Сор

Сор
Кир Регольт


Рассказ о работе банковского служащего Ивана, как попытка переосмыслить расцвет банковского дела в современной России, возникшего в виде коммерческой отрасли для зарабатывания денег, и его быстрое измельчание, впитывание в себя социальных функций и растворение бизнесовых целей в цифровом тумане больших обезличенных данных.

Содержит нецензурную брань.





Кир Регольт

Сор



И вместо золота подобный сор

В уплату примут армия и двор?

Я поражаюсь, но не протестую.

(«Фауст». Гете)



Начну с конца. С мотивов. Однажды, бегло просматривая прессу, я случайно наткнулся на характеристику российского бизнеса одним крупным предпринимателем, который сравнил этот бизнес с зайцем. Сразу даже не понял. Каким еще зайцем? Странные ассоциации. Но стал читать дальше и очень удивился тому, как верно это подмечено – заяц, которого гонят по зимнему полю охотничьи собаки, а он бежит без оглядки и знает про себя то, что никто ему не сможет помочь, кроме него самого. Вот это вот необычное сравнение вызвало еще одно сложное воспоминание. Воспоминание об интервью одного очень значимого руководителя из числа членов правления государственного банка страны. Этот бонза уже уходил на пенсию и зачем то тиснул в «Розовую газету» довольно-таки правдивый обзор того, чем занималось первое поколение тех чиновников, которых вполне можно назвать банкирами с большой буквы «Б».

Это интервью крепко обосновалось в памяти и очень часто возникало при случае, когда в прессе обсуждалась очередная разборка государства со следующим незадачливым банком. Главного героя интервью тогда почетно проводили со всех постов, как уволили многих других, таких же аксакалов, определивших своей пищевой нишей противоречия двухуровневой банковской системы РФ. Уволили перед тем, как начать зачистку банковского сектора. Чтобы не мешали. И он решил оправдаться. Замолить грехи. Мол, не взыщите строго:

– Теперь-то мы понимаем, что занимались не тем, чем было нужно. Но откуда ж мы знали, что надо было банковскую систему создавать. Мы деньги зарабатывали. В этом административно-командном СССР нас другому не учили, кроме того, как создавать запретами дефицит, и потом за деньги разрешать тому, кому надо. А про научный подход, про рыночную экономику, тогда и прочитать то было негде. Мы не виноваты. Время такое было.

В том далеком перестроечном году, никто не хотел открывать банк. Но ЦК КПСС уже поставил задачу: создать коммерческие банки в большом количестве. А кто не будет создавать – известно что – отключим газ. И пошел наш герой агитировать за советскую власть. Стал уговаривать олигархов создавать коммерческие банки. И однажды, уговорил. «Создал себе поле деятельности». Это цитата. Вот ведь как все было! Права Ахматова: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Поле значит создали. И стали удовлетворять спрос. Ну, на что был тогда спрос, пожелаете узнать вы. Да тоже не хитро все: взаимозачеты, обналичка, обмен и вывод валюты за рубеж, залоговая приватизация, ГКО, фиктивные активы. И ведь как все просто складывалось:

– Мне чиновница госбанка наличность не выдает! – жалуется один кооператор.

– А ты открой свой банк и выдавай наличные сам себе сколько захочешь! – советует чиновник из того же госбанка.

– Правда? Открыл! Ой, как здорово! И что, я теперь и друзьям могу выдавать наличку?

– Можешь! Только подумай хорошенько. Не выдавать, а что? Правильно – Продавать!

– Ура! Что же вы раньше-то молчали? И доллары я могу переводить? И ГКО покупать? И деньги у людей брать и в свой карман перекладывать? Обалдеть, какая штуковина хорошая, этот банк. Давно надо было открыть.

А он говорит время! Время было чудесное.

Может быть и впрямь, не надо судить их строго. Ну что они могли тогда? Таргетировать инфляцию? Тонко настраивать ликвидность? Чем? Кепкой Юрия Михалыча? МВФ требовал разделения властей, независимость эмитента, частные финансовые институты. Они брали под козырек. Выполняли требования. Получилось ведь кое-что. Институты созданы. Работает надзор.

– А вы, надменные потомки, хотите переделывать – переделывайте. Но не известно еще, что у вас получится. У нас-то худо-бедно работало. А на ваше будущее еще поглядеть надо. Поэтому вы нас не трогайте пока. Может, еще позовете исправлять свои же ошибки.

И сейчас, спустя 30 лет, оглядываясь назад, я вспоминаю 1990 год, когда в стране было 400 коммерческих банков. Столько же, сколько сейчас в 2020 году – их примерно 400 единиц. А ведь было в 1994 году аж 2439 штук. Откуда взялись и куда исчезли тысячи банков? Какие силы заставляли советских людей заниматься банковским бизнесом? Почему дух банковского дела, зародившись в 1987-ом, воспарил к середине 90-х годов к двум с половиной тысячам банков, а еще через 20 лет почти полностью выдохся, растворив в густом тумане то, что сам же и создавал? На этот вопрос у меня нет ответа. На такие вопросы обычно отвечают ученые из будущего, по прошествии десятилетий, когда все наши классовые порывы и народные устремления кажутся им детскими и простыми. Они берут и равнодушно загоняют социальные явления прошлого в устоявшиеся схемы, наклеивают на них ярлыки, чтобы легче было извлекать из памяти, и укладывают эти папки с ярлыками в архив. А сейчас я могу только попробовать вспомнить, как все было. Вспомнить рассказ, записанный со слов одного моего знакомого. Как увидел он изнутри банковскую работу – молодой тогда еще выпускник экономического ВУЗа, который в 1991 году устроился впервые на работу в банк и без перерыва на бизнес-ланч проработал там 30 коротких лет.




Иван.


Знакомого моего зовут Иван Кустов. В 1990 году он закончил экономический институт по кафедре банковского дела, затем несколько месяцев отдохнул, и в начале 1991 года устроился на работу в Промышленно-строительный банк (ПСБ). Тогда ПСБ забирал под своё крыло все отделения Госбанка. Госбанк, в свою очередь, передавал в ПСБ свои отделения вместе с челядью и скарбом, так как более не планировал заниматься реальным сектором экономики, а собирался уходить в идеологическую ипостась: Госбанк превращался в ЦБ.

Теплым весенним днем Иван подходил к зданию банка. Это должен был быть его первый рабочий день. Издалека он заметил у входных дверей какую-то возню. Мужчина, видимо завхоз, откручивал со стены большую стеклянную вывеску. А рядом, женщина властно командовала этим растяпой:

– Аккуратно, не порежься! Сильнее крути! Варежки надень! Справа держишь! Заваливается! Мать твою! – она увидела подходившего Ивана, – Быстрее подходи! Справа помогай ему! Не уроните мне – осколки будем три дня выметать! Вот так, молодцы!

Стеклянная вывеска оказалась в руках у Ивана. Завхоз медленно слезал с тумбочки. Женщина улыбалась.

– А можно я её себе заберу? – спросил Иван, кивая головой на вывеску. Внушительных размеров прямоугольник из толстого стекла идеально подходил в качестве ровной поверхности для письменного стола.

– Бери. – Ответила женщина. – Ты кто такой? Кустов? Заходи ко мне через 10 минут. Проведу инструктаж.

Иван понял, что это была управляющая отделением.

Завхоз предложил Ивану оставить вывеску у себя в подсобке:

– Ладно, как войдешь, направо по коридору, там дверь. Рядом с ней поставь. Там не ходит никто. Вечером заберешь. А мне надо новую прикручивать, извини.

Только тогда Иван догадался, что присутствует при историческом событии. И если он прочтет надпись на вывеске, то тогда будет понятно при каком именно. Надпись гласила: «ГОСБАНК СССР». Она была сделана золотыми буквами на черном фоне, внизу таблички. Но самое красивое, в центре, был цветной герб СССР. Он грандиозно смотрелся на черном пано. Вся табличка была очень торжественная. При взгляде на нее становилось понятно, что учреждение, которое она собой обозначает, имеет особую государственную важность. Эта важность – деньги. Да, да – Госбанк отвечал в СССР за деньги. За покушение на деньги государство строго карало. Вплоть до смертной казни с конфискацией имущества. И кадры там работали строгие.




Виктор Г. (1992-2001)



После инструктажа Иван познакомился с коллективом. Это были люди, как бы вам сказать… Нет, это были олимпийские боги. Несколько мужчин, но в основном – женщины. Женщины без страха и упрека. Касса, оперзал, бухгалтерия, кредитный, администрация. В первых трех подразделениях трудились рабочие лошади. Их удел – кропотливый, внимательный, ежедневный труд. После работы – огород, у кого корова, дети, мужья. Но главное – на работе нельзя допускать ошибок. Именно это и была их верховная профессиональная составляющая, отличительная черта. Как у сапера – ошибка может стоить жизни, так и здесь – ошибка может поломать судьбу. Именно такой способности – не допускать ошибку – эти женщины обучались в начале своей карьеры. Страх помогал им. Те, кто не справлялся – уходили. Оставались только самые внимательные и сконцентрированные. С годами работы напряжение уходило. Его место занимала природная чуйка. Спинным мозгом они чувствовали весь свой рабочий день. Каждое движение под контролем интуиции. Поэтому вечером – свод итогов давался им быстро и легко. Да, свод итогов. У каждой из этих профессий (касса, оперзал, бухгалтерия) начало дня имело свой зафиксированный след. Как новая упаковка колоды карт. Утром открыли, днем поиграли, вечером свелись, колоду сдали – подпись, печать. И так каждый день – от известного, через хаос, к известному. Только так, по-другому нельзя. Этот порядок придумала сама жизнь, сотни лет работы формировали правила. И сформировали.

Не так обстояли дела в кредитном и в администрации. Там работали феи. В основном – это жены городских чиновников и прочих крепких хозяйственников. Как работают феи – все знают. Их рабочий день в банке ничем не отличается от рабочего дня в любой другой конторе. Хотите освежить в памяти – пересмотрите «Служебный роман» Рязанова.

Ивана определили на работу в оперзал. Дело в том, что кроме политических реформ, нашу страну в те годы посетила еще и техническая революция. В банках стали появляться компьютеры. Сначала их встретили с недоверием, и поручали только самые легкие задания. Ставили их в отдельную комнату, чтобы не мешали работать, и старались не показывать своего интереса к новичкам. Вот тут-то и пригодился Иван. Он был с компьютером на «ты» и его определили оператором ЭВМ с функционалом – набивать платежки в АБС (автоматизированная банковская система). Тогда АБС сама не работала, ее только еще учили работать. Она привыкала к документам, училась распечатывать реестры, формировать отчеты и прочее меню. В этом смысле Ивану повезло. Ведь шел процесс качественно-количественной трансформации целой отрасли экономики. На смену бумаги приходила цифра. И обеспечить такой переход могли только редкие работники, которые знали в совершенстве текущую бумажную работу и понимали, как ее необходимо оцифровывать. То есть, как структурируется банковская работа в голове компьютера, по каким законам он раскладывает ее по полочкам. И если последнее для Ивана было более-менее понятно, ну хотя бы в теории, то первое – бумага – пока еще было тайной. Иван загорелся и решил открыть для себя эту тайну, чего бы это ему ни стоило. Это было первое настоящее дело в его жизни. Он решил рискнуть, отказаться от себя, от амбиций, от налета юношеской высокомерности и от всевозможных заоблачных ожиданий. Для этого нужно было погрузиться в процесс, научиться у женщин профессии. С первых же шагов женщины понравились Ивану, и он увлекся работой.

