Сердце Кристалла. Роман
Сердце Кристалла. Роман
Галина Долгая
В поисках украденного артефакта Княжич планеты Лирина отправляется на Землю, где знакомится с людьми и встречает настоящую любовь. Вместе земляне и лиринийцы делают все, чтобы приблизить день, когда земляне смогут стать равноправными членами Лиги Содружества Разумных Миров Вселенной. Для этого есть только одно условие – создание единого общества землян.Роман стал призером конкурса крупной прозы «Триммера» в 2009 году в номинации «Симпатии Жюри и Организаторов конкурса».
Сердце Кристалла
Роман
Галина Долгая
Благодарности:
Иллюстрация с сайта https://pixabay.com/illustrations/precious-diamond-jewelry-expensive-1199183/
© Галина Долгая, 2023
ISBN 978-5-0051-3718-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Полет… Мрак. Тишина. Мелькание света. Плавное скольжение в пустоте. Движение в пространстве. Движение во времени. Он не помнит, кем он был до полета. И был ли кем-то. Но прошлое в его существовании было. Оно не могло не быть. Оно есть у всего. Как и будущее. Будущего не знает никто. Или почти никто… Есть только настоящее. Это – мгновение. Самая малая частица существования. До нее есть прошлое. За ней – будущее. Он не знает прошлого, никогда не узнает будущего. Он не знает длины пути – ни в пространстве, ни во времени. Путь бесконечен. Но сейчас он в настоящем. Именно сейчас, ни до, ни после. Если настоящее закончится, все, что он пролетел, станет прошлым. Будущее исчезнет. Навсегда. И настоящее. Останется только прошлое. Он видел прошлое звезд. Он видел прошлое таких, как он. Последнее мгновение настоящего – шум и свет. Потом ничего: мрак и тишина. Как сейчас. Но сейчас он летит.
Что-то изменилось в полете. Его сердце – а он точно знает, что сердце у него есть, и оно внутри! – потянулось к той звезде. Звезда позвала, поманила и сердце откликнулось. Оно вспыхнуло, засветилось, выплеснуло силу и развернуло его. Стремительность стала его настоящим. Его путь обрел цель. Его сердце – мечту. Оно рвалось к звезде, сияющей, как и оно само, сверкающей во мраке, зовущей и желанной. Его настоящее растянулось, превратилось в ожидание. Сердце замерло. И… Чужая сила помешала слиянию. Чужая сила захватила его, заставила свернуть, внезапно возникнув на его пути к цели. Планета, отражающая свет звезды, не способная сиять сама! Она купается в чужом свете, красуется в отражении, манит зеленым боком, кокетливо приоткрывая синий и коричневый, спрятанный под белым покровом… Он не в силах сопротивляться. Он и не сопротивляется. Он движется по чужому зову и по инерции. Его полет становится все стремительней. Он врывается в атмосферу планеты, пронзает острыми углами ее ауру, рвет на части ее воздушное тело. И горит, пылает от страсти, разбуженной звездой в его сердце.
Удар. Твердые объятия планеты. Он распадается на части. Его сердце расколото, но живо. Планета накрывает его своим телом. Он успокаивается. Движение в пространстве нет. Но его время еще движется. У него есть будущее. Есть прошлое. Теперь он помнит часть своего прошлого. В нем была звезда. Он думает о будущем. Он знает, что оно будет. Точно будет! И оно приходит – движением. Становится его настоящим. Но не его волей. И не волей планеты. И не волей звезды. Непонятная воля тянется к нему, заставляет двигаться в пространстве. Прикосновения ее чужды. Он не желает их. Он возражает. Движения нет. Но он не может не двигаться. Он должен жить! Он должен двигаться! Он хочет будущего. И тогда он соглашается с чужой волей. Но только с той, которая первой коснулась его.
Глава 1
Протяжный выдох Милана слился с шелестом занавесей, потревоженных ветром.
– Фани! Ты – необыкновенная! – его голос прозвучал струнами альта, обволакивая и растворяясь в ночи.
Обнаженная грудь женщины все еще волнующе вздымалась, белея в полумраке.
– Фани, я люблю тебя…
Милан потянулся к ней рукой, но женщина со смехом перехватила ее, отвела в сторону и встала. Точеная фигура, словно призрак, поднялась в дорожке лунного света.
– Не уходи, прошу тебя… – взмолился Милан.
Фани сорвала с него покрывало – тонкое и легкое, как лепесток цветка – и, прикрыв свое роскошное тело, наклонилась и быстро поцеловала любовника в лоб.
– Иди ко мне, любимая, – тихо и страстно прошептал он.
Но женщина ускользнула от его объятий и, на ходу оглядываясь, послала поцелуй, пригубив изящный пальчик.
– Я сейчас…
Она удалилась, шурша покрывалом.
Длинная, бессонная ночь туманом окутала голову, и княжич, сомкнув глаза, погрузился в грезы, не заметив, как они превратились в сон – глубокий и сладостный…
– Княжич, Княжич, проснитесь!
Нил, молодой помощник, недавно сменивший доброго, но уставшего Вирина, теребил Милана за плечо.
– Вставайте скорей, сюда идет ваш отец!
Милан, мгновенно сообразив, что он совершенно голый, ухватил подушку и швырнул ее на себя.
– Что случилось? – оглядывая комнату, спросил он, чувствуя, что случилось действительно что-то серьезное, иначе бы его отец, Князь Лирины, не стал ни свет, ни заря беспокоить сына.
– Кто спал с тобой? – громогласный голос Князя, как буря влетевшего в спальню, заглушил слабые попытки юного Нила объяснить что-либо.
Колкий взгляд, сведенные брови, сжатые губы, напряжение всех мышц придавали лицу Князя не просто суровость, но гнев, способный вытеснить даже самые добрые отцовские чувства.
– Отец! – воскликнул Милан. – Разве не ты учил меня не задавать подобных вопросов?!
Князь остановился на полпути, развернулся и подошел к открытой двери балкона. Резким движением отдернул занавеси и, сжав плотную ткань руками, глубоко вдохнул утреннюю прохладу. Обнаженное тело сына, необыкновенно красивое даже для совершенных лиринийцев, смутило его. Милан почувствовал неловкость отца и спешно накинул на себя кич, поданный расторопным помощником.
– Она украла Кристалл, – усмирив гнев, сказал Князь.
Милан опешил. Он понял, о ком идет речь, но не мог поверить этому. Он не мог даже представить себе, что она была с ним только для того, чтобы завладеть реликвией.
– Кристалл невозможно украсть, отец, – несмело возразил он.
– Но она это сделала.
Князь повернулся. В прекрасных глазах сына он увидел отчаяние. Его лицо словно застыло. Во взгляде тревога сменилась обидой, обида – стыдом. Отец все понял. Он перевел взгляд в сад. Утренний ветер влетел в спальню, затерялся в занавесях, теребя ткань и наслаждаясь их покорностью. За балконом мелькала молодая зелень листвы гигантских деревьев богуа, напоминая о красоте и вечности.
– Не отчаивайся, Милан. Не всегда наша любовь бывает взаимной.
– Где она?
– Улетела. Растворилась в Пространстве.
Милан сел, провел рукой по смятой простыне. Казалось, она еще хранит тепло ее тела.
Отец подошел к нему и положил руку на плечо, сжимая его.
– Возьми себя в руки, сын. Ты дорого заплатил за ночь любви, слишком дорого. Я жду тебя в Зале Обсуждений. Поспеши.
Правитель Лирины мельком взглянул на Нила и стремительно вышел.
Кристалл Силы поддерживал жизнь многих лиринийцев, в чьем уме и опыте нуждалось общество. Каждое утро в Дом Кристалла – просторное сооружение круглой формы, примыкающее к дворцу правителя Лирины – приходили мужчины и женщины, чтобы, сидя невдалеке от источника силы, за неспешной беседой получить долю энергии, активизирующую метаболизм клеток в стареющем организме.
В это утро в зале было пусто и тихо. Лучи света из шестиугольного отверстия в куполе падали на верхушку постамента, раскрывшуюся, словно лепестки цветка, и стекали вниз между ними, скользя по гладкой поверхности столба, едва достигая мозаичного пола. Туманный сумрак помещения окружил княжича, недвижно стоявшего рядом. Еще вчера Кристалл сиял всеми гранями, вбирая в себя свет дневной звезды и, многократно усилив, отдавал его вместе со своей энергией.
Милан поднялся по ступеням, кольцом окружающим постамент, и замер, пытаясь представить себе, как Фани, закутанная в покрывало, подошла к Кристаллу, подняла руки, дотронулась до него и взяла… Нет! Этого не могло быть! Никто, кроме хранителя, не может дотронуться до реликвии. Секрет инициации хранителя есть тайна, открытая только двум лиринийцам – тому, кто передает ее и тому, кто получает. Предыдущий хранитель давно ушел из жизни, решив, что пожил достаточно, а ныне хранителем Кристалла Силы был он – княжич правящего рода. Потому как тепло именно его рук принял Кристалл. Но Фани… Как ей удалось прикоснуться к нему?
Порыв ветра, влетевшего в зал, принес тепло наступившего дня. Милан обернулся. Так же влетел ветер, когда уходила Фани. Она наклонилась, потом прозвучал ее смех… Милан застонал. Ночь любви крепко держала его в своих объятиях. Его душа страдала. Фани околдовала его, затуманила разум своим чарующим голосом, затмила глаза необыкновенной красотой. И обманула! Как? И вдруг внезапная догадка осенила хранителя:
– Покрывало! Она ушла, завернувшись в мое покрывало!
Лицо княжича стало непроницаемым: лучи бровей сомкнулись над переносицей, в прищуре глаз не осталось и следа недоумения. Он все понял. Суровая правда обнажила истинный замысел женщины с планеты Вед. Она провела Хранителя Кристалла, воспользовавшись своей красотой и его наивностью. Что ж, как ни горек был урок, но он усвоил его. Теперь осталось решить, как вернуть эликсир жизни на место. Княжич развернулся и скорым шагом направился в Зал Обсуждений, где его ждал отец.
Высокие своды коридоров, стрелами протянувшиеся между всеми помещениями Дворца подчеркивали его величие. Пористый камень серого цвета с незначительными темно-розовыми прожилками, казалось, впитал в себя мудрость веков. Звук шагов поднимался ввысь от каменного пола и, отразившись от потолка, расписанного причудливой вязью знаков древнего языка самого старого народа Лирины, эхом падал на голову, нашептывая что-то важное, сокрытое в каждой точке и в каждой линии послания.
Милан шел от зала к залу, погрузившись в тяжелые думы. Дворец словно вымер – никто не встретился на пути княжича. Это еще больше угнетало, и Милан ускорял шаг, в конце концов, перейдя на бег. Остановившись перед массивной дверью Зала Обсуждений, он уперся в нее руками, закрыл глаза, прислушиваясь к гулкому стуку сердца, сделал три глубоких вздоха и, только почувствовав свое ровное дыхание, распахнул дверь.
Князь сидел за столом темного цвета с красноватым отливом, на таком же стуле с высокой ажурной спинкой и, подперев рукой щеку, просматривал видеозапись космодрома за прошедшие сутки. Зал Обсуждений, по сути, был кабинетом правителя Лирины, в котором по обычаю решались текущие вопросы жизни планеты. Довольно-таки просторный, оснащенный необходимой техникой, кабинет выглядел уютно. Несколько кресел стояли вокруг стола Князя, стены украшали старинные росписи, поблекшие краски которых добавляли загадочности атмосфере кабинета. В двух проемах, расположенных в стене напротив двери, за прозрачными створками хранились фолианты, содержащие мудрость веков.
Милан прошел к отцу. Начальник охраны, стоявший поодаль, поклонился хранителю. Милан ответил кивком и перевел взгляд на экран монитора, где в остановленном кадре застыла Фани, укутанная в покрывало. Волосы ее закрыли спину, складки ткани поперечными фалдами обтянули бедра. Не поворачивая головы, Князь кивком указал на экран.
– Вот она! Думаю, что Кристалл она держит перед собой под покрывалом.
Милан молчал. Фани все точно рассчитала. Любовные ласки активизировали работу желез, покрывало вобрало в себя запах ферментов, которые, как и рисунок кожи, неповторимы. Ведийка обманула не только хранителя, но и Кристалл.
Еще тогда, в самый первый момент контакта источника силы и лиринийца, чудесный камень запомнил информацию с рук, прикоснувшихся к нему. Он сохранил в таинственных атомах кристаллической решетки энергетический код первого хранителя, приняв его за эталон. Когда пришло время сменить хранителя, то Кристалл выбрал сам, кто им станет. Все претенденты пытались прикоснуться к нему, но удалось это лишь одному – ближайшему родственнику Первого Хранителя – он нес в своих генах особенности организма избранного. С тех пор хранителем становился тот, у кого они проявлялись в большей степени. Милан стал пятым хранителем, сменив в этой должности одного из братьев своего деда, который, достигнув возраста тысячи лет, решил, что пожил достаточно и удалился на покой. Вдали от источника силы он прожил еще с десяток лет и умер. Теперь скорая смерть грозила всем лиринийцам и отцу княжича в том числе.
– Его необходимо вернуть!
Твердость в голосе сына заставила Князя обернуться. Он отметил перемену в лице Милана. Оно стало маской, сквозь которую не проникала ни одна эмоция.
– Вероятность возращения Кристалла Силы равна абсолютному нулю, – ответил отец. – Ведийка охотилась за ним. Скорее всего, не для себя. Жители ее планеты известны как коварные авантюристы, воры, расхитители всего, что имеет ценность для обитателей Миров Вселенной. Даже если мы предъявим ультиматум правительству Вед, они ничего не скажут и не сделают. Кристалла нет на их планете, а это главное доказательство непричастности. Женщина удалилась на своем корабле в неизвестном направлении и уж точно не на свою планету – она отправилась к заказчику. А кто он нам вряд ли удастся узнать.
– Почему мы не фиксируем направление полета гостей, отец?
– Зачем?
Князь встал, сделав начальнику охраны знак удалиться.
– Указать можно любое направление, любую галактику, любую планету. Неужели ты не понимаешь? Отследить истинное направление полета мы не в силах. К тому же, такой контроль нарушает право свободы перемещения, принятые Лигой Разумных Миров. То, что происходит на нашей планете – это наше внутреннее дело. Никого это не касается. Есть реликвия – заботьтесь о ее сохранности сами. Единственное, что я могу сделать – это обратиться к Совету и указать на Фани Монигран с планеты Вед, как на предполагаемого вора, и то, только для того, чтобы предостеречь всех. У нас нет никаких точных доказательств ее вины. Только догадки.
– Но как же! А эти записи? – в Милане снова вспыхнула обида, проскользнув повышенными нотками в голосе.
Отец, понимая сына, очень спокойно ответил:
– Я просмотрел всю запись. То, что это Фани Монигран, мы знаем по твоему покрывалу. Она нигде ни к кому не поворачивается лицом. Ни у одного охранника не остались воспоминания о внешности женщины. Никаких признаков наличия Кристалла в ее руках не видно. Женщина идет ночью по космодрому, закутанная в покрывало любовника. Да, не совсем привычно, но это не преступление. Мало ли что произошло в твоей спальне! Ты мог обидеть ее, прогнать, оскорбить. И ей ничего не оставалось, как убежать, даже не успев одеться.
Милан оторопел. Но Князь не дал ему возразить.
– Да, сын, я понимаю, слышать подобное обидно, но такой сценарий возможен. Твои чувства никого не интересуют. Запомни: все, что происходит наедине между мужчиной и женщиной – это личное дело. Это дело двоих. Так что спрячь чувства, забудь обиду; я знаю, видел – это в твоих силах.
Князь прошел к своему стулу. Сквозь ажур спинки пробивался свет, падающий от окна, пучками расходясь от причудливо вырезанных отверстий. Спина правителя Лирины заслонила собой большую часть света, но оставшийся окружил Князя ореолом из сотен тонких лучей. Сердце в груди Милана екнуло.
«Что станет с отцом?» – страшная мысль, как один из острых лучей, пронзила ум.
Князю шла седьмая сотня лет и он, также как и все старожилы Лирины, нуждался в энергии Кристалла. А планете был необходим опыт мудрых, их знания и способности.
– Отец, как нам быть? Скажи, ты видишь выход?
Князь жестом указал на кресло.
– Садись. Нам предстоит долгий разговор. Я послал за Вирином. Пока он доберется до нас со своего острова, я расскажу тебе историю Кристалла.
– Есть что-то, чего я не знаю? – усаживаясь напротив отца, уточнил Милан.
Его удивили слова Князя. Историю Кристалла знали все, не говоря о хранителе, посвященного во все тонкости строения источника силы, который вместе со светом, проникающим внутрь, излучал особую энергию, фантастическим способом воздействующую на лиринийцев.
– Есть. И это история второго кристалла.
Князь погрузился в воспоминания. То, что ему предстояло рассказать сыну, не знал никто, кроме посвященных, из которых в живых остались только он и Вирин. Князь получил информацию от своего отца, тот – от своего. Пришло время посвятить Милана – наследника рода хранителей и его сына, – в тайну существования второго Кристалла Силы. Вирин добавит детали. Он, как потомок участника той судьбоносной экспедиции, хранил в своей памяти хронологию событий и координаты места, где спрятали реликвию.
– Поток метеоритов, обрушившийся на Лирину более пяти тысяч лет тому назад, вместе с незначительными разрушениями наших жилищ оставил нам и Кристалл, который бесформенной глыбой вонзился в поле. Не сразу мы поняли, какой дар преподнесла нам Вселенная. Но, когда исследователи зафиксировали излучение целительной энергии Кристалла, Советом Лирины было принято решение о его использовании, как источника живительной силы. Тогда же наш род стал правящим и лишь потому, что Кристалл принял нашего предка, позволив ему прикоснуться к себе. Никого другого Кристалл не подпустил. Первый из правителей – Князь Отри – сам огранил минерал и водрузил его на постамент, где тот и находился до сегодняшнего дня.
Князь мельком взглянул на сына. Милан опустил глаза. Его вина была очевидна. Но от укоров нет толка. Не могут слова досады и возмущения повернуть время вспять. И потому Князь, не заостряя внимания на случившемся, продолжил рассказ:
– Пока внимание всего нашего сообщества было приковано к находке, к местам падения метеоритов отправилась поисковая экспедиция. Ты понимаешь, сын, что даже небольшой камень имеет силу. Так вот, Совет поставил перед экспедицией задачу: найти и собрать все осколки небесного минерала – все, что долетело до поверхности Лирины, не успев сгореть в атмосфере.
Милан слушал отца, не перебивая. Мудрости Правителя Лирины искали многие. Те, кому удавалось послушать его речи, впитывали в себя каждое его слово. Те, кто удостаивался его совета, сохраняли слова Князя для потомков своего рода. Пока Милан был ребенком, отец часто учил его. Они беседовали в саду, где Князь рассказывал сыну занимательные истории, сказки, конец которых чаще был счастливым. Сейчас, вспоминая рассказы отца, Милан понимал, что все имело особый смысл, все, что Старый Князь поведал сыну, взято из жизни. Ведь именно жизнь учит мудрости. Но никто не может познать истину без своего опыта, без своих ошибок. Милан снова вспомнил Фани, и сердце отозвалось болью. Если бы он вовремя вспомнил хоть один совет отца и не раскрыл своих чувств ведийке, не разобравшись в ее истинных намерениях, то все могло случиться по-другому. Но, что сделано, то сделано. Сейчас у него появилась надежда. Неспроста же отец затеял этот разговор. Княжич уже понял, о чем речь, но не перебивал ненужными вопросами. Он слушал.
– Экспедиция работала тайно, без огласки. Когда нашли второй Кристалл, а он оказался немного меньше первого, встал вопрос: Что с ним делать? Позволить всем жителям планеты пользоваться его силой и уравнять шансы на жизнь просвещенных, мудрых, талантливых и ленивых, необразованных, никчемных или спрятать Кристалл до поры до времени, когда он может понадобиться, до особого случая. Не мне судить о верности принятого решения. А оно прозвучало так: Спрятать и хранить Кристалл втайне от всего Мира. Все, кто был посвящен в тайну, дали клятву о молчании. Сегодня я нарушил ее, рассказав тебе всю историю. И теперь ты должен поклясться, что никто от тебя не узнает о существовании второго Кристалла Силы.
– Но где он?
Княжич поддался вперед, ощущая напряжение во всем теле. Он готов был немедленно помчаться туда, где находится раритет, обладающий такими же свойствами, как и хранимый им Кристалл. Но отец молчал. Милан понял, что еще не все сказано, а его вспыльчивость лишь помеха в разговоре.
– Прости, отец, я несдержан.
Князь в ответ только кивнул, принимая извинения. Но продолжать рассказ не стал. В полной тишине раздался глухой звук открываемых дверей, и на пороге появился Вирин. Ореол седых волос окутал его голову; вкупе с белым одеянием, это производило впечатление видения, а не живого лиринийца.
– Вирин! – Милан подбежал к старику и, подхватив под руку, провел к отцу.
– Здравствуй, Хранитель! – медленно проговорил старый помощник, тяжело опускаясь в кресло. – Приветствую, Князь!
Правитель Лирины встал навстречу старому другу. За последний год тот изрядно постарел. Его жизнь подходила к концу. Прожитые годы расчертили лицо глубокими морщинами. Взгляд потускнел, тело отяжелело. Но Вирин сам принял решение. Теперь же все, кто держался благодаря силе Кристалла, тоже начнут безвозвратно стареть. Общество изменится. На смену мудрости и неспешности вновь придут амбиции и нетерпение. За примером не надо далеко ходить: вот, его сын! Не разобравшись во всем, готов с головой окунуться в омут, даже не представляя, что его ждет там.
– Здравствуй, Вирин! Я рад видеть тебя, хоть повод для встречи у нас не радостный.
– Да… Мне уже доложили. Полагаю, что ты позвал меня для того, чтобы услышать координаты местонахождения второго Кристалла.
Князь вернулся и сел за свой стол. Глядя на Вирина, он представил, что через несколько десятилетий ожидает его самого. Но он чувствовал, что еще не готов к таким изменениям. Пока же бодрость тела и духа не оставили его и надежда придавала силы.
– Ты правильно думаешь. Пришло время все рассказать Милану. Он несет ответственность за пропажу Кристалла, он же должен найти и вернуть нам второй источник силы.
– Что ж, ничего не стоит сказать, где Кристалл. Но это не решит проблемы, – Вирин поднял глаза на Княжича.
Милан стоял у окна, сбоку от отца, и внимательно слушал, не смея даже пошевелиться, чтобы ненароком не прервать нить разговора.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Князь.
Старик закашлял, с трудом вдыхая слабыми легкими воздух. Судорожно опустил руку в карман просторного платья, пошарил там и достал коробочку с желтыми шариками, величиной с горошину. Вытащил одну и трясущимися руками поднес ее ко рту.
– Нелегко быть старым, знаешь ли… – словно извиняясь, сказал он, проглатывая шарик, – я уже подумывал о том, чтобы передать тайну своему внуку, – Вирин перевел дух. – Ты же знаешь, что Кристалл находится слишком далеко отсюда, причем, на планете, которая не входит в Лигу Разумных Миров.
– На какой планете? – ворвался в разговор Милан.
Вирин ухмыльнулся. С одной стороны горячность молодых двигает прогресс вперед, с другой – из-за нее они делают много ошибок.
– На планете Земля, – старый помощник говорил очень медленно, отчего каждое его слово звучало особенно значимо. – Она находится в системе желтой звезды, не самой яркой среди других звезд галактики Пыльное Облако, но именно на одной из орбит этой звезды сложились условия, благоприятные для жизни. Видишь ли, Милан, мы выбрали ту планету, когда ее жители еще не знали что такое прогресс, цивилизация. Они жили примитивно, и тогда казалось, что им понадобятся десятки тысячелетий, чтобы подняться выше себя, в простор, именуемый «космос». Потому наши корабли беспрепятственно садились на планету, лиринийцы исследовали ее и, когда встал вопрос о том, где спрятать Кристалл, мы решили, что лучше Земли места нет.
– Что же изменилось, что случилось с Землей сейчас?
На вопрос сына ответил Князь:
– Земляне превзошли многие расы Вселенной в развитии. Они исследуют космос, пока только в пределах своей звездной системы. Кстати, дневную звезду они называют «Солнце», – подчеркнул Князь. Помолчал, задумавшись, и продолжил: – Но для нас выход землян за пределы атмосферы планеты тоже является препятствием.
– Почему, отец?
– Потому, Милан, что мы не можем вот так просто проникнуть в солнечную систему, нарушая законы Лиги. И не только. Наше вторжение может быть замечено людьми, что, вполне вероятно, повлечет непредсказуемые действия. Так что, открыто совершить посадку на планете и ходить по ней в поисках нашего Кристалла нежелательно.
Вирин согласно закивал головой и заметил:
– К тому же, на Земле происходят бурные процессы, меняющие рельеф, иногда настолько кардинально, что моря становятся горами, а высокие вершины оказываются под водой. Когда мы отправляли корабль с Кристаллом, мы определили координаты места, куда его надлежит спрятать, но то, что это место осталось неизменным, я сомневаюсь.
– Но корабль вернулся? Те, кто летал на Землю, вернулись? Что они рассказали?
– Много вопросов, юноша, очень много… Не спеши. Конечно, они вернулись и сообщили точное место, куда спрятали Кристалл. Но ты словно не слышал того, что я говорю. Думаю, сейчас в тебе играет кровь и ты готов сорваться с места и лететь на Землю немедленно. Ну, долетишь, представим, сначала до Солнца. Возможно, доберешься до Земли. Допустим и это. А дальше?
Милан вдруг снова почувствовал себя ребенком. Как-то в детстве он решил прорыть в саду канал. То, что он вырыл, больше походило на ручей, извилистой раной обезобразивший поверхность луга. Он так увлекся работой, что не заметил, как за ним наблюдает отец. Князь не мешал, он ждал, что будет дальше. Когда же мальчик пустил воду в свое грандиозное, как ему казалось, сооружение, отец подошел и взял его за руку. Вместе они пошли вдоль ручья, по рыхлому ложу которого медленно, но все более наполняя канавку, текла вода. Наконец, она добралась до куста, у которого ручей закончился, и вода, не найдя другого пути, сначала заполнила яму вокруг куста, затопив его, и потом растеклась по лугу, следуя неровностям почвы. Князь намеренно не увел сына в сухое место, и они стояли во все увеличивающейся луже, пока ноги Милана не промокли. Он заплакал. Разочарование, пришедшее на смену гордости, вызвало обиду. Он отвернулся от отца, хлюпая носом и пытаясь вырвать свою руку из его ладони. Но Князь поднял сына на руки и отнес в дом.
– Не плач, Милан, – сказал он тогда, – то, что ты хотел сделать красивый ручей в саду, я понял, и это мне понравилось, но то, что ты не продумал все до конца, и привело к мокрым ногам. Запомни сын: когда ты собираешься что-то делать, прежде чем начать работу, подумай о ее результате.
Милан запомнил. Сейчас, как и тогда в детстве, он знал, что хочет, но не знал, как это сделать. Потому он решил сначала узнать все, что можно о Земле. Его ответ прозвучал клятвой, которую ждал Князь:
– Отец, Вирин, я обещаю, что доставлю Кристалл Силы на Лирину. Но прежде мне следует обдумать все вами сказанное.
– Я рад, что ты понял, – ответил отец.
А Вирин лишь кивнул, соглашаясь.
Милан попрощался и ушел. Как только дверь за ним закрылась, Вирин сказал:
– Горяч! Кого-то он мне напоминает, а, Князь?
В тоне старого друга чувствовалась усмешка, хотя внешне он оставался серьезным.
– Да, никуда не деться от наследственности, – задумчиво вымолвил Князь, – лишь бы он ее ошибки не повторял, а в остальном, надеюсь, ему хватит разумности.
– Ты хотел сказать – мудрости?
– Нет, до мудрости ему еще далеко. Молод и горяч, как ты верно заметил. И… да ладно, давай о деле, – Князь попытался замять неприятный разговор.
– Не уходи от темы, – возразил Вирин, – я же вижу, что тебе хочется поговорить о ней. Ведь Милан так похож на нее.
Князь тяжело вздохнул. Да, он все утро думал о Милане – матери Милана и своей жене – веселой, красивой женщине, которая оставила его с малолетним сыном и умчалась навстречу приключениям, ничуть не обременяя себя горечью расставания. С тех пор минула почти сотня лет. Он стал правителем планеты, Милан вырос, не сохранив в памяти никаких воспоминаний о матери.
– Что с пустых разговоров, Вирин?! Облегчить душу, скинув другу свою боль? Не стоит.
Она имела право жить так, как ей хочется. Не за это ли боролись наши предки? – Вирин согласно кивнул. – Одно всегда беспокоило меня: жива ли она… Я перестал ощущать ее. Она словно ушла в туман в моем воображении.
– Когда ты это почувствовал?
– Давно, не помню, – Князь решительно стукнул ладонями о стол. – Все! Спасибо, друг, что вспомнил о Милане. Теперь давай подумаем о том, как нам вернуть Кристалл Силы.
– Ты хотел сказать: давай разработаем план вторжения на Землю. Да такой, чтобы выйти сухими из воды!
Князь улыбнулся.
– Именно так, дорогой друг! И, знаешь, когда мы одни, ты мог бы называть меня по имени, а то я и сам его забуду!
– Ан, нет, Князь! Это табу! Лагосом ты снова станешь только, когда перестанешь быть правителем. Иначе, какой смысл в потере имени?! Никакой фамильярности, никаких личных отношений! И давай ближе к делу – я быстро устаю…
Большой стеклянный шар, слегка приплюснутый сверху и снизу, повис перед Княжичем, изобилуя богатством оттенков синего и коричневого цветов, разбавленных пятнами зелени. Планета Земля представляла собой типичный, с точки зрения лиринийцев, космический объект, пригодный для разумной жизни. Необычным казался рельеф. Милан обратил внимание на то, что кора Земли, структура которой была хорошо показана на прозрачной модели, сложена из больших и малых плит, нагроможденных друг на друга под разными углами. Бурная деятельность планеты создала многообразие ландшафта, поднимая его ввысь на немыслимую высоту и опуская вниз, образуя глубокие впадины, заполненные водой. Перепады высот так повлияли на климат, что обилие всевозможных форм жизни, как растительной, так и животной, удивляли. По данным астрономической лаборатории, в которой Милан проводил уже третий день подряд, лиринийцам более всего подходил не перегруженный кислородом легкий воздух горных областей Земли.
Координаты места, где должен был находиться Кристалл, сошлись на самом большом участке суши, почти в его центре, там, где начиналась гряда одного из протяженных горных массивов. Левее гор желтело поле песков. Две водные артерии рассекали местность извилистыми змеями, от которых тонкими ручейками во все стороны отходили рукотворные каналы.
Как сообщили астрогеологи лаборатории, процесс горообразования на Земле в основном закончился, и за последние пять тысяч лет ландшафт центральной части рассматриваемого континента существенно не изменился. Это обрадовало Милана.
Уверенность в том, что он найдет Кристалл, крепла в его сердце, а ум уже выстраивал логическую цепочку действий. Но главный вопрос – как попасть на Землю – и не менее важный – как покинуть ее с Кристаллом, не привлекая внимания людей – оставался без ответа.
Корабли Лиги Разумных Миров Вселенной патрулировали космическое пространство всех звездных систем, в которых существовала разумная жизнь, наблюдая за развитием рас и обнаруживая себя лишь там, где организация жизни приближалась к уровню членов Лиги. Но Земля еще находилась на полпути. Люди разделили ее на лоскутки государств, в большинстве случаев не стыкующиеся с рельефом планеты. Создание единого общества землян оставалось мечтой пока еще немногих из ее жителей. Но противостояние земных сообществ двигало прогресс. В своем эгоистическом стремлении к первенству, человек все глубже проникал в космос. Лига Разумных Миров терпеливо ждала этапа разрушения государств, созданных людьми и построения одного земного мира, как это происходило на всех планетах, согласно закону диалектики миров.
Лига могла ждать, а для Лирины наступил момент истины. Чтобы получить разрешение Совета Лиги на посещение Земли, требовалось время. А его как раз и не хватало.
Одно решение подсказала сама природа Вселенной – к Земле приближался астероид. И не просто приближался – он угрожал жизни планеты.
– Вероятность столкновения астероида с Землей велика, а его масса гораздо больше любого из ранее упавших на Землю, что неминуемо приведет к катаклизму, – докладывал Нил, стоя за спиной Княжича. – Пока нам неизвестно, смогут ли люди предотвратить катастрофу, но то, что внимание всего человечества будет приковано к астероиду не вызывает сомнения. Мы можем помочь землянам, оттянув его в сторону от Земли искусственно созданным объектом с усиленной гравитацией или, раздробить на куски, которые, падая, не навредят планете, хотя принесут ущерб людям.
Помощник не знал истинной причины интереса Хранителя к Земле. Когда поступила информация об астероиде, он решил, что все дело в помощи далекой планете, жители которой находились на волоске от гибели.
Милан дождался, когда модель Земли совершит полный оборот вокруг своей оси, и, повернувшись, на ходу ответил, широкими шагами направляясь к двери:
– Это то, что надо!
Нил не понял, но поспешил за Хранителем.
В Доме Кристалла, куда устремился Милан, в последние дни стояла непривычная тишина. Мудрые, получающие силу от Кристалла, теперь учились жить без него. Геронтологи давали советы, как мобилизовать энергию организма и жить своими силами. Совет Лирины решил не разглашать печальную новость по всей планете, а посвятить в нее только тех, кто имел непосредственное отношение к Кристаллу, но информация волной прокатилась в обществе, вызвав кривотолки, и тогда Князь Лирины сделал заявление. Он сказал лишь о том, что Кристалл похищен и сейчас ведутся его поиски. Теперь все жители планеты знали о проблеме, и не было нужды скрывать подготовку к поисковой экспедиции. В обстановке доверия легче сохранять в тайне то, что не предназначено для всех. А полет к Земле Князь считал тайной. Он понимал, что нарушает законы Лиги, даже готовясь к нему, но другого выхода не видел.
Один на один с Вирином он разработал план проникновения на Землю для Милана. И теперь обдумывал детали, сидя в уединении в своей любимой беседке в саду, окружающем Дом Кристалла. Великолепный зеленый ковер сада местами пестрел полянами цветов. Мелкие и невзрачные по отдельности, вместе они радовали глаз яркостью красок. Несколько раскидистых деревьев – старожилов сада – давали обильную тень. Ветер играл с большими резными листьями, которые шелестели, словно беседуя между собой. Обычно правитель Лирины находил в этом месте покой и отдохновение, но сейчас сердце его билось тревожно, замирая при мысли о том, что предстоит сделать сыну, чтобы исправить совершенную ошибку.
Размышляя, Князь заметил, как из дома вышли два лиринийца. В одном из них он узнал Милана. Твердая поступь сына придавала уверенность его облику, а прямая спина и красивые мускулистые плечи, делающие осанку гордой, не оставляли сомнения в решимости. Волнистые волосы цвета коры богуа приподнимались от встречного ветра. И даже издали Князь видел свет его зеленых глаз.
