вышла в финал Национальной литературной премии Ивана Петровича Белкина – лучшая повесть года.

Юрий Горюхин
Встречное движение

1
Дима Конников держал в левой руке совочек, а правой нащупывал в кармане штанов маленькие резиновые колесики ярко-красного автомобильчика, который он ловко стянул у товарища по детсаду Вити Салимова. Диме нестерпимо хотелось поиграть в песочнице, построить для автомобильчика дорогу, гараж, бензоколонку, светофор, пост ГАИ и еще многое и многое, но в песочнице, не боясь простудиться, лежал большой вытянутый дядя и впитывал в себя влагу вместе с неистребимым запахом коридоров больших квартир любителей домашних животных. Дима испугался, слегка захныкал и побежал домой кому-нибудь пожаловаться на непоследовательность судьбы.

Андрей Пантелеевич почти ни о чем не думал – так, иногда выныривал из потусторонности, говорил одно-два, реже три матерных слова, делал попытку перевернуться на живот и опять возвращался в исходное состояние.

Зигмутдинова Эльмира Абдуловна сидела на табурете и внимала миру через двойные пыльные стекла окон и тяжелые линзы перевязанных во многих местах белыми нитками очков. В детской песочнице лежал человекообразный предмет, к нему подошла расплывчатая фигура и остановилась.

Грогин узнал своего бывшего учителя математики и, подавляя желание пройти мимо по неотложным делам, сказал:
– Андрей Пантелеевич, вставайте, в школу пора – детишек учить общечеловеческим ценностям.
– Формулу Гиперона знаешь?! Тогда проваливай!
А кто ее помнит эту формулу – Грогин взглянул на небо, потом на часы: может быть, в самом деле оставить творца плюсов и минусов в покое? Сделал неуверенный шаг в сторону и уже было собрался сделать второй, как Андрей Пантелеевич вдруг разжал опаленные ресницы и сказал:
– Ладно, зубрило чертово, уговорил – пошли. Поздно уже, да и не пристало мне лежать под ржавым мухомором.
– Не пристало, Андрей Пантелеевич. Пойдемте, только вы уж раскачивайтесь поумереннее, пожалуйста.

Эльмира Абдуловна следила за тем, как две размытые аберрацией фигуры, мотаясь в разные стороны и часто останавливаясь, пересекали двор. Она думала о том, что интересно было бы узнать, куда они направляются, а также неплохо бы съесть что-нибудь сладенькое, но чтобы было не жесткое, а мягкое, как мороженое в вафельном стаканчике, например, и слуховой аппарат бы наладили, гады. Одна из мутных фигур споткнулась и, раскинув руки, упала в клумбу. Эльмира Абдуловна решила, что сегодня день намного занятнее вчерашнего, потом увидела близко пролетавшую моль, прицельно хлопнула в ладоши и скинула с подоконника горшок с цветком.

Кот Барсик, услышав грохот и «Э-э… Алла!», подумал, что, возможно, разбили бутылку с молоком, мягко спрыгнул с кресла и прибежал на кухню – влажная земля пахла геранью, глиняным горшком, старыми окурками и еще чем-то неуловимым и загадочным.

– Дурак ты, Грогин, – дома никого нет, вот ключ, только я его тебе не дам.
Петр Грогин перестал интенсивно вдавливать кнопку блюмкующего звонка, вздохнул и без усилий вытянул из сухих пальцев Андрея Пантелеевича влажный желтый ключ.
В квартире были только необходимые человеку вещи: вылинявший стол с многоцветными разводами когда-то пролитых жидкостей, два неплохо отремонтированных стула, шкаф, присевший на две левые ножки, аккуратно выстроенный вдоль стены ряд картонных коробок, наполненных тряпочками, зимними и разносезонными вещами, обложками от книг, пустыми бутылками, деталями столярных и слесарных инструментов и всем прочим, что человек скапливает за свою долгую трудовую жизнь. На полу лежал серый матрац, два скомканных одеяла и одна большая тестообразная подушка, из которой в некоторых местах торчали перья.
Грогин отогнал недобрую мысль о том, что Андрея Пантелеевича, пожалуй, можно было оставить и в песочнице.
– Я вижу, вы решили сменить неблагодарный труд учителя на одухотворенные занятия свободным творчеством?
– Цыц! Грогин! Все-таки я тебя не помню, ты, наверно, был жалкой посредственностью, а? Ну ладно – не дуйся. За пивом сбегаешь?
Грогин опустил ключ в давно не мытый стакан, прошел по темному узкому коридору в ванную, чтобы сполоснуть руки, но, открыв дверь, попал под влияние запахов, ракурсов и липкой осязательности, слабовольно закрыл дверь и потер ладони о штанины.
– Грогин, возьми банки под пиво и рыбки купи копченой!