Сложность заключалась в том, что овладевать технологией необходимо было сразу. Именно та законченность каждого дня, смысловая закругленность, законеченность не давала возможности овладевать знанием по частям. Из одного вытекало другое, из второго – третье, и так далее. То есть первое действие уже несло на себе отпечаток последнего свода. Вечернему сведению документов подчинен весь рабочий день. Нельзя уйти домой, если день не сведен, и доделать завтра. Иван учился каждый день. Ошибался, часами искал ошибку. Находил. Опять ошибался. И так дни, недели, месяцы. Женщины, обучавшие Ивана были очень терпеливы. Хотя и матерились на него, но все-таки дело шло. Из тумана и общей путаницы начали выкристаллизовываться одна закономерность, потом другая и уже становилась понятной суть учета и сама идея баланса.



Однажды, произошло знаковое событие. Уголовное преступление. Но не простое, а очень типичное именно для наступающего нового времени. Наставница Ивана, заслуженный операционный работник Вероника Андреевна сопровождала себе приспокойно счета, закрепленной за ней группы предприятий. Но однажды, ее вызвали к управляющей филиалом банка Галине Ивановне, с которой уже мирно беседовали директор предприятия «Московское управление механизации» , чей счет вела Вероника Андреевна, и незнакомый следователь МВД. Оказалось, что у директора «МУМа» в руках была копия платежки, исполнение которой заверено именным штампиком Вероники Андреевны, но деньги, списанные со счета «МУМа» до получателя не дошли. Со слов следователя Вероника Андревна узнала, что деньги эти удивительным образом дошли до другого получателя – физического лица, имевшего счет аж в Мурманской сберкассе. Вероника Андреевна сразу почувствовала засаду. В глазах помутнело. Опустились руки. Она просидела так 5 минут. Пришла в себя и пошла в архив поднимать подшивку «Рабочий день» за нужное число. Там действительно подшита платежка от «МУМа» на физлицо в Мурманск. Но Вероника Андреевна никак не могла понять в чем подвох. Принесли платежку, она исполнила. Какие к ней претензии? Что они там ищут, какие-то деньги? А подвох был в том, что в бухгалтерии «МУМа» была подшита платежка на эту же сумму, только в адрес их поставщика «за колеса и шины по счету», и на этой платежке стоял ее именной штампик, подтверждающий, что именно Вероника Андреевна приняла и провела это поручение. Возник такой вот когнитивный диссонанс: «МУМ» имеет копию платежки с подтверждением оплаты контрагенту, а банк имеет платежку от «МУМа» на физлицо в Мурманск.

Денег на счете нет – это факт. Наваждение какое-то. Вероника Андреевна взяла документы и пошла в кабинет к главному бухгалтеру банка Регине Семеновне. Они были подруги. Вместе начинали трудовой путь 20 лет назад. Семеновна – умная, опытная, огромной внутренней силы женщина – как батя, она не подведет. И Семеновна не подвела. Дверь ее кабинета была всегда открыта. Он заметила происходящее с Вероникой сразу, когда та еще только подходила к кабинету, но виду не подавала. Когда документы оказались у нее на столе, то с первого же взгляда проблема была ясна. Это была не типичная проблема, такого не было раньше, за предыдущие годы работы. Эту проблему принесло ветром перемен. И этот ветер тревожил Семеновну больше чем, конкретный случай с загоном денег в Мурманск.

Однако, надо было что-то решать. Как же так получилось? Стали накручиваться варианты. И первый вариант: естественно, кто-то из своих. Все, конечно, посмотрели на новенького. На Ивана.

Иван не знал что произошло. Он тихонько сидел сбоку стола Вероники Андреевны и выписывал под копирку ордера на частичную оплату какой-то платежки. Потом взял её именной штампик и ловко отшлепал им четыре копии. Получилось, что Иван, от имени Вероники Андреевны провел частичную оплату чего-то там. Тетки переглянулись. У Вероники вытянулось лицо. Но Семеновна улыбнулась :

– Вряд ли. У него еще ума не хватит на такое.

Веронике уже полегчало. Дело пошло. Один подозреваемый уже был. Значит, скоро будут еще. Значит, ей верят – это не она. Не она списала деньги со счета «МУМа» и потом, на выходных, сгоняла в Мурманск в сберкассу и сняла их там со сберкнижки.

– Кстати, а на чей счет переправляли деньги? – спросила Семеновна.

– На счет какой-то Тамары Ильиничны, – вертела в руках документы Вероника.

– Кто это? (пауза) Угу. А кто к нам в банк ходит от «МУМа», кто платежки приносит?

– Сто лет ее знаю – Валя Кобзаренко. Она с молодых лет там бухгалтером работает.

– Ну ладно, ты Вероника Андреевна иди, работай. Не бойся, на тебя никто не подумает. Дальше видно будет. Скорее всего милиция без нас все выяснит, – напутствовала Регина Семеновна свою подругу.

В этот день Иван стал замечать, как похолодели к нему все женщины в банке. Перестали разговаривать, опускали глаза. Вероника забрала от Ивана документы и сказала, что день сведет сама. И только чуткая Регина Семеновна подошла к Ивану:

– Чего сидишь. Давай, тихонечко иди домой. Сегодня пораньше тебя отпускаю. Отдохни. Давай, до завтра.

– До свидания, – обрадовался Иван, – Я ушел, Вероника Андреевна, не возражаете? – пробубнил Иван в сторону своей наставницы и вышел из оперзала.



Оперзал в то время представлял из себя большую комнату, на втором этаже, со столами работников. Так же выглядели канцелярии в России еще в 19 веке. Никаких стоек, перегородок, окошек и прочей атрибутики разделения на клиентскую зону и зону персонала. Только комната с письменными столами работников и с несгораемыми сейфами для хранения документов. Все работало просто: заходишь в банк, отмечаешься у милиционера с паспортом на проходной, и попадаешь в здание. В здании можешь ходить куда хочешь. Например, бухгалтер с директором приехали за зарплатой. Зашли на второй этаж к своему операционисту, присели сбоку, у ее письменного стола на стулья, заполнили чек. Операционист, по трубе пневмопочты отправил чек в кассу. Бухгалтер с директором спустились в кассу, где по контрольному талону получили деньги. Поднялись опять наверх. Поболтали с феями из кредитного, посмеялись над анекдотом про палочки. И потом поехали к себе. Не знаете анекдот про палочки? Слушайте.



В чеке на зарплату директорам необходимо было идеально расписываться, точно также как в карточке с образцами подписей. Из-за особенностей директорских почерков, их подписи иногда выглядели как забор. Например, фамилия Шишкин, прописью выглядит как 14 косых палочек: //////////////. И вот, бухгалтер приносит операционисту чек с подписью директора Шишкина. Сам директор стоит поодаль, задержался с кем-то в коридоре. Операционист и говорит бухгалтеру:

– Мария Ивановна, передайте Василию Степановичу, что девочки в кассе жалуются – он им мало палочек ставит.

Тут заходит в оперзал Шишкин и говорит:

– Хорошо, обещаю в будущем ставить им палочек побольше.

По-моему очень смешно. И мило.



На другой день наш герой пришел на работу как обычно. Но Регина Семеновна позвала его к себе.

– Иван, там у нас курьер в отпуск ушел, ты не мог бы пару недель покататься по Москве, документы поразвозить?

– Хорошо.

– Тогда давай, бери пакеты с платежками, с инкассо, с авизовками, с перепиской и дуй по адресам. Начни с РКЦ, потом в наш головной. У них нашу почту забери и назад. Понял?.

– Да, понял. Чего тут сложного? – Иван собрал пакеты и поехал.



Так Иван начал ездить по Москве по делам банка. Тут тоже была своя польза. Его стали узнавать в РКЦ, в других филиалах, а самое главное – в головной конторе ПСБ. Секретариаты с секретаршами и их начальники всех мастей начали воспринимать Ивана как часть пейзажа, перестали глядеть с недоверием. С молодыми девчонками из валютного Иван даже начал немного кокетничать. Жизнь продолжалась. В дороге Иван размышлял о том, чем может закончиться для него вся эта история с Мурманским переводом. Ему уже тайно сообщили, что именно из-за этой истории он стал курьером. Ему оставалось только ждать. Иван надеялся, что все раскроется, и он опять вернется к своему любимому делу – к участию в процессе компьютеризации опердня.

Через несколько дней Ивана стала мучить одна мысль. Дело было в авизовках. Иван каждое утро брал накопленные за вчерашний день авизо, их опись, складывал в конверт и вез в РКЦ. Иногда количество авизовок с описью не сходилось. В первый раз Иван испугался: что делать? Тогда работница РКЦ очень бойко вернула его в реальность:

– Ну допиши ее внизу, сумму сложи, подпись поставь. Маленький что-ли. У меня очередь. Каждый день толпы народу. Не задерживай.

Было и так, что одной авизовки не хватало. Тогда Иван вычеркивал ее из описи, пересчитывал сумму и ставил подпись:

– Подпись: курьер Кустов Иван, чувак с Заречной улицы. Одна авизо лишняя. Поняли? Сто или двести тысяч. Короче, некогда мне тут с вами. Быстрее принимайте и я поехал. У курьера дел – выше крыши.

Вот как-то так работала система по приему и исполнению денежных переводов между расчетными центрами Госбанка. Иван уже понимал эти системы: МФО, РКЦ, SWIFT. И ему было совершенно ясно, что он, имея злостные намерения, может взять и напечатать на бланке с печатью авизо на любую сумму. Потом включить ее в опись и передать на исполнение в РКЦ. Максимум через 5 дней деньги окажутся в нужной республике СССР и дальше… Не хотелось даже думать про «дальше». А все мысли были о том, что так можно подставиться во второй раз. Это вам не детский перевод в Мурманск. Кстати, а ведь и там работали по такому же принципу. Кто-то принес свою платежку в банк, Вероника Андреевна провела ее, проштамповала. А этот кто-то незаметно поставил штампик «исполнено» на такую же платежку, только по реквизитам контрагента. То есть банк провел платеж в Мурманск, а в бухгалтерии предприятия оказалась платежка «за колеса и шины». Ну конечно, это могла сделать только бухгалтерша «МУМа», которая ходит в банк, платежки приносит. Деньги ушли ей на счет в Мурманск, а на предприятии у нее все четко, колеса и шины оплачены, смотри, товарищ директор, вот платежка с отметкой банка. Можешь ее даже по факсу выслать нашему поставщику, чтобы не волновался и шины с колесами отгрузил.

Иван обрадовался своей догадке. Он приехал в банк, забежал в кабинет к главному бухгалтеру:

– Я догадываюсь, как могло такое случиться с платежом этого «МУМа». Не знаю, конечно, кто бы это мог сделать, но вероятно сделали подмену четвертого экземпляра поручения, – начал семенить Иван.

– Да знаю я все уже. Дело закрыто. Виновные установлены. Иди.

Иван топтался на месте.

– Извини, конечно, молодой человек, но обсуждать с тобой этот случай я не буду. Давай, шуруй отсюда, у меня дел много. И так каждый день задерживаюсь, – Регина Семеновна заметила, что Иван оскорбился таким приемом и погрустнел. Она решила смягчить риторику:

– А вот когда я начинала работать, у нас главным бухгалтером тогда работала одна злая бабка. В конце рабочего дня вставала из-за стола в 18-00, одевалась и шла домой. По дороге свет выключала. И запрещала включать. Потом с улицы проверяла, чтобы свет не включали. Говорила, что все дела надо делать во время и не сидеть по ночам. Представляешь, у нее в кабинете печка стояла. Она туда окурки выкидывала. А в платяном шкафу – тазик с бражкой. После обеда, зачерпнет алюминиевой кружкой, выпьет залпом, закурит папироску – кайф. Ничего не боялось то поколение. Фронтовики. Орденоносцы. Наверное, померла уже. Ладно, Ваня, иди домой. Эту неделю еще доездишь курьером, а в понедельник с утра заходи ко мне, будем дальше IBMы осваивать.