– Здравствуй, отец, – Милан склонил голову, положив правую руку на левое плечо.
Князь тоже приветствовал сына и жестом пригласил его в беседку. Нил остался снаружи. Природный такт и профессиональное чутье всегда подсказывали молодому помощнику верное решение.
– Я узнал все, что необходимо, чтобы отправиться за Кристаллом, – начал разговор Милан, – и есть способ попасть на Землю, не привлекая всеобщего внимания.
Князь заинтересовался:
– И что это за способ?
– Астероид приближается к Земле, отец. Он настолько большой, что угрожает жизни планеты. Все внимание землян некоторое время будет приковано к нему. Этим стоит воспользоваться. Небольшой планетарный модуль сможет совершить посадку почти незамеченным в тот момент, когда осколки астероида будут падать на Землю.
– Осколки?
– Да, отец. Мы поможем землянам и раздробим астероид. Не думаю, что сами они способны на это. Что скажешь?
Князь не торопился с ответом. Техническая сторона вопроса не составляла особого труда. Лирина имела свой космический флот, корабли которого могли в считанные минуты преодолевать галактические расстояния. Оснащение такого корабля позволяло поразить любое тело в видимых пределах звездной системы, в то же время оставаясь невидимым благодаря системе отражателей, создающих особое поле вокруг. Хотя и без этого поля жители Земли вряд ли смогли бы разглядеть его в свои телескопы, даже самые совершенные на их взгляд. Но для Лиги Разумных Миров Вселенной нужно объяснение, куда и зачем отправились лиринийцы. Что ж, и на этот вопрос есть ответ: На поиски Фани Монигран и Кристалла Силы, который она украла.
– Как ты себе представляешь поиск Кристалла на Земле, Милан? – вместо ответа спросил Князь.
– Это придется решать на месте. Астрогеологии сейчас занимаются расчетами возможного места падения астероида, куда и мне придется садиться. Идеально было бы на Большой материк, в пустынной зоне. Там, я думаю, легче скрыть корабль и до Кристалла недалеко.
– Не обольщайся надеждами, сын. Скрыть посадку космического корабля на Землю, вокруг которой вращается огромное число искусственных спутников, наблюдающих за всей поверхностью, невозможно. Рано или поздно они обнаружат и тебя, и корабль. К тому же твоя внешность несколько отлична от внешности людей. Ты выше ростом и красив настолько, что хочешь ты того или нет, но обязательно будешь привлекать к себе внимание. Да и язык землян тебе неизвестен. На то, чтобы его освоить, нужно время и главное – общение!
Милан потускнел. От его воодушевления не осталось и следа. Все, что сказал отец, наводило лишь на грустные мысли. Попав на Землю, он мог попасть в ловушку. Скорее всего, земляне обнаружат его и начнут охоту, как на зверя. Тут уж будет не до Кристалла!
Отец положил руку на плечо сына и пристально посмотрел в его глаза.
– Милан, твой план хорош, но не для вторжения. Пока ты собирал информацию, мы с Вирином искали способ проникновения на Землю и нашли. Оставался только вопрос возврата. Теперь все части головоломки собраны. Мы воспользуемся ситуацией, которую нам предложила сама Вселенная, и ты покинешь Землю во время падения астероида. Важны точные расчеты – и для спасения людей, и для нас. Нужна дата, известная заранее, к которой ты будешь стремиться. Дата и место встречи.
Князь встал.
– Давай прогуляемся, – он так посмотрел на сына, что тот встревожился.
– Что-то случилось, отец?
Князь вышел из беседки и, не отвечая на вопрос, пошел по каменистой дорожке, наклонив голову, словно прислушиваясь к звуку шагов. Он думал о том, что эта беседа может стать последней в их жизни. Испытания, уготованные Милану, сулят долгую разлуку. А выдержит ли он, справится – это не известно никому. Князь хорошо понимал, какая ответственность ложится на его плечи: и за сына, и за Лирину. И только будущее покажет, прав ли он сейчас. Но решение принято, и один из кораблей Лирины уже готовится к экспедиции.
– Тебе предстоят суровые испытания, сын. Мне больно говорить об этом, но другого выхода нет. Слушай и запоминай. Только память будет твоим советчиком в одиноком странствии по Земле. Я верю в тебя, верю в удачу и буду ждать твоего возвращения.
– Ты дождешься, отец?
Князь сжал крохотный осколок Кристалла в кармане кича.
– Дождусь, не сомневайся!
Глава 2
Защитные шторки на иллюминаторах поднялись ровно в семь часов условного утра. На Международной космической станции начинался новый день. Джек потянулся, напряг мышцы, стараясь прочувствовать свое тело и, сделав несколько частых вдохов-выдохов, вылез из спальника. В иллюминаторе голубела Земля, окруженная пушистыми облаками.
Джек наигранно помахал родной планете и провел ладонью по щеке.
«Побриться, умыться и за дела!» – мысленно приободрил он себя, настраиваясь на рабочий день, но внезапно появившееся чувство тревоги озадачило. Жесткий режим, установленный на МКС, не оставлял времени на пространные размышления и, отмахнувшись от навязчивых мыслей, Джек Флейвор, принялся за утренний туалет.
Новый день не предвещал ничего необычного, все как всегда, в рабочем режиме: медицинский контроль, завтрак, обсуждение планов со всем экипажем, проверка функциональности всех систем и последний из запланированных выходов в открытый космос. Джек работал в паре с бортинженером из России Павлом Курлясовым. Они подружились на Земле и здесь, на станции, привязались друг к другу еще крепче. Невидимая нить душевного взаимопонимания связала, казалось бы, таких разных людей: Павел за сутки мог не проронить ни слова, тогда как Джек балагурил по любому поводу, комментируя вслух все, что делал, и подтрунивая над напарником.
Спустя два часа, друзья, облачившись в скафандры, вышли в открытый космос. Им предстояло провести смазку стыковочных узлов обзорного купола, ранее установленного на МКС.
Станция плыла по своей орбите над Землей, красовавшейся в этот момент боком с пестрыми материками, разделенными Атлантическим океаном. Джек выбрался из шлюзовой камеры вслед за Павлом, который пробираясь к куполу, что-то мурлыкал себе под нос.
– Павел, ты о чем поешь? – нарушая принятый порядок разговоров в эфире, поинтересовался Джек.
Павел уже добрался до вертикальной фермы и, закрепившись, позвал Джека:
– Давай!
– Волшебное русское слово «Давай!», – Джек перебрался через опору солнечной батареи. – Зовут – «давай», прогоняют – «давай», соглашаются – «давай», не соглашаются – тоже «давай», а Павел? А еще говорят: могучий русский язык!
– Давай, давай, не болтай!
– Вот, опять – давай!
– Парни, – вмешался командир экипажа, – разговоры по делу! Не отвлекайтесь!
– Есть, командир! – ответил Джек, провожая взглядом руку дистанционного манипулятора. – Давай, лови!
Русский космонавт оглянулся и, уцепив ящик с инструментами, подтянул его к себе.
– Готово!
Пока Курлясов принимал ящик, Джек заметил в стороне густое белое облако. Оно приближалось к станции и росло на глазах, сохраняя правильную овальную форму.
– Командир, к нам что-то движется, – тон астронавта стал серьезным.
Необъяснимая тревога, возникшая утром, снова вернулась, заставив сердце биться чаще. А то, что поначалу показалось облаком, расплылось, накрывая станцию плотным туманом. Джек успел разглядеть яркие вспышки огней, как ему показалось, расположенные строго по периметру невидимого объекта.
– Джек! Павел! – голос командира, спокойный и твердый, утонул в ватной тишине, окутавшей астронавта.
Все исчезло – и Земля, и станция, и Павел. Сознание работало, но ощущений не было никаких. Джек словно повис между сном и явью. Так бывает в моменты пробуждения природы, когда серость утра сменяет ночь. Это длится всего лишь несколько мгновений. Ничто не нарушает тишину: птицы молчат в ожидании первых солнечных лучей, ветер, разгоняющий ночь, внезапно останавливается, зависая в воздухе. Сколько длятся эти мгновения? Секунду, две? Джек не мог вспомнить точно. Он только помнил, как стоял у распахнутого окна в своем доме и ждал. Вот и сейчас, он замер, не в силах разорвать тишину. Только гулкий стук сердца напоминал о жизни.
– Системы жизнеобеспечения в норме, нет видимости, нет связи, – докладывал командир в Центр управления полетом.
– Джек… – голос Павла одним словом вернул надежду на жизнь.
– Павел, Джек! Что у вас? – командир старался оставаться спокойным, но тревожные нотки в голосе выдавали его волнение.
Ответил Павел:
– Я в порядке, Джек не отвечает.
Туман рассеялся, и безграничное пространство вновь окружило станцию. Она продолжала двигаться с той же скоростью вокруг Земли, словно ничего не произошло. Павел увидел Джека. Он парил над платформой, не подавая никаких признаков жизни. Без лишних слов Павел направился к Флейвору, с трудом контролируя свои действия: в голове гудело, и ощущение реальности пропадало, расплываясь перед глазами радужными полосами. Усилием воли он удерживал свое сознание, понимая, что в этот момент от его действий зависит жизнь – и Джека Флейвора, и его собственная.
Милан стоял посреди зеленой лужайки и чувствовал, как вода, заполняющая большую лужу вокруг него, намочила ноги. Он хотел заплакать и не мог. Стыд перед отцом, который держал его за руку, казалось, запечатал рот. Но слезы – жгучие и соленые – вытекали из глаз и катились по щекам; слез становилось все больше, а щеки горели под их едкими струйками.
– Осторожно, так, так… – услышал он незнакомый голос. – Отлично! Берите его, ребята!
Милан открыл глаза, с трудом подняв веки.
– Теперь второго, – командовал все тот же голос, – он, кажется, в сознании… С приземлением! Тихо тихо, уже все позади…
Голоса постепенно стихли, растворяясь в ватном тумане, и только рука отца все еще сжимала его детскую руку, удерживая от небытия и забвения.
Госпиталь Центра реабилитации принял Джека Флейвора на следующий день после посадки модуля «Союз-ТМ». Русские предложили обследовать в Москве обоих космонавтов, попавших в поле действия неизвестного объекта, но посол США, дипломатично поблагодарив за содействие российскую сторону, передал распоряжение своего президента о немедленной доставке Джека Флейвора в Вашингтон.
Состояние Джека оказалось куда хуже, чем Павла Курлясова. Американский астронавт получил ожог кожи лица. Как он мог получить такой, находясь в защитном скафандре, оставалось непонятным. Лучшим специалистам США предстояло дать ответ на этот непростой вопрос. Русский космонавт внешне не пострадал, но уже первые исследования показали, что и в его организме, как и у Флейвора, тоже произошли изменения. Тем не менее, они благополучно вернулись на Землю, и дальнейшая судьба космонавтов теперь зависела от медиков обоих стран.
Флейвор тщетно пытался выйти из тумана, в которое погрузилось его сознание. Лекарства действовали на мозг, и астронавт в очередной раз проваливался в сон, не успевая открыть глаза. Врачи же, наряду с его лечением, решали и другую, куда более трудную задачу. Как только его доставили в Вашингтон, специалисты сделали всевозможные исследования. Результаты настолько обескуражили, что было решено созвать особый консилиум, интерес к которому проявили и военные.
– Первые же исследования Джека Флейвора показали, что его организм претерпел такие изменения, что в данный момент астронавт несколько отличается от статистически нормального человека, – докладывал лечащий врач астронавта.
– Простите, сэр, – перебил врача представитель Пентагона, – разъясните, пожалуйста, что это значит.
– Понимаете, скажем, кровь человека имеет определенный состав, все вещества находятся в определенной пропорции, с небольшими отклонениями. Так вот у Флейвора эти отклонения значительны, и не только в крови. Но удивительно не это. Учитывая перегрузки, которые он испытал, влияние еще не определенного вида энергии, этого стоило ожидать. Я имею в виду – изменение состояния здоровья, но в сторону ухудшения. А его организм словно помолодел. Пока мы не можем провести активные тесты, но уже сейчас можно предположить, что его организм откликнется на такие изменения увеличением физической силы, например.
– Не хотите ли вы сказать, что астронавт стал суперчеловеком? – прямо спросил военный.
– Нет… не думаю… пока об этом говорить рано, – неуверенно ответил медик.
Он подошел к экрану, на который проецировали фото Джека Флейвора, сделанное в операционной. Забинтованное лицо и неподвижное тело производили жалкое впечатление.
– Посмотрите на него. Сейчас этот человек вряд ли может претендовать на звание суперчеловека. – указывая рукой на Флейвора, сказал врач.
В зале повисла тишина.
– Еще раз обращаю ваше внимание на то, что пока рано делать какие-либо выводы. Сначала надо вернуть Флейвору его облик, но прежде, безусловно, здоровье. Сейчас его состояние можно назвать стабильно устойчивым. Мы делаем все, что возможно при нашем уровне медицины и, я надеюсь, что Джек Флейвор пойдет на поправку. Во всяком случае, пока аргументов «за» больше, чем «против», – оптимистично закончил врач свой доклад.
Возражения медиков о возможности мутации астронавта после облучения, как они утверждали – неизвестным видом энергии, не произвели на военных впечатления и за Джеком Флейвором установили особый контроль, объявив самого астронавта секретным объектом.
Джек пришел в сознание. Он хотел открыть глаза, но не смог: что-то ватно-тяжелое давило на веки. Лицо зудело. Он сглотнул и потянул носом воздух: медленно, едва поднимая грудь при вдохе. Воздух в помещении оказался легким, как после дождя в горах, только теплым. Джек наслаждался им, не спеша с выдохом.
– Он очнулся, – послышался незнакомый голос: женский, звонкий.
Должно быть, это сказала медсестра. Ей ответил мужчина:
– Хорошо, наблюдайте за приборами, – и потом ему – Джек это понял, потому что говорящий произнес его имя: – Джек, вы меня слышите? – Пауза. – Если слышите, надавите на мою руку, – и он, приподняв руку Джека, положил свою снизу.
Джек надавил. Пошевелил пальцами.
– Вы чувствуете боль? – снова спросил мужчина.
Джек снова напряг руку.
– Ничего, все уже позади, не беспокойтесь, – спокойно говорил врач, как догадался Джек, – у вас ожог лица, но не сильный, скоро мы снимем повязки, и вы увидите сами, что волноваться не о чем.
Голос врача звучал тихо и уверенно. Постепенно боль утихла, видимо, ему ввели анальгетик. Вот и хорошо. Так лучше думается. Джек сосредоточился. Последнее, что он мог вспомнить, было белое облако, движущееся к ним с Павлом. И огни. Потом яркая вспышка в белой пелене, голос Павла… какие-то люди… все одинаково одетые… и это не экипаж МКС…
Джек погрузился в сон.
– Кажется, он уснул, доктор, – медсестра проверила капельницу и, поправив одеяло пациента, наклонилась к его лицу. – Дыхание ровное.
– Отлично, Мерил, наблюдайте. Если что, зовите.
Доктор Вашевски вышел из палаты. Его не меньше, чем других – тех, кто по долгу службы занимался Джеком Флейвором, – интересовал вопрос: Что же с ним произошло?
«Интересно, а помнит ли он все? – эта мысль раньше не приходила в голову Вашевски. – А если он действительно вступил в контакт с иной формой жизни, с инопланетянами? Вполне может быть… Тогда ситуация может сложиться и так, что Флейвор не расскажет ничего. И причин тому две: ничего не помнит или все помнит, но ничего не скажет. Хотя, контакт – это вряд ли. Всего лишь облако неизвестного происхождения. Астрофизики до сих пор не сказали ничего вразумительного о его природе. А Флейвор…, – Вашевски остановился. – Флейвор попал в облако не один: с ним рядом находился русский космонавт. Да, жаль, что нет возможности исследовать русского. Им бы устроить встречу, очную ставку, так сказать».
Вашевски озадаченно потер подбородок. Узкий, несколько выдающийся вперед, он придавал лицу доктора детское выражение капризности, что никак не вязалось с широким лбом и обширной проплешиной, украшенной в центре пучком редких волос.
Майкл Вашевски – амбициозный и настырный человек – уверенно забирался вверх по служебной лестнице благодаря своему таланту аналитика и поразительному трудолюбию. Более того, он был просто трудоголиком. Работа в Центре космических исследований занимала все его время. Сейчас, когда подвернулся удачный случай многопланово исследовать астронавта, подвергшегося действию силы, неизвестной ученым, Майкл решил использовать все свои наработки в области психоанализа и космической медицины.
Внутреннее чутье подсказывало ему, что астронавт не знает, что с ним произошло. Потому доктор Вашевски решил не просто обследовать его организм, но залезть в его голову настолько глубоко, насколько позволяли современные средства исследования головного мозга и гипноз, которым он владел как никто другой. Но прежде астронавт должен выздороветь физически. Повреждения кожи Джека Флейвора не были столь глубоки, чтобы беспокоиться о его жизни, но пересадку тканей все же придется сделать. Этим занимались хирурги. А доктор Вашевски ждал, когда пациент поправится настолько, что с ним можно будет работать. Интерес военных к астронавту был на руку Майклу. Не усугубляя ситуации, он может просто намекать на то, что возможность контакта с инопланетянами не исключена, и выпускать Джека Флейвора в мир Земли еще рановато, да и опасно. А вдруг он теперь вовсе не он? Таким образом, у доктора Вашевски появлялся неограниченный простор для деятельности. Пациент всегда на месте и не требуется специальных разрешений на глубинные исследования мозга, как, впрочем, и других органов.
Наблюдения за астронавтом вели в комнате, которая располагалась этажом выше над палатой Джека Флейвора. Камеры, установленные в палате, показывали его двадцать четыре часа в сутки. Все было под контролем – и манипуляции медицинских сестер, и врачебный осмотр, и каждое движение астронавта, пока лежащего на широкой кровати практически неподвижно. Но доктор Вашевски работал в своем кабинете, на его компьютер поступали все сведения о Флейворе, включая и показания приборов, которые фиксировали работу всех жизненно важных органов.
Вашевски сел перед монитором и, упершись кулаками в подбородок, уставился на экран.
«Кто ты, Джек Флейвор?» – мысленно вопрошал он, пристально вглядываясь в лицо астронавта, закрытое бинтами.
Ответа на этот вопрос у доктора пока не было. Но он умел ждать. Что-что, а спокойствия ему не занимать!
«Всему свое время!» – эта фраза стала девизом Майкла с детских лет. Он дождется того часа, когда Флейвор откроет ему все секреты, даже те, о которых и сам не догадывается. А пока… пока надо подумать, как подобраться к русскому. Майкл Вашевски интуитивно чувствовал, что раскрутить клубок без Павла Курлясова ему будет намного труднее.
Павел на удивление легко и быстро прошел стадию адаптации к земному притяжению. После возвращения космонавтов из длительных полетов она занимала не меньше месяца. Павел же восстановился за неделю.
– Что ж, голубчик, – заключил профессор Даринов, просматривая последние результаты обследования космонавта, – все у вас хорошо, даже замечательно!
– Спасибо, доктор! – Павел искренне обрадовался.
– Замечательно, замечательно… Но именно это меня и настораживает, Паша, – Даринов отложил бумаги и снял очки. Интеллигент во всем, потомок чудом уцелевшего в России древнего дворянского рода, Василий Иванович Даринов относился к своим пациентам по-отечески. – Вы слишком быстро восстановились. Ваш организм, словно, – Василий Иванович потеребил редкий клинышек бородки, подыскивая слово для выражения своей мысли, – словно помолодел лет, эдак, на пятнадцать!
Павел растерянно улыбнулся.
– Мне всего то тридцать семь…
– Вот именно! Гормональный фон подростка, усиленная выработка гемоглобина, мышечная сила – все это не похоже на состояние других космонавтов, да и на вашего коллегу – американского астронавта – тоже. Мне вчера звонил его наблюдающий врач. Молодой, но умница, я вам скажу. Интересовался вашим самочувствием. И знаете, что он рассказал мне о своем пациенте?
Павел напрягся.
– Что ему далеко не так хорошо, как вам. – Даринов откинулся на спинку стула, внимательно разглядывая Курлясова.
– Что с ним, профессор?
– Ну, у него ожог лица, это вы помните. С этим как раз проблем нет, лечат. Потом сделают пластику по фотографии – американцы, знаете ли, мастера на этот счет – и будет ваш Джек как новенький. Но вот общее самочувствие… Депрессия, в отличие от вас. Да, у него психическое истощение, а вы – как огурчик!
Павел выдержал пронзительный взгляд профессора и, улыбнувшись, ответил:
– Все дело в медицине, доктор, куда американцам до нас!
Даринов уловил нотки лести, но, довольный, расплылся в улыбке. Он всегда считал, что традиции российской медицины, заложенные еще при царе-батюшке, выведут ее на самый высокий уровень, несмотря на некоторые отставания в технической оснащенности.
– Скажите, Василий Иванович, откровенно, что вы думаете о том, что с нами произошло?
– Ну-у, батенька, это вопрос не ко мне, это к тем специалистам, – профессор заговорщически указал большим пальцем на дверь, за которой дежурили охранники из Комитета государственной безопасности, – я только медик. И считаю, что в вашем состоянии медицина бессильна – ничто не поможет, потому как вы абсолютно здоровы! – Василий Иванович хитро улыбнулся, довольный своей шуткой, но тут же задумался. – Хотя, настораживают изменения крови, да и спинной мозг у вас, Павел Николаевич, больше напоминает мозг приматов. Да, да, знаете ли, удивительно! Но это… это не вредит общему состояния, напротив, даже делает вас этаким суперменом!
Павел засмеялся.
– Приматы и супермены, уважаемый Василий Иванович, как-то не стыкуется.
– О-о! Еще как стыкуется! – воскликнул профессор. – Сочетание физической силы, превышающей силу обычного человека и способности высокоразвитого разумного существа – это ли не мечта человечества, ну, скажем, некоторых его представителей, – Даринов понизил голос, – но давайте не будем распространяться на этот счет. Но, скажу вам откровенно: я бы мог попробовать выудить кое-какую информацию из вашей головы, если позволите.
– Вы имеет в виду гипноз?
– Да! Именно гипноз! Мне, знаете ли, очень интересно, что у вас там, – профессор кивнул, поглядывая на голову Павла, – зафиксировалось.
– Так, я не против, – Павел пожал плечами, – если после этого меня досрочно выпустят! – пошутил он. – На волю хочется, в горы. Я сплю и вижу белые вершины, бурные реки… Я провел юность в Средней Азии, студентом облазил все в пригородах Ташкента, был на Памире… да вы, наверное, все обо мне знаете…
Павел умолк, а профессор, внимательно слушая, пока он говорил, продолжал вглядываться в его лицо. Ему нравился этот открытый, умный человек. Без лишней суеты, с хорошим багажом знаний. Да, он читал биографию Курлясова, знал о нем, может быть, даже больше, чем Павел мог предполагать и потому сочувствовал ему. У молчаливого и спокойного с виду человека не было никого, кто бы ждал его сейчас, хотел бы поскорее увидеть. Жена ушла за полгода до его последнего полета, мать умерла, когда он еще учился в Ташкенте, отца не было рядом никогда.
«Как порой складывается жизнь! – думал Василий Иванович. – Вот ведь – красавец: глаза, в бирюзовой зелени которых просто неземная задумчивость, строгие черты лица, упрямый подбородок… К тому же – космонавт, слава! А грусть во взгляде… Нет, надо с этим что-то делать! – профессор решил помочь.
– Вот что, голубчик вы мой, то, что я о вас знаю, не имеет значения, а вот положительные эмоции после пережитого стресса – я знаю, что говорю! – вам необходимы! Так что давайте проведем несколько сеансов, – профессор повысил голос и глазами указал на дверь, – посмотрим, каковы они, тайники вашей души, и – на природу!
Павел расцвел. Он с благодарностью посмотрел на Даринова.
– Ну, пансионат на Черном море, это само собой, входит в общую программу оздоровления, а потом, через месяц, другой, можете и в горы, – продолжил профессор, – Кстати, в Ташкенте у вас кто-то есть?
– Друзья. Близкие друзья. Мы давно не виделись – работа… Но они будут рады, я уверен!
Даринов встал.
– Что ж, программа намечена. Завтра же приступим к гипнотическим сеансам… и вот еще что, – профессор вспомнил о просьбе Вашевски, – тут американская сторона предлагает встречу для вас и Джека Флейвора.
Павел откровенно удивился.
– Нет, нет, вы не то подумали! – поспешил успокоить его Василий Иванович. – Встреча заочная, телемост, знаете ли. Пока наши структуры безопасности решат, что да как, вы подумайте, о чем будете говорить. – Он пристально посмотрел на Павла и дал ему понять о важности того, что сказал, покачивая головой и выразительно подняв брови, – Что ж, доброго дня, Павел, завтра начнем! – Даринов вышел и прикрыл за собой дверь.
Вашевски широкими шагам мерил свой кабинет по диагонали – от одного угла к другому.
«Раз, два, три, четыре, пять, шесть, – разворот, и в обратную сторону, – раз, два… – тут Майкл остановился на полушаге и замер. – Нет, так нельзя! Надо успокоиться!»
Он уперся руками о стол, пошарил по нему глазами. Его внимание привлек сувенир – маленькая, чуть больше кулака, стеклянная модель земного шара. Он взял шар в руку, повертел, сломал ось, удерживающую его на подставке. Швырнул обломки в дальний угол.
«Так-то лучше! – Майкл сел, внимательно рассматривая модель, поворачивая ее в руках. – Какой ты маленький, наш дом! Такой маленький, но как легко на тебе потеряться! По-те-рять-ся… – по слогам повторил он, – как в тайниках сознания. Да, наш мозг тоже не так велик, и полутора килограмм не весит, но, сколько тайн он хранит, сколько тайн!»
Доктор Вашевски ходил мрачнее ночи после того, как провалился телемост, а вместе с ним и его надежды. Как он рассчитывал на обмен информацией, который мог иметь место при контакте двух астронавтов, пусть даже виртуальном! Но эти пентагонщики, будь они неладны! Майкл зашвырнул стеклянную Землю в тот же угол, что и ось с подставкой.
Он почувствовал, что и его опора уплывает из-под ног.
«Прервать телемост из-за одного жеста русского! Идиоты! Они со своей бдительностью совсем ум потеряли. Что, что опасного было в этом жесте?! Что он мог означать? Да… что? – Вашевски осенило. – А ведь он мог что-то значить! Так, так, так, не потерять мысль!»
Доктор снова зашагал по кабинету. Он прокрутил в памяти эпизод за эпизодом. Во время гипнотических сеансов Флейвор описывал одно и то же – туман, облако, мигающие огни.
Вот огни и не давали исследователю подсознания покоя. Именно огни, похожие на свет навигационных приборов, наводили на мысль, что то облако не было каким-то космическим телом, а вполне вероятно, прикрывало некий объект, созданный иным разумом. Далее: два астронавта изменились после контакта с ним настолько, что Джек Флейвор – весельчак, балагур, явный холерик – и русский – молчун, спокойный, рассудительный – словно поменялись местами. Вашевски очень внимательно наблюдал за обоими те десять минут, которые они, так сказать, общались. Флейвор не вымолвил ни слова, был напряжен, тогда как Курлясов выглядел совершенно расслабленным, раскрепощенным! Если предположить, что тот жест приветствия, который себе позволил Курлясов, был попыткой установить контакт, связь на энергетическом или ментальном уровне, то они действительно не люди, а те, кто умеет контролировать поток мыслей и устанавливать защиту от нежелательного проникновения. Вашевски ударил кулаком по столу.
– Меня вы не проведете! Я вас вижу, хоть вы и прикрываетесь этим чертовым облаком!
В дверь постучали.
– Кого там… несет… – Майкл оглянулся на дверь.
– Разрешите?
Дверь распахнулась и в кабинет, не дожидаясь приглашения, вошел полковник Стикс.
– Что это вы такой взъерошенный, док? – Стивен Стикс стрельнул глазами в угол, заметил разбитый шар, не ускользнули от его внимания и смятые бумаги в урне сбоку от стола. Полковник сел в кресло для посетителей, закинул руку на мягкую спинку и уставился на Вашевски, буравя его маленькими глазами, которые в прищуре превратились в тонкие щелочки. Майкл подумал: «До чего же хамски могут вести себя некоторые типы, вроде этого мужлана!»
У доктора не было никакого желания отвечать на вопросы полковника, тем более дружески беседовать, и он, сев за свой стол, спросил безо всяких предисловий:
– Что вам угодно?
Полковник проглотил холодность Вашевски. Что ж, не желает доктор сотрудничать на равных, и не надо! Но доложить о результатах своих экспериментов с Флейвором он обязан. Стикс собрался, сменив вальяжность на подчеркнутую серьезность, и, чуть привстав, протянул папку, которую держал в руке.
– Вот, ознакомьтесь.
– Что это? – спросил Вашевски, открывая пластиковую обложку.
Внутри находилось три документа. Пока Стикс говорил, доктор просматривал один за другим плотные листы, расчерченные размашистыми подписями под текстом, напечатанным жирным шрифтом.
– Это документы, обязующие вас ежедневно в письменном виде докладывать о результатах вашей работы с известным объектом.
Майкл исподлобья взглянул на полковника.
– Я каждый день сообщаю вам о том, что делаю.
Полковник перебил его:
– Теперь будете делать это в письменном виде. Мое руководство недовольно вашей работой и требует результатов, понимаете – ре-зуль-та-тов!
– Результатов? – вспылил Вашевски. – Да вы не даете мне работать! Мало того, что свернули телемост, когда, вполне возможно, могло что-то всплыть, какие-то намеки, подробности, так еще и общаться с русским профессором не даете! А откуда, скажите на милость, я могу знать, что делает Курлясов, какие сведения получают русские от него?
– Успокойтесь, доктор! – полковник встал и подошел к окну; приоткрыл жалюзи и яркий свет брызнул в глаза. Недовольно сожмурившись, он закрыл жалюзи и повернулся к Вашевски. Тот сидел, положив руки на стол, и смотрел в одну точку перед собой.
– Читайте дальше, – почти приказал Стикс. В его голосе прозвучали стальные нотки, от которых Вашевски стало не по себе. Но он, не возражая, принялся за следующую бумагу.
«Разрешить Джулиане Флейвор посещение ее мужа, Джека Флейвора. Полковнику Стиксу обеспечить контроль встреч. Доктору Вашевски включить в список ежедневных занятий с Флейвором час на общение астронавта с женой».
– Наконец-то! – прочитав, воскликнул Майкл. – Сколько я вам говорил, что эти встречи могут дать обширный материал для анализа мышления Флейвора, для установления его личности.
– Личности?
Вашевски осекся.
– Да, он должен вспомнить семью, какие-то эпизоды свой жизни до полета, а это позволит расслабить, так сказать, и вытащить из его сознания то, что он сейчас не помнит, какие-то дополнительные факты, возможно, общения с инопланетным разумом, – выкрутился Вашевски.
Полковник с пониманием кивнул, поджав тонкие ниточки губ.
– Вот видите, мы идем вам навстречу, а вы не хотите с нами сотрудничать в полной мере, доверительно, – с нажимом на слове «доверительно», сказал Стикс.
Доктор пожал плечами.
– Я обо всем докладываю…
Но полковник перебил его:
– Вот и разрешение на переписку с профессором Дариновым, – он указал пальцем на папку, возвращая внимание доктора к документам. – Вам дозволено общение через электронную почту, под нашим контролем, конечно.
«Хоть так!» – подумал Вашевски.
– Кроме того, мне поручено сообщить вам, что русского космонавта на днях отправят в пансионат на Черное море. У них там центр реабилитации космонавтов. Возможно, вам также будет интересно знать, что Павел Курлясов попросил свое руководство разрешить ему посетить азиатский регион, точнее, поехать к друзьям юности, в столицу одного из государств бывшего СССР. А профессор Даринов поддержал его.
– И что? – Майкл словно превратился в любознательного подростка, для которого ответ на вопрос мог открыть истину.
– Пока ничего. Как только мы что-нибудь узнаем, то непременно сообщим вам, доктор, – тон полковника оставался назидательным, – а, возможно, и вы поделитесь с нами своими соображениями, если профессор Даринов соизволит рассказать вам о своих планах относительно Курлясова. Так что, пишите ему, делитесь профессиональными штучками, но будьте хитрее, Майкл – русские не так просты, как кажется.
Вашевски с пониманием кивнул.
– Что ж, мне пора. Жду ваш отчет к восьми часам вечера, – Стикс решительно вышел из кабинета.
«Хитрее! Еще посмотрим, кто окажется хитрее!» – доктор Вашевски презрительно усмехнулся, проводив взглядом прямую спину полковника. Потом перечитал документы и, отложив папку в сторону, включил компьютер.
Весенний дождь желейной стеной встал на пути. Крупные капли тысячами колотушек барабанили по крыше машины, перекрывая звуки клаксонов, которыми встревоженные водители автомобилей надеялись оградить себя от возможных столкновений. Джулиана ехала на первую встречу с мужем. Сердце замирало от мысли о долгожданном свидании и учащено билось в тревоге, предчувствуя, что она увидит Джека не совсем таким, каким она его знает. Так ей сказали в приемной чиновника, через которого она, наконец, получила разрешение на свидание.
Джулиана волновалась. Мысли путались, потоки дождя и машин, медленно бредущих в нем, как слепые с поводырем, не давали сосредоточиться. Свет фар, прорывающийся сквозь занавес струй, освещал незначительную часть дороги, и Джулиана ехала медленно, чтобы ненароком не врезаться в кого-нибудь. Наконец, она свернула с магистрали и вскоре оказалась перед воротами, за которыми на одном из этажей высотного здания, теряющегося в сером небе, ее ждал Джек. Молоденький сержант проверил пропуск и, как только ворота распахнулись, Джулиана сорвалась с места, с силой нажав на педаль скорости, вложив в это движение все свое нетерпение.
«Все хорошо, – успокаивала она себя, – я уже здесь, еще немного и я увижу Джека».
Оказавшись в холле, куда ее проводил дежурный, Джулиана присела на диван и закрыла глаза. Она вспомнила про дождь и, следуя привычке, укоренившейся в сознании каждой женщины, выпрямилась, достала из сумочки зеркальце, расческу. Поправила прическу, расчесав каштановые волосы, крупными волнами падающие на плечи, всмотрелась в свое отражение в маленьком зеркальном круге, уголком платочка провела под ресницами, стирая едва заметный след туши, попавший на кожу то ли от капель дождя, то ли от слезы.
– Госпожа Флейвор! – услышала Джулиана вкрадчивый голос.
– Да, это я! – она подняла глаза, судорожно пытаясь спрятать в сумочку зеркальце. Встала.
Зеркало упало на пол. – Ой! – Джулиана наклонилась, но рука невысокого мужчины в очках, остановила ее.
– Не волнуйтесь, присядьте! – мужчина настойчиво усадил ее обратно на диван, поднял зеркальце, протянул ей. – Я – доктор Вашевски, можете звать меня Майкл.
– Очень приятно, – Джулиана протянула руку.
Майкл пожал ее, ощутив холод кончиков пальцев. Доктор разглядывал женщину, стоя напротив. Не отпуская ее руки, он слегка потянул ее на себя, предлагая таким образом встать.