Представительно одетый вор-домушник Тимур Осетров, которого близкие друзья звали просто Крючок, встретился взглядом со сбегающим по ступенькам Грогиным и с досадой поморщился: фарта сегодня не будет. Грогин оценил двойной подбородок Крючка и подумал о том, что начальники среднего звена любят ездить обедать домой.
Крючок поднялся на этаж выше, переложил из правой руки в левую кожаный кейс с золочеными уголками и замочками, приподнял большим и указательным пальцами мягкую черную фетровую шляпу и, взглянув между перилами вверх, плюнул вниз. Услышав влажный шлепок, Крючок окончательно решил отложить взлом квартиры сто двадцать четыре: во дворе облаяла визгливая серая шавка, на лестнице неожиданный гражданин с раздражением в быстрых шагах, ноющий зуб и неприятно полный мочевой пузырь – многовато перед нервной работой.

2
Валера Ноготков сосредоточенно вглядывался в мятую программу телепередач и крепкими зубами дробил нежную зубочистку. Его жена Даша резко вышла из кухни и сказала, что Валера зануда и мерзавец. Валера включил телевизор, сел в кресло и, наклонившись вперед, стал смотреть футбол. Даша хотела опять уйти в кухню, но, передумав, развернулась на стоптанных каблучках домашних туфель и звонко крикнула, что Валера нечистоплотен и врун. Валера азартно потер плоскими ладонями острые колени и подбодрил нападающего команды бело-голубых цветов:
– Давай! Давай!
Даша посмотрела на густую шевелюру мужа – неплохо бы его оттаскать за волосы – и устало сказала:
– Ты дурак!
Валера обиделся, на какое-то время потерял интерес к прыгающему мячику и ответил Даше через плечо:
– Ты сама дура.
Даша сняла фартук, скомкала и с силой бросила его на диван. Валера продолжал смотреть футбол, но с гораздо меньшим удовольствием. Даша быстро переоделась за скрипучей дверью платяного шкафа, подошла к письменному столу и рывком выдернула ящик. Переполненный бумагами, документами и всяким другим хламом ящик легко вырвался из подрагивающих рук Даши, вывалил все свое содержимое на пол и сам упал сверху. Даша пнула ногой ящик, вытащила из бумажной горки пухло сложенные купюры и швырнула их в маленькую черную сумочку.
– Ты куда?
Даша хлопнула входной дверью. Валера нахмурился, поднялся с кресла и, глядя на дверь и почесывая в раздумье живот, простоял две минуты, после чего взял из холодильника бутылочку пива и опять сел в кресло как раз к очередному свистку судьи на футбольном поле.

«Форд» Лени Балдина поперхнулся свежим ветерком, но быстро откашлялся и вполне достойно загромыхал по кратерам проезжей части дороги.
Выезжая на интенсивный проспект, Леня чуть не сбил Дашу Лозье, провоцируя и без того недремлющий антагонизм между водителем и пешеходом. Леня хотел крепко выругаться, но, краем глаза оценив стройность фигурки Даши, благопристойно сказал:
– Пигалица!
Даша мысленно прострелила все четыре колеса «форда» и даже задержала взгляд на коротко остриженном затылке Балдина, потом сделала глобальное обобщение в отношении всех представителей полностью противоположного пола.
И ни у Даши, ни у Балдина не колыхнулась концентрическими окружностями долголетняя заводь памяти: Балдин не вспомнил девочку с двумя веселыми косичками, которая появилась в их третьем классе на недолгих два месяца и свою единственную в жизни любовную записку, а Даша не усмехнулась самым первым переживаниям о возможном замужестве.

