Главная страница | Юмор и сатира | Не(о)библия

Не(о)библия
Лесса Каури


Попытка посмотреть на известную историю с другой точки зрения. Что было бы, если бы Дух был альбатросом, Лилит – трудным подростком, а Бог – остался бы Богом? Как на самом деле появился Адам? Сколько всего миров было создано до нашего? Здесь представлено сотворение в калейдоскопе маленьких фрагментов, театр нескольких актёров, играющих на маленькой сцене среди бесконечного океана…





Лесса Каури

Не(о)библия





Песнь первая: Простые кислотные истины


Босые ноги темноволосого мужчины утопали в лазоревой траве. Задрав голову, он смотрел в ярко-лимонные небеса и не без оснований чесал затылок, глубоко запуская пальцы в густую кучерявую поросль. С неба, гагакнув, на камень цвета глубокого индиго упала белая птица, вовсе не похожая на альбатроса.

– Я в шоке! – сказала она. – Ну ты, Отец, даёшь! Ты в какой градации спектра творил?

– Сам не знаю… – сокрушился названный и перевёл взгляд вниз.

Под косогором у розового ручья на салатовом песке сидел голышок лет двух и упорно мял толстыми пальчиками податливую маслянистую глину. Глина послушно принимала разнообразные формы, которые расползались, разлетались и расплывались кто куда.

– Сын! – схватился за голову Отец. – И ты ещё!..

– Папа!

Обрадованный вниманием малыш тянул к нему перемазанную ручонку, в которой переливалась белым и золотым точная копия Птицы.

– Глупости какие! – заворчала та и отвернулась, переставляя большие перепончатые лапы – обиделась.

Не оборачиваясь, защёлкала клювом:

– Слушай, а ты уже всё? Кончил творить?

– Кончил, – мрачно отвечал мужчина, – не при детях будет сказано!

– И где они?

– Кто?

– Люди… эмм… обитатели?

– Да вон… – Отец обречённо кивнул под сень оранжевой рощи, – …она.

– Каноны нарушаем, – заворчала Птица. – С самца надо всегда начинать, с самца!

И замолчала с разинутым клювом, уставившись на дальний берег ручья.

Там, опершись спиной о древесный ствол и широко раскинув загорелые ноги, полулежала женщина. Точнее, девушка, чью ещё не сильно оформившуюся фигуру скрывали волны тугих чёрных локонов. Она вплетала в них яркие ягоды и листья… И маленькие груди были упруги, совершенной формы ногти на руках и ногах розовели жемчугом, и дразнилась алым язычком щель в обрамлении воротничка коротких волос между неправдоподобной длины ногами.

Птица в изумлении повернулась к мужчине.

– Ты о чём думал вообще, когда творил… это… эту?

Тот сделал вид, что не услышал.

– Ка-ка-я! – протянула Птица, разглядывая девушку одним глазом, а мужчину другим. – Как её зовут? Блудница Вавилонская?

– Сам ты блудница! – подняла голову красотка. – А меня зовут Лилит. Запомни это имя, гусь недоделанный!

И это было только начало…

Лилит оказалась совершенно неуправляемой. Слова «почтение», «смирение» и «терпение» в её лексикон не входили, зато входили другие, из которых оба – Отец и Птица – едва ли понимали половину. Она ломала деревья, пинала зверьков, поджигала траву на полянах и обижала Сына. Изогнутой рыбьей костью Лилит проколола себе пупок, уши и нос, и обвешалась погремушками, сделанными из щепочек и камешков. Угольным стерженьком научилась так подводить глаза, что взгляд казался безумным. Красила ногти на руках и ногах глиной чёрного цвета, а губы – соком ягод с кустов, росших по берегам ручья. И в довершение всего острым обломком кварца она отсекла свои роскошные волосы под самый корень, а оставшиеся выкрасила все тем же пламенеющим соком и вздыбила иглами дикобраза.

– Боже мой! – ужасался Отец, наблюдая всё новые и новые трансформации. – Что она делает?

– Ищет себя, полагаю, – ворчала в ответ Птица. – Обыкновенный юношеский максимализм.

