Главная страница | Триллеры | Слепые отражения

Слепые отражения
Оксана Одрина
Слепое безумие беспощадно. Вадим не знал об этом, когда после трагической гибели отца изо всех сил пытался вернуться в привычный мир. Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, он часто помогал в поисках пропавших людей, используя подсказки из отражений. Вадим мог проникать сознанием по ту сторону зеркальной толщи и узнавать всё, что ему нужно. Только вот цена за такой дар была высока – частица его собственной жизни при каждой беседе с бездушной стекляшкой. Ведь тот, кто говорит с отражениями, говорит со смертью. И однажды эта способность сыграла роковую роль. Вадим оказался втянут в тайны спецслужб – он участвует в расследовании дела жестокого маньяка, а в результате и сам оказывается в зеркальной ловушке. Теперь выбраться юному сыщику будет еще сложнее, ведь на кон поставлено уже несколько судеб.

Оксана Одрина
Слепые отражения

Глава 1. Впусти

Отчаянный вопль тормозов сменился глухим ударом, когда неуправляемый грузовик сбил Вадима на пешеходном переходе на перекрёстке в центре города. Три румяных яблока на белоснежном капоте и размытый силуэт человека за рулём – последнее, что видел он, обернувшись, перед тем как отмеренное ему время внезапно прекратило ход.
Вадим не испугался и не почувствовал боли. Он не умер, нет, а снова проснулся далеко за полночь от собственного сдавленного крика. Поднявшись и уперевшись спиной в щиток кровати, притянув ноги к груди и уткнувшись лбом в колени, он ещё долго сидел, успокаиваясь после очередного кошмара. Не включая свет, он прислушивался, не спешит ли на помощь мама, потревоженная непонятным шумом в его комнате. Когда же полчаса спустя нервная дрожь отступились от него, а мама так и не появилась, он с облегчением выдохнул и сполз на подушку. Только сон больше вернулся, а яблоки не ушли. Яблоки преследовали Вадима в видениях вот уже почти три года. И время не лечило его, нет. Время каждое утро менялось и, обновляясь, превращалось в новую дату. А он в кого после таких снов? В кого…
Первый ноябрьский день хмурился с самого утра, был холодным и сырым, а уж после обеда и вовсе разобиделся и всплакнул моросящим дождём. И, конечно, в такую погоду лучшим решением виделось просто остаться дома, даже несмотря на неприятный осадок после очередного ночного кошмара, но Вадим уже вышел на улицу. А если начало пути им положено, то отступать глупо и малодушно. И не в его правилах. Правила для него и без того всегда были неотъемлемой частью жизни. Теперь же, когда ему почти исполнилось двадцать, они и вовсе стали основным его кредо. Странно, что других это удивляло, а порой просто шокировало, ведь определённый распорядок к примеру дня дисциплинировал и экономил кучу времени. Вот только в настоящий момент что-то шло не так: минуты уходили слишком быстро, и стоило действовать немедленно или уже не сегодня. Ведь стильные часы на его запястье показывали десять минут четвёртого, а значит, и до сумерек не далеко. Время…

– Впусти! – присев на корточки, нетерпеливо бросил он волнам реки, когда те накатили и скрыли его ладонь.

Отражения в мутной воде упорно молчали, но и Вадим не отступал. Поднявшись и отряхнувшись от дождевых капель, он направился под пешеходный мост, до которого оставалось метров сто, не больше.

– Всё равно заговорят, Вадим Андреевич, – уверял он самого себя, перескакивая очередную встречную лужу. – И не с такими приходили к задушевным беседам. Сейчас глубже возьмём.

Пронизывающий ветер то и дело налетал на Вадима и его друзей – Артёма с Алисой – на безлюдной городской набережной, заставляя ёжиться, до упора застёгивать молнии на куртках и накидывать то и дело слетающие капюшоны. Это именно они – брат с сестрой Арофьевы – вытащили его в ненастье из долгожданного уединения в собственной комнате. Выходной ведь как-никак. Вернее, уговорили помочь с розысками внезапно пропавшего прямо из школы круглосуточного пребывания одноклассника – некоего Кирилла Коваля. И хотя Вадим часто помогал полиции в поисках пропавших людей в качестве волонтёра и даже преуспел в своём деле, – при помощи подсказок из отражений всегда находил «потеряшек» живыми, – сегодня его с самого утра не отпускала необъяснимая тревога. Вдруг в этот раз не повезёт – не повезёт именно тому, кто потерялся.

Оказавшись прямиком под пешеходным мостом, Вадим потёр озябшие ладони, снова присел на корточки и дотронулся до воды. Пальцы его исчезали в набегающей ряби, потом появлялись и тут же снова скрывались. И наверное, ещё минута, и он бросил бы эту затею из-за редкостного упрямства отражений, не желающих беседовать с ним именно. Вот только река не отпустила его. Она заговорила и, мгновенно приковав внимание Вадима к себе, очертила внутри себя совсем не его силуэт, нет. Замер её собеседник, не шевелился, не дышал. Ведь неуступчивые отражения, пусть и не сразу, но надумали показывать ответы на его вопросы, а ему осталось только рассмотреть их и разобраться в увиденном.
– Впусти! – настоял он ещё раз.

По водной глади пошли тревожные круги, и проявилось граффити: двое уродливых парней с перекошенными лицами. Их бледные губы кривились в ехидных ухмылках, чёрные глаза-точки съехались к носу, тощие руки покоробились в локтях, суставы пальцев вздыбились неприятного вида шишками. На порванных майках скособоченных людей была надпись, одна та же у обоих: «Верни. Мне. Моё».

Как только видение исчезло, Вадим поднялся и осмотрелся. Он обернулся и тут же задохнулся – наглый ветер бросил ему в лицо коктейль из пыли, листвы и мелкого щебня с тротуара. Он запоздало закрылся руками, но это не помогло защититься от едкого микса. Вадима же не ветер вовсе беспокоил, а отражения и их бесполезная подсказка. Граффити: «Ты ошибся!» Что за бред ему только что показали?

– Ну и где? Где? – возмущался он, оглядываясь по сторонам. – Где же они?

– Что ищем-то? – допытывался Артём, почти на глаза натягивая вязаную шапку с ушами и завязывая её шнурки бантиком под подбородком. – Верес, не молчи!

Вадим, глянув на него, по-доброму усмехнулся – нелепый вид друга не ко времени повеселил. Или ко времени, дав как раз нужную передышку, чтобы собраться с мыслями. Потом он крутанулся на месте и, придерживая рукой капюшон толстовки, чтоб ветер не дёргал и без того растрёпанные светло-русые волосы, бросил беглый взгляд вдоль всей набережной.

– Нет здесь этой нелепой мазни, – невесело заключил он. – Хотя…

Граффити и в самом деле поблизости не нашлось. Зато над головой раскинулся висячий пешеходный мост с гигантскими витыми тросами и неохватными колоннами. Горожане неторопливо прогуливались по нему, фотографировались и любовались пейзажами, невзирая на непогоду. Красиво, стильно, уютно. Только-только после реконструкции. Удивляло одно: редкие путники до края пролёта доходили и возвращались. Почему?

Расплывшись в довольной улыбке, Вадим хлопнул себя по лбу.

– По ту сторону реки, что, Вадим Андреевич? – ликующе воскликнул он. – Заброшка!

– Ты о чём, Верес? – окликнул его Артём. – Ну, может, объяснишь уже?

Вадим не объяснил. Ведь резко сорвавшись с места и ни разу не оглянувшись на друзей, он помчался к мосту так стремительно, что те еле успевали за ним. А он никого не ждал, ничего не слышал, да и просто совсем забыл о попутчиках. Впереди заброшка! И как он только сразу не догадался? Шёл так быстро, что, случайно налетая на редких прохожих, даже не обращал внимания на их ворчание. И только когда достиг другого берега, осмотрелся. Позади догоняли Артём с Алисой. Впереди к реке бежали ступени, которые оказались настолько неухоженными и частично разрушенными, что спускаться по ним казалось полным безрассудством. Вадим же спешил вниз, потому смело скользил по этим мокрым выступам, скатывался и оступался. И лишь добравшись до нужного места, он вдруг вспомнил, что пришёл на набережную не один.

Слева Артём доламывал остатки ступеней неуклюжими стараниями балансировать на них же, при этом так заковыристо ругаясь вполголоса, что уже в третий раз получил укоризненный взгляд от сестры. Сама Алиса была куда осторожнее, и, прежде чем сделать шаг, нащупывала опору ногой. Когда же очередная ожидаемая ступень не нашлась, и Алиса замерла на месте, раздражённо закатив глаза, к ней взобрался Вадим. И без лишних слов протянул руку. Она ничуть не смутилась и не отказалась от предложенной помощи. И вот минуту спустя друзья добрались-таки до кромки воды, а непростой косогор остался за их спинами.

Серая одинокая мостовая тонула в тишине. Прогулочная дорожка её давно растрескалась, местами вздыбилась и поросла травой, а мусора повсюду оказалось так много, что в первую минуту смутился даже Вадим. Да, здесь, конечно, не фасад сердца города, а скорее его задворки – от фасада ребят отделял всего-то небольшой сквер рядом с новой набережной по ту сторону реки, – потому запущенность и захламлённость именно этого места сбивали с толку. Повсюду, куда не повернись, валялись осколки стекла, бумага, пакеты. Даже ещё дымящее пепелище костра встретилось, слева от которого лежали с десяток пластиковых бутылок и смятые одноразовые стаканчики.

Вадим поморщился и прикрыл нос рукой, чтобы не вдыхать местные ароматы, словно боялся заразиться бесполезностью тех, кто оставил здесь помойку. Как все, он быть уж точно не собирался, потому сторонился шаблонности и таких же людей.

– Мне неспокойно здесь, – встревожено оглядываясь по сторонам, призналась Алиса. Потом обернулась к Вересу и внезапно спросила: – Ничего, если я дальше пойду с тобой, Вадим?

– Что это на тебя накатило, сестра? – поддел её Артём, задрав свою смешную шапку с разноцветными ромбиками на макушку. – Знаю я тебя. Ты у нас не из робких. И Вереса знаю. Он-то уж точно не согласится тащить за собой девчонку.

– Не такая уж я и смелая, как тебе кажется, – поймала брата на слове Алиса. – Да и ты у нас не храбрец.

– Вот это ты зря! – упрекнул её Артём. – Как можно вот так запросто на людях позорить старшего брата, Лисонька?

– Вот так и можно, Тёмушка, – хмыкнула Алиса. – К тому же, ты старше меня всего на полчаса.

– Да с тобой рядом каждый час жизни за год идёт, – не успокаивался Артём.

– Не спорьте, – прервал их пререкания Вади и протянул девушке руку. – Алис, я не против, если дальше мы пойдём вдвоём.

– Не советую, Верес, – пробубнил Артём, обгоняя друзей, которые, несмотря на все его предостережения, теперь шли вместе. – Не жалуйся после.

Конечно, тут было о чём задуматься, только Вадим уже согласился на предложение Алисы и сдавать назад не собирался. А в «после» он и вовсе не верил. И всё же вдоль изнанки набережной он брёл осторожно. Без сомнения она лишь притворялась неряшливой тихоней, да и беззвучье её обманывало. Один шаг в сторону от проторенной среди мусора тропы, и любая разбитая склянка могла пронзить ногу.

– Здесь внимательнее, – предупредил Вадим, обернувшись к Артёму. – Смотрим, куда идём. Можем порезаться.

– Это понятно, – буркнул Артём, безуспешно распутывающий завязки под подбородком, которые одним неловким движением его рук из потешного бантика превратились в узел.

Охваченная беспокойством Алиса только кивнула и крепче сжала ладонь Вадима.

– Верес, а почему ты пришёл именно сюда, если не секрет? – непонимающе пожал плечами Артём, так и не справившись с узлом и оставив всё как есть. – Река – это далеко не зеркало. И картинки в ней не самые чёткие.

– Мне не нужны зеркала, Артём, – обойдя стороной кучу битых бутылок, отозвался Вадим. – Мне нужны только отражения. И качество их не имеет для меня никакого значения. Важно количество. А река – это такое гигантское скопище всевозможных городских отражений, что и искомое мною скорее всего здесь есть. Ведь вода особый проводник для них. И потому любая мелкая лужа даже на окраине со своей памятью доступна мне прямо отсюда. Главное, чтоб меня впустили в эти самые отражения. И выпустили.

Под ботинками вновь проскрипели осколки стекла, и ещё одна лестница осталась за спинами ребят, а впереди показался долговязый бурьян, который заговорщически шуршал, раскачиваясь на ветру.
Решительно раздвинуть сухие стебли и шагнуть в щетинистые заросли первым, оказалось не самой блестящей идей Вадима в этот день. Кроссовок его сразу чавкнул, хватил ледяной жижи из лужи и промок насквозь. Рывком высвободившись из рук Алисы и преградив ей дорогу собой, он запрыгнул на сухой пяточек из асфальта чуть правее болота и без отговорок залепил самому себе жирный минус за несобранность и невнимательность.
Друзья обошли его стороной и, умудрившись даже подошвы обуви не испачкать, уже выбрались из бурьяна, а он всё так и пыхтел от раздражения к себе и месиву под ногами, пока не услышал удивлённый возглас Алисы:

– Ого, смотрите, что здесь!  Настоящая выставка самобытного искусства под открытым небом!

Едва Вадим обернулся, как у него дыхание перехватило от восторга. Он победно щёлкнул пальцами и чуть улыбнулся. Казалось, удача вновь на его стороне.

– Тут не поспоришь, Алис, – хмыкнул он, в три прыжка добравшись до неё. – Редкостные экспонаты. Я бы даже сказал, штучные.

Это было именно то, что он искал – высокая бетонная стена, которая тянулась почти вдоль всей набережной, от пола до верха исписанная граффити: от одинокой идиотской фразы о безответной любви до глобальных полотен о смысле жизни. Непрезентабельная живопись пестрила красками и образами. Здесь по соседству теснились нескладные люди, бесформенные животные и непонятные существа с витыми рогами, клыками и копытами, извивающиеся в огне. Настроение Вадима тут же улучшилось.

– Не то дьяволята в аду куражатся, – усмехнулся раскрасневшийся Артём, привалившись плечом к плечу самого тщедушного чёртика на стене. – Не то козлов жарят.

– Я склоняюсь к козлам, – пренебрежительно заявил Вадим. – Хотя и дьяволят не исключаю. Второразрядное искусство, оно такое. И создатели этих творений, похоже, далеки от классического видения мира и себя самих. Экспериментаторы, так сказать, а на деле бездари.

– Точно! – восторженно воскликнул Артём, щёлкнув пальцами. – Хотя, по-моему, творец до дьявола почти дотянул и…

– Ага, – усмешкой перебила брата Алиса. – Рога и копыта у этих сущностей, конечно, есть, но цельный образ падших ангелов вызывает даже у меня не страх, а смех.