– Давайте пройдем в мой кабинет. Поговорим, вы успокоитесь. Да?
Джулиана смотрела на этого молодого, и уже лысоватого человека, пытаясь понять, что он от нее хочет. Его глаза волновали еще больше. Он, казалось, пытался проникнуть в самую душу, прочитать мысли. Джулиана опустила глаза, собралась духом и, окончательно взяв себя в руки, согласно кивнула, одновременно высвобождая свою руку.
– Конечно, доктор…
– Майкл, просто Майкл, – ответил он на ее вопрошающий взгляд.
– Да, Майкл. Мне сказали, что вы – наблюдающий врач моего мужа. Конечно, давайте поговорим, – и Джулиана сделала шаг в направлении, куда Вашевский указал ей рукой.
В кабинете Вашевски было светло и тихо. Никакие звуки не проникали через толстые стекла окна, закрытого солнцезащитными жалюзями. Искусственный свет заполнял пространство кабинета, падая из невидимых источников откуда-то с потолка. Джулиана с удовольствием опустилась в мягкое кресло и, сложив руки на коленях, осматривала помещение. Майкл Вашевски с интересом профессионала наблюдал за женщиной. Плотно сжатые губы, впалые щеки и небольшая складка меж тонкими бровями говорили о том, что она волновалась, но старалась скрыть это, напрягая мышцы лица, отчего его красота приобретала холодность маски.
– Джулиана. Можно мне называть вас так? – спросил Вашевски, присаживаясь на стол.
Джулиана подняла на него глаза, и за махровыми ресницами Майкл увидел голубую бездну, полную тайн. Томление ожидания, беспокойство затмевали все чувства, и Майкл не мог прочитать в ее глазах ничего более.
– Пожалуйста, если вам так удобно, – слова женщины прозвучали отказом, но Майкл знал, что она на все согласится, лишь бы поскорее увидеть мужа.
– Я думаю, миссис Флейвор, – доктор сделал особое ударение на слове «миссис», – что нам лучше стать друзьями. Это в ваших интересах, не так ли?
Губы Джулианы изобразили улыбку, и она с нарочитой вежливостью кивнула в ответ.
– Так вот, Джулиана, я хочу сказать вам, что с самого начала настаивал на ваших свиданиях с мужем, поскольку считаю, что общение с близким человеком пойдет ему на пользу. Он быстрее восстановится, вспоминая с вами свою прошлую жизнь.
Джулиана напряглась, но не произнесла ни слова, лишь ее глаза сузились, и улыбка мгновенно сошла с лица. Вашевски заметил это и поспешил успокоить:
– Нет, вы не то подумали, дорогая! С ним все в порядке. Он помнит вас и ваших замечательных деток… Кстати, как они? У вас же дочка и сын?
– Да, у нас дочь и сын, – подтвердила Джулиана, не сводя глаз с доктора, который ей совершенно не нравился. Более того, она чувствовала от него опасность. Он явно хитрил и что-то хотел от нее. – Майкл… Давайте начистоту, – она пошла в наступление, – что вы от меня хотите?
Доктор Вашевски заметил перемену в лице женщины.
«А ты не так проста, милочка, как кажешься!» – заключил он.
– Что ж, давайте сразу к делу, – Майкл встал и, повернувшись к столу, развернул экран монитора, а сам прошел на свое место. – Вот, смотрите – это ваш муж сейчас.
На экране появилось изображение небольшой комнаты. Джулиана сразу увидела Джека, стоявшего лицом к окну, по стеклу которого стекали струи дождя. Она замерла, вглядываясь в спину мужа, беспокойно пробежав глазами по его плечам, шее, затылку. Джек, словно почувствовав ее взгляд, обернулся. Джулиана вскрикнула – на нее смотрел человек с обезображенным лицом, в котором она не признала Джека. Слезы заполнили ее глаза и усилием воли, женщина остановила подкатившие к горлу рыдания.
– Ничего, ничего, успокойтесь! Это все поправимо, мы сделаем все, чтобы ваш муж выглядел, как и прежде. Но это не раньше, чем через полгода, а пока вам надо привыкнуть к его облику и при встрече не показывать, что вас это… удручает, – Майкл встал и подошел к Джулиане. – Миссис Флейвор, вы готовы к встрече с мужем? – сказал он заглядывая в ее лицо. Она кивнула в ответ. – Тогда приведите себя в порядок, – Вашевски указал на дверь, ведущую в туалетную комнату, – и я провожу вас. Да, плащ можете оставить здесь. После вашего свидания мы еще поговорим. И помните, что за вами наблюдают, и не только я.
Джулиана сдержала себя от резкости, медленно вздохнув и одарив Вашевски недобрым взглядом. В ее глазах он прочитал и презрение, и недоверие, и злость.
«Что ж, дорогая, тебе ничего не остается, как молчать! – мысленно ответил ей Майкл. – Здесь я хозяин и я диктую правила!»
– Прошу вас! – он проводил ее до двери, а сам уставился на экран. Джек Флейвор уже сидел на диване перед маленьким столиком, ожидая прихода жены. На его лице Майкл не мог прочитать никаких чувств. Но он догадывался, что его пациент тоже волнуется.
Поначалу Флейвор наотрез отказался от встречи с женой. Это и понятно. Но, когда-то она должна была произойти! Джек боялся встречи. Он знал, что его внешний вид может оттолкнуть Джулиану, но в глубине души надеялся на то, что любовь, связывающая их многие годы, возьмет верх над отвращением, и его уродство не перечеркнет будущее. Но все же первая встреча волновала его.
Вашевски тоже был не так спокоен, как старался это показать. Он не знал, что может дать ему, как исследователю, эта встреча, но интуитивно чувствовал, что она многое изменит. Последние сеансы гипноза повергли Майкла в депрессию. Мало того, что ничего нового он не мог выудить из головы Флейвора, так он сам начал ощущать попытки проникновения в свой разум. Как только начинался сеанс гипноза, Майкл натыкался на непреодолимую стену, через которую Флейвор по капле выдавал ему информацию, ничего не значащую – картинки детства, семейные сцены, какая-то возня на МКС и неизменное облако тумана. Вашевски начинало казаться, что он сам окончательно завяз в этом белом безмолвии и никогда из него не выберется. Вместо того, чтобы проникать в глубины подсознания Флейвора, он был вынужден ставить свою защиту, ограждая свое сознание от чьих-то лап, пробирающихся внутрь его тайного хранилища.
Доктор очень надеялся, что Джек Флейвор разговорится с женой и скажет ей что-то такое, что даст ему, Майклу Вашевски, ключ для дальнейших поисков истины, открывающей дорогу в мир неведомого, непознанного – того, что скрывает и Флейвор, и его русский друг – Павел Курлясов. Или – Вашевски также не исключал и такого поворота событий – жена Джека Флейвора вычислит, что он, не тот, за кого себя выдает. Женщину не обманешь. Она чувствует. Причем, на глубинном, интуитивном уровне. Тем более, любящая женщина. Она помнит все тонкости, все штрихи поведения, она видит дальше внешнего облика, она видит в мужчине суть, его внутренний мир. Вот поэтому Вашевски с нетерпением ожидал встречи астронавта с супругой.
– Я готова, – Джулиана вышла посвежевшей, с накрашенными губами и заметными следами пудры на щеках.
– Вы прекрасно выглядите! – Майкл не лукавил, Джулиана действительно была красива.
– Спасибо! – холодно ответила она и уставилась на врача с вопросом во взгляде.
Вашевски, улыбаясь, показал ей на дверь:
– Прошу! А… позвольте ваш плащ.
Бросив его на спинку кресла, Майкл открыл дверь своего кабинета и, пропустив вперед Джулиану, вышел вслед за ней.
Мозг Милана напряженно работал. Он узнал все – весь багаж знаний землянина стал понятен ему. Теперь осталось убедить врачей, что он здоров и период адаптации к условиям земного притяжения прошел успешно. Успокоить военных, которые опасались внедрения инопланетного разума в среду землян, не составляло труда. Сила внушения лиринийца оказалась столь высока, что одним напряжением воли, он мог отправить мысль сразу нескольким людям. Этого оказалось достаточно, чтобы не только охранники, но и руководство секретной службы поверили в его земное происхождение. Теперь Милану предстояло придумать такой план своего проникновения в пустыню азиатского континента, который не вызовет лишних подозрений и станет понятен с точки зрения людей. У него было два варианта: воспользоваться дружбой русского космонавта с жителями одной из азиатских стран, на территории которой и находилась пустыня Кызыл-Кум, или купить туристическую путевку в этот регион, включив в пакет услуг посещение пустыни. Средства человека, за которого он себя выдавал, позволяли такое путешествие. Но Милан не торопился действовать. У него было в запасе три месяца, и большую часть этого времени он решил посвятить людям, в судьбу которых он вторгся и тем самым нарушил привычный уклад их жизни. Милан установил мысленный контакт со вторым человеком, оказавшимся в момент вторжения в открытом космосе. И через него узнал дополнительную информацию о жизни землян. Но, главное – он сумел убедить его сотрудничать, не раскрыв своей тайны, а поделившись знаниями об опасности, угрожающей Земле. Они общались телепатически, причем Милан обучал своего товарища защите от проникновения чужого разума, догадываясь, что и его психолог зомбирует мозг, подвергая гипнозу. Княжич поставил себе целью вернуть человека к его обычной жизни.
Джек сидел на диване, обхватив голову руками. Он ждал встречи с Джулианой, но сейчас поймал себя на мысли, что именно в этот момент, когда она вот-вот должна войти, ему отчаянно хочется бежать. Бежать без оглядки, сломя голову, так далеко, где не будет никого из людей, где ему не придется прятать свое лицо, думая о том, как он страшен. Мысленные беседы с Павлом помогали ему держать себя в руках. Ощущая недюжинную силу в теле, он едва сдерживал себя, чтобы в моменты нервного срыва не разнести все вокруг в пух и прах. Он доводил себя до изнеможения, крутя педали тренажера или поднимая штангу, выбрасывая вместе с потом огромный энергетический потенциал. Душа рвалась на свободу. Ему было тесно в комнате, в постели, в спортивном комплексе. Он, как и Павел, попросил руководство дать ему отпуск, чтобы отправиться в горы, туда, где восхождение заберет все его силы, а простор даст свободу, о которой он мечтает. Павел как-то рассказывал Джеку о восхождении на семитысячник. И сейчас Джек воочию представлял себе, как он шаг за шагом поднимается по заснеженному леднику, преодолевая трещины, обходя крутые склоны, над которыми нависли шапки спрессованного снега, готовые от резкого звука ринуться вниз, рассыпая по пути облака снежной пыли.
В дверь постучали. Джек поднял голову. Дверь распахнулась, и он увидел доктора Вашевски. Хохолок на его проплешине торчал как гребешок задиристого петуха. Не успел Джек и слова сказать, как Вашевски посторонился, и в комнату вошла Джулиана. Серый костюм из тонкой шерсти ладно сидел на ее фигуре, обтягивая грудь и бедра. Воротничок розовой блузки был расстегнут, и в проеме выреза поблескивала золотая звездочка, которую он подарил ей в день тридцатилетия. Джулиана молчала и смотрела на него, не мигая. В ее глазах Джек увидел ту жалость, которая сродни любви, которая обволакивает, даруя силы и уверенность в себе.
– Вот… я теперь такой… – первым заговорил он, беспомощно опустив руки.
От звука его голоса Джулиана очнулась, как спящая красавица от поцелуя. Она повернулась к двери, закрыла ее, оставляя Майкла Вашевски в коридоре, и подошла к мужу. Он смотрел на нее сверху вниз, с волнением вдыхая аромат новых духов. Джулиана прислонилась к его груди, скользнув руками к спине. Он крепко обнял ее, опустив лицо к макушке. Мягкие волосы жены шелком окутали стянутую ожогом кожу. Джулиана прижалась к Джеку, вновь почувствовав себя защищенной от всех жизненных невзгод, укрытой его сильными руками и спиной, как стеной оградившей ее от суеты, страданий и беспокойства.
– Вот и хорошо, все у нас теперь хорошо, – шептала она, забыв о времени, желая только, чтобы момент счастья длился долго, как сама жизнь.
– Джули… – Джек не знал, что делать со своей нежностью, потоком идущей от сердца. Она переполнила его.
Джулиана подняла голову, целуя его шею, он наклонился, ловя ее губы, и вдруг отстранился, как ужаленный, и отошел к окну.
– Прости, я и поцеловать тебя не могу…
Джулиана подошла к нему, развернула, прикоснулась ладонями к его лицу, приподнялась на цыпочки и покрыла поцелуями лоб, щеки, обезображенные губы.
– Зато я могу…
Майкл выключил монитор и закрыл глаза.
«Все. Все понятно. Я ошибался. Флевор просто жертва. Он тот, кто и был, он на самом деле Джек Флейвор. Несчастный человек, попавший в страшную переделку судьбы. Сейчас ему нужна семья, любовь… Любовь, – Майкл вздохнул, – мне тоже нужна любовь, такая, как Джулиана Флейвор… Красивая и такая… понимающая».
Вдруг Майкл вспомнил медсестру Мерил. Он замечал зовущие взгляды девушки. Его даже волновала ее полная фигура, она вся дышала здоровьем и желанием.
«А почему нет? – подумал Майкл. – Служебный роман… и пусть! Увезу ее куда-нибудь на океан, на Майами, на Карибы, а потом… потом видно будет! Как говорит мой русский коллега: «Надо переваривать неприятности по мере их поступления!»
Через час Майкл Вашевски беседовал с Джулианой Флейвор, убеждая ее, что он сделает все возможное, чтобы ее мужу Джеку Флейвору позволили провести остаток времени, необходимого для адаптации после космического полета, в их собственном доме. Он не задал женщине ни одного вопроса, а проводил ее с улыбкой, в искренности которой Джулиана не могла усомниться.
Глава 3
День шел на убыль. Вечерняя прохлада сменила дневной зной, и мужчины с удовольствием подставили лица солнцу, медленно падающему к горизонту. Ветер обдувал их, даруя ощущение свежести и умиротворения.
– Хорошо-то как! – Саша встал и раскинул руки; тонкая ткань футболки округлилась на плечах, обозначив крепкие мышцы. – Пашка, ну что ты такой кислый?! – Саша потрепал друга по ежику светлых волос и застыл, с улыбкой вглядываясь в лицо Павла. – Смотри, вечер какой! Фантастика! И мы здесь, в горах… вместе, как и раньше, а?
Павел посмотрел на друга. В прищуре его глаз виднелись лучики солнца. Искренняя улыбка украсила лицо, которое будто разгладилось, несмотря на глубокие складки на лбу и в межбровье.
– Знаешь, что мне всегда в тебе нравилось? – спросил он, и сам же ответил: – Твоя искренность! Во всем – в отношениях, в делах и даже в эмоциях.
– Ну, такой я! – Саша рассмеялся.
Снизу потянуло дымком. Друзья час назад забрались на холм, который круто шел вверх прямо от поляны, где они разбили лагерь. Две серебристые палатки внизу казались игрушечными домиками. Чуть в стороне от них поднялась струйка дыма. Женщина – тонкая, почти прозрачная в лучах заходящего солнца, – встала, откинула назад прядь волос, упавшую на лицо, и снова наклонилась над кострищем.
– Катя! – закричал Саша, махая рукой.
Она повернулась на крик и, разглядев мужчин, с чувством помахала в ответ.
– Красивая она у тебя! – заметил Павел и тяжело вздохнул.
– Красивая… а ты все еще любишь ее? – прямо спросил Саша.
Павел опустил глаза и пошел вниз, на ходу отвечая:
– Любишь, не любишь, какая разница? Она – твоя жена, и все тут. Пошли, поможем. Сидим тут, а женщина костер раздувает.
И он помчался вниз, как горный козел с кручи.
– Стой! – азартно закричал вслед Саша, и, сорвавшись с места, кинулся вдогонку.
Катя не спускала с них глаз: как и прежде, друзья мчались к ней наперегонки, по пути срывая головки цветов, верхушки травы, чтобы, подбежав первым, осыпать ее и получить благодарный взгляд сияющих глаз. Глаза Кати свели с ума не одного воздыхателя: нежно-голубые, огромные, опушенные длинными ресницами. На ее худощавом лице они сияли, как два топаза. Открытость взгляда, ее лучезарная доброта приковывали внимание.
Саша все же подбежал первым: почти внизу, перед саем, Павел будто оступился и чуть свернул в сторону, уступая тропу другу.
– Привет, милая! – Саша поцеловал жену в щечку и высыпал две пригоршни трав на ее голову. Сиреневые головки чабреца, лепестки цветов шиповника вместе с тонкими стебельками травы рассыпались по русым волосам. Катя тряхнула головой, и травинка упала на ее ресницы.
– Ой, – женщина опустила голову, моргая глазами, – ну что вы, как дети прямо, все никак свои забавы не оставите.
Она смахнула травинку с лица и, развернувшись, пошла к палатке.
– Вот тебе раз! – Саша развел руками. – Хотелось как лучше…
– А получилось как всегда! – поворачиваясь, закончила жена. – Ладно, чего уж там…, – сменив гнев на милость, она с улыбкой посмотрела на мужа, – костром займись, ужин пора готовить. Да и Ирка где-то запропастилась…
Павел опустил аккуратные палочки, которые он наломал из сухих веток, что они еще загодя принесли, и насторожился, прислушиваясь к звукам, идущим с противоположного склона. Катерина пристроила котелок над костром, который уже весело трещал, поглощая дрова, и подошла к Павлу.
– Что? – спросила она и, приложив руку ко лбу, защищая глаза от света, устремила взгляд в ту же сторону.
Павел сжал ее руку:
– Ничего, не волнуйся, – и, сказав это – тихо, словно самому себе, – стремительно побежал, так быстро, что Катерина ничего не успела осознать.
– Саша… – она начала задыхаться от волнения, сердце забилось чаще, предчувствуя беду, – Саша, там Ира… Ира! – закричала она и побежала за Павлом.
Когда Павел подобрался к камню, нависающему над крутой осыпью, Ира держалась за него одними пальцами. Раздумывать о том, как она оказалась в таком положении, не пришлось. Еще пару секунд и пальцы девочки соскользнут. Павел в несколько прыжков оказался на камне и, упав на живот, крепко ухватил Иру за запястья. Вытянув девочку наверх, он обнял ее, прислонившись спиной к склону. Острый камень вонзился в спину, но Павел не шевелился. Он слушал, как стучит сердце девочки, нотой радости дополняя музыку природы, окружающую их.
Крутой склон уходил в небо острием старой скалы. Когда-то, много тысячелетий назад, эта скала грозно встречала путника, преграждая ему путь. Но теперь от ее величия только и остался, что полуразрушенный гребень, который продолжал осыпаться вниз, образуя коварную осыпь. Крупный камень, отвалившись от скалы, не докатился до подножия холма, а застрял на его середине, обратившись вверх плоской стороной. Со временем, дожди и ветер сделали свое дело, укрепив камень почвой, смываемой сверху. Мелкие камешки, стекая с каждым дождем, смешались с грунтом и корнями эфедры, став прочной опорой.
– Что, Ира, испугалась? – наконец спросил Павел, погладив девочку по голове.
Гладкие волосы, такие же русые, с золотистым отливом, как у мамы, растрепались пушистыми прядками. Ира отстранилась и, сняв бархатную ленту с косы, расплела ее. Расправив волосы растопыренными пальцами, проведя по ним, как расческой с редкими зубьями, она снова туго заплела косу и, закрепив конец, откинула ее назад, с гордостью посмотрев на своего спасителя.
– Ты красивая, как мама, – любуясь девочкой, сказал Павел.
Ира кокетливо сверкнула глазами и отвернулась, пробурчав:
– Я сама по себе, и мама здесь ни при чем!
Павел рассмеялся.
– Что вы смеетесь? – Ира снова одарила его взглядом. – Думаете, спасли, так и смеяться можно?
– Нет, что ты, я так не думаю. Да и не спасал я тебя вовсе, просто руку подал.
Ира с вопросом в глазах уставилась на него.
– И вы не будете рассказывать моим, – она кивнула в сторону лагеря, давая понять, кому «моим», – как я тут висела?
– Если не хочешь, не буду. Только давай спускаться вниз, а то и рассказывать ничего не придется, сами увидят… Хотя… уже поздно…
Внизу карабкалась по камням Катя, впереди, перепрыгивая с камня на камень, бежал Саша.
– Все! – заключила Ира. – Сейчас начнется: Куда поле-е-е-зла, думать голово-о-о-ой надо…
– Думать, и, правда, надо головой, – перебил Павел, – давай так договоримся: ты спустилась на камень, а потом испугалась, ладно? Здесь я тебя и нашел, только не висящей, а сидящей, договорились? Это, чтобы твоих, – он тоже кивнул вниз, – не пугать.
Ира согласилась. Дядя Паша начинал ей нравиться. Когда он приехал, она приняла его в штыки. Ну и что с того, что космонавт? Ира видела, как готовились родители к его приезду. Мать всю квартиру вылизала и ее заставила свою комнату вверх дном перевернуть. А отец на всю зарплату холодильник забил такой едой, которой в доме и не водилось. «Паша любит, Паше это понравиться, Паша, Паша…» – только и слышала Ира каждый день. И что Паша? Ну, приехал какой-то почти лысый дядька, с только начинающим топорщиться ежиком волос на голове. Молчит все время, на все вопросы отвечает «да, нет». Родители перед ним разве что не танцуют, а он только улыбается. Даже в школу к ней отказался идти. А она на весь класс растрезвонила, что к ним космонавт Курлясов приехал. Отец потом учительнице сказал, что у его дочери фантазии такие, что она пошутила! Какие шутки?! Теперь все в классе смеются над ней. И отец выговорил, да так, что едва не шипел: «Он инкогнито приехал, у него психологическая травма, ему нужно создать все условия для отдыха!».
Сейчас Ире стыдно стало за свою злость. Что-то душевное промелькнуло между ней и Павлом. Она сама увидела грусть в его глазах – глубоко, и глаза его показались ей какими-то нечеловеческими, а волшебными, неземными.
– Дядь Паш, ты на меня не обижаешься? – вдруг спросила она.
Павел снова рассмеялся:
– Нет, не обижаюсь, давай спускаться!
Ира обратила внимание на белизну ровных, крепких зубов дяди Паши. «Голливудская улыбка отдыхает», – подумала она. Еще хотела спросить, настоящие ли у него зубы, но снизу послышался крик мамы, и Ира решила, что спросит потом.
Внезапно веселье Павла как рукой сняло. Слово «давай» напомнило про Джека Флейвора. В последний раз они виделись во время пресс-конференции, проходившей как телемост между Вашингтоном и Москвой, спустя два месяца после приземления. Тогда Павел едва узнал его. И не только потому, что его лицо обезобразили шрамы от ожогов, но и потому, что Джек молчал. Молчал, сурово поглядывая из-под красноватых век. Павел, вопреки распоряжению говорить только то, что дозволено, окликнул Джека.
– Джек, как ты? Не молчи, давай, скажи мне что-нибудь!
Он хотел приободрить его, пожать руку. Его мозг бунтовал: почему им не дают возможности пообщаться воочию?! Для Джека это важно! Павел был уверен, что вместе они бы справились с тем, что навалилось на них после злополучного полета. Но он только и смог, что протянуть руку, ладонью вперед, словно хотел хлопнуть по руке Джека, так, как они делали, когда что-то удавалось или шутка Джека попадала в точку, и Павел смеялся вместе с ним. Этот жест вызвал непредсказуемую реакцию всех служб – и американских, и русских. Телемост прервали почти сразу.
– Идем, дядь Паш, – голос Ирины вернул Павла на осыпь, – а то они сюда лезут, – Ира наблюдала за родителями.
Катя забралась на очередной камень и остановилась, подняв голову вверх. Саша подошел к ней ближе и, взяв за руку, помог перейти на более удобное место. Там они сели рядышком, не спуская глаз с дочери. Миндалевидные глаза Саши превратились в тонкие щелки: солнце еще не закатилось и светило ему в лицо, отчего он сощурился, почти полностью сомкнув веки. Грудь его продолжала вздыматься от частого дыхания, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу.
– Ты как? – он заглянул жене в лицо.
Она глубоко вдыхала воздух полуоткрытым ртом.
– Нормально, – на выдохе ответила Катя.
Павел с Ирой тем временем уже спустились с камня и, шаг за шагом, осторожно продолжали спуск по осыпи, рискуя покатиться в любой момент.
– Сюда, так, давай руку, осторожно, не спеши, – корректировал Павел движение девочки.
Она слушала его и беспрекословно выполняла все, что он говорил.
– Смотри, как Ирка его слушает, а? – отдышавшись немного, заметила Катя. – Что ты молчишь? Язык проглотил? – она повернулась к мужу. Саша не слушал ее. Он наблюдал за другом и что-то в его поведении, в его движениях настораживало. Саша не мог разобрать, что именно, но подспудное недоверие грызло его с того самого момента, когда Павел еще у них дома проводил взглядом проходившую мимо Иру.
– Он тебе ничего про Ольгу не рассказывал? – совсем некстати спросил он жену.
– Про Ольгу? – Катя нахмурилась. – Так, сказал только, что они расстались и все. Я больше не расспрашивала. Ты же знаешь, если Пашка замолчал, то это надолго. Наверное, это как-то связанно с этими событиями. А почему ты спрашиваешь?
– Так, вспомнил, как мы вместе в Киргизии в последний раз были, – Саша не стал делиться с женой своими тревогами.
– О! Вспомнил! Это ж сколько лет прошло с тех пор?! – Катя вдруг замолчала.
Тогда Павел впервые приехал к ним с женщиной. Еще не женой, но представил ее как невесту. Приглашал на свадьбу. Той же осенью они поженились, но Саша с Катей не смогли приехать к ним. Тяжелое было время. Завод встал, Сашка остался без работы, депрессия. Ирка только родилась, денег ни на что не хватало. Катя начала шить на заказ.
Как они тогда жили? Даже вспоминать неприятно. Но выпутались. Саша пошел работать в МЧС, как-то наладилось все, но Катя с тех пор навсегда закрыла свою швейную машинку. Так и сказала: «Прощай старушка!» И спрятала подальше.
– Что ты, Кать?
– Да так…
Она встала. Ира спустилась первой и, прикрывая вину улыбкой, подошла к матери. Катя обняла ее, не сказав ни слова.
– Как тебя туда занесло? – спросил отец.
– Случайно.
– Так не бывает! – Саша хотел продолжить, рассказав, как попадают в такие переделки, но Катя одним взглядом одернула его. – Ладно, потом поговорим, идите, только осторожно, ради бога!
– Спасибо, Паш! – Саша пожал руку Павла. – Я так и не понял, как ты умудрился так быстро домчаться до Ирки. Мы вон с Катей еле отдышались и все равно не смогли догнать тебя.
– Так я ж космонавт! – отшутился Павел.
– Ну да… тренировки, специальная подготовка… куда нам, серым труженикам…, – Саша, казалось, не заметил шутливого тона.
– Да ладно, не жалуйся, вон у тебя бицепсы, как шары надутые, труженик серый! Кать, и давно он так трындеть начал? Что-то я не помню, чтобы раньше он на что-либо жаловался.
Павел догнал Катю и пошел рядом, а Саша остался позади.
Костер, то догорал, то вновь азартно вспыхивал, набросившись на сухую ветку и аппетитно пожирая ее. Катя с дочерью ушли спать: огонек свечи еще освещал палатку и силуэты женщин, готовящихся ко сну.
– Ира стала совсем взрослой, – Павел расшевелил костер, и искры, словно только того и ждали: пчелиным роем они устремились в небо – темное, нависающее над Землей плотным куполом.
Саша, не мигая, смотрел на пламя. Оно жило, пока была пища, но и потом не умирало сразу, а, притаившись в золе, ждало. Ждало, когда новая порция дров ляжет поверх останков сгоревших поленьев, и тогда мерцающие в угольках искры очнутся, жарко лизнут их, и будут лизать до тех пор, пока они тоже не превратятся в золу.
– Так и мы: горим, горим и в итоге превращаемся в прах, – задумчиво произнес Саша. Повернувшись к другу, пристально посмотрел на него. – Ире всего пятнадцать. Не такая уж она и взрослая. А, учитывая особенности переходного возраста, можно сказать, что ума ей пока не хватает, хоть она и думает, что умнее всех.
– Ты несправедлив, – возразил Павел, – она очень даже разумная. Прав ты в том, что в этом возрасте человек проходит этап становления личности. Отсюда вредность, противоречивость, ранимость души.
– Души?! – Саша искренне удивился. – Это ты когда успел разглядеть ее душу?
– Тише, тише, ослабь оборону, или нападение? А? Саш, давай сразу все выясним, что произошло сегодня вечером, кроме того, что я первым успел подбежать на помощь к твоей дочери?
Саша понял, что сорвался.
– Извини, нервы что-то… Знаешь, мы с Катей за Ирку…
– Ладно, проехали, – Павел встал, – я понимаю. Не волнуйся, я к твоей дочери отношусь… как к твоей дочери, – он улыбнулся и, задрав голову, запрокинул руки, скрестив пальцы на затылке. – Посмотри, звезд сколько. Только здесь, в горах, они такие огромные и сияющие.
Саша встал рядом. Рассматривая звезды, он думал о своем: о жизни, о Кате.
– Паш, а там, – он ткнул пальцем в небо, – они такие же?
– Звезды? Такие же – маленькие и холодные, а Земля – большая… вертится, то одним боком повернется к тебе, то другим.
– А, когда ты в открытом космосе находился, не страшно было?
– Есть немного, – честно сознался Павел, – ты представь: никого! Это ни с чем ни сравнимо. Вот, к примеру, море. Ну, оказался ты в море один. Все равно живет надежда, а вдруг кто-то проплывет мимо, лодка там, или вертолет будет тебя искать. А в космосе никто не будет искать, да и некому… разве инопланетяне поймают! – ухмылка исказила губы Павла.
– Ты видел инопланетян?
– Нет.
Негромкий хруст сухой ветки за спиной заставил мужчин развернуться. Послышалось покашливание, на свет от костра вышел мужчина.
– Салям алейкум, – поздоровался он, протягивая руки для приветствия.
– Алейкум асалям, отец, – Саша первым ответил, протянув обе руки, коснувшись ладонями рук гостя, как принято здороваться у узбеков, – присаживайтесь, прошу вас, – он жестом указал на место у костра.
Павел тем временем поздоровался с гостем, пожав ему руку, как обычно. Мужчина при этом быстро взглянул в его лицо – внимательно, изучающее, – но тут же опустил глаза.
– Я тут живу недалеко, с отарой, увидел костер, думаю, дай пойду, посмотрю, что за люди пришли, – узбек присел к огню, исподлобья рассматривая мужчин. Хитрая улыбка не сходила с его лица – смуглого, испещренного морщинами. На вид он казался пожилым, но в осанке и во всей фигуре, укутанной тонким ватным халатом, чувствовалась молодецкая удаль. Черные добротные сапоги с острыми носами говорили о том, что он не простой пастух. Павел разглядел за голенищем инкрустированную рукоять ножа. А Саша уже подавал гостю кружку с чаем.
– Угощайтесь, уважаемый! А мы отдыхать приехали, из Ташкента.
Узбек принял кружку, чуть привстав, и сделал вид, что удивился:
– Из Ташкента? Далеко… Ближе отдыхать негде?
Павел наблюдал за гостем, почувствовав его особое внимание к себе. А Саша объяснял, что они не просто отдыхать пришли, а хотят полазить в пещерах. Ночной гость слушал, молча кивая головой. Понять, что он думает о затее туристов, было невозможно.
Саша спросил:
– А не скажете, уважаемый, Двуглазка давно плевалась?
– Это, которая там? – узбек махнул рукой к северо-западу. – С двумя дырками?
– Да, она. Потому и зовем – Двуглазка. Помнится, из нее поток воды вытекал раньше, сильный, заполнял все входы полностью. Только это не всегда бывает. Так, не видели, давно вода была?
– Давно, – ответил чабан, – давно, после дождя, когда еще снег был. Я только с овцами пришел. Дождь сильный был… Лил три дня. Потом, через два дня и пошла вода. Сын пришел, сказал: «Ота, там вода идет из горы». Я ходил смотреть. Сильно шла, два водопада: сверху и снизу.
Саша посмотрел на Павла, продолжая внимательно слушать старика, и вместе с тем раздумывая, можно ли лезть в Двуглазку, не опасаясь быть смытыми.
Интересная эта пещера. Вход расположен на склоне холма, в скалах: два отверстия, формой напоминающие глаза, только расположенные один над другим. Снаружи растут кустарники, до жары сай небольшой течет рядом, потом высыхает, а внутри ход каменный и словно вылизан. Они проходили через верхний «глаз». Уходит лаз вверх, потолок посередине высокий, смыкается по бокам, сохраняя форму глаза почти на всем протяжении. Сразу понятно, что вода заполняет все отверстие, когда идет. И идет сильно, под напором, потому что нет на камнях ни кустиков, ни глины, ни камушков каких-либо – все смывает. Когда-то Саша со спелеологами лазил в этой пещере. Он вспомнил, как быстро они проходили гладкий участок. И только добравшись до места, где появилась земля на камнях, сбавили темп.
– Спасибо за чай, я пойду, к своим надо! – гость встал и, распрощавшись, направился в сторону, откуда пришел.
Саша проводил его, на несколько шагов отойдя от костра. Павел остался на месте, лишь кивнув на прощанье.
– Кто он? – тихо спросил чабан Сашу, как только они отошли.
– Это мой друг, хороший человек.
Узбек покачал головой:
– Не наш он, не наш…
Саша удивился такой настороженности гостя в отношении Павла.
– Он приехал в гости, на отдых, – хотел было объяснить он, но узбек перебил, не слушая:
– Не ходи в пещеру, уходите домой, опасно сейчас, – и он удалился в темноту. Тихо и загадочно.
Когда Саша вернулся к костру, Павел сидел, уставившись в одну точку. На его лице отразилась печаль или озабоченность, словно он никак не мог найти решение жизненно важной загадки. Друг подсел ближе, поворошил потухшие уголья.
– Паш, ты прости, если лезу не в свое дело, но, может, расскажешь, да и тебе легче станет… нелегко тебе пришлось там? Да и потом… про Ольгу ничего не говоришь, что у вас случилось?
Павел вздохнул и, не поднимая глаз, ответил:
– Ничего особенного, Так с каждым может случиться. Не захотела быть женой космонавта, ждать, волноваться. Ушла и все. Я и не держал. А в космосе… Да, были моменты, но все уже в прошлом. Вот только Джека хотелось бы еще увидеть.
– Это того, с кем ты в эту переделку попал?
– Да, Джека Флейвора. Вот он пострадал на самом деле. Лицо сжег, представляешь? А главное, что ни он, ни я ничего такого не помним. Ладно, давай не об этом. Завтра идем в пещеру? – Павел внимательно посмотрел Саше в глаза.
– Идем, конечно, о чем разговор?! Опасно только, но… что-то темнит аксакал, вода должна была быть недавно.
– А Катя с Ирой? Пойдут или снаружи ждать будут?
– Не знаю. Вообще они обе заводные, думаю, полезут, – Саша улыбнулся.
