Главная страница | Современные детективы | Покойник в кювете

Покойник в кювете
Станислав Николаевич Савицкий
Любимый детектив
Уволенный из редакции газеты профессиональный журналист, репортер криминальной хроники Никита Хмельнов заинтересовался погибшим, чей труп был найден в придорожном кювете. Рискуя своей жизнью, он приступает к расследованию этого убийства. Посильную помощь в этом, как выяснилось, запутанном деле ему оказывает его старый друг, сотрудник уголовного розыска Сергей Шувалов. Результат их следственных действий вызвал недоумение у всех, включая самих друзей. Во второй повести «Мутное дело» Никита, к тому времени устроившийся на работу в полицию, вместе с Шуваловым расследуют убийство молодого предпринимателя, который, казалось, никому ничем не мешал…

Станислав Савицкий
Покойник в кювете

© Савицкий С.Н., 2021
© ООО «Издательство «Вече», 2021
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2021
Сайт издательства www.veche.ru

Покойник в кювете

Часть 1. Внештатный корреспондент Никита

Глава 1
В жизни каждого человека бывают минуты, когда он решает кардинально изменить свою жизнь и перевести ее на новые рельсы. Обычно это происходит в понедельник или в первый день нового месяца и, уж конечно, под Новый год.
Так и Никита Хмельнов, ложась спать накануне, твердо решил: с прошлым покончено раз и навсегда.
Но, проснувшись утром, он как обычно, включил приемник, и первое, что услышал на местной полицейской волне, было сообщение: «В кювете близ деревни Кочки обнаружен труп неизвестного мужчины. Начато расследование происшествия».
Любопытно, весьма любопытно, подумал он, и вслед за этим одна за другой стали цепляться привычные мысли:
«Что это было: преступление или несчастный случай Кто погиб и кто ведет следствие?»
Это были мысли естественные для репортера местной газеты, который вел колонку криминальной хроники и происшествий.
«Стоп! – напомнил себе Никита. – Я больше не при делах».
Вчера его вызвал к себе на ковер главред их газеты Горяев, или Горыныч, как его звали по-свойски в редакции.
Александр Михайлович вполне оправдывал свое прозвище. Заводился он с полоборота и переходил на крик. В таких случаях Никита думал: а если поднести спичку к его глотке, будет он извергать пламя или нет?
В суть высказываний Горыныча Никита никогда не вникал.
Но в этот раз он действительно провинился, и Горыныч был прав, когда сказал: «Ты нарушил профессиональную этику. За спиной нашей газеты (то есть у него за спиной) опубликовал свой материал в другом издании».
Справедливое замечание главреда Никита парировал показавшейся ему нейтральной фразой: «Я знал, что вы его не напечатаете».
Шрам на щеке Горыныча стал багровым – верный признак цунами.
Но дальше произошло неожиданное. Горыныч сосредоточился в себе, и по движению губ Никита понял – он считает. Александр Михайлович досчитал до пятидесяти восьми, достал пилюлю и засунул себе в рот.
– В общем, так, – сказал он спустя минуту, – если хочешь, можешь считать себя в творческом отпуске. С сегодняшнего дня я перевожу тебя во внештатные сотрудники – тем более что ты сидишь у нас на договоре, который истекает на следующей неделе, – и если я буду в дальнейшем печатать твои опусы, то на последней странице рядом с кроссвордами и разделом юмор в коротких штанишках. И в строго ограниченном формате. Исключительно под моим контролем. Всё. Можешь идти. Еще один прокол, Никита, – Горыныч придал своему голосу зловещие нотки, – и забудь дорожку в нашу редакцию.
Александр Михайлович отвернулся к окну. На его стеклах, как слезы, текли капли дождя, но главред всем своим видом давал понять, что снисхождения от него ждать не приходится.
По сути это, было увольнение.
Выходя из кабинета Горыныча, Никита так хлопнул дверью, что в том месте, где перегородка примыкала к потолку, образовалась трещина.
В общей комнате сидел весь штат редакции: зам Горыныча Людмила Ивановна, его секретарша Эльвира и корректор Настенька. Водитель был где-то в разгоне. Присутствующие смотрели на него с состраданием.
– Никита, – тихо поманила его к себе Людмила Ивановна, – только не выступай. С ним это бывает, а потом он сам мучается. Всё уляжется. Работа у него такая. Главред как-никак. Это равнозначно тому, что сидеть голой задницей на раскаленной сковородке. Как ни ерзай, всё равно обожжешься.
Никита не стал ждать, когда всё уляжется, и вышел из редакции с твердым намерением в нее не возвращаться.
Это было вчера, а сегодня он привычно слушал полицейскую волну.
За кратким сообщением о происшествии близ деревни Кочки последовала программа, составленная по заявкам служащих местной полиции. Никита, поклонник рока, степа и рэпа, зная вкусы местных полицейских, выключил приемник.
На столе после вчерашнего сабантуйчика царил беспорядок.
Он, сабантуйчик, образовался сам собой. Когда об увольнении Никиты узнали за пределами редакции, к нему вечером потянулись друзья-приятели, и в комнате три на пять с небольшим набилось две дюжины голов. Все сочли нужным выразить сочувствие, закончившееся напутствием: «Держись, старик. Это вызов судьбы, и ты его преодолеешь».
За это и выпили. Благо, все пришли не с пустыми руками.
Также немало, но уже язвительных слов было сказано в адрес главреда их таблойда Горыныча. Все сходились на том, что уж если кому следовало бы возглавить редакцию их микротиражки, то, конечно, ему, Никите. Только он бы смог вытащить эту газету из плачевного состояния и увеличить тираж до приемлемого уровня.
Никите в равной степени было плевать на увольнение и вызовы судьбы, поскольку сам он был невысокого мнения о своей работе в этой захудалой провинциальной газетке, гордо именуемой «Вестник».
Вестник чего? Всякой дребедени, не раз думал он.
Когда минута всеобщей меланхолии прошла, все набросились на закуску. Она не поражала богатством выбора и была состряпана на скорую руку, но все шло нарасхват.
Потом Паша достал гитару.
В их кругу он считался полупрофессионалом, то есть работал с девяти до шести вечера в какой-то конторе, а по вечерам с друзьями репетировал в подвалах жилых домов. Там они бренчали ночи напролет. И так продолжалось до тех пор, пока под натиском возмущенных жильцов и полиции они не перебирались в очередной подвал. Отсыпались музыканты на работе. Заводилой их группы был Пашка. Их заветной мечтой было выйти на профессиональный уровень, но в городе не было даже полупрофессиональных импресарио. Спонсоры тоже не находились, и потому они выступали где только могли: на танцплощадках, в клубах и на школьных вечерах, таким образом собирая деньги на первый альбом. Друзья помогали как могли. Главным образом скромными пожертвованиями и рекламой через сарафанное радио. Дело продвигалось туго, но ребята не теряли надежды и присутствия духа.
Вчера под аккомпанемент всеобщего любимца Пашки они пели те же песни, что пели у костра в походах.
Подоплеку увольнения Никиты раскрыла Людмила Ивановна, когда они вышли на балкон перекурить.
– Профессиональную этику еще никто не отменял. Это верно, – сказала она. – Но в конечном счете все упирается в деньги. Видишь ли, Никита, своей статьей ты больно ударил по одному из наших основных спонсоров. По Лагоеву. Он звонил Горынычу и сказал, что если еще хоть раз увидит твое имя в газете, то никогда больше не будет в ней печатать свою рекламу. Так что сам видишь, ты ударил по суку, на котором сидит наша газета.
– Подумаешь, какой сук нашелся. Уж если на то пошло, то Лагоев не сук, а так… Сучок-замухрышка. Он жаден до умопомрачения, и печатать его рекламу для нас всегда головная боль. Он торгуется за каждое слово, за каждый миллиметр. Только не говорите мне, что этого не знаете.
– Знаю, Никитушка, знаю. Но что поделаешь? Вот так по крохам приходится всё собирать и со многим мириться, чтоб только выжить, – сказала Людмила Ивановна. – Не хочу повторяться, но наберись терпения, и всё вернется на круги своя.
Вот этого Никита меньше всего хотел.
Не хотел вчера. И сегодня с утра ничто не изменилось.
Голод дал себя знать, и Никита прошел на кухню. Из оставшейся закуски он сделал бутерброды с сыром и ветчиной и сварил кофе. В холодильнике оказался порядочный кусок бекона. Никита оставил его на вечер, чтобы обжарить с яичницей. После завтрака он сел в кресло напротив окна.
В чистом небе сияло солнце, словно приглашая на прогулку.
А почему нет?
Никита накинул куртку и вышел на улицу.
И вправду утро было чудесное: ясное и тихое, с легкой прохладой ранней осени.
Он вышел на берег реки и облокотился на чугунные перила.
Эта река делила город на две половины. Одна половина была собственно городом, другая промзоной с химкомбинатом во главе. Вокруг него со временем образовались рабочие поселки городского типа, продвинувшимися до реки, и решением горисполкома несколько лет назад они были включены в состав города.
Мутный поток какое-то время занимал Никиту, но потом пришла очевидная мысль: всё в жизни течет, всё изменяется. Включая твердые решения начать новую жизнь.
Никита достал мобильник.
– Серега, привет. Это я.
В ответ он услышал:
– А… Привет, привет, профессионал бойкого пера. Как ты после вчерашнего?
– Прекрасно. А ты?
– Лучше не спрашивай.
– Понял. Тема закрыта. Скажи мне другое: кого сбили у деревни Кочки? Ты не в курсе?
После паузы Сергей со вздохом сказал:
– А тебе-то что? Опять ищешь приключения на свою задницу?
«Значит, в курсе», – понял Никита.
– Так… Общее любопытство.
– Знаешь что? Засунь его куда подальше. И вообще переключись на другую тему, – посоветовал Сергей.
– Как, например?
– Освещай, например, что-нибудь про любовь, а не местные разборки.
– Ага… Про любовь к родному краю и высоким надоям молока.
– Вот уже тема есть. Могу дать адресок вполне симпатичной доярочки из ближней деревни. Возьмешь у нее интервью. Только Светке не говори, что по моей наводке.
– Лучше дай адресок, кого сбили.
– А зачем он тебе?
– Хочу выразить сочувствие семье погибшего.
– Извини, Хмель, не до тебя. Пока.
Никита услышал короткие гудки и усмехнулся. Репортера криминальной хроники – пусть даже отставного – соплей не перешибешь. Сергей это понял, когда снова услышал его голос.
– Я не успел тебе сказать главное.
– Да? И что же это?
– Видишь ли в чем дело… Мне последний гонорар отягощает карман, а Хасану завезли свежее пиво в бочках. Заметь – не бутылочное.
– А я тут при чем? – спросил Сергей и подумал: паразит бьет ниже пояса.
– Сам знаешь причем. В общем, так: встречаемся у Хасана. Единственно вопрос: когда ты сможешь прийти? Скажем, в обед. Устроит?
– Вполне, – вяло согласился Сергей.
– Всё. Жду.
Теперь отбой дал Никита.
До обеда оставалась уйма времени, и он набрал телефон Светланы.
Ждать пришлось долго. Ясное дело: Светка обижена. О его увольнении она узнала из вторых рук и на сабантуйчик не пришла.
А в самом деле, почему он ей не позвонил и не рассказал обо всем? Идиотское самолюбие. Тем более идиотское, что Светка все равно бы рано или поздно узнала о его фактическом увольнении.
Утечка информации, скорее всего, прошла через секретаршу Горыныча и, главное, параллельно подругу Светланы.
Тем более он идиот.
Была ли в том виновата неплотно закрытая дверь в кабинет Горыныча вкупе с непомерным любопытством секретарши или чрезмерно громкий крик глубоко возмущенного Горыныча, теперь уже не важно. Факт остается фактом: Светка была в курсе его дел.
Длинные гудки барабанили ему уши. Светик не отзывалась. Домашний телефон у нее с определителем, и сейчас она размышляет – брать трубку или нет.
Как будто не знает, с кем имеет дело.
Наконец она сломалась и трубку взяла.
– Ну, что тебе надо?
«Вот так меня приветствует любимая девушка», – подумал Никита.
– Как что? Тебя увидеть.
– Зачем?
– Без всяких зачем. Просто увидеть тебя. Напротив себя.
– Ты весь в этом.
– В чем?
– Ты в каждом ищешь свое отражение. Неужели я похожа на зеркало?
«Если да, то в прекрасной раме», – подумал Никита.
Светлана была красивой девушкой. Высокая и стройная, с длинными русыми волосами и карими глазами. В ней был тот шарм, который не проходит с годами.
– Напрасно ты так. Я действительно хочу увидеть тебя, а не свое отражение.
Это было сказано вполне искренно. Но в ответ он услышал: «Не верю» и не удивился. Строптивости Светке было не занимать.
– Почему?
– Ты ничто не делаешь случайно. И уж тем более когда звонишь мне.
В чем-то она была права. Сейчас конкретно ему нужно было убить время до встречи с Сергеем, и лучше всего это было сделать в обществе девушки, которая ему больше чем нравилась.
И в более широком контексте Светка тоже была права – она служила в местной Управе и была для Никиты бесценным источником сведений о том, чем город живет и дышит и кто в нем какую роль играет.
– Неужели это так? – спросил он, придав голосу по возможности обиженный тон.
– А то ты не знаешь.
– Светик, радость моя, давай не будем препираться.
– Опять у тебя денег нет оплатить мобильник? – съязвила Светлана.
– Представь себе, есть. Просто я не хочу терять драгоценное время на пустые разговоры.
– И это говорит законченное трепло!
– Света, я обидеться могу.
– Можешь, но не обидишься.
– И знаешь почему? Не успею. Потому что я уже лечу к тебе.
Никита дал отбой.

Глава 2
Светлана встретила его в строгом деловом костюме, естественном для службы в управе: серая юбка, серый жакет и под ним бордовая блузка. Никаких излишеств. Скромные сережки и любимое колечко с бирюзой.
В прихожей она выразительно посмотрела на часы.
– У меня времени в обрез. Выкладывай, что тебе нужно, – сказала Светлана, когда они прошли в гостиную и сели в кресла напротив друг друга.
«И выметайся отсюда», – закончил ее мысль Никита.
На журнальном столике рядом лежало несколько журналов, и Никита рассеянно стал их перебирать.
– Ну так? – нетерпеливо спросила Светлана. – Ты не в избе-читальне.
Никита отбросил журналы.
– Кофейком не угостишь? – спросил он.
После секундного замешательства Светлана сказала:
– Сейчас сварю.
Она ушла на кухню.
Оставшись один, Никита хотел включить телевизор, но не осмелился после неласкового приема и принялся листать журнал.
– Так что тебе нужно? – спросила Светлана, вернувшись с двумя чашками кофе.
– Как живешь? – спросил Никита.
– Здрасьте… Давно не виделись. Лучше ты расскажи, как ты живешь. Головка не болит?
Никита не удивился ее вопросу. Наверняка подруги обо всем настучали.
– А как я могу жить? – пожал он плечами. – Нормально.
– Тогда поставлю вопрос иначе. На что ты собираешься жить?
Никита буквально присосался к чашке с кофе. Стараясь выиграть время, он спросил:
– А чем, собственно говоря, вызван твой вопрос?
– Никита, не валяй дурака. Уже весь город знает, что тебя уволили.
– Неужели ты думаешь, что меня уволили вчистую? – с деланым возмущением воскликнул Никита.
– Именно так думают все.
– Кто все? Обыватели города Подколодинска?
– Не смей оскорблять наш город, коверкая его название! – потребовала служащая местной управы.
– Хорошо. Не буду. Но довожу до твоего сведения: я перешел на внештатную работу. Это к вопросу о том, на что я буду жить. И заметь: перешел по собственному желанию. Отчасти, – добавил он, чтобы придать видимость правдоподобия для своей фантазии. – Чем и был так возмущен Горыныч.
– Ты уж объясни, что значит по собственному желанию. Поскольку у меня прямо противоположная информация.
Конечно, Светлана не упустила шанс уколоть его лишний раз. Никита продолжил свою версию его увольнения.
– Аж ногами топал от негодования. Его можно понять. Покупая нашу газету, что в ней первым делом ищет рядовой читатель? – Никита выдержал эффектную паузу и закончил: – Правильно. Мою колонку. – Он выразительно вздохнул. – Да… Тяжело придется Горынычу. Ты же понимаешь, как трудно в наше время найти ценного сотрудника для хилого издания, которое существует в условиях рыночной экономики без вспомоществования со стороны в виде госсубсидий.
– Трепло ты, – ровным голосом сказала Светлана. – Вот скажи мне, какого черта ты полез на Лагоева, будь он неладен. Какое тебе дело до его универсама? Он что? Жить тебе не дает? Там, кстати сказать, ежедневно отовариваются сотни людей, – пристально глядя в глаза Никите, спросила любимая.
Никита невольно отвел глаза в сторону.
– Светик, ты не представляешь себе, что там творится, – сказал он. – За витриной универсама.
– Нет, не представляю. И знаешь почему?
– Ну?
– Потому что есть соответствующие органы и пусть они разбираются с этим. Если там что творится.
– Но кто-то должен привлечь их внимание. Этих так называемых органов.
– Вот ты и привлек. Только не органов. А самого Лагоева. И сам знаешь, чем это кончилось для тебя, – резюмировала Светлана.
Никите нечем было возразить. Светлана отпила кофе.
– И все-таки я до сих пор не могу понять, зачем ты наехал на него.
– Он негодяй, – вяло сказал Никита.
– Ничто не совершенно в этом мире, – парировала Светлана. – И судят в нем за конкретные преступления, подпадающие под статью, а не за нравственное уродство. Или ты стремишься к идеалу? Так его нет.
– Есть, – возразил Никита.
– И где ты его нашел?
– Сейчас вижу его перед собой.
Светлана сморщила носик. Это у нее здорово получилось. Изящно.
– Не подлизывайся. Я терпеть этого не могу.
Это было сказано не вполне искренно.
– И не думал! – возмутился Никита.
– Вернемся к Лагоеву. Ты раскатал о нем разгромную статью. И, по сути, не привел ни одного доказательства. А ты подумал о том, что в вашей газете печатается его реклама?
– Но мою статью напечатали в другой газете и без имени! Значит, Горыныч с газетой кристально чист.
– Но все знают, кто ее автор. Ты! А знаешь ли ты, почему ее напечатали в другой газете?
– Нет.
– Потому что она издается на деньги Аванесова – прямого конкурента Лагоева. Или ты до сих пор не знаешь, что их универсамы стоят на расстоянии ста метров друг от друга?
Светлана сделала паузу. Никита промолчал. Светлана продолжила тоном учительницы, поставившей на вид первокласснику плохое знание пройденного материала.
– А у Лагоева, – чтоб ты знал, – завотделом работает зять Горыныча. Именно ему ваша газета обязана рекламе в вашей газете. И теперь его дальнейшая работа у Лагоева, который, кстати сказать, поклялся никогда больше не размещать рекламу в вашем желтом листке, под вопросом. Теперь ты сам, я надеюсь, видишь, скольких людей ты подставил.
– Скольких? Горыныча с зятем?
– А редакцию? В ней работают люди, которым надо платить зарплату. Или ваш таблойд нарасхват? Да ваш Горыныч на коротком поводке у рекламодателей. Как ты этого понять не можешь?
Никита промолчал. А что было ему сказать?
– И как ты собираешься жить дальше? – спросила Светлана.
– Нормально собираюсь жить.
– Поясни свою глубокую мысль.
– Буду искать материал по своему усмотрению. Я ведь теперь на вольных хлебах и не связан обязательствами ни с одной газетой. Буду публиковаться в любой из них. Где захочу.
Светлана рассмеялась.
– Какой же ты прожектер, Никита. Неужели ты сам не понимаешь, что у тебя сложилась определенная репутация. Репутация скандального репортера. Все солидные издания теперь от тебя предпочтут открещиваться.
– Разве у нас есть такие? Я о солидных изданиях.
– Представь себе, есть. Просто ты о них ничего не знаешь по той простой причине, что ты вне сферы их интересов.
– Или они моих, – огрызнулся Никита.
– А вообще, любопытно будет посмотреть, кто вздумает напечатать твои очередные фэнтези.
– Я никогда не писал фэнтези, – буркнул Никита.
– Эх, Никита, Никита. Зачем наживать себе врагов? Надо заводить друзей. Думай о практической стороне жизни. Делай карьеру. Вот скажи мне: тебе нужны враги?
Никита не ответил. Светлана посмотрела на часы. Никита последовал ее примеру.
– О! Самое время, – непроизвольно вырвалось у него.
Это было время информационного листка Полицейской волны. Он с надеждой посмотрел на Светлану. Она индифферентно сказала: «Включай» и отошла к окну.
Ничего нового полицейская волна не выбросила на пустынный берег рыцаря-одиночки в борьбе с коррупцией и криминалом в городе. Вывод напрашивался сам собой: либо следствие зашло в тупик, либо до него никому дела нет. Либо это был несчастный случай.
– Опять идешь по следу? – спросила Светлана.
– Я должен себя реабилитировать. Хотя бы в твоих глазах. Напечатать большую, развернутую статью, подкрепленную неопровержимыми фактами. Для этого мне надо найти подходящую тему.
– Что значит «хотя бы в моих глазах»? – с недовольной миной спросила Светлана.
– Это значит, что я очень дорожу твоим мнением обо мне.
Светлана махнула рукой и вернулась к журнальному столику. Она допила кофе, взяла пустую чашку Никиты и направилась на кухню. В дверях она остановилась.
– Эх, Никита, Никита. Давай, давай. Реабилитируй себя. И дальше продолжай выдумывать чего нет. Только смотри: доиграешься. Восстановишь против себя весь город.
– Так уж и весь. Должны ведь быть в нем приличные люди.
– Ну, ну…
– Что я слышу? Сомнение в голосе служащей Управы? Впрочем, кому как не тебе лучше знать. Я в Управе не работаю.
– Спасибо, что напомнил о работе. Мне пора.
Они вместе вышли из дома. Как показалось Никите, недовольные друг другом. Тем неожиданнее прозвучали слова Светланы:
– Ладно, не переживай. Я что-нибудь придумаю.
– И что же ты придумаешь?
– Придумаю. Вот увидишь. Я в Управе не из последних. Всё. Пока. Мой автобус подходит.
Никита пожал плечами, посмотрел вслед Светлане, бежавшей к автобусу, и не спеша пошел к Хасану.