– Ошибочка здесь, Артём, – прыснул Вадим. – С дьяволом то умеючи обращаться нужно – искусно. Впрочем как и с козлами.

Искорка лукавого взгляда блеснула из-под ресниц Алисы, следом Артём расхохотался. Вадим же лишь сдержанно улыбнулся и принялся исследовать неприглядные шедевры.

Тут нашлись и те уродцы, показанные ему на другом берегу – двое кривых парней с черными глазами. Они смотрели друг на друга. Одного из них изобразили в треснувшем в зеркале. И надпись на груди у того, что в отражении: «Ты ошибся!»

– Вадим, – встревожено позвала Алиса. – Посмотри, там ещё какое-то странное зеркало.

И в самом деле, на бетонном полу, пробитом навылет хлипкими стеблями травы, у стены правее двух кособоких парней стоял остриём вверх крупный осколок зеркала. Имелись здесь и ещё стекляшки – они громоздились рядом колкой горкой, смотрели только друг на друга и больше не отражали. Одинокому же повезло больше. Пожалел его, похоже, какой-то случайный прохожий пристроил к ограждению зеркалом наружу и оставил пялиться в тяжёлое осеннее небо.

– Смахивает на ловушку, – неожиданно став чересчур серьёзным, предупредил Артём.

– Что за бред, Арофьев, – выговорил ему Вадим. – Это просто разбитое зеркало.

Вадим присел, упёрся коленями в мокрый бетон и отёр стекло от грязных пятен, которые остались после недавнего дождя.

– Не дуйся, и тебе света ещё достанется, – протянул он, обращаясь к осколку. – Поговори со мной. Успеешь ещё в кучу ненужности. Впусти.

Внезапно мимо него промчалась пассажирская маршрутка, сигналя, что есть силы.

– Куда прёшь, псих! – завопил водитель, на секунду высунув себя из кабины. – Не хочешь жить, не мешай другим!

В висках застучала кровь, Вадим подскочил на месте, и ужаснулся – кричат ему. Это он – псих, потому что стоит на разделительной полосе на стыке перекрёстка двух дорог, не способный сделать и шагу. Необъяснимым образом он прилип к разметке на асфальте и не чувствовал ног.

Ну конечно, он в отражениях! Его впустили, а это значит, они согласны говорить с ним. Ему же нужно только сосредоточиться и услышать их.

Он дёрнул головой в сторону – старая образцовая часть города, самый центр. Слева теснился уютный сквер с деревянными скамейками, за которым горделиво возвышался стильный драмтеатр. Справа зазывал прохожих в гости фасонистыми вывесками огромный торговый центр, где при желании купишь всё, что нужно, отдохнёшь и перекусишь. Левее жался цирк, вернее каркас его светлого будущего, которое никак не наступало вот уже второе десятилетие. Позади – грандиозный компьютерный центр, выросший за пару лет из скромного двухэтажного сервисного центра в девятиэтажную электронную вселенную. Впереди важничала историческая часть города: старые трех и четырёхэтажные дома, которые коммунальщики год от года старательно мажут, штукатурят и красят – возвращают былую красоту. Дома же после зимы вновь линяют, рассыпаясь серым прахом на асфальт под ноги прохожим.

Чуть дальше по улице, по стене кирпичной пятиэтажки, неожиданно скользнул слепящий блик, и Вадим прищурился. Подворотня там, не иначе, вон и облезлая арка. Темно внутри, людей не видно, а блеск не успокаивался. Ещё и ещё ударял свет ему в глаза, словно одёргивал: «Чего стоишь-то? Оглох?»

Верно! Слышит он. Зеркало это! Подворотня! Значит, Коваля нужно искать именно там. Он широко улыбнулся. Показали ему, что просил.

– Спасибо! – воскликнул Вадим.

Ликуя от того, что общение с отражениями сегодня вышло таким простым, быстрым и безболезненным, он крутанулся на одной ноге и шагнул на пешеходную разметку под зелёный сигнал светофора. Запоздало обернувшись влево, он резко дёрнулся назад, но было поздно. На него на бешеной скорости нёсся грузовик с прицепом. Вадим похолодел. За рулём сидел тот уродец из странного зеркала на стене с граффити. «Ты ошибся!» – кричала надпись на драной майке на его груди. На капоте белоснежной кабины словно из неоткуда вдруг проступило изображение: три румяных яблока и в багровых кровоподтёках надпись «Спелые решения». Вот только времени, чтобы разобраться в происходящем Вадиму не хватило: визг тормозов и брызги кислого яблочного сока из-под исполинских колёс фуры в секунду оборвали его жизнь. Скрип, грохот, скрежет, удар.

«Что такое „Спелые решения“, папа?..»

Глава 2. Ты выжил
Яблоки в жизнь Вадима пришли три года назад, когда ему не исполнилось и семнадцати. Если б он только знал, чем закончится очередной приезд к родителям в загородный дом – приезд из школы, где он учился и жил всю неделю, то многое могло сложиться иначе. Только он не знал. И многое так и не сложилось.

Его отец – Андрей Андреевич Верес был известным в городе полицейским. К тридцати восьми годам папа дослужился до важного звания. В высоких амбициях был, гордый, заносчивый, неприступный и упрямый человек. Не доказать ему ничего о себе и не переубедить, если мнение его о тебе уже сложилось. Не оправдаться, когда обвинял.

Яркая и стильная внешне мама Вадима в присутствии отце становилась словно тенью: робкая во взглядах, осторожная в словах и мыслях. Вся её забота исключительно о Вересе-старшем, о нём одном разговоры и беспокойство. Служба тяжёлая у него, ответственность, жизнь под прицелом, понимать нужно, а Вадим не понимал. Всё потому, что сыну доставались лишь крохи и внимания, и ласковых слов, и волнений мамы. Он ревновал, завидовал, злился. От отца – недовольства и настолько жёсткое воспитание, что иногда и домой приезжать не хотелось. Ни капли тепла, никогда похвалы. Пока Вадим был маленьким – не воспринимал всерьёз. Повзрослел – наперекор пошёл. Он не желал становиться таким же, как родители. Стремился всё сам за себя решать и не мог, пока не исполнится восемнадцать. А это ещё целый год.

Отец, естественно, хотел, чтобы сын последовал его примеру. И потому отправил его в школу с правовым уклоном, где царила дисциплина, подчинение и обязательность. Неблагодарный мальчишка же противился, всё чаще огрызался в разговорах, упирался лбом в любые предложения родителей и протестовал, когда те снова и снова заводили разговор о его будущей профессии и карьерном росте в полиции. А в одной из ссор Вадим так и вообще пригрозил бросить школу, если от него не отстанут, и сбежать из дома, разрушив идеальную репутацию Вереса-старшего и всей его семьи.

Конечно, мама возмущалась, когда вспыхивали такие перепалки, за мужа всё вступалась, как он скажет, но и сына просила понять – переходный возраст как-никак. Отец лишь хмурился, а когда обстановка между ними накалялась слишком сильно, чуть отступал и ненадолго отставал от Вадима. Правда только до следующего его возвращения из школы. И всё сначала.

И почему только его Андреем не назвали, Вадим не понимал. Тогда бы уж точно по стопам – под копирку, так сказать, по праву наследования от Андрея старшего младшему, и дальше через поколения.

В тот самый переломный приезд домой, он, как мог, держался при отцовских нравоучениях и не бунтовал. Ведь маме пообещал не устраивать склок. Она просила помириться с папой, сказала, что разрывается между ними и выбрать одного не сможет. Уговаривала, чтобы сегодня он согласился с отцом, выслушал его мнение, – хотя бы для вида, – чтобы тот успокоился и не давил больше выбором будущего ни на маму, ни на сына.

Мнение, а Вадима мнение как же? На что он согласится? Зачем? Он соврёт отцу, что передумал или самому себе соврёт? На ловушку больше походило, на сговор. Хитрый родительский ход – после откажешься. Что есть это самое «после»? Когда после и как? Сможет ли он после отказаться?

Мама сама собиралась отца отговорить. Постепенно, осторожно и тихо переубедить так, как только преданные тени таких мужей умеют – как-никак она с этим мастерски справлялась уже второе десятилетие. В нужное время и в нужном месте. До окончания одиннадцатого класса обещала уложиться. Целый год ещё. Как Вадиму выдержать и не завраться? Он долго думал и чуть позже согласился. Мама ведь. Её он слушался. Нашёл единственное правильное решение – обещал просто молчать.

И молчал, с нескрываемой неприязнью рассматривая зеркала в отцовском кабинете. Верес-старший снова рассказывал о полиции, о службе, как трудно, но при этом невероятно важно и почётно то, чем он занимался. Не для Вадима только важно. Он старался завершить разговор, а потому увиливал от ответов и отмалчивался, стремясь вырваться из кабинета, чтоб дальше без званий и наград. Он в тишину хотел, где надоедливый папин голос больше не преподносил бы ему собственную правду жизни. Ну, может, хватит уже! Ему семнадцати даже нет. Какая там специальность, профессия, работа и тем более звания – не думал пока об этом. Он десятый заканчивает, успеет с выбором – сам, без отца.

Обратно в школу Вадим уезжал с нескрываемой радостью, наслаждаясь грядущей свободой от родительского надзора. Ему уже виделась собственная комната в жилом корпусе родного учебного заведения – личное пространство – только его, где чисто и светло, без единой пылинки компьютерный стол, аккуратные стопки тетрадей и учебников, и никаких…

…Внезапно в руки Вадиму впихнули плоское стекло, завернутое в черную ткань.

– Что это? – пробурчал он, откинувшись на кожаную спинку сиденья в их семейном статусном авто.

– Подарок директору школы – Павлу Петровичу Фрею, – самодовольно протянул отец, усаживаясь удобнее за руль машины. – Зеркало.

– Мне оно зачем? – непонимающе уставился на отца Вадим.

– Просто подержать, можешь? – развёл руками он и, прищурившись, осуждающе покачал головой, когда заметил запачканные брызгами кроссовки сына. – Не сложно, Вадим?

– Не сложно, папа, – процедил Вадим, и бровью не поведя в направлении своей чумазой обуви. Потом пристегнулся ремнём безопасности, для порядка подёргав его в стороны. – Подержу.

– Вот и хорошо, – отрезал Верес-старший, тут же дав по газам.

Такой странный подарок не стал для Вадима сюрпризом, ведь его отец фанатично коллекционировал именно зеркала. Он так часто и много развешивал их на стенах собственного кабинета, что иногда казалось, будто умом тронулся. Уже и места свободного не оставалось, а он приносил ещё и ещё. При всём том стекляшки эти были разные, не только новые в современных рамах, но и старомодные: облезлые, ободранные и почерневшие от времени. Другие находки сохранились светлыми и чистыми и, приятно поблескивая от любого освещения, чётко и тонко отражая визитера. Встречались экземпляры совсем без рам с обгрызенными краями, словно их пытались съесть, откусывая по кусочку, но не получилось, и их оставили обглоданными. А отец пожалел и домой принёс, отогрел, на стену повесил, смахивал с них пыль, говорил с ними. Зачем?

– Почему оно в чёрном? – нарушил тишину Вадим после получасового молчания.

Трасса в майских промозглых сумерках. За окном косой дождь. Зеркало в руках. Подкатила необъяснимая тоска, загудев в груди беспокойством, и Вадим поёжился.

– Так нужно, – не отрываясь от дороги, бросил отец.

– Исчерпывающий ответ, – хмыкнул Вадим, задрав голову и уткнувшись взглядом в потолок. – Не знаю, зачем спросил.

– После узнаешь, Вадим, – заявил отец, одной фразой подведя черту под другими вопросами сына.

– После чего? – не отставал Вадим и, удобнее перехватив зеркало, прислонил его к себе. – После – это когда именно и как его измерить и понять? После – есть нечто или ничего, как таковое? Как определить, что после уже настало? И самое главное, пап, где «до»?

– Время придёт, и сам во всём разберёшься, сын, – круто повернув направо и мгновенно влетев на путепровод, уточнил отец.

– Когда оно придёт, пап, время это? – насмешливо протянул Вадим, покосившись на отца. – Оно уже вышло? В пути или ещё нет? Не сбилось ли? Может, выйти и встретить его и…

– Хватит! – оборвал отец и так опасно обогнал на впечатляющей скорости бензовоз, что Вадиму не по себе стало.

Строго. Грубо. Не смешно.

Хватит, так хватит. Зеркала-то важнее сына будут, бесспорно. И вот ведь что самое странное: многие из них в кабинете Вереса-старшего вообще ничего не отражали. Находки эти вызывали у Вадима робость и отвращение. Когда смотрел в них и ничего не видел, к горлу подкатывала дурнота. Ему всё время казалось, что неспроста они не отражали. Возможно, знали некую страшную тайну, но скрывали её в глубине слепоты. Глупо, наверное, и смешно, но Вадим сторонился подобных экспонатов и не смотрелся в них. Не боялся, нет, – скорее остерегался.

Громоздкий сувенир неприятно давил углами в ладони. Чёрный бархат вселял всё большую тревогу, но и любопытство не уступало. Потому Вадим чуть оттянул ткань на подарке, который держал в руках, и увидел незрячее зеркало. Брезгливо скривившись, он двумя пальцами прикрыл стекляшку, как и было.

– Фу, гадость, какая, – кисло протянул он, сморщив нос. – Не люблю их.

– Не гадость – презент. Оно не для тебя, Вадим. Это для Фрея. Тебе рано такое, – отмахнулся отец. И тут же, улыбнувшись, бережно похлопал по поверхности стекла ладонью. – Редчайший экземпляр. Полгода за ним гонялся.

Ну и кто он после подобных выходок, если не сумасшедший? С зеркалами вон как ласково, с родным человеком чёрство. Вадим тяжело вздохнул.

– Догнал? – шутливо поинтересовался он, стараясь больше не выводить отца из себя.

– Догнал, перегнал, поймал и себе забрал, – точно попал в несерьёзный настрой сына отец. – Не нравится – не смотри.

Вадим не смотрел. Он не понимал одного, почему вершиной собственной зеркальной коллекции папа назначил три странных осколка, которые были целиком завёрнуты в чёрную ткань, и занимали в его кабинете особое место. На рабочем столе между монитором компьютера и принтером стояла стеклянная рука на подставке и держала эти осколки. Они проходили навылет сквозь прозрачную ладонь и маячили у самого стола траурными пиками. Трогать их запрещалось, чему Вадим был несказанно рад. И хотя ответа на вопрос, почему их упаковали в чёрное и зачем воткнули сквозь руку, он так и не получил, для него эта неоднозначная композиция из поломанных зеркал в скорбных нарядах, вынужденных быть слепыми не по своей воле, была сходством с самим собой. Его вот так же отец жаждал направить в безвольное будущее. Завернуть в проверенную обёртку, как и сам, и воткнуть удобнее и глубже, где и сам – на службу в полицию. Чтоб наверняка не вывернуться и не выбраться мальчишке из-под папкиного влияния. Только Вадим бунтовал – он ведь не статичное зеркало. Его в бесцветное завтра так просто не упакуешь, в руках не удержишь. Он личность, пусть пока ещё и не окрепшая, но упрямая и стойкая. И потому, как мог, он сопротивлялся и отказывался писать жизнь по клише родителей.