Иван шел по коридору банка и улыбался. Рассказ про бабку с тазиком бражки будоражил воображение. Представлялась зима. Обитая кожей ватная дверь, которая закрывается с пневматическим хлопком, годами притертая «тик в тик» со слоем масляной краски дверного косяка. За дверью круглая отопительная печь. Печь сжигает все запахи и выбрасывает их в трубу через вытяжку. В кабинете тепло. Старая, уверенная в себе седая женщина с короткой прической, в валенках и жилете из овчинной шкуры подходит к шкафу с папироской в зубах. Она могла бы и не ставить бражку вот прямо так, в шкафу, в рабочем кабинете. Но почему-то делает это. А потому, что это ритуал. Что-то значит для нее эта бражка. Но кто же теперь узнает что именно? Одно ясно, что это ее моральная опора. Без этой привычки ей уже будет тревожно. И начальство знает об этом тазике, но делает вид, что не знает. Дает ветерану спокойно доработать до пенсии. До почетного заслуженного отдыха. Да, умели раньше советские люди слышать друг друга. И ценить.

– Иван, куда чапаешь? Подожди меня! – Ивана окликнула Ольга – операционистка, уже несколько лет работает в банке после окончания банковского техникума. Ольга очень практичная, замужем, любимица коллектива, – Давай присядем на улице, покурим, не хочешь?

Иван понял, что это предложение о чем-то поговорить и охотно согласился.

На улице присели на скамеечку в тени, закурили. Ольга перешла к делу.

– Ты не дуйся на нас из-за этой истории. Просто испугались все не на шутку. От страха стали вести себя по жлобски, шкуру свою спасать. Большинство тёток в банке по 20 лет и более отработали, Получали гроши. А в последнее время зарплаты выросли, людям платить стали нормально. Они обрадовались и теперь за работу держатся. Боятся вылететь. Мужьям зарплату задерживают. А в банке платят вовремя и много. Само по себе это уже перемена. Были женами «принеси-подай» с зарплатой ниже плинтуса, а стали кормилицы семей. Их куриное сознание еще не успевает приспосабливаться к новым условиям. Как были лошадьми зашоренными, так и остались: «Лишь бы меня не трогали». Поэтому когда узнали, что милиция вычисляет виновного, то всем захотелось, чтобы его нашли побыстрее и конец. Ну, новенький, так новенький. Берите его скорее. Хватит нас пугать уже. Сил нет боятся, каждый день на валерьянке.

Семеновна молодец. Сказала следователю, что подумает пару дней и позвонит. Пусть пока не шумит и не пугает народ. А сама пошла на проходную банка к милиционерам вохрушникам, там у Толика попросила журнал, куда входящих посетителей записывают, посмотрела как зовут бухгалтершу «МУМа», которая в банк ходит. Оказалось, что она Кобзаренко Валентина Ильинична. А деньги то в Мурманске получила Нифонтова Тамара Ильинична. Ну, для Семеновны это не хитрость. Она сразу поняла, что они сестры, только фамилии по мужьям у них разные. Позвонила следаку. Тот оделся по форме и на следующий день вызвал к себе Валентину Кобзаренко и в кабинете в милиции на понт ее расколол. Она и созналась, что заметила в банке, что когда Вероника от стола отходила, то штампик в ящик стола не запирала, а так на столе и оставляла. Тут Валюшка и придумала, что штампик можно наставить куда хочешь, только делай все поуверенней, как-будто так и надо, и никто не заподозрит. И наставила. Деньги получили. Понадеялись на то, что бардак вокруг, поэтому все как-нибудь само рассосется, а может и вообще не спохватятся. Директор у них мужик пьющий, мог и не обратить внимания. В общем, Ваня, делай выводы».

– Какие? Что нужно штампик в сейф закрывать? – удивился Иван.

– Что не обращай внимания на склоки. А если прав, то не оглядывайся, смотри на всех ровно. Поэтому и нужны начальники людям, что в большинстве своем люди слабые и безвольные. Не могут иметь собственного мнения. Хотят, чтобы за них подумали, чтобы не напрягали их, чтобы задали им функцию «ходи на работу», а об остальном мы позаботимся. Мы тебе зарплату выплатим. Сколько? Мы сами решим, ты же не хочешь напрягаться и думать. Поэтому не думай, не обидим. Ходи на работу, работай хорошо. А все остальное мы тебе скажем. Вот они и не думают. Два состояния у них: хорошо или страшно. Испугались – тут же готовы от родной матери отречься, лишь бы опять стало хорошо и безмятежно. Поэтому к ним Семеновна и приставлена, чтобы панику абсорбировать.

Кстати, Веронику накажут. Со штампиком-то её косяк. Она, скорее всего, обидится и больше тебя учить не будет.

– Да я уже понял все про этот участок. На таких ошибках быстрее учишься. Вероника хорошая тетка. Все-таки терпела меня, учила, объясняла. Жаль. Только бы не уволили.

– Не уволят. Ну, давай, пока, до завтра.

– Оля, спасибо тебе. Пока.

По дороге домой Иван купил газету, в которой была большая статья, посвященная чеченским авизо. Дочитал уже дома на диване. Голова кружилась от догадок и совпадений. То есть кто-то реализовал на практике теоретическое предположение Ивана. Какие-то люди с Кавказа вбросили в РКЦ внешние авизовки и получили по ним крупные суммы денег. Иван был морально подавлен такими фактами и, одновременно, вдохновлен от того, что он впервые почувствовал себя профессионалом. Он освоил тему расчетов, корсчетов и прочей бухгалтерии на столько, что мог замечать в ней слабые места. Из всего этого напрашивались следующие печальные выводы: первый – система не совершена, второй – следователи присутствовали в жизни Ивана не в последний раз.



На следующий день Иван еще дорабатывал остаток недели курьером. По дороге в банк он снова думал о фальшивых авизовках и о том, что перемены в банковской системе происходят неспроста. Банковская система всегда противостояла внешнему миру по-разному. В каждую эпоху были свои методы борьбы и противодействия. В средние века ее защищали тем, что мошенникам отрубали головы или сжигали. Ходили войной и разграбляли за неуплату по векселям непокорные города. На диком западе строили кассовые укрепления, бетонные бойницы и суперсейфы из металла. Деньги охранялись, чековая бумага обрастала степенями защиты. Водяные знаки, металлические волокна, ультрафиолетовое свечение. В советское травоядное время банковская система задремала. Укрепленный кассовый узел, милиционер на входе, плакат «Не болтай» – вот и весь её не хитрый оборонительный скарб. Зачем ей что-то большее, ведь банковская система СССР была закрытым клубом с исчерпывающим набором участников. Теперь внешний мир изменился. Экономическую свободу получил каждый. Все стали субъектами экономики: физические и юридические лица. Могут открывать счета и пользоваться ими столько, сколько душе угодно. Исчез тотальный контроль за участниками банковского обмена. Внешний мир надавил на банковскую систему, и она дала течь. Перед ней стоял вызов. Нужно было создавать методы противодействия. На поверхности лежала не решаемая на деревянных счетах задача контроля за возросшим потоком транзакций. Но компьютер как раз и был тем средством, которое должно было обуздать этот бешеный поток неконтролируемых масс платежной информации.

– Хорошо, что с понедельника я опять вернусь за компьютер, – думал про себя Иван, – Теперь моя любименькая АБСка для меня вообще по-другому заиграет. Верно говорят: «Нет худа без добра». Как бы я оценил важность АБС, если бы не эти случаи. Это же прямое воровство чужих денег. Да в какой религии это разрешается? Какие старцы могут благословлять на такие дела свой народ? Думаю – ни в какой. Это просто извращение отдельного, больного человеческого сознания. Значит, всех участников этих историй следует немедленно приговорить к аутодафе. А нам всем пора переучиваться и переходить от устаревших деревянных костяшек и логарифмических линеек за компьютеры.

С такими мыслями в голове Иван пришел в банк, поднялся в секретариат управляющего за пакетом корреспонденции. Там, по середине приемной, напротив стола с секретаршей, стояли и разговаривали два человека: сама управляющая филиалом банка и клиент банка г-н Микаелян. Он торговал машинами. Тогда еще пользовались спросом «Волги». Вчера он хотел оплатить крупную поставку на ГАЗ, но его платеж не ушел.

–Ничего страшного, – успокаивала его Галина Ивановна, – сегодня уйдет или завтра. Деньги же у вас на счете. А у меня, по выписке моего корсчета, вчера было красное сальдо. Поэтому, буду просить подкрепление в головном офисе. Они мне деньжат подкинут, и я проведу ваши платежки, договорились?.

– А от кого это зависит, вам деньжат подкинуть?.

– Ну, там наш зампред по филиальной работе. Вы его не знаете. Он большой начальник. Ему так запросто не позвонить. Сегодня запишусь на телефонный разговор с ним. Порешаю наши дела в течение дня. Когда платежки проведем, мои девочки вашим тут же позвонят и обрадуют. Но все мой хороший, мне пора, дела ждут. Вот и Иван тут уже заждался. Заходи в кабинет, Ваня, у меня к тебе дело важное, кроме всего прочего. Где я должна расписаться? – и Галина Ивановна быстрыми шагами направилась в свой кабинет увлекая за собой Ивана.

Когда дверь кабинета закрылась, она продолжила:

– Оправиться с дороги не дадут, черти не русские. Еще рабочий день не начался, а он уже меня в приемной встречает. Светку эту секретаршу прибью – зачем его пускает. Соврала бы что-нибудь, что меня не будет сегодня, и выпроводила бы его восвояси. Подумаешь, платеж не ушел. Боится, что не все деньги на свете заработает, вдруг кому-то еще достанутся. Ну, да ладно. Ты, кстати, Вань в курсе, что с понедельника с Генриеттой Витольдовной будешь работать? Нет? Ах да, тебе Регина Семеновна все объяснит. Считай, на повышение пойдешь. Так так. Нус, кажется, ушел. И ты иди, Иван, тебя тоже дела ждут.

Иван вышел из банка и поехал по маршруту в РКЦ и потом в головной офис. По дороге он размышлял над термином «красное сальдо». Оно ведь действительно красное. Красного цвета. Иван еще успел поработать на механическом арифмометре, который печатал выписки по счетам в конце дня. При сведении остатков денежных средств на счетах, сальдо могло быть по дебету или по кредиту. Это зависело от вида счетов: активный, пассивный либо контокоррентный; такой был гибрид активного и пассивного счета. Забиваешь в арифмометр цифры списаний и поступлений, крутишь сбоку рукоятку, шестеренки подсчитывают и выбивают остатки, которые получились. Если пассивное сальдо, то черными чернилами. Если активное сальдо, то красными чернилами. Вынимаешь карточку учета (выписку), смотришь, а на счете клиента красное сальдо. Такого быть не может. Либо ты ошибся в математике, либо списал со счета деньги, которых там не было. Шутка. Одну такую машинку не успели выбросить на свалку истории. Она стояла в рабочем состоянии в комнате механиков, для красоты. Здесь, в механической, Иван и освоил ретроспективу своей профессии. Убедился на собственном опыте, что «красное сальдо» действительно красное.

После РКЦ Иван привез корреспонденцию в головной офис своего банка. Он поднимался по широкой парадной лестнице в представительскую часть здания, когда заметил, что навстречу ему спускается тот самый г-н Микаелян, которого Иван выдел в приемной своей управляющей два часа назад.

– Еще раз здрасьте, – поздоровался Иван вслух. И про себя удивился, – Странно, а он-то здесь чего забыл? Хотя это меня не касается. У меня важный пакет для правления.