Бубнова Лида сделала губки бантиком:
– Я не буду с тобой разговаривать, если ты мне не принесешь кофе в постель.
Чебыкин Игорь вытянул из полупустой пачки сигарету и, откинувшись на подушку, закурил:
– Лучше возьми покури.
– Мне надоело курить, я хочу кофе!
Игорь с отвращением посмотрел в пепельницу с лежащими в ней не докуренными и до середины, сдавленными в гармошку сигаретами.
– А пиво не хочешь?
– Нет, я хочу кофе!
– Ну, хорошо, я немного отдохну и сделаю тебе кофе.
– Было бы с чего отдыхать.
Игорь пустил голубое колечко к Лиде:
– Не хами, дорогая, если бы ты не лежала как доска, я бы…
– Я как доска?! Да пошел ты!
Лида выскочила из постели и закрылась в ванной. Игорь, шаркая шлепанцами, вяло поплелся на кухню варить кофе.

Даша купила в маленьком окошечке яркого ларька бутылку лимонного ликера и направилась к Лидке Бубновой посидеть за кухонным столиком, потягивая в обоюдных жалобах из маленьких рюмочек сладкий алкоголь и стряхивая белый пепел тонких сигарет в консервную банку с недоеденной печенью минтая.

Даша давила кнопку звонка, а дверь ей никто не открывал.
Игорь Чебыкин на цыпочках подошел к двери в ванную комнату и зашептал в желтую влажную щелку:
– Лидка, дура, звонит кто-то, что делать?
Бубнова щелкнула шпингалетом:
– Чего?
– Звонит кто-то.
– Ну и пусть звонит, подойди тихонечко и посмотри в глазок.
Чебыкину не хотелось никуда тихонечко идти, ему хотелось забраться под теплый душ и долго под ним стоять, поэтому он погладил бледную щеку Бубновой, тоскливо отметил, какая она страшная в мокрых сосульках жиденьких волос, и притянул ее к себе:
– Ты такая эротичная, постоим вместе под душем?
– Постоим.
Даша слышала за дверью обитаемый шорох и легко догадалась, что Лидка проводит время с последним своим кавалером Чебыкиным. Даша в досаде стукнула кулаком в дверь и, выговаривая на ходу Лидке, что ее хахаль такой же, как ее муж Валера, и тратить столько времени на этих болванов очень глупо, зашагала к лифту.
Чебыкин, стоя под душем, безрезультатно для себя гладил Лиду. Лида смотрела в запотевшее зеркало на две мутные худые фигуры и скучала.
– Это Дашка приходила, поболтать, наверно, хотела.
Игорь перестал гладить Лиду, ему было досадно, что Даше не открыли дверь и что она не стоит с ним под душем вместо Лидки, с которой, наверно, пора завязывать.

3
Тетя Зина гремела, вихлялась, позванивала, дребезжала и скрипела своим трамваем номер двадцать три, остановки она не объявляла, но зато открывала все двери и, если видела, что кто-то бежит, размахивая руками, терпеливо ждала запыхавшегося гражданина с ручейками липкого пота за шиворотом и с собачьей благодарностью в глазах.
На остановке «Школа-интернат» тетя Зина грустно впустила в трамвай одинокого пассажира.
Грогин оглядел почти пустой вагон: три девочки, двое мужчин и один парень.
Оксанка кричала Иринке и Светке различные слова, те в ответ тоже ей кричали свои замечания, они вместе громко смеялись и время от времени надували из жевательных резинок огромные белые шары – настроение у них было хорошее, только Иринка немного досадовала, что у нее шар получался не такой большой, как у Светки, а Светка очень хотела влюбиться по-настоящему в кого-нибудь из старших классов.
Грогин сел подальше от громких сестер Монгольфье, позади двух мужчин в одинаковых бежевых плащах и с одинаковыми пузатыми светло-коричневыми портфелями.
– Ты представляешь, Сема мне тогда и говорит…
– Это на юбилее?
– Ну да, так вот, он мне говорит: все у меня есть: хорошая машина, приличная дача у «Золотой рыбки», деньги, жена-дура, дети почти отличники, любовница, влиятельные друзья – все, а жить не хочу.
– Ну и?
– Повесился.
– О! Наша остановка – выходим!
Дмитрий Осипович и Мизин не спеша спустились по трамвайным ступенькам.
Оксанка, уперев в окно указательный палец, хохотала над ползущим рядом с трамваем автомобилем изобретателя Вавилкина Эдуарда Львовича, когда заметила уплывающий вдаль магазин «Буратино».
– Проехали, дуры! Скорее пошли!
Тетя Зина медленно открыла двери и стала с равнодушным осуждением смотреть, как выпрыгивают из трамвая Оксанка, Иринка и Светка.
В вагоне остались Грогин и Епейкин Стас.
Епейкин Стас взвесил на левой ладони правый кулак: если завинтить этому чайнику в ухо, то можно будет потом отобрать у него кошелек и широко угостить разливным пивом шумную толпу товарищей по интересам.
Грогин заглянул в зрачки Епейкина Стаса:
– Этот трамвай до «Строительной» идет или дальше?
– Кажется, дальше.
Трамвай номер двадцать три действительно проехал «Строительную» и на «Бульваре Славы» Грогин оставил Епейкина Стаса вырисовывать длинным ногтем большого пальца на податливом дерматине сиденья напротив зигзаги молний, различные кресты и приятные образованному человеку буквы латинского алфавита.