Сегодня Вадим чуть отпустил себя и внезапно рассмеялся:

– Представляю лицо директора нашей школы – Павла Петровича, когда ты ему вот этот нелепый презент вручишь.

Отец-начальник, кажется, поддался на легкомысленность сына и ненадолго отступил ситуацию, позволив себе чуть улыбнуться и даже подмигнуть:

– Фрей будет доволен.

– Или исключит меня из школы тут же, – по-прежнему подтрунивал Вадим. – И выгонит нас обоих.

– Не исключит, – отрезал отец. А потом выразительно прищурился и заявил: – Работаем на опережение, Вадим Андреевич. Используем стратегию «Хитрый ход».

– Что это? – простонал Вадим и мгновенно пожалел о своём любопытстве, предчувствуя скучные подробности.

– «Хитрый ход» – спецоперация по поимке преступника на живца, – подался в разъяснения отец.

Секунда, и он демонстративно вывернул к сыну запястье правой руки, на котором на серебряной цепочке висела флешка. На таких носителях Верес-старший хранил важную для себя и работы информацию, закреплял выводы, отрабатывал ошибки, отмечал победы. Чёрную флешку прикрывал сверху металлический жетон в тон цепочки. Вместе они синхронно болтались на руке отца и иногда напоминали о себе звяканьем. На жетоне отчеканено: «Андрей Верес». Ну, без этого вообще никуда. Как это папа, и о себе не напомнит, кто он есть. Тут любому из его круга без объяснений было понятно, с кем имеют дело. Он умел себя презентовать без лишних слов. Знал, что, когда и кому именно предъявлять. А Вадима самолюбие отца раздражало.

– Это, когда вы, спецы, подставляете ничего не подозревающего бедолагу, чтобы поймать преступника, – съязвил Вадим. – И поймаете, естественно. И будете поощрены. Только цена вашего триумфа – жизнь подставленного.

– Это, когда мы, спецы, с помощью грамотно разработанной, продуманной и утверждённой спецоперации спасаем жизнь тому бедолаге, который сам соглашается подставиться, – разъяснил отец, расширяя знания сына о собственной необходимости на службе. – Мы прикрываем и отбиваем, если требуется. И поймаем, ты прав. Это многолетний опыт, навыки, умение, сын. Это «Хитрый ход».

– Хитрый здесь ты, папа, – уколол Вадим, не принимая порядки властного родителя.

– Всё сказал?! – неожиданно резко бросил отец, смерив сына невероятно холодным взглядом. Сам же за него и согласился: – Всё. Разговор окончен.

Громкие слова непокорного мальчишки тут же сжались в сопение, а тонкое общение отца с сыном снова не выдержало давления обоих и оборвалось. Ложная мягкость предка отступила. Могло и полыхнуть. Вадим в ответ ни слова не произнёс и больше на папу не смотрел. Обещал ведь маме не ссориться с ним? Обещал. Отвернулся к окну.
Вот только Верес-старший молчать не собирался. Загорелось в нём обычное нудное планирование будущего для преемника. И он завёл знакомую песню об образовании. Вот Вадим в одиннадцатом. Через десять минут экзамены и выпускной. Ещё немного – институт. Первый курс, потом второй…

К стеклу с улицы прилипали капли дождя. Машину потряхивало, а капли кривило и утягивало вниз. Главу же семьи Верес несло дальше и дальше. Вот уже дошли до званий, которые Вадим непременно получит, если больше, чем чуть-чуть, постарается и напряжётся.

Внезапно мимо проскочила грузовая фура с надписью «Спелые решения» и крупными тремя красными яблоками на забрызганном грязью боку. Следом ещё одна, копия первой. Вадим оживился. Разве может рефрижератор везти яблоки? Мороженные, если только. Позади плёлся третий грузовик. Парень наблюдал за ним в зеркало заднего вида. Почему-то не очень спешил третий «Спелый» со своими насквозь промёрзшими фруктами за коллегами. Нелепо как-то всё это было. Он улыбнулся сам себе.

– Смешно тебе, Вадим? – хмыкнул отец. – Со мной не поделишься? Вместе посмеёмся.

– Пап, а что такое «Спелые решения»? – протянул Вадим, протирая ладонью запотевшее стекло пассажирской двери.

И тут грузовик с прицепом, который ехал вслед за ними, резко занесло и развернуло поперёк трассы. Вадим не сразу понял, что это не умелый манёвр водителя с яблоками за спиной, а потеря управления. Завертело «Спелого», что ещё минуту назад безмолвно тащился позади – теперь он настойчиво сигналил.
Запоздало Вадим понял, что наблюдает происходящее не в боковое зеркало, а в слепую стекляшку в руках, с которой чёрная ткань сползла, и оно отражало настолько яркую и чёткую картинку, что холодок меж лопаток пробежал: разве такое возможно?
Впереди резко застопорилась вторая яблочная фура, со скрежетом снеся легковушку перед собой. В висках застучала кровь, и Вадим испуганно глянул на отца, а тот ударил по тормозам. Резанул ухо мерзкий лязг. Машину дёрнуло. Ремень безопасности откинул Вадима назад и прилепил к сиденью. Успел папа вовремя остановиться. Успел… Переглянулись с отцом. Вадим прикрыл глаза, расслабленно выдохнул, непроизвольно крепко обнял облезлое зеркало и прижал к себе. И его окатило ужасом: ведь неуправляемый грузовик по-прежнему позади них!

– Папа, он за нами! – закричал Вадим. – Он…

В ту же секунду оглушающий грохот оборвал его голос, стихийный бросок вперёд вышиб из него воздух, скрип разорвал ушные перепонки, удар в голову отключил сознание. И взамен обещанному пару минут назад безоблачному будущему пришли яблоки.

Яблоки… Яблоки… Почему яблоки?..

Холодный дождь захлёстывал в салон и бил по щекам Стеклянное крошево, бывшее недавно лобовым стеклом, развалилось на бардачке, прилипло к одежде и мерзко копошилось на лице. Ремень безопасности вдавливал пришедшего в себя Вадима в сиденье так сильно, что теперь душил и ломал грудь. Не в силах повернуть голову, он наощупь искал кнопку, чтобы отстегнуться, а пальцы не слушались и соскальзывали. При этом другой рукой он как мог прижимал к себе слепое зеркало. Отец просил подержать, и Вадим подержит, сколько сможет. Правда, он ног не чувствовал, словно их и не было. Не понимал, что с ним, почему дышать так тяжело, что мешает выбраться на улицу. И где папа… С каждой секундой видел всё хуже, будто краски вокруг медленно выкачивали в неизвестность, а взамен внутрь автомобиля, где они с отцом сидели, вливали непроглядную черноту, глубже и глубже вдавливая Вадима в удушье.

– Папа… – прохрипел он, уже почти не управляя собой. – Папа…

Но никто не ответил. Зато прямо перед собой он вдруг так чётко увидел заляпанные грязью красные яблоки, что вмиг вспомнил всё случившееся и дёрнул головой к отцу, но тотчас снова лишился чувств.

Когда Вадим вновь очнулся, то не сразу разобрался в происходящем: всё как в тумане было, во сне, не с ним, а с другим человеком. Он лежал в машине скорой помощи. Хоть и слегка размыто, видел, а вот пошевелиться не мог совсем. Ещё боль в ногах была такой нестерпимой, что он, не переставая, неконтролируемо стонал. Врачи непонятно что говорили ему, спрашивали о чём-то, спорили между собой, куда-то везли. Трясло сильно. Потом была темнота, из которой так неожиданно проявился белый потолок и бегущие по кругу слепящие лампы, что Вадим то и дело зажмуривался, пытаясь справиться с подкатывающей дурнотой. И дурнота отступилась, сменившись приступом лихорадочного бреда, когда он метался из стороны в сторону, теряя те немногие силы, что ещё у него оставались.

– Папа… где же папа?.. – твердил он в горячке. – Вместе же были…

Никто не откликался, а сам он то и дело терялся в странных сумерках. И ему снова и снова виделись осколки зеркал на стенах незнакомого разорённого подвала с чёрными мотками паутины по углам. Так много мерещилось ему этих странных стекляшек – запачканных, неухоженных и настолько старых, что Вадим в них даже не отражался. Когда же он, находясь в очередном глубоком беспамятстве, только попытался покинуть зеркальный склеп, незрячие осколки словно ожили, со звоном повалились на пол и секунду спустя сгрудились у двери, настолько угрожающе ощетинясь вверх каждый личным заточенным остриём, что Вадим, измотанный и слепотой, и враждебностью этих стёкол, взмолился:

– Чего вы все от меня хотите? Я не понимаю! Давайте, покажите мне уже хоть что-то! Или выпустите! Слышите, отпустите меня!
И Вадима и в самом деле отпустили. То есть он так подумал, когда услышал собственный сиплый крик и пришёл в себя. Голос его тотчас оборвался. Перед ним оказалась стена, выкрашенная до потолка в голубой цвет. Он лежал на невероятно жёстком матрасе, провалившись затылком в неудобную подушку. Оказался укутан в одеяло, но почему-то под ним изрядно продрог. Грудь ему зачем-то сдавили до того туго, что дышалось неестественно тяжело. Ещё раскалывалась голова. Не переставая ныло левое плечо, подёргивая судорогами лопатку. А пальцы рук настолько сильно сжались в кулаки и заиндевели, что не разгибались.
Он, без сомнения, находился в двухместной больничной палате. Может, ему, конечно, всё это только казалось, но рядом с его постелью стоял не кто иной как директор школы, в которой Вадим учился – Павел Петрович Фрей. Ну конечно, ведь это именно ему нужно было подарить зеркало.

– Где же?.. Зеркало, где это зеркало?.. – дрожащей правой рукой Вадим впервые попытался сам себя ощупать, правда сил ему ожидаемо не хватило и вышла жалкая возня. – Я же обещал… И где… папа…
– Выжил… Выжил… – чудился ему словно глубоко простуженный сиплый голос мамы.
Тёплые ладони осторожно повернули его голову на бок, и наружу из него вырвался болезненный, не стон даже, выдох, и он увидел именно маму. Лицо её осунулось, опустели серо-голубые глаза, подрагивали губы и подбородок. Мысли его, которые до этого момента с немалым трудом плелись и путались, теперь помчались без оглядки, нагоняя друг друга и скорбно утверждая: «Исправить необратимое невозможно». Вадим же не верил им, гнал прочь и всё силился спросить, что происходит – не выходило.
– Мама… – наконец просипел он.

Мама в ответ разрыдалась и спряталась носом в трясущейся ладони. Другой она бережно гладила его по волосам, по лицу, по плечу. Она то и дело истерично всхлипывала, и солёные капли катились градом по щекам. Жутко так и горько. Страшнее ни до, ни после он ничего не слышал и не видел.

– С возвращением, Вадим, – уронил Фрей, и в самом деле стоявший у изголовья его кровати, и чуть подёрнул губами в подобии улыбки. Вышло тяжко и тошно.

– Что… что со мной? – совсем растерялся Вадим. – Где я?

– Ты выжил, сынок, – прошептала мама, а её руки осторожно перебрались ему на лоб.

– Папа где?..

– Ты выжил… Ты выжил… – не переставая плакать, повторяла мама, словно не слышала его вопроса. – Ты выжил, Вадим.

Выжил только Вадим.

Глава 3. Кто-то собирает осколки
– Верес! – встряхнул его за плечи Артём и неумело выдернул не только из отражений, но и из горьких воспоминаний. – Что с тобой? Где ты?

В ногах противно закололо, и Вадим вздрогнул. Он поперхнулся глотком воздуха и закашлялся. Потом попытался снова раздышаться, но не смог. Сидя на коленях, он скорчился, ткнулся лбом в мокрый бетон и обхватил шею руками, жадно хватая ртом воздух, а секунду спустя плюхнулся на живот. Ему не было больно, нет, он не мог перевести дыхание.

Рядом жался к стене осколок старого зеркала. Это всё оно – поломанное стекло. Мстило людям за предательство, и сегодня отыгрывалось на Вадиме, стремясь, в наказание навсегда запереть его в отражении. Ему же выйти пора было. Потому он завалился на бок, протянул к стекляшке руку и из последних сил требовательно прохрипел:

– Отпусти!

Секунда, и он вдохнул, но сильнее закашлялся. Потом перевернулся на спину и уставился в грузное небо. Воздух был холодный и колкий, бетон жёсткий и кривой. Отпустили его отражения, и на том спасибо. Полежал так ещё минут пять, сосредоточился: над ним нависал ошарашенный Артём. Он стоял вполоборота и придерживал рукой Алису, чтобы она не подходила близко. Вадим осторожно приподнялся на локтях, после резко сел и принялся рывками отряхивать перепачканную куртку. Радовало, что внутренний голос ещё с утра настоял на чёрной. Ведь Вадим собирался выгулять новую жёлтую. Вот бы знатно вывозился, а так даже и не все пятна заметны.

– Боитесь меня? – выговорил он друзьям, бросив затею привести в порядок рукава куртки, больше всего пострадавшие при выходе из отражения.

– Вовсе нет, – заявила Алиса, бесстрашно выглянув из-за плеча брата, и попыталась обойти его, но тот её не пустил.

– Это, что с тобой такое было, Верес? – обеспокоенно протянул Артём.

– Поговорили мы, – прыснул Вадим, медленно встал и отряхнул теперь ещё и джинсы, продолжая глубоко дышать.

– С кем? – непонимающе уставился на него Артём, то и дело оглядываясь на сестру.

– Вот с ним, Артём. – Вадим сердито бросил рукой в сторону осколка у стены. – Ты сам как думаешь, с кем?

– Верес, я… – неуверенно начал Артём.

– Что, я? Что, Тёмыч? – хоть и терпеливо, но совсем не дружелюбно говорил с ним Вадим. Он вроде и старался держать себя в руках и не грубить друзьям, но выходило плохо. – Что непонятного? С отражениями я говорил, ясно теперь? Или и дальше не догонять будем? Зачем вы с сестрой меня позвали? Вы же знали кто я? Так или не так?

– Успокойся, Вадим, – вступилась за брата Алиса, наконец отодвинув его на второй план, заправляя при этом растрёпанные пепельно-русые волосы под капюшон куртки. – Мы просто испугались.