И Иван вошёл в сектор кабинетов больших начальников, где располагались члены правления со всей своей бюрократией по возглавляемому ими направлению. Ему нужен был куратор их филиала, зампред правления г-н Павлов. Вернее не он сам, а его помощник, который отвечал за переписку и прочие коммуникации с подчиненными подразделениями. Иван бодро зашел в приемную и замер в холодном поту. Сам г-н Павлов, старый дед, с сигаретой в одной руке и телефонной трубкой – в другой, в отличном костюме-тройке, с золотыми часами, впялился в Ивана своими орлиными глазами и громко орал в трубку незнакомому человеку:

– Ты что, бл, Галина Ивановна, работать разучилась? Ты забыла кто ты такая? Какого хрена ты ему про красное сальдо разболтала? А если он сейчас эту хучню в какую-нибудь паршивую газетенку тиснет? Ты представляешь, что с нами будет? Я тебя, бл, за это вышвырну на хрен! Додумалась, сообщила клиенту, что ее филиал банкрот с красным сальдо на корсчете! А то, что у банка денег полно, хоть жопой жуй, это ты ему не объяснила? Он понял так, что во всем ПСБ нет денег. Слышишь меня? Во всем! А не только лишь в твоем сраном филиале. Ты почему подкрепление вчера не запросила? Тебе хоть раз отказывали? Поленилась? Ты хоть представляешь себе, что ты своей халатностью можешь натворить? Срочно, бл, присылай заказ на подкрепление корсчета и его платежку в первую очередь проводи. Потом мне отчитаешься, поняла? – Павлов бросил трубку так, что показалось, как треснул корпус телефона.

Он все еще смотрел на Ивана. Затем сделал в себя смачную затяжку, выпустил вверх сигаретный дым и зашагал своими лакированными ботинками по шикарному ковру с высоким ворсом: «Бардак!»

Ивана отпустило.

– Это он сейчас в наш филиал звонил? – спросил Иван у помощника.

– Угу, – ответил помощник, – Ну, вы тоже там додумались: с клиентами про красное сальдо рассуждаете. Мы же банкиры. В этом особенность нашей профессии. Деньги любят тишину и покой. Ладно, давай, что там у тебя? – помощник протянул руку за конвертом.

Иван ехал в свой филиал и думал, что Галине Ивановне сегодня лучше на глаза не попадаться. И еще, два вывода сделал Иван из прошедшего дня. Первый, что не все клиенты дружелюбно относятся к банку. Второй, что в профессии банковского служащего нужно очень внимательно выбирать выражения.




Генриетта Витольдовна.


Следующая неделя началась, как и обещали, с новой страницы. Ивана перевели в кредитный отдел. Вернее, это был не обычный кредитный отдел. А Кредитный отдел № 2 экспериментальный. К этому времени уже во всю функционировал российский рынок ценных бумаг, проблему неплатежей решали взаимозачеты, а бесхозные промышленные гиганты попадали в заботливые руки новых собственников через механизмы залоговых аукционов и тому подобных сделок; когда акции предприятия выкупали за деньги самого предприятия, либо за счет невыплаченной зарплаты его работников, либо за государственные деньги. В этом отделе уже простое торговое финансирование, деньги – товар – деньги, не котировалось. Здесь уже было кредитование со смыслом. Придумывались сложные схемы финансирования с использованием невиданных доселе механизмов. На новой кухне варили кашу из топора: вместо денежного кредита – выписывали векселя, вместо оплаты – подписывали бартерную мену, уплату налогов оформляли зачетами, зарплату платили ценными бумагами, эти же бумаги у рабочих выкупали, деньги для выкупа получали от продажи ГКО, ГКО выменивали против векселей, и главное, самому не за что не платить. Доверия не было ни к кому, аппетиты росли, государство готовилось к дефолту.

Это дефолт был всем необходим. Люди зашли в тупик. Они все еще жили продолжением теней уже не существующей страны. Им нужна была линия отрыва. Вот до нее был СССР с его правилами. После нее – новая Россия. До линии все новое вытекало из старого: новые ГКО – из старых облигационных займов, пирамиды МММ – из касс взаимопомощи, приватизация – из активов советских пятилеток, новые стратегии – из госплана, новая власть – из КПСС, и даже ковры в квартирах россиян висели себе на стенах и не думали поддаваться ревизии. Нагромождение неплатежей сковывало грудь. Агония экспроприации выветривалась, оставляя после себя тяжелое бремя похмелья. Ни накоплять, ни вкладывать. Ни платить, ни планировать, ни хеджировать. Ни сеять, ни жать, ни свадьбу сыграть. Ничего нельзя было сделать по-человечески. Исчезали смыслы приложения духовных и физических сил и у богатых и у бедных. Духота сгущала воздух нагнанный ветром перемен, нужен был дождь. Ливень. Свежие струи воды напоят и омоют наши уставшие души, буксующие в тупике экономики.

И этот дефолт случился. Он отрезвил всех. Заставил посмотреть новыми глазами на сделанное за годы перестройки. Увидеть, что худо-бедно, но собственность распределена. Это значит, что нужно думать не о том, как хватать и не выпускать, а о развитии, о будущем. Что толку в акциях завода, если завод не работает. Нужно запускать и производить. То же самое с бартером и взаимозачетами. Хватит валять дурака, пора заниматься расшивкой неплатежей. Ведь не может эффективно работать твой завод, если в стране нет рынков, нет покупателей за деньги. Так же и с государством. Если у меня есть собственность, то государство должно защищать мое право на мою любимую собственность. А где оно государство? А вон там лежит, жабрами шевелит. Без налогов, без зарплат, без кадров, без машин скорой помощи и без учителей и без судов. Ну, нет, вставай, государство, дадим тебе и попить и поесть и форму милиционерам купим и микстуры врачам – говори, сколько там надо долларов. Тьфу, мы хотели сказать не долларов, а рублей. Рубли у нас в России! Не ракушки, не бананы, не стеклышки, а рубли. Понятно? Да, всем это стало понятно. Но потом. А пока, до 1998 года, еще понятно не было.

Руководила экспериментальным кредитным отделом № 2 молодая двадцатидевятилетняя женщина, высокая модная блондинка, Генриетта Витольдовна Райс. Когда Иван впервые столкнулся с ней, то подумал, что ее настоящая фамилия должна быть не Райс, а Сюрпрайс. Уж больно эффектно она выглядела. Она закончила тот же ВУЗ, что и Иван, только на 6 лет раньше. Попала по распределению в один из флагманских филиалов Стройбанка, где занималась кредитованием предприятий оборонной промышленности. Отличные внешние данные, живой ум, а самое главное – молодость, заставили обратить на нее внимание высокого руководства ПСБ. И когда возникла необходимость назначить кого-то ответственным за такой передовой участок работы, как рынок ценных бумаг, то ее кандидатура получила всеобщее одобрение. Особенно это еще и потому, что многие вообще не верили в успех любого экономического новодела. Не верили и боялись к нему прикасаться. А Генриетта Витольдовна, наоборот, к своим не полным тридцати годам, уже переросла обычную банковскую работу. Вся жизнь была впереди, а она уже начинала скучать. Простые банковские опции превратились в рутину. Проверка кассовой дисциплины предприятий, бумажное кредитование, нехитрый расчет коэффициентов, выдача справок – от всего этого хотелось спать.

Очень кстати на помощь пришла компьютерная эпоха. Предназначенный для решения деловых задач, компьютер, оказалось, еще умел играть в игры. Это чудо. Компьютерные игры были настоящим раем для людей увлекающихся. Тетрис, змейка, а главное Принц Персии! Вот кто занимал место в сердце молодой амазонки из кредитного управления. Занимал не только место в сердце, но и все ее рабочее время. Генриетта Витольдовна отдавала всю себя Принцу, без остатка.

– Иван, ты в Принца до какого уровня проходишь? – задала она первый вопрос.

– Я вообще в него не играл. У меня персонального компьютера не было. Я всегда на общественных работал. А там только Тетрис.

– А я до 6-го дохожу, и тупик. Никак не могу этот ров перепрыгнуть. Чтоб его разорвало!.

Родственные души всегда найдут о чем поговорить. А Иван сразу почувствовал, что он с Витольдовной на одной волне. Ивана всегда привлекали люди умнее его самого. Он сразу ощущал их присутствие рецепторами невидимых щупалец. Их силу, знания, образ мышления, модель поведения, смелость смотреть в глаза собеседнику. У людей ограниченных, всего выше перечисленного благородства не было; их речь – пык-мык, манипуляции руками в помощь ненужным частицам и междометьям, смотрящие в сторону глаза. Этим они сами себя ставили заранее в подчиненное положение. Иван понимал вызов такого момента, но не хотел занимать место сверху кого бы то ни было в силу своего молодого возраста. Наоборот, он хотел еще поучиться у старших и образованных людей всемирной житейской мудрости. Иван решил, что ему повезло: Витольдовна более чем подходит на роль носителя библейских истин. Она запросто, без возрастного барьера, общаясь на «ты», сможет его научить премудростям профессии и вообще, новой капиталистической этике.



Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых. Блажен ученик, которому попадется мудрый учитель. Наступало новое время. Поколения, которое должно было бы передать свои знания новому поколению, не существовало. Для Ивана – таким поколением должно было быть поколение его родителей. Но эти люди, десять лет назад приходившие на родительское собрание в школу, теперь были «разобраны», как старый мопед в сарае. Они сами не знали, что им делать. Дезориентированные в нравственных ценностях, потерявшие работу и профессию, переставшие понимать происходящее вокруг, они плыли по течению в надежде, что появится новый хозяин, и они, наконец-то, смогут ему приклониться. Прав оказался Инквизитор Федорович, не нужна людям свобода. Ее спутники голод и усталость. Свобода требует самостоятельного принятия решений. Самостоятельный выбор подразумевает груз ответственности за содеянное. Ответственность – сестра совести. Совесть, как мучительна она по ночам! Иметь ли мне эту несчастную Совесть? Или не иметь? Отдать ее кому-нибудь, не нести самому этот груз: хорошо ли я делаю или грешу. Если грешу – пусть отпустят мне грехи, здесь на земле.

И они отдали. Не потянули вот так вот сразу. Не знали, как ей пользоваться. С чем ее нужно готовить. Снова выбрали рабство. Оказавшись перед выбором: «Свобода или хлеб», они решили, что вместе эти понятия не поженятся. И/или. И тогда они сказали:

– Хлебы в наших руках превращаются в камни. Поэтому мы принесли их вам, чтобы вы накормили ими нас. В ваших руках наоборот, камни превращаются в хлебы.

Они решили, что плоды свободы – это камни. Не смогли их съесть. Не поверили в себя:

– Не может быть, чтобы мы сами, без указания партии и правительства, вырастили хлеб. Как же нам есть его теперь. Это ли не преступление? Есть хлеб без разрешения сверху. Хлеб, который никто не благословил. Ну не может быть так, чтобы вот мы посеяли, а земля уродила. Нет, мало этого. Необходимо было еще вышестоящее разрешение получить. Без него земля бы не справилась. Поэтому, мы принесли эти хлеба вам. Разрешите нам от них откусить. Просим вас, и преклоняемся перед вами.

А также совесть нашу, себе заберите. Мучает она нас. Не можем сами определить, что хорошо, а что плохо. Поэтому вы судите нас. Решайте за нас, как нам жить. Отдавать мужеских первенцев в армию, а женских в наложницы; может, вы право первой брачной ночи хотите? Пожалуйста. Только совесть заберите от нас. Тяжела для нас такая ноша. Вы теперь будете думать за нас.

И еще, можно мы будем христианами называться. Знать, что есть чудо на земле. Что за все наши грехи, нам будет снисхождение после смерти. Ни за что, просто так, без приложения усилий. Ну, какие у нас усилия. Слабые мы и немощные. Не требуйте от нас большего. Мы работаем на вас и подчиняемся вам. Поэтому расскажите нам о чудесах святых. О рае на небе. О том, что и мы, прожив жизнь как растения, попадем в рай человеческий. Просто мечту. Можно?

