Главная страница | Современные любовные романы | Краски. Путь домой. Часть 5

Краски. Путь домой. Часть 5
Ирина Черенкова


Завершающий том саги никого не оставит без трансформаций. Он затронет изменениями абсолютно все сцены жизни, покажет, что самые ужасные события могут быть шагом в светлое будущее, недосказанности – разрушить даже самые крепкие отношения, а решительность – порой самое главное качество в жизни.Самое время расставить приоритеты и найти то, что важнее всего. Ведь только имея в голове конечную цель, а в сердце – искреннюю горячую любовь, можно найти свой личный Путь домой.





Краски. Путь домой

Часть 5



Ирина Черенкова



Иллюстратор Наталья Разумная



© Ирина Черенкова, 2024

© Наталья Разумная, иллюстрации, 2024



ISBN 978-5-0055-0862-1 (т. 5)

ISBN 978-5-4498-9103-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Путь домой


Когда все маски лицедеев мы сорвем,

Бетон рассыплется иссушенным дождем,

Когда дракон повергнут в логове пустом,

А ужас темноты давно уж пройден,

Мир остановится пред небытием.

И рыцарь станет на пути своем,

Пути домой, уверенным, но кротким.

И вроде победитель, но простак,

Поверженный, но непоколебимый.

Отвергнутый, незаменимый и любимый,

Он делает последний шаг.





01


Ноги и спину жгло огнем преисподней, словно он сидел в костре, пытаясь освоить азы дзен-буддизма. Еще в полете он помнил, зачем пришел в движение, но после удара головой о дерево понимание реальности начисто улетучилось.

Оглушительный свист ультразвука заполнил все темное пространство вокруг. От него, казалось, вибрировали даже зубные пломбы и трещали по швам внутренние органы. Он продолжался бесконечно долго и разлагал тело на атомы, сливаясь с его криком отчаяния. Хотелось зажать уши и стиснуть зубы от вибрации, причиняющей физическую боль во всем теле, прекратить все это любой ценой.

И вдруг все стихло. Звенящая тишина разлилась кругом, будто он в момент оглох. Дениэл лежал на спине и не смел двигаться. Яркий свет над головой заставлял его жмуриться. Наконец, удалось поднять свинцовую руку к глазам и прикрыться от ослепляющего сияния. Не менее чудовищных усилий потребовалось, чтобы сесть.

Вокруг него растянулся в обе стороны коридор с белыми стенами и белым кафельным полом, на котором он, собственно и сидел. Странное помещение длиной в полсотни ярдов напоминало стерильные отделения для заразных больных. В подобное учреждение они с Марком приходили навестить Стивена Роджерса, когда тот подхватил скарлатину. Одноклассника изолировали в бокс, и друзья заглядывали к нему в окошечко в двери из углепластика, постукивали в него, а Роджерс придурковато хихикал.

Дениэл огляделся по сторонам и увидел несколько закрытых дверей по обе стороны коридора, тоже белых. Обычные двери, гладкие, с круглой серебристой ручкой без отметин, щелей и зазоров. И без окошек, как ни странно. Но если его закинули в инфекционное отделение, то почему он не в палате? И какого черта он разлегся на полу?

Головокружение и тошнота, поприветствовавшие его в первые минуты пробуждения, улеглись. Дениэл смог, наконец, встать на босые пятки, опираясь на стену, и осмотреть себя. Белая футболка и белоснежные хлопковые штаны на резинке не вызывали сомнений, что он в больнице. Но пустой коридор без персонала вызывал легкое беспокойство.

Не успел он подумать, как вдалеке появилась темная фигура, будто из ниоткуда. Но он в своем паршивом состоянии мог проморгать момент, когда человек открыл одну из дверей.

Хорошо, что о нем вспомнили! Ноги сами понесли его по теплому полу навстречу человеку в темно-синем одеянии, которого издали сложно было разглядеть в излишне ярком свете коридора. Дениэл щурился, пытаясь понять, что за странные предметы надеты на нем. Капюшон или шляпа с тряпичными отворотами по бокам головы, широкие бесформенные синие брюки с ослепительными полосками на них, трубами стоявшие на белом полу, синяя куртка, такая же бесформенная, с такими же светящимися полосами на предплечьях. И хобот.

Вот дерьмо, да это же слон! Большой синий слон с серебристыми браслетами на руках и ногах, точно кандалами окольцевавшими ему щиколотки и плечи. Он смотрел на Дениэла большими грустными глазами в длинных ресницах и приближался, хотя тот уже перестал передвигать ногами в его сторону. Выругавшись, мужчина побежал в обратном направлении. Только прямоходящих слонов в его жизни и не хватало для полного веселья!

Он несся, не чувствуя под собой ног и страшась оглянуться, лишь бы странный зверь не догнал его. Коридор, который, казалось, имел дальнюю стену, на самом деле ее не имел. Визуальный эффект получался благодаря выключенному свету, который зажегся, едва Дениэл добежал до темной его части, осветив проем еще в полмили длинной. Чертовому коридору не было конца!

Резкий смех разрезал стерильное пространство, и Дениэл не сразу понял, что смеется он сам. «Истерика, наверное», – подумал он и повернулся к слону, готовый дать отпор.

Но тот стоял тихо и обездвижено сзади него футах в десяти, позволяя разглядеть себя во всех деталях. Толстая рябая кожа слона оказалась покрыта жестким редким ворсом, слегка отливающим лоском в ярком свете ламп. Огромные уши чуть вздрагивали, как обычно бывало, если на них садились насекомые, но тут не было даже намека на мошкару. Браслеты состояли из пластин драгоценного металла, они ослепительно горели в белизне пространства, контрастируя с матовой темной кожей.

Вот бы рассказать парням об этом чуде природы, что бы заявил на это Марк? Наверняка миссис Фишер снова назвала бы Дениэла выдумщиком, как тогда с летающей на воздушных шарах морской свинкой. Зато Стив бы оценил юмор.

Животное казалось статуей, если бы не его уши и мерное движение груди в такт дыханию. Дениэл выругался еще раз, не в силах понять, как такое возможно.

– Если бы ты знал, где находишься, ты бы приберег сквернословие на потом, – произнес слон глухим басом, шедшим, словно из-под маски.

– Это ведь сон, верно? – Уточнил на всякий случай Дениэл.

– А ты знаешь, что такое сон? – Ответил синий странник вопросом на вопрос.

Свет слепил и нервировал, усиливая напряжение, но не успел мужчина оглядеться по сторонам в поисках выключателя, яркость приглушилась, как и ядовитый контраст. Дениэл не придал этому значения и снова вернулся к своему единственному собеседнику.

– Кто ты? – Спросил человек.

– Кем ты меня чувствуешь? – Пробасил слон.

Дениэл снова нервно рассмеялся. Он никогда не строил диалоги, состоящие только из вопросов. Более того, он не строил диалоги с говорящими слонами! Смешно до слез. Может, это какая-то программа с паролем? Компьютерная игра? Нужно произнести верные слова, как в квесте, чтобы дверь открылась?

– Я хочу покинуть это место, – произнес Дениэл, четко отрубая слова.

– Ты в праве это сделать лишь в положенное время, – ответил синий истукан.

Его глаза казались стекляшками, отражающими реальность, и Дениэл, увидев в них себя в белых одеждах, стал плавно водить руками и пританцовывать, глядя в зеркальную поверхность. Он расхохотался и взмахнул руками, собираясь взлететь.

Слон удрученно вздохнул, поражаясь недопустимому ребячеству взрослого серьезного мужчины, и сел на широкий слоновий табурет, которого еще минуту назад не было и в помине. Он старался сидеть ровно, но стул был не под слоновью координацию движений. Собственно, слонам вообще не полагалось сидеть, но этот сидел. И даже опирался спиной на стену, опустив небольшой хвост с кисточкой между стулом и стеной, скрестив передние лапы на груди и всем видом изображая скуку.

Вдруг слева от них с глухим щелчком открылась одна из дверей.

– Тебе пора, – сказал слон.

– Что там? – Уточнил Дениэл. – Если дезинфекционная стерилизация, то я и так достаточно чистый и мыться сейчас не хочу.

Собеседник лишь взглянул на него, как на сумасшедшего. Табурет под ним снова покосился, но слон удержался в своем вычурном вертикальном положении. Дениэл не двигался с места, проверяя стойкость животного. Кто раньше сдастся, он или слон?

– Тебе придется отправиться туда без ответа на этот вопрос, – глухо пробасил зверь.

Терять было нечего, и Дениэл, усмехнувшись, бодрым шагом направился к проходу. Едва он приблизился к двери, его утянуло в нее без возможности остановить процесс.




02


Словно съехав по горке аквапарка, Дениэл приземлился на жесткий влажный асфальт, ударившись задом. Он снова выругался, поднимаясь на ноги. Слон не предупредил его об этом тошнотворном водовороте за дверью, а мог бы! Но, видимо, хотел, чтобы он отбил себе зад, ну и бред!

Пришелец двинулся по тротуару сонного Миррормонта, оглядывая пустынные улицы. Раннее утро покрыло легкой дымкой изученные до последнего камушка улочки, отдававшие в сердце теплым родством. Козырьки торговых лавок чуть слышно хлопали на мягком ветерке, ласкавшем поросли молодого кустарника в центре улицы. Слева от дороги мелькнули окна булочной – это миссис Стоун готовилась к началу нового трудового дня. А справа блистало лакомым розовым зонтиком кафе-мороженное его детства.

Но, позвольте, здесь теперь банк! Он снимал там деньги для покупки кольца Алексе.

Кому?

Странное имя, ничего ему не говорящее. Наверное, кто-то из параллельных классов: их было восемь, когда он учился в школе.

Городок поражал уютом и добром, несмотря на влажную пасмурную погоду. Приятное предвкушение посетило сердце Дениэла, отчего он с ребячьим подпрыгиванием направился дальше по дороге к центру.

Из неприметной двери подъезда прямо перед его носом вышли два мальчика, оживленно споря:

– Я говорю, что она будет ждать тебя на школьном стадионе! Это совершенно точно! – Горячо вещал тот, что пониже ростом, любознательный, кудрявый, с живой улыбкой и озорным блеском в хитрых карих глазах.

– Зачем в такую рань? – Буркнул второй, повыше и поугрюмей.

Дениэл ошалело уставился вслед мальчишкам, уходящим в переулок направо к школе. Где-то на задворках памяти он начал находить отголоски этого дня, и его щеки покрылись обжигающими пятнами стыда. Мужчина двинулся за детьми.

– Это записка от Сью, смотри! – Протянул кудрявый долговязому бумажку с ровным девичьим почерком.

– Не ходите! – Отважился Дениэл крикнуть им сзади, но дети не обернулись.

Лишь прибавили шагу, потому что опаздывали на встречу, назначенную девочкой. Шикарная Сью Эббот с огромными голубыми глазами и тощими косичками была первой любовью пришельца, такой же яркой, как постыдной и сокрушительной.

Дениэл покрылся гусиной кожей от событий, которые должны были произойти, и рванул за мальчишками следом, во что бы то ни стало желая предупредить их о надвигающейся опасности.

– Постойте же! – Кричал он вслед друзьям. – Это ловушка! Не верьте ей!

Мужчина побежал за ними, хотел остановить, но тут грунтовая дорога поехала из-под ног, уронив его на белоснежную грудь в лужу. Дениэл зажмурился от грязных брызг и очутился на теплом светлом кафеле.

– Ты не готов, – сообщил ему слон.

Белый коридор встретил его своими ослепительными стенами. Грязные брызги исчезли, хотя путешественник во времени даже успел почувствовать прохладу вязкой миррормонтской грязи на своих губах.

– К чему? – Спросил Дениэл, поднимаясь с пола.

– Почему ты всякий раз ждешь готовых ответов? – Снова ответил слон вопросом на вопрос.

Это уже начинало раздражать. Вместо ответов этот парень мучил его и без того потерявшийся разум.

Слон тяжело приземлился на шаткий табурет. После двух попыток удержаться на неустойчивом сидении, он устало вздохнул и хлопнул лапами. Во внезапно расширившемся коридоре встал огромный белый кожаный диван. Слон плюхнулся в него и закинул ногу на ногу, играя серебристыми браслетами в ярком свете помещения.

– Так-то лучше, – буркнул он себе под нос.

Зверь оглядел одну из своих передних лап с неаккуратными когтями, попытался водрузить ее под хобот и погрызть. После нескольких попыток он зло выдохнул, и в его второй лапе появились ножницы – большие, слоновьи – которыми зверь начал формировать коготь. Дениэл наблюдал за манипуляциями во все глаза, стараясь в подробностях запомнить диковинное животное. Если его научить ездить на велосипеде и печь маффины, можно неплохо поднять денег на ярмарочных шоу, в поездку на которые их с Марком брал вот уже который год мистер Фишер. С его фокусами на веревках было сложно что-то заработать, а тут целый говорящий слон! Словно в ответ на его желания синий черт приподнял синюю бровь, совсем как скептически настроенный человек, и уставился на него ожидающими выводов глазами.

– Я был в своем детстве, перед тем, как нас со Стивом впервые серьезно избили, – сообщил Дениэл собеседнику, тяжело вздохнув.

Где-то он слышал, если озвучить свои чувства, должно стать лучше. Не стало.

– Тебе тогда было очень стыдно, что другу досталось из-за твоей влюбленности, – так же утвердительно сообщил слон.

Краска стыда и гнева зажглась на щеках мужчины, отключая осознанность. Дениэл заметался по коридору взад-вперед, не имея иной возможности сбросить напряжение. В итоге он нашел способ выпустить пар: на кого, как не на единственное живое существо в этой до рвоты стерильной местности?!

– Откуда тебе знать? Ты всего лишь слон! – Зло выкрикнул он.

Синий собеседник расхохотался громко и искренне. Он утирал невидимые слезы и хлопал громоздкой лапой по подлокотнику дивана, искренне радуясь шутке. Дениэл глядел на него, как на идиота, возвращая оппоненту полный пренебрежения взгляд.

– Мальчик, ты видишь лишь то, что твоему мозгу удобнее видеть. Значит слон, да? – Уточнил он и снова рассмеялся.

– А ты не слон? – Спросил Дениэл растерянно, готовый на ответ вопросом.

– Как ты думаешь? – Лукаво взглянул на него хитрец.

Мужчина усмехнулся. Он уже научился угадывать шаги собеседника, не так уж он и сложен для понимания простому человеку. Хоть и слон.

– Ты проводник, – произнес Дениэл после минуты раздумий.

– Неплохо для первой двери. Браво! – Театрально похлопал ему слон двумя лапами, чем вызвал улыбку не то от похвалы странного существа, не то от комичности жеста.

Синий цвет был ему даже к лицу. Дениэлу он нравился – богатый, бархатистый. Даже не верилось, что когда-то это был его самый ненавистный цвет. Но тот кошмарный Бал не мог не раздражать своей пафосной мишурой!

Какой Бал?

Дениэл не понял, скорее всего, школьный выпускной, но он мог и ошибаться, потому что память не выдала там ни единого синего пятна. Молодой человек снова окинул слона внимательным взглядом. Очень понравился ему зверь своими повадками и блестящими космическими глазами. К тому же серебристые браслеты очень оживляли весь его образ, придавали что-то мистическое.

– Можно тебя потрогать? – Спросил вдруг Дениэл.

Слон испугался и немного отодвинулся от него. После чего, обернувшись по сторонам, робко произнес:

– Никто никогда не просил потрогать меня. Я даже не знаю, реально ли это.

Мужчина приблизился к проводнику и протянул руку к его предплечью. Ладонь провалилась сквозь кожу слона и уперлась в плотную гладкую плащевую ткань с водостойкой пропиткой. Дениэл двигал рукой под его кожей, словно под голограммой, и ощупывал куртку.

– Ну что? – Спросил слон с опаской?

– Теплый, – улыбнулся молодой человек.

Слева от них щелкнула замком еще одна дверь, привлекая внимание обоих.




03


К водовороту Дениэл был готов, но вот свалиться пьяной матери под ноги – нет. Она перешагнула через него и ушла в кухонную часть трейлера, где над тарелкой склонился уже знакомый ему мальчик. Телевизор вещал шестичасовые новости на высокой громкости, в основном о том, как где-то кого-то убили, кому-то чего-то недодали, или как полиция ухитрилась спасти мирных жителей, перехватив маневр плохих ребят.

Сара бросила на край заляпанного стола дневник сына, который смотрела за ужином, не проронив ни звука.

– Мам, я исправлю, – промямлил мальчик в тарелку с супом.

– Мне все равно, Дениэл, это твои оценки и твоя жизнь, – обжигала мать мальчишку тоном, сравнимым с жидким азотом, выедая в сердце кислотные дыры.

Парень заплакал. Он капал беззвучными солеными потоками в суп под радостные звуки бразильского карнавала из ящика. Сара схватила пульт и выключила улюлюканья, как обычно делала на всех позитивных новостях. Она сняла застиранную куртку с гвоздя, вбитого прямо в стену и служившего вешалкой, и собралась уже выйти на улицу, когда вспомнила о неугодном выродке за столом.

– У меня ночная смена, за тобой завтрак, – бросила она перед уходом и закрыла за собой дверь в трейлер, оставив ревущего подростка одного.

По спине Дениэла морозом пробежали воспоминания того дня. Сгорая от вины за паршивые отметки и четыре замечания в дневнике, бесхребетный, как и его папаша, парень должен совершить отчаянный шаг. Он бросился бегом за матерью, желая вернуть ее в дом, пока мальчик не натворил бед, но руки провалились сквозь дверь, а голова – нет, приложив мужчину алюминиевой поверхностью по лбу. Он упал на пол и ослеп от белоснежного потолка в ярких лампах.

– Ты не готов, – сообщил слон лежавшему на полу Дениэлу.

– Не тебе оценивать! – Рявкнул тот.

Он поднялся с пола и пошлепал босыми ногами к следующей двери. Она оказалась заперта. Чертовщина какая-то! Дениэл вдруг понял, что устал. Он хотел присесть, но диван был занят слоном полностью, будто рассчитывался только на него.

– Пожалуйста! – Протянул синий зверь лапу к стулу в белой обивке напротив дивана.

– Благодарю, – сухо бросил мужчина и плюхнулся на сидение, опустив лицо в руки.

Он вспомнил, как пытался наесться таблеток в тот вечер, но рвота открылась раньше сонливости. К тому же, кроме аспирина, в их антипохмельной аптечке ничего не было, а его смертельной дозы Дениэл не знал. Да и можно ли вообще отравиться им насмерть?

– А если я не буду ходить в эти двери? – Спросил он.

– Ты хочешь знать, возможно ли тебя заставить? – Уточнил слон. – Нет. Но ты будешь здесь вечно, пока не зайдешь.

Дерьмовенькая перспектива. Шариться по самым гадким воспоминаниям или сдохнуть в белом коридоре с мистическим животным.

– Почему бы не спросить меня напрямую то, что хотят из меня вытрясти этими дверьми? – Зло воскликнул Дениэл.

– Потому что путь состоит из опыта, а опыт – из чувств и эмоций, а не из слов, – сообщил ему собеседник.

Чертов слон ни разу не помогал, только путал своими замысловатыми ответами, создавая кашу из мыслей. Дениэл уже не мог сказать точно, как долго он здесь находился. Казалось, прошла уже целая вечность в белых стенах, бесчувственных, мертвых, пустых.

– Как я сюда попал? – Пытался воссоздать прошлое мужчина.

– Ты не помнишь? – Уточнил собеседник.

Слон издевался над ним. Не иначе, он тут специально, чтобы мочалить истерзанных неизвестностью путников, чтобы те поскорее сошли с ума и сдались на волю судьбы.

– Ты можешь отвечать на вопросы, черт тебя дери?! – Вскричал в сердцах Дениэл и вскочил со стула.

– А ты можешь сам отвечать на свои вопросы? – Равнодушно вернул ему проводник. – Если ты решишь быть непочтительным в отношении меня, у меня есть полное право удалиться и оставить тебя одного.

Дениэла трясло от гнева. Идеальное белое пространство давило контрастом на черноту его души, выворачивало наизнанку весь шлак, накопленный годами. Заглядывать в себя оказалось безумством!

Сколько еще он сможет выдержать в этой коробке в качестве игрушки? Неужели, кого-то забавляют такие развлечения? Наверняка, это проделки ублюдка Дерека Райта, только он имеет такое изощренное чувство юмора и должную власть, чтобы закрыть старого знакомого в белую ловушку.

Справа открылась дверь, приглашая еще неостывшего буяна снова хлебнуть помоев.

– Ну, уж нет! – Нервно рассмеялся он. – С меня хватит!

Слон улегся на диван и закинул лапы под голову, словно дальнейшие действия его не касались. Дениэла дико злила его беспечность!

– Слышишь? Я не пойду туда! – Сообщил ему узник, но слон лишь прикрыл глаза.

Мужчина грязно выругался и рванул к открытой двери, прыгнув в гостеприимно открытое пространство тошнотворного водоворота.




04


Новый двухэтажный дом на четыре спальни под красной черепицей смотрел на него грустными окнами в кружевном тюле. Маленький Дениэл прошел мимо него в слезах с рюкзаком за спиной, всхлипывая и утирая нос рукавом куртки. Мужчина пропустил мальчика, а сам решил зайти в жилище, которое он едва помнил.

Он протянул руку к дверной ручке, но та не осела в ладони, а прошла сквозь нее. Что за ерунда? Дениэл прижался лбом к двери и прошел, словно через мыльный пузырь.

В гостиной сидела Сара и плакала навзрыд. Он никогда не видел, чтобы мать рыдала, поэтому немного опешил от картины. Дениэл подошел к женщине сзади и увидел на журнальном столике перед ее лицом гору бумаг на дом и судебное решение. Документ гласил, что жильцы будут выселены из него за неуплату в срок до первого декабря девяносто четвертого года.

Горечь и жалость к женщине придушили в нем остальные эмоции, подкатив к горлу тошноту, ставшую уже его лучшей подружкой. Сын хотел подбодрить бедолагу и положил руку на спину, но ладонь провалилась сквозь плоть женщины, наткнувшись в недрах ее тела на нечто твердое с острыми рваными краями. Дениэл звучно вдохнул и отдернул руку, заливая все алой светящейся кровью из пореза на ладони, который на глазах стянулся и зарос. Кровь, шипя и дымясь, тоже исчезла.

Обалдевший, он еще раз несмело протянул руку к матери, провалился сквозь ее спину и стал ощупывать нечто в центре ее грудной клетки. Под его руками стал вздрагивать огромный шершавый камень, древний и рыхлый. Дениэл нашел то, обо что он порезался – тонкие сведенные в двойную полоску каменные лезвия. От прикосновения к ним камень зарычал и слегка приоткрылся, заливая гостиную прохладным голубоватым светом, ослепляя нарушителя спокойствия.

Сара резко встала с дивана, отобрав диковинку из рук сына, и утерла слезы.

– Черта с два. Никогда больше! – Произнесла она и отправилась в ванную комнату, забрав с собой сундучок со светом в груди.

Дениэл так и стоял возле дивана, ошалевший и потерянный. Невыносимая жалость разлилась по его сердцу, обличив в стервозной женщине человека, нуждающегося в помощи и поддержке. Лишь спустя вечность, он решился пойти за матерью в ванную, но провалился сквозь пол и упал на пузо к ногам слона.

– Однажды ты будешь готов, – сообщил он путешественнику.

Дениэл сел на пол и задумался над тем, что увидел.

– Что это было? – Отрешенно спросил он.

– На что это было похоже? – Поинтересовался собеседник.

– На агрессивную скалу вместо сердца, – обалдело выдал молодой человек.

Слон равнодушно восседал на диване, не желая упрощать ему задачу. Он бренчал браслетом на ноге, болтая ею в воздухе, чем ужасно раздражал мужчину.

– Давай свою следующую дверь! – Сдался он.

– Это решаю не я, – сообщил ему слон.

Но дверь слева щелкнула, приглашая еще раз провалиться в иную жизнь.

На этот раз после недлинного водоворота Дениэл приземлился за спину мальчика, сжавшегося в комок под истеричными воплями родительницы.

– Никогда, слышишь меня, никогда так больше не делай! – Визжала Сара, раздувая вены на висках от переполнявшего ее гнева. – Если я еще раз увижу этот жест, ты неделю будешь сидеть дома, понял меня?

Трейлер, полноправно считавшийся домом, был очень маленьким и неуютным. Мальчик представил неделю в этом замкнутом пространстве, пропахшем куревом и алкоголем, и предпочел кивнуть, хоть и не понял толком предмета запрета.

– Где ты только нахватался этого дерьма? – Орала на пределе громкости Сара.

Сколько себя помнил Дениэл, он мог объяснять матери хоть в стихах, хоть в прозе, что он «все понял», но это никогда не работало. Сгорая от жалости, мужчина подошел к мальчику ближе и обнял за плечи, придерживая руку усилием, чтобы она не провалилась сквозь его тело, как это было с матерью. Казалось, тот даже немного прижался к нему, почувствовав рядом надежную опору.

– И за что ты такой свалился на мою голову?! – Хлестала словами Сара, словно пощечинами.

Не в состоянии больше терпеть это, Дениэл встал между участниками безумной сальсы. Запах свежего алкоголя ударил в нос. Сара глядела ему в глаза своим стеклянным красноватым взором, какой обычно бывал, когда она выпивала, замахнулась на него рукой и замерла. Мать его никогда не била, но он интуитивно попытался поймать ее ладонь.

– Ты никогда не получишь его любви таким образом, бешеная алкоголичка! – Заорал он на мать. – Ты же ему жизнь ломаешь!

Лицо женщины исказилось новой волной гнева, приподнимая верхнюю губу и оголяя клыки. Дениэл узнал мимику и изумленно поднял взгляд на зеленые глаза родительницы, но теперь они принадлежали Мелани Траст. Лицо снова стало меняться, губы поджались в тугую полоску, а гневливая ямка между бровей стала глубже и грубей. На Дениэла смотрела Офелия Портер. Эти три женщины принялись мигать, сменяя друг друга, словно новогодняя гирлянда, сводя его с ума.

Пытаясь защититься от этого мерцающего трехголового змея, он поднял руку и отступил назад, но, запнувшись за себя самого, повалился на спину на грязный пол трейлера. И оказался в белом коридоре.

Слон стоял в паре шагов от него, подпирая стену, и разглядывал когти на передней лапе. Дениэл отдышался, глядя на яркие лампы белого потолка, и произнес устало:

– Я не готов, я знаю.

Слон усмехнулся на его замечание, похоже, парень не безнадежен.

Дениэл уселся на полу, потирая ушибленный позвоночник, и вдруг спросил:

– А готовым вообще возможно быть?

– Ты не сможешь быть здесь вечно, это нерентабельно, – отозвался слон. – Рано или поздно будешь готов двигаться в одну из сторон.

Мужчина снова лег на пол и уставился в потолок.

– Ты давно здесь? – Спросил он проводника.

– Пару десятков лет.

– Не скучно? Сколько таких, как я, к тебе попадает?

– По-разному, – протянул синий друг. – Таких тугих я давненько не видел, но у тебя особая ситуация.

– Чем особая? – Поинтересовался Дениэл.

– У тебя… Ты меня допрашиваешь! – Возмутился слон и нахмурился. – Тебе нужно все понять самому, иначе ты здесь застрянешь…

«Навсегда», – хотел сказать он, но справа от собеседников открылась белая дверь, прервав лекцию синего проводника.

– Тебя снова зовут на экскурсию, – сообщил он.

– Вижу, – вздохнул заключенный и устало направился к очередному витку прошлого.




05


Яркий свет ударил ему в глаза, заставляя щуриться и прикрываться рукой. Словно из одного белого коридора, где яркость уже убавилась до приемлемого уровня, он попал в другой, менее податливый на желания. Когда глаза привыкли к освещению, мужчина смог, наконец, оценить картинку очередной реальности.

Невероятно светлая больничная палата, заставленная скрипучими койками между разделительных штор, вызывала в нем смутные воспоминания, наполняя грудь страхом и болью. Он продвигался между рядов старинных металлических кроватей, мягко ступая босыми пятками по холодному полу. Наконец, на самой дальней койке показались укутанные в одеяло ноги, а позже и их обладатель. Дениэл, задыхаясь от боли и едва сдерживая слезы, подошел к своему двойнику с разницей в пятнадцать лет и присел на край кровати.

Мальчик вперился безразличным измученным взглядом в противоположную стену и не двигался, всем видом и цветом кожи напоминая труп. Но гость помнил, что тот жив, хоть и пытался пару часов назад всеми силами исправить это недоразумение. Бледный безвольный и потерянный он не повернулся ни на внезапную компанию, ни на стук приближающихся к комнате шагов.

Входная дверь в палату открылась и закрылась вновь, впустив внутрь поступь тяжелых армейских ботинок. Их обладатель – молодой темноволосый мужчина с резкими чертами лица, одетый в серую полицейскую форму с отличительным знаком на груди и бурой кобурой на ремне – уселся на соседнюю от мальчика кровать и достал блокнот. Ребенок не пошевелился, и тогда блюститель порядка пощелкал пальцами у него перед носом, призывая к вниманию. Тот плавно, словно под водой, повернул голову, вызвав у мужчины гримасу брезгливости.

– Как тебя зовут, парень? – Спросил полицейский, щелкнув авторучкой.

– Дениэл Кентмор, через «е», – механически проговорил мальчик.

– Кончай ломать комедию! Весь округ знает, как пишется твоя фамилия! – Рявкнул серый костюм, брызжа слюной. – Ты думаешь, если твой папаша героически покончил с собой на службе, то тебе все дозволено, а?

– Вы спросили – я ответил, – равнодушно выдал юнец.

Мужчина едва сдерживал порывы гнева, чтобы не встряхнуть собеседника за грудки. Час ночи, абсурдный случай, мутный пацан – все было против его сна, которого тот отчаянно желал. До чего же гадкие создания эти дети! Недолюди! Идиотики!

– Ты помнишь, что ты сделал? – Прорычал коп, закипая от гнева.

– Я съел четыре пачки аспирина, – доложил мальчик тем же ровным тоном.

У Дениэла сжалось сердце от этой сцены. Он прекрасно помнил, как пытался покончить с собой, но, когда открылась рвота, он попросту испугался. Испугался до смерти, которую так отчаянно искал в своем необдуманном жесте. И позвонил с перепугу в службу спасения. А теперь он видел себя после промывания желудка, никчемного, лишенного воли и эмоций, в каменном мешке с ржавыми кроватями и истеричным Дереком Райтом, который через несколько лет заберет его за решетку, припоминая, видимо, и этот день тоже.

– Зачем? – Продолжал допрос неуравновешенный мужчина.

– Хотел умереть, – проговорил ребенок.

– Так что ж не умер? – Съязвил собеседник. – Струсил?

– Да, – согласился горе-самоубийца.

Мужчина тяжело вздохнул и потер сонные глаза, требовавшие покоя, а не ослепительного света палаты.

– Знаешь, что ты сделал, парень? – Скривился шериф. – Ты меня подставил! Я должен был уже спать, но сижу здесь, с тобой, с неудачной попыткой суицида! И теперь мне полночи писать отчет о том, как ты, чертов поганец, выжил!

От злобы блюститель порядка немного повизгивал, выходя на фальцет, но такие нюансы подмечал лишь их третий незримый свидетель, мальчик же находился в прострации, безэмоционально глядя в стену.

– Вы можете просто написать, что все хорошо, – проговорил пациент, не меняя тональности.

– Не тебе учить меня писать отчеты! – Возмутился Райт, но тут же взял себя в руки и эхом повторил последнюю фразу. – Все хорошо? Так какого черта ты стал звонить в службу спасения, если решил умереть?

– Теперь уже не знаю, – замкнулся мальчик.

Шериф встал с койки и прошелся до стены и обратно. Он искренне желал напугать парня, вышибить его из этого ватного состояния, чтобы тот рыдал, ползал у него в ногах, страдал, как Дерек страдает сейчас от недосыпа.

– А знаешь что? – Придумал он забаву. – Давай позвоним на завод твоей матери, пусть приедет и заберет тебя?

Глаза ребенка наполнились ужасом и слезами, а полисмен захохотал, задирая высоко голову. Он попал в яблочко своим предложением! Сработало! Мерзкий пацан сжался от страха, поделом ему будет шутить с полицией!

– Не нужно маме, – пролепетал подросток, поджав колени к груди. – Она меня убьет.

– А не этого ли ты добивался сегодня, а? – Взвизгнул шериф на грани терпения.

– Отпустите меня, я пойду домой, – прошептал парень.

– Никуда ты не пойдешь среди ночи! – Отрезал Дерек, сощурившись. – Нам нужно держать тебя здесь, пока родители не заберут, ты ведь несовершеннолетний.

Дениэл смотрел на беседовавших с гневом и жалостью, складывая, наконец, картинку, отчего же он так ненавидит докторов и полицейских. Взрослый человек выдавливал из него душу, имея власть, будь он неладен. Сдерживая всеми силами желание вмешаться и защитить перепуганного мальчика, Дениэл сжал челюсть и скрутил руки на груди в тугой узел. Не вмешиваться у него получалось с трудом, но если он вмешается, его – это он уже понял – заберут назад и не дадут досмотреть сцену до логического завершения.

– Я ведь сам вас вызвал! – Встрепенулся мальчик. – Спасибо за помощь, все. Мне больше не нужны ваши услуги.

Яростно блеснув взглядом, шериф расхохотался в белый с желтыми подтеками потолок, разбивая каждой секундой своего смеха надежду подростка на успешный исход.

– Я приду утром! – Отрезал Райт. – Надеюсь, ты будешь более разговорчивым.

– Чего вы от меня хотите? – Крикнул мальчишка вслед удаляющейся серой фигуре, но ответа не получил.

Он опустился на пол и глубоко под кроватью нашел свою обувь. Едва справившись трясущимися руками со шнурками, парень обулся и подкрался к двери палаты, после чего выглянул, озираясь, и припустил вон.

Дениэл помнил этот безумный ночной кросс длиной в восемь миль. Два с половиной чумовых часа. Он тогда едва успел прибежать до прихода матери с работы, гонимый душераздирающим страхом перед родительницей, но все равно получил нагоняй за отсутствие завтрака.

Молодой человек потер рукой лицо и обнаружил на щеках мокрые дорожки слез. Прикрыв глаза на секунду, он распахнул их уже в белом коридоре, сидя на своем стуле напротив слона.

– Похоже, еще немного, и я стану окончательно равнодушным до собственных страданий, – проговорил Дениэл убито.

Их взгляды с синим проводником встретились и, вроде бы, даже наполнились взаимным пониманием, когда невдалеке щелкнула еще одна дверь.

Бессильно поднявшись со стула, мужчина поплелся к открытому проему.




06


Дениэл стоял у низенькой оградки дома, за которой росли между проплешин нестриженого газона в не очень ухоженном виде лилии и флоксы. Дверь дома открылась, и из нее вышел мальчик лет восьми с рюкзаком за спиной.

– До завтра! – Махнул он рукой стоявшим в дверях родителям.

Его родителям.

Дениэл поймал взгляд отца, так удивительно напоминавший его собственный, но обернувшись, понял, что он, пристальный и полный любви, предназначался мальчику за его спиной. Мама, одетая в красивое синее платье в белый цветок, тоже сияла любовью и нежностью к своей семье. Обнимающаяся пара зашла в дом, прикрыв за собой входную дверь.

Молодой человек теперь знал, как это работает. Он смело шагнул сквозь белую деревянную поверхность и оказался в гостиной за спиной родителей.

– Мальчик растет! – Воскликнул Том не без гордости.

– Он впервые в жизни ночует вне дома! – Всплеснула руками мать. – Понятно, что это неизбежно рано или поздно, но все-таки…

– Марк – отличный парень, я думаю, они прекрасно проведут время в их саду! – Порадовался отец за досуг сына.

Дениэл вспомнил, что эту августовскую ночь он намеревался коротать с Марком Фишером в палатке под раскидистой яблоней, которую год назад они с Колином распилили на дрова. Это был подарок на день рождения – отпустить сына в опасный поход на задний двор дома друга, и Дениэл чувствовал себя почти взрослым.

– Я не буду спать всю ночь, – заныла Сара, утопая в объятиях мужа.

– И я с удовольствием помогу тебе в этом, – пробасил супруг, целуя ее шею.

Женщина с хохотом перехватила его губы и ответила на поцелуй, а Том слегка зарычал, с трудом сдерживая порыв страсти. Почувствовав себя неудобно от подглядывания за играми родителей, Дениэл кашлянул, но вспомнил, что лишний в этом мире, а потому неосязаемый и беззвучный для участников сцен. Однако предки, словно по команде, тут же разъединились и смущенно улыбнулись друг другу.

– Накормишь меня завтраком? – Попросил Том. – Мне скоро уходить.

Супруги в обнимку двинулись на кухню. Женщина принялась готовить еду, очень вызывающе виляя подолом, и эти заигрывания не остались незамеченными парой мужчин, похожих друг на друга, словно отражения в зеркале.

– Ты подумала насчет переезда? – Спросил Том, поглядывая на плавные формы своей жены.

Сара, стоявшая к нему спиной у новехонькой белоснежной плиты, сменилась в лице.

– Мне здесь нравится, Том, – осторожно начала она, зная, чем может закончиться подобный разговор. – Этот город очень кстати будет и для Дениэла – у него здесь друзья.

– Найдет новых, – бросил муж вальяжно.

Не желая ссориться, женщина предпочла отмолчаться. Она выключила газ и, переложив яичницу на тарелку, поставила ее перед носом мужа. Но Том не отставал.

– Сара, это дыра, понимаешь? Нашего дохода едва хватает, чтобы отдавать закладную на дом и сводить концы с концами! – Взвился он. – Сиэтл гораздо изобильнее на предложения о работе.

– Здесь твои корни, – попыталась ухватиться собеседница за последнюю соломинку и протянула ему руку с кольцом в оранжевых всполохах тигровых лилий.

– Дорогая, я все понимаю, – вздохнул Том, стараясь привести в порядок чувства и мысли. – Мы здесь родились и выросли, встретили друг друга, здесь все наши друзья. Но я не могу обеспечивать тут нашу семью в должной мере!

Сара вздрогнула от болезненного укола в самое сердце. Она не раз чувствовала себя виноватой в подобных разговорах, потому что не приносила дохода, а вместо этого уделяла все свое свободное время и внимание семье. Тома это всегда устраивало – какой нормальный мужчина откажется от лишней дозы ферромонов? – но сама Сара частенько ощущала свою бесполезность с таким раскладом, ведь она могла большее, но с нее не брали.

– Я тоже могу пойти работать, – сообщила она мужу.

– Можешь, – кивнул он. – И тогда мы отдадим Дениэла какой-нибудь миссис Кларк, которая будет прививать нашему сыну вязание на спицах и уроки хорошего тона. И, к слову, эта же миссис Кларк съест всю твою зарплату.

Дениэл, наблюдавший перепалку, припомнил, что он все-таки попал к этой остроносой карге, когда у матери не осталось другого выбора, кроме как отправить его на продлевающие занятия в школе. Класс этот состоял из таких же не особо нужных кому-либо детей, как и он.

– Том, мы ведь это уже обсуждали! – Вздохнула в отчаянии Сара. – Ну почему все должно сложиться так плохо? Посмотри, мы ведь прекрасно справляемся! Можно сменить дом на более скромный…

– Я устал от этой дыры! Здесь, кроме бара и завода, нет больше никакой жизни, – отрезал муж и, закинув в рот остатки яичницы, пошел собираться на службу.

Сара собрала посуду со стола и склонилась над раковиной в слезах.

– Я ухожу! – Крикнул Том из прихожей. – Проводишь меня?

Она не сдвинулась с места. Дениэл стоял между родителями убитый, зная, что отец не вернется вечером домой.

– Эй, иди к нему! – Крикнул он Саре, но та лишь сжалась в комок от его голоса. – Папа, не уходи, постой! Она согласна переехать, правда, мам?

Он пытался схватить мать за руку, остановить отца, пробовал трясти Сару за плечи, чтобы та не отпускала мужа. Но его руки неизменно проваливались сквозь тела родителей, а сердце все больше наполнялось отчаянием и скорбью. На его глазах умирала семья, и это осознание ранило его в самую душу. Странно, что в его состоянии Дениэла еще не вернули назад, ведь он перешел все границы дозволенного.

Входная дверь захлопнулась, а Сара горько расплакалась, усевшись на пол.

– Мам, все будет хорошо, – шепнул перепуганный сын, опускаясь на колени рядом с ней. – Слышишь? Я позабочусь обо всем, не волнуйся. Я…

Дениэл побежал за отцом, но врезался пребольно в деревянную дверь, отчего упал назад себя и очнулся в белом коридоре.

– Ты не готов, – прогудел склонившийся над ним слон, закрыв собой яркий свет ламп на потолке.

– Пошел ты к черту! – Вспылил он на грани истерики, вытирая мокрые щеки.

Дениэл вскочил на ноги и отошел от синего оппонента на несколько шагов, причесывая растрепанные чувства. Он зарылся обеими руками в волосы и провел ладонями по еще влажному от слез лицу.

– Зачем была эта дверь? – Рыкнул он.

– Зачем? – Спросил его слон.

Неспособный соображать трезво после того, что увидел за дверью, Дениэл сорвался на единственном собеседнике в этом тошнотворном месте.

– Я устал от твоих вопросов! Здесь я спрашиваю, а ты – отвечаешь, ясно тебе?! – Проорал он слону в морду, брызжа слюной.

Слон вздохнул, прикрыв глаза, и растворился в воздухе, забрав с собой диван. Дениэл остался один в бесконечной вселенной белого цвета.




07


Он окинул взглядом коридор, который теперь был абсолютно пуст. Голые стены заливал яркий свет, двери исчезли. Кроме того, этот прохвост в бренчащих браслетах унес с собой и его стул.

Дениэл лег на пол, но едва не задохнулся от собственного сердцебиения. Он сел, сложив ноги по-турецки, и попытался почувствовать, что хочет сейчас его тело. И тут же рассмеялся примитивности желания, как же он раньше не догадался! В его распоряжении было то, что чистило мозги вечерами, когда все было паршиво.

Бесконечная беговая дорожка из белых голых стен не имела точек отсчета, кроме загорающихся ламп в конце освещенного коридора. И Дениэл побежал! Легко и воздушно, будто делал это всю свою жизнь по четырнадцать часов в сутки. Даже противно от легкости… Бегун был бы сейчас очень благодарен тонусу в мышцах или срывающемуся дыханию, но ничего подобного не было, даже пульс, участившийся от последней двери, улегся. Пустое занятие, нечего сказать.

Он остановился и снова сел на пол. Нужно вспомнить, как он сюда попал. Помимо воспоминаний, льющихся из дверей, его голова была чиста, как утренняя роса.

«Подожди, парень, ты вспомнил о беге. Где ты бегал? Что за паршивые дни?» – Подбадривал он себя.

Но свет заливал черепную коробку полностью, без возможности зацепиться за что-либо. Может какие-то проблемы с друзьями дома? Он ссорился с Марком? Или мать снова чудила?

Совсем пусто! Дениэл в отчаянии снова встал и пошел неспешно по коридору. Его синий собеседник, как он вскоре понял, давал ему нечто большее, чем ответы на вопросы или их отсутствие. Находясь рядом, он спасал мужчину от этой белой, звенящей пустоты.

Время оказалось ватой в этом пространстве. Дениэл не смог бы сказать, сколько он уже был в одиночестве – четверть часа или сутки. Когда ему надоедало идти вперед по пустому коридору, он садился. Надоедало сидеть – он пытался отжиматься от пола, либо бежать. Невесомость тела раздражала, он мог отжаться четыре десятка раз, но усталости не было. Бездействие сводило с ума!

– Эй! – Тихонько позвал Дениэл.

Голый коридор поглотил его голос. Мужчина прокашлялся и снова позвал:

– Эй, слон!

Тишина.

Он сел на пол, откинувшись спиной на стену.

– Послушай, я был не прав! – Крикнул он в потолок после долгих раздумий. – Вернись, пожалуйста.

Пусто.

Дениэл улегся на теплый пол и, сжавшись в позу эмбриона, закрыл глаза, стараясь заснуть. Но сон не шел, даже усталости не было.

Внезапно он понял, какой благостью для него были слон и двери. Они давали мужчине способы двигаться хоть в какую-то сторону. Потому что перспектива сойти с ума в белой ватной тишине оказалась гораздо худшей, чем черпать половником дерьмо прошлого или коротать время с синим увальнем.

– Я не увалень, сынок, – раздался глухой голос рядом с ним. – Лучше тебе не знать подробностей моего существования.

Дениэл подпрыгнул от неожиданности и бросился обнимать друга. Тот сидел рядом с ним на полу, оперевшись спиной на стену.

– Слон! Я так тебе рад, ты даже представить себе не можешь! – Расчувствовался он, сжимая в объятиях существо в теплом плащевом костюме, скрывающееся за голограммой.

Его сейчас меньше всего интересовало, кто сидит в этой упаковке, лишь бы быть с ним рядом. Дениэл даже подумал, что они могли бы ужиться с ним в этом белом коридоре, и даже вечность тут теперь была не страшна.