Сафиулла распахнул настежь дверь, уперся руками в косяки, перегородив весь дверной проем и щурясь в тусклый свет лестничной площадки:
– Это ты, что ли, Грогин?
– Здравствуй, Сафиулла.
– Здравствуй, проходи.
Сафиуллу мотнуло от одной стенки к другой.
– Ты все еще в запое?
– Чего?
– Ничего, просто хотел сказать, что твои трезвые картины мне нравятся больше, чем многоцветные салюты и спирали мутного сознания.
Сафиулла взгромоздился на тяжелый дубовый табурет и по-турецки поджал ноги.
Грогин с внимательно поднятой головой прошелся вдоль стен с висящими на гвоздиках картинами, фотографиями, плакатами, приличными и неприличными предметами. Около большой фотографии полуобнаженной Даши Лозье Грогин остановился.
– Интересная девушка. Чья работа?
– Десять раз уж спрашивал – Ванька Печко, кто еще может уговорить женщину раздеться. Как услышат его кастрированный голосок, так сразу и раздеваются.
– Ты ревнуешь?
– Чего мне ревновать, она мне бутылку должна, еще я ревновать буду!
Огромное черное кожаное кресло всосало в себя Грогина, как-то само собой образовалась пауза, в течение которой Грогин никак не мог решить, что лучше: предложить выпить пива или же сразу сослаться на глубокую занятость. Но легкий, похожий на ноту ми в седьмой октаве, звонок оживил обстановку. Сафиулла, оставляя мелкотрясущийся табурет и задумчивого Грогина, бросился открывать дверь.

Сафиулла расплылся в улыбке и за три секунды застенчиво потрогал недельную щетину, что-то поискал в карманах, потер вспотевшие ладони и закончил все гимнастическими построениями из длинных пальцев фигообразных конструкций.
– Проходи, Даша.
Даша перешагнула порог и достала из пакета бутылку лимонного ликера:
– Это тебе мой должок, ничего, что такая бутылка?
– Да, конечно, ничего, сейчас мы ее и разопьем.
Даша уже почти кивнула головой, но у Сафиуллы из дырки в шерстяном носке вылез большой палец со спирально загнутым временем и пешими переходами огромным синим ногтем. И Даша замотала головой из стороны в сторону, объективно думая, а вдруг ее вырвет после первой же рюмки.
– Извини, Сафиулла, я только на минутку забежала отдать тебе долг и все. Я очень тороплюсь.
Сафиулла в расстройстве оттопырил нижнюю губу:
– Ну перестань, куда ты можешь торопиться?
– Нет, правда, мне срочно нужно по одному делу.
– Посиди хоть немного, по рюмочке выпьем и пойдешь.
– Сафа, если бы я могла, я с удовольствием бы посидела.
– Даша, что изменится, если ты выйдешь через пять минут? Даша, я же вижу, что ты уже согласна.
– Нет, я же сказала, нет – не могу. Извини, мне надо идти.
Сафиулла протяжно выдохнул воздух и окончательно скис.
– Ну вот.
– Пока.
– Пока…

Сафиулла бросил на упругий живот Грогина бутылку и опять взгромоздился на табурет.
– Даша забегала, вот бутылку отдала.
Грогин поднял бутылку и быстро прочитал все нехитрые сообщения на этикетке, слегка морщась одинаковому процентному соотношению сахара и спирта.
– Что ж ты ее не пригласил вместе посидеть за компанию?
– Я предлагал – она отказалась, а уговаривать не в моих привычках: не хочет – не надо.
– Бороться надо с плохими привычками.
– Открывай, что ты ее тискаешь.

