Слова любви, любви таинственной
Слова любви, любви таинственной
Владимир Паронджанов
Ветер любви, любви отчаянной, обманутой, умоляющей, страстной, но беспечной, чарующей, робкой и беззащитной, кружит голову, пьянит и завораживает; когда кажется, что всё кончено, внезапно в заповедном домике без дверей (а ключ у вас в кармане), как вдруг – о боже, это совсем не она! – и уже бретелька с плеча нечаянно соскользнула. Одна загадка следует за другой, живописные картины апокалипсиса мирно соседствуют с весёлыми и беззаботными сценками. А после неожиданной развязки вас поджидает искромётный юмор (сказание о Директоре), приколы подколодного притона и трогательный финал. Как заметила Лена Конти, «Паронджанов – это сила, он не перестаёт удивлять».
Владимир Паронджанов
Слова любви, любви таинственной
Запретный остров
Старые струны
Были опытны старые струны
В холодке у речной синевы
С той ромашкой, прелестной и юной,
Что меня целовала на вы.
Не в раю, не под дивной смоковницей,
Мне твой голос шептал под луной:
«Я хочу быть вашей любовницей,
Я хочу быть вашей женой».
Мне тогда это было забавно,
Вереницей промчались года.
С этой девочкой, юной и славной,
Мы расстались, увы, навсегда.
И теперь белоснежною горлицей
Ты влетаешь в мой сон голубой:
«Я хочу быть вашей любовницей,
Я мечтаю быть вашей женой».
Налетели осенние ливни,
Разметали красу с тополей.
И слова твоей просьбы наивной
Нынче стали молитвой моей.
Не в раю, не под стройной смоковницей,
Чей-то шёпот, как прежде, со мной:
«Я мечтаю быть вашей любовницей,
Я мечтаю стать вашей женой».
Прожил зря или не зря
Я люблю уста желанные,
Чтоб весна – со всех сторон!
Чтоб девчонки были пьяные
И гитарный перезвон.
К чёрту этих, что с вопросами!
Я люблю, что любят все:
Чтобы звёзды под колёсами
И по встречной полосе!
Чтобы губы, губы алые…
Скорость, Господи, спаси…
Чтобы деньги и немалые —
Только спичку поднеси!
Жизнь свою – облей канистрою…
Не догнать и не спасти…
Чтоб залётной тройкой быстрою
Вдоль по Млечному Пути.
Русь весёлая, раздольная!
Я люблю, чтоб в пол педаль!
Чтоб луна, подруга вольная,
По снегам летела вдаль.
Не поймут сердца усталые
На обочинах шоссе.
Только губы, губы алые…
И по встречной полосе!
Помнишь юность, помнишь платьице?
Помнишь волю – пей, гуляй!
Солнце по небу покатится,
Хоть ладони подставляй.
Время – тучами несметными…
Прожил зря или не зря?
Над снегами многоцветными
Предпоследняя заря.
Вспыхнут звёзды долгожданные.
Я люблю, что любят все:
Чтоб девчонки были пьяные
И по встречной полосе!
Слова любви, любви таинственной
За что казнишь, о Боже правый?
Ни звёзд, ни ласки, ни пути…
Клубится ночь над переправой,
И ничего нельзя спасти.
Слова любви, любви таинственной
Растают, как мираж, в стране обманной.
Сначала вдруг исчезнет «мой единственный»,
Потом навеки канет «мой желанный».
И в этот горький миг прозренья,
Миг мрака после синевы,
Всё мужество и всё смиренье
На помощь призовете вы.
О, где же вы, слова любви таинственной?
И только память купиной неопалимой…
«Разбились наши звёзды, мой единственный!
Погасло наше солнце, мой любимый!»
И чей-то чуткий взгляд участья,
Когда всё прошлое – дотла;
И снова хрупкий остров счастья
Кочует в вечном море зла.
Всю ночь летит по шпалам лес безлиственный.
А в сердце слышен голос, голос тайный:
«Ты был когда-то прежде мой единственный,
Теперь прощай навеки, мой случайный!»
Донжуанский список
Подходя плотней к пределу,
Мы итожим свой багаж,
Вспоминая то и дело
Донжуанский список наш.
Кто шумливей на насесте?
Кто счастливей под луной?
У кого-то их за двести,
У кого-то ни одной.
Все – и гений, и каналья —
За приманкою числа;
И у Пушкина Наталья
Сто тринадцатой была.
Наших тайн никто не знает,
Тем не менее, всегда
На челе у нас сияет
Эта цифра, как звезда.
Кто поёт для нас с эстрады,
Кто сидит за нас в тюрьме —
Всюду цифры, как награды,
Нежно светятся во тьме.
Наша скрытность – не кольчуга,
А дырявый перемёт.
Стоит глянуть друг на друга,
Зрячий мигом всё поймёт.
Кто шумливей на насесте?
Кто счастливей под луной?
У кого их было двести,
Кто ни разу ни одной.
Где отмычки, там и двери,
Из ушей торчит совет.
Но никто из нас не верит
В этот правильный ответ.
Где ж вы, тайные кольчуги
И ночные стремена?
И ножами вольной вьюги
Убиенная весна?
Что открылось в благовесте
За могильной тишиной?
На заклятом лобном месте
Кто счастливей под луной?
Я вам тайны не открою,
Я советов вам не дам.
Кто же счастлив в этом мире,
Я давно не знаю сам.
Никогда не сожалея
О потерянной заре,
Кто там бродит по аллее
В нежилом монастыре?
Подходя плотней к пределу,
Мы итожим свой багаж,
Обновляя то и дело
Донжуанский список наш.
Ты не в счёт, ты просто ветер
Всё, что было, всё, что будет,
Бог когда-нибудь рассудит;
Он всё знает, он всё видит с вышины.
Ветер молит розу: «Дай мне
Рассказать тебе о тайне,
Не моей, а мне приписанной вины».
Но она не отвечает,
Лишь головкою качает:
– Я не верю, понимаешь, и не жду.
Я одна теперь на свете.
Ты не в счёт, ты просто ветер,
Ты найдёшь себе цветок в любом саду.
Всё всерьёз: седые пряди
И застывший крик во взгляде,
И ни вздоха, ни намёка, ни пути.
Ветер вьётся в чистом поле,
Хриплый голос полон боли:
– Неужели ничего нельзя спасти?
Всё, что было, всё, что будет,
Смерть когда-нибудь остудит —
Только ей я дам последний свой ответ.
И она корить не станет,
Не обидит, не обманет,
Скажет: «Хватит! виноватых больше нет».
После нас на той же сцене
Сотни тысяч поколений
Будут жечь себя и мучить в свой черёд.
И в любой душе мгновенной
Вся краса и блеск вселенной
Отразится, просияет и умрёт.
Всё, что было, всё, что будет,
Мир когда-нибудь забудет,
Сам себя и свой итог сведёт к нулю.
Только в памяти нетленной
В час крушения вселенной
Прозвенит на миг безвестное: люблю!
– Лишь одну тебя любил я и люблю.
Сломанная веточка
Раскидистое дерево дороги.
И в нём одна лишь веточка сломалась —
Та что ведёт к подъезду твоему.
Девочка моя
Девочка моя, как же ты далеко…
Песни мои болью полны.
И гитарной струне оживить нелегко,
Оживить позабытые сны.
Твой крестик нательный мне к сердцу приник,
Только пальцы цветов не сомнут.
Это шутка твоя нас связала на миг,
И распалась цепочка минут.
Девочка моя, как же ты далека…
Да спасёт тебя горний рассвет.
Не догонят тебя ни струна, ни строка
В девятнадцать чарующих лет.
Ты свой крестик нательный снимала с меня
И в глаза мне глядела, смеясь.
