Дело молодых
Павел Сергеевич Иевлев
«Дело молодых» – первая книга из цикла «Хранители Мультиверсума», романов о приключениях в смежных мирах множественной метрики.Невезучий автомеханик, живущий в гараже, высокоразвитая цивилизация, считающая себя вправе решать судьбы других, «люди грём», авантюристы и контрабандисты, спасатели и разрушители – все они идут дорогами разных миров, и дороги эти переплетают их судьбы.И везде люди остаются людьми. Существами с уникально высокой внутривидовой агрессией.
Павел Иевлев
Дело молодых
Глава 1. Гаражище Великое
В нынешние расслабленные времена торжествующего потребителя сакральное значение гаражей утрачено. Из мужской среды обитания – последнего моногендерного заповедника в стремительно феминизирующемся социуме – они превратились в скучное место хранения машин. Ремонт перестал быть источником самоактуализации и ушёл в холодные равнодушные сервисы, а автомобили потеряли ту искру одушевлённости, которой их наделяли руки хозяев.
Однако само Гаражище Великое – гигантский массив сросшихся боками кирпичных коробок – всё ещё сохраняет в себе некую странную магию. Триггером её включения становится момент, когда ты впервые тут заночуешь. Потому, что тебе некуда идти. Или потому, что незачем. Или потому, что лень. Или потому, что ты пьян и тебе некуда, незачем и неохота идти. Какая, к чёртовой матери, разница, где спать. Вот куцый топчанчик, спальник, надувная подушечка и бутылочка колыбельной в маленьком холодильнике. И вот, когда ты сидишь на плоской крыше в продавленном старом сиденье, дыша запахом остывающего рубероида, и смотришь, как шизофренического цвета луна рубит огромное поле острыми тенями на квадраты проездов, Гаражище вдруг принимает тебя.
Или не принимает – тогда ты просто пьяный одинокий дурак на крыше гаража, иди спать уже.
***
Я свалился в Гаражище, как боксёр в нокаут. Если жизнь врезала по бестолковке, то иногда лучше немного поваляться в углу ринга, а не вскакивать обратно за добавкой. Отползти в сторонку и подумать, как дошёл до жизни такой.
Внезапно лишившись всего, что составляло ещё недавно мою жизнь, я поселился в гараже. На топчане между верстаком и задним бампером было даже по-своему уютно. В какой-то момент настигает осознание, что всё не так уж плохо. У кого ничего нет, тому и терять нечего. А кому нечего терять – тому жить легко и нестрашно. Если ты на дне, то сильнее не утонешь. Можно сидеть ночами на крыше, курить, припадать к горлышку бутылки и снова откидываться на спинку балансирующего на кривых полозьях старого кресла. Думать, думать – и потом не думать, глядя пустыми глазами в Луну, медленно и даже не без некоторого удовольствия растворяясь в здешней странной полужизни. Своеобразный эскапизм, которым пропитано это место, требует глубины погружения в оригинальную местную философию «непротивления жопе деянием».
«Расслабься, друг, – говорит тебе Гаражище, похлопывая по плечу грязной корявой рукой механика, – подумаешь, жопа случилась. Сядь, успокойся, выпей. Послушай, как тут тихо. Вот ты сражался, работал, преодолевал, боролся, любил и ненавидел – и где оно всё теперь? Забей, мужик. Не так уж много тебе надо, на самом-то деле…»
В силу обстоятельств, которые я хотел бы оставить за скобками данного повествования, из недвижимого имущества у меня тогда остался старый гараж, а из движимого – старый УАЗ. В силу их ничтожной ценности на них никто не претендовал. Впрочем, если уж во всём искать положительные стороны, никто не претендовал теперь и на меня. Особое состояние полной свободы – когда ты совсем, вообще, никому не нужен. Тогда было лето, ночь, луна, бутылка и много-много печального безмыслия, которое нарушилось самым неожиданным образом.
– Ута?ешь, еве?к?
В этот момент я мог бы подпрыгнуть от неожиданности и навернуться с гаража вниз башкой, на чём бы эта история и закончилась. Но я был пьян, расслаблен и даже не вздрогнул.
– Ута?ешь, а?шую? Усти?шь?
Из-за странной дикции – с глотанием слогов, шепелявостью и спутанными согласными – я сначала принял его за ребёнка. Потом лунный свет лёг иначе, и он, наоборот, показался маленьким старичком. Потом решил, что мне пофиг, и не думал об этом больше. Просто такой странный человек – ростом метр с кепкой, в одежде с чужого плеча, с лицом не то блаженного дурачка, не то буддийского святого.
– Тебе чего?
– Ути?шь?
– Не понимаю я тебя, друг. Ты кто вообще?
– Сандр а.
– Александр, что ли, Саша?
– Ни. Ни кса, ни аша. Сандр. Сандр а.
Со временем я приспособился его понимать, но до сих пор не уверен, как правильно произносится его имя. Звал Сандером.
– И что тебе нужно, Сандер?
– Уазь? – ткнул он пальцем в крышу. – Уазь вой?
– Да, мой УАЗ. Собственный, маму его железную еть, – я был полон технического скептицизма и несплюнутого яда.
– Уазь осё, – закивал головой Сандер.
– Да, УАЗ – хорошо, – согласился я, чтобы не вдаваться в подробности. Потому что где-то хорошо, но чаще криво, ржаво и не по резьбе прикручено. Как всё в моей жизни. Мы с УАЗом просто созданы друг друга.
– Уазь – аоси грём, уазь – нуно, – подтвердил этот странный человечек.
– Для чего нужно-то? – спросил я лениво, прикладываясь к бутылке. Стаканами пренебрегал из соображения гигиены. Грязные стаканы – это безобразие, а за водой надо таскаться к колонке через всё Гаражище.
Не услышав ответа, обернулся – но никого за плечом уже не было. Сандер отбыл столь же бесшумно и таинственно, как появился. Вышло чертовски загадочно, но я был пьян, и ночь, и луна, и вообще. Не придал значения этой странной ночной встрече, а зря.
С неё-то всё и началось.
***
Гаражище Великое некогда было усеяно мелкими, совсем мелкими и мельчайшими автосервисами, где те, кто умел работать руками, пытались как-то выживать. Их время стремительно уходило, их клиенты один за другим пересаживались на кредитные иномарки и исчезали в перспективе дилерского обслуживания, но кручение гаек пока ещё скудно кормило таких, как я. Человеку, если он одинок и неамбициозен, нужно крайне мало. А о том, что будет зимой, я старался не думать. Жил сегодняшним днём и сегодняшним клиентом, как правило, тоже жизнью не обласканным. К гаражникам чиниться ехали либо совсем молодые ребята, которым очень хотелось лихо подкатываться к сверстницам, но денег на приличную машину и обслуживание не было, либо пенсионеры, донашивающие автомобили столь же почтенного возраста. Молодёжь чинить сама не умела и не хотела, деды утратили остроту глаз и твёрдость руки, а я брал недорого.
Не самая худшая, кстати, работа. Паршивых работ на свете вообще куда больше, чем хороших, и чем тяжелее, грязнее и противнее работа, тем хуже она оплачивается. Я принял это как данность, но до сих пор в глубине души не могу понять, почему какой-то из-папки-в-папку-файлоперекладыватель, сидящий в кондиционированном офисе, получает больше, чем мужик в оранжевой жилетке, кидающий под палящим солнцем горячий асфальт лопатой. Ведь у мужика очевидно работа тяжелее, да и пользы от неё больше?
Но самая ужасная должность, на мой взгляд, это «Человек, Показывающий Палкой Влево». Он стоит на подземной парковке супермаркета в светоотражающей жёлтой жилетке и показывает палкой влево. Утром и вечером, в жару и мороз он стоит там, в сумраке выезда, в облаке выхлопных газов и показывает. Палкой. Влево. Всегда на одном и том же месте. Всегда в одной и той же позе. Час за часом, день за днём. Он стоит. Показывает.
Наверное, иногда ему доводится показать своей палкой и в другую сторону. Скажем, поднять её вверх жестом «Стоп!». Ведь сам факт того, что он тут стоит, должен подразумевать некоторую возможность реакции на обстоятельства, иначе его заменили бы нарисованной на стене стрелочкой. Я думаю, в эти дни у него праздник. Приходя вечером домой, он требует к ужину стопку водки и говорит жене: «Позови детей!» Когда дети приходят, робко топчась на пороге кухни, он торжественно выпивает поданную стопку, лихо ставит её на стол и с гордостью говорит им: «Знаете, сегодня я показал своей палкой «Стоп!» Это было действительно волнующе – такая ответственность! Но я прекрасно справился!» И дети, разумеется, гордятся отцом и мечтают поскорее вырасти – чтобы тоже Показывать Палкой Влево.
Вряд ли за эту удивительную работу платят много денег, да и карьерный рост не предполагается. Так и будет он стоять на своём посту и показывать палкой влево, пока от вечного сквозняка и ядовитых выхлопов не хватит его карачун. На похороны к нему придут и блатные поднимательницы шлагбаумов, и беззаботные сборщики тележек, и угрюмые уборщицы, и даже его коллега с другого конца парковки – Человек, Показывающий Палкой Вправо. Они выпьют водки на поминках и будут рассказывать, как хорошо покойный показывал палкой влево, и что ему даже один раз довелось показать палкой «Стоп!» – и он справился наилучшим образом. Достойный был человек и прожил хорошую жизнь. Всякому бы так.
Иногда, когда я, оттерев масло с рук и умывшись из пластмассового рукомойника на воротах, ложился на топчан за задним бампером, из тёмных углов гаража выползала глухая тоска. «Как ты дошёл до жизни такой?» – спрашивал я себя. Но потом вспоминал про Человека, Показывающего Палкой Влево, и мне сразу становилось легче.
В тот день клиентов не было, и я возился с УАЗом. Благо там всегда есть с чем повозиться. Мотор, например, работает, а призвук странный. Верховое пристукивание на каждом четвёртом такте. Вроде бы и ерундовое, а непонятно. Лазил с фонендоскопом, пытаясь понять – что стучит? Так и не понял: для клапанного механизма – слишком глухо, для поршневой группы – слишком звонко. Они ж по-разному звучат-то, поршневые звуки водяная рубашка глушит. А так бы сказал, что то ли юбка поршня блямкает об цилиндр, то ли поршневой палец болтается… Но не клапанный зазор, те я в первую очередь проверил. Лазил-лазил, слушал-слушал – вылезаю, а рядом Сандер стоит. А я уж начал подумывать, что он мне спьяну померещился.
– Е-ет!
– И тебе привет, – кивнул я, подав руку по обычаю механиков запястьем вперёд. Потому, что кисть-то в масле вся.
Сандер аккуратно двумя пальчиками пожал мне предплечье и уставился на работающий двигатель, как будто сроду ничего интереснее не видал.
– Работает, вишь! – похвастался я.
Сандер ткнул в сторону мотора тонким грязноватым пальцем и сказал:
– Ут ипа?ильно.
– Что неправильно?
– Ут. Акая ука. Ывает отора. Ипаильно.
– Какая штука? Что она неправильно открывает?
Вот не люблю я таких знатоков, вы себе представить не можете, как. Сделает глубокомысленное лицо, пальцем ткнёт, скажет глупость какую-нибудь, типа «карб бы продуть» или «свечи бы поменять», – потому что кроме карба и свечей других деталей не знает, а как свечи вывернуть, ему папа в детстве на старом «Москвиче» показывал.
– Ина?ю.
– А чего говоришь тогда, если не знаешь?
– Ова инаю. Ижу осто. Ипаильно.
Ага, слова он, видите ли, не знает. Видит просто. «Я художник, я так вижу».
– О! – просиял вдруг Сандер. – Я и-иду Йози!
– Кого приведёшь? – спохватился я на секунду позже, чем надо. Сандер уже смылся, снова продемонстрировав удивительную способность исчезать из поля зрения.
Оставив тщетные попытки слышать неслышимое и устав гипнотизировать взглядом мотор, я, вздохнув, полез под машину ковыряться в подвесках. Это называется «шприцевание» – навык у нынешних автовладельцев утраченный. О, это сладкое слово «шприцевание»! Как наивны и невинны нынешние водители, никогда не видевшие литольного шприца! Не вонзавшие его в шприц-маслёнку, не наблюдавшие, как лезет из узла старая смазка, замещаясь новой… Что-то есть в этом нативное, архетипическое, отражающее глубинное (я б даже сказал интимное) взаимоотношение водителя с машиной. Шприцевание подают как недостаток, но как по мне – это просто другое отношение к жизни, недоступное цивилизации одноразовых вещей. УАЗ никогда не бывает полностью исправен, но пребывать в этом состоянии он может практически вечно. Пока хозяину не надоест чинить. Это не делает его лучше современных машин, просто другой подход, порождённый другой эпохой, когда ресурсов было мало, а времени много. Точно как у меня сейчас.
Когда я вылез ногами вперёд из-под машины, то увидел рядом весьма довольного собой Сандера и ещё одного мужичка. Ростом он тоже был невелик, но, в отличие от Сандера, в плечах широк и вообще производил впечатление крепкого, уверенного в себе парня. Тем не менее, между ним и Сандером было некое не вполне отчётливое сходство – как у кровных, но дальних родственников, или, даже, скорее, как у представителей какого-нибудь редкого национального меньшинства.
– То Йози! – важно кивнул головой Сандер, выделив голосом этого самого Йози значимость. Как будто графа какого-нибудь привёл.
– Я Йози, – подтвердил гость, – будем знакомы.
Йози мне сразу глянулся. Открытое приятное лицо, крепкое, но без самоутверждающего передавливания рукопожатие и широкая искренняя улыбка, открывающая мелкие, острые и очень белые зубы. Имя его я принял тогда за сокращение от библейского Иосифа – имени, популярного не только среди евреев. Впоследствии, впрочем, выяснилось, что сходство случайное.
– Зелёный, – привычно представился я.
Позывной такой мне дали в честь персонажа из старого мультфильма. За бороду, пессимизм и меланхолию. «Ну, что у нас плохого?», «Добром это не кончится!» – и прочие знаменитые цитаты. Ну и за то, что я был механиком, разумеется.
Йози моим паспортным именем интересоваться не стал. Пока я оттирал руки от солидола, он, не боясь испачкать одежду, ловко нырнул под УАЗик, вынырнул оттуда, и, спросив разрешения, открыл капот.
– Годный грём, – сказал он одобрительно.
– Годный что? – переспросил я.
Это слово он произносил с промежуточным звуком – между «е» и «ё».
– Грём. Слово такое. УАЗик – грём, болгарка – тоже грём, часы – грём…
– Механизм, машина?
– Вроде того, но не совсем. Всякая сложная штука. Просто слово, неважно.
– Грём! – неизвестно к чему подтвердил Сандер. Произносили они с Йози это, кстати, совершенно одинаково.