4
Надя Лифанова в голубом строгом платье с накрахмаленными белыми манжетами и воротничком стояла у зеркального прилавка магазина «Солярис» и тихо улыбалась покупателям и последнему дню испытательного срока, после которого она начнет получать полноценную зарплату, а на ее лацкане будет приколота фотография в пластике не с дурацким словом «стажер», а с загадочным словом «менеджер».
– Девушка, будьте добры, покажите, пожалуйста, мне вон тот черный гарнитур с белыми бретельками.
Надя аккуратно положила невесомые шелковые тряпочки перед дымчатыми очками и слегка съехавшим на правый бок париком – почему всегда им надо поднести к самому носу, когда и так вполне все видно, но грубить нельзя, даже если эти клушки с бумажниками вдруг разбогатевших мужей мнут нежную ткань, возможно, немытыми руками.
– А какие размеры у вас есть?
– У нас есть все размеры, скажите, какой вам нужен.
– Да я так, просто спросила.
Надя не позволила себе презрительно фыркнуть – конечно, просто спросила: чтобы носить такое белье, надо еще года два прыгать в секции аэробики.
– Спасибо, девушка. А покажите мне вон ту розовую комбинацию.
– Пожалуйста. Тоже есть все размеры, если вас интересует.
Надя почувствовала легкий запах собственных французских духов, которые она подарила себе на деньги двухнедельного ухажера Паши Сыртланова, и опять улыбнулась: все-таки разве можно сравнить этот магазин с продмагом номер восемь по улице Сочинской с всегда пьяным директором Панчихиным, лапающим гудящие к концу смены ноги молодых и немолодых продавщиц. А борщ и домашние котлеты, которые поедали за полчаса до обеда, бросаясь в настоящий перерыв по лично-хозяйственным делам.
– Я возьму ее. Эта цена в долларах?
– Да, в условных единицах, пройдите к кассе, там вам пересчитают по курсу, а я пока уложу.
Надя Лифанова достала из-под прилавка фирменную красочную коробку и с удовольствием захрустела тонкой упаковочной бумагой – это не разливать сметану в банки живущих вокруг магазина старух с их дрожащими руками, выплескивающими на прилавок неудержимую кисломолочную рябь, а то и выпускающими из слабых пальцев всю банку на бескомпромиссный бетонный пол.
– А нельзя обвязать коробочку какой-нибудь красивой ленточкой?
– Конечно можно, эта подойдет?
– Хотелось бы чуть потемнее.
– Есть только еще вот такая ленточка.
– Тоже не очень, но раз нет другой, давайте уж этой.
Надя чуть быстрее, чем требовала полная лояльность к покупателю, обвязала коробку, хотя: лишь бы не говорила, что в ее сметану влили вчерашний кефир.

Даша толкнула неприятно тугую для дорогого магазина дверь и увидела подрагивающие кончики усов охранника Муллахметова.
– Новая дверь, механики слишком сильно пружину затянули – ничего, завтра они обещали исправить.
– Предлагаете зайти завтра?
– Нет, то есть да, в смысле мы всегда рады клиентам.
– Замечательно.
Даша уверенно и быстро, но совершенно без цели пошла в глубь магазина «Солярис», оставляя Муллахметова с приятными мыслями о своей коммуникабельности и, судя по вниманию блондинок и брюнеток, неотразимости, которой в сегодняшнем выгодном положении не мешало бы уже вовсю пользоваться.
Даша повертела в руках кое-какие товары, с достоинством поглядела на ценники, выпила в маленьком баре с пластмассовыми пальмами стакан апельсинового сока и хотела уже покинуть магазин «Солярис», когда, скользнув взглядом по прилавку и приветливо скучающей Наде Лифановой, увидела большое желтое махровое полотенце с серьезной, но осиливаемой ценой.
Надя Лифанова сразу поняла, что сейчас опять будут тискать полотенце, восхищаясь его мягкостью, упругостью, толщиной ворса и легкостью.
– Можно взглянуть на это полотенце?
– Можно.
– Прелесть, я его возьму.
– Хорошо, вот такое же в специальной сумочке – его никто не трогал.
– Еще я возьму вот это белье, вот эти носочки, вот это мыло, шампунь, зубную щетку, зубную пасту, массажную щетку – и пока хватит.
Надя Лифанова быстро складывала на калькуляторе и записывала на аккуратном листочке получаемые цифры, удовлетворенно замечая краем глаза строгое внимание старшего менеджера Кисилева Евгения Павловича.
– Может быть, еще пакет? У нас есть большие крепкие пакеты, очень хорошие.
– Не возражаю.