Хотели христианами называться. Почему-то думали, что в этом идея: лежать на печи и молиться. Что не нужно преодолевать себя. Решили, что христианство – это не про дух святой, не про дух преодоления. И преодолевать в христианстве нужно не горы, не овраги и не лес, а свои слабости, свое бессилие, свою глупость, лень и другие пороки. Забыли, что тот, в честь кого они хотели быть названы, сознательно отказался от хлебов. Сказал, что сами должны кормиться и удовольствие от этого получать: « Не хлебом единым»

И чужую совесть нести отказался. И судить. И думать за других не стал. Но каждому велел самому нести свою ношу. А будет трудно – на Бога опирайтесь: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи».

И от чудес, и от всякой лжи отказался. От дешевых трюков. От подмены понятий. От шелухи и фальшивой обёртки: «Не искушай Господа Бога твоего».

Но не хотели слушать учителя своего новоиспеченные христиане. Первые сорок лет своей жизни они росли атеистами. Богом для них была коммунистическая партия, которая отрицала религию. А еще, она отрицала частную собственность, эгоизм, неравенство. Она расстреливала за государственную измену, за предательство интересов народа, клеймила фашизм, колонизацию, иностранную валюту, эксплуатацию труда, спекуляцию, семейные разводы и тунеядство. И что же им предлагалось теперь? А все перевернулось с ног на голову. Все, что клеймилось позором и за что сжигали на кострах, теперь, наоборот, возводилось на пьедестал. По телевизору восхвалялись враги во главе с НАТО, народ-строитель светлого будущего в конец оскотинился, зарплату стали выдавать долларами США, эксплуататоры и спекулянты стали называться предпринимателями, тунеядцы – художниками, прелюбодеи – светскими тусовщиками, а члены КПСС усердно крестились в церкви со свечами в руках. Ну как тут не закружится голова?

– А может, это все обман, проверка? Сейчас и ты побежишь валюту менять, а они опять все на свои места перевернут, как после НЭПа в конце 20-х, и всех кто валюту менял расстреляют. Скажут, вот так мы выявили предателей коммунизма. С этими людьми мы никогда бы социализм с человеческим лицом не построили. Так им и надо!.

И ведь могли бы, от них всего можно было ожидать.

Поэтому сидели и не рыпались. Не понимали, что идеология СССР была 70-ти летней ошибкой. Именно она шла в разрез с предыдущей всегдашней идеологией. Не знали, что от сотворения мира, уже десять тысяч лет, человечество стоит и развивается на простых главных истинах: в опоре на Бога, на личном признании, на частной собственности, на труде, на чести и честности, на почитании предков, на уважении к окружающим. Будь сам личностью и уважай личности других; трудись и помогай тем, кто не может заработать; в церкви ощущай государство свое, плечо соплеменников своих; люби семью и не криви душой. Но разве в СССР было так. Нет, там было все иначе. Личности загонялись за Можай, облачались в стада, награждались телогрейкой с кайлом и выматывались до смерти непосильным трудом и цингой. Честь заменили на лесть. Уважение к окружающим на стукачество. Частную собственность на государственную. Хочешь подержать актив – предавай. Семью, вместо опоры сознания, превратили в уязвимое место, за которое удобно шантажировать непокорных. Все это противоречило тысячелетнему естественному ходу вещей. Такое извращение разума не могло держаться вечно. Но 70 лет – долгий срок, за который умерли те, кто знал про нормальную жизнь. А их потомки не знали, как это бывает. Как это жить человеческой жизнью. Они вертели головами по сторонам и не находили ответов:

– А кто же знает?.

А знают те, кто не ставил над собой советский эксперимент. Например, западные страны.

– Значит, их жители знают про счастливую жизнь?.

– Конечно, слушайте их, смотрите их кино, читайте их газеты, пейте их колу и научитесь тоже. Жить как они.

Быстрее всего схватывает молодежь. Она восприимчива к переменам. Ей нужны социальные лифты. Она ищет свой шанс. Перемены дают этот шанс. Хочешь оседлать волну – врубайся в новый мейнстрим быстрее других. А молодежь – хочет.

Начальство в ПСБ это очень хорошо понимало, поэтому собирало в новый отдел только молодых, образованных, восприимчивых, жаждущих. Сюда же сваливали в кучу появляющиеся, как грибы после дождя, новые направления деятельности. Поэтому, получилось так, что в одном отделе оказались, такие разные, сегодня требующие отдельных лицензий, виды бизнеса как: Ведение реестров акционеров, Депозитарий, Брокерская и Дилерская деятельности, Скупка акций приватизируемых предприятий, Векселя, Взаимозачеты, Кредиты, Аккредитивы, Гарантии, Организация финансирования и валютный обмен. Иван был на седьмом небе от счастья. Дело поворачивалось лицом к Ивану еще и потому, что многие не хотели погружаться в материал. Хотели работать устно или задним числом. Но перед Иваном такого выбора не стояло. Да и сам он любил во всем доходить до самой сути. (В работе, в поисках пути, сердечной смуте. Борис Пастернак). Ему не пришлось выбирать направления. Все направления были его. Он должен был их освоить. И освоил. Не сразу, конечно, с годами. Но в молодости время течет медленно. Дни длинные, ночи короткие. Когда тебе двадцать три, то даже один год – это уже бесконечность.



Первым испытанием для Ивана в новом отделе стала работа, за которую никто не хотел браться – ведение реестров акционеров акционерных обществ. Само по себе ведение – это еще ничего, нормальная работа. Но прежде чем вести реестр, его нужно создать. А это тысячи работников десятков предприятий. Их реестры вели сначала сами предприятия. Но к 1995 году возникло понимание о необходимости независимого регистратора. Для чистоты вопроса. Для независимости прав акционеров от администрации предприятия. И реестры передали независимым регистраторам. ПСБ взял на себя обязанность по ведению реестров акционеров предприятий – своих клиентов. Предприятия принесли в банк кучу бумажных подшивок с данными своих акционеров. Оставалось только перевести эти манускрипты в электронную форму. Работа не подъемная. Никто не хотел браться. Поручили самому молодому -Ивану.

Ивану задача показалась интересной. Он бодро взялся за дело. Но через неделю монотонного труда всем стало ясно, что до завершения процесса формирования реестров пройдут годы. Десятки тысяч работников, помноженные на десятки предприятий представляли собой миллионную армию новоиспеченных владельцев акций; привилегированных, простых и даже золотых. Набить на клавиатуре паспортные данные – это минимум пять минут на человека. Двенадцать человек в час. Девяносто шесть человек в день. Пятьсот – в неделю, Две тысячи в месяц, Двадцать четыре тысячи в год. Так Иван получил подмогу. Несколько молодых девочек подключили к процессу набивания паспортных данных руками. Несколько молодых программистов выковыривали реестры из предприятий в электронном виде на дискетах и пытались их адаптировать к банковскому софту. Через несколько месяцев справились с заданием.

Генриетта Витольдовна вызвала Ивана к себе в кабинет:

– Вань, зайди ко мне через часик. Там из брокерской конторы приедет их директор. Хочет с нами замутить какое-то дело. Я ему тебя нахвалила. Говорю, молодой специалист, большой пласт работы поднял. Он сказал, что в таком случае, ты ему обязательно понадобишься. Ты их не бойся. Не чужие люди. Контора при нашем банке. У них и деньги наши. Так что они нам как родные.

Через час Иван сидел в кабинете у своего начальника и слушал директора брокерской компании.

– Нам доложили, что у вас сформированы реестры предприятий, которые были вашими клиентами по РКО.

– Они и сейчас наши клиенты по РКО. И по кредитованию. И по валютным контрактам, – обиделась на слово «были» Генриетта Витольдовна.

– Да, да, конечно. Реестры акционеров ваших действующих клиентов, – продолжал директор, – Четыре из них нам интересны. Мы готовы выделить средства на скупку акций у работников этих предприятий, привлечь вас к процессу выкупа и заплатить за это щедрые комиссионные. Схема в голове ПСБ получила одобрение. Вернее было бы даже сказать, что оттуда задача и пришла. Эти предприятия нужны нашим акционерам. Вы готовы участвовать в скупке?

Генриетта Витольдовна посмотрела на Ивана. Иван догадался, что она не поняла и половины из того, что сказал брокер. Кроме раздела о комиссионных, конечно же. И Иван взял на себя инициативу:

– Мы готовы обзвонить всех акционеров и предложить им продать свои акции. Не лишним была бы реклама в печати и на проходных заводов. Администрация и бухгалтерия заводов должна подсказывать своим работникам, кому они могут продать акции и давать наш телефон и адрес. Выплачивать будем через кассу. Средства вы нам закидываете авансом на специальный счет. Мы их оттуда расходуем, вы по выписке контролируете. Выкупаем сначала на себя, то есть на ПСБ. Раз в месяц перебрасываем на вас то, что накопилось. По этим актам приема-передачи рассчитываем комиссию. Вы ее оплачиваете в течение 3-х дней. Вроде бы все, – закончил Иван.

– Комиссию хотелось бы тоже авансом, – выразила пожелание Генриетта Витольдовна.

– Вы не переживайте. Мы же одна структура. Заплатим вам обязательно. А в знак вашей власти над нами, разрешите вам подарить небольшой сувенир. Меня уведомили, что Вы, Генриетта Витольдовна, предпочитаете запах «Опиум». Прошу Вас, примите, пожалуйста, – директор достал маленькую красную коробочку с духами. Переговоры были закончены.

Директор ушел. Витольдовна достала духи. Шикарный запах растворился по кабинету. Она закурила:

– Иван, ты теперь сам и отвечай по этой сделке. Раз ты на себя инициативу взял, то тебе и на практике воплощать, – легко ушла с повестки Генриетта Витольдовна.

– Мне нужна будет помощь юристов. Чтобы в договорах подвоха не было, – все, что смог попросить Иван.

– Сейчас наберу Гульку, попрошу, чтобы тебя не посылала сразу, а выслушала и помогла, – Генриетта Витольдовна сняла трубку. Трубка ответила, и Витольдовна сделала рукой вольный жест, обозначавший то, что Иван был свободен и мог идти по своим рабочим делам.

Иван вышел из кабинета. В то время он любил, когда вот так вот обстоятельства складывались в деловые поручения. Теперь это была его тема. Если бы кто-то спросил: «А кто в западном филиале ПСБ занимается скупкой акций?» То ему бы ответили: «Иван Кустов».

– Кто?

– Иван Кустов, – это уже было имя.

Иван знал, что сейчас выручил начальницу в трудной ситуации. Что она пригласила его по своей инициативе, потому, что предчувствовала такое развитие событий. Она была опытным чиновником и умела находить бюрократический выход для своей попы из самой сложной ситуации. То, что важное дело поручили неопытному новичку, её не беспокоило вовсе. Что не входило в сферу её интересов, для нее не существовало. Она через минуту забыла об Иване. И это тоже Ивану нравилось. Это и есть истинная свобода. Когда никто и браться не хочет, все отворачиваются, а ты берешься. Результат от тебя никто не ждет. Никого не подведешь. Работай в свое удовольствие. И Иван взялся за дело.