И февральская ночь закатилась, звеня,
И зарёю в полнеба зажглась.
Ты исчезла вдали как напев ветерка,
Только праздник в душе не затих.
Да спасёт тебя Бог от меня, старика,
И от песен обманных моих.
Интермеццо
Интермеццо – это музыкальная пьеса,
которая исполняется в перерыве
На обрыве у леса
Ворон хрипло кричит.
Что за странная пьеса
В перерыве звучит?
Не найти, не измерить
К тайне взорванный мост.
Невозможно поверить
В неприкаянность звёзд.
Кто же здесь верховодит?
Кто подводит итог?
И в президиум входит
Тяжкой поступью Бог.
Все апостолы пьяны,
Все мадонны в слезах.
Под распятьем стаканы
На разгульных ветрах.
С глаз упала завеса,
Ворон снова кричит.
Что за странная пьеса
В перерыве звучит?
Облака как солдаты,
Как наживка весна,
И кочуют закаты,
И любовь как блесна.
Не найти, не измерить
К тайне взорванный мост.
Невозможно поверить
В неприкаянность звёзд.
С двух сторон на обрыве.
На кого опереться?
Мы живём в перерыве,
Наша жизнь – интермеццо.
Стюардесса
Чао! От винта! Шеннон – Гавана.
И поднос плывёт в твоей руке.
А в бокалах звёздная нирвана
И луна на тонком стебельке.
Я в любви всё тот же безбилетник,
То аншлаг, то полный перекур.
Привези мне, Ленка, двухкассетник
Из страны далёкой Сингапур.
Я на нём поставлю эту плёнку —
Ни догнать, ни вспомнить, ни спасти —
Про одну знакомую девчонку,
Что живёт у Млечного Пути.
Ты опять счастливей всех на свете —
Южный пляж, бикини и гламур.
Привези мне, Ленка, вольный ветер
Из страны далёкой Сингапур.
Под крылом небесные свирели.
Остров Сал – в созвездии твоём.
А потом, как прежде, на неделю
Мы с тобой в Аксаково махнём.
Там, где счастье светится в тумане,
Где живётся сладко и легко,
Где ночной мираж гостит в стакане
И гитарой бредит Шурико.
И опять: Шеннон – Гавана – Лима,
Пересменок, Мальта и Дакар.
Но влечёт к себе неодолимо
Этих милых дней родной угар.
Над осанной небо голубое,
И на нём твой след как белый шнур.
Привези мне, Ленка, шум прибоя
Из страны далёкой Сингапур.
Федерико Гарсиа Лорка
И снова крик: на абордаж!
Ночных потерь, рассветных краж…
Предсмертных улиц след… По чьей вине,
Гарсиа Лорка, свет погас в твоём окне?
В последний раз
Весна цвела гитарным звоном,
И стал напевом похоронным
Расстрелянный рассвет.
Кто дал приказ?
И в тот же миг заката створки
Остановили сердце Лорки
В расцвете лет.
Вот мир щеколд, вот мир дверей,
Вот мир святынь и лагерей.
И стадо цезарей со всех сторон
Гусиным шагом переходит Рубикон.
А во дворце
Крутил усы диктатор Франко
И с ним прекрасная испанка,
И Сальвадор Дали.
А в их глазах
Уже маячил миг расплаты
И извивались циферблаты,
Простёртые в пыли.
Он мог отдать такой приказ
Одним движеньем властных глаз.
И нет свидетелей. Молчит Пилат.
И пьёт цикуту не отрёкшийся Сократ.
А во дворце
Король и проходные пешки,
И вечный спор орла и решки:
Кто в этом мире прав?
Опять мечты…
Любовь и ты, а третий лишний…
И снова козыри Всевышний
Суёт себе в рукав.
Художник прав: мы в западне,
А на холсте – «Жираф в огне».
Продажных улиц блеск опять в цене.
Жираф стоит, как будто спит, жираф в огне.
А во дворце
Всю ночь шумел безумный Франко
И с ним прекрасная испанка,
И Сальвадор Дали.
А в их глазах
Уже маячил миг расплаты
И извивались циферблаты,
Распятые в пыли.
Таков наш мир, таков наш крест,
Где взгляд невест как благовест.
Монета падает – подставь ладонь.
Жираф горит, но он не знает про огонь.
Звезда Испании
За море пепла закатилась,
И ночь на сердце опустилась,
И опустел рассвет.
Генералиссимус!
Ты поднял руку на поэта,
И только за одно за это
Тебе прощенья нет.
И снова крик: на абордаж!
Крутой вираж. Пустой мираж.
И стадо цезарей в борьбе за трон
Уже бетоном заливает Рубикон.
А во дворце
Король и проходные пешки,
И вечный спор орла и решки:
Кто в этом мире прав?
Опять мечты…
Любовь и ты, а третий лишний…
И снова козыри Всевышний
Суёт себе в рукав.
Ты ушла
Ты ушла и сказала: «Прощай навсегда!»,
Не дослушав мой тихий ответ.
Ты была для меня как ночная звезда
И чарующий сердце рассвет.
Не сестра, не жена, а ночная звезда
В суете городов-поездов,
Что по лезвию тайны летят в никуда
В нескончаемой смене веков.
Я тебя целовал, а вокруг колдовал
Не иссякший за тысячи лет
И кружился над бездной земной карнавал,
И струился невидимый свет.
Ты ушла торопливо, ушла навсегда,
Затерялся твой призрачный след.
Ты была для меня как живая вода,
Что спасала от боли и бед.
Аксаково
Мы уедем с тобой
в бесконечно знакомую даль…
Там, где в зимнем лесу
зажигаются звёзды-колдуньи…
В океане надежд
за кормою растает печаль.
Тот, кто ждёт, тот поймёт,
потому что живёт накануне.
Из кассетника льются
вчерашние чувства других —
Прямо в наши сердца;
это смена живых откровений.
По вчерашней лыжне
мы приходим в сегодняшний миг,
И аксаковский лес
принимает минутные тени.
Мы как горные реки
меняем свой путь без труда —
Чтобы наспех забыть
о вчерашней постылой анкете.
И в закатном огне
мы сжигаем свои города.
За рулём бензовоза
охваченный пламенем ветер.
Без нелепых страстей,
без обмана слепых скоростей
Здесь, в обитель снегов,
я вступил как неопытный инок,
.
И аксаковский лес
принимает минутных гостей,
Исцеляя сердца
тишиною безлюдных тропинок.
Этот вечер плывёт,
словно Ноев ковчег, в никуда…
Догоняя обман,
мы меняем рубли на бутылки.
И над люксом взойдёт
Шурико как ночная звезда
И уронит в сердца
стон гитары, внезапный и пылкий.
Мы на отмели сердца
пьём воду живого ручья.
Бесконечна как жизнь
анфилада намеченных спален.
Если есть, что налить,
напоследок налейте, друзья.
Каждый миг без любви,
как рассвет без надежды, печален.
Там, где звёздная полночь
подпишет февральский указ,
Наш заезд прозвучит
в каждом сердце, как тайная месса.
И в московской тюрьме
этот вечер мы вспомним не раз,
Этот праздничный сон
в нас упавшего зимнего леса.
Жена вернулась
Жена вернулась наглая,
красивая, счастливая,
И странно золотились
следы её вдали.
И колдовские молнии
по комнате змеились,
И прямо на паркете
тюльпаны расцвели.
Конечно, там роскошные
лужайки и беседки.
Там пальмы и магнолии
ласкает звёздный хор,
Там море в белых вымпелах,
но только, если честно,
Не могут эти мелочи
зажечь такой костёр.
Ведь что же получается?
Прошло уже полмесяца.
Она посуду моет —
и Шуберта поёт.