– Эй, полегче, ты мне уши помнешь! – Пробурчал слон. – Мне рекомендовали подождать недельку, чтобы ты одумался, но я понял, что ты и так соскучился.

– Очень! – Воскликнул молодой человек и отстранился от животного. – Где ты был?

– Как ты думаешь, ответ на этот вопрос что-то даст тебе? – Поинтересовался слон.

– Ты был здесь! – Догадался Дениэл.

– Верно. Просто недоступный для тебя.

Собеседники посидели какое-то время в тишине, радуясь встрече, словно не виделись очень долго. Недопустимо долго.

– Дверей нет, – доложил мужчина, прерывая молчание. – Они исчезли вместе с тобой.

– Вернутся, – спокойно отреагировало животное.

Они поднялись с пола и обменялись продолжительными взглядами. Лучшие друзья – синий слон и парень в белой одежде. Но Дениэлу иного и не нужно было, он ликовал, что невыносимое одиночество закончилось.

– Что это за место? – Спросил он, радуясь голосу проводника, словно путник радуется оазису в пустыне.

– Как тебя кажется? – Ухмыльнулся слон.

Молодого человека уже начала веселить эта его особенность отвечать вопросом на вопрос. Удивительное свойство – направлять узника, чтобы человек все понял сам.

– Я не знаю! Ты мне скажи! – Воскликнул Дениэл.

Слон завалился на вновь появившийся из ниоткуда диван и закинул передние лапы за голову. Он молчал.

– Переходник, – произнес Дениэл, подумав.

– Хорошо, – улыбнулся слон и уселся на диван, заинтересованный. – Дальше?

– Почему он такой? – Задал он следующий вопрос. – Как в голливудских фильмах, свет в конце тоннеля.

– Очевидно, кто-то их пересмотрел в детстве! – Хохотнул собеседник. – Ты представлял переходник так, поэтому так его и видишь.

– А если?.. – Начал Дениэл, и тут же цвет стен изменился на зеленый. – Ха! Круто!

Мужчина еще поиграл цветом, но вскоре ему это наскучило. Он задумался, и коридор стал прозрачным с круглым сводом темно-синего ночного неба в ярких созвездиях. Мириады звезд мерцали искорками на полуночном бархате неба, переливались, собирались в играющие туманности и светящиеся дорожки, чтобы снова рассыпаться бриллиантовой пылью по чернильному небосводу. У наблюдателя замерло сердце от благоговения.

– Ох… – Выдохнул он. – Боже, какая же красота!

Все вернулось, как было – белый коридор с диваном.

– Что же ты? – Удивился слон. – Наигрался?

– Послушай, а что дальше? – Вопросил Дениэл и тут сам испугался своих слов.

Он стал тоже отвечать вопросом на вопрос, как и его новый друг, чего раньше за собой не замечал. К тому же, сам вопрос его не очень порадовал.

– Дальше? Как ты думаешь? – Снова играл в свою игру провожатый.

– Полагаю, два варианта, – протянул Дениэл, осторожно заглядывая за завесу страха.

– Верно. Вперед или назад. Но ты пока не готов.

– Не готов куда?

– Никуда не готов, раз ты еще здесь. Ты поймешь, когда будешь готов. Все изменится, – сообщил слон.

Мужчина замолчал, задумчивый. Оглядевшись, он случайно заметил две двери по обе стороны от их белого лагеря, разбитого прямо посередине прохода. Дениэл обошел их и подергал ручки. Заперто. Попробовал их открыть силой, но тщетно.

– Ты не можешь этого сделать руками, – заботливо вещал синий собеседник, – здесь важна только внутренняя готовность.

Слон придумал стол с фруктами и пригласил к трапезе заключенного. Мужчина взял с подноса банан, оказавшийся по вкусу картофелем-фри.

– Что за ерунда? – Не понял он.

– Ты меня сделал слоном, я вынужден теперь есть это, – обвел лапами богатый фруктовый стол жующий зверь. – Но фрукты не совсем в моем вкусе. Точнее, совсем не в моем. Если тебя это не устраивает, ты можешь придумать свою еду.

– Я вообще неголоден, – понял Дениэл.

Он сел обратно на вернувшийся по мановению руки стул и сосредоточился, прикрыв глаза. И тут напротив белого кожаного дивана вместо стула прямо под его сидящим задом встала длинная простая кровать в белом покрывале. Мужчина рассмеялся получившемуся чуду и, улегшись на нее, задумчиво протянул:

– Почему я не могу сделать из тебя, например, кролика?

Слон расхохотался.

– С говорящим кроликом тебе было бы уютнее?

Дениэл тоже усмехнулся. Ему уже начинал нравиться этот парень со странными замашками и длинным синим хоботом.

– Но почему слон? – Спросил молодой человек.

– Видимо, тебе так привычнее.

– Знаешь, говорящие слоны – это не каждодневная моя практика, – пресек его доводы Дениэл.

Справа со щелчком открылась белая дверь. Дениэл вскочил, но тут же осекся и сел обратно, пристально глядя на провожатого.

– Иди! Ты открыл ее, – кивнул слон. – Сам справишься?

Дениэл осторожно продвигался к двери, мягко ступая босыми пятками на теплый кафельный пол. Едва он коснулся ручки, его засосало в очередную картинку мира.




08


Огромная армейская палатка защитных тонов, самая большая из всего лагеря, раскинулась на входе во временное поселение и являлась своего рода воротами в палаточный городок. В воздухе вокруг хлопающих на теплом тропическом ветру домиков стояла свежая взвесь пыли и песка, небо еще хранило раскат взрыва, раздавшегося неподалеку, а не успевшие осесть камушки катились по тряпичным сводам, мелко цокая о высохшую землю.

Изнывая от интереса, где могло быть так душно в начале декабря, Дениэл снова неизвестно откуда получил ответ – Индия, семьдесят первый год. Какого черта он делает на другом континенте?

На палатке был намалеван кистью красный крест, а внутри едва слышался тихий женский голос, читающий католическую молитву, и всхлипывания. Вдалеке раздавались стоны и крики, была суета. Вдруг сзади Дениэла догнали тяжелые шаги бегущего человека, и путешественник отпрыгнул, пропуская в палатку грязного в рваной форменной одежде мужчину с женщиной на руках.

Он вбежал внутрь и поместил ее на ящики, закинутые брезентом и тряпками.

– Все будет хорошо, миленькая, потерпи, – паниковал мужчина.

Он попытался отойти за аптечкой, но очень бледная ослепительно красивая женщина взяла его ладони и прижала к своему животу, из которого вытекало что-то голубоватое.

– Боже, Эшли! – Захлебнулся мужчина в слезах. – О, боже.

Из угла палатки вышел мальчик лет семи и медленно, словно в трансе, направился к паре. Дениэл только сейчас увидел в полумраке брезента таких же беззвучных наблюдателей, как и он: мальчика и седую тучную пожилую женщину, сжимавшую в руках четки с деревянным крестиком. Женщина поднялась с ящиков и одернула ребенка за руку, не пуская к паре.

– Мама, бери сына и уходите! – Скомандовал мужчина. – Они идут сюда.

Лицо женщины наполнилось ужасом, а глаза слезами. Она подняла мальчика на руки и прижала к себе, но не сдвинулась с места, ошарашенная заявлением. Мать глядела на своего сына, склонившегося над супругой, словно пыталась запечатлеть момент в памяти.

Из живота раненной женщины норовило вырваться голубое свечение, но она поджимала его руками мужа. Лицо потерпевшей, белое, совсем бескровное, в мелких горошинках пота, исказилось гримасой боли.

– Мам? – Позвал ее мальчик с рук бабушки.

Его узкое лицо с грязными щеками заливали беззвучные слезы.

– Джон, идем с нами! – Позвала седая женщина. – Ты нужен сыну. Ты нужен мне!

– Она ждет меня, – кивнул Джон на раненную в его руках, – я не могу ее оставить одну! Мы уйдем вместе.

От сказанного из шокированных глаз пожилой женщины полились слезы. Она стояла истуканом, неготовая расстаться с сыном, будто и жить дальше без него было незачем.

Мужчина тем временем пытался помочь умирающей супруге. Вокруг ложа, где расположилась пара, стояли тяжелые армейские стеллажи с инструментами и припасами. Джон схватил с одного из них белое ватное облако, надорвал стерильную упаковку и прижал повязку к раненному животу любимой. Тряпка мгновенно окрасилась в темный, почти бурый кровянистый цвет. Мужчина схватил вторую и проделал те же движения. Голубое свечение скрылось за повязками.

Вдалеке послышался шум ударов и выстрелы, шорох ног.

– Папа? – Вскрикнул мальчик, вырвавшись из рук бабки.

– Сынок, милый мой, – запричитал мужчина, позволяя ребенку обнять себя, но не отрывая рук от зажимаемой раны на животе, – мы с тобой обязательно увидимся, слышишь? На все воля божья. Будь храбрым!

– Папа, я останусь с вами! – Рыдал малыш у отца на плече.

– Нет, дружок, тебе нужно позаботиться о бабушке, – дал задание сыну мужчина и попытался поймать его взгляд. – Бабушке нужна твоя помощь.

Джон схватил с полки синюю керамическую статуэтку слона и протянул сыну.

– Это Лорд Ганеши, Томми. Он – бог всех добрых начинаний, процветания и удачи. Он вам поможет в любой беде! Бери же.

Мальчик трясущимися руками принял последний подарок отца. И только сейчас Дениэл обнаружил, что весь стеллаж полевого лекаря был заставлен подобными слонами: картинки с синим изображением в золочении и лотосах, малюсенькие коричневые слоники из дерева, огромные – из папье-маше – десятки Лордов Ганеши разных размеров и расцветок, разных фактур, словно слоновий музей.

Но взгляд пришельца застрял на слоне в руках мальчика из темно-синего фаянса с серебряными браслетами на руках и ногах. Этот слон стоял в глазах Дениэла, а картинка вокруг него начала стремительно меняться. Слон в руках сына Джона в бегах, потом в самолете, по возвращении в Штаты он встал на полку в малюсеньком доме, а позже переехал в дом побольше и поселился в шкафу за стеклянными дверьми.

Он же хранил свадебные запонки своего владельца перед торжественным событием. Он же присутствовал на похоронах той, что вынесла мальчика с поля битвы. Он же принимал огонь из рук его жены, зажигающей свечи в тонкой алюминиевой оплетке перед носом у слона. Он же стал первой игрушкой родившемуся мальчику, который рос на глазах, все больше копируя своего любимого отца во внешности, мимике и повадках.

Вот мальчик прошел мимо слона, с восторгом разглядывая статуэтку яркими зелеными, цвета армейской палатки, глазами.

– Папа, расскажи еще раз про дедушку со слоном! – Звенел в ушах его голос.

Мир вертелся вокруг синего слона, сменяя миллион картинок, пока он, этот слон, не закончил свой славный путь, разлетаясь о стену в мелкие осколки, запущенный Сарой в сына с воплем:

– К черту твоего отца! Понял меня? Никогда о нем не спрашивай больше! Никогда!

Свирепая мегера вышла вон из комнаты восьмилетнего мальчика, ее шаги застучали по ступеням большого дома и вскоре стихли. Дениэл опустился на колени к своему маленькому прототипу, и вместе они пытались собрать синие черепки четырьмя руками, поливая их слезами из четырех глаз.

Мальчик поднял взгляд на родного мужчину в белом одеянии и в отчаянии заныл, сморщив нос:

– Ради чего мне жить? У меня ничего не осталось. Все, что было близкого, ценного, все умерло вместе с ним. Раскололось, разбилось… Ради чего?

– Ради любви, парень, – пробасил он в ответ, всхлипывая. – Она – не единственный человек во вселенной, кого ты будешь любить! Их будет гораздо больше, и каждый из них будет строить тебя по кусочку, наполнять твою вселенную. Взгляни, сколько всего тебя окружает. Это твой мир! Он полон любви к тебе, он заботится о тебе.

Мальчик притих и умиротворенно уставился на Дениэла, когда того вдруг стало тянуть назад.

– Нет, нет, еще минуту! Пожалуйста! Я вас умоляю!..

Проскочив стены еще не конфискованного дома и вылетев на улицу, он пребольно хлопнулся со второго этажа на спину, едва не разбив кафельную плитку белого коридора, перекатился на бок и разрыдался в голос, не смея поднять взгляд на проводника.




09


Почти вечность Дениэл сидел на полу рядом с кроватью, уставившись пустым взглядом в гладкий светящийся браслет на ноге своего синего друга. Тишина его не смущала более, наоборот, помогала латать огромную дыру в сердце. Он вспоминал в подробностях все истории, которые видел в дверях, и пытался собрать из них общую картинку. Получалось так себе.

Слон молчал. Он сидел расслабленно на своем белом диване и смотрел на узника с состраданием и любовью.

– Почему меня вернули назад? – Хрипло спросил мужчина, наконец, нарушив тишину.

Вопрос был риторическим, и он не ждал, что собеседник ответит на него. Разве что-то вроде: «Как ты думаешь, и бла-бла-бла?»

– Потому что ты извлек урок, – сообщил ему слон серьезно, удивив.

Сердце разорвано в клочья от боли, скорби, сожаления и утопических желаний. Это и есть – извлечь урок? Стало скучно и муторно, как тогда после драки на «их пляже».

Где?

Перед глазами океан начал надламывать волну и перекатывать камни в лучах закатного солнца. В его руках было что-то, какой-то объемный предмет, а лицо оказалось неприятно стянутым, будто липкой лентой… И все пропало.

Дениэл вскинул голову.

– Ты видел? – Подполз он к слону. – Видел? Что это было?

– Ты мне скажи, это ведь твои воспоминания! – Развел руками проводник.

– Я не поймал… – Огорчился молодой человек.

– Что ты чувствовал? – Попытался помочь ему слон.

Дениэл сжал черепную коробку ладонями, опасаясь, что та развалится от обилия мыслей и вопросов.

– Отчаяние. Пустоту. Нежелание двигаться, – нашел, наконец, названия своим чувствам мужчина и откинулся на ногу слона спиной.

Он снова погрузился в эти чувства, надеясь, что видение океана посетит его, но ничего не пришло. Вместо этого щелкнул замок еще одной двери.

Водоворот скрутил желудок в тугой узел, и его все-таки вытошнило желтой светящейся жижей, которая, шипя, испарилась. Покончив с очисткой без того пустого желудка, Дениэл нашел себя на знакомой лужайке с плохим газоном.

– До завтра! – Крикнул мальчик, ноги которого оказались у лица мужчины, и помахал стоящим в дверях родителям.

– Что за?.. Эй, я уже был здесь! – Крикнул Дениэл в покрытое густыми облаками серое небо, будто там был контролер его путешествий.

Ответа не последовало, конечно же.

– Мальчик растет! – Услышал он за закрытой дверью.

Голоса в доме стали отдаляться, как и шаги юнца по мостовой.

Путешественник сплюнул горькую слюну, которая с шипом поднялась в воздух тонкой желтой струйкой дыма, и пошагал за парнишкой. Тот шел, насвистывая какую-то песенку – из «Улицы Сезам», вспомнил Дениэл – и ничего дурного не предвидел.

Путь лежал почти через весь город до выезда на шоссе, где в трехстах футах по дублеру располагался дом Фишеров. Пасмурная погода ничуть не смущала ни одного из них: первый шел перманентно счастливым, а второй – статично хмурым.

Утренний Миррормонт был великолепен! Лужи на мокром асфальте отражали оранжевые, еще работавшие в ночном режиме светофоры, а легкий августовский ветерок мел редкую пока для позднего лета листву по влажным улицам. Сонный городок едва собирался начать новую неделю, лениво зевая в одеяле пасмурного неба.

Дениэл чуть не задохнулся от любви к этому месту. Он вдыхал родной запах начинающих открываться кондитерских и булочных, поедал глазами до боли знакомые домики цвета нежного безе, он наблюдал краски жизни своего детства, и тоска по прошлому разлилась в нем кислотной рекой. Глядя на собственные отдаляющиеся пятки, мужчина осел на колени возле места, где в следующей жизни будет мастерская Стивена Роджерса, и расплакался от распирающего чувства восторга. Он стал невыносимо сентиментальным в замкнутом пространстве с собственным прошлым.

Сбавив немного давление эмоций, Дениэл вдруг понял, что вокруг уже не тот Миррормонт. Он изменился. Скрип над головой привлек его внимание – табличка творческой мастерской гуляла на ветру в ржавых петлях. Он зашел внутрь сквозь дверь.

– …Мы с ней просто дружим! – Сообщил Дениэл из мастерской своему кудрявому другу.

Роджерс держал на ладони ветхую, потрепанную временем, коробочку с кольцом в оранжевых искорках. Рыжеволосая Веллари Стоун, которая за время, прошедшее с окончания школы, чертовски похорошела и округлилась в нужных местах, опиралась плечом о стену помещения и с ухмылкой наблюдала за баталией.

– Почему же ты тогда покупаешь ей помолвочное кольцо? – Искренне не понимал одноклассник.

Путешественник во времени подошел ближе и стал рассматривать содержимое коробочки. Кольцо с лилиями – точная копия того, что он видел недавно на руке матери – играло огненными всполохами в электрическом свете мастерской. Сомнений не было, что кольцо было куплено для того, чтобы сделать предложение любимой женщине.

Друзья спорили, и его прототип, по всей видимости, проигрывал, потому что, раскрасневшись, он произнес:

– Стив, она дочка шефа, я не посмею!..

Удовлетворенно ухмыльнувшись, Дениэл представил Алексу в своих объятиях и тоже покраснел, вспоминая свое смущение.

Кого?

Его начало утягивать назад, он стал сопротивляться, пытаясь схватить руками предметы и людей, утекающие сквозь пальцы. Но, чем больше он сопротивлялся, тем сильнее тянуло, оставляя мастерскую далеко впереди в туманной дымке. Он вспомнил слова слона, что здесь работают только эмоции, и сосредоточился на имени и смутном видении девушки, на своих чувствах к ней.

Тяга внезапно прекратилась, и его бросило вперед инерцией, едва не сбив с ног себя же, сидящего на песке пустынного пляжа и прижимающего к себе темноволосую девушку. Дениэл старался разглядеть лицо незнакомки, но его пронесло мимо пары и окунуло в ледяной апрельский океан. Упав в волны и вдохнув соленую воду, он, закашлявшись, попытался выплыть на берег и оказался на белом кафельном полу у синих слоновьих ног.

Дениэл сел на пол и откинул сырые волосы с лица. Его белая одежда, оказавшаяся насквозь мокрой, собрала под молодым человеком внушительную лужу.

– Как ты это сделал? – Вскрикнул слон. – Как ты смог менять картинки?

– Мне больше интересно, как я вымок, – заметил мужчина.

Слон сел на диван, едва не упав мимо него, и смотрел ошарашено на узника, который больше не являлся таковым.

– Никто не мог этого делать до тебя… – Прошептал проводник.

Дениэл подумал, что неплохо было бы переодеться в сухое, и тут же заметил полотенце и стопку белья на краю своей кровати. Усмехнувшись, он принялся восстанавливать сухую зону комфорта под потерянным взглядом синего зверя.

– Что это за девушка? – Спросил Дениэл, влезая в свежие штаны. – Из какого она времени?

Слон понемногу уже возвращал себе самообладание, но изумление с лица так и не сошло. Он испуганно косился на переодевающегося, не смея общаться с ним, пока не поймет причин отклонений от нормы.

– Почему я ее не помню в Миррормонте? – Продолжал вопрошать мужчина молчаливого друга. – Я даже предложение ей делать собирался!

Дениэл просунул голову в горловину футболки и, оглядевшись, понял, что он совсем один в белом коридоре. Слон исчез.




10


Дениэл лежал на кровати, закинув руки под голову, и размышлял. Времени снова не ощущалось: он не мог сказать точно, как долго уже лежит в тишине и одиночестве, но теперь белизна его не угнетала. Теперь он точно знал, что те картинки, которые видит за дверьми, это неполная часть его жизни. Пространство что-то скрывало от него, окутывало мраком, не позволяло ему вспомнить. Выдавало лишь допустимую часть его бытия, не позволяя взглянуть на ситуацию целиком.

– Почему? – Произнес мужчина задумчиво.

Вероятней всего, Миррормонтом его жизнь не ограничивалась, хотя бы потому, что в городке нет океана, возле которого он сидел с прекрасной незнакомкой. Но память была вычищена каким-то неведомым уборщиком до ослепляющей белизны, не позволяя уцепиться за запрещенное.

Дениэл попытался оттолкнуться от того, что уже прошел. Тогда, сидя на полу своей комнаты с синими осколками слона, он усвоил урок. Что он сделал?

– Ради любви, парень! – Повторил он свои слова.

И в этот момент с серией щелчков открылись по разные стороны коридора сразу шесть дверей. Дениэл привстал на подушке и оценил изменения.

– Слон, ты видел такое? – Рассмеялся мужчина в звенящей тишине выбеленного мира. – Как я войду в них одновременно? Разве что размножиться?

Он сел на кровати и сосредоточился на своей руке. Раздвоение началось с кончиков пальцев, их неожиданно стало десять. Наконец, из одного правого запястья начало торчать две кисти. Оценив свои способности, он передумал.

– Нет уж, – пробубнил Дениэл, тряхнул рукой в воздухе, возвращая себе единство конечностей, и направился к самой дальней двери, позволяя унести себя водоворотом в новые старые события.

Светящиеся частицы вихря пытались крутить его, но путешественник попробовал манипулировать потоком. Если раньше он выносил Дениэла кувырком в место, которое сочтет нужным, то тут мужчина решил подкинуть картинку темноволосой девушки. Не понимая, удался ли фокус, он с относительной легкостью выровнял кручение и съехал бы по старой шуршащей листве, если бы не коварное молодое деревце, зацепившее его за правую ногу. Застопорившись в деревянной ловушке на секунду, щиколотка хрустнула, и мужчина провернулся вокруг оси еще несколько раз, пока движение не прекратилось полностью.

Слух поймал шорох ветра и едва слышный вдалеке гул автомобилей. Дениэл приземлился на бархатистую лесную подложку, накрыв собой какой-то мягкий предмет. Он испытал чудовищное дежавю, отталкиваясь руками от рыхлой земли, покрытой прошлогодней листвой.

– Цела? – Произнесли его губы, неконтролируемые сознанием.

– Да, – выдохнула девушка, лежащая в его объятиях.

Он замер, не смея шевелиться. Ее испуганные карие глаза, казалось, отражали всю его жизнь, сканируя мысли, добираясь до самой души. Мужчина задохнулся от ее взгляда, опьянел от присутствия, он попытался вырваться из иллюзии, но не смог преодолеть магнетизма ситуации и склонился к ней ниже с неконтролируемым желанием поцеловать.

В его груди что-то хрустнуло.

– Бежим! – Скомандовал тот Дениэл, который сопровождал девушку.

И пара, наспех поднявшись и хромая на одну ногу из четырех, ту самую, что зажала ветка, побежала вперед, оставив лежащего на груди путешественника в ворохе листьев.

Дениэл сел на землю, глядя на свои трясущиеся руки. Сердце выбивало барабанную дробь, оживляя, разгоняя кровь, включая голову.

Алекса. Это была она, та девушка с пляжа. Та, кому предназначалось кольцо. Та, которая… Ребра снова затрещали. Вероятно, он повредил их в падении на землю. Дениэл оглядел свою белоснежную футболку, ощупал руками тело, и, убедившись в целостности, поднял взгляд на беглецов.

Знакомый неухоженный газон с лилиями и флоксами окружал его теперь, скрывая тело пришельца от выходящего из дверей дома мальчика восьми лет.

– До завтра! – Помахал ребенок стоявшим в дверях родителям.

– Снова здесь! – Возмутился Дениэл. – Что мне здесь нужно сделать?

Его двойник зашагал по дороге, оставляя позади родной дом и прилетевшего гостя.

– Мальчик растет! – Раздался голос отца за дверью.

Ветер щекотал подбородок раскачивающимися вокруг цветами, он шуршал августовской листвой на соседском молодом дубе и шевелил волосы на голове мужчины, лаская шею.

– Том, мы ведь это уже обсуждали! – Раздался из кухни дома едва слышный голос матери.

Родители завтракали и ссорились, чтобы, расставшись, никогда не увидеться вновь.

– Ты ведь хотела уехать из этой дыры! – Крикнул ей Дениэл, поднимаясь с густого нестриженного газона.

– Я устал от этой дыры! – Вторил ему эхом голос отца, пробирая до мурашек идентичностью тембра. – Здесь, кроме бара и завода, нет больше никакой жизни.

Сын ожидал родителя на красной выложенной камнем тропинке, выкатывавшейся из двери дома языком дикого зверя.

– Я ухожу! Проводишь меня? – Раздался родной голос, отделяемый от него лишь побеленной доской.

Дениэл не шелохнулся. Том выбежал на улицу, хлопнув дверью, прошел мимо босого странника, как две капли воды похожего на него самого, и направился к выходу из спального района Миррормонта. Сын последоал за ним.

– Томми! – Окликнул отца сзади бодрый мужской голос, когда тот вышел на главную улицу города.

Дениэл обернулся и увидел подкачанного молодого мужчину лет двадцати пяти со встрепанными волосами, нуждавшимися в стрижке, пожалуй, месяц назад. Полы его мятой рубашки неопрятно торчали из неглаженых джинсов на ремне, а рукава ее были неизменно подвернутыми до локтей.

– Гейл! – Радостно выдохнул отец, расслабившись, наконец, после недавней ссоры. – Доброе утро!

Мужчины пожали руки и направились в сторону пожарной части, расположенной на западе городка, тепло общаясь. Молодой человек шел за ними, ступая голыми пятками на прохладный влажный асфальт.

Здания отражались в лужах от прошедшего ночью дождя, создавая иллюзию двойственности мира и нереальности происходящего. Окна слегка вздрагивали стеклами, хотя ветер на улице едва шевелил футболку Дениэла. Он отвлекся от местности и решил догнать работников пожарной команды.

– … Я бы тоже хотел уехать отсюда, прекрасно тебя понимаю! – Поддержал друга Гейл Уиллис.

– Но она мне, представляешь, говорит, здесь корни! – Возмущался Том. – Какие корни? Я разве дерево?!

Он рассеянно провел ладонью по волосам, утопая в них пальцами. Гейл расхохотался и похлопал друга по плечу. Дорога повернула налево и вывела путешественников на финишную прямую, в конце которой виднелось красное здание пожарной станции с вышкой для патрулирования.

Шурша пыльными рабочими ботинками, мужчины отправились в раздевалку, где уже меняли одежду еще четверо сослуживцев. Шумная разнокалиберная команда начала облачаться в форменную синюю одежду, подначивая друг друга и смеясь.

– Эй, Миллер, если ты будешь продолжать столько есть, мне придется уступить тебе в машине и свое место тоже! – Рассмеялся худощавый небритый тип тучному мужчине в туго сходившемся рабочем костюме.

– Вас бы сложить и разделить надвое, тогда получится нормальный среднестатистический пожарный! – Прокомментировал Гейл.

– Уиллис, у тебя что зубов слишком много? – Храбро подпрыгнул худыш, будучи на голову ниже собеседника. – Займись своим делом и не мешай.

– Эй, парни, оба займитесь своими делами, – вмешался Том, – еще не хватало ссориться!

Тощий и толстый насупились и уткнулись носами в шкафчики с одеждой.

– Знаешь, Вуд, ты и впрямь – дохлая палка! – Все же решил ответить худому обидчику Джерри Миллер.

– Не слушай его, Сонни! – Обнял Том Вуда за плечи. – Он просто завидует.

Сонни Вуд расправил узенькие плечики и ухмыльнулся тучному типу.

– Кентмор сказал, что я красивый, Джерри! – Произнес он важно, лукаво блеснув маленькими серыми глазками. – А это, знаешь ли, многое значит!

Раздевалка наполнилась гоготом. Гейл присоединился к объятиям друзей и встрепал ладонью короткий ежик волос на голове щуплого Сонни, отчего маленький мужчинка театрально вздернул нос, набравшись смелости, и показал язык толстяку. Тот поддержал смех команды и, поймав за загривки мальца, начесал ему макушку костяшками пальцев.

Дениэл глядел на участников своего видения во все глаза. Тепло разлилось по его сердцу от объятий и полюбовных бесед людей вокруг. Синие костюмы сновали по раздевалке, собирая экипировку с полок и навешивая ее на рабочие ремни на талии. Молодой человек заметил у отца на груди нашивку капитана группы. Отдельные кусочки общества в лице пожарных, облачаясь в одинаковую одежду, становились единым организмом, готовым сорваться на помощь, едва пожарная сирена даст сигнал.

И она не заставила себя долго ждать. Мужчины тут же стали серьезными, мгновенно отреагировав на вой, и организованным строем вылетели из раздевалки в сторону пожарного шеста, ведущего в гараж с «большой красной машиной». Дениэл мечтал прокатиться на ней с детства, и вот теперь мечта сбывалась.

Напряжение сковало воздух в тесном пространстве автомобиля, за рулем которого сидел темнокожий пожилой Даг Андерсон, дед того кудрявого парнишки, Кита, которого Дениэл с Марком спасли от подручных Гленна Миллера, сына толстого Джерри. Как раз тех, что по наводке Сью Эббот мутузили его со Стивом одним прекрасным утром на школьном стадионе. Круг замкнулся. Сейчас он уже понимал, что это, скорее всего, был не жест доброй воли по отношению к Киту, а холодная месть, настигшая обидчиков спустя несколько лет. Но до тех событий нужно было еще дожить, что грозило в этой пожарной машине далеко не всем.

Рация сообщила, что на автомобильной заправке по дороге к Хай-Вэлли загорелась сухая трава. Команда расслабилась, а Сонни Вуд даже заметил, что это менее весело, чем снимать кота с дерева, как было на прошлой неделе. Но сирену они выключать не стали, с ней было ехать веселее.

На месте работники заправки уже обнесли оранжевыми конусами въезд и освободили пространство от заправляющихся машин. Из здания выходили редкие посетители местного кафетерия и, убирая бумажники, осматривали плевую с точки зрения службы спасения ситуацию, игнорировать которую запрещал устав. Трава горела крайне вяло, не успевшая еще током высохнуть, скорее тлела на мягком ветру.

Большая красная машина перегородила выезд заправочной станции и высыпала из своего чрева шестерых пожарных. Последним вылез Дениэл, вжатый телами команды в самый угол салона. Трое отделились от группы и направились эвакуировать работников заправки, а Гейл, Том и Сонни двинулись оценить объем работ.

– Пахнет паленой марихуаной, – заявил Гейл из-под опущенного забрала пожарного капюшона.

– Да ты наркоман, Уилли! – Хлопнул приятеля по плечу Вуд.

Из здания заправки вышли напарники, за ними гуськом – персонал: три кассирши и охранник. Тучный Джерри Миллер пританцовывал и комично махал руками, клеясь к одной из девушек и веселя всю команду – нужно же было найти пятнадцатилетнему Гленну новую маму взамен сбежавшей старой.

– Зря ты его задираешь, Сонни. Будь он стройнее хоть на фунт, мы бы умерли со скуки, – усмехнулся Том глухим голосом из-под маски.

Сонни и Гейл рассмеялись над шуткой, а у Дениэла, идущего за отцом, по спине разлился холод космического пространства, насколько точно тот описал свои последующие намерения.

– Пойду за огнетушителем, – заявил Вуд и направился к зданию станции.

Тем временем, тлевшая трава подползала улиточным шагом к куче мусора, лежавшей неподалеку. Дениэл понял, что его сердце сейчас выпрыгнет из груди через горло.

Команда отвела персонал на безопасное расстояние и оцепила пространство от зевак, привлеченных пожарной машиной с мигающим проблесковым маячком. Миллер все так же пританцовывал, но руками больше не махал, все-таки заместитель начальника группы.

Внезапно мусор вспыхнул, осветив пасмурный мир тревожным оранжевым светом.

– Гейл, сзади! – Крикнул Том другу.

Пожарные, оценив обстановку, рванули к машине за рукавом с водой. Пламя бежало по куче, словно по бенгальской свече, не планируя останавливаться или прерываться.

– Томми, там заправочные клапаны с резервуарами! – Крикнул Гейл, указывая на заваленную мусором металлическую пластину на земле.

Томас выругался и стал распределять группу для эвакуации и ликвидации последствий.

– Гейл, уводи людей подальше к лесу. Миллер, давай воду! Андерсон, помоги ему. Клеменс, предупреди базу по рации. Вуд, ты со мной!.. Вуд?

Он вертелся по сторонам, не находя щуплого парня в синем костюме, и, окинув взглядом заправку, увидел сквозь стеклянную стену здания его, отдирающего от стены огнетушитель. Мусор на крыше сливного блока уже вовсю занялся языками пламени.

– Нет, убирайся отсюда! – Заорал Дениэл в лицо своему отцу.

Он пытался взять родителя за грудки, но части теплой плащевой куртки в водостойкой пропитке просачивались сквозь его пальцы. Адреналин взорвался ядерной бомбой в животе Дениэла и волной разлился по телу.

Но Том не обращал на бьющегося в панике сына ни малейшего внимания, он смотрел на Сонни Вуда, плавно шагающего с огнетушителем на плече к выходу из здания станции. Забрало каски работника было беспечно поднятым.

Том на максимальной скорости бросился к сослуживцу, на ходу пытаясь объяснить, чтобы тот скрылся в здании и лег на пол. Дениэл зачарованно наблюдал, как отец схватил друга за гладкую куртку, силой опустил ему забрало и втолкнул назад, отобрав огнетушитель. Сам же принялся искать чеку, которая плохо поддавалась его рабочим рукавицам. Том Кентмор шел к огню, стараясь направлять сопло агрегата на металлическую крышку.

Время остановилось. Картинка замедлилась, осознанность повысилась до звона в ушах, а органы чувств вдруг заработали с предельной сосредоточенностью.

– Это безумие… – Раздался за спиной у Дениэла вздох Джерри Миллера, он заорал начальнику что есть мочи: – Кентмор, уходи оттуда!

Замерший на середине отрезка между клапанами и транспортом Джерри Миллер сообразил, что шланг, который он сжимал в руках, не спасет ни капитана группы, ни его заместителя. Его глаза округлились от ужаса, и Миллер зачарованно попятился к машине.

Дениэл отчаянно наблюдал за действиями родителя. Сколько еще вдохов он успеет сделать прежде, чем все закончится?

Сонни Вуд заполз за стойку продавца как раз в тот момент, когда фонтан жидкого огня с оглушительным грохотом залил мир раскаленной магмой, вырывающейся из жерла вулкана, основание которого было у ног командира пожарной бригады.

Дениэл, сносимый взрывной волной, пролетел мимо обгорающего на глазах изумленного лица Джерри Миллера и ощутил адово пекло на ногах и спине, словно он сидел в костре, пытаясь освоить азы дзен-буддизма. А спустя секунду пребольно врезался головой в дерево.

Двигаться он не мог. Руки и ноги будто залило клеем, а сам мужчина, словно куколка бабочки, был окружен раскаленным коконом. Сильный захват перевернул его на спину и он, как майский жук, не смог сменить свое положение в пространстве, а так и остался лежать на гладких жестких крылышках, дергая в воздухе лапками.

– Они приварены друг к другу, нужно вызывать рабочую бригаду, – раздался голос совсем рядом.

Его голова затряслась движениями извне, и тот же голос, выругавшись, бросил:

– Заело замок шлема, все детали расплавились. Где, черт дери, рабочие?!

Видение мира загораживало черное стекло перед глазами. Он пытался скинуть свой обжигающий кокон, терся о стены своего пленного дома спиной, но ничего не помогало. Дениэл сжимал в руках какой-то сверток без возможности отпустить его. Вокруг топтались люди, шурша ботинками по земле.

С левого бока стали чувствительны короткие щелчки. Идентичные звуки послышались и справа, и их результат открывал его тело прохладному океаническому ветру. Наконец, из рук вынули поклажу, оголив воздуху его грудь и живот. Вдалеке послышалась, приближаясь, тяжелая поступь рабочих ботинок.

– Приехала бригада с болгаркой! – Воскликнули рядом.

Чьи-то руки запрокинули голову молодого человека, и спустя несколько секунд раздался оглушительный зубодробильный вой, ультразвуком расщепляющий его реальность, разбивающий разум на тысячи осколков.

Он оказался лежащим на белом кафельном полу, оглушенный собственным криком.




11


Прооравшись как следует в пустое белое пространство коридора, Дениэл сел на полу и огляделся по сторонам. Слон не вернулся.

– Я знаю, что ты здесь, – произнес он тихо.

Продолжать кричать в потолок, словно у бога проблемы со слухом в силу возраста, сейчас показалось идиотской затеей. Мужчина встал на ноги, подтягиваясь за кровать и кожаный диван обеими руками. Пять дверей по разным частям коридора оставались открытыми, но Дениэл в них не собирался заходить. Вместо этого он начал монолог, обращаясь к невидимому собеседнику.

– Ты бог, верно? Как его? Лорд Ганеши, – вспомнил он; мужчина встал и начал размышлять, задумчиво расхаживая между двумя ложами, стараясь держаться подальше от дверей, голубоватым сиянием манящих его внутрь себя. – Все это мне дается, чтобы двигаться. Куда? Ты говорил, вперед или назад. Вперед – это умереть, так? А назад? Куда назад? Где я сейчас, бог? Где мой дом?

– Я не бог, – ответил слон из-за спины своим глухим голосом.

– Ну, наконец-то! Я уже думал, что ты бросил меня тут! – Обернулся к нему Дениэл с улыбкой.

– Я тебе не помощник, – доложил синий проводник настороженно. – Моя работа ограничена рамками, за которые ты уже вышел непонятным образом.

– Я хочу домой, – проговорил путешественник уверенно. – Я готов!

– Если ты знаешь, где он, путь домой будет прост для твоих способностей, – сообщил слон и присел на свой диван.

Несмотря на то, что Дениэл недавно лицезрел смерть своего отца, он чувствовал какой-то энтузиазм, словно предвкушая долгожданное рождественское утро с подарками, которых не получал с семи лет. Забавно.

– Но я не знаю, где он, – поник мужчина.

– Знаешь. Просто нужно вспомнить, – не согласился слон.

Он сидел слегка сгорбившись, будто за свое отсутствие стал старше на десяток лет, хотя время не оставило лишних морщин на его синей коже. Проводник поглядывал искоса на того, к кому был прикреплен в помощь, но сомневался в своей необходимости этому одаренному мужчине.

– Не уходи больше, пожалуйста, – попросил Дениэл, словно прочитав его мысли.

– Не уйду, – пробубнил слон себе под хобот. – Что ты планируешь делать с этими дверьми?

– Ничего, – ответил ему мужчина. – Мне интересно, смогу ли я без них.

Слон бросил быстрые испуганные взгляды в оба конца коридора, и, словно ответом на его беспокойство, все открытые двери захлопнулись, а из самой дальней вышла девушка. Длинное голубое платье развевалось от ее поступи, будто на ветру, едва обнажая изящные пальчики босых ног. Она плыла к собеседникам, протягивая руку Дениэлу, и смотрела на него взглядом, полным тепла, любви и восхищения. Мужчина замер, загипнотизированный ее мягким взором, плененный прохладным голубоватым светом, исходящим от нее. Он медленно протянул руку навстречу ее ладони, и слон произнес умиротворенным тоном:

– Вот теперь ты готов.

Невероятных, почти невозможных, усилий потребовалось Дениэлу, чтобы оторвать взгляд от той, которая ждала его в конце коридора.

– Для чего? – Не понял он, уставившись на слона.

Свечение исчезло. Как и девушка.

– Послушай, парень, ты что собираешься вечно тут торчать? – Возмутился синий проводник. – Твой путь – вперед, забудь уже свою прошлую жизнь!

– Черта с два, – прошелестел Дениэл и, ухмыльнувшись, пропал из коридора, оставив слона одного.

Сначала он вообще не понял, как попал в водоворот, и что с ним делать, лишь качался на светящихся частицах, как на волнах. Но вскоре предпринял попытку настроиться на свои ощущения при падении на лесную подстилку: опасение за красавицу, ответственность и яркое желание спасти ее от всего мира.

Водоворот выплюнул его в тесное и душное пространство, крошечное, словно коробка из-под старых ламповых телевизоров. Рядом с ним раздавалось едва уловимое дыхание девушки, но совсем не той, к которой так стремился Дениэл. Ее пушистые кудрявые волосы попадали в глаза и щекотали нос, так сильно, что Дениэл едва сдерживался, чтобы не чихнуть. Девушка сидела смирно, зажав рукой собственный рот, чтобы ни один звук не выбрался из него, не дай бог. В тонкой струйке света, льющегося между дверей, блестели ее слезы, беззвучно катящиеся по щекам. Он не понимал, где находится, зрение никак не могло привыкнуть к темноте.

– Куда ты спряталась? – Рявкнул далекий мужской голос, от которого девушка вся затряслась. – Найду – убью!

Ее дыхание, ставшее отрывистым и частым, могло с легкостью выдать беглянку, поэтому Дениэл, желая успокоить девушку, прикоснулся к ее плечу. Его рука, не ощущая препятствий, проскользнула сквозь ее тело, и мужчина повалился в бок, потеряв равновесие. В падении он ударился виском обо что-то твердое, привинченное четко к потолку их убежища, выдав обоих глухим стуком.

Грохот тяжелых шагов приблизился, и вдруг открывшиеся створки впустили в их темное тесное пространство пук света от кухонной люстры.

– Вот ты где, мразь! – Выплюнул коренастый плечистый тип с широкой физиономией, украшенной свежими царапинами от женских ногтей, и потянул руки к пышной шевелюре его спутницы.

– Гленн Миллер? Нет, ублюдок, ты же сдох! – Прошептал изумленный наблюдатель.

Девушка взвизгнула и начала сопротивляться, пока сильные мужские руки вытягивали ее хрупкое тельце из шкафчика под раковиной. Путешественник во времени попытался схватить ее за протянутую ладонь, но проскочил пальцами сквозь нее. В порыве отчаянного боя жертва повернулась лицом к Дениэлу, скукоженному в неестественной позе, и обличила в себе Викторию Прайс.

– Нет, Вики! – Крикнул он и рывком выбрался из тесного пространства.

Кудрявая бестия, которой навскидку было лет пятнадцать, не больше, лишь округлила без того перепуганные серые глаза и протянула к нему руки в мольбе. Вдруг ее лицо начало мерцать и меняться на облик совсем иной девушки, красивой, темноволосой, с глазами цвета карри, но выражение его не сменилось, все так же было полно отчаянного ужаса.

– Лиз? – Испуганно пробормотал молодой человек, и видение тут же пропало, уступив место сероглазому личику Вики.

Растерялся Дениэл ненадолго. Готовый убить обидчика любимой девушки, он набросился на бугая, но пролетел мимо него.

– Чертово дерьмо, тут вообще есть осязаемые вещи?! – Вскрикнул он в сердцах и тут же получил в пах от внезапно обретшего твердость колена нападавшего.

Скрутившись от невероятной боли, разлившейся по низу живота, он упал на пол, откуда его взору предстало, как крупный мужской кулак приземлился на скулу Виктории. Та вскрикнула и перестала сопротивляться, упав на пол рядом с Дениэлом.

– Беги, – прошептал он, едва переводя дух от боли, – я его задержу.

Девушка кивнула, но осталась лежать на полу, не сводя глаз с его лица. Однако мышцы ее сжались пружиной, встретившей нападавшего броском. Врезавшись плечом в мощную челюсть крепыша, Виктория, убегая, немного сбила ему ориентацию, и тот попятился прямиком в руки к ее защитнику.

Дениэл вспомнил удар по милому лицу, и силы пришли из ниоткуда. Не теряя ни секунды, он схватил мерзавца за шкирку тонкой затертой майки и принялся наносить удар за ударом, разбивая физиономию в кровь. В какой-то момент между ударами картинка дрогнула, и в его зажатом кулаке оказался чужой пиджак. Не сбавляя оборотов, он молотил обидчика по лицу, пока тот не упал замертво. На его горле сомкнулись чужие руки, но это проблемой не было. Разбитая скула любимой девушки придала таких яростных сил, что молодой человек с легкостью разжал пальцы соперника и, вывернув ее, уронил довольно объемного мужчину на колени. В тот самый момент, когда его ладонь вогнала своим основанием носовой хрящ противника в его же мозг, о чем сообщил легкий хруст, Дениэл с ужасом осознал, что убил не тех людей, что били Викторию.

– Бежим же! – Крикнул он назад себя, не соображая, кто еще может быть в этом странном месте.

Сзади него обрушенная на пол сидела та самая девушка, Алекса. Контуженная, рассыпавшая свое великолепное платье цвета жухлой листвы по окровавленному полу, она подняла на него перепуганный взгляд. Ее левая скула на глазах опухала и наливалась цветом. Дениэл в костюме отделился от своего обалдевшего босого двойника и помог подняться ей с пола. Перешагнув через тела, пара помчалась по лестнице вниз, оставляя преследователей позади, а ошалевший пришелец огляделся вокруг.

– Корпус Университета, – пролепетал он в отдававшее эхом пространство.