Иван удивился, как легко организовался процесс. Несколько технических движений по открытию счета, получению аванса, размещению рекламы – и люди пошли. Люди – работники предприятий тяжелой и легкой промышленности, получившие свои акции в ходе приватизации. Отдавшие всю жизнь и все свои силы работе на своих заводах и фабриках, они были вынуждены продавать то, что еще можно было продать. Их изматывали задержки заработной платы, инфляция обесценивала накопления, цены в магазинах росли. На деньги, выплачиваемые за акции, можно было решить накопившиеся семейные вопросы. Иван внимательно вчитывался в их анкетные данные. Возраст. Столько-то лет на заводе. Женат, замужем, в разводе, дети. Для многих из них продажа акций завода приравнивалась к измене родине. Они приходили в банк, доставали выписки и паспорта, и пока Иван забивал данные, они рассказывали всю свою трудовую биографию. Многие волновались так, как будто не акции продавали, а отдавали ребенка в круглосуточный интернат:

– Я на завод устроился в 65-ом. Его только построили тогда. Все технологические линии сами запускали. Где буксовало – усовершенствовали. В соцсоревновании побеждали. Планы перевыполняли каждую пятилетку. От завода мне и квартиру дали. Детских садов при заводе было 8 штук. Детей у меня двое. Потом в школу пошли. Школе тоже завод помогал. Мебель, приборы там разные. Сам привозил для кабинета химии колбы из заводской лаборатории. Лагерь пионерский – каждое лето. Думал и дети на завод пойдут – нас так воспитывали. А теперь вот продаю завод. Жрать нечего. Картошкой с дачи питаемся. Зарплата не вовремя выплачивается. Да и на зарплату сейчас ничего не купишь – крохи. До пенсии бы дотянуть. А там, на дачу уеду, нахрен. Надоело всё.

Иван работал как на конвейере Форда: утром 10 сделок, 10 сделок после обеда. По 20 минут на человека для того, чтобы заполнить передаточное распоряжение и проводить продавца в кассу. Дело шло успешно. А любое успешное дело привлекает к себе внимание.



Коллеги постарше сразу почуяли наживу. Парни из этого же экспериментального отдела стали интересоваться приходящим к Ивану потоком людей. Особенно их занимала последняя итерация – выплата денег в кассе. Приличные суммы выдавались на руки большому количеству беззащитных, если не сказать бестолковых, граждан. Здесь явно можно было поживиться. В самом начале пути, когда нужно было создавать реестры, все шарахались от этих акций как черти от ладана. Но сейчас, когда можно было собирать урожай, всем стало интересно, почём Иван скупает акции у народа. Оказалось, что скупает дорого. Хозяева банка не ставили своей целью ограбить рабочих, они назначили рыночную, справедливую по их понятиям цену, и выплачивали деньги сразу, без отсрочек, на руки.

Двое приятелей Ивана, сослуживцы из соседнего кабинета, рассуждали так:

– Вот если бы у меня были акции этих предприятий, то я бы тоже их продал. А что, цена выгодная. Ты как считаешь, Димон?

– Да, ладно тебе Олежек, все равно ни у нас, ни у наших родителей акций скупаемых заводов нет. Надо было там работать, чтобы они тебе достались. А ты где работал? В Питере, на судостроительном? Жаль, что судостроительный завод никто в Москве не скупает. Поэтому, сиди и мечтай молча.

– Ну, хорошо, нету у меня акций. Но если бы были, то Ванька бы у меня их купил за дорого. А где я могу их взять? Где они есть, у кого?

– Верно, у рабочих этих заводов. Ты хочешь сказать, что надо как-то изловчиться, чтобы рабочие передали свои акции нам. Ты на что намекаешь? На махинации с реестром? Извини меня, Олег, но я в такие игры с владельцами банка играть не буду. Не хочу, чтобы меня через два дня нашли в канаве. У меня семья, родители.

– Да не ссы ты, Димася! Чего такую рожу испуганную сделал? Я просто предлагаю скупить акции у рабочих по цене дешевле, чем их покупает Иван.

– С какого хрена им их тебе дешевле продавать, если можно без проблем продать дороже?

– Ну, сам посмотри, сейчас они как делают? Звонят Ивану по телефону, договариваются, он их записывает «на прием» на определенный день, они отпрашиваются с работы, едут в банк, брюки надевают наглаженные, пол дня теряют на дорогу и прочее, так?

– Так. Ну, дальше.

– А мы сами к ним приедем, на завод. На заводскую проходную, что в люди вывела меня. Передаточное распоряжение в машине заполним. Деньги наличными выплатим. Никакой бюрократии. Идешь с работы, бумагу подписал, лаве получил и дуй в кабак, гуляй рванина! А мы распоряги Ваньке в реестр передадим и в тот же миг другие распоряги подпишем, на продажу. Он нам деньги выплатит.

– Смотри ж ты, и Ивану хорошо: за один раз, сразу кучу акций купит. У него же бонус от количества штук зависит. Ну, Олежа, ты голова. А мы где деньги возьмем на покупку акций?.

– Да в этом то и дело. Это самый сложный вопрос. Подумай.

– Да, блин, опять криминал хочешь мне подсунуть. Так и знал. Ты без этого не можешь, чтобы кого-нибудь не надуть. Так мы, в один прекрасный день, сами себя обманем. Это правило такое. От него никуда не спрячешься. Надул ты, надуют и тебя. Все сделанное говно обязательно обратно прилетит.

– Ну, хватит, не ной, Димося. Успокойся. Подумай лучше, мы с тобой где работаем? – В экспериментальном отделе? Ты вот сейчас чем занимаешься? Взаимозачетами? Какие сделки ведешь?.

– Сейчас налог на прибыль табачной фабрике закрываю через комитет по транспорту.

– Умничка, а разницу в цене поставки ты кому откидываешь?.

– Векселями нашего банка на табачников. А что?.

– А то, милый мой, что мы эти векселя сами обналичим на бирже. На полученные деньги скупим акции. Потом эти акции продадим Ивану. У себя же в банке векселя купим заново. Ими рассчитаемся с табачниками. Всего и нужно нам за неделю обернуться. Подинамишь своих табачников немного. Они народ богатый, потерпят недельку, даже не заметят.

– А что я им скажу? Подождите недельку, пока я на ваши деньги акции «Красного октября» куплю. Мне тоже разбогатеть хочется, а без ваших денег у меня шансов нет. Вот такой план?

– Скажешь, что чувак из вексельного отдела в командировку уехал. Сейчас приедет, и все вам выпишет. Когда мы вас подводили? Ну и прочую такую погребень. Ни разу не морочил голову клиентам, что ли?

– Это очень стрёмно Олег. А если что не так пойдет? Ты сольёшся, а мне отвечать. В таком замесе работу потерять – это самое малое зло. Могут и замочить ненароком. Там братва, на фабрике-то.

– Если что не так пойдет, я тебя подстрахую. У меня есть две квартиры в Москве. От бабушек достались. Продадим их.

– Ага, так ты и продал. Ты же не дурак на всю голову. Подумаешь, коллегу по работе завалили в переулке, какое тебе дело. Мы с тобой даже не друзья детства. Даже морального выбора не стоит. Ты как себя уговоришь? А вот как: «Мы с Димой захотели срубить бабла. Каждый сам понимал, на что шел. Я придумал схему. Я – это ты Олежа. Олежа придумал схему. Олежа ее раскрутил. Дима только подыгрывал и ресурсы добыл. Если прибыль – то делим пополам. Если прокол – то каждый сам разгребает свои проблемы. Зачем тебе лезть в чужое дерьмо, только хуже сделаешь». Вот так ты скажешь сам себе. И поедешь домой на своем БМВ. Давай, лучше квартиры твои продадим. А после сделки опять купим. Давай?

– Пока будем продавать, время уйдет. Да и квартиры, говорю же, память о предках. Точно такие уже не купим. А, кроме того, у меня там арендаторы живут. Им тоже время надо, чтобы съехать. Короче, не вариант.

На том и разошлись.

Нерешительность – особая черта характера советского человека. Она может сыграть злую шутку. Упущенное время – невосполнимый ресурс для конечной жизни одного человека. Откуда нерешительность? Наверное, от расплывчатого законодательства; не знает своих прав человек на Руси. Он говорит себе: «Закон, что дышло, куда повернул, туда и вышло».

Не любим мы жестких правил. Оставляем люфт для «а вдруг»:

– А вдруг планета перевернется, и люди начнут ходить на головах, что тогда?

– Как что, правда станет кривдой; за воровство начнут медали давать, «орден Воровского» называются; за убийство с извращением – записывать в святые. Так будет на перевернутой       планете? А если так будет, то кто же захочет жить в таком мире, жизнь тогда человеку зачем?

Но для русского человека это пустые слова. Трясущийся от страха он ответит:

– Бог терпел и нам велел. Проживем как-нибудь без инноваций. Надо жить скромно.

Русский человек никогда Бога не понимал:

– Чего ты от нас хочешь, восточная душа? Нам нужен учитель, научить нас, как нам жить. А ты всё молчишь. Ты хочешь, чтобы мы сами. А нам так не надо. Поэтому нам начальство полезнее. Оно нам говорит, что делать. Оно и виновато в неудачах. Оно и накормит нас, если не урожай. Село то наше знаешь, как называется? – Заплатово, Дырявино, Разутово, Знобишино, Горелово, Неелово, Неурожайка тож. (Некрасов)

Но иногда залетает и на русскую землю протестантский дух. Овладевает он Штольцами и Базаровыми, и бросаются они в омут Обломовки, и запускают они деловые предприятия на свой страх и риск, и не думают о последствиях. Ибо их учеными сказано, что не должен стоять и раздумывать предпринимательский дух у порога собственного дела, так как думает он в эту минуту о том, что получится у него в результате; но если в будущее заглянуть никому не дано, то и занятие сие бесполезная трата времени; поэтому человек должен действовать сразу, а только потом, смотреть на результат, и делать корректировки по ходу пьесы.

Именно такой дух и овладел в 90-е годы многими советскими гражданами. Ринулись они напропалую торговать, производить, строить, кормить и сеять и пахать. Будь что будет, но сил, держать это внутри, больше нет. Огромное желание людей реализовать себя в море бизнеса, в море нового времени, насверлило себе дырок в их совковом менталитете и вылилось наружу: на рынки, биржи, на дороги, в леса и поля. Советская бюрократия оказалась не готова к такому повороту. Система потеряла контроль за страной. Каждый делал, что хотел. Что не запрещено, то разрешено.

Дима и Олег не спали в ту ночь. Не спали и в следующую ночь. И ночи на выходных. Их души заглотили наживку темных сил. Холява, сладкая как мёд. Дополнительный заработок. Здесь все: и мысль «я умнее всех этих офисных болванов», и шуба жене, и СПА с любовницей, и мебель родителям на дачу, и Турция на две недели. Или… Или ничего из этого. Так дальше и работай, смотри, как другие богатеют. Знающий наблюдатель со стороны, давно бы сделал вывод, что наши герои уже на все решились. Им оставалось только признаться в этом самим себе. Защитный механизм советской ментальности не давал делу ход. Им хотелось убедиться в правильности поступка. Они ждали подсказку изнутри. Ждали опровержения. Но так им только казалось. На самом деле они гоняли по кругу эту мысль о заработке легких денег и ждали, где она даст трещину, засбоит. Но в их головах одна и та же мыль, гоняла по одному и тому же кругу, без всякой критики, без стресс-тестов, без дополнительных вводных и без разнообразия вариантов жизни. Поэтому она не могла дать сбой, не могла сама себя опровергнуть. Да они и сами очень боялись: только бы не проявилась проблема, уж очень не хочется расставаться с прибылью, хотя бы еще и не полученной. Для согласия и примирения требовалось только время. За несколько дней идея прижилась, перестала пугать другие мысли своим присутствием, и их интеллект дал добро.

В понедельник коллеги встретились в курилке.

– Слушай, Дим, я тут подумал, ты прав, надо мне тоже деньгами участвовать, подносил зажигалку Олег, – У меня сделка с одними барыгами с рынка: я у них наличку покупаю, а взамен им проплачиваю в Турцию валюту. Я у них рублевый кэш приму, а валютный перевод через неделю сделаю. Так у нас с тобой будет паритет. И ты рискуешь со своими клиентами, и я – со своими.