– Можно завести мотор? – спросил Йози.
Я всё равно собирался загонять УАЗик в гараж, так что просто залез в кабину и включил стартер. Мотор схватил с пол-оборота, но на холодную призвук был отчётливее. Мы втроём стояли и смотрели, как под открытым капотом рубит воздух крыльчатка вентилятора. Сандер нервно приплясывал, искательно глядя на Йози. Йози молчал. Я пожал плечами и сел за руль. Воткнул первую и аккуратно закатился в ворота. На сегодня уже в песке навалялся.
Когда мотор затих, а я вышел на улицу, Сандер не выдержал:
– Йози, кажи му, кажи! Ипаильно ывает, кажи!
Йози чуть поморщился, но всё же, как бы нехотя, сказал:
– Седло выпускного клапана треснуло на втором цилиндре. Чуть вышло из гнезда, и клапан подстукивает. Может выкрошиться, поменять бы.
– Вот так прям треснуло, и именно на втором?
Мне стало смешно. Кажется, меня непонятно зачем разыгрывали. Может быть, чтобы посмеяться, когда я, как дурак, убью целый день на то, чтобы снять головку блока? Услышать такие нюансы в звуке мотора нельзя никак. Я, может, не самый лучший на свете механик, но есть же границы возможного.
Йози укоризненно посмотрел на Сандера, с выражением «ну, я же тебе говорил» на лице. Сандер взволновался:
– Йози нает! Нает!
Ага, ещё один, значит, знаток. Ну-ну.
– Может, по пиву? – сказал Йози и широко улыбнулся.
– И то верно, – не стал спорить я.
И мы пошли по пиву.
***
«Дикие ряды» авторынка – это сотни квадратных метров расстеленных на земле тряпок и расставленных на них ящиков с железками разной степени потасканности. Тут располагались те, кто не имел денег и желания платить за торговое место внутри ограды. Торговцы приезжали с утра на древних ржавых тарантасах с колёсами «домиком» от вечного перегруза. Неторопливо раскладывались, выгружая из плотно забитых кузовов свои сокровища, чтобы потом, практически сразу, начать собираться обратно, растянув этот процесс до конца торгового дня. Рентабельность этого занятия всегда была около нуля, но, кажется, потёртым пожилым небритым мужикам с корявыми «слесарными» руками, просто нечем было больше себя занять. Жизнь на сломе эпох выбила из-под них табуретку привычной работы, в бизнес не вписались, застряли где-то между. Год от года «дикарей» оттесняли всё дальше и дальше на пустырь, а потом они как-то и сами закончились, вымерев от старости, неустроенности и собственной ненужности. Но тогда эта барахолка ржавого хлама ещё позволяла им добывать еду, бензин, дешёвые сигареты, растворимый кофе и вечернюю чекушку. А для меня, гаражного механика lowcost-сегмента, и моих крайне небогатых клиентов «дикие ряды» служили источником запчастей в четверть цены. Не новых, разумеется, но лучше иметь вторичную железку, чем никакой. Смазать, почистить, заменить пыльники и сальники – ещё покатается.
Тут Йози свёл меня накоротке с легендарной личностью – Дедом Валидолом. Это прекрасное прозвище он получил за внезапность ценовой политики, которая могла довести неопытного клиента до сердечного приступа – как несуразной наценкой, так и щедрой скидкой, назначаемыми, кажется, случайным образом. Сие ничуть не мешало Деду оставаться некоронованным королём автомобильных старьёвщиков. Валидол ездил на настоящем грузовике – древнем, как говно мамонта, зато с надстроенной над кузовом монструозной будкой – и потому занимал самую большую площадь на прирыночном пустыре. Маленький сухонький дядька с хитрющими глазами держал под своей рукой большой бизнес – скупал по дешёвке старые, брошенные, битые и просто ненужные машины, разбирал их на запчасти, а запчасти вывозил на рынок. Ни одной ржавой гаечки не пропадало! Дед Валидол считал, что любая фигня, какой бы никчёмной она ни казалась, найдёт своего покупателя, если пролежит достаточно долго.
Дед Валидол встретил Йози, как любимого внука, подобрел лицом и полез громыхать железками в кузов. Оказалось, что кроме ржавого хлама, разложенного вокруг так, как будто его из самосвала высыпали, там есть и новые детали, завёрнутые в промасленную бумагу и насолидоленное тряпьё. И деньги за них удивительно умеренные, особенно если с магазинными сравнить. Это позволило моему крошечному гаражному недосервису не рухнуть под тяжестью финансового пофигизма, а впервые принести нечто вроде прибыли. Мне, и, внезапно, Йози, который пришёл ко мне в гараж раз, другой, третий – да так и приблудился. Подал ключ, подержал деталь, помог насадить коробку валом в маховик, посоветовал, подсказал… И вот уже мы работаем в четыре руки.
Йози был фантастический, виртуозный, безошибочный диагност. Человек-рентген, человек-радар, человек-сканер. Он на слух, взгляд, запах и вибрацию определял такое, для чего мне пришлось бы мотор по верстаку до последней гаечки раскидать.
– Но, как, блин, коллега? – спрашивал изумлённо я. – Как ты допёр, не вскрывая?
– Считай, что угадал, – смеялся Йози. – Это же просто грём.
Но больше всего мне в Йози нравилось уникальное умение принимать человека в текущем моменте и не нарушать границ. Например, он ни разу не поинтересовался, почему я живу в гараже, где жил раньше и как собираюсь жить дальше. И это прекрасно, потому что ответов у меня не было.
Глава 2. Дед Валидол
Появление Йози сподвигло меня на давно откладываемый, но необходимый подвиг – разгрести подвал гаража, куда годами бессмысленно и без разбора сваливалось автомобильное железо. С помощником задача из нереальной становилась просто утомительной.
Лысые колёса на гнутых дисках, ломаные торсионы, мятая драная кузовщина… Когда был снят последний слой железа, стекла и резины, я был полумёртвым от усталости и грязным, как чёрт. Вытаскивать увесистые железяки по узкой железной лесенке – то ещё счастье. Йози хватал их сверху и складывал на пол.
– Куда ты денешь этот грём? – поинтересовался он, когда мы, наконец, выволокли из подвала полуразобранный двигатель от «Запорожца», треснутую коробку передач с погнутым первичным валом и переднюю торсионную подвеску в сборе. Я печально смотрел на заваленный железом гараж и мрачно предвкушал погрузку-разгрузку агрегатов весом под полцентнера каждый.
– На помойку. Торговать на рынке мне недосуг. Этак сам не заметишь, как затянет. Посмотришь утром в зеркало – а там уже Дед Валидол…
– Кто-кто? – удивился Йози.
Я объяснил. В первый раз я увидел, как Йози не улыбается, вежливо растянув губы, а заливисто и неудержимо ржёт.
– Дед? – он не мог сдержаться. – Валидол?
У него даже слёзы на глазах выступили. Я не мог понять, что же в этом смешного и, пожав плечами, стал ждать, пока он успокоится.
Ждать пришлось долго – Йози ещё минут пятнадцать не мог остановиться: фыркал, и всхлипывал, и заходился снова. Тоже мне, шутка всех времён и народов – Дед Валидол. Да сколько я помню авторынок, его всегда так называли. Не в глаза, конечно. Так-то его звали вроде как Петровичем. Есть такая особенность в некоторых социальных стратах – обращение не по имени или фамилии, а именно по отчеству. Все эти Кузьмичи, Иванычи, Санычи – пережитки родоплеменного строя.
– Надо рассказать Старому, – просмеявшись наконец, сказал Йози, – он будет в восторге!
– Кому? – поинтересовался я.
– Ну, Петровичу, которого ты Дедом Валидолом назвал. Мы его зовём просто Старый.
– Почему?
– Потому, что он старый, – логично ответил Йози. – Надо отвезти этот грём ему.
– Куда? На рынок? – затупил я.
– Нет же, он тут, в гаражах.
Я вспомнил, что основная база Валидола где-то недалеко, в Гаражище Великом. Отсюда он и гонял на рынок свой грузовик. Это могло оказаться любопытным – мало ли, какие сокровища у него завалялись.
Из УАЗика пришлось вытряхнуть заднюю лавку и превратить в мини-грузовик. Нагрузили немилосердно, благо ехать недалеко, и потихоньку почапали на первой-второй. Гараж практически очистился.
Следуя указаниям Йози, мы двигались по Гаражищу ходами шахматного коня. Продольные проезды сменялись поперечными, мы сворачивали снова и снова – в конце концов, я понял, что выбираться отсюда, если что, придётся долгонько. Это если вообще дорогу найду. Я даже и не думал, что оно такое огромное, Гаражище-то…
Слившийся в одно перепутанное целое конгломерат множества гаражных кооперативов разросся как плесень в чашке Петри, покрыв собой всё доступное пространство и прихватив ещё немножко недоступного. Вскоре мы заехали в дебри, где более-менее однородные ряды кирпичных блоков сменялись гаражными симулякрами из ржавого железа, бетонных обломков, жести и чуть ли не фанеры. Автомобильный бидонвиль. Некоторые из них были давно заброшены – ржавые ворота вросли в землю, на проезде успели вырасти кусты, а сквозь крышу одного особо ветхого сооружения из горбыля и рубероида даже проросло дерево. Сколько их тут, кому они принадлежат – не знает даже БТИ, потому что абсолютное большинство этих строений имеют призрачный юридический статус, вроде собачьей будки.
В самом дальнем замшелом углу, где, вопреки квадратно-гнездовой планировке, проезды каким-то топологическим вывертом сходились в одну точку звездой, из заросшего кустарником склона котловины торчал апокрифический Первогараж. Он выглядел точкой локуса, из которой пошла вся отечественная история хранения транспорта в специализированных крытых помещениях. Паровоз братьев Черепановых смотрелся бы на его фоне легкомысленным новоделом. Из какого сырья это строение было возведено первоначально, уже не угадывалось. Возможно, из досок, оставшихся от Ноева Ковчега. Первогараж достраивался многократно, поглощая при этом соседние, раздаваясь вверх и вширь, прирастая надстроечками, пристроечками и будочками. Кирпич, железо, доски и рубероид образовывали причудливые наслоения, а сама постройка поражала воображение. Словно нажравшийся строительного мусора великан присел, спустив штаны, над склоном и, поднатужившись, высрал кучу, которую потом заселили некие непритязательные существа. Судя по торчащим местами трубам, внутри было даже отопление. Я сразу назвал это про себя «Дворец Мусорного Короля».
Нас встречали – сам Его Мусорное Величество Дед Валидол. Одетый в засаленный рабочий халат, с очками на резинке, благоухающий керосином, с руками в масле – но преисполненный достоинства. Подошёл, приобнял Йози, протянул мне запястье для рукопожатия, одобряюще покивал на УАЗик, заглянул через откинутый задний борт, увидел железо, понимающе хмыкнул, прислушался к работе мотора, поморщился, вопросительно глянул на Йози… В общем, театр с пантомимой, да и только.
«А ведь что-то им от меня надо…» – дошло до меня вдруг. И Валидолу, и Йози, и даже, наверное, Сандеру этому прибабахнутому – всей этой странной компании, которая именно компания, а не просто так, случайно люди знакомы.
– Пойдём, пойдём внутрь! – сроду я не видел Валидола таким любезным. – Кофе попьём, поговорим, а ребятки пока сами тут разгрузят…
Я неопределённо пожал плечами. Вообще-то так дела не делаются, поди докажи потом, что с тебя сгрузили, а что нет. Но, с другой-то стороны, я это на помойку собирался вывозить, и если бы не Йози, так и вывез бы.
– Нет-нет! – почуял мои сомнения Валидол. – У нас ни гаечки не пропадёт, не волнуйся!
Сразу же за воротами я забыл про привезённые железки, потрясённый масштабами происходящего. Конгломерат сросшихся гаражей был превращён в настоящую фабрику по утилизации автомобилей. На ямах, эстакадах, кустарно сваренных подъёмниках, просто на бетонных полах стояли, лежали и висели старые машины. В основном – советский автопром: «Жигули», «Москвичи», несколько «Волг». Но попадались и иномарки: у стены валялся на боку ржавый опелевский «Кадет-универсал» без мотора и передней подвески, а на чурбаках над ямой расположился битый в корму кремовый «Форд-эскорт» с одной неожиданно красной и одной зелёной дверью. Вот он, значит, каков источник Валидолова бизнеса! Я слышал, что он скупает всякую автомобильную брошенку, но не подозревал о масштабах. Но больше меня поразило не всё это железо («грём» – вспомнилось слово), а численность персонала. В плохо, пятнами, освещённом внутреннем пространстве копошилась целая орда деловитых, шустрых, чумазых и ловких ребят, которые утилизировали машины, как муравьи дохлую мышь. Одни откручивали колёса, которые тут же, без всяких станков, одними монтировками разбортировали, откатывая покрышки в одну кучу, а диски – в другую. Вторые раскидывали на верстаках моторы, раскладывая детали и крепёж кучками. Третьи вытягивали из разобранных кузовов пыльные жгуты проводки и сматывали в компактные бухточки, перехватывая серой матерчатой изолентой. Самая многочисленная группа сидела рядком на корточках над корытами с керосином и отмывала железки от грязи и масла большими кистями макловицами, передавая чистые следующей команде. Те протирали детали ветошью насухо и складывали, сортируя, в ящики. Автомобильный антиконвейер, организованный просто, но эффективно.
В каморочке помещался продавленный диван, три кухонных табурета, стол из крытого пластиком ДСП, рукомойник с ведром и тумбочка с дачной газовой плиткой в две конфорки, подключённой к маленькому баллону. К стене прилеплен чугунный радиатор водяного отопления – всё капитально обустроено. Обстановочка более чем спартанская, но отчего-то мне показалось, что тут Валидол и живёт. По тому, как Йози привычно устроился на диване, было понятно, что он здесь частый гость.
Дед Валидол, между тем, достал из тумбочки жестяную банку и турку. Насыпав из банки молотого кофе, налил воды и поставил на газ, прикрутив его до минимума. Воцарилось молчание. Он рассматривал меня, я его. Интересно, сколько Валидолу лет? Йози назвал его «Старым», но он не был стар. Скорее, у него как будто не было возраста. Удивительное лицо. Очень старые, блёклые глаза на загорелом, обветренном, морщинистом, но при этом не совсем пожилом лице.
Молчание нарушил Йози.
– Старый, мы там привезли…
Валидол отмахнулся и засуетился с кофе, разлив на две маленьких кружки. Одна кружка была детская, с белочкой в розовом платьице, вторая – рекламная, от производителя дешёвых свечей зажигания. Белочка досталась мне, а Йози он кофе вообще не предложил.
– Есть годный грём на обмен.
– Хорошо, если так, – не стал спорить я. Но про себя подумал, что если известный всему авторынку своей прижимистостью Дед Валидол предложит за кучу хлама, которую я привёз, что-то действительно ценное, то я ему точно зачем-то нужен.
