Главная страница | Публицистика | Дар Демиурга. Поэзия Игоря Царева. Уроки лирики

Дар Демиурга. Поэзия Игоря Царева. Уроки лирики
Любовь Сушко
Игорь Царев – первый поэт 21-го века. 4.04.19 г. Международная Академия русской словесности посмертно удостоила его звания Народного поэта России. Мне посчастливилось видеть, слышать Мастера, получать его краткие и емкие суждения по поводу своих размышлений. После его ухода диалог продолжился. Этот сборник эссе, написанных автором в разное время, поэтому в них могут повторяться отдельные стихи или ссылки на них, сделано это и для удобства учителей словесности, которым важны поэтические тексты.

Дар Демиурга. Поэзия Игоря Царева
Уроки лирики

Любовь Сушко

© Любовь Сушко, 2019

ISBN 978-5-0050-7059-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ДАР ДЕМИУРГА
Уроки лирики Игоря Царева
Любовь Сушко



Звезда Игоря Царева
Как это было


И тогда появился Моцарт Дар Демиурга

Сейчас, накануне Дня рождения Демиурга хочу оставить записки о том, как создавались размышления о его творчестве в 2012—2016 году, сравнительный анализ, анализ одного стихотворения, да все, что было написано о Игоре Цареве за это время.
Как это делалось, мне не очень ведомо и понятно, но могу сказать одно, вряд ли с каким-то другим поэтом такое повторить, возможно, самым талантливым, гениальным, но для этого должны возникнуть еще какие-то предпосылки, веские основания.
Нет, конечно, о тех, кого люблю, понимаю, кто созвучен мне лично написать можно и одну статью, и две и даже три. Чему-то нас на филологическом все-таки учили в свое время. Но писать постоянно, находя все новые и новые темы, совпадения, неповторимые черты – вряд ли получится за все золото и богатства мира, увы и ах.

Конечно, я была подготовлена к этому – 5 университетских лет, первые два года из которых мы занимались анализом поэтического текста поэтов серебряного века с гениальным филологом А.Б.Мордвиновым. Он не столько своими научными трудами занимался, сколько собирал вечерами тех, кого считал талантливыми и делился тем, что знал и любил сам. Кстати, меня не считал, скорее он хотел из условной цветочницы сделать леди, вернее, филологиню и прилагал для этого невероятное количество сил, талант Пигмалиона у него тоже не отнять, и это был спортивный интерес, получится или нет.
Он не очень любил А. Блока, но его любила я, и за эти годы проанализировал все его творчество и кстати, удивился, когда «Снежная маска», поддалась анализу, и тайну цикла нам удалось раскрыть. И его анализ первого стихотворения цикла «На поле Куликовом» просто уникален, это прорыв в литературоведении.
Потом были какие-то совершенно мистические вещи, связанные с М. Булгаковым, уже после окончания университета, но это отдельная тема для разговора. Был еще и годичный курс поэзии серебряного века с моим научным руководителем О.В.Мирошниковой, -человеком дотошным и очень требовательным, которая не терпела легкомыслия, и распахнула перед нами всю картину этого отрезка литературной жизни. От конкретного мы перешли к общему и увидели целостную картину. И ведь еще одно совпадение, именно в 1985 году появился термин «возвращенная литература» с большим зеленым томом Н. Гумилева- мистика- нам вернули весь серебряный век.
Был сайт Стихи ру, который я посещала сначала значительно реже, чем любимую Прозу и все-таки оттуда не уходила окончательно. Были «Вечерние стихи», ведь этого цикла передач при другом раскладе могло и не быть. И именно И. Настенко – режиссер от бога, удерживал наше внимание, и все держал на своих плечах. Я оставалась там, потому что все остальные передачи о поэзии были в загоне каком-то страшном, а эта жила каждую среду выходя в эфир.
И мы, на фоне хоккейных матчей с фееричным Раймо Сумманеном, а если они играли дома, я как раз в это время была на Арене, как-то продержались до явления там Игоря Царева, этого тоже могло не случиться для меня лично.
А вот потом, когда он там появился в первый раз с «Тоболом», точно помню, тогда все было предрешено. До этого у меня была задача вытащить на программу из Самары Михаила Анищенко, с ним мы познакомились чуть раньше, просто сам бог велел, чтобы его увидели и услышали и все остальные. Но тут случился переворот в моем сознании сразу… Как там говорила Татьяна Ларина
– Это он!!! Поэт 21 века.

