Главная страница | Юмор и сатира | Челябинск. Любимых не выбирают

Челябинск. Любимых не выбирают
Роман Грачев
Эта книга – не энциклопедия и не путеводитель. Это сборник коротких историй и заметок о Челябинске и его жителях. Истории смешные, легкомысленные, серьезные и местами даже грустные, но их объединяют сопричастность и неравнодушие авторов – как профессиональных журналистов и писателей, так и простых горожан. Прогуляйтесь вместе с ними по Челябинску, посмотрите на город другими глазами. Возможно, вы узнаете о нем что-то новое.Издание второе, дополненное и расширенное. Книга содержит нецензурную брань.

Челябинск. Любимых не выбирают

Роман Грачев

Дизайнер обложки Роман Грачев
Фото обложки Дмитрий Островский
Редактор, автор-составитель Роман Грачев

© Роман Грачев, 2023
© Роман Грачев, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0050-9904-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Nota bene 2022
Первое издание настоящего альманаха в электронном формате увидело свет в декабре 2019 года. Книга была небольшого объема и по сути являлась пробным шаром. Я хотел понять, примет ли ее аудитория, вызовет ли она интерес, тронет ли сердца «суровых» южноуральцев. Никогда ведь не знаешь, как слово твое отзовется. Если проводить параллели с кино, то порой случается так, что многомиллионный блокбастер с треском проваливается в прокате, а малобюджетная постановка срывает жирный куш.
Выяснилось, что беспокоился я зря – нас оценили. Внимание к книге со стороны СМИ, теплый прием читателями и критиками убедили меня и моих соавторов в том, что следует продолжить работу в этом направлении.
Итак, перед вами – второе издание, дополненное и расширенное. Чтобы не вводить вас в заблуждение, поясню, что это не «сиквел». Просто к тем историям, что были опубликованы ранее и, возможно, вам уже знакомы, добавилось несколько десятков новых. Надеюсь, они вам понравятся. А тем, кто только сейчас знакомится с нашей работой, могу сказать лишь одно: добро пожаловать на «родину красных труселей»! Не исключено, что таким Челябинск вы еще не видели.

    Роман Грачев

ПРЕДИСЛОВИЕ

Кто я такой?
Дорогой читатель! Если вы только задумываетесь о приобретении этой книги, прочтите сначала предисловие, дабы избежать ошибки. Это не займет много времени. Полистайте, подумайте и уж затем принимайте решение.
Итак, первый вопрос, который может у вас возникнуть: ты, мил человек, кто такой, чтобы предлагать еще один рассказ о Челябинске, коих и так хватает? Ты почетный гражданин? Вколачивал первый камень в основание тракторного завода? Был свидетелем пуска первого прокатного стана металлургического? Неужели прямой потомок Селембая?
Четырежды нет. Давайте я немного расскажу о себе.
Меня зовут Роман Грачев. Если вам интересно, настоящее ли это имя, то я, пожалуй, воздержусь от объяснений. Отмечу лишь, что под этим именем я живу и работаю добрую половину своей жизни, так что имею полное право считать его своим.
Родился я в 1973 году в Челябинске. Писать начал еще в первых классах школы, свидетельством чему служит письмо из редакции «Пионерской правды» с рецензией на какую-то мою раннюю повесть про говорящего кота. Если бы не сей чудный документ, я бы до сих пор сомневался, что это случилось.
Первый большой роман написал в восьмом классе. Он был ужасен.
После службы стало получаться лучше, но все равно настолько плохо, что перечитывать свои ранние труды я не решусь.
Параллельно литературе занимался музыкой. Выпустил два альбома на кассетах и дисках. Покатался с концертами, поиграл в радиоприемниках, помелькал в телевизорах.
В 1998 году пришел в газетную журналистику. Пару лет мои прикладные тексты, лишенные всяческой индивидуальности, служили упаковкой для рыбы и помогали пионерам выполнять план по сдаче макулатуры.
В начале нового века занесло на радио. За шестнадцать лет прошел четыре радиостанции – «Олимп», «Авторадио», «Наше радио» и «Радио Комсомольская правда». Вел информационные, развлекательные, тематические программы, брал интервью, делал ток-шоу и занимался миллионом других вещей.
Пытался заочно окончить Челябинский государственный университет (факультет журналистики, поступил в 1999 году), однако в силу возраста, профессиональной загруженности и больших сомнений в способности писать конспекты покинул его незадолго до финиша.
В 2004-м подписал первый контракт на издание и экранизацию своей книги – это был роман «Молчи и танцуй», посвященный шоу-бизнесу. По не зависящим от меня причинам проект не был реализован. Впрочем, я продолжал докучать издателям, и в 2009 году на АСТ вышла бумажная трилогия «Экстрасенс». Кажется, остатки еще можно найти на «Озоне».
К настоящему моменту мною издано двадцать книг: детективы, триллеры, мистика, один любовный роман, одна социальная утопия, один новогодний фарс и даже мемуары. Их можно купить во всех электронных магазинах мира.
Как говорил персонаж Вина Дизеля в фильме «Лысый нянька», полагаю, что имеющийся у меня опыт позволяет мне надеяться на ваше доверие. Особенно если я добавлю, что до сих пор нахожусь в Челябинске, пережил вместе с ним много разных событий и врос в него корнями. Более того, я не собираюсь никуда отсюда уезжать.
Вы спросите: почему?
Я отвечу.

Почему мы все еще здесь?
Дело было летом 2003 года. Москва, Орехово-Борисово. Глубокая ночь. Сижу на кухне у Кати Михайловой. Мы пьем горилку, едим салаты, разговариваем.
Я в Москве впервые в своем зрелом возрасте. В последний раз был только шестилетним, проездом по дороге во Львов, и почти ничего не помню. Сижу теперь совершенно обалдевший, переполненный впечатлениями и мыслями. Смеюсь, вспоминая, как в метро на площади трех вокзалов таращился на редких утренних пассажиров: «Настоящие живые москвичи! Ущипните меня!»
Катя Михайлова – первый диджей челябинского радио «Олимп». Рядом с ней я когда-то и сам делал первые шаги в информационном радиовещании (и ей же, к слову, обязан своим вторым именем). Отработав на «Олимпе» два года, Катя решила приподнять профессиональную планку. И вот она в Москве, на «Шансоне», а я у нее в гостях на съемной квартире в районе метро «Красногвардейская». Катя – умница, красавица и талант, у нее впереди большое будущее.
Сидим и пьем. Я больше слушаю, чем говорю. Где-то ближе к финалу бутылки Катя предлагает: «Слушай, Ромыч, сделай демо-кассету. Я своим покажу. Ты ж классный новостник, наверняка найдешь себя здесь».
У меня, разумеется, глаза что ваши блюдца. Думаю: почему бы и нет? Я ведь еще молодой, способный, многообещающий, полный энтузиазма. Город, правда, слишком безумный для меня («мы больше не в Канзасе, детка»), но разве не о звездной карьере мечтал я всю свою сознательную жизнь?
На следующий день, когда горилка в организме закончилась, я засомневался: «Стоп. Дома жена молодая, квартира новая, в которой ремонт еще не доделали, друзья, работа, родители. Вот так взять и все бросить? Ну, не знаю».
В общем, я не решился. Тем жарким и бурным летом 2003 года я спустил тему на тормозах… а потом неоднократно задавался вопросом: правильно ли я поступил? Может, стоило рискнуть?
Ответ со временем нашелся сам.
Дело не в отсутствии честолюбия – его хоть кастрюлями ешь. Просто на чужбине меня психологически хватает максимум на три-четыре дня, а дальше «Штирлица неудержимо рвет на родину». Это я проверял многократно в той же Москве, в других городах и даже в сотне километров от Челябинска на любимой базе отдыха на Увильдах. Не высыпаюсь я на чужих кроватях, не могу долго гулять по чужим улицам. Определяю по шуму и запаху – я не дома. И тоска сжимает сердце.
Кто-то скажет: «Ерунда! Везде можно пустить корни».
Отчасти соглашусь. Порой даже с гостиничным номером, в котором провел несколько дней, бывает жалко расставаться. Однако все же предложу другое объяснение.
Это любовь, братцы.

Почему это следует читать?
Книга, с которой вы знакомитесь, – не энциклопедия, не справочник и не путеводитель. Вы не найдете здесь экскурсов в историю и рефератов по архитектуре, этнографии и социологии (за небольшими исключениями). В Челябинске издано множество хороших книг известных и уважаемых авторов, и мне к ним совершенно нечего добавить. В конце концов, есть Википедия, в которой можно отыскать любой фактологический материал.
Эта книга – сборник лирических рассказов, заметок, баек, наблюдений и субъективных размышлений о городе и его жителях. Калейдоскоп коротких историй, смешных и грустных, познавательных и развлекательных, серьезных и легкомысленных. Словом, разных. Но их объединяют сопричастность и неравнодушие. Порой – на грани отчаяния.
Наши отношения с Челябинском иногда напоминают соседство с психически нездоровым родственником, по которому врачи не дают никаких прогнозов. «Поживите, понаблюдайте, а там решим. Давайте ему вовремя лекарства, регулярно выгуливайте на свежем воздухе, включайте Моцарта и беседуйте о живописи. В случае обострений вызывайте санитаров». Ты выполняешь все предписания, старательно и беззаветно ухаживаешь, твой подопечный подает робкие надежды на улучшение, приходит в себя, узнает маму с папой и исправно посещает туалет… и вдруг – хрясь тарелкой об стену! Или кучу на полу навалит. Вечерами сидишь у кровати безнадежного больного, пускающего пузыри, и думаешь: «Сил больше нет. Сдам в пансионат к чертовой матери». А потом, сжав волю в кулак, идешь варить кашку.
Эта книга написана теми, кто верит и будет биться за родного психа до конца.
Авторство большинства текстов, если не указано иное, по умолчанию принадлежит мне. Остальные были любезно предоставлены как профессиональными, так и самодеятельными авторами – такими же обычными горожанами, что и ваш покорный слуга. В сборник также вошли фрагменты коротких бесед с абсолютно незнакомыми людьми, встреченными на улице. В этих случайных встречах и словах, брошенных на бегу и в суете, заключена вся суть непростых взаимоотношений Челябинска и его обитателей.
Все мы хотим посмотреть на город другими глазами, увидеть в нем то, чего раньше почему-то не замечали, а если и замечали, то не придавали значения.
Предвосхищая возможные вопросы о названии книги, отмечу, что, во-первых, никогда не верил в пафос вроде «Челябинск, ты моя любовь!» и ему подобный. Плакатный восторг – не моя тема. Во-вторых, на фоне ежедневной чернухи в СМИ и социальных сетях выпуск глянцевой книжной агитки с улыбкой до ушей попахивал бы лицемерием. Да, раз в год Мы и Город объявляем перемирие: празднуем день его рождения, гуляем по паркам и скверам, отдыхаем на концертах и фестивалях, веселимся на дискотеках и наслаждаемся фейерверком. Но на следующий день выходим в паблик – и пошла чесать губерния.
Таким образом, название книги представляется мне честным. Возможно, Челябинск действительно не самое лучшее место на земле, но мы его любим.
Любовь – штука иррациональная. И любимых не выбирают.
Погнали?
Нет, стоп, еще пара минут.

Рахмат!
Хочу поблагодарить челябинцев, принявших непосредственное участие в работе над проектом либо оказавших ему моральную и информационную поддержку. Без них всё было бы иначе.
Итак, свои тексты предоставили: Владимир Тросман, Александр Олексюк, Роман Грибанов, Юрий Латышев, Макс Бодягин, Артем Краснов, Дмитрий Моргулес, Елена Казакова, Лев Владов, Дарья Калинкина, Сергей Зверев, Олег Чернышев, Владимир Коновалов, Любовь Стычкина, Наталья Рахматуллаева, Герман Надеждин, Галина Ярославцева, Владимир Валиулин, Георгий Фризен, Андрей Важенин, Оксана Март, Ирина Шукшина, Андрей Абрамов, Наташа Хомякова и Диана Гайнулина.
Отмечу, что авторов, приславших свои тексты, было гораздо больше, и почти все их работы были опубликованы на страницах проекта в соцсетях. Большое вам спасибо за творческое участие!
Благодарю Дмитрия Островского за фотографию, использованную в качестве обложки. Дима, твой импровизированный цикл «Ночной Челябинск» покорил не только мое сердце.
Спасибо издателю Марине Волковой, журналистке Наталье Малышкиной и радио «Вести Южный Урал» за внимание к проекту.
Мое почтение Александру Дыбину и изданию Znak.com за то, что заметили и проявили участие.
Отдельный респект Олегу Извекову за песню «Перекрестки юности», которую я с удовольствием вставил бы в книгу, будь у меня соответствующие технические возможности.
Вот теперь – поехали!