Допив кофе, отправились в закрома. Оказалось, что валидоловы соплеменники не только срастили между собой десяток гаражей, но и закопались далеко в склон, к которому они примыкали – в какие-то старые то ли катакомбы, то ли подвалы, то ли заброшенные коммуникации. Интересно, что на этом месте было до того, как появились Гаражища?
В подвале сухо и прохладно, на песчаном полу уложены в виде дорожек доски, по которым время от времени провозят очередную тачку с железками, вынуждая нас посторониться. И – стеллажи, стеллажи, стеллажи… О-го-го, сколько стеллажей! Ряды и ряды грубо сваренных из мусорного вторичного железа высоченных многоярусных конструкций. Мелкорослым работникам приходилось тягать вдоль них лестницы. На крытых обрезками мебельной ДСП полках аккуратно рассортированы отмытые и намасленнные железки – от зелёных пластиковых ящиков для рассады, заполненных метизами, до целых блоков двигателей «ВАЗ-классика». Я даже слегка подзавис над обширнейшей коллекцией карбюраторов – от самых первых «веберов» до последних «солексов» с автоматической воздушной заслонкой, которые ставили на довпрысковые «десятки». Они занимали несколько полок на стеллаже, и их было, на взгляд, штук этак… до фига. Да их даже на алюминий сдать – уже обогатиться можно! Самая пещера Али-Бабы оказалась в дальнем углу, в закутке – на стеллажах коробки с совершено новыми, в фирменных упаковках деталями. В основном расходники – сальники, колодки, сайлент-блоки, поршневые кольца, вкладыши и прочее, что только новым в дело и годится. Валидол подставил табуреточку и, засунувшись в середину стеллажа, с натугой вытащил картонную коробку без маркировки.
– На, завалялось вот. Штука редкая, мало кому требуется, а тебе в самый раз.
Я подхватил увесистый коробок, оторвал коричневый упаковочный скотч, заглянул вовнутрь – и обалдел. Установочный комплект дисковых тормозов на УАЗ! Я над таким давно медитировал, но дорого очень.
– Ну что, устраивает обмен? – оскалив мелкие острые зубы, откровенно смеялся Валидол.
Ещё бы меня не устраивало. Это было более чем щедро. Я только кивнул в ответ, мысленно уже разбирая передний мост.
***
На следующий день я, как честный человек, решил официально оформить наши отношения с Йози. Не откладывая, сделал ему предложение:
– Я ни фига не бухгалтер, так что давай тупо бабки пополам?
– Не вопрос, как скажешь! – улыбнулся в своей слегка отстранённой манере Йози.
И я, как полагается, торжественно вручил Йози кольцо. С запасными ключами от гаража. На случай, если припрётся клиент, а я за пивом ушёл. В ответ Йози добавил свой номер к моему на картонке «В ворота не стучать, звонить в мобило!». Вот так и расписались. Теперь у нас была официальная пара неофициальных автомехаников.
Меня веселило, что Йози как будто стеснялся своего диагностического гения, или из какой-то странной деликатности давал мне шанс найти неисправность самому. Компрессию померить, провода со свечей посдёргивать, оценить искру и прикинуть фазу. Выкрутить свечи и посмотреть на нагар. Вытянуть щуп и понюхать масло. Сунуть ладошкой в выхлоп и растереть по руке копоть. Сдёрнуть сапун и посмотреть на дымок… В общем, все те маленькие хитрости, которые использовали механики до появления диагностических разъёмов. Надо сказать, чаще всего я оказывался на уровне, опыта хоть жопой ешь, но если не попадал, то Йози начинал забавно мяться и ёрзать. Начинал издалека наводящие вопросы задавать.
– А вот, не может ли быть, коллега, что это не датчик Холла дурит? Ведь аналогичный симптом может в некоторых редких случаях давать проворот шестерни распредвала?
Я поначалу ещё пытался с ним спорить:
– Но, коллега, тогда бы у нас угол опережения убегал бы!
Йози вежливо настаивал:
– Но, если, скажем, штифт срезало не до конца, а только с одной стороны, и угол убегает только на больших оборотах?
– Йози, ты теоретически прав, – горячился я, – действительно, симптомы были бы такими же, но датчик Холла куда более вероятен! Опять же, датчик-то вот он, а до шестерни ещё разбирать и разбирать…
Как настоящий индеец, я не наступаю на одни грабли больше двух-трёх раз. Поэтому, когда Йози в очередной раз начал мяться и стесняться, то я так и сказал ему со всей пролетарской прямотой:
– Йози, какого чёрта? Чего ты жмёшься, как пионер в борделе? Видишь, в чём засада, – говори прямо, меня это не напрягает вообще ни разу.
Йози долго о чём-то размышлял, после чего спросил у меня, кто такой «пионер» и почему он в борделе жмётся. А я сделал вид, что это вообще нормально, – не знать, кто такие пионеры. Подумаешь.
Что такое «бордель», он, что характерно, не спросил.
***
Вскоре у нашего микросервиса появилась репутация – к нам стали отправлять «сложные случаи»: когда щупальщики-нюхальщики не сумели понять, в чём беда, и решили не связываться.
Мне пришлось даже арендовать за символические деньги у соседа-пенсионера смежный бокс, чтобы загнать туда УАЗик, с которым всё внезапно стало плохо. В один прекрасный день в моторе отчётливо проявился тот самый подозрительный призвук, который меня напрягал с самого начала. Я было подумал, что цепляет крыльчатка: звук был лёгкий и жестяной, с частотой коленвала. Открыл капот – нормально всё с крыльчаткой, но звук никуда не делся, вроде даже нарастает. Звук моторный, но не «нутряной». То есть не поршневая, не колено и не прочие тяжёлые внутренние потроха. Близко к поверхности. Первая мысль, естественно – коромысло расконтрилось и клацает. Снял крышку клапанной коробки – всё в идеале, зазоры прекрасные.
Вскоре двигатель отчётливо затроил и стал терять мощность. Не зря говорится: хороший стук наружу выйдет. Мотор умирал, но не сдавался: три цилиндра, два, один, последние вспышки… В ворота гаража я въехал на стартере. Расследование показало, что рассыпалось седло выпускного клапана второго цилиндра. И, рассыпавшись, эта твёрдосплавная железяка прожевала голову, поршень и стенку гильзы, сделав неслабый задир. Некоторые кусочки ухитрились через впускной коллектор залететь и в другие цилиндры, наделав там бед. В общем, причина поломки ясна, но последствия не радуют: поршневая под замену, голова под замену. Самое обидное в том, что мне это лопнувшее седло Йози предсказал ещё месяц назад, а я, дурак, не послушал. Что б мне тогда головку не снять? А теперь мотор так хорошо и качественно убит, что, ей-богу, хоть выбрасывай.
Я, признаться, загрустил. Вот так возишься-возишься, силы, время и деньги тратишь – а тебе Мироздание раз за разом в ответ бяку. И что вот мне теперь со всем этим делать? У меня бюджета на капиталку двигателя не предусмотрено. И так прикидывал, и этак – и всё выходила жопа. Головку блока уж точно на выброс, она зажёвана. Поршневую группу всем комплектом – в помойку по той же причине. Два цилиндра задраны – значит, нужен новый комплект гильз. Ну, а коленвал – это только тронь, как минимум шейки точить под ремонтный размер, а значит, и комплект вкладышей. Ого-го какой бюджет выходит.
Я расстроился.
Я впал в уныние.
Я начал жалеть себя.
Я надрался.
Всё возвращалось на круги своя: я опять сидел на крыше гаража с бутылкой, пялился на Луну и предавался мрачной медитации. И опять не заметил, как у меня появилась компания. На этот раз сразу двое – Сандер и Йози. В какой-то момент понял, что они сидят рядом со мной – Йози на проволочном ящике для бутылок, валяющемся тут со времён соцреализма и обменной тары, а Сандер просто так, на крыше, обхватив руками поджатые к груди колени.
Я протянул Йози бутылку, он молча взял и, отхлебнув из горлышка, отдал обратно. Сандер помотал головой в отрицательном смысле. Мы сидели, мы молчали, и это было неплохо. Мне стало легче. Я пришёл в достаточную гармонию с миром, чтобы понять, что сломавшаяся железяка – это просто сломавшаяся железяка, а не крушение чего-то там. Мне не потребовалось это обсуждать с Йози или искать сочувствия у Сандера – само прошло.
Когда я выпиваю единовременно большое количество алкоголя, я:
а) становлюсь заметно глупее,
б) начинаю гораздо лучше относиться к людям.
Является ли Б следствием А, я установить не могу, потому что см. пункт А.
Глава 3. Мудак, макдак и просто так
На следующий день Йози умотал с утра по своим загадочным делам, в которые я не вникал. У нас сложился очень комфортный паритет – я не задаю неудобных вопросов ему, он не задаёт их мне. Как по мне, это лучшая основа для дружбы.
Пользуясь затишьем, бродил вокруг УАЗика, откручивая с мотора навесуху: генератор, стартер, трамблёр и прочее. Снял для удобства морду, радиатор, а потом, чтоб два раза не вставать, и крылья – всё равно движок скидывать, чего уж мелочиться-то.
Йози, как это с ним водится, возник. Вот секунду назад ты брал с этого табурета пассатижи шплинт разжать, поворачиваешься обратно – а на нём уже Йози сидит. Я поначалу подпрыгивал, потом привык, конечно. Может, его развлекает вот так подкрадываться, а может, иначе не умеет. Люди всякие бывают.
– Привет! Насчёт мотора есть вариант, – с ходу обрадовал он.
– Погоди, дай-ка угадаю… Дед Валидол? Ну, то есть, Старый? – я ждал чего-то в этом роде.
– Ну да… – Йози, кажется, немного растерялся.
– И у него, как раз, совершенно случайно, есть новый мотор? И крайне задёшево?
– Ну, откуда у него прям новый? – пожал плечами Йози. – Но вполне живой, с рабочей машины. И действительно, недорого.
Я вылез из ямы и уселся на краю, обтирая с рук ветошью антикор и смазку. Сказать или нет? Поймёт или отморозится? Или поймёт, но отморозится всё равно? А, к чёрту, не умею я в политес.
– Что-то не так? – Йози типа удивился, но не очень убедительно.
Сижу, тру руки ветошью. Аккуратно, палец за пальцем оттираю. Молчу – пусть сам скажет.
– Слушай, это тебя ни к чему не обязывает.
– А можно всё же узнать, – осведомился я не без ехидства, – к чему именно оно меня не обязывает?
– В смысле?
– Йози, я ж не дурак, так-то. Тебе от меня чего-то надо, и это не те тухлые гроши, что мы тут зарабатываем. Ты в железе просто чёрт, я против тебя так, в носу ковыряюсь, ты бы без меня гораздо больше зарабатывал, если бы захотел. Но ты зачем-то вокруг меня хороводы водишь. Ты, и Старый твой. Давай считать, что предварительные ласки окончены, и переходить к делу.
Йози долго молчал, а я ждал – то ли он сейчас развернётся и уйдёт, то ли, наконец, что-то расскажет. Он как-то сразу изменился, словно внезапно разоблачённый разведчик в тылу врага. Только что он с тобой шутил, балагурил, обнимался и предлагал выпить, а теперь – то ли вербовать начнёт, то ли пристрелит.
– Ладно, ты прав.
– И что теперь? Тебе придётся меня убить?
– С какой стати? – удивился не включённый в культурный контекст Йози. – Давно бы тебе всё рассказал, но не я решаю. Скоро вернусь, ладно?
Он вышел из гаража, доставая из кармана мобильник.
Через несколько минут обнаружил его сидящим как ни в чём не бывало на табуреточке, с лицом настолько безмятежным, будто всего предшествующего разговора не было. Когда я примерился к открученному мотору, он так же молча взялся за второй конец трубы, вдвоём на раз-два-три, сдёрнули, вытащили. Отпёрли в угол, поставили, выдохнули. Он сильный, Йози, хоть и мелкий.
– Спасибо.
– Не вопрос, – ответил Йози, – обращайся. Да, кстати, Старый хочет с тобой поговорить. Подходи через час в макдачечную. С него картошка фри.
– В макдак? – удивился я.
– Ну, да. Старый его любит почему-то. Сам удивляюсь, – корректно перевёл стрелки Йози.
***
Макдак рядом с Гаражищем открыли, разумеется, не ради самого Гаражища – здешняя аудитория дальше разливочной не ходит. Просто невдалеке появился первый, ещё такой с виду робкий Торговый Центр. Глядя на него, сложно было представить, что вскоре они захватят мир, подмяв под себя все свободные площади и начав активно отжимать занятые.
Это был, наверное, самый медленный в мире Макдональдс. Приезжающие из столиц люди ходили это смотреть, как кино из жизни моллюсков… Отпустив очередного клиента, дебелая девица со штампом Центрторга на челе чешет репу, ковыряется в носу, собирается с силами, набирает в обширную грудь воздуха и испускает басовитый протяжный вой: «Сво-о-о-обо-о-одна-а-ая ка-а-а-а… (зевок, прикрытый пухлой ладошкой) …с-с-са-а-а-а…» На суетливых столичных жителей это оказывало необычайно умиротворяющее действие. Они сразу понимали, как хорошо, спокойно и неторопливо живётся в провинции.
Я настолько одичал в гаражах, что даже поход в Макдональдс казался потугой на социализацию. Пришлось переодеться в чистые джинсы и рубашку, приобретя вид если не светский, то хотя бы не пугающий. На улице ко мне, радостно улыбаясь, направилось Чудо. Молодой человек наружности столь идеальной, что я даже на секунду пожалел, что я не девочка – высокий спортивный голубоглазый блондин ростом меня на полголовы выше, прекрасно, хотя и немного строго для этой погоды одетый, с чертами лица, совершенными до нелепости: ровно в меру мужественными, чтобы не быть смазливыми при идеальной правильности. Уверен, даже его прикус и зубная формула хранятся в Палате мер и весов. Лицо его светилось таким позитивом и дружелюбием, что оставался только один вопрос: «Кредиты или секта?»
Он подошёл ко мне широким пружинистым шагом, неся несколько наотлёт изящную кожаную папку-планшет с латунными уголками, и, улыбнувшись во все 32 идеальных зуба, сказал бархатным баритоном: «Здравствуйте! Не хотите ли…»
– Нет! Не хочу! – хрипло отрёкся я, не вынеся этого сияния запредельной доброжелательности в его голосе, и позорно сбежал, так и не узнав – мормоны или гербалайф? А может, всё-таки адвентисты? Или страхование жизни?
Пока ждал Старого, давился мерзостной пародией на кофе и думал: а что, если это был ангел, посланец света, исполняющий желания? Подходит и спрашивает заветное, а все только шарахаются, в ужасе размышляя – свидетели Иеговы или кредит? Как-то неправильно это, а что поделаешь?