Что конечно, почти сразу подкупило – это история любви к одной единственной женщине. История реальная, которая происходит у нас на глазах. Никогда не слышала и не писала о счастливом в личной жизни поэте.. О поэте настолько внимательном не только к тому, что о нем говорится, но и к словам о тех, кто ему дорог, кто входит в его узкий круг. Много ли у нас талантливых людей, которым чувство зависти вообще не присуще, вот совсем никак?
Все мы немного Сальери в той или иной степени, и есть избранные, те, в ком Сальери нет вообще, ни капли. Потому они особенные, прекрасные, такие притягательные вопреки всему.
Н. Гумилев признался при встрече с Блоком, что тот ему все время мешал, что все женщины поэта были влюблены в Блока, тот ответил задумчиво, что ему тоже мешал Пушкин. Мешал ли кто-то Пушкину? Вряд ли. Вот точно так же никто не мешал, да и не мог мешать И. Цареву. Это уникальное качество, когда достижения других поэта радуют больше, чем его собственные. Не потому ли и Бродского, и поэтов серебряного века он знал и любил без вот этой чудовищной зависти. Для него они были органичны – это то звездное небо, где есть и его звезда рядом с остальными, и смешно думать о том, кто там ярче светит, а кто наоборот – это единое полотно, только все вместе они способны сознать неповторимый рисунок на черном небе.
Правда, это я поняла значительно позднее, уже когда все творчество было перед глазами. И смешно было упрекать Игоря за то, что вдруг проступил в тексте Высоцкий или Северянин или Незнакомка Блока вдруг появилась. А ведь за это больше всего хватались те, кто хотел хоть как-то срезать, постоять рядом, показать, что они тоже что-то там понимают.
Господа критиканы, вам не понять той незримой связи, которая была у него с этими поэтами, просто знаний и мозгов не хватит, но Сальери-то живет и дышит в вашем темном теле, он никак не может успокоиться.
Было совершенно понятно, что все мы будем жить долго и счастливо в творчестве. Уход Игоря был ударом грома среди ясного неба, для меня он сравним только с уходом папы – и тогда я понимала, что время не лечит, что это не пройдет, что пустоту никто не заполнит. Но в данном случае оставалась наша любимая поэзия и возможность продолжить диалог, и не просто продолжить, но и как-то глубже вникнуть на все взглянуть.
Статья о Незнакомке Блока была пробным камнем, ведь это сегодня я все знаю и чувствую, тогда начинался путь в лабиринте, и уж если А. Блок нас с Игорем выведет, то остальным и сам бог велел. И Александр Борисович Мордвинов, не перешагнувший в наш век, увы, он ушел в 1999 году, все время помогал, его лекции, его фееричные открытия, его многолетняя работа со мной в данном случае просто толкнули вперед, приоткрыли многие тайны.
Ну а потом любимая Ахматова, не очень любимая М. Цветаева, Б. Пастернак, которого он любил и знал так, как никто другой, конечно, Мандельштам, которого он написал самым первым – статья была великолепная просто, когда началась у нас возвращенная литература. Они все были вместе и рядом. Только И. Северянина я писала без него, не помню, чтобы мы его вообще касались, но здесь уже многое было пройдено, и помогал сам Игорь Царев, его отношение к И. Северянину уникально..
Все время думаю, если бы Александр Борисович был жив, как бы он написал обо всем этом сам. Но, увы, сослагательного наклонения быть не может, у нас есть то, что есть.
И самое главное событие того времени – Михей Студеный привел меня в те дни к Ирине Борисовне Царевой – вы можете себе такое представить? Я до сих пор не очень. И наша с ней работа над книгами – посмотрите на «Любя и веря вопреки», которая выросла из небольшого, хотя и очень красивого сборника «Соль мажор». Я уж не говорю об «Ангеле из Чертанова» – книге их жизни, которую, естественно никто кроме нее написать не мог. И она это сделала в невероятно короткие сроки и просто великолепно… Кто еще мог прочитать все, что писалось, внести свои коррективы, присылать главы воспоминаний, вывести из лабиринта, если вдруг начинала я там блуждать. В этом тоже было чудесное совпадение, дар Мастера, нам, без него оставшимся.
Когда статей была дюжина, возник М. Булгаков, и не столько в текстах самого Игоря, сколько в истории любви, все время возникала строчка «Я ухожу, но я вернусь». Мне и к Булгакову и к их личной жизни подступать было очень тяжело.
Но как-то активизировались некоторые дамы, уверявшие, что был роман, что не все так хорошо, как кажется, и когда Ирина дала согласие на эту часть статей и более того, прислала великолепные фото из личного архива. Я набрала побольше воздуха в легкие и начала писать. Надо было как-то остановить число «любимых женщин», которые неизменно появляются, когда поэт ушел и сам ничего сказать не может.
Мы можем выдумывать себе все, что угодно. Приписывать романы с кем угодно, даже если поэт просто был любезен и вежлив, а потом, после ухода не сможет ничего ответить, но ведь нас всех волнует то, что было на самом деле.
И опять же в стихотворении А. Блока « В ресторане», где он запечатлел страсть мгновенную и даже не приблизился к девушке, она писала потом о ночах страсти, о романах, уверяла всех, что это было и длилось, ну фантазии то наши безграничны, а бумага все стерпит.
В данном случае ни единой строчкой И. Царев не изменил своей Ирине, но хочется ли всем так считать? Увы… А вот когда мы перешли этот Рубикон и постарались расставить все по своим местам, тогда осталась самая тяжелая часть для самого светлого поэта, под общим заголовком «Я сын страны, которой больше нет». В свое время был разрушен серебряный век до основания, Игорь Царев вместе со всеми нами пережил другой Апокалипсис особенно остро.. И о том свидетельствует не только стихотворение с таким названием, но и более глубокие и тяжелые вещи. И все это нам всем прекрасно понятно, мы же жили где-то поблизости и живем, но талант просто разного уровня и мощь переживаний его особенно очевидна.
Наверное для того, чтобы как-то уменьшить тяжесть того, что появилось в анализе этого периода, Ирина достала и прислала и потом опубликовала «Зеленые стихи» – самые ранние, самые первые, которые без ее усилий бы не увидели свет и остались бы где-то в папках. И как Фауст в свое время, мы вернулись к началу, к первому дню творения. И появился и новый Грин, и капитан Летучего Голландца – такой обаятельный и такой бесстрашный, и много открытий чудных еще. И вот уже снова живой голос звучит, оттуда, с небес
Игорь Царев
…Так важно иногда, так нужно,
Подошвы оторвав натужно
От повседневной шелухи,
Недужной ночью с другом лепшим
Под фонарем полуослепшим
Читать мятежные стихи,
Хмелея и сжигая глотку,
Катать во рту, как злую водку,
Слова, что тем и хороши,
Что в них – ни фальши, ни апломба,
Лишь сердца сорванная пломба
С неуспокоенной души…
http://stihi.ru/2012/04/06/11665 (http://stihi.ru/2012/04/06/11665)
Весь цикл у меня назывался все эти годы «Ушедший в вечность». Я понимала, что это рабочее название, что должно быть что-то еще. И когда я читала и правила все, что было написано и оказалось теперь уже в одном файле, все чаще появлялось слово Дар в стихах и рецензиях Игоря, я понимала, что это и синоним слова талант, и оно созвучно и глаголу дарить, то, что поэт оставил всем нам сегодня. А потом возникло определение о демиургах, насколько иначе толковал и понимал его сам Игорь и настаивал на своем определении