– Я заметил, Алис, – пробурчал он, пристально глядя на неё. – Меня.

– Мы не тебя испугались, Вадим, а за тебя, – поправила она. И внезапно приблизившись, назидательно ткнула кулаком ему в грудь. Что его не просто не мало удивило, а озадачило. – Это совсем другое.

– Спасибо за беспокойство, – тотчас взяв себя в руки, отозвался он, при этом изобразив подобие натянутой улыбки. – «Другое» того не стоило.

– А что с тобой такое случилось? – вернулся в разговор Артём, раздражённо пнув ногой пакет с мятыми жестяными банками, через который он чуть не упал, когда сестра дерзновенно выпихнула его из беседы. – Припадки? Или паралич?

– Это плата, Тёмыч, – пояснил наконец Вадим.

Чего возмущался на Артёма с Алисой, он и сам не знал. Не они же его держали в отражении и не отпускали назад – в обыденность. Он шмыгнул носом и резко потёр лоб. Потом расшвырял и без того непослушные волосы, тут же медленно пригладил их.

– За беседу по душам отражения требуют платить, – нарочито спокойно продолжил он, а самого изнутри колотило раздражением. – Собой платить. Я заплатил.

– А если они тебя убьют, отражения эти? – пожал плечами Артём, стянув-таки свою нелепую шапку с ушами с пепельно-русой макушки, как и у сестры, на затылок. – Возьмут, и расправятся с тобой за вторжение в них. Возможно же такое?

– Не исключено, – с досадой выдохнул Вадим и обернулся к одинокому стеклу, которое, как и прежде, пялилось на хмурые тучи.

– И нестрашно тебе? – заволновалась Алиса, потирая озябшие ладони и перебегая взглядом с брата на друга и на то зеркало у стены. – Вдруг в следующий раз не отпустят?

– Не нагнетай, Алис, – отрезал он. – Без вас разберусь, если что не так пойдёт. Сам.

– Может, не стоит больше так… – предложил Артём.

– А ты, Тёмыч, думал каково это с отражениями говорить? – перебил его Вадим, разведя руки в стороны. – Легко и просто? С беззаботной улыбкой вошёл в чужое прошлое, побродил там, посмотрел, увидел, чего хотел и вернулся в реальность в едином свободном порыве? Не так всё. Я сквозь отражения прохожу, а они в ответ меня наизнанку выворачивают. Такие дела.

Он терял терпение, и крепиться, чтоб не выплеснуть на ребят несдержанность, становилось всё сложнее. Потому он замолчал недолго. И только после намного спокойнее добавил:
– Может, отражениям тоже больно, как и мне, кто ж знает. Только они позволяют мне входить и выходить. Показывают, что прошу. И подсказывают, когда находят того, о ком я спрашиваю. Стоит, Тёмыч, оно того стоит, поверь.

Все смолкли. Артём надуто сопел, подпирая спиной недожаренных на вертеле не то дьяволят, не то козлов на стене позади себя. Алиса, горделиво вздёрнув подбородок, рассматривала речные виды, совсем не борясь с ветром и не пряча локоны под капюшон. Вадиму и единого взгляда её зелёных глаз больше не досталось. Обиделась, наверное.

– Что там про Кирилла, – на долгом выдохе протянул Артём, – здесь он или…

– Нет, не здесь, – прервал его Вадим. – Нужно в город.

Задел он Артёма с Алисой, сам понимал. И хотя они знали, что Верес-младший умеет говорить с отражениями, но тому, как именно происходят такие беседы, свидетелями ни разу не были. Растерялись, похоже, брат с сестрой, когда увидели, что он сознание потерял, испугались, когда конвульсии начались. Вадим ведь не удосужился до нового сеанса общения с отражениями, рассказать друзьям, что и как именно с ним произойдёт, бездействовать им или бросаться на помощь. Бывает, он стоит и не шевелится пару минут, словно под гипнозом: глаза раскрыты, зрачки расширены, почти не дышит. Иногда кровь из носа хлещет, что не остановить. Или он, как слепой, идет на ощупь и не отзывается на оклики. А когда Вадим выходит из отражений, почти всегда с ним случаются такие болезненные судороги, что не отличишь от эпилептического приступа.

Со стороны, наверное, это жутко и неприязненно выглядит, ему же изнутри иногда бывает ещё страшнее, когда отражения не отпускают. Сегодня как раз и произошло у него невероятно сложное погружение в чужое прошлое с полной потерей себя среди живых. Не успел Вадим обсудить с ребятами возможные подробности собственного входа в отражения и выхода их них, увлёкся поиском ответов, отключился, забыл обо всех и обо всём. После возмущался на Артёма с Алисой за их непонятливость и неспособность проникнуться его чувствами и болью, когда стекло долго не отпускает. Он был слишком уж холоден с ними, не отрицал, но и оправдываться не собирался. Кивнул в сторону моста и пояснил:

– Нам в город. Я покажу, что мне показали, и где показали. Оттуда и начнём.

Нужно было торопиться, и Вадим первым шагнул на полуразрушенные ступени лестницы изнанки набережной, поднялся чуть вверх, обернулся и протянул руку Алисе, которая шуршала позади. Она на удивление не отказалась и ухватилась за его ладонь, хотя её поджатые губы однозначно давали понять – он не прощён за свой чересчур резкий тон при общении с ней. Когда же она шагнула вверх, то оступилась, пошатнулась назад и тут же и его за собой дёрнула. Он сильней потащил её на себя, притянул близко, чтоб уж наверняка не свалилась в реку, и осторожно приобнял за талию.

– Ну, ты даёшь, Верес! – хмыкнул Артём, резво обогнав неуклюжую пару. Дурацкая шапка его совсем свалилась с головы, при этом ещё туже затянув узел у подбородка, и теперь болталась за плечами, как запасной вязанный парашют.

– Я помогаю Алисе подняться по этому подобию лестницы, – неприступно отозвался Вадим, стараясь сохранить невозмутимое лицо и сдержаться от смешка. – И только.

– Это понятно, – не успокаивался Артём, поглядывая на руки друга на талии сестры. – Я так и подумал.

– Идёмте уже, – отмахнулся от него Вадим.

***

Полчаса пути по угрюмому городу, который с самого утра мок от ноябрьской измороси, и ребята оказались на месте. Вот и перекресток, который недавно показало обиженное зеркало. Впереди серела пустынная улица: высились старые пятиэтажные дома, теснились друг к другу магазины с яркими вывесками. И почти не было людей.

Вадим с опаской осмотрелся, нет ли поблизости грузовика с яблоками на капоте. Потыкал на всякий случай носком кроссовка разметку на асфальте – нет, он не лип к ней, и это хоть немного успокаивало. Потом оглянулся на удивлённых друзей, и они вместе прошли пешеходный переход и сразу наткнулись на окна.

Окна, их оказалось здесь до того много, и они настолько разнились, что в первое мгновение Вадим потерялся в раздумьях о том, в каком из них найдётся самое качественное отражение. Одни из них явились легкодоступными у самой земли: заляпанные грязью по верхушки рам, со сколами и трещинами, безликие и одинокие. Другие – важными, с чистыми стеклами, белоснежной отделкой, стильными шторами или модными расцветками жалюзи внутри. Устало вздохнув, Вадим всё никак не мог решиться, к какому окну обратиться, и наконец понуро глянул на собственное отражение почему-то именно в гордом. Стряхнув с макушки мелкие капли дождя, он оглянулся на друзей. Втроём остались они посреди улицы, что лениво тонула в мокрых сумерках. И даже остановка общественного транспорта оказалась безлюдна.

Но уединение грозило вот-вот завершиться – вдалеке показалась пассажирская маршрутка. Вадим кинулся к ближайшему окну-недотроге. Видело, о чём он спросит – покажет, плату возьмёт и выпустит. Не видело, промолчит бесплатно. У него с отражениями общение устроено так: почти всегда взаимопонимание без причинения вреда и увечий друг другу. Просчёты случались, конечно, иногда, но мелкие и не губительные для обеих сторон. Промахи он списывал на собственную неопытность: неумелое, порой, обращение с отражениями. Поражениями надолго не разочаровывался, разрешал сам себе иногда ошибаться. Минусы изредка допускались, но сегодня отрицательные происшествия зашкаливали и придавливали безысходностью.

Едва он дотронулся до стекла, как иссохшие капли дождя прилипли к коже и противно заскрипели.

– Ну, давай же, давай, – настоял на своём Вадим. – Покажи мне, что Кирилл видел последним. Впусти!

И отражения показали быстро, но нечётко. Мутная картинка: силуэт человека, которого в деталях не разглядеть, и две смазанные ладони. Платы с Вадима не взяли. Он только руки запачкал о чумазое окно. Похоже, стекляшки сделали ему скидку за неясный образ – уценили подсказку. Он же выиграл только и сохранил себя.

– Вадим, тебя не смущает, что на нас с любопытством оглядываются прохожие? – тихо сказала Алиса и коснулась его пальцев на стекле.

Ну нет, только не сейчас. Он глянул на девушку хмуро. Она осталась на месте, по-прежнему нарушая его личное пространство. А ему вдруг так сильно захотелось высказать ей новых колкостей, что сдержался он только после того, как вспомнил, что ведь и так был не слишком дружелюбен на набережной. Потому он терпеливо объяснил:

– Нет, не смущает, Алис. Мне нет до них никакого дела.

– Другого ответа от тебя, Верес, даже и не ожидал услышать, – рассмеялся Артём. Он стоял у окна рядом, подпирая плечом кирпичный выступ здания.

– Покажи, куда шёл Кирилл, – нервно прошипел Вадим и почти упёрся носом в стекло, больше не обращая внимания на ребят.

Только отражение, только тусклое изображение.

– Впусти.

Внезапно его плеча снова коснулась чья-то ладонь. Да что же опять? Вадим замер и помялся. Не Алиса, сразу понял. Когда же обернулся и увидел морщинистую женскую руку, вмиг накатила на него такая волна отвращения, что он резко отшатнулся к стене.

Перед ним стояла незнакомая женщина преклонных лет, которые вовсе не мешали ей выглядеть эпатажно: яркий макияж и маникюр, синее платье чуть ниже колен, короткая красная кожаная куртка, красные лакированные туфли, такого же цвета стильная шляпка и красный набалдашник на тонкой трости для ходьбы в руках.

Выждав пару секунд, он глянул на друзей – Артём стоял напротив, косясь на пожилую даму, и молчал. Алиса только растерянно отрицательно повела головой.

– Кто-то собирает осколки, мальчик! – тем временем напористо произнесла женщина.

Она так жадно поедала светло-карие глаза Вадима своими мутноватыми голубыми, что его подёрнуло от возмущения. А престарелая леди вдруг сильно сощурилась, приведя в движение морщинки на изрядно потрёпанном временем лице, и заявила:

– Кто-то собирает осколки! Запомни это и будь предельно осторожен. Ты говоришь с отражениями, верно? И он тоже. Ты мешаешь ему. Ты опасен и для него, и для его зеркала. Ты раскроешь все его тайны и разрушишь настоящее, если намеренно разворошишь прошлое. Он не допустит этого и избавится от тебя. Безжалостно избавится. Береги себя, мальчик! Береги в себе себя!

Вадим снова обернулся к Артёму, а тот лишь скомкано пожал плечами на его молчаливый вопрос. И вздрогнул, когда Алиса неожиданно затараторила ему на ухо:
– Вадим, Вадим!
Да что ж опять-то. Он и без того не понимал происходящего, а его то и дело отвлекала именно Алиса. Он даже не успел и с мыслями собраться, не то, чтобы хоть что-то ответить эпатажной старушке, как она резво засеменила вдоль тротуара, бубня в трубку модного смартфона нечто неразборчивое. Потом села в подъехавшее такси. Хлопнула ярко-жёлтая дверка с шашечками на боку, гул мотора, и машина со странной особой внутри затерялась в транспортном потоке.

– Вадим, – взволнованно произнесла Алисы и собралась сжать его пальцы в своих, но он не разрешил и резко высвободился. – Что такое осколки?

Если б он только знал. Однако он впервые о них слышал. Может, гениальный программист Артём Арофьев встречался с осколками на просторах интернета, и непременно поможет ему, но тот отрицательно мотнул головой.

По спине пробежал холодок, и Вадим снова бросился к стеклу. Время уходило. Что-то здесь было не так. Да всё не так! Не мог обычный ученик пусть и не самой обычной школы вот так запросто взять и сбежать в неизвестность. Не мог без разрешения администрации и директора покинуть учебное заведение круглосуточного пребывания, забыв прихватить тёплые вещи, когда на улице глубокая осень. Обратно не вернулся, дома так и не появился. Его ищут вторые сутки полиция, волонтёры, представители школы, но без толку. Что произошло? Сбежал?

Лучшим решением виделось вновь попросить подсказки у отражений, и Вадим так и сделал. Ведь, чтобы поговорить с ними, ему и требовалось всего-то коснуться рукой любого зеркала, обычного стекла или воды, уверенно настоять, чтобы впустили, и уже там, по ту сторону реальности в чужом прошлом, задав интересующий вопрос, разгадать увиденные намёки. Конечно, немаловажно, чтоб после беседы его быстро отпустили в настоящее, иначе переизбыток чужих воспоминаний из стекляшек мог забрать его рассудок. Вот только разве всё предусмотришь.

– Кирилл, – требовательно произнёс Вадим, перебирая по стеклу пальцами. – Куда ты шёл? И зачем? Где же ты? Покажи мне. Впусти!

Неожиданно в носу защипало, разболелся затылок, веки склеились и почему-то не разлеплялись, дышать не получалось вовсе – Вадим задохнулся.

Ну конечно, это ведь отражения впустили его. А потом заговорили.

Глава 4. Верните меня назад

В отражениях Вадим или всё ещё нет, разобраться он пока не мог. Всё потому, что в глотке его так мерзко саднило, что ни о чём другом не думалось. И только когда он прокашлялся и открыл наконец глаза, внезапно очутился в мутной пелене. Его охватил ужас: он почти ничего не видел. В отчаянии он бросил руки в стороны, ища стены, но без толку – рядом не во что было упереться.

– Где я? – суетливо просипел он. – Где, где, где?

Безумно трещало в затылке – копошилось там непонятно что, тыкало. Потом перекатывалось вперёд и тут же наваливалось на виски. Когда же Вадим дотронулся до век, то попал в липкие ресницы, а на пальцах остался склизкий налёт.

– Что же такое случилось? – сдавленно прохрипел он. – Ослеп? Но когда? И почему?

В груди свистело при каждом вдохе и выдохе. Казалось, лёгкие отжали досуха, как дряхлую поролоновую губку. А он через боль снова хватал ртом воздух и тут же глотал.