И вот, пока я предавался этим абстрактным размышлениям, впорхнула в макдак девушка. Пыриться на незнакомых девушек не очень прилично, но эта была прям так хороша, что я всё же украдкой пырился. Чистое сияние юности прекрасной, такими бывают только лет до двадцати, потом яркая пыльца с крылышек обычно осыпается. От постоянного бяк-бяк-бяканья.
Девушка присела за столик и смотрит на дверь – ждёт кого-то. А я смотрю на неё – любуюсь, значит. Без всяких лишних мыслей, как на цветок, закат или котёнка. Где я – и где юные девушки? Потом двери отверзлись, и в макдак вошёл Мудак. Быдловатый, не по-хорошему нахальный толстенький типчик, одетый натуральным гопником, с одутловатым неприятным лицом – нетрезвый, да ещё и с подбитым глазом. И, что характерно, прямо к девушке – шасть! А она вся такая осветилась, навстречу ему подалась, захлопотала личиком – дождалась, значит.
Не раз и не два в своей жизни я наблюдал, что лучшие из женщин – умные, прекрасные, утончённые и неземные – выбирали себе в спутники жизни омерзительнейших типов. Настолько омерзительных, насколько были прекрасны сами. И мучились, и страдали, и находили в себе силы порвать с ними – для того, чтобы немедленно найти себе типа ещё гаже. А безнадёжно влюблённых в них отличных мужиков – спортсменов, джентльменов, умников и красавцев – лишь сочувственно гладили по голове и предлагали «остаться друзьями». Не то мать-природа генотип так усредняет, не то просто издевается.
А мудак, меж тем, методично доводил девушку до слёз. Ума в таких типочках не больше, чем в аппарате для чистки ботинок, но в умении делать больно слабым равных им нет. Попасть в эмоциональную зависимость к такому – хреновая идея. До моего столика доносилось: «Та ты шо, совсем дура? Я те шо говорил, а? А ты шо? Овца тупорылая!» Девочка тихо лепетала что-то оправдательное, роняя слёзки и шмыгая носиком, а мудак заходился от удовольствия так, что вот-вот кончит. Знакомая картина – сейчас он об неё ноги вытрет, до истерики доведёт, а потом «простит», потреплет за ушком снисходительно, и побежит она за ним щеночком дальше. Ну, вот так это работает, не спрашивайте меня почему.
Дела мне до этой парочки созависимых не было ровно никакого до того момента, пока этот мудак, вставая, не толкнул меня, разлив мой кофе. Не то случайно, не то намеренно – демонстрируя какой он тут альфа. Буркнул через губу: «Расселся тут, ка-а-зёл», – и потащил свою девочку за плечо к выходу.
И тут меня что-то триггернуло. Я так-то спокойный по жизни, меня довести – суметь надо. Видел, как говорят в американских фильмах, «некоторое говно» и давно уже ему не удивляюсь. А тут раз – и мудачки кровавые в глазах. Накатило. Накипело. Прорвалось.
В общем, дал я ему с разворота в ухо, да так, что он только копытцами взбрыкнул и в угол улетел, собирая тупой башкой стулья. И тут в дальнюю дверь вошли Дед Валидол и Сандер, а в ближнюю, как назло, лихо ввалился наряд ППС-ников. Уж не знаю, чего там себе подумали Валидол с Сандером, но пепсы расшифровали мизансцену однозначно не в мою пользу. Так что светила мне как минимум приятная ночь в обезьяннике «до выяснения», у меня ведь с собой даже документов не было, в гараже остались, в куртке. А как бы там дальше обернулось – это вообще непредсказуемо. Ведь, как ни крути, а вдарил-то я первым.
И тут произошло странное. Только что Валидол и Сандер были у дальней двери, а ППС-ники, сопя, азартно ломились меня вязать, и тут щёлк – Сандер стоит рядом, держит за руки меня и Старого, а менты как будто застыли. Мир вокруг поблёк, звуки потухли, и двигались в картинке только мы трое. Кассирша, распяливши ярко накрашенный рот, на полузвуке зависла со своим «свобо-о-о-о…», менты, как на фото, отпечатались застывшим предвкушением того, как они сейчас будут меня пинать, а юная прелестница приморозилась в позе гарпии, готовой броситься на меня со спины – спасать своего мудака драгоценного. Потом эта картина подёрнулась чёрной угольной пылью, из неё соткался серый глухой туман, на секунду стало очень холодно, а потом мы вдруг оказались в каких-то кустах, а бледный Сандер, закатив глазки, начал оседать на землю.
Офигеть, так-то.
– Вот это, блин, что сейчас было? – спросил я растерянно, держа почти невесомого Сандера на руках, как ребёнка.
– А я смотрю, ты решительный парень! – усмехнулся Дед Валидол. – Раз, и в морду!
– Так, мне что-то не смешно сейчас.
– Всё-всё! – он, смеясь, задрал руки с видом сдающегося в плен. – Дяденька, только не бейте! Всё расскажу! Но сначала давай отнесём его куда-нибудь.
Старый пошёл вперёд, а я за ним, переместив Сандера на плечо, где тот и повис бесчувственной тушкой. Хорошо, что мелкий и худой.
Оказалось, что мы находимся на окраине Гаражища, откуда до моего гаража было буквально три проезда – если знать, в каких заборах дырки. Старый определённо знал. Я слегка нервничал, потому что со стороны наша процессия выглядела так, словно мы ищем, где труп прикопать. Впрочем, дело было к вечеру, темнело, и никто нам не встретился. В гараже сгрузил Сандера на топчанчик, проверил пульс – жить будет.
Обернувшись, обнаружил сидящего на табуреточке Йози. Он имел такой вид, как будто находится там уже давно, возможно, с начала времён. Если вы когда-нибудь видели кота, занявшего ваше кресло, пока вы ходили наливать чай, – примерно так это и выглядит.
– И ты тут, – констатировал я. – Угу. Разумеется.
Йози улыбнулся и молча пожал плечами, показав глазами на Старого. Я повернулся к тому и сказал:
– Отличный момент рассказать что-нибудь.
– Можно чайку?
– Не вопрос, – я щёлкнул чайником, – есть даже печеньки, в которые мыши почти не насрали. Но с вас история. Правдивая или хотя бы интересная.
– Мы себя называем «грёмлёнг», «люди грём». Так интересно?
– Для начала неплохо, жги дальше, – одобрил я, доставая пакетики чая из жестянки.
– Мы своего рода беженцы и находимся в вашем мире не вполне легально.
– Про «ваш мир» особенно интересно сейчас было.
– Концепция множественности миров не вызывает в тебе отторжения?
– Не самое странное, что я слышал в жизни. Дофига людей вообще в бога верят.
– Миров действительно множество, они образуют фрактальную структуру, которую принято называть Мультиверсумом, и между ними можно иногда перемещаться.
– И каким же образом? – тут же задал самый главный вопрос я.
– Разными, – уклончиво ответил Старый. – В основном для этого нужен специальный талант, как, вот, у него.
Все посмотрели на Сандера, который лежит на моём топчанчике. Он не выглядит сейчас очень одарённым и талантливым, а вот почти дохлым – ещё как.
– Он очень слабый глойти, но других у нас нет.
– Как ты его назвал?
– «Глойти». Так называют тех, кто проводит людей из одного мира в другой. Не знаю, что значит само слово, оно не из нашего языка. Ты как будто и не удивился?
– Ну, то, что этот шибзд учинил в макдаке, было не только своевременно, но и наглядно. Спасибо, кстати.
– Сё аашо? – тихо спросил с топчана очнувшийся Сандер.
– Да, всё хорошо, ты молодец, отлично справился, – ответил ему Дед Валидол таким тоном, которым разговаривают с детьми. – Как себя чувствуешь?
– Утал.
– Конечно, устал, отдыхай.
Сандер откинулся на подушку и закрыл глаза.
– Ладно, множественность миров, допустим. Беженцы – верю. Но от меня-то вам что нужно?
– Чтобы ты кое-куда сбегал и кое-что передал.
– Вы тут, вроде, давно обретаетесь, наверняка слышали про курьеров. Это такие специальные люди, которые за небольшую денежку…
– Да-да, разумеется, – перебил меня Старый. – Но нам нужен курьер в другой мир. Тот, из которого мы пришли. Там… кое-кто остался, и мы никак не можем выйти с ним на связь.
– А почему это должен быть именно я? А не, например, Йози? Зачем втягивать посторонних? Вы, похоже, не слишком компанейские ребята.
– Сандер сказал, что ты правильный и грём у тебя правильный.
– Аильный, – подтвердил голос с топчана.
– Что-то он в тебе увидел, – вздохнул Старый, – а он, какой бы ни был малахольный, а всё же глойти. Ты согласен?
– Прогуляться в другой мир? Не такое предложение, на которое просто ответить «да» или «нет», не уточняя детали. Вы небось не зря оттуда свалили?
– Для тебя там не опасно. Нас… Ну, скажем так, могут не захотеть отпустить, но ты никому не интересен. Мы, со своей стороны, постараемся компенсировать беспокойство.
– Даже так?
– Ты наверняка заметил, что мы тут не процветаем, но что-нибудь интересное найдём. Вот, например, в качестве жеста извинения, что не рассказали сразу, я готов предложить тебе мотор. Обычный УМЗ, но почти новый, перебранный, бери и ставь. Это не обяжет тебя согласиться, и если ты, узнав детали, откажешься – он всё равно твой. Как тебе предложение?
– Звучит заманчиво, – признал я. – Уболтал. Давай мотор.
***
Утром меня разбудил хриплый сигнал и удары чем-то тупым и тяжёлым в дверь гаража. Надеюсь, что головой, которую я вот сейчас кому-то нахрен отшибу. Однако, когда я выскочил за ворота помятым, невыспавшимся и с трубой в руке, меня встретили искренние улыбки – малорослые и чумазые работники Деда Валидола чуть ли не кланялись, выгружая из багажника ржавой «двойки» уазовский мотор. Как он их назвал? Грёмлёнг? Мне сразу вспомнились сказочные «гремлины», которые, якобы, живут внутри всякой сложной техники.
Они, наулыбавшись, отбыли восвояси, а я начал монтировать в воротном проёме лебёдку. И когда появился Йози – своим обычным образом, просто обнаружившись в какой-то момент на любимом пенёчке, – я уже её закрепил, обвязал мотор тросом и зацепил обвязку за крюк. Дальше дело муторное, но несложное – лебёдкой подняли мотор, закатили под него УАЗик, приопустили, насадили первичным валом в сцепление и прихватили картер к коробке.
Дособирали навесуху, воткнули радиатор, сбегали до колонки, налили воды… Завёлся и поехал, как миленький! Неплохой мотор подогнал мне Старый. Что, разумеется, меня ни к чему не обязывает, ага. Осталось накинуть морду и крылья, закрутив при этом стопятьсот мелких болтиков в самых неудобных местах, и машина, в принципе, готова к эксплуатации.
– Слушай, – спросил вдруг Йози, – а у тебя есть какая-то цель в жизни?
– Нету, Йози, ни хрена нету. Живу, как кузнечик, прыг да прыг. Пока не придёт лягушка.
– Какая лягушка? – удивился Йози.
– Полная и окончательная. Представьте себе.
– А в судьбу веришь?
– А должен?
– Сандер считает, что у тебя предназначение.
– Слышал анекдот про солонку?
– Нет, – ответил Йози, – а при чём тут солонка?
– Ну вот, представь себе: помер некий человек, попал на тот свет, увидел Бога. И спрашивает его: «Господи, вот прожил я семьдесят четыре года. Прошёл войну, голод, учёбу, работу, вырастил детей, похоронил родителей, трудился, боролся, болел, страдал и радовался… Но в чём же именно был смысл моей жизни?» Посмотрел на него Бог, вздохнул и говорит: «Помнишь, семьдесят второй год, поезд “Москва – Армавир”?» – «Помню, Господи». «Помнишь, ты ещё выпил тогда в купе с попутчицей и в вагон-ресторан её повёл, думая развести на секс?» – «Велики грехи мои, Господи…» – «Да что вы всё про грехи… Помнишь, там за соседним столиком мужичок такой сидел, в пиджачишке тёртом? Солонку попросил тебя передать?» – «Помню, Господи». «И ты ему солонку передал». «Ну, и что, Господи?» – «Ну, и вот».
Йози задумался. Некоторое время он молча орудовал маленькой трещоткой на десять, прикручивая правое крыло, потом сказал:
– Это очень жестокая история. И совсем не смешная.
– Так вот и я о том же. Оглядевшись вокруг, можно с лёгкостью увидеть, что вселенная устроена сложно, но чрезвычайно рационально. Планетные системы и электроны летят по своим орбитам, Е равняется эмцэквадрат и фотосинтез связывает СО в углерод, закладывая в почву будущие уголь и нефть. Предполагать на этом фоне, что некая сила, которая создала вращение Галактик, энергию вакуума и радиоактивный распад, имеет про тебя личный замысел, – это эпических масштабов самомнение, которое внутрь меня не вмещается. Пупок у меня развяжется вообразить такую свою важность в Мироздании. Так что забей, Йози, нет никаких предназначений, всё происходит просто так.
На этой философической ноте мы и расстались. Йози ушёл туда, куда он обычно уходит, а я выпил припасённую в холодильнике бутылочку пива и лёг спать.
Глава 4. Дверь на стене
Наутро, когда я подкатил к ржавым воротам Дедвалидоловского Мусорного Дворца, на пороге уже стоял Йози, улыбающийся загадочно, как бронзовый Будда.
– Доброе утро! Отличная погода сегодня! – поприветствовал он меня.
– Йози, давай пропустим вступительную часть про настроение и погоду, птичек и цветочки, пестики и тычинки. И мотор отлично работает, спасибо. И я себя хорошо чувствую. И вообще всё зашибись. Вы мне хотели что-то показать? Показывайте.
– Нервничаешь? – ухмыльнулся Йози.
– Есть немного, – признался я.
– Не переживай, я пойду с тобой, – ответил мне Йози.
– Знаешь, Йози, теперь мне стало по-настоящему сцыкотно! Куда это ты собрался? Речь была про «показать».
– Вот пойдём и посмотрим! Да ладно тебе, всё будет нормально.
Когда мы вошли, «люди грём» бросили свои занятия, встали, кто сидел, повернулись и уставились. На меня. Все эти низкорослые и щуплые люди с грязными руками и чумазыми лицами молча провожали меня взглядами. И пока мы шли по скудно освещённым помещениям, я начал чувствовать себя лжесуперменом, которого сейчас отправят всех спасать, а у него даже трусы поверх колготок не надеты.
– Ди?те сда! Ди?те стрей! – отвлёк меня от панических рефлексий радостный, как щенок, Сандер.