Глава 3
Хасан, расторопный выходец из Средней Азии, был собственником небольшого кафе, где всегда были в продаже чебуреки, беляши и манты. И, главное, пиво. На выбор: бутылочное и разливное. Последнее было двух видов: импортное и местного производства. Местное стоило заметно дешевле, но по качеству мало чем отличалось от зарубежного, что давало повод утверждать, что они из одной бочки. К пиву в ассортименте предлагались бутерброды с сыром, сервелатом и горбушей. А венцом всему была вобла.
Даже при неспешной походке Никита пришел к Хасану за час с лишним до назначенного времени. В кафе, кроме него, было еще три человека, жадно поглощавшие чебуреки. Надо отдать должное Хасану – чебуреки у него были отменные.
Никита взял две кружки пива и воблу среднего размера. Столик он выбрал в углу.
Пена в кружках оседала на глазах и грозила исчезнуть совсем. Такой развязки Никита допустить не мог и сначала осушил одну кружку. Потом вторую. Незаметно для себя он обглодал большую часть воблы.
Подошло назначенное время. Сергея не было. Никита взял еще одну кружку, и наступил момент насыщения.
Он пожалел, что затеял эту встречу.
Действительно, какое ему дело до неизвестного в кювете? Сбитый он или убитый – не всё ли равно, если ты не при делах? И вообще, теперь у него главная проблема – трудоустройство. Стало быть, пора забросить эту дурную привычку репортера совать свой нос в чужие дела.
Потяжелевшие веки сомкнулись сами собой. Улыбка нирваны застыла на его лице.
Из этого благостного состояния Никиту вывел Сергей, когда у себя над ухом он услышал его голос:
– Извини, старик, что опоздал. Шеф задержал.
– У каждого свой Горыныч, – вяло принял извинения Никита.
Серега мгновенно оценил обстановку и присвоил остатки воблы.
– Тебя, кажется, можно поздравить, – сказал он, посолонившись и потирая руками в предвкушении пива.
– Любопытно знать с чем.
– Как с чем? Твой карман ломится от гонорара, который ты не знаешь к чему пристроить.
– Уже пристроил.
Серега расхохотался.
– Ладно. Сейчас всё обустрою.
– Обустрой, – вяло согласился Никита, глядя в спину удалявшегося приятеля.
Сергей вернулся с пивом и лещом, у которого лоснились бока и задорно была распахнута пасть.
– Этого ты где раздобыл? – удивленно спросил Никита.
– Наработанные связи, – ответил Сергей.
– Вот что значит служить в полиции.
– Не все же время подставлять себя под бандитские пули, – улыбнулся Сергей.
– Давно не слышал выстрелы у нас в городе, – заметил Никита.
Сергей пропустил мимо ушей его слова. С лещом он разобрался в пять минут, и каждый получил свою половину. Также поровну они поделили икру.
Следующие полчаса прошли в сосредоточенном поглощении пива и леща.
Вслед за этим наступила пауза.
Ее прервал Сергей. Потянувшись, он сказал:
– Так чем тебя взволновало происшествие на пятьдесят третьем километре Загородного шоссе?
«Сам затронул эту тему, – подумал Никита. – Тебе и расхлебывать».
– А ты уверен, что это было происшествие?
– А что же еще?
– Не знаю, – отвернувшись в сторону, сказал Никита. – Следствие покажет. Кстати, кто его ведет?
– О каком следствии ты говоришь? Дело ясное, как божий день.
– Тогда проясни мне, атеисту от рождения и скептику по призванию, что в нем ясного, как божий день.
– Пожалуйста. Местный алкаш из деревни Кочки поперся среди ночи на дорогу и попал под машину. Вот и весь сказ.
– Как все просто.
– А я тебе о чем толкую?
– Нет ничего сомнительнее кажущейся простоты. Это отмечали еще древние. Но кто в наше время быстрых денег и скоропалительных решений прислушивается к мнению мудрецов? Тогда уж попутно объясни мне, какого черта среди ночи он поперся на шоссе.
– Видно, не хватило.
– И чтобы восполнить пробел, он поплелся на шоссе? Можно подумать, там есть ночной магазин и ждет не дождется, когда он придет. Он что? Не мог найти самогонки в деревне?
– Видно, был деликатный человек и не хотел никого беспокоить.
– Ты еще скажи романтик, присевший на обочине и созерцавший луну, пока на него не наехал грузовик.
– Может быть и так. Кто знает? Разве в чужую душу заглянешь?
– Теперь уже нет. По крайней мере, в его душу. Кстати, кто выезжал на место так называемого происшествия?
– Гребенка.
– Петро? Тогда действительно все просто и ясно, как божий день, и расследовать там нечего.
– Ну ты это напрасно. Он, например, не поленился съездить на ближайший пост ГИБДД.
– Ага. На служебной машине. Что равноценно трудовому подвигу.
Никита сделал большой глоток и оценивающим взглядом посмотрел на кружку. В этот прохладный день пиво осталось холодным и дало новый толчок его мысли.
– И что принесла поездка на ближайший пост ГИБДД столь ответственного за порученное дело Гребенки? – спросил он.
– Как и следовало ожидать, ровным счетом ничего. За ночь проехала уйма машин. Словом, ищи ветра в поле. Не было даже смысла просматривать видеозаписи за ночь. Сам понимаешь, в это время номера машин практически неразличимы.
– И кто ж обнаружил несчастного покойника?
– Водитель, проезжавший мимо на «жигулях».
– Каким образом?
– Из кювета торчали ноги. Скорее всего сбитого человека. Так он решил и вызвал полицию. Дождался Гребенку.
– И, конечно, Гребенка ухватился за версию водителя из «жигулей», эксперта по торчащим ногам из кювета.
– Хорошо, хоть он не принял его за прилегшего отдохнуть выпивоху и не поленился выйти из кабины.
– Значит, единственно достоверная версия – был сбит машиной.
– Насколько я знаю – да. У тебя есть другая? – спросил Сергей и допил оставшееся на дне кружки пиво.
– Будет, – неожиданно для себя ответил Никита.
Сергей обтер губы тыльной стороной ладони и в упор посмотрел на друга.
– Никита, не заводись. Опять тебя занесет.
– Пусть занесет.
– Ну смотри, смотри…
В школе они сидели на одной парте. Серега был настойчивый тугодум и твердый хорошист с ясными представлениями о жизни и последовательными поступками. В тринадцать лет, когда они увлеклись Конан Дойлем, он решил стать сыщиком. И стал полицейским. Таким же надежным и твердым хорошистом, как в школе. Только теперь в сыскном деле.
Никита был безнадежный троечник. Точные науки ему не давались вовсе, зато учительница литературы души в нем не чаяла – настолько зрело и красноречиво он рассуждал о персонажах любимых ею книг из школьной программы. Она вслух зачитывала его сочинения в классе и ставила Никиту в пример остальным.
Больше в пример его никто не ставил.
– Кстати, а с чего Гребенка взял, что он из Кочек?
– Местные мужики на остановке признали в нем постояльца какого-то там дяди Васи.
– Так, значит, он не местный.
– Блестящий пример дедукции, – улыбнулся Сергей. – Не зря мы с тобой зачитывались Конан Дойлем в детстве.
– И дедукция под стать тому возрасту, – сказал Никита. – Держу пари, Гребенка не удосужился пообщаться с домовладельцем из деревни Кочки.
– Не держи. Проиграешь.
– Неужели?
– Представь себе.
– И что принесло общение с пресловутым дядей Васей?
– Ровным счетом ничего.
– Дядя Вася был нем, как рыба.
– Можно сказать так. Он беспробудно пьян неизвестное количество суток.
– И, конечно, не только не помнит имени-отчества своего жильца, но, даже протерев опухшие очи, ни в жисть не узнает его на фотке.
– Надо полагать, – согласился Сергей.
– Как всегда, от свидетелей толку мало. По разным причинам. На этот раз хоть уважительная. Труп осмотрели? – спросил Никита.
Сергей вздохнул и потянулся к кружке с пивом.
– Естественно.
– И?
– Что «и»? Ты хочешь узнать, не отпечатался ли на трупе номер сбившей его машины? Отвечу однозначно: не отпечатался.
– Кто осматривал?
– Ефим Ильич. Кто же еще?
– Так…
Сергей посмотрел на часы.
– Извини, Хмель, мне пора в контору.
– Это понятно. Дело закрыли? – спросил Никита.
– Понятия не имею. Знаю только, что на место выезжал Петро, написал рапорт и в то же утро с половиной сотрудников уехал в служебную командировку по распоряжению сверху. Поэтому сейчас у нас на работе завал.
– Куда уехал и как надолго, я не спрашиваю, поскольку это страшная полицейская тайна.
Сергей кивнул головой.
– И если будет расследование происшествия, – а не сдадут его сразу в архив, – то вести его, по все всей вероятности, будет всё тот же Петро. Так я понимаю?
– Хмель, ну что ты такой упертый?
– Серега, я не могу понять, зачем алкашу взбрело на ум среди ночи переть несколько верст до шоссе, если в деревне самогона хоть залейся.
– Ты меня спрашиваешь?
– А кого же еще? Не его же.
– Может, он лунатик? Или вышел продышаться свежим воздухом.
– Ты сам в это веришь?
– Не знаю, – пожал плечами Сергей.
– А я вот не верю. Лунатики по крышам бродят, а не лезут под машины на шоссе. А продышаться можно было на лавочке возле дома. Что-то не стыкуется.
– В жизни многое не стыкуется, – с оттенком философичности заметил Сергей, поднимаясь из-за стола.
– Хоть скажи на прощанье, где у деревни Кочки его сбила машина.
– Возле самой автобусной остановки.
– В каком направлении? Их там две. Друг напротив друга.
– Неужели?
– Давай без иронии обойдемся.
– А если без иронии, то черт его знает возле какой, – сказал Сергей, задвигая стул.
– Насколько я понял, имя его неизвестно.
– Родные заявят, тогда узнаем, – равнодушно отозвался Сергей.
Никита остался один. Рядом с ним на столе лежали остатки леща. Под них он взял еще пару кружек пива.
Домой он возвращался, когда уже стемнело.

Глава 4
Никите оставалось пройти не больше ста метров до дома, когда он нагнал понуро бредущего человека под тяжестью двух сумок.
– Я вас приветствую, Ефим Ильич! – воскликнул он и протянул руку к одной из сумок. – Разрешите вам помочь.
– А… Никита. Покорно благодарю, – сказал судмедэксперт, с удовольствием передавая ему сумку.
Они пошли рядом неспешной походкой.
– Говорят, ты теперь на вольных хлебах, – сказал Ефим Ильич.
Что за город! Стоит только в нем попасть в сводку последних новостей сарафанного радио, так не успеешь оглянуться, как о тебе уже всё знают. Хоть на улицу не выходи.
– А что делать? – скривился Никита. – Не вынесла душа поэта придирок мелких буквоеда. То бишь Горыныча.
– Сам виноват, – наставительно сказал судмедэксперт.
– Ясное дело, сам, – поспешил сказать Никита, надеясь этим закрыть тему.
Но не тут-то было. Пожилые люди, особенно освободившись от бремени двух сумок, имеют склонность к нравоучениям…
– Какого черта ты привязался к Лагоеву, не имея на руках веских доказательств? – спросил Ефим Ильич.
Никита промолчал. Доказательства были. Только им глотку заткнули.
– Ты сам рубишь сук, на котором сидит ваша газета. И ты с ней заодно.
«Второй раз слышу про сук, – подумал Никита. – Хоть сам на нем вешайся».
– Откуда я мог знать, что так всё получится? – вяло сказал он, пожалев о том, что остановил судмедэксперта.
Ефим Ильич был настолько потрясен словами Никиты, что остановился и от удивления открыл рот.
– Как откуда?
Он поставил сумку на землю и всплеснул руками.
– Ты поступил необдуманно, Никита. Очень необдуманно. И подставил газету.
Ефим Ильич взял сумку и пошел дальше. Никита поплелся за ним. На ходу Ефим Ильич спросил:
– Что думаешь делать дальше? Писать стихи, раз назвался свободным поэтом?
– Что я и делаю.
– О чем пишешь? – заинтересованно спросил Ефим Ильич.
«О доярочке», – хотел сказать Никита. Но старик ведь не поймет.
– На стихи не размениваюсь. Пишу поэму, – сказал он.
– О… Серьезный подход. О чем будет поэма?
– О несчастном убиенном, сброшенном в кювет при дороге, до которого никому дела нет. Естественно, я говорю о погибшем при деревне Кочки. Не о кювете же, до которого тоже, кстати сказать, никому дела нет. Включая надзорные службы, обязанные следить за состоянием дорог и кюветов. Вот и получается: что кювет, что человек – понятия равнозначные.
Ефим Ильич остановился и странно посмотрел на Никиту.
– Вопрос не простой, – сказал он.
– Требует обсуждения, – подхватил Никита.
– А потому присядем. Я заодно покурю. А то в доме с появлением внука мне запретили курить. И правильно сделали. Чаще стал бывать на свежем воздухе.
– Как он?
– Скоро год.
В тоне Ефима Ильича прозвучала неподдельная гордость.
Они сели на лавочку в сквере.
– Так что это было? – спросил Никита. – Несчастный случай или… Или что-то другое.
– Я всего лишь судмедэксперт, – скромно заметил Ефим Ильич, – и не могу сказать, что было. На место происшествия меня никто не приглашал.
– Но вы же видели труп?
– Видел. И даже осмотрел его.
– И вам ничто не показалось странным?
– В жизни много странного, Никита.
Эту примиренческую позицию по молодости лет Никита не разделял.
– Что странного было именно в этом трупе? – нетерпеливо спросил он.
– Кое-что было. Не без этого.
Ефим Ильич затянулся и с шумом выпустил клуб дыма.
Не томи душу, хотел закричать Никита. Но опыт общения с судмедэкспертом приучил его к тому, что старика лучше не раздражать. Иначе он захлопнется, как створки устрицы.
– Мне сказали: его сбила машина… Сбила так сбила. Я при этом не был, и не мне опровергать умозаключения следователя.
Хорош следователь. Петро Гребенка!
– Но основания для сомнений в правильности диагноза были? – спросил Никита.
– Не то чтобы да. И не то чтобы нет… Мне показалось странным, что если человека сбивают, то почему я не обнаружил следы наезда на него.
– Может, скорость была недостаточной?
– Ну уж очень недостаточной.
– И тем не менее он умер?
– Еще как, – подтвердил судмедэксперт.
– Так отчего он умер?
– От удара тяжелым предметом в затылок, – бесстрастно ответил Ефим Ильич, не сомневавшийся в точности этого вывода.
– Бампером?
– Возможно. Если только машина умудрилась подпрыгнуть, как на трамплине, достаточно высоко. Надеюсь, ты в курсе того, где расположен у человека затылок и где находится бампер у машины?
Никита был в курсе. Именно поэтому он спросил:
– А могло быть такое, что человек испугался проносившейся мимо машины, отпрянул в сторону, поскользнулся, упал и ударился затылком… скажем, о валун?
– А почему нет? – сказал Ефим Ильич и загасил сигарету. – Идем. А то мои, небось, заждались. Я теперь в семье за главного по снабжению.
С появлением внука остальные дела у Ефима Ильича отошли на второй план.
Какое ему дело до нестыковок выводов следствия с его заключением?
Он профессионально исполнил свои обязанности, все записал в заключении, а дальше, господа, вам решать.
Никита проводил его до подъезда.
На следующее утро он решил съездить на место происшествия.