– Идти, идти… – твердил Вадим, еле ноги передвигая и спотыкаясь на каждом шагу. – Мне нужно идти… Или замёрзну…

Он упёрся руками во что-то скользкое – стекло, может. Почти ничего не видел, кроме плотной белёсой завесы. Щурился, тёр глаза в надежде, что зрение вернётся, но нет, они только сильнее горели и слезились.
Оступившись, он споткнулся, и невидимый железный брусок вдарил ему под рёбра, выбив воздух – Вадим сдавленно прохрипел, корчась в немом вопле. Когда же мучительное пекло в точке солнечного сплетения немного утихло, и он снова вдохнул, то иззябшей пятернёй нащупал обидчика – перила.

– Дойду, я дойду… И не сдамся, – почти без голоса повторял он. – Только нельзя останавливаться…

Ещё стекло, и ещё. В ладони его то и дело впивались острые с торца подоконники. Пару раз Вадим успевал отдёрнуть руки за мгновение до боли, а дальше опаздывал, и металлические пластины окон жестоко царапали его.

Люди, ещё и ещё люди. Он натыкался на них, а они в ответ шипели: «Накурятся неизвестно чего, и после шляются всюду». И брезгливо отпихивали его прочь. И он снова и снова бился о перила. Падал на асфальт, зарывался ладонями в опавшие листья, в месиво луж, в чавкающую грязь. Тяжко выл сквозь зубы, когда всё больше промокал и промерзал, а о помощи просить не получалось – не было голоса. Когда же он в очередной раз с трудом поднялся и поплёлся дальше, ему показалось, что кто-то словно ненавязчиво придерживал его под локоть. Потом за плечи осторожно направил по нужному именно безмолвному невидимке маршруту.

Снова встретились холодные стёкла. Вот только почему-то Вадим совсем ничего не видел, даже прежней мути. Похоже, наступила ночь. Да и не холодно ему уже, а просто устал. Вдруг рука провалилась в пустоту – стена закончилась. Шагнул в неизвестность, а там тишина, сырой воздух и корявая кирпичная кладка. Спиной он сполз по ней на асфальт, сжался и уткнулся носом в колени.

– Тепло, сейчас будет тепло, – успокаивал он самого себя. – И не больно ведь, правда? Правда…

Дыхание словно замирало. Почему он здесь? Где здесь? Надо встать, идти дальше. Вот только совсем не осталось сил. Растратился в поединках с перилами, с холодными хлюпающими лужами, с зябкими стёклами. Конечно, можно ещё побороться за себя. Только с кем – с кем бороться? И зачем?..
Но что же это? Его осторожно хлопали ладонями по щекам и в то же время затягивали на шее мягкую петлю. Душат? Он запаниковал и завозился в чьих-то крепких руках.

– Не надо… Ну, пожалуйста, не надо… – просил он.

Непослушными пальцами он, как мог, высвобождал горло из шерстяной удавки, но ему не позволили выпутаться, и ещё круче сдавили глотку. Сопротивляться сил у Вадима не осталось, он смирился со страшной участью, и его голова заваливалась на бок. Однако её подняли, и продолжили растирать ему лицо. И неожиданно сквозь ломоту во всем теле к его угасающему сознанию прорвался мужской голос:

– Давай, дружище, рано тебе умирать, слышишь! Просыпайся же! Сейчас поможем тебе, вытащим, отобьём. Ты только дыши. Дыши!

Наивно поверив в спасение, Вадим охотно подчинился невидимому собеседнику и часто задышал. Значит, не убивают, значит, ошибся, и не в кучу ненужности его пока, нет. Там другие пусть остаются, а ему к живым нужно, с живыми. И он, как смог, принялся цепляться за человека, которого не видел. Впивался скрюченными пальцами в его кожаную куртку и не отпускал, при этом ни на секунду не переставая кашлять. Рядом люди. Только бы не ушли и не оставили.

– Не бросайте меня одного! – вдруг закричал Вадим. – Только не бросайте меня здесь! Я не хочу…

Внезапно голос его надломился, тело обмякло и наполнилось тяжестью, глаза сами собой закрылись, под ухом оказалась стена, и на последнем выдохе он прохрипел:

– Остановите это… Выпустите… Отпустите… Верните… Верните меня назад…

– Вернись, Верес! Вернись к нам!

Неужели Артём? Да, это был именно он. И хотя верить собственному слуху в отражениях Вадим опасался, сейчас он хотел только одного, чтобы говорил с ним из реальности именно Артём. Ведь не сбежит же он и не бросит друга корчиться посреди города в жуткой ломке выхода из отражений? Не сбежит же, правда?

Артём сбегать не собирался. И на этот раз даже не растерялся. Он, пусть ещё и неумело, зато решительно возвращал Вадима и, вытаскивая из отражений, тряс его за плечи. Правда пока без особого толку.

– Отражения… Это отражения… – метался в бреду Вадим. – Я в отражениях… Мне нужно прямо сейчас выйти или…

Ну вот же, вот Арофьев напротив, сильно так по лицу хлещет. Осталось просто зацепиться, да хоть за боль, но получалось у Вадима плохо. Ещё хлопок щеке, и ещё.

– Почему не могу выйти… – твердил Вадим, так до конца и не понимая, где именно он находится. – Почему же?

– Тёма, остановись! Вадиму больно! Посмотри, его лихорадит, – взбунтовалась где-то совсем рядом Алиса. – Может… может, по-другому как?

Услышав голос Алисы и вспомнив её теплые ладони, сжимающие его, Вадим так резко дёрнул головой назад, надеясь увидеть девушку, что налетел затылком на кирпичный выступ и, зашипев от боли, очнулся. Он сидел на асфальте в углу полутемной подворотни. Ноги его оказались раскинуты в стороны. Руки онемели. Всё тело горело. Грудь сотрясали тяжёлые, обрывистые вздохи. Над ним нависал объятый тревогой Артём, а рядом на коленях стояла Алиса. Глаза её были воспалённые какие-то. Ревела что ли? Это она зря. Ведь он уже вернулся. Всё закончилось, и Вадим, конечно, остался жив. И вообще, это вовсе не он умирал в отражении. Правда, прочувствовал, как себя. И лишь пару минут спустя он наконец собрался с силами, с большим трудом выдавил подобие улыбки и объяснил:

– По-другому меня никак не вытащить из отражений, Алис. Никак не…

Только Алиса не дослушала, не дала договорить. Она бросилась к нему, притянула за плечи к себе, обняла и закрыла его голову руками. В волосы его стала быстро-быстро целовать, в лоб, в шею. Он же обнял её в ответ только когда совсем пришёл в себя. Не целовал, нет – молчал.

Поднялся он ещё минут через двадцать. На людей, которые брели мимо и кидали брезгливые взгляды на молодёжь, притаившуюся в тёмном углу, Вадим внимания не обращал. И без их осуждения знобило так, хоть скорую вызывай. Пусть думают, что хотят. Их мнение Вадима не волновал. Зато волновало, что слишком долго кашлял и как-то жутковато свистяще дышал, но и с этим он справился. И хотя всё то, что он через себя пропустил, произошло не с ним, – отражения помогли ему, показали, что просил, только изнутри того самого Кирилла, которого он целый день искал, – психике Вадима выдержать подобную встряску удалось с большим трудом.

– За что вы так со мной? – недобро ухмыльнувшись, процедил он, искоса глянув на лужу у входа в арку. – За что так больно сегодня?

Едва отражения совсем отпустили, как Вадим поднялся и, даже не пытаясь привести себя в порядок, вырвался из злополучной подворотни во двор пятиэтажных домов. Он не шёл – бежал, не оглядываясь, пока не иссяк ложный запал сил. Потом присел на лавочку рядом с пустующей детской площадкой, упёрся лбом в металлическую перекладину решетчатого ограждения и закрыл глаза. Просто говорить, и то было для него нелегко, но когда увидел растерянную Алису, пусть с трудом и хрипло произнёс:

– Нормально всё, Алис. Всё нормально.

– Нормально? – воскликнул за спиной Артём, и Вадим еле отлепился от железной трубы и обернулся. – Да ты, Верес, с первого дня нашего знакомства не казался мне нормальным! А уж после увиденного сегодня, я вообще сильно сомневаюсь в твоей вменяемости. У тебя помешательство. Причём, не тихое. Мы думали, ты задохнешься у нас на глазах без видимых на то причин. Ты напугал нас. Я никогда такого не видел и не знал, чем помочь. И до сих пор не знаю. Ты хоть предупреждай в следующий раз! И инструкцию оставь, как тебя при случае вытащить.

– Предупрежу, – с трудом отбивался от нападок друга Вадим. – Оставлю, вытащишь ещё, и возможно, не один раз.

Артём промолчал. Недовольно посопев, кинул рюкзак на мокрое ярко-оранжевое сиденье карусели крутилки и достал воды. Вадим подался вперёд, перехватил бутылку и с жадностью осушил её. И только после откинулся на спинку скамейки. Алискины руки тут же оказались на его плечах. Так уютно стало и тепло, словно домой приехал, где ему всегда рады, и любят просто так, даже когда он психует. Захотелось продлить это странное пустое мгновение. Однако вместо этого Вадим потёр ладони и, самодовольно улыбнувшись, заявил:

– Тёмыч, доставай ноутбук, открывай сайт школы. Для начала смотрим личные данные одноклассников Кирилла. Нам нужны фамилии тех, кто живёт поблизости. Беглец был здесь. И чуть не погиб, но ему вовремя помогли. То есть я на это надеюсь. Осталось вычислить кто помог, и мы у цели.

– Не открывай, а вскрывай, Верес, – цепко сощурившись, поправил Артём.

Вадим дёрнулся к нему всем корпусом, наклонился и заговорщически прошипел на ухо:

– Вскрывай, Арофьев!

Глава 5. Невидимая связь

Вскрытие сайта школы затянулось на полчаса. Артём долго провозился с интернетом – никак не ладилось с сигналом. Когда же связь установилась, друг сразу застучал по клавиатуре ноутбука, работая снаружи так мастерски, чтобы уж наверняка остаться внутри незамеченным. Юный компьютерный гений пробирался в архивы, где невидимкой сливался с нужными файлами, папками и тут же брал их в личное пользование: находил адреса учащихся школы, в которой и сам учился.

Монотонное бряканье клавиш неприязненным эхом отдавалось у Вадима в и без того тяжёлой голове. Озноб не отпускал. Он по-прежнему сидел на лавочке, только теперь обхватил себя за плечи, ссутулился и молчал, глядя вперёд. Что такое с ним произошло в отражении, пока не понимал. Но, кажется, он так глубоко нырнул в чужое прошлое, что оно чуть его не убило.

– Ты нас вообще слышишь или нет, Вадим? – озабоченно произнесла Алиса.

Мягкие прикосновения рук Алисы к его плечам несли с собой тревожную догадку: есть между ними некая невидимая именно Вадиму связь. Или нет? Что если есть? Тонкая она, бесцветная пока, не напитана взаимностью, не скреплена сходствами, не ранена различиями. Не напуганы их отношения реальностью, не окутаны разочарованиями, не больны прилипчивым «скучаю по тебе». Связь эта неумелая и неопытная, маленькая совсем. Тыркается она наивно кулачком Вадиму в грудь, неуверенно держит за руку, беспокоится о нём и переживает. А Вадим что? Нужно ли ему всё это? Слышит ли он Алису? Хочет ли слышать?

– Слышу, – с трудом выдавил из себя Вадим и нарочито бодро выпрямился.

– Я тут подумал, Верес, – размышлял Артём, на минуту оторвавшись от клавиатуры. – Может, вернёмся в школу. Тебе плохо, это видно. Ты как будто не здесь.

– Да здесь я, здесь, – устало хмыкнул Вадим. Он встретил растерянный взгляд Алисы и попытался улыбнуться, но не смог. – Это всё отражения. Они меня из настоящего вышибли. Или настоящее из меня. Сам пока не разобрался. Пройдёт. Что по адресам, Тёмыч?

– Два, – буркнул Артём и развернул ноутбук экраном к другу. – Здесь, как раз в этом дворе. Олеся Осипова из десятого класса, и Анна Арадная – наша с Алисой одноклассница.

– Так, – задумался Вадим и потёр лоб. – Родители есть?

– Олеся живёт с матерью. А вот у Ани полная семья: мать, отец, два младших брата, – листая личные дела каждой, рассказывал Артём.

– Тогда к Арадной и идём, – заключил Вадим, барабаня пальцами по деревянной лавочке. – Там мужчина был. Скорее всего, её отец.

– Там, это где? – встревожилась Алиса и покосилась на брата.

– В отражениях, – сердито протянул Вадим и тут же вскочил на ноги. – Сколько ж можно одно и то же повторять? Сперва Тёмыч мне нервы трепал своей тупостью, теперь и ты туда же, Алис. Ну, может, хватит…

– Успокойся, Вадим, – с обидой в голосе перебила его Алиса. – Я просто спросила.

– А я просто ответил! – значительно повысив градус напряжения в разговоре, отозвался Вадим. – В отражениях! Что непонятного опять? Давай дальше без дурацких вопросов обойдёмся, Алис.

– Давай, – холодно ответила девушка, при этом по-прежнему стоя рядом с ним.

Глупые и неуместные разговоры выводили Вадима из себя в считанные секунды. Сегодня происходило именно это. Мгновенно проснулось непреодолимое желание высказать Алисе всё, что он о ней думал именно сейчас. В мелочах объяснить, что он терпеть не может пустое в людях, что вопросы должны быть в тему и ко времени. Зачем их задавать, когда заранее знаешь ответ? А если не знаешь, лучше вообще молчать – умнее выглядеть будешь. Вот только, кажется, у него уже и так много лишнего сорвалось с языка. И потому он просто взял и, не говоря ни слова, скинул со своих плеч руки Алисы.

Наступило молчание, нарушаемое только мерзким скрипом. Это Артём раскачивался на детской карусели, забравшись на скромных размеров сиденье с ногами, и неодобрительно смотрел на друга, но в их с сестрой обмен любезностями не встревал вовсе. И тут Вадиму нестерпимо захотелось, чтобы Алиса первая заговорила с ним. Поняла без объяснений, что это он не со зла на неё сорвался, а просто вымотался сегодня и так устал в отражениях, что не осталось ни сил, ни желания по второму кругу рассказывать о своих сверхъестественных особенностях. Однако прошла минута, потекла другая, а Алиса по-прежнему молчала и к нему больше не подходила. Доверху застегнув молнию на дутой короткой куртке, она спрятала руки в карманы, опустила подбородок в ворот вязаной кофты, отвернулась и смотрела в проём между домами. Вот, кажется, и всё на том, связь оборвалась – Вадим оборвал. Тем не менее он не поддался накатившему унынию, а уткнулся носом в монитор ноутбука Артёма, нашёл нужный адрес в открытом файле и, внезапно сорвавшись с места, помчался вперёд.