Санько Лаврентий Исаевич крутил ручку автомобильного приемника, вылавливая из потрескиваний и гудения какую-нибудь интересную песенку. Длинные и короткие электромагнитные волны несли Лаврентию Исаевичу сигналы точного времени, перестрелки новостей и нудную публицистику инженеров человеческих душ, а приятных песенок как-то не было, поэтому он щелкнул выключателем и, свесившись в окно своего такси, стал наблюдать за прохожими. Прохожие сосредоточенно и скучно шли мимо автомобиля Санько и никак не выказывали желания куда-нибудь прокатиться. Хорошенькая девушка с ярким пакетом остановилась около киоска и, купив три маленькие пузатенькие бутылочки с пивом, направилась к дверям Обских бань. Лаврентий Исаевич проглотил слюну в условном рефлексе: хорошо бабам – сейчас пиво попьет, попарится, а тут сиди за этой баранкой, да и вообще, к черту! Лаврентий Исаевич попытался представить, как будет раздеваться Даша Лозье, но зыбкие образы почему-то безобразно расплывались в жену начальника гаража Алевтину, и он закурил пятнадцатую беломорину за этот день.

– Вы одна будете в номере?
– Одна.
Подняв над очками брови, кассир Нина Ростиславовна дала Даше билет в виде кусочка серого картона в номер с бассейном.
Чистенькая, в белом халатике старушка тетя Валя проводила Дашу до двери в номер и сказала, что сегодня хороший жар, что она на пенсии и сейчас подрабатывает, потому что сами знаете, какие теперь цены, а раньше работала ведущим инженером на заводе «Геофизприбор».
Даша улыбнулась тете Вале:
– Я здесь уже была и дальше все знаю.
– Ну и хорошо, только воду закрывать не забывайте.

Гера Валеев и Миша Вислогузов сидели на откидных стульях и ждали своей очереди в общее отделение. Гера наклонился к Мише и, кивая в глубину коридора с отдельными номерами, туда, где Даша распахнула синюю дверь, что-то зашептал влажными губами в оттопыренное ухо товарища. Гера и Миша дружно, но с некоторым усилием загоготали.
Даша поморщилась разболтанности шпингалета, разделась, повесила одежду на торчащие деревянные пипочки и, забрав с собой мыло и шампунь, вошла в зальчик с маленьким круглым бассейном.
Даша аккуратно опустила в бассейн бутылочки с пивом и, проследив, как они плавно встали на дно, открыла дверь в раскаленный воздух парной.
Соленые ручейки беззастенчиво скользили по телу Даши и легко впитывались горячими желтыми сосновыми досками. Даше было нестерпимо жарко, но она решила мужественно досчитать до ста и только тогда вырваться из огненных объятий. На сорока трех Даша выбежала из парной и, поджав ноги, прыгнула в бассейн.
Брызги окатывали кафельные стены, волны перехлестывались через края, Даша кувыркалась, плескалась, тихонечко повизгивала, а потом нырнула на дно, поиграла бутылочками и, взяв крайнюю, громко вынырнула.
Пиво было свежее, вкусное и достаточно крепкое. Даша расслабленно лежала на широкой, пахнущей березовыми вениками лавке с сомкнутыми ресницами и, мягко покачиваясь, уплывала в счастливую страну Беззаботность.