Застеленный полиэтиленом паркет не оставлял сомнений – недавно тут проходил ремонт. На полу отдельные капли нежно-персиковой краски, которой были выкрашены стены, утопали в лужах крови, щедро изливавшейся из лежавших под его ногами тел. Молодой человек подошел к одному из них и перевернул труп к себе лицом. Из его носа струилась темная бордовая жижа, а изо рта полился голубоватый дымок, постепенно обретающий очертания человека.

– Спасибо, – проговорил он и взмыл вверх, оставляя измученного убийцу одного.

Дениэл присел ко второму убитому, и тот вдруг резко поднял голубоватую светящуюся голову, окинув его уставшим взглядом.

– Не надоело тебе это? – Бросил он. – Давно бы уже ушел, а все ерундой страдаешь.

– У тебя забыл спросить, – отозвался Дениэл.

Голубоватый тип взмыл вслед за первым к потолку и, просочившись сквозь него, исчез. Трое еще живы. Он не знал, откуда пришла эта информация, но точно знал, что это так. Молодой человек принялся судорожно соображать, что делать дальше. Содрав с окна полиэтилен, он открыл его и высунулся на улицу. Снаружи мирно шли несколько парней и девушек в красивых нарядах, беспечно смеявшихся над какой-то шуткой.

– Помогите! – Крикнул Дениэл, и все шестеро подняли головы к его открытому на втором этаже окну. – Вызовите службу спасения, здесь люди умирают!

Первым сориентировался молодой парень в бордовом костюме, показавшийся ему знакомым. Он достал из пиджака мобильный и принялся набирать номер телефона, пока остальные недоуменно переглядывались.

Внезапно Дениэла потянуло назад. Пытаясь зацепиться за подоконник, он проскочил пальцами сквозь него и полетел спиной к стене. Последнее, что он видел прежде, чем провалиться сквозь кирпичную кладку, было голубоватое свечение, исходившее от очередного бездыханного человека, убитого его руками.




12


Вопреки ожиданиям, он оказался не в белом коридоре, а в ворохе голубоватых светящихся частиц, круживших его в невесомости. Сначала Дениэл даже испугался, но потом вспомнил взгляд той, которую искал всю свою жизнь, зацепился за него и стал скользить. Больничная койка плавно подхватила его под плечи – похоже, он научился удачно приземляться из этих перемещений.

Дениэл оказался на кушетке, у изголовья которой раздавался мерный писк пульса из механической коробки. Приглушенный свет палаты, несмотря на мерзкого лилового цвета стены, был его глазам особенно приятен, потому что от белого и яркого он уже, откровенно говоря, устал.

Вдруг дверь в палату растворилась, пропустив двоих – худого мужчину с седыми кудрями и грустным ртом, глядевшим уголками к полу, и девушку, тощую и жилистую. Она тревожно взглянула на его койку и замерла, не смея приближаться, округлив наполняющиеся слезами глаза и прикрыв руками рот.

Дениэл поднялся и спустил босые пятки с кровати. Он осмотрел свои руки, лишенные каких-либо отметок или катетеров и обернулся.

– О, Боже! – Выдохнул он, глядя на свое тело. – Я нашел его…

Осунувшееся заросшее лицо было покрыто пластырем, державшим интубационную трубку в приоткрытом безжизненном рте, скулы торчали острыми костяными наростами, а черные круги под глазами не оставляли иных вариантов – его тело умирало.

Тем временем, девушка пыталась собраться с силами, но из ее глаз, глубоко утопленных в черно-фиолетовых кругах век умирающего человека, хлынули обильным потоком слезы. Она присела на кресло рядом с отвратительным скелетом и взяла в ладони то, что когда-то называлось его рукой. Девушка не сводила с Дениэла глаз и, казалось, совсем не замечала действий доктора, ставившего ей капельницу. Она равнодушно протянула свою тонкую ручку на растерзание катетера, блеснувшего светящимся голубоватым острием.

– Здравствуй, родной, – произнесла она с такой нежностью, что у Дениэла защемило сердце. – Он меня слышит?

В груди на вдохе раздался легкий хруст.

– Надеюсь, что да, мисс Алекса, – ответил врач, – я Вас оставлю.

Одного взгляда в глаза доктора хватило, чтобы понять – шансов нет. Слон был прав, его путь – идти вперед, потому что вскоре некуда будет возвращаться.

Дениэл пристроился на другой стороне постели и посмотрел на нее. Те же глаза. Только они выдавали восхитительную красавицу, которую он пытался поцеловать тогда в кустарнике, прежде чем она сбежала. Этот взгляд растапливал его каменное сердце, заставлял двигаться, давал стимул бороться. Сейчас же ее лицо было обезображено скорбью и горем, а впалые щеки, черные ямы под глазами и кожа сероватого оттенка не оставляли вариантов и ей – ее тело умирало вместе с его.

– Дениэл, я купила мотоцикл, – произнесла она смущенно, и легкий румянец покрыл ее бледную кожу. – Ты, наверное, и сам знаешь, да?

Да, теперь он знал. «Ямаха Эр-один», белый, матовый, с хромированными трубами. Новинка этого года. Откуда, интересно, у девчонки деньги на такую технику?

Не успел он произнести про себя вопрос, как перед глазами замелькали какие-то механизмы, бумаги, краски и кисти, картинные галереи и музеи, у Дениэла аж голова закружилась от обилия картинок. Он тряхнул ею, чтобы вернуться назад.

– Папа сказал, что он красивый. Мы скучаем по тебе! – Продолжала девушка.

Ее отец – седоватый добрый мужчина с легкими залысинами возле зачесанных назад волос и карими глазами, такими же, как у нее. Он сейчас со всей вселенской скорбью наблюдал за медленным увяданием дочери и зятя, с ужасом осознавая единственно возможный исход ситуации для обоих.

Он сказал «зятя»?

Девушка прижала его узловатую серую руку к своей щеке и нежно поцеловала пальцы. Этот хруст, почти треск в груди! Дениэл вскочил и попытался стряхнуть с себя невидимого сверчка, который донимал его, но белоснежная футболка оказалась чиста.

А, подняв взгляд, встретился с серьезными глазами слона в белом коридоре. Мужчина выругался, испугавшись неожиданной смене картинки.

– Послушай, проклятиями ты только усугубляешь свое и без того незавидное положение, – пробасил слон, глядя на него строгим взором.

– Ты… – Его голос сорвался от невероятной тяги в груди. – Ты видел? Они ведь оба умрут!

– Таков путь двоих, – с сожалением протянул синий друг.

Мужчина снова выругался, пнув ножку своей кровати.

– Куда смотрит твой бог? Как это возможно? – Воскликнул он в отчаянии, и мир в его глазах дрогнул, наполняясь слезами. – Почему? В жизни столько недостойных подонков, а эти – молодые, полные любви друг к другу – должны умирать! Где справедливость?

Слон смотрел на него крупными карими глазами и произнес не своим голосом:

– Если тебе что-то кажется несправедливым, Дениэл, то ты просто знаешь не всю информацию.

Путешественник провалился сквозь кафельный пол, и совсем короткий водоворот света выплюнул его к ногам седоватого мужчины, сидящего в странном помещении с огромным столом. По всей вероятности, место должно было использоваться под заседания совета директоров крупных холдингов, но мужчина был одет, как работник завода – простая футболка с длинным рукавом и спортивные штаны с лампасами. Его осунувшиеся щеки покрывала мощная щетина, клочковато заполнявшая нижнюю часть лица. Мужчина сидел с прикрытыми веками, упокоив подбородок на сложенных в замок руках.

За спиной гостя раздался стук в дверь, и мелодичный женский голос произнес:

– Оливер, ты здесь?

– Да, Мел, – отозвался седовласый и открыл глаза. – Входи.

В кабинет вошла женщина средних лет с темными волосами, собранными в хвост на затылке. Ее зеленые глаза недвусмысленно сообщали о проливаемых в одиночестве слезах. Она приблизилась к мужу, и он притянул ее к себе, устроив на своих коленях.

– Близнецы уснули? – Спросил седовласый.

– Да. На удивление спокойные ребята, – отозвалась женщина.

Несмотря на полные скорби глаза, от этих двоих исходил такой свет, что заставлял сердце Дениэла биться с удвоенной силой. Некое тепло заполняло каждый угол этого места, питало его. Вот где был его дом! Он, наконец-то, нашел его.

Супруги сидели некоторое время в звенящей тишине комнаты.

– Я волнуюсь за Алексу, – выдохнула женщина, и глаза ее снова наполнились влагой.

– Здесь ничего не поделать, Мел. Они как единый организм, понимаешь? – Прискорбно сообщил он, прикрыв воспаленные веки. – Нам всем поможет только время.

– Оливер, она ведь не… – Не смогла закончить вопрос супруга, запнувшись в горловом спазме.

– Я знаю столько же, сколько и ты, – сообщил мужчина и сжал ее в объятиях. – На все воля божья, мы молимся за них, но решать не нам.

Мир снова стал дрожать в его глазах. Дениэл сел на пол и разрыдался от грусти и жалости к людям. Так они втроем и просидели несметное количество времени, проливая слезы о красивой истории любви с трагичным финалом.

Пришелец даже не заметил, как вихрь перенес его из кабинета в белый коридор. Он сидел между кроватью и слоновьим диваном в тишине уже очень долго, не в силах принять реальность. Синий проводник дал ему возможность пережить тщетность попыток и скорбь о хрупкости человеческой жизни, мирно сидя в сторонке без нравоучений.

– Зачем людям дается жизнь? – Спросил Дениэл хрипло.

– Ты знаешь, – тихо проговорил слон.

Тишина уже начинала нравиться молодому человеку, хотя раньше он люто ненавидел ее. Тишина и белый цвет. Полное отсутствие эмоций, красок и контрастов. Спокойствие и безмятежность. Это то, что нужно было сейчас его воспаленному мозгу.

– Ты готов идти, сынок. Позови ее, она придет за тобой, – подсказал ему слон.

– Мой дом – там, – указал Дениэл себе под ноги, по умолчанию считая, что коридор должен быть на небесах.

– Ты не сможешь туда вернуться, – произнес собеседник, но в словах его не ощущалось твердости.

Вдруг решительность загорелась во взгляде мужчине.

– Я смогу. Что для этого нужно?

– Тебе была дана целая жизнь! Ты не сможешь все изменить в последние несколько часов, отведенных тебе! – Вскипятился слон. – Ты понимаешь, что это невозможно? Телам свойственно умирать, путь продолжается!

– Если бы я не мог вернуться, я бы не торчал здесь, – отрезал молодой человек. – Я готов идти Домой. Веди меня.

Справа раздался уже знакомый щелчок, приглашая его нырнуть в прошлое. На этот раз уговаривать его не нужно было, Дениэл подошел к пространству и нырнул туда головой вперед.




13


Бедный заплаканный зеленоглазый мальчик приоткрыл дверь в комнату матери и спросил, не смея входить внутрь:

– Мам, а почему папа нас бросил?

Женщина испуганно смотрела на него сквозь валяющегося на полу от неудачного приземления Дениэла и подозвала жестом к себе. Ребенок лет семи вошел в спальню и несмело прижался к ее теплому боку. Мать же судорожно вздохнула, стараясь не быть слабой в его глазах.

Она показалась Дениэлу отдаленно знакомой. Идеальный пучок темных волос увенчивал голову, а узкое строгое платье-футляр кофейных тонов ханжески скрывало еще вполне себе молодое тело. Скоро она пополнеет, волосы нальются сединой, и старая и измотанная она уйдет отсюда, вручив единственного внука, безрадостно соблюдавшего ее нормы и правила, в какие-никакие женские руки. Это Дениэл знал наверняка, хоть и сам не понимал, откуда к нему приходит информация.

Мужчина окинул взглядом комнату одинокой женщины с узкой односпальной кроватью и тяжелыми коричневыми шторами на окне. Несмотря на тесноту и скупость обстановки, в ней был идеальный порядок, поддерживаемый одинокими женскими силами. Как и все в этом доме.

– Он не бросал нас, родной, – произнесла женщина и глубоко вздохнула, прогоняя слезы. – Джонни, милый, иногда бывают ситуации… Понимаешь, люди перестают любить друг друга.

– А ты тоже когда-нибудь перестанешь меня любить? – Спросил мальчик со свойственной детям наивностью, отчего боль в сердце Дениэла чуть не расколола его пополам.

Женщина заплакала, едва сдерживая рыдания, и давалось ей это с колоссальным трудом. Она теребила макушку сына, то ероша его непослушные волосы, то складывая их в аккуратную прическу, но никакие бездумные действия не могли излечить ее от раздирающей жалости к себе и ребенку и обиды на непутевого бывшего супруга.

– Нет, солнышко, не перестану, – проскрипела мать. – Обычно так бывает между мужчиной и женщиной, сынок, не у нас с тобой.

– Я – мужчина, а ты – женщина, – сообщил ей святую истину ребенок.

– Это ничего не значит! – Отрезала та. – Я никогда, слышишь, никогда не оставлю тебя! Все потому, что ты нужен мне!

Женщина сжала мальчика в объятиях, и ее лицо на глазах начало стареть и покрываться глубокими морщинами, а волосами – сединой. Она, имея на голове все тот же пучок, затянутая в подобное пуританское платье под самое горло, стояла испуганная в зеленой палатке армейского лагеря, сжимая в руках четки, и с болью в глазах смотрела на своего единственного сына.

– …Ты нужен мне! – Повторила она, как эхо, свои же слова, сказанные в спальне.

«Я никогда не оставлю тебя», – шумел ветер в просторах палатки обещанием, которое теперь приходилось нарушать.

Время ускорилось. Мимо Дениэла пролетали люди, экстренно убегающие из поселения. Все они заглядывали на прощание к чудо-лекарю, замершему на коленях возле раненной жены, предупреждая о том, что ему тоже нужно спасаться. Джон держал руками мокрые бордовые тряпки у ее живота и читал мантру. Одна индийская девочка с красной нарисованной второпях тилакой на лбу забежала в брезентовое пространство, поцеловала его в щеку и, поблагодарив, оставила на полке крошечного Лорда, отлитого из бронзы, в множественной компании подобных.

Дениэл видел, что рана женщины наполняется голубым сиянием. Время пришло, и никакие силы не могли остановить это.

Внезапно сзади раздался выстрел, и полевой лекарь упал поверх жены с остекленевшими глазами, между которых образовалось отверстие с вытекающей струйкой крови. Дениэл в ужасе зажал рот рукой. Он оглянулся и увидел в тряпичных дверях палатки молодого индийского бойца в защитном костюме. Его экономные движения и резкие маневры поражали безжалостностью, но душа, отражающаяся в испуганных глазах, мерцала искрами животного страха от содеянного.

– Для души противоестественно убивать, – сообщила ему знакомые слова светящаяся голубым красивая девушка. – Тебе пора.

Дениэл именно ее видел в коридоре, когда слон едва не спровадил его в мир иной. Рядом с ней за руку стоял Джон, сжимая ладонь жены.

– Он пока не решил, Эшли. У него еще есть выбор, в отличие от нас, – проговорил погибший, обернувшись на их тела.

Эшли протянула к нему изящную светящуюся серебристо-голубоватым сиянием ладонь, а Дениэл заметил, что его бабушка невероятно похожа на Алексу.

Алексу?

С гулом реактивного двигателя его потащило назад, отодвигая светящуюся пару предков на расстояние нескольких вселенных. Он с выбивающим душу ударом приземлился в собственное разрушающееся тело, запищали аппараты, легкие раздулись от мертвого электрического воздуха, вгоняемого внутрь подушкой искусственного дыхания. Он снова оказался в больнице.

Рядом сидела девушка с черными ямами мертвеца под ясными глазами и держала его отощавшую ладонь. Она улыбнулась и с нежностью сообщила ему:

– Вот мне и восемнадцать.

Мудрость, любовь и принятие любого исхода делали ее, едва достигшую совершеннолетия, похожей на ветхую бабушку, разменявшую не первую сотню веков. Провалившиеся щеки, обострившие скулы до костяных бугров, напоминали пиратский черепок с флага, даже грима не требовалось.

– Можно официально начинать половую жизнь, – рассмеялась она с грустью.

Боже, она еще пыталась шутить! Дениэл задохнулся от нежности к этой хрупкой живой душе, которая теперь тоже светилась голубым прохладным светом. Он опустился взглядом на уровень ее лица и произнес:

– Я люблю тебя. Люблю всем сердцем.

Девушка затихла, сканируя его своим пристальным взглядом, который горел теперь такой живой жизнью, что умирающее тело не в силах было погасить этот огонь. Но вдруг она прикрыла глаза и глубоко вздохнула, собираясь с силами.

– Дениэл, я хочу тебе сказать одну вещь, – начала она с болью от того, что ей приходится это произносить. – Послушай, твой отец умер в твоем возрасте, с точностью до недели.

Комната неожиданно расширилась от ее слов, запульсировала и стала светлее. Пространство, казавшееся статичным и надежным до этого, теперь пришло в движение от осознания, задышало, ожило. Дениэл оглох от собственного сердцебиения, а боль в груди стала почти несовместимой с жизнью его крошечной душонки. Девушка заплакала светящимися, отливающими холодным мерцанием слезами.

– Отпусти его, – молила она, поливая его серую кисть руки, прижатую к щеке, светом своей бессмертной души. – Ты так похож на него, но тебе не нужно умирать вместе с ним. Возвращайся ко мне. Это мое желание на день рождения.

На последних словах стены палаты вспыхнули голубым сиянием и залили все вокруг, оставив лишь две светлые фигуры влюбленных, глядящие друг на друга. Руки Дениэла светились серебристым холодным сиянием и пульсировали в такт писку его пульса на далеком мониторе. Девушка распахнула удивленные глаза и огляделась вокруг, словно впервые оказалась в этом светящемся мире, а Дениэл, такой сильный и надежный, вдруг увидел всю жизнь с ней, как она есть. С Алексой. И далеко не первую жизнь.

– Я вернусь, – пообещал мужчина, наклонился и поцеловал ее в лоб.

Он присел на пол, оттолкнулся и взмыл вверх, сквозь потолок. Теперь он знал, для чего попал в белый коридор.




14


– Томас Джеймс Кентмор! – Позвал слона Дениэл жестким тоном, едва белый свет попал на его воспалившееся от бесконечных слез лицо.

Слон вздрогнул от неожиданности. Его кожа в редкой жесткой щетине черных волос стала растворяться и обретать очертания синей форменной одежды работника пожарной команды со светоотражающими полосками на рукавах и штанинах. Хобот сжался в черный гофрированный шлейф, идущий от прозрачного забрала пожарной каски. Лицо под маской наполнилось радостью.

– Дениэл! – Улыбнулся Том. – Теперь ты готов уйти. Пойдем, сын!

Дверь слева от них открылась, и из нее вышла Эшли. Она почтенно поприветствовала своего сына и протянула руку внуку.

– Нет, я не пойду! – Мотнул головой Дениэл, шарахаясь от обоих. – Я хочу вернуться. Моя жизнь там! Слышите меня?

– Дорогой, ты готов, ты все понял, – нежным убаюкивающим голосом произнесла та, которая должна быть его бабушкой.

– Я останусь с Алексой, – твердо отрезал мужчина.

Девушка глубоко вздохнула, одарила их смиренной улыбкой и ушла за дверь. Томас же, шокированный, сел на белый кожаный диван, который теперь был ему невероятно велик, и посмотрел на сына. Дениэл с каждой минутой сердился все сильнее, зная теперь точно, кому он обязан взрывом и белым коридором.

– Ты нарушаешь тысячелетиями установленные законы, – тихо проговорил он.

– Нет, раз Он еще не покарал меня молнией, – парировал Дениэл.

Лампы под потолком зазвенели электричеством, напугав отца, но тут же нити накаливания успокоились, и коридор снова погрузился в блаженную тишину.

– Ты должен идти, сынок, – уговаривал устало отец. – Наш путь лежит туда, где наши предки.

Злобный взгляд бунтаря был ему ответом. Под маской Том был едва ли старше, чем на автозаправке, и теперь друг напротив друга на белых сидениях устроились абсолютно одинаковые мужчины: один – на диване в синем костюме пожарного, а второй – на кровати в белом наряде пациента психиатрической лечебницы. Словно между ними был не коридор с последним экзаменом, а некое искажающее реальность зеркало.

– А ты – чертов трус! – Протянул Дениэл с гневной усмешкой. – Ты полез в адово пекло ради чего? Ради наград? Или ради звания? Перед кем ты выслуживался? Бросил мать, разбил ей сердце! Она умерла вместе с тобой! Ты видел?

На лице родителя вырисовался стыд вперемешку с испугом. Не находя ответов, Томас Кентмор беззвучно шевелил губами, пока сын хлестал его обвинениями, словно плеткой с металлическими наконечниками.

– Как ты можешь после этого распоряжаться душами людей? – Напирал Дениэл. – Ты сломал ей жизнь! Убил единственного близкого человека, бессердечный ты засранец! Идти, говоришь? Ты решил за себя – вот и иди!

Глаза Тома наполнились слезами под маской, и он с болью в сердце, едва в силах составлять предложения, произнес:

– Дениэл, я знаю, каково это – оставлять любимых людей.

– Знаешь? Ты предпочел умереть, как это сделал твой отец, когда ты был маленький, – выплюнул сын с чувством, сдерживаясь, чтобы не отвесить обидчику смачный удар в челюсть. – Потому что вы не знали, что делать дальше! Как жить?

Всю жизнь после смерти отца Дениэл существовал с ощущением, что он ненавидит мать, а мать в свою очередь ненавидит его. Но сын был лишь носителем несостоявшихся амбиций родителя, который считал виноватой в собственной неорганизованности свою жену, мать, бабушку. И Сара при этом тоже была пешкой в их игре, точно такой же потерпевшей, как и он, если не сильнее. Женщина осталась одна с ответственностью размером в еще одну душу ребенка, брошенная тут в одиночку справляться с жизнью. Как низко! Сдохнуть было гораздо проще!

Коридор завибрировал, диван и кровать мистическим образом испарились, заставив оппонентов встать лицом к лицу. Стены и пол начали дрожать, колеблемые невероятной энергией. Штукатурка трескалась и осыпалась, забрасывая все вокруг белесыми осколками. Вдали от столкновения двоих мужчин стали разбиваться лампочки, постепенно погружая коридор в кромешную тьму.

– Я знаю, как жить мне! – Рычал Дениэл, чеканно произнося слова, каждое – из сердца. – Там – куча людей, за которых я отвечаю. Я не боюсь ответственности, мне именно на это даны такие силы! Люди надеются на меня, ждут защиты и покровительства! Мама, Алекса… Мне есть, кого любить, и есть, куда идти. Я выбираю жизнь!

Последние слова он выкрикнул с гневным рыком, собрав все силы изнутри. Вдруг оглушительный треск в груди разорвал его ребра пополам, отчего молодой человек не удержался и упал на колени к ботинкам отца в агонии адской раздирающей в клочья боли. На пол вместе с ним грохнулось о кафель нечто большое и серое.

Превознемогая боль, Дениэл разглядел на полу две рыхлые каменные стенки, древние и пыльные, которые изнутри оказались облицованными гладким голубоватым перламутром. Волнистые жесткие губы, на ощупь так похожие на те, что однажды обрезали его ладонь в недрах тела матери, оказались острыми, словно бритва, призванными надежно охранять вход в раненное сердце. Дениэл с изумлением поднял створки с пола, узнав в них огромную морскую раковину, в которой, должно быть, жил гигантский моллюск.

Разрушение коридора остановилось. Части стен, что падали на отца и сына, зависли в пространстве и теперь порхали в невесомости легкими крылышками белых бабочек, а от тишины зазвенело в ушах.

К ногам Томаса упала еще одна пара подобных створок, и раздался глубокий прерывистый вздох облегчения.

– Спасибо! – Едва выговорил отец.

Сын поднял взгляд на работника пожарной службы, который теперь светился знакомым голубоватым мерцанием, заливая им белый коридор. Дверь за его спиной открылась, предлагая старому проводнику вернуться к Творцу. Томаса уговаривать не пришлось. Он повел плечами, отчего синий костюм с серебристыми лентами отражателей и противогаз с каской упали на пол, растворяясь с шипом в струи ядовитого синего дыма, отпуская своего носителя в свет открывшейся комнаты.

– Я люблю тебя, Дениэл, – улыбнулся отец. – Теперь ты готов вернуться. До встречи!

Томас Кентмор скрылся в недрах голубоватого божественного света, с громким хлопком закрывая за собой дверь, после чего все исчезло.




15


Один бог знает, до чего кошмарны и невыносимы для него были последние недели. Только он смог бы сосчитать части, на которые раскололось сильное любящее сердце мужчины после того, как страшный взрыв в «Голден Гейт Парке» забрал из мирной жизни его детей. Причем, обоих, без оглядки на то, что Алекса отделалась легким испугом и гигантским шрамом на всю жизнь. Теперь она вынуждена была уходить плавно, угасая, словно свеча, достигшая окончания фитиля. Уж лучше бы все закончилось в раз, чем теперь изыскивать способы воссоединения с любимым.

Оливер и раньше очень тепло относился к Дениэлу, а после происшествия и вовсе осознал, что не видит разницы между ним и Алексой. Они были единым целым, равнозначными, равноправными. К сожалению, и для смерти тоже.

Он понял, что дети умирают, через пару недель после взрыва. И ничего не удастся сделать извне, это не им решать. Тут же восстала его дремавшая вера в бога, вспомнилась молитва, которую иногда в особых случаях читала мама, а сын улыбался, считая это забавной болтовней со странными словами. Теперь она осозналась им полностью и не выглядела такой уж смешной.

Перед глазами промелькнула вся жизнь Алексы, этой удивительной девушки, перевернувшей их с Мелани мир своим приходом. Светлая, настойчивая и любящая, она была гораздо лучше своих родителей по всем параметрам!

Была. Будто ее больше нет с ними.

Однако сейчас не до сантиментов, вскользь брошенных слов и не до чтения между строк. Факты говорили сами за себя – осталось недолго, и скоро все закончится.

Оливер видел, что девушка сторонится людей, словно опасаясь заразиться от них жизнью. И он предоставил ей возможность пройти свой путь, хоть часть него и умирала вместе с этой восхитительной парой. Он проворачивал в голове всю жизнь дочери и теперь уже видел в ее болезни благо: уж лучше пусть будет с приступами рядом с ними, чем уйдет молодой и относительно здоровой. Но его мнения никто не спрашивал.

Нет, он ни в коем случае не сожалел о том, что Дениэл появился в ее жизни! Напротив, он провел девушку по самым темным дебрям – Домой, хотя никто не знал, как это сделать. А парень просто пришел, взял ее за руку и повел.

Сейчас Алекса все еще пыталась храбриться. Покупала мотоциклы, судилась с обидчиками. Но вскоре это не будет иметь никакого значения, потому что выглядела она с каждым днем все кошмарнее. Ее улыбка, раньше такая солнечная и задорная, казалась теперь насмешкой смерти над их семьей. Дочь фанатично верила в невозможное гораздо сильнее доктора Фергусона, и светилась теперь этой мертвой ужасающей ухмылкой. А ее заверения в хорошем исходе и вовсе выглядели бредом неизлечимо больного человека.

Девушка трясущимися тощими руками вцеплялась в рукав его домашней кофты и, сверкая черными лихорадочными зрачками, из потустороннего мира сообщала, что теперь все будет хорошо. Честно говоря, было страшно ровно настолько, насколько горестно. И благо, что Алексу в этом состоянии не видели специалисты по психическим отклонениям, иначе загреметь девушке в мягкие стены. Впрочем, в этом исходе просматривалось что-то спасительное: дочь подсадят на медикаменты – транквилизаторы и антидепрессанты, будут кормить через капельницу или насильно, через пищевой зонд, чтобы удержать ее душу тут. Тогда полуовощная, лишенная воли и права распоряжаться собственной жизнью Алекса сможет пробыть с ними чуть дольше своего возлюбленного, если, конечно, не закончит все мучения подручными больничными средствами типа шнура от капельницы или отобранного у зазевавшейся медсестры скальпеля. Но тогда их с Дениэлом души могут никогда не найтись в водовороте вселенной.

Оливер содрогнулся. Неужели эти темные мысли – о его семье? Боже, как это все случилось? Как он допустил саму возможность этой трагедии?

Сегодня его дочь стала совершеннолетней. Всей командой они устроили ей, очевидно, последний в жизни праздник, которого у девочки никогда не было до этого, но Оливер всеми силами хотел показать ей напоследок, что такое бывает. Чем бог не шутит, может быть, Алекса бы поглядела на всех любящих ее людей разом и осталась бы с ними еще на сотню лет? Но нет, не сработало. Похоже, он снова не угадал желания своей малышки и сделал все еще хуже, как жаль. Когда же он упустил ее? Когда перестал понимать и поддерживать?

Время плавно ползло к полуночи, но сон не шел. Мелани спала вместе с близнецами, сопевшими крошечными носиками в приставной кроватке, их мир катастрофа коснулась мельком, ударив по сердцу супруги лишь рикошетом. Оливер поднялся с постели и приблизился к младенцам. Спящие, они были похожи в темноте, как две капли воды! Хотя на деле оказались полной противоположностью друг друга, словно одна душа раскололась надвое и вобрала в себя ровно половину положенных качеств.

Вдруг на его тумбочке завибрировал мобильный. Недоумевая, кто мог звонить ему в такое время, он рванул к аппарату, переживая, чтобы гул не разбудил жену, а, завидев имя звонящего, почувствовал взрыв вселенского страха в груди. Бенедикт Фергусон.

Оливер пулей вылетел из спальни, на ходу прикладывая мобильный к уху.

– Дениэл уходит, – сообщил ему лечащий врач. – Его показатели резко ухудшились, мистер Траст, до утра парень не дотянет. Мне очень жаль.

Ну, вот и все.

Сам не соображая, что творит, Оливер вызвал такси и рванул в клинику. Он только в машине понял, что сидит в пижамных штанах и наспех накинутой футболке с длинным рукавом, сжимая в руках телефон и бумажник. Зачем он это делал – не понятно, ведь в клинику его никто не звал. Почему не сообщил Алексе, что ее возлюбленный умирает? Как оставил спящую супругу одну, не предупредив? Чем он собирается помочь Дениэлу, когда врачи бессильны? И еще сотня подобных вопросов, на которых не было ответа.

Дочь он решил не беспокоить лишь потому, что завтра у нее будет тяжелый день. Впрочем, как и сегодняшний день рождения. Впрочем, как и последний месяц жизни, что уж говорить. Алекса не простит ему, что отец не позвал ее попрощаться с самым близким человеком. Завтра, когда она получит сообщение о его смерти по окончании судебного процесса, все закончится и для нее, так пусть же в последние часы жизни Дениэла она будет уверена, что все в порядке. Последние часы относительного совместного счастья.

Слезы собрались навернуться на его глазах, когда таксист бросил назад себя:

– Приехали. Двадцать восемь семьдесят.

Оливер включился в реальность, насколько это было возможно. Он расплатился с извозчиком и вошел в клинику, ненавидя в душе эти мерзкие лиловые стены. Сколько боли и ужаса связано с этим гадким цветом!

В приемной его сориентировали по этажу и палате пациента, предупредив, что вне часов посещения его не пустят внутрь. Оливер кивнул и направился к заветной двери по пустым лестницам и коридорам, разбрасывая эхо шагов. После недолгих поисков он уселся на кушетку, стоявшую снаружи, и потер лицо, отозвавшееся на прикосновение шорохом жесткой двухдневной щетины. Почему так все завершалось? Безумно жаль…

Вскоре доктор Фергусон вышел из палаты и пригласил гостя внутрь. Оливер навещал своего водителя лишь в начале комы, когда он выглядел белой глыбой, прикрытой больничной простыней. Теперь же парень больше напоминал скелет. Замерев на входе, посетитель пошатнулся на слабых конечностях.

– Вы можете побыть с ним, – просипел Фергусон, скрывая покрасневший взгляд. – Попрощаться, если хотите. Алекса не приедет?

– Нет.

– Оно и к лучшему, тут уже ничем не помочь.

Начальник уселся рядом со своим работником и прикрыл веки, справляясь с эмоциями. Когда его взгляд вернулся к изможденному лицу потерпевшего, Оливер вдруг подумал, что Дениэл не так уж и плох, как говорят врачи. По крайней мере, когда он навещал парня в палате интенсивной терапии втайне от Алексы, тот был белого, словно полотно, цвета, полупрозрачный и бездушный, как манекен. Но сейчас он не выглядел таковым! Острые скулы на равномерно сером лице отливали легким румянцем, а брови Дениэла нахмурились и нависли над фиолетовыми пятнами век. Ведомый инстинктами, Оливер протянул руку и прикоснулся к кисти молодого человека, поразившись своим ощущениям: она была горячей!

Похоже, он начал понимать, о чем вещала Алекса с фанатичным жаром на лице.

Не успел посетитель додумать свою мысль, как аппарат, отслеживающий пульс, заверещал на всю палату, выдав прерывистую линию.

– Готовьте дефибрилятор! – Бросил подскочивший к кушетке Фергусон стоявшим поодаль помощникам. – Мистер Траст, Вам придется выйти.

Испуганно прикрыв рот рукой, Оливер попятился к двери, ошалело наблюдая, как горстка разномастных халатов облепила человека, отчаянно сражавшегося за жизнь все это время. Стало безмерно горько, что его конец таков.

– Держись, парень, – прошептал он, проглатывая ком в горле. – Ты нужен ей!

– Убрать руки! – Рявкнул Фергусон, и тело поверженного воина изогнулось на койке дугой от разряда, прошедшего сквозь грудь.

Дальше Оливер был не в состоянии смотреть на это. Он вышел вон, прикрыв за собой дверь.




16


На половине пути к дому Алекса поняла, что не может больше управлять техникой из-за дрожи в руках. Она остановилась на обочине и отошла от проезжей части на пару шагов. Ровно настолько хватило ее сил перед тем, как девушка опустилась на землю и разрыдалась в голос. Ее трясло и выворачивало наизнанку, колотило в судорогах, едва позволяя легким делать вдох. Грозно рыча диким раненным зверем, Алекса мирилась с реальностью, позволив себе ощутить всю боль сполна и осознать неизбежность смерти.

Сколько продолжалась агония, девушка не знала. Но в какой-то момент она расслышала проезжающие автомобили за своей спиной и почувствовала запах отработанного бензина, характерный для автострады. Алекса поднялась с земли и оглянулась – жизнь за ее спиной продолжалась. Светило ленивое южное солнце, скрипели птахи в кустах. И лишь у двоих затерявшихся во вселенной влюбленных не было шансов.

Вздохнув, девушка не обнаружила больше тяжести в груди, словно истерика смыла слезами все залежи ее боли. Она вспомнила о суде и решила позвонить папе, чтобы обрадовать его никому не нужной победой. Однако сообщение отца, которое она нашла на телефоне, разом стерли все ее мысли эмоциональной волной. Не чувствуя конечностей, она доковыляла до брошенного на обочине мотоцикла и, оседлав его, рванула в клинику, не теряя ни секунды.

Вскоре Алекса, миновав все кордоны, влетела в знакомую палату. Она остановилась на входе, встретившись с воспаленным взглядом отца – тот явно не спал этой ночью – и, удивленная, медленно продвинулась к койке.

Дениэл все еще был интубирован, но трубка, торчащая из его полуприкрытого рта, заканчивалась свободным срезом. Часть аппаратов уже сняли за ненадобностью.

– Ты меня чертовски напугал, – прошептала Алекса.

Не в силах оторваться от его открытых глаз, теплых, родных, отдающих оливковыми деревьями и сухими пальмовыми рощами, она едва ли верила сейчас, что он жив. Дениэл не сводил с нее взгляд, как и она с него, до конца не ощущая реальность минуты. Алекса медленно присела на больничное кресло рядом с его койкой, взяла любимого за руку и нежно прижала к губам острые костяшки. Он слабо сжал ее пальцы в ответ.

В таком виде влюбленные просидели недолго. Их союз разбил доктор Фергусон, ворвавшийся в палату и попросивший освободить ее для врачебных мероприятий.

Алекса с отцом вышли в коридор, где родитель рассказал страшную историю о том, как незадолго до полуночи раздался звонок от доктора Фергусона.

– Я поехал в клинику, сам не понимая, зачем. Я не знал, что мне делать, Алекса. Прощаться? Просить остаться? И да, я попросил. Сказал, что он тебе нужен. Чтобы побыл с нами еще, тут интересно! – Отец ненадолго затих, рассеяно улыбаясь. – А потом он очнулся. Посмотрел на меня. Так странно, Алекса, у него совсем другой взгляд. Дениэл опять меня удивляет, уже в который раз!

Вскоре, вымотанный бессонной ночью, отец уехал домой. Алекса с нежностью обняла его и прошептала простые слова:

– Я люблю тебя, пап. Спасибо за все!

Казалось, он никогда не выпустит ее из своих рук теперь, но нет, усталость брала свое. Мужчина зевнул пару раз и, попрощавшись до вечера, поплелся на парковку, где на полуденном солнце его уже ждал черный «Ленд Крузер».

Алекса же осталась возле двери палаты, растерянная и еще не осознавшая победу по всем фронтам. Руки мелко вибрировали, а пальцы пульсировали от распиравшей их энергии, но девушка сейчас больше была подвержена бессильным слезам, чем счастливым порывам. Она пыталась настроить себя на позитивный лад, вспоминая взгляд своего любимого, но папа оказался прав, он был совсем другой, не как раньше. Предстояло срастить воспоминания о Дениэле с новым человеком, лежащим на больничной койке. Впрочем, Алексе и самой нужно было как-то сраститься с той лучистой девушкой, светлой и улыбчивой, не знавшей горя и потерь. Вероятней всего, это невозможно, нужно просто научиться жить заново, новыми телами и разумами, новыми возможностями. Потому что те Дениэл с Алексой все же погибли во время взрыва.

Ее мысли прервал вышедший из палаты доктор Фергусон. Он подошел к ожидающей на скамье посетительнице и обнял ее, как же странно.

– Это чудо, мисс Алекса, – проговорил он, – ночь борьбы, а потом такой прорыв! Мы сняли трубку, можете недолго пообщаться. И я слышал новости, поздравляю Вас с победой.

Фергусон отвесил ей короткий, но почтительный поклон, и проводил в палату.

Алекса вошла в лиловые стены очень осторожно и медленно, не зная, что от себя ожидать. Смех и слезы были не единственными ее полярными эмоциями. Далеко не единственными! Мужчина не сводил с нее глаз, пока она набиралась храбрости, чтобы снова к нему приблизиться. Дениэл был очень слаб и серьезен, на лице еще виднелись следы от крепежей трубки. Девушка не могла оторваться от его утомленного взгляда, такого строгого и проницательного, будто теперь он смотрел прямо в душу, миновав свои собственные рамки, завершив свою собственную войну.

– Привет! – Прошептала Алекса и присела рядом с ним.

С огромным трудом непослушными губами он беззвучно прошептал:

– Я слышал тебя.

– Когда? – Спросила она заворожено, вспоминая миллионы слов, сказанных ему за время комы.

– Всегда.

Слезы снова подкатили комом к ее горлу, но Алекса отправила их назад. Слишком много было слез в прошлой жизни, она не захочет теперь растрачивать их без должных на то причин. Девушка наклонилась к человеку, с которым провела почти все свободное время последних трех недель, и осторожно поцеловала его в колючую впалую щеку.

И вдруг они оба, прилипшие взглядами друг к другу так, словно не виделись пару лет, расплылись в легкой улыбке. Так странно было улыбаться после всего, что им пришлось пережить, но Алексе это нравилось. Ей нравилось наблюдать счастье на лице любимого человека, который теперь изменился до неузнаваемости. И дело даже не в излишней худобе некогда очень мощного и налитого силой человека, а в том, что теперь Дениэл излучал совсем иные эмоции. Вместо агрессии и готовности к войне в любое время дня и ночи глаза мужчины светились любовью ко всему живому и готовностью к мирной жизни. Вся вселенская мудрость отражалась в его глазах, и слов на ее понимание не требовалось. Алекса едва не задохнулась от нежности, исходящей от него. А его улыбка так и осталась на губах, добрая и заботливая.

За окном, затянутым плотными жалюзи, сквозь ткань блеснуло солнце. Оно пробежалось тощим одиноким лучиком по лицам двоих влюбленных, прошедших ад и победивших саму смерть, и скользнула назад к первоисточнику. Теперь все наладится. Впервые за долгое время у Алексы появилась уверенность в завтрашнем дне. Уверенность, что война закончилась.




17


Горевать им не давало обилие работы. Не то, чтобы Лиз равнодушно относилась к сложившейся ситуации, далеко нет, ведь эта семья уже стала продолжением ее самой! Но и проводить время ожидания в скорби и трауре у нее не получалось, потому что повседневные дела никто не отменял. Кроме того, и Грегори освещал ее душевную тьму, как мог, за что ему отдельная благодарность.

Так и сегодня, выбравшись из алой «Хонды» под лазурное июньское небо, покрытое мягкой ватой редких облаков, она была готова к обычному дню в корпорации, в один день лишившейся сильного напарника и неунывающего предводителя. Ким уже была не месте, обычное дело для секретаря. Обняв близкую подругу, исполнительный директор принялась раскидывать встречи и дела на сегодня, которые теперь целиком висели на ней. Иногда девушка брала из команды Грейс кого-то, кому принадлежал заказчик, но чаще приглашала потенциальных клиентов к ним в прозрачный кабинет, услужливо предоставленный для переговоров мистером Трастом.

– Сегодня суд, – тихо бросила Ким.

– Как думаешь, у нее получится? – С надеждой взглянула на подругу Лиз.

– Знаю, что получится, – отозвалась та и углубилась назад в записи.

Иногда ее немного пугала уверенность Ким в тех или иных исходах, но женщина никогда не ошибалась, даже если шансов почти не было. Так она напророчила еще в самом начале их отношений с Грегом, что это и будет ее судьба – неулыбчивый сотрудник с завышенными идеалами, понурый и излишне серьезный. Совсем не ее типаж! Лиз тогда посмеялась над заявлением приятельницы, а теперь жила у Грегори вот уже почти полгода. Смешно.

Потом ее убеждение насчет Дениэла. После того, что Лиз увидела вчера в клинике, у нее не осталось сомнений в фатальном исходе, и не потому что девушка отличалась пессимистичным взглядом на мир, а потому что знакомый им верзила перестал напоминать живого человека. Совсем. Судя по реакции Ким, которая в палате нахмурилась и растеряла часть своей уверенности, та тоже поняла, что шансы ничтожно малы, но признать это отказалась.

– И думать так не смей, – пробасила она перед тем, как покинуть «Хонду» Грега возле их дома, – он справится.

Лиз лишь пожала плечами, поражаясь упрямству приятельницы.

И вот теперь суд. Если Алекса выиграет дело против мэра города, то Лиз, так и быть, сможет поверить даже в то, что Дениэл однажды снова зайдет с этот офис. Хотя оба события смело могли стать сценариями к фантастическим фильмам, если честно.

А сколько мелких предсказаний Ким претворились в жизнь – не счесть! К ней уже менеджеры ходили, как к местной гадалке, только стеклянного шара не хватало, ну и прочего антуража, вроде светящихся кристаллов и баночек со снадобьем.

Хотя Лиз очень любила мисс Холли. Просто ее не учили верить в чудеса, в предчувствия и предзнаменования, поэтому девушка очень опасливо относилась к такого рода убеждениям, остерегаясь ошибок и разочарований. Но, видимо, обладать даром убеждения было одно из основных качеств Ким, и подруга ничего не имела против этого. Должен же хоть кто-то верить в волшебство в этом безумном мире!

Девушка украдкой окинула взглядом напарницу, затянутую в черные облегающие брюки и свободную жилетку поверх тонкой лимонной футболки, и в очередной раз поразилась, какая же потрясающая эта Ким. И пусть немного неземная и потусторонняя, но в этом она вся.

К позднему утру в офис приехали представители «Пацифик Лимитед», но ими занялся Райан Пристли. Лиз уступила ведение переговоров амбициозному менеджеру, который еще полтора года назад не знал, как работать без яркого предводителя вроде Джима Палермо. Она передернулась от воспоминаний об опасном типе, образ которого слишком живо встал перед глазами девушки, словно бывшие сотрудники виделись еще вчера, а не собирались вскоре отметить годовщину увольнения толстяка.

К полудню гости уехали, вернув офису привычный плавный ритм. Заунывная рутина потянулась дальше без ярких вспышек и приятой игры, которая была во времена Дениэла в офисе. И пусть угрюмый бугай не веселил народ, но он неплохо поддерживал чувство юмора Лиз на плаву, потому что без него стало совсем темно. Странный, странный водитель! Она привязалась к нему за время работы, как к родному братишке.

– Дениэл пришел в себя, – возник в воздухе тихий голос Ким, поразив неожиданностью заявления.

– Не-ет, – мотнула головой Лиз, зная, как работает предчувствие подруги, но тут слишком уж невероятным оно казалось.

– Да. Алекса прислала сообщение, – произнесла Ким и протянула собеседнице свой смартфон, разбивая остатки сомнений. – Я же говорила! Молодец, Кентмор.

Она усмехнулась и, отправив Алексе письмо с поздравлениями и поддержкой, вернулась к своим делам, словно ничего не произошло.