Схватив за рукав, он буквально втащил меня в помещение склада. В огромном кирпичном подвале горели яркие ртутные лампы в алюминиевых кожухах-тарелках, и белый свет заливал просторный зал с неприятной хирургической отчётливостью. От торцевой стены склада отодвинули стоявший там в прошлый раз стеллаж с каким-то железом, и за ним обнаружилась ниша с дверью. Обычной дверью, реечно-фанерной, крашеной белой масляной краской в несколько слоёв, причём верхний уже слегка облупился и пошёл кракелюрами, с дешёвой никелированной ручкой и без замочной скважины. Возле двери нас ждал Старый. На лице его не было обычного плохо скрытого ехидства, наоборот, непривычно серьёзен. Рядом с ним стояли ещё несколько надутых от важности мужичков, но ни меня им, ни их мне никто представлять не стал, соответственно, и я решил внимания не обращать. Однако почему-то показалось, что и мне они не рады, и со Старым что-то не поделили.
– Ну, что, готов? – спросил он меня.
Я хотел было спросить со всем возможным сарказмом, к чему именно мне следует быть готовым, но промолчал и пожал плечами – чего уж теперь-то.
– Пшли, пра! – засуетился Сандер.
Пора так пора. Пошли так пошли. Надо полагать, в эту дверь. Сандер, поймав разрешительный кивок Старого, метнулся к двери, ухватился за ручку, на секунду завис, как бы припоминая, в какую сторону она открывается и аккуратно потянул на себя. У меня внезапно возникло странное тянущее чувство внутри – как будто в животе что-то повернулось. Накатила неприятная слабость, на секунду потемнело в глазах, ноги задрожали… Но практически сразу прошло. Шаг вперёд, и решительный Йози буквально втолкнул меня в тёмный проём. Дверь за нами закрылась.
В помещении было сумрачно и пыльно.
– Ожна, ама, – прошипел Сандер.
– Яма тут, не провались, – перевёл Йози, но я и сам уже неплохо понимаю сандеровское бормотание.
Мы оказались в пустом гараже. Через некоторое время глаза привыкли, и света, попадающего в щели ворот, стало достаточно, чтобы разглядеть замызганные стены, пыльные пустые стеллажи и открытую слесарную яму посередине. Гараж как гараж, близнец моего и ещё сотен таких же. Единственное отличие – та самая фанерная дверь, которая тут торчала чужеродным пятном в торцевой стене напротив ворот. Здесь она имела вид приколоченной к стене вместе с коробкой.
– Сейчас открою, погодите, – сказал Йози, возившийся с воротами, – заржавело всё…
Скрипнули противно железные петли, в воротах открылась небольшая дверца, впустив тусклый пасмурный день, шум дождя и запах сырости. Снаружи шёл мелкий унылый дождик, и, видимо, уже давно. Никакого солнышка, провожавшего меня на той стороне. Первым вышел, отряхивая руки от ржавчины, Йози, за ним выскочил бодро Сандер, а потом уже и я.
Что сказать про другой мир? Да та же, в общем, фигня, что и наш. Я как-то сразу, с первыми каплями дождя на лице, принял мысль, что мир другой, и никакой это не фокус. Вокруг было, в принципе, то же Гаражище, но как будто заброшенное много лет назад. Осталось полторы линии заросших матёрыми кустами строений, половина из которых с просевшими крышами и снятыми воротами. Растительность давала понять, что тут людей не было давненько. В отличие от городка, который раскинулся неподалёку.
Если бы я ещё сомневался в том, что мир другой, то этот населённый пункт немедля бы развеял мои сомнения. У нас так не строят. Нигде так не строят. Невысокие дома-коробочки, где окна идут сплошной безразрывной полосой голубоватого стекла вдоль стены, а углы слегка скруглены. Серые полосы стен, голубоватые – окон. Никаких труб, антенн и даже подъездов. Детальки конструктора Лего, а не дома. А главное, все они были совершенно одинаковые и составляли в комплексе почти бесцветный город двух оттенков – серого и голубого. Никаких перетяжек, плакатов, рекламы, зелени, вывесок и витрин. Ни одного яркого пятна. Ни одного газона. Ни одного дерева. Ни одной машины. Ни единого человека.
Остатки гаражей были отделены от начала городских строений большим пустырём, дорога туда не вела, и каким образом эти руины тут возникли, а главное – зачем, было совершенно непонятно. Какие-то непересекающиеся ареалы. Кусок иной реальности. Или таким куском был как раз город? Интересное местечко, даже немного зловещее, пожалуй.
– Вот так это и выглядит, – нарушил затянувшееся молчание Йози. – Здесь мы жили ещё не так давно.
– Странновато выглядит, – констатировал я.
– Дело привычки. Я понимаю, что у тебя много вопросов, – вздохнул Йози. – Но давай сначала вернёмся. Хватит на первый раз.
Мы зашли в гараж, Йози закрыл за нами ворота, Сандер взялся за ручку нелепой садовой двери, помедлил несколько секунд и плавно открыл её. По ногам протянуло сквозняком, внутри опять что-то заворочалось, волной набежала противная слабость. На этот раз я заметил, что дверной проём был тёмным, но один шаг – и мы в ярко освещённом подвале, под прицелом нескольких пар внимательных глаз. Важные мужички смотрели на меня недобро, Старый с любопытством, но Йози решительным жестом отстранился от встречающих и повлёк меня из подвала к выходу.
Вскоре мы уже сидели в каморке Старого на крыше, на плитке варился кофе, на столе стояло печенье, а вскоре пришёл и сам Старый.
– Отбился? – весело спросил его Йози.
– Ох, и не говори, – махнул рукой тот, – перестраховщики…
– Ну, пусть предложат вариант лучше, – пожал плечами Йози.
– Не, предлагать – это же ответственность. Это что-то делать придётся. А вот критиковать…
– Эй, ребята, – перебил я, – мне бы тут не помешала разъяснительная бригада.
– Для начала, – сказал важно Старый, – ты побывал в другом мире. Поздравляю.
– Я морально подготовлен к этому прочитанной в детстве фантастикой, но спасибо. Круто, отвал башки, всё такое. Мой мир никогда не будет прежним. Оба мира. Давайте будем считать, что я был потрясён, но уже готов перейти к делу.
– Мир, который ты видел, не родной для нас, уже там мы были беженцами, но какое-то время было неплохо. Долго, несколько поколений. Потом его развитие свернуло не туда, и, когда мы это поняли, стало уже поздно. Мы с Йози и несколькими друзьями переселились к вам довольно давно и неплохо освоились, поэтому, когда там стало совсем тяжко, приняли остальных. Это последние грёмлёнг оттуда, остальные разъехались раньше и в другие места. Самые, можно сказать, упёртые.
– Жевали сопли до последнего, – пояснил Йози. – Те ещё долбоящеры.
– Они всё равно грёмлёнг, – с мягким укором возразил Старый, – мы своих не бросаем. В общем, они теперь здесь.
– Ну, допустим, «добро пожаловать», – сказал я неуверенно. – А от меня-то вам чего нужно?
– Видишь ли, им тут не нравится. Они считают, что ваш мир повторяет ошибки нашего, что он катится к коллапсу, небезопасный, некомфортный и вообще всё не так.
– Тогда не «добро пожаловать», а «скатертью по жопе», – поправился я. – Не нравится им, ишь. Мне, может, тоже не всё нравится, но живу же.
– Собственно, в этом и вопрос. Я бы с удовольствием отправил их дальше и помахал платочком вслед, но не располагаю техническими возможностями. Сандеру такое переселение не потянуть, он не столько глойти, сколько… Не знаю кто. С ним вообще сложная история, паренёк приблудный и малость не в себе. В общем, не буду отнимать у тебя время, объясню просто. В том мире, куда ты сегодня заглянул, есть человек, который организовал переселение остатков грёмлёнг сюда. Он может помочь, надо только передать ему сообщение.
– А передать почему сами не можете? Вон, Йози бы сбегал, одна нога здесь, другая там…
– Тот мир имеет некоторые… особенности общественного устройства. Тебя они не касаются, но нам, как бывшим резидентам, там лучше не появляться. Скажем так, наше желание расстаться не было обоюдным.
– Не совсем понял, вы что, там типа в розыске как преступники?
– Скорее, как дезертиры, – хмыкнул Йози, – но ты не бери в голову, там история сложная и неоднозначная.
– Тебя там сразу заметёт полиция?
– Там нет полиции.
– Так не бывает, – не поверил я, – любое организованное общество имеет механизм реализации делегированного насилия.
– Не насилие, а обеспечение безопасности и комфорта гражданина. Каковое является первейшим приоритетом государства, а потому превыше некоторых необоснованных желаний этого гражданина.
– О как… – озадачился я. – Начинаю понимать, почему вы оттуда свалили.
– Ваш мир тоже стоит в одном шаге от создания нескольких простых механизмов, которые приведут его ровно туда же, куда пришёл тот. Тому, что мы называем «дурной грём». Когда-то он сделал непригодным для жизни наш родной мир.
– И что это за фигня?
– Переусложнение техники, приводящее к передаче ей контроля, если коротко, – сказал Йози.
– Не могу себе представить на практике.
– У вас такого пока нет, – успокоил Старый, – и мы надеемся, что в ближайшее время не появится. Так что, прогуляешься завтра?
– А чего б нет? – согласился я.
Мне впервые за долгое время стало интересно.
***
С утра атмосфера в шалмане у Старого была накалена так, что искрило. Встретивший меня Йози был встрёпан, бледен и глаза имел шалые. Пока провожал меня в подвал-склад, вокруг чувствовалась тихая, но отчётливая суета с оттенком не то надежды, не то паники. Работа была заброшена, сиротливо застыли по углам недоразобранные железяки, погасли лампы над верстаками, а сами гремлины бегали из угла в угол. Похоже, их небольшой социум пребывал не то в шоке, не то в предвкушении. У двери подпрыгивал перевозбуждённый Сандер, а рядом стояли Старый и пара важняков. Вид у них был такой, будто они либо только что подрались, либо вот-вот подерутся. Однако передо мной все спешно сделали лица – Старый приветливо-оптимистическое, важняки – такое, как будто вот-вот обосрутся. Это было бы смешно, если б не перспектива в ближайшем будущем зависеть от этих людей. Вот уйду я за дверь, а они тут свергнут Старого и решат меня обратно не пускать. И что мне тогда делать?
– Так, готов? – засуетился Старый, с усилием держа приветливую улыбку на лице.
Я только плечами пожал. Что тут скажешь? Как можно быть готовым неизвестно к чему?
– Вот тебе записка, а вот план, как дойти. Ничего не бойся, тебя для системы не существует, ты человек-призрак. Нужно просто передать записку и получить ответ, задача проще некуда, понимаешь?
Понял, чего не понять. Как два пальца. Только чего ж ты так нервничаешь тогда? Демонстративно развернул записку – её ж не запечатывали, значит, можно. На тетрадном листочке оказался десяток строк аккуратно написанного от руки и совершенно нечитаемого текста. Кажется, я впервые имел счастье наблюдать письменность «людей грём»: ни хрена не понятно. На втором листке примитивный план, сориентированный относительно развалин. Ага, значит, пересечь пустырь, пройти по одной улице, свернуть на другую…
– Это далеко? Без масштаба не понять… – спросил я у Старого.
– Нет, не очень, километров пять-шесть.
– Ничего, прогуляюсь. А вот это, в конце, что?
– Спуск в полуподвал. Там и мастерская, и жильё, и офис.
Сандер, поняв, что пора, взялся за железную ручку и, помедлив, аккуратно потянул дверь на себя. Тут был бы уместен зловещий скрип – но нет, открылось совершенно беззвучно. В дверном проёме повисла неприятная, слегка бурлящая темнота, будто там пересыпается угольный порошок. Странное зрелище. Собравшиеся смотрели на меня с ожиданием и нетерпением, так что я не стал играть на нервах и просто шагнул в эту тьму. В прошлый раз всё произошло спонтанно, а теперь я специально прислушивался к ощущениям. Но нет, ничего особенного. Как из комнаты в комнату.
В гараже было пусто, темно и пыльно. Оглянулся – за спиной приоткрытая дверь. Занятно: там её Сандер открыл на себя, и здесь она тоже была открыта вовнутрь. Как такое может быть? Это вообще одна и та же дверь или как? Или тут вообще не в двери дело? Однако на всякий случай поискал вокруг, нашёл противооткатный башмак и сунул под угол. А ну как захлопнет сквозняком? Подивился на стоящую в проёме темноту, но руки совать не стал, хоть соблазн просунуть кисть с вытянутым средним пальцем на минуту охватил. Интересно, высунулась бы она на той стороне? Дивное было бы зрелище…
На полке гаража, обнаружилась полуметровая монтировка, и я её на всякий случай взял с собой. Не то чтобы я тут собирался с кем-то сражаться, а всё спокойней как-то, да и вообще вещь полезная. Дождя на этот раз не было, земля просохла, свежо и прохладно. Пора посмотреть на этот мир поближе.
Пустырь, трава по колено, редкие кустики, никакой тропинки. Вообще, загадочно тут всё устроено, такое впечатление, что из города никто никогда не выезжает и не выходит. Местность плоская, видно далеко, но ни одной подъездной дороги. Может, они телепортацию освоили? Дошёл до границы города. Знака там никакого не стояло, но и так видно, что граница. Просто дорожка, в которую, похоже, упирались все улицы. Ни разметки, ни ограждений, ни обочин. Лента чего-то вроде асфальта. Не поленился, присел, пощупал – слегка упругое покрытие, как плотная резина.
Следуя плану, отправился по окружной направо, отсчитывая улицы. Они, кстати, были ровно такими же, как сама окружная, не уже и не шире, и шли довольно часто: два дома – проезд, два дома – проезд. Дома параллельно проездам и перпендикулярно окружной. Все одинаковые. Пространство между домами и проездами, где логично казалось разбить какие-нибудь газончики, засыпано серыми окатышами – лёгкие, как пемза, камешки. Я прихватил пару штук в карман, на память. Вообще никакой растительности, вот что странно. За окружной – практически дикая степь, а внутри – ни росточка. А ведь семена должно задувать, как же иначе? Неужели специально всё этим шлаком засыпали, чтоб не росло? А зачем? Непонятно у них тут всё устроено. И где вообще люди? И неужели дома хотя бы покрасить нельзя? Всё веселее бы смотрелось, чем эта серость. Впрочем, не стоит со своим уставом в чужой монастырь. Может, им так нравится. Тут бы со счёта проездов не сбиться, одинаковое же всё. Я и так не был до конца уверен, что начал считать от нужного – вроде шёл напрямую, как велели, но на один проезд мог и ошибиться в любую сторону, а никаких ориентиров нет в принципе – ни названий улиц, ни номеров на домах… Как местные тут что-то находят? Ведь не может же быть, чтобы они вообще никогда из домов не выходили?