Павел заметил это:
– Чему улыбаешься?
– Да, вспомнил. Ирка сегодня даже не огрызалась, хоть и держалась уверенно, а с испугу забыла и про свою независимость. Ну, идем спать? – Саша встал, расправив плечи и грудь. Волнистая челка спала на лоб – ни дать, ни взять кубанский казак: чуб есть, только картуз надеть осталось. Павел прикрыл мерцающие уголья золой, чтобы утром легче было разжечь костер, и тоже поднялся. Он не уступал другу в росте, даже возвышался над ним, и фигура пловца выгодно отличала его от Саши, хоть тот имел косую сажень в плечах.
– Ты вырос что ли? – Саша окинул его ревнивым взглядом, – Вроде ниже меня всегда был…
– Так мы там об-лу-чи-лись, понимаешь? Теперь расту не по дням, а по часам!
– А-а! И волосы побелели… поседел что ли?
– Поседеешь от такого, ладно, завязывай с вопросами, мне их уже столько задавали, надоело, честное слово, – и Павел направился к палатке.
Когда они улеглись в спальники, он спросил:
– А ты знаешь, почему из Двуглазки такой странный поток идет после дождей?
Саша зевнул, повернулся на бок.
– Эффект унитаза.
– Чего?
– Унитаза! Сразу понятно, что с сантехникой ты знаком только, как пользователь.
– А ты с ней особые связи имеешь?
– Имею, жизнь, знаешь ли, всему научит. Так вот, Вода наполняет озеро. Мы завтра, даст бог, к нему доберемся. Устроено оно так, что из него есть узкий сток в форме петли, которая поднимается выше уровня озера.
– Как сифон, что ли?
– Ну да, в физике, помнишь – сообщающиеся сосуды?
– Так бы сразу и сказал, а то – эффект унитаза! Звучит, конечно, загадочно!
– Да ладно! – Саша отвернулся. – Если честно, я и сам не очень в этом механизме понимаю, так специалисты рассказывали, которые исследовали пещеру, – добавил он, позевывая.
– А когда ее исследовали?
Саша, казалось, уснул. И вопрос Павла повис в воздухе. Он застегнул спальник и закрыл глаза.
– Давно исследовали, лет двенадцать-пятнадцать назад, – сонно пробурчал Саша, – спи.
Ночь высветила небо мириадами звезд. Среди них блуждающими огнями двигались спутники, МКС и огромный астероид, стремительно приближающийся к Земле.
У Милана оставалось четверо земных суток до посадки планетарного модуля, который должен забрать его в тот самый момент, когда все земляне будут наблюдать за астероидом и до маленького космического объекта, потревожившего атмосферу Земли в стороне от предполагаемого места падения небесного камня, никому не будет никакого дела. Или почти никому…
Двуглазка встретила туристов темными проемами входа, прикрытого с одной стороны разросшимся деревцем боярышника. Берега небольшого сая, протекающего перед скалой, заросли мятой и осокой, радуя глаз яркой зеленью. Солнце освещало холм, скалу и вход в пещеру, из которого тянуло прохладой. По настоянию Саши, Катя с Ирой надели каски и теперь веселились, поглядывая друг на друга. Милан наблюдал за ними. Он тосковал по родному дому. Но особое волнение от предчувствия скорого возвращения и встречи с отцом придавало ему силы. Координаты местонахождения Кристалла сошлись в этом азиатском крае, в почти диких горах, куда случайный путешественник не забредет, а лишь тот, кто ищет в этих местах особых приключений, мечтая покорить одну из пещер, пробуравивших кальцитовые склоны Угамского хребта – одного из многочисленных хребтов Южного Тянь-Шаня.
Милан уже привык к сущности Павла и к его имени. Он также любил жизнь, любил его друзей, беспокоился о Джеке Флейворе. Когда два землянина оказались в корабле лиринийцев, Милан сразу же выбрал русского космонавта. Он был высок ростом и телосложением больше походил на лиринийца, чем его напарник.
Пластическое преобразование лица Милана, перенимавшего облик космонавта, прошло быстро и почти безболезненно. Помощник сбрил его русые кудри, оставив короткий ежик волос – точно такой, как у Павла. Княжич вошел в хранилище памяти землянина и скопировал всю информация, которую тот успел собрать за свою жизнь.
То, что люди не умеют закрывать свой разум от внешнего проникновения, оказалось на руку Милану. Он узнал также, что люди в основной своей массе не используют весь потенциал знаний, загруженный в подсознание. Даже более того – редко кто из них догадывался о том, чем владеет. Наделенные такими же способностями к телепатии, как и лиринийцы, земляне даже не подозревали, что могут читать мысли и предвидеть ход событий.
Но мир чувств человека поразил Княжича. Богатство эмоций Павла так встряхнуло нервную систему Милана, что он потерял сознание. Но это осталось незамеченным лиринийцами, готовившими его к вторжению на Землю – Милан уже находился в скафандре Павла Курлясова, и время поджимало. В конце концов, он сам смог выровнять уровни восприятия и стабилизировать свою психику. А нестойкое сознание сыграло положительную роль – его не стали донимать вопросами на космической станции землян, а сразу же загрузили в посадочный модуль и отправили на Землю. Почти двое земных суток было у Милана на стабилизацию своей психики и адаптацию к сущности человека.
Позже он еще долго не мог понять, как внешне спокойный и уравновешенный мужчина может прятать в себе такую радугу чувств. Соединив своеобразное мировосприятие человека и свое собственное, Милан стал уязвим психически. Особое чувство вины и стыда Княжич испытывал перед напарником Курлясова – астронавтом Джеком Флейвором. Лиринийцы намеренно причинили ему физический вред, чтобы смешать карты тем, кто будет отрабатывать версию инопланетного вмешательства. Как показало время, эта идея сработала. К Павлу отнеслись с большим доверием.
– Паша! – голос Саши оторвал Милана от размышлений. – Идем, девчонки уже полезли!
– Иду, иду! – Милан встал, поправил небольшой рюкзак за спиной, включил налобный фонарь и, оглянувшись в долину, словно чувствуя чье-то внимание, немного замешкался, но движимый нетерпением, нырнул в темноту вслед за Сашей.
Туристы погрузились в тишину пещеры, попали из шумного внешнего мира в мир иной – такой же таинственный, как и темнота, скрывающая лабиринты ходов подземелья. Путь до озера оказался нетруден. Ход шел все время вверх под небольшим углом, так, что идти было легко и приятно. Голоса спутников звучали тихо и отрывисто. Луч света от фонаря Милана выхватывал тонкие силуэты Кати и Иры и не отстающего от них Саши. Как и рассказывал Саша, гладкие, вылизанные водой стены внезапно закончились и руки ощутили шершавость глинистых наносов, заполнивших выступы камня. Саша подлез к самому краю хода, туда, где сошлись пол и потолок пещеры.
– Смотри, Паш, похоже, отсюда пробивается вода при паводке, – он осматривал камни, пытаясь найти доказательства своего предположения. Но ничего такого там не было. Только четкая граница между чистыми и грязными камнями. – И знаешь что, вода все же недавно прошла! Кое-где в углублении на стенах осталась. Если бы поток шел давно, как сказал старик, камни успели бы высохнуть. Пугал он. Только зачем?
Милан не хотел тратить время на исследование пещеры. Его тянуло дальше, и он еле сдерживал себя, чтобы не умчаться вперед всех. Но он не мог так поступить. С этими людьми ему еще предстояло довершить начатое дело. Они даже не подозревали, как помогли лиринийцу, предложив Павлу, своему другу, отдохнуть в горах, вспомнив былые годы, когда, будучи студентами, они все свободное время проводили в походах. Милану не пришлось ломать голову, чтобы придумать причину для поездки в Среднюю Азию. Давняя дружба Павла, Саши и Кати оказалась самым лучшим поводом для проникновения в пещеру, где хранился Кристалл.
– Пошли дальше, а то потеряем Катю, – нажал Милан на больное место Саши.
Они резво пробежали до конца входного лаза и, догнав поджидающих их женщин, свернули в правый боковой ход, отвесно уходящий вверх. Лезть было нетрудно: удобные уступы подходили и для ухватов и для полочек под ноги. Первым из хода выбрался Саша.
– Ух, ты! – воскликнул он, осветив фонариком большой грот, потолок которого навис над гладкой поверхностью подземного озера. Вода – прозрачная и спокойная – сливалась с камнями, а отражение потолка в ней и вовсе сбивало с толку. Саша помог вылезти из меандра Кате с Ирой, и осторожно пошел к озеру, проверяя каждым шагом, не вода ли под ногами. Милан тоже выбрался в каменный зал и осматривал стены. Раздался легкий всплеск.
– Есть! Здесь начинается озеро! Дамы, осторожно! – Саша снова балагурил, забыв и о настороженности по отношению к Павлу, и о ревности. – Так, идем по краю, прислушиваясь хорошенько. Пашка, ты где?
– Здесь я, здесь, не кричи, разбудишь пещерных демонов, – пошутил Милан.
– Ой, – испугалась Катя, и луч от ее фонаря забегал по стенам, то, прочерчивая яркую полосу, то, теряясь в проемах.
– Ну, ты нашел, что сказать, молодец! – Сашка оглянулся, полоснув лучом по глазам друга. – Они теперь бояться будут! Нет здесь никаких демонов, не слушайте его, сказки все это!
– Я пошутил, простите, – Милан отсчитал третий проем по ходу и свернул в него.
– Ты куда? – заметил Саша.
Но Милан уже не слышал его. Узкий лаз, с высоким потолком, больше похожий на щель, резко уходил вверх и потом вправо. За перегибом стены голоса из озерного зала терялись. Милан прибавил шагу. В тишине слышалось только его дыхание. Ход начал постепенно расширяться и, следуя выученным наизусть приметам, Княжич пошарил правой рукой по стене. Не обнаружив никакого провала, он остановился и, усмирив волнение, прошелся по той же стене лучом от налобника. В монолите камня ему почудились тонкие линии разрывов. Он провел по ним пальцами. Тепло, просочившееся через камень в ладонь Милана, подтвердило его догадку:
«Кристалл там! Но отверстие замуровано».
Милан еще раз, уже спокойней и тщательней, обследовал камень и определил границы ниши, в которой мог находиться Кристалл. Потом он снял свой рюкзак, для чего пришлось извернуться, потому, как ширина прохода все же оказалась недостаточной для свободных движений, и, раскрыв его, пошарил внутри в поисках альпинистского молотка, что он прихватил с собой. Сильный удар по шее сбил Милана с ног. Он повалился вперед лицом, не успев понять, что же произошло, и, потеряв сознание, рухнул на пол каменного коридора.
Подземное озеро терялось далеко в глубине пещеры. Луч фонаря освещал темноту, не достигая границы озерного грота, отвесной стеной опускающегося в воду справа, где сидели Катя с Ирой. Так что пробраться дальше не представлялось возможным.
– Лодку бы, – мечтательно сказала Катя, – можно было бы переплыть на другую сторону.
– Пап, а пап, надо было взять лодку, надувную, у нас же есть!
Саша не отвечал. Он стоял и настороженно прислушивался, пытаясь уловить хоть какое-нибудь движение из хода, в котором исчез Павел.
– А дядя Паша где? – заметила Ира его отсутствие.
– Вот именно – где? – заволновался Саша и, на ходу сказав Кате, чтобы сидели тут и никуда не ходили, пошел вслед за Павлом.
Извилистый ход вывел его в узкий коридор, на полу которого лежал Павел.
– Паша! – Саша бросился к нему. Осторожно перевернул на спину, кое-как разместившись
между тесно стоящими стенами. Проверил дыхание, наклоняясь к его носу. Ощутив слабый поток воздуха, похлопал друга по щекам.
– Очнись, Паша, очнись!
Веки Павла задрожали, он глубоко вздохнул, приоткрыв рот, и застонал.
– Давай, давай, открывай глаза! – не унимался Саша. – Да что же здесь такое случилось? Что с тобой? Идем к выходу, там поток воздуха хороший, здесь душно.
И Саша потащил Павла обратно, ухватившись за куртку на его плечах.
Милан слышал голос, но никак не мог открыть глаза. Боль в шее мешала думать. Когда он почувствовал, что кто-то его тащит, то инстинкт самосохранения мобилизовал все силы и, запрокинув руку назад, Милан ухватил за запястье того, кто это делал.
– Стой! – он развернулся, не отпуская руку человека, и потянул его на себя. Тот не удержал равновесия и упал, уткнувшись в пол лбом.
– Тише, тише, Пашка, это я!
Милан напряг глаза. Его фонарь светил прямо в лицо человека, который стоял перед ним на карачках, как, впрочем, и он сам.
– Ты кто? – спросил он.
– Руку ослабь, – Саша тоже пристально смотрел на Павла, – я – Александр Березин, твой друг.
– Кто ударил меня? – не обращая внимания на просьбу человека, Милан снова задал вопрос.
– Я не знаю. Ты ушел. Один. Я забеспокоился и пошел за тобой. Увидел тебя, лежащим здесь.
Пока Саша говорил, Милан пришел в себя. Он понял, что друг Павла здесь ни при чем и отпустил его руку.
– Слушай, Паш, давай вылезем отсюда – здесь душно… Потом разберемся, что случилось, да и Катя с Иркой ждут.
– Где они? – Милан напрягся.
Саша сел, облокотившись спиной о стену, и махнул рукой назад:
– Там, у озера.
– Иди к ним, выходите из пещеры! – приказал Милан. – Не оставляй их ни на минуту! Понял?
Саша смотрел перед собой, как зачарованный.
– Понял, – послушно сказал он и встал.
Но что-то развернуло его; несмотря на силу мысли Милана, мозг человека боролся за самостоятельность мышления.
– А ты? – глухим голосом спросил он.
Милан оценил сопротивляемость человека и постарался успокоить по-дружески:
– Я скоро, не волнуйся, иди к своим.
Саша лишь мгновение поколебался, затем развернулся и ушел.
Оставшись один, Княжич осмотрелся: конец коридора, в котором он находился, терялся в темноте. Тот, кто его ударил, должен был либо затаиться там, если коридор заканчивался тупиком, либо уйти, причем наружу. Милан потер шею – она болела, но никаких внешних повреждений не было. Сила удара оказалась хорошо рассчитана. Кто-то пугал, но зачем? Ответ напрашивался тревожный: нападающий не хотел, чтобы турист нашел что-то, что хранится в этой пещере. А что в ней хранилось, Княжич отлично знал, и это встревожило еще больше.
«Кто, кроме меня может знать о втором Кристалле и искать его параллельно со мной?» – на этот вопрос не было ответа.
Милан встал и, не теряя времени, принялся за разбор камней, закрывающих нишу, в которой, – он уже не сомневался в этом, – лежит Кристалл. Камни не сразу поддались ударам молотка. Они были хорошо подогнаны друг к другу и сидели плотно. Но все же Милану удалось пробить в месте сцепления камня и стены более широкое отверстие. Он подцепил камень, просунув в отверстие острый конец айсбайля и, потянув на себя, сдвинул камень. Тот глухо упал на пол. Из образовавшегося отверстия в коридор пещеры проник рассеянный свет. Милан двумя руками ухватил следующий камень и вывалил вместе с ним и все остальные, едва успевая раздвинуть ноги, чтобы не попасть по ним. Ниша оказалась вся освещена сверху. Дневной свет просачивался через узкое отверстие в потолке пещеры, заросшее корнями растений, причудливо сплетенных и присыпанных грунтом. Прямо перед Миланом в нише стоял сундук. Он выглядел очень старым: крепления замка и скобы на крышке позеленели от времени, а весь сундук покрылся вековой грязью. Милан осторожно подвигал сундук. Тот легко поддался. Не заметив никаких подвохов, княжич стащил сундук вниз, поставил в стороне и хотел открыть, как внезапно почувствовал чье-то присутствие рядом.
– Стой, где стоишь! – приказал он и оглянулся. Фонарь, все еще включенный, высветил фигуру мужчины, стоявшего совсем близко к нише, с другой стороны от нее.
– Кто ты?
Вопрос повис в воздухе. Княжич повторил его, придав голосу большую твердость:
– Отвечай, кто ты?
– Мен асровчи, – по-узбекски ответил незнакомец.
– Говори по-русски, – сказал Милан, стараясь разглядеть через полосу света того, кто, возможно, ударил его.
– Я… я – охранник, – не в силах сопротивляться внушению Милана, проговорил мужчина: молодой, с черными волнами густых волос. В полумраке его прищуренные глаза выглядели темными щелками под нависающими бровями. Нижнюю часть лица закрывала аккуратно подстриженная борода. Но губы были хорошо очерчены.
– Что ты охраняешь? – вопросы Милана были коротки и конкретны.
– Сундук…
– Сундук? Этот сундук? – Милан указал рукой вниз, не отрывая взгляда от охранника.
– Да, – ответил тот.
– От кого ты его охраняешь?
– Не знаю… от тебя… от женщины… от всех…
Милан опешил. Как только охранник произнес слово «женщина», перед глазами княжича появился образ Фани Монигран – чарующий образ любимой женщины, со смехом покидающей его той жаркой ночью. Капли пота выступили на лбу Милана.
«Но как? – не мог понять он. – Как она могла узнать о втором Кристалле?! Нет, это невозможно, невозможно…»
Не оставляя парня без внимания, Милан наклонился к сундуку и, сорвав крепления, открыл его. Сундук оказался пуст. Княжич поднялся и застыл. Он не шевелился. Просто поверить в то, что кто-то забрал последний Кристалл до него, поверить в то, что надежда на спасение жизни отца, на возвращение привычного течения жизни лиринийцев, может вот так растаять, несмотря на все усилия и жертвы, Милан не мог. Он собрал всю свою волю и заставил себя подойти к нише. Темный прямоугольник места, где стоял сундук, как пропавшая надежда, отождествлял пустоту. Милан в сердцах сгреб землю, что осталась лежать по краям ниши. И тут догадка осенила его. Княжич потряс крепкие корни, пробравшиеся во все щелочки ниши, Потом с силой раздвинул их и пошарил руками в небольшом проеме, открывшемся за переплетением корней. Луч света ударил в глаза. Милан прикрыл их ладонью, прищурился. Кристалл лежал в углублении дальней стены ниши, закрытый корнями и присыпанный землей. Когда Милан тряс корни, один из отростков, что опутал Кристалл, сдвинулся, отчего глиняная корка, облепившая его, лопнула, и часть ее вместе с истлевшей тканью упала, обнажив гладкую поверхность. На нее то и попал луч фонаря.
– Все хорошо, – сказал Милан вслух. В этот момент он волновался больше, чем несколько минут назад.
Он уперся обеими руками в нижнюю часть ниши и, приподнявшись на них, подался вперед, одновременно пригибая голову и перенося вес тела на бедра, простирая руки к углублению, где лежал Кристалл. Но Милан не спешил брать его; он замер и мысленно проговорил слова клятвы, которую он произносил при своем посвящении в Хранителя. Лишь после этого он осторожно поднес ладони к Кристаллу и погладил его. Тепло камня мириадами иголочек пронзило ладонь. Милан выдержал это и лишь, когда покалывание уменьшилось, осторожно взял кристалл в руки и сполз в коридор пещеры. Княжич не стал очищать его от грязи, а торопливо положил в рюкзак, крепко затягивая постромки.
Охранник сундука все это время стоял неподалеку, так и не шевелясь.
Милан забросил рюкзак за плечо и сказал:
– Я не трогаю твой сундук. Поставь его на место, поближе к корням и заложи отверстие ниши камнями. Потом выходи из пещеры. Ты хорошо выполняешь свою работу. Обо мне забудь.
С этими словами Милан развернулся и направился к выходу. Еще не успев вылезти в озерный грот, он услышал шорох и скрежет задвигаемых камней.
Вниз оказалось идти гораздо быстрее, чем наверх. Милан быстро преодолел длинный входной коридор и, увидев дневной свет, выключил фонарь. Но выходить не спешил. Он сел и прислушался. Снаружи, кроме звуков природы, не было слышно ничего, что говорило бы о присутствии человека.
Милана это озадачило и, окончательно привыкнув к дневному свету, он, не спеша, пошел к выходу. По его ощущениям снаружи находились пять человек.
«Вчерашний ночной гость, еще один из местных, Саша, Катя и Ира, – определил он, – хорошо, все понятно. Охранники. Семья. Ждут меня. Что ж, поговорим, очень интересно».
Милан громко кашлянул и вышел из пещеры. Старый чабан стоял рядом с Ирой. Девочка сидела на камне, и он попытался схватить ее, но Милан покачал головой:
– Не надо. Оставь девочку.
Старик повиновался.
– Теперь отойди на другой берег сая. И ты тоже, – приказал Милан старику и его сыну. – Присядьте там.
Мужчины перебрались через сай, сели на камни и уставились на чужестранца. Саша и Катя переглянулись.
– Паша…
– Бери Иру с Катей, и ступайте к лагерю. Я сейчас приду. Пора обедать. Займитесь костром.
Саша мгновение стоял, словно раздумывая, но потом, как ни в чем не бывало, развернулся к Ире и, положив руку на ее плечо, весело сказал:
– Что, пойдем, дочь? Пора обед готовить, есть хочется…
Катя встала с камня, на котором сидела, сорвала несколько веточек мяты.
– С чаем заварим, такая ароматная…
И вся семья направилась к лагерю.
Контролируя психику людей, Милан терял силы. На восстановление времени почти не было, особенно теперь, когда Кристалл оказался у него. Все органы чувств Княжича обострились: он слышал шорохи вокруг, заостряя внимание на необычных, которые могли означать опасность, видел движение травы, полет птицы, анализируя, что потревожило их. Пока опасности не было, но местные хранители волками смотрели на него, особенно старый чабан. Милан чувствовал силу сопротивления своему внушению. Сколько он сможет держать его на поводу? В горах полно тайных троп и, кто знает, что предпримет старик, когда Милан и его спутники начнут спускаться вниз? А почти двадцатикилометровый спуск занимает четыре-пять часов. За это время старик с сыновьями может не только проверить на месте ли Кристалл, но и предпринять попытку его возвращения. Опасности подвергнутся и друзья Павла Курлясова, а этого допустить нельзя! Потому Милан решил поговорить с потомственными, как он догадался, охранниками без гипноза и убедить их в том, что он тот, кто и должен был забрать Кристалл, что время пришло.
– Отец, – начал Милан, переняв местное учтивое обращение к пожилому человеку у Саши, – нам надо поговорить… Я знаю, что вы охраняете… Я тот, кому эта вещь принадлежит.
Чабан смотрел на пришельца пристально, искры недоверия и даже ненависти сверкали в его глазах. Он слушал молча, не спешил задавать вопросы или ахать от восторга встречи. Восточный менталитет, выработанный веками и впитываемый с молоком матери, не позволял узбеку проявлять нетерпение. Он умел ждать, умел анализировать и умел слушать. Его сын, почувствовав себя свободным от чужой воли, хотел было кинуться на грабителя, как он решил для себя, но резкий окрик отца мгновенно остановил его. Он послушно встал за его спиной, не спуская глаз с чужака. Милан продолжал говорить, сжимая в руке лямки драгоценного рюкзака:
– Я прибыл с планеты Лирина, я – Хранитель сокровища. Ты знаешь, отец, что давным-давно его оставили здесь, в этой пещере, пришельцы с далеких миров и наказали твоим предкам никого не подпускать к нему до того момента, когда за ним не придет тот, кто сможет его взять. Я смог! – с этими словами Княжич вытянул в руке рюкзак.
Старик опустил глаза, в раздумье потеребил бороду. Потом, взглянув искоса, ответил:
– Ты все верно говоришь, но, чтобы я тебе поверил, ты должен показать, что у тебя в мешке и показать своими руками.
– А ты когда-нибудь видел то, что хранил? – не спеша открывать рюкзак, спросил Милан. – Твой сын сказал, что он хранитель сундука.
Чабан мельком взглянул за спину Княжича. Но Милан еще раньше почувствовал, как кто-то крадется сзади.
– Скажи своему сыну, чтобы подошел к тебе, снизу. Или я сам скажу ему!
– Аброр! – окликнул отец.
Одного кивка головы оказалось достаточно, чтобы сын понял. Он обошел Милана и, перепрыгнув через узкий сай, присоединился к своим. Старик молчал.
– Так что ты скажешь? – снова спросил Милан.
Сыновья напряглись, ожидая слов отца. То, что он скажет, должно решить будущее. Старый хранитель повернулся к только что подошедшему сыну и расспросил его о том, что произошло в пещере. Парень наклонился к отцу. Они разговаривали очень тихо. Старик кивал головой, поджав губы: то ли соглашаясь, то ли удивляясь – на его лице не отражалось истинных чувств.
Когда парень закончил рассказ, чабан, наконец, обратился к Милану:
– Сундук – это обман. Камень давно лежит за ним. Теперь ты знаешь, но, когда ты взял его, ты не знал. Если ты тот, за кого себя выдаешь, ответь: почему?
– Меня привело сюда не только знание, но и чутье. Только Хранитель может чувствовать… сокровище. Если бы я не был им, то и не распознал бы обман.
Чабан не спешил с ответом, анализируя слова пришельца. Милан молчал. День шел на убыль. Оставаться здесь еще на одну ночь не позволяло время. Астероид приближался, а с ним и корабль лиринийцев. И Княжич решился.
– Я понимаю вас, я понимаю, что поверить мне вот так сразу трудно. Я покажу вам то, что забрал, и пусть каждый из вас попробует дотронуться до него. Это и будет проверкой. Но потом, отец, ты расскажешь мне, кто и когда приходил за этим сокровищем, – Милан показал глазами на рюкзак.
Сказав это, он присел на корточки, развязал бечевку рюкзака. Три охранника встали полукругом. Милан раскрыл мешок пошире и опустил в него руки. Все замерли. Княжич осторожно достал Кристалл. Часть глины и обрывки древней ткани уже осыпались с него, обнажив неровные грани. Милан встал, вытянув Кристалл вперед. Яркими всполохами заиграл на нем солнечный свет, ослепив узбеков. Они прикрыли глаза ладонями, но продолжали смотреть на чудо сквозь пальцы, сощурившись и чуть опустив голову.
– Подойди, отец! – голос Хранителя прозвучал твердо, но без гипнотического приказа.
Аксакал, не отрывая руки от лица, приблизился.
– Протяни руку и дотронься до него!
Чабан так и сделал. Он протянул руку, но дотронуться не успел. Кристалл ответил на жест человека яркой вспышкой. Одновременно старика отбросило назад. Он упал, и его дети, оба, сразу же подбежали к нему. Помогая отцу подняться, они с опаской поглядывали на Кристалл, который продолжал игру с солнцем, сверкая и искрясь, словно почувствовав свободу после многовекового заточения.
– Вы хотите прикоснуться к нему? – спросил Милан, на что парни отрицательно покачали головой.
Тогда Милан спрятал Кристалл в рюкзак, потуже затянув бечевку.
– Теперь вы верите мне?
Охранники опустили головы, приложив при этом правую руку к сердцу, что означало глубокое почтение и уважение.
Милан присел на скалистую ступеньку, не выпуская рюкзак из рук.
– Кто приходил сюда? – коротко спросил он.
– Была женщина, одна.
– Когда?
– Вода шла из пещеры, две недели прошло.
– Что она сказала?
– То же, что и ты: что она – Хранитель.
– Что было дальше?
– Она… не смогла попасть в пещеру и торопилась. Сказала, придет позже. Еще сказала, что ты придешь.
– Как она выглядела?
– Красивая… Очень красивая… Таких на Земле нет…
«Фани! – Милан не сомневался, что это была она. – Но, как? Как она узнала обо всем?»
Ответить на свои же вопросы он не мог. Теперь его подстерегала куда большая опасность по сравнению с тайной слежкой русских и американских спецслужб за Павлом Курлясовым.
Глава 4
Саша курил на балконе. Тонкая струйка дыма поднималась от его сигареты, растворяясь в темном небе города, огни которого затмевали звезды. С высоты девятого этажа хорошо просматривалась улица: фонари, световая реклама на стенах домов, перекинутые с одной стороны проспекта на другую ажурные светящиеся стяги с элементами национального узбекского орнамента. Изредка с шумом проезжала запоздалая машина, водитель которой, пользуясь поздним часом, давил на газ, не обращая внимания на ограничение скорости.
Милан поблагодарил Катю за ужин и вышел на балкон. Люди заметно устали. Ирина отказалась от еды и, приняв душ, сразу же ушла в свою комнату, пожелав всем спокойной ночи. День оказался слишком длинным и насыщенным впечатлениями. Милан, вернувшись в лагерь после обретения Кристалла, убедил друзей отправиться в город, не мешкая. Наскоро перекусив, они собрали вещи и еще до полуночи добрались до машины Саши, которую он оставил в одном из кишлачных домов внизу. В Ташкент они приехали в два часа ночи, а на следующий день всем предстояло новое путешествие.
– Паш, неужели все так серьезно? – Саша погасил сигарету о перила балкона и щелчком бросил вниз.
– Смотри, – Милан показал пальцем на небо, – даже здесь хорошо видно, сколько искусственных спутников летает вокруг Земли. Через каждый из них, люди получают информацию, в том числе и о местонахождении потенциально опасных лиц, то есть, меня, в данном случае. Ты думаешь, меня просто так выпустили? Им интересно, что я буду делать, в какие контакты вступать и все такое…
– Но, все же стоило попытаться объяснить…
– Я пытался, я же говорил тебе. И я, и Джек, мы пытались предостеречь. Джека вообще спрятали так, что мама родная не сыщет. А у него семья – жена, дочь, как у тебя.
– Так ты с ним… как это… разговариваешь мысленно? – Саша не мог скрыть своих сомнений и, уже в который раз, пытался узнать какие-то подробности о миссии Павла и Джека, которую они невольно взяли на себя, получив информацию от инопланетян о том, как предотвратить грозящую Земле катастрофу.
– Да. У нас открылся такой дар.
Милан не лукавил. Он действительно установил мысленный контакт с Джеком Флейвором. Пока Джек научился только слышать Павла – Милан не раскрыл ему своей сущности, – а Павел-Милан понимал его ответы. Джек полностью поправился. Он чувствовал себя совершенно здоровым, и лишь обезображенное лицо напоминало о трагедии.
– Паш, хорошо, я согласен поехать с тобой, пройти пустыню до нужного места. Ладно. Все-таки я твой друг и, хоть не все укладывается в моей голове из того, что ты рассказал, я готов помогать тебе. Но, скажи, зачем тащить с собой Катю с Иркой? Это же… ну… обуза своего рода. Да и внимание привлечет еще больше. Кате надо на работу в понедельник, Ирке – на учебу. Если они не придут, к нам будут звонить, не найдут, обратятся к знакомым, может быть даже в органы…
– Это не так трудно сгладить, Саш, нужно только позвонить и придумать какую-нибудь причину для отсутствия. Не мудри. А насчет обузы… Пусть лучше обуза, зато они будут рядом и мы не будем ломать себе голову, все ли с ними в порядке здесь, дома.
– Что ты хочешь сказать? – Саша искренне удивился. И тут же тревожная догадка заставила его сердце забиться чаще. – Ты думаешь, их могут арестовать или еще чего?
– Да, думаю. Так что едем вместе. Я никогда не прощу себе, если с ними что-то случиться. С меня хватит и Джека.
Саша не совсем понял, при чем тут Джек, но последний аргумент друга убедил его. Осталось только как-то рассказать обо всем Кате и убедить Иру. Если жена еще поймет, о чем речь или просто поверит, что так надо, то с дочерью сложнее.
Милан прочитал мысли Саши и заметил:
– Ты подготовь Катю, а я поговорю с Ириной. У меня с ней вроде неплохой контакт наладился.
– Что ж, обязанности распределены, – попытался пошутит Саша, – тогда пошли спать? Как говорится – утро вечера мудренее, – он прошел в комнату. Милан не торопился. – Ты идешь? – Саша оглянулся, вглядываясь через проем двери.
– Ты иди, я еще постою тут. Спокойно так ночью, тихо.
– Ну, постой… – Саша ушел к себе, вернее, к Кате, которая крепко спала, обняв подушку. Полоса света из коридора осветила ее обнаженные ноги – легкая простынка прикрывала лишь среднюю часть спины. Распущенные волосы разметались по плечам. В полумраке комнаты Катя выглядела уснувшей феей.
Саша невольно залюбовался женой. Осторожно, чтобы не потревожить ее сон, он прикрыл дверь и крадучись дошел до кровати. Но Катя проснулась.
– Ты еще не спишь? – спросила она.
– Нет, – он обнял жену за плечи. Но… давай спать, завтра предстоит трудный день.
– Трудный день? – Катя приподнялась, заглядывая Саше в лицо.
– Да, Пашка попросил помочь, – Саша прикидывал, как лучше сказать о предстоящей поездке, – ему надо в Кызылкумы…
– Куда?
– Тише, тише, – Саша повернулся к жене, – вообщем, мы едем с ним в пустыню. Все. Давай утром, а? Хоть пару часиков поспать!
Катя встала. Сон как рукой сняло. Она накинула халат. Потом присела на кровать.
– Саш, я себя все время чувствую не в своей тарелке от нашего… обмана. Может быть, стоило сказать ему про этих?
– Да я тоже не рад, что приходится скрывать от Пашки и докладывать втихаря: так и так, ездили туда-то, делали то-то! – Саша сел на кровати, взял Катю за плечи и развернул к себе.
– Что?
Муж приложил палец к своим губам и отрицательно покачал головой. Катя вытаращила глаза. Ее как кипятком обожгло:
– Ты думаешь… – она хотела сказать: Нас прослушивают? Здесь, в спальне?! – но Саша закрыл ее рот ладонью.
Катя кивнула. Она поняла. Резко встала и вышла из комнаты.
Милан лежал на диване в зале. Утренний ветерок тормошил тюль в проеме открытой двери. Серый свет пробрался в комнату. Стало свежее. Катя подошла к нему и, не решаясь разбудить, стала разглядывать его лицо.
«Как ты изменился, Паша, будто и не ты вовсе, – думала она. Смешанное чувство нежности, стыда, разочарования, вспыхнувшее в ней, проявилось слезами. – Ой, что это я. Все хорошо. Все правильно. Если бы только ты был счастлив… Тогда бы все было правильно… Прости меня, Паша».
Милан почувствовал присутствие Кати, но не спешил открывать глаза. Душевная боль женщины могла подвести к совершенно ненужным действиям, и он замер, ожидая, когда она уйдет. Но тут подошел Саша. Ситуация изменилась.
– Что это вы уставились на меня? Что-то случилось? – Милан приподнялся на локте. Старенький диван скрипнул.
– Не спится что-то, да и утро уже… скоро. Пойдем, покурим что ли? – предложил Саша.
– Я чайку поставлю, – встрепенулась Катя и ушла на кухню.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/galina-dolgaya-8552961/serdce-kristalla-roman-57438897/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Галина Долгая
В поисках украденного артефакта Княжич планеты Лирина отправляется на Землю, где знакомится с людьми и встречает настоящую любовь. Вместе земляне и лиринийцы делают все, чтобы приблизить день, когда земляне смогут стать равноправными членами Лиги Содружества Разумных Миров Вселенной. Для этого есть только одно условие – создание единого общества землян.Роман стал призером конкурса крупной прозы «Триммера» в 2009 году в номинации «Симпатии Жюри и Организаторов конкурса».