– Эй, ты шутишь? – Возмутилась мисс Харви. – Как ты можешь так спокойно реагировать? Это же чудо! Невероятно! Просто не верится!

– Для тебя – возможно. Но я точно знала, что так оно и будет.

– И ты не рада?

Ким отвлеклась от классификатора строительных панелей и смерила девушку продолжительным взглядом, решая для себя, есть ли смысл отвечать на вопрос. А потом все же удосужилась, и на том спасибо.

– Я рада, Лиз. Но это не та радость, что у тебя, потому как ты успела разочароваться, – попыталась объяснить она. – Это все равно, если человек заходит в комнату и нажимает выключатель. Он знает, что свет зажжется, поэтому для него не чудо, что стало светло.

– Но если обесточен весь район в связи с аварией на электростанции? – Решила поиграть в ее игру Лиз. – Разве не чудо – все соседние улицы сидят в темноте, а у тебя – свет. Хотя его по всем определениям быть не должно.

– Чудо, ты права, – вдруг согласилась предсказательница и, радостно ухмыльнувшись, скрутила Лиз в объятиях. – Кентмор вернулся! Умеет же он интриг навести!

И девушки рассмеялись открыто и добро, пожалуй, впервые с того момента, как взрыв разбил их дружную команду на две части верующих. Не имеет значения, во что ты верил, когда все закончилось позитивно и жизнеутверждающе.

Не успели подруги разнести по офису благую весть, как двери распахнулись и впустили главу корпорации, наряженного в костюм с новой белой рубашкой на запонках, гладковыбритого и улыбчивого. Он прямой наводкой направился к своему секретариату и сжал обеих девушек в объятиях.

– Поздравляем с победой, мистер Траст! – Воскликнула Лиз. – Это невероятная новость, нам Алекса сообщила! Как он?

– Дениэл? Или Гордон? – Не понял шеф, улыбнувшись.

– Она и суд выиграла? – Изумилась помощница. – Но как?

– Чудо, не иначе. И в том, и в другом случае! – Развел руками глава корпорации. – Я даже заснуть не смог на этих событиях и поспешил к вам, хотя ночка была та еще.

Начальник действительно выглядел измотанным, но свет в его глазах говорил о том, что сон – дело наживное. Выспится, теперь уж точно.

Давно Лиз не было так хорошо на душе! Естественно, она поспешила сообщить новость Грегори, и тот лишь изумленно присвистнул в трубку. Следом лиса позвонила Мелани, тоже пораженной прекрасной новостью до глубины души.

Бетонная плита, лежавшая на их плечах целый месяц, сегодня свалилась, освободив тело от бремени. Стало даже дышать легче, словно до этого они не могли себе позволить глубокого вдоха. Из-за очередного облака выползло солнце и залило офис золотистым светом, ласковым и заботливым. Его лучи проскользнули по лицам радостных людей и зависли на рабочих столах менеджеров, отражаясь от канцелярской мелочевки миллионами искр. Лето, полноправно вступившее в город, обещало согреть замерзшие сердца людей своим дивным светом, и начнет оно, пожалуй, с работников «Траст Инкорпорейтед».




18


Сначала он все помнил очень четко и ясно, будто нес теперь мудрость слона в себе. Некая горечь, словно он лишился близкого друга, наполняла Дениэла, пока он не увидел Ее. После взгляда в эти любящие карие глаза горечь испарилась, и он понял, что все случилось верно. И путь домой, и расставание со слоном, и взрыв. Даже смерть отца и многолетний конфликт с мамой, которую теперь Дениэл прекрасно понимал, видел очень хорошо и любил всем сердцем. Впрочем, как и папу. У него самые прекрасные родители для прохождения того опыта, который ему положен!

Вскоре за неимением возможности рассказать кому-то или записать, память начала затираться. Сперва слон показался сюрреалистическим и надуманным, хотя путешественник до сих пор помнил на ощупь его гладкую куртку с водостойкой пропиткой. Потом коридор со всеми подробностями сжался в точку, словно свет в конце длинного тоннеля, а следом – и сказки за дверьми нашли свое обоснование в реальной жизни: Глория стала частью истории Аманды Роджерс, рассказанной, когда они с Алексой ездили в Миррормонт, моменты воспоминаний поселились в детстве Дениэла, а Джон и Эшли с их пыльной душной Индией теперь казались семейной легендой, выдуманной кем-то, ужасной, но прекрасной, о любви. Чем больше выживший пребывал в привычном мире, тем сильнее забывалось то, что в коридоре казалось реальным и важным.

Уже через несколько дней, когда Дениэл ощутил значительное улучшение – смог привставать на подушках и уверенно шевелить губами, хоть и беззвучно – он почувствовал свою историю сном. Красочным сном, приснившимся ему случайно, скорее всего, от обилия медикаментов, струящихся по венам, а потому галлюциногенным. Стоило ли верить этой химии, которой нет материального подтверждения?

Его состояние так живо шло на поправку, что вскоре пациента перевели в другое отделение с менее строгим надзором, где Алекса могла быть с ним почти весь день. Если бы не боль в ребрах от вскрытия грудины во время операции, то лишь толстый бордовый шрам от ворота футболки до пупковой ямки напоминал бы о кошмарном инциденте, всколыхнувшем все его окружение.

Сообщения посыплись сразу же, как мужчина включил телефон, поразив количеством близких людей. Казалось, пока он смотрел мультфильмы про синего слона, их увеличилось втрое.

Но больше всего его поразила Она. Дениэл не мог теперь относиться к девушке, как прежде: перед глазами стояла не затираемая временем картинка ангела, мерцающего голубоватым холодным блеском. Алекса выглядела очень плохо после его пробуждения, но, несмотря на ее пугающий внешний вид, глаза горели живым огнем. Любовью. Теперь Дениэл знал, что такое любовь – ничего общего с тем, что он представлял о ней ранее.

После его пробуждения спутница покидала клинику только для сна, и то лишь потому, что Дениэл наотрез отказывался мучить ее неудобными больничными койками. Доктор Фергусон услужливо предложил поставить еще одну такую в его палате для совместного пребывания влюбленных, но Дениэл замахал руками, категорически запретив возлюбленной спать в больнице. Зато он разрешил отдать Алексе его личные вещи, и она привезла домой бумажный пакет с логотипом клиники, в котором оказались его документы, ключи от мертвой теперь «Хонды» и уже знакомая ей потертая коробочка. Она улыбнулась: он возил ее с собой повсюду, странный Дениэл. Но открывать не стала, а положила в ящик его прикроватной тумбы до дальнейшего решения самого мужчины.

А за окном тем временем уже вовсю бушевало лето! Жара, забытая жителями Сан-Франциско, отходила воздушными волнами от раскаленного асфальта, газоны пожухли, а сухие пальмы шуршали на легком бризе своими раскидистыми листьями. Яркое солнце позолотило лица горожан, и, заодно, оживило скулы Алексы, начинавшие уже отдавать голубизной от бесконечного пребывания в шлеме. И пусть с мотоциклом всадница не рассталась, но появляться на заднем дворе около выезда из гаража стала чаще, встречаясь там с отцом. Ему было любопытно, что девушка делает в одиночестве возле своего нового коня, который по определению должен быть исправным.

– Дениэл заразил тебя тягой ломать машины, – рассмеялся отец, но с интересом присоединился к изучению устройства мототехники.

Казалось, проскочив грань глубокого провала, их жизнь вышла на прямую, финишем в которой теперь могло быть исключительно сплошное счастье.

Вот только месячные так и не пришли, несмотря на небольшое улучшение ее внешнего вида. Алекса сообщила об этом в конце недели Дениэлу, и проводивший осмотр доктор Фергусон предложил сдать кровь на анализ. Он позвал медсестру, и та принялась готовить инструмент для привычной манипуляции.

Алекса уселась за маленький передвижной столик прямо в палате Дениэла. Обычная процедура: жгут на плечо, поработать кулаком, вдох, прокол, отпустить кулак и расслабиться. После взрыва это делали десяток раз. Алекса смотрела, как игла входит в ее голубые вены, которые ярко выделялись на фоне теперь излишне худых рук, они были так близко к коже, такие выраженные, что начали даже светиться.

И игла светилась. Интересно, замечала ли это женщина, которая брала кровь на анализ? Алекса подняла на нее взгляд и заметила, что женщина тоже немного подсвечивалась, особенно рот. Зеленоватое сияние исходило из ее приоткрытых губ, как странно. А глаза вдруг покраснели и потекли внешними уголками к щекам. Все стало очень плавным, словно под водой, кровь медленно наполняла шприц, женщина очень аккуратно вытащила иглу, приложила вату. Стала что-то говорить басом, шевеля светящимся ртом. Она улыбнулась жуткой рваной ухмылкой с зелеными зубами.

Что за ерунда? Может, она спит? Алекса встала со стула и подалась назад. Она посмотрела на Фергусона и Дениэла, неужели они не замечают? Дениэл настороженно приподнялся на локте, но не проронил ни звука. Фергусон тоже смотрел на нее очень внимательно и выжидающе. И светящаяся женщина смотрела.

Алекса не могла оторвать от нее взгляд, она была очень насыщенной и контрастной в комнате, но вызывала странные эмоции, пугала и радовала одновременно.

– Дениэл, ты это видишь? – Спросила она, словно гипнотизированная.

– Что ты видишь? – Прорвался родной голос сквозь вакуум замедленности, возвращая ее в палату.

Женщина тут же перестала светиться, она растеряно улыбалась ровными аккуратными губами, будто сделала что-то не то.

Алекса резко обернулась и поймала внимательные взгляды двух мужчин – те сидели напряженно, но всеми силами делали вид, что они расслабленны.

– Вы видели! Что за чертовщина только что происходила? Что это было? – Встрепенулась она, едва ли не утопая в панике.

– Вам взяли кровь на анализ, мисс Алекса, – объявил доктор слишком спокойно.

– Вы посмотрите на свои лица! Вы думаете, я идиотка, не вижу, что вы все понимаете? – Вскричала она на грани срыва.

Ее затрясло крупной дрожью. Это пространство что-то скрывало от девушки, окутывало мраком, не позволяло ей вспомнить, заглянуть за ширму дозволенного.

Мужчины молча переглянулись. Они издевались над ней!

– Расскажи, что ты видела, – попросил Дениэл.

Картинка отказывалась складываться в слова. И, чем усердней пыталась Алекса описать увиденное, больше эмоционируя, чем донося суть, тем сильнее ощущала себя умалишенной. Видимо, за месяц нервов она основательно тронулась рассудком.

– …и она светилась! И зубы – зеленые! А кровь в шприце, – указала девушка на инструмент, – она пульсировала и закипала, лопалась маленькими пузырьками. И все это такого яркого цвета… Послушайте, я не сумасшедшая!

– Никто тебя таковой и не считает, – заверил ее любимый. – Ты когда-нибудь еще видела подобное?

– Нет, – зачарованно протянула Алекса, уставившись на медсестру, и тут же снова начала проваливаться в кислотный мир. – Вот сейчас вижу. Но я не понимаю, что вижу. Комната в разводах, словно каждый предмет обвели карандашом несколько раз. И все светится… Я хочу домой.

Подняв руку в надежде потрогать воздух, девушка с потерянным лицом двинулась к выходу. Она проплывала мимо них, когда доктор Фергусон плавно взял ее за плечи и подтолкнул к кушетке с лежащим на ней мужчиной. Алекса вздрогнула от близкого лица Дениэла, и все исчезло.

– Что происходит? – Слабо проговорила она и осела на койку рядом с его ногами. – Что все это значит? Почему никого это не удивляет?

Дениэл протянул руку и сжал ее ладонь. После чего перехватил вопросительный взгляд доктора Фергусона и кивнул.

– Да, пора, несите все, – но тот не пошевелился, и тогда он добавил строго: – Ей восемнадцать, она имеет право знать.




19


Все последующее больше напоминало фантасмагорическую картинку чужой жизни, чем логическое обоснование ее галлюцинации. Она смотрела на доктора Фергусона во все глаза, пока тот вещал какие-то небылицы про отставание в развитии, невозможность жить нормальной жизнью и неизлечимую болезнь. Он очень осторожно и деликатно, неспешно рассказывал Алексе странную историю, но всякий раз ловил на себе взгляд девушки, наполненный сочувствием к абсолютно невменяемому человеку.

– Боже, ну и бред! – Рассмеялась, наконец, бывшая пациентка. – Вы серьезно думаете, что я в это поверю?

Мужчины даже глазом не моргнули. Дениэл все так же серьезно смотрел на нее.

– Где-то я уже видел похожую реакцию, – заявил Фергусон, и только тут молодой человек позволил себе усмехнуться.

– Потому что она – самая логичная и адекватная, – сообщил он.

– Что происходит? – Вцепилась в любимого умоляющим взглядом Алекса. – Это все правда?

– Я не знаю, – честно признался он. – Я с вами всего три года. Но за это время я ничего ужасающего не увидел, так, легкие волнения, и несколько попыток к бегству.

Она уставилась на него изумленным взглядом. Но как он вообще отважился начать общение с неизлечимо больной девушкой? Зачем обременять себя такой заботой?

«Нет, главный вопрос не в этом», – поняла Алекса.

– Как я могла забыть, что половину детства провела в клинике? – Возмутилась она. – Впервые я здесь оказалась после вручения диплома в прошлом году!

– Я бы мог показать Вам фотографии, но они ужасно нервируют Вашего спутника, – произнес врач с оглядкой на мужчину.

– Это было для меня объяснением, почему ты не помнишь своего детства, – сообщил Дениэл. – Но в целом, да, я не поверил в эту чушь ни на секунду. Со всем уважением к Вам, доктор Фергусон. И теперь, когда твоя «неизлечимая» болезнь излечилась, понимаю, насколько близок был к истине.

– Ваши рисунки, мисс Алекса, – заявил специалист, – это и есть Ваши провалы. Вам нужно лишь вспомнить.

Вдвоем они добили ее. Девушка посмотрела на доктора со скептицизмом, потом с ужасом. А потом все стало складываться в общую картину. Мозаика из разрозненных лиц стала собираться, и пациентка увидела ответы на все свои вопросы.

Ее вдруг замутило. Тошнота была такой сильной, что Алекса рванула к ближайшей в палате раковине и опустошила желудок. Потом умылась и села на стул в нескольких шагах ото всех, будто боясь заразить.

– Иди ко мне, – позвал ее Дениэл, но та не сдвинулась с места.

– Ты знал, и ничего мне не сказал! – Проговорила девушка так, словно ее предали.

– Молчание давалось особенно тяжело, – смиренно опустил взгляд собеседник, вспоминая бесчисленные ситуации, когда он корил себя за это. – Прости, у меня не было выбора.

– Выбор есть всегда! – Вспыхнула она.

– Мисс Алекса, Ваши родители настояли на конфиденциальности и оказались правы, – вступился за ее мужчину врач. – Мы это поняли только недавно и только благодаря наблюдениям Дениэла. Если бы Вы знали, то не прошли весь этот путь к излечению.

Загнанная в угол, она сдалась. Полный спектр эмоций радужным колесом пролетел по лицу ошеломленной спорщицы и высосал из нее остатки сил. Она опустила плечи и уставилась в одну точку. Никто не мешал ей мириться с реальностью, мужчины не двигались с места и даже, казалось, не дышали, лишь бы не отвлекать ее от своих дум. Конечно, они были правы. Девушка действительно не помнила своего прошлого, пугалась жизни и, что уж говорить, видела эту кислотную реальность довольно часто.

Нуждаясь в теплых объятиях, она все же приблизилась к Дениэлу и улеглась на край его кушетки, обессиленная и раздавленная. Мужчина обнял ее и уткнулся носом в волосы.

– Как ты выбралась из этого? – Вдруг спросил он.

– Я вспомнила о тебе, – проговорила Алекса растерянно. – Мне женщина показалась не страшной, а красивой, светящейся. Захотелось с тобой этим поделиться, сказать, что она похожа на мои рисунки.

– Но почему сейчас? – Недоумевал Дениэл. – То есть, ты проделала такой огромный путь самостоятельно, а сегодня отключилась на сущем пустяке.

– Наверное, я впервые не думала о тебе за все это время, потому что ты был рядом, и все было хорошо.

Доктор Фергусон порекомендовал Алексе для смягчения удара пообщаться с Алисией Пэрриш на эту тему. Девушка кивнула, не в силах сопротивляться, и уже на следующий день нашла эту идею верной. Приняв решение все же посетить владелицу клиники, она не стала церемониться с записями и звонками, а сразу наведалась в заведение в полной уверенности, что ее примут.

– Очень похоже на Вашего молодого человека, мисс Траст, он так же вломился в стены моей обители, полагая, что именно его-то я и жду, – усмехнулась доктор Пэрриш, впуская ее в свой кабинет по окончании планового приема. – Как он себя чувствует?

– Гораздо лучше, спасибо, – дежурно сообщила Алекса и тут же перешла к наступлению: – Доктор Фергусон сказал, Вы сможете мне помочь с «красками».

– Доктор Фергусон, вероятно, перепутал меня с какой-то другой знакомой, я не рисую, к сожалению, – серьезно сообщила женщина.

Нервно поелозив на диванчике для умалишенных, посетительница принялась за долгий сюрреалистический рассказ о собственной жизни, в который сама толком не верила. Часто в ее речи возникали фразы с характеристикой «как сообщил доктор Фергусон» или «по словам врачей», что не ускользнуло от внимания специалиста.

– То есть, сама Вы не верите в клинические факты своей болезни, верно? – Поспешила уточнить она.

– Честно говоря, выглядит это полным бредом, – заявила девушка. – Даже в свете всей информации я не вижу в себе того, о чем говорят люди.

– Дениэл отреагировал точно так же, – отозвалась специалист по психическим отклонениям, и обе они усмехнулись.

А дальше доктор Пэрриш вернула своему лицу невозмутимость, а убеждениям – деловой характер, являясь все же в первую очередь врачом, а потом уже всем остальным. Она принялась выпытывать подробности столкновения с женщиной, бравшей у Алексы кровь на анализ, задавала странные вопросы, заставляя вспоминать нюансы, вплоть до входа иглы в вену, и посетительница не понимала, к чему они, пока не провалилась в иную реальность.

Кабинет доктора расслоился контурами и налился «красками», яркими, кислотными, так похожими на ее неоновые рисунки. Не в силах оторваться от этого мира, Алекса плавно водила головой, разглядывая предметы и собственные руки, но больше всего ее поразили комнатные растения, пульсировавшие голубоватым сиянием в тончайших жилках на листочках.

– Что Вы видите? – Раздался за спиной присевшей у подоконника девушки громоподобный бас.

– Красиво… – Проговорила зачарованно Алекса, не особо желая вступать в контакт с носителем этого грубого неприятного голоса.

Ее никто не торопил, позволив полностью раствориться в ощущениях, но, когда визитерша двинулась к двери, плавно, словно преодолевая толщу воды на глубине, сзади все тот же голос окликнул ее:

– Мисс Алекса, а где Дениэл?

– Кто?

Девушка резко обернулась на имя, вспоминая черты лица любимого, и тут же все «краски» померкли. Она все еще находилась в кабинете доктора Пэрриш, невозмутимо сидевшей за столом. В центре обычной комнаты стоял обычный диван, на подоконнике красовались совершенно обычные карликовые пальмы и драцены.

Алекса ошарашено уставилась на женщину.

– Присаживайтесь назад, теперь нам есть, о чем говорить, – кивнула Алисия на диван, и гостья вернулась.

По окончании разговора они пришли к выводу, что девушка теперь может сама вытаскивать себя из провалов тем же простым способом, что использовала специалист. Оставалось только вспомнить в момент «красок», что яркая реальность ненатуральна, а это и оказалось для Алексы самым сложным в итоге.

– Сами по себе Ваши провалы не опасны, если они контролируемы, – давала установки на будущую работу Алисия. – Как осознанное сновидение, понимаете?

Гостья кивнула, хоть и не очень понимала, но она больше не боялась этого мира, напротив, заинтересовалась его изучением, что уже неплохо.

– Исследуйте их, – прочитала ее мысли доктор Пэрриш. – Избегайте проезжих частей и мест, где важно внимание и быстрые реакции. Теперь Вы знаете, как этим управлять.

Дома загоревшаяся энтузиазмом Алекса вытащила все свои рисунки и стала рассматривать их под новым углом. Теперь некоторых людей на картинах художница смогла узнать: они были жутковатыми, но родными, совсем не пугающими ее. Она попыталась вызвать «краски» на особо страшных портретах, и добилась, хоть и неустойчивого, но успеха. Искусственно и осознанно это получалось с трудом и ненадолго, но все равно вызывало бурю эмоций, которыми срочно потребовалось с кем-то поделиться. Впрочем, ей уже давно пора было поехать в клинику, за ночь она ужасно соскучилась по своему мужчине.




20


Глупо было не верить в чудо все эти годы. И пусть у Мелани имелись на то веские причины, она все же считала себя ограбленной, что утонула в логике и материализме. Однако теперь все изменилось: Дениэл научил их верить в чудеса. Да, да, этот гигантский деревенский парень, не понимающий тонкого юмора и намеков, глазеющий из-под тяжелых бровей своим взглядом цвета армейского хаки, гоняющий на мотоцикле и раскачивающий бицепсы в тренажерном зале, именно он. Кто бы мог подумать, что однажды он вызовет в ней тот спектр эмоций, который сейчас затапливал ее любящее материнское сердце: от слез радости до восторга и благоговения. Новость, что неизлечимый больной очнулся и пошел на поправку такими темпами, что вскоре должен был покинуть стены клиники, не укладывалась в голове. Как тут не поверить в чудеса?

После того, как молодой человек ее дочери пришел в себя, жизнь переменилась. Алекса восстанавливалась, и вот уже кошмарные круги под глазами, которые девушка – Мелани могла поспорить! – тщетно пыталась закамуфлировать каким-то средством, сменились легкой бледностью. Кожа лица в свою очередь стала постепенно покрываться загаром, впитывая летний ультрафиолет. Родители вздохнули с облегчением. Казалось, даже близнецы стали спокойнее от мысли, что их защитник выжил. Как же их семья раньше жила без Дениэла? Подумав, Мелани даже не вспомнила, что было до его прихода в поместье, беспокойная беготня какая-то. Она улыбнулась эволюции своего отношения к нему и вернулась мыслями к малышам.

Те ровно сопели на ее груди, проваливаясь в обеденный сон. Новоявленная мама уже приноровилась кормить двоих детей одновременно, хотя поначалу даже мысль об этом вызывала у нее сложности. Но человек в конечном итоге приспосабливается даже к невозможным обстоятельствам, и теперь Мелани безмерно радовалась, что младенцы пришли в их жизнь. Возмутившие своим присутствием по началу, они заставили пересмотреть жизненные приоритеты, перетряхнуть все старые убеждения и раны, смириться с расширением семьи и в итоге полюбить их так, словно они всегда были ее частью. Совсем как Дениэл.

Малыши уснули. Женщина осторожно переложила их по одному в кровать, а сама, запахнув мягкое платье на поясе, отправилась на кухню на поиски обеда. Там она и встретила Алексу к своему удивлению.

– Ждала тебя, – как ни в чем не бывало, сообщила девушка, будто они каждый день обедали вместе, хотя сам факт того, что их дочь теперь ест – уже чудо само по себе.

Мелани пригляделась к ней, ощущая изменения. Алекса шла на поправку, но лицо ее теперь имело совсем другие черты. Пропала детская припухлость, крупные карие глаза, которые и раньше не сильно блистали наивностью, теперь вовсе налились каким-то свинцовым опытом, непосильно тяжелым для восемнадцатилетней девушки, но запустившим в ее душе важные изменения. И все тот же черный наряд из объемных штанов с молниями и тонкой футболки, которые когда-то, когда в их семье не было иных причин к беспокойству, очень напрягали родительницу.

– Мам, я хотела поговорить с тобой, – начала дочь, наблюдая, как хозяйка поместья сервирует стол. – Мне очень сложно, но это необходимо.

Мелани отвлеклась от посуды и повернулась к девушке. Так и есть, что-то в ней безвозвратно изменилось, и пока Алекса сама не знала, как с этим жить. Мать оставила хлопоты и уселась рядом с ней на стул, отдав собеседнице все свое внимание.

– Я всегда думала, что жизнь отравляют сложности и потери, – проговорила Алекса сдавленно, – а теперь, когда я все знаю, вроде бы должно быть легче. Но как раз сам момент восстановления мне дается очень тяжело. Что происходит? Неужели я никогда больше не буду прежней?

– Дорогая моя, так бывает, – постаралась поддержать ее мама, полагая, что речь шла о Дениэле. – Не само событие меняет нас, а наше к нему отношение. И сложнее всего не кризисный момент, а последующая жизнь после этого, потому что она вынуждает учиться жить заново, в свете новой информации.

– А если эта информация больше ни на что не влияет? – Вспыхнула девушка. – Если уже все пройдено и забыто, и приступов с отшибанием памяти не ожидается?

Мелани ахнула и округлила глаза от ужасной догадки.

– Ты все знаешь, – прошептала она. – Но как? Кто тебе рассказал?

– Сама поняла.

И дочь поведала ей о невероятном исцелении и странных картинках, об истории, рассказанной доктором Фергусоном и поездке в «клинику для людей с нервным срывом», как назвала Алекса обитель Алисии Пэрриш.

– Теперь «краски» часть моей жизни, – закончила девушка свой удивительный рассказ. – Правда Дениэлу пришлась не по нраву новость, что я хочу научиться ими управлять, но я обещала быть осторожной.

– Управлять? Чем? Боже… – Выдохнула женщина и, заплакав, обняла дочь. – Это все не важно, милая. Мне так жаль!

Мелани вложила в эту фразу гораздо больше, чем несли в себе несколько букв, и положила начало долгой истории о больной матери бедной девочки. Она извинялась, что не смогла дать Алексе защиты и тепла, спровоцировав ее приступы и провалы, что выстроила стену, сквозь которую не пробралась бы информация о сожалениях Мелани, что не была ей достаточно близка все это время.

Огромное облегчение разлилось по сердцу уставшей скрываться женщины. Какое же счастье, что Алекса теперь все знает. Можно снять многолетнюю броню и не сдерживаться всякий раз, когда ситуация выходит из-под контроля.

Утопая в слезах, они сидели, обнявшись, в кухне довольно долго. Но вдруг Мелани отстранила дочь, вытерла слезы себе и ей, и, поднявшись со стула, потянула Алексу на второй этаж.

– Идем!

Тарелки с обедом остались на столе невостребованными, а воссоединившиеся мать и дочь поднялись в зеленый кабинет родительницы. Там женщина забралась на высокий стул и сняла с верхней полки шкафа огромную коробку. В ней, рассортированные по бумажным пакетам, лежали фотографии. Очень много фотографий. Безумное их количество! Под изумленным взглядом гостьи комнаты мать доставала их пачками, раскладывала и говорила, говорила, говорила.

Оказывается, Алекса объехала полмира за свое детство. От калейдоскопа мест кружилась голова, фотографиям не было конца!

– Откуда их столько? – Вопросила девушка.

– Раньше я очень любила фотографировать, – бросила мать быстрый взгляд на камеру, стоявшую на треноге в углу кабинета. – А потом нечего стало снимать…

– Мы осели дома, – догадалась Алекса, и рассказчица кивнула.

Самым последним клочком воспоминаний, добивших двух затворниц, ставших вдруг близкими и влюбленными друг в друга, стало письмо Алексы. Крошечный клочок бумаги с ровным детским почерком стал мостиком, соединившим их разрозненные миры воедино.

«Мне очень жаль, что все так получилось. Я надеюсь, однажды, ты позволишь мне стать частью твоей жизни, и тогда мы познакомимся вновь. Люблю тебя», – гласила она.

Мелани протянула записку девушке и та, перечитав, снова прильнула к родному боку, задыхаясь от момента нежности.

– Я готова познакомиться, – обняла она дочь. – Я так рада, что ты обо всем знаешь!

– Я тоже рада знать теперь себя такой, – проговорила Алекса, глядя на развал фотографий вокруг двух обнимающихся фигур.




21


Ночи в больничной палате были тихими и длинными. Начинались они точно в тот момент, когда Дениэл выгонял домой до захода солнца свою любимую, чтобы девушка не рисковала поездками по темноте на резвом спортбайке, и заканчивались утренним обходом. Одиннадцать часов мужчина принадлежал сам себе. За это время любую мысль можно было обдумать, проанатомировать, препарировать и собрать назад, либо выкинуть из головы как непродуктивную. Чем он и занимался вечерами вот уже целую неделю.

Первой обработку прошли думы об Алексе. Дениэл ощутил себя ужасным трусом, что не сделал до сих пор предложение той, которая была его единственно возможной любовью. Непозволительно долго он ждал подходящего момента, но теперь придется подождать еще немного, потому что то, чем он являлся сейчас, мало было похоже на принца. Да и коня у него больше не было, увы.

Однако это не давало ему повода расслабиться. Наоборот, был повод собраться с силами и начать конструировать себя по частям, чтобы соответствовать своей уникальной повзрослевшей возлюбленной. Поэтому Дениэл, пока прозябал на больничной койке без возможности подняться, пытался восстановить мышцы тела, попеременно напрягая их. Теперь его локти выделялись на фоне сдувшихся рук массивным узлом, а некогда объемная грудная клетка немного вгибалась внутрь, словно скальпель хирурга вычленил что-то лишнее из нее. Возможно, так оно и было, если верить туманным воспоминаниям огромной ракушки из комы.

Его старания не проходили даром, он мог уже двигаться довольно свободно в пределах койки к всеобщему удивлению и возмущению врачей.

– Дениэл, Вы не выглядите как человек, которому едва спасли жизнь неделю назад! – Возмущался доктор Фергусон.

Но он ничего не знал о стимулах мужчины, ему просительны заблуждения. Главным его стимулом была Она. Изменившаяся, неизведанная и загадочная, но такая близкая, словно связанная незримой нитью накрепко. Дениэл восхищался стойкостью и выдержкой этой хрупкой девушки, непонятно как совмещающей в своем характере несокрушимое мужество и воздушную нежность.

Конечно, последние новости о поисках «красок» ему не очень понравились, но мужчина займется этим вопросом, когда выберется из больничных стен, а пока…

Предприняв отчаянную попытку, Дениэл протянул руки к металлическим ручкам кушетки, обнимающим его лежбище с двух сторон. Подтянувшись за них, он восстал над подушками и, сжав в кулаках дуги, попробовал приподнять сидящее тело на атрофированных от бездействия мышцах. С трудом, но его зад оторвался на дюйм от надоевшего жесткого ложа.

– Вы в своем уме, Дениэл! – Возмутился влетевший в палату Бенедикт Фергусон. – Ваши швы еще не настолько крепки, как Ваши намерения!

– У вас тут камеры что-ли?.. – Пробубнил мужчина и оставил попытки двигаться до ночи, когда он точно будет наедине с собой.

– Упаси бог, я принес результаты анализов Алексы, а тут Вы творите такое! – Возмутился кудрявый визитер, всплеснув руками.

Спорить пациент не стал, а лишь примирительно улыбнулся тому, кому был обязан жизнью. Прекрасный все же человек этот доктор Фергусон! Медсестры поговаривали, что он снова сошелся со своей бывшей женой, похорошел и обрел былой лоск, и пусть Дениэла не касалась личная жизнь столь уважаемого человека, он искренне желал лекарю счастья и благополучия во всех сферах.

Анализы Алексы оказались хорошими. Впрочем, только если считать отсутствие беременности добрым знаком на фоне страшного истощения девушки. Некоторые показатели были занижены, но Фергусон списал это на стресс и резкое похудение, предположив, что все восстановится, когда Дениэл снова будет дома.

Дома. Это странное слово, которое теперь значило для него совсем иное. Дом – это не здание и не место, но люди. Семья, любовь и привязанность, ответственность и сила – это и есть дом. И ты сам решаешь, где будет твой дом, в четырех стенах или в сердце.

Высказавшись о здоровье девушки, доктор Фергусон покинул палату, оставив его одного, и напоследок пригрозил пальцем на всякий случай. Вскоре вечерняя темнота залила палату, лишь тусклый свет исходил из окна от уличных фонарей. Дениэл отчетливо помнил эту комнату совсем под другим ракурсом, откуда-то сверху, освещенную голубоватым сиянием так, что лиловые стены не казались такими уж мрачными. Откуда это видение пришло к нему, мужчина не помнил. Он приподнял простынь и ощупал повязку на груди, заклеивавшую путь вторжения хирургов в его чрево. Шов болел, но дышалось на удивление легко, словно врачи избавили его от бетона, сдерживающего Дениэла всю жизнь, и освободили душу.

А еще он думал о маме. Мужчина вспоминал ее теперь доброй и заботливой, страдающей и нуждающейся в защите и покровительстве. И как его бестолковая голова не догадалась помочь любимой женщине вместо того, чтобы всякий раз приезжать к ее порогу с пачкой требований, с процентами по неоплаченным счетам, с желанием вытрясти из этой страдалицы, которой и так досталось от жизни, последние силы в счет уплаты долга? Чужого долга.

Дениэл глубоко вздохнул. Никакого треска в груди, никакой тяжести. Лишь незначительная боль от некогда раскрытой грудины.

Он бы очень хотел сделать для матери что-то значимое, чтобы хоть как-то облегчить ее страдания, загладить вину от его непомерных требований сына-переростка. Однако, поразмыслив, он понял, что лучшим даром будет – оставить ее в покое. Навсегда. После всего того, что он сделал, это самый верный и безболезненный шаг.

Скольких же людей он измучил своей раненной детской душонкой? Бесконечный гнев и неудержимая ярость ломали близких, убивали их, пугали ни в чем не повинных бедняг. А Дениэл все это время считал себя самым несчастным, обделенным, слабым и недостойным, с его-то внешними данными! Как же глупо.

Интересно, сможет ли он когда-нибудь искупить свою вину перед миром? Внезапно захотелось объехать все свои прежние места обитания, переоценить то, что было в его жизни, увидеть все новым взглядом, понять и принять. Захотелось двигаться в сторону мечты, творить добро и помогать людям, созидать, а не рушить. От этого праведного трепета его ладони налились силой и запульсировали в такт сердечному ритму. Мужчина прислушался к звенящей тишине и, протянув руки к кроватным дугам, предпринял еще одну попытку отжаться от кушетки.

Получилось. Пульсация из ладоней пошла дальше, по всему телу, растеклась мощью и решимостью по открытому теперь сердцу, брызнула на лицо здоровым румянца и участила дыхание. Дениэл удовлетворенно улыбнулся в темноту ночи.

Возродившись, он не хотел больше быть нахлебником и пользователем, довольно этого. Готовый к кардинальным переменам, он понял, что пришло время наведаться к Санджиту Хукри с конкретным предложением к действиям, а не ради пустой болтовни.

Интересно, как на это отреагирует мистер Траст? Этот мужчина столько всего сделал для него в жизни, что будет несправедливым оставить корпорацию, не успев выйти на службу после продолжительного отпуска по состоянию здоровья.

Впрочем, это все подождет. Пока ему нужно научиться жить с новой головой, проснувшейся от многолетнего мучительного кислотного сна. А заодно и познакомиться с новой Алексой.




22


– Вы что с ума все посходили! – Бушевал Оливер в кабинете жены, увидев развал фотографий на полу.

– Нет, мы просто спешим жить, – мягко отозвалась она, – ведь все так зыбко.

О зыбкости ему можно было не рассказывать, сам только что понял очень многое. Но то, что творили вокруг него девушки, походило на всеобщее помешательство, безумный вальс, не иначе!

Началось все с Лиз, затребовавшей Райана Пристли себе в напарники. Оказывается, пока Дениэл лежал в коме, а сам Оливер всеми силами пытался поддержать семью, плутовка уже списала парня со счетов и нашла ему замену! Нет, конечно, очень похвально, что Лиз не опустилась до крайностей и нашла выход из сложившейся чудовищной ситуации, но Дениэл выжил, и как теперь будут обстоять дела на фирме с его возвращением, никто не знал. Когда-то казалось, что без воина весь офис затрещит по швам, но теперь, напитавшись за столько лет его силами, общество, похоже, неплохо справлялось и без него.

Сгорая от разрозненных чувств, Оливер взял тайм-аут в решении этого вопроса, искренне желая обсудить его с шедшим на поправку работником. Лиз лишь пожала плечами и сгребла в охапку Пристли, готовясь к очередной встрече с потенциальным клиентом.

Не успел мужчина прийти в себя от возмутительного сообщения личного помощника, как попал в галерею по прошлому в зеленом кабинете Мелани. Женщина под улюлюканье бодрствующих малышей перебирала карточки вековой давности, которые много лет надежно прятала от дочери, боясь проколоться.

– А как же Алекса? – Удивился глава семьи. – Ты ведь не хочешь, чтобы она узнала все раньше времени?

– Она уже все знает, – доложила женщина все тем же тоном.

Оливер осел на пол рядом с супругой и уставился на нее круглыми глазами.

– Посмотри, какая она милая в Праге! – Протянула ему Мелани очередную картинку. – Ей так идет голубой цвет. Ох, как же я устала от ее черных нарядов, поскорее бы Дениэл вернулся, может, и Алекса стала бы тщательнее выбирать свою одежду?

Изумленный взгляд был ей ответом, и женщина рассмеялась. Похоже, в их доме самыми вменяемыми персонажами были пара младенцев, лежащих на небольших детских шезлонгах.

История о пробуждении девушки вынудила Оливера отправился к ней в спальню, чтобы получить информацию из первых рук. Но после стука в дверь ему не открыли, как обычно. Лишь с третьего подхода створка тихонько отворилась, и за ней оказалась Алекса, которая напугала впечатлительного родителя своим видом до полусмерти. Взгляд ее горел фанатичным огнем, а лицо сияло от восторга, но выглядело болезненным и неадекватным.

– Папа, ты такой красивый… – Проговорила она.

Пусть это будут не наркотики!

Оливер настороженно окинул ее взглядом, шагнул в комнату и обомлел. Все стены, кровать и остальная мебель, подоконник и пол – абсолютно все было заставлено картинами с кошмарными оскалами. Они были повсюду, даже свисали с ниток мерцающих бусин на окне, прикрепленные к ним зажимами. Оливер будто попал в галерею уродов. Они глазели на него со всех сторон, пугали, следили за каждым шагом, высверливали дыры во лбу своими кошмарными текущими глазищами, и светились жуткими разноцветными улыбками.

– Что здесь происходит? – Молвил ошалело родитель.

Но девушка лишь благоговейно оценивала его этим безумным взглядом. Оливер взял дочь за плечи и попытался увидеть хотя бы отголосок здравого смысла в ее очумелых глазах, но тщетно.

– А Дениэл в курсе? – Спросил отец строго.

– Кто? – Резко включилась девушка, и ее взгляд очистился от фанатичного блеска и наполнился осознанностью.

Алекса огляделась по сторонам и поняла, что перестаралась.

– Я пытаюсь научиться управлять этим, пап, – попыталась оправдаться она, – мне важно понять, как работают «краски».

Тряхнув головой, он едва сконцентрировался на единственном нормальном лице в этой комнате – на ее – и проговорил:

– Алекса, это никуда не годится. Ты устроила здесь музей ужаса, как ты тут планируешь спать? И что вообще все это значит?

Слушая историю дочери, Оливер помогал ей убирать картины в кладовку, морщась. Даже прикасаться к ним было жутко, не говоря о том, чтобы любоваться. По окончании рассказа, он нахмурился и принял решение.

– Я не разрешаю тебе заниматься этим в одиночестве.

– Но Дениэл все портит! – Воскликнула Алекса. – Я не могу при нем отключиться и в полной мере ощутить свой мир, он тут же включает меня назад!

– Работай с доктором Пэрриш, – подсказал отец.

– Ты не понимаешь! Я устала от стен, запретов и костылей, я хочу сама в себе разобраться, – заявила девушка. – Я ценю твою заботу, но сейчас мне необходимо уединение. Прости, папа.

И это стало последней каплей его терпения. Горячо и эмоционально он высказал все, что думает по поводу этой затеи, а заодно запретил опасные махинации с психикой, аргументируя это безотчетным состоянием девушки, лишенной разума.

– Это ужасно опасно, Алекса! – Закончил он свою тираду. – Я запрещаю тебе заниматься подобными экспериментами без Дениэла! Ну, или хотя бы без специалистов.

Глаза девушки мелькнули гневом, но тут же лицо ее стало непроницаемо пустым.

– Хорошо папа, – согласилась она без лишних слов. – Спасибо за помощь, я буду готовиться ко сну.

Растерявшийся родитель покинул комнату дочери и расстроился. Испугавшись за ее здоровье, он опять оттолкнул девушку от себя, как же прискорбно. А ведь когда-то Алекса была одним из немногих его друзей, с которым можно было если не поделиться сокровенным, то хотя бы просто поболтать о насущном, или, на крайний случай, обоюдно приуныть, уткнувшись друг другу в жилетку.

Похоже, Оливер совсем разучился общаться с женщинами, раз ни одну из них он больше не понимает. Мужчина вернулся в гостиную западного крыла и уселся за стол со стаканом воды. Мысли разбегались, словно тараканы, не желая укладываться в голове по полочкам, и сон не шел, несмотря на довольно позднее время. Он уставился в прозрачную жидкость перед носом, пить которую не планировал, и попробовал взглянуть на ситуацию с иной стороны. Может быть, не в женщинах дело? В конце концов, ни одна из них не занималась ничем криминальным. Разве что, Алекса.

«Позволь ей рефлектировать, Мелани, – поучал он когда-то супругу. – Она имеет право реагировать по-разному на разные вещи, это неплохо».

А сегодня сам не пожелал оставить ситуацию, как есть. Особенно это было странно на фоне того, что Алекса им больше не принадлежала. Совершеннолетняя девушка жила в отдельной части дома со своим кавалером, вела дела самостоятельно, без необходимости корректировать ее, более того, справлялась с такими вопросами, которые оказались не под силу самому Оливеру! Так почему бы ей не доверить ее же здоровье? В конце концов, желание разобраться в себе – далеко не самое плохое и порицательное, особенно в ситуации, когда начисто забыл собственное детство.

Оливер глубоко вздохнул и потер колючий подбородок. Вероятно, пережив душераздирающие события последнего месяца, он на нервной почве снова пытался панически контролировать неподвластные ему вещи.

Входная дверь тихонько зажужжала электричеством, и щелкнул замок. Полночь.

Видимо, пришло время отпустить вожжи. Алекса вправе заниматься своим здоровьем в том виде, который ей подходит. Мелани может снова заболеть фотографией, если ей так это интересно. А Лиз вполне достойна напарника, потому что тащить все на себе одной очень тяжело. Глубоко вздохнув, мужчина, обремененный ответственностью за людей, не желавших поддаваться контролю, поднялся из-за стола и поплелся в спальню, не изыскав для себя иного выхода из положения, кроме как уснуть.




23


Дениэл расплатился с таксистом и выбрался из автомобиля у привычных кованых ворот. Залитый солнцем газон слепил ядовитой зеленью, создавая нереальную картинку, словно из сна. И сам мужчина ощущал себя сном, пришельцем в ином мире, где не был ужасно давно. Он нажал на кнопку звонка и пока ожидал ответа, заметил Алексу, ждавшую его у зеркального входа. Стройная фигурка в черном выглядела издалека миражом, недоступным, но вожделенным.

– Добро пожаловать домой, парень! – Рявкнул домофон знакомым голосом усатого охранника.

– Спасибо! – Отозвался Дениэл, будто впервые ступая на территорию поместья. – Я рад вернуться, мистер Кроненберг.

– Луи, – бросил в ответ тот, закрывая ворота за его спиной.

Дениэл кивнул и побрел навстречу своей девушке, смущенно улыбающейся той самой застенчивой улыбкой, которая очаровала его в гараже однажды. Словно начинали все с начала. Даже Алекса выглядела совсем как пару лет назад – худая, осунувшаяся и загадочная, но теперь ее взгляд блестел сталью и вспыхнувшим порохом вместо нежных зайцев от граненых бусин. Два воина, прошедших через адово пекло, сплелись в объятиях воедино и замерли, радуясь долгожданному моменту.

– Люблю тебя, – проговорил Дениэл, утопая отросшей бородой в волосах девушки, и та крепче сжала его торс, который еще отдавал легкой болью в грудине.

– Идем? – Позвала его к двери возлюбленная.

– Идем, – согласился он. – Только через другой вход, я хотел заглянуть в гараж.

– Потом. Сейчас нужно зайти сюда.

Мужчина чуть отстранился от нее и все понял.

– Там – целая куча народа, и они ждут нас, да?

– Они очень старались, – смущенно скривила она лицо.

Дениэл нервно усмехнулся и оценил свой вид в зеркальной поверхности стены. Заросший косматый тип с густой темной бородой, опускавшейся на целый дюйм к вырезу больничной футболки лиловых тонов. Из широких рукавов выглядывали тощие руки, обнимавшие не менее тощую собеседницу, а трубы светло-сиреневых штанов на резинке заканчивались нелепыми больничными тапками. Сбежавший из психиатрической клиники, не иначе. Где-то он уже видел себя в похожем наряде.