НАЧАЛО

Что в имени тебе?
– Ты откуда?
– Из Челябинска.
– А, понятно. Сочувствую…
Впервые о звучании имени нашего города я задумался в детстве после фильма «Старший сын». Вы наверняка помните финальную сцену, где героя Николая Караченцова разоблачают и он признается, что никакой не отпрыск Сарафанова, в Чернигове никогда не был, учится в местном институте, а мать у него вообще «в Челябинске живет». Все гогочут.
По смыслу выходило, что ни разу не Уолл-стрит, а Пьедмон, штат Северная Дакота, подмышка мира, и «если скажешь кому-нибудь, я тебя убью».
Мы привыкли к имени города и не задумываемся, как его воспринимают иногородние. Смею предположить, что для многих «Челябинск» – явление того же порядка, что и «Урюпинск» (жители последнего, очевидно, смирились с навязанным извне титулом дремучей провинции и даже научились обращать это в свою пользу). Тюркское ли происхождение тому виной, наш ли смешной уральский говорок или отсутствие в городе метрополитена – пусть с этим разбираются специалисты. Я о другом.
Мы часто задаемся вопросом, почему, например, соседний Екатеринбург, до которого ехать пару часов на машине, гораздо заметнее на различных картах страны – культурной, экономической, политической и каких угодно других, – чем его южный брат? Что у нас с рожами, которые почему-то не вышли? Ведь всё вроде есть – заводы, дворцы, театры, музеи, университеты, большой спорт, культура, умные и трудолюбивые люди. Что, черт возьми, не так?!
Хотите услышать мою версию?
Потому что у них «бург», а у нас какая-то «челябь». Будто портки подтянули и сопли по щекам размазали. Звучание – это важно.

Владимир Тросман. Граненый Челябинск (фрагмент)
Происхождение названия – загадка. Наиболее распространенной является гипотеза, выдвинутая профессором Турбиным. Когда крепости не существовало, на месте будущего Челябинска располагался бор с башкирским названием Селеби.
С другой стороны, Челеби – турецкий культурный термин, который употреблялся в литературном османском языке вплоть до XVIII века в качестве титула или звания владетельных особ, высшего духовенства. То есть прямо указывал на благородное происхождение. Некоторые европейские авторы XVI века утверждают, что «челеби» в то время употреблялось в том же значении, что и испанское «don», французское «monsieur», итальянское «signor», английское «mister».
Идем дальше.
Челубей – персонаж «Сказания о Мамаевом побоище», согласно которому тюркский богатырь из войска Мамая перед началом Куликовской битвы сражался с иноком Пересветом и оба поединщика погибли в бою, одновременно пронзив друг друга копьями.
Челядь (ед. челядин) – зависимое население в Древней Руси, Речи Посполитой и Российском государстве. Также челядью могли быть родственники или друзья хозяина, которые не имели дома и денег и жили за его счёт.
Есть еще прозвище «Желяба», идущее от нарицательного «желоб». Созвучное желобу слово «жлоб» было синонимом термина «работяга» от английского job – работа.
Челобитная – в России до начала XVIII века индивидуальное или коллективное письменное прошение, при котором «челом били».
Итак, свое имя в значении лица благородного происхождения город взял от тюркской стороны. Позднее в русифицированной версии Челябинск приобрел созвучность с «челядином» и «челобитной». В имя закралась подневольность, зависимость, а стараниями британской короны еще и жлобость – в смысле работяжничества. Таким образом, встав на границе двух континентов, город, как желоб, соединил Европу и Азию, оставаясь подневольным работягой (жлобом) для первой, но доном (или моншером) для второй. Поэтому в русской транскрипции Челябинск должен читаться как Сударинск.
А еще Википедия сообщает, что канал – есть искусственное русло, сосуд, пространство внутри трубы. Или способ добиться чего-нибудь, а может, и вовсе линия связи. Канал близок к желобу, как каналья ко жлобу, но представляет собой вход и выход одновременно. Значит, ни разу не тупик, а врата.
На самом дальнем пределе можем допустить, что Челябинск – это некто, приставленный к Вратам.
Привратник. Страж благородного происхождения.


Стела на въезде в город. Фото: интернет

Историческая справка. Привет от коммуниста Рындина
В сентябре 1936 года видный южноуральский революционер, первый секретарь Челябинского областного и городского комитетов Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) Кузьма Рындин написал главе государства письмо следующего содержания:
«Тов. Сталин! Прошу Вашего указания по следующему вопросу. В течение последних полутора лет перед областными организациями ставится вопрос о переименовании города Челябинска. Это предложение высказывалось и отдельными товарищами, и на пленуме областного комитета партии, и на собраниях городского партийного актива.
«Челябинск» в переводе на русский язык означает «яма». Поэтому часто при разговорах слово «челяба» употребляется как что-то отрицательное, отсталое. Название города давно уже устарело, оно не соответствует его внутреннему содержанию.
Город за годы революции, и в особенности за годы пятилеток, коренным образом изменился. Из старого казацко-купеческого городишка превратился в крупнейший индустриальный центр.
Вот почему старое название города не соответствует сегодняшнему действительному положению. Потому мы просим Вас разрешить нам переименовать город Челябинск в город Кагановичград…
С коммунистическим приветом РЫНДИН
19.IХ.36».
Резолюция была короткой: «Против. Сталин».
Рындину, как и многим тысячам государственных и партийных деятелей тех лет, не повезло. Через год он был арестован, а еще через год – расстрелян как враг народа. По иронии судьбы, партийными чистками на Южном Урале активно занимался именно Лазарь Каганович.


Бюст Сталина, найденный в Кусе. Фото: интернет

Комплименты, комплименты
Нравится нам это или нет, но комплекс провинциальности у потомков всех этих «донов/челядинов/жлобов» (и несостоявшихся «кагановичградцев», раз уж на то пошло) – в крови. Особенно ярко он проявляется в попытках напроситься на комплименты от приезжих селебрити.
За годы карьеры на радио мне доводилось общаться со звездами поп-музыки, кино, театра. Интервью, репортажи, совместные программы, полный набор удовольствий. В самом первом интервью – кажется, это был рок-музыкант Сергей Чиграков, он же Чиж, – я, дрожа от волнения, задал вопрос: «Как вам Челябинск?».
Лицо Сергея надо было видеть. В нем отразилась вся никчемность моего любопытства. У человека тур по стране, десятки городов, переезды, гостиничные номера, настройка звука, концерты и банкеты по их окончании. «Да, конечно, – как бы говорили честные глаза артиста, – спроси еще раз, мне очень хочется рассказать тебе, как прекрасен Челябинск в серой утренней дымке».
С тех пор я не спрашиваю у них о впечатлениях и, более того, мысленно съеживаюсь, когда подобные вопросы задают мои коллеги. Мной овладевает так называемый «испанский стыд». Я вижу, как гости пытаются выкрутиться: «Вы знаете, у меня такой плотный график, я весь день в машине. Может, вечером прогуляюсь», – и мне неловко.
Никогда не вынуждайте людей говорить, если им не хочется, иначе напроситесь. Некоторые наши мэтры, изъездившие страну вдоль и поперек, довольно охотно высказываются о состоянии российской глубинки, и ничего комплиментарного в их речах нет. Город наш сер и уныл, народ инертен, мировую славу метеорита никак не монетизировал.
Оно вам надо – слышать это в миллионный раз?
Впрочем, бывают и исключения. До сих пор с улыбкой вспоминаю забавных чернокожих ребят, которых к нам привезли на празднование Дня города в 2001 году под видом легендарной группы «Boney M» (мы же люди темные, нам любых африканцев дай – всё легенды диско). Вот им у нас точно понравилось, аж визжали от восторга. Так и отплясали задорно концерт на стадионе – в грязи и под дождем.
На другом приятном эпизоде остановлюсь подробнее.

Юлианыч и взгляд из другого окна
Осенью того же 2001 года к нам с концертом приехала группа «ДДТ». Выступали во дворце спорта «Юность», поэтому поселили их поближе, в тогда еще простенькой гостинице «Малахит». Шевчук и компания – ребята скромные, неприхотливые, президентских люксов не заказывали. Да и не было у нас таких апартаментов в начале века.
Мне мое радийное руководство всучило кассетный диктофон, древний микрофон на жердочке (ветераны челябинской теле- и радиожурналистики должны помнить эту забавную штуковину, похожую на селфи-палку) и отправило в гостиницу интервью у Шевчука брать.
Я не так чтобы сильно струхнул. «ДДТ» любил и люблю, все их виниловые пластинки скупил, за словом в карман не полезу. Но это все-таки целый Шевчук, кумир юности туманной. Еду в такси вместе с нашим редактором и репетирую произношение имени-отчества: Юрьюли… Юрюилиа… Юрили… тьфу, блин… Юрий… Юлианович! Вот!
(Сказал бы кто, что через несколько лет в разговоре с президентом он, не парясь, представится просто «Юра, музыкант»).
Интервью получилось душевным и довольно простым. До гражданских информационных войн в стране было далеко, население еще не разбилось на лагеря и колонны, так что говорили мы о музыке, о поэзии, о жизни. Детали приводить не буду – почти не помню, а записей не осталось. В памяти задержалось лишь несколько ярких моментов встречи.
Юлианыч спускается за нами в вестибюль гостиницы в шлепанцах и с полотенцем на плече. Приглашает в номер, предлагает чаю и извиняется, что в таком нелепом виде – только что из душа, отсыпался после переезда. Номер крохотный, не больше моей комнаты в детстве. Хозяин усаживает нас на небрежно заправленную кровать, сам опускается на табуретку, закуривает и великодушно позволяет нам терзать его вопросами. Когда вскипает чайник, он прерывается, подходит к столу, суетится с пакетиками и стаканами. Глядя в окно, говорит:
– Красиво тут у вас. Вид хороший, родной, как в Питере…
Я из любопытства тоже взглянул – что он там нашел красивого. И увидел: гладь реки, набережные, колоннады кинотеатра «Родина» и концертного зала Прокофьева, еще не убитая новоделом историческая улица Труда.
«Черт побери, – подумал я, – а ведь и правда! Стоит всего лишь посмотреть из другого окна».
Живешь тут всю жизнь и ничего не видишь.


Кировский мост и зал филармонии. Фото: интернет

ДОЛГАЯ ПРОГУЛКА

Аптека, улица, фонарь
Чтобы увидеть, узнать и почувствовать город, его нужно потоптать ногами. И не на коротких дистанциях от машины до офиса и обратно, а часами и километрами. Нужно выйти утром из дома, взяв с собой термос с горячим чаем или кофе, и направить стопы куда глаза глядят. Ни в коем случае не планировать маршрут заранее, не брать карту и не пользоваться навигатором. Просто идти. Кстати, даже и термос с собой лучше не брать. Пользуйтесь тем, что может предложить город – всеми этими кафе, павильонами, киосками быстрого питания. Насладитесь спонтанностью решений, случайностью поворотов, непредсказуемостью улиц. Загляните в чужие дворы и незнакомые кварталы, посидите на скамейке у памятника непонятно кому, поглазейте на дворника, уныло метущего листву, которую тут же раздувает ветер. Прокатитесь пару остановок на трамвае или автобусе по незнакомому маршруту. Послушайте шум, почувствуйте ритм, вдохните полной грудью этот чарующий аромат Коксохима… (Шутка).
Так гуляют гости, приехавшие в город впервые. Если нет важных дел, но вдоволь времени, они выходят на улицу – и просто идут. Возможно, они чувствуют себя тараканами, исследующими соседскую кухню.
Гуляя по нашему городу пешком, вы быстро поймете две очевидные вещи.
Первая: у Челябинска, к сожалению, не очень четко просматривается лицо. Если начать с окраин или спальных районов, вы легко заблудитесь в одноликих кварталах пяти- или десятиэтажек. Чистый двор, регулярно «опыляемый» пчелками-дворниками, сменяется грязным и заброшенным, где таких пчелок давно не видели; дальше следует овраг, за ним пустырь, потом снова чистый и ухоженный анклав, затем магазин «Пятерочка», овощной ларек, пустырь, канава, школа… и сразу за углом – широкий и шумный проспект, где один сплошной асфальт и сотни витрин.
Аптека, улица, фонарь…
Лица окраин почти всех российских городов, будь то промышленно-культурный миллионник или районный центр с одной библиотекой, похожи друг на друга. Спасибо плановой экономике наших дедов и отцов.
Некие осмысленные черты можно увидеть в центре, в том числе в исторической его части. Мой с детства любимый вид на город – со Свердловского проспекта на набережную с Краеведческим музеем, дворцом спорта «Юность» и Кировским мостом. Это вид для туристической открытки. Фасад. Гостеприимная улыбка хозяина.
Однако возрастная «пластическая хирургия» беспощадна. С камнем минувших эпох соседствуют современные стекло и бетон. Одноэтажный дореволюционный Челябинск жмется к бизнес-небоскребам. Нет единого архитектурного ансамбля. Облик Челябинска напоминает абстрактный портрет председателя Николса из «Клуба самоубийц».
Вторая очевидная вещь: пешие прогулки по нашему городу – физически непростое испытание. Челябинск заточен под автомобилистов. Так было не всегда, но теперь это данность, с которой сложно мириться тем, у кого нет личной железной повозки. Развязки и эстакады, призванные облегчить автомобилистам перемещение из района в район, сделали пешие прогулки по главным гостевым магистралям практически невозможными. В районе Торгового центра, например, безостановочное движение машин вынуждает пешеходов спускаться под мост, однако переходами мало кто пользуется – люди предпочитают пересекать узел «Братьев Кашириных/Свердловский проспект» по верху, рискуя быть снесенными потоком. Проход от цирка до Площади Павших и вовсе непреодолим – приходится пилить до Труда. Тротуары повсюду сужены или отсутствуют, прерываются парковками, пересекаются канавами и буераками. И так практически повсеместно.
Долгая прогулка по Челябинску – это квест. Полоса препятствий. Причем далеко не везде вам будет предложено передохнуть на скамейке под тенистым деревом.
А еще в городе слишком много ограждений.
«Гражданина, ты туда не ходи, ты сюда ходи»…