Сердце Кристалла
Роман
Галина Долгая
Благодарности:
Иллюстрация с сайта https://pixabay.com/illustrations/precious-diamond-jewelry-expensive-1199183/
© Галина Долгая, 2023
ISBN 978-5-0051-3718-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Полет… Мрак. Тишина. Мелькание света. Плавное скольжение в пустоте. Движение в пространстве. Движение во времени. Он не помнит, кем он был до полета. И был ли кем-то. Но прошлое в его существовании было. Оно не могло не быть. Оно есть у всего. Как и будущее. Будущего не знает никто. Или почти никто… Есть только настоящее. Это – мгновение. Самая малая частица существования. До нее есть прошлое. За ней – будущее. Он не знает прошлого, никогда не узнает будущего. Он не знает длины пути – ни в пространстве, ни во времени. Путь бесконечен. Но сейчас он в настоящем. Именно сейчас, ни до, ни после. Если настоящее закончится, все, что он пролетел, станет прошлым. Будущее исчезнет. Навсегда. И настоящее. Останется только прошлое. Он видел прошлое звезд. Он видел прошлое таких, как он. Последнее мгновение настоящего – шум и свет. Потом ничего: мрак и тишина. Как сейчас. Но сейчас он летит.
Что-то изменилось в полете. Его сердце – а он точно знает, что сердце у него есть, и оно внутри! – потянулось к той звезде. Звезда позвала, поманила и сердце откликнулось. Оно вспыхнуло, засветилось, выплеснуло силу и развернуло его. Стремительность стала его настоящим. Его путь обрел цель. Его сердце – мечту. Оно рвалось к звезде, сияющей, как и оно само, сверкающей во мраке, зовущей и желанной. Его настоящее растянулось, превратилось в ожидание. Сердце замерло. И… Чужая сила помешала слиянию. Чужая сила захватила его, заставила свернуть, внезапно возникнув на его пути к цели. Планета, отражающая свет звезды, не способная сиять сама! Она купается в чужом свете, красуется в отражении, манит зеленым боком, кокетливо приоткрывая синий и коричневый, спрятанный под белым покровом… Он не в силах сопротивляться. Он и не сопротивляется. Он движется по чужому зову и по инерции. Его полет становится все стремительней. Он врывается в атмосферу планеты, пронзает острыми углами ее ауру, рвет на части ее воздушное тело. И горит, пылает от страсти, разбуженной звездой в его сердце.
Удар. Твердые объятия планеты. Он распадается на части. Его сердце расколото, но живо. Планета накрывает его своим телом. Он успокаивается. Движение в пространстве нет. Но его время еще движется. У него есть будущее. Есть прошлое. Теперь он помнит часть своего прошлого. В нем была звезда. Он думает о будущем. Он знает, что оно будет. Точно будет! И оно приходит – движением. Становится его настоящим. Но не его волей. И не волей планеты. И не волей звезды. Непонятная воля тянется к нему, заставляет двигаться в пространстве. Прикосновения ее чужды. Он не желает их. Он возражает. Движения нет. Но он не может не двигаться. Он должен жить! Он должен двигаться! Он хочет будущего. И тогда он соглашается с чужой волей. Но только с той, которая первой коснулась его.
Глава 1
Протяжный выдох Милана слился с шелестом занавесей, потревоженных ветром.
– Фани! Ты – необыкновенная! – его голос прозвучал струнами альта, обволакивая и растворяясь в ночи.
Обнаженная грудь женщины все еще волнующе вздымалась, белея в полумраке.
– Фани, я люблю тебя…
Милан потянулся к ней рукой, но женщина со смехом перехватила ее, отвела в сторону и встала. Точеная фигура, словно призрак, поднялась в дорожке лунного света.
– Не уходи, прошу тебя… – взмолился Милан.
Фани сорвала с него покрывало – тонкое и легкое, как лепесток цветка – и, прикрыв свое роскошное тело, наклонилась и быстро поцеловала любовника в лоб.
– Иди ко мне, любимая, – тихо и страстно прошептал он.
Но женщина ускользнула от его объятий и, на ходу оглядываясь, послала поцелуй, пригубив изящный пальчик.
– Я сейчас…
Она удалилась, шурша покрывалом.
Длинная, бессонная ночь туманом окутала голову, и княжич, сомкнув глаза, погрузился в грезы, не заметив, как они превратились в сон – глубокий и сладостный…
– Княжич, Княжич, проснитесь!
Нил, молодой помощник, недавно сменивший доброго, но уставшего Вирина, теребил Милана за плечо.
– Вставайте скорей, сюда идет ваш отец!
Милан, мгновенно сообразив, что он совершенно голый, ухватил подушку и швырнул ее на себя.
– Что случилось? – оглядывая комнату, спросил он, чувствуя, что случилось действительно что-то серьезное, иначе бы его отец, Князь Лирины, не стал ни свет, ни заря беспокоить сына.
– Кто спал с тобой? – громогласный голос Князя, как буря влетевшего в спальню, заглушил слабые попытки юного Нила объяснить что-либо.
Колкий взгляд, сведенные брови, сжатые губы, напряжение всех мышц придавали лицу Князя не просто суровость, но гнев, способный вытеснить даже самые добрые отцовские чувства.
– Отец! – воскликнул Милан. – Разве не ты учил меня не задавать подобных вопросов?!
Князь остановился на полпути, развернулся и подошел к открытой двери балкона. Резким движением отдернул занавеси и, сжав плотную ткань руками, глубоко вдохнул утреннюю прохладу. Обнаженное тело сына, необыкновенно красивое даже для совершенных лиринийцев, смутило его. Милан почувствовал неловкость отца и спешно накинул на себя кич, поданный расторопным помощником.
– Она украла Кристалл, – усмирив гнев, сказал Князь.
Милан опешил. Он понял, о ком идет речь, но не мог поверить этому. Он не мог даже представить себе, что она была с ним только для того, чтобы завладеть реликвией.
– Кристалл невозможно украсть, отец, – несмело возразил он.
– Но она это сделала.
Князь повернулся. В прекрасных глазах сына он увидел отчаяние. Его лицо словно застыло. Во взгляде тревога сменилась обидой, обида – стыдом. Отец все понял. Он перевел взгляд в сад. Утренний ветер влетел в спальню, затерялся в занавесях, теребя ткань и наслаждаясь их покорностью. За балконом мелькала молодая зелень листвы гигантских деревьев богуа, напоминая о красоте и вечности.
– Не отчаивайся, Милан. Не всегда наша любовь бывает взаимной.
– Где она?
– Улетела. Растворилась в Пространстве.
Милан сел, провел рукой по смятой простыне. Казалось, она еще хранит тепло ее тела.
Отец подошел к нему и положил руку на плечо, сжимая его.
– Возьми себя в руки, сын. Ты дорого заплатил за ночь любви, слишком дорого. Я жду тебя в Зале Обсуждений. Поспеши.
Правитель Лирины мельком взглянул на Нила и стремительно вышел.
Кристалл Силы поддерживал жизнь многих лиринийцев, в чьем уме и опыте нуждалось общество. Каждое утро в Дом Кристалла – просторное сооружение круглой формы, примыкающее к дворцу правителя Лирины – приходили мужчины и женщины, чтобы, сидя невдалеке от источника силы, за неспешной беседой получить долю энергии, активизирующую метаболизм клеток в стареющем организме.
В это утро в зале было пусто и тихо. Лучи света из шестиугольного отверстия в куполе падали на верхушку постамента, раскрывшуюся, словно лепестки цветка, и стекали вниз между ними, скользя по гладкой поверхности столба, едва достигая мозаичного пола. Туманный сумрак помещения окружил княжича, недвижно стоявшего рядом. Еще вчера Кристалл сиял всеми гранями, вбирая в себя свет дневной звезды и, многократно усилив, отдавал его вместе со своей энергией.
Милан поднялся по ступеням, кольцом окружающим постамент, и замер, пытаясь представить себе, как Фани, закутанная в покрывало, подошла к Кристаллу, подняла руки, дотронулась до него и взяла… Нет! Этого не могло быть! Никто, кроме хранителя, не может дотронуться до реликвии. Секрет инициации хранителя есть тайна, открытая только двум лиринийцам – тому, кто передает ее и тому, кто получает. Предыдущий хранитель давно ушел из жизни, решив, что пожил достаточно, а ныне хранителем Кристалла Силы был он – княжич правящего рода. Потому как тепло именно его рук принял Кристалл. Но Фани… Как ей удалось прикоснуться к нему?
Порыв ветра, влетевшего в зал, принес тепло наступившего дня. Милан обернулся. Так же влетел ветер, когда уходила Фани. Она наклонилась, потом прозвучал ее смех… Милан застонал. Ночь любви крепко держала его в своих объятиях. Его душа страдала. Фани околдовала его, затуманила разум своим чарующим голосом, затмила глаза необыкновенной красотой. И обманула! Как? И вдруг внезапная догадка осенила хранителя:
– Покрывало! Она ушла, завернувшись в мое покрывало!
Лицо княжича стало непроницаемым: лучи бровей сомкнулись над переносицей, в прищуре глаз не осталось и следа недоумения. Он все понял. Суровая правда обнажила истинный замысел женщины с планеты Вед. Она провела Хранителя Кристалла, воспользовавшись своей красотой и его наивностью. Что ж, как ни горек был урок, но он усвоил его. Теперь осталось решить, как вернуть эликсир жизни на место. Княжич развернулся и скорым шагом направился в Зал Обсуждений, где его ждал отец.
Высокие своды коридоров, стрелами протянувшиеся между всеми помещениями Дворца подчеркивали его величие. Пористый камень серого цвета с незначительными темно-розовыми прожилками, казалось, впитал в себя мудрость веков. Звук шагов поднимался ввысь от каменного пола и, отразившись от потолка, расписанного причудливой вязью знаков древнего языка самого старого народа Лирины, эхом падал на голову, нашептывая что-то важное, сокрытое в каждой точке и в каждой линии послания.
Милан шел от зала к залу, погрузившись в тяжелые думы. Дворец словно вымер – никто не встретился на пути княжича. Это еще больше угнетало, и Милан ускорял шаг, в конце концов, перейдя на бег. Остановившись перед массивной дверью Зала Обсуждений, он уперся в нее руками, закрыл глаза, прислушиваясь к гулкому стуку сердца, сделал три глубоких вздоха и, только почувствовав свое ровное дыхание, распахнул дверь.
Князь сидел за столом темного цвета с красноватым отливом, на таком же стуле с высокой ажурной спинкой и, подперев рукой щеку, просматривал видеозапись космодрома за прошедшие сутки. Зал Обсуждений, по сути, был кабинетом правителя Лирины, в котором по обычаю решались текущие вопросы жизни планеты. Довольно-таки просторный, оснащенный необходимой техникой, кабинет выглядел уютно. Несколько кресел стояли вокруг стола Князя, стены украшали старинные росписи, поблекшие краски которых добавляли загадочности атмосфере кабинета. В двух проемах, расположенных в стене напротив двери, за прозрачными створками хранились фолианты, содержащие мудрость веков.
Милан прошел к отцу. Начальник охраны, стоявший поодаль, поклонился хранителю. Милан ответил кивком и перевел взгляд на экран монитора, где в остановленном кадре застыла Фани, укутанная в покрывало. Волосы ее закрыли спину, складки ткани поперечными фалдами обтянули бедра. Не поворачивая головы, Князь кивком указал на экран.
– Вот она! Думаю, что Кристалл она держит перед собой под покрывалом.
Милан молчал. Фани все точно рассчитала. Любовные ласки активизировали работу желез, покрывало вобрало в себя запах ферментов, которые, как и рисунок кожи, неповторимы. Ведийка обманула не только хранителя, но и Кристалл.
Еще тогда, в самый первый момент контакта источника силы и лиринийца, чудесный камень запомнил информацию с рук, прикоснувшихся к нему. Он сохранил в таинственных атомах кристаллической решетки энергетический код первого хранителя, приняв его за эталон. Когда пришло время сменить хранителя, то Кристалл выбрал сам, кто им станет. Все претенденты пытались прикоснуться к нему, но удалось это лишь одному – ближайшему родственнику Первого Хранителя – он нес в своих генах особенности организма избранного. С тех пор хранителем становился тот, у кого они проявлялись в большей степени. Милан стал пятым хранителем, сменив в этой должности одного из братьев своего деда, который, достигнув возраста тысячи лет, решил, что пожил достаточно и удалился на покой. Вдали от источника силы он прожил еще с десяток лет и умер. Теперь скорая смерть грозила всем лиринийцам и отцу княжича в том числе.
– Его необходимо вернуть!
Твердость в голосе сына заставила Князя обернуться. Он отметил перемену в лице Милана. Оно стало маской, сквозь которую не проникала ни одна эмоция.
– Вероятность возращения Кристалла Силы равна абсолютному нулю, – ответил отец. – Ведийка охотилась за ним. Скорее всего, не для себя. Жители ее планеты известны как коварные авантюристы, воры, расхитители всего, что имеет ценность для обитателей Миров Вселенной. Даже если мы предъявим ультиматум правительству Вед, они ничего не скажут и не сделают. Кристалла нет на их планете, а это главное доказательство непричастности. Женщина удалилась на своем корабле в неизвестном направлении и уж точно не на свою планету – она отправилась к заказчику. А кто он нам вряд ли удастся узнать.
– Почему мы не фиксируем направление полета гостей, отец?
– Зачем?
Князь встал, сделав начальнику охраны знак удалиться.
– Указать можно любое направление, любую галактику, любую планету. Неужели ты не понимаешь? Отследить истинное направление полета мы не в силах. К тому же, такой контроль нарушает право свободы перемещения, принятые Лигой Разумных Миров. То, что происходит на нашей планете – это наше внутреннее дело. Никого это не касается. Есть реликвия – заботьтесь о ее сохранности сами. Единственное, что я могу сделать – это обратиться к Совету и указать на Фани Монигран с планеты Вед, как на предполагаемого вора, и то, только для того, чтобы предостеречь всех. У нас нет никаких точных доказательств ее вины. Только догадки.
– Но как же! А эти записи? – в Милане снова вспыхнула обида, проскользнув повышенными нотками в голосе.
Отец, понимая сына, очень спокойно ответил:
– Я просмотрел всю запись. То, что это Фани Монигран, мы знаем по твоему покрывалу. Она нигде ни к кому не поворачивается лицом. Ни у одного охранника не остались воспоминания о внешности женщины. Никаких признаков наличия Кристалла в ее руках не видно. Женщина идет ночью по космодрому, закутанная в покрывало любовника. Да, не совсем привычно, но это не преступление. Мало ли что произошло в твоей спальне! Ты мог обидеть ее, прогнать, оскорбить. И ей ничего не оставалось, как убежать, даже не успев одеться.
Милан оторопел. Но Князь не дал ему возразить.
– Да, сын, я понимаю, слышать подобное обидно, но такой сценарий возможен. Твои чувства никого не интересуют. Запомни: все, что происходит наедине между мужчиной и женщиной – это личное дело. Это дело двоих. Так что спрячь чувства, забудь обиду; я знаю, видел – это в твоих силах.
Князь прошел к своему стулу. Сквозь ажур спинки пробивался свет, падающий от окна, пучками расходясь от причудливо вырезанных отверстий. Спина правителя Лирины заслонила собой большую часть света, но оставшийся окружил Князя ореолом из сотен тонких лучей. Сердце в груди Милана екнуло.
«Что станет с отцом?» – страшная мысль, как один из острых лучей, пронзила ум.
Князю шла седьмая сотня лет и он, также как и все старожилы Лирины, нуждался в энергии Кристалла. А планете был необходим опыт мудрых, их знания и способности.
– Отец, как нам быть? Скажи, ты видишь выход?
Князь жестом указал на кресло.
– Садись. Нам предстоит долгий разговор. Я послал за Вирином. Пока он доберется до нас со своего острова, я расскажу тебе историю Кристалла.
– Есть что-то, чего я не знаю? – усаживаясь напротив отца, уточнил Милан.
Его удивили слова Князя. Историю Кристалла знали все, не говоря о хранителе, посвященного во все тонкости строения источника силы, который вместе со светом, проникающим внутрь, излучал особую энергию, фантастическим способом воздействующую на лиринийцев.
– Есть. И это история второго кристалла.
Князь погрузился в воспоминания. То, что ему предстояло рассказать сыну, не знал никто, кроме посвященных, из которых в живых остались только он и Вирин. Князь получил информацию от своего отца, тот – от своего. Пришло время посвятить Милана – наследника рода хранителей и его сына, – в тайну существования второго Кристалла Силы. Вирин добавит детали. Он, как потомок участника той судьбоносной экспедиции, хранил в своей памяти хронологию событий и координаты места, где спрятали реликвию.
– Поток метеоритов, обрушившийся на Лирину более пяти тысяч лет тому назад, вместе с незначительными разрушениями наших жилищ оставил нам и Кристалл, который бесформенной глыбой вонзился в поле. Не сразу мы поняли, какой дар преподнесла нам Вселенная. Но, когда исследователи зафиксировали излучение целительной энергии Кристалла, Советом Лирины было принято решение о его использовании, как источника живительной силы. Тогда же наш род стал правящим и лишь потому, что Кристалл принял нашего предка, позволив ему прикоснуться к себе. Никого другого Кристалл не подпустил. Первый из правителей – Князь Отри – сам огранил минерал и водрузил его на постамент, где тот и находился до сегодняшнего дня.
Князь мельком взглянул на сына. Милан опустил глаза. Его вина была очевидна. Но от укоров нет толка. Не могут слова досады и возмущения повернуть время вспять. И потому Князь, не заостряя внимания на случившемся, продолжил рассказ:
– Пока внимание всего нашего сообщества было приковано к находке, к местам падения метеоритов отправилась поисковая экспедиция. Ты понимаешь, сын, что даже небольшой камень имеет силу. Так вот, Совет поставил перед экспедицией задачу: найти и собрать все осколки небесного минерала – все, что долетело до поверхности Лирины, не успев сгореть в атмосфере.
Милан слушал отца, не перебивая. Мудрости Правителя Лирины искали многие. Те, кому удавалось послушать его речи, впитывали в себя каждое его слово. Те, кто удостаивался его совета, сохраняли слова Князя для потомков своего рода. Пока Милан был ребенком, отец часто учил его. Они беседовали в саду, где Князь рассказывал сыну занимательные истории, сказки, конец которых чаще был счастливым. Сейчас, вспоминая рассказы отца, Милан понимал, что все имело особый смысл, все, что Старый Князь поведал сыну, взято из жизни. Ведь именно жизнь учит мудрости. Но никто не может познать истину без своего опыта, без своих ошибок. Милан снова вспомнил Фани, и сердце отозвалось болью. Если бы он вовремя вспомнил хоть один совет отца и не раскрыл своих чувств ведийке, не разобравшись в ее истинных намерениях, то все могло случиться по-другому. Но, что сделано, то сделано. Сейчас у него появилась надежда. Неспроста же отец затеял этот разговор. Княжич уже понял, о чем речь, но не перебивал ненужными вопросами. Он слушал.
– Экспедиция работала тайно, без огласки. Когда нашли второй Кристалл, а он оказался немного меньше первого, встал вопрос: Что с ним делать? Позволить всем жителям планеты пользоваться его силой и уравнять шансы на жизнь просвещенных, мудрых, талантливых и ленивых, необразованных, никчемных или спрятать Кристалл до поры до времени, когда он может понадобиться, до особого случая. Не мне судить о верности принятого решения. А оно прозвучало так: Спрятать и хранить Кристалл втайне от всего Мира. Все, кто был посвящен в тайну, дали клятву о молчании. Сегодня я нарушил ее, рассказав тебе всю историю. И теперь ты должен поклясться, что никто от тебя не узнает о существовании второго Кристалла Силы.
– Но где он?
Княжич поддался вперед, ощущая напряжение во всем теле. Он готов был немедленно помчаться туда, где находится раритет, обладающий такими же свойствами, как и хранимый им Кристалл. Но отец молчал. Милан понял, что еще не все сказано, а его вспыльчивость лишь помеха в разговоре.
– Прости, отец, я несдержан.
Князь в ответ только кивнул, принимая извинения. Но продолжать рассказ не стал. В полной тишине раздался глухой звук открываемых дверей, и на пороге появился Вирин. Ореол седых волос окутал его голову; вкупе с белым одеянием, это производило впечатление видения, а не живого лиринийца.
– Вирин! – Милан подбежал к старику и, подхватив под руку, провел к отцу.
– Здравствуй, Хранитель! – медленно проговорил старый помощник, тяжело опускаясь в кресло. – Приветствую, Князь!
Правитель Лирины встал навстречу старому другу. За последний год тот изрядно постарел. Его жизнь подходила к концу. Прожитые годы расчертили лицо глубокими морщинами. Взгляд потускнел, тело отяжелело. Но Вирин сам принял решение. Теперь же все, кто держался благодаря силе Кристалла, тоже начнут безвозвратно стареть. Общество изменится. На смену мудрости и неспешности вновь придут амбиции и нетерпение. За примером не надо далеко ходить: вот, его сын! Не разобравшись во всем, готов с головой окунуться в омут, даже не представляя, что его ждет там.
– Здравствуй, Вирин! Я рад видеть тебя, хоть повод для встречи у нас не радостный.
– Да… Мне уже доложили. Полагаю, что ты позвал меня для того, чтобы услышать координаты местонахождения второго Кристалла.
Князь вернулся и сел за свой стол. Глядя на Вирина, он представил, что через несколько десятилетий ожидает его самого. Но он чувствовал, что еще не готов к таким изменениям. Пока же бодрость тела и духа не оставили его и надежда придавала силы.
– Ты правильно думаешь. Пришло время все рассказать Милану. Он несет ответственность за пропажу Кристалла, он же должен найти и вернуть нам второй источник силы.
– Что ж, ничего не стоит сказать, где Кристалл. Но это не решит проблемы, – Вирин поднял глаза на Княжича.
Милан стоял у окна, сбоку от отца, и внимательно слушал, не смея даже пошевелиться, чтобы ненароком не прервать нить разговора.
– Что ты имеешь в виду? – не понял Князь.
Старик закашлял, с трудом вдыхая слабыми легкими воздух. Судорожно опустил руку в карман просторного платья, пошарил там и достал коробочку с желтыми шариками, величиной с горошину. Вытащил одну и трясущимися руками поднес ее ко рту.
– Нелегко быть старым, знаешь ли… – словно извиняясь, сказал он, проглатывая шарик, – я уже подумывал о том, чтобы передать тайну своему внуку, – Вирин перевел дух. – Ты же знаешь, что Кристалл находится слишком далеко отсюда, причем, на планете, которая не входит в Лигу Разумных Миров.
– На какой планете? – ворвался в разговор Милан.
Вирин ухмыльнулся. С одной стороны горячность молодых двигает прогресс вперед, с другой – из-за нее они делают много ошибок.
– На планете Земля, – старый помощник говорил очень медленно, отчего каждое его слово звучало особенно значимо. – Она находится в системе желтой звезды, не самой яркой среди других звезд галактики Пыльное Облако, но именно на одной из орбит этой звезды сложились условия, благоприятные для жизни. Видишь ли, Милан, мы выбрали ту планету, когда ее жители еще не знали что такое прогресс, цивилизация. Они жили примитивно, и тогда казалось, что им понадобятся десятки тысячелетий, чтобы подняться выше себя, в простор, именуемый «космос». Потому наши корабли беспрепятственно садились на планету, лиринийцы исследовали ее и, когда встал вопрос о том, где спрятать Кристалл, мы решили, что лучше Земли места нет.
– Что же изменилось, что случилось с Землей сейчас?
На вопрос сына ответил Князь:
– Земляне превзошли многие расы Вселенной в развитии. Они исследуют космос, пока только в пределах своей звездной системы. Кстати, дневную звезду они называют «Солнце», – подчеркнул Князь. Помолчал, задумавшись, и продолжил: – Но для нас выход землян за пределы атмосферы планеты тоже является препятствием.
– Почему, отец?
– Потому, Милан, что мы не можем вот так просто проникнуть в солнечную систему, нарушая законы Лиги. И не только. Наше вторжение может быть замечено людьми, что, вполне вероятно, повлечет непредсказуемые действия. Так что, открыто совершить посадку на планете и ходить по ней в поисках нашего Кристалла нежелательно.
Вирин согласно закивал головой и заметил:
– К тому же, на Земле происходят бурные процессы, меняющие рельеф, иногда настолько кардинально, что моря становятся горами, а высокие вершины оказываются под водой. Когда мы отправляли корабль с Кристаллом, мы определили координаты места, куда его надлежит спрятать, но то, что это место осталось неизменным, я сомневаюсь.
– Но корабль вернулся? Те, кто летал на Землю, вернулись? Что они рассказали?
– Много вопросов, юноша, очень много… Не спеши. Конечно, они вернулись и сообщили точное место, куда спрятали Кристалл. Но ты словно не слышал того, что я говорю. Думаю, сейчас в тебе играет кровь и ты готов сорваться с места и лететь на Землю немедленно. Ну, долетишь, представим, сначала до Солнца. Возможно, доберешься до Земли. Допустим и это. А дальше?
Милан вдруг снова почувствовал себя ребенком. Как-то в детстве он решил прорыть в саду канал. То, что он вырыл, больше походило на ручей, извилистой раной обезобразивший поверхность луга. Он так увлекся работой, что не заметил, как за ним наблюдает отец. Князь не мешал, он ждал, что будет дальше. Когда же мальчик пустил воду в свое грандиозное, как ему казалось, сооружение, отец подошел и взял его за руку. Вместе они пошли вдоль ручья, по рыхлому ложу которого медленно, но все более наполняя канавку, текла вода. Наконец, она добралась до куста, у которого ручей закончился, и вода, не найдя другого пути, сначала заполнила яму вокруг куста, затопив его, и потом растеклась по лугу, следуя неровностям почвы. Князь намеренно не увел сына в сухое место, и они стояли во все увеличивающейся луже, пока ноги Милана не промокли. Он заплакал. Разочарование, пришедшее на смену гордости, вызвало обиду. Он отвернулся от отца, хлюпая носом и пытаясь вырвать свою руку из его ладони. Но Князь поднял сына на руки и отнес в дом.
– Не плач, Милан, – сказал он тогда, – то, что ты хотел сделать красивый ручей в саду, я понял, и это мне понравилось, но то, что ты не продумал все до конца, и привело к мокрым ногам. Запомни сын: когда ты собираешься что-то делать, прежде чем начать работу, подумай о ее результате.
Милан запомнил. Сейчас, как и тогда в детстве, он знал, что хочет, но не знал, как это сделать. Потому он решил сначала узнать все, что можно о Земле. Его ответ прозвучал клятвой, которую ждал Князь:
– Отец, Вирин, я обещаю, что доставлю Кристалл Силы на Лирину. Но прежде мне следует обдумать все вами сказанное.
– Я рад, что ты понял, – ответил отец.
А Вирин лишь кивнул, соглашаясь.
Милан попрощался и ушел. Как только дверь за ним закрылась, Вирин сказал:
– Горяч! Кого-то он мне напоминает, а, Князь?
В тоне старого друга чувствовалась усмешка, хотя внешне он оставался серьезным.
– Да, никуда не деться от наследственности, – задумчиво вымолвил Князь, – лишь бы он ее ошибки не повторял, а в остальном, надеюсь, ему хватит разумности.
– Ты хотел сказать – мудрости?
– Нет, до мудрости ему еще далеко. Молод и горяч, как ты верно заметил. И… да ладно, давай о деле, – Князь попытался замять неприятный разговор.
– Не уходи от темы, – возразил Вирин, – я же вижу, что тебе хочется поговорить о ней. Ведь Милан так похож на нее.
Князь тяжело вздохнул. Да, он все утро думал о Милане – матери Милана и своей жене – веселой, красивой женщине, которая оставила его с малолетним сыном и умчалась навстречу приключениям, ничуть не обременяя себя горечью расставания. С тех пор минула почти сотня лет. Он стал правителем планеты, Милан вырос, не сохранив в памяти никаких воспоминаний о матери.
– Что с пустых разговоров, Вирин?! Облегчить душу, скинув другу свою боль? Не стоит.
Она имела право жить так, как ей хочется. Не за это ли боролись наши предки? – Вирин согласно кивнул. – Одно всегда беспокоило меня: жива ли она… Я перестал ощущать ее. Она словно ушла в туман в моем воображении.
– Когда ты это почувствовал?
– Давно, не помню, – Князь решительно стукнул ладонями о стол. – Все! Спасибо, друг, что вспомнил о Милане. Теперь давай подумаем о том, как нам вернуть Кристалл Силы.
– Ты хотел сказать: давай разработаем план вторжения на Землю. Да такой, чтобы выйти сухими из воды!
Князь улыбнулся.
– Именно так, дорогой друг! И, знаешь, когда мы одни, ты мог бы называть меня по имени, а то я и сам его забуду!
– Ан, нет, Князь! Это табу! Лагосом ты снова станешь только, когда перестанешь быть правителем. Иначе, какой смысл в потере имени?! Никакой фамильярности, никаких личных отношений! И давай ближе к делу – я быстро устаю…
Большой стеклянный шар, слегка приплюснутый сверху и снизу, повис перед Княжичем, изобилуя богатством оттенков синего и коричневого цветов, разбавленных пятнами зелени. Планета Земля представляла собой типичный, с точки зрения лиринийцев, космический объект, пригодный для разумной жизни. Необычным казался рельеф. Милан обратил внимание на то, что кора Земли, структура которой была хорошо показана на прозрачной модели, сложена из больших и малых плит, нагроможденных друг на друга под разными углами. Бурная деятельность планеты создала многообразие ландшафта, поднимая его ввысь на немыслимую высоту и опуская вниз, образуя глубокие впадины, заполненные водой. Перепады высот так повлияли на климат, что обилие всевозможных форм жизни, как растительной, так и животной, удивляли. По данным астрономической лаборатории, в которой Милан проводил уже третий день подряд, лиринийцам более всего подходил не перегруженный кислородом легкий воздух горных областей Земли.
Координаты места, где должен был находиться Кристалл, сошлись на самом большом участке суши, почти в его центре, там, где начиналась гряда одного из протяженных горных массивов. Левее гор желтело поле песков. Две водные артерии рассекали местность извилистыми змеями, от которых тонкими ручейками во все стороны отходили рукотворные каналы.
Как сообщили астрогеологи лаборатории, процесс горообразования на Земле в основном закончился, и за последние пять тысяч лет ландшафт центральной части рассматриваемого континента существенно не изменился. Это обрадовало Милана.
Уверенность в том, что он найдет Кристалл, крепла в его сердце, а ум уже выстраивал логическую цепочку действий. Но главный вопрос – как попасть на Землю – и не менее важный – как покинуть ее с Кристаллом, не привлекая внимания людей – оставался без ответа.
Корабли Лиги Разумных Миров Вселенной патрулировали космическое пространство всех звездных систем, в которых существовала разумная жизнь, наблюдая за развитием рас и обнаруживая себя лишь там, где организация жизни приближалась к уровню членов Лиги. Но Земля еще находилась на полпути. Люди разделили ее на лоскутки государств, в большинстве случаев не стыкующиеся с рельефом планеты. Создание единого общества землян оставалось мечтой пока еще немногих из ее жителей. Но противостояние земных сообществ двигало прогресс. В своем эгоистическом стремлении к первенству, человек все глубже проникал в космос. Лига Разумных Миров терпеливо ждала этапа разрушения государств, созданных людьми и построения одного земного мира, как это происходило на всех планетах, согласно закону диалектики миров.
Лига могла ждать, а для Лирины наступил момент истины. Чтобы получить разрешение Совета Лиги на посещение Земли, требовалось время. А его как раз и не хватало.
Одно решение подсказала сама природа Вселенной – к Земле приближался астероид. И не просто приближался – он угрожал жизни планеты.
– Вероятность столкновения астероида с Землей велика, а его масса гораздо больше любого из ранее упавших на Землю, что неминуемо приведет к катаклизму, – докладывал Нил, стоя за спиной Княжича. – Пока нам неизвестно, смогут ли люди предотвратить катастрофу, но то, что внимание всего человечества будет приковано к астероиду не вызывает сомнения. Мы можем помочь землянам, оттянув его в сторону от Земли искусственно созданным объектом с усиленной гравитацией или, раздробить на куски, которые, падая, не навредят планете, хотя принесут ущерб людям.
Помощник не знал истинной причины интереса Хранителя к Земле. Когда поступила информация об астероиде, он решил, что все дело в помощи далекой планете, жители которой находились на волоске от гибели.
Милан дождался, когда модель Земли совершит полный оборот вокруг своей оси, и, повернувшись, на ходу ответил, широкими шагами направляясь к двери:
– Это то, что надо!
Нил не понял, но поспешил за Хранителем.
В Доме Кристалла, куда устремился Милан, в последние дни стояла непривычная тишина. Мудрые, получающие силу от Кристалла, теперь учились жить без него. Геронтологи давали советы, как мобилизовать энергию организма и жить своими силами. Совет Лирины решил не разглашать печальную новость по всей планете, а посвятить в нее только тех, кто имел непосредственное отношение к Кристаллу, но информация волной прокатилась в обществе, вызвав кривотолки, и тогда Князь Лирины сделал заявление. Он сказал лишь о том, что Кристалл похищен и сейчас ведутся его поиски. Теперь все жители планеты знали о проблеме, и не было нужды скрывать подготовку к поисковой экспедиции. В обстановке доверия легче сохранять в тайне то, что не предназначено для всех. А полет к Земле Князь считал тайной. Он понимал, что нарушает законы Лиги, даже готовясь к нему, но другого выхода не видел.
Один на один с Вирином он разработал план проникновения на Землю для Милана. И теперь обдумывал детали, сидя в уединении в своей любимой беседке в саду, окружающем Дом Кристалла. Великолепный зеленый ковер сада местами пестрел полянами цветов. Мелкие и невзрачные по отдельности, вместе они радовали глаз яркостью красок. Несколько раскидистых деревьев – старожилов сада – давали обильную тень. Ветер играл с большими резными листьями, которые шелестели, словно беседуя между собой. Обычно правитель Лирины находил в этом месте покой и отдохновение, но сейчас сердце его билось тревожно, замирая при мысли о том, что предстоит сделать сыну, чтобы исправить совершенную ошибку.
Размышляя, Князь заметил, как из дома вышли два лиринийца. В одном из них он узнал Милана. Твердая поступь сына придавала уверенность его облику, а прямая спина и красивые мускулистые плечи, делающие осанку гордой, не оставляли сомнения в решимости. Волнистые волосы цвета коры богуа приподнимались от встречного ветра. И даже издали Князь видел свет его зеленых глаз.
– Здравствуй, отец, – Милан склонил голову, положив правую руку на левое плечо.
Князь тоже приветствовал сына и жестом пригласил его в беседку. Нил остался снаружи. Природный такт и профессиональное чутье всегда подсказывали молодому помощнику верное решение.
– Я узнал все, что необходимо, чтобы отправиться за Кристаллом, – начал разговор Милан, – и есть способ попасть на Землю, не привлекая всеобщего внимания.