Она выносит мусор —
глаза, как звёзды, светятся.
Ведь это ж ненормально,
любой меня поймёт.
Как крестный ход с иконою,
как сад порою вешней,
Как душу напоившая
желанная гроза…
.
И вьются над кострищами
живые души грешниц,
Лишь ангелы безгрешны,
да в церкви образа.
Бывает в жизни всякое,
когда прямой наводкою,
Когда в незрячих сумерках
мы мечемся, дрожа.
Она вошла как таинство,
светящаяся, кроткая…
Да вот беда, споткнулась
о лезвие ножа.
Лунным соком брызнули портьеры
В душу льётся дивный белый снег,
И теряет контуры столица.
Всё, что было, умерло навек.
В сердце перевернута страница…
Городская тайная тропа
Под ночными крыльями созвездий
Нас уносит в дивный снегопад
В маленьком, как гнёздышко, подъезде.
Ах, как манит боль тех милых лет.
Всё украли белые снежинки.
С неба льётся тихий горний свет
На давно исчезнувшей тропинке.
Гасит свечи свадебный пожар.
Лунным соком брызнули портьеры.
Призрачные тени двух гитар —
Наших февралей секундомеры.
Всё смешалось: звёзды, снег и свет,
Эта ночь вовек не повторится.
Всё, что было, кануло навек.
В сердце перевёрнута страница…
По дорогам смерти и любви
По закатам со смертельными потёмками…
Там, где чудится: прости и оживи!..
Бродят странники со странными котомками
В ожиданьи смерти и любви.
Под знакомыми февральскими снежинками,
У костра, что выжигает всё дотла,
Мы его кормили днями-хворостинками,
А в запасе только дюжина была.
Там, где день идёт за год, где маски сорваны,
Ты запомни в пляске бешеной реки
Чуть намеченную тонким светлым контуром
Нашу нежность без касания руки.
Отзвенела ночь отвагой шестиструнною,
С бубенцами у победного крыльца,
Чтобы нежностью то млечною, то лунною
Исцелять бессонные сердца.
Но взметнулись звёзды юные, случайные,
Заманили в пляску бешеной реки,
И затмили дни и ночи, ночи тайные,
Нашу нежность без касания руки.
То с распятьем, то с отпетыми мадоннами,
То с иконами у Спаса на крови
Бродят странники со странными котомками
По дорогам смерти и любви.
Краски вчерашнего дня
Гитары плач исповедальный
Чужой весны в чужом раю…
Тебя окликнет взгляд прощальный…
И вновь у бездны на краю
Гитары плач исповедальный.
О, как легко всё потерять!
И только юная фиалка
Гитаре грезится опять,
И гитариста ей не жалко.
По алым лезвиям минут
Матёрый волк бежит, хромая.
Где был мой дом – чужой уют,
Чужая пристань городская.
Так пожалейте старика!
Вам поцелуй – такая малость!
Уж сколько лет моя рука
Коленей женских не касалась.
Любви и нежности порыв,
Закатный луч и шелест платья.
Но лишь гитары стёртый гриф
Мне отвечает на пожатье.
Чужой весны в чужом раю…
Взгляд промелькнувший… миг прощальный…
И вновь у бездны на краю
Гитары плач исповедальный.
Не мужик мне нужен, а возлюбленный
Шаг от волшебства до воровства…
Доли, одиночеством загубленной…
Чьи-то еле слышные слова:
– Не мужик мне нужен, а возлюбленный.
Господи, тебе ли выбирать!
Горький луч зашкаливает бешено.
Каждого прими как благодать,
Кем хоть раз согрета и утешена.
Призрачен архангелов полёт
В вечную разлуку, в даль обманную…
Стрелки часовые… крестный ход…
В тайную страну обетованную.
И опять во власти колдовства:
– Дай отпить из чаши непригубленной!
Горькие, бессонные слова:
– Где же ты, мой милый, мой возлюбленный?!
Сколько их пришло из темноты?
Сколько отошло порою вешнею?
Гибельной, смертельной красоты
Свечи пред иконою нездешнею.
А когда остынет синева,
Вспыхнут над иконою погубленной
Дивные, бессмертные слова:
– Милый мой…
желанный мой…
возлюбленный…
Параскева-Пятница
Вещие, кабацкие струны двух гитар
Пеплом этой ночи отзвенели.
Ты прости, любовь моя, пьяный перегар,
В сердце только вьюги да метели.
Всё, что было, кануло – нет пути назад.
Боль-тоска без прикупа любви.
Ах вы, ножки девичьи, яблоневый сад,
Юбочки-оборочки твои.
Отзвенят стаканы в первый день весны,
Захлебнутся криком похоронным.
У гитар недаром струны сплетены
С заунывным колокольным стоном.
Параскева-Пятница, свечи у икон,
Ночь-тюрьма без прикупа любви.
Ах вы, ножки девичьи, яблоневый сон,
Юбочки-оборочки твои.
Вещие, кабацкие струны двух гитар
Пеплом этой жизни отзвенели.
У престола вечности, как последний дар,
Догорают звёздные метели.
У престола вечности, как последний дар,
Гаснут наши тайны и апрели.
Наполеоновские планы
Наполеоновские планы…
Нас манит дерзкая весна.
Сперва нас ждут моря и страны,
Потом нас ждёт Березина.
Христос сказал: «За мной, ребята!
Я компас истины нашёл».
А Понтий, римский прокуратор,
Ему Варавву предпочёл.
Апостол Павел величаво
Рассеет тьму, развеет мрак,
Где инквизитор скажет: «Чао!»
Святой колдунье Жанне Д’Арк.
Когда любой валет трефовый,
Чтоб сердце золотом ласкать,
Мог объявить поход крестовый
И гроб Господень отыскать.
Они с утра войдут и скажут
О новой участи вождя.
И нас к кресту навек привяжут
Четыре ржавые гвоздя.
Упали звонкой славы стены,
Одеты пеплом и тоской,
На островке Святой Елены,
Где лишь безвестность и покой.
Пусть тем, кто верует как дети,
Напомнит песенка моя:
Любая истина на свете
Одета в облако вранья.
Мы суетимся, всё нам мало,
Растёт трава высотных стен.
А там, у дальнего причала,
Нас ждёт толпа святых елен.
Наполеоновские планы…
Непоправимая весна.
Сперва моря и океаны —
Потом река Березина.
Любовь на кладбище
Бывает так, о Боже мой,
Что вмиг растает лёд.
Любовь на кладбище зимой,
Не каждый нас поймёт.
Февраль сугробы навалил,
А здесь – как в майский день:
Среди заснеженных могил
Тюльпаны и сирень.
Сверкает солнце в высоте,
Лучи – во все концы.
А под землёю в темноте
Тоскуют мертвецы.
Мы мчимся алою зарёй,
И Бог сказал с небес:
– Друзья, им скучно под землёй,
Им тоже нужен стресс.
Церквей качаются венцы,
Метелями звенят.
Любовь и смерть, как близнецы,
Закроют нам наряд.
Ты, как мечта моя, светла,
И этот мир для нас.
Тропинка к кладбищу вела
И вдруг… оборвалась.
Февраль по пояс навалил,
А тут звенят ручьи.
Среди заснеженных могил
Весна и соловьи.
Настанет день, когда и я —
Ведь всем нам суждено…
И отнесут меня друзья
Туда, где всё равно.
Одно вам завещаю я,
Завет в душе горит:
Пусть кто-нибудь из вас, друзья,
Мой подвиг повторит.
И я пойму из-под земли
В холодный зимний день,
Что надо мною расцвели
Фиалки и сирень.
Земля, как вечный пьедестал,
Мгновенья не вернуть
Для тех, чьим памятником стал
Бездонный Млечный Путь.