– А она может искать себя, скажем, в рисовании, ткачестве или вышивании?

Лилит, сидящая на дальнем берегу и любующаяся своим отражением, подняла руку и продемонстрировала опешившему Отцу средний палец.

– Это что такое? – возмутился он.

– Это ты ещё не придумал! – поспешила успокоить Птица. – Ты собираешься творить ей самца?

– А что? – заинтересовался Отец. Уж больно Птичий тон был подозрителен.

– Тогда создавай сразу секс, наркотики и рок-н-ролл! – забулькала Птица и мстительно ткнула клювом по кумполу пролетающую мимо бело-золотую колибри.

Птичка, пискнув, упала на колени малышу. Толстые ручки с радостью подхватили её, размяли до состояния глины и вылепили страшненькое существо с кожистыми крыльями и зубастым клювом.

– Птеродактиль, – покосилась огненным глазом Птица. – Этот пущай живёт!

С мерзким скрипом тварь снялась с рук Сына и тяжело полетела над водной гладью, но была сбита камнем, пущенным хрупкой женской рукой.

Ребёнок заплакал.

– Ну, это уже ни в какие ворота! – возмутился Отец. – Не будет ей самца! Я лучше ей мозги сменю. Авось поможет!

– Не поможет! – безнадёжно покачала головой Птица. – Такие не мозгами думают, а всем остальным вместе взятым. Тут тюнингом не обойдёшься! Нужна принципиально новая модель.

– Эй, вы, перцы! – Лилит подошла к ним. – Скучно здесь. Я это… ухожу.

– Куда? – опешили оба.

– Туда! – девушка махнула рукой в сторону лимонного неба.

– Там небытие, вселенский холод, – схватился за голову Отец, – ты погибнешь!

– Не твоё дело, папаша! – девушка упрямо тряхнула короткими волосами. – Бывайте!

И вознеслась в канареечные глубины, чтобы исчезнуть в них навсегда.

– Вот она – истинная свобода! – проследив за ней взглядом, констатировала Птица. – Свобода поиметь то небытие, которого добиваешься. Отец, признайся, что с Лилит ты облажался!

– Признаюсь! – искренне сказал мужчина и повёл ладонью, стирая ручей, берега, деревья и кислотную яркость неба.

Теперь вокруг была темнота, истыканная булавочными головками звёзд. На Млечном Пути стоял колченогий столик с шахматной доской и опрокинутыми фигурами, рядом на табуретке кипел старый чайник над двумя пиалами с отбитыми краешками.

– Стар я уже для таких потрясений! – сказал Отец.

И с явным удовольствием опустился в одно из плетёных кресел. Налил себе и Птице чаю, придвинув доску, принялся расставлять фигуры.

– Белые начинают и выигрывают! – невнятно добавила Птица, удерживая клювом фигурку Ферзя.

– Точно, – вздохнул мужчина. – С брюнетками больше не экспериментируем… Сын, далеко не уходи!

Малыш, смеясь, полз по Млечному Пути и тасовал звёзды.




Песнь вторая: Третий день


Простор над океаном дышал светом. На узкой песчаной косе, поднимающейся из волн жёлтым гребнем в крапинках ракушек, сидел, свесив ноги, еще молодой мужчина в свободном белом одеянии. Полы хламиды, намокшие в хлюпающем прибое, вспучивались боками большой медузы. За спиной сидящего возился в песке мальчик лет двух от роду, складывая затейливые рисунки из камешков и рогатых, разлапистых раковин, празднично сияющих розовым нутром. Над сине-зеленым стеклом океана носилась, играя в воздушных потоках, большая белая птица, вовсе не похожая на альбатроса.

Задумавшийся о чём-то своём мужчина лёгким движением вынул из воздуха зажжённую сигарету. Тут же подлетевшая птица без труда зависла над водной гладью напротив него, повернула голову, неодобрительно покосилась ярко-оранжевым глазом.

– Зачем портишь экологию, Отец? – спросила она неожиданно низким густым голосом. – Ты её ещё не придумал!

Названный с наслаждением затянулся, сразу скурив сигарету на всю длину, щелчком отправил окурок в океан.