– Да,Олежа, это отличный вариант. Здесь мы оба замотивированы, каждый на свой страх и риск. Пойдем к Ивану, покрутим его, что он сейчас покупает, кто больше всего продает и так далее.

– Сейчас докурим и пойдем.

Докуривали молча.



Иван все это время успешно покупал акции фабрик и заводов. Люди шли, продавали. Иван выполнял план, получал бонус. Начальство было довольно. Каждое утро оно смотрело на биржевые котировки акций и доллара и присылало Ивану ценник на грядущий день. Ценник менялся редко. Доллар рос, росли котировки, поэтому, цена на покупаемые акции тоже должна была бы расти. Но зачем сегодня увеличивать цену, если люди хорошо продают и по вчерашней цене? Иван внутри себя понимал, что это задание скоро исчерпает себя. Поэтому он решил потерпеть то, что налаженные процессы начинали ему приедаться. Становилось скучно и обидно, что каждый день у него простая механическая работа. А между тем, его любимая оцифровка процессов стоит и не двигается. Он хотел уже попросить заменить его прилежной девочкой из бухгалтерии, но понял, что это задача – забег на короткую дистанцию. Во-первых, конкурентный открытый рынок выпрямит цену, и интерес у участников пропадет. Во-вторых, количество акций ограничено, и рано или поздно, но тот, кому надо, купит свой пакет и успокоится; либо рабочие продадут свои акции и у них больше не останется. Для Ивана было предпочтительнее реализовать проект целиком, от А до Я. Он его начал, придумал, реализовал, он его и закроет; чисто и аккуратно, напишет на папке, например, «… по июль 1996 года» и сдаст в архив. Иван прилежно работал и не роптал.

Его старшие коллеги весело подошли к рабочему столу Ивана.

– Ваня, ты не устал народ грабить: за бесценок скупаешь тут заводы, газеты и пароходы?

– Я всего лишь функция. Винтик в системе больших механизмов. Да и люди не жалуются, для многих это подмога, дополнительный доход для семьи. Берите стулья, поболтаем, пока народу нет. Что у вас там интересного происходит, на чем сейчас люди зарабатывают, расскажите? Вы ГКО покупаете сейчас? Дим, ты вроде бы еще с 1993 года их активно покупал. Какой сейчас профит в валюте?

– Да Вань, покупаю. И для себя и для клиентов. Растут каждый день. Клиенты все свои свободные средства на расчетных счетах сразу просят на ГКО загнать. Платежи контрагентам откладывают, лишь бы ГКО купить. А что, выгодно: цены в договорах фиксированные, следовательно, можно платить в последний день или даже с просрочкой, но уже известную твердую цену. А в это время полученные деньги вкладывать в ГКО. Рост ежедневный. Неделю подержал в ГКО – заработал. Суммы большие, на них и доход большой, даже если доли процентов. Для предприятия – копейки, а для директора – новый Мерин.

– Ни к чему не придерешься, только в стране кризис неплатежей, говорят, – с сожалением ответил Иван, – Вот ведь какая оборотная сторона у хорошего дела. Государство хотело занимать на рынке – и это правильно. Для удобства кредиторов создало качественный механизм – рынок ГКО. Бизнесу удобно и выгодно: получаешь дополнительный доход на временно свободные средства. А на деле, все свободные деньги предприятий вложены в ГКО. Поставщикам никто не платит. Зарплату нечем людям выплачивать. Люди, в свою очередь, мне акции продают, чтобы семьи накормить. Во дела.

– Говорят, ЦБ готовит масштабную расшивку неплатежей. Хочет выдать крупные кредиты нескольким банкам на цели кредитования образующих экономику страны предприятий. А те, перед получением кредитов, заносят в банк платежки уже подписанные на перевод всей суммы в оплату поставщикам. Те – своим поставщикам, те – своим. В итоге, так все настроено, что предприятия из цепочки погасят давние кредиты, полученные в этих банках при царе Горохе. А банки этими деньгами рассчитаются с ЦБ. Получится, что ЦБ на две недели деньги выпустит и назад соберет. И предприятия долги между собой погасят. Хоть немного раздутые балансы в чувство приведут. Всем осточертел уже бардак в экономике. Ни статистики нет, ни налогового стимулирования, ни бюджетного процесса, – Дмитрий был отчасти осведомлен о планах ЦБ, его жена работала в «Надзоре» на Житной улице.

– А что, с залоговыми аукционами у них удачно получилось. Видимо, решили еще один замут прокрутить,– добавил свою часть Олег, – Так и надо делать. Вот обслуживаешь ты предприятие, принимаешь его валютную выручку, комиссии там разные собираешь, проценты. А основная прибыль мимо тебя проходит. Ты же по объемам выручки можешь примерно посчитать какая прибыль у нефтяников или металлургов или химиков. Приходишь в министерство, договариваешься, что это предприятие ты уже изучил, значит, нужно его передать тебе. Тебе предлагают варианты. Самый легкий из них такой: государство откроет счет в твоем банке и закинет туда бюджетных денег на нужную сумму. Эту же сумму государство возьмет в кредит у твоего банка. А в залог оставит акции полюбившегося тебе предприятия. Затем не вернет кредит, а акции ты оставишь себе. Очень изящно.

– Да, изящно, – согласился Иван, – Странно только то, что никто не шумит. Никто не исправляет ошибку. Наверное, чтобы вернуть все обратно, государству нужны деньги. Без денег нет смысла тягаться с олигархами. Нет денег, и нет воли. Нет воли, нет власти. Худо-бедно общественный договор сохраняется – уже хорошо. Ельцин соблюдает баланс интересов. Правильно то, что инициатива отдана в частные руки. Президент – регулировщик движения. Его цель – благо народа. Благо – это прежде всего свобода: политическая, экономическая, социальная, любая. Свобода – значит каждый сам решит, как ему жить и возьмет на свои плечи ответственность за себя, за свою семью, за свой двор, город, страну. Не должен Ельцин учить меня жизни. Он дал мне свободы, а я должен себя реализовать, я должен приносить плоды. Поэтому я и отвечаю за себя, а к ним не лезу. Хотят нефтянку себе – пусть берут. Это их дело. Мне она и даром не нужна. Как и металлургия, как энергетика, как машиностроение. Это все не мое. Мне банки нравятся. Я себе акций ПСБ купил, сколько смог, больше не надо. С большим пакетом я таких делов натворю… Всему своё время. Каждый сверчок – знай свой шесток.

Кто-то же должен управлять заводами? Почему не они, не олигархи? Досталось тому, кто больше всего хотел. Почти как по жребию. Но жребий – не так уж плохо. Мы в институте по социологии проходили такой пассаж, что первобытные племена держали на довольствии шаманов, которые по жребию указывали вождям места охоты. Однако, каждый вождь знал, что лучшее место для охоты – водопой. Но вожди знали и то, что как только племя начнет охотиться каждый день у водопоя, то оно за месяц перебьёт всех животных в своем лесу и вымрет от голода. Поэтому задача шамана была в сдерживании экспансии. Этим регулировалась численность племени на уровне ресурсных возможностей природы. Соблюдался баланс возможностей.

Так и сейчас, аукционами этими, соблюдается некий баланс. Заводы нужно запускать, развивать. Там люди, дети, инфраструктура. У государства на всё денег нет. Желающие заняться заводами тоже в очереди не стоят. Куда комфортнее в Москве глотку драть в Думе. А в Красноярск лететь никому не охота, жопу морозить. Если уж распределили так, значит, так тому и быть. Пора скорее за дело браться. Сейчас столько возможностей. Каждому желающему место найдется. Выбирай занятие по душе, и трудись!

– Я тебя не пойму, Иван. Ты жалеешь, что залоговые аукционы провели, или рад? – потерял нить разговора Олег.

– Жалею. И рад. Жалею потому, что этот механизм раздачи слонов не справедлив. Им этого не простят. Полученное таким путем придется вернуть. Хорошо бы, чтоб они это поняли сами, и как можно скорее отстранились от владения своими предприятиями. Управление бы оставили, доходы за свой труд оставили, а владение собственностью вернули бы государству. Этим можно снять напряжение. Любое искривление правды будет давить на ситуацию до тех пор, пока не выпрямится. А выпрямиться может по-разному. Хорошо, если государство обратно отнимет по суду, или там законом каким. А если народ поднимет их на вилы? Так уже было 80 лет назад. Они такой судьбы не заслуживают.

А рад потому, что фигуры расставлены, шахматная партия началась. Можно было бы и через назначение расставить директоров на промышленность. Но у назначенцев от партии нет мотивации. Это уже проходили. Они работать не будут. Только собственники нужны. Время такое. А откуда их взять. Первое что приходит на ум – назначить. Не директоров, а собственников. Как в советское время. Эти люди так жили. Других вариантов нет. Реформаторы подкинули схему. Но это просто форма. Содержание здесь – партийное назначение. Легитимный собственник тот, кто купит по справедливой цене. А народ сейчас обнищал. В России денег нет. Деньги есть на западе. Но не отдавать же нашу промышленность немцам или американцам. Такой ход вообще не поймут. Вариант с иностранцами отпадает еще и потому, что он нарушает общественный договор. Появляется третья сторона, с которой никто не договаривался. И не будет. Здесь заработает иммунитет. Начнется отторжение и неприятие. Так и до столкновений не далеко. Поэтому – олигархи. Теперь мяч на их стороне. Если будут ходить правильно, то выиграют партию. Если правильно, тогда всем достанется. Всем будет хорошо.

– Ну, ты замудрил. Ни о чем они думать не будут, ни о каком народе. Накосят бабла и в Куршавеле пропьют. Ты как с Луны свалился, – выразил своё понимание Олег.

– Нет, нет, масштаб задачи не тот. Чтобы тебя в Куршавель пустили, тоже надо постараться. Туда людоедов не пускают. Только людей, учитывающих интересы окружающих. Они свою хартию вольностей в 1215 году подписали. И теперь, сквозь ёё текст, своих партнеров оценивают. А то, как же по-другому, ты в Давос приедешь и спросишь:

– Куда тут можно топор поставить? Дома заработались: бошки рубили соотечественникам до утра, чуть на самолет к вам не опоздали. Нам бы душ принять и выпить чего-нибудь. Через тридцать минут будем готовы выступить на тему «Мотивация холопьев на производстве». Кстати, где у вас тут неграми торгуют? А то я футбольный клуб купил. В первый же месяц всем русским игрокам ноги по самый хрен поотрубал – черепахи кривоногие, бегать не умеют.

Тебя с такими методами сразу назад отправят и больше не пустят никогда. А русскому человеку без запада никак нельзя. Там у него мечта живет – смысл и вера. На западе у нас истина в-себе бытия, наша правда. Мы по нему «часы сверяем». И эту особенность никому из нас не вытравить. Мудрейшие люди были те ребята из Новгорода, которые в 862 году приняли эту черту в свою наличную жизнь, не постеснялись. То ли уже доведены были «до ручки». То ли действительно, уловили здесь крепость конструкции «Власть немножечко чужая»:

– Ну, Вася, побойся Бога, хоть перед иностранцами веди себя прилично!

И Вася соглашался:

– А где мне еще держать себя в руках? Не перед Федькой же. Можно, конечно, и нигде не сдерживаться. Только тогда всю жизнь как скотина и проживешь. А тут – повод – иностранцы! Кроме того, я смотрю, и другие сдерживаются. И порядок в городе выходит, лепота! Ладно, принимаем немцев.

Посмотреть бы на них, на тех новгородцев да скобарей. Христианства еще не знали, но в политике уже придерживалась парадигмы «восток-запад». Сейчас примерно такие же процессы на Руси. Младореформаторы варягов призывают демократию у нас закреплять…

– Ладо, хорош, Иван. Расперделся тут про политику. Будь ты проще. Ты про себя думай. Жениться вот, к примеру, не собираешься? – перебил дискуссию Олег.