Пусть канет снежная печаль,
Когда в душе весна.
На трёх машинах мчится вдаль
Весёлая волна.
Охапки ландышей слепят,
Звенит метель из роз.
Перед иконами горят
Лампады наших звёзд.
Мы мчимся вдаль, и в пол педаль,
И все мы влюблены.
И тает снежная печаль
Под заревом весны.
Бывает так, о Боже мой,
Завет в душе горит.
Любовь на кладбище зимой —
И Бог благословит.
Песня любви
Я проиграл. Обманули цыганские карты.
Стелется дым за порогом моей старины.
Чья это гибель во взгляде влюблённой Астарты?
Чей это пепел на хрупких весах тишины?
Тайна заката из золота соткана.
Старый кассетник, ты жив до сих пор;
Песня любви до конца перемотана,
Завтра последний немой разговор.
Есть у любви эти страшные крайние сроки.
Рушатся стены, и крыша срывается вниз.
Кто этот фокусник, этот насмешник жестокий?
Чей это праздник и чей это тайный каприз?
Лунная нежность из горечи соткана.
Звуки рыдают… невидимый хор…
Песня любви до конца перемотана,
Тихий прощальный струны перебор.
Не надо, не ищи меня
У каждой тайны два лица,
И мы явились в мир подлунный,
Чтобы на части рвать сердца
И их нанизывать на струны.
Любовь и смерть, как облака,
В немой тиши бесследно канут.
И лишь струна, да с ней строка
Тебя вовеки не обманут.
Ещё вчера при свете дня
Все восхищались: что за пара!
А нынче: «Не ищи меня!» —
Уже поёт моя гитара.
Я много раз был рад весне,
Легко менял слова и маски.
Лишь ты одна сказала мне,
Что я волшебный принц из сказки.
Какой я принц? – ведь я алкаш,
Полупоэт, полубродяга,
Тобой придуманный мираж,
Корабль без компаса и флага.
Какой я принц? – ведь я же вор,
И этот блеск насквозь поддельный.
Небесный царь как прокурор
Ведёт меня тропой смертельной.
Цыганский хор, устав стонать,
Пророчит дальнюю дорогу.
Ты ж ничего не хочешь знать,
И просто веришь мне, как Богу.
А кто не впишется в вираж,
Очнётся там, где сны и тени.
И наша сказка, наш мираж,
Растает, как дымок осенний.
Мой замок рухнет, как во сне,
Всё ближе грозный час развязки.
И ты в ту ночь шепнула мне,
Что я последний принц из сказки.
Ведь у иконы два лица…
И мы явились в мир подлунный,
Чтобы на части рвать сердца
И их нанизывать на струны.
Любовь и смерть, как облака,
В немой тиши бесследно канут.
И лишь струна, да с ней строка
Тебя вовеки не обманут.
Ещё вчера при свете дня
Все восхищались: что за пара!
А нынче: «Не ищи меня!» —
Уже поёт твоя гитара.
«Не надо, не ищи меня!» —
Теперь поёт твоя гитара.
Поцелуи на лыжне
Остались в прошлом зимние рассветы
И поцелуи на петляющей лыжне,
Где я все козыри швырял, как самоцветы,
Чтоб эти глазки улыбались только мне.
Прощай, дом отдыха! Прощайте, две недели!
Тюльпаны солнца и обманчивая даль…
А через месяц бесшабашный звон капели
Сотрет из памяти и нежность, и печаль.
Заколдованный рояль
Бывают женщины – вы даже не поверите,
Как тот забытый, заколоченный рояль
Из дорогого редкостного дерева,
Где тайно светится надежда и печаль.
А сказка не имеет срока давности,
Но кто ответит сердцу: позови!
И клавиши, и струны – всё в исправности,
Но не касалась их ещё рука любви.
На шаткой пристани о звёздах и о таинстве,
О гордых принцах и жемчужных городах…
В притонах нежности мелькнуть покорной странницей
И закружиться в поцелуях и мечтах.
Слова любви – и сказки нет изысканней…
В разбитых стёклах замков и карет,
В ином столетии, у той бессонной пристани,
Где в души льётся несказанный свет.
Кто нас бросил на сцену
Мы пришли ниоткуда
и исчезнем в назначенный час.
Нам завяжут глаза
чередой февралей и апрелей.
Чем же держится мир?
Красотой непридуманных глаз,
Погружаясь в часы
и тревоги придуманных целей.
Там, где жажда дорог
и колодец отравленных слов,
К рубежам миражей
нас ведут, как стада к водопою.
Пулемёты сомнений
строчат мимо наших голов,
Чтоб случайною пулей
смертельно задеть нас с тобою.
Пересохшие реки
глотают дорожную пыль,
Вспоминая ликующий май
и зелёные чащи —
Там, где бывшие птицы
несут свои крылья в утиль,
Чтоб взамен получить
отрывные талончики счастья.
Кто же здесь верховодит?
Кто душу зажёг, как костёр?
Кто заставил нас петь
и хрипеть, надрываясь натужно?
Кто нас бросил на сцену,
построив небесный шатёр?
Пусть войдет режиссёр —
пусть расскажет, зачем это нужно.
Мы проходим сквозь жизнь,
перекупщики краденых слов —
Переулками душ,
до конца отработанных штолен.
Позолота надежд
облетела с живых куполов
Под предательский звон
уцелевших в душе колоколен.
Каждый чем-то дешёвым
наполнил свои погреба.
А кругом во дворцах
блеск богатств, не замеченных нами.
За последний шлагбаум
нас молча проводит судьба,
А за нашей спиной
полыхает транзитное пламя.
Мы пришли ниоткуда,
для того чтоб уйти в никуда.
В безответной глуши
оборвётся твоя серенада.
Эта песня в душе
догорит, как ночная звезда,
Как минутная боль
бесконечного звёздного сада.
Так и песня души —
отзвенит и замрёт… без следа…
Превращаясь в напев
облетевшего звёздного сада.
Где бы мне купить билет
Весёлый покер шторма и причала,
Танцуют скрипки, дождь и контрабас.
Цветут сады за гребнем перевала —
Как жаль, что это больше не для нас!
Где бы мне купить билет
В тот весенний сад?
Где мои семнадцать лет —
Двадцать лет назад!
Мир огромный, как окно
В будущий рассвет,
И в любовном казино
Первый вкус побед.
Крупье сказал: мираж порою вешней —
Он нам дороже тысячи чудес.
А наши девушки, как сладкие черешни,
В лукошко ласки падают с небес.
Сердце рвётся напрямик
К солнцу в синеву —
Чтобы тот весенний миг
Вспомнить наяву.
Сквозь метель ползёт луна,
Заметая след.
А в душе гремит весна,
Как в семнадцать лет.
Весёлый покер цели и штурвала.
Кому пора с дистанции сойти?
А ветер рвёт афиши карнавала,
Сметая деньги, пыль и конфетти.
Денег нету – ерунда,
Можно и занять.
Хуже если, вот беда,
Некого обнять.
Где бы мне купить билет
В тот весенний сад?
Где мои семнадцать лет —
Тридцать лет назад!
Рваные ботиночки
Метались огни
Метались огни ресторанного зала,
Клубился и жёг бриллиантовый дым.
И смерть еле слышно, но внятно сказала:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vladimir-parondzhanov/slova-lubvi-lubvi-tainstvennoy-64504177/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Владимир Паронджанов
Ветер любви, любви отчаянной, обманутой, умоляющей, страстной, но беспечной, чарующей, робкой и беззащитной, кружит голову, пьянит и завораживает; когда кажется, что всё кончено, внезапно в заповедном домике без дверей (а ключ у вас в кармане), как вдруг – о боже, это совсем не она! – и уже бретелька с плеча нечаянно соскользнула. Одна загадка следует за другой, живописные картины апокалипсиса мирно соседствуют с весёлыми и беззаботными сценками. А после неожиданной развязки вас поджидает искромётный юмор (сказание о Директоре), приколы подколодного притона и трогательный финал. Как заметила Лена Конти, «Паронджанов – это сила, он не перестаёт удивлять».