Князь заинтересовался:
– И что это за способ?
– Астероид приближается к Земле, отец. Он настолько большой, что угрожает жизни планеты. Все внимание землян некоторое время будет приковано к нему. Этим стоит воспользоваться. Небольшой планетарный модуль сможет совершить посадку почти незамеченным в тот момент, когда осколки астероида будут падать на Землю.
– Осколки?
– Да, отец. Мы поможем землянам и раздробим астероид. Не думаю, что сами они способны на это. Что скажешь?
Князь не торопился с ответом. Техническая сторона вопроса не составляла особого труда. Лирина имела свой космический флот, корабли которого могли в считанные минуты преодолевать галактические расстояния. Оснащение такого корабля позволяло поразить любое тело в видимых пределах звездной системы, в то же время оставаясь невидимым благодаря системе отражателей, создающих особое поле вокруг. Хотя и без этого поля жители Земли вряд ли смогли бы разглядеть его в свои телескопы, даже самые совершенные на их взгляд. Но для Лиги Разумных Миров Вселенной нужно объяснение, куда и зачем отправились лиринийцы. Что ж, и на этот вопрос есть ответ: На поиски Фани Монигран и Кристалла Силы, который она украла.
– Как ты себе представляешь поиск Кристалла на Земле, Милан? – вместо ответа спросил Князь.
– Это придется решать на месте. Астрогеологии сейчас занимаются расчетами возможного места падения астероида, куда и мне придется садиться. Идеально было бы на Большой материк, в пустынной зоне. Там, я думаю, легче скрыть корабль и до Кристалла недалеко.
– Не обольщайся надеждами, сын. Скрыть посадку космического корабля на Землю, вокруг которой вращается огромное число искусственных спутников, наблюдающих за всей поверхностью, невозможно. Рано или поздно они обнаружат и тебя, и корабль. К тому же твоя внешность несколько отлична от внешности людей. Ты выше ростом и красив настолько, что хочешь ты того или нет, но обязательно будешь привлекать к себе внимание. Да и язык землян тебе неизвестен. На то, чтобы его освоить, нужно время и главное – общение!
Милан потускнел. От его воодушевления не осталось и следа. Все, что сказал отец, наводило лишь на грустные мысли. Попав на Землю, он мог попасть в ловушку. Скорее всего, земляне обнаружат его и начнут охоту, как на зверя. Тут уж будет не до Кристалла!
Отец положил руку на плечо сына и пристально посмотрел в его глаза.
– Милан, твой план хорош, но не для вторжения. Пока ты собирал информацию, мы с Вирином искали способ проникновения на Землю и нашли. Оставался только вопрос возврата. Теперь все части головоломки собраны. Мы воспользуемся ситуацией, которую нам предложила сама Вселенная, и ты покинешь Землю во время падения астероида. Важны точные расчеты – и для спасения людей, и для нас. Нужна дата, известная заранее, к которой ты будешь стремиться. Дата и место встречи.
Князь встал.
– Давай прогуляемся, – он так посмотрел на сына, что тот встревожился.
– Что-то случилось, отец?
Князь вышел из беседки и, не отвечая на вопрос, пошел по каменистой дорожке, наклонив голову, словно прислушиваясь к звуку шагов. Он думал о том, что эта беседа может стать последней в их жизни. Испытания, уготованные Милану, сулят долгую разлуку. А выдержит ли он, справится – это не известно никому. Князь хорошо понимал, какая ответственность ложится на его плечи: и за сына, и за Лирину. И только будущее покажет, прав ли он сейчас. Но решение принято, и один из кораблей Лирины уже готовится к экспедиции.
– Тебе предстоят суровые испытания, сын. Мне больно говорить об этом, но другого выхода нет. Слушай и запоминай. Только память будет твоим советчиком в одиноком странствии по Земле. Я верю в тебя, верю в удачу и буду ждать твоего возвращения.
– Ты дождешься, отец?
Князь сжал крохотный осколок Кристалла в кармане кича.
– Дождусь, не сомневайся!
Глава 2
Защитные шторки на иллюминаторах поднялись ровно в семь часов условного утра. На Международной космической станции начинался новый день. Джек потянулся, напряг мышцы, стараясь прочувствовать свое тело и, сделав несколько частых вдохов-выдохов, вылез из спальника. В иллюминаторе голубела Земля, окруженная пушистыми облаками.
Джек наигранно помахал родной планете и провел ладонью по щеке.
«Побриться, умыться и за дела!» – мысленно приободрил он себя, настраиваясь на рабочий день, но внезапно появившееся чувство тревоги озадачило. Жесткий режим, установленный на МКС, не оставлял времени на пространные размышления и, отмахнувшись от навязчивых мыслей, Джек Флейвор, принялся за утренний туалет.
Новый день не предвещал ничего необычного, все как всегда, в рабочем режиме: медицинский контроль, завтрак, обсуждение планов со всем экипажем, проверка функциональности всех систем и последний из запланированных выходов в открытый космос. Джек работал в паре с бортинженером из России Павлом Курлясовым. Они подружились на Земле и здесь, на станции, привязались друг к другу еще крепче. Невидимая нить душевного взаимопонимания связала, казалось бы, таких разных людей: Павел за сутки мог не проронить ни слова, тогда как Джек балагурил по любому поводу, комментируя вслух все, что делал, и подтрунивая над напарником.
Спустя два часа, друзья, облачившись в скафандры, вышли в открытый космос. Им предстояло провести смазку стыковочных узлов обзорного купола, ранее установленного на МКС.
Станция плыла по своей орбите над Землей, красовавшейся в этот момент боком с пестрыми материками, разделенными Атлантическим океаном. Джек выбрался из шлюзовой камеры вслед за Павлом, который пробираясь к куполу, что-то мурлыкал себе под нос.
– Павел, ты о чем поешь? – нарушая принятый порядок разговоров в эфире, поинтересовался Джек.
Павел уже добрался до вертикальной фермы и, закрепившись, позвал Джека:
– Давай!
– Волшебное русское слово «Давай!», – Джек перебрался через опору солнечной батареи. – Зовут – «давай», прогоняют – «давай», соглашаются – «давай», не соглашаются – тоже «давай», а Павел? А еще говорят: могучий русский язык!
– Давай, давай, не болтай!
– Вот, опять – давай!
– Парни, – вмешался командир экипажа, – разговоры по делу! Не отвлекайтесь!
– Есть, командир! – ответил Джек, провожая взглядом руку дистанционного манипулятора. – Давай, лови!
Русский космонавт оглянулся и, уцепив ящик с инструментами, подтянул его к себе.
– Готово!
Пока Курлясов принимал ящик, Джек заметил в стороне густое белое облако. Оно приближалось к станции и росло на глазах, сохраняя правильную овальную форму.
– Командир, к нам что-то движется, – тон астронавта стал серьезным.
Необъяснимая тревога, возникшая утром, снова вернулась, заставив сердце биться чаще. А то, что поначалу показалось облаком, расплылось, накрывая станцию плотным туманом. Джек успел разглядеть яркие вспышки огней, как ему показалось, расположенные строго по периметру невидимого объекта.
– Джек! Павел! – голос командира, спокойный и твердый, утонул в ватной тишине, окутавшей астронавта.
Все исчезло – и Земля, и станция, и Павел. Сознание работало, но ощущений не было никаких. Джек словно повис между сном и явью. Так бывает в моменты пробуждения природы, когда серость утра сменяет ночь. Это длится всего лишь несколько мгновений. Ничто не нарушает тишину: птицы молчат в ожидании первых солнечных лучей, ветер, разгоняющий ночь, внезапно останавливается, зависая в воздухе. Сколько длятся эти мгновения? Секунду, две? Джек не мог вспомнить точно. Он только помнил, как стоял у распахнутого окна в своем доме и ждал. Вот и сейчас, он замер, не в силах разорвать тишину. Только гулкий стук сердца напоминал о жизни.
– Системы жизнеобеспечения в норме, нет видимости, нет связи, – докладывал командир в Центр управления полетом.
– Джек… – голос Павла одним словом вернул надежду на жизнь.
– Павел, Джек! Что у вас? – командир старался оставаться спокойным, но тревожные нотки в голосе выдавали его волнение.
Ответил Павел:
– Я в порядке, Джек не отвечает.
Туман рассеялся, и безграничное пространство вновь окружило станцию. Она продолжала двигаться с той же скоростью вокруг Земли, словно ничего не произошло. Павел увидел Джека. Он парил над платформой, не подавая никаких признаков жизни. Без лишних слов Павел направился к Флейвору, с трудом контролируя свои действия: в голове гудело, и ощущение реальности пропадало, расплываясь перед глазами радужными полосами. Усилием воли он удерживал свое сознание, понимая, что в этот момент от его действий зависит жизнь – и Джека Флейвора, и его собственная.
Милан стоял посреди зеленой лужайки и чувствовал, как вода, заполняющая большую лужу вокруг него, намочила ноги. Он хотел заплакать и не мог. Стыд перед отцом, который держал его за руку, казалось, запечатал рот. Но слезы – жгучие и соленые – вытекали из глаз и катились по щекам; слез становилось все больше, а щеки горели под их едкими струйками.
– Осторожно, так, так… – услышал он незнакомый голос. – Отлично! Берите его, ребята!
Милан открыл глаза, с трудом подняв веки.
– Теперь второго, – командовал все тот же голос, – он, кажется, в сознании… С приземлением! Тихо тихо, уже все позади…
Голоса постепенно стихли, растворяясь в ватном тумане, и только рука отца все еще сжимала его детскую руку, удерживая от небытия и забвения.
Госпиталь Центра реабилитации принял Джека Флейвора на следующий день после посадки модуля «Союз-ТМ». Русские предложили обследовать в Москве обоих космонавтов, попавших в поле действия неизвестного объекта, но посол США, дипломатично поблагодарив за содействие российскую сторону, передал распоряжение своего президента о немедленной доставке Джека Флейвора в Вашингтон.
Состояние Джека оказалось куда хуже, чем Павла Курлясова. Американский астронавт получил ожог кожи лица. Как он мог получить такой, находясь в защитном скафандре, оставалось непонятным. Лучшим специалистам США предстояло дать ответ на этот непростой вопрос. Русский космонавт внешне не пострадал, но уже первые исследования показали, что и в его организме, как и у Флейвора, тоже произошли изменения. Тем не менее, они благополучно вернулись на Землю, и дальнейшая судьба космонавтов теперь зависела от медиков обоих стран.
Флейвор тщетно пытался выйти из тумана, в которое погрузилось его сознание. Лекарства действовали на мозг, и астронавт в очередной раз проваливался в сон, не успевая открыть глаза. Врачи же, наряду с его лечением, решали и другую, куда более трудную задачу. Как только его доставили в Вашингтон, специалисты сделали всевозможные исследования. Результаты настолько обескуражили, что было решено созвать особый консилиум, интерес к которому проявили и военные.
– Первые же исследования Джека Флейвора показали, что его организм претерпел такие изменения, что в данный момент астронавт несколько отличается от статистически нормального человека, – докладывал лечащий врач астронавта.
– Простите, сэр, – перебил врача представитель Пентагона, – разъясните, пожалуйста, что это значит.
– Понимаете, скажем, кровь человека имеет определенный состав, все вещества находятся в определенной пропорции, с небольшими отклонениями. Так вот у Флейвора эти отклонения значительны, и не только в крови. Но удивительно не это. Учитывая перегрузки, которые он испытал, влияние еще не определенного вида энергии, этого стоило ожидать. Я имею в виду – изменение состояния здоровья, но в сторону ухудшения. А его организм словно помолодел. Пока мы не можем провести активные тесты, но уже сейчас можно предположить, что его организм откликнется на такие изменения увеличением физической силы, например.
– Не хотите ли вы сказать, что астронавт стал суперчеловеком? – прямо спросил военный.
– Нет… не думаю… пока об этом говорить рано, – неуверенно ответил медик.
Он подошел к экрану, на который проецировали фото Джека Флейвора, сделанное в операционной. Забинтованное лицо и неподвижное тело производили жалкое впечатление.
– Посмотрите на него. Сейчас этот человек вряд ли может претендовать на звание суперчеловека. – указывая рукой на Флейвора, сказал врач.
В зале повисла тишина.
– Еще раз обращаю ваше внимание на то, что пока рано делать какие-либо выводы. Сначала надо вернуть Флейвору его облик, но прежде, безусловно, здоровье. Сейчас его состояние можно назвать стабильно устойчивым. Мы делаем все, что возможно при нашем уровне медицины и, я надеюсь, что Джек Флейвор пойдет на поправку. Во всяком случае, пока аргументов «за» больше, чем «против», – оптимистично закончил врач свой доклад.
Возражения медиков о возможности мутации астронавта после облучения, как они утверждали – неизвестным видом энергии, не произвели на военных впечатления и за Джеком Флейвором установили особый контроль, объявив самого астронавта секретным объектом.
Джек пришел в сознание. Он хотел открыть глаза, но не смог: что-то ватно-тяжелое давило на веки. Лицо зудело. Он сглотнул и потянул носом воздух: медленно, едва поднимая грудь при вдохе. Воздух в помещении оказался легким, как после дождя в горах, только теплым. Джек наслаждался им, не спеша с выдохом.
– Он очнулся, – послышался незнакомый голос: женский, звонкий.
Должно быть, это сказала медсестра. Ей ответил мужчина:
– Хорошо, наблюдайте за приборами, – и потом ему – Джек это понял, потому что говорящий произнес его имя: – Джек, вы меня слышите? – Пауза. – Если слышите, надавите на мою руку, – и он, приподняв руку Джека, положил свою снизу.
Джек надавил. Пошевелил пальцами.
– Вы чувствуете боль? – снова спросил мужчина.
Джек снова напряг руку.
– Ничего, все уже позади, не беспокойтесь, – спокойно говорил врач, как догадался Джек, – у вас ожог лица, но не сильный, скоро мы снимем повязки, и вы увидите сами, что волноваться не о чем.
Голос врача звучал тихо и уверенно. Постепенно боль утихла, видимо, ему ввели анальгетик. Вот и хорошо. Так лучше думается. Джек сосредоточился. Последнее, что он мог вспомнить, было белое облако, движущееся к ним с Павлом. И огни. Потом яркая вспышка в белой пелене, голос Павла… какие-то люди… все одинаково одетые… и это не экипаж МКС…
Джек погрузился в сон.
– Кажется, он уснул, доктор, – медсестра проверила капельницу и, поправив одеяло пациента, наклонилась к его лицу. – Дыхание ровное.
– Отлично, Мерил, наблюдайте. Если что, зовите.
Доктор Вашевски вышел из палаты. Его не меньше, чем других – тех, кто по долгу службы занимался Джеком Флейвором, – интересовал вопрос: Что же с ним произошло?
«Интересно, а помнит ли он все? – эта мысль раньше не приходила в голову Вашевски. – А если он действительно вступил в контакт с иной формой жизни, с инопланетянами? Вполне может быть… Тогда ситуация может сложиться и так, что Флейвор не расскажет ничего. И причин тому две: ничего не помнит или все помнит, но ничего не скажет. Хотя, контакт – это вряд ли. Всего лишь облако неизвестного происхождения. Астрофизики до сих пор не сказали ничего вразумительного о его природе. А Флейвор…, – Вашевски остановился. – Флейвор попал в облако не один: с ним рядом находился русский космонавт. Да, жаль, что нет возможности исследовать русского. Им бы устроить встречу, очную ставку, так сказать».
Вашевски озадаченно потер подбородок. Узкий, несколько выдающийся вперед, он придавал лицу доктора детское выражение капризности, что никак не вязалось с широким лбом и обширной проплешиной, украшенной в центре пучком редких волос.
Майкл Вашевски – амбициозный и настырный человек – уверенно забирался вверх по служебной лестнице благодаря своему таланту аналитика и поразительному трудолюбию. Более того, он был просто трудоголиком. Работа в Центре космических исследований занимала все его время. Сейчас, когда подвернулся удачный случай многопланово исследовать астронавта, подвергшегося действию силы, неизвестной ученым, Майкл решил использовать все свои наработки в области психоанализа и космической медицины.
Внутреннее чутье подсказывало ему, что астронавт не знает, что с ним произошло. Потому доктор Вашевски решил не просто обследовать его организм, но залезть в его голову настолько глубоко, насколько позволяли современные средства исследования головного мозга и гипноз, которым он владел как никто другой. Но прежде астронавт должен выздороветь физически. Повреждения кожи Джека Флейвора не были столь глубоки, чтобы беспокоиться о его жизни, но пересадку тканей все же придется сделать. Этим занимались хирурги. А доктор Вашевски ждал, когда пациент поправится настолько, что с ним можно будет работать. Интерес военных к астронавту был на руку Майклу. Не усугубляя ситуации, он может просто намекать на то, что возможность контакта с инопланетянами не исключена, и выпускать Джека Флейвора в мир Земли еще рановато, да и опасно. А вдруг он теперь вовсе не он? Таким образом, у доктора Вашевски появлялся неограниченный простор для деятельности. Пациент всегда на месте и не требуется специальных разрешений на глубинные исследования мозга, как, впрочем, и других органов.
Наблюдения за астронавтом вели в комнате, которая располагалась этажом выше над палатой Джека Флейвора. Камеры, установленные в палате, показывали его двадцать четыре часа в сутки. Все было под контролем – и манипуляции медицинских сестер, и врачебный осмотр, и каждое движение астронавта, пока лежащего на широкой кровати практически неподвижно. Но доктор Вашевски работал в своем кабинете, на его компьютер поступали все сведения о Флейворе, включая и показания приборов, которые фиксировали работу всех жизненно важных органов.
Вашевски сел перед монитором и, упершись кулаками в подбородок, уставился на экран.
«Кто ты, Джек Флейвор?» – мысленно вопрошал он, пристально вглядываясь в лицо астронавта, закрытое бинтами.
Ответа на этот вопрос у доктора пока не было. Но он умел ждать. Что-что, а спокойствия ему не занимать!
«Всему свое время!» – эта фраза стала девизом Майкла с детских лет. Он дождется того часа, когда Флейвор откроет ему все секреты, даже те, о которых и сам не догадывается. А пока… пока надо подумать, как подобраться к русскому. Майкл Вашевски интуитивно чувствовал, что раскрутить клубок без Павла Курлясова ему будет намного труднее.
Павел на удивление легко и быстро прошел стадию адаптации к земному притяжению. После возвращения космонавтов из длительных полетов она занимала не меньше месяца. Павел же восстановился за неделю.
– Что ж, голубчик, – заключил профессор Даринов, просматривая последние результаты обследования космонавта, – все у вас хорошо, даже замечательно!
– Спасибо, доктор! – Павел искренне обрадовался.
– Замечательно, замечательно… Но именно это меня и настораживает, Паша, – Даринов отложил бумаги и снял очки. Интеллигент во всем, потомок чудом уцелевшего в России древнего дворянского рода, Василий Иванович Даринов относился к своим пациентам по-отечески. – Вы слишком быстро восстановились. Ваш организм, словно, – Василий Иванович потеребил редкий клинышек бородки, подыскивая слово для выражения своей мысли, – словно помолодел лет, эдак, на пятнадцать!
Павел растерянно улыбнулся.
– Мне всего то тридцать семь…
– Вот именно! Гормональный фон подростка, усиленная выработка гемоглобина, мышечная сила – все это не похоже на состояние других космонавтов, да и на вашего коллегу – американского астронавта – тоже. Мне вчера звонил его наблюдающий врач. Молодой, но умница, я вам скажу. Интересовался вашим самочувствием. И знаете, что он рассказал мне о своем пациенте?
Павел напрягся.
– Что ему далеко не так хорошо, как вам. – Даринов откинулся на спинку стула, внимательно разглядывая Курлясова.
– Что с ним, профессор?
– Ну, у него ожог лица, это вы помните. С этим как раз проблем нет, лечат. Потом сделают пластику по фотографии – американцы, знаете ли, мастера на этот счет – и будет ваш Джек как новенький. Но вот общее самочувствие… Депрессия, в отличие от вас. Да, у него психическое истощение, а вы – как огурчик!
Павел выдержал пронзительный взгляд профессора и, улыбнувшись, ответил:
– Все дело в медицине, доктор, куда американцам до нас!
Даринов уловил нотки лести, но, довольный, расплылся в улыбке. Он всегда считал, что традиции российской медицины, заложенные еще при царе-батюшке, выведут ее на самый высокий уровень, несмотря на некоторые отставания в технической оснащенности.
– Скажите, Василий Иванович, откровенно, что вы думаете о том, что с нами произошло?
– Ну-у, батенька, это вопрос не ко мне, это к тем специалистам, – профессор заговорщически указал большим пальцем на дверь, за которой дежурили охранники из Комитета государственной безопасности, – я только медик. И считаю, что в вашем состоянии медицина бессильна – ничто не поможет, потому как вы абсолютно здоровы! – Василий Иванович хитро улыбнулся, довольный своей шуткой, но тут же задумался. – Хотя, настораживают изменения крови, да и спинной мозг у вас, Павел Николаевич, больше напоминает мозг приматов. Да, да, знаете ли, удивительно! Но это… это не вредит общему состояния, напротив, даже делает вас этаким суперменом!
Павел засмеялся.
– Приматы и супермены, уважаемый Василий Иванович, как-то не стыкуется.
– О-о! Еще как стыкуется! – воскликнул профессор. – Сочетание физической силы, превышающей силу обычного человека и способности высокоразвитого разумного существа – это ли не мечта человечества, ну, скажем, некоторых его представителей, – Даринов понизил голос, – но давайте не будем распространяться на этот счет. Но, скажу вам откровенно: я бы мог попробовать выудить кое-какую информацию из вашей головы, если позволите.
– Вы имеет в виду гипноз?
– Да! Именно гипноз! Мне, знаете ли, очень интересно, что у вас там, – профессор кивнул, поглядывая на голову Павла, – зафиксировалось.
– Так, я не против, – Павел пожал плечами, – если после этого меня досрочно выпустят! – пошутил он. – На волю хочется, в горы. Я сплю и вижу белые вершины, бурные реки… Я провел юность в Средней Азии, студентом облазил все в пригородах Ташкента, был на Памире… да вы, наверное, все обо мне знаете…
Павел умолк, а профессор, внимательно слушая, пока он говорил, продолжал вглядываться в его лицо. Ему нравился этот открытый, умный человек. Без лишней суеты, с хорошим багажом знаний. Да, он читал биографию Курлясова, знал о нем, может быть, даже больше, чем Павел мог предполагать и потому сочувствовал ему. У молчаливого и спокойного с виду человека не было никого, кто бы ждал его сейчас, хотел бы поскорее увидеть. Жена ушла за полгода до его последнего полета, мать умерла, когда он еще учился в Ташкенте, отца не было рядом никогда.
«Как порой складывается жизнь! – думал Василий Иванович. – Вот ведь – красавец: глаза, в бирюзовой зелени которых просто неземная задумчивость, строгие черты лица, упрямый подбородок… К тому же – космонавт, слава! А грусть во взгляде… Нет, надо с этим что-то делать! – профессор решил помочь.
– Вот что, голубчик вы мой, то, что я о вас знаю, не имеет значения, а вот положительные эмоции после пережитого стресса – я знаю, что говорю! – вам необходимы! Так что давайте проведем несколько сеансов, – профессор повысил голос и глазами указал на дверь, – посмотрим, каковы они, тайники вашей души, и – на природу!
Павел расцвел. Он с благодарностью посмотрел на Даринова.
– Ну, пансионат на Черном море, это само собой, входит в общую программу оздоровления, а потом, через месяц, другой, можете и в горы, – продолжил профессор, – Кстати, в Ташкенте у вас кто-то есть?
– Друзья. Близкие друзья. Мы давно не виделись – работа… Но они будут рады, я уверен!
Даринов встал.
– Что ж, программа намечена. Завтра же приступим к гипнотическим сеансам… и вот еще что, – профессор вспомнил о просьбе Вашевски, – тут американская сторона предлагает встречу для вас и Джека Флейвора.
Павел откровенно удивился.
– Нет, нет, вы не то подумали! – поспешил успокоить его Василий Иванович. – Встреча заочная, телемост, знаете ли. Пока наши структуры безопасности решат, что да как, вы подумайте, о чем будете говорить. – Он пристально посмотрел на Павла и дал ему понять о важности того, что сказал, покачивая головой и выразительно подняв брови, – Что ж, доброго дня, Павел, завтра начнем! – Даринов вышел и прикрыл за собой дверь.
Вашевски широкими шагам мерил свой кабинет по диагонали – от одного угла к другому.
«Раз, два, три, четыре, пять, шесть, – разворот, и в обратную сторону, – раз, два… – тут Майкл остановился на полушаге и замер. – Нет, так нельзя! Надо успокоиться!»
Он уперся руками о стол, пошарил по нему глазами. Его внимание привлек сувенир – маленькая, чуть больше кулака, стеклянная модель земного шара. Он взял шар в руку, повертел, сломал ось, удерживающую его на подставке. Швырнул обломки в дальний угол.
«Так-то лучше! – Майкл сел, внимательно рассматривая модель, поворачивая ее в руках. – Какой ты маленький, наш дом! Такой маленький, но как легко на тебе потеряться! По-те-рять-ся… – по слогам повторил он, – как в тайниках сознания. Да, наш мозг тоже не так велик, и полутора килограмм не весит, но, сколько тайн он хранит, сколько тайн!»
Доктор Вашевски ходил мрачнее ночи после того, как провалился телемост, а вместе с ним и его надежды. Как он рассчитывал на обмен информацией, который мог иметь место при контакте двух астронавтов, пусть даже виртуальном! Но эти пентагонщики, будь они неладны! Майкл зашвырнул стеклянную Землю в тот же угол, что и ось с подставкой.
Он почувствовал, что и его опора уплывает из-под ног.
«Прервать телемост из-за одного жеста русского! Идиоты! Они со своей бдительностью совсем ум потеряли. Что, что опасного было в этом жесте?! Что он мог означать? Да… что? – Вашевски осенило. – А ведь он мог что-то значить! Так, так, так, не потерять мысль!»
Доктор снова зашагал по кабинету. Он прокрутил в памяти эпизод за эпизодом. Во время гипнотических сеансов Флейвор описывал одно и то же – туман, облако, мигающие огни.
Вот огни и не давали исследователю подсознания покоя. Именно огни, похожие на свет навигационных приборов, наводили на мысль, что то облако не было каким-то космическим телом, а вполне вероятно, прикрывало некий объект, созданный иным разумом. Далее: два астронавта изменились после контакта с ним настолько, что Джек Флейвор – весельчак, балагур, явный холерик – и русский – молчун, спокойный, рассудительный – словно поменялись местами. Вашевски очень внимательно наблюдал за обоими те десять минут, которые они, так сказать, общались. Флейвор не вымолвил ни слова, был напряжен, тогда как Курлясов выглядел совершенно расслабленным, раскрепощенным! Если предположить, что тот жест приветствия, который себе позволил Курлясов, был попыткой установить контакт, связь на энергетическом или ментальном уровне, то они действительно не люди, а те, кто умеет контролировать поток мыслей и устанавливать защиту от нежелательного проникновения. Вашевски ударил кулаком по столу.
– Меня вы не проведете! Я вас вижу, хоть вы и прикрываетесь этим чертовым облаком!
В дверь постучали.
– Кого там… несет… – Майкл оглянулся на дверь.
– Разрешите?
Дверь распахнулась и в кабинет, не дожидаясь приглашения, вошел полковник Стикс.
– Что это вы такой взъерошенный, док? – Стивен Стикс стрельнул глазами в угол, заметил разбитый шар, не ускользнули от его внимания и смятые бумаги в урне сбоку от стола. Полковник сел в кресло для посетителей, закинул руку на мягкую спинку и уставился на Вашевски, буравя его маленькими глазами, которые в прищуре превратились в тонкие щелочки. Майкл подумал: «До чего же хамски могут вести себя некоторые типы, вроде этого мужлана!»
У доктора не было никакого желания отвечать на вопросы полковника, тем более дружески беседовать, и он, сев за свой стол, спросил безо всяких предисловий:
– Что вам угодно?
Полковник проглотил холодность Вашевски. Что ж, не желает доктор сотрудничать на равных, и не надо! Но доложить о результатах своих экспериментов с Флейвором он обязан. Стикс собрался, сменив вальяжность на подчеркнутую серьезность, и, чуть привстав, протянул папку, которую держал в руке.
– Вот, ознакомьтесь.
– Что это? – спросил Вашевски, открывая пластиковую обложку.
Внутри находилось три документа. Пока Стикс говорил, доктор просматривал один за другим плотные листы, расчерченные размашистыми подписями под текстом, напечатанным жирным шрифтом.
– Это документы, обязующие вас ежедневно в письменном виде докладывать о результатах вашей работы с известным объектом.
Майкл исподлобья взглянул на полковника.
– Я каждый день сообщаю вам о том, что делаю.
Полковник перебил его:
– Теперь будете делать это в письменном виде. Мое руководство недовольно вашей работой и требует результатов, понимаете – ре-зуль-та-тов!
– Результатов? – вспылил Вашевски. – Да вы не даете мне работать! Мало того, что свернули телемост, когда, вполне возможно, могло что-то всплыть, какие-то намеки, подробности, так еще и общаться с русским профессором не даете! А откуда, скажите на милость, я могу знать, что делает Курлясов, какие сведения получают русские от него?
– Успокойтесь, доктор! – полковник встал и подошел к окну; приоткрыл жалюзи и яркий свет брызнул в глаза. Недовольно сожмурившись, он закрыл жалюзи и повернулся к Вашевски. Тот сидел, положив руки на стол, и смотрел в одну точку перед собой.
– Читайте дальше, – почти приказал Стикс. В его голосе прозвучали стальные нотки, от которых Вашевски стало не по себе. Но он, не возражая, принялся за следующую бумагу.
«Разрешить Джулиане Флейвор посещение ее мужа, Джека Флейвора. Полковнику Стиксу обеспечить контроль встреч. Доктору Вашевски включить в список ежедневных занятий с Флейвором час на общение астронавта с женой».
– Наконец-то! – прочитав, воскликнул Майкл. – Сколько я вам говорил, что эти встречи могут дать обширный материал для анализа мышления Флейвора, для установления его личности.
– Личности?
Вашевски осекся.
– Да, он должен вспомнить семью, какие-то эпизоды свой жизни до полета, а это позволит расслабить, так сказать, и вытащить из его сознания то, что он сейчас не помнит, какие-то дополнительные факты, возможно, общения с инопланетным разумом, – выкрутился Вашевски.
Полковник с пониманием кивнул, поджав тонкие ниточки губ.
– Вот видите, мы идем вам навстречу, а вы не хотите с нами сотрудничать в полной мере, доверительно, – с нажимом на слове «доверительно», сказал Стикс.
Доктор пожал плечами.
– Я обо всем докладываю…
Но полковник перебил его:
– Вот и разрешение на переписку с профессором Дариновым, – он указал пальцем на папку, возвращая внимание доктора к документам. – Вам дозволено общение через электронную почту, под нашим контролем, конечно.
«Хоть так!» – подумал Вашевски.
– Кроме того, мне поручено сообщить вам, что русского космонавта на днях отправят в пансионат на Черное море. У них там центр реабилитации космонавтов. Возможно, вам также будет интересно знать, что Павел Курлясов попросил свое руководство разрешить ему посетить азиатский регион, точнее, поехать к друзьям юности, в столицу одного из государств бывшего СССР. А профессор Даринов поддержал его.
– И что? – Майкл словно превратился в любознательного подростка, для которого ответ на вопрос мог открыть истину.
– Пока ничего. Как только мы что-нибудь узнаем, то непременно сообщим вам, доктор, – тон полковника оставался назидательным, – а, возможно, и вы поделитесь с нами своими соображениями, если профессор Даринов соизволит рассказать вам о своих планах относительно Курлясова. Так что, пишите ему, делитесь профессиональными штучками, но будьте хитрее, Майкл – русские не так просты, как кажется.
Вашевски с пониманием кивнул.
– Что ж, мне пора. Жду ваш отчет к восьми часам вечера, – Стикс решительно вышел из кабинета.
«Хитрее! Еще посмотрим, кто окажется хитрее!» – доктор Вашевски презрительно усмехнулся, проводив взглядом прямую спину полковника. Потом перечитал документы и, отложив папку в сторону, включил компьютер.
Весенний дождь желейной стеной встал на пути. Крупные капли тысячами колотушек барабанили по крыше машины, перекрывая звуки клаксонов, которыми встревоженные водители автомобилей надеялись оградить себя от возможных столкновений. Джулиана ехала на первую встречу с мужем. Сердце замирало от мысли о долгожданном свидании и учащено билось в тревоге, предчувствуя, что она увидит Джека не совсем таким, каким она его знает. Так ей сказали в приемной чиновника, через которого она, наконец, получила разрешение на свидание.
Джулиана волновалась. Мысли путались, потоки дождя и машин, медленно бредущих в нем, как слепые с поводырем, не давали сосредоточиться. Свет фар, прорывающийся сквозь занавес струй, освещал незначительную часть дороги, и Джулиана ехала медленно, чтобы ненароком не врезаться в кого-нибудь. Наконец, она свернула с магистрали и вскоре оказалась перед воротами, за которыми на одном из этажей высотного здания, теряющегося в сером небе, ее ждал Джек. Молоденький сержант проверил пропуск и, как только ворота распахнулись, Джулиана сорвалась с места, с силой нажав на педаль скорости, вложив в это движение все свое нетерпение.
«Все хорошо, – успокаивала она себя, – я уже здесь, еще немного и я увижу Джека».
Оказавшись в холле, куда ее проводил дежурный, Джулиана присела на диван и закрыла глаза. Она вспомнила про дождь и, следуя привычке, укоренившейся в сознании каждой женщины, выпрямилась, достала из сумочки зеркальце, расческу. Поправила прическу, расчесав каштановые волосы, крупными волнами падающие на плечи, всмотрелась в свое отражение в маленьком зеркальном круге, уголком платочка провела под ресницами, стирая едва заметный след туши, попавший на кожу то ли от капель дождя, то ли от слезы.
– Госпожа Флейвор! – услышала Джулиана вкрадчивый голос.
– Да, это я! – она подняла глаза, судорожно пытаясь спрятать в сумочку зеркальце. Встала.
Зеркало упало на пол. – Ой! – Джулиана наклонилась, но рука невысокого мужчины в очках, остановила ее.
– Не волнуйтесь, присядьте! – мужчина настойчиво усадил ее обратно на диван, поднял зеркальце, протянул ей. – Я – доктор Вашевски, можете звать меня Майкл.
– Очень приятно, – Джулиана протянула руку.
Майкл пожал ее, ощутив холод кончиков пальцев. Доктор разглядывал женщину, стоя напротив. Не отпуская ее руки, он слегка потянул ее на себя, предлагая таким образом встать.
– Давайте пройдем в мой кабинет. Поговорим, вы успокоитесь. Да?
Джулиана смотрела на этого молодого, и уже лысоватого человека, пытаясь понять, что он от нее хочет. Его глаза волновали еще больше. Он, казалось, пытался проникнуть в самую душу, прочитать мысли. Джулиана опустила глаза, собралась духом и, окончательно взяв себя в руки, согласно кивнула, одновременно высвобождая свою руку.