5
Грогин поразился необычно крупным шарнирам мужских кулачков Громовой и с удовольствием отметил, что выпил немного, чтобы попытаться лобызнуть белые выпирающие костяшки.
Громова, вгоняя разбухший фильтр сигареты в длинный мундштук, сломала ее пополам:
– Сафиулла, как у тебя идет работа?
– Вообще-то так сразу не ответишь, но что ты имеешь в виду?
– Проклятые сигареты!
Аметистов отвернулся от Жарикова к Грогину, Сафиулле и Громовой:
– Скоро вообще не останется курящих мужчин, будут курить одни женщины – вот увидите!
Громова сказала:
– Позвольте!
Жариков дернул Аметистова за фалду пиджака, и Аметистов тут же отвлекся от возможной дискуссии с Громовой:
– Так как?
– Вполне.
Грогин без удивления заметил, что пришли еще гости, из шумной многочисленности которых, он знал только Кудакаева Марселя, немного Игоря Чебыкина и мутно Бубнову Лиду.
– Сафа, а ну покажи чего-нибудь!
Кудакаев Марсель обстоятельно посжимал кисти присутствующим мужчинам, а Громову крепко поцеловал в губы и громко сказал равнодушной публике:
– Я абсолютно трезвый!
Александр Громов нехотя отложил глянцевый журнал мод:
– Тогда я тебе в морду дам.
Марсель бесстрашно откинул черные пряди назад:
– А если честно, то я вдребезги пьяный!
Александр Громов опять открыл журнал:
– А-а…
Бубнова Лида подошла к стоящим у фотографии Даши высокой Скороходовой и очень коротко остриженной Петруниной:
– Нет, она не любовница Сафиуллы, она моя подруга, хотя, возможно, у них было что-нибудь разовое, но не более.
– Не говори ерунды.
Лида с раздражением повернулась к Игорю Чебыкину:
– А тебя никто не спрашивает! И вообще, тебе, что, не с кем поговорить?!
Игорь опешил и не нашелся что ответить на неожиданную агрессию подруги весенне-летнего сезона, недоуменно втиснул руки в карманы обтягивающих узкие бедра джинс и подошел к Грогину, которого только что оставил Ададуров с настойчивыми предложениями выпить сразу по полному стакану водки для более четких ощущений непростой реальности.
– Представляешь, моя баба на меня ни с того ни с сего наехала.
– Не переживай, с ними такое случается
– Да?
– Угу.
Игорь закурил и, прояснив никотином сознание, хлопнул Грогина по колену:
– Хороший ты парень, тебя как зовут?
– Да мы вроде бы уже знакомились.
– Да?
– Петр.
– А меня Игорь.
– Я знаю.
– Странно. А… Я тебя вспомнил, ты, кажется, книжки любишь читать?
– Кой-какие можно и почитать.
– Я тоже люблю, ты что любишь, фантастику?
Грогин сморщился и мотнул головой.
– Эротику?
– Обычно это несильные вещи.
– Детективы, что ли?
Грогин сдунул чебыкинский дым в сторону размахивающего руками Аметистова.
– Нет, детективы я тоже не люблю.
– Так что же ты читаешь? А говоришь, книжки любишь.
Чебыкин взял стакан Грогина с пивом и залпом выпил:
– Как ты сказал тебя зовут?
– Федор Михайлович.
– Ты называл другое имя, что-то ты мне не нравишься.
– Ничего страшного.
Чебыкин сделал три глубокие затяжки, затушил сигарету и чуть не предложил Грогину выйти поговорить, но с облегчением заметил, что того за пуговицу схватил Марсель Кудакаев:
– Грогин, я заразился раком.
– Каким раком?
– Желудка, меня постоянно тошнит.
– Рак – это незаразная болезнь.
– Не скажи, я вчера ехал в лифте с соседкой, у которой муж умер от лейкемии, и она кашляла мне прямо в лицо, после этого я заболел.
– Ты просто пьян. Сходи в туалет, сунь два пальца в рот, и твое здоровье резко пойдет на поправку.
– Нет, я лучше умру.
Марсель с помощью плеча Грогина встал с дивана и перехватил руку Бубновой Лиды, тянувшуюся за апельсином:
– Лидка, я заразился раком!
– Марсель, надо пользоваться презервативами.
– Ха! Лидка, я тебя сейчас поцелую без презерватива, и ты тоже заразишься.

Аметистов крепко прижался к упругому бедру Петруниной и, нежно держа ее запястье, водил ногтем, покрытым бесцветным лаком, по длинной линии жизни:
– У вас потрясающая линия любви: столько страсти, необузданности, вы абсолютно не можете совладать со своими чувствами – они сильнее вас, в то же время вы свободный человек и вам наплевать на мнение окружающих.
Петрунина проглотила вишню вместе с косточкой:
– Да, что-то такое во мне есть.
– О, вы еще сами себя не знаете.
– Да, наверно.
Аметистов мял ладонь Петруниной, а Петрунина думала, достаточно ли этого для того, чтобы переночевать в его комнате с потолками два семьдесят, площадью восемнадцать и со всего одним хозяином по соседству.
– Костик, отпусти девушку и скажи мне вот что…
Аметистов растерялся и слишком быстро отложил в сторону ладонь Петруниной.
– Привет, Ляля, ты когда пришла?
– Представляешь Костик, я была у астролога, он составил на меня гороскоп, и самое страшное в том, что всем моим начинаниям препятствует Уран, – я не знаю, стоит ли мне жить дальше.
– Ты слишком категорична, астролог мог ошибиться, и потом – не все же надо понимать так буквально.
– Костик, ты меня успокоил. Грогин, здравствуй, родной!
Аметистов облегченно вернулся к податливой ладошке Петруниной.
– Здравствуй, родная.
– Что такой грустный?
– Да вот тебя не было, поэтому и грустный.
– Грогин, я тебя люблю – так и передай своей Романовой.
– Я тебя тоже, Ляля.
– Ванька, я тебя вижу, ты от меня не уйдешь!
Ляля, раздвигая переминающихся с ноги на ногу гостей Сафиуллы, стремительно рванулась к расплывшемуся в улыбке Ване Печко.