Вид на центр. Фото: РГ

Лев Владов. Страна заборов
Где-то я читал, что чем более развито общество, тем меньше в нём ограждений.
В цивилизованном обществе нет тупых проблем типа парковки на тротуаре. Люди просто не паркуются на тротуаре, потому что это неэтично по отношению к другим. Уважение к другим появляется, когда человек начинает уважать себя – он не делает того, чего бы не хотел получить по отношению к себе.
По факту, все заборы появляются из-за нескольких процентов людей, нарушающих какие-то законы. Впрочем, как и замки в дверях или сигнализации в автомобилях. Ведь в мире есть места, где люди не запирают дома и не закрывают автомобили. Развитые общества существуют, и разумные люди стремятся в них оказаться.
Количество заборов можно считать индикатором здоровья общества. Россия сегодня болеет – с каждым годом разного рода ограждений становится только больше. Вдумайтесь: за последние несколько лет появились обязательные стандарты на озаборивание школ, автостанций, вокзалов, всех уличных перекрёстков! Россияне ежедневно уже видят больше квадратных метров заборов, чем озеленения. Это разрушительно влияет на психику людей.
Я иду по городу, смотрю – полиция за забором, университет за забором, суд за забором, больница за забором. Даже Правительство области за забором! Да что с вами? От чего вы закрываетесь?

Александр Олексюк. Банановые республики
Заметил одну дурацкую тенденцию: во дворах простых панельных саркофагов с поразительной прытью растут частоколы изгородей. Иногда это принимает карикатурные формы: двор дробится на фрагменты, как на маленькие банановые республики, каждая из которых стремится огородиться от соседей. Если смотреть на такой дворик сверху, то он будет напоминать лабиринт из металлоконструкций, ворот и шлагбаумов, по которому бродят грустные, угрюмые люди.
Был однажды у друзей, те рассказывали, как женщина из дома напротив кричала белугой: «Ваши собаки забредают на нашу часть двора и там гадят!». Быть забору, подумалось тогда. И действительно – вот он, красавец, стоит, не пройти и не проехать. Петляешь, как лабораторная мышь, хочешь найти выезд, но повсюду наталкиваешься на заборы и ворота.
В другом дворе искали нужный дом. Заблудились. Тут забор, там забор, пришлось ехать в объезд по разбитой дороге и заезжать в квартал с тыла. Вроде нашли нужный адрес. Во дворе спрашиваю у грузного мужчины в трико: «Скажите, а зачем вам забор? А если, не дай Бог, пожар или скорую кто-то вызовет, как проехать?» – «Для безопасности забор нужен», – важно сказал мужчина в трико, забираясь в большой, тяжелый Land Cruiser.
Ну, насчет безопасности могу поспорить: морды бьют друг другу все больше у баров, а пускают в ход ножи зачастую на пьяных кухнях, по ту сторону забора. Возможно, я ошибаюсь, и в заборах есть какой-то по-настоящему важный, практический смысл, но мне представляется, что дело здесь вот в чем. Жильцы типичной челябинской панельки вдруг решают, что настало время для запуска системы «свой-чужой», как у крылатой ракеты, и начинают городить забор. В нашем дворе – свои, в соседнем – чужие. Общество фрагментируется, нарастает раздражение, возникают конфликты, чужие становятся еще более чужими, а милый двор с клумбами в автопокрышках начинает походить на тюремный дворик.
Откуда все это пошло? А вот откуда: первый забор построил Каин, убивший своего брата Авеля; на Каина стали нападать звери, и он нашел решение – забор.
Такая вот преемственность.


Тракторозаводский район, жилой дом и забор. Фото: РГ

Расстояния
В Челябинске насчитывается полторы тысячи улиц. Самая длинная – проспект Победы. Тянется он аж на двенадцать километров и пересекает сразу три городских района – Курчатовский, Калининский и Тракторозаводский (преодолеть его пешком мои ноги отказались, и я был им очень благодарен). Проспект основали в честь 20-летия Победы в Великой Отечественной войне. Открытие состоялось 9 мая 1965 года. Эта крупная транспортная магистраль лидирует также и по количеству домов – последнее здание имеет номер 400.
На три километра короче относительно молодой и современный Комсомольский проспект, он занимает второе место. Когда его продлят до Академика Макеева, он вполне сможет побороться за звание лидера.
В спину Комсомольскому дышит улица Братьев Кашириных, у нее восемь с половиной километров. Учитывая то, что до восьмидесятых годов ее на карте вообще не было, это неплохой результат. Стоит отметить, что свои километры Каширка «намотала» за счет строительства в девяностых развязки у Торгового центра и застройки Тополиной аллеи в двухтысячных.
Главная улица города – проспект Ленина – тянется лишь на семь километров. Сей относительно скромный результат он компенсирует шириной, мощью и концентрацией всего самого «жирного», включая площадь Революции, областное Заксобрание, Южно-уральский государственный университет, соседство с Кировкой и многое другое. Нигде больше нет такой роскоши.
Немного отстаёт от Ленина одна из старейших улиц Челябинска – Российская. На ее счётчике шесть километров. Она тянется от ЧГРЭС до слияния с улицей Свободы, и это поистине улица архитектурных контрастов, линия сращения эпох – мрачных сталинских времен, оттепельных шестидесятых годов, сереньких позднесоветских и ярких нулевых. Не скажу, что Российскую очень уж украшает следственный изолятор №1 и тюрьма для рецидивистов, что располагаются напротив плавательного бассейна (тюрьма в центре мегаполиса – это как надо было обкуриться?), но они тоже часть города, которую не выкорчевать.
А вообще, если разобраться, километры – не бог весть какое достоинство. Иной переулок длиной метров пятьсот, скромный и неприметный, может похвастаться историями, которые не грех переложить на бумагу. Собственно, этим и руководствовались я и мои соавторы при составлении нашего альманаха. Уверен, есть такие истории и у вас.
Давайте еще немного поговорим об улицах и районах. Точнее, об их именах.

Пройду по Абрикосовой…
…Сверну на Виноградную, и на Тенистой улице я постою в тени…
Слова из песни Юрия Антонова перекатываются во рту, как мармелад или монпансье. Порой кажется, что ты даже чувствуешь сладкие запахи – настолько всё до невозможности карамельное.
Челябинску, как и сотням других российских городов, больших и маленьких, в наследство от семидесяти лет господства советской идеологии осталась чудовищная топонимика. Поди сыщи населенный пункт без улицы Ленина и хотя бы бюста вождя пролетариата – не получится. «Воровского, Котовского, Кашириных и Блюхера… как будто в детство давнее зовут меня они». Господи, кто все эти люди? Чем они заслужили уважение малой родины моей?
Вот, допустим, Цвиллинг Самуил Моисеевич. В детстве я и не догадывался, что Цвиллинг – это фамилия, а не какая-то сложная деталь трактора. Историческая персона, один из организаторов Октябрьской революции 1917 года (или переворота, как вам будет угодно). В молодости разбойничал, ограбил аптеку, застрелив хозяина, своего родственника, чуть не закончил жизнь у расстрельной стены, но отделался легким испугом. В Первую мировую служил в Челябинске, потом ушел в подполье. Уже после революции, в Гражданскую, говорят, ездил с обозами и грабил местное население («занимался экспроприацией»). В общем, активный был товарищ. По одной из версий, за деяния свои он все-таки поймал пулю… И вот теперь его памятник стоит рядом с кинотеатром имени Александра Сергеевича Пушкина. «И чувства добрые я лирой пробуждал».
Или вот Блюхер Василий Константинович. Также видный участник Гражданской войны, воевал на Южном Урале, брал Оренбург, давил казаков и другую условную контру. В тридцатых получил звание маршала Советского Союза. В 1937 году участвовал в вынесении смертного приговора Михаилу Тухачевскому, а через год и сам был казнён.
Кстати, о Тухачевском. Тоже имел отношение к Челябинску – отбивал город от армии Каппеля. В 1921 году жестоко подавлял крестьянские восстания по всей стране, применяя химическое оружие (!) и выжигая всё на своем пути. Его знакомый по германскому плену французский офицер Реми Рур говорил: «Не то чтобы он был жестоким – просто он не имел жалости».
Отличная компания, не правда ли?
Разумеется, все эти люди до определенного исторического периода существовали в понятной нам системе координат. Все мы выросли на фильмах и книгах об Октябрьской революции, Гражданской войне, о белых и красных – о том же Чапаеве, например, – и в какой-то степени считали «наших» героями. Но сейчас-то надо понимать, что в гражданской войне по определению не может быть героев. Нет никакой доблести в том, чтобы затопить в собственной стране кровавую баню с миллионами погибших сограждан.
Поймите, я сейчас не об истории. Мне просто не нравятся наименования многих наших улиц, хотя уже привык к ним с детства. Мне хочется гулять по Абрикосовой, свернуть на Джона Леннона, а там и до какой-нибудь Тенистой доковылять. Но как повернуть время вспять, отдать проспекту Ленина отнятое когда-то имя Спартака (еще раньше это вообще был Южный Бульвар), а улицу Кирова снова называть Уфимской? Я не знаю.
Впрочем, помимо официальных наименований улиц, районов и объектов есть ведь еще и народные.


Цвиллинг на фоне кинотеатра Пушкина. Фото: интернет

С народом трудно спорить
Однажды поздно вечером после посиделок с друзьями я заблудился в другом конце города, километрах в десяти от своего дома. Подробности опущу, ибо они в данном случае несущественны (с кем из вас такое не случалось?). Ноябрь, холод, вокруг тьма египетская и бог знает какой населенный пункт вообще. Ни общественного транспорта, ни прохожих, ни света в окнах. Только одинокие машины проносятся мимо. Пробовал голосовать, но тщетно, ночные водители – народ пугливый.
Прошлепал я пешком минут десять, пока возле меня не притормозил один добрый самаритянин.
– Куда тебе? – спрашивает.
А я замерз, как сопля на морозе, и ни слова выдавить не могу. Адрес был сложный, какие-то загогулины, переулки-проезды-строения.
– Эк тебя, дружище, – сочувствует водила. – Хоть примерно скажи.
И тут меня осеняет:
– Три тополя!
Самаритянин доволен:
– Так бы сразу и сказал. Прыгай!
В общем, доехал я с комфортом, в тепле, без докучих разговоров и даже под «Led Zeppelin».
Удобная это штука – народная топонимика.