Больше всего сейчас ему хотелось бы скрыться в спальне и привести в порядок внешность и нервы, но близкие люди не ведали, что такое реабилитация. Дениэл растерянно запустил пятерню в неприлично отросшие волосы и отвел взгляд на далекие кусты сирени и гортензии, скрывавшие забор. После чего глубоко вздохнул и, смирившись с неизбежным, двинулся к дверям с его личным праздником, которого он не заказывал.

– Сюрприз! – Прокричали нарядные ухоженные люди с радостными улыбками и счастливым блеском в глазах.

Ладно, все не так уж и плохо. Никто даже не прикрыл рукой раскрытый от изумления рот и не выдал, что Дениэл паршиво выглядит. Они просто рады.

– То же самое было в мой день рождения, – буркнула Алекса, шедшая сзади него.

К Дениэлу потянулись пары рук, сжимающих его в объятиях, а он лишь растерянно улыбался, не в силах поверить, что этой толпе нечем больше заняться в погожий выходной день. Родители Алексы обхватили его с обеих сторон, а миссис Траст даже поцеловала в заросшую щеку, чем безмерно удивила потерпевшего.

– С возвращением! – Прорычал мистер Траст, лучисто улыбаясь.

Далее к ним присоединилось старшее поколение, за которыми стояли Дороти с Джозефом. Сбоку скромно толпились Ким и Лиз с Грегори Томпсоном, а из прохода между крыльями особняка показалось улыбчивое усатое лицо Луи. И никого из Миррормонта, что казалось очень странным на фоне его клинического сна.

После того, как каждый встречавший потрогал его и удостоверился в реальности болезненной голограммы под именем Дениэл Кентмор, выздоравливающего усадили на диван и принялись усердно откармливать, словно можно было набрать вес разом за один обед. Первый шок улегся, и Дениэл теперь был безмерно благодарен всем этим людям за душевный прием. Он наблюдал за снующими гостями, вдруг почувствовав, что это и есть теперь его семья. Стало тепло.

– Вы не улетели домой! – Удивилась Алекса, глядя на бабушку Джулианну и дедушку Кристофера.

– Сан-Франциско теперь снова наш дом, – заявил старший представитель рода Траст, – мы вернулись. Переезд случился по возвращении из Ниццы, Оливер настоял.

– За своими переживаниями я даже не заметила такого большого события, – смутилась внучка.

После вопросов о случившемся, на которые Дениэл отвечал весьма сдержанно, праздник рассыпался на группы по интересам. Совершенно непонятным образом рядом с молодым человеком оказался шеф, оставшийся не у дел. И работник не стал терять времени даром.

– Я хотел поговорить с Вами о работе, мистер Траст.

– Поговори, – кивнул тот в ответ. – Мне тоже есть, что сказать, но лучше начать тебе.

– Пока я был там… – Начал Дениэл, но тут понял абсурдность определения для тех, кто «там» ни разу не был, и поспешил исправиться: – … в коме, я много думал о том, что собой представляю. Чем занимаюсь, за кого несу ответственность. Как вижу себя десяток лет спустя. И понял, что не чувствую себя партнером корпорации.

Притихнув, он взглянул на собеседника. Тот глубоко задумался, но молчал, ожидая дальнейших слов, однако тактичные и разумные, они шли в голову очень туго.

– Продолжай, – подбодрил его шеф, когда пауза затянулась.

– Я бы хотел расширить границы своих возможностей, потому что могу гораздо больше, чем просто заключать договора и охранять Лиз на встречах.

Дениэл снова замолчал. Разговор клеился крайне сложно, ведь работник не подготовился к нему, решив, что нужно просто использовать подходящий момент. Начальник покачал головой, потер гладко выбритый подбородок и обернулся на упомянутого исполнительного директора, но та беспечно болтала с подругами, радостная событию.

– У тебя есть идеи, чем будешь заниматься дальше? – Поинтересовался мистер Траст.

– Только в общих чертах. Хочу открыть транспортную компанию с ремонтным цехом для габаритных автомобилей, – выдохнул мечтатель. – Однажды мы обсуждали подобный проект с одним человеком, Алекса его знает, и нашли его очень соблазнительным. Пришла пора серьезно задуматься над ним, я готов.

– Чай на столе! – Прокричала Алекса, призывая всех. – Пап, приходите!

Кучки стали потихоньку стекаться назад в шумную компанию, и разговор пришлось прервать. Отпивая ароматный травяной напиток, Дениэл не раз ловил на себе внимательный сканирующий взгляд шефа, сидящего от него на другом конце стола, и всякий раз выдерживал его, готовый к дискуссии в любой момент. По всей видимости, начальнику тоже не терпелось продолжить беседу, потому что интерес на его лице разгорался с каждой минутой все больше.

Мужчины еле дождались, пока застолье завершится, и они снова смогут сойтись в обсуждении важного момента. И вот, наконец, гости попрощались с хозяевами дома, миссис Траст отправилась в спальню укладывать малышей, прихватив с собой отца, а персонал вернулся в свою часть поместья. И лишь Алекса сновала мимо пустых стульев, убирая посуду, пока не заметила яркие взгляды двоих самых дорогих ее сердцу мужчин, так и сидевших по разным концам стола.

– Что случилось? – Настороженно поинтересовалась она, остро ощутив напряжение между ними.

– Присаживайся, тебя это тоже касается, – заявил мистер Траст. – Дениэл хочет уйти из корпорации.

– Как? – Выдохнула изумленная девушка и уронила тело на ближайший стул.

Она уставилась на возлюбленного непонимающим взглядом, и молодой человек примирительно улыбнулся, уверенный в счастливом исходе.

– Но у меня есть идея получше, – продолжил глава семьи. – Предлагаю тебе, Дениэл, открыть дочернюю фирму «Траст Инкорпорейтед», владельцем которой будешь ты. Это позволит тебе начать бизнес не с нуля, а с некоторой, гм… поддержкой, в том числе, финансовой. В твоем распоряжении будет штат юристов и бухгалтеров и беспроцентные займы от главенствующей конторы, а в моем – еще одно сильное крыло нашего общего самолета, летящего в светлое будущее. Что скажешь?

Счастливчик усмехнулся, соображая. Было интересно поговорить об этом для начала с мистером Хукри, ведь это их совместный проект. Но тут Дениэл сообразил, что с таким мощным тылом, как «Траст Инкорпорейтед», транспортному цеху быть, даже если Санджит откажется от затеи.

На глазах ошеломленной Алексы он поднялся со своего стула, хоть это и оказалось не так просто в конце непривычного на нагрузки дня, и подошел к начальнику с протянутой на пожатие рукой.

– Я согласен, – улыбнулся Дениэл, предвкушая воплощение в жизнь общей идеи, и его узловатую кисть обхватили с двух сторон сильные ладони.




24


Постепенно семья оправлялась от пережитого. Вместе с солнечными днями и летней жарой в их дом пришло спокойствие и тепло. Алекса восстанавливалась и поправлялась в унисон с Дениэлом, будто они были единым организмом. Ее цикл волшебным образом восстановился через несколько дней после его выписки.

Часто влюбленные занимали пару шезлонгов на заднем дворе, расположив на пластиковом столике два лэптопа с рабочими бумагами. Мужчина всерьез взялся за составление бизнес-плана к своему детищу. Поиск помещения, техники и водителей, обсуждение ставок лизинга и сумм арендной платы забирали теперь львиную долю его времени, пока тело безвольно валялось на лежаке, заращивая дыру в груди.

Алекса же с энтузиазмом взялась за дела «Фонда»: детские дома ждали в гости обещанных волонтеров, внимания требовали сметы и таблицы, а распределение целевых средств по пунктам финансирования нуждалось в заверении. Забрав дело матери, девушка принялась за работу в команде с Молли и Джулией. На безымянном пальце последней Алекса при посещении «Фонда» заметила кольцо и поспешила поздравить брюнетку со столь знаменательным событием. Дружба с девушками очень заряжала ее и способствовала продуктивным результатам от совместной деятельности: напарницы словно являлись продолжением друг друга, они ловко справлялись с поставленными задачами раньше, чем Алекса требовала от них итогов, что не могло не радовать новоявленную начальницу.

Кого-то ей эта парочка напоминала, не иначе, как Ким с Лиз. Две офисные приятельницы уже крепко обосновались в жизни Алексы и составляли теперь ее неотъемлемую часть. Время от времени Дениэл отправлял с ними засидевшуюся дома возлюбленную прогуляться или побродить по магазинам, и девушка с легким чувством вины, что не может взять с собой своего мужчину, покидала особняк. Посиделки с подружками были так же необходимы Алексе, как личная жизнь и достойное занятие.

Кроме того, началась активная переписка с Университетом. Учебный год предполагал экспериментальное внедрение ее лекций в процесс подготовки специалистов, и Алекса, ощущая волнительное предвкушение где-то в районе желудка, готовилась к выступлению перед аудиторией, полной студентов. Согласование графика и тем лекций, обсуждение гонорара и оформление гениальной девушки в штат – все это тоже требовало внимания со стороны реорганизатора. Порой их с Дениэлом телефоны не отрывались от ушей в течение дня, но молодые люди лишь переглядывались теплыми взорами, радостные действовать после слишком долгого затишья.

В перерывах от фондовых и университетских вопросов многофункциональная красавица занималась продвижением зимней коллекции, обещанным Индире до выбивших из колеи событий. Первые два набора из сорока двух нарядов устроили фурор у покупателей новизной идеи и оригинальностью сочетания тканей и стилей, поэтому на очередную партию продажная ставка повысилась в несколько раз, конечно же, с легкой руки самой Алексы. На правах промоутера коллекции девушка дерзко рискнула на выставление требований и не прогадала, потому что желанные труды стоили гораздо бо?льших средств, чем за них просил скромный дизайнер.

– Боже, ну, куда мне столько денег, Алекса?! – Смущенно вопрошала девушка. – Мы прогневим предков такой алчностью!

– Отдашь все ненужное на благотворительность, – отмахнулась подруга. – Или вложишь в любой из бизнесов вашей семьи, неужели маме с «Синим Слоном» не нужна помощь?

Индианка благоговейно вздыхала, еще не веря до конца в свою успешность, а коллекция тем временем обретала стилистические очертания. Алекса так сильно восхищалась полетом фантазии швеи, что пообещала себе приобрести некоторые самые потрясающие экземпляры. Разглядывая продукты творчества, она поняла, что все равно продешевила: можно было запрашивать сумму втрое бо?льшую, чем они имели в заключенном на днях договоре.

В знак благодарности, помимо обусловленных сумм за работу Алексы, Индира вызвалась укоротить все ее платья и юбки до желанной длинны. Наконец-то гардероб будет отвечать ее личным предпочтениям и потребностям.

По всем вопросам, как своим, так и своего мужчины, пока тот соблюдал полупостельный режим, Алекса передвигалась по городу на двух колесах. Она так прекрасно управлялась с резвой «Ямахой», что считала ее уже неотъемлемой частью своего тела. С трудом верилось, что было время, когда она считала ее неудобной. Конь стал для нее лучшим другом, молчаливым и верным, единственным, кто не говорил ни слова на ее капризы и даже самые странные действия. Идеальный собеседник!

– Я тоже скучаю по своему приятелю, – посетовал как-то Дениэл, глядя, как любовно девушка ухаживает за техникой.

– Всему свое время, – улыбнулась Алекса, терпеливо ожидавшая, когда он снова сможет сесть за руль.

После рождения близнецов отец полностью пересел на «Ленд Крузер», поэтому папина «БМВ» теперь мирно пылилась в гараже, накрытая брезентом, рядом с маленьким бойким «Купером». Их темные тени привлекли внимание девушки, и Алекса, приблизившись к краснобокому напарнику, сдернула с него защитный чехол.

– Пора его привести в порядок, а то за полгода простоя он мог на нас и обидеться! – Заявила она.

Дениэл лишь усмехнулся ее рвению жить.

Путь на «Купере» в город был теперь для них открыт. Отец рассказал, что в новостях говорили о суде Гордона. После обращения Алексы к репортерам, в полицию на него поступило свыше двух десятков заявлений о нарушении закона. Напуганные люди массово свидетельствовали против него, почувствовав за спиной защиту правосудия. Итогом для мэра стало пожизненное тюремное заключение. А для них всех – уверенность, что день, когда Гордон выйдет из тюрьмы, преисполненный мести, не наступит никогда.

Но больше всего Алексу волновали «краски». Втайне от всех, она пыталась их изучать, вызывая в городе в любой подходящий момент, но те были недолговечны. Однако за сотни попыток девушка уже поняла, что в дневном свете и в вечернем ее особенность меняется. Если днем мир становился кислотным и многоконтурным, то вечером реальность покрывалась восхитительной светящейся пыльцой, словно тысячи звезд упали с небес на землю. Мерцающий шиммер покрывал фонари и фары автомобилей, светофоры взрывались в темноте сотней сверкающих искр то красных, то желтых, то зеленых, то снова красных.

Всадница, оставив коня недалеко от выбранного места наблюдения, уселась на скамью под навесом автобусной остановки в самом сердце города, и зачарованно разглядывала светящийся мир. Давалось это туго, потому что беспокойство, что Дениэл может позвонить в любую минуту, не позволяло сосредоточиться на «красках» всецело. То и дело вылетая в нормальную реальность, Алекса сожалела, что нельзя сфотографировать ее мировоззрение, чтобы позже рассмотреть в деталях.

Подобные посиделки обычно заканчивались одним и тем же: телефонной трелью.

– Ты где? – Вопрошал ее мужчина. – Уже совсем стемнело, за рулем на мотоцикле опасно в такое время.

Алекса лишь улыбалась нежной опеке и предпочитала не рассказывать Дениэлу, что во времена его комы она провела в седле полночи, не успев домой до закрытия дверей.

– Засиделась с Молли за сметой, – отозвалась девушка, поднимаясь со скамьи, – уже еду домой.

– Ты снова ищешь «краски»? – Поинтересовался Дениэл тоном, на который особо не требовался ответ; от него ничего не скроешь, мужчина ощущал ее слишком тонко, чтобы начинать оправдываться или врать. – Послушай, это опасно делать в одиночестве. Потерпи немного, я восстановлюсь, и мы вместе их поищем.

– И тебя не смущает, что отец запретил мне это? – Удивилась Алекса.

– Он запретил тебе это делать без должной защиты, и он прав, – вздохнула трубка. – Мы много раз видели твои провалы, поэтому просто переживаем. Имеем ведь на это право, верно? Я просто хочу, чтобы все было хорошо.

Алекса слегка поморщилась на это «мы», будто теперь Дениэл был не на ее стороне, но тут же поняла, что, несмотря на все задержки по возвращении домой, он все еще не сдал ее отцу. Да и не отчитывал особо, раз уж на то пошло. Любимый просто звонил ей в самый неподходящий момент, когда она была готова погрузиться в картинку полностью, но, видимо, на это и был его расчет.

– Все хорошо, не волнуйся за меня, – заверила она собеседника. – Скоро буду.

Ох уж эта гиперопека. Алекса убрала мобильный в карман и, оседлав белую «Ямаху», направила мотоцикл к поместью, умоляя мозг не включить «краски» неожиданно на пути к дому. Все же, мужчины были правы: недостаточно изученное состояние могло быть опасным для управления техникой. Однако природное упрямство мотоциклистки не даст ей признать это. Иначе эти беспокоящиеся люди закроют ей доступ в мир, который она и так совершенно напрасно избегала много лет.




25


– Что происходит? – Пришпилил ее к месту строгий голос мужчины.

Лиз замерла возле чайника, лишь бы не смотреть в эти глаза, видящие ее насквозь. Всю неделю Ким донимала ее тем же вопросом, но девушка открещивалась от напарницы какими-то несуразными отговорками, однако с Грегом это не сработает.

– О чем ты? – Поинтересовалась она, стараясь придерживаться ровного тона.

Она обернулась на сидящего за столом любимого мужчину, ожидающего завтрак, и улыбнулась для весомости, но Грегори лишь приподнял одну тяжелую бровь в ожидании рассказа. Девушка пожала плечами, усердно делая вид, что ничего не понимает.

– Лиз, не нужно прощупывать, что я имею в виду, чтобы придумать достоверное объяснение, – отчитал собеседник юркую малышку. – Ты всю неделю сама не своя, просто скажи то, о чем не хочешь говорить, и закроем тему.

– Ненавижу, когда ты так делаешь, – вспыхнула Лиз, припертая к стенке.

Она заметалась по кухне, страстно желая провалиться сквозь землю, но пол оказался крайне надежной субстанцией, поэтому фокус не удался. Учуяв неладное, на кухню пришел из коридора Барон, огромный сенбернар Грега, который жутко не любил ссоры. Лиз смерила отчаянным взглядом грустного пса и, рассердившись на собственную слабость, захотела расплакаться, но тут мужчина примирительно протянул к ней руки.

– Иди сюда. Рассказывай.

Лиз забралась к нему на колени и, прильнув к родному торсу, обнимаемому черной рогатой татуировкой со всех сторон, всхлипнула. Некуда бежать. Да и смысла нет.

– Пару дней назад, когда мы встречали Дениэла дома, произошло кое-что, – начала она, и тут же пожалела, что вообще предала этому значение тогда. – Я не знаю, как это объяснить, ведь никто не мог знать того, что было, потому что это слишком лично. Я бы никогда никому…

Она задохнулась в эмоциях и заткнулась. Никто ее не торопил больше. Грегори терпеливо ждал, когда она наберется храбрости, лишь поглаживал ее плечи мягкими прикосновениями.

Субботнее утро началось явно не так, как хотелось бы. Теперь уже не радовали ни вид за окном, пронизанный тонкими золотистыми иглами солнечных лучей, ни разрешение мистера Траста забрать себе в напарники Райана Пристли, ни решение Грегори провести выходные за городом в каком-то приземистом деревянном отеле, расположившемся в заповедных зарослях на краю мира.

– Лиз, отдышись, ладно? И попробуй снова, – посоветовал он.

Строгий вид мужчины, ровно как в самом начале их отношений, когда он совсем не умел улыбаться, вдруг стал заинтересованным и заботливым. Вторя ему, с таким же интересом взирал на Лиз и Барон, дополняя хозяина.

– Грег, мне тошно об этом говорить, – поникла Лиз.

– Значит точно нужно. Начинай.

Она посмотрела со всей вселенской болью на него, неумолимого, и, вздохнув, начала:

– Когда Дениэл вернулся, мы все так радовались, помнишь? Такая команда дружная, мы общались и обнимали его. И вот, когда я совсем не ожидала, он подошел и спросил одну вещь. И я до сих пор… Я не могу… Я…

Слезы навернулись на ее глазах и побежали блестящими дорожками по щекам. Она не сможет. Ни за что не сможет. Ей не хватит мужества открыть теперь то, что было опечатано много лет назад.

– Что он спросил? – Настаивал Грегори.

Он весь напрягся, готовый убить за любимую девушку, но убивать было некого. Дениэл ничего плохого не сделал, он лишь спросил. О самом сокровенном, закрытом от мира, самом постыдном и убийственном. О том, что Лиз надеялась похоронить.

– Пытались ли меня изнасиловать в детстве, – шепотом выдохнула она, глядя на свои дрожащие от нервного напряжения руки.

– Пытались?

Лиз кивнула.

– Что ты ему ответила? – Продолжал допрос возлюбленный с пытливостью следователя прокуратуры.

– Что это не его дело, и вообще ничего не было, и это все неправда. И ему показалось, – пролепетала Лиз.

– В общем, испугалась и созналась, так?

Девушка снова кивнула. Все это походило на вытягивание кишок из утроба. Так же болезненно, тяжело, нелепо, а главное – не понятно, зачем.

Почувствовав ослабление хватки, ответчица соскользнула с колен мужчины и отошла от него к окну, ярко ощущая себя запачканной собственной историей. События прошлого изваляли ее в грязи, унизили и растоптали заново, будто одного раза было мало.

Ветер гнал по небу пушистые облака чуть скорее, чем этого хотелось уставшей наблюдательнице за стихией, отчего Лиз почувствовала некую отупелость, не успевая провожать замедленным взглядом небесную вату. Она стерла остатки слез с лица и возненавидела себя со всеми этими грязными проблемами, с никчемным детством, прошлым, со всей своей судьбой. Апатия навалилась неподъемной тяжестью, и стало сложно дышать.

– Рассказывай теперь все, – проговорил Грегори тихо.

– Тебе? – Удивилась Лиз.

– Нет, ему! Конечно же, мне!

– Не-ет, я не для этого… – Замахала она руками, но тут же осеклась. – Черт, похоже, для этого. Я не смогу, Грег!

Слезы с новой силой побежали из глаз, а камень в горле едва не задушил. Но Грегори никогда не смущали женские эмоции, если дело касалось чего-то серьезного.

– Сможешь, – заверил он. – Выкладывай.

Обессиленная, она смерила продолжительным взглядом настойчивого мужчину, но, не заметив и толики милости на его лице, сдалась. Она уронила ставшее свинцовым тело на ближайший стул, подтянула к груди колени, запакованные в домашние серые штаны, и уставилась невидящими газами в стену, погружаясь в прошлое.

– Был тихий теплый вечер… – Начала девушка безэмоционально.

…Был тихий теплый вечер. Легкий апрельский ветерок чуть качал высаженные в крошечном палисаднике буки с их по-весеннему тонкими ребристыми листочками. Они шептали нежности, соприкасаясь друг с другом, и едва уловимо вздрагивали, словно слышали в шепоте недозволительную к разглашению тайну. Сумерки, перешедшие в поздний вечер, окрашивались тусклыми цветными огоньками гирлянды, вывешенной на веранде в честь праздника.

День рождения сына хозяйки приюта каждый год отмечали с большим размахом. Пожалуй, это был единственный праздник в их безрадостном заведении, который признавала толстуха Кирби. К этому дню готовились все, даже Рождество не предполагало столько трепета и выслуги перед надзирательницей, ведь именно в этот день можно было немного поправить свои отношения с недовольной мамашей, если в течение года очень крупно провинился.

Вся детвора в свободное время, в том числе ночное, настраивалась на большое событие. В ход шли разные сюрпризы для черноглазого кудрявого парня, отличающегося фееричной жестокостью, широкими плечами и неотразимой ухмылкой. По нему сохли все девчонки приюта, втайне надеясь, что именно они станут избранницами злобного красавца, но тот лишь изощренно вытирал об них ноги, растаптывая надежды о светлом совместном будущем.

У Лиз не было шансов очаровать миссис Кирби песнями и сценками, восхваляющими ее сына. Равно как и удивить Брендона каким-то уникальным подарком, который хоть немного смягчит его паршивое к ней отношение. Поэтому шестнадцатилетняя сирота с глазами цвета индийского карри предпочла скрыться от всеобщего цирка на веранде. Она уселась в плетеное кресло, подтянув голые ноги, выглядывающие из джинсовых шорт, к уже оформившейся груди, и просто наслаждалась темнотой вечера, время от времени разрезаемой громкой музыкой, лившейся из гостиной. Иногда шум смолкал, и до ушей Лиз доносились едва слышные голоса и зычный хохот именинника, разгоряченного периодически отпиваемым напитком, который явно не был безалкогольным.

В доме снова прогремел хохот Брендона, который Лиз узнает из всех подобных по первым аккордам, и все звуки утонули в громкой музыке.

– А ты? что приготовила мне в подарок, маленькая негодница? – Вдруг раздался близкий мужской голос за ее спиной, и девушка, вздрогнув, обернулась.

На выходе из приюта стоял пьяный Брендон Кирби. Его ладонь сжимала стакан с пойлом, от которого прекрасный лик парня обретал хищный, пугающий оттенок: глаза его остекленели, а та самая очаровательная ухмылка вдруг стала похотливым оскалом.

Лиз, почувствовав настрой именинника, рванула назад в гостиную, но сильные руки поймали ее на полпути за подмышки, словно котенка, и понесли в сад. Широкие плечи виновника торжества прикрыли свою ношу от случайных зевак, которые могли узреть сцену из окон дома, а сам верзила лишь растекся в довольной улыбке, наблюдая за нарастающим ужасом в глазах девушки. Ее нос учуял яркий запах крепкого спиртного, исходивший изо рта парня, когда тот потянулся к ней за поцелуем.

Не смея кричать, Лиз пыталась вырваться из захвата бугая, но все тщетно. Тот нес добычу в самую гущу кустов, решительно настроенный на сладкий подарок от красотки. Сердце грохотало где-то около горла, в висках пульсировало от прильнувшей к голове крови. Когда сил сопротивляться почти не осталось, девушка поняла, что только хитростью можно одолеть насильника. Она притворилась, что готова отдаться поганцу и томно улыбнулась, стараясь играть роль достоверно. Брендон удовлетворенно хмыкнул и ослабил хватку. Он положил ее на траву под раскидистыми кустами акации и, облизав губы, принялся расстегивать ширинку джинсов, но тут получил сокрушительный удар ногой в пах. Под босой ступней Лиз что-то легко хрустнуло, и обидчик, выпучив глаза, упал рядом с ней под куст.

Не соображая, что делает, девушка вскочила и побежала к дому. Там на втором этаже в общей спальне, на счастье оказавшейся пустой, задыхающаяся от ужаса малышка принялась кидать свои малочисленные вещи в украденный у соседки рюкзак, и, уже спустя две минуты, босая Лиз пулей вылетела из ворот приюта, прижимая к груди свои потертые кеды…

– Больше я там никогда не появлялась, – закончила рассказ потерпевшая.

– Как ты выжила на улице в шестнадцать лет без работы, семьи и документов? – Поразился Грегори.

– Как-то выжила, – равнодушно протянула девушка.

Шокированный слушатель сидел, не двигаясь, и не смел больше приближаться к рассказчице. Лиз и сама знала, что после таких разговоров желание к общению может погаснуть, но из песни слов не выкинешь. К тому же, он сам настоял на отчете.

– Ты никому этого не рассказывала? – Поинтересовался Грег.

– Пару раз пыталась в общих чертах.

Лиз вдруг захотелось уйти. Собрать вещи, вернуться в свою конуру и забыть все это, как страшный сон. Надоели допросы, воспоминания и этот взгляд, строгий и полный горячей ненависти, словно девушка могла выбирать свое прошлое.

– И какая реакция была у посвященных? – Не унимался Грегори.

– Мой первый мальчик сбежал тут же, больше я его не видела, – все так же отрешенно болтала Лиз. – А Ник… Я тебе о нем рассказывала, помнишь? Он поспешил замять тему, спасибо ему за это.

– Замять? – Вдруг вскипел собеседник, сжав кулаки. – Это как?

– Вроде как ему жаль, но нужно идти дальше. И знаешь, я вот тогда поняла, что не стоило рассказывать вообще, – произнесла она осторожно, поглядывая на ощетинившегося мужчину. – Мне и сейчас дурно от рассказа, зря я начала это все.

Лиз поднялась со стула и двинулась в спальню, судорожно соображая, насколько много у нее здесь вещей. Быстрым взглядом она оценила открытую гостиную, где недавно они принимали семьи любимого человека, который сегодня вдруг отстранился, услышав о чудовищной истории ее детства. За спиной послышались мужские шаги и цокот собачьих когтей, и Лиз испуганно обернулась, словно это могли быть не Грег с Бароном.

– Где находится этот приют? – Спросил он, поймав ее ускользающую руку.

– Зачем тебе? – Насторожилась она.

Он прижал ее к лестнице, не желая отпускать больше и, обхватив широкими ладонями плечи, заглянул в глаза.

– Едем туда сейчас.

– Что? Нет! – Задыхаясь от паники, вскрикнула Лиз. – Я никогда туда не сунусь! Слышишь? Это безумие!

– Безумие – бояться обычных подонков сейчас, когда прошло много лет, – бросил он. – Я буду рядом. Ты увидишь его и все поймешь.

– Ни за что! – Мотнула головой Лиз и вырвалась из захвата.

Достигнув спальни, она принялась одеваться. Никогда еще она не убегала от Грега в разгар ссоры, да и ссорились они так сильно впервые. Он не мешал ей, но встал на выходе из комнаты, скрестив руки на груди. Вырваться из дома будет очень проблематично.

Лиз накинула бежевое платье в мелкий цветок и собралась уже покинуть чужое жилище, когда сильные руки обхватили ее крепко.

– Ты не сможешь двигаться дальше без этой поездки. Посмотри на себя! – Прорычал Грегори, едва сдерживая пыл, и пес, почуяв общий настрой, тоже не сдержался от рыка. – Взгляни в зеркало!

Силой он поставил девушку против своего отражения, и ее строптивость испарилась. Из зеркала на Лиз смотрела маленькая напуганная девочка, растоптанная и опороченная.

– Ты боишься, – произнес Грегори и смягчился, почувствовав ее капитуляцию. – Боишься призрака, живешь этим образом. То, что произошло, кошмарно.

– Ничего не произошло, – попыталась еще сопротивляться девушка.

– Эта фраза не работает, верно? Ты по сей день его боишься, – напирал мужчина.

– Он мне нравился, – прошептала Лиз, прикрыв покрасневшее от стыда лицо ладонями.

– Я понял это еще во время рассказа, – кивнул Грег, и собеседница разрыдалась.

Она сдалась. Не было сил больше бежать от прошлого, настоящего и будущего. Ничего не работало, Грегори прав. Ей так и не удалось за все эти годы простить обидчика, отпустить прошлое, научиться жить дальше. Все, что происходило вокруг нее на сегодняшний день было жалкой попыткой закинуться эмоциями, лишь бы не смотреть назад на фантомов из кошмарного детства.

– Лиз, делать вид, что ничего не произошло – глупо, – пробасил ей на ухо обнимающий мужчина. – Все случилось, пусть и не так, как ожидал этот ублюдок. Твои мужики – трусы, не тем ты доверяла свою жизнь. Едем.

– Нет.

Он оттянул убитую горем девушку от себя и взглянул на нее очень тепло и сочувственно. Он не сердился на нее, как вначале показалось Лиз, нет. Как она могла подумать такую глупость? Это был неудержимый праведный гнев, направленный на насильника, а не на его жертву.

– У тебя нет выбора сейчас, – вдруг заявил Грег. – Я – твой мужчина, я отвечаю за безопасность, значит, и решать эти вопросы – мне.

Загнанная в угол, измученная сильнее, чем в самую сложную неделю в корпорации, девушка обессилено упала на кровать. Что творил этот человек, некогда пообещавший защищать ее от всех напастей мира? Как она справится со своим драконом, перекормленным страхами? Проще умереть прямо сейчас.

– Ты ведь не убьешь его, правда? – Испуганно промямлила Лиз отодвигая на потом вожделенное желание смерти, на что мужчина смерил ее продолжительным взглядом.

– Переживаешь за этого мерзавца?

– Нет, за тебя.

– Я подумаю, – бросил Грегори с опасной усмешкой и раскрыл шкаф в поисках дорожной одежды.




26


Утро снова началось слишком рано благодаря невыносимо жаркому солнцу, бившему в окно гостиной. Оно воодушевленно стучалось сквозь стекло неугомонными ослепительными кулаками, требуя подъема, но чугунная голова после вчерашнего виски отказывалась отдираться от подушки. Впрочем, встать все равно пришлось. Нужда сдавила мочевой пузырь до боли, сообщая, что пить на ночь было не очень хорошей идеей. Брендон продрал глаза и огляделся, соображая, как добраться до туалета наименьшими усилиями. Ничего нового в голову не взбрело, поэтому пришлось справляться по старинке.

Он вчера снова уснул на диване. Если на второй этаж он не совался со времен смерти матери – пропади, стерва, пропадом – то спальня, раскинувшаяся недалеко от главного входа, еще какое-то время притягивала его своими мягкими матрасными объятиями. Правда, недолго. Как только дом выставился на продажу по причине своего гигантского размера, который единственному оставшемуся жильцу был не только ни к чему, но и не по зубам в плане уборки и ухода за ним, мужчина понял, что свою жизнедеятельность лучше сократить до одной комнаты. В его состоянии так было проще подготавливать жилье к осмотру потенциальными покупателями.

Перекатившись на бок, он притянул к себе громоздкое металлическое кресло на огромных колесах, доставшееся ему в награду за неосторожность, и принялся сильными руками перекидывать свои безвольные тощие нижние конечности на сиденье транспорта, искренне молясь лишь о том, чтобы не начать процесс отливания прямо здесь, в жилой комнате. Тогда бы пришлось мыть полы перед посещением особняка очередными покупателями, которых владелец ждал после обеда, а это бы далось ему вообще с непосильным трудом, потому что попробуй-ка управлять креслом, шваброй и собой одновременно!

Перекинув парализованное ниже пояса тело в седло, он принялся усиленно работать руками, выкручивая неудобные металлические дуги по направлению к дверям сортира. Брендон страстно желал, чтобы его следующее жилище имело лишь одну комнату и было полностью оборудовано под его ущербное существование, смертельно устав от жизни в таком никчемном виде.

Уже достигнув туалета, он вдруг понял, что именно сейчас может не успеть. За неимением инвалидных поручней в санузле, снятых недавно агентством по недвижимости, его гигиена, ранее заключавшаяся в перекидывании своего тела на унитаз, теперь представляла собой последовательность действий, требующих высокой осознанности и исключающих спешку. Но припертая потребность организма эту спешку как раз устраивала. Брендон судорожно принялся стаскивать себя с кресла.

– Чертово дерьмо, – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

Ни за что не успеть! Нужда уже причиняла ему физическую боль от зажимания, но тело никак не поддавалось, то цепляясь костлявыми ногами за опоры кресла, то угрожая расплескать содержимое мочевого пузыря. В момент, когда воля иссякла, и жидкость была готова брызнуть из его атрофированного органа, Брендон ухватился за край ванной и завалился внутрь нее вперед головой. За ним, словно сухие сучья, прогремели узловатыми суставами ноги, и по телу полилась неудержимая горячая жидкость.

Вскоре течь прекратилась. Мужчина униженно валялся на дне ванной, политый собственной мочой, и всхлипывал от бессилия и ненависти к незаслуженной жестокой судьбе. Его ждала процедура, едва ли более простая, чем мытье полов – мытье себя. Злоба, несогласие с миром и острое чувство несправедливости вышибло из него последние силы, Брендон разрыдался, проклиная тот день, когда неудачно упал с лестницы на второй этаж, лишив себя не только ног, но и мужских сил ниже пояса. Перебитые осколками позвоночника нервные окончания приковали его прекрасное тело к дребезжащей телеге, а самого пострадавшего сделали импотентом. Поскуливая побитой собакой от вселенской жалости к себе, он попытался дотянуться до крана, и вскоре по лежащему в нелепой позе телу полилась вода, смывающая едкий запах испражнений с тела двадцатидевятилетнего алкоголика.

Крепкие спиртные напитки основательно вошли в его мир сразу после выписки из больницы, где его приговорили к ущербной жизни в этом покореженном теле. Какое-то время мать еще пыталась сдерживать его желание закончить то, что не довела до конца лестница, выливая его пойло в раковину и скандаля время от времени, но даже ей, вырастившей за свою жизнь несколько сотен детей разных характеров и нравов, не хватило сил на собственного сына. И Брендон попивал горячительное в сложное для себя время, не зная иных путей к проживанию утраты.

Конечно, после ее смерти все изменилось. Приют расформировали, детей вывезли в соседние города, кого куда. Второй этаж стал для него недоступным, и Брендон, пригласив работников клининговой компании, привел комнаты в порядок и законсервировал их, зная, что они ему больше не пригодятся. Впрочем, вскоре и дом для него стал громоздок, и хозяин огромного особняка решил избавиться от обузы, раз уж не смог избавиться от собственного постыдно бессильного тела.

Смотры шли вяло. Кому нужен гигантский дом на шестнадцать спален, утонувший в зарослях акаций и раскидистых буков, с нестриженым газоном и приходящими от времени в негодность системами жизнеобеспечения? Когда-то маленькие поганцы из-под плетки матери приводили это не в меру большое жилье в порядок, и Брендон представлял, что однажды, когда мать покинет этот мир, он разгонит притон молокососов и устроит тут шикарный бордель с самыми страстными шлюхами! Как смешна и изощренна бывает порой судьба, обламывающая крылья на мечту. Его бесполезно болтающиеся причиндалы не имели теперь сил даже к продолжительному держанию мочи, не говоря уже о чем-то другом.

Постанывая, он закончил обмывание своего позорного тела, после чего, кое-как сорвав со стены полотенце и, наполовину мокрый, перебрался назад в кресло, закинув сырую одежду в корзину для белья. Элементарные бытовые действия требовали от него трудов, сопоставимых с выживанием в лесной чаще, немногим отличающейся по комфорту.

Брендон притянул каталку к шкафу, желая одеться после незапланированного душа, и уставился на себя в зеркальную поверхность высокой двери. Из потустороннего мира на него смотрел еще совсем не старый, но обессиленный мужчина, уставший и отчаявшийся. О вчерашнем свидании с бутылкой напоминали опухшие веки вокруг темных глаз, а кудрявые волосы, окутавшие шею, намекали на потребность в парикмахере. Впрочем, кому это интересно? Прическа меньше всего волновала его и доставляла минимум хлопот на фоне того, как ему приходится мучиться каждый день со своим непослушным телом, которым в былые времена мужчина очень гордился.

Распахнув шкаф, он выбрал свежую футболку и домашние шорты, устав от рубашки и брюк в удушливую июньскую жару, на которых так настаивал агент по недвижимости. Он намекал, что не всем людям приятно таращиться на его костлявые коленки инвалида, но Брендону стало теперь все равно. Какая разница, что думают о нем люди? Хуже, чем он сам о себе думает, просто невозможно думать о нем!

О, как он заблуждался! Но пока, пребывая в блаженном неведении, наследник приюта взялся за свои обычные повседневные действия, занимающие все его время бодрствования.

Первым делом он выставил перед домом табличку на дохлых металлических лапах из строительного лома «на продажу», авось кто заинтересуется постройкой с улицы. Дело второе и далеко не самое простое – прокормить себя. Сложность была даже не в финансовом вопросе – скряга-мамаша оставила ему, помимо огромного дома, весьма приличную сумму, сэкономленную на бедных сиротках. Кухня была для него опасной ловушкой, в которой едва могло повернуться громоздкое инвалидное кресло. Оно цеплялось за витиеватые ножки старинного круглого стола и задевало металлические стулья, с грохотом падавшие на видавший виды паркет, кое-где уже вспученный временем и вечной кухонной влагой. Сам гарнитур, будучи довольно высоким и грациозным, возвышался над далеко не маленьким сидящим Брендоном до самой груди. Это усложняло манипуляцию с утварью, а о верхних шкафчиках и вовсе пришлось забыть: они стали недоступны для мужчины при всем желании.

Какие-то вещи он уже не убирал со стола, за что получал нагоняй от агента по недвижимости, которому приходилось прятать хлам перед приездом покупателей по полкам. Недовольный бардаком, он расставлял упаковки с сухим завтраком, сахарницы и вазы для конфет по навесным шкафам, а потом неизменно получал в свой след проклятия инвалида, снимавшего нужные вещи с полок точным ударом швабры.

Ненавистный быт убивал его, вымораживал, ввергал в пучину отчаяния! Каждый день отзывался испытанием, вынуждавшим совершать подвиг, требовал терпения и осознанности действий – иначе изматывающей приборки не миновать – выжимал последние силы. Совершенно не приспособленный к домашним делам и в лучшие его годы, будучи теперь беспомощным, Брендон лавировал на грани между острым желанием смерти и убеждением: «ладно, доживу этот кошмарный день, а завтра посмотрим».

Сегодняшний завтрак ничем не отличался от вчерашнего, разве только стуком в дверь, когда вторая ложка с хлопьями погрузилась в его рот.

– Кого могло принести в такую рань? – Пробубнил мужчина себе под нос и, снося кухонные стулья, направил кресло к входу.

По пути он уронил пластиковую вазу с бумажными цветами с журнального столика в гостиной, чуть не завалил вешалку в прихожей и, со всей аккуратностью объехав подставку для зонтов, достиг двери. Ох уж этот антураж для восторженных посетителей.

В дверь снова постучали, на этот раз более настойчиво и отчетливо.

– Иду-иду! – Недовольно бросил Брендон и, уложив пальцами встрепанные волосы, окинул свой прискорбный внешний вид в зеркале прихожей.

Ладно, вряд ли удастся стать симпатичней после вчерашней алкогольной слабости. Он протянул ладонь к дверной ручке и, пятясь на неповоротливом кресле, открыл створку.

На крыльце стояли двое. Серьезный плечистый парень с тяжелым взглядом карих, почти черных глаз из-под густых бровей, аккуратной стрижкой на чуть волнистых волосах, опрятно одетый и поражающий уверенностью в осанке. Брендону показалось на миг, что он смотрит на более удачную копию себя, словно из параллельного измерения пришедшую показать ему, каким бы он мог быть, если бы не оступился однажды. Его спутница – темноволосая красавица с ярким макияжем, невысокая и очень стройная – испуганно топталась за его спиной. Она поглядывала с опаской на хозяина дома своими светло-карими, почти желтыми кошачьими глазами, показавшимися ему мимолетно знакомыми. Где-то он уже видел подобный уникальный для человека цвет радужки, но память, затертая выпивкой, не дала четкой картинки.

– Нам нужен Брендон Кирби, – бросил мужчина строгим, почти грубым голосом.

Соблазнительная идея откреститься от этой парочки тем, что он понятия не имеет, кто такой Брендон Кирби, отодвинулась в сторону интересом, что им могло от него понадобиться.

– Это я, – сознался инвалид. – Чем могу помочь?

– Мы войдем, разговор не уличный, – пробасил парень и, отодвигая в сторону его коляску, протиснулся внутрь, словно имел на вторжение право.

Следом он втащил за собой свою спутницу, явно не желавшую проходить. Девушка уставилась на Брендона своим странным взглядом и, прижавшись спиной к стене в прихожей, не отважилась двигаться дальше. Владелец жилища смотрел на нее крайне заинтересованно, и тут в его голове начали мелькать картинки. Интерес на лице сменился изумлением, и мужчина осел в кресле еще ниже, изумленно выдохнув:

– Бэтти?

Девушка вздрогнула от своего имени, и ее глаза наполнились слезами.

Да, это была она, Бэт Харви! Самая красивая воспитанница детского дома матушки Кирби вернулась под родную крышу после стольких лет скитаний. Он безмерно страдал, когда девчонка пропала в его день рождения без объяснений и следов, потому что все их совместное детство пытался добиться ее внимания. И теперь вот она, стоит в его гостиной, близкая и восхитительная, только он уже не тот. Брендон в этот момент захотел просто умереть от унижения судьбы. Как она могла так сильно подставить его перед вожделенной красавицей?

– Привет, – прохрипел Брендон и стыдливо кивнул на свою повозку под безвольным задом, – теперь все так.

Бэт плакала. Она не смела продвигаться вглубь дома, лишь смотрела на него полными слез глазами, испуг в которых сменился жалостью. Он и сам себя жалел, что уж там. Выглядел он, безусловно, очень паршиво.

– Есть разговор, – бросил ее спутник Брендону и смело прошел в кухню.

Оставшиеся в прихожей восхитительная девушка и прикованный к креслу человек переглянулись и направились за ним.

Компания расселась за столом. Брендон не мог даже предложить гостям чаю, потому что им пришлось бы самим наливать себе угощение. Все чашки и утварь хранились на верхних полках кухни, куда доступ инвалиду был закрыт.

– Познакомишь со своим другом? – Спросил он у давней знакомой.

– Грегори Томпсон, я ее муж, – представился гость строгим тоном, и Брендон сник.

Впрочем, шансов и так не было с его малоподвижным образом жизни, но, почему-то, сообщение, что Бэт вышла замуж, убили в нем остатки желания жить.

– Очень приятно, – буркнул он, понимая, что тон говорит об обратном, и взглянул на Бэтти. – Почему ты вернулась? Десять лет прошло…

Но девушка лишь молча переводила наполненный слезами взгляд с одного мужчины на другого, не в силах начать разговор.

– Теперь ты будешь делать вид, что ничего не случилось, а? – Встрепенулся ее сопровождающий. – Как ты думаешь, почему она и слова тебе сказать не может?

– Почему? – Изумленно уставился Брендон на агрессивного парня, забыв, кто в доме хозяин.

– Ты пытался ее изнасиловать! – Вскипел собеседник, сжав кулаки.

Впервые в жизни его спасла коляска. Глядя в наполненные гневом черные глаза визитера, Брендон явственно ощутил, что не будь он прикованным к колесам, получил бы уже без разговоров по первое число. Впрочем, в этом случае он бы не позволил незнакомому типу вести себя так, словно тот являлся повелителем вселенной.

Стоп! Что он только что сказал? Изнасиловать Бэт?

– Ты в своем уме, парень? – Возмутился инвалид, расправив плечи. – Я никогда бы не посмел! Бэтти, скажи ему, что это все чушь!

Но девушка лишь понуро опустила взгляд в стол, по которому с тихим стуком закапали ее слезы.

– Боже, Бэт! Это ведь… Неправда… – Несмело прошептал он и протянул ладонь к тонкой руке малышки, когда сильные мужские пальцы перехватили ее и отбросили от девушки. – Но когда? Я даже предположить не могу, как это случилось!