– Я ещё много чего не придумал, – лениво ответил он, до одной щекой, то другой подставляя небритое лицо ласковому солнцу. – Женщину… Социальное неравенство… Дарвина…

Птица разразилась ехидным клекотом.

– Надо было тебе вместе с сигаретой и Лилит изъять у небытия. Та ещё была выдумщица. Всяко бы развеяла здешнюю скуку! Бедная девочка… Запылилась, небось, совсем, в ледяных просторах забвения…

Мужчина поморщился.

– В этот раз обойдусь без неё! Создам блондинку – с ними легче договориться и требуют они меньше.

Птица раздражённо взмахнула крыльями.

– Зато они любопытны, как белки, и стрекочут, не умолкая. Оно тебе надо? Клюв даю, рано или поздно твоя новенькая проберётся в сад и стырит яблоко познания.

– Белки… Сад… яблоко… – задумчиво протянул собеседник. – Я их ещё не придумал… А, кстати, как бы её назвать?

– Что в имени тебе моём? – пропела Птица и сделала кульбит, коснувшись крыльями пены на верхушках волн.

– Папа! – воскликнул малыш.

Мужчина обернулся на голос. Перед личиком ребёнка плыла по воздуху лента Мёбиуса, сооруженная из ракушек, камешков и струящихся песочных дорожек.

– Умница, сын! – ласково сказал мужчина и вновь повернулся к Птице. – Нужно что-нибудь короткое, ёмкое и приятное мужскому языку…

Та загадочно молчала.

– Вера? – так и не дождавшись ответа, забормотал мужчина себе под нос. – Нет, надо быть скромнее… Гера? Это вообще из другой оперы… Гема?

– Ема! – ехидно подсказала Птица.

– Боже упаси! Придумал! Ева! Как тебе?

– Ева, Ева, Ева… – прокаркала Птица. – Неплохо. Но, раз уж ты пошёл другим путем, ей всё-таки понадобится самец.

Мужчина хмыкнул.

– Конечно, понадобится. Иначе кому я буду говорить – плодитесь и размножайтесь? Дрозофилам что ли?

– Они и так… – заметила птица, щёлкнув клювом. – Им твои слова по концу брюшка…

– Цыц! – повысил голос собеседник и поднялся. – Про самца подумаю позже. Это женщины выдумываются с вдохновением божиим, а мужчины…

Он обречённо махнул рукой.

– Давай за дело! На чём я остановился?

– И сказал Бог: да соберётся… – начала было Птица, но голос ребёнка перебил её.

– Папа!

Мужчина вновь обернулся. Мальчик распустил ленту и почти закончил выкладывать из осыпавшихся ракушек и камней большой белый крест на жёлтом песке. Изменившись в лице, Отец подошел к нему, поцеловал в крутой лобик.

– Не рисуй больше такое! Бяка!

И одним движением руки изменил крест на знак бесконечности.

– Вот так! Подумай над этим, сын…

Он снова вернулся на берег и ступил босыми ногами в полосу прибоя.

– Итак… Дух, на чем бишь я остановился?




Песнь третья: О чём думают боги?


– А вроде в этот раз неплохо?

Черноволосый мужчина стоял на краю обрыва и смотрел вниз. Там расстилались зелёные ковровые дорожки лесов, на которых некто рассыпал шаловливой рукой бусины озёр, нити речек и ручейков. Ещё дальше хмурило седые брови прибоя море. И над всем возносилось голубое небо, по краям прихотливо украшенное ажурными облаками, словно обеденный стол – салфетками с вышивкой ришелье.

Птица, вовсе не похожая на альбатроса, плавно опустилась рядом. Поводила тупоклювой головой вправо-влево, открыла и закрыла глаза – будто не доверяла собственному зрению. Переступила с лапы на лапу.

– Вот теперь хорошо весьма! – довольно заворчала она, разглядев всё в мельчайших подробностях. – Кстати, а где наш мальчик?

– Лепит тварей божиих, – ответил мужчина и махнул широкой ладонью куда-то себе за спину, – в этот раз решил обойтись одной головой и четырьмя конечностями для сухопутных.