ДЕМИУРГ (греч. demiurgos – мастер, ремесленник), в античной философии (у Платона) персонифицированное непосредственно-творческое начало мироздания, создающее космос из материи сообразно с вечным образцом; впоследствии отождествлялся с логосом, умом (нусом).
Если опираться на это энциклопедическое определение, то составляющая из ремесленника во мне вне сомнения присутствует. А вот с творческим космическим началом – это уже вопрос спорный. Не мне судить. Но хотелось бы верить, что ОНО во мне есть:)
Игорь Царев 27.03.2003 13:37
И в стихотворении, которое у меня в резюме все эти годы висит «Есть демиурги языка» ведь все это есть, именно оттуда строчка и про дар «Кто ниспослал им этот дар?» И все мгновенно встало на свои места Дар Демиурга, как и Ангел из Чертанова – оно знаковое, оно очень точное, и никакое другое в данный момент тут не годится.
Этот этап работы получил логическое завершение, но разве можно просто так остановиться, пока мы живы? Да и позволят ли нам наши любимые люди?
Ирина все время говорит не просто о хороших поэтах, а о поэтах созвучных Игорю. И мы идем на новый круг – найти именно таких поэтов, тех, кто близок по мироощущению и поэтике. С одной стороны, это круг людей, которых Игорь «связал с собой» при жизни. Но не всем так повезло, некоторые появляются только сегодня. И опять же они появляются в каких-то невероятных ситуациях, местах, где мы не могли бы встретиться, а встретились. И сразу же осеняет «Это он».
И остается только сожалеть о том, что не сам Игорь читает, продвигает их, ждет новой встречи, радуется их успехам больше, чем своим собственным. Но думаю, что он в контакте со всеми с нами и делает это там, в небесах. Иначе бы мы не были связаны с ним световыми нитями, не писали бы так внезапно, и занялись какими-то другими делами.
Ситуация совершенно уникальная сложилась в данном случае, не просите повторить, ничего подобного больше не случится, я знаю точно..
Но наша жизнь пока продолжается, и значит, еще что-то сделать мы вместе с Демиургом сможем, верю и надеюсь. И понимаю, какая это радость, то, что 11 ноября он появился на свет, и будет жить, пока все мы живы… Да и потом тоже. Жизнь поэта только начинается после его ухода. – точнее и не скажешь.
П.С
А мое личное пожелание каждому талантливому, гениальному поэту, обрести свою Санта-Ирину обязательно, без нее вам туго придется и в жизни и потом… Ну а бездарности, как известно пробьются сами