Три тополя
Местные жители знают, что так называется небольшое одноэтажное торговое заведение по улице Братьев Кашириных напротив главного корпуса ЧелГУ. Я и сам часто там отоваривался. Но дело, разумеется, не в нем.
Когда-то этот район был настоящей пустыней без всякого транспортного сообщения с центром города. Извращенцы-градостроители решили поставить эксперимент: можно ли вести полноценную жизнь в условиях, когда нет ни автобусов, ни трамваев, со всех сторон дуют буйные ветра и полно грунтовых вод из-за близости реки? Взяли и построили на пустыре три высотных жилых дома. Острый на язык народ тут же окрестил эту нехитрую архитектурную композицию «Три тополя» в честь известного фильма с Ефремовым и Дорониной.
Дома выстояли, не провалились под землю, а со временем обзавелись многочисленными соседями. Сейчас это густонаселенный спальный район, «бетонное гетто», но ты любому таксисту скажи: «Три тополя», – и он не станет переспрашивать.

Мужик с пистолетом
Тоже популярный топоним. Родился он в 1975 году, когда на торце нового дома у перекрестка проспекта Победы и Молодогвардейцев установили барельеф знаменитой фотографии «Комбат». Ее во время войны сделал фронтовой репортер Макс Альперт. По одной из версий, на снимке изображен младший политрук Алексей Еременко, который погиб буквально через несколько секунд после щелчка затвора фотоаппарата. В общем, серьезная история. Но люди же у нас привыкли всё упрощать, поэтому «Комбат» очень быстро стал просто «мужиком с пистолетом».
Досталось ему однажды. В 1997 году на небольшом пятачке перед домом построили трехэтажный магазин бытовой техники. Вы же знаете, у нас это любят – найти свободную площадку, но не зеленую лужайку на ней разбить, а воткнуть какую-нибудь бетонную хреновину. «Комбата» демонтировали. (Кстати, вопрос: они о чем думали, когда принимали решение о строительстве? Что это просто так висит, для красоты? Эдак ведь можно, прости Господи, и «Орленка» на Алом поле снести ради чебуречной).
Но врагу не сдается наш гордый «Варяг». Общественность громко возмутилась – писала письма и митинговала. На борьбу ушло – мама дорогая! – пять лет. В итоге в 2002 году барельеф вернули на место, подняв чуть повыше аппендикса «РБТ». Целиком в прежнем виде он уже не был бы виден, поэтому пришлось его немного подрезать.
Случился и еще один казус, связанный уже с народным наименованием места. «Рембыттехника» однажды решила использовать топоним в рекламе своего магазина – дескать, найти нас легко, мы тут, у «мужика с пистолетом». Вновь подключилась общественность, и магазин предсказуемо получил по загривку от антимонопольной службы. Рекламу сняли…
…но, как ни крути, в народе «мужик с пистолетом» навсегда останется таковым. С народом трудно спорить.

Пентагон
Самый длинный жилой дом Челябинска по количеству подъездов – их двадцать восемь! – расположен по адресу Чайковского, 185 (по длине в метрах он уступает лишь дому на Барбюса, 3 – 670 и 800 метров соответственно). Построен в 1984 году, выходит своими сторонами на улицы Чайковского, Братьев Кашириных, Северо-Крымскую и Университетскую набережную.
Кто и почему назвал его Пентагоном, бог ведает. Если вы помните, штаб-квартира министерства обороны США имеет форму правильного пятиугольника и полностью замкнута – стало быть, с ней у нашего дома нет ничего общего. Возможно, происхождение названия заключается в том, что дом не тянется в длину, а имеет форму странной ПОЧТИ ЗАМКНУТОЙ загогулины с одним открытым проездом и двумя арками. Словом, откройте карту города и посмотрите. И впрямь забавная штуковина.

Порт-Артур (или просто Порт) и Кирсарай
Поскольку у нас нет ни морей, ни моряков, наш Порт-Артур сугубо сухопутный. Находится он в Ленинском районе и занимает территорию, ограниченную железной дорогой и улицами Барбюса и Дзержинского.
Первые упоминания о челябинском Порте относятся к 1906 году. Вернувшиеся с русско-японской войны уральские казаки назвали поселок Шугаевский в честь годовщины падения русской крепости в Маньчжурии. Собственно, сами казаки и составляли основной контингент обитателей. Жили они там на широкую ногу, шумно и дерзко, нарушая все возможные безобразия и обеспечивая поселку славу грязного бандитского угла. По крайней мере, так утверждают краеведы.
Жили там и железнодорожные служащие, все эти грузчики, сцепщики вагонов и иже с ними – дорога-то рядом, где им еще жить. Строили они свои землянки бессистемно, как Бог на душу положит. Это, кстати, вообще типичный стиль для «градостроителей» конца девятнадцатого – начала двадцатого веков. Взять тот же знаменитый Кирсарай, расположенный позади Теплотехнического института (там, вблизи водного источника, на местной глине делали кирпичи, и делали их в сараях – отсюда и топоним). Любой современный мегаполис начинался с землянок и бараков, обитателям которых поэт Владимир Маяковский посвятил свое стихотворение «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка»: «Через четыре года здесь будет город-сад».
Конечно, на возведение наших «садов» ушло больше времени, но с годами и Порт, и Кирсарай, разумеется, разрослись и преобразились. Однако историческая память – штука посильнее «Фауста» Гёте.


«Замполит». Фото: интернет

Нарушая правила
Говорят, в России строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения. Утверждение это давно пора пересмотреть, поскольку за последние двадцать лет и законов неоднозначных у нас прибавилось, и правоприменение напоминает игру в наперстки.
Но я сейчас о другом – о нашем внутреннем уважении к законам и правилам, о нашем врожденном их восприятии.
Как-то зимой я прогуливался по вечернему Челябинску. Путь был неблизкий – от «Спиридонова» до Автомобильного училища, – но погода для февраля стояла довольно комфортная, а внутри булькало хорошее настроение. Поздним вечером, когда нет дымки, автомобильных пробок и суеты, но есть иллюминация и подсветка красивых зданий, город очень даже неплох. За такие долгие переходы успеваешь насмотреться всякого.
На пустынном перекрестке Кирова/Кашириных одна шустрая бабушка, отодвинув меня в сторону, рванула на красный. Ее жизни ничто не угрожало, машин не было в обоих направлениях, поэтому она и пошла. Точнее, поперла, как танк, ей-богу. А я стоял на обочине в ожидании зеленого и задумчиво смотрел ей вслед. Вспомнил кое-что.
Несколько лет назад в Москве, в районе Калужской площади, я наблюдал такую картину: на светофоре у поворота стоит толпа пешеходов и ждет зеленого света. Машин нет, пусто. Но они терпеливо стоят и ждут, хотя дорога довольно узкая, просто отдельный рукав направо, а таймер на красном сигнале отсчитывает томительные полторы минуты. Я по привычке хотел было двинуть вперед – чего торчать-то столько времени! – но решил, что буду выглядеть глупо. Пошел вместе со всеми.
Этот короткий и, казалось бы, незначительный эпизод так въелся в память, что с тех пор у меня на красном светофоре всегда включается внутренний ручной тормоз, даже если нет никаких помех…
Не утверждая, что москвичи более законопослушны, я вот чего думаю: может, мы потому так странно и живем, что нам все равно, какого цвета сигнал светофора? Размажут по асфальту, не размажут – это еще бабка надвое сказала (видимо, та самая бабка), поэтому руки в ноги и бегом!
С другой стороны, не нарушаешь правила – не станешь рок-звездой.

Бабушкино
Иногда прогулки по городу становятся экскурсиями по прошлому, напоминая попытку войти в квартиру, где твоя бывшая супруга давно живет с другим мужчиной. Вроде родной дом, в котором ты провел много лет, сам ремонтировал розетки, менял смесители, клеил обои, валялся с пивом на диване перед телевизором… в конце концов, где все еще живет твой взрослеющий ребенок. Ан нет, теперь там дух иной, трусы на батарее болтаются чужие и носки в ванной стоят не твои. Хода нет. Максимум до прихожей…
В походах за материалом для настоящей книги забрел я в поселок Бабушкино. В девяностых годах там функционировал Центр Эстетического воспитания Калининского района – трехэтажное кирпичное здание, торчащее посреди глухомани. Очаг культуры для детей и подростков и свидетель нашего с друзьями грехопадения (подробнее – в главе «Си-Бемоль»).
Поселка, ясное дело, давно нет, теперь тут жилой квартал со школой, а в здании ЦЭВа – современный центр детского творчества. Ремонт, пластиковые окна, забор, парковка, кожаные диваны в фойе и тетушка на вахте.
– Чем помочь? – спрашивает.
– Ностальгия, – говорю. – Работал тут двадцать пять лет назад, выступал, преподавал. Можно пройтись по этажам?
– Нет. Тут везде камеры, все следят, кто пришел и зачем пришел.
В здании – тишина и пустота. То ли занятий нет, то ли дисциплина такая.
Ладно, бог с вами. Вышел, сел на лавочку. Сделал пару снимков на планшет. Тетушка выходит на крыльцо:
– Зачем вы нас снимаете?
– На память. Нельзя? У вас режимный объект?
– А вдруг вы террорист!
– Я вас умоляю…
Поглядела пристально. Скрылась за дверью, но еще долго следила за мной из окна.
Террорист Иван Помидоров, господи…
В этих стенах столько всего было: рок-н-ролл, ночные записи в студии, перекуры в туалете, новогодние утренники, детский смех и слезы, удачи и провалы, любовь и ненависть. Даже драки. Какие-то мимолетные четыре года, которые определили очень многое, если не всё.
Нельзя. Тут теперь везде камеры. И заборы.
Куда без них.


Бабушкино, бывший ЦЭВ. Фото: РГ

Голос улиц. Алексей, 46 лет
Был по случаю в «Ровеснике» на Теплотехе. Старый уж магазин, одно название осталось да маленький отдел со спортивными товарами. Гляжу – на прилавке рядом с боксерскими перчатками и коньками стоят шестнадцать (!) бейсбольных бит. Разные такие, из дерева и металла, короткие, длинные, по 400 и 800 рублей. Хотел даже поинтересоваться у продавца насчет лицензии на продажу оружия, но воздержался.
Челябинск – столица бейсбола.

Попасть в ворота
Аэропорт у нас есть. Мы же миллионный город, нам не положено без аэропорта. И пусть трафик у него пока чуть выше, чем в родном селе Мимино, он все-таки функционирует и даже совершенствуется.
Но вот беда: не вошел он в сознание народное как ворота города, не стал одной из узнаваемых открыток. Так что не будет с моей стороны самоуправством назвать полноценными воротами Челябинска наш железнодорожный вокзал.
Вот он – крутой. Причем он был таким с самого начала. Именно железной дороге наш город исторически обязан тем, что из сельскохозяйственного захолустья превратился в… ну, скажем, то, во что превратился.
Немного энциклопедических данных.
Существующее ныне здание, пришедшее на смену дореволюционному, было открыто 5 ноября 1965 года. Общая площадь помещений – около двадцати тысяч квадратных метров, высота залов ожидания – шестнадцать метров, в них одновременно могут разместиться до шести тысяч пассажиров.
В девяностые годы здание пришло в упадок. Реконструкцией занимались югославские специалисты. Лишь в 2005 году вокзал обрел тот внешний лоск, что мы наблюдаем сейчас. Он теперь один из лучших в стране, красивый и комфортный. Наши три каравая с солонками на макушках – символ гостеприимства.
Как пел Александр Розенбаум, я люблю возвращаться в свой город нежданно под вечер… и особенно под утро, сойдя на первой платформе с нашего скорого поезда «Южный Урал». Город только просыпается, он еще пустой, а ты с сумкой прыгаешь в шестнадцатый трамвай, катишься по Цвиллинга, через площадь, на Кирова и домой на северо-запад, где тебя ждут родные…
Я люблю наш вокзал. И есть у меня одна история.