– Достижение, однако! – заметила Птица и вдруг подпрыгнула. – Отец, он, что же, ВСЕХ лепит?

– Нет, конечно, – усмехнулся тот. – ЭТИХ я ему не доверил.

– И где же ОНИ? – Птица продолжала нервно оглядываться.

Мужчина потупился в мир, лежащий под его босыми ногами, и едва слышно поправил собеседника:

– Она…

– Опять?! – всплеснула крыльями Птица. – Ну, сколько ж можно ж?

Помолчав, поинтересовалась не без ехидства:

– А какой теперь масти?

– Блондинка, как и договаривались, – обиженно отвечал Отец. – Я своё слово держу!

– Деда! – раздалось из-за их спин.

Повернувшаяся первой Птица отшатнулась, не удержалась и сверзнулась с обрыва в объятия нового мира.

– Что, маленькая?

Мужчина, смеясь, подхватил на руки девчушку лет трёх и нежно отвел в сторону льняные кудряшки, зацепившиеся за длиннющие ресницы.

Тяжело дыша, Птица перевалила через край обрыва и растянулась на камнях, обмахиваясь крылом.

– Кто это? – спросила она и добавила несколько слов, которые Отец ещё не придумал.

– Е-ва! – малышка улыбнулась, показав отсутствие двух передних зубов.

– И о чём ты думал в этот раз? – подозрительно поинтересовалась Птица, разглядывая снизу вверх: смешные розовые пятки, торчащие лопатки и маленькие пальчики девочки, которыми она гладила по лицу держащего её мужчину.

– О старости! – честно признался тот. – О стакане воды и яичнице-глазунье.

– Пойдём в сад! – девочка подёргала его за короткую бороду. – Ну, пойдём!

– Пойдём, пойдём, – покладисто согласился Отец. – А зачем?

– Там червяк!

Мужчина подавился мечтами. Птица гагакнула и шаттлом поднялась в воздух. Оба переглянулись.

– Все в сад! – решительно каркнула Птица. – Смотреть твоего червяка!

– Он не мой, – глубокомысленно заявила малышка, – он – свой собственный!

– Только паразитов нам не хватало! – вздохнул Отец. С сожалением глянул на новенький, блестящий, как рождественская игрушка, мир и пошёл от него прочь.




Песнь четвёртая: Прогулка в точке бифуркации


– Чего так долго идём, Отец?

Большая белая птица, вовсе не похожая на альбатроса, недовольно покрутила головой. Заметив на тропинке, шедшей к Райскому Саду, дымящийся разлом, полный грязи, открыла было клюв, но опоздала: черноволосый мужчина ступил босой ногой прямо в булькающий поток. Выругался, перескочил трещину, бережно удерживая на руках светловолосую девочку, которая с лукавой улыбкой закрывала ладошками его глаза.

– Слепую Судьбу знаю, – буркнула Птица и, приземлившись впереди идущих, неуклюже засеменила по присыпанной розоватым песком дорожке. – Слепого Бога – нет!

– Сын, наверно, опять вариационные дорожки мироздания менял, – смущённо пояснил Отец и осторожно отвёл маленькие ладошки хихикающей девчушки. – Не балуйся, Ева! Иначе мы до твоего червяка никогда не дойдем!

– Он не мой! – девочка упрямо надула губы. – Он – свой собственный!

– Нет, мы явно не туда свернули! – каркнула Птица. – Ты глянь, Отец – разве это похоже на Кущи?

Мужчина опустил ребёнка на землю и растерянно огляделся. Коричневые бока скал были круты и стылы, за поворотом шумел дикий и беспощадный зверь по имени Океан, и клочья тумана цеплялись за вершины, имея явным намерением напугать Птицу кривляющимися личинами. Вдали, поперёк дорожки, лежало нечто похожее на ель, шевелилось время от времени задумчиво и лениво. Не говоря ни слова, Ева сорвалась с места и побежала туда. Маленькие ножки звонко шлёпали по дорожке, голая розовая попка смешно подпрыгивала.

– Куда? – в один голос воскликнули Отец и Птица. – Стой!