Ага, если не обсчитался, поворачиваю тут налево, внутрь города. Теперь иду вдоль длинной стороны домов, а не вдоль короткой – вот и вся разница. Кстати, дверей не заметно ни там, ни там. Скорее всего, просто не видны…
Примерно на высоте крыш домов, вдоль проезда, ровно, как по проводу, пролетело небольшое плоское устройство, размером примерно полметра на полметра. Плоская платформочка с закруглёнными углами. Внутри в четырёх сквозных отверстиях небольшие пропеллеры, а под ней на подвесе коробка. Устройство негромко жужжало и двигалось чрезвычайно целеустремлённо. За дом до меня оно свернуло к зданию, и чуть ниже крыши выдвинулось нечто вроде приёмного лотка. Дрон завис над лотком, подвес опустился, поднялся пустым – и лоток всосался обратно в здание, не оставив снаружи видимой крышки. Леталка вернулась к проезду и так же ровно полетела над ним обратно, куда-то в сторону центра. «Ага, похоже кому-то доставили завтрак», – подумал я. Хотя, конечно, это могло быть что угодно. Но меня впечатлило.
Подойдя поближе к дому, разглядел тонкие щели между панелями, образующие вертикальный прямоугольник, и предположил, что это дверь. Никаких запорных устройств, звонка или глазка. Я слегка заволновался – а ну как доберусь до цели, а там – такая же. И хоть ногами её пинай, хоть головой бейся… Внутри и не узнают, что я приходил. Вот смеху-то будет….
Между тем, по мере продвижения к гипотетическому центру города, монотонность пейзажа стала кое-где меняться: прямизна радиальных улиц, проложенных как будто по лучу лазера, местами нарушалась намёками на то, что тут было нечто вроде скверика – на месте которого осталось пустое пространство, засыпанное всё тем же каменным окатышем. Угадывались даже концентрические сектора газонов и возвышение, похожее на постамент памятника. На кой чёрт они везде этот шлак сыплют? Выглядит весьма уныло.
Дальше начиналось что-то вроде «исторического центра», в котором просматривались намёки на то, что город не всегда был чередой расставленных по линейке закруглённых параллелепипедов. Проезды искривились, углы их пересечения перестали быть идеально прямыми, видимо, следуя расположению старых улиц и переулков. Появились и первые нормальные дома, которые вполне могли бы, не привлекая внимания, стоять в нашем мире, если бы не были покрыты тем же серым пластиком, что и всё остальное. Только окна выделялись более голубоватым оттенком, но, кажется, были односторонне прозрачными – если вообще не нарисованными. Заглянуть в них не получалось, и света изнутри не было видно. Сначала это было интересно, но в какой-то момент стало напрягать. Как они тут живут вообще? Это ж взбеситься можно.
Глава 5. Нарисованное небо
В центре город почти похож на обычный земной, если бы тот вычистили от всего: урн, скамеек, столбов, проводов, знаков, деревьев, газонов, – а потом тщательно покрыли серым грунтом из баллончика. Приготовили под покраску, да так и бросили. Тягостность обстановки усугубляло полное отсутствие движения и звуков – ни машин, ни людей, ни даже голубей каких-нибудь. Я, честное слово, даже крысе бы обрадовался или собаке бродячей. А то ощущение – как по кладбищу идёшь. Мурашки по спине. Я уже настроился на то, что так никого и не встречу, и столкновение с аборигеном было буквальным и очень неожиданным. Для обоих. Я так и не понял, откуда он появился – секунду назад вокруг было пусто, но вот сзади топот ног, в меня с разбегу кто-то врезается, и, треснувшись головой о моё плечо, отлетает кувырком к стене. Ну, здрасте, земляне. Мы пришли с миром.
Девушка в комбинезоне того же серого цвета, что и всё вокруг. Прислони к стене – сольётся. На лице нечто вроде маски для плавания, сделанной из мягкого пластика, серо-голубоватого цвета, как окна домов. Похоже, что при столкновении сначала со мной, а потом с тротуаром, аборигенка получила хорошую встряску – сидит на земле и крутит головой, как ушибленная.
– Ты чего? – спросил я встревоженно, запоздало вспомнив про языковой барьер.
Дамочка нервно засучила ножками и закрутила башкой ещё интенсивнее. Вот чёрт, ни хрена ж не понимает. Осознавая бессмысленность происходящего, всё ж спросил зачем-то:
– Эй, ты не ушиблась? – ласково, как ветеринар корове.
Аборигенка судорожно схватилась за свою маску и начала её двигать туда-сюда.
– Ага, так ты ни хрена не видишь в этой штуке, да? – догадался я. – Давай помогу снять…
Я аккуратно взялся за полумаску и мягко снял её вверх, освобождая эластичный ремешок, прижимавший к лицу. При моём прикосновении девушка дёрнулась и застыла, а оставшись без маски, выпучила глаза, как в попу ужаленная. Широко раскрытые серые глаза стремительно наливались слезами и паникой, а потом девица зажмурилась, закрыла глаза руками и завизжала в таком ужасе, что мне стало неловко.
– На себя, блин, посмотри, дура! – сказал я ей в сердцах.
Я, конечно, не красавчик, но до сих пор от меня бабы так не шарахались. И что вот с ней делать? Никогда не умел справляться с женскими истериками. А уж когда она и по-русски не понимает… Не пощёчинами же её в чувство приводить, неловко как-то незнакомую тётку. Да и рука у меня тяжёлая.
В перспективе проезда нарисовалось транспортное средство. Серый параллелепипед на колёсной платформе. Автомобиль (будем считать всё, передвигающееся по дорогам на колёсах, автомобилями) подкатил плавно и бесшумно, так что вряд ли его приводил в движение двигатель внутреннего сгорания. Задняя дверь открылась по-минивэнному, поднятием вверх, и оттуда выскочили ещё два аборигена, одетые ровно так же, как пострадавшая об меня девица – в серые облегающие комбезы и полумаски на лицах. Полностью игнорируя моё существование, они направились к сидевшей на земле и подвывавшей женщине; мне пришлось даже отойти в сторону, чтобы с ними не столкнуться. У одного из них был с собой длинный толстый шест. Он положил его на землю рядом с пострадавшей, что-то щёлкнуло, и палка с тихим жужжанием разделилась вдоль на две со складной рамкой и полотном между ними, раздвинувшись в нечто вроде носилок, только без ручек. Похоже, местная «скорая помощь» прибыла. Оперативно, ничего не скажешь.
Предполагаемые санитары действовали уверенно – один прижал к руке завывающей, как сирена, дамочки какой-то крохотный девайс, и она тут же, как по команде, заткнулась и начала заваливаться на бок. Второй тут же подправил под неё носилки и подтолкнул падающую тушку так, что она оказалась на них. Носилки коротко прожужжали и разложились ещё и вверх, выдвинули из себя раздвижную рамку с колёсиками, и превратились в невысокую каталку. Каталка самостоятельно покатилась к автомобилю, чётко развернулась и втянулась внутрь, как-то удивительно ловко складываясь в процессе. Я прям залюбовался, до чего хорошо продуманная конструкция. Мне казалось логичным, что медики, упаковав пациентку, захотят поговорить со мной – ну, как со свидетелем, для выяснения анамнеза. Я уже начал придумывать, как отмазываться, ни слова не понимая на местном, но нет, не снизошли. Сели обратно в машину, дверь закрылась, и автомобиль тихо укатил куда-то. Через пару минут улица снова была пуста, только маска истерической барышни осталась у меня в руках, как память о происшествии.
Впрочем, моё одиночество было недолгим. Пройдя метров двести, я увидел ещё одного местного – что характерно, он тоже бежал. Без видимой цели, размеренно и ровно, посередине проезда. Я посторонился, когда он пробегал мимо. Навстречу ему уже бежал другой, а в боковых проездах тоже появились бегущие. Я даже успел засечь момент появления – в стене одного из зданий открылась, сдвинувшись в сторону, дверь, из проёма вышел весь такой серый в комбезе и полумаске, покрутил головой – и потрусил куда-то. Вот ведь! То нет никого, а то все, как по команде, ломанулись куда-то, причём строго бегом, ни одного идущего. Бежали все ровно, сосредоточенно, без спешки. При встрече два бегуна обменивались между собой взмахами рук, и наклонами головы, но, пробегая мимо меня, начисто моё существование игнорировали. Казалось, что если бы я не отступал в сторону, то они бы так и пытались пробежать насквозь, как та голосистая дамочка. Такое впечатление, что они меня просто не видели сквозь свои полумаски. Я растерянно приложил трофей к лицу и сам чуть не навернулся от неожиданности – по глазам ударил взрыв цвета. Мне пришлось остановиться, и, чтобы не упасть от дезориентации, прислониться к стене здания. Ярко-оранжевого здания, с фантастическим многоцветным абстрактным граффити по всему фасаду.
Меж ярких клумб, усеянных тщательно подобранными по цвету растениями, создающими вместе удивительный живой узор, гуляли красивые люди в изящных костюмах. На их удивительно правильных лицах не было никаких масок, их одежды были ярки и разнообразны. Некоторые вели на поводках, держали на плече или несли в специальной подвесной системе удивительнейших питомцев – от странных вариаций собачье-кошачьего зверья до разноцветных причудливых птиц и даже крылатых рептилий безумных расцветок, похожих на миниатюрных китайских дракончиков.
Опустив полумаску, посмотрел поверх – улицы пусты, лишь редкие бегуны в сером. Снова приложил к лицу – ага, бегущих выделить несложно. Они не в сером, масок на лицах нет, но их несуществующие одеяния выдержаны в некоем едином стиле. Скорее всего, его можно назвать «спортивным». До меня дошло, что загадка всеобщего единовременного бега разгадывалась до неприличия просто – это местные любители здорового образа жизни. Работа-то у всех наверняка сидячая, вот и разминают булки. Так же просто, наверное, объясняется и одновременность – скорее всего, какой-то общий перерыв.
Если смотреть через маску, то на головах у бегунов самые разные причёски, на лицах макияж и какая-то бижутерия, не то вживлённая, не то приклеенная к губам и крыльям носа… Впрочем, что я несу! Нарисованная же! Нарисованная бижутерия, вместе с нарисованными костюмами и причёсками! В нарисованном городе, который, без преувеличения, прекрасен. Разноцветные дома создавали удивительно гармоничный ансамбль, картины граффити органично перетекали с одного здания на другое, яркие надписи, которые я счёл за рекламу, выделялись на общем фоне, но не резали глаз, и даже небо с облаками выглядело ярче и интереснее, чем в реальности. Я был не прав насчёт местных дизайнеров. Они были, и они были хороши – только это были дизайнеры виртуальности.
Чёрт побери! Я был потрясён до глубины души. Это же гениальное решение! Дорисовывать реальность, превращая её в произведение искусства! И при этом – нулевые затраты ресурсов. Зачем создавать миллионы разных штанов, которые чаще всего неудобно носить, при том, что они выйдут из моды ещё до первой стирки? Практичные комбинезоны наверняка идеально гигиеничны и износостойки, а то, как они будут отображаться в глазах окружающих, решает сам носящий. Здешняя цивилизация решила кучу проблем с ресурсами, экологией и социальными аспектами одним гениальным ходом – дополненной реальностью. Я просто уверен, что за виртуальную одежду аборигены платят так же, как у нас за реальную – в пропорции к доходам, какую бы форму они не имели. И здесь есть свои нарисованные Гуччи и Бриони, стоящие сумасшедших денег, и бренды попроще, для среднего класса, и лоукосты для люмпенов. Да, виртуальный Гуччи стоит бешеных денег всего лишь за запись в ячейке базы данных, но ведь и реальный никак не соотносится с ценой потраченной ткани. Потребитель платит за статус, а статус всё равно виртуален. Интересно, здесь есть свои «китайские подделки»? Пиратские копии дизайнерских моделей? Мне кажется, обязательно должны быть.
Я разглядывал прекрасную архитектуру нарисованного города, любовался изяществом ландшафтного дизайна и красотой его жителей (отличная замена пластической хирургии, кстати, наверняка тоже недешёвая), а потом посмотрел на свои руки… Увидел сквозь них клумбу и фрагмент стены. В местную реальность я не вписывался, и виртуальность вычёркивала меня, не понимая, что я такое. Пожалуй, мне не стоит становиться на пути транспорта.
Неожиданно что-то пискнуло, и перед глазами замерцали два навязчивых красных кружка. Как только я сфокусировал на них зрение, поперёк загорелась красная надпись, загудел неприятный зуммер и всё погасло. Я снял полумаску и вернулся в серую реальность. Видимо, пострадавшая в столкновении девица опомнилась и отозвала авторизацию прибора. Хрен мне теперь, а не виртуальные красоты. Всего несколько минут я любовался, а как теперь эта серость настроение портит! Неудивительно, что девушка впала в шоковое состояние. Она, небось, этой реальности вовсе не видела никогда, зачем ей? А тут такой – бац! – и невидимый я, срывающий покровы с её уютного нарисованного мира. Не позавидуешь. Надеюсь, всё с ней будет хорошо.
***
До нужного места оставалось уже недалеко, так что через два квартала я подошёл к серому (разумеется) дому с признаками того, что это историческое здание, с максимально сохранённым (насколько это тут принято) историческим обликом. Похоже на типовой районный дом культуры. Портик, колоннада, ступени, четыре этажа, высокие арочные окна со скудной лепниной. Там, куда ведут ступени, наверное, был парадный вход, начисто сливавшийся теперь со стеной, но мне туда было не надо. Согласно указаниям на записке Старого, я обошёл дом слева и нашёл ступеньки, спускающиеся вниз, к двери полуподвала. Там, где ей положено было находиться, всё та же серая гладкая стена – может, через эти их маски дверь была бы видна, а так нет. Впрочем, внимательно присмотревшись, нашёл щель по периметру. И как её открывать? Ни ручки, ни замочной скважины, ни звонка. Толкнул – бесполезно, не шевелится даже. Постучал раз-другой – тишина. Звук глухой, вряд ли меня внутри слышно. Блин, засада! Пнул несколько раз ногой – никакого результата. Стукнул трофейной монтировкой – оставил пару забоин на двери, но звук всё равно глухой и слабый. Постучал по косяку, надеясь, что он не так хорошо звукоизолирован. Ага, а планочка-то играет! Похоже, в отличие от капитальной двери, планка, прикрывающая косяк, декоративная, из тонкой пластмассы. И тут не без халтуры живут. Приложил к щели плоский конец монтировки, приналёг, и планка, чуть деформировавшись, сместилась. Монтировка зашла в расширившуюся щель, и я, используя её как рычаг, просто отодрал декор. Это было нелегко: упругая пластмасса пружинила и не давалась, но против лома нет приёма. Изуродовал край и, задвигая монтировку всё глубже, постепенно оторвал одну сторону, оставив висеть неаккуратной соплёй. Без этой декоративной накладки щель между дверью и косяком оказалась достаточно широкой, чтобы вставить монтировку уже в неё. Чуть отжав дверь влево, посмотрел в зазор – ага! Может, там глубоко внутри и сверхтехнологичный электронный замок, опознающий аборигенов по радиометке, отпечатку ауры или вибрации суперструн, но дверь он фиксировал обычным металлическим язычком-клинышком, как самый пошлый английский. Удерживая щель монтировкой, отжал его лезвием складного ножика, и всё – дверь распрекрасно открылась.