Как я был беспризорником
Я часто прогуливал школу, причем не один-два ненавистных урока, а целые смены. Конечно, это плохой пример для подрастающего поколения, но такой уж из меня бездарный исполнитель хита «А я в твои годы!». Единственное, что меня оправдывает, это событийное и информационное наполнение прогулов. Я любил гулять по городу – там, где бурлит жизнь.
Однажды меня занесло на железнодорожный вокзал – это десять остановок на трамвае от дома. Мне с детства и по сей день нравятся поезда, я могу часами стоять на перроне и глазеть на прибытия-отправления, жуя пирожки с картошкой, слушать объявления по вокзалу с неразборчивым французским прононсом, вдыхать запах мазута. А в нашем большом мраморном железнодорожном дворце вообще не соскучишься. Приехал – и шарахайся сколько влезет…
…так думал я, наивный подросток, пока меня не приняли, что называется, тепленького.
Двое стражей порядка сцапали ребенка у автомата с газировкой. Давно наблюдали и, видимо, опознали во мне гражданина Республики ШКИД. Взяли под локотки и повели за собой. Разумеется, душа у меня плавно переместилась в ботинки.
Комната милиции находилась в здании старого вокзала. Построенный в 1892 году, он долгое время был стратегически важным объектом для Транссиба и едва ли не сердцем города, а после возведения современного дворца в нем ютились различные технические службы, в том числе и опорный пункт охраны порядка. Туда меня и притащили.
Допрашивала тетенька в форме: «Кто такой? Откуда? Чего шляешься средь бела дня? Родители есть?». А я тот еще Павлик Морозов – выложил почти всё, опустив постыдный факт прогула школьных занятий. Лепил какую-то околесицу, путаясь в показаниях. Шутка ли, впервые в жизни столкнулся нос к носу с государством! И хотя в лицо лампой не светили, штаны надо было потом стирать.
Отбился как сумел. Выглядел-то прилично, сопли под носом не блестели, следов побоев не обнаружено. Отпустили меня под честное слово, строго наказав, чтобы им позже позвонила моя мама. «Ага, щас!», – подумал я.
В роли «мамы» выступил мой одноклассник Юрка Гладких – парень еще более отвязный, чем я. Голосил в трубку телефона-автомата в верхнем регистре, срываясь на фальцет, обещал наказать меня по всей строгости закона и лишить телевизора.
Выступил на троечку, тетеньку-инспектора мы не убедили.
– Развлекаетесь, молодые люди? – сказала она. – Учтите, что я знаю номер школы и фамилию.
Целую неделю я ждал «черного воронка» у дома или вызова в кабинет директора. К счастью, не дождался. Добрая была у нас милиция, душевная.
С тех пор при виде этого красивого старинного здания я вспоминаю именно тот эпизод с «бродяжничеством» и первую неудачную попытку надуть государство.
Дети, не делайте как я, учитесь хорошо.
Гуляем дальше?


Старый вокзал. Фото: РГ

Налетай, не скупись!
Вторым моим любимым в городе местом, где я прогуливал школу, был Торговый центр. Архитектурное чудо, которое есть только у нас и в Белоруссии.
Проект был выполнен московским институтом «Гипроторг». Как вы знаете сами, здание представляет собой «парящий в воздухе» сферический железобетонный купол. Внутри нет колонн, поддерживающих оболочку, а углы, на которые опирается купол, размещены на специальных катках и могут двигаться.
Проект был отмечен дипломом первой степени ВДНХ СССР. В 1976 году в Хельсинки на совещании членов международной организации по пространственным конструкциям советская делегация в своём докладе рассказывала о здании в Челябинске как об архитектурной гордости.
Макет купола экспонировался на международных выставках в Нью-Йорке (1974) и в Лондоне (1978); здание было отмечено ведущими специалистами мира.
Итак, это был действительно ЦЕНТР, предтеча современных ТРК, только без кинотеатра и фуд-корта (его функции выполнял ресторан в пристрое). Гигантский шатер, под которым мирно уживались продавцы трусов-носков, телевизоров, колбасы и унитазов. Я гулял по нему часами, жуя купленные у тетушки на входе беляши. В радиоотделе смотрел фильмы по телеку. Рылся в залежах грампластинок в закутке у северного входа. Разглядывал коллекции наручных часов, покупал конфеты в универсаме. Коридоры, лабиринты, прилавки… Советский дефицит, разумеется, не обошел стороной и этот караван-сарай, но всё же товаров ему перепадало больше, чем остальным магазинам, поэтому посетителей всегда было много.
Там же, кстати, мы купили свой первый цветной телевизор «Спектр» – безразмерный деревянный ящик весом в полторы тонны, который можно было вывезти только на грузовике. Два часа стояли со старшим двоюродным братом в очереди, терпеливо ожидая, когда продавец, царь и бог советской торговли, обратит на нас внимание и вспомнит, что мы «от Михал Иваныча».
Движуха была, движуха…
Сейчас, забредая иногда в здание Центра, испытываю тоску. Пустующий и унылый глянцевый бутик, спящие продавцы, безликая стерильность больничной палаты. Уникальный памятник архитектуры, но абсолютно нефункциональный. Нынешние собственники явно не знают, что делать с этой конфеткой в центре города.
Кто-то недавно предлагал открыть в нем аквапарк (не знаю, рассчитан ли купол на повышенную влажность). Мне же больше нравится вариант с концертным залом.

Шаурма – всё?
Еще немного о торговле.
Война с ларьками докатилась и до наших краев. Пусть не такая радикальная, как в собянинской Москве, где за пару ночей бульдозерами разнесли всё, что плохо стояло, но лично для меня довольно огорчительная. С Кировки исчезли аккуратные киоски, где можно было угоститься неплохим фаст-фудом и колой, из подземных переходов на площади Революции выгнали вообще всех (я там часто покупал невероятно сытные хот-доги – по две сосиски в большой булке), прошлись и по другим местам с высоким трафиком. Правда, особой логики в «военных действиях» не наблюдается. Комсомольский проспект, например, до сих пор наводнен торговцами из Средней Азии. Не спорю, свежие и качественные овощи – это хорошо, я вовсе не против, но, черт возьми, они торгуют прямо у проезжей части, посреди дыма и пыли!
Впрочем, ладно, комментировать действия городских властей – неблагодарное занятие, тем более что власти постоянно меняются. Выше я упомянул о грустной стерильности Торгового центра. Так вот, глянец, помимо того, что придает городу современный цивилизованный вид, одновременно уничтожает жизнь, бурление, движение. Вы обратили внимание, какая тоска сейчас царит в подземных переходах? Чем вам не угодили торговцы булочками, цветами, дисками и батарейками?
Зычные голоса уличных музыкантов не заполнят пустоты.

Лампасы!
Во времена моей юности безмятежно гулять по улицам удавалось не всегда.
Дело было, наверно, в 1989 году. За точность не ручаюсь, но, кажется, в те дни я как раз прикупил пластинку группы «Аквариум» – «Радио Африка», а пластинки из моей виниловой коллекции, особенно те, что я приобретал еще в школе на родительские деньги, до сих пор служат мне временными маячками.
Итак, мне шестнадцать, большой уже мальчик, куда хочу, туда иду. А гуляю часто. Иногда в кармане звенит мелочь, и такие прогулки особенно хороши, потому что предполагают и мороженое, и кино, и пару стаканов газировки с сиропом из автомата. Впрочем, даже если я оставался без финансирования, радости от прогулок по летнему городу это нисколько не омрачало.
Иногда родители навязывали мне брата с сестрой. Они двойняшки, младше меня на три с половиной года. Конечно, я их любил и люблю, но для шестнадцатилетнего парня это все-таки было значительным обременением. За ними же надо приглядывать, их следует развлекать, «окультуривать», следить, чтобы не вляпались куда-нибудь. С другой стороны, их присутствие увеличивало бюджет, с которым можно было незаметно мухлевать (кажется, я мог бы стать неплохим чиновником).
В тот день мы как раз гуляли втроем. Сходили в кинотеатр «Родина», посмотрели что-то приключенческое, а после сеанса отправились проедать оставшуюся мелочь. Как говорится, ничто не предвещало…
…и тут на горизонте появились они.
Их было четверо. Примерно моего возраста или чуть старше. Лохматые, разболтанные, самоуверенные. Но самое главное – в спортивных синих штанах с лампасами. Помните эти лампасы, восьмидесятники? Помните строгое разделение города на сферы влияния? Туда нельзя, сюда не суйся, «ты откуда?», «кого знаешь?». Если свой – расслабься, но если занесло, не дай бог, за границу родного пастбища, готовься родину любить.
«Ленинские», – подумал я и принялся руками в карманах лихорадочно инспектировать оставшуюся кассу. Хватит ли откупиться? О противостоянии не могло быть и речи. Их четверо, а я один, с рождения миролюбивый и неконфликтный (и даже двухлетние занятия боксом не изжили во мне пацифизм). Точнее, не один, а с мелкими, что еще хуже.
Парни окружили нас, оглядели оценивающе. Брат с сестрой струхнули, головы в плечи втянули, на меня смотрят с надеждой и мольбой. А что я? Интеллигент в первом поколении, толку как от козла молока.
Диалога не помню, но можете быть уверены, что речь шла о финансовой помощи угнетенным жителям окраин. Честно им признался, что денег практически нет («но вы держитесь», – добавил бы сейчас), последние в кинотеатре оставили. Даже какие-то жалкие медяки предъявил.
И тут случилось неожиданное.
Один из парней, выступавший главным переговорщиком, помолчал озадаченно, пошмыгал носом… и вынул из своего кармана целую гору монет, всего рубля на два. Высыпал в мою ладонь и сказал:
– Гуляйте. Только далеко от дома не уходите.
И все четверо пошли своей дорогой, скрывшись в душной летней дымке.
Деньги, свалившиеся с неба, мы потратили с гораздо большим удовольствием, нежели те, что были выданы предками. Брат с сестрой развлекались в парке на аттракционах, а я долго размышлял над сложным душевным устройством челябинского гопника.
Кстати, раз уж речь зашла об обитателях Ленинского района, нелишне будет рассказать и о нем самом.

И Ленин, панимаишь, такой…
Для многих «центровых» челябинцев, давно не пересекавших границ своего прайда, это еще одна «подмышка мира». Да простят меня местные жители, но именно таким район когда-то показался и мне, одиннадцатилетнему подростку. В далеком 1984 году понесла нелегкая меня вместе с двоюродными братьями в гости к нашему тренеру по боксу Александру Сергеевичу Бородину (подробнее о нем – в главе «Челябинск в розницу»). Никто не приглашал, с пирогами и чаем не встречал, но поперлись поздним осенним вечером с военного автомобильного училища, что на проспекте Победы, аж на улицу Харлова. До сих пор не могу понять, как не восстали родители. Сказала бы мне моя дочь, когда ей было одиннадцать, что поедет к черту на кулички в темное время суток, я бы устроил истерику. А тогда – ничего, ездили, причем без всяких мобильных телефонов и возможностей сообщить о себе. Впрочем, речь сейчас не об этом.
В Ленинском районе я тогда был впервые. Сорок минут на трамвае – и ты будто на краю света. Незнакомые улицы, странные дома, и даже шум какой-то другой. Сразу захотелось обратно, в родные пенаты, где знаешь каждую кочку. Пожалуй, именно в тот вечер я впервые понял, насколько Челябинск велик (в смысле размеров) и многообразен.

Если раньше попасть в Ленинский можно было лишь через узкое «бутылочное горлышко» под мостом на улице Рождественского, то сейчас этот район – почти центр. Благодаря развязкам, эстакадам у железнодорожного вокзала и Меридиану до него рукой подать. Только что ты стоял на Доватора или проспекте Ленина у «Детского мира», и вот через несколько минут ты уже на КБС или даже у «Авроры». Это уже не аппендикс Челябинска, район теперь прирос к ядру города намертво…
…Не понравился термин «аппендикс»? Тогда давайте еще раз по буквам: да, возможно, жители района услышат в моих словах нотки пренебрежения, но ничего подобного нет и в помине. Мне нравится заново открывать для себя родной город, бывать там, где еще никогда (или очень давно) не ступали мои натруженные ноги, смотреть на дома и людей. Чем дальше ты уйдешь от мест своего постоянного гнездования (особенно от опостылевшей за время всяческих карантинов траектории «диван/магазин/диван»), тем лучше.
Недавно я выяснил опытным путем, насколько привлекателен Ленинский район для прогулок, особенно цветущей весной.

Самое главное – располагать временем и никуда не спешить, не пользоваться общественным транспортом и выключить телефон. Остаться, так сказать, наедине с городом. Идешь себе, глазеешь на какое-нибудь симпатичное здание и начинаешь медитировать. Так, например, я надолго застрял перед школой №46 на перекрестке Новороссийской и Машиностроителей. Открыта она была аж в 1938 году. Я не силен в архитектуре и, честно говоря, понятия не имею, к какому стилю относится это здание (изображать из себя умника за счет сведений из Википедии я не стану), но могу сказать одно: впечатляет! Особенно башенка наверху. Это вам не современные типовые кубики в спальных районах, это нечто монументальное, не подверженное влиянию времени. Независимо от того, как вы относитесь к той мрачной эпохе в истории страны, следует признать, что строили тогда на совесть. Скворечники в современных «спальниках» рассыплются, а эти будут стоять.
Кстати, многие из моих знакомых учились в этой школе, и у них остались очень теплые воспоминания. А разве может быть иначе! Как говорил Бомарше, время – честный человек.