Глава 5
Своим названием деревня Кочки была обязана болотистой местности, окружавшей ее с трех сторон. С развалом колхозов она утратила свои сельскохозяйственные корни, и здесь больше не мычали коровы и не блеяли овцы. Отныне здесь жил рабочий люд, занятый либо на торфяных разработках под боком, либо на мануфактуре поблизости, производящей шифер.
Добираться до Кочек Никите пришлось на автобусе. Его машина вторую неделю была в ремонте из-за пустяка – помятого крыла, – но знакомый жестянщик был на больничном листе, а везти машину в другую СТОА ему не хотелось.
Никита был единственным, кто вышел на остановке в этот ранний час.
Оглядевшись по сторонам, он пошел искать гипотетический валун, о который неизвестный мог удариться затылком и потом оказаться в кювете. От остановки он прошел пятьдесят метров сначала в одну, потом в другую сторону, но хоть что-нибудь отдаленно напоминавшее валун ему найти не удалось. Зато в изобилии были мелкие камушки вдоль дороги.
С тем же результатом он прошел по другой стороне шоссе.
Ничто не напоминало здесь о происшествии двумя днями раньше.
Бессмысленность этой поездки становилась очевидной для Никиты, и он решил вернуться домой. Но в расписании автобусов оказалось окно в три с половиной часа, а вслед за этим движение возобновлялось с интервалами в сорок пять – пятьдесят минут.
На шоссе было пустынно. Оставалось одно: каким-то образом убить время в ожидании попутки.
А почему бы не проведать пресловутого дядю Васю, у которого вроде как остановился погибший неизвестный?
Никита бросил прощальный взгляд на пустынное шоссе и углубился в неприветливый лес, в котором смешались чахлые березы, осины и ели. Тропинка то вилась вдоль грунтовки с огромными выбоинами, кое-как присыпанными песком, то углублялась в лес и возвращалась обратно чуть ли не вплотную к грунтовке.
Наконец лес расступился и стала видна деревня. На подходе к ней неожиданным образом нарисовался небольшой курган, и Никита взобрался на него.
Его взору открылась совсем не идиллическая картина. Покосившиеся дома, хилые огороды и чахлый березняк в конце улицы, за которым начинались болота.
Было тихо. Казалось, всё вымерло.
Глядя на эту унылую, запущенную деревню, Никите расхотелось общаться с дядей Васей. Но до автобуса оставалась еще уйма времени, и Никита, вздохнув, спустился с кургана, постоял у околицы, переминаясь с ноги на ногу, и вошел в деревню, чтобы отыскать того, ради которого он сюда пришел.
У третьего дома на единственной улице распахнулась калитка и вышел мужик. Повертел головой и пошел в направлении грунтовки.
– Добрый день, – сказал Никита, когда мужик поравнялся с ним.
– Добрый, – ответил тот.
– Вы не подскажите, где дом дяди Васи?
Мужик остановился, усмехнулся и сказал:
– А на кой ляд он вам сдался?
– Да так… Есть о чем поговорить.
– Не удастся вам с ним поговорить. С утра его нет дома.
– Где ж он может быть?
– Шляется где-то.
– А где – неизвестно? – спросил Никита.
– А черт его знает. Может, по грибы пошел. Может, нет. Он вообще непредсказуемый. Живет бобылем. Ни перед кем ответ не держит.
– Он что? Не работает?
– Да какой из него работник… Запойный он. И вообще…
– Что вообще? – спросил Никита.
– И вообще он других взглядов на жизнь.
– Отличных от всех остальных?
– Во, во…
– Значит, дядя Вася философ?
– Философ не философ, не моего ума это дело. Только работать он не может. Не вписывается работа в его образ жизни.
– И на что живет этот мыслитель, который не может вписаться в трудовой образ жизни огромной страны?
– Перекупщикам зелень продает. Укроп там, чесночок, лучок…
– Это летом. А зимой лапу сосет наподобие медведя?
– Так уж и лапу. Картошкой с огорода пробавляется. – Мужик посмотрел по сторонам, усмехнулся и на пониженных тонах сказал: – Бизнес у него есть.
Это становилось уже интересно.
– Какой же? – спросил Никита.
– Самогонку гонит, – ответил мужик и расхохотался в голос.
– И в клиентах у него вся деревня?
– Вся не вся, но многие. Сколько не запасай заране, все равно не хватит. В этом вся философия дяди Васи. Потому и закрутил он свой бизнес.
– А как же местная полиция?
Мужик снова расхохотался.
– Местная полиция за пять верст отсюда, – сказал он, махнув рукой, и пошел своей дорогой.
Никита отпустил его на некоторое расстояние и пошел следом.
На остановке мужика не оказалось. До ближайшего автобуса оставался час с лишним, и Никита приготовился ждать.
Но ему повезло. Не прошло и десяти минут, как проезжавшая мимо полицейская «нива» остановилась, и знакомые менты подвезли его до города.
Домой идти не хотелось, и Никита отправился в фитнес-клуб.
Добросовестно отработав на тренажерах и помолотив грушу, он отказался от спарринга и пошел домой.
Еще на лестничной площадке Никита услышал, что у него звонит телефон. Он успел снять трубку и услышал Сергея.
– Как съездил в Кочки? – спросил он.
– Уже донесли?
– Не донесли, а сообщили по долгу службы. Так как съездил? – В тоне Сергея была едва заметная ехидца, в общем-то ему несвойственная.
– Нормально съездил. Думаю в Кочках дачу построить. Положу начало элитному поселку.
– Одни дренажные работы чего будут стоить, – усмехнулся Сергей. – Там же болота вокруг.
«Как ты всё воспринимаешь всерьез», – подумал Никита.
– Ладно. Убедил. Откажусь от дачи в элитном поселке. А теперь расскажи мне, как идет следствие по делу безумца, совершившего самоубиение, – метод бросания под колеса проходившей мимо машины на скорости, несовместимой с состоянием шоссе и жизнью обозначенного бедолаги. Кстати, имя его не прояснилось?
В разговорах между собой они часто пародировали канцелярский слог рапортов и протоколов, составленных полицейскими, и сейчас Никита как никогда был расположен к этому.
– Отвечаю по порядку. Дело на три черти в архиве. Что касается второго вопроса: а черт его знает, как его звали. Видно, никому до него дела нет. Кроме тебя.
– А был ли он вообще? Несчастный выпивоха.
– Не удивлюсь, если нет.
– И все-таки, откуда ж он взялся в забытой всеми деревне?
– А черт его знает, – беспечно ответил Сергей.
– Тебе не кажется это странным?
– Пусть тебе это кажется странным, а мне своих забот хватает. Извини, Никита, на работе завал.
В подкрепление тезиса о том, что ему своих забот хватает, Сергей повесил трубку.
Его можно было понять: кому охота влезать в висяк?
«А я какого черта ввязался в это дерьмо?» – подумал Никита.
От этой мысли его отвлек новый звонок.
Это была Светлана.
– Небось голодный сидишь? – не без ехидства спросила она тоном, скорее похожим на констатацию факта, чем на вопрос.
– Да, – подтвердил Никита. – Единственно потому, что не удосужился зайти в универсам купить что-нибудь поесть. Дела отвлекли.
– Еще добавь к этому, что ты вообще перешел на строгую диету ввиду сложившихся обстоятельств. Ничего мясного.
Никита готов был взвиться под потолок от колкости любимой, но сдержался и решил не отвечать на нее.
– Ладно. Приезжай ко мне. У меня сегодня домашние пельмени. Поужинаем вместе, – смилостивилась любимая.
Никита летел к ней на крыльях влюбленности, подгоняемой голодом.

Глава 6
Они познакомились в институте на лабораторных занятиях, когда две параллельные группы объединили в одну. Тогда их отношения остались простым знакомством, а в дальнейшем судьба развела их. За полтора года учебы в вузе Никита убедился, что инженерное образование не его стезя, и бросил институт.
Прошло четыре года, и они случайно встретились на остановке автобуса. К этому времени Никита отслужил в армии, а Светлана успела окончить институт, устроиться на работу в Управу, выйти замуж и развестись.
После обычного обмена репликами на тему «Как ты?» они договорились вечером сходить в кафе. Их отношения сразу обрели легкий, без обязательств характер. Так полагал Никита. Что думала Светлана, он не знал и, правду сказать, себя этим не озабочивал.
За ужином Светлана сказала:
– Как ты думаешь жить дальше? Собираешься работать?
– Естественно. Жить на что-то надо. Внештатный корреспондент это даже не пособие по безработице.
– У нас есть вакансия.
– В управе? – лениво спросил Никита.
– Не совсем так. Глава управы…
– Главный управный дьяк, – пробормотал он.
– … создает новый департамент. Территориально он находится…
«“Территориально” – лишнее слово», – машинально подумал Никита, еще не вполне понимая, что в его жизни наступал переломный момент.
Светлана назвала улицу, весьма далекую от Управы.
– И что там за вакансия? – уминая пельмени, спросил Никита, имея в виду поддержать разговор.
– У тебя, кажется, незаконченное высшее, – уклончиво сказала Светлана.
– А то ты не знала.
– Да. Незаконченное высшее, если считать таковым три семестра в вузе.
– Светик, давай конкретно, что за работа? – на этот раз уже заинтересованно спросил Никита.
– Это новый и весьма перспективный департамент.
– Что новый, я уже слышал. Лучше расскажи, что в нем перспективного?
– У тебя ведь есть запись в трудовой книжке, что ты был инженером, – сказала Светлана, напряженно глядя ему в лицо.
Запись есть. Не более того.
Какое-то время, вернувшись из армии, Никита работал в шарашке, изготовлявшей гвозди, где был оформлен инженером ОТК. Ему в обязанность вменялось следить за тем, чтобы работяги не напивались до окончания смены.
Весьма инженерная была работа.
Через полгода он ее бросил. Но запись осталась.
Полтора месяца Никита был не у дел, пока приятель, работавший в местной центральной прессе, не пристроил его в «Вестнике». На первое время. Пока он не зарекомендует себя с положительной стороны, что позволит в дальнейшем перевести его в более солидное издание.
Как понимал теперь Никита, эти розовые мечты придется отложить на потом. Если им вообще суждено сбыться.
– Ну, – обреченно сказал он.
– Не подстегивай, – возмутилась Светлана.
Чем длиннее предыстория, тем грустнее развязка. Никита знал это по опыту и не слишком удивился, когда Светлана сказала:
– В общем, так: тебя возьмут специалистом по инженерным коммуникациям. Ты будешь осуществлять контроль за их состоянием и производству ремонтных работ.
– Светик! Но я же в них ни хрена не смыслю.
– А чего там смыслить? Там одни трубы. А мы с тобой учились в авиационном институте.
– В филиале, – уточнил Никита. – И на заочке. Не забывай об этом.
– Не вижу принципиальной разницы. И вообще это не меняет дела. Диплом о высшем образовании и в Африке диплом, – парировала Светлана. – Тем более авиационный. Авиация – она везде авиация. И мы с тобой птицы высокого полета.
Никита не разделял оптимизма любимой. Тем более что диплома у него не было. Была только инженерная запись в трудовой книжке.
– А трубы везде трубы, – без прежнего пафоса продолжила Светлана. – Что в очном, что в заочном институте. Как и трубы, которыми, кстати сказать, если ты помнишь, напичкан самолет. И по сравнению с ними теплотрасса – это пустяк из нескольких труб.
«Мне бы такое мышление», – позавидовал Никита.
Его занесло в филиал авиационного института по окончании школы. Большая часть его одноклассников тоже обзавелась студенческими корочками, освобождавшими от службы в армии, и с головой бросилась в омут предпринимательства.
Из чувства внутреннего протеста и полной неспособности к коммерции Никита первое время думал всерьез посвятить себя инженерному делу.
Но если ты не испытывал ни малейшего интереса к элементарной математике в школе, то высшая математика в институте вряд ли подкупит тебя красотой теорем и доказательств. С физикой дела обстояли еще хуже.
Никогда не летавший на самолетах Никита после зачисления в вуз заинтересовался ими и, задрав голову, подолгу смотрел, как они парят в небесах.
Раньше он об этом не думал, а теперь недоумевал, как такие махины держатся в эфемерном воздухе и не падают камнем вниз? Он не дошел до ответа на этот вопрос, поскольку бросил вуз и пошел служить в армию, где прошел суровую школу воздушно-десантного училища. Там же он вплотную познакомился с самолетами. Затем была служба на границе.
Об этом он ни разу не пожалел.
Светлана продолжила излагать свое видение ситуации.
– Неужели ты в них не разберешься?
– Видишь ли, Светик, если б я разобрался в тех трубах, то, наверно, сейчас был бы с дипломом.
– Не понимаю. В ДЭЗах сидят инженерами и техниками простые баба, и ничего. Работают. А ты – мужик, почти инженер – и не справишься! – возмутилась Светик.
– Стоит ли удивляться состоянию труб в нашем городе, – сказал Никита. – А нет ничего подальше от ЖКХ и ближе к аэрокосмической отрасли? С учетом специфики моего образования.
– Кто это говорит о специфике образования? – иронично глядя на Никиту, сказала Светлана. – Липовый студент с двумя зачетами. И те по физкультуре и основам безопасности жизнедеятельности.
– И с одним сданным экзаменом, – дополнил Никита.
– Ага. По культурологии. Вернись с заоблачных высот на землю. Вспомни, где ты живешь. Далеко не в Звездном городке. И тем более не в Хьюстоне.
– Хорошо, хорошо, – пошел на попятный Никита. – Когда выходить?
– Да хоть завтра.
– Давай с понедельника.
– Ладно. Выходи с понедельника. Это место я за тобой уже застолбила.
«Надо было с этого начинать», – подумал Никита.
– Думаешь, подождут до понедельника? – спросил Никита, в душе надеясь на обратное.
Его надежды развеяла Светлана, когда уверенно сказала:
– Подождут. Пусть только попробуют не подождать.
Утром она ушла на работу, и Никита, томясь от безделья, позвонил Сергею, имея в виду пригласить его к Хасану.
– А покойничек-то перестал быть неизвестным, – огорошил его новостью приятель.
– То есть? – насторожился Никита.
– У него, оказывается, есть имя и фамилия тоже.
– Эка невидаль.
– И нам они стали известны.
– Обзавелись экстрасенсом?
– Нет. Позвонила жена. Заметь: из Москвы.
Никите стало не до встречи у Хасана.
– Расскажи, – попросил он и почувствовал, как у него пересохло во рту.
– А что тут рассказывать? Мужик каждый день звонил ей по мобиле и вдруг третий день не выходит на связь. Она забила тревогу и дозвонилась до нас.
– И вы ее успокоили. Нет у тебя больше мужа, сказали вы ей, зато теперь ты свободная птица.
– За кого ты нас держишь? Неужели мы циники вроде тебя? Мы выразили ей глубокое сочувствие в подобающем тоне.
– Кстати, как его зовут, раз он перестал быть безымянным?
– Смагин Юрий Петрович.
– И что дальше?
– А что может быть дальше? Мертвого не воскресишь. И нам теперь не надо докапываться до его имени.
– Петро знает о звонке?
– Откуда? Он все еще в командировке.
– А что вы?
– Кто мы?
– Кто остался на боевом посту.
– А что мы? Посочувствовали. Как могли.
– Знаю я, как вы можете. Серега, дай мне координаты вдовы.
– Никита, ты псих.

Глава 7
Никита объяснил Светлане поездку в первопрестольную тем, что он давно не был в столице и решил навестить ее, прежде чем закопать себя с трубами в ЖКХ. Светлана не стала возражать.
Вдова встретила его в трауре, но вполне приветливо и даже улыбнулась, хоть и скорбно. Это была немолодая женщина с полным лицом и черными волосами с проседью. Усадив Никиту чай пить с пирожками собственного производства, она спросила:
– Как это случилось? – и утерла платком пару слезинок, выступивших в уголках глаз.
– Признаться, Анна Тимофеевна, этого толком никто не знает.
– Отчего так? Ведь небось следствие было?
– Оно и сейчас, можно сказать, ведется, – сказал Никита и отвел глаза под ее напряженным взглядом. – Но я как журналист… – «Господи, прости мою душу грешную за эту невинную ложь…» – …надеюсь придать ему дополнительный импульс.
– Да?
В глазах Анны Тимофеевны засветилась надежда, словно Никита обещал ей вернуть погибшего живым и невредимым.
Эта реакция смутила его.
Работа репортером уголовной хроники научила его быть нагловатым и развязным, но разве можно вести себя подобным образом с пожилой женщиной, к тому же лишившейся подспорья на старости лет?
– Я хочу написать статью, которая заставит местные правоохранительные органы тщательнее заняться этим инцидентом. Подхлестнуть их. Это чистая правда, – сказал Никита, посмотрев на вдову ясным взглядом, и для большей убедительности положил руку на сердце. – Но для этого мне необходимо как можно больше узнать о погибшем Юрии Петровиче Смагине.
Анна Тимофеевна улыбнулась.
– А ведь он из ваших краев, – сказала она.
Никита чуть не поперхнулся пирожком. Откашлявшись, он сказал:
– Вот как… А зачем он поехал к нам? Вы не знаете?
Анна Тимофеевна пожала плечами.
– Не знаю, – сказала она и опустила глаза.
Никита ей не поверил. Надо было найти подходы к вдове.
Он взял очередной пирожок и принялся расхваливать его достоинства.
– Разве может покупное изделие сравниться с шедевром домашней кухни?
Анна Тимофеевна зарделась. Никита продолжил:
– Просто удивительно, что в Москве до сих пор сохранились люди, которые могут поподчивать своим, домашним пирожком и не бегут в универсам, чтобы угостить гостя на скорую руку.
Польщенная Анна Тимофеевна разговорилась.
Оказалось, москвичкой – к своему неудовольствию – она стала три года назад, когда перебралась сюда ее дочь, особа, по всей видимости, энергичная и предприимчивая. Она купила матери эту однокомнатную квартиру и с головой ушла в бизнес.
Анна Тимофеевна почувствовала себя заброшенной.
В один из приступов отчаянного одиночества она решилась пойти на вечер знакомств для тех, кому за пятьдесят.
– Там меня судьба свела с Юрием Петровичем, – хлюпнув носом, сказала Анна Тимофеевна.
Пожилая женщина расчувствовалась, и слезы потекли у нее по щекам.
– И как долго вы состояли в браке с Юрием Петровичем?
Слезы высохли сами собой. Анна Тимофеевна поджала губы и неохотно сказала:
– Мы не были расписаны. Мы состояли в гражданском браке. В наши годы это уже не обязательно. Лишь бы человек был хороший, – сказала она.
– Юрий Петрович был хороший человек?
Анна Тимофеевна не спешила с ответом.
– Анна Тимофеевна, поверьте, я ваш друг. Мной руководит чувство справедливого возмездия.
«Господи, прости мою душу грешную еще раз».
– Тем более, что речь идет о моем бывшем земляке. Что он представлял собой как личность?
– О, это был незаурядный человек. С характером. Но справедливый. Я себя с ним чувствовала, как за каменной стеной. И внешне он был крайне привлекательный мужчина. Рослый и сильный. Правда, уже с поредевшими волосами, но все равно очень даже привлекательный.
– А вы не знаете, как давно он перебрался в Москву из наших мест?
– Не знаю. Он вообще мало распространялся на эту тему.
– А где он работал в Москве? На эту тему он тоже не распространялся?
– Он не работал. И не распространялся, – сразу на два вопроса ответила Анна Тимофеевна. – Но собирался устроиться. В ближайшее время.
– А на что он жил? До встречи с вами.
– Не знаю, – сухо сказала вдова.
Боже мой! Как мало она знает о своем сожителе. Вот что значит одиночество и желание почувствовать рядом с собой надежное мужское плечо, на которое можно опереться в старости.
С последними словами Анны Тимофеевны и, главное, по тону, каким они были сказаны, Никита почувствовал, что она снова отстраняется от него, и посчитал за лучшее сворачивать визит.
Напоследок он спросил:
– Анна Тимофеевна, если он собирался устроиться на работу, то зачем он поехал в наш город?
– Ему нужно было получить с кого-то должок, – после непродолжительной заминки ответила неофициальная жена.
– Понятно.
Из всего, что узнал Никита о Смагине, вывод напрашивался сам собой: он пришел на вечер для тех, кому за пятьдесят, единственно за тем, чтобы познакомиться с подходящей женщиной и обрести над головой крышу в столице.
И второй, не менее важный вывод, – попытка получить с кого-то должок, по всей вероятности, закончилась для него трагически.
Сколько, интересно знать, мог задолжать ему законченный алкоголик дядя Вася, пробивающийся мелкий бизнесом в виде самогоноварения и выращивания лучка с редисочкой?
Есть повод с ним познакомиться.