– Хочешь ли, Вадим Андреевич, слышать? – надуто отчитывал он самого себя по пути. – Себя слышишь? Слышу. Слышишь ли…

Пять тихих минут пешком сквозь сырость ноябрьского вечера и серость старого двора, и вот нужный подъезд, этаж, квартира. Вадим нажал кнопку звонка. Дверь открыл крепкий мужчина. Высокомерно задрав голову, незнакомец – навскидку лет сорока, лощёный и в прекрасной физической форме, – оценивающе пробежался сощуренным взглядом по ребятам, а секунду спустя, ни говоря ни слова, настороженно оглядел площадку и лестницу за их спинами.

– Добрый вечер, – начал Вадим первым. – Меня зовут…

– Я знаю, кто ты, молодой человек, – оборвал его хозяин дома, открывая шире дверь. – Много о тебе слышал, но не думал, что ты придёшь сюда так быстро. Недооценил тебя, признаю. Я Антон Александрович Арадный. А ты, как я понимаю, Вадим Верес. На отца похож. И сыщик в него, видимо.

– Верно, – согласился он, внимательно вглядываясь в лицо человека напротив, стараясь понять, откуда тот знает и его, и отца. Потом решительно заявил: – Мы ищем Кирилла Коваля.

– Вы уже нашли, – Антон шагнул назад, освобождая проход. – Ты нашёл, так ведь, Вадим Андреевич? Входите, только тише, он спит.

Вот как. Так просто? Или нет. Или ловушка, и ещё трое ребят так же, как и некий Кирилл Коваль, сейчас без вести пропадут среди бела дня в самом центре города. Ну нет, что за бред. Или да? Или да, Вадим Андреевич?! Да ты хоть на секунду задумался, куда именно ведёшь своих друзей? Нет, а зря. А они-то сами что? Входить или нет?
Вадим глянул на Алису. Она смотрела мимо – на него нет. Обиделась, ну конечно, как он мог забыть – сам же и обидел. Потом перебросился пытливым взглядом на Артёма. Друг ведь, поддержать должен, если что, подсказать, поправить. Тот был встревоженный, и нервно тёр ладони. На взгляд Вадима только пожал плечами, впрочем как и всегда. И тогда Вадим уверенно кивнул в сторону стоявшего на пороге Антона, и сам первым вошёл.

Квартира Арадных оказалась настолько просторной, светлой и стилистически знакомой, что в первую секунду Вадиму показалось, будто приехал к себе домой: высокие бежевые многоуровневые потолки, широкая прихожая и в невероятно пряных запахах кухня. Правда, в самой дальней комнате перекликались детские голоса. Нет, всё же показалось – Вадим был в семье единственным ребёнком.

– Где он? – спросил Вадим, когда крепкая входная дверь захлопнулась за спинами ребят.

– Только не шумите, – предупредил Антон. – Мальчишке нужен покой.

Арадный нырнул в коридор справа, открыл ближайшую дверь и жестом руки предложил проследовать за ним. Вадим проследовал. Первое, что бросилось в глаза – наглухо задёрнутые плотные шторы на окне. В скупом освещении ночного светильника особо многого он не рассмотрел, но спящего в постели жутко бледного молодого человека не пропустил точно: левая рука его лежала поверх одеяла и была перебинтована у запястья. Всего лица не видно, только бледные губы и повязка на глазах, тёмные растрёпанные волосы на подушке. Кажется, это и был Кирилл Коваль, которого Вадим искал.

Как ни странно, здесь он не чувствовал ничего из того, что больше часа назад душило и грызло его невидящего изнутри в отражении. Если это и в самом деле тот самый Кирилл, чьи страхи и боль он испытал на себе, сейчас – ничего. Вадиму даже не было жаль его. Парнишка безмятежно спит в тёплой постели, укутанный одеялом, в то время как пол города ищет его вторые сутки.

Безмолвная пауза затянулась, и пора было уже держать ответ. Вадим вопрошающе глянул на Артёма – тот стоял потерянный, и снова беспомощно пожимал плечами. Вадим тоже сомневался. Обернувшись к Арадному, он ответил за всех сразу, и даже за надутую Алису:

– Мы не уверены.

В тот же миг на лице Антона промелькнула ухмылка. Он осторожно поднял повязку с лица Кирилла – тот вздрогнул и застонал, но не проснулся. Над левой бровью его оказалось обширная ссадина. Кожа под и над глазами покраснела и припухла, ресницы слиплись. И если бы Вадим не замечал, как равномерно Кирилл дышит, то принял бы его за мертвеца, но он дышал. Просто нечто такое с ним случилось, что он настолько болезненно выглядел. Или ему помогли таким стать. Второе представлялось куда очевидней. Артём на испытывающий взгляд Вадима кивнул и до того побледнел, что казалось вот-вот лишиться чувств. Потом приткнул рот ладонью и выскочил в коридор.

– Нам пора, – шепнул Вадим и направился за Артёмом. Алиса без слов прошла следом. – Уходим.

До двери оставалось несколько шагов, когда Вадим уже накинул куртку, выхватил из кармана смартфон, открыл на экране виртуальную клавиатуру и набрал номер, нужный для того самого «уходим».

– Кому звонишь, Вадим Андреевич? – заинтересовался Антон, приглаживая рукой и без того послушные тёмно-русые волосы с единственным седым локоном у левого виска.

– Такси вызываю, – буркнул он, не поднимая на собеседника глаз. Последняя цифра была нажата. Поднёс аппарат к уху.

– Нет! – прошипел Арадный, перехватил руку Вадима выше запястья, с силой дёрнул вниз и тут же отпустил.

Напуганный неожиданной встряской телефон выскользнул из его рук, ухнулся спиной о пол, а с экрана его сквозь защитное стекло понеслось свистящим голосом что-то неразборчивое, но без сомнения нетерпеливое. После настала тишина.

Наглая выходка хозяина дома вмиг обескуражила юных гостей. Только не Вереса-младшего. Он цепко прищурился и скривил губы в недоброй усмешке. Не сводя взгляда с Антона, поднял смартфон – целый. Мгновенно взбунтовавшись, он уже приготовился высказать обидчику претензий, но Арадный опередил и заявил:

– Отсюда нельзя! Вас отследят по звонку, по поездке в такси! Найдут ведь, включи голову, Вадим Андреевич! Тогда неизвестно, чем всё это закончится для всех нас.

– Нам нужно в школу, – процедил Вадим, накипая изнутри раздражением. – Немедленно.

Чужой дом, незнакомые люди, духота и замкнутость пространства вызывали у него крепкий приступ отвращения. Артёму тоже было заметно не по себе. Он хоть и успел впялиться в рукава свой куртки, обуться и прихватить сумку с ноутбуком, но слова Арадного заметно нагнали на него паники и заставили замереть в углу у входной двери. Одна Алиса сохраняла хладнокровие – присела на табурет в прихожей и, ни на кого не поднимая глаз, увлечённо возилась с осенними ботинками. Вадиму же срочно нужно было выбраться на воздух.

– Коваля ищут больше суток, – настаивал на своём он. – Фрей должен знать, что ученик его школы найден живым.

– Мы с дочерью встретили Кирилла вчера, – Антон говорил напряжённо и чётко, не отрывая пронизывающего взгляда от собеседника. – Грязный, мокрый насквозь. Он почти не видел, не ориентировался в пространстве и с трудом дышал.

Жёсткая манерность в монологе Арадного мгновенно напомнила Вадиму отца. Вот она, такая знакомая непреклонность. Не пробиться тут со своим мнением, не доказать правды. Так он ведь вовсе не за этим пришёл. Он зябко повёл плечами, собираясь с мыслями, чтобы снова возразить, но Антон обошёл его и тут:

– Если станет известно, что Кирилл жив и то, где именно он находится, то Вадим Андреевич, тот, кто запланировал избавиться от именно тебя, своё дело закончит быстро и тихо.

– Что вы такое говорите? – возмутился Вадим, окончательно запутавшись в происходящем. – Предлагаете мне ничего не говорить полиции и Фрею? Знаете, что вам будет за подобное? Я вот точно знаю. И ничего не собираюсь скрывать! И, вообще, причём здесь именно я?

– Не скрывай, – спокойно продолжил Арадный и, на пару секунд отвернувшись, чтобы протянуть Алисе рожок для обуви, предложил: – Просто действуй продуманно.

– А вот почему интересно, о местонахождении Коваля вы никому и ничего не сообщили? – насторожился Вадим, убирая сотовый в задний карман джинс, перед этим незаметно включив диктофон. – Почему он у вас, а не в больнице, если ему и в самом деле было так плохо, как вы говорите?

Внутри клокотало предчувствие скорой беды, но Вадим не поддавался панике. Он не понимал, на что именно намекает Антон и к чему подбивает его, и всё-таки отступать не собирался.

– Может, это вы Кирилла так уделали? – сощурившись, укорил его Вадим. – Нет или да? А потом испугались и к себе забрали, чтоб никто ничего не узнал. Почему в полицию не обратились, если не ваших рук дело?

– Потому что, я и есть полиция, Вадим Андреевич! – до того победоносно открылся Антон, что Вадим в первую секунду не нашёл, что ответить. Такой поворот разговора стал для него неожиданным.

Глава 6. Зачем бьют зеркала

Все смолкли, и в этот момент Арадный достал из кармана куртки, которая висела на вешалке у входной двери, удостоверение и, предъявив его в развороте всем присутствующим, уточнил:

– С отцом твоим ещё со школы знакомы. С пятого класса за одной партой сидели. После вместе учились в университете. Вместе служили. Андрей Андреевич зеркала коллекционировал. И хранил осколки.
Металлический рожок для обуви глухо брякнулся на ковровую дорожку, выпав из рук Алисы, и отскочил к ногам Антона. Однако тот словно этого не заметил – по-прежнему оставался неприступен и безэмоционален. Сумка с ноутбуком лениво поползла с плеча Артём, а тот лишь непонимающе таращился на Вадима во всё нарастающем недоумении. И только когда сумка хлопнулась о порог, Артём словно от гипноза очнулся и бросился на выручку к своему переносному компьютеру.

– Ну и что же представляют из себя эти загадочные осколки? – неожиданно нарочито спокойно спросил Вадим, изогнув левую бровь, а у самого тревожный холодок по спине пробежал.

– Сейчас, конечно, не лучшее время разглашать подробную информацию об осколках, – замялся Антон, небрежно привалившись плечом к стене, прикрыв собой Алису и раздражающе вертя удостоверение в руках. – Скажу только, что последним делом твоего отца, стало расследование, где фигурировали как раз эти самые проклятые осколки. Ещё Фрею кое-что важное о них известно. Для начала, спроси именно у него.

– Я спрошу, – медленно кивнул Вадим, не сводя с собеседника взгляда. – Не сомневайтесь. И за Кириллом вернусь. Как насчёт завтра?

– Возвращайся, – согласился Антон. И резко поменяв настроение разговора, добавил: – Ещё важное предостережение для тебя лично, Вадим Андреевич. Кириллу больше ничего не угрожает, это точно. Уверен, он только приманка, чтобы проверить тебя на общение с отражениями.

– Это только ваши домыслы, Антон Александрович, – отмахнулся Вадим, не желая больше ничего слушать. – И это полный бред.

– Возможно, – не стал спорить он, ловко отправив важный документ о себе в карман свободных спортивных штанов. – Но, Вадим Андреевич, согласись, странно и словно грамотно продумано всё произошедшее накануне: Кирилла оставили в самом центре города, где много, очень много отражающих поверхностей. Похитители знали, что далеко ему не уйти. Скорее всего ни говоря ни слова шли рядом с ним, незаметно помогали и направляли его, чтобы перемещался в нужном направлении. Вымотали мальчишку, проморозили – это да, но не убили. И не собирались. Время знали, когда я с работы возвращаюсь, чтоб нашёл его именно я. И я нашёл. И ты нашёл.

– А что если приманка здесь как раз я? – недоверчиво протянул Вадим, куда напряженнее, чем секунду назад, вглядываясь в широкоскулое лицо Антона. Особенно его озадачили два приметных шрама – у внешнего края правого глаза и с правой стороны под губой. У его отца тоже подобный имелся – только у виска. – А вы в счёт моей жизни пытаетесь поймать некоего опасного преступника. Я ведь прав, так? Уверен, что прав. А моё мнение как же? Хочу я подставляться или не хочу?

– Работаем на опережение, Вадим Андреевич, – успокоил его Арадный настолько невозмутимым тоном, что Вадима начало колотить изнутри от захлестнувшего напряжения. – Используем стратегию «Хитрый ход». Не подставишься.

– Хитрый здесь вы, Антон Александрович, – насторожился Вадим, из последних сил держа себя в руках.

Про «Хитрый ход» он уже однажды слышал. Тогда не успел проверить, правду ли говорил отец, а сегодня не торопился. Он на улицу в ноябрь хотел, а его до того открыто втягивали в операцию спецслужб, что крепиться и не бунтовать с каждой секундой становилось всё сложнее. На отражения сильно походило, когда и сам не осознаёшь, что ты уже внутри них. Наседают на тебя видения, давят, требуют плату собой и не отпускают. Вот только из отражений, Вадим уверен, друзья помогут выйти, если сам не справится, – проверено вот только час назад, – а из «Хитрого хода» кто?

– Говорю же, сыщик, как отец, – холодно хохотнул Антон и, оттолкнувшись от стены, в два шага оказался в соседнем коридоре. – Не зря тебя для службы готовят, Вадим Андреевич. Я всё сделаю, чтоб после окончания обучения, ты пришёл ко мне в отдел. Уверен, сработаемся.

– Я будущий юрист, – возразил Вадим и, как и раньше, не поддаваясь чужим убеждениям. – Служить не собираюсь, Антон Александрович.

– Увидим после, Вадим Андреевич, – не огорчился Арадный, вернувшись к гостям с сотовым в руках. Потом весомо добавил: – И ещё, важное, Вадим Андреевич: закончи сегодня там же, где начал.

– Что? – стараясь держаться таким же бесстрастным, как и собеседник, спросил Вадим.

– Где начал, – терпеливо повторил Антон. И внезапно удивил, плавным движением руки изобразив в воздухе пологую дугу, не иначе городской пешеходный мост. – От дьяволят ноги растут.

– Или от козлов, – невесело хмыкнул в ответ Вадим.

Понял он важного собеседника, хорошо понял – набережная, ну, конечно. Антон, похоже, о ней тоже что-то знал. Вот только доверием к капитану полиции Арадному Вадим пока не проникся.

– Там мы прикроем, если что, – уверил Антон, быстро настрочив в мессенджере сообщение и с довольной ухмылкой отправив его. – И отобьём, если потребуется, и от тех, и от других.

– Я закончу, – согласился Вадим. Однако тут же придирчиво напомнил: – Прикрыть не забудьте, Антон Александрович. А то вдруг другие тоже опережать умеют.