Сразу за углом школы – водная гладь озера Смолино и пляж. Еще одна точка притяжения для романтиков вроде меня. Больше всего мне в повседневной жизни не хватает близости водного пространства, причем это ни в коем случае не море, как многие могли подумать. Сплошная вода до горизонта меня пугает. Для полного душевного комфорта мне необходимо видеть противоположный берег.
В день своего вояжа по Ленинскому району я пробыл на пляже Прибой два часа. Сидел на скамейке, читал книгу, слушал плеск волн. Приходить сюда лучше в будни и в не очень жаркую погоду – отдыхающих будет меньше. Лучшего места для релаксации не найти. И вообще, Челябинску в этом смысле очень повезло: в черте города находятся три крупных водоема, до которых легко добраться, и лучше всех оформлено именно Смолино.

Самое большое разочарование от прогулки – развлекательный комплекс «Аврора». Некогда симпатичное здание, стилизованное под знаменитый крейсер, и открытая площадка перед ним были убиты коммерческим новоделом. Я понимаю, что в эпоху мультиплексов однозальным кинотеатрам не выжить, поэтому «Аврора» предсказуемо закрылась. Догадываюсь также, что Ленинскому району не помешает иметь большой деловой центр с гостиницами, конференц-залами и другими прелестями капитализма. Но зачем же так уродовать композицию! Взгляду не за что зацепиться. Впрочем, это общая беда Челябинска: эстетика безнадежно проигрывает коммерческой выгоде.
Вот что действительно приковывает к себе внимание, так это аккуратно отремонтированные двухэтажные жилые дома на Машиностроителей. При случае полюбуйтесь на них сами.

Знаете, однажды я поймал себя на мысли, что челябинцы в основной массе своей не очень охотно мигрируют в пределах города. Ленинцы остаются в Ленинском, даже когда меняют квартиру, обитатели северо-запада не торопятся в Центр, а металлурги так прочно укоренились в своем «анклаве», что даже внешне выглядят как чужаки. Знавал я людей, которые были и остаются патриотами не только города, но и своей самой малой родины – дома и района. И никуда ни за какие коврижки их не вытащишь.
Определяет ли эта особенность наши ментальные различия? Едва ли. Ну, может, на бытовом уровне. Для внешнего мира ВСЕ челябинцы настолько суровы, что даже метеориты нас не берут. А между собой мы уж как-нибудь разберемся.


Улица Машиностроителей. Фото: РГ


Школа №46. Фото: РГ

Зодчие в городе
Грампластинками в Челябинске торговали в трех крупных магазинах (были еще какие-то помельче, но я их не помню):
1. В Торговом центре.
2. В магазине «Ритм» на площади Революции (сейчас там вместо гитар и пластинок обосновались банкиры).
3. В магазине «Молодежная мода» на ныне пешеходной Кировке.
Я отоваривался во всех трех, лавируя между ними в поисках свежих поступлений. Однажды купил в «ММ» пластинку группы «Зодчие». Культовый коллектив, кузница кадров, сатира, пародии, перестроечные дела. Выхожу на улицу с диском под палящее летнее солнце и вижу: прямо на меня по тротуару «Зодчие» прут практически в полном составе! Я смотрю на конверт пластинки, сверяю с оригиналом. Да, чтоб мне лопнуть, это они – Давыдов, Мартынов и остальные. Щурятся на солнце, глазеют по сторонам.
Я думал, что у меня солнечный удар.
Всё оказалось намного прозаичнее. В тот день «Зодчие» давали концерт во дворце спорта «Юность», перед которым они просто гуляли по городу.
Но, согласитесь, каков эффект! Крышу повело так, что даже не сообразил взять автографы.

Дарья Калинкина. Дежа вю на Кировском (Троицком) мосту
Однажды я испытала странное чувство возвращения в прошлое.
Дети мои немножко подросли. Гуляли мы по центру города и добрались до Картинной галереи. Мальчишек впечатлило, когда я, еле сдвинув высоченную дверь, объявила, что мы пришли в Дом, Где Живут Картины.
В пустом гулком зале мои сыны кружились вокруг своей оси, глядя в потолок. Старый паркет таинственно скрипел, старший сын спрашивал за обоих (младший еще не говорил предложениями): «Это Старинный Замок? Как зовут королеву?». Королева, то есть императрица Екатерина II, в бесподобном атласном наряде благосклонно взирала на нас с портрета Баттисты-старшего.
Лестница на второй этаж пацанов заняла надолго, они бродили вверх-вниз, на каждом спуске зависая возле витрины с фарфоровыми шедеврами. В холле раздавался звон антикварных напольных часов. Младший пришел в неописуемый восторг, обнял часы, как родные, и прикладывал то одно, то другое ухо к солидному корпусу, пока не замолкло тягучее низкое эхо.
Под суровые взгляды смотрительниц музея мы выбрались на улицу Труда, повернули на Кирова и потопали в сторону цирка. Здесь у нас обязательная остановка на мосту: дети «кормят рыбок в Миассе».
«Как вам понравилось в Доме картин?», – спрашиваю я.
После обдумывания старший резюмирует: «В этом Старинном Замке лучше всего – лестница! И пол так здорово скрипел! Еще я запомнил Королеву на картине, а под лестницей, за стеклом – балерину». Младший, просияв лицом и душой, радостно произносит новое слово «Часы!» и мечтательно закатывает глаза.
И тут меня посетило дежа вю.
Мне шесть лет, мы только что переехали в Челябинск, знакомимся с городом, вышли из картинной галереи и стоим с мамой на этом самом месте. Кидая камушки в воду, я говорю: «В этом Старинном Доме больше всего мне понравилась фарфоровая кукла в витрине возле той огромной лестницы! И портрет царицы, и как там здорово скрипел паркет! А часы там бьют, как в сказке про Золушку. Давай вернемся и еще послушаем?»
«Мы еще не раз вернемся», – задумчиво отвечает мама.
Она была права: много раз мы придем на выставки, во время учебы в художественном училище я буду делать здесь копии, а однажды я приведу сюда сыновей. И они увидят, запомнят и назовут то же, что и я при первом впечатлении! Что это – родство душ, голос генов или спираль времени, – я не знаю.
Прошло несколько лет, воспоминания об этом дне у детей стерлись, но мне не дает покоя одна мысль. Если повторить тот же маршрут, как ответят мальчишки на вопрос, что им понравилось, сейчас, на новом витке времени? Или ради чистоты эксперимента подождать, когда они вернутся на Кировский мост уже со своими детьми?
Пусть сами у них и спросят…


Рисунок Дарьи Калинкиной

Рёбрышки
Недостроев в Челябинске хватает. Тут и там торчат скелеты как несостоявшихся коммерческих зданий, так и жилых домов, брошенных из-за разногласий застройщиков и правоохранительных органов. Но если в спальных районах недострой выглядит более-менее терпимо, то для центра эти брошенки – сущее уродство. Впрочем, есть один особый случай.
Не один год Челябинск жил в ожидании саммитов ШОС и БРИКС. Вы помните эту шумную историю. Ох, сколько ж было планов! Десяток новых пятизвездочных отелей, масштабная реконструкция гостевых маршрутов, федеральное финансирование. И всё это ради двух-трех дней пребывания у нас глав государств – членов этих самых шосов и бриксов. Вот заживем, думали мы. Главы приедут, поговорят за кружечкой чая и уедут, а всё это великолепие останется нам!
Как часто бывает, «что-то пошло не так» (эту фразу, брошенную случайно одним из комментаторов во время трансляции футбольного матча, впору вносить в Конституцию как название статьи). Саммиты перенесли в Питер, федеральное финансирование прекратилось, эйфория сошла на нет. Кто или что тому виной, я разбираться не буду и не хочу. Украли, разбазарили – не всё ли равно? Не в первый раз. Зато на память о несбывшейся мечте у нас кое-что осталось. Это «кости» предполагаемого Конгресс-холла, украшающие набережную реки Миасс рядом с цирком.
В народе их сейчас называют «рёбра Левиафана». Не буду скромничать, первым это название вбросил в сеть ваш покорный слуга. Мне показалось забавным сходство объекта со скелетом кита, который фигурирует в нашумевшем фильме Андрея Звягинцева «Левиафан». Каким получился бы в итоге Конгресс-холл, сказать трудно, но «рёбра» – вот они, налицо. С одной стороны, ужасная архитектурная клякса в самом сердце Челябинска, с другой – есть в этой бетонной композиции какая-то поэзия.
К моменту написания этих строк судьба «рёбер» под вопросом. Власти ломают голову, что делать с чудищем. Внятных идей нет, инвесторы сомневаются. Кажется, кто-то предлагал закончить возведение Конгресс-холла или хотя бы остановиться на варианте с гостиницей, но это опять же миллиарды рублей.
А мне кажется, не надо ничего трогать. Просто оставьте как есть. Наш Левиафан очень удачно вписался в недавно реконструированную набережную – вот именно в таком неказистом виде. Арочный скелет как бы венчает русло реки и замыкает композицию прогулочной зоны. Может быть, со временем возникнет идея наполнить этот объект каким-то смыслом, придать ему некую функциональность, но надстраивать над ним ничего не нужно. Отштукатурить малость, подчистить – и пусть радует глаз.
Иногда в хаосе есть красота, и даже условные «развалины часовни» могут стать достопримечательностью.


«Ребра Левиафана». Фото: РГ

Наташа Хомякова. Розенбаум
Александр Розенбаум «застыл» в Челябинске благодаря бывшему мэру города.
В 2004 году градоначальником был Вячеслав Тарасов – преданный фанат Александра Яковлевича. Он заказал скульптору Владимиру Полянскому бронзовую фигуру музыканта. Но сделать ее с натуры не представлялось возможным: у Розенбаума слишком плотный график, чтобы в Челябинске позировать, пусть и по просьбе поклонника. Поэтому скульптор скупил все диски с портретами артиста и ваял, как мог.
Получился ветеран-афганец, который сидит на лавке, а рядом – небольшой самолет (который периодически кто-то отламывает и ворует) и камень, на котором выгравированы слова песни «Черный тюльпан». Музыкант в Афганистане не служил и в армии не был из-за проблем со зрением, но выступал для советских солдат с концертами.
Когда макет был готов, его сфотографировали и отправили Розенбауму. Александр Яковлевич поправил только форму гитары.
Того мэра города давно сняли и уже несколько раз пытались посадить. Зато памятник остается на своем месте.


Скульптура на Кировке. Фото: Н. Хомякова

Первостроитель
В 1986 году Челябинску стукнуло 250 лет. Юбилей. Веха. Рубеж.
Отмечали широко. На северо-западе даже целую улицу юбилеем назвали. Но нужно было как-то визуально закрепить.
Так на углу Кирова и Труда возник монумент Первостроителя.
Симпатичный был дядька, что бы о нем ни говорили скульпторы, искусствоведы и прочие эстеты. И стоял исторически адекватно, на нужном месте – там, где наши пращуры крепость возвели, на берегу Миасса. Вот прям в точку. Только надо было не из гипса и пластилина лепить, а по-человечески, чтобы руки не отваливались.
Ничего не имею против Сергея Прокофьева, задумчиво сидящего сейчас в кресле на этом месте, но его в лицо мало кто узнает (как, впрочем, и многих других деятелей, удостоенных памятников; если бы не подписи на постаментах, мы бы так и не знали, что за мужики у нас по всему городу понатыканы). А вот дядька-первостроитель был оригинален и понятен без слов.
Краевед Юрий Латышев объяснил невеселую судьбу памятника так:
«Золотов, друг архитектора Головницкого, рассказывал, что скульптора упросили временно, на месяц, поставить гипсовый вариант, что и было сделано. Но на бронзу денег так и не нашли. Это было одной из причин, почему Головницкий уехал из Челябинска».