Когда они, обогнув скалу, добежали до девочки, она уже сидела рядом с гигантским зверем, вовсе не похожим на волка, и с удовольствием чесала его зубы – каждый клык был размером с неё саму. Зверь лежал на боку и дружелюбно помахивал подобным ели хвостом.

– Собачка! – с восторгом пояснила Ева и подёргала зверя за мохнатое ухо.

Тот выплюнул под ноги ошарашенным гостям чью-то измусоленную конечность, – по виду, правую – и лизнул девочку в нос. От его шеи тянулась толстенная веревка, уходя в самое нутро поросшей лишайником скалы.

Воды Океана вскипели. Из волн поднялась голова с рубиновыми глазами. Из длинной, похожей на крокодилью, пасти свешивался сильно изжёванный кусок хвоста.

– Зачем пожаловал к Берегам Скорби, Отец? – невнятно спросила голова. – Да ещё человеческое дитя приволок?

У Отца медленно отвисала челюсть. Ева уже забралась «собачке» на спину и играла в всадницу, бия того пятками по бокам. Зверь умилённо косился на неё зелёным глазом и улыбался всей пастью, застенчиво подгребая обратно выплюнутую конечность неизвестной этиологии.

Голова с рубиновыми глазами поворотилась к Птице, от всего увиденного севшей на хвост.

– Тебя, благородный Альбатроссон, я не знаю. Кто ты?

– КТО Я? – изумилась Птица. – Ну, вообще! Отец, настоятельно рекомендую по возвращении надрать Сыну задницу. За эти… перверсионные инвариации!

– Я подумаю! – серьёзно пообещал тот и повернулся к Еве. – Это – тот червяк, про которого ты говорила?

Девочка внимательно посмотрела на океанское чудо, затем отчаянно замотала головой:

– Неа. Это – Змейка! А там был червяк. На яблоне!

Её пальчики, елозившие в густой «собачьей» шерсти, наткнулись на грубый узел, которым был закреплен поводок. Ощутив прикосновение, зверь заскулил и сильнее застучал хвостом по земле. Земля дрогнула.

– Гулять хочешь? – покивала Ева. – Сейчас… я тебя отпущу…

– Э-э, может не надо? – подозрительно поинтересовалась Птица. – Если привязали – значит это кому-нибудь нужно!

«Змейка», внимательно прислушивающаяся к их разговору, усиленно зажевала хвост и хихикнула.

Над горизонтом встало золотое зарево, победоносно визжа и хрюкая, пронеслось по небу над их головами и исчезло под изнанкой мира.

– Нет, это цирк какой-то! – Птица в сердцах выдрала из груди пару перьев. – Шапито!

– А, по-моему, зоопарк! – задумчиво протянул Отец, оглядываясь. – Давай-ка вернёмся к той трещине на дорожке. Сдаётся мне, оттуда всё началось. Ева, иди сюда!

– Иду, Деда!

Девчушка скинула с шеи «собачки» развязанную верёвку и спрыгнула на землю.

Огромный зверь медленно поднимался, тянул спину со вздыбившейся седой щетиной, торопливо заглатывал любимую конечность и разворачивался в ту сторону, откуда полярным сиянием плыло по небу величие Асгарда. Сделав огромный прыжок, он поднялся в воздух и гигантскими скачками понесся к горизонту, гася звёзды.

– Пошла жара в хаты, – словно сигарету перекинув хвост из одного угла рта к другому, пробормотала голова с рубиновыми глазами.

И уже исчезая в волнах Мирового Океана, по-доброму посоветовала:

– Отец, забирай Альбатроссона с детёнышем и валите отсюда! Пока не поздно.

Но Отцу слов не требовалось. Подхватив Еву вместе с полами своего длинного одеяния, он резво скакал по камням пляжа, направляясь к разъёму в скалах и покинутой тропке. Птица тяжело поднялась в воздух и полетела впереди, ругаясь на древнешумерском. Перед тем, как ступить на тропинку, Отец оглянулся. Вдали, ясно видимый на фоне погибельного зарева, стремительно рассекал чёрные волны крутой грудью стервятник Нагальфар, спеша собрать свою жатву.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/lessa-kauri/ne-o-bibliya-51326421/?lfrom=390579938) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.