Владимир Паронджанов
Слова любви, любви таинственной
Запретный остров
Старые струны
Были опытны старые струны
В холодке у речной синевы
С той ромашкой, прелестной и юной,
Что меня целовала на вы.
Не в раю, не под дивной смоковницей,
Мне твой голос шептал под луной:
«Я хочу быть вашей любовницей,
Я хочу быть вашей женой».
Мне тогда это было забавно,
Вереницей промчались года.
С этой девочкой, юной и славной,
Мы расстались, увы, навсегда.
И теперь белоснежною горлицей
Ты влетаешь в мой сон голубой:
«Я хочу быть вашей любовницей,
Я мечтаю быть вашей женой».
Налетели осенние ливни,
Разметали красу с тополей.
И слова твоей просьбы наивной
Нынче стали молитвой моей.
Не в раю, не под стройной смоковницей,
Чей-то шёпот, как прежде, со мной:
«Я мечтаю быть вашей любовницей,
Я мечтаю стать вашей женой».
Прожил зря или не зря
Я люблю уста желанные,
Чтоб весна – со всех сторон!
Чтоб девчонки были пьяные
И гитарный перезвон.
К чёрту этих, что с вопросами!
Я люблю, что любят все:
Чтобы звёзды под колёсами
И по встречной полосе!
Чтобы губы, губы алые…
Скорость, Господи, спаси…
Чтобы деньги и немалые —
Только спичку поднеси!
Жизнь свою – облей канистрою…
Не догнать и не спасти…
Чтоб залётной тройкой быстрою
Вдоль по Млечному Пути.
Русь весёлая, раздольная!
Я люблю, чтоб в пол педаль!
Чтоб луна, подруга вольная,
По снегам летела вдаль.
Не поймут сердца усталые
На обочинах шоссе.
Только губы, губы алые…
И по встречной полосе!
Помнишь юность, помнишь платьице?
Помнишь волю – пей, гуляй!
Солнце по небу покатится,
Хоть ладони подставляй.
Время – тучами несметными…
Прожил зря или не зря?
Над снегами многоцветными
Предпоследняя заря.
Вспыхнут звёзды долгожданные.
Я люблю, что любят все:
Чтоб девчонки были пьяные
И по встречной полосе!
Слова любви, любви таинственной
За что казнишь, о Боже правый?
Ни звёзд, ни ласки, ни пути…
Клубится ночь над переправой,
И ничего нельзя спасти.
Слова любви, любви таинственной
Растают, как мираж, в стране обманной.
Сначала вдруг исчезнет «мой единственный»,
Потом навеки канет «мой желанный».
И в этот горький миг прозренья,
Миг мрака после синевы,
Всё мужество и всё смиренье
На помощь призовете вы.
О, где же вы, слова любви таинственной?
И только память купиной неопалимой…
«Разбились наши звёзды, мой единственный!
Погасло наше солнце, мой любимый!»
И чей-то чуткий взгляд участья,
Когда всё прошлое – дотла;
И снова хрупкий остров счастья
Кочует в вечном море зла.
Всю ночь летит по шпалам лес безлиственный.
А в сердце слышен голос, голос тайный:
«Ты был когда-то прежде мой единственный,
Теперь прощай навеки, мой случайный!»
Донжуанский список
Подходя плотней к пределу,
Мы итожим свой багаж,
Вспоминая то и дело
Донжуанский список наш.
Кто шумливей на насесте?
Кто счастливей под луной?
У кого-то их за двести,
У кого-то ни одной.
Все – и гений, и каналья —
За приманкою числа;
И у Пушкина Наталья
Сто тринадцатой была.
Наших тайн никто не знает,
Тем не менее, всегда
На челе у нас сияет
Эта цифра, как звезда.
Кто поёт для нас с эстрады,
Кто сидит за нас в тюрьме —
Всюду цифры, как награды,
Нежно светятся во тьме.
Наша скрытность – не кольчуга,
А дырявый перемёт.
Стоит глянуть друг на друга,
Зрячий мигом всё поймёт.
Кто шумливей на насесте?
Кто счастливей под луной?
У кого их было двести,
Кто ни разу ни одной.
Где отмычки, там и двери,
Из ушей торчит совет.
Но никто из нас не верит
В этот правильный ответ.
Где ж вы, тайные кольчуги
И ночные стремена?
И ножами вольной вьюги
Убиенная весна?
Что открылось в благовесте
За могильной тишиной?
На заклятом лобном месте
Кто счастливей под луной?
Я вам тайны не открою,
Я советов вам не дам.
Кто же счастлив в этом мире,
Я давно не знаю сам.
Никогда не сожалея
О потерянной заре,
Кто там бродит по аллее
В нежилом монастыре?
Подходя плотней к пределу,
Мы итожим свой багаж,
Обновляя то и дело
Донжуанский список наш.
Ты не в счёт, ты просто ветер
Всё, что было, всё, что будет,
Бог когда-нибудь рассудит;
Он всё знает, он всё видит с вышины.
Ветер молит розу: «Дай мне
Рассказать тебе о тайне,
Не моей, а мне приписанной вины».
Но она не отвечает,
Лишь головкою качает:
– Я не верю, понимаешь, и не жду.
Я одна теперь на свете.
Ты не в счёт, ты просто ветер,
Ты найдёшь себе цветок в любом саду.
Всё всерьёз: седые пряди
И застывший крик во взгляде,
И ни вздоха, ни намёка, ни пути.
Ветер вьётся в чистом поле,
Хриплый голос полон боли:
– Неужели ничего нельзя спасти?
Всё, что было, всё, что будет,
Смерть когда-нибудь остудит —
Только ей я дам последний свой ответ.
И она корить не станет,
Не обидит, не обманет,
Скажет: «Хватит! виноватых больше нет».
После нас на той же сцене
Сотни тысяч поколений
Будут жечь себя и мучить в свой черёд.
И в любой душе мгновенной
Вся краса и блеск вселенной
Отразится, просияет и умрёт.
Всё, что было, всё, что будет,
Мир когда-нибудь забудет,
Сам себя и свой итог сведёт к нулю.
Только в памяти нетленной
В час крушения вселенной
Прозвенит на миг безвестное: люблю!
– Лишь одну тебя любил я и люблю.
Сломанная веточка
Раскидистое дерево дороги.
И в нём одна лишь веточка сломалась —
Та что ведёт к подъезду твоему.
Девочка моя
Девочка моя, как же ты далеко…
Песни мои болью полны.
И гитарной струне оживить нелегко,
Оживить позабытые сны.
Твой крестик нательный мне к сердцу приник,
Только пальцы цветов не сомнут.
Это шутка твоя нас связала на миг,
И распалась цепочка минут.
Девочка моя, как же ты далека…
Да спасёт тебя горний рассвет.
Не догонят тебя ни струна, ни строка
В девятнадцать чарующих лет.
Ты свой крестик нательный снимала с меня
И в глаза мне глядела, смеясь.
И февральская ночь закатилась, звеня,
И зарёю в полнеба зажглась.
Ты исчезла вдали как напев ветерка,
Только праздник в душе не затих.
Да спасёт тебя Бог от меня, старика,
И от песен обманных моих.
Интермеццо
Интермеццо – это музыкальная пьеса,
которая исполняется в перерыве
На обрыве у леса
Ворон хрипло кричит.
Что за странная пьеса
В перерыве звучит?