– В день твоего девятнадцатилетия, – впервые подала голос гостья. – Ты был пьян в стельку и очень жесток.

Круговорот картинок заполнили его мозг. Лампочки, выступление сопляков в дешевой сценке, стрекот сверчков и его первая в жизни бутылка виски. Вдруг острая боль в паху напомнила об ушибленном мужском достоинстве, Брендон невольно охнул и протянул руку к причинному месту, забыв, что оно не может болеть в сегодняшнем состоянии. Перебитые нервные окончания лишили чувств его орган много лет назад, обездвижив заодно и ноги.

– Но я не помню! – Выдохнул мужчина, обхватив голову обеими руками. – Ты поэтому исчезла? Я искал тебя, Бэт, чуть с ума не сошел!

Он вспомнил свое адское похмелье наутро, дикую боль внизу живота и панику, что никогда больше не увидит понравившуюся девушку. Мать тоже билась в панике. Не смея заявить, что сиротка исчезла, иначе бы ей урезали бюджет, она каждый божий день с тех времен озиралась, ожидая проверки.

Получается, это он был виноват в исчезновении Бэтти! Брендон нервно поерзал в кресле, ставшем вдруг ужасно неудобным: жесткое седло кололо зад, а дребезжащие дуги, поддерживающие ноги, неприятно впивались в икры.

– Полагаю, теперь ты все видишь, да? – Пробасил супруг гостьи, самодовольно откинувшись на спинку стула, и девушка кивнула.

– Пожалуйста, не уезжайте так скоро! – Выпалил хозяин дома, догадавшись о дальнейших действиях посетителей, и сам удивился своему порыву. – Могу я попросить тебя налить вам чаю? Вся посуда наверху, мне не достать…

Грегори бросил на жену взгляд исподлобья, и та кивнула. Мужчина расслабленно двинулся к кухонному гарнитуру, до завидного легко управляя своим телом, и принялся греметь чашками.

– Мне очень жаль, Бэтти, – тихо проговорил Брендон.

Та взглянула на него с болью и, лишь покачав головой, стала осторожно вытирать слезы, стараясь не повредить макияж.

– Что с тобой стряслось? – Поинтересовалась она, кивнув на кресло.

– Упал с лестницы. Помнишь, верхняя ступень слишком короткая, там вечно все падали? – Усмехнулся мужчина, и гостья кивнула. – Вот и я упал. Алкоголь не прощает ошибок, благодаря ему я дважды сломал свою жизнь.

– Дважды? – Не поняла Бэтти.

– Да, – кивнул он. – Первый раз, когда потерял тебя. Прости меня, пожалуйста, каким же бараном я был!

На стол встали три кружки с чаем, а их дуэт разбил муж дорогой сердцу девушки. Его взгляд смягчился, брови расслабились, и теперь он выглядел даже добрым.

– Спустить тебе что-нибудь с полок? – Спросил он. – Наверняка, сложно добраться, например, до кофе, м?

– Кофе мне нельзя, после операции сложности с почками. А вот от пакета с овсянкой не откажусь, он там, за банками с мукой.

Вскоре их компанию можно было даже назвать теплой. Бэт рассказала свою странную историю детства и выживания, которая выглядела с его стороны совсем не так ужасающе, как из уст худенькой девушки, и Брендон искренне и очень глубоко раскаялся о своих шалостях в адрес малышки, доселе считавшихся забавными. Сам он рассказал о своей жизни, смерти матери и попытке продать дом. Это место его больше не держало и не притягивало, он был готов уехать отсюда подальше, предварительно предав огню все семейные фото.

– Кстати, о фото! – Встрепенулся Брендон. – Грегори, идем со мной, нужна будет помощь.

Мужчина, преследуемый шагами визитера, покатил коляску к лестнице, под которой скрывалась от посторонних глаз кладовка. Там, под кучей разного хлама, он разглядел две коробки, которые и попросил отрыть своего нового знакомого. Из первой он достал два толстых альбома с фотографиями, а вторую попросил поставить на поручни кресла. Сунув нос в пыльные бумажные глубины, он достал папку из небеленого картона, на которой размашистым почерком матери значилось: «Элизабет Харви, 1988 год».

С этой ношей мужчины вернулись в кухню.

– Это тебе, – протянул Брендон папку воспитаннице приюта. – Личное дело. Мать берегла их так, словно ждала контроля со стороны органов опеки в любую минуту, жутко боялась, что ее лишат финансирования.

Девушка несмело раскрыла папку и тут же закрыла ее вновь, растерянно кивнув, явно не готовая к изучению досье.

За просмотром фотографий Бэт оживилась. Она хихикала, разглядывая общих знакомых, попавших в кадр, и вспоминала истории о них, звучащие странно под соусом ее сверхчувствительного восприятия. Кто бы мог подумать, что под внешним равнодушием и отрешенностью девочки скрывалась такая гора боли и невыносимая потребность в защите! Брендон слушал рассказы с восхищением и сочувствием, чего раньше не испытывал никогда в жизни, и время от времени поглядывал на супруга гостьи, вероятно, удовлетворившего ее нужду. Горькая тягость потери, охватившая инвалида в момент сообщения о замужестве красавицы, улеглась, и теперь он чувствовал к Бэтти братские чувства, теплые, лишенные каких-либо интимных подтонов. Поэтому, когда девушка зависла любовным взглядом на одной из карточек, Брендон великодушно позволил ей забрать любые, какие захочется, все равно он не собирался их хранить долго.

– Жаль, что дети такие жестокие и глупые, – проговорил он задумчиво. – Иногда одного честного разговора достаточно, чтобы перестать воевать.

– Миссис Кирби не позволила бы нам дружить, – мотнула головой собеседница. – Она ненавидела меня всем сердцем.

– Она боялась тебя, ты была очень странной в своем спокойствии. К тому же о твоем отце не было точной информации, и мать не могла быть уверенна, что ты – ее собственность. Вечно ждала подвоха, и получала его, чему же удивляться.

Неожиданно раздался стук в дверь. Сидящие за столом переглянулись. Брендон зыркнул на часы и глубоко вздохнул.

– Агент по недвижимости, – сообщил он понуро. – Через полчаса осмотр дома.

– Да, и нам пора, – поднялся со стула Грегори.

Всей командой они и двинулись к двери, за которой, как и ожидал хозяин дома, обнаружился Ленни Финч, сухой поджарый тип, вечно журящий его за беспорядок. Гости поменялись местами, впустив внутрь Ленни, и собрались уходить, когда Бэт вернулась и сжала Брендона в объятиях. Его нос заполнился ароматом ее цветочных духов, а щеку пощекотали гладкие блестящие волосы.

– Прости меня за все, Бэтти, – шепнул он ей на ухо. – Будь счастлива, у тебя прекрасный муж!

– Я прощаю, – проговорила девушка и улыбнулась.

– Будь здоров! – Бросил ее спутник, и пара покинула территорию приюта.

Когда Брендон вернулся в кухню, Ленни уже вовсю наводил порядок. Он излишне усердно оттирал оставленные после гостей чашки и ворчал:

– Тебе вообще хочется продать свой дом, Кирби? Какого черта ты тут свинячишь?

– Знаешь что? – Вдруг вспыхнул прикованный к коляске мужчина. – Это твоя работа, чувак! Бери и делай свое дело! А если считаешь, что я тут прохлаждаюсь или недостаточно мучаюсь в этой чертовой повозке, то судьба тебе расскажет, каково это, только попроси! И не ставь мои вещи на верхние полки, лишь бы не убирать их еще раз завтра! Я не могу достать их и ненавижу тебя всякий раз, когда пытаюсь!

Финч уставился на него круглыми серыми глазами, не веря своим ушам. Но Брендона это больше не заботило: его реакции – это его проблемы. Собирая со столешницы личные вещи, он заметил начатую бутылку виски, искрящуюся золотистыми всполохами в лучах солнца.

– Так и будешь стоять столбом или поможешь мне, наконец? – Возмутился Брендон, выливая пойло в раковину.

Вместе с терпкой маслянистой жижей утекало в канализацию его недовольство жизнью. Он больше не позволит этой дряни ломать его судьбу, нет, сэр!

– Ты псих, Брэн, – проговорил посетитель, изумленно таращась на пустую бутылку. – Лучше бы мне отдал.

– Тебе это тоже не нужно, поверь, – заявил Кирби, почесывая колющийся креслом зад. – С алкоголя рушатся жизни.

Первым делом, что он приобретет себе после осмотра дома покупателями, это новую каталку. Побреется, выйдет, наконец, на эту чертову улицу, и выберет себе нормальный транспорт, будь неладно это ущербное существование! И заглянет в парикмахерскую на обратном пути.

Почесывая непомерно зудящие сегодня бедра и ягодицы, он отправился в гостиную собрать постельное белье с дивана. Пора было уже продать этот убогий дом, Брендон готов к новой жизни.




27


За окном мелькали поля, кусты и дороги равнодушных к чужим переживаниям американских земель. Тихо гудел кондиционер алой «Хонды», остужая перегревшийся от переживаний мозг, замораживая заодно и без того обледенелые конечности. Тонкие холодные пальцы рук девушки сжимали пухлую серую папку с историей ее жизни, не смея раскрыть картон еще раз. С первой же страницы на Лиз смотрели глаза отца, ярко-голубые, глубокие, словно мировой океан. Они простреливали сердце ядовитой стрелой, по сравнению с которой черный взгляд Брендона Кирби покажется укусом комара. Да и весь ее ночной кошмар под именем этого мужчины носил теперь выдуманный сюрреалистический характер, потому что являлся лишь ступенью на пути домой. К ее истинному дому. И пока она не осмеливалась заглянуть за ширму выдуманной истории, чтобы увидеть правду, не сегодня.

Грег мирно вел автомобиль по автостраде, время от времени поглядывая на свою девушку. Больше всего Лиз боялась конфликта между мужчинами, но именно он и стал для них отправной точкой к сближению. Странно все же устроен мир.

– Глупо все вышло, да? – Подала голос Лиз, устав от повисшей тишины.

– Тебе это было нужно, – отозвался Грегори.

Видимо, путешественница выглядела весьма паршиво, раз ее спутник, оценив в очередной раз внешний вид, протянул к ней свободную от управления руку и сжал тонкую кисть. Лиз слабо улыбнулась и сникла. Она и сама не знала, что ей вообще нужно, что тогда, что теперь. Последние десять лет она взращивала свой страх до гротескных размеров, оказавшийся лишь пьяной ошибкой именинника, о которой он ни разу не вспомнил за все прошедшее время. Боже, какой абсурд!

Под колеса автомобиля убегал серый асфальт, чуть мерцающий мелкой слюдой на послеобеденном солнце. Около ста миль пути отделяли их от родного Сан-Франциско, когда Грег завернул на ближайшую заправку и занял одно из парковочных мест.

– Дай мне папку, – потянулся он к картонке и прежде, чем девушка успела что-либо предпринять, раскрыл краткое содержание ее детства.

Мужчина, нахмурившись, принялся изучать досье. Папка с документами вмещала в себя свидетельство о рождении, данные о родителях, старую медицинскую карту и ежегодные отчеты о развитии ребенка, отправляемые в комитет по надзору за сиротами. Их составление не прервалось даже после побега Лиз из невыносимого дома, и закончилось все документом о выпуске совершеннолетней девушки в свет, подписанное якобы ее рукой. И не подкопаешься!

– Тут недалеко, всего десяток миль, – бросил Грегори на колени Лиз листок, с которого на девушку взглянула голубоглазая фотография.

Она ничего не поняла и вопросительно уставилась на своего спутника.

– Твоя мама умерла от вирусной инфекции, когда тебе было полгода, – принялся рассказывать ей изучивший досье Грег, – отец по решению суда был лишен опекунства. Адрес, указанный в решении, недалеко от этого места. Раз уж мы тут, нужно навестить его, верно?

– Сопротивление бесполезно? – Слабо поинтересовалась Лиз.

– Так точно, – кивнул мужчина и принялся выводить транспорт на автомагистраль.

– Если бы я не знала о твоей профессии, я бы подумала, что встречаюсь с генералом в отставке, – вздохнула девушка, закатив глаза.

Грегори лишь усмехнулся. Его вообще невозможно пробить эмоциями, здравый смысл всегда был на его стороне, даже в самых невероятных ситуациях. Казалось, начальника АйТи отдела невозможно вывести из себя глупыми чувствами, хотя сам он испытывал их, и еще как! Однако все его решения принимались головой. Поэтому крупная дрожь девушки не остановила водителя и даже не замедлила хода транспорта, пока тот не затормозил на подъездной дорожке небольшого одноэтажного домика невдалеке от Фолсома, где располагался приют. Светло-коричневые стены кое-где треснули и отторгли кусочки штукатурки, но в целом выглядели вполне прилично, поддерживая собой бурую гибкую, поросшую мхами и лишайниками черепицу покатой крыши.

– Можешь остаться тут, если тебе сложно, – великодушно разрешил Грегори, собираясь выйти из машины.

– Нет уж, домучаем этот вопрос, – приняла свою судьбу Лиз, хоть и говорила с трудом от внезапно охватившего озноба, не стыкующегося с удушливой жарой за окном. – Потом уйду в продолжительную депрессию, но сегодня хочу покончить с этим, раз уж выходные в уединении не задались.

Одернув кремовое платье в мелкий цветок, она выбралась из «Хонды» и, опираясь на руку друга, приблизилась к деревянным дверям крошечного домишки. Тишина вокруг нарушалась лишь мерным чириканьем птах по кустам, и осталась неизменной даже после легкого стука в дверь женским кулачком. Не дождавшись смены декораций, Грегори занес кулак и обозначил их присутствие более смелым стуком.

Наконец, за дверью послышались шаги. Их взору предстала невысокая, едва ли выше Лиз, женщина около пятидесяти лет с длинной, до самого пояса, русой косой, перекинутой на плечо. Ее светлые волосы удачно оттенялись голубым клетчатым платьем чуть ниже колена, стянутым на талии белым кухонным передником.

– Добрый день! – Поприветствовала незваных гостей незнакомка, оглядывая их выразительным взглядом голубых глаз.

– Мы ищем Максимиллиана Харви, – заявил Грег уверенно, пока девушка находила нужные слова.

Женщина сделала шаг вглубь дома, пропуская пару внутрь, и прикрыла дверь за их спинами. На Лиз навалился приятный запах деревянной стружки и жженых спичек, рассеянный по дому, и девушка вскоре поняла, откуда он исходит. По стенам небольшой гостиной были развешаны деревянные панно с выжженными портретами и пейзажами, продолжающимися на протяжении всего коридора, по которому женщина повела посетителей на кухню, тоже сплошь покрытую подобными поделками. На обеденном столе дымился паяльник, который владелица жилья тут же выключила из розетки, сообразив, что дело выходного дня придется отложить. Она собрала тонкие дощечки с размеченными карандашом рисунками в невысокую стопку и отставила ее вместе с инструментом на подоконник, отодвинув цветочные горшки.

– Моя подработка, – словно извиняясь, произнесла женщина, чуть улыбнувшись. – Присаживайтесь. Хотите чай?

Лиз смотрела на блондинку во все глаза, совершенно не понимая истоков такой любезности к непрошенным визитерам. Казалось, только их она и ждала этим субботним днем, словно и делать-то нечего было. Хозяйка, не дождавшись ответа, принялась сновать по кухне, соображая угощение, когда Грегори не выдержал:

– Вы даже не спросите, что нам нужно от Вас?

– Вам нужен Макс, – просто ответила женщина, не прерывая занятия. – Он предупредил, что вы приедете сюда, правда, я ожидала вас в районе сентября. Ты сдалась гораздо раньше, чем он предполагал, Элиза, у тебя очень сильный характер.

У Лиз вдруг бешено забилось сердце. Что вообще происходит, и на этой ли она планете? Девушка нервно поелозила на табурете.

– Откуда Вы знаете мое имя? – Настороженно спросила Лиз. – Но я не знаю Вашего!

– Прошу простить меня за это упущение, – опомнилась блондинка и протянула гостям руку на пожатие. – Кассандра Харви, сестра человека, которого вы ищите и твоя тетушка.

Лиз пораженно уставилась на собеседницу. Она достала из серой папки фотографию отца и только теперь внимательно разглядела ее, сравнивая с сестрой. Невероятно похожие, они были примерно одного возраста, судя по году рождения, одного цвета волос и глаз, словно…

– Близнецы, – угадала ее мысли Кассандра, усмехнувшись. – Мы провели вместе всю жизнь от самого зачатия. Роды матери были тяжелыми, и Макс от недостатка кислорода получил небольшое отклонение в развитии нервной системы, впрочем, как и я, но мои способности принято считать даром, а не трагедией.

– Отклонение? – Как эхо, повторила племянница, не понимая.

– Он плохо ходил и немного неуклюже владел левой рукой, – уточнила женщина. – Этого оказалось недостаточно, чтобы твоя мама не увидела в нем человека и не влюбилась, но хватило с лихвой, чтобы у него отобрали тебя. Если бы ты не сбежала из приюта, твое личное дело отдали бы тебе по достижении совершеннолетия, тогда у тебя был шанс застать его живым.

– Откуда Вы знаете, что?.. Подождите, он умер?

– По вашим меркам – да, два года назад, тоскливым ноябрьским утром ушел с улыбкой на губах. Но после этого часто приходил проведать, не мог же он оставить нас с тобой на произвол судьбы, верно? – Усмехнулась тетя Касси. – Хочешь увидеться с ним?

Не соображая, что за этим последует, Лиз кивнула. Кассандра оставила чайную церемонию до лучших времен и двинулась к черному ходу, зазывая гостей с собой. Пара переглянулась и последовала за ней, удивленная, но подпитываемая бесстрашием Грегори. Миновав обширную гостиную, путники прошли мимо дверей двух спален и выбрались в небольшой садик с пожухлым газоном и засохшими цветами.

– Нет времени полить, такая жара стоит! – Оправдывалась владелица огорода. – К тому же в этом месяце много клиентов, всем нужны ответы, если вы понимаете, о чем я.

На этих словах она лукаво улыбнулась и выскользнула из раскрытой калитки на узкую тропинку, уходящую вниз по склону сквозь дебри густых зарослей акаций и лиан. Лиз следовала за ней, смутно отличая сон от яви. Тропа вилась мимо мощных стволов деревьев, крытых бурой рябой корой, обросшей мхами и вьющимися стеблями растений. Некая сказочность начисто затирала ощущение времени и пространства, отчего не верилось, что они находятся всего-то в ста милях от Сан-Франциско.

Тетка шла вперед уверенным шагом, раздвигая ветви кустов и деревьев. Солнце едва пробивалось сквозь кроны могучих стволов, лишь кое-где подсвечивая тропинку косыми кружевными лучиками. В остальном же мир отдался на съедение вечернему полумраку, залегшему голубоватыми тенями в прогалинах между камнями и кочками.

– Вообще, в такое время к ним не ходят, – вещала Кассандра по пути. – Но у нас особый, исключительный случай, и Макс это знает. Он уже ждет.

Вскоре лес закончился, и путешественникам открылся потрясающий вид на широкую реку. Лиз замерла, пораженная величием природы, и прерывисто вздохнула, не сдержав эмоций. Но тропа повела их дальше вдоль берега, слившись с небольшой грунтовой дорогой. Девушка уже не помнила цели этой прогулки, она просто наслаждалась красотой пейзажа, когда за очередным витком реки впереди показался в зарослях мощный кованый забор.

– Так ближе и увлекательней, не правда ли? – Заметила тетушка. – В противном случае Грегори пришлось бы выезжать на автостраду и делать огромный крюк, что не совсем удобно.

Влюбленные переглянулись: Грег не называл своего имени этой женщине.

Кассандра прошла еще с десяток шагов вдоль забора и скользнула между его прутьями внутрь. Судя по вытоптанной тропинке, здесь был официальный лаз на территорию охранной зоны, в которой Лиз, миновав густые кусты, росшие за оградой, признала местное кладбище. Бесчисленные кресты и надгробия встретили их сразу же, едва ветки и молодая поросль клена поредели. Уверенным шагом женщина прошла пару кварталов мертвых и остановилась возле небольшого серого камня.

– Привет, Макс. Вот и мы! – Пропела женщина любовно.

Закатное солнце отражалось рыжими всполохами в ее волосах и делало женщину увенчанной нимбом, почти святой. Лиз не удержалась и обняла проводницу, почувствовав в сердце укол неудержимой нежности родства.

– Он живет в тебе, чувствуешь? – Тихонько промурлыкала ей в волосы Кассандра. – Любил объятия, в этом весь Макс. Они с Киарой, твоей мамой, могли полдня напролет просто сидеть, обнявшись.

Порыв прошел, будто его и не было. Теперь было как-то неловко обнимать женщину так, словно она знала ее всю жизнь. Лиз отстранилась от тети и повернулась к ухоженной могиле отца, увенчанной невысоким серым камнем с именем и датами.

– Он отказался от крестов, сказал, не может свободно перемещаться из-за них, – продолжила рассказ Кассандра. – Особенно теперь, когда он тебя дождался и готов уйти.

– Разве он еще не ушел? – Удивилась девушка, поглядывая на дату смерти предка.

– А разве ты не почувствовала его только что? – Усмехнулась ответчица. – Теперь точно уйдет, он попрощался. Все в порядке, ты нашла сво?й Дом, а он – свой.




28


Закатное солнце позволило им вернуться в дом на последних своих лучах и буквально упало за горизонт. Это казалось невероятным, ведь точно в таком же его положении они выходили из сада на заднем дворе, словно кто-то поставил заход светила на паузу, и Лиз невольно покосилась на свою странную тетку.

– Нет, дорогая, небесные объекты мне не под силу! – Рассмеялась она, совсем не удивив племянницу своей способностью читать мысли.

Девушка уже привыкла к этой особенности и принимала ее как должную, словно всю жизнь жила с женщиной бок о бок, и угадывать внутренний мир человека было обычным делом в их семье. Она улыбнулась близкому существу, которого знала от силы три часа, ставшему ей очень дорогим и милым как единственный представитель рода.

Почти моментально мир вокруг заполнился синими тенями, лес почернел и зазвенел стрекотом сверчков. На бежевый домик навалился поздний вечер. Кассандра позвала путешественников внутрь, где без лишних вопросов принялась накрывать на стол, готовясь к ужину в кругу семьи.

– Почему он не боролся за меня? – Спросила Лиз задумчиво.

– Потому что я ему сказала, что однажды ты вернешься сама, – ответила тетушка между делом. – И он честно ждал, превознемогая обстоятельства. Но тело не выдержало очередного сердечного приступа, и он остался ждать тебя без него.

– Разве нельзя было отсудить опеку? – Удивился мужчина, похоже, тоже смирившийся со странными родственниками своей дамы сердца.

– Увы, нет, Грегори, – печально покачала головой Кассандра. – Мы испробовали все возможные пути, вплоть до незаконных. Поверь, бо?льшие махинации непременно отразились бы на психике Элизы. Впрочем, они и так отразились, она ведь до сих пор не чувствует себя в безопасности даже в семье, верно? Мне очень жаль, но, видимо, ей так нужно было.

Играючи, она собрала на столе вполне приличный ужин, скромный, но сытный и вкусный. Лиз все больше очаровывалась сестрой отца и почти не замечала на себе взгляда своего спутника, сменившегося с настороженного на умиротворенный. Девушка впервые в жизни ощутила себя дома, в душевной заботе, настолько мощной, что покидать это место совсем не хотелось.

– Оставайтесь, – тут же среагировала тетя. – Ни к чему провести полночи в дороге.

– До Сан-Франциско два часа пути, – заметил Грег, взглянув вопросительно на свою спутницу, но та лишь застенчиво улыбнулась.

– Да, но от аварии, которая случится незадолго до подъезда к городу, вы простоите еще пять, пока откроют движение. Уж лучше проспать их в теплой постели, не правда ли?

Две пары круглых глаз уставились на вещунью, и та, вздохнув, вернулась к еде. Лиз взглянула испуганно на мужчину, но тот лишь недоуменно развел руками, позволяя сделать выбор девушке, только что нашедшей семью.

– Но мы совсем не рассчитывали на ночевку! – Всплеснула она руками.

– Ой, ли? – Лукаво улыбнулась Кассандра. – Что ж, раз вы не планировали провести уикенд в уединенном месте, подальше от дорог и городов, на просторах какого-нибудь лесного массива, то можно это сделать и внепланово.

Грегори не сдержал усмешки и лишь покачал головой, поражаясь невероятным «совпадениям». Лиз изумлялась его стойкости, ведь мужчина до сегодняшнего дня, как думала девушка, жил довольно приземленной жизнью, полностью исключающей знаки судьбы, ясновидения и предсказания будущего. Но тут она поняла, что стеснять одинокую женщину, к которой они соизволили завалиться без гостинцев и предупреждения, ей некомфортно. Впрочем, удивить ее чем-либо было сложно.

– Это и твой дом тоже, Элиза, Макс завещал свою половину тебе, – вполне серьезно заявила тетя Касси.

У гостей не осталось аргументов, и они решили принять ее приглашение. В конце концов, когда еще Лиз решит приехать сюда снова?

По окончании ужина девушки убрали со стола посуду, и компания переместилась в гостиную. Окна почернели от беспросветной тьмы за ними. Ни единого огонька не проглядывалось сквозь стекла, как ни старалась Лиз рассмотреть хотя бы отблески далекого города. Кассандра прошлась по комнатам и, погасив ненужный свет, задернула плотные шторы. От этих действий ничего внутри дома не изменилось – как была непроглядная темнота, так и осталась, но Лиз верила, что в этом ритуале был особый смысл для тетки. Женщина, уловив ее негласный вопрос, обернулась к племяннице, но предпочла промолчать.

– А Вы абсолютно все видите обо всех? – Нарушил тишину Грег.

– Упаси господь, это же какую голову нужно иметь! – Рассмеялась Кассандра, закончив махинации с окнами. – Нет, я концентрируюсь лишь по запросу, когда людям действительно нужна помощь. Очень редко информация приходит сама, как например в вашем случае, но за Элизой я наблюдаю давно.

Кассандра уселась на диван с фотоальбомом и подозвала племянницу сесть рядом. Она решила познакомить Лиз с почившим родом, рассыпая перед глазами гостьи черно-белый калейдоскоп из фотографий. Грегори пристроился невдалеке на плечистом кресле, предоставляя собеседницам свободу действий и обсуждений. Некоторые карточки были настолько зажелченными и старинными, что, казалось, были сделаны еще до подписания Декларации независимости. По цветным фотографиям родителей Лиз поняла, что она очень похожа на мать: те же странного цвета глаза, треугольная лисья мордочка и темные гладкие волосы. В компании голубоглазого блондина Киара выглядела немного экзотично, словно являлась потомком коренных жителей Америки, но в целом пара казалась очень гармоничной. Девушка перебирала картинки своего прошлого, которого еще с утра у нее не было, пребывая в странном состоянии разума, словно во сне.

– Получается, видеть мертвых – это мой дар? – Вдруг поняла Лиз.

Она вспомнила свои стычки с каргой Кирби после ее смерти, которые всегда считала плодом своей больной фантазии или результатом алкогольного опьянения. Но тетушка кивнула, подтверждая догадки девушки. В их роду все были с отменной интуицией и непомерной чувствительностью.

Когда Кассандра отлучилась за очередной коробкой с фото, к Лиз подсел Грег с загруженной на смартфон картой. На маршруте к дому собралась пробка, окрасив путь красным почти на четверть.

– Недалеко от Линч Каньона фура выскочила на встречную полосу и снесла пять машин, – тихонько пробасил мужчина, поглядывая туда, куда ушла за фотографиями хозяйка дома. – Движение перекрыто, хвост тянется до самого Фейрфилда.

Лиз прикрыла рот ладонью в ужасе. Неужели тетя все знала? Девушка оглянулась на коридор, откуда послышались шаги женщины, и вопросительно взглянула на нее.

– Я не все знаю, Элиза, – покачала печально головой Кассандра. – Я лишь видела вас в машине на рассвете, уставших и измученных. Конечно, теперь я вижу гораздо больше, но спасти никого мне не удастся, даже если захочу. У меня нет таких полномочий.

– Тебя это не терзает? – Спросила девушка. – Ты знаешь так много, видишь столько страданий, столько вещей! И что же, если ты услышишь опасные мысли у людей на улице, тебе тоже нельзя вмешаться? Нельзя спасти невинных?

Тетя Касси приблизилась к племяннице и обняла ее за плечи.

– Элиза, дорогая моя, все, что в моих силах, я, несомненно, делаю, – успокоила она гостью. – Просто иногда информации для спасения всего мира недостаточно, мне открывают лишь ее часть. Люди должны сами идти свой путь, сами добывать знания, спрашивать, интересоваться. Они не ценят, когда им фанатично навязывают мнение, отличное от их, они должны дойти до поисков истины самостоятельно. Да и богу не угодно, если я бегаю по улицам и уговариваю всех выехать из деревни, потому что вот-вот сойдет оползень, и мы все погибнем. Обычно, когда все случается, таких девочек закидывают камнями выжившие перепуганные односельчане.

Женщина потерла лоб, на котором, приглядевшись, племянница разглядела небольшой косой шрам. Лиз с сочувствием сжала пострадавшую от социума предсказательницу в теплых объятиях, будто пытаясь защитить от мира, которого сама неистово боялась до сегодняшнего дня.

Легкий стук в стекло, словно ветер бросил несколько крупных песчинок, отвлек женщину от семьи, и та встрепенулась, оглядывая окна.

– Мы засиделись, – заявила вдруг Кассандра и поднялась с дивана. – Я постелила вам в бывшей спальне Макса, там вам будет уютно. Если желаете, вы можете изучать дом или фото, но на улицу прошу не выходить и окна не открывать. Тут свои законы, нарушение которых мне будет стоить потом недели работы.

Гости кивнули без вопросов и споров.

– Прошу простить меня за столь резкое прекращение вечера, на то есть причины, – обеспокоено закончила наставление женщина и направилась к себе в комнату. – Добрых снов! Я с четырех утра буду на ногах, завтра все завершим.

Оглядываясь по зашторенным окнам, медиум вышла вон с серьезным лицом. Лиз невольно проследила за ее взглядом, но тяжелые бурые занавески были темны и неподвижны. Завидев беспокойство своей девушки, Грег подсел к ней ближе и обнял надежными руками, разлив по гостиной безопасность и покой.

– Как же она живет одна в такой глуши? – Посетовал мужчина, хмуро оглядывая шторы на окнах. – Ни машины, ни магазинов.

– Еще и кладбище в шаговой доступности, – поддержала Лиз собеседника. – Хорошее соседство, нечего сказать.

– Судя по вашим разговорам, мертвецы вас не смущают, – заметил он. – Можешь предложить ей жилье поближе к нам, я буду рад, если у тебя появится семья.

– Она и так у меня появилась, это теперь не зависит от координат, – улыбнулась девушка. – Спасибо тебе за этот день!

Она крепко прижалась к надежному плечу, вспоминая сегодняшнее утро, словно в бреду. Казалось, что все ее годы жизни до тетушки Касси были выдуманы, прожиты не ею, эмоционально бесполезны. Странное ощущение, что теперь она вернула себе свою жизнь, вспомнив историю рода и семьи, распирали Лиз счастливым восторгом.

– Идем спать, – зевнул Грег, – если верить Кассандре, утро завтра начнется рано.

Пара двинулась в спальню, выключив свет в гостиной. Обернувшись, Лиз показалось, что она заметила в кромешной тьме дома легкое свечение за плотной шторой, но, уговорив себя, что это всего лишь ее детские страхи темноты, скрылась за дверью комнаты отца.

Утро действительно началось очень рано. Ослепительное солнце поприветствовало гостей, пожелав им доброго светлого дня, ударив яркими лучами в глаза. Как ни старалась Лиз скрыться от них, ничего не вышло. И тут девушка резко села на кровати.

– Что стряслось? – Встрепенулся лежащий рядом Грегори.

– Шторы, – воскликнула Лиз, – они открыты! Вчера, когда мы легли, они были плотно задернуты, а ночью никто не заходил, это я точно знаю! У меня очень чуткий сон!

Его руки притянули девушку назад к увитому татуировкой торсу. Мужчина укрыл ее белоснежным одеялом и крепко обнял, но это не успокоило. Трясущимся руками Лиз вытащила из-под подушки телефон и взглянула на время – шесть утра.

– Мы здесь всего на одну ночь, – пробурчал Грег, явно не веря во все эти потусторонние бредни.

– А как же тетя Касси? Неужели мы оставим ее здесь? – Испуганно проговорила Лиз.

Собеседник протянул что-то невнятное и, укрыв глаза одеялом, отвернулся от солнца на другой бок досыпать свое. Но у Лиз ни о каком сне и мысли не было. Она накинула единственно возможное вчерашнее платье и вышла из спальни в поисках родственницы.

Кассандра работала в саду. Небольшим ручным секатором она разрежала кустарник с мелкими голубыми цветочками, высекая ненужные ветви и сухой бурелом. Она встретила племянницу лучезарной улыбкой и категорическим отказом.

– Я не смогу переехать к тебе жить, дорогая, мне нет места в большом городе. Там я чувствую слишком много помех, они мешают видеть и слышать. К тому же здесь меня могут найти те, кому я действительно нужна, – обвела Кассандра руками свою обитель. – И я сейчас не только о живых людях.

Словно натолкнувшись на стену, Лиз замерла в шаге от женщины, отчаянно глядя ей в глаза. Она просто безмолвно вопила: «Ну, как же так? Почему?», зная, что тетушка ее и так слышит. Но та лишь сбросила рабочие рукавицы и протянула ей руки для объятий.

– Я буду на связи в любое время, ты можешь звонить, когда я понадоблюсь, успокоила Кассандра племянницу. – Не беспокойся за меня, я много лет живу в этих местах, здесь у меня самое доброе окружение.

– Кто это был? – Прошептала Лиз, не разжимая рук. – Кто открыл шторы?

– Какие-то очень любопытные существа, кто знает? – Пожала плечами женщина и тепло улыбнулась. – Обычно у меня люди не остаются на ночь, я не принимаю гостей надолго и не позволяю им задерживаться здесь после захода солнца.

– Но зачем же тогда?.. – Начала изумленная девушка, но тетушка опередила ее вопрос твердым ответом.

– Вы – не гости, пусть привыкают.




29


Конец июня выдался прохладным. То ли жители Сан-Франциско вели себя хорошо, то ли погода страдала чувством вины в последние годы, но солнце вдруг угомонилось и прекратило испепелять утомленные газоны до сухих желтых пятен, асфальт не парил раскаленными волнами, а люди не смущали более своими оголенными телами.

Впрочем, в том месте, где Дениэл находился, голые тела могли быть только в спальне, и смутить его не могли, потому что вызывали совсем иные реакции. Запертый в поместьи, он ощущал себя безвольным тюком с соломой, несмотря на то, что удаленно ставил на ноги свой бизнес. Пытался, по крайней мере.

И швы его беспокоили в меньшей степени, чем живущая рядом с ним особенная девушка. Пока Алекса находилась поблизости, все шло относительно неплохо, но стоило ей сбежать из дома с очередной пачкой дел, как Дениэл начинал нервничать. Не раз и не два он заставал ее разглядывающей свои кошмарные рисунки, которые теперь перебрались и на ее мобильный телефон.

– Ты опять в лицах? – Уточнял он всякий раз у зависшей в экране аппарата девушки.

Та вздрагивала, включаясь, и пыталась улыбаться. И по сегодняшний день ей неплохо удавалось скрываться от его пытливого взгляда и дотошных вопросов, но этим утром он настоял на отчете.

– Только папе не рассказывай, ладно? – Виновато закусила губу девушка. – Не могу понять, как это работает.

– Алекса, ты себя измучила, – недовольно заметил Дениэл.

– Послушай, я просто хочу в этом разобраться, хорошо? – Вспыхнула вдруг собеседница, сменив застенчивость на оборону, готовая защищать свой внутренний мир даже от него. – Мне это важно. Будь добр смириться с этим.

И он мирился, хоть это и давалось ему крайне тяжело. Вскоре мужчина сообразил, что его пугают не относительно контролируемые приступы Алексы, а его беспомощность по данному вопросу. Он не мог отвечать за ее шаги, не в состоянии был обеспечить безопасность, и не представлял, что происходило с ней, когда его не было рядом. И это подрывало его обещание мистеру Трасту, что все будет хорошо. Как он мог быть уверен в этом, если сам толком ничего не знал?

И тут яркое озарение осветило его мозг. Дениэл понял, что хорошо может быть только в одном случае – когда он на стороне своей возлюбленной. Прокрутив в голове их отношения последнего года, он понял, что Алекса пошла на поправку только потому, что он верил в нее, был рядом и держался непоколебимой скалой на фоне всех ветров и волн. Именно это и поспособствовало улучшению состояния девушки. Что ж, это он умеет лучше всего. Тогда как же он может помочь ей?

– Я знаешь, что думаю? – Догадался он. – Если ты шла домой после каждого приступа, значит, это не работает из дома. Твои родители говорили, что ты дома как раз приходила в себя. Значит, тут ты теряешь «краски». Может, стоит выбираться в город для этого?

Сначала в карих глазах девушки мелькнул огонек недоверия. Но Дениэл ничуть не лукавил по этому поводу, и Алекса вскоре позволила себе поверить, что он действительно хочет ей помочь. Однако ее потомственная черта характера всюду искать подвох все же сыграла не на руку молодому человеку. Остудив ее пыл заявлением, что поиск «красок» возможен только с ним, он снова разочаровал свою спутницу.

– Нет, Дениэл, когда ты рядом, все вообще исчезает, – понуро протянула она.

– Я не отпущу тебя бродить по улицам в невменяемом состоянии, – отрезал тот.

– Я вменяемая!

Тон девушки был настолько резок, что стало ясно: противостояние двоих воинов не кончится добром. Воевать с самым родным человеком в жизни мужчина был не намерен, он уже прошел эту школу с матерью, во всех подробностях разглядев истоки собственных заблуждений и наевшись горьких плодов от таких отношений. Он притянул ее к себе и скрутил в объятиях.

– Алекса… – Протянул он, испытывая сердечную любовь к юной бунтарке. – Послушай, я рад, что ты пытаешься разобраться с этим. Но ты нужна мне в моменте, понимаешь? Не исправленная или поломанная, а такая, какая есть, живая, здесь и сейчас. Я не хочу рисковать тобой ради смутных достижений. Дождись, пожалуйста, пока меня официально выпишут, тогда мы обязательно решим этот вопрос. Вместе.

Доктора же ничего вразумительного не говорили, лишь цокали языками, разглядывая его широкий бордовый рубец на груди, а посему и разрешения на привычную жизнь не давали, чтобы не рисковать. Где это видано, что человек, едва не умерший от продолжительной комы и отказа половины органов, побежит трусцой покорять мир спустя всего семь недель с момента клинической смерти?! И никакие увещевания не могли убедить Фергусона в обратном.

– Знаете что, Дениэл? Вы вообще должны быть еще в клинике с Вашей историей болезни, – возмутился врач. – Так что если Вы устали от домашнего режима, я с легкостью могу закрыть Вас в палате, как прикажете!

Нет, назад в фиолетовые стены он не вернется. Зря он вообще завел разговор о собственном здоровье со специалистами, потому как шаблоны и правила, под которые они пытались подстроить их с Алексой жизнь, рассыпались в прах еще год назад.

Но на всякий случай Дениэл смолчал о своих планах, идущих вразрез с диагнозами врачей, чтобы не вызывать лишнего беспокойства у Алексы, ей и так досталось переживаний. Он никогда не забудет лицо девушки, увиденное по возвращении, такое изможденное и лишенное жизни. Поэтому, смиренно занимая один из шезлонгов на заднем дворе поместья, Дениэл продолжал составлять схему работы новой конторы с постоянной телефонной поддержкой Санджита Хукри.

Индус оказался на удивление предприимчивым и знающим толк в подобного рода мероприятиях. Ему не хватало экономической жилки, коммуникабельности и настойчивости, но всего этого было с лихвой у Дениэла, поэтому из мужчин получился прекрасный дуэт. И пусть на дворе было воскресенье, это не останавливало их работу над мечтой, усердную и горячую.

Невдалеке от него возле распахнутых рольставней гаражного отсека уставшая от смет и забот Алекса холила своего белоснежного коня. Спросил бы кто у мужчины, как мотоцикл, на котором столько ездят по пыльным улицам укрытого смогом города, может оставаться настолько сияющим и чистым, и он бы ответил, что это результат каждодневного вылизывания любимчика. Он видел жар и преданность девушки по отношению к технике и даже немного сокрушался, что он не мотоцикл. Ну и завидовал самую малость, что у нее есть возможность рассекать по дорогам на двух колесах. Ничего, однажды и он заполнит этот пробел в жизни.

– Пару лет назад вы сидели наоборот, – заметил подходящий к гаражу мистер Траст. – Дениэл был в технике, а Алекса – за книгами на шезлонге.

Влюбленные тепло переглянулись и поприветствовали главу семьи в своей компании. Алекса, убрав волосы со лба тыльной стороной руки, счастливо улыбнулась, наблюдая за душевными объятиями своих самых главных мужчин.

– Дашь прокатиться? – Попросил отец, кивнув на спортбайк, который еще недавно хаял за неудобную посадку и резкий двигатель.

– Когда ты уже своим обзаведешься? – Театрально закатила глаза Алекса и отошла от мотоцикла, вытирая руки тряпкой.

Мистер Траст улыбнулся и привычно сел в седло. Он брал мотоцикл дочери очень часто, уже закупил некоторые части мотозащиты, но все еще озирался по сторонам, остерегаясь, что кто-то узнает о его теневой жизни. Проводив отца хитрым заговорщическим взглядом, Алекса села рядом с Дениэлом и, прильнув к нему верной кошкой, нежно поцеловала, вызвав в его теле понятную и ожидаемую реакцию.

– Я соскучилась, – промурчала она, скользнув по груди ладонью, там, где под футболкой был рубец, который она наблюдала каждый вечер в спальне перед сном. – Когда он заживет?

– Через пару дней осмотр у Фергусона, я спрошу, – вздохнул Дениэл.

Одна мысль о том, что теперь его личной жизнью руководит горстка докторов, удручала и вводила мужчину в уныние. Хотелось стряхнуть с себя оковы запретов и устроить жаркий бунт, чтобы доказать лекарям, как глубоко они заблуждаются насчет него. Но Дениэл точно знал, что в нем бушевал освобожденный подросток, много лет скрывавшийся в ракушке после смерти отца. Поэтому мужчина позволял себе подобные чувства, но действовать предпочитал по велению здравого смысла, соблюдая осторожность в отношении своего здоровья, ведь оно принадлежало не только ему.

Впрочем, вскоре он дал юнцу волю, усевшись за руль «Купера» для поездки на плановый осмотр в клинику. Дениэл оценил обстановку и решил, что справится, чем вызвал легкую панику у своей спутницы.

– Я не смогу тебя подстраховать, если ты устанешь, – взволнованно предостерегла его Алекса, – у меня нет прав.

– Я не устану, – заявил мужчина твердо.

Он и так засиделся в пещере, пока его дама сердца воевала с драконами, пришла пора расправить крылья.

Было странно передвигаться по городу на машине. Алекса не надевала обычной одежды уже пару месяцев, за исключением домашних штанов, и теперь чуть не влезла по привычке в мотоциклетный наряд, вовремя вспомнив о «Купере». Из гардероба вынырнуло платье в мелких серебристых пайетках, положившее начало соблазнению неприступного мужчины. Пришло время проверить стойкость его убеждений в собственных силах, почему бы и нет. Дениэл окинул стройную желанную фигуру в провокационном наряде, но промолчал, лишь неопределенно хмыкнув.

Поездка в клинику ничего не дала. Бенедикт Фергусон все так же подозрительно поглазел на его тело, пощупал ребра и, поцокав языком, прописал постельный режим, на всякий случай. Мужчина лишь улыбнулся такой милой заботе о его здоровье, однако Алекса немного обеспокоилась:

– Ты уверен, что нормально себя чувствуешь? Доктор Фергусон не разрешает тебе переутомляться.

– Твой отец тоже не разрешает тебе искать «краски», но ты лучше ощущаешь свой организм изнутри, верно? – Парировал Дениэл с ухмылкой, и девушка зарделась от смущения. – Хочешь, съездим в центр, поищем вместе?

– Ужасно хочу! – Встрепенулась Алекса, наградив спутника восторженным взглядом.

Для эксперимента они выбрали шумную Маркет-стрит. Оживленные перекрестки и обилие людей как нельзя кстати подходили для задумки, вот только Дениэла следовало куда-то деть. Он отстал от авантюристки, пообещав не бросаться в глаза, но быть рядом, и Алекса, сверкая серебристым платьем, словно рыбка на дне буйного океана, ускользнула от него, впившись в толпу.

Мужчина брел сзади нее в паре десятков ярдов, стараясь не волноваться лишний раз. На большее расстояние провожатый не отважился, потому что платье девушки в очередной раз проверяло мужские инстинкты на стойкость. И не только его. Хоть сильную половину большого города и не удивишь оголенными телесами, это были его? телеса! И Дениэл никак не планировал делиться с кем-то прекрасным видением, всецело принадлежавшим ему одному. И поэтому поглядывал во все глаза, не претендует ли кто-то на его девушку.