Грогин выпил маленькую рюмку коньяка, макнул желтый сочащийся кружок лимона в сахар и, открыв рот, уронил его на пол.
– А чем, скажите, президентская республика лучше парламентской?!
Грогин подмигнул Юрловой, Юрлова без очков видела на расстоянии больше одного метра только белые расплывчатые пятна, поэтому улыбнулась только тогда, когда Грогин развел руками и отвернулся влево:
– Нет, это эротика, а не порнография!
Грогин отвернулся вправо:
– С тобой, моя прелесть, я согласен даже на сендзю.
– Фу!
– Что ты фукаешь – это же двойное самоубийство.
– А-а…
Грогин подошел к широкому подоконнику и, потрогав шершавый лист высохшей герани в глиняном горшке, влил в ее серую землю остатки своего пива.
Людмила Сазонова усмехнулась Грогину и уперлась кулачком в грудь Данилы Степановича.
– Людмила, у нас так много общего.
– Данила Степанович, я не люблю общее – я люблю частное.
Грогин с сожалением стал смотреть на окруженный фантиками, крошками и косточками ломтик лимона, пока гостеприимный Сафиулла протертой пяткой шерстяного носка не раздавил солнечный цитрус.
– Тьфу! Черт! Накидали продуктов на пол!
– Сафиулла, я пойду.
– Грогин, ты вечно сматываешься в середине веселья.
– Дядю надо в больнице навестить.
– Это тот, который съехал?
– Он самый.

6
Ибатуллин Ринат Газизович положил ногу на ногу, сдвинул шляпу на затылок и спел куплет из башкирской песни, об озорной девушке, которой попался еще более озорной парень. Даше казалось, что от неровного движения троллейбуса шляпа Рината Газизовича обязательно сорвется с макушки в шелуху семечек на ступеньках.
– Нет, девушка, я совсем не пьяный.
– Я разве что-то вам говорила?
– Мне не надо говорить, я умею читать мысли.
Зульфия Альбертовна, ожидая свою остановку, спустилась к дверям на одну ступеньку вниз:
– Рассказывай! – не пьяный! А что тогда песни орешь?!
Ринату Газизовичу интереснее было поговорить с симпатичной девушкой, но не отреагировать на несправедливую реплику он не мог, поэтому, развернувшись на сиденьке, дыхнул в сразу же испугавшееся лицо Зульфии Альбертовны:
– Нюхай! Ничем, кроме пива, не пахнет! Потому что я пью только пиво, с пива мне весело, а вот с водки я нервничаю.
Двери открылись, и Зульфия Альбертовна, тихо ругаясь, поспешно сошла. Ринат Газизович повернулся назад к хорошенькой девушке, но Даша уже исчезла в задних дверях.

– Мам, налей мне, пожалуйста, еще полкружки чая.
Татьяна Игнатьевна налила полную кружку крепкого чая и положила три кусочка сахара.
– Зачем так много? И сахара не надо было.
– Ничего, ничего.
Даша отхлебнула чай и надкусила овсяную печеньку.
– Как Гера живет?
– Потихонечку, Толик его в новой школе учится, сначала пятерки, четверки получал, а сейчас стал и тройки, и двойки приносить, учительница жалуется.
– Адаптировался, выходит.
– Выходит.
Татьяна Игнатьевна включила маленький телевизор, стоящий на холодильнике, и стала следить за извилистым сюжетом двухгодичного сериала, тихонечко вздыхая в самых проникновенных местах. Даша задумалась о прошедшем дне и о том, что если заплакать, то тушь не потечет, как в смешные школьные годы, потому что прогресс не стоит на месте, хотя какое это имеет значение, ведь мама постарела и папа, открывающий своим ключом дверь, постарел.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66656236) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.