Глава 8
По возвращении из Москвы Никиту ожидал сюрприз.
Когда он вечером пришел к Светлане, она сказала:
– Борис Иванович согласился, что городские коммуникации со множеством труб и авариями – особенно в отопительный сезон – дело стремное. Поэтому мы решили…
У Никиты от дурного предчувствия пробежали холодок по спине.
– …мы решили, – продолжила деятельная Светлана, – что он возьмет тебя на должность инспектора по надзору за работой ДЭЗов.
Никита оторопел. Оправившись, он сказал:
– Послушай, Светик, но это же скандальная работа.
– Ну и что? И кто говорит об этом? – возмутилась Светлана. – Журналист с репутацией скандалиста. И потом – любая работа может быть скандальной. Все зависит от человека. А ты привык скандалить исподтишка, прячась за газетной страницей. Учись жить и общаться с людьми, если хочешь сделать карьеру.
Светлана выжидательно посмотрела на Никиту.
– Ты ведь хочешь ее сделать?
– Хочу, – на радость любимой твердо сказал Никита.
Любимая оживилась, и взгляд у нее потеплел.
– Тогда другое дело. В общем, так: в дальнейшем, когда ты полностью войдешь в курс дела, он создаст под тебя отдел. А пока поработаешь под началом у Егора Акимовича Чехонкина. Он сам долгое время проработал в ДЭЗе и знает его работу досконально. Для тебя на первых порах главным будет сработаться с ним, – озабоченно добавила Светлана.
– Сложный человек?
– Хуже. Простой.
– Я тоже без выкрутасов.
– Ну, ну…
Светлана пристально посмотрела на него.
– Ты, кажется, не рад? – сказала она.
– Ну почему же? Более, чем рад. Просто от восторга слов не нахожу. Еще бы! Буду инспектировать работу сантехников, электриков и дворников с их вороватым начальством. Дело государственной важности. Это вдохновляет.
– Я вижу, тебе это неинтересно. Как и я, – сказала Светлана, и плечи у нее поникли.
Никита положил ладонь поверх ее руки.
Их глаза встретились. Он увидел укоризненный взгляд, слезинки в уголках глаз и закушенную губу.
А как могло быть иначе!
Она пробивала ему это должность, а он – неблагодарная скотина – отлынивает от работы. Никите стало стыдно.
Осенью рано темнеет. Светлана ушла в дальний угол комнаты, где сгущались сумерки. Никита почувствовал себя перед выбором: либо остаться без Светки, либо стать надзорным над ДЭЗами.
Пауза была недолгой. Никита подошел к столу, где одиноко светилась настольная лампа. Рядом с ней лежали ручка и лист бумаги с отпечатанным на машинке жутким заголовком:

Заявление о приеме на работу.
Светка продумала все. Не прочитав ни строчки, Никита подмахнул заявление.
В этот вечер Света оставила его ночевать у себя дома.
Никита был счастлив всю ночь.
А на следующее утро для него начались трудовые будни.
Они вместе вышли из дома и перед тем, как пойти в разные стороны, Светик с надеждой в голосе сказала:
– Ни пуха ни пера.
– К черту, – искренне ответил Никита.
В первый же день на работе он убедился в том, что ему ничто не мешает заниматься своим журналистским расследованием. Так он назвал свои потуги разобраться в том, что произошло у деревни Кочки.
Уже на следующий день он затащил Серегу к Хасану. В разгар рабочего дня они сидели за стаканами пепси, и буфетчица не сводила с них ошеломленного взгляда.
– Кстати, небезызвестный тебе Юрий Петрович Смагин, чье бездыханное тело обнаружили у деревни Кочки, из наших мест, – сказал Никита.
– Ну и что?
– А то, что он вернулся в наш город, чтобы получить с кого-то должок.
– Это ничего не меняет.
– И дело, значит, вместе с телом спокойно можно закопать, – сказал Никита.
– Вроде того.
– И виновника наезда искать не будут?
– Ты что, смеешься?
– Серега, я печенкой чувствую, что здесь всё не так просто, как кажется.
– Никита, в тебе говорит бывший репортер, изголодавшийся по писанине. Тебе нужен материал для колонки.
– А вам не нужен висяк.
Сергей промолчал.
– Серега…
– Ну?
– Не в службу, а в дружбу – пробей его по своим каналам. Не засветился ли он у вас? Где работал, где жил, чем занимался?
– И это все? – спросил Сергей.
– А тебе мало?
– Достаточно. Достаточно для того, чтобы все дела пустить побоку и заниматься только твоим, никому не нужным Смагиным.
– Ну извини. Не знал, что старлей в нашем богоугодном городке по горло завален работой.
– Не могу с тобой не согласиться – наш город из тихих. Но по части неугомонности у тебя есть прямой конкурент.
– Кто же это?
– Начальник нашего отделения. Он не меньший талант, чем ты, по способности заваливать подчиненных всякой дребеденью. Но для этого у него есть полномочия.
– А у меня их нет, – вяло согласился Никита и с надеждой посмотрел на Сергея.
– Ладно, адрес обещаю, а на большее не рассчитывай, – сказал Сергей и посмотрел в глаза Никите. – Послушай, Хмель, тебе в самом деле нравится разыгрывать из себя частного детектива?
– Если ты мне в самом деле друг, то спровоцируй преступление, чтоб было о чем написать несчастному внештатному репортеру.
– Не дождешься, – на ходу сказал Сергей.
Никита остался один. В раздумье он поводил стаканом по столу, встал и направился к буфету, где взял пару кружек пива и бутерброд с кетой.
– А я всё думала, как долго это будет продолжаться, – сказала буфетчица, ожидая, пока опустится пена.
– Что это? – недоуменно спросил Никита.
– Баловство с пепси.
– А…
После пива он почувствовал себя в надлежащем состоянии для общения с ДЭЗами и пошел на встречу с ними.

Глава 9
Светлана была в состоянии крайнего раздражения. Ее протеже на работе аттестовали не с самой лучшей стороны. Проще говоря, назвали бездельником.
– Ты как бабочка, – недовольным тоном сказала она Никите. – Залетишь утром в ДЭЗ на пять минут и потом тебя только и видели.
«А что там делать среди вечно занятых чаепитием баб? Но разве скажешь такое Светке?»
– Вот что ты сделал за эти три дня на работе?
– Видишь ли, Светик, я не стою у станка и не выдаю продукцию на-гора.
– И все же?
– Обхожу ДЭЗы. Вникаю в работу, – пробормотал Никита.
– Вник?
Черта с два вникнешь в работу этой крепости, где все связаны круговой порукой и дружно стоят в каре, ощетинившись штыками. Это неприступный Измаил, а он не Суворов.
– Никита, Никита, – вздохнула Светлана, глядя на его поникшую голову. – Ты уже не мальчик и вроде как неглупый мужик, а главного понять до сих пор не можешь.
– Что же такое главного я не могу понять? Как неглупый мужик.
– Простой вещи. Главное в работе – отчетность. А разве ты не мастер писать всякий вздор?
– Ты предлагаешь мне изложить в художественной прозе повседневную жизнь вантуза и разводного ключа?
Светик посмотрела на него долгим и ясным взглядом. Ничего хорошего он не сулил.
– Работа тебе неинтересна. Это очевидно. Чем же ты живешь?
– Видишь ли, Светик, я втянулся в одного расследование и не могу его бросить на полпути.
– Сиквел из жизни Лагоева?
– К черту Лагоева! Он ворюга. Но ловкий ворюга. Замазал глотки мои информаторам изуверским способом. Он не уволил их. Нет! Он просто пригрозил им увольнением. А где бы в наше время они нашли работу, не имея ни специальности, ни квалификации, ни образования – и к тому же с подмоченной репутацией продавщиц и кассирш, продавшихся закону? Таких торговля отторгает. Мало того. Он еще прибавил им в зарплате. Теперь они за него стоят горой. Стоит ли удивляться, что при таком уровне нравственности у нас в городе процветает коррупция?
Информаторами Никиты были три девушки, вышедшие покурить на задний двор универсама. Волею судеб Никита оказался там же и не смог пройти мимо них, таких симпатичных, переминавшихся с ноги на ногу возле мусорных баков. Они разговорились. Девушки были раздражены: их, таких молоденьких и смазливеньких, заставили заниматься неквалифицированным трудом: отмывать и перефасовывать давно просроченную продукцию. Потом весь день от рук воняет «свежезамороженной» рыбой. Никита выразил им сочувствие и с сомнением посмотрел на только что купленную «свежайшую» нарезку из колбасы и сыра из универсама Лагоева.
По дороге домой Никита, не раз отоваривавшийся у Лагоева до этой нечаянной встречи с его работницами, вознегодовал душой от подобной наглости и написал разоблачительную статью о работе его универсама.
Света поморщилась.
– Во-первых, коррупция у нас в городе не процветает, а имеют место только отдельные ее проявления, – сказала она.
– Ну да, конечно, – вяло согласился Никита.
– Во-вторых, теперь ты сам видишь, чем всё могло кончиться для девушек, доверившихся тебе. Безработицей. И в-третьих, наконец, если это не Лагоев, то кто же?
– Есть такой Юрий Петрович Смагин. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?
– Нет. Но это неважно. Так в чем он провинился перед тобой?
– В том, что его убили.
– О господи, – передернув плечами, сказала Света. – И ты, конечно, хочешь найти убийцу?
Никита соврал наполовину. Он сказал:
– Нет. Я просто хочу помочь полиции разобраться в этом вопросе.
– Ну да, конечно. А то она без тебя не разберется.
– Ну, точнее говоря, слегка подтолкнуть ее к более активным действиям.
– Сначала продавщиц подставил, теперь взялся за единственного друга, Сергея.
– Не он ведет следствие.
– А кто?
– Петро. Петро Гребенка.
– Значит, его можно?
– Да нет… Он неплохой, я бы даже сказал, славный парень, но не вполне на своем месте, – сказал Никита и подумал: а ты на своем месте?
– И ты решил ему помочь.
– Некоторым образом.
– После чего его уволят за несоответствие.
– Перестань! – возмутился Никита.
– И каким же образом ты решил ему помочь и вообще подтолкнуть полицию к более активным действиям?
– Я подготовил для нее ряд наводящих вопросов. Кстати, Сергей обещал мне дать на них ответы.
– Так в чем дело? Позвони ему. Сергей всегда в курсе всех дел в отделении. Он с ходу даст тебе ответ на любой вопрос. Не тяни время, Ники, – так ласково называла она Никиту, когда хотела его приласкать. – Ты ведь профессиональный репортер и знаешь, как оно дорого. Горячие новости стынут быстрее горячих пирожков с капустой. А тебе ведь нужно чем-то заполнить колонку уголовной хроники, так восторженно читаемую жителями нашего города. Не томи их души долгим ожиданием.
Никита нехотя взял трубку. Света не спускала с него глаз, и в уголках губ у нее таилась улыбка.
– Сергей, это я. Никита.
– Понятно.
– Как там насчет моих вопросов? Помогают следствию?
– Какому следствию?
– Я имею в виду убийство Смагина. И мои наводки в виде вопросов.
– А… Ты у Светки, – догадался Сергей. – Слушай, Хмель. У нас без тебя хлопот хватает.
Серега понизил голос:
– Мы ожидаем инспекцию из министерства. Сам понимаешь. А тут ты… – дальше Сергей перешел на обычную тональность, – со своим Смагиным, будь он неладен. Узнал я о нем следующее: он вышел из заключения три месяца назад. Отсидел срок за грабеж. Кстати, за ним числится не одна отсидка. Да, вот еще: у нас в городе он был прописан на Первомайской, 10, квартира 3. Не знаю, как это поможет твоему следствию, но прошу тебя в ближайшие несколько дней не дергать меня. Усек?
– Усек, – ответил Сергей. – Гребенка еще в командировке?
– Да. Всё, Хмель, извини. Правда, не до тебя и твоих проблем. Своих хватает.
Никита услышал в трубке короткие гудки.
– Ну и что? – спросила Светлана.
– Как что?! Не на кого положиться. Тем более в местном отделении полиции. Каждый занят сам собой. Совсем как у Маяковского: «каждый свою воду толчет в своей ступке». Одним словом, полиция умыла руки и погрязла в своих разборках. Придется мне во всем разбираться.
Светлана с тревогой заметила в глазах у Никиты разгоравшиеся огоньки.
– Вот что: вводи-ка меня в курс дела, – потребовала она. – Я как-никак отвечаю за тебя, коль скоро ты работаешь по моей рекомендации.
Никита почувствовал себя припертым к стене и обо всем рассказал Светлане.
– Сейчас же звони вдове, – сказала она. – Пусть знает, кого в дом впустила и не горюет о потере.
– Согласен. Как всегда, ты права.
– Не подлизывайся.
Сообщение о том, что Смагин уголовник, Анна Тимофеевна встретила спокойно.
– А я знала об этом, – сказала она.
– Вот как, – удивился Никита. – И вас это не смутило?
Анна Тимофеевна вздохнула.
– Чего не бывает по молодости.
– То есть как по молодости? – не понял Никита.
Хороша молодость! На пороге шестого десятка.
Оказалось, Никита думал о последней отсидки Смагина, Анна Тимофеевна о первой.
– Что поделаешь, ребенок вырос в неполной семье, – с грустью в голосе начала она свой рассказ. – Мать-одиночка с утра до вечера гнула спину на работе, вот и стала улица воспитателем у мальчишки. А там дурная компания. Дурное влияние и неустоявшаяся психика ребенка в подростковом возрасте помноженная на ложно понятую романтику…
Красиво говорит, позавидовал Никита, привыкший к скупой на слова в колонке уголовной хроники и к чеканному слогу.
– Коротко говоря, летом ночью залезли в распахнутое окно. Ведь распахнутое окно так соблазнительно для людей, склонных к криминалу. Причем залезли другие. Он, что называется, стоял на стреме. Но это Юру не спасло от колонии. Но после ни-ни.
– Одним словом, перевоспитался, – усмехнулся Никита.
– Именно, – подтвердила вдова.
– А с чего это вдруг Юрий Петрович решил вам покаяться в грехах своей юности?
– Я как увидела у него наколки на руках и груди, так и спросила, откуда они взялись.
– И он вам сразу все выложил.
– Нет, не сразу и неохотно. Ему до сих пор было стыдно за грехи молодости. Такое не забывается никогда. А в колонии, вы сами понимаете, свои законы. Как юнец мог им противостоять? Вот отсюда и наколки.
– А что за наколки? – поинтересовался Никита.
– Обычные для людей этого круга. «Не забуду мать родную» и «Нет в жизни счастья».
– Да, малохудожественное тату, – согласился Никита. – Ну да ладно. С молодостью все ясно. А с недавним прошлым надо еще разобраться. Он вам о нем ничего не рассказывал?
– А что с ним? – насторожилась вдова.
– А то, что три месяца назад он вышел из заключения, где отбывал срок за грабеж.
– Ой…
– За ним числится не одна отсидка и, стало быть, не одно преступление, – продолжил Никита.
Он не видел, как в Москве стоявшая до того вдова как подкошенная села на стул.
– Так что, Анна Тимофеевна, вам не о чем и, главное, не о ком жалеть.
Ответом в трубке было молчание.
– Всего вам хорошего в дальнейшем, – пожелал Никита вдове, вспомнив про аппетитные пирожки домашнего приготовления.
– Все правильно, – согласилась Светлана, когда он повесил трубку. – А теперь о твоих вопросах полиции. Мы ими займемся завтра. У нас появился новый архивариус. Вполне симпатичный дядечка. Отзывчивый и, главное, мне кажется, ему самому интересно во все вникать и в чем-то копаться. Может, у него в архиве найдется какой-нибудь материал на твоего Смагина.
– Этакий скрупулезный зануда, – проворчал Никита, вспомнив Горыныча. – Не представляю себе, какая информация может быть в управе на бандита.
– Вот и разберемся завтра. Должна же я хоть как-то поучаствовать в твоем расследовании.
Светлана не смогла сдержать улыбку. Никита недовольно хмыкнул.
– В общем, так: завтра придешь в Управу за полчаса до обеда. Я договорюсь с архивариусом о встрече.
– А полчаса не много?
– Но не пять же минут! Хотя для твоих вопросов… Всё, хватит о Смагине. А вообще, Ники, берись за ум и отнесись к работе серьезно. Ты уже не мальчик. Пора думать о будущем. У нас в Управе для тебя есть шанс сделать карьеру.
– Каким это образом? – спросил он.
– Ах, Ники, Ники, всему приходится тебя учить, а ведь ты уже не мальчик. Для начала заведи дружбу с непосредственным начальником.
– Дружбу с Акимычем?!
– А почему нет? От него в большей степени зависит твое продвижение по службе, чем ты думаешь. Видишь, он курит, и ты выйди в коридор покурить.
– Да он все время курит.
– А тебе-то что?
– Действительно, его легкие, не мои.
– Поговори с ним о работе, посоветуйся. Только аккуратно. Так, чтобы он не подумал, что ты на него хочешь свалить часть своей работы. Это начальство не любит.
– Понял.
– Ну а раз понял, так пойдем ужинать. А завтра марш в управу на свидание с архивариусом. Я его подготовлю.