Гипсовый Первостроитель. Фото: интернет

Владимир Тросман. Ленин в гроте
Вот поверьте, я не испытываю к Ильичу большой или маленькой любви. Или того, что можно назвать каким-то человеческим чувством.
Справедливости ради надо заметить, что некоторые места из его эмпириокритицизма меня премного веселили. Особенно те, где автор обрушивал саркастическую критику на своих оппонентов. На Маха, к примеру.
Однако сейчас не об этом. Хочу вам представить очередную челябинскую уникальность – памятник Ленину на Алом поле. Уникальность эта, с моей точки зрения, состоит в следующем.
Во-первых, в отличии от тысяч изображений и бюстов, которые были сделаны по утвержденным в ЦК КПСС лекалам, данный монумент может рассматриваться как индивидуальный художественный объект.
Во-вторых, это памятник не просто Ленину как таковому, а Мавзолею с Лениным.
Чтобы не распыляться, приведу отрывок из Википедии: «Первый камень был заложен 27 января 1924 в 18 часов 5 минут по местному времени синхронно с траурной церемонией погребения в усыпальницу Ленина в Москве. В Ленинграде на заводе „Монументскульптура“ был отлит бронзовый бюст В. И. Ленина, выполненный скульптором Ленинградской Академии художеств Василием Козловым с посмертной гипсовой маски усопшего. Ходом работ руководила Вера Мухина».
И еще любопытный отрывок, но уже из другого источника – «Южноуральской панорамы»:
«До сих пор неизвестно точно, кто же именно выступил скульптором этого памятника, – рассказала первый заместитель председателя Государственного комитета по делам архивов Челябинской области Галина Кибиткина. – Среди авторов стоит имя Н. М. Чекасина, о котором сохранилось не так уж много сведений. Известно, например, лишь то, что был он служащим челябинского бибколлектора. В объявленном конкурсе проектов памятника Ленину на Алом Поле в Челябинске победила именно им разработанная архитектурная модель. Хотя в самом конкурсе принимали участие многие профессиональные архитекторы. Среди них и сам Лев Руднев».
Мы не поленились, сходили на Алое Поле и еще раз тщательнейшим образом рассмотрели с разных сторон и расстояний первый городской памятник вождю мирового пролетариата.
Все прошлые догадки (интерпретации) подтвердились. Более того, укрепились.
И правда, объект кардинально отличен от подавляющего большинства знакомых и широко растиражированных памятников вождю – огромных, решительных, призывающих и возвышающихся, т.е. тех, где схвачен мифологический, но живой персонаж в исторически важный момент.
Этот совсем другой: упокоенный, спрятанный за огромными елками, тихий. Бюст вождя никоим образом не превалирует над мавзолеем. Напротив – он упрятан в раковину, отодвинут. И основное впечатление производит именно мавзолей, вся конструкция целиком, где бюст не имеет доминанты.
Вид сзади подтверждает восточный тип мавзолея, поскольку контурно повторяет основные элементы среднеазиатской мечети. В результате перед нами действительно уникальный памятник факту и способу захоронения вождя.
И то необычное впечатление умиротворенности и тайны вблизи памятника, возникшее еще в глубоком детстве, как оказалось, имеет вполне законные причины.
Не менее интересна и оценка окружающего пространства в качестве места, напоминающего пантеон, который, как мы полагаем, сложился под влиянием мавзолея за счет реконструкции круговой аллеи, где теперь установлены стелы, напоминающие боковые колонны мавзолея, барельефы пионеров-героев и замощена плиткой прилегающая площадь.


Алое поле, Ленин. Фото: интернет

Звуковая агрессия
Как вы уже поняли, один из любимых моих видов отдыха – это пойти в парк, сесть на скамейку в укромном уголке и почитать бумажную книгу. На это может уйти добрая половина дня, поэтому я обязательно беру с собой обед в контейнере и термос с чаем. Сижу, читаю, гуляю – и пусть весь мир подождёт… Но, увы, в Челябинске осталось очень мало таких парков и скверов, в которых тебя не достаёт уличное радио своими предложениями лечения бесплодия и других полезных вещей.
Парк Гагарина, Кировка, горсад имени Пушкина – всё окутано звуками эфира. Особенный трэш можно услышать в сквере у концертного зала «Родина». Хриплые динамики там лупят со всей дури прямо по тебе. Место само по себе не тихое, рядом шумит улица Кирова, стучат трамваи, но вместе с уличным радио это совсем перебор. Вы заметили, что в том красивом сквере почти нет людей? А потому что невозможно…
Я в целом не против звукового оборудования в местах отдыха. Оперативное оповещение отдыхающих о чём бы то ни было – вещь полезная. Ребенок ли потерялся, случилось ли что-то из ряда вон выходящее, есть ли важная информация для горожан от какого-нибудь МЧС – люди должны это услышать. Тут я только «за» (а ещё, каюсь, я когда-то сотрудничал с уличным радио, писал сценарии для роликов и в те годы пилить сук под собой не стал бы). Но, друзья, надо же понимать, что люди уходят в парки и скверы, чтобы побыть в тишине, отрешиться от суеты и постоянной информационной агрессии. Никаких телевизоров, интернета – ничего. А тут вы из колонок: «Клиника мужского здоровья» или, того хуже, устрашающие напоминания о статьях уголовного кодекса.
Будет ли найден компромисс, не знаю. Почти все наши нововведения регулируются не по щелчку пальцев, а в процессе применения. Лично я для себя нашёл хорошее место, где ничто не отвлекает от книги и вкусного походного обеда. Это парк имени Терешковой у Комсомольской площади. Однажды я провёл там чудесный тихий день в компании Сергея Довлатова и бутербродов с сыром. Есть и другие похожие места. Иногда нужно сказать себе: «Пусть мир катится ко всем чертям!».
Не мешайте нам, рекламщики.

Оттенки серого
Граффити – средство против хандры и уныния, один из немногих способов сделать что-то яркое с однообразным квадратно-гнездовым наследием минувших эпох. Вооружился красками, кистью, фантазией – и вперед. Не ждать милостей от природы и МУПов, а разукрасить, построить, посадить, засеять.
Началось всё с частной инициативы художников, украсивших муралами несколько пятиэтажных домов. Получилось довольно симпатично. И главное – неожиданно. Такого у нас раньше не делали.
Пошла волна. Украшать стали трансформаторные будки, сараи и заборы. Не везде получались шедевры изобразительного искусства, но, согласитесь, даже неуклюжая цветная картинка лучше серой бетонной стены. Нет?
Кому-то кажется, что нет. Небольшие локальные рисунки держались недолго. Трансформаторные будки, например, уже через несколько дней вновь покрывались слоем серой краски. Не вандалов рук дело было, а просто так положено: будка должна быть будкой, у нее свои стандарты. Как и у заборов. И у сараев. И вот понеслись коммунальщики с ведрами серой краски вослед за свободными художниками. В городе всё должно быть как положено!
Кем положено? Зачем положено? Бог его знает, но так надо.
Самый громкий скандал, связанный с граффити, произошел в 2019 году. На торце дома по адресу Труда, 161 закрасили роскошный гигантский рисунок восточной женщины, встречающей гостей. Предполагалось, что во время проведения саммитов ШОС и БРИКС здесь пройдет гостевой маршрут, поэтому вместо рекламы должно быть что-то более эстетичное. Но рекламщики, арендовавшие площадь, решили иначе, и ночью, по-партизански, вновь сделали торец дома серым. А неча!
Авторы, трудившиеся над муралом, написали на своей странице в соцсетях: «Из-за таких людей и организаций наш город всегда будет в одной рекламе, без каких либо изменений в лучшую сторону». Мэрия Челябинска встала на сторону художников.
Война любителей серого с творцами закончилась с проведением в Челябинске в 2020 году фестиваля «Культурный код». Художники со всей страны украсили муралами несколько домов на Университетской Набережной. Посмотреть на эти гигантские инсталляции приезжали из разных концов города. Искусство граффити получило официальное одобрение властей, местным «Бэнкси» дали зеленый свет.
Оно и хорошо. От того, что мы видим вокруг, зависит наше психологическое состояние, а от него, в свою очередь, зависит всё остальное. «Если мне будет приятно, я тебя так довезу, что тебе тоже будет приятно».


Один из образчиков граффити на улице Кирова. Фото: РГ

Из всех искусств…
На заметку современным киноманам, не представляющим просмотр фильма без двухлитрового ведра попкорна и стакана колы.
При позднем Советском Союзе в Челябинске насчитывался двадцать один кинотеатр. Из них, если память мне не изменяет, всего четыре двухзальника. Выходит, на весь город – двадцать пять экранов (сейчас – под пятьдесят).
Кинотеатры первого эшелона – «Урал», «Победа» и некоторые другие, – представляли собой более-менее «фешенебельные» отдельные строения. Остальные ютились в ветхих зданиях или вообще в жилых домах.
На город отпускались одна-две пленочные копии премьерных фильмов. Сливки снимали «Урал» и «Победа». Далее фильмы шли «вниз» – всем остальным. Картина могла гулять по городу несколько месяцев. Разумеется, до кинотеатров «Орленок» в Металлургическом районе или «Восток» в Ленинском копия доходила уже очень несвежей. А еще мелкие кинотеатры крутили фильмы, уже давно ушедшие из большого проката. Помню, как в конце восьмидесятых я пилил на трамвае сорок минут в другой конец города, чтобы посмотреть «Вия» 1967 года – больше его негде было увидеть.
Что представлял собой средний советский кинотеатр? Фойе с парой фикусов в горшках, скромным кафетерием, где можно было выпить стакан сока или купить мороженое, и парочкой игровых автоматов (исключение – «Урал»: на второй этаж втащили уменьшенную копию монумента «Сказ об Урале», что высится на привокзальной площади). Ну и зрительный зал, как правило, с занавесом на экране, который на каждом сеансе открывался и закрывался, создавая у зрителя соответствующий эффект приобщения к чему-то волшебному.
В мелких кинотеатрах кроме касс и портретов актеров вообще ничего не было. Жёсткие деревянные кресла, не щадящие пятую точку, незатейливая планировка рядов, из-за которой половину экрана занимают головы сидящих впереди зрителей, центральный звук и картинка в большинстве случаев 4:3 (билеты на широкоэкранные фильмы стоили на порядок дороже). В общем, самое массовое и доступное рабоче-крестьянское развлечение.
Попробовал восстановить по памяти список. Вот что получилось:

1. Урал
2. Победа
3. Знамя
4. Им. Пушкина
5. Аврора
6. Кировец
7. Комсомолец
8. Дзержинец
9. Спутник
10. Родина
11. Заречье (последний советский кинотеатр)
12. Восток
13. Октябрь (на его месте сейчас Челябинск-Сити).
14. Союз
15. Россия
16. Орленок
17. Металлург
18. Искра
19. 30-летия ВЛКСМ
20. Маяк
21. Луч

До наших дней дожили немногие.
Лучше всех из «стариков» себя чувствует «Урал». В 1998 году звуковое и проекционное оборудование пустующего кинотеатра было наспех переделано под показ «Титаника», а после нескольких недель аншлагов зал претерпел уже полную реконструкцию по самым современным стандартам. Ныне это мультиплекс.
Также переоборудованная «Победа» с двумя залами протянула недолго. Дальнейшая судьба здания, в которой пока работает закусочная, остается туманной.
В нулевых отчаянно трепыхались «Аврора» в Ленинском и «Россия» в Металлургическом районах, однако у однозальников в наше время перспектив почти нет. Исключение – кинотеатры имени Пушкина и «Знамя», находящиеся на балансе муниципалитета.
«Тридцатка» на улице Цвиллинга стала ретро-клубом. «Союз» на ЧМЗ превратился в досуговый центр. Вконец обветшавшая «Родина» была спасена переселением органа. «Заречье» на северо-западе внешне смахивает на суперсовременный спортивно-оздоровительный центр. В моем нежно любимом когда-то «Спутнике» на перекрестке Островского и Каслинской, где я посмотрел первые в своей жизни фильмы, пытались обустроить боулинг-клуб, но теперь там торгуют кафелем и унитазами.


Здесь был «Спутник». Вид со стороны улицы Островского (на главном входе слишком много рекламы). Фото: РГ

Така любовь
Откуда мы узнавали, где чего посмотреть в кинотеатрах? Нынешнему поколению, утонувшему в гаджетах, не объяснить. У них весь мир на ладони. А когда мне было пятнадцать, я листал свежую газету. А еще находил фильмы, которые мне нужны, на улицах. «На досках».
Особо впечатался в память кадр: я иду за молоком в местный магазин. Лавка так себе, маленькая, неприметная, и рядом с ней висит картонка: «Где находится нофелет?».
А еще подробную афишу зачитывали по местному проводному радио ежедневно в полдень – по каждому кинотеатру, начиная с «Урала» и заканчивая «Орленком». Размеренно так, не спеша, классическими советскими дикторскими голосами. А названия фильмов в конце 80-х и начале 90-х были уже очень фривольные, далеко не «Свинарка и пастух». Однажды сижу я на кухне, пью чай, а из динамика мягкий, хорошо поставленный голос Азы Прокопьевой знакомит нас с репертуаром. Вкрадчиво, ненавязчиво. Она меня убаюкивала, ей-богу. И вот я слышу: «В кинотеатре имени Пушкина фильм „Сука-любовь“. Начало сеансов…».
Еще раз медленно: «Сука-любовь» из уст Азы Прокопьевой – на областном радио! Это было красиво. Поэтично даже.