Алекса двигалась по красной мостовой вдоль проезжей части. Слева от нее мелькали многочисленные магазины, пристроившиеся на первых этажах зданий, а справа – нескончаемый поток автомобилей. Девушка шла ровно и осознанно, поэтому Дениэл, особо не напрягаясь, следовал за ней, время от времени теряя из вида. Иногда она пряталась в экране телефона, на котором, он мог поспорить, зияли жуткие рожи, но чаще просто смотрела перед собой.

Жаркое солнце почти постоянно находилось за облаками, скрывая от посторонних глаз тело красавицы за серой матовой кольчугой, и Дениэл расслабился вконец. Ничего не происходило. Видимо, девушка не могла отстраниться от мира, зная, что за ней снова следят. Может, оно и к лучшему, идея о прогулках по городу в измененном состоянии сознания ему не нравилась изначально. А пока пара мирно двигалась к стеклянным небоскребам по оживленному проспекту, за которыми открывался вид на пролив.

Задумавшись, Дениэл сообразил, что пытается перейти проезжую часть на красный свет, когда из мыслей его выбил рев клаксона. Он едва не угодил под колеса автомобиля! Осыпав молодого человека проклятиями, желтое такси, визжа покрышками, унеслось прочь. Рассеянно пожав плечами, он дождался разрешающего сигнала светофора и принялся рыскать глазами свою спутницу. Алексы нигде не было.

Удивляясь неожиданному внутреннему спокойствию на этот счет, Дениэл на всякий случай прибавил шаг, в надежде догнать беглянку. Вскоре он увидел ее вдалеке, распознав знакомое лунное сияние серебристого платья. Девушка стояла в компании молодого человека, вполне прилично одетого, если бы не его неприличная ухмылка и недвусмысленный взгляд, оценивающий провокационный наряд красавицы.

А Алекса, похоже, нашла, что искала. Совершенно не замечая похотливого взора незнакомца, она зачарованно наблюдала за его попытками клеиться к понравившейся девушке, даже пыталась потрогать лицо подозрительного типа, и тот, по всей видимости, был не против, потому что обхватил ее тонкую кисть своими ручищами и прижал к гладковыбритой щеке. Шумно выдохнув, Дениэл в десяток прыжков нагнал странную пару, и нарушил их идиллию.

– Алекса! – Крикнул он, и та моментально обернулась, включившись. – Именно об этом я и говорил.

Обескуражено уставившись на своего нового знакомого, девушка пыталась вытянуть свою кисть из его ладони, но тот не хотел сдаваться. Она нахмурилась и рывком освободилась из его рук, смерив парня презрительным взглядом. Тот пытался что-то говорить, но его уже никто не слушал.

– Прости, но ты все испортил, – заявила она любимому.

– Конечно, ты почти нашла себе нескучный вечер без последующих обязательств, – пробасил Дениэл.

– Ничего подобного бы не случилось! – Упрямо вздернула она нос.

– И часто ты так делаешь, пока я прозябаю в поместье?..

Пара отдалялась от недоуменного типа, успевшего уже обрадоваться удачному знакомству. Недовольно таращась на странных людей, живо выясняющих отношения, он бросил на них последний взгляд и, сплюнув на асфальт, пошел в противоположном направлении на поиски новых приключений.




30


Сказать, что он волновался – ничего не сказать. Руки потряхивало мелкой дрожью, голову кружило от переживаний, а желудок вдруг внезапно возмутился элементарной воде, что и говорить о романтическом ужине, который он решил устроить любимой. Намеренье сделать ей предложение созрело еще в марте, когда их отношения переросли в нечто большее, чем ностальгические вздохи, и мужчина все тянул с этим, не зная, как подступиться. И тут понял, что если протянет еще хотя бы пару недель, то совсем потонет в ощущении собственной ущербности, поэтому принял решение действовать. Сегодня.

Воском для волос Бенедикт не пользовался со студенческих времен, когда его густые кудри еще были темными и блестящими, но пальцы помнили, как управляться с этой субстанцией, и вскоре прическа могла смело отвечать предпочтениям ожидаемой гостьи. Мужчина надел свежую рубашку и повязал галстук-бабочку, клетчатую, как она любила.

Следующим пунктом была атмосфера в доме. Клининговая компания отмыла помещение еще утром, оставив хозяину дома лишь наведение антуража. Аромасвечи, приглушенный свет, клетчатые пледы по креслам, сухоцветы в высоких стеклянных вазах и дорогое вино. Обязательно белое полусухое, иное она не признавала. Конечно, было бы неплохо заказать ужин в ее любимом итальянском ресторане, где упаковывают еду в странные картонные кузовки вроде тех, в которых продается китайская лапша, но тут он предпочел покупной пище собственную стряпню, которая когда-то была чудо как хороша.

Похоже, он снова пытался делать все безупречно. Как раз это качество бесило сильнее всего его возлюбленную долгие годы знакомства, но тут Бен ничего не мог с собой поделать. Неплохо было бы вместе с недавней косметической операцией сделать себе легкую лоботомию, чтобы отучить мозг так много думать, тогда бы у него было больше шансов не стремиться к идеалу. Но в таком случае он в одночасье лишился бы всех своих многочисленных дипломов, грамот, сертификатов и достижений и отправился бы мести улицы Сан-Франциско или крутить хот-доги в закусочную, что тоже неплохое занятие для отдыха головы.

Пять минут до назначенного времени. Ожидаемая гостья никогда не опаздывала, чем тоже иногда злила медлительного вдумчивого мужчину. Сегодня он решил простить ей эту «оплошность», поэтому занялся подготовкой к свиданию заранее, чтобы не смущать ее несобранным задом в клетчатых трусах, тоже любимых.

Свет утих, плита погасла. Теперь музыка. Что она любит? Джаз и саксофон, чтобы уж совсем все было идеально. Впрочем, к черту музыку.

Мужчина прошелся по отмытому до блеска дому, поправил подушку на софе, одернул занавеску. И тут заметил небольшое пятно от пива на светлой ткани ковра, которое было когда-то частью его одинокой жизни. Едва заметное, оно не бросилось ему в глаза заранее, но сейчас заказать химчистку уже не получится. Она наверняка его заметит! Может, замыть, пока есть время? Откинув абсурдную мысль, он двинулся дальше.

Жалюзи немного сплелись друг с другом, и пальцы сами потянулись распутать их. Проплывая мимо зеркала, он поправил седой локон, упавший шаловливым завитком на лоб, и одернул рукава рубашки. Лучше до ее прихода не сгибать руки в локтях, чтобы не мять ее. Боже, Бенедикт снова погряз в своем тошнотворном идеализме, так ненавистном женщиной! Как же она права, это порой невыносимо!

Она опаздывала на две минуты. Она никогда не опаздывала! Что же стряслось? Так, спокойно, женщинам свойственно опаздывать. Но не ей! Ей несвойственно!

Лучше проверить еще раз кольцо. На месте, покоится в коробочке в кармане. Можно было, конечно, снова взять для этих целей кольцо матери, но с ним были некоторые казусы, повторять которые не хотелось бы. Однажды оно уже легло на его прикроватную тумбу в немом отказе продолжать совместную жизнь, к чему провоцировать повторение ситуации? И он выбрал вариант попроще – зашел в ювелирный магазин, где тщательно подобрал то, что ей точно будет по душе.

Пятнадцать минут опоздания, немыслимо! Точно что-то случилось. За это время можно было успеть замыть ковер. Он еще раз поправил клетчатую бабочку и еще раз одернул рукава, успев к тому моменту, когда сработал дверной звонок.

Вздрогнув от неожиданности, он рванул к двери, где еще раз одернул штанины брюк и оценил финальный вид в зеркало прихожей.

Выдох.

Дверь распахнулась, и хозяин дома расплылся в улыбке, очарованный. Она снизошла до того, чтобы надеть на свидание платье. Простое, темно-зеленое, со строгим рубашечным воротником и накладными карманами, но – платье! Тонкие браслеты на запястьях, массивные серьги в ушах, бежевый маникюр, идеальная укладка. И даже тушь для ресниц! Она явно тоже готовилась к свиданию!

– Здравствуй, Бенедикт, – мягко проговорила гостья.

– Ты восхитительно выглядишь, Алисия! – Отозвался мужчина.

Он впустил посетительницу в дом, который когда-то принадлежал и ей, и прикрыл за ней дверь. Безумно захотелось узнать, почему она опоздала, но спросить ее – значит снова сакцентировать внимание на своем перфекционизме, поэтому он буквально держал себя за глотку, лишь бы молчать на этот счет.

– Решила не смущать тебя своей пунктуальностью, мне не так важно быть вовремя повсюду, как я стремилась показать, – отчиталась визитерша самостоятельно. – Сидела в машине, ждала положенные леди четверть часа.

– Я чуть с ума не сошел от беспокойства! – Воскликнул Бен и прижал к себе любимую, наплевав на мятые рубашки и платья, и женщина рассмеялась. – А у меня грязный ковер, не успел почистить.

– Как тебе удалось сдержаться и не убрать его с глаз долой? – С иронией спросила Алисия, отстраняясь.

Собеседник замер, обескураженный собственной глупостью. Как же он не догадался просто избавиться от него, черт дери? Да, хоть бы и в окно! Нет, ему явно нужна была эта женщина как недостающая часть его идеальной жизни! Только бы все сложилось.

Алисия залилась звонким смехом, тем самым, который он так любил в былые годы. Как же он хотел сделать важный шаг прямо сейчас, сгорая от любви к женщине своей мечты! Но нет, сперва нужно накормить ее ужином.

Усадив даму сердца за идеально сервированный стол, Бенедикт вынес два блюда с провиантом на вытянутых руках, словно официант дорогого ресторана.

– Зеленые феттуччине в сливочном соусе с белыми грибами и прованскими травами! – Громогласно объявил он.

– Ты невыносимый идеалист! – Рассмеялась гостья.

– От невыносимой идеалистки слышу, – парировал он с улыбкой.

Тарелки пустели довольно медленно, потому что влюбленные, одаренные вторым конфетно-букетным периодом, не могли наговориться. Но все же, отвлекаясь время от времени от приятного общения, мужчина немного страшился планируемого итога вечера. Их первый после пятилетнего разрыва поцелуй, и даже первый секс, не так сильно волновали его, как повторное предложение руки и сердца бывшей жене. Однако своей жизни без Алисии он больше не видел. Стоило разойтись, чтобы понять это наверняка.

С возобновлением их отношений, которому он несомненно был обязан клану Траст с их бесконечными проблемами, словно все напасти мира решили свалиться на одну семью, Алисия невероятно похорошела! Она постройнела, засветилась, кожа ее разгладилась, и женщина теперь едва ли выглядела на свои сорок шесть, скорее на твердые тридцать семь. Безусловно, любовь женщину красит.

Вскоре грязная посуда отчалила в моечную машину, и пара разместилась на софе, с которой прекрасно рассматривалось пятно на ковре. В силу того, что их пытливому дотошному взгляду больше не за что было зацепиться, они не нашли ничего лучше, как обсудить это кошмарное недоразумение.

– Оно выглядит высокохудожественно, Бен, зря ты его ругаешь. Взгляни, какие тонкие акварельные переливы на его краях! – Издевалась над ним любимая.

Пару десятков лет назад он бы закрыл ей рот поцелуем. Впрочем, у него и сейчас было, чем закрыть ей рот.

– Выходи за меня замуж! – Выпалил он, не раздумывая.

Тишина повисла в гостиной. Алисия не смела даже шелохнуться в его руках, поэтому несравненный доктор Фергусон, непревзойденный хирург Штата, автор сотен статей и докторских диссертаций не нашел ничего более подходящего, чем выругаться при даме, разочарованный собственным порывом чувств.

– Я все испортил, да? Прости, я не хотел этого… Точнее, хотел, но не этого! – Выдал мужчина и, взяв себя в руки, заявил твердым голосом, доставая из кармана кольцо: – Алисия Пэрриш, будь моей женой. Я серьезно. Не хочу больше без тебя ни минуты. Готов терпеть хоть твои опоздания, хоть невыносимую пунктуальность, хоть идеализм, хоть бессердечное равнодушие, даже обсуждения пятен на ковре и перемалывание костей пациентов, что угодно. Только выходи за меня!

Ее испуганные карие глаза хлопали накрашенными ресницами, наполняясь слезами. Боже, он все испортил. Меньше всего он хотел причинить ей боль.

– Почему ты плачешь? Я что-то не так сказал или сделал? – Встревожился Бенедикт. – Я даже не замечал твои обсуждения клиентов, если тебя это расстроило. Алисия, я люблю тебя всю, каждый твой промах, каждую ошибку. Пожалуйста, увидь же! Я не в том возрасте, чтобы лукавить, играть в глупые игры или лгать тебе. Ну, что же ты, милая?

Мужчина обхватил ее лицо ладонями и заглянул в глаза, раненный до глубины души слезами, которые на его памяти случались с психологом очень нечасто.

– Ты не понимаешь, – заныла она и попыталась убрать его руки и спрятать лицо, омываемое драгоценной влагой.

– Объясни!

– Не могу, – мотнула головой Алисия. – Никогда не смогу. Ты знаешь обо мне далеко не все, я не смогу больше выйти замуж, мне сложно перешагнуть в себе одну вещь, я даже не знаю, с чего начать!

– Я надеюсь, ты не имеешь в виду измену столетней давности, разбивая мне сердце сейчас? – Нахмурился кудрявый доктор.

Изумление и отчаяние вытянули ее лицо в ровный овал, приоткрыв рот. Похоже, ему тоже можно было идти ломать людям мозг со своей проницательностью.

– Откуда ты знаешь? – Прошептала Алисия.

– Эванс рассказал, – бросил он равнодушно.

Специалист по УЗИ был неплох: относительно молод, красив и мускулист, его темные волосы еще не посеребрила седина, а уголки глаз не тронули мимические морщинки. К тому же он не обладал лицевым дефектом, как Фергусон, поэтому корпоративное застолье и закончилось их постелью, в то время, пока Бен кромсал пациента в операционной. При должном подпитии возможно все в этой жизни, даже предложение бывшей жене.

– Ублюдок, – выплюнула изменщица. – И давно?

– Прошлой осенью, мы вели вместе одну беременность и сдружились, – вспомнил мужчина огромный живот Мелани Траст, но тут же поспешил выяснить отношения до конца: – Я сразу все понял, Алисия! Догадался, почему ты так резко и без объяснений подала на развод. Ты просто слишком высокого мнения обо мне, чтобы убить этой новостью, но продолжать не смогла, потому что предала самого близкого. Но это все неважно, понимаешь? Что такое один прокол под алкоголем, когда люди всю жизнь живут вместе? Я не смогу без тебя. Не представляю никого другого в своей идеальной вселенной! Никто не вытерпит такого педанта, как я. Ты восхитительная! Пожалуйста, дай мне шанс!

Он так и стоял на коленях рядом с софой. Вытянутые брюки и мятая рубашка не волновали его больше, до чего же люди бывают мелочны за неимением глобальных проблем в жизни. Алисия отчаянно пыталась совладать со своими эмоциями, запереть их, но все было тщетно. Слезы уже ручьями струились по ее лицу, пачкая щеки поплывшей тушью, а рот расползся в рыданиях.

– Это ты? просишь у меня шанса? – Прорычала она в исступлении. – Я изменила, а ты просишь шанса? Боже, ты сумасшедший!

– Сумасшедший влюбленный, – уточнил Бенедикт с улыбкой.

– Давай сюда свое кольцо, – рассердилась она и тут же надела его на палец, не раздумывая. – Боже, ты сумасшедший! О, боже.

Она сползла к нему на пол, и двое измученных людей среднего возраста крепко обнялись, размотав узел многолетней давности. Ничто другое больше не имело для него значения, только согласие любимой женщины.

– Вернешься домой, а? – Решил он добить ее, пока оборона спала. – Мне тебя здесь так не хватает!

– Вернусь! – Рыдала Алисия в его руках. – Как же я жила без тебя эти темные безвыходные пять лет? Какая же я дура!

– Кто-то же должен уравновесить мои докторские степени, – самодовольно усмехнулся Фергусон, и тут же получил тычок в бок.

– Ненавижу тебя, – рыкнула женщина.

– А я – тебя, – с любовью в голосе отозвался он.

И пара слилась в поцелуе. Сидя на залитом пивом ковре, счастливые жених с невестой одаривали друг друга теплом и искренностью, словно пытались наверстать одинокие годы. Целуя ее родные губы, Бен вдруг понял, что готов очень на многое ради этой женщины, например, разбить лицо Эвансу или уйти из Медицинского Центра, чтобы не видеть больше его смазливой самодовольной рожи.

К тому же этот мертвенный лиловый цвет стен его уже порядком достал.




31


Середина недели оказалась лучшим днем для принятия гостей, выходные которых все были расписаны поездками за город. Кто бы мог подумать, что самым занятым из их четверки одноклассников окажется Оливер, владелец корпорации с полусвободным графиком, отдавший важные дела на решение исполнительного директора? Конечно, он предложил супруге организовать внеплановый выходной, но Мелани не сочла событие столь важным для таких кардинальных мер. К тому же ее одиночество неплохо скрашивал уже освоившийся в особняке мистер Портер, поэтому скукой женщина не страдала, особенно в компании трехмесячных близнецов.

– Кого, напомни мне, мы сегодня ждем? Того твоего неудачного кавалера в тяжёлых ботах с серьгой в носу? – Подшутил над ней отец, явно наслаждаясь выступающим румянцем на щеках дочери.

– Нет, папа, мы ждем Кена и Сабрину Картеров, они поженились за месяц до нас сразу после окончания школы, помнишь? – В четвертый раз сообщала она, а собеседник лишь посмеивался над своей чудесной шуткой.

Белоснежный французский фарфор встал на темной обеденной столешнице, ожидая в компанию отполированное столовое серебро. Мелани выставила натертые стаканы и блестящую салфетницу, а когда потянулась за изящной солонкой, поймала на себе печальный взгляд отца.

– В чем дело, пап? – Поинтересовалась она, замечавшая все чаще на его лице вымученную ностальгическую улыбку.

– Ты так похожа на маму, Мелани, – проговорил он с любовью в голосе. – Она так же накрывала на стол, ожидая гостей. Мы очень часто их принимали до твоего рождения. Офелия следила, кто что надел, как убрался в отведенной ему зоне, насколько ровно постелил коврик у дверей. Ей так важны были мелочи, она безотрывно осматривала дом в поисках дел, а я при этом смотрел на нее. Она очень красивая, прямо как ты.

Еще полгода назад Мелани сочла бы последнюю фразу худшим комплиментом, но сейчас, видя бесконечную любовь в глазах отца, она лишь мягко улыбнулась и присела к задумчивому родителю.

– Ты соскучился по маме, да? – Догадалась женщина. – Позвони ей!

– О, нет, ни за что, – замахал руками родитель. – И тут дело даже не в ущемленной гордости, а в том, чтобы не мешать ей жить своей жизнью, о которой она всегда мечтала. Мне иногда было очень больно наблюдать, насколько обязывающей была для нее семья. Редко, когда ее рабочие дела шли из рук вон плохо, она видела в нас причину, почему у нее ничего не получается. В такие моменты я больше всего переживал, чтобы Нил не почувствовал себя ненужным, как я. Вы с Эммой всегда находили себе занятия, чтобы умаслить маму, а мы с Нилом маялись бездельем, это было безопасней всего, когда она гневалась. Но, очевидно, справился я плохо.

– Ты справлялся, как мог, – не согласилась дочь. – Как и мы все. И нет ничьей вины, что все рассыпалось.

– Знаешь, Мелани, а я ведь ни разу не был у него с самых похорон, – задумчиво протянул отец. – Как ты думаешь, мы сможем найти его после стольких лет?

Мороз пробежал по позвоночнику женщины от одной мысли о кладбище. В голове возникла картинка с серыми надгробиями, людьми в черных одеяниях и бледным лицом брата, упакованного посмертно в красивый костюм-тройку. Задавив внутри закрытые эмоции, женщина проглотила ком в горле и оставила вопрос без ответа. Вздохнув тяжело и прерывисто, она поднялась со стула и продолжила справляться с подготовкой к приему гостей.

– Прости, я не хотел тебя отвлекать, – понуро опустил нос отец.

– Мы попробуем, хорошо? – Произнесли ее губы, сжалившись над предком, не спросив мнения у разума, вопившего от ужаса. – Не смогу сказать точно, когда, но я постараюсь.

– Спасибо, дорогая, – просипел мужчина. – Пойду к парням, готовь здесь. Как проснутся, мы спустимся.

Поблагодарив отца за помощь, Мелани отпустила его в спальню к спящим близнецам, которые стали родителю второй молодостью. За стуком судорожно колотящегося сердца она не заметила шума двигателя «Ленд Крузера» за окном.

– Картеров еще нет? – Вопросил влетевший в гостиную Оливер, и только потом заметил бледное лицо жены. – Мелани, ты в порядке?

Он подскочил к супруге, готовый спасти мать своих детей от любой напасти, но той не требовалось спасения. Она примирительно улыбнулась и обняла крепко, не намеренная портить день еще и ему.

– Я спрятала Картеров в шкафу, чтобы устроить тебе сюрприз, – попыталась пошутить женщина и, судя по смешку из уст мужа, ей это удалось.

– Не представляю Кена в шкафу, если честно! Разве что в угловом.

Мелани, вспомнив габариты одноклассника, тоже усмехнулась. Невысокий и плотный, еще в школе он был объектом насмешек девчонок и жалости Сабрины. Будет интересно взглянуть, чего достигли их отношения маменьки и сыночка за эти годы. Десять лет прошло с тех пор, как Мелани видела пару в последний раз. Воспоминания о встрече все же заставили ее содрогнуться, и хозяйка дома стряхнула навалившийся с ними дискомфорт, стараясь не жить прошлым.

Желтая приземистая «Феррари» гостей въехала в ворота поместья на четверть часа раньше обозначенного времени. Злобная и клыкастая спортивная тачка, рыча тюнингованными глушителями, встала под навесом и выпустила из своих недр двоих: до истощения худого мужчину в роговых очках и коротко стриженную блондинку, увешанную украшениями так густо, что их звон был слышен даже через прозрачную дверь дома.

– Мы ничего не понимаем в роскоши, Мел, – обалдело пробасил супруг, наблюдая за выбирающимися из салона авто визитерами.

Она окинула взглядом свое простое платье, мягкое и домашнее, удобное для кормления грудью, и покраснела до корней волос. Но тут же вспомнила слова отца об излишнем контроле Офелии перед приемом гостей и рассмеялась искренне и тепло.

– Нет, не понимаем. И, слава богу!

Десять лет жизни меняют людей до неузнаваемости. Некогда миловидная темноволосая мышка стала эффектной блондинкой с пухлыми губами и ядовитым татуажем, а объемный мальчишка с щеками сытого хомяка исхудал до состояния скелета. И, судя по его гладкому лицу, дружба их семьи с ботулотоксином и гиалуроновой кислотой процветала. Мелани усмехнулась, вспоминая себя до второй беременности, так же очарованную мишурой и никому не нужным искусственным лоском фасада.

А пока, выяснив отношения на входе в дом, пара, глядя в зеркальную поверхность стены, поправила одежду и макияж и сделала пару фото на телефон, повеселив наблюдающих за представлением владельцев дома. Наконец, вдоволь насмотревшись на собственный неотразимый дуэт, гости вошли в прозрачные двери, перед которыми их уже ждали радушные хозяева.

– Здравствуй, Мелани Портер! – Возопила холеная девица, в которой одноклассница едва узнала скромную Сабрину. – Как мило, что вы доделали ремонт и затянули безобразные камни газоном, дом от этого преобразился! Оливер, ты прекрасно выглядишь! Кен видел тебя по телевизору весной и уверял, что ты здорово набрал за эти годы, но нет, ты все так же строен, как в нашу последнюю встречу!

Мелани поморщилась, вспомнив события, ставшие для супруга своеобразной диетой, и шагнула в объятия той, которую не осмелилась бы назвать подругой, даже если бы это была единственная представительница прекрасного пола на свете.

– Приветствуем вас, – выговорил Оливер и натянул неживую улыбку.

«Да уж, вечер будет не из легких», – поняла Мелани.

Общение началось с едких колкостей в адрес хозяев дома, продолжилось политикой, новинками косметологии и техногенетики, и перешло в сплетни о бывших общих знакомых, неприятных и скользких, если честно, когда наверху в спальне раздался детский плач. Мелани помнила, что отец обещал присмотреть за малышами, но уж очень захотелось вырваться из острого маникюра Сабрины, поливающей мир кислотными новостями.

– Мелани, у тебя дети? В твоем-то возрасте? – Донесся до ее слуха отдаляющийся голос визитерши, но мама младенцев уже достигла второго этажа, остро желая спрятаться от чудаковатых гостей в своей милой спальне.

Она влетела в комнату с детьми и закрыла за собой дверь. Малыш Кристофер мило щипал деда за нос, а Джо орал истошным голосом, требуя мать немедленно. Приглядывающий за ними дедушка лишь застенчиво развел руками, оставляя кормилицу наедине с проснувшимися голодными ртами. Мелани улеглась поудобнее и прикрыла глаза, радуясь, что сбежала из колючей гостиной. И как она отважилась позвать их после стольких лет перерыва? Лучше бы они принимали Лиз с Грегори, все же более душевная пара. Но неудачные попытки всегда приносят плоды более ценные, чем полное отсутствие попыток, поэтому, уговаривая себя дотерпеть до вечера, женщина улыбнулась, отдавшись кормлению малышей всецело.

Вскоре мальчишки наелись и отвалились от груди. Мелани позвала отца и, подхватив детей, они вместе спустились вниз на помощь Оливеру, который уже разрывался в эмоциональном торнадо под натиском гостей.

– Боже, это твои? – Прошлепала Сабрина раздутыми губами. – После Ричарда я бы ни за что не отважилась на спиногрызов, он просто измотал меня своими непомерными требованиями! Как же ты решилась на детей после своей неуравновешенной дочери? Фигуры не жалко?

Мелани давно поняла, что приглашать этих людей к себе было чудовищной ошибкой, но тут вдруг решила, что с нее хватит. Она набрала в легкие побольше воздуха, чтобы высказать даме все, что она думает о ее образе жизни, когда в проходе между крыльями особняка послышались шаги.

– О, мам, пап, у нас гости? – Улыбнулась Алекса, глядя на странную парочку.

– Дорогая, это Кен и Сабрина Картеры, наши одноклассники, – представила Мелани гостей первыми, хотя по правилам этикета следовало делать наоборот, – ребята, это наша дочь, Александра.

Гладкое лицо гостьи, замершее в века?х на одной ноте эмоций от излишки токсина, повернулось к девушке. Если бы отец не обработал с утра ее мировосприятие, то Мелани бы отчитала Алексу за внешний вид: тугие черные лосины и размашистая желтая футболка, наверняка, некогда принадлежавшая Дениэлу и обрезанная по низу, составляли ее весьма неформальный наряд. А теперь единственное, что ей было интересно – как ее повзрослевшая дочь отреагирует на новых знакомых.

– Сэнди?! – Воскликнула Сабрина. – Как ты выросла! Последний раз, когда мы тебя видели, ты была совсем крохой. Больше не будешь царапаться, кусаться и пытаться выйти через окно?

– Я еще не решила, – отозвалась Алекса и, приподняв бровь, уставилась на родителей.

Оливер лишь смущенно развел руками, а Сабрина залилась диким хохотом от шутки дерзкой малышки.

– Хорошо, что мы не взяли с собой Ричарда, нашего сына, он до сих пор находится под впечатлением от твоего поведения! – Продолжала одноклассница. – Знаешь ли, в наших кругах ни у кого дети так себя не ведут, потому что все мы цивилизованные люди, а не животные. Но, похоже, мнение общественности тебя не сильно смущает.

Сабрина окинула Алексу брезгливым взглядом.

– Не сильно, – согласилась девушка, усмехнувшись.

Она собралась уже уходить, сообразив, что сейчас родители заняты, но цепкие пальцы гостя впились ей в запястье.

– А у тебя есть пассия? – Спросил Кен, восторженно разглядывая ее с головы до ног. – А то Ричард недавно расстался со своей подружкой, а ты очень даже ничего.

Он заговорщически взглянул на Алексу, но тут же получил удар супруги локтем.

– Кенни, прекрати заниматься сводничеством! Ричард не из тех, кто согласится на свидание заочно, это просто глупость!

– Я пойду, пап, – тихо проговорила дочь. – Мы с Дениэлом хотели зайти к тебе, обсудить кое-какие вещи, когда вы закончите.

– Кто такой Дениэл? Твой парень? – Еще крепче впился пальцами в ее запястье Кен, и девушке пришлось довольно жестко вырваться. – Зови его, мы с ним поборемся!

Картер начал приплясывать в боксерской стойке, а Алекса, таращась на нелепые выпады тощих кулачков в ее адрес, распрощалась с собравшимися шумными людьми и скрылась за углом стены.

– Какая странная девочка, – выдала Сабрина неудовлетворенно. – Совсем равнодушная к шуткам и веселью. Как вы с ней справляетесь?

– Алексе восемнадцать, ей не нужно, чтобы мы с ней справлялись, – строго заявил Оливер, и гостям ничего не осталось, как глупо похихикать на его недовольство, дабы не раздувать гнев хозяина поместья.

Впрочем, Мелани бы ничего не имела против, если бы Оливер выставил этих пародий на людей вон. Выглядящие нелепей карикатур Алексы, которые девушка рисовала весной, их гости подтолкнули женщину к одному пониманию, которое раньше ей бы не пришло в голову. Она вдруг решила тщательно фильтровать круг своего общения, не желая больше подобных казусов в семейной жизни. Хорошо, что супруг для этой встречи одноклассников не стал сдвигать важные дела, еще чего не хватало!

Боже, спасибо, что Дениэл не пришел на важный разговор к родителям вместе с Алексой! Он бы однозначно не смог проигнорировать язвительные замечания в адрес своей девушки и принял бы бой, навязанный Кеном, несмотря на состояние здоровья.

Мелани глубоко вздохнула и оглядела мягкий чувствительный груз в своих руках. На нее смотрели теплые зеленые глаза Джо, спокойные, немного растерянные, но искренние и полные неземной любви. Мать малыша растворилась в этом взгляде, осознав вдруг самое важное на данную минуту. Она набрала в легкие воздуха и выдала, не задумываясь:

– Знаете, вам пора домой. Было приятно встретиться и поужинать вместе, а у нас семейные дела. Правда, Оливер?

И супруг, наградив любимую женщину восхищенным взглядом, словно Медалью Почета, кивнул, поддерживая ее решение.




32


– Дикари, честное слово! – Возмутилась Алекса, расхаживая из стороны в сторону по их обширной спальне, пока ее спутник готовил бумаги для вечерней встречи с шефом. – Где только родители взяли этих клоунов? Я даже в какой-то момент усомнилась, кому из нас восемнадцать, а кому – сорок.

– Ты ведь давно хотела, чтобы у них появились друзья, и наладилась социальная жизнь, – пробасил Дениэл, не отрываясь от документов.

Девушка потерла сжатую малоприятным типом руку, вспоминая его тонкие острые пальцы, и поморщилась. Возможно, она слишком строга к друзьям родителей, не ее работа – следить за чистотой их общения.

Пока мужчины были заняты своими делами: один – сметой с бесконечными столбцами цифр, а второй – дружественным обедом с одноклассниками, у Алексы нашлось время привести в порядок и свои дела.

Во-первых, бумаги «Фонда» отправились по папкам, которые следовало унести в кабинет мамы по окончании их милых посиделок. Планирование фондовых вложений завершилось, группы волонтеров и работников уже отправились по детским домам, а последние получили свою долю финансирования. Молли и Джулия ушли на заслуженный летний отдых, мистер Армстронг запер дверь здания из серо-синего стекла, и теперь Алекса могла свободно заняться остальными вопросами.

Во-вторых, владелица рабочего стола расформировала все лекции, планируемые на осень, по квартальным папкам, четко соблюдая очередность. Деканат Университета заверил каждый блок работ, и теперь оставалось только дождаться сентября, чтобы начать дерзкий эксперимент.

В-третьих, список потенциальных помещений для выставки полетел в мусорную корзину. «Уродцы» уже начали покрываться тонким слоем пыли в кладовке, а стен для их демонстрации так и не нашлось. Из всех помещений, что девушка объехала в последние пару недель, ничего не подходило: то место было непроходным, то нуждалось в капительном ремонте, то казалось слишком маленьким, или, напротив, слишком большим, то занималось в последний момент конкурирующими арендаторами. И все не складывалось так, как желалось, словно сама вселенная была против этой странной задумки. Дениэл, конечно же, поддерживал свою девушку, как мог, уговаривая не расстраиваться и потерпеть, но энтузиазма к этому делу у нее убавлялось с каждой неудачной поездкой в город.

Кроме того, после поисков «красок» и случайного знакомства на глазах у любимого, Алексу посадили на короткий поводок. Поездки в город в одиночестве теперь отслеживались поминутно, не позволяя ей оставаться наедине с собой. Едва девушка задумывалась, в кармане начинал трещать мобильный с неизменным: «ты в порядке?» На возмущение, что ей не требуется нянька, мужчина довольно резко и безапелляционно заявил: «только под моим надзором», и обсуждение вопроса завершилось, не начавшись. Мотоциклистку это безумно угнетало, но сопротивляться она не стала, прекрасно понимая переживания Дениэла. Конечно, можно было позвать в надзиратели подруг, но для этого нужно было провести беседу о нюансах ее «болезни», а так глубоко в свой внутренний мир она пока никого не впустила. Даже посвященные в ее особенность Лиз и Ким не знали всех подробностей, а, если бы узнали, наверняка отреагировали бы примерно так же, как и ее мужчины. И были бы правы, что уж возмущаться?

Из-под собранных бумаг показалась столешница. Алекса уже толком не помнила, какого она цвета из-за постоянного навала документов на ней, а теперь ей даже стал приятен светлый орех, с которого осталось только стереть пыль.

Закончив уборку, она оглянулась на мужчину, но тот лишь мерно бубнил под нос цифры. Что ж, тогда самое время позвонить Индире, чтобы назначить встречу для зарисовки очередной коллекции. Подруги не виделись уже очень давно, с тех пор, как Алекса заезжала в кафе после взрыва, и обоюдная готовность к свиданию в воскресенье очень порадовала девушек.

– Я ужасно соскучилась по вас с Дениэлом! – Восторженно вещала в трубку индианка. – Да и папа уже хочет встретиться и показать план мастерской, он чертит его ночами! Будем ждать.

На том и договорились.

А пока Алекса отправилась на кухню, чтобы приготовить что-то перекусить, потому что увлеченный цифрами мужчина мог забыть обо всем на свете, и ее ответственность – следить, чтобы все были сыты. Девушка спустилась на первый этаж и поняла, что поместье утонуло в звенящей тишине. Где же гости?

Она осторожно выглянула из прохода между крыльями дома – никого. Удивленно хмыкнув, Алекса отправилась в спальню родителей с надеждой найти там маму. Женщина разлеглась на кровати, обложенная близнецами с двух сторон.

– Куда делись ваши восхитительные друзья? – Удивилась Алекса.

Она зашла в привычную светлую комнату, где пахло лосьоном для тела, и витал аромат сладковатого цветочного молока, и уселась на кровать рядом с семьей. Как же прекрасно это видение – кормящая женщина! Неужели, мама была так же красива с Алексой на руках? Девушка растянулась по кровати так, чтобы не мешать младенческому обеду, но видеть всех троих, вызывающих тепло в ее сердце.

– Мы попросили их уйти, – ошарашила ответом мама. – Я ужасно устала от этой кутерьмы!

– Как? – Выпучила глаза дочь, не в состоянии поверить, что родительница способна на такое. – А как же твое убеждение, что нужно всегда держать лицо, заботиться, что о тебе подумают другие, поддерживать статус и имидж?

– Знаешь, дорогая, есть вещи гораздо более важные, чем статус. Например, семья, – полюбовно промурлыкала мать, оглядывая своих троих детей благоговейным взглядом. – Теперь я понимаю, почему ты отреклась от общения с людьми, когда Дениэл был в коме. Друзья перестают быть близкими, когда не поддерживают твои ценности, это закономерно. Прости меня за это, милая.

Мать протянула ладонь к ее кисти и сжала нежно и тепло. Алекса печально улыбнулась, стараясь прогнать из горла горький ком, и ответила на пожатие.

– Нужно, наверное, попробовать позвонить Лиз, – проговорила Алекса внезапно осипшим голосом. – Если и не наладить отношения, то хотя бы высказать свои обиды и возмущения, чтобы дальше общаться честно. А ты тоже высказала что-то этой Сабрине?

– Нет, – мотнула головой хозяйка комнаты. – Есть люди, которым бесполезно что-то говорить, они даже не поймут, что сделали не так. Но Элизабет не из их числа, позвони ей. Вы так и не общались после твоего дня рождения?

– Виделись на выписке Дениэла, но наедине не разговаривали. Мне тогда казалось, что меня все предали. Но на самом деле, видимо, только я сама себя предала. И Дениэла. Вспомни мой внешний вид во время его комы – я ведь смирилась, что мы уходим вместе!

Внезапное осознание болезненной стрелой пронзило ее сердце. Стало гадко на душе, словно эти развеселые одноклассники родителей тронули что-то в самой Алексе, заставили взглянуть на отвергнутые части себя, ткнули в болезненное. Она подняла свободную ладонь к лицу и потерла лоб, стараясь прогнать слезы. И стыд. Стыд даже, пожалуй, в большей степени. Лицо вспыхнуло жаром, охлаждаемым лишь тонкими дорожками влаги, заструившейся по алым щекам.

– Алекса, милая, не дай бог кому-то в жизни пройти испытание, которое выпало на твою долю, – с нежностью проговорила мама и принялась вытирать ей слезы. – Любая твоя реакция имела основание, потому что тяжесть и боль, которые свалились на твою детскую голову, не сравнимы ни с чем! Если бы я могла уменьшить твое отчаяние в то время вполовину, взяв часть на себя, я бы сделала это, не задумываясь! Но видимо эту чудовищную ситуацию тебе нужно было пройти самой, одной.

– Я не сержусь, мам, – всхлипнула Алекса. – Ни на тебя, ни на Лиз. Я все понимаю, хоть тогда и чувствовала себя брошенной. Прости, если ранила тебя своей болью.

Братья уснули, синхронно отцепившись от тела женщины, и девушка помогла ей справиться с перекладыванием щекастых бутузов в кроватку. Мать укрыла их тонким пледом и обернулась к своему первенцу. Теплое сияние исходило от нее и рождало в сердце такую радость, что казалось, будто сама Алекса еще раз переживает свое младенчество вместе с Крисом и Джо. Мама протянула дочери руки, и они сплелись в объятиях, которыми девушка была обделена в детстве.

За окном щебетали птицы. Добрый мир раскинул свои крылья перед Алексой, пообещав, что теперь все будет хорошо.

– «Фонд» готов, – пробубнила она маме, не разжимая рук. – Принесу тебе документы. Девочки закрыли офис, они у тебя просто потрясающие.

– Да, мне очень повезло с помощницами, – отозвалась мама и, отстранив немного от себя Алексу, залюбовалась одной из них, погладив по щеке.

Оказалось, пройти испытание – не самое сложное. Гораздо сложнее научиться жить после него, потому что сердце отказывалось быть прежним. Оно реагировало на события иным ритмом, вызывало иные реакции, полностью изменилось под натиском боли и отчаяния. Алекса только сегодня поняла, насколько может быть неподъемно, пережив войну, пытаться восстановиться и искать силы двигаться дальше. А если бы Дениэл не выжил? Нашла бы она стимулы продолжать? Как же прекрасно, что девушка этого никогда не узнает.




33


Ну, вот и все.

Блаженно растянувшись на старом вылежанном матрасе, он уставился в потолок, до конца не веря в события последних месяцев. Все казалось сном, нелепицей, абсурдом! Словно в бреду, в голове мелькали картинки, которые Стивена уже не касались, будто были не из его жизни.

А началось все именно в тот день, когда мать пришла в мастерскую и настояла на приватном разговоре. Что за срач тогда поднялся, словно он не имел права общаться с родной матерью! Рыжая бестия устроила ему скандал с битьем посуды, ваз, банок с лаком и красками, а потом и рам, сорванных со стен. Февральский воздух Миррормонта разбивался вместе с утварью вдребезги от ее истеричных воплей и тревожно отражался тысячей осколков эхо от стен близлежащих домов. От этих криков он едва слышал уставший от жизни голос Аманды, а та была лаконичной:

– Я уезжаю, Стив, – сообщила она. – Пусть твоя жизнь сложится так, как ты желаешь, больше я тебе не критик. Прости, если обижала, и не дуйся.

Его выразительные карие глаза в длинных ресницах вдруг стали влажными, а сердце забилось с удвоенной частотой от осознания внезапной потери.

– Куда ты? – Вопросил сын, глотая ком в горле.

– Пока не решила, – покачала светлым каре гостья, прикуривая сигарету.

Из мастерской лились ругательства, изрыгаемые ртом женщины, которую он некогда считал любимой. Что случилось с капитаном группы поддержки футбольной команды после свадьбы – не ясно, но Веллари будто подменили. Теперь стерва требовала от него свершений и достижений в ее честь, а если супруг противился, то его ждали громкие скандалы. Вроде сегодняшнего.

Мать и сын постояли молча, слушая грохот ломающегося деревянного массива и, не заметив в этом ничего экстраординарного, вернулись к беседе.

– Стивен, я продала квартиру, – сообщила блондинка, порывшись по карманам пальто и вынув крошечный ключик. – Тут твоя половина, я считаю это честным. Ячейка безымянная, аренда оформлена на год. Заберешь, когда сочтешь нужным. Это лучшая защита от…

Она запнулась в определении и кивнула на треск, доносившийся изнутри его дома.

– …От дележки того, что по праву принадлежит только тебе, – нашлась мать и затянулась отравой.

Все остановилось. Перед его глазами стояла та, которая единственная во всем его окружении знала Стива с самого рождения. За спиной шторм разносил его привычную жизнь, когда-то казавшуюся оплотом нежности и тепла. Словно в плохом театре, декорации падали и обнажали серые невзрачные стены, а актеры разбегались по углам, как крысы с тонущего корабля.

– Мне тошно от моей жизни, мам, – выдал Стив, едва справляясь с собой.

– Я знаю. Как и мне – от моей.

Это были ее последние слова. Аманда Роджерс взмахнула серыми полами старейшего, как мир, пальто и исчезла из его жизни, не обняв и не сказав «прощай». Он остался один, растерянный и бессильный, в битве против раздутой до непомерных размеров гордыни своей жены, сносящей все на своем пути.

Потом Веллари, конечно же, догадалась, зачем приходила мать. Слухи в их крошечном городке бегут по проводам мозговых нейронов некоторых сплетников быстрее электричества и интернета по коммуникациям. Уже наутро, еще до того, как супруги смогли оценить ущерб от вчерашнего срыва хозяйки мастерской, Вел уже знала сумму сделки свекрови. Стивен присвистнул, осознав, какое количество наличных средств скрывала ячейка, но оставил тайну при себе. Рыжая стерва же бесновалась! Она требовала догнать мигрировавшую женщину и вытрясти из нее деньги, подать на нее в суд, предъявить иск, а когда Стив наотрез отказался, принялась поносить, на чем свет стоит, его самого. Начавшийся вчера ураган продолжился с новой силой, но теперь обещал утихнуть нескоро

Однако мужчина не сдавался. Это был его секрет с матерью, ниточка поддержки, прощальный подарок. И пусть она болтала о какой-то там честности, Стивен явно видел в этом жесте отголоски любви, которой ему так не хватало в детстве.

Февральская ссора положила начало череде их семейных кризисов, без которых совместная жизнь и так не купала Стива в счастье. Молодого мужа выселили из супружеской спальни без забот о его комфорте. По первой он стелил кое-какие тряпки прямо на полу мастерской, среди пятен застывшей краски и лака, чтобы не спать на голом полу. А потом Марта Фишер, узнав о произошедшем от Трикси, которой Веллари рассказала о кошмарном супруге, отдала Стивену старый матрас, тот самый, на котором он сейчас и лежал.

Восстанавливать убранство дома Веллари не стала, показательно игнорируя кромешный хаос. Как подобный разгром могли устроить изящные руки художницы без отбойного молотка и бригады плечистых рабочих, Стив не знал. Равно, как и не знал, что теперь дальше делать с разбитым интерьером. Он и не догадывался, что женщина может быть настолько сильна в гневе, и теперь, откровенно говоря, опасался за свою жизнь, засыпая каждую ночь под одной крышей с ней.

Грымза же ждала, пока он сдастся и начнет приводить в порядок жилище, но Стив не торопился. Если она думала, что разнос мастерской сойдет ей с рук, то он покажет заносчивой девице, что семейная жизнь – это череда уступок и договоренностей, а не требований и условного рабства. Впрочем, возможно в их семье было принято командовать, кто знает? Чета Стоун никогда не выносила за порог дома свои дрязги, активно создавая видимость образцово-показательной пары, чем немало бесила жителей городка своей пластмассовой невозмутимостью. Хотя, судя по тому, как их дочь решала семейные конфликты, пара была отнюдь не такой пластмассовой.