Не найти, не измерить
К тайне взорванный мост.
Невозможно поверить
В неприкаянность звёзд.
Кто же здесь верховодит?
Кто подводит итог?
И в президиум входит
Тяжкой поступью Бог.
Все апостолы пьяны,
Все мадонны в слезах.
Под распятьем стаканы
На разгульных ветрах.
С глаз упала завеса,
Ворон снова кричит.
Что за странная пьеса
В перерыве звучит?
Облака как солдаты,
Как наживка весна,
И кочуют закаты,
И любовь как блесна.
Не найти, не измерить
К тайне взорванный мост.
Невозможно поверить
В неприкаянность звёзд.
С двух сторон на обрыве.
На кого опереться?
Мы живём в перерыве,
Наша жизнь – интермеццо.
Стюардесса
Чао! От винта! Шеннон – Гавана.
И поднос плывёт в твоей руке.
А в бокалах звёздная нирвана
И луна на тонком стебельке.
Я в любви всё тот же безбилетник,
То аншлаг, то полный перекур.
Привези мне, Ленка, двухкассетник
Из страны далёкой Сингапур.
Я на нём поставлю эту плёнку —
Ни догнать, ни вспомнить, ни спасти —
Про одну знакомую девчонку,
Что живёт у Млечного Пути.
Ты опять счастливей всех на свете —
Южный пляж, бикини и гламур.
Привези мне, Ленка, вольный ветер
Из страны далёкой Сингапур.
Под крылом небесные свирели.
Остров Сал – в созвездии твоём.
А потом, как прежде, на неделю
Мы с тобой в Аксаково махнём.
Там, где счастье светится в тумане,
Где живётся сладко и легко,
Где ночной мираж гостит в стакане
И гитарой бредит Шурико.
И опять: Шеннон – Гавана – Лима,
Пересменок, Мальта и Дакар.
Но влечёт к себе неодолимо
Этих милых дней родной угар.
Над осанной небо голубое,
И на нём твой след как белый шнур.
Привези мне, Ленка, шум прибоя
Из страны далёкой Сингапур.
Федерико Гарсиа Лорка
И снова крик: на абордаж!
Ночных потерь, рассветных краж…
Предсмертных улиц след… По чьей вине,
Гарсиа Лорка, свет погас в твоём окне?
В последний раз
Весна цвела гитарным звоном,
И стал напевом похоронным
Расстрелянный рассвет.
Кто дал приказ?
И в тот же миг заката створки
Остановили сердце Лорки
В расцвете лет.
Вот мир щеколд, вот мир дверей,
Вот мир святынь и лагерей.
И стадо цезарей со всех сторон
Гусиным шагом переходит Рубикон.
А во дворце
Крутил усы диктатор Франко
И с ним прекрасная испанка,
И Сальвадор Дали.
А в их глазах
Уже маячил миг расплаты
И извивались циферблаты,
Простёртые в пыли.
Он мог отдать такой приказ
Одним движеньем властных глаз.
И нет свидетелей. Молчит Пилат.
И пьёт цикуту не отрёкшийся Сократ.
А во дворце
Король и проходные пешки,
И вечный спор орла и решки:
Кто в этом мире прав?
Опять мечты…
Любовь и ты, а третий лишний…
И снова козыри Всевышний
Суёт себе в рукав.
Художник прав: мы в западне,
А на холсте – «Жираф в огне».
Продажных улиц блеск опять в цене.
Жираф стоит, как будто спит, жираф в огне.
А во дворце
Всю ночь шумел безумный Франко
И с ним прекрасная испанка,
И Сальвадор Дали.
А в их глазах
Уже маячил миг расплаты
И извивались циферблаты,
Распятые в пыли.
Таков наш мир, таков наш крест,
Где взгляд невест как благовест.
Монета падает – подставь ладонь.
Жираф горит, но он не знает про огонь.
Звезда Испании
За море пепла закатилась,
И ночь на сердце опустилась,
И опустел рассвет.
Генералиссимус!
Ты поднял руку на поэта,
И только за одно за это
Тебе прощенья нет.
И снова крик: на абордаж!
Крутой вираж. Пустой мираж.
И стадо цезарей в борьбе за трон
Уже бетоном заливает Рубикон.
А во дворце
Король и проходные пешки,
И вечный спор орла и решки:
Кто в этом мире прав?
Опять мечты…
Любовь и ты, а третий лишний…
И снова козыри Всевышний
Суёт себе в рукав.
Ты ушла
Ты ушла и сказала: «Прощай навсегда!»,
Не дослушав мой тихий ответ.
Ты была для меня как ночная звезда
И чарующий сердце рассвет.
Не сестра, не жена, а ночная звезда
В суете городов-поездов,
Что по лезвию тайны летят в никуда
В нескончаемой смене веков.
Я тебя целовал, а вокруг колдовал
Не иссякший за тысячи лет
И кружился над бездной земной карнавал,
И струился невидимый свет.
Ты ушла торопливо, ушла навсегда,
Затерялся твой призрачный след.
Ты была для меня как живая вода,
Что спасала от боли и бед.
Аксаково
Мы уедем с тобой
в бесконечно знакомую даль…
Там, где в зимнем лесу
зажигаются звёзды-колдуньи…
В океане надежд
за кормою растает печаль.
Тот, кто ждёт, тот поймёт,
потому что живёт накануне.
Из кассетника льются
вчерашние чувства других —
Прямо в наши сердца;
это смена живых откровений.
По вчерашней лыжне
мы приходим в сегодняшний миг,
И аксаковский лес
принимает минутные тени.
Мы как горные реки
меняем свой путь без труда —
Чтобы наспех забыть
о вчерашней постылой анкете.
И в закатном огне
мы сжигаем свои города.
За рулём бензовоза
охваченный пламенем ветер.
Без нелепых страстей,
без обмана слепых скоростей
Здесь, в обитель снегов,
я вступил как неопытный инок,
.
И аксаковский лес
принимает минутных гостей,
Исцеляя сердца
тишиною безлюдных тропинок.
Этот вечер плывёт,
словно Ноев ковчег, в никуда…
Догоняя обман,
мы меняем рубли на бутылки.
И над люксом взойдёт
Шурико как ночная звезда
И уронит в сердца
стон гитары, внезапный и пылкий.
Мы на отмели сердца
пьём воду живого ручья.
Бесконечна как жизнь
анфилада намеченных спален.
Если есть, что налить,
напоследок налейте, друзья.
Каждый миг без любви,
как рассвет без надежды, печален.
Там, где звёздная полночь
подпишет февральский указ,
Наш заезд прозвучит
в каждом сердце, как тайная месса.
И в московской тюрьме
этот вечер мы вспомним не раз,
Этот праздничный сон
в нас упавшего зимнего леса.
Жена вернулась
Жена вернулась наглая,
красивая, счастливая,
И странно золотились
следы её вдали.
И колдовские молнии
по комнате змеились,
И прямо на паркете
тюльпаны расцвели.
Конечно, там роскошные
лужайки и беседки.
Там пальмы и магнолии
ласкает звёздный хор,
Там море в белых вымпелах,
но только, если честно,
Не могут эти мелочи
зажечь такой костёр.
Ведь что же получается?
Прошло уже полмесяца.
Она посуду моет —
и Шуберта поёт.
Она выносит мусор —
глаза, как звёзды, светятся.
Ведь это ж ненормально,
любой меня поймёт.
Как крестный ход с иконою,
как сад порою вешней,
Как душу напоившая
желанная гроза…
.
И вьются над кострищами
живые души грешниц,
Лишь ангелы безгрешны,
да в церкви образа.
Бывает в жизни всякое,
когда прямой наводкою,
Когда в незрячих сумерках
мы мечемся, дрожа.