– Говорю, же, сыщик, – ушёл от ответа Арадный, успев при этом галантно подать руку Алисе и помочь ей подняться. – Встретим вас троих по ту сторону набережной, где битые зеркала. Только не спускайтесь к реке, держитесь там, где светло. Вас подвезут.

Сыщик, как же. Другое здесь что-то кроется. Тем не менее Вадим не поддался хандре, промолчал и кивнул. Ничего не понимающему Артёму указал взглядом на дверь, и сам, застегнув молнию на куртке, первым направился к выходу. Друзья следом за ним.
Вот прямо сейчас он и развеет сомнения о приманке: либо Антон правду говорит, либо нет.

Когда дверь квартиры Арадных захлопнулась за спиной, Вадим собрался, отодвинул липкую тревогу на неизменное «после» и так внезапно остановился у самой верхней ступеньки лестницы, что Алиса, не ожидавшая этого, налетела на него и озадачилась. Перемешались эмоции на её светлом лице – глаза большие, взволнованные. Чего он хотел от неё, и сам, кажется, не знал. Да всё он знал. Шагнул ближе, заправил растрепавшуюся светлую прядь волос ей за ухо и уверенно произнёс:

– Алис, я не хотел тебя обижать. Не хотел и не должен был. Вернуть я ничего уже не могу, не могу и исправить. И всё же: я был не прав, и признаю это. Простишь меня?

Алиса недоверчиво прищурилась и, скрестив руки на груди, нахмурилась, а минуту спустя пожала плечами, залившись румянцем, и ответила:

– Прощаю, только больше никогда со мной так не разговаривай. Ты на психа похож, когда выходишь из себя. А ты, Вадим, не такой. Я точно знаю.

– А какой я? – хмыкнул Вадим, пытаясь выдавить из себя хоть подобие улыбки. Получалось пока не очень.

– Настоящий, – она бережно провела пальцами по его плечу и скользнула по руке к ладони.

– Только не молчи больше, – мягко попросил он. – Ладно?

– Не буду, – в тон ему согласилась Алиса, скромно улыбнувшись.

Выждав пару секунд, он сжал её руку в своей и двинулся вперед. Она не отставала, снова заражала его наивностью, возрождая тонкую связь, чуть напуганную нетерпением Вадима. А он и не возражал – заражался.

– Ну ты даёшь, Верес! – хмыкнул Артём, который шёл позади «неразлучной парочки», нарочито утомлённо закатив глаза. – Я помогаю Алисе. Всё такое. И только.
– Тёма, – предостерегающе протянула Алиса и, оглянувшись на брата, послала ему весьма красноречивый взгляд.

– Замолчи уже, Тёмыч, – поддержал её Вадим.

– Это понятно, – кивнул Артём, не удержавшись от смешка. – Другого ответа от тебя, Верес, не ожидал.

Снова этажи, подъезд, дверь. Прошли сквозь тоскливый двор и дальше по улицам города через изморось и пронизывающий ветер на набережную – на то же место, откуда начали. Брели молча. Вот уже и знакомый пешеходный мост остался позади. Дождь усиливался. Быстро стемнело и похолодало. Ребятам же оставалось только дождаться машину, что вот-вот подъедет и увезёт их в школу.

Под ногами хлюпали мокрые раскрошенные ступени, напитанные водой с тёмного неба. На самом мосту, который притих за спинами друзей, было светло. Ведь жёлтый свет фонарей успешно отвоевал у позднего ноябрьского вечера своё пространство над рекой. Здесь же, по ту сторону набережной, торжествовал сумрак. Чёрные стволы деревьев казались безобразными изваяниями неумелых творцов. Остатки листвы на голых ветках тягостно шуршали в тишине надвигающейся ночи и вселяли в путников только тревогу. Да и сама река была неспокойна: не дремалось ей. Она словно захлёбывалась собственными волнами. Набегала на набережную, всхлипывала, жамкала в зарослях пожухшей травы и даже заливалась на бетонный выступ, словно пыталась зацепиться за него и задержаться ненадолго, но не выходило – она срывалась и вновь сползала в необъятное русло. Хитрых людей и река, похоже, опасалась, потому быстро затихала.

Внезапно у воды раздалось звяканье, а потом хлюпнуло в бурьяне, где сегодня Вадим и сам наступил в грязь. Он вгляделся во мрак, где чавкнуло, и вслушался. И тут лязг порезал тишину, а у бетонной стены, где в темноте притаились недожаренные то ли дьяволята, то ли козлы, мелькнул блик света. В тот же миг Вадим остановился, но Артём, шедший вслед за ним, этого не заметил. Он случайно толкнул друга в спину, потом неуклюже замахал руками, в попытке не свалиться плашмя, и спихнул его с лестницы. Вадим не удержался и, ссутулившись, проехал далеко вниз, с шумом обрушив часть ветхих ступеней, а справа снова юркнул блик. И парень уже точно знал, что это – зеркало. Там, чуть дальше, есть куча ненужности из старых оставленных в забвении зеркал.

– На мост, быстро! – крикнул Вадим Артёму. – Алиску уводи!

Артём не растерялся, ухватил сестру, шедшую последней, за руку и рванул что было сил вверх по ступеням.

Зеркала – Вадим тоже с зеркалами обращаться умел. Только с собой такое не прихватил, а здесь, на набережной, они были. Секунда, он собрался и спрыгнул, но приземлился не слишком удачно – оступился – и его потянуло к земле. Уперевшись ладонями в шершавый бетон, он оттолкнулся, подскочил и рванул вперёд, не оборачиваясь.

– «Хитрый ход», говорите, – пропыхтел на бегу Вадим. – Отобьём, если что. Только вот здесь и сейчас, кто хитрый? На кого ход сделали? И где те, кто отобьют?

Пронырнув сквозь пучки бурьяна в собственный рост, он перескочил через грязь, в которой увяз днём. Очертания кучи ненужности виднелась впереди, и добраться до неё представлялось проще простого. И тут откуда ни возьмись перед его лицом из полумрака рывком прочертило остриё осколка. Вадим уклонился, подался назад, но не устоял и ухнулся на спину. Плиты мостовой неласково приняли его. Боль мгновенно пронзила поясницу и впилась в шею. И хотя он тут же прогнулся чуть вверх и упёрся руками в бетон, подняться так и не успел. Чужая нога в тяжёлом резиновом сапоге придавила ему шею – другая грудь.

Нужно было собраться, взбунтоваться и вырваться, но Вадим в первые секунды растерялся. Потом он опомнился и дёрнулся к стекляшкам, что валялись в полуметре от него. Жёстче скрёб землю, пытаясь дотянуться до колкой кучи. Ещё немного. Ещё! Старался вывернуться и освободить горло, но не позволяли. Ещё тянулся.

– Ну же! Ну! – зло прохрипел он. – Дорого же плачу вам, помогите! Давай, давай, давай же!

Всё же нащупав холодное лезвие и сграбастав его в ладонь, Вадим сжал его, замахнулся и вонзил остриём в лодыжку обидчику – сильно вдавил и тут же выдернул. Нападавший вскрикнул, давить на глотку жертве перестал и отшатнулся в сторону. Вадим обхватил шею руками и закашлялся. Потом сгруппировался, чтобы вскочить на ноги, но удар по голове сорвал последний из его планов – сорвал всё. Мгновенно рассыпалась в прах мрачность ненастного вечера, и Вадим лишился чувств.

Когда же он пришёл в себя, время для него внезапно потеряло смысл, точность и постоянство. Оно изменилось до неузнаваемости и необратимо переродилось в боль над глазом. Ему бы дотронуться до разбитого виска, но его руки выше запястий притоптали к мокрой земле кроссовками. Ему бы воды глоток. И как ответ на его безмолвные мольбы о ней, на лицо полетели крупные капли неторопливого дождя. Парень силился поймать их непослушными губами, а самого холод насквозь пробирал.

Но вот разбитую голову его за волосы грубо дёрнули назад, выгнули шею, и зрение вдруг вернулось к нему так же неожиданно, как и пропало. Над Вадимом нависали четверо в бесформенной одежде, в кожаных перчатках, в вязанных шапках-масках. Лиц нападавших он не видел, только зияющие чернотой прорези для глаз и рта. У одного из нападавших в руках блестел осколок зеркала.

Не сработал, видимо, «Хитрый ход». Или сработал, а Вадим оказался той самой приманкой, о которой так много и напыщенно распинался Антон Александрович Арадный. Похоже, взяли и подставили неопытного ещё даже не сыщика под хищных Козлов, а отбить не удосужились. Доверие, что осторожно зарождалось внутри него, там недоразвитым и осталось.

Беззвучно стало. И как раз тогда преступник замахнулся стекляшкой и вертикально направил её остриём Вадиму в грудь. Парень не принимал происходящего. Только кто ж его мнение сегодня спрашивал. Никто. Так без спроса размахнулись и ударили.

Резанула острая боль под рёбрами, и Вадим вскрикнул и дёрнулся вверх, а на выдохе обмяк.

У стены напротив него в последний раз уныло блеснул тот самый обидчивый осколок старого зеркала.

«Бьют зеркала… Зачем бьют зеркала? Зачем убивают?»

Глава 7. Ты ошибся

Сообрази Вадим с первых же секунд, что вновь попал в отражения, – а он находился именно внутри них, – то был бы куда осторожнее. Однако он разобрался в происходящем ни сразу, и потому за невнимательность мог вот-вот поплатиться.

– Кто-то собирает осколки… – шёпотом выдохнули Вадиму в затылок.
У него и без того голова распадалась на части, а тут снова надоедали с загадочными стекляшками.

– Что такое осколки? – не понимающе выдохнул он, крутанувшись на месте в почти непроницаемой темноте. – Может, объяснит хоть кто-то?

И хотя неопределённость с некими осколками раздражала и сбивала с толку, а назойливая до тошноты пульсация у левого виска не давала сосредоточиться, пристально вглядевшись в полумрак впереди, Вадим обнаружил, что перед ним лестничный марш. Он попятился и пошарил руками в потёмках, но ни во что не упёрся.

– Ну надо же, – раздосадовано пробубнил Вадим, так и не решившись сделать шаг. – Здесь нет стен. А лестница есть. Похоже, отражения снова путают. Или я просто сошёл с ума. Фрей рассказывал, что такое иногда случалось с теми, кто говорил с ними.

Когда глаза чуть привыкли ко мраку и стали различать очертания предметов вокруг, Вадим кое-что рассмотрел – просторный сумеречный холл, причудливые квадратные колонны в его центре, размытый силуэт турникета и стола рядом с ним, две низкие длинные лавочки.
Внезапно межэтажным пролётом выше померещился слабый блик света, и Вадим тотчас направился в его направлении, правда добрался туда далеко не сразу. Сначала подошвой кроссовка он осторожно нащупывал каждую очередную ступеньку и только потом поднимался. Нудный хрип из-под ног предательски выдавал его в почти непроглядном здесь, подвывал в такт шагам и тут же так странно поскуливал, будто побитый щенок. Тем не менее Вадим не отступал, и взбирался всё выше, шаря руками вокруг себя, пока не отыскались деревянные перила. Ещё шаг и ещё. Вот уже и едва видимая лестница осталась позади. Она замерла в темноте за спиной и скрипы её стихли, а юный сыщик обеспокоился, ведь впереди показалось помещение, напоминающее коридор, в конце которого из узкой щели в углу сочилось освещение.

Опасливо идти вперёд и при этом пытаться нащупать стены оказалось бессмысленной затеей – Вадим так и не дотянулся до них, хотя вполне чётко их видел. Потому остаток пути он продвигался крадучись, переступая с ноги на ногу, как по туго натянутому канату, словно боялся оступиться и свалиться. Как вдруг прямо на него из темноты вырвалась незапертая дверь, выкрашенная в белый цвет. Ни секунды не думая, он чуть пихнул её ногой и вошёл в комнату. Мутный свет, который проливался отсюда в коридор, оказался ложным. Всего лишь фонари с улицы нехотя делились им с дремлющими апартаментами, а те сквозили им во всевозможные отверстия.

Это было странное место – просторная аудитория с высоким потолком и тремя огромными окнами в деревянных рамах без занавесок, в левом дальнем углу которой жался массивный потрепанный шкаф из тёмного дерева.

– Похоже на обычный класс, только без парт и доски, – задумчиво протянул Вадим. И тут же воскликнул: – Ну конечно, и почему только сразу не догадался! Я же в своей школе, которую успешно окончил не так давно. Только она словно из прошлого века. Значит, я в отражениях. Наверное.

Пройдя ещё чуть вперёд, он добрался до одного из окон и, не дотрагиваясь до него, выглянул на улицу: знакомый двор и само здание снаружи. Всё верно, он на верхнем этаже школы, а освещение – подсветка со стен фасада. Вот только, где именно находился класс, он не понимал. Потому шагнув ближе, он упёрся ладонями в раму, а лбом в стекло, разглядывая соседние помещения. Когда же чуть сильнее надавил, послышался хруст, а из-под правой руки его по прозрачной поверхности побежала широкая трещина, разделяя её на две неравные части. И тут же появилась новая. Следом ещё одна. И ещё. Их становилось всё больше. Они оплетали стекло в хитроумный узор, мерзко шурша. Казалось, совсем немного, и рухнет оно с высоты и погребёт под собой незваного гостя. Вадим попятился, и тотчас на соседнем окне и том, что самое дальнее от двери, раздался уже знакомый хруст, дальше скрежет и звон.

– Кто-то собирает осколки, – не успокаивались у Вадима за спиной.

Броситься к выходу и немедленно покинуть класс было бы лучшим решением, но вместо этого он ссутулился и заткнул уши руками. Бьют стёкла! Кто бьёт и зачем – Вадим не понимал. Оказалось, что и зеркала на стенах, которые он не заметил, когда вошёл, тоже покрылись похожими трещинами. Чудовищная болезнь быстро расползалась и по ним. Секунда, и зеркало в человеческий рост на дверце старого шкафа, который укрылся в углу и спрятался в темноте, точно так же, как и остальные, с визгом разорвало на куски.

– Ты с отражениями разговариваешь…

– Да откуда идёт этот голос, и чей он? – возмутился Вадим и задёргал головой в стороны, пытаясь понять, что происходит.

Он озирался, а брюзжание вокруг него ни на секунду не прекращалось. И вдруг Вадиму стало трудно дышать.

– И он тоже…

Его охватила паника, и он заметался по комнате в поисках двери, но почему-то не находил её. И хотя главное желание просто жить мгновенно бросило его к ближайшему окну, заставило колотить в стекло кулаками, чтобы пробить дыру среди щелей, впустить воздух с улицы и перевести дыхание, он не справился. Ведь быстро обессилев от удушья, юный сыщик сполз по стене на пол и упёрся затылком в подоконник. Упрямые пальцы его всё силились расстегнуть верхние пуговицы на рубашке, но тут пришло горькое понимание, что на нём футболка и толстовка.