Тёмный коридор уходил вглубь здания, и никаких признаков выключателя. Тоже, видать, автоматическое всё. А поскольку я для местной оргтехники не существую, то и освещения мне не полагается. Хорошо, что у меня фонарик есть.
Я ожидал… Не знаю, чего. То ли капсулу виртуального подключения со зловещими мозговыми электродами, то ли сырой подвал с факелами и цепями… Чего-то, в общем, антуражного, достойного момента. Но нет, внутри оказался довольно обычный маленький кабинет, с некоторым, конечно, уклоном в хайтек. Сложной формы, даже с виду очень удобное, рабочее кресло перед столом, на котором монитор и клавиатура. Да, монитор большой, клавиатура красивая, но сами предметы куда обычнее, чем я ждал. Ни капли киберпанка. Я рассеянно ткнул пальцем в клавиатуру, оценить упругость клавиш, и монитор зажёгся. Вот блин! Вечно я сначала делаю, потом думаю. Поди угадай, что там ещё включилось теперь. Может быть, вокруг уже сплошной алярм, и дом окружает спецназ. Интересно, здешний спецназ тоже в виртуальной броне и нарисованными пушками? Ах да, Старый же говорил, что полиции тут нет. На кой чёрт нужна полиция, когда все в системе?
На мониторе было одно окошко по центру, в котором некий текст. Не знаю, кому он адресовался. Может быть, это сообщение, что интернет отключили за неуплату? Экспериментировать не стал, всё равно языка не знаю, так что никаких секретов выведать не смогу. На противоположной стене кабинета располагались две двери – самые, надо сказать, обычные двери, то ли деревянные, то ли под дерево, с латунными ручками. Вообще, в отличие от внешней серости, тут было несколько казённо и пустовато, но, скорее, уютно. Кремового оттенка стеновые панели с участками абстрактных геометрических узоров – вместо картин на стенах. Прозрачный стеллаж из стекла и блестящих трубок, на котором стояли какие-то декоративные безделушки, тоже в виде сложных геометрических фигур. Такая фигня вполне могла бы продаваться в «Икеа».
Двери оказались не заперты. За правой нашлась небольшая спальня с совершенно обычной кроватью, аккуратно застеленной голубым однотонным покрывалом, прикроватным столиком (опять из стекла и металла) и встроенным в стену шкафом для одежды. Открыл сдвижную дверцу, зажглась подсветка и обнаружилась большая, в рост, зеркальная панель. Я в ней не отразился. Довольно сюрреалистическое ощущение – смотреть в зеркало и не отражаться в нём. Не сразу сообразил, что это, видимо, стилизованный экран. Зачем зеркала, если наряды виртуальные? Этим же, скорее всего, объяснялся и крошечный объём шкафа – много одежды в него не положишь. Вот интересно, а зимой они что делают? Ведь есть же здесь, наверное, зима? Должна быть. Растительность на пустыре типичная для средней полосы, никаких пальм. Значит, скорее всего, и климат аналогичный. Надевают зимние комбинезоны с подогревом? Или вообще по домам сидят? Загадка.
Впрочем, шкаф был пуст. Казалось, тут давно никто не живёт. Пыли, вроде, нет, воздух не затхлый. Но всё равно ощущение брошенности. Нет запаха жилого помещения. За левой дверью нашёлся спуск вниз. Десяток ступенек, ещё одна дверь, на этот раз металлическая с механическим замком. Замок оказался не заперт, и за дверью обнаружился обычный выключатель-кнопка. Свет зажёгся, и мне открылся некий специфический парадиз.
Воплощённая зависть механика, способная разбудить криминальный хватательный рефлекс даже в праведнике. Стройные ряды разнообразного инструмента, штабель метизов в кассетах, стеллаж ёмкостей с технологическими жидкостями, вертикальное хранилище металлопроката всевозможного профиля, станки, верстаки и приспособы… Я замер, потрясённый. Пустите меня сюда на неделю… Нет, лучше на год! Да я, чёрт побери, готов здесь навеки поселиться! В середине довольно большого и хорошо освещённого помещения был стапель подо что-то массивное, но он пуст. Только разбросанный вокруг инструмент выдавал его недавнее использование.
Честно скажу, мне неожиданно захотелось что-нибудь тут спереть. Лучше всего – всё. Такая куча роскошного инструмента, лежащая без дела, вызывала во мне рефлекторный позыв «хватать и бежать». Вот, например, местная версия пассатижей. Какой интересный профиль губок, какой необычный механизм фиксации! Рука тянулась забросить такой прикольный инструмент в карман, но я сдержался. Немыслимым просто усилием воли. Сроду чужого не брал, и начинать не стоит. Опять же, мне надо этого мужика найти, а не обокрасть. Было бы плохое начало знакомства. Я, например, у себя каждый ключик в лицо помню. Ибо не замай.
И тут сверху послышался громкий, уверенный голос, который говорил что-то непонятное, но, судя по интонации, недоброе. Неужели накаркал, и это спецназ в матюгальники орёт: «Всем выходить с поднятыми руками!» Твою ж дивизию, и что мне теперь делать? Подвальная мастерская просто обязана была иметь второй выход. Не по лестнице же через кабинет сюда всё это затаскивали, да и стапель намекал на то, что здесь монтировали что-то довольно крупное. Действительно, дальняя стена была закрыта широкими рольставнями, в которые вполне прошла бы даже «Газель». Голос наверху замолк, а я заметался в поисках управления воротами. К счастью, владелец мастерской явно был ретроградом и любителем старины – в углу обнаружился вполне обычный контактный переключатель. Что-то тихо загудело, ворота пошли вверх, с шелестом складываясь в компактную металлическую гармошку. За ними была ровная голая стена. В растерянности я её пару раз пнул, но стена никуда не делась. Похоже, никакого выхода тут отродясь не было. Голос наверху снова начал что-то вещать, повторяясь. Ничего себе я влип. Интересно, сколько тут дают за проникновение со взломом?
Попинав стену, пошёл наверх – сдаваться. Ну, а что мне ещё делать? Залечь и отстреливаться? Так нечем. Я даже не могу взять заложников и требовать вертолёт. Во-первых, некого, во-вторых, языка не знаю. Чёрт, даже «не стреляйте, я сдаюсь!» не сумею сказать. Надо было попросить Йози разговорник краткий набросать, что ли. Поднялся в комнату и обнаружил, что с экрана включённого монитора на меня пялится какой-то сердитый белобрысый мужик. Оказывается, это его голос был. А неплохая аудиосистема тут – орёт громко. Я-то думал, с улицы доносится. Мужик, кстати, не в комбинезоне и полумаске, а в военной куртке – та его часть, что видна. Уставился на меня и что-то сказал. Я, разумеется, ни слова не понял, но по интонации было похоже на: «А ты что ещё за чёрт? Откуда ты взялся?» Ага, у него тут, похоже, камера. И, что характерно, она меня, в отличие от прочей местной техники, видит. Хорошо, что я пассатижи не спёр, было бы неловко.
А ведь, сдаётся мне, это тот самый адресат моего послания! Проверяет, кто это у него по хате шарится. Никаких фотографий мне не показывали, но по описанию был, пожалуй, похож. Лет примерно сорока, блондин с короткой причёской и выбритыми висками, лицо длинное, жёсткое, злое, острый прямой нос, мощный подборок, глаза смотрят как дульный срез. Суровый дядька, по всему видать… Показать ему записку? А если это не он? Человек с экрана снова начал вещать что-то требовательное.
– Да заткнись ты! – брякнул я с досады. – Думать мешаешь!
Блондин, что характерно, и правда заткнулся, глядя на меня как солдат на вошь. Я б, кстати, тоже на его месте рассердился, если бы ко мне в хату влез какой-то дятел, да ещё и ругаться начал.
– Эй, ты из Коммуны? – обратился он вдруг ко мне как ни в чём ни бывало. Без малейшего, надо сказать, акцента.
– Хренассе, – отвечаю я. – Какая ещё, нахрен, «коммуна»?
– Нет? – удивился блондин. – Тогда кто ты такой и что делаешь в моём офисе? Приёмные дни кончились.
– Так ты тот самый… как там тебя? Тогда я, некоторым образом, курьер. Письмо тебе с доставкой.
Развернул записку и показал её куда-то в сторону экрана.
– Так, – сказал нахмурившийся мужик на экране, – вот оно, значит, как… Ничего себе заявочки… Ты, вообще, кто?
– Ну, я так, мимо проходил. Если что, я вообще не в курсе, что там написано.
– Даже так? Надеюсь, хоть заплатить обещали хорошо?
– Ну, вообще-то… – тут мне стало немного неловко, и я почувствовал себя слегка лохом.
– Всегда они такими были, – сочувственно покивал он головой. – Халявщики.
– Не, ну я не корысти ради, – признался я, – мне самому интересно. Да и надо ж людям помочь.
– Да, задал ты мне задачку…
Мужик отвёл взгляд в сторону, и в динамиках послышался характерный звук печатания на клавиатуре. Никаких, значит нейроинтерфейсов?
– Так, вот тебе записка для Петротчи, он же там банкует?
– Для кого?
– Ну, мелкий, хитрый в очках…
– Я его знаю как «Старого»…
– Старей видали. Но да, это он. Бери записку.
На столе приподнялась панель, и оттуда выехал лист с напечатанным текстом. «Петротчи», значит. Вот почему он «Петрович»…
– Сюда больше не приходи, этот офис закрыт, приезжай прямо на загородную базу. Как её найти, Петротчи знает, пусть не придуривается. Ишь ты, уже «Старый» он… Всё, вали отсюда. Ты же через старые гаражи пришёл?
– Да.
– Вот и обратно иди так же.
– Слушай, а откуда ты русский так хорошо знаешь?
Мужик рассмеялся.
– Сам, блин, догадайся! Ладно, все вопросы при личной встрече, а теперь тебе пора. И, да – если ты не дурак, то сильно подумай о том, чей интерес в этой истории совпадает с твоим.
Экран погас. Я ещё раз подумал – не стащить ли пассатижи, уж больно они замечательные… И ещё раз решил, что не стоит. Вышел, аккуратно защёлкнув дверь, и даже постарался приладить на место отодранную планку косяка. Вышло так себе, но как жест извинения сойдёт. Направился обратно в глубокой задумчивости – что-то чем дальше, тем больше мне казалось, что гремлины рассказали, мягко говоря, не всю историю.
Дошёл потихонечку до брошенных гаражей, не встретив по пути ничего нового или интересного. Никто меня не ловил, не преследовал и руки не вязал. Всем было на меня совершеннейшим образом пофиг. Кажется, в этом Старый мне не соврал: мир этот скучноват, но безопасен.
Дверь в гараже была открыта и подпёрта – я до самого конца мероприятия немного напрягался по этому поводу. Освободив её, пошёл в темноту и вышел, едва не стоптав стоявшего с той стороны Сандера. Он быстро захлопнул дверь и присел рядом, опершись спиной на стену. Судя по всему, не так уж просто ему было удерживать проход открытым, на бледном лице появились бисеринки пота. И вообще выглядел он так, как будто всё это время держал на поднятых руках гирю. Вот интересно, что было бы, если б не удержал?
Важные мужички уставились на меня и что-то гневно залопотали – небось, выговаривали, что заставил Их Величества так долго ждать. Язык непонятный, но интонации характерные – мудаческие такие. Что-то это меня взбесило вдруг.
– А идите-ка вы, – говорю, – знаете куда со своими предъявами?
Не знаю, поняли они или нет, но, заткнулись разом и глаза выпучили. Отчего-то мне кажется, что поняли: жить у нас и не знать того адреса никак невозможно.
Старому же я молча протянул записку с принтера и, отмахнувшись от расспросов, отправился на выход. Хватит с меня на сегодня впечатлений. Поеду в родной гараж, у меня там чекушка в холодильнике, пачка доширака и плавленый сырок. Что ещё нужно человеку для счастья?
Глава 6. Следы «Гудричей»
Умывшись и выпив кофе, взялся за разборку морды УАЗа – решил электрику по уму переложить. Откручивая многочисленные мелкие болтики, расположенные, согласно неписаной инженерной парадигме, в самых неудобных и труднодостижимых местах, размышлял о виртуализации как окончательном торжестве общества потребления. Я часто за работой о всякой ничуть не касающейся меня ерунде думаю. Голова занята – а руки делают. Раньше я думал, что развитие потребительской идеи должно неизбежно упереться в естественный порог: ресурсы не бесконечны и, если переводить их на одноразовый мусор, они, в конце концов, просто тупо кончатся. Однако передо мной неожиданно открылся мир, где это ограничение с успехом преодолено. Нравится ли мне такой мир? Пожалуй, что нет. Однако, как альтернатива проверенным рецептам – войне, голоду и эпидемиям – не самый плохой вариант. Мало ли, что мне не нравится. Я и в свой-то мир не вписался: живу в гараже, ковыряюсь в железках, водку пью, плавленым сырком закусываю – куда мне лезть чужой оценивать? И тем не менее. Вот, вроде бы, вполне изящное решение, разом снимающее проблемы социального недовольства, ресурсного дефицита и всеобщей занятости (даже если это занятость фигнёй), а мне от него не по себе как-то. Не хочется мне такого в своём будущем. Хрен мне угодишь.
В какой-то момент понял, что на пеньке уже какое-то время сидит Йози. Я сначала из чистой вредности делал вид, что не замечаю, но, в конце концов, сдался.
– Ну, что ты смотришь на меня, как кот на швабру? Я выполнил обещанное. Сходил, отдал, получил, принёс.
– Ты вообще ничего не рассказал!
– О, они там были слишком увлечены друг другом, чтобы меня слушать. Я решил, как созреют поговорить, сами объявятся. Ты объявился – значит, я был прав.
– Это важный для них вопрос, не обижайся.
– И не думал.
Повторяя руками комплекс упражнений на мелкую моторику: зачистить конец провода специальным движением зачищалки, откусить бокорезами клемму от полоски, вставить её в обжимные клещи, вставить туда же зачищенный кончик провода, сжать клещи, перейти к следующему проводу, – рассказал Йози о своей вылазке. Рассказал сжато, многое оставив за кадром. В моём исполнении история выглядела просто: дошёл, зашёл, включился экран, какой-то мужик чего-то пробухтел, я показал ему записку, получил взамен распечатку, вернулся. Типа говно вопрос, каждый день в параллельные миры хожу, чего я там вообще не видел. Тот факт, что он говорит по-русски, и мы с ним успели перетереть за жизнь, я счёл для сюжета излишним. Упал у меня как-то уровень доверия к моим гремлинам. Погляжу сначала, как будут события развиваться, а там и приму какое-нибудь решение. Или никакого не приму, тоже вариант. В конце концов, не мне это надо.