Она вошла как таинство,
светящаяся, кроткая…
Да вот беда, споткнулась
о лезвие ножа.
Лунным соком брызнули портьеры
В душу льётся дивный белый снег,
И теряет контуры столица.
Всё, что было, умерло навек.
В сердце перевернута страница…
Городская тайная тропа
Под ночными крыльями созвездий
Нас уносит в дивный снегопад
В маленьком, как гнёздышко, подъезде.
Ах, как манит боль тех милых лет.
Всё украли белые снежинки.
С неба льётся тихий горний свет
На давно исчезнувшей тропинке.
Гасит свечи свадебный пожар.
Лунным соком брызнули портьеры.
Призрачные тени двух гитар —
Наших февралей секундомеры.
Всё смешалось: звёзды, снег и свет,
Эта ночь вовек не повторится.
Всё, что было, кануло навек.
В сердце перевёрнута страница…
По дорогам смерти и любви
По закатам со смертельными потёмками…
Там, где чудится: прости и оживи!..
Бродят странники со странными котомками
В ожиданьи смерти и любви.
Под знакомыми февральскими снежинками,
У костра, что выжигает всё дотла,
Мы его кормили днями-хворостинками,
А в запасе только дюжина была.
Там, где день идёт за год, где маски сорваны,
Ты запомни в пляске бешеной реки
Чуть намеченную тонким светлым контуром
Нашу нежность без касания руки.
Отзвенела ночь отвагой шестиструнною,
С бубенцами у победного крыльца,
Чтобы нежностью то млечною, то лунною
Исцелять бессонные сердца.
Но взметнулись звёзды юные, случайные,
Заманили в пляску бешеной реки,
И затмили дни и ночи, ночи тайные,
Нашу нежность без касания руки.
То с распятьем, то с отпетыми мадоннами,
То с иконами у Спаса на крови
Бродят странники со странными котомками
По дорогам смерти и любви.
Краски вчерашнего дня
Гитары плач исповедальный
Чужой весны в чужом раю…
Тебя окликнет взгляд прощальный…
И вновь у бездны на краю
Гитары плач исповедальный.
О, как легко всё потерять!
И только юная фиалка
Гитаре грезится опять,
И гитариста ей не жалко.
По алым лезвиям минут
Матёрый волк бежит, хромая.
Где был мой дом – чужой уют,
Чужая пристань городская.
Так пожалейте старика!
Вам поцелуй – такая малость!
Уж сколько лет моя рука
Коленей женских не касалась.
Любви и нежности порыв,
Закатный луч и шелест платья.
Но лишь гитары стёртый гриф
Мне отвечает на пожатье.
Чужой весны в чужом раю…
Взгляд промелькнувший… миг прощальный…
И вновь у бездны на краю
Гитары плач исповедальный.
Не мужик мне нужен, а возлюбленный
Шаг от волшебства до воровства…
Доли, одиночеством загубленной…
Чьи-то еле слышные слова:
– Не мужик мне нужен, а возлюбленный.
Господи, тебе ли выбирать!
Горький луч зашкаливает бешено.
Каждого прими как благодать,
Кем хоть раз согрета и утешена.
Призрачен архангелов полёт
В вечную разлуку, в даль обманную…
Стрелки часовые… крестный ход…
В тайную страну обетованную.
И опять во власти колдовства:
– Дай отпить из чаши непригубленной!
Горькие, бессонные слова:
– Где же ты, мой милый, мой возлюбленный?!
Сколько их пришло из темноты?
Сколько отошло порою вешнею?
Гибельной, смертельной красоты
Свечи пред иконою нездешнею.
А когда остынет синева,
Вспыхнут над иконою погубленной
Дивные, бессмертные слова:
– Милый мой…
желанный мой…
возлюбленный…
Параскева-Пятница
Вещие, кабацкие струны двух гитар
Пеплом этой ночи отзвенели.
Ты прости, любовь моя, пьяный перегар,
В сердце только вьюги да метели.
Всё, что было, кануло – нет пути назад.
Боль-тоска без прикупа любви.
Ах вы, ножки девичьи, яблоневый сад,
Юбочки-оборочки твои.
Отзвенят стаканы в первый день весны,
Захлебнутся криком похоронным.
У гитар недаром струны сплетены
С заунывным колокольным стоном.
Параскева-Пятница, свечи у икон,
Ночь-тюрьма без прикупа любви.
Ах вы, ножки девичьи, яблоневый сон,
Юбочки-оборочки твои.
Вещие, кабацкие струны двух гитар
Пеплом этой жизни отзвенели.
У престола вечности, как последний дар,
Догорают звёздные метели.
У престола вечности, как последний дар,
Гаснут наши тайны и апрели.
Наполеоновские планы
Наполеоновские планы…
Нас манит дерзкая весна.
Сперва нас ждут моря и страны,
Потом нас ждёт Березина.
Христос сказал: «За мной, ребята!
Я компас истины нашёл».
А Понтий, римский прокуратор,
Ему Варавву предпочёл.
Апостол Павел величаво
Рассеет тьму, развеет мрак,
Где инквизитор скажет: «Чао!»
Святой колдунье Жанне Д’Арк.
Когда любой валет трефовый,
Чтоб сердце золотом ласкать,
Мог объявить поход крестовый
И гроб Господень отыскать.
Они с утра войдут и скажут
О новой участи вождя.
И нас к кресту навек привяжут
Четыре ржавые гвоздя.
Упали звонкой славы стены,
Одеты пеплом и тоской,
На островке Святой Елены,
Где лишь безвестность и покой.
Пусть тем, кто верует как дети,
Напомнит песенка моя:
Любая истина на свете
Одета в облако вранья.
Мы суетимся, всё нам мало,
Растёт трава высотных стен.
А там, у дальнего причала,
Нас ждёт толпа святых елен.
Наполеоновские планы…
Непоправимая весна.
Сперва моря и океаны —
Потом река Березина.
Любовь на кладбище
Бывает так, о Боже мой,
Что вмиг растает лёд.
Любовь на кладбище зимой,
Не каждый нас поймёт.
Февраль сугробы навалил,
А здесь – как в майский день:
Среди заснеженных могил
Тюльпаны и сирень.
Сверкает солнце в высоте,
Лучи – во все концы.
А под землёю в темноте
Тоскуют мертвецы.
Мы мчимся алою зарёй,
И Бог сказал с небес:
– Друзья, им скучно под землёй,
Им тоже нужен стресс.
Церквей качаются венцы,
Метелями звенят.
Любовь и смерть, как близнецы,
Закроют нам наряд.
Ты, как мечта моя, светла,
И этот мир для нас.
Тропинка к кладбищу вела
И вдруг… оборвалась.
Февраль по пояс навалил,
А тут звенят ручьи.
Среди заснеженных могил
Весна и соловьи.
Настанет день, когда и я —
Ведь всем нам суждено…
И отнесут меня друзья
Туда, где всё равно.
Одно вам завещаю я,
Завет в душе горит:
Пусть кто-нибудь из вас, друзья,
Мой подвиг повторит.
И я пойму из-под земли
В холодный зимний день,
Что надо мною расцвели
Фиалки и сирень.
Земля, как вечный пьедестал,
Мгновенья не вернуть
Для тех, чьим памятником стал
Бездонный Млечный Путь.
Пусть канет снежная печаль,
Когда в душе весна.
На трёх машинах мчится вдаль
Весёлая волна.
Охапки ландышей слепят,
Звенит метель из роз.
Перед иконами горят
Лампады наших звёзд.
Мы мчимся вдаль, и в пол педаль,
И все мы влюблены.
И тает снежная печаль
Под заревом весны.
Бывает так, о Боже мой,
Завет в душе горит.