Аза Прокопьева. Фото: интернет

Пионерская, 4. Георгий Жженов
В Челябинске есть скульптура, установленная при жизни человека, которому она посвящена. Я знал о ней, но заглянуть во двор и посмотреть собственными глазами все было недосуг, хотя живу всего в нескольких кварталах. Как знаменитая «мымра» Людмила Прокофьевна Калугина не замечала репродукцию Джоконды, висевшую в приемной ее кабинета, так и мы часто проходим мимо удивительного – сотворенного, кстати, нашими же собственными руками.
Однажды, направляясь от проспекта Победы к Комсомольскому, решил сократить путь и пройти по Пионерской. У магазина «Океан» остановился.
Вспомнил!
Я уж не надеялся его застать, памятуя о печальной судьбе некоторых инициатив тогдашнего мэра Вячеслава Тарасова (взять хотя бы знаменитую фонтанную кампанию, приведшую к появлению в городе десятков больших пепельниц). Но Георгий Степанович стоит на прежнем месте, разве что потускнел немного, реставрации требует. И дерево за его спиной разрослось, укрывает скульптуру от солнца.
Установили её 14 сентября 2000 года по инициативе местных жителей, в числе которых были десятки членов семей репрессированных (Жженов тоже прошел лагеря). Автор работы – уже упомянутый выше скульптор Владимир Полянский. На церемонии открытия присутствовал сам актер. В том году он дважды посещал Челябинск – зимой участвовал в фестивале «Новое кино России», где получил приз за вклад в киноискусство, а осенью приехал на празднование Дня города. Говорят, увидев свое изваяние, он до слез растрогался, но признался, что испытывает неловкость.
Еще раз: ничем не примечательный челябинский пятиэтажный дом, обычный дворик, каких в городе тысячи… и Георгий Жженов.
Я перекинулся парой слов с женщинами, сидевшими на лавочке. Мне повезло, они помнят тот день. «Народу было много – журналисты, операторы, соседи, Тарасов приехал. И Жженов, старенький уже, сухонький, смотрит так вокруг смущенно, как будто не понимает, зачем это всё и почему. Мы тогда молодые были и тоже не очень понимали».
Спустя пять лет, в 2005-м, Георгия Степановича не стало…
Зачем и почему, говорите?
А чтобы было.


Памятник Г. Жженову. Фото: РГ

Иногородний
Хоть и называют челябинцы свой город «большой деревней», в которой можно столкнуться лбами, все же он достаточно крупный, чтобы жители, например, северо-запада могли месяцами и даже годами не заглядывать на северо-восток, а обитатели южного АМЗ не совать нос на север к металлургам. В центре мы так или иначе все пересекаемся, а вот тащиться в другой конец «деревни» иной раз задумаемся. Но для меня, составителя этого сборника, семь верст не крюк, если нужен материал.
Поехал я как-то летом в поселок Каштак искать свой старый пионерский лагерь (подробнее о моем отдыхе в нем – в главе «Листая старую тетрадь»). В интернете сведений о его судьбе после распада Союза и о нынешнем состоянии я не обнаружил – как корова языком слизала. При всем могуществе Всемирной паутины, в ней почему-то местами зияют дыры, и, как назло, именно там, куда мне кровь из носу нужно.[1 - В августе 2022 года один из авторов альманаха журналист Артем Краснов сделал подробный репортаж о том, чем живут ныне Каштак и его окрестности. Увы, от моего пионерлагеря осталась лишь пара заброшенных деревянных корпусов.] В общем, добрался я до заводоуправления ЧМК, перепрыгнул в автобус №44 и доехал до конечной.
Лагерь имени Юрия Гагарина, принадлежавший некогда тракторному заводу, я в тот день так и не нашел. Руководствовался исключительно детскими воспоминаниями и визуальными образами, в результате перепутал один нужный поворот на лесной дороге, ушел не туда и вернулся к остановке автобуса ни с чем.
Но поездка все же не была бесполезной.
Во-первых, я набрел в лесу на знаменитый каменный монумент «дикому пионеру». Кто, когда и с какого перепуга его там поставил – в непролазной глуши в стороне от тропы и линии лагерей, – я не знаю. Очевидно, сорок лет назад лес не был таким густым, так что каменный мальчишка с галстуком вполне мог служить местом паломничества юных строителей коммунизма. Но сейчас, облупившийся, побитый, торчащий из зарослей, он выглядит призраком. Наткнешься на него ночью – сходишь кирпичами. Может, от этого несчастного парня просто избавились, как от ненужного хлама?
Во-вторых, на пути домой, уже в черте города, я вышел из маршрутки раньше, чем мне было нужно, на бульваре Богдана Хмельницкого. Решил прогуляться. В последний раз в этой части города я бывал лет десять назад, да и то перемещался на машине и не обращал внимания на пейзажи.
И вот теперь, сидя на скамейке на бульваре, я подумал, что Металлургический район – это уже немножко другой город. Вроде бы Челябинск, но и не совсем он. Не знаю, как это объяснить, но я словно уехал на двести километров от областного центра.
Улица Богдана Хмельницкого, упирающаяся в монументальный и величественный Дворец культуры ЧМК, – роскошна. По сути, прогулочная зона, каких у нас в городе очень мало, с зелеными аллеями, фонтанами и скамейками. И отдыхающие здесь люди малость другие. Вроде земляки, но и не совсем они. Какие-то они спокойные, не суетливые, как в центре, где некуда спрятаться от шума, бесконечных офисов, магазинов и закусочных. Клянусь, в тот тихий летний вечер мне не хотелось никуда уезжать.
Возможно, виной тому моя сентиментальность. Может, я еще не пришел в себя после встречи с одичавшим в лесу каменным пионером. Не знаю. Но я прогулялся пешком от ДК ЧМК до Дворца строителей, чувствуя гармонию с окружающим миром. По пути мне встречались такие же старые двух-трех-пятиэтажные дома, как и везде, подошвами туфель топтал я такие же тротуары, и привычные дамы с карманными собачками шли навстречу, и все такие же узнаваемые девушки в джинсах в «облипку» покачивали бедрами перед носом… и было как-то по-иногороднему хорошо. Право слово, это действительно не объяснить. С вами бывало такое?
На углу Черкасской и Шоссе Металлургов я все-таки сел в пустой автобус, пронесся мимо «заградительного промышленного пояса» с дымящими трубами, и лишь миновав Комсомольский проспект, понял, что я дома.
Мой вам совет: заедают рутина и исхоженный маршрут «дом-работа-магазин-дом» – слетайте в отдаленный район (не в Центр!) и просто погуляйте по улицам, посмотрите на людей. Это освежает.


Улица Богдана Хмельницкого. Фото: РГ

Оксана Март. Мой Металлургический
Иногда меня спрашивают, почему я живу на рабочей окраине Челябинска, хотя есть возможность переехать в новые районы или в пригородные поселки, которые сейчас на любой вкус и кошелек расплодились в экологически чистой зоне. Не знаю, что на это ответить. Может, это просто любовь? Ведь любят не потому что, а просто потому, что любят.
Я частенько прогуливаюсь по этим улицам, скверам и переулкам, по дворам и дворикам, по Каштакскому бору, который начинается прямо от подъезда дома, в котором я выросла. Окна с одной стороны выходят на густой березовый лес, а с другой смотрят на детский парк с его постоянным детским гомоном, с ухоженными аллеями, атракционами и аквариумом, в котором находится уникальное собрание представителей фауны морей и океанов. Еще там прогуливаются молодые мамы с детьми, стоят ларьки с мороженым и прохладительными напитками.
Во дворе у меня периодически появляются белки, ежи и лисы, а порой даже лоси выбегают прямо на детскую площадку. Поэтому для меня Металлургический – самый зеленый, уютный и родной. Здесь нет небоскребов, не так много новостроек и точечной застройки, а летом всё утопаает в зелени. Весной самые старые улицы благоухают ароматом цветущих яблонь и груш, посаженных когда-то местными жителями. Школьные дворы окружены кустами боярышника и акации.
Да, Металлургический комбинат и множество других промышленных предприятий не делают воздух чище, а засилье автомобилей во дворах при отсутствии парковок не лучшим образом влияет на качество жизни. Но ведь это болезнь всех городов и крупных индустриальных центров. И эта болезнь лечится. Тяжело, с трудом, но все же лечится.
Я люблю это место. Здесь жизнь течет иначе, без суеты и пробок на дорогах, здесь я не чувствую себя зажатой среди бетонных коробок с одинаковыми фасадами и серыми крышами. Здесь есть уникальные строения – чего стоит один только «немецкий квартал», пока еще отнесенный к историческому наследию и охраняемый государством (хотя многие застройщики хотели бы разместить там свои строительные «шедевры»). У нас тут каждая улица имеет свое лицо и свою историю. И пока это так, никуда я отсюда не уеду.

Фигвам
Старые дворы в кварталах хрущевок – они всё те же. Ну, почти. Где-то расширили тротуары для парковки, где-то на детских площадках сверкает пластиковый новодел, кому-то «повезло» стать жертвой уплотнительной застройки и обзавестись десятиэтажным панельным соседом. Но в целом в этих дворах все так же тихо и уютно, как и во времена моего детства.
Наших родителей не спрашивали, нравится ли им ютиться в этих скворечниках. Вышел царский указ расселить народ из бараков – расселили. И то было счастье. Правда, две моих семьи количеством одиннадцать человек на тридцати двух метрах уживались как орки с хоббитами. Но ничего, выстояли, детей воспитали. Посмотрите на мои щеки.
С годами город распух, прибарахлился, забурел, но маленькие старые дворы сохранили тепло. Их обитатели постарели, дети и внуки разъехались, иногда наведываются к своим предкам. Ворчат, что мест на парковке не хватает, но вечерами выходят посидеть на лавочке, глазеют по сторонам, вспоминают…
Индейцы и ковбойцы. Али-Баба и сорок казаков-разбойников. Фашисты-партизаны. Стреляй-беги. Футбол в одни ворота резиновым мячиком. Стекляшки с «секретиками» в траве под окнами. Классики на асфальте. Белье на веревке. «Вася, быстро домой! Ужин стынет!».
Не так давно в одном из старых дворов я обнаружил настоящий индейский вигвам, похожий на те, что мы строили в детстве. Я не поверил своим глазам, потому что ничего подобного в современном Челябинске не видел. У нынешних детей другие игры и увлечения, они от наших старперских рассказов о деревянных пистолетах и луках со стрелами в умиление не приходят.
«Да неужели!» – восхитился я.
Моя четырнадцатилетняя дочь вернула меня на землю. Взглянув на фотографию, девушка флегматично заметила: «Может, в этой палатке местные алкаши вечерами водку пьют»…
Я сдулся.
Увы, это еще одна отличительная черта старых кварталов. В теплое время года в хрущевские дворы стадами высыпают ходячие мертвецы. Они разного возраста и социального статуса. Многие еще молоды, в шортах и шлепанцах, с пивасом, громкие и надоедливые. Они не влезали в ипотеку, чтобы купить квартиру, они получили жилье в наследство от своих стариков. Начинающие люмпены.
Но чаще встречаются те, кого уже заждались на кладбище. Эти – страшные, словно вырезанные из дерева языческие идолы. Бродят как привидения, с надеждой смотрят на прохожих: «Угости сигареткой по-братски, не обессудь» (в лучшем случае), «Извини, что обращаюсь… десять рублей на проезд, а?» (наиболее распространенный вариант).
Зимой они, наверно, сосут по домам лапу, а летом начинается Джордж Ромеро.


Вигвам, улица Островского. Фото: РГ

В стиле позднего баракко
Закругляя тему прогулок по городу (она поистине безразмерна), хочу сказать вот что.
Принято считать, что Челябинск расширяется. В этом несложно убедиться, всего лишь взглянув на электронную карту или прокатившись до конечной остановки в автобусе, который тридцать лет назад заканчивал рейс где-нибудь в районе Автоцентра.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/roman-grachev/chelyabinsk-lubimyh-ne-vybiraut-51384717/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
В августе 2022 года один из авторов альманаха журналист Артем Краснов сделал подробный репортаж о том, чем живут ныне Каштак и его окрестности. Увы, от моего пионерлагеря осталась лишь пара заброшенных деревянных корпусов.