Глава 10
Городская управа находилась в здании из красного кирпича в четыре этажа, напоминавшем исторический музей в Москве. Построено оно было в начале ХХ века для городской Думы. Самым примечательным в нем были два пандуса по обе стороны от парадного входа с колоннами и тяжелыми дубовыми дверями. Очевидно, господа депутаты городской Думы имели обыкновение являться на заседания, подъезжая в каретах.
Долгое время оно было архитектурной доминантой района, пока его не окружили блочные дома массовой застройки в пять и девять этажей. Тем притягательнее оно стало казаться, выделяясь на фоне блеклых домов своей индивидуальностью.
На входе Никиту остановил охранник. Никита предъявил удостоверение сотрудника Вестника, и охранник, пробежав глазами заявочный список на допуск в здание на этот день, сказал: «Проходите».
– А где у вас архив? – спросил Никита.
– Вон там, – охранник показал на дальний угол вестибюля, – по ступенькам вниз. Не заблудитесь.
– А вдруг? – съехидничал Никита.
– Просто невозможно. Упретесь в дверь.
Никита прошел мимо парадной лестницы из мрамора, ведшей на второй этаж в зал заседаний, спустился на семь ступенек и оказался перед железной дверью, освещенной одиноко висевшей лампочкой без абажура. Здесь было прохладно и пахло сыростью.
Никита постучал. Из-за двери донесся приглушенный голос:
– Войдите.
Он ожидал увидеть старичка с взъерошенными волосами и колючим, въедливым взглядом за толстыми стеклами старомодных очков в круглой металлической оправе, напоминавшей обычную проволоку. Но ему навстречу шел моложавый мужчина лет пятидесяти с небольшим, среднего роста и сухощавый, в белой сорочке и в галстуке. Правда, очки у него действительно были, но в роговой оправе и смотрелись солидно. Светлана стояла поодаль, чуть улыбаясь. Несмотря на улыбку, в ее позе чувствовалась напряженность. Словно она боялась, что Никита может выбросить какой-нибудь фортель.
Никита почувствовал себя слегка сконфуженным. Архивариус протянул руку и представился:
– Владимир Михайлович Гусев. Архивариус. А вы, насколько я понимаю, Никита Константинович Хмельнов.
– Просто Никита, – скромно отрекомендовался Никита Константинович.
Не Хмель же, в конце концов, как обычно его зовут близкие друзья.
– Ну так, просто Никита, что вас интересует? Насколько я понимаю, у вас есть ко мне вопросы в рамках моей компетентности. Пройдемте на мое рабочее место, – сказал архивариус и показал на заваленный бумагами и папками огромный стол, чудом сохранившийся от Думы после революционных потрясений.
Усевшись за него, Владимир Михайлович стал похож на делопроизводителя по меньшей мере солидного учреждения. Достав из ящика лист бумаги и ручку, он посмотрел на Никиту.
– Садитесь, – Владимир Михайлович улыбнулся и показал на скромный стул по другую сторону стола. – Ознакомьте меня со своими вопросами.
Никита сел и почувствовал себя просителем на приеме у высокого начальства.
– Итак?
Никита пожалел, что пришел. Не было у него вопросов к архивариусу. Пришлось их придумывать на ходу. Один глупее другого, как он сам определил их. Наверно, о том же подумала Светлана. Скептически улыбнувшись, она сказала:
– Не буду вам мешать.
Никита с архивариусом остались одни. Архивариус аккуратным почерком записал вопросы Никиты. Откинулся на спинку кресла и спросил, отложив ручку:
– Позвольте узнать, чем вызван ваш повышенный интерес к г-ну Смагину.
– Он бандит, – ответил Никита.
Архивариус вздрогнул и, подумав, сказал:
– Так, может, есть смысл обратиться в полицию? Он несомненно представляет опасность для общества.
– Уже не представляет. Его убили.
– Тем более. Пусть она расследует убийство.
– Видите ли, Владимир Михайлович, так уж случилось, что я, работая в недавнем прошлом репортером газеты «Вестник», готовил материал о работе наших правоохранительных органов. У меня остались определенные обязательства перед газетой, – это была откровенная ложь, но Никита простил ее себе, – и я должен довести эту работу до логического завершения.
– Какого? – спросил архивариус.
– Придать следствию дополнительный импульс.
Архивариус с сомнением посмотрел на Никиту поверх очков.
– А вы не боитесь поставить полицию и себя в неловкое положение? Есть ли смысл портить с ней отношения из-за упомянутой вами необходимости довести работу до логического завершения, которое, возможно, чувствуете только вы один? Так ли это необходимо?
Никита промолчал.
– Вы уверены, что в полиции разделяют вашу точку зрения? – продолжил архивариус. – Нужен ли им дополнительный импульс? Тем более от человека гражданского, теперь уже, насколько я понимаю, даже косвенно не связанного с полицией.
Конечно, архивариус был прав во всем. Но согласиться с ним и уйти Никита не мог. Тем более что, слушая вопросы архивариуса, он все больше укреплялся в своем намерении довести дело до конца в силу природного упрямства.
Но сейчас Никита не знал, что ответить человеку заведомо старше и опытнее его.
Не дождавшись ответа, архивариус спросил:
– А в чем загвоздка у полиции со следствием?
– Она решила всё списать на несчастный случай.
– Так, может, так оно и было?
– Да! Может! Но меня это не устраивает. Только этого не скажешь архивариусу. Тем более Сергею и Светке.
– Ну, хорошо. Я непременно пороюсь и, может быть, что-нибудь найду на вашего Смагина. У вас есть еще вопросы, касающиеся криминального мира? – спросил архивариус.
Это было сказано вполне миролюбиво, но Никите показалась издевка в его словах. Совсем как вчера в интонациях у Светки, когда он рассказывал про свой интерес к гибели Смагина.
– Тогда уж заодно посмотрите что-нибудь на Лагоева, – подавив раздражение, сказал Никита.
Архивариус записал полное имя Лагоева.
– Он тоже бандит? – спросил он.
– Нет. Всего лишь жулик.
– И каким образом всего лишь жулик связан с гибелью вашего… – архивариус посмотрел на лист бумаги, лежавший перед ним, и сказал: – Вашего Смагина Юрия Петровича.
– Никаким.
– И тем не менее он тоже попал под ваше репортерское око?
Это уже была откровенная ирония.
– Проехали, – сказал Никита.
– Ну как знаете.
– Но если что подвернется любопытное про Лагоева, то, пожалуйста, примите к сведению и дайте мне знать, – передумав, сказал Никита.
Он решил нагрузить архивариуса по полной.
– Хорошо, – любезно согласился тот.
В образовавшейся паузе архивариус откинулся в кресле и забарабанил пальцами по столу.
– Заходите ко мне через денек, а лучше два, – сказал он. – Надеюсь вас чем-нибудь порадовать.
– Благодарю заранее, – сказал Никита, вставая со стула.
Рукопожатие на прощание было кратким, но учтивым.
В фойе у лестницы его встретила Светлана.
– Быстро вы управились.
– И слава богу, – сказал Никита.
– Пойдем ко мне.
– Ты не будешь обедать?
– Перебьюсь. Потом перекушу.
У Светланы был отдельный кабинет. Небольшой, зато в полном ее распоряжении. И вид из окна был чудесный – на сквер с фонтаном.
Живи и радуйся жизни, позавидовал Никита.
– Как тебе наш Владимир Михайлович?
– Витиевато говорит. Я бы так не смог.
– И не надо. Он вообще человек весьма своеобразный. Чистюля и педант. Во время обеда с ним за стол никто не садится. Чувствуешь себя неуютно от его манер. Особенно когда он начинает протирать салфеткой ножи, ложки и вилки. Невольно чувствуешь себя замарашкой.
– Лучше бы он этого не делал. Но в целом, что касается манер за столом, то у всех нас действительно есть пробел. Но ты не комплексуй.
– И не думаю, – ответила несгибаемая Светлана. – Лучше расскажи мне, о чем вы договорились.
– Зайду к нему через пару дней за результатом.
– Вот и отлично! – воскликнула Светлана.
Никита подозрительно посмотрел на нее.
– Ты случайно не настроила уважаемого Владимира Михайловича на то, чтобы отговорить меня от моих потуг разобраться в этом деле? – спросил он.
– Как ты мог подумать такое!
Никита промолчал.
– Извини, у меня еще куча дел, – вдруг засуетилась Светлана.
– Понял. Ухожу, ухожу.
На улице Никита облегченно вздохнул. Но гнетущее чувство досады не проходило.
Да, все они правы – и Светка, и Серега, и архивариус – занимается он не своим делом. Строит из себя частного сыщика.
Но разве попрешь против своей природы?
Стиснув зубы, Никита позвонил Сергею.
– Хмель, я же просил тебя не отрывать меня от работы ближайшие несколько дней, – у Сергея был голос человека, смирившегося с неизбежным.
– Серега, у меня к тебе один вопрос: где покойник?
– А где ему быть? В морге.
– Но прошли все христианские сроки. Не пора ли закопать его или сжечь?
– Сжечь не по-христиански, – заметил Сергей.
– Не будем вдаваться в религиозную подоплеку прощания с мертвецом. Как вы конкретно думаете с ним обойтись?
– Сейчас решается этот вопрос.
– Консультируетесь с покойником?
– Начали с вдовы.
– И что она?
– Наотрез отказалась брать на себя расходы, связанные с похоронами, и вообще в них участвовать.
«Ее можно понять ввиду несостоявшейся счастливой семейной жизни», – подумал Никита.
– А родственники что галдят?
– Их у него не оказалось.
Бедный сиротинушка с красноречивыми наколками.
– Когда думаете хоронить?
– В эту пятницу.
Замечательно. Бандита хоронят в пятницу 13-го числа. Лучше не придумаешь. Не станет ли он преемником Крюгера с улицы Вязов?
– Надеюсь, вдова в курсе. Вдруг надумает проститься.
– Какая она к черту вдова! – взорвался Сергей. – Обычная сожительница.
– Фу, как грубо. Между прочим, ты говоришь о пожилой женщине.
– А как мне еще о ней говорить?
– Мог бы сказать «гражданская жена».
– Ага, напрочь лишенная гражданской сознательности.
– Ты имеешь в виду, что хоронить его придется за госсчет, и вам предстоит расхлебывать все процедурные сложности?
– Именно, – процедил Сергей.
– Видишь ли, Серега, гражданская сознательность – естественный атрибут для работников правоохранительных органов – совсем не обязательна для рядового обывателя, которого только что обули, лишив его мечты об уютной семейной жизни. Тем не менее я вам сочувствую.
– Заткни свое сочувствие знаешь куда?
– Знаю, – ответил Никита и отключил мобильник.
Нельзя злоупотреблять терпением друга. Так можно его потерять.
Он отправился в редакцию «Вестника».
Все сложилось наилучшим образом. Горыныча в редакции не было, и как результат на следующий день в газете появилось объявление:
«13-го числа сего месяца в 16.00 состоится гражданская панихида по нашему земляку и активному члену коммунального сообщества в деревне Кочки г-ну Смагину Юрию Петровичу, скоропостижно скончавшемуся при загадочных обстоятельствах в придорожной канаве.
Приглашаются все заинтересованные лица».
Прежде чем поставить свою подпись, разрешавшую выпуск очередного номера газеты, ответственный редактор Лидия Ивановна Смирнова переговорила с Никитой с глазу на глаз в кабинете Горыныча.
– Никитушка, слава богу, Горыныч собирается в отпуск и поехал за билетами. Сам видишь, я его замещаю.
– С чем вас и поздравляю. И куда он решил податься в бега?
– В Анталию.
– Говорят, славное местечко. Я там ни разу не был.
– Какие ваши годы. Еще успеете.
– Хотелось бы пораньше. А то годы имеют тенденцию лететь незаметно и быстро, как птицы.
– И с каждым годом все быстрее, – подтвердила Лидия Ивановна. – Кстати, я в Анталии тоже не была.
– А не махнуть ли нам туда вместе, а, Лидия Ивановна?
Ответственный редактор рассмеялась.
– Меня муж не отпустит. Тем более с вами.
– Вот так всегда. Стоит задумать что-либо хорошее, как тут же возникает форс-мажор.
– Да. Обычная история. Ну да ладно. Хватит об этом. Вернемся к теме.
– Значит, к Горынычу, – вздохнул Никита.
– Ты напрасно о нем так плохо думаешь. Работа у него такая.
– Ну да. Экстремальная.
– Между прочим, сегодня он снял с тебя табу.
– То есть негласный запрет меня печатать?
Лидия Ивановна кивнула головой.
– С чего это вдруг?
– Проникся к твоему, как он считает, бедственному положению.
– Ну это явное преувеличение, – недовольным тоном сказал Никита.
– Знаю. Светлана тебе не даст утонуть или зачахнуть.
Боже мой! В этом городе все знают всё о всех. Только не хотят знать, кто убил Смагина.
– Тем не менее согласись, что это достаточно благородный жест с его стороны.
Никита выдержал паузу и сказал:
– Оценил благородство Горыныча.
– Но…
– Конечно, без «но» не обошлось.
Лидия Ивановна положила перед ним лист бумаги с пронумерованными сверху вниз фамилиями. В общей сложности их было пять.
– Об этих людей, Никита, вам лучше не писать. Не теряйте время. Я все равно не пропущу ваш материал. В мои годы поздно становиться внештатным редактором.
– А если я напишу о них хорошее?
– Все хорошее у вас, Никита, получается с подковыркой или с двойным дном. Лучше нам с вами не рисковать и без того шатким положением в газете. И самой газеты.
Первым в списке стоял Лагоев.
– Остальные, надо полагать, тоже скрытые или возможные доноры нашего таблойда?
Лидия Ивановна кивнула головой. Никита пробежал глазами список и облегченно вздохнул.
– Смагина в нем нет, и скажем прямо, при любом раскладе в его нынешнем состоянии он вряд ли смог бы оказать газете денежное вспомоществование.
– Именно поэтому я пропустила ваше весьма сомнительное объявление. Надеюсь, Никита, вы знаете, что делаете. Естественно, гонорар вы за него не получите, но и платить за объявление вам не придется. Как сотруднику газеты. Жду от вас интересного материала, – сказала Лидия Ивановна и протянула руку.
Дома Никита повесил список у себя над рабочим столом и растянулся на диване.
Вечером к нему заглянула Светлана. Увидев список, она спросила:
– Кто это?
– Надо полагать, это местная элита, – сказал он. – Раз в нем фигурирует Лагоев.
– Почему я никого не знаю в этом списке, кроме него?
Действительно, почему? Кому еще знать поименно местную элиту как не служащей управы?
– Я тоже никого кроме Лагоева не знаю, – сказал Никита. – Но, очевидно, по неведомым для меня причинам это весьма значимые для Горыныча люди. Во всяком случае, я не помню их имена среди рекламодателей. Если только они не подпольные миллионеры и не финансируют наш листок исподтишка. В любом случае я никоим образом не должен упоминать их имена, если вдруг вздумаю что-либо напечатать в «Вестнике».
– Как это приятно слышать, – улыбнулась Светлана, думая о том, что чем меньше времени Никита будет уделять своим репортерским штучкам, тем больше шансов на то, что у него сложится карьера.

Глава 11
В небольшом зале крематория, не предназначенном для пышных похорон, младший персонал не спеша выполнял свои обязанности по части препровождения покойника в мир иной и лучшим методом сожжения его трупа. Ввиду скудности отпущенных средств не было ни цветов, ни венков. Провожавших тоже не было. Если не считать полицейского, бывшего здесь при исполнении служебных обязанностей, и Никиты. Им выпала сомнительная честь стать последними свидетелями присутствия Смагина на Земле. Если не самого Смагина, то его трупа по крайней мере.
В зале было тихо и тоскливо. От музыкального сопровождения заблаговременно отказались.
Тишину нарушил звук открывшейся двери, и в зал вошел немолодой седовласый мужчина в поношенном макинтоше, туго перетянутом в поясе. Его лицо избороздили морщины, но в день похорон оно не выглядело сколько-нибудь огорченным. Он подошел вплотную к гробу и склонился, всматриваясь в лицо покойника.
Других свидетелей похорон, очевидно, не предвиделось.
Никита подумал было о том, чтобы покинуть это навевающее тоску заведение, как вдруг неизвестный в макинтоше распрямился и внятно сказал:
– Будь ты проклят, скотина.
Это становилось уже интересно.
Неизвестный решительно пошел к двери, и Никита последовал за ним. Он нагнал его на улице.
– Вы знали покойного? – спросил Никита.
– Лучше б я его никогда не знал, – не поворачиваясь, ответил незнакомец и ускорил шаг.
Никита не отставал. Холодным приемом его было не смутить.
– Почему? – спросил он.
– Это был законченный негодяй.
– Тогда зачем вы пришли?
– Чтоб удостовериться, что он действительно сдох.
– Он вас ограбил?
Человек в макинтоше замедлил шаг, остановился и посмотрел Никите в лицо. С нескрываемой ненавистью он сказал:
– Еще как! – и добавил словно себе в утешение: – И не только меня. А кто вы?
– Я журналист.
– И что журналиста привело сюда?
– Журналистское расследование.
– Какое?
– Мне показался странным несчастный случай, в котором погиб Смагин.
– Так это вы дали объявление в газете?
– Да.
– На что надеетесь? Отыскать возможного убийцу?
– В общем-то да.
– Это ваши проблемы.
Незнакомец резко повернулся и пошел прочь.
«И не только меня», мысленно повторил его слова Никита.
Значит, в городе еще есть люди, знавшие и наверняка помнящие Смагина, но не пожелавшие прийти на его похороны и, быть может, точно так же проклинающие его по сей день.
Никита пошел за быстро удалявшимся незнакомцем в макинтоше с поднятым воротником. Он ни разу не обернулся. Выйдя за ограду кладбища, он сел в старенький жигуль и укатил в сторону города. Никита записал номер его машины.
Пошел мелкий осенний дождь. Ветер сорвал несколько листьев с клена, и они кругами опустились на землю. Никита поежился. Несколько раз он сделал круговые движения плечами. Стало теплее.
Теперь перед ним встал вопрос: куда двинуть дальше?
Обходить ДЭЗы или навестить архивариуса?
Какие могут быть ДЭЗы в пятницу на исходе рабочего дня?!
Выбор был сделан в пользу архивариуса.
Они столкнулись в дверях Управы.
– Здравствуйте, Владимир Михайлович, – сказал Никита.
Озабоченное лицо архивариуса прояснилось, как только он узнал его.
– А, это вы, молодой человек! Извините, не приглашаю вас к себе в обитель. У меня рабочий день уже закончился.
– У меня тоже, – бодро сказал Никита. – А почему бы нам с вами не скоротать вечерок в небольшом и тихом кафе поблизости?
– А почему бы и нет? – оживился архивариус. – Сегодня пятница. Вечер. Впереди выходные. Самое время для задушевной беседы с приятным молодым человеком.
– Значит: вперед!
– Вперед! – поддержал Никиту архивариус, и они бодрым шагом пошли к намеченной цели. Несколько раз прохожие оборачивались им вслед и улыбались.
Очевидно, им показалось забавным видеть, как немолодой, но моложавый мужчина семенил рядом с симпатичным парнем атлетической наружности, держа его под руку с выражением радостного предвкушения на лице.
Через пятнадцать минут они сели за столик в углу, отказавшись от столика у окна. Интимная обстановка лучше располагает к задушевной беседе, о чем одновременно подумали оба будущих собеседника.
– Я плачу, – сразу заявил Никита.
Архивариус сделал робкую попытку протестовать, но столь неубедительную, что вопрос был тут же закрыт.
Широким жестом Никита думал отблагодарить архивариуса за то, что тот согласился оказать посильную помощь в его расследовании, и за тот результат его изысканий, который ожидался им впереди.
К ним подошла официантка и положила на стол меню.
– Что вы будете, Владимир Михайлович?
Архивариус проявил изрядную деликатность.
– Право, не знаю, – сказал он. – А что бы вы рекомендовали? – Владимир Михайлович обратился к официантке. – Недорогое.
По рекомендации официантки Никита заказал два ростбифа на горячее, а также, с согласия архивариуса, бутылку водки и легкую закуску. Как только официантка ушла выполнять заказ, Владимир Михайлович объявил:
– Извините, Никита, но я умываю руки.
– То есть? – опешил внештатный корреспондент «Вестника». Такого поворота событий он не ожидал.
– Я не смогу участвовать в вашем проекте.
– В каком проекте?
– В поиске убийцы Смагина.
– Почему?
– На то есть личные причины, – уклончиво ответил архивариус.
«Это любопытно. Очень любопытно», – подумал Никита.
Он не был с архивариусом на короткой ноге и решил отложить выяснение личных причин на потом.
Прежде чем официантка принесла водку с закуской, они обменялись несколькими фразами о погоде и работе.
От выпитой водки лицо архивариуса зарумянилось. Он заметно повеселел, и скованность пропала.
Самое время спросить, решил Никита.
– Владимир Михайлович, если не секрет, что за личные причины не позволяют вам участвовать в том, что вы назвали проектом?
Архивариус вздохнул, поводил кругами рюмку по столу и сказал:
– Видите ли… Как бы вам это сказать… Вы толкаете меня на конфликт с местной элитой.
Никита был поражен ответом и не сразу нашелся, что сказать.
– С какой элитой? На какой конфликт? – спросил он, задумчиво глядя на архивариуса. – Я думаю, никто даже в кошмарном сне не причислит Смагина к местной элите.
– Я не о нем.
– О ком же?
– О Лагоеве.
Как только Никита вышел от архивариуса из Управы, он думать о нем забыл, и вдруг его фамилия всплыла теперь.
– Упомянутое вами имя мне с самого начала показалось знакомым. И мои опасения подтвердились. Ведь он тот самый Лагоев, у которого универсам в центре города.
– Ну и что?
– Как что? – удивился архивариус. – У меня есть все основания полагать, Никита, что он весьма состоятельный человек. Только такой человек может позволить себе иметь универсам в центральной части пусть даже небольшого города. А по утверждению классиков марксизма-ленинизма, все крупные состояния нажиты неправедным путем. Иными словами – криминальным. Извините, но мне на старости лет ни к чему впутываться в криминальные разборки.
«Однако, трусоват ты, г-н архивариус», – подумал Никита.
Вслух он сказал:
– Ваши опасения напрасны, Владимир Михайлович. Ничто и никто вам не угрожает. Тем более Лагоев. Он не криминальный авторитет, а заурядный жулик.
– Вот как? Но тем не менее, я полагаю, он каким-то образом может быть связан с гибелью вашего Смагина. Иначе зачем бы вы им интересовались?
Никита рассмеялся.
– Вовсе нет, Владимир Михайлович. Про Лагоева я спросил по другой причине. У меня с ним некоторым образом личные счеты.
– И тем не менее… – уклончиво ответил архивариус. – Я здесь человек новый, и не мне влезать в местные разборки.
– Так вы здесь недавно обосновались?
– Ну, конечно же. Я перебрался в ваш чудный город единственно потому, что у меня было одно желание – тихо, мирно и спокойно скоротать свой век. С тех пор как я переехал сюда, это желание только окрепло. Я нашел то, что искал. Теперь, я надеюсь, вы понимаете меня, – закончил свою мысль архивариус.
Нет, не понимал его Никита. И не мог понять.
Коротать свой век в подвале среди пыльных папок с документами? И это выбор еще не вполне старого человека. Хорошенькое дело! Но по крайней мере это было сказано честно и откровенно. И не ему судить его за это.
– Простите меня, Никита, я не смогу и, правду сказать, не хочу в силу вышесказанного быть вашим доктором Ватсоном, – продолжил Владимир Михайлович. – Вот это и есть мои личные причины, по которым я вынужден отказаться от участия в вашем проекте.
– Забудем о Лагоеве. Он был просто довесок. А что со Смагиным? Он не только не криминальный авторитет, но с ним – ввиду его теперешнего состояния – даже простой бытовой конфликт просто невозможен.
– Ах, Смагин! – заметно повеселев, воскликнул архивариус. – Так с ним всё в порядке. Мне удалось найти его адрес, по которому он последние два десятка лет не проживал вплоть до своей безвременной кончины. Пенсионные отчисления на его имя в фонд не поступали. Это все, чем я могу вам помочь. Надеюсь, на этом возложенные вами и взятые мной на себя обязательства исчерпываются.
– Безусловно, Владимир Михайлович. Безмерно вам благодарен за проделанную вами работу, – торжественно сказал Никита.
– Сейчас я вам дам его адресок, – архивариус потянулся во внутренний карман пиджака.
Никита решил не расстраивать старика и умолчал о том, что адрес Смагина ему известен. Он с подчеркнутой благодарностью принял от него бумажку, на которой каллиграфическим образом было начертано: Адрес Смагина Юрия Петровича: ул. Первомайская, дом 10, квартира 3.
Никита решил сменить тему и, наполнив рюмки, спросил:
– И откуда вы пожаловали в наш город?
Лицо архивариуса тронула чуть грустная улыбка.
– Из культурной столицы России.
– Неужто из самого Питера?
– Из него самого.
Никита недоуменно посмотрел на архивариуса.
– Неужели там, Владимир Михайлович, негде было коротать свой век? При таком колоссальном выборе всевозможных выставок и музеев. Чтобы обойти их, я подозреваю, жизни не хватит.
– Вы предлагаете мне погрузиться в толпу ротозеев? Нет, Никита, это не для меня. Хотя, признаться, я большой поклонник живописи и архитектуры.
– Тогда тем более непонятно, как вы могли променять так называемую Северную столицу на наш уездный город. И, насколько я могу судить, самым решительным образом.
– Видите ли, Никита, с учетом моего возраста я отдаю предпочтение благостной тишине и уединению. И потом, вы же понимаете, за каждым решительным поступком лежат личные мотивы, – уклончиво ответил архивариус.
Никита заподозрил неладное и в очередной раз наполнил рюмки.
– Конфликт с криминалом? – спросил он, когда они их осушили.
Архивариус рассмеялся, запрокинув голову.
– О чем вы говорите, Никита?! Все гораздо проще. Мой сын женился, пошли внуки, и нам стало тесно. А с нашими доходами мы не могли купить квартиру в Питере. Зато у вас – пожалуйста.
Обычная житейская ситуация. Правда, разрешилась она не вполне тривиальным способом.
– А по внукам не скучаете?
– Так я их вижу регулярно. По скайпу.
Вот он прогресс XXI века. Отпала необходимость общаться с внуками. Достаточно увидеть их по скайпу.
– Так выпьем за ваших внуков! И гениальный скайп, который скрашивает разлуку с горячо любимыми внуками.
– С удовольствием присоединяюсь к вашему тосту.
За приятной беседой они осушили бутылку водки и заказали графинчик на посошок. С закуской. Вечер продолжился.
Закончился он тем, что порядком захмелевшего архивариуса Никите пришлось везти домой в такси. В машине он что-то бормотал себе под нос, и Никита не обращал на него внимания до тех пор, пока архивариус не схватил его за колено и не сказал:
– Ах, Никита, Никита, брось ты это дело. О тебе хлопочет такая замечательная девушка. Светлана Александровна.
– И вас она подговорила посоветовать мне это? Отказаться от расследования?
– Ну да! Только тсс… Молчок. Никто об этом не должен знать. И уж тем более она, – сказал архивариус и захрапел.
Эх, Света, Света… Ты обманула меня. Подговорила всё-таки нерадивого архивариуса. И вздумалось же тебе руководить мной. Да еще из засады.
Зачем?
В силу своего характера?
Никита вздохнул и подумал: не дано ему понять женщин.
Дома он сварил крепкий кофе из зерен и уселся за письменный стол.
Через полчаса был готов черновой набросок отчета о проделанной работе за отчетный период с рекомендациями, как улучшить работу ДЭЗов. Отстучав на клавиатуре компьютера, он распечатал его на принтере, подписал и лег спать с приятным чувством исполненного долга и с чистой совестью перед Светкой.
Теперь она увидит, что он не подвел ее и под него можно будет соорудить целый отдел, который станет заниматься контролем над ДЭЗами с позиций качественного улучшения их работы. И все останутся довольны.