Любовь на кладбище зимой —
И Бог благословит.
Песня любви
Я проиграл. Обманули цыганские карты.
Стелется дым за порогом моей старины.
Чья это гибель во взгляде влюблённой Астарты?
Чей это пепел на хрупких весах тишины?
Тайна заката из золота соткана.
Старый кассетник, ты жив до сих пор;
Песня любви до конца перемотана,
Завтра последний немой разговор.
Есть у любви эти страшные крайние сроки.
Рушатся стены, и крыша срывается вниз.
Кто этот фокусник, этот насмешник жестокий?
Чей это праздник и чей это тайный каприз?
Лунная нежность из горечи соткана.
Звуки рыдают… невидимый хор…
Песня любви до конца перемотана,
Тихий прощальный струны перебор.
Не надо, не ищи меня
У каждой тайны два лица,
И мы явились в мир подлунный,
Чтобы на части рвать сердца
И их нанизывать на струны.
Любовь и смерть, как облака,
В немой тиши бесследно канут.
И лишь струна, да с ней строка
Тебя вовеки не обманут.
Ещё вчера при свете дня
Все восхищались: что за пара!
А нынче: «Не ищи меня!» —
Уже поёт моя гитара.
Я много раз был рад весне,
Легко менял слова и маски.
Лишь ты одна сказала мне,
Что я волшебный принц из сказки.
Какой я принц? – ведь я алкаш,
Полупоэт, полубродяга,
Тобой придуманный мираж,
Корабль без компаса и флага.
Какой я принц? – ведь я же вор,
И этот блеск насквозь поддельный.
Небесный царь как прокурор
Ведёт меня тропой смертельной.
Цыганский хор, устав стонать,
Пророчит дальнюю дорогу.
Ты ж ничего не хочешь знать,
И просто веришь мне, как Богу.
А кто не впишется в вираж,
Очнётся там, где сны и тени.
И наша сказка, наш мираж,
Растает, как дымок осенний.
Мой замок рухнет, как во сне,
Всё ближе грозный час развязки.
И ты в ту ночь шепнула мне,
Что я последний принц из сказки.
Ведь у иконы два лица…
И мы явились в мир подлунный,
Чтобы на части рвать сердца
И их нанизывать на струны.
Любовь и смерть, как облака,
В немой тиши бесследно канут.
И лишь струна, да с ней строка
Тебя вовеки не обманут.
Ещё вчера при свете дня
Все восхищались: что за пара!
А нынче: «Не ищи меня!» —
Уже поёт твоя гитара.
«Не надо, не ищи меня!» —
Теперь поёт твоя гитара.
Поцелуи на лыжне
Остались в прошлом зимние рассветы
И поцелуи на петляющей лыжне,
Где я все козыри швырял, как самоцветы,
Чтоб эти глазки улыбались только мне.
Прощай, дом отдыха! Прощайте, две недели!
Тюльпаны солнца и обманчивая даль…
А через месяц бесшабашный звон капели
Сотрет из памяти и нежность, и печаль.
Заколдованный рояль
Бывают женщины – вы даже не поверите,
Как тот забытый, заколоченный рояль
Из дорогого редкостного дерева,
Где тайно светится надежда и печаль.
А сказка не имеет срока давности,
Но кто ответит сердцу: позови!
И клавиши, и струны – всё в исправности,
Но не касалась их ещё рука любви.
На шаткой пристани о звёздах и о таинстве,
О гордых принцах и жемчужных городах…
В притонах нежности мелькнуть покорной странницей
И закружиться в поцелуях и мечтах.
Слова любви – и сказки нет изысканней…
В разбитых стёклах замков и карет,
В ином столетии, у той бессонной пристани,
Где в души льётся несказанный свет.
Кто нас бросил на сцену
Мы пришли ниоткуда
и исчезнем в назначенный час.
Нам завяжут глаза
чередой февралей и апрелей.
Чем же держится мир?
Красотой непридуманных глаз,
Погружаясь в часы
и тревоги придуманных целей.
Там, где жажда дорог
и колодец отравленных слов,
К рубежам миражей
нас ведут, как стада к водопою.
Пулемёты сомнений
строчат мимо наших голов,
Чтоб случайною пулей
смертельно задеть нас с тобою.
Пересохшие реки
глотают дорожную пыль,
Вспоминая ликующий май
и зелёные чащи —
Там, где бывшие птицы
несут свои крылья в утиль,
Чтоб взамен получить
отрывные талончики счастья.
Кто же здесь верховодит?
Кто душу зажёг, как костёр?
Кто заставил нас петь
и хрипеть, надрываясь натужно?
Кто нас бросил на сцену,
построив небесный шатёр?
Пусть войдет режиссёр —
пусть расскажет, зачем это нужно.
Мы проходим сквозь жизнь,
перекупщики краденых слов —
Переулками душ,
до конца отработанных штолен.
Позолота надежд
облетела с живых куполов
Под предательский звон
уцелевших в душе колоколен.
Каждый чем-то дешёвым
наполнил свои погреба.
А кругом во дворцах
блеск богатств, не замеченных нами.
За последний шлагбаум
нас молча проводит судьба,
А за нашей спиной
полыхает транзитное пламя.
Мы пришли ниоткуда,
для того чтоб уйти в никуда.
В безответной глуши
оборвётся твоя серенада.
Эта песня в душе
догорит, как ночная звезда,
Как минутная боль
бесконечного звёздного сада.
Так и песня души —
отзвенит и замрёт… без следа…
Превращаясь в напев
облетевшего звёздного сада.
Где бы мне купить билет
Весёлый покер шторма и причала,
Танцуют скрипки, дождь и контрабас.
Цветут сады за гребнем перевала —
Как жаль, что это больше не для нас!
Где бы мне купить билет
В тот весенний сад?
Где мои семнадцать лет —
Двадцать лет назад!
Мир огромный, как окно
В будущий рассвет,
И в любовном казино
Первый вкус побед.
Крупье сказал: мираж порою вешней —
Он нам дороже тысячи чудес.
А наши девушки, как сладкие черешни,
В лукошко ласки падают с небес.
Сердце рвётся напрямик
К солнцу в синеву —
Чтобы тот весенний миг
Вспомнить наяву.
Сквозь метель ползёт луна,
Заметая след.
А в душе гремит весна,
Как в семнадцать лет.
Весёлый покер цели и штурвала.
Кому пора с дистанции сойти?
А ветер рвёт афиши карнавала,
Сметая деньги, пыль и конфетти.
Денег нету – ерунда,
Можно и занять.
Хуже если, вот беда,
Некого обнять.
Где бы мне купить билет
В тот весенний сад?
Где мои семнадцать лет —
Тридцать лет назад!
Рваные ботиночки
Метались огни
Метались огни ресторанного зала,
Клубился и жёг бриллиантовый дым.
И смерть еле слышно, но внятно сказала:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vladimir-parondzhanov/slova-lubvi-lubvi-tainstvennoy-64504177/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Владимир Паронджанов
Тип: электронная книга
Жанр: Юмористические стихи
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 30.11.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Ветер любви, любви отчаянной, обманутой, умоляющей, страстной, но беспечной, чарующей, робкой и беззащитной, кружит голову, пьянит и завораживает; когда кажется, что всё кончено, внезапно в заповедном домике без дверей (а ключ у вас в кармане), как вдруг – о боже! это совсем не она! – и уже бретелька с плеча нечаянно соскользнула. Одна загадка следует за другой, живописные картины апокалипсиса мирно соседствуют с весёлыми и беззаботными сценками. А после неожиданной развязки вас поджидает искромётный юмор (сказание о Директоре), приколы подколодного притона и трогательный финал. Как заметила Лена Конти, «Паронджанов – это сила, он не перестаёт удивлять».