– Ты мешаешь ему…

– А отражения как же?.. – раздосадовано просипел он.
Где они, отражения, которым он так часто и так дорого платит в последнее время? Почему не предлагают помощь? Спрятались и теперь выглядывают с той стороны: «Жив ли там ещё Вадим Верес? Или всё для него уже закончилось?» Трусливые мямли, от которых слова доброго не дождаться. А как заплатить за разговор, так давай, мальчик, делись собой больше и больше. Наизнанку вывернись, но часть себя отдай. А сами? Где они, когда нужны?

Неожиданно щемящая обида взяла верх над страхом погибнуть от нехватки кислорода, и он дёрнулся вверх, кое-как поднялся на негнущиеся ноги, развернулся, замахнулся на окно рукой, ударил по нему и выкрикнул:

– Помоги мне! Впусти!

Рама вздрогнула и затряслась. И только секунды не хватило Вадиму, чтобы отшатнуться – стекло, израненное трещинами, со звоном рухнуло и погребло его под собой. Он только и успел пригнуться и закрыться руками, как за ворот ему неожиданно посыпался песок.

– Ты опасен и для него, и для его зеркала…

Простонав, Вадим упал на колени и упёрся руками в пол. Сам он и всё вокруг него должно было быть покрыто битыми стёклами, но их не нашлось. По линолеуму, разносимый ледяным ветром с улицы, еле слышно шуршал именно песок.

– Ты раскроешь все его тайны…

Глоток морозного воздуха вмиг вернул Вадиму ясное сознание. Он осмотрелся внимательнее. И вдруг заметил, как под старым шкафом что-то блеснуло. Яркая вспышка полыхнула в потёмках и погасла. Ещё одна, и ещё. А он по-прежнему вглядывался в темноту, не до конца понимая, почему разбитое стекло не навредило ему.

– Может, отражения всё-таки одумались и помогли мне, – едко хмыкнул он. – Помогли ли?..

Пару минут спустя он поднялся и, пошатываясь, поплёлся в сторону отблеска, больше не обращая внимания на нескончаемые предостережения невидимки.

– Раскопаешь прошлое… Разрушишь настоящее…

Раритетный гардероб из тёмного дерева вблизи оказался глянцевым. Похоже, прикрыли лаком его дряхлость, чтоб не так сильно старость в глаза бросалась, а она бросалась – выдавала себя горьким запахом. Вадим брезгливо поморщился, потом присел на корточки и заглянул под шкаф.

– Он не допустит… – неустанно шептали рядом. – Он избавится от тебя… Безжалостно…

Убежище оказалось ненадёжным, и, пошарив среди паутины, Вадим наткнулся на крупный осколок стекла. Вытащив находку из допотопного тайника, он покрутил её по полу. Вещица оказалась одной из тех, что нагоняли на него жуть одним своим видом – слепое зеркало в грязных разводах, потёртостях и царапинах. Тем не менее блик был? Был, и не один.

– Береги в себе себя…

Последнее, что услышал он перед тем, как незрячее стекло внезапно заговорило. Внутри него появилось отражение, но вовсе не Вадима, а незнакомого молодого человека: тонкий прямой нос, изящные черты лица, глубокие карие глаза, чёрные гладко прилизанные волосы. Этот юноша во весь рост стоял, манерно привалившись плечом к стене, у только что разбитого Вадимом окна. И так надменно смотрел на него из стеклянной бездны, что становилось не по себе. Молниеносный выпад чужака вперёд, и наружу из осколка вырвалась его рука, вмиг впившаяся в шею неопытного сыщика.

– Ты ошибся! – резанул слух властный голос из отражения, а колкие пальцы так жёстко сдавили Вадиму горло, что он захрипел. – Ты умер!

В висках застучала паника, и Вадим рванул назад, но тут же ударился затылком о шкаф. Заметавшись в попытках отбросить стекляшку, спастись от удушения и снова просто вдохнуть, он вдруг лишился чувствительности рук: они без его на то согласия впились в края стекла и вдавили остриё в его же ладони, разрезав кожу. Вадим сдавленно вскрикнул.

– Ты ошибся! – наседало отражение, продолжая душить жертву. – Ты умер!

Мгновенно задохнувшись, Вадим задёргался в стороны, но высвободиться не получалось. Настоящее разрушалось, как и стекло, разбитое им вот только что. И хотя в окно порывами ветра заносило и воздух, и хлопья снега, пробраться туда слабеющему Вадиму не было возможности. Осязаемое осыпалось перед его глазами чёрными точками, а потом расплывалось мутными пятнами.

– Ты ошибся! – требовал тот, кто расправлялся с ним одной левой рукой. – Ты умер, детка! Да, ты умер сегодня!

Силы оказались настолько неравны, что спустя ещё минуту бесполезного копошения, Вадим затих, обмяк и голова его завалилась на бок. Однако щетинистые руки не пощадили, а поползли выше по его расцарапанной шее к лицу, потом выше, чтобы закрыть ему глаза. И когда он завозился спиной по растрескавшемуся зеркалу, по-прежнему стоя у старого шкафа, то сквозь собственное глухое сипение до него донёсся крик Алисы:

– Вадим, Вадим, ты слышишь меня? Ты меня слышишь… Дыши, пожалуйста, дыши… Хочешь, кричи на меня…Сколько хочешь, кричи после. Дыши только…

Но вот голос Алисы пропал, а Вадиму только сильнее принялись драть на лице. Его же в ответ на каждое подобное касание судорожно подёргивало. Ну а после того, как его губ вдруг коснулись чьи-то чужие губы, им овладела агония – его трясло и корёжило, будто некая неудержимая сила рвалась из него наружу, но не находила выхода.
Померещилось, будто его голову потянули назад и осторожно выгнули шею чуть вверх. А потом чужие губы снова тронули его губы на этот раз в настолько пьянящем поцелуе, что к Вадиму тотчас вернулось дыхание. Ему оставалось всего-то зацепиться за реальность, да хотя бы за тот же поцелуй, и вырваться из отражения, но внезапно его так безжалостно ударили под дых, что он захлебнулся болью и отключился.

– Ты всё равно умрёшь! Скоро! Ведь я рядом, детка! Всегда!

Осколок выскользнул из рук Вадима, жадно хватающего ртом воздух, и свалился на пол, звякнув, а сам он сразу же словно ото сна очнулся. Стекло под ногами не разлетелось на части, нет, – оно осталось целым, как и тот, кто затаился внутри. Когда же взгляды их вновь встретились, незнакомец из отражения торжествующе расхохотался, вскинув подбородок.
Ну, это он зря. Вадим не выносил усмешек в свой адрес. И потому наконец переведя дыхание, он подался вперёд, поймал то и дело ускользающее равновесие и замахнулся ногой, чтобы раздавить неполноценное отражение. Только в нос ему неожиданно ударил до того резкий запах, что он закашлялся, зажмурился, ссутулился и отшатнулся к стене. А когда снова совладал с собой, его ослепил свет. Он рывком закрылся ладонями, и в ту же секунду ноги его так болезненно скрутило судорогой, что он закричал и лишился чувств.

Насколько быстро сознание вернулось к Вадиму, определить он не мог. Ведь оно играло с ним в до того необъяснимые игры, что сколько бы он ни цеплялся за глухие, будто через толстый слой ваты, голоса вокруг и за размытые лица знакомых людей, выбраться из отражений раз за разом не получалось. А он именно в отражениях – сомнений не было. Где ещё его может так ломать и выворачивать наизнанку, как не в них. Вернее, при выходе из них.

Вот же Алиса над ним, а это Артём. Тут и Павел Петрович нависает, и доктор Григ, который уж точно поможет. Только почему-то в упорной борьбе с мучительными судорогами он снова и снова проигрывал. Он, конечно, вырывался из беспамятства туда, где его называли по имени, где Алиса прикладывала к его лбу холод, но ненадолго – потом его снова и снова утаскивало в забытье.

Прояснилось всё постепенно. Сначала дыхание выровнялось, после только ломать перестало и внутри, и снаружи. Спазмы, которые скручивали ноги, прошли. И звуки вернулись, и запахи, и цвета. Вадим открыл глаза, поморгал с полминуты. И самым первым различил над собой школьного доктора. Смотрел на него Григ и до того натянуто улыбался, что кроме тревоги Вадим не чувствовал ничего.

– Молодец, Вадим, ты всё выдержал – отпустили тебя. И мы молодцы. Мы вытащили, – на одном дыхании выпалил Григ и присел на кровать рядом с ним. – Ты вернулся, ты справился. Но если бы ты только знал, как ты нас всех напугал.

Глава 8. Сыщик
Мало того, что дышать Вадиму было больно и хрипло, говорить трудно, а глаза продрало в слёзы от острого запаха нашатыря, так ещё осознавать, что находишься в школе, которую пару лет назад закончил, и наведываться сюда в ближайшее время не планировал вовсе, да ещё и в кабинете директора Павла Петровича Фрея – это вообще полное помешательство. Всё в горящей от боли голове юного сыщика перепуталось: город, набережная, нападение неизвестных в вязаных шапках с зияющими чернотой прорезями, странная комната с отражением человека внутри зеркального осколка. И ещё здесь оказалось очень холодно, потому что распахнутые в ночь окна впускали внутрь комнаты ледяной воздух и мелкие снежинки.

За директорским столом сидел Артём. Друг был ещё бледнее, чем в доме Антона Арадного, где недавно нашли Кирилла. Он тарабанил крепко сжаты кулаком по столешнице, невидяще пялясь вперёд, и молчал. У окна сам Фрей и Григ о чём-то тихо переговаривались между собой. Вадим видел их всех достаточно хорошо. Даже несмотря на то, что неудобно лежал на диване, не в силах пошевелиться и распрямиться из нелепой позы, в которую вернулся из отражений, в полноценного человека.
– Давай, Вадим, выпей это, – внезапно нависнув над ним, проговорил Григ, держа в руках стакан воды, и осторожно приподнял ему голову. – Сейчас отпустит тебя. То есть отпустят.

Чтобы разлепить губы и утолить жажду, Вадиму пришлось приложить немало усилий, и, как выяснилось, зря. Ведь оказалось, что он в одночасье разучился глотать, но так как сдаваться без борьбы было не в его правилах, он упрямо прорывался сквозь «не могу», пусть и давясь.

И тут рывком его подняли, – не спросили, может, не может, – просто взяли и дёрнули вверх, усадили, прижали спиной к мягкой спинке дивана и поддерживали за плечи, чтоб не свалился. Вадим же клонился к пузатому кожаному подлокотнику, чтобы снова просто лечь и забыться – не пускали. Он сутулился, закрывался от света дрожащими руками, гнулся к коленям и стонал. Голова вскипала, горели кисти рук, шея, грудь и живот. При этом он хорошо помнил и то, что случилось с ним в реальности ещё в городе, – набережная и нападение неизвестных, – и события в отражении. Особенно в деталях он запомнил того, кто пытался задушить его из осколка зеркала одной левой.

– Что такое «осколки»? – с трудом выдавил Вадим, наконец подняв голову и взглянув на Фрея.

Павел Петрович состроил мрачную гримасу. Для своих сорока двух лет он выглядел весьма достойно. Чем часто вызывал нескрываемый интерес у женщин. Ещё бы, подтянутый и ухоженный. Одна только классическая прическа британка и с аккуратным боковым пробором, и с лёгким беспорядком на голове одновременно, чего стоила. И это при его то практически чёрных волосах, идеально сочетаясь с тёмно-карими глазами. К тому же невероятно опрятный. Вадим даже не мог припомнить, когда видел его в чём-то отличным от идеально выглаженной рубашки и брюк. Да ещё и директор школы с углубленным изучением права. Сейчас, к слову, Фрей выглядел непривычно неряшливо и растрёпано, чем сбивал Вадима с толку. К тому же он стоял, скрестив руки на груди и молчал. При этом, подпирая спиной пластиковый подоконник, он так напряжённо смотрел только на Вадима, что неприятный холодок по спине пробегал от липкого предчувствия скорой беды.

– Осколки, – тяжело выдохнул Фрей и многозначительно переглянулся с доктором, который набирал в шприц лекарство, стоя у стола рядом с Артёмом. Фрей повернулся к Вадиму и продолжил: – Это осколки слепого зеркала Романа Рихова.

Легче юному сыщику от подобного туманного ответа не стало, понятнее тоже. Зато Григ тут же оказался рядом, вывернул ему руку, протёр мокрым ватным диском кожу и без предупреждения уколол. Почти обессилевший пациент тотчас дёрнулся назад, но отступать оказалось некуда, потому он лишь беспомощно давил затылком в спинку дивана, зажмурившись, чтоб не видеть, как протыкают вену. Григ в секунду вернул его руку на место, похлопал его по щеке и поинтересовался:

– Нормально всё, Вадим?

Верес-младший в ответ кивнул. Нормально, да, но только не у Вадима. Он вообще далёк от «нормально» по жизни, а сегодня особенно.

Комната вмиг расплылась в радужных кругах, а пару секунд спустя проявилась со всей резкостью красок и запахов. Чего вкололи ему такого, что мир по кругу понёсся и тут же остановился, не понимал – снотворное может или успокоительное средство. Так он и не нервничал сейчас. От чего успокаивать? Григ принялся уговаривать выпить ещё воды, но Вадим больше не хотел. Покой ему нужен был и ответы.

– Что это значит, осколки зеркала Рихова? – недовольно просипел он, отпихивая прочь ладонь доктора.

Дотронуться подрагивающими пальцами до левой брови, вышло полнейшей глупостью, Вадим вздрогнул и шикнул. Когда же он осторожно нащупал ссадину и припухлость, ко лбу его тут же приложили холод. Он вскипел и захотел оттолкнуть наглеца, который вот так запросто нарушил границы его личного пространства, но не сделал этого. С облегчением выдохнул и прикрыл глаза. Это всё Алиса заботилась о нём, ну конечно. Она ведь всё это время просто сидела рядом, а теперь прижимала пакет со льдом к его виску. И хотя сейчас не плакала, её невероятно уставшие и припухшие глаза говорили об обратном – точно ревела.
А вдруг это именно она его поцеловала, когда он окончательно потерялся в отражении и ему почудились трепетные губы на его собственных?
Если уж честно, Вадим сам всё никак не мог отважиться на поцелуй с Алисой, хотя подобная мысль посещала его не раз. Особенно в последнее время, когда она неприкрыто намекала на симпатию к нему. А он что? Он тоже к ней тянулся, чего уж скрывать. Вот только он слишком много раздумывал, – нужно ему или не нужно, – даже несмотря на то, что и сам был к ней весьма неравнодушен.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/oksana-odrina/slepye-otrazheniya-56098255/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.