Глава 12
На следующее утро Никита бодрым шагом вошел в кабинет Егора Акимовича. Тот стоял под форточкой и курил. Курить в здании управы было категорически запрещено, но что это значит для стреляного воробья, отпетого сантехника из ДЭЗа, наловчившегося сшибать червонцы и прочую мелочовку?
Ровным счетом ничего.
– А… Наша молодая смена, – сказал он, увидев Никиту, и деланно улыбнулся.
Эта улыбка не сулила ничего хорошего.
Егор Акимович отошел от окна и с достоинством занял служебное место за письменным столом, свободным от бумаг, но с компьютером, которым он пользоваться не умел.
– Наслышан, наслышан о твоих подвигах, – с нескрываемым сарказмом сказал он.
«О каких подвигах? – подумал Никита, ничуть не смутившись. – Ну да ладно. О подвигах – так о подвигах. Какая разница, о чем он наслышан».
– О тебе уже легенды ходят, – продолжил начальник. – А всего-то работаешь у нас без году неделя. А репутация уже сложилась. Ты вроде красна солнышка за полярным кругом – мелькнешь зимой над горизонтом – и тебя только и видели.
– А я думал, там зимой полярная ночь, – сказал Никита.
Егор Акимович недовольно хмыкнул и выжидающе посмотрел на Никиту.
Никита вызов принял.
– Занят был по горло. Работа, работа прежде всего.
Егор Акимович опешил от такой наглости и не сразу оправился.
– И чем же ты был занят? – ядовито спросил он наконец.
– Обходил ДЭЗы.
– Небось ботинки стоптал?
– Не скажу. Чего не было, того не было. Единственно потому, что недавно обзавелся новой обувью на толстой подошве. Зато в подтверждение своих слов могу представить вам отчет о проделанной работы. Прошу ознакомиться.
Никита положил на стол получасовой труд.
– У тебя не только ботинки на толстой подошве, – пробурчал начальник, доставая очки.
– А что еще? – поинтересовался Никита.
– Совесть!
На Егора Акимовича, более привыкшего к унитазам, чем к документам в две странички убористого текста, произвели гнетущее впечатление. Ему особенно не понравился заголовок. – Докладная записка, – выделенный жирным курсивом.
Недовольным тоном, доставая очки, он сказал:
– Ну поглядим, что за маляву ты нацарапал.
Никита мгновенно оценил ситуацию.
– Ну я пойду, – сказал он, ретируясь к двери.
– Ступай, ступай, – ответил начальник, надевая очки.
– По ДЭЗам, – улыбнулся в дверях Никита.
Впереди у него был весь день.
Теперь на Первомайскую, 10. Там прошло детство Смагина, начало всех начал.
Эта улица была на окраине города, и Никите пришлось добираться до нее с пересадками. Сначала троллейбусом, потом автобусом и наконец трамваем. Чем дальше он отъезжал от центра, тем больше видел незнакомых улиц. Позади остались парк культуры, стадион «Химик», некогда принадлежавший химкомбинату, а ныне пришедший в упадок, оба театра на весь город – музыкальной комедии и драматический – и немногочисленные кинотеатры. По мере удаления от центра среди капитальных каменных домов замелькали блочные, и с каждой новой улицей их удельный вес рос в геометрической прогрессии. Потом блочные дома стали теснить деревянные постройки, а стоило автобусу переехать на другой берег реки, где была его конечная, как блочные дома полностью исчезли и на смену им пришли исключительно деревянные в один, два этажа, зато окруженные палисадниками и огородами.
Дальше он ехал трамваем.
Раскачиваясь на заднем сиденье, Никита думал о том, что вся его жизнь прошла на другом берегу, а здесь его окружал новый мир, во многом неведомый. А ведь в каждом доме, под каждой крышей жили люди, в чем-то другие, отличные от тех, кто жил на другом берегу реки, но все равно люди с теми же страстями и теми же проблемами. И не может быть, чтобы у них не было эксцессов, которые прошли мимо него, ответственного за колонку происшествий и преступлений.
Какое непаханое поле он пропустил!
Или ещё не всё потеряно?
Наконец в трамвае объявили: «Первомайская».
Никита вышел на пустынную улицу, у которой по обе стороны от булыжной мостовой росли развесистые тополя. Рядом с ними протянулись две водосточные канавы, заросшие травой. В середине улицы торчала колонка, в луже от которой пускали кораблики из бумаги двое мальчишек.
Все удобства во дворе – дорисовал общую картину коммунальных услуг новоявленный специалист ЖКХ Никита Хмельнов.
Дом 10 оказался чуть ли не в самом конце улицы.
Этот район был известен как Волоконщики. Его прозвали так по мануфактуре, построенной в конце XIX века, производившей волокно. Вокруг нее постепенно разрастался рабочий поселок. А на другом берегу реки ему навстречу рос город, и так продолжалось до тех пор, пока они не слились в единое административное целое.
Красное здание мануфактуры в два этажа, – равное как минимум трем современным, – до сих пор доминировало над Волоконщиками. Только теперь стекла в окнах в нем были выбиты, крыша продырявлена во многих местах, а едва державшиеся на петлях немногие оставшиеся двери скрипели на ветру. Теперь мануфактура служила местом притяжения для детворы.
Вновь к Никите закралась подленькая мысль: какого черта он приперся сюда и какое ему дело до какого-то Смагина? Но он вспомнил своего начальника, напялившего очки, и решительно вошел во двор.
Он увидел обычную картину для окраины провинциального города: на длинной веревке от забора до забора, подпертой шестом, сохло белье, в песочнице малыш сосредоточенно вел машину через воображаемые барханы, имитируя звук напряженной работы двигателя, рядом с ним девочка раскачивалась на качелях. В дальнем углу двора за покосившимся столом трое, судя по виду пенсионеров, вяло перекидывались в картишки.
От этой картины веяло однообразием и скукой провинциального быта.
Охватив взглядом мизансцену с картежниками, он направился к их столу.
Никита знал, что с этой публикой устанавливать контакт лучше всего через магазин.
– Мужики, не подскажите, где здесь универсам поблизости? – спросил он.
– Эк ты хватанул – универсам, – усмехнулся ближайший к нему картежник, на миг оторвавшись от игры, и бегло осмотрел его с ног до головы. – А если магазин тебе нужен, так как выйдешь со двора, налево и в первый проулок на той стороне. Здесь недалеко.
– Понял. Я мигом.
Магазин не баловал богатством выбора, но всё необходимое в нем было.
Десять минут спустя Никита вернулся к пенсионерам…
– Ну что, мужики, возьмете меня в компанию? – спросил он и почесал затылок, демонстративно подняв руку с пакетом, в котором загадочно просвечивались две бутылки вина. Вино было из недорогих, но и не самый дешевый портвейн. К нему прилагалась пара сырков. Но не на них был сосредоточен взгляд картежников.
– Отчего не взять? Можно, – сказал один из них, зачарованно глядя на пакет.
– Играем на деньги, – буркнул пенсионер в клетчатой рубашке с засученными рукавами, искоса глядя на Никиту.
Он был на полголовы выше остальных, широкий в плечах и скуластый. Судя по решительному тону и по тому, как закивали головами на тонких шеях его приятели, он был здесь за главного.
– Идет. А это мой вступительный взнос, – сказал Никита и поставил на стол первую бутылку емкостью 0,8 местного разлива. Рядом с ней он положил два сырка.
– Вот это дело, – оживились старики. – А то ходят тут разные.
Тут же нашлись стаканы, и пошла игра.
Она прерывалась единственно на то, чтобы принять очередную дозу.
Играли молча и в некоторой степени профессионально, то есть партнеры главного, который банковал, более-менее ловко подыгрывали ему. Общими усилиями они обули Никиту на триста рублей, что не противоречило его планам.
Дальше пенсионеры играть отказались и уставились на него.
Никита достал из сумки вторую бутылку портвейна.
Суровые лица стариков смягчились до умиления.
– Ну это потом, – сказал главный. – А ты, Петька, организуй закусон. И сам знаешь что.
Петькой оказался старичок в потертой кепчонке и с грязноватыми очками на носу.
– Понял, – сказал он и вмиг исчез.
Разговор не завязался. Над столом зависло напряженное ожидание.
Оно разрядилось с приходом Петьки. Он водрузил на стол бутылку водки – ай да старички, подумал Никита – и разложил закусон, до того завернутый в плотную бумагу светло-коричневого цвета. Никита видел ее в магазине. Целая стопа лежала под рукой у продавщицы и, видно, была востребована в полной мере местной общественностью. Закусоном оказалась докторская колбаса, порезанная толстыми кусками, такие же ломти хлеба и зеленый лучок. Все было куплено на проигранные Никитой деньги.
Непочатую бутылку портвейна главный отложил в сторону.
– Это на потом, – сказал он и распечатал бутылку водки.
Про карты все забыли.
После первого же захода по водке за столом установилась дружеская атмосфера и завязался непринужденный разговор.
Никита подкинул тему – семья Смагиных.
Их здесь помнили до сих пор.
– Михална была ничего себе баба.
Так отозвался о матери Смагина пенсионер с белесыми глазами и челкой на лбу, предварительно шмыгнув носом.
– Нормальная, отзывчивая, – дополнил Петька. – Да, Филиппыч? – обратился он к главному.
Филиппыч степенно кивнул головой.
На предмет дать взаймы, догадался Никита.
– А вот муженек у неё был еще та сволочь, – сказал Филиппыч, и оба других пенсионера согласно закивали головами.
– Одно слово: хулиган, – поддакнул Петька.
– Слава богу, отдал концы. И настрадалась от него Михална.
– Так помянем ее добрым словом, – предложил старик с белесыми глазами.
Предложение поддержали единогласно. Выпили за упокой души Михалны.
Общение со стариками проходило без официального представления и знакомства, и это имело свои преимущества – случайно встретились и так же разошлись, как в море корабли. И никто никому ничем не обязан.
«А встретимся на улице, так друг друга не признаем», – подумал Никита.
– А вот за него пить не будем, – решительно заявил Петька. – Хоть он и помер.
– Не будем, – согласились его приятели.
– Кстати, сын недавно последовал его примеру, – сказал Никита.
– Юрка-то? Помер, что ли?
– А я о чем говорю?
– Неужто? А ведь он еще в соку должен быть. По возрасту, – засомневался Филиппыч.
– Точно говорю. Стороной, правда, слышал. Но от общего знакомого.
– Туда ему и дорога, – удовлетворенно сказал пенсионер с белесыми глазами.
– Что так?
– А то: яблоко от яблони далеко не падает.
– Тоже хулиганил? – спросил Никита.
– Не без того, – сказал Филиппыч, глядя в сторону.
Беседа прервалась. Пенсионеры о чем-то задумались.
О чем могли думать эти одинокие и вряд ли кому нужные старики, отжившие свой век?
Конечно, о былом.
«Того и гляди, посыплются из них воспоминания, скучные и замшелые, интересные только им одним», – с содроганием подумал Никита и решил оживить разговор в прежнем русле.
– Да… – прочувственно сказал он. – Я, конечно, не в плане оправдания, а в качестве констатации факта говорю – время было такое. Как ни крути, а молодость Юрки выпала на крутые девяностые. Многие тогда подались в братки.
Это была наводка на нужную тему. И, кажется, на нее клюнули.
– Да, было дело, – согласился самый общительный из троицы Петька. – Тяжелые были времена. Все выкручивались как могли.
– Вот и Юрке Смагину довелось отсидеть свое, – продолжил Никита. – Не выкрутился. А чему удивляться, если он еще с детства матери лишился.
– Кто это тебе сказал, что он в детстве матери лишился? – удивленно спросил Филиппыч.
– Так… Стороной слышал, – нейтрально ответил Никита.
– Опять небось от общего знакомого, – с неприязненной миной в лице сказал пенсионер с белесыми глазами.
– Ну да, – подтвердил Никита.
– Соврал он тебе.
– Михална мужа пережила этак лет на восемь. А то и десять. Как могла старалась направить сына по-правильному. Только он от рук еще с детства отбился. В отца пошел. И при нем еще сел, – сказал пенсионер с белесыми глазами и скосил глаза на главного. – Да, Филиппыч?
Филиппыч степенно кивнул головой и поставил точку в дискуссии относительно генеалогического древа покойного Юрия Петровича Смагина.
– Так что с детства семья у него была в полном составе, – сказал он.
Так появилась первая трещина в автобиографии Смагина-сына, рассказанная им доверчивой Анне Тимофеевне.
– На стреме стоял, – вздохнул Никита. – На том и попался.
– Опять соврал твой знакомый, – хихикнул пенсионер с белесыми газами. – Смага сам влез в чужую квартиру. А на стреме поставил Рогалика. Вот на пару они и сели.
– А что за Рогалик? Фамилия такая? – спросил Никита.
– Сам ты фамилия, – возмутился Петька. – Не фамилия, а прозвище. А фамилия его Рогов всегда была. Васька Рогов. Вот он был безотцовщина. И матери рано лишился. А присматривала за ним тетка.
– А у самой была своя банда таких же отпетых, – поддакнул Филиппыч.
– Так что сам видишь, какой был досмотр за Васькой. Это потом в суде учли и дали ему по нижней планке.
А не пресловутый ли это дядя Вася из Кочек?
Если да, то всё прекрасно сходится.
Юрий Смагин приехал получить с него должок, и тот с ним рассчитался по полной программе.
Как всё просто. До скучного.
И теперь ему остается рассказать обо всём Сереге и отстраниться от дела.
И что дальше?
ДЭЗы? Неужели его судьба вечно ими заниматься?
– А где он сейчас живет? Васька Рогов, – спросил Никита.
– А черт его знает. Сгинул куда-то. Всех пацанов с нашего двора жизнь разметала черт знает куда, – сказал пенсионер с белесыми глазами.
Петька ему возразил:
– А вот с Васькой Роговым дело было не так. Как он вышел из тюряги, поболтался здесь какое-то время, и тетка взяла его к себе.
– Что-то я не помню такого, – удивился Филиппыч. – И куда ж она могла его взять при своей банде в такой тесноте?
– Так у Васьки-то была не одна тетка, – стоял на своем Петька.
– Снова трёп, – махнул рукой Филиппыч и отвернулся в сторону.
– А куда она взяла его? – спросил Никита.
– А кто ж ее знает. Не видел. И никто мне не докладывал.
– Во-во, – усмехнулся Филиппыч, подтверждая тем самым, что всё сказанное Петькой пустые разговоры.
– Не в Кочки случайно? – спросил Никита.
– Может, и в Кочки, – ответил Петька. – Разве всё упомнишь?
Разговор прервался. Старики загрустили. Этот двор, где прошла их жизнь, так и остался для них единственным и последним пристанищем, и за его пределами они мало что знали.
– Мужики, а не пора ли нам возобновить мероприятие? – сказал Петька, доставая бутылку портвейна.
Филиппыч дал отмашку, и Петька принялся разливать вино. Никита накрыл свой стакан ладонью к всеобщему удовлетворению.
Они допили портвейн и предались воспоминаниям личного характера о давно минувших днях, совершенно чуждых для Никиты.
Он отчалил от гостеприимного стола.
Его уход остался почти незамеченным. Один только Петька кивнул ему на прощанье и снова включился в общий разговор.