Воспитательные работы кудрявого супруга не возымели плодов, и Веллари все решила сама, как обычно. Спустя три недели после скандала, едва март перевалил за свою середину, стерва съехала из разбитого жилья, оставив в замке мастерской свой комплект ключей. Некогда оккупированные спальня и кухня встретили совладельца помещения пустынными полками и искромсанным имуществом. В порыве ярости жена изничтожила все его вещи: одежду, сувениры, памятные подарки и фотографии. Она разбила любимую кружку, распотрошила подушки и одеяла, она испортила абсолютно все, что можно было испортить. Заодно разграбила семейный бюджет со всеми сбережениями и забрала украшения из шкатулки, которую, напоследок, тоже расколотила.

Стив обалдело бродил по комнатам, когда-то бывшим его семейным гнездом, и до его тощего мозга дошло осознание: Веллари не вернется. Никогда.

Эта догадка подтолкнула его к новым решениям, и он тоже принялся сжигать мосты. Первым делом, он выставил на продажу свои станки, разбить которые у мегеры не хватило сил. Три комплекта стамесок с лазерной заточкой, покоившихся на нижней полке вестибюля мастерской, остались нетронутыми, а это – тоже деньги. И кровать, на которой спала обиженная красавица последние ночи. Все пошло на продажу, имея вполне себе презентабельный вид.

Устав, наконец, обходить разбитый скарб, Стивен заказал мусоровозную машину и бригаду уборщиков, которые вычистили все за день. Голые стены показались ему чужими, бесплодными, отвергающими, но иных у него пока не было.

Что дальше? Как предложить стерве продать помещение и отпустить плохого мужа по своим делам, которые ее больше не касались? Обдумывая дальнейшую тактику ведения переговоров с женой, Стив и получил заявление о разводе, особо не удивившись факту. На тяжбы он подсознательно уже был готов.

Грымза не созналась в семейном воровстве украшений и расхищении кассы, зато заявила эти суммы в описи имущества, положенного к дележке. Как же мама оказалась права, спрятав деньги в ячейку! Супруг, отчаянно желавший стать бывшим супругом, заполнил все необходимые бумаги, перечитав их несколько раз, чтобы не отдать лишнего, и согласился о разделении нажитого поровну. Конечно, ни о каком равенстве речи не шло, ведь украшения имели существенный вес, но Стив не стал брюзжать по поводу бабьих цацок, смертельно устав от разборок с жадной дрянью.

Впрочем, нет. Одна «бабья цацка» все же имела для него значение. Он заявил кольцо матери, подаренное Веллари на помолвку, как семейную реликвию и потребовал к возврату, не готовый оставить последнюю память об Аманде этой женщине.

И вот процесс завершился, гладко и быстро. По решению суда, бывший муж должен был выплатить бывшей жене половину обозначенной суммы в срок до полугода. Мастерскую оценили ниже рыночной стоимости за счет испорченного пола и стен. Веллари прорычала, что это не отразится на продажной стоимости, но судья не стал слушать ее возмущений и заверил цифру оценочной компании.

После окончания цирка в стенах государственного аппарата Стив принялся наводить порядок в помещениях. Конечно же, для строительных работ пришлось потратиться, но зато мастерская ушла за деньги, почти вдвое превышавшие заявленные в судебном заключении.

Покупателем оказался столярных дел мастер, учитель Стива, трудяга Пол Клеменс, возжелавший расширять свою мастерскую до профессиональных масштабов. Очарованный некогда совместной работой, он пошел Стиву навстречу и согласился внести в официальный договор заниженную цену, остальную же часть отдал наличными.

– Никогда мне не нравилась эта роковая красотка, – сообщил он, усмехнувшись.

И напоследок позволил Стиву переночевать в последний раз на привычном матрасе. Завтра ему предстояло покинуть город, вот только куда – он и придумать не мог.

Матрас и бархатная коробочка с кольцом – все его имущество, если не считать сменного белья, купленного недавно, и зубной щетки. Ну да, и чемодана денег, которые предстояло упаковать так, чтобы мужчина не выглядел ходячим сейфом.

Любопытства ради он составил честную смету, включающую в себя драгоценности и точную сумму продажи мастерской, и почти не удивился, разделив ее пополам. Цифра немногим отличалась от той, которую получил каждый из них изощренными махинациями и обманом. Глупые люди.

Вдруг Стивен вспомнил о своем тайнике. Не то, чтобы ему захотелось покурить прямо сейчас, но стало вдруг интересно, добралась ли до него Веллари. Он прошел в пустую комнату, некогда бывшую спальней супругов и, отогнув кусок отставших обоев под подоконником, нашел, что искал. Тугой пакет на узкой застежке с темно-зеленым зельем, как ничто иное способным обезболить сейчас его ущемленное эго. Но, представив скрутку в своих руках, а сладковатый обжигающий дым – в легких, курильщик содрогнулся от презрения. Он вдруг увидел в наркотике какую-то недопустимость для себя, чего раньше, во время отношений с рыжей бестией, с ним не случалось. Он брезгливо вернул мешочек на место и прикрыл обоями.

Матрас впивался в ребра. Странно, что он начал делать это именно в последнюю ночь, словно решил оставить память на его костях на ближайшие пару недель, на всякий случай. А то вдруг Стив будет слишком счастлив на новом месте жительства.

Куда ехать, он так и не решил. Может быть, рассвет подарит ему озарение? Устав крошить свой мозг ненужными мыслями, он повернулся на бок и уснул в душном стеклянном помещении, словно бомж на автовокзале.

Утро встретило его испепеляющей жарой. Неугомонное светило, терзающее жителей городка весь июнь, решило устроить ему проводы удушливым пеклом. Стив наспех умылся, сгреб свои личные вещи, сиротливо упавшие на дно огромного рюкзака, который он приобрел для банкнот накануне, и вышел из здания, закрыв дверь на ключ.

Клеменсы жили на пути от мастерской к автобусной остановке до Сиэтла, где располагалась и банковская ячейка, и Стивен вызвался занести ключи на дом.

Обменяв две связки железок на благословления своего учителя, мужчина отправился в большой город, встретивший его нестерпимой жарой. Раскаленный асфальт достиг температуры жаровни и теперь сжигал любого, кто не догадался уйти с улицы. А ведь это еще только раннее утро! Стивен заглянул в банк и аннулировал ячейку, получив еще и компенсацию за досрочное прекращение аренды.

Что дальше?

Солнце испепеляло. Мелкий горох капель пота усеял лоб мужчины, а невыносимая жара дурила голову. Едва соображая, что происходит, он доплелся до автобусной станции и уселся в зале ожидания под самый кондиционер, чуть не теряя сознание.

Когда мокрую спину начало холодить от ледяных потоков, лившихся из шумного агрегата, а по рукам понеслись блаженные мурашки, Стив отважился подойти к кассе.

– Куда тебе, сынок? – Поинтересовался не в меру морщинистый старичок в окошечке.

– Где попрохладнее, – выдохнул Роджерс.

Дед посмеялся сухими шелестящими связками и протянул ему билет на автобус.

– Самая холодная часть Штатов на сегодня, всего шестьдесят градусов! – Воссиял он, озвучив сумму покупки.

Не задумываясь, путешественник вытряхнул из кармана помятые купюры и, выбрав нужные, бросил:

– Сдачи не нужно.

На выходе из здания, он все же взглянул на конечный пункт, ведь нужно же ему было выбрать автобус! Не веря своим глазам, Стив расхохотался в голос, отразившийся эхом от прохладных стен станции. Его руки сжимали узенький голубой билет до Сан-Франциско с пересадкой в Сакраменто.

– Ну, Дэн, жди меня! – Проговорил он дверям станции и, распахнув их, направился в адово пекло к столпившимся неподалеку автобусам.




34


Последние выходные июня обещали небольшое потепление, буквально до той степени, чтобы можно было снять свитер из-под куртки. Видавший холода и ветра с океана Сан-Франциско безуспешно пытался кутаться в пелену пушистых облаков, но их довольно скоро срывали с города пронизывающие порывы воздуха. Небоскребы делового квартала оделись в белые шапки холодной влажности, а горожане достали осенний гардероб чуть раньше назначенных календарем сроков.

– Где же наше лето? – Задумчиво проговорила Алекса, притаскивая еще пару пледов к шезлонгам.

– Если мерзнешь, можем переместиться в комнату, – отозвался Дениэл.

Но девушка отказалась, сославшись на то, что выздоравливающий и так никуда не выходит, а свежий воздух тоже нужен. Собеседник улыбнулся на такую тонкую заботу и списал это на общение с младенцами, которым требовался постоянный уход в силу их тотальной беспомощности. Чего нельзя было сказать о нем.

Завтра им предстояло навестить семью Хукри в «Синем Слоне», поэтому Дениэл усердно собирал информацию по совместному проекту. Пока девушки будут заняты коллекцией, ему предстояло выдать полный пакет планов Санджиту, который в силу занятости на основной работе мог встретиться с ним лишь в выходные. Этот визит назревал давно, но все время откладывался по разным причинам: то Дениэлу назначали прием в клинике, то Индира готовилась к сессии, и ей было не до коллекции, то сам индус отменял встречу в силу каких-то национальных праздников и дней почитания божеств. Но вот все сложилось, и завтра они, наконец, обсудят недостающие пробелы в деле, чтобы быть готовыми к поездке в корпорацию, потому что мистер Траст изъявил готовность их принять еще две недели назад.

Суббота, пытавшаяся вырвать из рук документы порывами ветра, клонилась к вечеру, он и не заметил, как день прошел. Алекса, вздохнув и потянувшись, сообщила, что ей нужно проветрить голову, и ушла надевать экипировку. Ее уловки к убеганию из дома в поисках «красок», так сильно выбивающие Дениэла из колеи, со временем стали все реже, и он снова научился доверять девушке ее жизнь. Вздохнув тяжело, списанный со счетов бывший мотоциклист поцеловал свою любимую на прощанье и снова уткнулся в бумаги. Собственно, вылизывать уже было нечего, и так все ясно и прозрачно, но Дениэл отчего-то нервничал перед официальным согласованием бизнес-плана. Все-таки, первое дело, им организованное. Вот бы сейчас тоже поехать проветриться!

На этой ноте его и оторвал от дел телефонный звонок. Округлив глаза от удивления, он уставился на экран телефона.

– Алло! – Снял он трубку после полуминутного оцепенения.

– Привет, Дэни! – Раздался из нее развеселый голос Стивена Роджерса. – Выйдешь погулять.

После череды вопросов, Дениэл понял, что друг находится не на северном конце Штатов, а в паре миль от поместья. Удивившись невероятному факту, он с радостью принял предложение о совместной прогулке. В памяти вспыли приятные моменты из Миррормонта, когда мальчишки могли проводить время на улице с раннего утра до позднего вечера в поисках приключений на свой зад. И находили их, что и говорить.

– Как ты тут очутился? – Первым делом спросил Дениэл после теплых объятий и обменом радостных приветствий.

– Мать пропала в феврале, и все начало рушиться, – сообщил кудрявый друг. – Недавно развелись с Вел. Пару недель я приводил в порядок мастерскую для продажи.

– Но почему вы расстались? Казалось, вы нашли друг друга.

Друзья плавно двигались по тропинкам небольшого парка, невдалеке от поместья, который оказался удобен обоим. Стив кутался в старенькую кожаную куртку медных тонов, потертую на локтях, но выглядел удовлетворенным, хоть и измученным.

– Она требовательная, ненасытная, прямо, как мать! – Выплюнул он, с досадой наподдав ногой по маленькому камушку, мирно лежавшему на грунтовой дороге. – Тоже хотела «сделать из меня человека».

Нахмурившись, Роджерс выдал весь арсенал своих ранних мимических морщин. Дениэлу даже стало жаль друга, выглядевшего очень плохо по сравнению с их последней встречей. Но, несмотря на измочаленность и некую небрежность, Стив как-то подрос. Даже рукава кожаной куртки слегка распухли от его подкачанных мышц, или наблюдателю это лишь показалось на фоне собственных истонченных бицепсов.

– Да, тебе это нужно было, – усмехнулся Дениэл, а потом выдал спокойно, с долей равнодушия: – А я чуть не умер.

Отвечая на полный изумления взгляд одноклассника, он распахнул куртку и приподнял футболку, оголив окончание ярко-бордового рубца, широкого, с палец толщиной. Роджерс испуганно наблюдал за манипуляциями, даже попытался потрогать дорожку, разделявшую друга пополам. Он окинул Дениэла внимательным взглядом, принимая во внимание новую информацию, и совсем сник. Видимо, тот выглядел очень жалко и убого для того громилы, которого знал весь Миррормонт.

– Вот дерьмо, – выдохнул Стив. – Что с тобой стряслось, дружище?

– Говорят, наш мотоцикл взорвали, – сообщил бывший всадник. – Я верю, конечно же, потому что его больше нет, но сам помню только обед с Алексой в кафе в тот день.

– В смысле, взорвали? – Вытаращил собеседник и без того огромные глаза, теперь совсем не похожие на детские и наивные. – Тебя пытались убить?

– Видимо, да, – пожал плечами рассказчик, – я не знаю. Очнулся через месяц в больнице.

– Обалдеть. Я рад, что ты выжил, Дэн, мир не пережил бы такой утраты.

Из уст того Стива, которого Дениэл помнил с поездки на свадьбу, эти слова могли звучать издевкой, но не сейчас. Его друг очень сильно изменился, перестал вести себя, как придурок, и искать опасности, возмужал и окреп. И он в самом деле в шоке от истории.

– Ты бы точно пережил, – похлопал его по плечу Дениэл. – Расскажи о Вел?

Лицо Роджерса скривилось в презренной гримасе, но отмалчиваться он не стал.

– Чертова женитьба! – Выплюнул он. – Я едва не погиб с этой демоницей! Ты не представляешь, что творят эти бабы после свадьбы. А ты все еще со своей малолеткой?

Забытое ощущение адреналина взорвалось в груди Дениэла и пошло в руки. Он-то думал, что все позади, и детские выходки с маханием кулаками его больше не коснуться. Однако нет, просто не было случая доказать обратное.

– Не вздумай даже рассуждать насчет Алексы, – строго пресек он нападки на свою пассию. – Я не посмотрю, что у меня швы, Стив.

– Я не против, спи с кем хочешь! – Вскинул тот руки в примирительном жесте, хотя превосходил сейчас силами своего некогда большого друга. – Не женись только.

– Спасибо за совет, которого не спрашивали.

Они поплелись дальше по узким тропинкам парка. Крошечный, он оставался вдали от шумного центра с туристами, а поэтому был относительно безлюдным. Тропа побежала вверх, огибая громоздкие стволы лиственниц, увитые плющом, и Дениэл вдруг почувствовал тяжесть в груди от резкого подъема на холм. Но сдаваться другу не собирался, подгоняемый каким-то школьным энтузиазмом.

– Нет, ты серьезно? – Пропищал, сморщившись, Стив, не умеющий тактично молчать. – Ты хочешь на ней жениться? Подумай еще раз, парень, развод – это очень хлопотное дело, с ума сойдешь, пока заполнишь все бумажки!

– Ты когда-нибудь хотел ударить друга в челюсть? – Пробасил Дениэл.

– Я заткнулся. Но я предупредил!

Дениэл остановился и глубоко вздохнул. Нет, мальчишки ничуть не выросли за эти годы! Но теперь, помимо спровоцированного бестактностью жара в груди, он еще ощущал некое тепло и любовь к своему детству, другу, городу. Миррормонт вспоминался с ностальгической сладкой болью, словно закончилось нечто безумно дорогое сердцу.

– Просто заткнись, – выдал он и поплелся дальше по склону.

День подходил к логичному завершению. Облака сгустились и спрятали остатки летнего лазурного неба, покрыв его плотным слоем серой ваты. Зато ветер улегся и перестал сдирать с них куртки, отчего даже показалось, что стало теплее. Друзья шли мирно, не обсуждая больше болезненные темы, потому что у каждого из них таковые были, и, похоже, имея их, Стив и учился тактичности и осторожности в общении. Или Дениэлу снова показалось.

– Где ты остановился? – Решил завязать он разговор.

– В обычном гостевом доме, здесь недалеко, – махнул рукой одноклассник, словно новое жилье граничило с парком. – Двенадцать комнат, два клозета – даже подружку не притащить! Снял на месяц, больше, надеюсь, не понадобится. Это временная конура, у меня есть искрометные идеи.

– Как и всегда, – усмехнулся Дениэл.

– Нет, тут еще искрометней! – С энтузиазмом возразил друг.

Дорожка под ногами снова побежала вперед, радостно подгоняемая доброй беседой. Друзья негласно порадовались, что о девчонках можно не говорить, как и тогда, после драки на стадионе из-за Сью Эббот. Видимо, после той голубоглазой блондинки их речи о противоположном поле были обречены на провал. Но это было безумно обидно, потому что в девушках не было ничего плохого и зазорного, даже если это Виктория Прайс.

– Знаешь, мне до сих пор стыдно, что тебе тогда разбили нос на стадионе из-за меня, – решился на откровение Дениэл. – Было столько крови, ты ужасно перепугался.

– Я сердился на тебя многие годы за это, – буркнул Роджерс, и его улыбку сдуло с лица. – Первая драка в жизни, я даже кулаки толком не умел держать!

– Прости, я был влюбленным ослом.

– Сейчас что-то изменилось? – Хохотнул Стив.

– Да, я немного подрос, – улыбнулся Дениэл, радуясь искренности в общении. – Алекса совсем другая, странная и удивительная. Ей всего восемнадцать, но даже пару лет назад она была мудрее многих, кто вдвое старше нее! Я не знаю, как это объяснить, любовь необъяснима. И неконтролируема.

– Боже, ты попался на ее уловки, – закатил глаза Роджерс. – Будь осторожен, Дэн, я серьезно! Ты вечно влипал с девчонками в неприятности. Как и я.

Приятели обменялись понимающими взглядами, и Дениэл, поддавшись странному порыву чувств, скрутил одноклассника в грубые мужские объятия.

– Я рад, что ты здесь, Стивен. Добро пожаловать в Сан-Франциско!




35


Он весь вечер был очень странным. Подозревал ее что-ли в очередных экспериментах? Но нет, Алекса даже с мотоцикла не слезала все эти три часа, что отсутствовала дома, просто предвкушая завтрашнюю встречу с Индирой. И, что самое странное, он не позвонил ей ни разу за все это время! Удивительно.

Девушка снова мельком взглянула на своего мужчину, задумчиво лежащем на кровати с закинутыми под голову руками, и отправилась в душ. Там под струями воды она попыталась расслабиться и выкинуть беспокойство за Дениэла из головы, но не тут-то было. В итоге, выбравшись из ванной комнаты в полотенце, Алекса решилась на вопрос:

– Ты в порядке?

– Что? – Включился ответчик, вынырнув из раздумий. – Да, все в норме. Помнишь Стива Роджерса?

– Конечно, помню, Дениэл, – удивилась вопросу Алекса. – У тебя не так много друзей, на чьи свадьбы мы ездили. С ним что-то случилось?

– Он в Сан-Франциско. Сегодня приехал, мы с ним виделись недолго, а завтра хотели встретиться еще раз перед рабочей неделей.

– Он приехал с Веллари? – Поинтересовалась девушка, переодеваясь в белье.

Она бросила полотенце на стул и нырнула к любимому под одеяло.

– Он развелся с Веллари, – ошарашил он Алексу, и, та раскрыв рот, уставилась на него изумленно.

Когда первый шок о судьбе красивого союза улегся, стала понятна растерянность мужчины сегодняшним вечером. Неожиданный приезд друга детства сбил их общие планы, и теперь Дениэл не знал, как сообщить об этом своей пассии. Поездка к Хукри снова откладывалась, и Алекса тяжело вздохнула.

– Санджиту я уже позвонил и перенес встречу на следующую субботу, – поставил в известность любимую Дениэл. – А вот перед Индирой неудобно.

– Ничего страшного, мы пересечемся на неделе, не бери в голову, – отмахнулась девушка и зевнула. – Даже расписание моего отца порой меняется, что уж говорить о нас, простых смертных? Я позвоню ей завтра утром.

Индира не сильно огорчилась. Более того, индианка заявила, что раз уж ее день полностью освобожден от каких-либо занятий, то она с удовольствием отправится на прогулку вместе с ними, если, конечно, не помешает. Подруга заверила, что это замечательная идея, а, когда повесила трубку, очень засомневалась в этом. Алекса совершенно не представляла их друзей в одном пространстве: ехидный смазливый Стивен Роджерс, курящий марихуану и начисто лишенный тактичности, и возвышенная грациозная мисс Хукри, воспитанная в набожной семье индусов. Стало даже немного стыдно, что пара имеет подобных дружков в своем кругу общения.

– Стив очень специфичный тип, – поддержал девушку Дениэл, услышав о неожиданной компании на день. – Вам лучше держаться в стороне от него, после развода он очень потрепанный.

– Мы можем поехать на пляж, – предложила Алекса. – Вы пойдете в одну сторону, а мы – в другую.

На том и договорились.

Солнце, словно по заказу решивших посетить побережье друзей, сияло на абсолютно чистом небосводе. Несомненно, неожиданное событие на фоне последних двух недель холода и влажности, но влюбленные не жаловались, ужасно соскучившись по ласковому светилу. Хоть летняя прохлада еще напоминала жителям Сан-Франциско об аномально холодных днях, добрые лучи, ласкающие лицо и шею, выглядывающую из кожаной куртки, безмерно радовали Алексу. Все же серая хмурь успела порядком надоесть.

За окном «Купера» замелькали спальные районы, и совсем скоро автомобиль притормозил возле небольшого очень старого, но ухоженного одноэтажного здания, больше похожего на армейский барак. Вход в него был обрамлен кадками с сухими пальмами, а кочковатый газончик вокруг нуждался в стрижке, пожалуй, неделю назад. Краска на окнах и двери строения облупилась, голые бетонные ступени крыльца откололись кое-где, а некогда белые стены посерели и покрылись плесневелыми пятнами от влаги. Очень унылое место, что и говорить.

После звонка Дениэла из дверей заведения вырвался на волю кудрявый заросший тип с утомленным лицом и покрасневшими глазами, затянутый в старую потертую кожаную куртку ржавых тонов с огромным походным рюкзаком за спиной, забитым до отказа. Ее спутник улыбнулся и выбрался из машины поприветствовать друга, и Алекса последовала его примеру.

После теплых мужских объятий Стив переключился на девушку:

– Привет, Алекса! Ты выросла.

Он обхватил своими сильными неожиданно мускулистыми руками хрупкую художницу и сжал довольно крепко.

– Привет, Стив, – выдохнула малышка. – Ты тоже.

Он и правда возмужал и подкачался. Даже жесткая кожаная куртка не смогла скрыть его широкие плечи и довольно упругие руки, показавшиеся Алексе еда ли не более объемными, чем у Дениэла после продолжительной болезни. Да и взгляд его стал не тем, что раньше: вместо оголтелого сорванца на девушку смотрел серьезный мужчина, уставший, но целеустремленный и уверенный в себе.

Без слов Алекса забралась на заднее сиденье, уступив пространство давним друзьям. Она не представляла свою подругу с этим косматым кудрявым пришельцем на одном кресле тесного «Купера», поэтому поспешила разграничить пространство и разделить команду по половому признаку.

– Как дела? Чем занимаешься? – Приступил к расспросу девушки Роджерс, чем немного смутил ее.

Неожиданный интерес к ее персоне от человека, который на своей свадьбе в силу возраста поглядывал на нее очень настороженно, если не сказать брезгливо, застал Алексу врасплох, но она скоро взяла себя в руки.

– Мы с Дениэлом учимся, – выдала она первое, что пришло в голову. – Я работаю с мамой в «Фонде», рисую коллекцию, всего понемногу.

– А я теперь буду здесь, рядом, – отозвался гость большого города, не сильно заинтересовавшись ее рассказом о делах. – А то вы без меня заскучали, смотрю.

Алекса усмехнулась. Нет, перед ней все тот же Стивен, ничего не изменилось. Хоть мужчина и пытался расти, его стиль общения и манера поведения остались теми же.

– Мы тебе всегда рады, Стив, приезжай в гости в любое время, – улыбнулась девушка заботливо, почти по-матерински. – Мы сейчас заберем мою подругу, а потом поедем погулять по Бейкер Бич.

Роджерс кивнул и отвернулся от собеседницы к лобовому стеклу, обняв свой объемный рюкзак, словно это был мешок золота, а не личные вещи. Его руки, трепавшие пуллер молнии на спортивном заплечном мешке, немного выдавали нервы молодого человека, как бы ни пытался он храбриться, и Алексе стало его немного жаль за необходимость этой маски даже при близких друзьях.

– Давно море видел? – Включился в разговор Дениэл.

Он вырулил на автостраду, ведущую прямиком к шумной Маркет-стрит, по которой до Коламбус-авеню пять минут пути, если не будет пробок.

– Вчера, – хохотнул Роджерс. – Перед тем, как повидаться с тобой. Неужели ты думаешь, что лучший друг важнее моря?

– Вот и хорошо, встретитесь еще раз, – буркнул водитель сухо, и Алексе на секунду показалось, что он пожалел о смене планов на воскресенье.

Вскоре «Купер» притормозил у знакомого переулка, скрывавшего пыльно-синие козырьки кафе, и через пару минут из него показалась Индира. Алекса заметила, что девушка нарядилась в кожаную юбку с шипами и стразами из своей новой коллекции и летящую блузку в синих огурцах Пейсли, так удачно оттеняющих ее ясные голубые глаза. Поверх индианка накинула кожаную куртку с множеством ремешков, и подруга, оглядев себя, усмехнулась: они в который раз уже, не договариваясь, одеваются одинаково, словно имея телепатическую связь на наряды.

Дениэл покинул машину, пропуская черноволосую красавицу на заднее сидение к подруге. Индира тепло обняла бородача и забралась назад, счастливая снова видеть этих двоих в здравии и хорошем настроении. Алекса обняла пахнущую индийскими благовониями девушку и решила представить ее сидящему впереди мужчине.

– Стив, это моя подруга – Индира Хукри. Индира – это Стивен Роджерс.

Новые знакомые взглянули друг на друга и замерли. Их изумленные взгляды встретились, словно молодые люди увидели перед собой то, что искали очень давно, очень близкое и желанное, но забытое. Вместе с ними замерло все вокруг – автомобили за окном «Купера», прохожие, снующие по Коламбус-авеню, ветер, играющий с листьями акаций и пальм, птицы, летевшие по лазурному небу города. И только тут Алекса поняла, что и она перестала дышать, всеми фибрами ощущая внезапно возникшую химию между двумя незнакомыми людьми, столкнувшимися в тесном пространстве автомобиля. Они пялились друг на друга с минуту, за это время Дениэл успел забраться за руль и, не понимая, что происходит, оглядеть странную компанию на пассажирских местах.

– Едем к морю? – Звонко спросил он, разбивая оковы оцепенения.

– Здравствуй, Стивен Роджерс, – зачарованно промурлыкала Индира, возвращаясь в реальность, и потупила взгляд, залившись легким румянцем.

– Привет, – проговорил смущенно улыбающийся Стив.

Алекса переглянулась с Дениэлом и пожала плечами.

По дороге к Бейкер Бич машина трещала от электричества, производимого их друзьями. Стив то и дело поглядывал на заднее сиденье, где обустроилась обворожительная индианка, а Индира вдруг стала кроткой и смущенной и не смогла обсуждать коллекцию, замечая всякий раз на себе его заинтересованный взгляд. Алекса, будучи совсем не глупой девушкой, прекрасно понимала, что происходит с их друзьями, но не могла поверить в это! Нет, такого не может быть! Это абсурд!

Однако молодые люди не замечали настороженных взглядов своих спутников. Они всю дорогу до пляжа наслаждались игрой в гляделки, и, едва «Купер» встал на парковке, Стив побежал к двери водителя, нетерпеливо подгоняя сидевшего там приятеля, чтобы подать руку девушке, когда та будет выбираться из машины. Застенчиво улыбаясь, она позволила рыцарю добыть себя из недр заднего сиденья и повести к шумному океану, обрушивающему свои пенные волны на мокрую земную твердь.

Следом за ними шли оторопевшие Алекса с Дениэлом. Совершенно очевидно, что они теперь были лишними на этой прогулке.

– Похоже, нам с вами не нужно идти в разные стороны, – хмуро проговорила девушка, глядя на то, как Индира подхватывает под руку нового друга, а тот, не смущаясь, скользит по рукаву ее кожаной куртки к узкому запястью и вкладывает ее кисть в свою.

– Похоже, нам с ни?ми не мешало бы идти врозь, – заметил Дениэл с усмешкой.

– Кира нас прибьет.

– И будет права.

Грохот волн не давал им возможности услышать, о чем говорят идущие впереди друзья. Стив очнулся от собственного изумления и теперь активно очаровывал понравившуюся девушку всеми доступными средствами от блистательного чувства юмора до нежных прикосновений к щеке Индиры, от которых она неизменно впадала в транс, словно кролик, загипнотизированный взглядом удава. Но довольно быстро приходила в себя, смеялась над шутками спутника и не выпускала его руки.

Вдруг немая сценка переросла в легкий смешливый спор. Индианка хихикала и что-то говорила молодому человеку, отчего тот загорался диким энтузиазмом, принимая вызов. Девушка смеялась и мотала головой, не веря в его решимость, но тут Роджерс расстался с улыбкой, безотрывно глядя в глаза своей новой знакомой, уверенно скинул куртку и всучил ее Индире. Усмешку девушки смыло с лица, и та испуганно уставилась на него, пытаясь остановить.

– Что он делает? – Задала Алекса риторический вопрос.

Друзья наблюдали, как Индира убеждала кудрявого спутника в чем-то, но ее слова не меняли его выражения лица. Стив сделал шаг от пытающихся остановить его рук и, недолго думая, махом сдернул футболку, обнажив упругую подкачанную грудь в ровном негустом ворсе. Индира оставила попытки и зависла взглядом на его теле, прикрыв руками рот. Когда мужчина принялся расстегивать ремень джинсов, в которые убегала по плоскому животу темная дорожка волос, лицо его спутницы изменилось от эмоций ужаса к интересу и восхищению.

Алекса ошарашено уставилась на серые бурные волны, поднимающиеся в половину человеческого роста, и обомлела, потому что джинсы Стива уже лежали на песке.

– Он же не собирается купаться нагишом? – Пробормотала она слабо.

– Да кто же его, черт дери, знает? – Выругался Дениэл, наблюдая, как раздевается его дружок, лишенный тормозов.

Алекса спрятала лицо в объятиях любимого, чтобы не видеть результата стриптиза Роджерса, и Дениэл напрягся, готовый образумить бесстыдного приятеля.

Но тот остановился на небольших трусах-боксерах, решив оставить их на себе к всеобщему облегчению. Его жилистые рельефные руки справились с одеждой, и Стив, поднимая пятками короткие столбики прибрежного песка, унесся в океан.

Индира наблюдала за обнаженным мужчиной ошалело, но восхищенно. Она не отрывала глаз от его головы, превратившейся в точку в пучине мутных волн, прижав к груди еще теплую от его тела куртку.

Вскоре Роджерс замерз и выбрался из воды, ослепительно улыбаясь голубоватыми губами. Индианка не сводила глаз с его тела, завороженная, смущенная, но очарованная. Она не смогла справиться со своим желанием глазеть даже тогда, когда купальщик, наспех обсохнув на ветру, принялся стягивать с зада мокрую тряпицу, повернувшись к даме голыми ягодицами. Та раскраснелась, хихикая, а Дениэл выдохнул и прижал лицо своей девушки к себе, чтобы спасти ее взгляд от возмутительного зрелища.

Когда голая задница Стива скрылась в джинсах, друзья подошли ближе к паре и вопросительно уставились на них обоих.

– Что? – Усмехнулся авантюрист, встряхивая мокрыми кудрями, облепившими его ровный красивый лоб.

– Я не думала, что он отважится, – пролепетала Индира, словно извиняясь. – Но теперь я проспорила желание.

– Стиву?! – Возмутился Дениэл. – Ты не представляешь, с кем связалась, лучше бы ты душу дьяволу продала!

Роджерс расхохотался открытой счастливой улыбкой, обнажающей все его зубы, и, обняв девушку за плечи, притянул ее ухо к своим губам.

– Не слушай его, я буду паинькой, – пробасил он и одарил ее гладкую щеку мягким поцелуем, отчего Индира вспыхнула краской, словно бенгальская свеча.

Так они и двинулись дальше по пляжу, возмущенные выходкой друга. После решительного поступка Стивена пара угомонилась: то ли вся энергия ушла на купание в холодном океане, то ли Индира оставила свои провокации и издевки на потом, осознав неудержимость собеседника. Но теперь они брели в обнимку, загребая обувью рыхлый песок и общаясь о чем-то тихонько.

– Послушай, похоже, Индира счастлива сегодня, – проговорила Алекса, наблюдая за подругой.

– Определенно, счастлива, – кивнул Дениэл. – Я до конца не понимаю, что их ждет на фоне жестких убеждений Санджита Хукри, но это не мое дело.

Девушка остановилась и поглядела с легкой усмешкой в родные зеленые глаза.

– Ты ведь тоже не особо задумывался о мнении моей мамы на свой счет, верно? – Лукаво проговорила она. – И я безмерно рада, что об этом ты думал в последнюю очередь, если вообще думал.

– Думал, но мало, – согласился мужчина и, притянув к себе свое сокровище, одарил теплым поцелуем.

Вдруг их нежность разрубил звонкий шлепок, донесшийся до ушей сквозь рокот прибрежных волн. Пара оторвалась друг от друга и взглянула на приятелей, идиллия которых нарушилась: Стив держался за щеку, на глазах краснеющую под его пальцами, а Индира зашлась возмущенной тирадой на хинди. Алекса собралась броситься к подруге на помощь, но та пригвоздила ее к месту властным «нет!» и продолжила речь на своем родном языке, которого не понимал никто из друзей индианки. Все еще обнимаясь, они непонятливо смотрели на первую ссору влюбленных друзей, решивших, похоже, пройти полный спектр отношений за один день. Роджерс растерянно смотрел на индианку, поглядывал на знакомую пару, и снова переводил взгляд на нее, явно не понимал, какая муха ее укусила. Вскоре девушка угомонилась так же неожиданно, как взорвалась, взяла кудрявого мужчину за руку и, как ни в чем не бывало, повела дальше по пляжу.

– Что это было? – Обалдел Дениэл от зрелища.

– Ясно что! – Усмехнулась Алекса, разглядывая на щеке их друга отчетливую алую пятерню. – Индира воспитывает Стива.

– Удачи ей! Аманда двадцать лет с ним мучилась, – хохотнул он в ответ.




36


Крепкий чай с бергамотом, нотками бадьяна и корицы – вот какого цвета были его глаза. Тягучие, обжигающие, пронизывающие до самых глубин! Жар удушливой волной сковывал горловые связки, и Индира, не смея даже дышать, заворожено слушала странного человека с северных окраин Америки. Он вещал очень простые вещи, смешные, иногда возмутительные, но часто забавные и невероятные для ее мира, чем неизменно притягивал к себе. Его рука в старинной кожаной куртке, покоившаяся на ее плече, могла быть элементом панибратского неуважения к девушке, но Индиру это мало волновало, потому что так Стивен Роджерс был ближе к ее лицу, которое одаривал время от времени нежнейшими поцелуями.

– Твоя куртка очень жесткая, – все же решилась она озвучить свой маленький каприз.

– Потому что ей уже лет двадцать! – Усмехнулся спутник.

Он снова притянул к себе ее лицо, но на этот раз просто вдохнул запах волос на виске – простой жест, рассыпавший миллион мурашек по ее спине и рукам.

– Не меньше, она стара, как мир, – подтвердила девушка. – Почему бы тебе не избавиться от нее?

– Полегче, это куртка моего отца! – Возмутился молодой человек, сверкнув возмущением во взгляде. – Единственное, что у меня от него осталось.

И Индира поняла, что зря начала этот разговор. Притеснять личные границы мужчины категорически запрещалось, иначе напряжение, возникшее в нем, придется снимать путями, недопустимыми и опасными для их раннего союза.

– Прости, я не хотела тебя ранить, – смягчилась индианка. – Замечательная куртка, просто жесткая.

– Я ужасно голодный! – Вдруг воскликнул он, неожиданно оставив разговор о куртках и отцах. – Идем искать кафе, иначе мне придется съесть тебя.

Пожав плечами, Индира отмахнулась от мысли о недосказанности и растворилась в объятиях грубых шершавых рукавов.

Друзья с ними обедать отказались. Алекса заявила, что ее папе срочно требуется помощь с близнецами, потому что мама куда-то отлучилась, поэтому они поедут в поместье, а Дениэл строго взглянул на друга.

– Отойдем, Стивен, – бросил он.

Мужчины оставили невдалеке их дамскую компанию и завязали диалог.

– Как ты думаешь, что Дениэл говорит ему? – Поинтересовалась Индира.

– Представления не имею, – усмехнулась подруга, но взгляд ее говорил об обратном.

Они обе не сводили глаз с мужчин. Дениэл хмуро глядел на друга, скрестив руки на груди, а тот морщился все сильнее с каждой его репликой. Стив жестикулировал, спорил, отдавал честь, вскидывая пальцы «под козырек», потом утомленно закатывал глаза и снова морщился, устав от нравоучений. Он попытался смыться от разговора, но приятель остановил его за руку и попытался вытрясти согласие на что-то. Тот ломался и извивался угрем, ругался на Дениэла, пока, наконец, не согласился. И только после этого мужчина вернул во владения Индиры понравившегося ей парня.

– Не вздумай забыть свое обещание, – пригрозил Дениэл.

– Доставлю в целости и сохранности, – протянул утомленно кудрявый красавчик.

– Не позднее восьми вечера!

– Хорошо, пап, – скривился Стив, отвязываясь от друга.

Дениэл хотел еще что-то добавить, но был довольно спешно увлечен своей девушкой. Обернувшись еще пару раз на друзей, пара скрылась за каменистыми стенами пляжа, и Индира осталась наедине со своим ухажером. Они столкнулись взглядами, и снова та самая искра промелькнула между ними, заставляя сблизиться. Остановив себя на полпути к потертой куртке мужчины, Индира поспешила взять себя в руки, пока их связь не миновала точку невозврата.

– Ты хотел есть, – напомнила девушка.

Стив разочарованно вздохнул и, взяв ее за руку, поплелся искать подходящий кафетерий. Следуя за человеком, которого она знала от силы несколько часов, Индира вдруг поняла, что ей нет дела, куда ее ведут. Она готова была идти за ним хоть на край вселенной, и образ злобного отца не вставал у нее на пути.

Неспешно они выбрались из песчаного пляжного царства к прибрежной дороге. Краснобокого «Купера» на парковке уже не просматривалось, они остались одни, и теперь предстояло быть более внимательной до вольностей ее спутника. Не успела Индира подумать в подобном ключе, как тащивший ее за собой мужчина резко остановился и поймал в объятья, оставив между лиц всего несколько дюймов. Ну, уж нет, это слишком!

– Ты красивая, – пробасил он, глядя безотрывно на ее лицо восхищенными глазами, отчего вдруг сопротивляться его шарму и обаянию стало невозможно.

Тревожный колокольчик бренчал на все лады у нее в голове, но тело отказывалось слушаться и делать, что требуется. Индианка расслабилась в его руках, оглушаемая собственным сердцебиением, и прикрыла глаза, когда его ладонь скользнула по щеке девушки. Нужно сделать шаг назад, всего один шаг! Нельзя допускать подобных вольностей в первый день знакомства! Но было поздно.

Его теплые влажные губы прильнули к ее и начисто отключили мозг: сердечный ритм сбился, а живот наполнился порхающим трепетом. Мир вокруг завертелся красочным вихрем, колени подогнулись, но Стивен вовремя почувствовал ее слабость и прижал к себе. Девушка пропала из материального мира и приподнялась над землей от его прикосновений. Все исчезло вокруг, остался лишь теплый рот малознакомого мужчины и его нежные руки.

В тот момент, когда Индира готова была лишиться разума, где-то в его глубине расслышался голос матери: «Вспомни, кто ты!» Из последних сил она подняла руку и хлопнула по щеке вожделенного мужчины, обозначая свои границы.

– Если ты еще хоть раз сделаешь это без спроса, Стивен Роджерс!.. – Слабо проговорила она, страстно желая исполнения своего предостережения.

Тот, считав ее мысленный посыл, хохотнул и прильнул к ее губам снова. Дерзкий контакт оказался настолько неожиданным, что активировал ее систему безопасности, и Индира включилась в реальность, ощутимо шлепнув нахала по щеке.

– Эй, может, хватит меня бить? – Возмутился он и отступил от грозной бестии на шаг, потирая щеку.

Земля вернулась под ноги. Стараясь не упасть от резкого лишения опоры, Индира развела руки в стороны и попыталась уложить гулкий стук сердца в груди парой глубоких вдохов. Голова кружилась, но это не помешало ей произнести горделиво и властно:

– Тебе нужно спросить, можно ли меня поцеловать.

– Можно тебя поцеловать? – Как эхо отозвался кавалер и получил в ответ жесткое «нет». – Тогда в чем смысл?!

Вот этот разговор ей нравился гораздо больше. Стараясь не переходить на родной язык, девушка удовлетворенно улыбнулась и вздернула хорошенький носик.

– Смысл в том, чтобы получить разрешение!

– Но тебе ведь нравится! – Всплеснул руками кудрявый искуситель. – Ты отвечаешь на поцелуй!

– Это не имеет значения, – упрямо передернула плечами Индира.

Стивен подался вперед всем телом, желая повторить страстный натиск, но наткнулся грудью на ее кулак. Неприятные ощущения отрезвили его, и мужчина скривил милейшую мордочку, отступая. Пришлось вспомнить, что он изначально собирался делать с красивой девушкой без своего высокого друга-надзирателя, и заняться поиском кафе.

Четверть часа спустя они уже сидели на открытой веранде прибрежного ресторана и слушали шум недалеких волн. С высокого берега открывался потрясающий вид на океан, переливающийся серебристыми искрами под лучами яркого послеобеденного солнца. Являясь частью стоимости блюд, океанический пейзаж и радовал девушку, и напрягал, намекая на круглую сумму в счете. Конечно же, Индира имела на банковской карте цифру, гораздо бо?льшую, чем требовал обед в ресторане, но, воспитанная в традициях сдержанной экономии, она ощущала некое чувство вины перед родителями за столь разнузданное отношение к деньгам. На стоимость одного блюда в кафе можно было оплатить семейных обед в «Синем Слоне», и это немного волновало девушку.

Каково же было ее изумление, когда кавалер не позволил ей даже прикоснуться к принесенному официантом счету! Нешуточный страх сковал нутро девушки, что теперь она всецело принадлежит этому странному американцу, осмелившемуся оплатить ее заказ. Страх сменялся кошачьей негой от разливающегося чувства привязанности к понравившемуся парню и тут же загорался красной лампочкой, напоминающей о неизбежной необходимости однажды платить по счетам. Хорошо, что папа не видит этих вольностей, иначе у индианки были бы уже большие проблемы!

– Десерт? – Уточнил Стивен Роджерс и расплылся в своей широкой улыбке, вызывающей сердечный трепет.

– Пожалуй, нет, – мотнула головой Индира, представляя конечную сумму счета, – идем лучше прогуляемся.

Она отпустила мужчину к барной стойке рассчитаться, а сама покинула открытую веранду со столиками в раздумьях. Ее жизнь менялась, и менялась очень круто. Что же дальше делать ей со своей влюбленностью? Она понимала, раз отношения с другом Дениэла завязались так неожиданно, крепко, и вызывали мучительную боль от одной только мысли, что их следует прекратить, то без жесткой кармы тут вряд ли обошлось. С одной стороны это указывает на неизбежность отношений с ним, а с другой – нужно бежать от мужчины со всех ног, падать на колени перед маминым алтариком и молиться горячо и самозабвенно, просить Кришну убрать это наваждение, изничтожить связь и позволить идти путем, продиктованным ей Великим Родом Хукри. Индиру буквально разрывало надвое от этих обоюдно здравых мыслей. Девушка обернулась к барной стойке и нашла там своего нового друга, неизменно наблюдающего за ней, пока бармэн занимается закрытием счета. Даже не сбежишь под таким пристальным взглядом!

Да и какой толк бежать? Стивен – лучший друг Дениэла, Алекса – ее близкая подруга, кроме того, их пару очень любят родители, а вскоре отец и вовсе станет соучредителем их совместной фирмы. Куда тут сбежишь? Разве что назад в Индию. Но эти пряные глаза и лучистая улыбка не отпустят от себя ее сердца, а без него бежать на душную родину нет смысла. Ни в чем нет смысла без сердца, да поймет ее господь.

– Прости, что долго, у них аппарат не принимал карточки, – заявил Стивен, покидая веранду кафе и притягивая к себе девушку за талию. – Соскучилась?




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/irina-svistkova/kraski-put-domoy-chast-5-65903601/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.