– Конечно, доктор…
– Майкл, просто Майкл, – ответил он на ее вопрошающий взгляд.
– Да, Майкл. Мне сказали, что вы – наблюдающий врач моего мужа. Конечно, давайте поговорим, – и Джулиана сделала шаг в направлении, куда Вашевский указал ей рукой.
В кабинете Вашевски было светло и тихо. Никакие звуки не проникали через толстые стекла окна, закрытого солнцезащитными жалюзями. Искусственный свет заполнял пространство кабинета, падая из невидимых источников откуда-то с потолка. Джулиана с удовольствием опустилась в мягкое кресло и, сложив руки на коленях, осматривала помещение. Майкл Вашевски с интересом профессионала наблюдал за женщиной. Плотно сжатые губы, впалые щеки и небольшая складка меж тонкими бровями говорили о том, что она волновалась, но старалась скрыть это, напрягая мышцы лица, отчего его красота приобретала холодность маски.
– Джулиана. Можно мне называть вас так? – спросил Вашевски, присаживаясь на стол.
Джулиана подняла на него глаза, и за махровыми ресницами Майкл увидел голубую бездну, полную тайн. Томление ожидания, беспокойство затмевали все чувства, и Майкл не мог прочитать в ее глазах ничего более.
– Пожалуйста, если вам так удобно, – слова женщины прозвучали отказом, но Майкл знал, что она на все согласится, лишь бы поскорее увидеть мужа.
– Я думаю, миссис Флейвор, – доктор сделал особое ударение на слове «миссис», – что нам лучше стать друзьями. Это в ваших интересах, не так ли?
Губы Джулианы изобразили улыбку, и она с нарочитой вежливостью кивнула в ответ.
– Так вот, Джулиана, я хочу сказать вам, что с самого начала настаивал на ваших свиданиях с мужем, поскольку считаю, что общение с близким человеком пойдет ему на пользу. Он быстрее восстановится, вспоминая с вами свою прошлую жизнь.
Джулиана напряглась, но не произнесла ни слова, лишь ее глаза сузились, и улыбка мгновенно сошла с лица. Вашевски заметил это и поспешил успокоить:
– Нет, вы не то подумали, дорогая! С ним все в порядке. Он помнит вас и ваших замечательных деток… Кстати, как они? У вас же дочка и сын?
– Да, у нас дочь и сын, – подтвердила Джулиана, не сводя глаз с доктора, который ей совершенно не нравился. Более того, она чувствовала от него опасность. Он явно хитрил и что-то хотел от нее. – Майкл… Давайте начистоту, – она пошла в наступление, – что вы от меня хотите?
Доктор Вашевски заметил перемену в лице женщины.
«А ты не так проста, милочка, как кажешься!» – заключил он.
– Что ж, давайте сразу к делу, – Майкл встал и, повернувшись к столу, развернул экран монитора, а сам прошел на свое место. – Вот, смотрите – это ваш муж сейчас.
На экране появилось изображение небольшой комнаты. Джулиана сразу увидела Джека, стоявшего лицом к окну, по стеклу которого стекали струи дождя. Она замерла, вглядываясь в спину мужа, беспокойно пробежав глазами по его плечам, шее, затылку. Джек, словно почувствовав ее взгляд, обернулся. Джулиана вскрикнула – на нее смотрел человек с обезображенным лицом, в котором она не признала Джека. Слезы заполнили ее глаза и усилием воли, женщина остановила подкатившие к горлу рыдания.
– Ничего, ничего, успокойтесь! Это все поправимо, мы сделаем все, чтобы ваш муж выглядел, как и прежде. Но это не раньше, чем через полгода, а пока вам надо привыкнуть к его облику и при встрече не показывать, что вас это… удручает, – Майкл встал и подошел к Джулиане. – Миссис Флейвор, вы готовы к встрече с мужем? – сказал он заглядывая в ее лицо. Она кивнула в ответ. – Тогда приведите себя в порядок, – Вашевски указал на дверь, ведущую в туалетную комнату, – и я провожу вас. Да, плащ можете оставить здесь. После вашего свидания мы еще поговорим. И помните, что за вами наблюдают, и не только я.
Джулиана сдержала себя от резкости, медленно вздохнув и одарив Вашевски недобрым взглядом. В ее глазах он прочитал и презрение, и недоверие, и злость.
«Что ж, дорогая, тебе ничего не остается, как молчать! – мысленно ответил ей Майкл. – Здесь я хозяин и я диктую правила!»
– Прошу вас! – он проводил ее до двери, а сам уставился на экран. Джек Флейвор уже сидел на диване перед маленьким столиком, ожидая прихода жены. На его лице Майкл не мог прочитать никаких чувств. Но он догадывался, что его пациент тоже волнуется.
Поначалу Флейвор наотрез отказался от встречи с женой. Это и понятно. Но, когда-то она должна была произойти! Джек боялся встречи. Он знал, что его внешний вид может оттолкнуть Джулиану, но в глубине души надеялся на то, что любовь, связывающая их многие годы, возьмет верх над отвращением, и его уродство не перечеркнет будущее. Но все же первая встреча волновала его.
Вашевски тоже был не так спокоен, как старался это показать. Он не знал, что может дать ему, как исследователю, эта встреча, но интуитивно чувствовал, что она многое изменит. Последние сеансы гипноза повергли Майкла в депрессию. Мало того, что ничего нового он не мог выудить из головы Флейвора, так он сам начал ощущать попытки проникновения в свой разум. Как только начинался сеанс гипноза, Майкл натыкался на непреодолимую стену, через которую Флейвор по капле выдавал ему информацию, ничего не значащую – картинки детства, семейные сцены, какая-то возня на МКС и неизменное облако тумана. Вашевски начинало казаться, что он сам окончательно завяз в этом белом безмолвии и никогда из него не выберется. Вместо того, чтобы проникать в глубины подсознания Флейвора, он был вынужден ставить свою защиту, ограждая свое сознание от чьих-то лап, пробирающихся внутрь его тайного хранилища.
Доктор очень надеялся, что Джек Флейвор разговорится с женой и скажет ей что-то такое, что даст ему, Майклу Вашевски, ключ для дальнейших поисков истины, открывающей дорогу в мир неведомого, непознанного – того, что скрывает и Флейвор, и его русский друг – Павел Курлясов. Или – Вашевски также не исключал и такого поворота событий – жена Джека Флейвора вычислит, что он, не тот, за кого себя выдает. Женщину не обманешь. Она чувствует. Причем, на глубинном, интуитивном уровне. Тем более, любящая женщина. Она помнит все тонкости, все штрихи поведения, она видит дальше внешнего облика, она видит в мужчине суть, его внутренний мир. Вот поэтому Вашевски с нетерпением ожидал встречи астронавта с супругой.
– Я готова, – Джулиана вышла посвежевшей, с накрашенными губами и заметными следами пудры на щеках.
– Вы прекрасно выглядите! – Майкл не лукавил, Джулиана действительно была красива.
– Спасибо! – холодно ответила она и уставилась на врача с вопросом во взгляде.
Вашевски, улыбаясь, показал ей на дверь:
– Прошу! А… позвольте ваш плащ.
Бросив его на спинку кресла, Майкл открыл дверь своего кабинета и, пропустив вперед Джулиану, вышел вслед за ней.
Мозг Милана напряженно работал. Он узнал все – весь багаж знаний землянина стал понятен ему. Теперь осталось убедить врачей, что он здоров и период адаптации к условиям земного притяжения прошел успешно. Успокоить военных, которые опасались внедрения инопланетного разума в среду землян, не составляло труда. Сила внушения лиринийца оказалась столь высока, что одним напряжением воли, он мог отправить мысль сразу нескольким людям. Этого оказалось достаточно, чтобы не только охранники, но и руководство секретной службы поверили в его земное происхождение. Теперь Милану предстояло придумать такой план своего проникновения в пустыню азиатского континента, который не вызовет лишних подозрений и станет понятен с точки зрения людей. У него было два варианта: воспользоваться дружбой русского космонавта с жителями одной из азиатских стран, на территории которой и находилась пустыня Кызыл-Кум, или купить туристическую путевку в этот регион, включив в пакет услуг посещение пустыни. Средства человека, за которого он себя выдавал, позволяли такое путешествие. Но Милан не торопился действовать. У него было в запасе три месяца, и большую часть этого времени он решил посвятить людям, в судьбу которых он вторгся и тем самым нарушил привычный уклад их жизни. Милан установил мысленный контакт со вторым человеком, оказавшимся в момент вторжения в открытом космосе. И через него узнал дополнительную информацию о жизни землян. Но, главное – он сумел убедить его сотрудничать, не раскрыв своей тайны, а поделившись знаниями об опасности, угрожающей Земле. Они общались телепатически, причем Милан обучал своего товарища защите от проникновения чужого разума, догадываясь, что и его психолог зомбирует мозг, подвергая гипнозу. Княжич поставил себе целью вернуть человека к его обычной жизни.
Джек сидел на диване, обхватив голову руками. Он ждал встречи с Джулианой, но сейчас поймал себя на мысли, что именно в этот момент, когда она вот-вот должна войти, ему отчаянно хочется бежать. Бежать без оглядки, сломя голову, так далеко, где не будет никого из людей, где ему не придется прятать свое лицо, думая о том, как он страшен. Мысленные беседы с Павлом помогали ему держать себя в руках. Ощущая недюжинную силу в теле, он едва сдерживал себя, чтобы в моменты нервного срыва не разнести все вокруг в пух и прах. Он доводил себя до изнеможения, крутя педали тренажера или поднимая штангу, выбрасывая вместе с потом огромный энергетический потенциал. Душа рвалась на свободу. Ему было тесно в комнате, в постели, в спортивном комплексе. Он, как и Павел, попросил руководство дать ему отпуск, чтобы отправиться в горы, туда, где восхождение заберет все его силы, а простор даст свободу, о которой он мечтает. Павел как-то рассказывал Джеку о восхождении на семитысячник. И сейчас Джек воочию представлял себе, как он шаг за шагом поднимается по заснеженному леднику, преодолевая трещины, обходя крутые склоны, над которыми нависли шапки спрессованного снега, готовые от резкого звука ринуться вниз, рассыпая по пути облака снежной пыли.
В дверь постучали. Джек поднял голову. Дверь распахнулась, и он увидел доктора Вашевски. Хохолок на его проплешине торчал как гребешок задиристого петуха. Не успел Джек и слова сказать, как Вашевски посторонился, и в комнату вошла Джулиана. Серый костюм из тонкой шерсти ладно сидел на ее фигуре, обтягивая грудь и бедра. Воротничок розовой блузки был расстегнут, и в проеме выреза поблескивала золотая звездочка, которую он подарил ей в день тридцатилетия. Джулиана молчала и смотрела на него, не мигая. В ее глазах Джек увидел ту жалость, которая сродни любви, которая обволакивает, даруя силы и уверенность в себе.
– Вот… я теперь такой… – первым заговорил он, беспомощно опустив руки.
От звука его голоса Джулиана очнулась, как спящая красавица от поцелуя. Она повернулась к двери, закрыла ее, оставляя Майкла Вашевски в коридоре, и подошла к мужу. Он смотрел на нее сверху вниз, с волнением вдыхая аромат новых духов. Джулиана прислонилась к его груди, скользнув руками к спине. Он крепко обнял ее, опустив лицо к макушке. Мягкие волосы жены шелком окутали стянутую ожогом кожу. Джулиана прижалась к Джеку, вновь почувствовав себя защищенной от всех жизненных невзгод, укрытой его сильными руками и спиной, как стеной оградившей ее от суеты, страданий и беспокойства.
– Вот и хорошо, все у нас теперь хорошо, – шептала она, забыв о времени, желая только, чтобы момент счастья длился долго, как сама жизнь.
– Джули… – Джек не знал, что делать со своей нежностью, потоком идущей от сердца. Она переполнила его.
Джулиана подняла голову, целуя его шею, он наклонился, ловя ее губы, и вдруг отстранился, как ужаленный, и отошел к окну.
– Прости, я и поцеловать тебя не могу…
Джулиана подошла к нему, развернула, прикоснулась ладонями к его лицу, приподнялась на цыпочки и покрыла поцелуями лоб, щеки, обезображенные губы.
– Зато я могу…
Майкл выключил монитор и закрыл глаза.
«Все. Все понятно. Я ошибался. Флевор просто жертва. Он тот, кто и был, он на самом деле Джек Флейвор. Несчастный человек, попавший в страшную переделку судьбы. Сейчас ему нужна семья, любовь… Любовь, – Майкл вздохнул, – мне тоже нужна любовь, такая, как Джулиана Флейвор… Красивая и такая… понимающая».
Вдруг Майкл вспомнил медсестру Мерил. Он замечал зовущие взгляды девушки. Его даже волновала ее полная фигура, она вся дышала здоровьем и желанием.
«А почему нет? – подумал Майкл. – Служебный роман… и пусть! Увезу ее куда-нибудь на океан, на Майами, на Карибы, а потом… потом видно будет! Как говорит мой русский коллега: «Надо переваривать неприятности по мере их поступления!»
Через час Майкл Вашевски беседовал с Джулианой Флейвор, убеждая ее, что он сделает все возможное, чтобы ее мужу Джеку Флейвору позволили провести остаток времени, необходимого для адаптации после космического полета, в их собственном доме. Он не задал женщине ни одного вопроса, а проводил ее с улыбкой, в искренности которой Джулиана не могла усомниться.
Глава 3
День шел на убыль. Вечерняя прохлада сменила дневной зной, и мужчины с удовольствием подставили лица солнцу, медленно падающему к горизонту. Ветер обдувал их, даруя ощущение свежести и умиротворения.
– Хорошо-то как! – Саша встал и раскинул руки; тонкая ткань футболки округлилась на плечах, обозначив крепкие мышцы. – Пашка, ну что ты такой кислый?! – Саша потрепал друга по ежику светлых волос и застыл, с улыбкой вглядываясь в лицо Павла. – Смотри, вечер какой! Фантастика! И мы здесь, в горах… вместе, как и раньше, а?
Павел посмотрел на друга. В прищуре его глаз виднелись лучики солнца. Искренняя улыбка украсила лицо, которое будто разгладилось, несмотря на глубокие складки на лбу и в межбровье.
– Знаешь, что мне всегда в тебе нравилось? – спросил он, и сам же ответил: – Твоя искренность! Во всем – в отношениях, в делах и даже в эмоциях.
– Ну, такой я! – Саша рассмеялся.
Снизу потянуло дымком. Друзья час назад забрались на холм, который круто шел вверх прямо от поляны, где они разбили лагерь. Две серебристые палатки внизу казались игрушечными домиками. Чуть в стороне от них поднялась струйка дыма. Женщина – тонкая, почти прозрачная в лучах заходящего солнца, – встала, откинула назад прядь волос, упавшую на лицо, и снова наклонилась над кострищем.
– Катя! – закричал Саша, махая рукой.
Она повернулась на крик и, разглядев мужчин, с чувством помахала в ответ.
– Красивая она у тебя! – заметил Павел и тяжело вздохнул.
– Красивая… а ты все еще любишь ее? – прямо спросил Саша.
Павел опустил глаза и пошел вниз, на ходу отвечая:
– Любишь, не любишь, какая разница? Она – твоя жена, и все тут. Пошли, поможем. Сидим тут, а женщина костер раздувает.
И он помчался вниз, как горный козел с кручи.
– Стой! – азартно закричал вслед Саша, и, сорвавшись с места, кинулся вдогонку.
Катя не спускала с них глаз: как и прежде, друзья мчались к ней наперегонки, по пути срывая головки цветов, верхушки травы, чтобы, подбежав первым, осыпать ее и получить благодарный взгляд сияющих глаз. Глаза Кати свели с ума не одного воздыхателя: нежно-голубые, огромные, опушенные длинными ресницами. На ее худощавом лице они сияли, как два топаза. Открытость взгляда, ее лучезарная доброта приковывали внимание.
Саша все же подбежал первым: почти внизу, перед саем, Павел будто оступился и чуть свернул в сторону, уступая тропу другу.
– Привет, милая! – Саша поцеловал жену в щечку и высыпал две пригоршни трав на ее голову. Сиреневые головки чабреца, лепестки цветов шиповника вместе с тонкими стебельками травы рассыпались по русым волосам. Катя тряхнула головой, и травинка упала на ее ресницы.
– Ой, – женщина опустила голову, моргая глазами, – ну что вы, как дети прямо, все никак свои забавы не оставите.
Она смахнула травинку с лица и, развернувшись, пошла к палатке.
– Вот тебе раз! – Саша развел руками. – Хотелось как лучше…
– А получилось как всегда! – поворачиваясь, закончила жена. – Ладно, чего уж там…, – сменив гнев на милость, она с улыбкой посмотрела на мужа, – костром займись, ужин пора готовить. Да и Ирка где-то запропастилась…
Павел опустил аккуратные палочки, которые он наломал из сухих веток, что они еще загодя принесли, и насторожился, прислушиваясь к звукам, идущим с противоположного склона. Катерина пристроила котелок над костром, который уже весело трещал, поглощая дрова, и подошла к Павлу.
– Что? – спросила она и, приложив руку ко лбу, защищая глаза от света, устремила взгляд в ту же сторону.
Павел сжал ее руку:
– Ничего, не волнуйся, – и, сказав это – тихо, словно самому себе, – стремительно побежал, так быстро, что Катерина ничего не успела осознать.
– Саша… – она начала задыхаться от волнения, сердце забилось чаще, предчувствуя беду, – Саша, там Ира… Ира! – закричала она и побежала за Павлом.
Когда Павел подобрался к камню, нависающему над крутой осыпью, Ира держалась за него одними пальцами. Раздумывать о том, как она оказалась в таком положении, не пришлось. Еще пару секунд и пальцы девочки соскользнут. Павел в несколько прыжков оказался на камне и, упав на живот, крепко ухватил Иру за запястья. Вытянув девочку наверх, он обнял ее, прислонившись спиной к склону. Острый камень вонзился в спину, но Павел не шевелился. Он слушал, как стучит сердце девочки, нотой радости дополняя музыку природы, окружающую их.
Крутой склон уходил в небо острием старой скалы. Когда-то, много тысячелетий назад, эта скала грозно встречала путника, преграждая ему путь. Но теперь от ее величия только и остался, что полуразрушенный гребень, который продолжал осыпаться вниз, образуя коварную осыпь. Крупный камень, отвалившись от скалы, не докатился до подножия холма, а застрял на его середине, обратившись вверх плоской стороной. Со временем, дожди и ветер сделали свое дело, укрепив камень почвой, смываемой сверху. Мелкие камешки, стекая с каждым дождем, смешались с грунтом и корнями эфедры, став прочной опорой.
– Что, Ира, испугалась? – наконец спросил Павел, погладив девочку по голове.
Гладкие волосы, такие же русые, с золотистым отливом, как у мамы, растрепались пушистыми прядками. Ира отстранилась и, сняв бархатную ленту с косы, расплела ее. Расправив волосы растопыренными пальцами, проведя по ним, как расческой с редкими зубьями, она снова туго заплела косу и, закрепив конец, откинула ее назад, с гордостью посмотрев на своего спасителя.
– Ты красивая, как мама, – любуясь девочкой, сказал Павел.
Ира кокетливо сверкнула глазами и отвернулась, пробурчав:
– Я сама по себе, и мама здесь ни при чем!
Павел рассмеялся.
– Что вы смеетесь? – Ира снова одарила его взглядом. – Думаете, спасли, так и смеяться можно?
– Нет, что ты, я так не думаю. Да и не спасал я тебя вовсе, просто руку подал.
Ира с вопросом в глазах уставилась на него.
– И вы не будете рассказывать моим, – она кивнула в сторону лагеря, давая понять, кому «моим», – как я тут висела?
– Если не хочешь, не буду. Только давай спускаться вниз, а то и рассказывать ничего не придется, сами увидят… Хотя… уже поздно…
Внизу карабкалась по камням Катя, впереди, перепрыгивая с камня на камень, бежал Саша.
– Все! – заключила Ира. – Сейчас начнется: Куда поле-е-е-зла, думать голово-о-о-ой надо…
– Думать, и, правда, надо головой, – перебил Павел, – давай так договоримся: ты спустилась на камень, а потом испугалась, ладно? Здесь я тебя и нашел, только не висящей, а сидящей, договорились? Это, чтобы твоих, – он тоже кивнул вниз, – не пугать.
Ира согласилась. Дядя Паша начинал ей нравиться. Когда он приехал, она приняла его в штыки. Ну и что с того, что космонавт? Ира видела, как готовились родители к его приезду. Мать всю квартиру вылизала и ее заставила свою комнату вверх дном перевернуть. А отец на всю зарплату холодильник забил такой едой, которой в доме и не водилось. «Паша любит, Паше это понравиться, Паша, Паша…» – только и слышала Ира каждый день. И что Паша? Ну, приехал какой-то почти лысый дядька, с только начинающим топорщиться ежиком волос на голове. Молчит все время, на все вопросы отвечает «да, нет». Родители перед ним разве что не танцуют, а он только улыбается. Даже в школу к ней отказался идти. А она на весь класс растрезвонила, что к ним космонавт Курлясов приехал. Отец потом учительнице сказал, что у его дочери фантазии такие, что она пошутила! Какие шутки?! Теперь все в классе смеются над ней. И отец выговорил, да так, что едва не шипел: «Он инкогнито приехал, у него психологическая травма, ему нужно создать все условия для отдыха!».
Сейчас Ире стыдно стало за свою злость. Что-то душевное промелькнуло между ней и Павлом. Она сама увидела грусть в его глазах – глубоко, и глаза его показались ей какими-то нечеловеческими, а волшебными, неземными.
– Дядь Паш, ты на меня не обижаешься? – вдруг спросила она.
Павел снова рассмеялся:
– Нет, не обижаюсь, давай спускаться!
Ира обратила внимание на белизну ровных, крепких зубов дяди Паши. «Голливудская улыбка отдыхает», – подумала она. Еще хотела спросить, настоящие ли у него зубы, но снизу послышался крик мамы, и Ира решила, что спросит потом.
Внезапно веселье Павла как рукой сняло. Слово «давай» напомнило про Джека Флейвора. В последний раз они виделись во время пресс-конференции, проходившей как телемост между Вашингтоном и Москвой, спустя два месяца после приземления. Тогда Павел едва узнал его. И не только потому, что его лицо обезобразили шрамы от ожогов, но и потому, что Джек молчал. Молчал, сурово поглядывая из-под красноватых век. Павел, вопреки распоряжению говорить только то, что дозволено, окликнул Джека.
– Джек, как ты? Не молчи, давай, скажи мне что-нибудь!
Он хотел приободрить его, пожать руку. Его мозг бунтовал: почему им не дают возможности пообщаться воочию?! Для Джека это важно! Павел был уверен, что вместе они бы справились с тем, что навалилось на них после злополучного полета. Но он только и смог, что протянуть руку, ладонью вперед, словно хотел хлопнуть по руке Джека, так, как они делали, когда что-то удавалось или шутка Джека попадала в точку, и Павел смеялся вместе с ним. Этот жест вызвал непредсказуемую реакцию всех служб – и американских, и русских. Телемост прервали почти сразу.
– Идем, дядь Паш, – голос Ирины вернул Павла на осыпь, – а то они сюда лезут, – Ира наблюдала за родителями.
Катя забралась на очередной камень и остановилась, подняв голову вверх. Саша подошел к ней ближе и, взяв за руку, помог перейти на более удобное место. Там они сели рядышком, не спуская глаз с дочери. Миндалевидные глаза Саши превратились в тонкие щелки: солнце еще не закатилось и светило ему в лицо, отчего он сощурился, почти полностью сомкнув веки. Грудь его продолжала вздыматься от частого дыхания, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет наружу.
– Ты как? – он заглянул жене в лицо.
Она глубоко вдыхала воздух полуоткрытым ртом.
– Нормально, – на выдохе ответила Катя.
Павел с Ирой тем временем уже спустились с камня и, шаг за шагом, осторожно продолжали спуск по осыпи, рискуя покатиться в любой момент.
– Сюда, так, давай руку, осторожно, не спеши, – корректировал Павел движение девочки.
Она слушала его и беспрекословно выполняла все, что он говорил.
– Смотри, как Ирка его слушает, а? – отдышавшись немного, заметила Катя. – Что ты молчишь? Язык проглотил? – она повернулась к мужу. Саша не слушал ее. Он наблюдал за другом и что-то в его поведении, в его движениях настораживало. Саша не мог разобрать, что именно, но подспудное недоверие грызло его с того самого момента, когда Павел еще у них дома проводил взглядом проходившую мимо Иру.
– Он тебе ничего про Ольгу не рассказывал? – совсем некстати спросил он жену.
– Про Ольгу? – Катя нахмурилась. – Так, сказал только, что они расстались и все. Я больше не расспрашивала. Ты же знаешь, если Пашка замолчал, то это надолго. Наверное, это как-то связанно с этими событиями. А почему ты спрашиваешь?
– Так, вспомнил, как мы вместе в Киргизии в последний раз были, – Саша не стал делиться с женой своими тревогами.
– О! Вспомнил! Это ж сколько лет прошло с тех пор?! – Катя вдруг замолчала.
Тогда Павел впервые приехал к ним с женщиной. Еще не женой, но представил ее как невесту. Приглашал на свадьбу. Той же осенью они поженились, но Саша с Катей не смогли приехать к ним. Тяжелое было время. Завод встал, Сашка остался без работы, депрессия. Ирка только родилась, денег ни на что не хватало. Катя начала шить на заказ.
Как они тогда жили? Даже вспоминать неприятно. Но выпутались. Саша пошел работать в МЧС, как-то наладилось все, но Катя с тех пор навсегда закрыла свою швейную машинку. Так и сказала: «Прощай старушка!» И спрятала подальше.
– Что ты, Кать?
– Да так…
Она встала. Ира спустилась первой и, прикрывая вину улыбкой, подошла к матери. Катя обняла ее, не сказав ни слова.
– Как тебя туда занесло? – спросил отец.
– Случайно.
– Так не бывает! – Саша хотел продолжить, рассказав, как попадают в такие переделки, но Катя одним взглядом одернула его. – Ладно, потом поговорим, идите, только осторожно, ради бога!
– Спасибо, Паш! – Саша пожал руку Павла. – Я так и не понял, как ты умудрился так быстро домчаться до Ирки. Мы вон с Катей еле отдышались и все равно не смогли догнать тебя.
– Так я ж космонавт! – отшутился Павел.
– Ну да… тренировки, специальная подготовка… куда нам, серым труженикам…, – Саша, казалось, не заметил шутливого тона.
– Да ладно, не жалуйся, вон у тебя бицепсы, как шары надутые, труженик серый! Кать, и давно он так трындеть начал? Что-то я не помню, чтобы раньше он на что-либо жаловался.
Павел догнал Катю и пошел рядом, а Саша остался позади.
Костер, то догорал, то вновь азартно вспыхивал, набросившись на сухую ветку и аппетитно пожирая ее. Катя с дочерью ушли спать: огонек свечи еще освещал палатку и силуэты женщин, готовящихся ко сну.
– Ира стала совсем взрослой, – Павел расшевелил костер, и искры, словно только того и ждали: пчелиным роем они устремились в небо – темное, нависающее над Землей плотным куполом.
Саша, не мигая, смотрел на пламя. Оно жило, пока была пища, но и потом не умирало сразу, а, притаившись в золе, ждало. Ждало, когда новая порция дров ляжет поверх останков сгоревших поленьев, и тогда мерцающие в угольках искры очнутся, жарко лизнут их, и будут лизать до тех пор, пока они тоже не превратятся в золу.
– Так и мы: горим, горим и в итоге превращаемся в прах, – задумчиво произнес Саша. Повернувшись к другу, пристально посмотрел на него. – Ире всего пятнадцать. Не такая уж она и взрослая. А, учитывая особенности переходного возраста, можно сказать, что ума ей пока не хватает, хоть она и думает, что умнее всех.
– Ты несправедлив, – возразил Павел, – она очень даже разумная. Прав ты в том, что в этом возрасте человек проходит этап становления личности. Отсюда вредность, противоречивость, ранимость души.
– Души?! – Саша искренне удивился. – Это ты когда успел разглядеть ее душу?
– Тише, тише, ослабь оборону, или нападение? А? Саш, давай сразу все выясним, что произошло сегодня вечером, кроме того, что я первым успел подбежать на помощь к твоей дочери?
Саша понял, что сорвался.
– Извини, нервы что-то… Знаешь, мы с Катей за Ирку…
– Ладно, проехали, – Павел встал, – я понимаю. Не волнуйся, я к твоей дочери отношусь… как к твоей дочери, – он улыбнулся и, задрав голову, запрокинул руки, скрестив пальцы на затылке. – Посмотри, звезд сколько. Только здесь, в горах, они такие огромные и сияющие.
Саша встал рядом. Рассматривая звезды, он думал о своем: о жизни, о Кате.
– Паш, а там, – он ткнул пальцем в небо, – они такие же?
– Звезды? Такие же – маленькие и холодные, а Земля – большая… вертится, то одним боком повернется к тебе, то другим.
– А, когда ты в открытом космосе находился, не страшно было?
– Есть немного, – честно сознался Павел, – ты представь: никого! Это ни с чем ни сравнимо. Вот, к примеру, море. Ну, оказался ты в море один. Все равно живет надежда, а вдруг кто-то проплывет мимо, лодка там, или вертолет будет тебя искать. А в космосе никто не будет искать, да и некому… разве инопланетяне поймают! – ухмылка исказила губы Павла.
– Ты видел инопланетян?
– Нет.
Негромкий хруст сухой ветки за спиной заставил мужчин развернуться. Послышалось покашливание, на свет от костра вышел мужчина.
– Салям алейкум, – поздоровался он, протягивая руки для приветствия.
– Алейкум асалям, отец, – Саша первым ответил, протянув обе руки, коснувшись ладонями рук гостя, как принято здороваться у узбеков, – присаживайтесь, прошу вас, – он жестом указал на место у костра.
Павел тем временем поздоровался с гостем, пожав ему руку, как обычно. Мужчина при этом быстро взглянул в его лицо – внимательно, изучающее, – но тут же опустил глаза.
– Я тут живу недалеко, с отарой, увидел костер, думаю, дай пойду, посмотрю, что за люди пришли, – узбек присел к огню, исподлобья рассматривая мужчин. Хитрая улыбка не сходила с его лица – смуглого, испещренного морщинами. На вид он казался пожилым, но в осанке и во всей фигуре, укутанной тонким ватным халатом, чувствовалась молодецкая удаль. Черные добротные сапоги с острыми носами говорили о том, что он не простой пастух. Павел разглядел за голенищем инкрустированную рукоять ножа. А Саша уже подавал гостю кружку с чаем.
– Угощайтесь, уважаемый! А мы отдыхать приехали, из Ташкента.
Узбек принял кружку, чуть привстав, и сделал вид, что удивился:
– Из Ташкента? Далеко… Ближе отдыхать негде?
Павел наблюдал за гостем, почувствовав его особое внимание к себе. А Саша объяснял, что они не просто отдыхать пришли, а хотят полазить в пещерах. Ночной гость слушал, молча кивая головой. Понять, что он думает о затее туристов, было невозможно.
Саша спросил:
– А не скажете, уважаемый, Двуглазка давно плевалась?
– Это, которая там? – узбек махнул рукой к северо-западу. – С двумя дырками?
– Да, она. Потому и зовем – Двуглазка. Помнится, из нее поток воды вытекал раньше, сильный, заполнял все входы полностью. Только это не всегда бывает. Так, не видели, давно вода была?
– Давно, – ответил чабан, – давно, после дождя, когда еще снег был. Я только с овцами пришел. Дождь сильный был… Лил три дня. Потом, через два дня и пошла вода. Сын пришел, сказал: «Ота, там вода идет из горы». Я ходил смотреть. Сильно шла, два водопада: сверху и снизу.
Саша посмотрел на Павла, продолжая внимательно слушать старика, и вместе с тем раздумывая, можно ли лезть в Двуглазку, не опасаясь быть смытыми.
Интересная эта пещера. Вход расположен на склоне холма, в скалах: два отверстия, формой напоминающие глаза, только расположенные один над другим. Снаружи растут кустарники, до жары сай небольшой течет рядом, потом высыхает, а внутри ход каменный и словно вылизан. Они проходили через верхний «глаз». Уходит лаз вверх, потолок посередине высокий, смыкается по бокам, сохраняя форму глаза почти на всем протяжении. Сразу понятно, что вода заполняет все отверстие, когда идет. И идет сильно, под напором, потому что нет на камнях ни кустиков, ни глины, ни камушков каких-либо – все смывает. Когда-то Саша со спелеологами лазил в этой пещере. Он вспомнил, как быстро они проходили гладкий участок. И только добравшись до места, где появилась земля на камнях, сбавили темп.
– Спасибо за чай, я пойду, к своим надо! – гость встал и, распрощавшись, направился в сторону, откуда пришел.
Саша проводил его, на несколько шагов отойдя от костра. Павел остался на месте, лишь кивнув на прощанье.
– Кто он? – тихо спросил чабан Сашу, как только они отошли.
– Это мой друг, хороший человек.
Узбек покачал головой:
– Не наш он, не наш…
Саша удивился такой настороженности гостя в отношении Павла.
– Он приехал в гости, на отдых, – хотел было объяснить он, но узбек перебил, не слушая:
– Не ходи в пещеру, уходите домой, опасно сейчас, – и он удалился в темноту. Тихо и загадочно.
Когда Саша вернулся к костру, Павел сидел, уставившись в одну точку. На его лице отразилась печаль или озабоченность, словно он никак не мог найти решение жизненно важной загадки. Друг подсел ближе, поворошил потухшие уголья.
– Паш, ты прости, если лезу не в свое дело, но, может, расскажешь, да и тебе легче станет… нелегко тебе пришлось там? Да и потом… про Ольгу ничего не говоришь, что у вас случилось?
Павел вздохнул и, не поднимая глаз, ответил:
– Ничего особенного, Так с каждым может случиться. Не захотела быть женой космонавта, ждать, волноваться. Ушла и все. Я и не держал. А в космосе… Да, были моменты, но все уже в прошлом. Вот только Джека хотелось бы еще увидеть.
– Это того, с кем ты в эту переделку попал?
– Да, Джека Флейвора. Вот он пострадал на самом деле. Лицо сжег, представляешь? А главное, что ни он, ни я ничего такого не помним. Ладно, давай не об этом. Завтра идем в пещеру? – Павел внимательно посмотрел Саше в глаза.
– Идем, конечно, о чем разговор?! Опасно только, но… что-то темнит аксакал, вода должна была быть недавно.
– А Катя с Ирой? Пойдут или снаружи ждать будут?
– Не знаю. Вообще они обе заводные, думаю, полезут, – Саша улыбнулся.
Павел заметил это:
– Чему улыбаешься?