Глава 13
Светлана пришла домой с головной болью, приняла две таблетки и сварила кофе.
В ушах у нее до сих пор стоял визг непосредственного начальника Никиты Егора Акимовича.
Увидев Светлану в коридоре, он схватил ее за руку и буквально втащил к себе в кабинет.
Опешив от такого обращения, Светлана стояла, прижавшись спиной к стене, и растерянно смотрела, как Егор Акимович бегал из угла в угол, визжал и топал ногами.
– Ты кого мне подсунула?! – орал он на всю Управу. – Это же диверсант! Фашист!
Он тряс у нее под носом лист бумаги, подписанный Никитой.
– Ты полюбуйся, что он нацарапал в так называемой Записке. Написать эту пакость он не поленился, а как работать – так его нет. Заявится, как красно солнышко поутру в контору, и потом его только и видели! Ни слуху ни духу. Если не считать вот эту гадость.
Светлана хотела взять листок с размашистой подписью Никиты, но Егор Акимович отдернул руку.
– Умник нашелся. Без году неделя работает у нас! Без понятия в голове, а всё туда же лезет! Поучать других. А вот как работать, так нет его. Так что, уважаемая Светлана Александровна, прежде чем давать советы другим, ему бы самому научиться работать. И прежде всего с людьми. А человек у нас непростой. Очень даже непростой.
Егор Акимович трясущейся рукой схватил графин с подоконника и налил себе полный стакан.
Чтоб ты захлебнулся, подумала Светлана, глядя на его дергающийся кадык.
– Нет, ты только подумай, – продолжил Егор Акимович, обтерев губы ладонью, – работали себе люди преспокойненько, так вот на тебе! Появился самый умный, самый грамотный и самый… трудолюбивый, – Егор Акимович расхохотался. – И всё раскритиковал. Он, оказывается, лучше всех знает, как и что надо делать. Новатор… – Егор Акимович посмотрел на Светлану и закончил: – Хренов.
Щеки у Светланы пылали. А Егор Акимович сел в кресло и обхватил голову руками.
– Ну что ты прикажешь мне делать с твоим протеже? – спросил он, подняв на Светлану глаза.
Светлана взяла себя в руки, откашлялась и сказала:
– Я ничего не могу сказать, пока не ознакомлюсь с документом.
– Пожалуйста. Знакомься, читай. Подожди. Где-то еще должен быть листок. Одного ему показалось мало. Писака.
Второй листок Егор Акимович нашел у себя под столом.
– Нет. Это официальный документ и дать тебе его я не могу, – сказал он, подумав.
– Так что же делать? – растерянно спросила Светлана.
Егор Акимович пожевал губами и сказал:
– Я сделаю тебе копию.
Ксерокс был под рукой, и минуту спустя он протянул ей листки. Светлана схватила их, выскочила в коридор и оперлась о стену.
В висках у нее стучало, ноги подкашивались. Прошло несколько минут, прежде чем она отдышалась и чуть ли не по стенке пошла к себе в кабинет.
Читать опус Никиты у нее не было сил.
С работы она ушла раньше времени, сославшись на невыносимую головную боль.
После кофе боль утихла. Она села в кресло под торшером и положила на колени злополучные листки.
На верхней строке красовалось: «Служебная записка».
Чуть ниже:
«Отчет о проделанной работе и предложения по улучшению работы ДЭЗов».
Светлана принялась читать записку Никиты.
В ней репортер криминальной хроники поделился своими соображениями о том, как сделать тендеры на уборку домов, дворов и улиц прозрачными; как внести ясность в оплату работы сантехников и электриков, сделанной по заявкам рядовых граждан в их квартирах; как сделать так, чтобы краска в подъездах не отваливалась через месяц после ремонта и т. д. и т. п.
Ах, Никита, Никита, никогда не быть тебе начальником над ДЭЗами, с равнодушием бессилия подумала Светлана.
Она сложила листки пополам и порвала их на мелкие кусочки.
Она просидела в кресле до сумерек. Есть не хотелось.
В этот вечер между ними впервые произошла настоящая размолвка.
Увидев Светлану, сидевшую с задумчивом видом, Никита спросил:
– Что-нибудь случилось?
– А разве что-то могло случиться?
Никита промолчал.
– Поздравляю, – сказала Светлана. – Ты нажил себе еще одного врага. Просто удивительно, как легко тебе это удается.
– Акимыча, что ли? – вмиг сообразил Никита.
В его словах сквозило пренебрежение.
– А чем он хуже других? Вполне достойный вражина. Не лучше, не хуже. Так…
– Напрасно, Никита, напрасно ты так о нем думаешь. Такие люди, как он, бьют наотмашь, и со спины.
– Я за спину себе никого не пускаю.
Светлана усмехнулась.
– Не знаю, не знаю. И не понимаю. Вместо того, чтобы обзаводиться друзьями, ты заводишь себе врагов. И не смотри на меня вот так удивленно. Друзьями именно обзаводятся. Хотя бы ради карьеры. Или как ты думаешь выбиться в люди без нужных связей? Без чьей-то поддержки.
Никита промолчал.
– Да не молчи ты. Скажи хоть что-нибудь.
– Что например? – насупившись, спросил Никита.
– Например, как ты собираешься жить дальше. На своей карьере у нас ты можешь поставить крест.
– Свет, ты читала мою записку?
– Читала.
– Ну согласись, что я прав.
– Никита, мало быть правым. Надо еще уметь отстаивать свою правду. Да и кому она нужна, твоя правда? Одной только ею хлеб маслом не намажешь. А вкусненько все любят поесть.
– Я неразборчив в еде, – буркнул Никита.
– Вот и плохо.
Когда он поднял глаза, то поймал на себе задумчивый взгляд Светланы.
– Ты что? – спросил он.
– Да я вот думаю, зачем мне все это надо. Хлопотать, суетиться, кого-то упрашивать, с кем-то договариваться. Во имя чего? И вообще, того ли я выбрала?
Это был удар хлыстом. До этого Никите казалось, что выбрал он.
Когда оторопь прошла, он решил: с меня довольно.
– Ты куда? – спросила Светлана, увидев, что он пошел к двери. – Я сейчас приготовлю поесть.
– Не буду мешать тебе думать и разобраться в твоем выборе. Да, кстати, мой босс еще не уволил меня?
– Нет. Не имеет права. У тебя в запасе еще несколько дней, – ответила Светлана.
– Ну и прекрасно.
Никита вышел из комнаты. Светлана за ним не пошла.
В подъезде тугая пружина хлопнула дверью, и в притихшем дворе в предвечерний час это прозвучало как знак отчаяния.
«Этого только мне не хватало, – зло подумал Никита, – мелодраматических жестов».
Погода испортилась. Небо затянуло сплошными облаками, посеял мелкий дождь.
Никита шел под ним, подняв воротник и втянув голову в плечи.
Как никогда раньше ему хотелось напиться. Где-нибудь на людях, чтобы не уйти в запой. Дома он взял денег и вышел на улицу.

Глава 14
Никита выбрал «Русскую сказку». Он давно слышал диаметрально противоположные отзывы об этом загородном ресторане. От хвалебных до уничижительных, и решил вынести свой вердикт этому пищеблоку.
Ресторан был довольно далеко от города в уединенном месте, правда, рядом с шоссе. Городской транспорт туда не ходил, междугородные автобусы проскакивали мимо, поскольку поблизости не было населенных пунктов, а станция пригородного поезда находилась в пяти километрах от него по другую сторону леса, начинавшегося от ресторана. Таким образом отсекались случайные люди, и ресторан быстро приобрел репутацию заведения для избранных, то есть людей весьма состоятельных. Эти состоятельные люди праздновали там свадьбы, юбилеи, устраивали корпоративы и криминальные сходки.
А раньше это было излюбленное место у грибников. Автобус, заказанный предприятием, их туда вывозил на ночь глядя как на общественно-полезное мероприятие, о чем потом рапортовали вышестоящей профсоюзной организации. Грибники проводили ночь, греясь у костра, рассказывали анекдоты и забавные истории, приключившиеся с ними или свидетелями которых они были, а с первой зорькой разбредались по окрестностям, полностью отдавая себя этой смиренной охоте. Потом, уставшие, счастливые и довольные, с корзинами грибов тем же автобусом возвращались домой, чтобы там нажарить грибов и умять их под охлажденную в запотевшей бутылке.
Опята осенью по-прежнему росли там в изобилии, но владелец ресторана оттяпал порядочный кусок земли, в том числе и самые грибные места.
Грибники остались с носом.
Через сорок минут такси с Никитой свернуло с разухабистого шоссе на прекрасно асфальтированную дорогу. Еще через пару минут еловый бор расступился, и открылась просторная парковка, на противоположной стороне которой стоял мощный частокол с распахнутыми для гостей воротами. Над ними на цепях висела деревянная вывеска с резными буквами в стиле якобы старославянской вязи. Она извещала: «Русская сказка». Ворота с обеих сторон подпирали два богатыря, вырубленные из толстенных стволов дуба.
Никита поморщился, глядя на эти сомнительных достоинств элементы деревянного зодчества.
Претенциозно и безвкусно. А главное, грубо сработано, так он решил.
Впрочем, может, этой грубостью хотели подчеркнуть богатырскую мощь?
Озираясь по сторонам, Никита вошел в ворота.
Дальше – больше.
За частоколом открылась лужайка, посреди которой стояло здание в два этажа, косившее под княжеский терем: резные створки на окнах, высокая замысловатая крыша в несколько ярусов со скатами, увенчанная петушками, помимо декора служившими еще и флюгерами. Первый этаж, очевидно, был отведен под подсобные помещения. В нем горели тусклые окна из непрозрачного стекла. На второй этаж вела широкая лестница, заканчивавшаяся крыльцом с массивной дверью на кованых петлях и маленьким окошечком.
«Фейсконтроль», – понял Никита и взлохматил себе волосы.
Поднявшись на крыльцо, он подвел итог впечатлениям.
Архитектурный ансамбль разочаровал его аляповатостью. Зато отсюда, с высоты четырех метров от земли, открывался прекрасный вид на озеро. В его глади отражалась полная луна. Этот лирический пейзаж портили скамейки, с которых подзагулявшие гости в минуту отдохновения могли созерцать расстилавшийся мирный пейзаж. А чтоб им не было скучно, на краю лужайки стояла избушка на курьих ножках, в которой продавалось вино на вынос. Рядом с ней горящими углями светились несколько мангалов.
Никита несколько раз ударил в дверь висевшим на ней затисканным латунным кольцом.
Дверь открылась.
Его встретил рослый парень в косоворотке, перетянутой кушаком.
– Что вам угодно? – спросил он.
– Столик, – ответил Никита и добавил: – На одного.
– У вас есть предварительный заказ?
– Нет. Но есть это.
Никита достал сторублевую купюру. Половой – так обозвал его про себя Никита – увидел в свете луны бумажку, усмехнулся, но, посторонившись, его впустил, решительно отказавшись от жертвоподношения.
Зал был наполовину пустой, и тем не менее для Никиты не нашлось другого места как рядом с оркестром. Тут же появившаяся официантка, очаровательная девушка с кокошником в стиле а-ля рус и в предельно короткой мини-юбке. Она положила перед ним меню. Никита пробежал его глазами и заказал самое дешевое, что было.
Официантка пошла выполнять заказ, и Никита ленивым взглядом принялся рассматривать публику.
Через минуту он ошеломленно смотрел на столик возле огромного окна, за которым открывался лесной пейзаж. За ним сидела Анька Крылова.
Никита не поверил глазам. Она сидела с Лагоевым!
Заметив Никиту, этот мерзавец скривился в усмешке и показал вилкой в его сторону. Анька обернулась.
Выражение лица у нее тут же сменилось с любопытного на враждебное, как только она узнала Никиту. После недолгого замешательства Анька отбросила салфетку и решительным шагом направилась к нему.
Она села без приглашения и вместо приветствия сказала:
– Какого черта ты сюда приперся?
Аньку всегда отличал решительный характер и ясность мышления. С тех пор как они окончили школу, она ничуть не изменилась. Никита вспомнил, как в школе она написала сочинение по «Обломову», в котором назвала Илью Ильича «слюнтяем, который прельстился голыми локтями своей сожительницы». И ни словом не обмолвилась о тонкой организации его возвышенной души.
Учительница литературы с тех пор всегда смотрела с сомнением, прежде чем вызвать Аньку к доске. Об этом знала вся школа.
Улыбнувшись, Никита ответил:
– На тебя посмотреть.
– Давай без этого дерьма.
– Давай без него. Я пришел сюда поужинать после напряженного рабочего дня. Надеюсь, простому смертному это не возбраняется в таком шикарном заведении?
– Брось трепаться. Несчастному репортеру криминальной хроники из задрипанного таблойда дежурный ланч в таком шикарном заведении не по карману, не говоря уж об ужине.
Что правда, то правда, мысленно согласился Никита.
– Кстати, о каком напряженном рабочем дне ты бормочешь? Тебя вышвырнули с работы.
Фу, как грубо. Но хуже было другое. Если Анька знает об этом, то теперь уж точно об этом знает весь город.
Но это не помешало Никите возразить.
– Не уволили, а я сам – заметь: по доброй воле – перешел на внештатную работу, чтобы развязать себе руки. Клетка с прутьями не место для вольного сокола, – не без пафоса закончил он свой пассаж.
– Ты всегда был мастер трепа, – усмехнулась Анька, глядя на него сквозь прищуренные веки.
Никита подцепил на вилку кусок ростбифа.
Анька выдержала паузу и, приняв его молчанье за признание поражения, возобновила атаку:
– Если ты здесь по своим репортерским штучкам, то не вздумай полоскать имя Лагоева и встать у меня на пути к счастью! На этот раз тебе это так просто не сойдет.
– Какому счастью? – недоуменно спросил Никита.
– К браку с Лагоевым.
– И это ты называешь счастьем? – ошеломленно пролепетал он.
– А что ты называешь счастьем? – ехидно спросила Анька. – Жить на иждивении у Светки и смотреть, как она будет пропихивать тебя по служебной лестнице?
Никита чуть не поперхнулся. Анька торжествовала победу.
– До сих пор не могу понять, что она в тебе нашла, – сказала она, продолжая измываться над ним.
«А в самом деле, что Светка нашла во мне?» – подумал он.
– В любви нет логики, – сказал Никита. – А где она есть, там нет любви. Из чего следует…
– Ничего не следует, – оборвала его Анька. – И не лезь в мои дела.
– И не думал, – возмутился Никита.
– Кстати, почему ты один? Без Светки.
Никита отвел глаза.
– Да так…
– Понятно. Ничего. Милые бранятся – только тешатся.
– Знаешь по опыту? – в свою очередь съязвил Никита.
Анька пропустила колкость мимо ушей и посмотрела на бутылку Столичной.
– Только не напивайся. С горя. Хотя для тебя бутылка водки, что слону дробинка.
Никита решил перехватить инициативу.
– Светка нашла во мне то, чего нет в Лагоеве: молодость, красоту и здоровье.
– Да… Самомнения тебе всегда было не занимать.
«Вот уж неправда», – подумал Никита.
– Особенно насчет красоты.
«А что? Я не так уж и плох», – подумал Никита, но спорить не стал.
– Ты посмотри, Аня, – он кивнул головой в сторону Лагоева, не сводившего с них настороженного взгляда, – он тебе в отцы годится. Если не в деды.
– Лучше бы в деды, – вздохнула Анька.
– Неужели ты не могла найти себе молодого хорошего парня?
– Нашла. Только что он мог мне предложить? Свою любовь, свекровь и двушку. Любовь пройдет, и что в остатке? Двушка с мегерой. Я от своих устала. А Лагоев мне устроит красивую жизнь. – Аня посмотрела на Никиту и добавила: – Если только из-за таких прохвостов, как ты, его за жопу не схватят.
– Аня, подумай о нем не сквозь призму своего жизненного устройства, а спокойно и непредвзято.
– Ну и что?
– Да он же травит людей!
– Не говори глупости.
– Скупает просроченную продукцию, перефасовывает ее и продает под девизом «Эта свежесть просится к вам на стол». Ничего себе свежесть. Недельной, а то и месячной затхлости. И люди по незнанию скупают просроченный продукт, который не стоит и сотой доли своей цены, и кладут его на стол.
– Никто еще от этого не умирал.
– А ты сходи на кладбище.
– Не будь идиотом. Их убило другое.
– Что именно?
– Жизнь.
Никита был поражен глубокомыслием Аньки и не знал, что ответить. Зато она знала, что сказать.
– В общем, так: ужинай спокойно, но не вздумай потом делиться в прессе своими язвительными замечаниями о здешней кухне. Впрочем, можешь. Но при одном условии: если это будут хвалебные отзывы.
– С какой стати я буду писать хвалебные отзывы об этом пищеблоке?
– Потому что это ресторан Лагоева.
Никита чуть не поперхнулся. Знай он об этом раньше, то ни за что бы сюда не приехал.
Отдавать свои кровные этому ворюге!
Анька поднялась и ушла от Никиты с претензией на величие царствующей особы этого заведения. Единственно ее сан подвели излишне виляющие бедра.
Она села, и настороженно-злобное выражение лица у Лагоева сменилось на елейно-сладкое.
Его можно было понять. Анька была молода и красива, ее замечательные формы подчеркивало вечернее платье в обтяжку, а глубокий вырез на груди заставлял судорожно биться сердце старого ловеласа.
Официант принес бутылку шампанского брют.
– Я этого не просил, – сказал Никита.
– Это вам от Артура Рафаиловича, – сказал официант. – Вам открыть?
– Валяйте. Надеюсь, там нет яда.
Официант недоуменно посмотрел на него.
– Шутка, – сказал Никита.
– А… Понимаю, – сказал официант и скупо улыбнулся.
Никита поднял бокал и повернулся к Лагоеву. Тот держал в руке аналогичный бокал с таким же напитком. Оба натянуто улыбнулись и приветствовали друг друга приподнятыми бокалами.
Шампанское в бокалах они выпили до дна, не сводя друг с друга глаз.
Судя по выражению лица у Аньки, она не поверила в этот знак примирения.
Никита с остервенением принялся за ростбиф.
Он был замечательно вкусным, и Никита сосредоточился на еде, регулярно сдабривая ее, как конвейер, рюмками водки.
Всё действительно было вкусно и сытно.
«Если б так было в его универсаме», – подумал Никита.
Ему стало душно. Он решил выйти на улицу продышаться у озера и заодно зайти в туалет.
В туалете никого не было. Он набрал пригоршню воды и ополоснул лицо.
Когда Никита распрямился, то увидел в зеркале по обе стороны от себя двух парней. Крепыши – да. Но не более того. Он не придал им значения.
И напрасно.
Еще в десантом училище инструктор сказал ему: «Ты неплох в рукопашных боях. У тебя есть все данные. Но нет в тебе главного: инстинкта убийцы. И концентрации. Расхлябанности в тебе много».
Но это не помешало Никите вернуться из армии со знаками отличия за участие в спецоперациях на южной границе страны. Дома он их задвинул в комод и никому не показывал.
В этот вечер отсутствие инстинкта и расхлябанность подвели Никиту.
Он повернулся к тому, что стоял слева от него, когда тот сказал:
– Извини, мужик. Не передашь мыло?
Никита удивленно посмотрел на полку под зеркалом и тут же получил удар под дых от стоявшего справа.
Это был чувствительный удар. У Никиты сперло дыхание.
– Ничего личного, – нашел нужным сказать ударивший его.
Следующий удар был по затылку.
Никита упал на пол.
Избиение продолжалась недолго. Несколько ударов ногами пришлись ему в живот и по почкам.
Работали оба. С обеих сторон.
Сквозь пелену в затуманенном сознании он увидел, что кто-то склонился над ним. Затем он услышал:
– Ну как он там?
– Очухается. Еще тот бычина.
– Да… Другому пришлось бы «скорую» вызывать.
– Да еще неизвестно зачем. А вообще-то, старик, – услышал Никита у себя над ухом, – зла не держи. Так легче забыть. Это пожелание от нас. А тебе просили передать конкретно: не возникай.
Никита слышал, как хлопнула дверь. Сколько прошло времени, прежде чем он смог подняться, Никита не знал. Подойдя к зеркалу, он посмотрел в отражение.
Лицо обрело землистый цвет. Под глазами появились мешки. Но не было ни единой ссадины.
Как же смогли его вырубить одним ударом?
Он бывал не в таких переделках, но чтоб оказаться на полу…
Никогда!
Никита вышел из туалета. Голова у него кружилась, в ногах была слабость. Он с трудом передвигал ногами, провожаемый недоуменными взглядами. Ему стоило больших усилий, чтобы не завалиться на чей-нибудь столик. Анька не сводила с него вытаращенных глаз.
Никита очнулся, почувствовав, что его трясут за плечо. Он сидел за своим столом. Это была Аня.
– Как ты? – спросила она.
– Нормально, – ответил Никита. – Сейчас уйду.
– Никуда ты не уйдешь. Я тебя отвезу.
– Не надо. Я возьму такси. Я видел их на стоянке.
– Ты хоть знаешь, сколько здесь они дерут?
– Нет.
– Тем более, что примут тебя за пьяного.
– Что же делать? – равнодушно спросил Никита.
– Молчать и слушаться меня.
– Я должен расплатиться.
– Не надо. За все уплачено.
Никита скривился в усмешке. За все уплачено.
– Лагоев? – спросил он.
– А тебе-то что? Идем.
На улице Аня посадила его на лавочку и ушла, предварительно сказав:
– Сиди и не дергайся. Я за машиной.
– Не буду дергаться.
В машине Анька села рядом с ним. Обдуваемый ветерком, Никита оклемался и время от времени искоса поглядывал на Аню. Сосредоточенное выражение не сходило у нее с лица. Всю дорогу они молчали.
Минут через сорок они подъехали к его дому. Аня повернулась к нему и сказала:
– Ну?
– Спасибо.
Он наклонился и поцеловал ее в губы.
– А ведь знаешь… Я был влюблен в тебя.
Это была правда.
Аня училась двумя классами ниже, и Никита не подозревал, что с него на переменах в коридоре не сводила глаз двенадцатилетняя девочка-подросток тогда еще с забавными косичками. Она знала, что в него – рослого, спортивного и, главное, красивого – была влюблена половина школы. То есть все девчонки. И среди них были настоящие красавицы. Куда было ей, неказистой девочки переходного возраста, тягаться с ними. И Аня молча страдала и плакала по ночам в подушку.
А потом она расцвела.
И так получилось, что в это время в школе создали драмкружок, и Аня, набравшись смелости, вступила в него. Единственно потому, что к нему оказался причастным Никита.
Ему было тогда шестнадцать лет, – время во многом судьбоносное, – и он занялся поисками самого себя. Как теперь, наверно, сказали бы, – самоидентификацией.
Никита вступил в изостудию, и руководитель, создавший драмкружок на общественных началах, привлек его к написанию декораций.
Никита сразу влюбился в Аню, но она ему казалось такой неприступной и холодной – Анька в пьесе играла роль ледяной красавицы в сказке про Гая и Герду, – что он подойти к ней так и не решился.
И напрасно. Не знал он, что Аня этого так ждала и так хотела.
– Я сейчас расплачусь от умиления, – насмешливо сказала она.
– Ань, он не стоит тебя. Он дрянь, а ты хороший человек.
– Может, и был хороший. До школы. Да весь вышел. Еще в первом классе. А теперь надо жизнь устраивать. Всё. Вали отсюда.
Никита вышел и в спину себе услышал:
– Да… Кстати, Лагоев ни при чем. Он мне поклялся. И машина эта его.
«Я это уже понял, – подумал Никита. – А клятвы Лагоева… Чего они стоят?»
Он хотел что-то ответить, но машина сорвалась с места.
– Спасибо, Аня, – сказал он, глядя ей вслед.