Йози, как мне показалось, недоговорённость почувствовал, но настаивать не стал. На меня давить вообще бесполезно. Уговорить, убедить, взять на слабо или на жалость – запросто, я тот ещё лошок, но, если начать требовать, – нет. Это как с инерционным ремнём безопасности – если медленно тянуть, то разматывается весь, а если дёрнуть – всё, клинит наглухо. Йози умный и давно уже видит меня насквозь, как дымящий двигатель. Жаль, что я так не умею. Может быть, тогда и в гараже бы не жил.
– В общем, если тебе интересно, что было в том письме, которое ты принёс…
Йози сделал драматическую паузу, но я не повёлся. Тем более, что я уже догадывался, что там написано. И не был уверен, что мне это нравится. Пауза затянулась, но Йози как ни в чём не бывало продолжил, как будто ожидаемая реплика всё-таки прозвучала:
– Так вот, он хочет, чтобы ты к нему приехал.
– Да что вы говорите? – равнодушно поинтересовался я. – Надо же, какая неожиданность. Ну, хотеть никому не запрещается. Я вот хочу жить на берегу тёплого океана, и чтобы стройные мулатки подавали мне коктейли к стоящему в полосе прибоя шезлонгу. А живу, кстати, в гараже, и даже изоленту мне никто не подаст.
Йози молча подал изоленту, я поблагодарил его кивком и продолжил жгутовать провода в гофру.
– Ты же сам знаешь, что согласишься, – сказал Йози. – В чём проблема-то?
– Йози, – вздохнул я, – я, конечно, балбес и лузер, но не люблю, когда меня принимают за шампиньон.
– В смысле?
– В смысле «держать в темноте и кормить говном». Эта история начинает дурно пахнуть.
– Послушай, это, конечно, только фрагмент истории. Но оно тебе надо, знать все расклады? Там куча всяких обстоятельств и отношений, целый слой проблем, созданных как нам, так и нами… Ничего же не бывает устроено просто, верно? В главном, клянусь тебе, всё честно – они собираются свалить из этого мира как можно быстрей, для этого нужен проводник, а проводник хочет говорить с тобой.
– А ты? Не собираешься сваливать?
Йози замялся и… Клянусь, он покраснел!
– Я решил остаться здесь. Это… это личное.
– И кто она?
– Неважно, – Йози покраснел ещё сильнее.
То-то я смотрю, он так стремительно социализируется. Вошёл в культурный контекст, расширил словарный запас…
– Ну, как говорится, совет да любовь, – одобрил я, – дело молодое.
– Так ты поможешь?
– Ладно. Но при одном условии.
– Каком?
– На свадьбу пригласишь.
– Будешь свидетелем и другом жениха!
М-да. Другом, значит. Чёрт, ну почему мной так легко манипулировать?
***
Внятно сформулировать, сколько придётся ехать, мне никто не сумел. Консилиум сошёлся на том, что это «не очень далеко, доедешь», но с чего они так решили – без понятия. Решил, что буду ехать, пока половину топлива не спалю, и либо этого хватит, либо… буду смотреть по обстоятельствам. Если залить оба бака под пробку, запас хода по асфальту – километров шестьсот, а по лёгкой пересечёнке – четыреста-пятьсот. Но у меня есть ещё алюминиевая ёмкость на сорок литров и три канистры – две по двадцать и одна на десять. Это более чем удваивает мне автономность. Так что на полтыщи в одну сторону я рвану смело, а то и поболе можно рискнуть, если дорога сухая и ровная, и передок подключать не придётся. Самое смешное где-нибудь на полдороги серьёзно поломаться. Эвакуатор не вызовешь… Но я верю в УАЗ и в себя.
Гаражу пришлось пережить нашествие толпы маленьких, но адски деловитых гремлинов. Они разобрали и открутили полки, разгребли и вытащили верстак, освободив до голого кирпича заднюю стену. Потом притащилась та же убитая «двойка» и привезла кучу железа – разобранные рулонные ворота-рольставню. Которые не распахиваются, а сворачиваются наверх. Логично – открыть створки, в которые пройдёт УАЗ, внутрь гаража некуда. Ворота быстро смонтировали, закрепив направляющие прямо на стену. Были они не новые, но вполне приличные, из алюминиевого профиля. Выглядело нелепо до невозможности: открываешь ворота, а там – кирпичная кладка.
Сгонял расслабившихся было ребят на «двойке» залить все ёмкости бензином, причём денег не дал – ещё чего не хватало. Этот банкет не за мой счёт. Они покорно покивали и уехали. Когда вернулись, слил всё в баки и отправил обратно. Чем больше на борту топлива, тем дальше я уеду. Итого вышло сто семьдесят литров. Это тысяча километров даже на полном приводе по буеракам.
Походил вокруг УАЗа, попинал «гудричи», подумал, что ещё нужно. Собрал инструмент, сложил в кофр, засунул в багажник между канистрами. Таким набором я что угодно починю. С запчастями сложнее – тут ни за что не угадаешь, что именно может крякнуть в дороге. Прежде всего, надо брать то, без чего не поедешь и что проволокой прикрутить нельзя.
Вот так, по мелочам, постепенно и собрал машину в дорогу. Осталось собрать себя. Для этого требовалось совершить некие действия, которые мне совершать совершенно не хотелось. А именно, наведаться на мою старую квартиру, где в кладовке осталось всё походно-полевое туристическое снаряжение. Палаточка там, спальничек, примусочек с котелком и прочие мелкие, но необходимые для возможного пешего похода вещи. А ну как сломается мой керогаз? Придётся пешедралом возвращаться, а это совсем не то же самое, что за рулём.
Причина, по которой я не мог тогда в этой квартире жить, никакого значения в контексте истории не имеет. «Спорное имущество», скажем так. Иллюстрация тезиса «Лох – это судьба» и напоминание о том, к чему приводит избыточное доверие людям. Напоминание, которым я, кажется, опять собираюсь пренебречь.
Квартира сдавалась «за коммуналку» некоей барышне, подруге подруги знакомого или что-то в этом роде. Беспокоить её казалось крайне неловко. Она была в курсе моих обстоятельств и чувствовала себя от этого неуютно – как всякий человек, вынужденно обитающий в жилье с неясным статусом. Вполне её понимаю – на мой гараж хотя бы никто не претендует…
Однако мне нужен был рюкзак, в котором стояло упакованным походное имущество. В своё время я не видел смысла тащить его в гараж, а теперь, вот, занадобилось. Переоделся из гаражного в джинсы, отыскал в телефоне номер девушки, позвонил, чтобы не валиться, как снег на голову. Извинился за беспокойство, объяснил надобность, просил принять, обещал не занять много времени. Завёл УАЗика, поехал в город. К своему удивлению, понял, что отвык от городского движения. Гаражища на окраине, с них выскочил – и вот тебе поля и просёлки, трасса в крайнем случае. А тут всякая мелочь в ступицу дышит… При некоторой приблизительности рулевого управления УАЗа, городская напряжённая суета нервирует, а уж как я парковку в центре искал…
Странное ощущение – звонить в свою дверь, как в чужую. Девушка (Лена, кстати, не забыть) очень мило смутилась этой ситуацией – приглашая условного хозяина пройти, как гостя… Рубашка, шорты, идеальные ноги, рыжие волосы, веснушки, большие голубые глаза. Хм, а она симпатичная. Я раньше не обращал внимания, не до того было. Вроде бы, у неё был какой-то молодой человек, а сейчас, вроде бы, нет. Чего это я? Уже не так «не готов к новым отношениям», как раньше? Пока не знаю, но чаю выпить согласился. Чего его не попить, чаю-то? Тем более, что в квартире одуряюще пахло домашней выпечкой и было так чисто и уютно, как не бывало сроду. Чтобы это как следует оценить, надо пожить несколько месяцев в гараже, питаясь водкой и дошираком.
За чаем как-то быстро разговорились, что для меня нехарактерно. Я обычно мучительно не знаю, о чём разговаривать с девушками: о погоде пошло, о политике скучно, о личном глупо. А тут лёгкий человек, открытый, контактный, но без навязчивости. Хорошо.
Узнав, что я так и живу в гараже, Лена буквально заставила меня пообещать, что я буду свободно приходить в квартиру, чтобы по-человечески помыться горячей водой. Это, мол, ничуть её не стеснит. Даже дала разрешение заявляться без звонка или в её отсутствие. Объяснила, что имеет бзик на чистоте (можно подумать, я не заметил), и мысль о том, что кто-то живёт среди грязных железок, моясь из баклажки, её душевно травмирует. На самом деле всё, конечно, не так плохо. Я, если погода позволяет, регулярно езжу на УАЗике на речку купаться, но горячая вода из крана – это то, чего мне больше всего не хватает в моём спартанском быту гаражного бомжа.
Если бы я хоть что-то понимал в женщинах, я бы предположил, что такое приглашение – намёк на нечто большее. Однако, поскольку я в них ничего не понимаю, то и предполагать ничего не стал. Помыться – значит, помыться, чай – значит, чай.
В общем, рюкзак я забрал, в машину кинул, но отметил у себя некоторое нарушение душевного покоя. Диагностировал его как феминогенное и прописал себе сто граммов на сон грядущий как паллиатив. Для купирования опасной симптоматики.
***
С утра едва глаза продрал – уже подпрыгивает нетерпеливый Сандер, серьёзно смотрит мрачноватый Старый и улыбается загадочный, как всегда, Йози.
Сандер припал к рольставням, как пьяный друид к дубу. Держать проход открытым долго он не в состоянии, создавать постоянные проходы не умеет, но обещал, что откроет, когда я вернусь. Надеюсь, не врёт.
Я пнул колёса, подёргал закреплённые в багажнике канистры и выгнал УАЗик прогреваться. Оделся в походное, распихал по карманам мелочёвку. Сандер что-то радостно проблеял, и ворота поползли вверх. Меня охватило странное чувство, как будто я их руками толкаю. Даже слабость накатила. Тёмная поверхность за ними была не очень зрелищной, как будто ночной туман, но всяко интереснее кирпичной стены. В машину ловко запрыгнул Йози, собиравшийся указать мне направление и сразу свалить обратно.
– Ну что, поехали? – спросил он весело.
– Тоже мне, Гагарин… – пробурчал я в ответ и включил передачу.
Проехав гараж насквозь, ушли в стену. Ощущения непередаваемые – пешком и вполовину так странно не было. На другой стороне нас ждали те же заброшенные гаражи, только выехали мы из другого бокса, ворот в котором не было вовсе. Погода оказалась солнечная и тёплая – то, что надо для хорошей прогулки в никуда. Под «гудричами» захрустели кусты, и мы потихоньку выбрались наверх, остановившись невдалеке от города. Йози некоторое время соотносил только ему понятные ориентиры с запиской и моим компасом, потом почесал в затылке.
– В город не суйся, объезжай его справа и упрёшься в шоссе. По нему рано или поздно доедешь до Кендлера. Там смотри по обстоятельствам, но тоже лучше объехать, и дальше по той же магистрали на юг. Километров через двадцать будет поворот налево, но я точно не знаю где. Оттуда уже недалеко.
Йози выскочил из машины, обошёл её, подошёл к водительскому месту – форточки с дверей по летнему времени были сняты и закреплены в багажнике, – и, поколебавшись, сказал:
– Не стоит им слишком доверять.
– Мне нужно что-то знать, чего я не знаю?
Йози явно замялся, не зная, что мне ответить. Вот сразу видно порядочного человека – врёт без удовольствия.
– Мне бы и самому не помешало понимать побольше… – в конце концов выдавил он и, смутившись, неловко помахал рукой, прощаясь.
Местность ровная, трава невысокая, если и будет какая-то яма, то я увижу её раньше, чем въеду. Воткнул первую-вторую-третью, да так и почапал километрах на сорока в час. Город оставался слева, и я ехал себе и ехал, попирая колёсами степное разнотравье. Мотор рычит, трансмиссия гудит, капот дребезжит – успокоительная звуковая гамма УАЗика. Периодически приходилось преодолевать невысокие, где-то в полметра, длинные узкие насыпи. Я не сразу сообразил, что это. Только когда буксанул колёсами, перегазовав, и раскопал под травой и мусором головку ржавого рельса. Остановился и вылез: действительно, железнодорожная двухколейка, вполне обычная, как у нас. Видимо, стала не нужна, вот и забросили.
Через пятьдесят километров по одометру мне стало казаться, что я на необитаемой планете. Хотя, если приглядеться, то следы технологической цивилизации можно было обнаружить без особого труда. Прямые контуры лесопосадок лишь немного расплылись от самозасева, кое-где встречались артефакты в виде ржавых металлических сооружений, более всего похожих на ЛЭП. Причём одна из них лежала на боку, вросшая в землю и закрытая кустами так, что я чуть в неё не въехал.
Судя по состоянию упавшей опоры, люди здесь присутствовали, скорее, в смысле археологическом. Этому трудно было не удивляться – такое запустение было чрезмерно даже для самого экологически повёрнутого социума. Отсутствие объектов тяжёлой индустрии ещё можно было понять – постиндастриал, нанотехнологии, вот это всё, – но куда делось сельское хозяйство? По ряду признаков можно было догадаться, что ещё недавно оно тут было – степная зона, по которой я ехал, визуально разделялась на прямоугольники, которые не могли быть ничем другим, кроме как бывшими полями. Теперь же по ним невозбранно бродили какие-то копытные, издалека похожие на оленей. Близко они меня не подпускали, уносясь прыжками в лесопосадки. Один раз я спугнул из кустов семейство кабанов, а уж лисы и зайцы резвились совершенно свободно везде. Нормальный природный биоценоз средней полосы. И что ещё любопытно – если ехать по такой же местности в нашем мире, то каждые двадцать-тридцать километров будешь натыкаться на деревню, а тут – ни одной. Хотя, с другой стороны, если сельского хозяйства нет, то какие нафиг деревни? А нет деревень – нет и дорог, отсутствие которых меня тоже сильно удивляло. Однако больше всего напрягало не это безлюдье – оно мне только на руку, – но то, что я понятия не имел, насколько правильно я еду.
В реальной местности, даже такой плоской, как степная, невозможно постоянно ехать по компасу. Приходится объезжать рощи и посадки, уклоняться от оврагов и вообще немало маневрировать. Я, конечно, старался каждый раз возвращаться на намеченную траекторию, но даже небольшие ошибки навигации имеют свойство накапливаться. Так что дорогу я встретил с большой радостью.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/pavel-ievlev/delo-molodyh-65963710/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.