– Да, вспомнил. Ирка сегодня даже не огрызалась, хоть и держалась уверенно, а с испугу забыла и про свою независимость. Ну, идем спать? – Саша встал, расправив плечи и грудь. Волнистая челка спала на лоб – ни дать, ни взять кубанский казак: чуб есть, только картуз надеть осталось. Павел прикрыл мерцающие уголья золой, чтобы утром легче было разжечь костер, и тоже поднялся. Он не уступал другу в росте, даже возвышался над ним, и фигура пловца выгодно отличала его от Саши, хоть тот имел косую сажень в плечах.
– Ты вырос что ли? – Саша окинул его ревнивым взглядом, – Вроде ниже меня всегда был…
– Так мы там об-лу-чи-лись, понимаешь? Теперь расту не по дням, а по часам!
– А-а! И волосы побелели… поседел что ли?
– Поседеешь от такого, ладно, завязывай с вопросами, мне их уже столько задавали, надоело, честное слово, – и Павел направился к палатке.
Когда они улеглись в спальники, он спросил:
– А ты знаешь, почему из Двуглазки такой странный поток идет после дождей?
Саша зевнул, повернулся на бок.
– Эффект унитаза.
– Чего?
– Унитаза! Сразу понятно, что с сантехникой ты знаком только, как пользователь.
– А ты с ней особые связи имеешь?
– Имею, жизнь, знаешь ли, всему научит. Так вот, Вода наполняет озеро. Мы завтра, даст бог, к нему доберемся. Устроено оно так, что из него есть узкий сток в форме петли, которая поднимается выше уровня озера.
– Как сифон, что ли?
– Ну да, в физике, помнишь – сообщающиеся сосуды?
– Так бы сразу и сказал, а то – эффект унитаза! Звучит, конечно, загадочно!
– Да ладно! – Саша отвернулся. – Если честно, я и сам не очень в этом механизме понимаю, так специалисты рассказывали, которые исследовали пещеру, – добавил он, позевывая.
– А когда ее исследовали?
Саша, казалось, уснул. И вопрос Павла повис в воздухе. Он застегнул спальник и закрыл глаза.
– Давно исследовали, лет двенадцать-пятнадцать назад, – сонно пробурчал Саша, – спи.
Ночь высветила небо мириадами звезд. Среди них блуждающими огнями двигались спутники, МКС и огромный астероид, стремительно приближающийся к Земле.
У Милана оставалось четверо земных суток до посадки планетарного модуля, который должен забрать его в тот самый момент, когда все земляне будут наблюдать за астероидом и до маленького космического объекта, потревожившего атмосферу Земли в стороне от предполагаемого места падения небесного камня, никому не будет никакого дела. Или почти никому…
Двуглазка встретила туристов темными проемами входа, прикрытого с одной стороны разросшимся деревцем боярышника. Берега небольшого сая, протекающего перед скалой, заросли мятой и осокой, радуя глаз яркой зеленью. Солнце освещало холм, скалу и вход в пещеру, из которого тянуло прохладой. По настоянию Саши, Катя с Ирой надели каски и теперь веселились, поглядывая друг на друга. Милан наблюдал за ними. Он тосковал по родному дому. Но особое волнение от предчувствия скорого возвращения и встречи с отцом придавало ему силы. Координаты местонахождения Кристалла сошлись в этом азиатском крае, в почти диких горах, куда случайный путешественник не забредет, а лишь тот, кто ищет в этих местах особых приключений, мечтая покорить одну из пещер, пробуравивших кальцитовые склоны Угамского хребта – одного из многочисленных хребтов Южного Тянь-Шаня.
Милан уже привык к сущности Павла и к его имени. Он также любил жизнь, любил его друзей, беспокоился о Джеке Флейворе. Когда два землянина оказались в корабле лиринийцев, Милан сразу же выбрал русского космонавта. Он был высок ростом и телосложением больше походил на лиринийца, чем его напарник.
Пластическое преобразование лица Милана, перенимавшего облик космонавта, прошло быстро и почти безболезненно. Помощник сбрил его русые кудри, оставив короткий ежик волос – точно такой, как у Павла. Княжич вошел в хранилище памяти землянина и скопировал всю информация, которую тот успел собрать за свою жизнь.
То, что люди не умеют закрывать свой разум от внешнего проникновения, оказалось на руку Милану. Он узнал также, что люди в основной своей массе не используют весь потенциал знаний, загруженный в подсознание. Даже более того – редко кто из них догадывался о том, чем владеет. Наделенные такими же способностями к телепатии, как и лиринийцы, земляне даже не подозревали, что могут читать мысли и предвидеть ход событий.
Но мир чувств человека поразил Княжича. Богатство эмоций Павла так встряхнуло нервную систему Милана, что он потерял сознание. Но это осталось незамеченным лиринийцами, готовившими его к вторжению на Землю – Милан уже находился в скафандре Павла Курлясова, и время поджимало. В конце концов, он сам смог выровнять уровни восприятия и стабилизировать свою психику. А нестойкое сознание сыграло положительную роль – его не стали донимать вопросами на космической станции землян, а сразу же загрузили в посадочный модуль и отправили на Землю. Почти двое земных суток было у Милана на стабилизацию своей психики и адаптацию к сущности человека.
Позже он еще долго не мог понять, как внешне спокойный и уравновешенный мужчина может прятать в себе такую радугу чувств. Соединив своеобразное мировосприятие человека и свое собственное, Милан стал уязвим психически. Особое чувство вины и стыда Княжич испытывал перед напарником Курлясова – астронавтом Джеком Флейвором. Лиринийцы намеренно причинили ему физический вред, чтобы смешать карты тем, кто будет отрабатывать версию инопланетного вмешательства. Как показало время, эта идея сработала. К Павлу отнеслись с большим доверием.
– Паша! – голос Саши оторвал Милана от размышлений. – Идем, девчонки уже полезли!
– Иду, иду! – Милан встал, поправил небольшой рюкзак за спиной, включил налобный фонарь и, оглянувшись в долину, словно чувствуя чье-то внимание, немного замешкался, но движимый нетерпением, нырнул в темноту вслед за Сашей.
Туристы погрузились в тишину пещеры, попали из шумного внешнего мира в мир иной – такой же таинственный, как и темнота, скрывающая лабиринты ходов подземелья. Путь до озера оказался нетруден. Ход шел все время вверх под небольшим углом, так, что идти было легко и приятно. Голоса спутников звучали тихо и отрывисто. Луч света от фонаря Милана выхватывал тонкие силуэты Кати и Иры и не отстающего от них Саши. Как и рассказывал Саша, гладкие, вылизанные водой стены внезапно закончились и руки ощутили шершавость глинистых наносов, заполнивших выступы камня. Саша подлез к самому краю хода, туда, где сошлись пол и потолок пещеры.
– Смотри, Паш, похоже, отсюда пробивается вода при паводке, – он осматривал камни, пытаясь найти доказательства своего предположения. Но ничего такого там не было. Только четкая граница между чистыми и грязными камнями. – И знаешь что, вода все же недавно прошла! Кое-где в углублении на стенах осталась. Если бы поток шел давно, как сказал старик, камни успели бы высохнуть. Пугал он. Только зачем?
Милан не хотел тратить время на исследование пещеры. Его тянуло дальше, и он еле сдерживал себя, чтобы не умчаться вперед всех. Но он не мог так поступить. С этими людьми ему еще предстояло довершить начатое дело. Они даже не подозревали, как помогли лиринийцу, предложив Павлу, своему другу, отдохнуть в горах, вспомнив былые годы, когда, будучи студентами, они все свободное время проводили в походах. Милану не пришлось ломать голову, чтобы придумать причину для поездки в Среднюю Азию. Давняя дружба Павла, Саши и Кати оказалась самым лучшим поводом для проникновения в пещеру, где хранился Кристалл.
– Пошли дальше, а то потеряем Катю, – нажал Милан на больное место Саши.
Они резво пробежали до конца входного лаза и, догнав поджидающих их женщин, свернули в правый боковой ход, отвесно уходящий вверх. Лезть было нетрудно: удобные уступы подходили и для ухватов и для полочек под ноги. Первым из хода выбрался Саша.
– Ух, ты! – воскликнул он, осветив фонариком большой грот, потолок которого навис над гладкой поверхностью подземного озера. Вода – прозрачная и спокойная – сливалась с камнями, а отражение потолка в ней и вовсе сбивало с толку. Саша помог вылезти из меандра Кате с Ирой, и осторожно пошел к озеру, проверяя каждым шагом, не вода ли под ногами. Милан тоже выбрался в каменный зал и осматривал стены. Раздался легкий всплеск.
– Есть! Здесь начинается озеро! Дамы, осторожно! – Саша снова балагурил, забыв и о настороженности по отношению к Павлу, и о ревности. – Так, идем по краю, прислушиваясь хорошенько. Пашка, ты где?
– Здесь я, здесь, не кричи, разбудишь пещерных демонов, – пошутил Милан.
– Ой, – испугалась Катя, и луч от ее фонаря забегал по стенам, то, прочерчивая яркую полосу, то, теряясь в проемах.
– Ну, ты нашел, что сказать, молодец! – Сашка оглянулся, полоснув лучом по глазам друга. – Они теперь бояться будут! Нет здесь никаких демонов, не слушайте его, сказки все это!
– Я пошутил, простите, – Милан отсчитал третий проем по ходу и свернул в него.
– Ты куда? – заметил Саша.
Но Милан уже не слышал его. Узкий лаз, с высоким потолком, больше похожий на щель, резко уходил вверх и потом вправо. За перегибом стены голоса из озерного зала терялись. Милан прибавил шагу. В тишине слышалось только его дыхание. Ход начал постепенно расширяться и, следуя выученным наизусть приметам, Княжич пошарил правой рукой по стене. Не обнаружив никакого провала, он остановился и, усмирив волнение, прошелся по той же стене лучом от налобника. В монолите камня ему почудились тонкие линии разрывов. Он провел по ним пальцами. Тепло, просочившееся через камень в ладонь Милана, подтвердило его догадку:
«Кристалл там! Но отверстие замуровано».
Милан еще раз, уже спокойней и тщательней, обследовал камень и определил границы ниши, в которой мог находиться Кристалл. Потом он снял свой рюкзак, для чего пришлось извернуться, потому, как ширина прохода все же оказалась недостаточной для свободных движений, и, раскрыв его, пошарил внутри в поисках альпинистского молотка, что он прихватил с собой. Сильный удар по шее сбил Милана с ног. Он повалился вперед лицом, не успев понять, что же произошло, и, потеряв сознание, рухнул на пол каменного коридора.
Подземное озеро терялось далеко в глубине пещеры. Луч фонаря освещал темноту, не достигая границы озерного грота, отвесной стеной опускающегося в воду справа, где сидели Катя с Ирой. Так что пробраться дальше не представлялось возможным.
– Лодку бы, – мечтательно сказала Катя, – можно было бы переплыть на другую сторону.
– Пап, а пап, надо было взять лодку, надувную, у нас же есть!
Саша не отвечал. Он стоял и настороженно прислушивался, пытаясь уловить хоть какое-нибудь движение из хода, в котором исчез Павел.
– А дядя Паша где? – заметила Ира его отсутствие.
– Вот именно – где? – заволновался Саша и, на ходу сказав Кате, чтобы сидели тут и никуда не ходили, пошел вслед за Павлом.
Извилистый ход вывел его в узкий коридор, на полу которого лежал Павел.
– Паша! – Саша бросился к нему. Осторожно перевернул на спину, кое-как разместившись
между тесно стоящими стенами. Проверил дыхание, наклоняясь к его носу. Ощутив слабый поток воздуха, похлопал друга по щекам.
– Очнись, Паша, очнись!
Веки Павла задрожали, он глубоко вздохнул, приоткрыв рот, и застонал.
– Давай, давай, открывай глаза! – не унимался Саша. – Да что же здесь такое случилось? Что с тобой? Идем к выходу, там поток воздуха хороший, здесь душно.
И Саша потащил Павла обратно, ухватившись за куртку на его плечах.
Милан слышал голос, но никак не мог открыть глаза. Боль в шее мешала думать. Когда он почувствовал, что кто-то его тащит, то инстинкт самосохранения мобилизовал все силы и, запрокинув руку назад, Милан ухватил за запястье того, кто это делал.
– Стой! – он развернулся, не отпуская руку человека, и потянул его на себя. Тот не удержал равновесия и упал, уткнувшись в пол лбом.
– Тише, тише, Пашка, это я!
Милан напряг глаза. Его фонарь светил прямо в лицо человека, который стоял перед ним на карачках, как, впрочем, и он сам.
– Ты кто? – спросил он.
– Руку ослабь, – Саша тоже пристально смотрел на Павла, – я – Александр Березин, твой друг.
– Кто ударил меня? – не обращая внимания на просьбу человека, Милан снова задал вопрос.
– Я не знаю. Ты ушел. Один. Я забеспокоился и пошел за тобой. Увидел тебя, лежащим здесь.
Пока Саша говорил, Милан пришел в себя. Он понял, что друг Павла здесь ни при чем и отпустил его руку.
– Слушай, Паш, давай вылезем отсюда – здесь душно… Потом разберемся, что случилось, да и Катя с Иркой ждут.
– Где они? – Милан напрягся.
Саша сел, облокотившись спиной о стену, и махнул рукой назад:
– Там, у озера.
– Иди к ним, выходите из пещеры! – приказал Милан. – Не оставляй их ни на минуту! Понял?
Саша смотрел перед собой, как зачарованный.
– Понял, – послушно сказал он и встал.
Но что-то развернуло его; несмотря на силу мысли Милана, мозг человека боролся за самостоятельность мышления.
– А ты? – глухим голосом спросил он.
Милан оценил сопротивляемость человека и постарался успокоить по-дружески:
– Я скоро, не волнуйся, иди к своим.
Саша лишь мгновение поколебался, затем развернулся и ушел.
Оставшись один, Княжич осмотрелся: конец коридора, в котором он находился, терялся в темноте. Тот, кто его ударил, должен был либо затаиться там, если коридор заканчивался тупиком, либо уйти, причем наружу. Милан потер шею – она болела, но никаких внешних повреждений не было. Сила удара оказалась хорошо рассчитана. Кто-то пугал, но зачем? Ответ напрашивался тревожный: нападающий не хотел, чтобы турист нашел что-то, что хранится в этой пещере. А что в ней хранилось, Княжич отлично знал, и это встревожило еще больше.
«Кто, кроме меня может знать о втором Кристалле и искать его параллельно со мной?» – на этот вопрос не было ответа.
Милан встал и, не теряя времени, принялся за разбор камней, закрывающих нишу, в которой, – он уже не сомневался в этом, – лежит Кристалл. Камни не сразу поддались ударам молотка. Они были хорошо подогнаны друг к другу и сидели плотно. Но все же Милану удалось пробить в месте сцепления камня и стены более широкое отверстие. Он подцепил камень, просунув в отверстие острый конец айсбайля и, потянув на себя, сдвинул камень. Тот глухо упал на пол. Из образовавшегося отверстия в коридор пещеры проник рассеянный свет. Милан двумя руками ухватил следующий камень и вывалил вместе с ним и все остальные, едва успевая раздвинуть ноги, чтобы не попасть по ним. Ниша оказалась вся освещена сверху. Дневной свет просачивался через узкое отверстие в потолке пещеры, заросшее корнями растений, причудливо сплетенных и присыпанных грунтом. Прямо перед Миланом в нише стоял сундук. Он выглядел очень старым: крепления замка и скобы на крышке позеленели от времени, а весь сундук покрылся вековой грязью. Милан осторожно подвигал сундук. Тот легко поддался. Не заметив никаких подвохов, княжич стащил сундук вниз, поставил в стороне и хотел открыть, как внезапно почувствовал чье-то присутствие рядом.
– Стой, где стоишь! – приказал он и оглянулся. Фонарь, все еще включенный, высветил фигуру мужчины, стоявшего совсем близко к нише, с другой стороны от нее.
– Кто ты?
Вопрос повис в воздухе. Княжич повторил его, придав голосу большую твердость:
– Отвечай, кто ты?
– Мен асровчи, – по-узбекски ответил незнакомец.
– Говори по-русски, – сказал Милан, стараясь разглядеть через полосу света того, кто, возможно, ударил его.
– Я… я – охранник, – не в силах сопротивляться внушению Милана, проговорил мужчина: молодой, с черными волнами густых волос. В полумраке его прищуренные глаза выглядели темными щелками под нависающими бровями. Нижнюю часть лица закрывала аккуратно подстриженная борода. Но губы были хорошо очерчены.
– Что ты охраняешь? – вопросы Милана были коротки и конкретны.
– Сундук…
– Сундук? Этот сундук? – Милан указал рукой вниз, не отрывая взгляда от охранника.
– Да, – ответил тот.
– От кого ты его охраняешь?
– Не знаю… от тебя… от женщины… от всех…
Милан опешил. Как только охранник произнес слово «женщина», перед глазами княжича появился образ Фани Монигран – чарующий образ любимой женщины, со смехом покидающей его той жаркой ночью. Капли пота выступили на лбу Милана.
«Но как? – не мог понять он. – Как она могла узнать о втором Кристалле?! Нет, это невозможно, невозможно…»
Не оставляя парня без внимания, Милан наклонился к сундуку и, сорвав крепления, открыл его. Сундук оказался пуст. Княжич поднялся и застыл. Он не шевелился. Просто поверить в то, что кто-то забрал последний Кристалл до него, поверить в то, что надежда на спасение жизни отца, на возвращение привычного течения жизни лиринийцев, может вот так растаять, несмотря на все усилия и жертвы, Милан не мог. Он собрал всю свою волю и заставил себя подойти к нише. Темный прямоугольник места, где стоял сундук, как пропавшая надежда, отождествлял пустоту. Милан в сердцах сгреб землю, что осталась лежать по краям ниши. И тут догадка осенила его. Княжич потряс крепкие корни, пробравшиеся во все щелочки ниши, Потом с силой раздвинул их и пошарил руками в небольшом проеме, открывшемся за переплетением корней. Луч света ударил в глаза. Милан прикрыл их ладонью, прищурился. Кристалл лежал в углублении дальней стены ниши, закрытый корнями и присыпанный землей. Когда Милан тряс корни, один из отростков, что опутал Кристалл, сдвинулся, отчего глиняная корка, облепившая его, лопнула, и часть ее вместе с истлевшей тканью упала, обнажив гладкую поверхность. На нее то и попал луч фонаря.
– Все хорошо, – сказал Милан вслух. В этот момент он волновался больше, чем несколько минут назад.
Он уперся обеими руками в нижнюю часть ниши и, приподнявшись на них, подался вперед, одновременно пригибая голову и перенося вес тела на бедра, простирая руки к углублению, где лежал Кристалл. Но Милан не спешил брать его; он замер и мысленно проговорил слова клятвы, которую он произносил при своем посвящении в Хранителя. Лишь после этого он осторожно поднес ладони к Кристаллу и погладил его. Тепло камня мириадами иголочек пронзило ладонь. Милан выдержал это и лишь, когда покалывание уменьшилось, осторожно взял кристалл в руки и сполз в коридор пещеры. Княжич не стал очищать его от грязи, а торопливо положил в рюкзак, крепко затягивая постромки.
Охранник сундука все это время стоял неподалеку, так и не шевелясь.
Милан забросил рюкзак за плечо и сказал:
– Я не трогаю твой сундук. Поставь его на место, поближе к корням и заложи отверстие ниши камнями. Потом выходи из пещеры. Ты хорошо выполняешь свою работу. Обо мне забудь.
С этими словами Милан развернулся и направился к выходу. Еще не успев вылезти в озерный грот, он услышал шорох и скрежет задвигаемых камней.
Вниз оказалось идти гораздо быстрее, чем наверх. Милан быстро преодолел длинный входной коридор и, увидев дневной свет, выключил фонарь. Но выходить не спешил. Он сел и прислушался. Снаружи, кроме звуков природы, не было слышно ничего, что говорило бы о присутствии человека.
Милана это озадачило и, окончательно привыкнув к дневному свету, он, не спеша, пошел к выходу. По его ощущениям снаружи находились пять человек.
«Вчерашний ночной гость, еще один из местных, Саша, Катя и Ира, – определил он, – хорошо, все понятно. Охранники. Семья. Ждут меня. Что ж, поговорим, очень интересно».
Милан громко кашлянул и вышел из пещеры. Старый чабан стоял рядом с Ирой. Девочка сидела на камне, и он попытался схватить ее, но Милан покачал головой:
– Не надо. Оставь девочку.
Старик повиновался.
– Теперь отойди на другой берег сая. И ты тоже, – приказал Милан старику и его сыну. – Присядьте там.
Мужчины перебрались через сай, сели на камни и уставились на чужестранца. Саша и Катя переглянулись.
– Паша…
– Бери Иру с Катей, и ступайте к лагерю. Я сейчас приду. Пора обедать. Займитесь костром.
Саша мгновение стоял, словно раздумывая, но потом, как ни в чем не бывало, развернулся к Ире и, положив руку на ее плечо, весело сказал:
– Что, пойдем, дочь? Пора обед готовить, есть хочется…
Катя встала с камня, на котором сидела, сорвала несколько веточек мяты.
– С чаем заварим, такая ароматная…
И вся семья направилась к лагерю.
Контролируя психику людей, Милан терял силы. На восстановление времени почти не было, особенно теперь, когда Кристалл оказался у него. Все органы чувств Княжича обострились: он слышал шорохи вокруг, заостряя внимание на необычных, которые могли означать опасность, видел движение травы, полет птицы, анализируя, что потревожило их. Пока опасности не было, но местные хранители волками смотрели на него, особенно старый чабан. Милан чувствовал силу сопротивления своему внушению. Сколько он сможет держать его на поводу? В горах полно тайных троп и, кто знает, что предпримет старик, когда Милан и его спутники начнут спускаться вниз? А почти двадцатикилометровый спуск занимает четыре-пять часов. За это время старик с сыновьями может не только проверить на месте ли Кристалл, но и предпринять попытку его возвращения. Опасности подвергнутся и друзья Павла Курлясова, а этого допустить нельзя! Потому Милан решил поговорить с потомственными, как он догадался, охранниками без гипноза и убедить их в том, что он тот, кто и должен был забрать Кристалл, что время пришло.
– Отец, – начал Милан, переняв местное учтивое обращение к пожилому человеку у Саши, – нам надо поговорить… Я знаю, что вы охраняете… Я тот, кому эта вещь принадлежит.
Чабан смотрел на пришельца пристально, искры недоверия и даже ненависти сверкали в его глазах. Он слушал молча, не спешил задавать вопросы или ахать от восторга встречи. Восточный менталитет, выработанный веками и впитываемый с молоком матери, не позволял узбеку проявлять нетерпение. Он умел ждать, умел анализировать и умел слушать. Его сын, почувствовав себя свободным от чужой воли, хотел было кинуться на грабителя, как он решил для себя, но резкий окрик отца мгновенно остановил его. Он послушно встал за его спиной, не спуская глаз с чужака. Милан продолжал говорить, сжимая в руке лямки драгоценного рюкзака:
– Я прибыл с планеты Лирина, я – Хранитель сокровища. Ты знаешь, отец, что давным-давно его оставили здесь, в этой пещере, пришельцы с далеких миров и наказали твоим предкам никого не подпускать к нему до того момента, когда за ним не придет тот, кто сможет его взять. Я смог! – с этими словами Княжич вытянул в руке рюкзак.
Старик опустил глаза, в раздумье потеребил бороду. Потом, взглянув искоса, ответил:
– Ты все верно говоришь, но, чтобы я тебе поверил, ты должен показать, что у тебя в мешке и показать своими руками.
– А ты когда-нибудь видел то, что хранил? – не спеша открывать рюкзак, спросил Милан. – Твой сын сказал, что он хранитель сундука.
Чабан мельком взглянул за спину Княжича. Но Милан еще раньше почувствовал, как кто-то крадется сзади.
– Скажи своему сыну, чтобы подошел к тебе, снизу. Или я сам скажу ему!
– Аброр! – окликнул отец.
Одного кивка головы оказалось достаточно, чтобы сын понял. Он обошел Милана и, перепрыгнув через узкий сай, присоединился к своим. Старик молчал.
– Так что ты скажешь? – снова спросил Милан.
Сыновья напряглись, ожидая слов отца. То, что он скажет, должно решить будущее. Старый хранитель повернулся к только что подошедшему сыну и расспросил его о том, что произошло в пещере. Парень наклонился к отцу. Они разговаривали очень тихо. Старик кивал головой, поджав губы: то ли соглашаясь, то ли удивляясь – на его лице не отражалось истинных чувств.
Когда парень закончил рассказ, чабан, наконец, обратился к Милану:
– Сундук – это обман. Камень давно лежит за ним. Теперь ты знаешь, но, когда ты взял его, ты не знал. Если ты тот, за кого себя выдаешь, ответь: почему?
– Меня привело сюда не только знание, но и чутье. Только Хранитель может чувствовать… сокровище. Если бы я не был им, то и не распознал бы обман.
Чабан не спешил с ответом, анализируя слова пришельца. Милан молчал. День шел на убыль. Оставаться здесь еще на одну ночь не позволяло время. Астероид приближался, а с ним и корабль лиринийцев. И Княжич решился.
– Я понимаю вас, я понимаю, что поверить мне вот так сразу трудно. Я покажу вам то, что забрал, и пусть каждый из вас попробует дотронуться до него. Это и будет проверкой. Но потом, отец, ты расскажешь мне, кто и когда приходил за этим сокровищем, – Милан показал глазами на рюкзак.
Сказав это, он присел на корточки, развязал бечевку рюкзака. Три охранника встали полукругом. Милан раскрыл мешок пошире и опустил в него руки. Все замерли. Княжич осторожно достал Кристалл. Часть глины и обрывки древней ткани уже осыпались с него, обнажив неровные грани. Милан встал, вытянув Кристалл вперед. Яркими всполохами заиграл на нем солнечный свет, ослепив узбеков. Они прикрыли глаза ладонями, но продолжали смотреть на чудо сквозь пальцы, сощурившись и чуть опустив голову.
– Подойди, отец! – голос Хранителя прозвучал твердо, но без гипнотического приказа.
Аксакал, не отрывая руки от лица, приблизился.
– Протяни руку и дотронься до него!
Чабан так и сделал. Он протянул руку, но дотронуться не успел. Кристалл ответил на жест человека яркой вспышкой. Одновременно старика отбросило назад. Он упал, и его дети, оба, сразу же подбежали к нему. Помогая отцу подняться, они с опаской поглядывали на Кристалл, который продолжал игру с солнцем, сверкая и искрясь, словно почувствовав свободу после многовекового заточения.
– Вы хотите прикоснуться к нему? – спросил Милан, на что парни отрицательно покачали головой.
Тогда Милан спрятал Кристалл в рюкзак, потуже затянув бечевку.
– Теперь вы верите мне?
Охранники опустили головы, приложив при этом правую руку к сердцу, что означало глубокое почтение и уважение.
Милан присел на скалистую ступеньку, не выпуская рюкзак из рук.
– Кто приходил сюда? – коротко спросил он.
– Была женщина, одна.
– Когда?
– Вода шла из пещеры, две недели прошло.
– Что она сказала?
– То же, что и ты: что она – Хранитель.
– Что было дальше?
– Она… не смогла попасть в пещеру и торопилась. Сказала, придет позже. Еще сказала, что ты придешь.
– Как она выглядела?
– Красивая… Очень красивая… Таких на Земле нет…
«Фани! – Милан не сомневался, что это была она. – Но, как? Как она узнала обо всем?»
Ответить на свои же вопросы он не мог. Теперь его подстерегала куда большая опасность по сравнению с тайной слежкой русских и американских спецслужб за Павлом Курлясовым.
Глава 4
Саша курил на балконе. Тонкая струйка дыма поднималась от его сигареты, растворяясь в темном небе города, огни которого затмевали звезды. С высоты девятого этажа хорошо просматривалась улица: фонари, световая реклама на стенах домов, перекинутые с одной стороны проспекта на другую ажурные светящиеся стяги с элементами национального узбекского орнамента. Изредка с шумом проезжала запоздалая машина, водитель которой, пользуясь поздним часом, давил на газ, не обращая внимания на ограничение скорости.
Милан поблагодарил Катю за ужин и вышел на балкон. Люди заметно устали. Ирина отказалась от еды и, приняв душ, сразу же ушла в свою комнату, пожелав всем спокойной ночи. День оказался слишком длинным и насыщенным впечатлениями. Милан, вернувшись в лагерь после обретения Кристалла, убедил друзей отправиться в город, не мешкая. Наскоро перекусив, они собрали вещи и еще до полуночи добрались до машины Саши, которую он оставил в одном из кишлачных домов внизу. В Ташкент они приехали в два часа ночи, а на следующий день всем предстояло новое путешествие.
– Паш, неужели все так серьезно? – Саша погасил сигарету о перила балкона и щелчком бросил вниз.
– Смотри, – Милан показал пальцем на небо, – даже здесь хорошо видно, сколько искусственных спутников летает вокруг Земли. Через каждый из них, люди получают информацию, в том числе и о местонахождении потенциально опасных лиц, то есть, меня, в данном случае. Ты думаешь, меня просто так выпустили? Им интересно, что я буду делать, в какие контакты вступать и все такое…
– Но, все же стоило попытаться объяснить…
– Я пытался, я же говорил тебе. И я, и Джек, мы пытались предостеречь. Джека вообще спрятали так, что мама родная не сыщет. А у него семья – жена, дочь, как у тебя.
– Так ты с ним… как это… разговариваешь мысленно? – Саша не мог скрыть своих сомнений и, уже в который раз, пытался узнать какие-то подробности о миссии Павла и Джека, которую они невольно взяли на себя, получив информацию от инопланетян о том, как предотвратить грозящую Земле катастрофу.
– Да. У нас открылся такой дар.
Милан не лукавил. Он действительно установил мысленный контакт с Джеком Флейвором. Пока Джек научился только слышать Павла – Милан не раскрыл ему своей сущности, – а Павел-Милан понимал его ответы. Джек полностью поправился. Он чувствовал себя совершенно здоровым, и лишь обезображенное лицо напоминало о трагедии.
– Паш, хорошо, я согласен поехать с тобой, пройти пустыню до нужного места. Ладно. Все-таки я твой друг и, хоть не все укладывается в моей голове из того, что ты рассказал, я готов помогать тебе. Но, скажи, зачем тащить с собой Катю с Иркой? Это же… ну… обуза своего рода. Да и внимание привлечет еще больше. Кате надо на работу в понедельник, Ирке – на учебу. Если они не придут, к нам будут звонить, не найдут, обратятся к знакомым, может быть даже в органы…
– Это не так трудно сгладить, Саш, нужно только позвонить и придумать какую-нибудь причину для отсутствия. Не мудри. А насчет обузы… Пусть лучше обуза, зато они будут рядом и мы не будем ломать себе голову, все ли с ними в порядке здесь, дома.
– Что ты хочешь сказать? – Саша искренне удивился. И тут же тревожная догадка заставила его сердце забиться чаще. – Ты думаешь, их могут арестовать или еще чего?
– Да, думаю. Так что едем вместе. Я никогда не прощу себе, если с ними что-то случиться. С меня хватит и Джека.
Саша не совсем понял, при чем тут Джек, но последний аргумент друга убедил его. Осталось только как-то рассказать обо всем Кате и убедить Иру. Если жена еще поймет, о чем речь или просто поверит, что так надо, то с дочерью сложнее.
Милан прочитал мысли Саши и заметил:
– Ты подготовь Катю, а я поговорю с Ириной. У меня с ней вроде неплохой контакт наладился.
– Что ж, обязанности распределены, – попытался пошутит Саша, – тогда пошли спать? Как говорится – утро вечера мудренее, – он прошел в комнату. Милан не торопился. – Ты идешь? – Саша оглянулся, вглядываясь через проем двери.
– Ты иди, я еще постою тут. Спокойно так ночью, тихо.
– Ну, постой… – Саша ушел к себе, вернее, к Кате, которая крепко спала, обняв подушку. Полоса света из коридора осветила ее обнаженные ноги – легкая простынка прикрывала лишь среднюю часть спины. Распущенные волосы разметались по плечам. В полумраке комнаты Катя выглядела уснувшей феей.
Саша невольно залюбовался женой. Осторожно, чтобы не потревожить ее сон, он прикрыл дверь и крадучись дошел до кровати. Но Катя проснулась.
– Ты еще не спишь? – спросила она.
– Нет, – он обнял жену за плечи. Но… давай спать, завтра предстоит трудный день.
– Трудный день? – Катя приподнялась, заглядывая Саше в лицо.
– Да, Пашка попросил помочь, – Саша прикидывал, как лучше сказать о предстоящей поездке, – ему надо в Кызылкумы…
– Куда?
– Тише, тише, – Саша повернулся к жене, – вообщем, мы едем с ним в пустыню. Все. Давай утром, а? Хоть пару часиков поспать!
Катя встала. Сон как рукой сняло. Она накинула халат. Потом присела на кровать.
– Саш, я себя все время чувствую не в своей тарелке от нашего… обмана. Может быть, стоило сказать ему про этих?
– Да я тоже не рад, что приходится скрывать от Пашки и докладывать втихаря: так и так, ездили туда-то, делали то-то! – Саша сел на кровати, взял Катю за плечи и развернул к себе.
– Что?
Муж приложил палец к своим губам и отрицательно покачал головой. Катя вытаращила глаза. Ее как кипятком обожгло:
– Ты думаешь… – она хотела сказать: Нас прослушивают? Здесь, в спальне?! – но Саша закрыл ее рот ладонью.
Катя кивнула. Она поняла. Резко встала и вышла из комнаты.
Милан лежал на диване в зале. Утренний ветерок тормошил тюль в проеме открытой двери. Серый свет пробрался в комнату. Стало свежее. Катя подошла к нему и, не решаясь разбудить, стала разглядывать его лицо.
«Как ты изменился, Паша, будто и не ты вовсе, – думала она. Смешанное чувство нежности, стыда, разочарования, вспыхнувшее в ней, проявилось слезами. – Ой, что это я. Все хорошо. Все правильно. Если бы только ты был счастлив… Тогда бы все было правильно… Прости меня, Паша».
Милан почувствовал присутствие Кати, но не спешил открывать глаза. Душевная боль женщины могла подвести к совершенно ненужным действиям, и он замер, ожидая, когда она уйдет. Но тут подошел Саша. Ситуация изменилась.
– Что это вы уставились на меня? Что-то случилось? – Милан приподнялся на локте. Старенький диван скрипнул.
– Не спится что-то, да и утро уже… скоро. Пойдем, покурим что ли? – предложил Саша.
– Я чайку поставлю, – встрепенулась Катя и ушла на кухню.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/galina-dolgaya-8552961/serdce-kristalla-roman-57438897/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Галина Долгая
Тип: электронная книга
Жанр: Научная фантастика
Язык: на русском языке
Издательство: Издательские решения
Дата публикации: 24.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: В поисках украденного артефакта Княжич планеты Лирина отправляется на Землю, где знакомится с людьми и встречает настоящую любовь. Вместе земляне и лиринийцы делают все, чтобы приблизить день, когда земляне смогут стать равноправными членами Лиги Содружества Разумных Миров Вселенной. Для этого есть только одно условие – создание единого общества землян.Роман стал призером конкурса крупной прозы «Триммера» в 2009 году в номинации «Симпатии Жюри и Организаторов конкурса».