Глава 15
Дома Никита вытянулся на диване и уставился в потолок. На душе было скверно. Тело ныло словно больной зуб, у которого отошла заморозка.
Его мысли крутились вокруг Лагоева.
Неужели он мог приревновать его к Аньке настолько, что подослал двух уродов избить его?
Кто бы мог подумать, что в этом тщедушном на вид человечке бушуют шекспировские страсти. Отелло местного разлива. И действовал он в своем стиле – исподтишка.
Неужели Лагоеву показалось мало того, что его выкинули из газеты за неуклюжую статью о его махинациях?
Надо же быть таким мстительным и подленьким. И потом, глумясь, величественным жестом предоставить ему свою машину.
Конечно, чтоб бросить пыль в глаза Аньке своим великодушием.
Правда, она сказала, что Лагоев ни при чем. Но это с его слов.
А верить Лагоеву….
Но если самом деле не он, то кто?
У Никиты не было ответов на эти вопросы, и он отмахнулся от них.
Он поднялся с дивана, чтобы расстелить постель, но звонок заставил его пройти в прихожую.
Он открыл дверь и увидел… Светлану!
Никита настолько опешил, что стоял как вкопанный.
– Может, ты пригласишь меня войти? – после заминки спросила она.
Никита бережно взял ее за руки и, пятясь, ввел в дом. Прижав Светлану к себе, он сказал:
– Как я рад тебе.
Она стянула косынку и встряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам. Светлана автоматически поправила их.
– Лучше расскажи, что с тобой случилось.
«Лучшие мгновения жизни так скоротечны, – подумал Никита. – Их вытесняет повседневность с ненужными вопросами».
– А что могло случиться? Ничто не случилось, – сказал он и для убедительности пожал плечами.
– И все-таки? Я тебя таким еще никогда не видела.
– Каким таким?
– Не знаю, как сказать. Каким-то прибитым, что ли. Тебя что? Действительно избили? – спросила Светлана, всматриваясь в его лицо.
Она не увидела ни синяков, ни ссадин.
Очевидно, ей было трудно или не хотелось поверить, что его, такого большого и сильного, могли избить.
– С чего ты взяла, что меня избили? – спросил Никита, и вдруг ему в голову пришла спасительная мысль – надо переключить внимание Светки на другую тему. – Извини, если это прозвучит грубо, но что тебя побудило прийти ко мне? – спросил он и тут же убедился, что это был неудачный вопрос. Во всяком случае, ему хотелось услышать другой ответ. Что-нибудь вроде соскучилась по тебе. Но он услышал другое:
– Мне позвонила Аня.
– Да? Откуда у нее твой телефон?
– От Лагоева.
Еще бы Лагоеву не знать все телефоны в городе! Тем более служащих в управе.
– И что она сказала?
– Что проезжая на машине, увидела тебя на лавочке.
– И все?
– Нет. Ты как-то странно сидел. Какой-то потерянный, с полностью отсутствующим видом. «Так может сидеть только человек, с которым случилось что-то серьезное» – это ее слова.
«Какая же молодец Анька. Не заложила меня и проявила при этом беспокойство», – подумал Никита.
– А с каким видом я мог сидеть после того, как мы с тобой расстались?
– Только не говорили мне, что ты сидел на лавочке до полуночи из-за меня. Ты выпил? – спросила Светлана.
– Возможно, – ответил Никита, понимая, что от него не могло не пахнуть алкоголем. – Пойдем.
– Куда?
– Не вечно же мы будем стоять в прихожей.
Они прошли в комнату.
– Что будешь? Чай или кофе?
– Не отвлекайся. Я хочу знать, что у тебя случилось.
– Не узнаешь. Потому что ничего не случилось.
– Как я ненавижу твоё упрямство.
– А мне так хочется тебя угостить. Надеюсь, ты не считаешь это упрямством?
– И чем ты можешь меня угостить? У тебя же в доме хоть шаром покати.
Никита почесал в затылке.
– Ты посидишь, пока я сбегаю в магазин? Он рядом и работает круглосуточно.
– Не надо.
– Почему?
– Я увидела главное – с тобой ничего не случилось, и теперь я спокойно пойду домой.
– Я тебя провожу.
– Не надо.
– Почему?
– Я не хочу, чтобы на обратном пути с тобой всё-таки что-то случилось.
– А что со мной может случиться? Город у нас тишайший.
– Только не для тебя.
Они вернулись в прихожую и встали друг против друга. Никита положил ладонь на ее плечо.
– Может, останешься? Еще хоть немного?
– Не надо. Я хочу домой, – сказала Светлана. – И провожать меня не надо, – добавила она.
Не отрывая глаз от Светланы, Никита на ощупь нашел замок и после паузы опустил руку.
Если уходит, то пусть уходит сама.
Светлана открыла дверь и вышла. С лестничной площадки между этажами она посмотрела на него долгим взглядом и медленно пошла дальше.
Утром Никита заставил себя поехать в фитнес-клуб. В раздевалке к нему подошел Михаил, в прошлом его сослуживец, а ныне владелец этого клуба. Никита в нем находился в привилегированном положении: занимался на тренажерах и молотил по грушам бесплатно.
– Старик, – сказал Михаил, – намечается славная халтурка. Набирается группа любителей карате. Им нужен тренер. Светят неплохие бабки.
– А ты?
– Я под завязку занят. А ты вроде как свободная личность. Хмель, это начало. А дальше дело раскрутится. Отбоя не будет. Завязывай свою ерундистику с газетами и дэзами. Сам будешь в форме и при деньгах. Чем не жизнь?
– Но им нужно карате, – заметил Никита.
– А ты спец в боевых единоборствах. Если б ты знал, кто тренирует так называемое карате, тхэквандо и прочее, ты бы со смеху помер. Особенно у детишек. Сами тренера еще пороху не нюхали, а уже лезут учить других. Ну так как?
А почему нет? Подкожные на исходе, впереди ему ничего не светит, и занят он в целом действительно ерундистикой. Поиском приключений на свою задницу.
Одно сдержало его согласиться сразу: работа в газете развила в нем вкус и привычку к вольготной жизни. Иными словами, к свободному графику и бесконтрольности. Тем более в качестве внештатника. А тут обязаловка: приди в определенное время – тебя люди ждут – и занимайся с ними от и до.
Никита попросил время подумать. Михаил согласился и отошел, а Никита принялся остервенело дубасить по грушам не без досады на себя.
Чего же ему надо? К чему он катится?
Он не мог найти ответа на этот, казалось бы, простой вопрос.
Дома он решил окончательно и бесповоротно закрыть жилищно-коммунальную тему и, пока позволяли финансы, сосредоточиться на главном – на поисках гипотетического убийцы Смагина. И параллельно подготовить себя к работе с любителями карате.
На следующий день, завтракая, он наметил план дальнейших действий:
во-первых, узнать у Сергея адрес неизвестного в крематории (благо он записал номер его машины);
во-вторых, навестить дядю Васю в Кочках.
(Он же почти наверняка Василий Рогов с Первомайской.)
Для этого нужны колеса. Хватит с него автобусов, такси и чужих машин. Наездился. Он заберет свою машину из ремонта. В каком бы состоянии она ни была.
В полной боевой готовности Никита вышел из дома.
На станции техобслуживания его ждал приятный сюрприз – крыло у машины выправили – и дело осталось за покраской.
Никита договорился о том, что ее сделают позже, и забрал машину. Приятно было положить руки на руль и ощутить себя хозяином полсотни лошадиных сил. Приемник как всегда был настроен на полицейскую волну. Передавали очередной концерт по заявкам служащих местной полиции. Никита слушал его вполуха, пока концерт не прервали сводкой новостей.
Первая же новость ошеломила его.
В деревне Кочки при невыясненных обстоятельствах погиб Василий Рогов.
Вторая смерть за несколько дней при сомнительных или невыясненных обстоятельствах!
И опять в Кочках!
И, конечно, он услышит бормотание о совпадении, за которым ровным счетом ничего не стоит.
Черта с два!
Никита достал мобильник и набрал телефон Сереги. В трубке он услышал: «Абонент временно недоступен».
Ну и прекрасно!
Раз Серега недоступен, а Петро в служебной командировке, то, конечно, он в Кочках выясняет обстоятельства гибели дяди Васи.
Туда, немедленно туда!
По пути в Кочки Никита заскочил в редакцию «Вестника».
Еще оставалось время до того, как номер будет подписан к печати, и он надеялся тиснуть в него свою заметку. Он обдумал ее в дороге и в редакции быстренько накатал на бумаге, сидя на подоконнике.
В заметке он провел параллель между двумя событиями, казавшимися на первый взгляд несчастными случаями: гибелью постояльца Василия Рогова на шоссе у деревни Кочки и последовавшей за этим гибелью самого Василия Рогова.
«Только близорукие люди не увидят связи между двумя происшествиями», – писал Никита.
Далее он настоятельно рекомендовал полиции обратить внимание на то, что деревня Кочки начинает обретать зловещую репутацию из-за событий последних дней.
Не рук ли это нежданно-негаданно объявившегося в области маньяка? – патетически восклицал Никита и закончил заметку еще более тревожным вопросом: а не ведут ли нити этих событий в наш город?
– Лидия Ивановна, это как раз то, что вы хотели напечатать, – сказал Никита, войдя в кабинет.
– Да? – удивленно спросила временно исполняющая обязанности главного редактора.
– Ну конечно! Горяченькая новость для раздела происшествий.
Лидия Ивановна прочла заметку и скептически посмотрела на автора.
– Никита, вы становитесь узким специалистом. Снова Кочки. Неужели нет других происшествий?
– Есть. Я намедни принял ванну, поскользнулся, упал и пришел в себя в постели с любимой. Но это вряд ли кому интересно.
– У меня такое впечатление, Никита, что вы преследуете некий личный интерес, сужая свой кругозор до сомнительной деревни, – сказала Лидия Ивановна.
– Совершенно верно, Лидия Ивановна. Именно сомнительной деревни, и потому хотелось бы рассеять туман неопределенности, сгустившейся вокруг нее. Именно в этом состоит мой интерес, и согласитесь, что он носит общественный характер. В частности, мне бы хотелось оборвать эту цепочку смертей.
– А при чем тут наш город?
– Лидия Ивановна, но вам бы тоже не хотелось, я думаю, чтобы она протянулась до нас?
– Ах, ах, Никита, Никита. Только из сочувствия к вашему бедственному положению будем рассматривать ваше произведение как статью.
Можно подумать, жалкие гроши за нее меня спасут.
Вслух этого Никита не сказал.
Лидия Ивановна пропустила заметку в номер.
Никита устремился в деревню, где был убит Василий Рогов.
В том, что он был убит, Никита не сомневался.

Глава 16
У покосившегося забора перед домом Василия Рогова кучковались односельчане и вполголоса обсуждали его неожиданную смерть. В калитке стоял полицейский, всем своим видом дававший понять, что посторонним вход запрещен. По другую сторону забора на лавочке у завалинки сидел Сергей и что-то писал на листе бумаги, подпертом кейсом. Фуражка у него съехала на затылок, отчего вид у него был нелепо озабоченным.
Дом Василия Рогова производил крайне удрученное впечатление. Краска давно облупилась и во многих местах отвалилась, окна, очевидно, не мылись со дня его постройки, и за ними невозможно было что-либо разглядеть, у печной трубы на крыше, покрытой прорвавшимся в некоторых местах толем, выпало несколько кирпичей. От дома средь бурьяна протянулась тропинка в отхожее место в углу запущенного сада. Разросшиеся сорняки заглушили кусты смородины и крыжовника. На чахлой груше вызывающе висел единственный плод.
Василий Рогов явно не был рачительным хозяином.
– Сергей! – окликнул Никита.
– Легок на помине, – без всякого энтузиазма сказал друг со школьной скамьи, оторвавшись от писанины.
– Соскучился? – крикнул ему через забор Никита.
Сергей дал отмашку, и полицейский впустил его в сад.
– Не так чтобы очень, – сказал Сергей.
– Как убили старого греховодника? – спросил Никита, садясь рядом с ним на лавочку.
Сергей поморщился.
– Прошу тебя, не делай из этого полицейской тайны. Когда обнаружили труп?
– Сегодня ночью. Мужики шли мимо. Увидели, в доме что-то горит. Затушили.
– А что дядя Вася Рогов?
– Лежал на кровати. Думали, дрыхнет с перепоя. Сегодня поутру зашли его проверить, а он шевелится.
– Рядом не было окурков?
– А как же. В достаточном количестве.
– Значит, всё спишется на неосторожное обращение с горящей папиросой.
– Может быть, – пожал плечами Сергей.
На крыльцо вышел Ефим Ильич.
– Я закончил, – сказал он, обращаясь к Сергею.
– Ну и прекрасно. Можете забирать его в морг.
Судмедэксперт вернулся в избу.
– Кто будет вести следствие? – спросил Никита.
– Почему его кто-то должен вести?
– Потому что нельзя будет списать смерть дяди Васи на то, что он в безлунную ночь вышел по нужде под куст крыжовника, споткнулся о его разросшиеся корни, упал на ком земли и проломил себе череп о куст смородины. После чего вернулся в избу, распластался на кровати, обкурился до умопомрачения и отдал Богу душу. Серега, я предлагаю сотрудничество.
– Какое?
– Обмен информацией.
– Начинай.
– Нет, ты первый.
– Считай, что наше сотрудничество закончилось.
– Ну почему, почему вы, полицейские, такие упертые?
– Не то что некоторые репортеры. Из бывших, – язвительно закончил Сергей.
Мимо них пронесли труп Василия Рогова, упакованный в черный пластик. За ним прошел Ефим Ильич с озабоченным лицом и с саквояжем в руке. Он кивнул головой Никите и вышел за калитку. Никита проследил, куда он идет.
– Больше ты мне ничего сказать не хочешь? – нетерпеливо спросил Никита.
– Нет, – отрезал Сергей.
– Ну, я пошел.
– Давай, давай. А то опоздаешь.
– И все-таки напоследок я тебе скажу: дядя Вася Рогов с Первомайской отсидел срок за грабеж. Он был в подельниках у Смагина. Держу пари на две кружки пива, что ты этого не знал.
– Ну и что?
– А то, что теперь с тебя две кружки, – сказал Никита. – Плюс к этому должок по линии сотрудничества.
Сергей не успел ответить, как Никита пустился вдогонку за Ефимом Ильичом. Он нагнал его у машины скорой помощи.
«Теперь уже дяде Васе никто не поможет», – подумал Никита.
– Есть что-нибудь интересное, Ефим Ильич? – спросил он.
– Интересного в жизни много, Никита. Но только не смерть.
– Ефим Ильич, может, я вас подвезу? – предложил Никита. – Зачем вам трястись рядом с покойником?
Судмедэксперт понимающе улыбнулся.
– Потом, Никита, потом. Мне сейчас не до этого, – сказал он.
– Так, может, я в конце дня подъеду в Управление за вами? Отвезу вас домой, по дороге заскочим в универсам, чтобы вам сумки не таскать. Я ведь теперь на колесах.
– Прохиндей ты, Никита.
Это прозвучало как половинчатое согласие, и Никита подхватил его:
– Значит, договорились.
Ефим Ильич захлопнул дверь, и «скорая» тронулась. Никита подошел к своей машине. Когда он повернул ключ зажигания, то на приборной доске, не мигая, вспыхнул красный огонек. До города ему было явно не дотянуть.
Как он раньше не заметил, что бензин на исходе? Проморгал. Эта вечная спешка.
Сергей еще не закончил писанину, и полицейский пикап дожидался его поблизости.
– Послушай, командир, – обратился Никита к водителю, – не подскажешь, где ближайшая бензоколонка?
– А чего не подсказать? Едешь в город и первый поворот направо.
– На Объездное шоссе?
– Ну конечно. А там еще тройку километров – и будет тебе бензоколонка.
Недавно построенное шоссе в обход города освободило его от нескончаемого потока транзитных машин, и АЗС на нем оказалась на бойком месте. Никита ехал к ней с замиранием сердца, но всё – слава богу – обошлось. Он доехал.
Ожидая своей очереди, Никита наблюдал за тем, как двое парней в бейсболках сновали между колонками. С каждой минутой они все больше приковывали к себе его внимание.
В какой-то момент глаза Никиты встретились с глазами одного из парней, и тот замер с пистолетом в руке.
Да это же урод из туалета в «Русской сказке»!
Кулаки у Никиты рефлекторно сжались.
Подъехал тягач, и парень, надвинув бейсболку до самых глаз, засуетился у бензобака.
Никита выехал из очереди и поставил машину в сторонке. Дождавшись, когда отъехал тягач и парень освободился, он быстро подошел к нему и с ходу нанес удар в челюсть. Парень рухнул. Никита взял его за лодыжку и оттащил за ящик с песком. Там он придавил ему грудь коленом.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65365562) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.