– Окей. Чего надо? – еще больше упростил Иван.

– Нада шоколада.

– Конфеты и коньяк у меня в шкафу. Вам ли не знать?

– Ты по какой цене акции покупаешь? И какие? – завернул ближе к делу Дмитрий, – У нас тоже есть акции у родителей, у родственников там у разных. Ты у нас купишь? Почем? Что для этого надо?

– Так, коллеги, все просто. Я вывешиваю прайс каждое утро в предбаннике перед охраной. Чтобы если кому цена не понравится, то он бы не ломился внутрь, а сразу домой уходил. С теми, кто по телефону позвонил, я договариваюсь на следующий день. Цену фиксирую в момент разговора, фамилию записываю. На следующий день у них покупаю по той цене, по которой договорился, даже если с утра ценник поменял на новый. Ограничений на объёмы нет. У вас – куплю. Но в какие-либо договоры и неформальные ассоциации вступать не буду; у меня полномочий нет. Что-то еще?

– Нет. Все лаконично. Пока, – попрощался Дмитрий, – Мы вот этот коньяк у тебя возьмем? Обожаю греческий.

– Бери.

Парни забрали коньяк и ушли по своим делам. В тот день вечером, уходя с работы, Иван столкнулся в коридоре с Генриеттой Витольдовной:

– Ванюша, добрый вечер! К тебе сегодня ребята из экспериментального отдела заходили, что хотели?

– Сказали, что их родственники хотят продать акции нашему банку. Интересовались ценой, – ответил Иван.

Генриетта Витольдовна подошла к зеркалу и элегантно стала поправлять прическу:

– Гори гори, моя звезда, – растягивала она строки романса, при этом загадочно смотрела на Ивана через отражение в зеркале и не двигалась с места.

Иван понял, что она ждет продолжения ответа на предыдущий вопрос:

– Генриетта Витольдовна, я не ребенок, я все понял. Но не буду же я им мораль читать: «Что такое хорошо, а что такое плохо». Вникать в то, что они задумали, у меня нет желания. А акции я купить у них обязан. У меня нет исключений для инсайдеров и прочих связанных с банком лиц. Принесут – куплю. В отчет включу. Отчеты наверх уходят. Там отфильтруют, если захотят.

– Да, да, жди, отфильтруют. Кто там твои отчеты читает? Ну, да ладно, – Генриетта Витольдовна прибывала в упоительном настроении. Она собиралась в театр с мужем. И уже немного настраивалась на поэтический лад. Ее грудь подошла вплотную к Ивану, рука положила кисть ему на плечо и губы страстно замяукали, – Ты присмотри за ними, не упускай ситуацию, а вдруг, это начало большой глупости. А я страсть как люблю драмы, – поменяла тональность и сообщила, – Мы сегодня с мужем идем в Большой, на оперу «Риголетто». Сердце красавиц, склонно к измене, и к перемене… Все милый мой, пока, – и Витольдовна медленно поплыла в сторону своего кабинета.

Иван смотрел ей в след и думал о ее муже. Они были знакомы с Иваном: муж часто заходил в банк к жене по семейным делам. Витольдовна всегда от чистого сердца радовалась его приходу. Это было заметно всем. Глубину ситуации придавало то, что муж Генриетты Витольдовны был обычным человеком. Не карьеристом из министерства и не служащим Газпрома, а работал он водителем ГАЗели в одном из многочисленных бюджетных учреждений города Москвы. Он был общительный парень. Всегда звал Ивана в курилку, рассказывал истории, смеялся в зенитовские усы, и очень брутально рассуждал о политике. Он нравился Ивану. Еще Иван любил оперу. Еще больше оперетту. И сейчас Иван рассуждал о том, как его начальница и ее муж пойдут приобщаться к Верди. Особенно муж.



Всю неделю Олег и Дима занимались подготовкой к покупке акций у работников предприятий из перечня Ивана. Они решили сначала попробовать осуществить схему от начала до конца на собственные деньги. Немного. Просто попробовать, как пойдет. Они сняли со своих личных счетов небольшие суммы и поехали на «Станкостроительный завод». Там на проходной Олег встал с плакатом «Куплю акции». Как в аэропорту, когда встречающие пишут на табличке фамилию прибывшего с нужного рейса. Народ стал подходить, интересоваться. Первая проблема вырисовывалась сразу: не было понятно, сколькими акциями владеет конкретное лицо. Люди называли количество устно, говорили, что могут показать бумажку. Видимо, выписку из реестра акционеров. Но это все не достоверные данные. Устно рабочий завода может и перепутать и приврать и еще незнамо что. Выписки могут оказаться старыми; когда акции уже проданы, а выписка осталась на руках, забыли выкинуть. Необходимо было решить проблему с реальным наличием акций у продавцов.

Эта проблема решалась двумя путями. Первый – попросить копию реестра у Ивана. Второй – попросить копию реестра на предприятии; они его когда-то вели, а могли еще продолжать вести по инерции. Олег серьезно задумался:

– Иван скорее всего откажет. Либо, его нужно будет включать в долю, торговаться. И за что скажите ему платить? Он и от нас получит за то, что мы тут рыщем по заводам, и повышенный бонус за перевыполнение плана. Со всех сторон в почете! Нет, так дело не пойдет, это выше моих сил. Надо на предприятие идти. Встречаться с той теткой, которая вела реестр.

Олег стал выспрашивать у рабочих, кто вел реестр акционеров на их заводе. Быстро удалось установить Татьяну Егоровну из секретариата администрации. Теперь надо было придумать, как с ней построить беседу: взятка, лесть, шантаж, уговор, обман. Не зная человека трудно выбрать. Придется действовать по обстановке. Нужно идти в администрацию. Нет, лучше напросится по телефону. Сказать, что из банка, по вопросу реестра. Потом уже придти. Да и по телефону, по голосу, уже кое-то про нее понятно будет.

Татьяна Егоровна оказалась активной теткой, на встречу согласилась спокойно, выслушала Олега не перебивая. Но реестр предоставить отказалась. Сообщила, что без письменного приказа директора, копию реестра никому не отдаст. Однако, согласилась сверяться количеством акций, если Олег будет спрашивать конкретно: сколько у такой-то фамилии штук; она будет подтверждать, либо опровергать. И это тоже не будет бесплатно.

Выбора не было, Олег согласился. Для начала занес в администрацию подарочный пакет с конфетами и «Бейлисом». Сверяться договорились прямо из проходной по внутреннему телефону. Олег будет набирать Татьяну Егоровну, а она будет заглядывать в реестр и сообщать нужные данные. Все вроде бы неплохо складывалось, но какой-то внутренний дискомфорт поддавливал на диафрагму. Олег понимал почему.

Это давил вопрос о собственности. Точнее вопрос о доступности информации о частной собственности, о личном имуществе, о беззащитности права перед преступной инициативой. Как легко можно узнать об имуществе другого человека, как легко можно лишить его этого имущества, и притом, что никто не почувствует своей вины. Чиновник сообщит информацию о наличии имущества, получит за это небольшую благодарность – никакого ужасного преступления тут нет; подумаешь, сообщила, кому принадлежат права на квартиру или на акции. Нотариус не заметит, что человек был не в себе; он же не врач, чтобы диагнозы ставить. Другой чиновник совершит проводку и перебросит права на нового владельца по новым документам; а что, он же просто выполнял свою работу, и то, что документы подозрительные, это не его война, в конце концов, он не эксперт криминалист и не почерковед. Все по чуть-чуть заработали – это тоже допустимо в нашем обществе; каждый сам норовит отблагодарить за решение своего вопроса. И никому не стыдно. Да и стыдится тут нечего, ведь о том, что произошла трагедия, и кто-то лишился собственности незаконно, эти чиновники не в курсе. Они не участники цепочки. Тот первый чиновник, который подсветил тему, он не знает, что происходит дальше. Он не знает, что законного владельца стали обрабатывать: пытались обманом уговорить продать или обменять на заниженный актив, спаивали вином, одалживали в кредит, обыгрывали в карты, подстраивали несчастный случай – и это потому, что когда к первому чиновнику обратились со странной просьбой, он не сообщил в милицию и не отказал, а решил заработать легкие деньги. Второй, нотариус, тоже не в курсе дела. Человек подписал бумаги в его присутствии, на вопросы ответил. А может, он действительно должен и сейчас пытается выбраться из трудной ситуации добровольно, продав последнюю квартиру. А то, что он потный весь и круги под глазами, так это болеет он, грипп сейчас, насморк. Тем более, что за сделку доплатят сверхурочные и за неудобство работы с больным клиентом. Третий также не в курсах, что там было до него. Ему принесли документы, все по доверенности, все правильно. Сверху конвертик. Ну как тут не помочь таким отзывчивым людям.

Но такое отношение – это последствие того, что не было в нашей стране частной собственности. Не решался этот вопрос силой, не выстрадан в поколениях.

– Что? Квартира твоя? А ты ее покупал? Нет? Дали на заводе? То есть ты сам не выбирал, не мучился, что далеко от метро, что мусорный бак напротив подъезда, что школа через трамвайные пути, нет? Ну, а что тогда переживаешь так? Бери теперь другую, в Замкадье. И спасибо скажи, что хоть такую предлагаем. А то вообще ничего не дадим!

– Угу, ладно. И правда, я накосячил. Моя вина. Во всем. Особенно, в том, что родился в такой счастливой стране, таким несчастным опездолом.

А выстрадать было нужно. Страдание порождает общественный договор. Договор – это когда две стороны признают право собственности за тем, кто сейчас им владеет. Они уже нападали друг на друга, оспаривали это право, дрались и боролись. Перебили друг друга и устали. Теперь у них договор, признание прав других. Не только своих. Признание – это когда я согласен с тем, что имеешь ты; а ты согласен с тем, что имею я.

Олег хорошо помнил с институтских времен политэкономию. Помнил, как Энгельс объяснял происхождение собственности и семьи. Помнил, как Маркс объяснил природу капитала. Помнил Ленина, призывающего воплотить в жизнь новую идею общественной собственности. И сейчас он пытался вспомнить все, что знал про собственность и почему право на нее нужно охранять. Нужно было снять дискомфорт, освободить грудную клетку. Сомнения были лишними. С сомнениями пропадал кураж. Это могло помешать покупкам – люди могли не поверить ему. Дома, после ужина, Олег смог расслабиться и запустил логическую нить в патриархальную древность.



С тех пор, как люди перестали быть собирателями и переключились на оседлый образ жизни, появилась собственность. Стада, земли, дома. Люди приобретали собственность и лишались ее. Войны, голод, болезни. Право собственности всегда было относительным. Относительно того, какой сейчас век на дворе, можно было спрогнозировать, соблюдаются ли права собственности. Как правило, нет. Никогда они не соблюдались. Всегда любой тиран мог разобраться со своим вассалом и с его имуществом. Железного права «это моё!» не существовало никогда. Это могло быть «твое» только в том случае, когда «твое» никому больше не нужно кроме тебя. Если кто-то захотел «твоего», то он его забирал. Сохранить собственность у себя ты мог только, если оказывал сопротивление, большее по силе.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66577922) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


Сор Кир Регольт

Кир Регольт

Тип: электронная книга

Жанр: Современная русская литература

Язык: на русском языке

Издательство: Автор

Дата публикации: 07.09.2024

Отзывы: Пока нет Добавить отзыв

О книге: Рассказ о работе банковского служащего Ивана, как попытка переосмыслить расцвет банковского дела в современной России, возникшего в виде коммерческой отрасли для зарабатывания денег, и его быстрое измельчание, впитывание в себя социальных функций и растворение бизнесовых целей в цифровом тумане больших обезличенных данных.

  • Добавить отзыв