Любовь, как спасательный пояс. Вечерние стихи 10 апреля


Полдня пытаюсь начать писать эту статью. В первый раз после 4 апреля хочется что-то сказать об Игоре Цареве, тем более, вчера прошла передача, которую лично я бы назвала просто: «До свидания, Игорь, до свидания!!!»
Такое случается, когда с некоторыми избранными не хочется прощаться и невозможно проститься. Так было 11 апреля 1999 года ровно 14 лет назад, когда ушел на 49 году жизни не просто мой самый любимый учитель – доцент ОмГУ Александр Борисович Мордвинов, человек, который сделал меня такой, какая я есть, пред которым я страшно виновата, и уже не попросить прощения, увы.
4 апреля ушел поэт 21 века, как вчера правильно сказали, Игорь Царев, перед которым, к великому счастью, я своей вины не чувствую совсем. Потому что это тот редчайший случай, когда все оказалось как раз наоборот. Мы успели не только полюбить Игоря, но и сказать ему, насколько его любим, моя статья по поводу его награждения премией «Поэт года», стала великой радостью для меня, потому, что успела сказать, потому что он читал ее несколько раз, и в последний раз был 1 апреля на той странице. Потому что у всех у нас были «Вечерние стихи», где Игорь Царев был одним из главных творцов, и всегда прекрасен, и всегда уместен, недаром вчерашняя передача началась именно с последнего его выступления, где он представлял своего кандидата Игоря Лукшта. И одной этой записи хватило бы для того, чтобы понять каким он был. Потому что все мои статьи о «Вечерних стихах» с него начинались и писались для него, никто не приходил на эти страницы так часто. Собственно я беседовала именно с ним все время о поэтах и поэзии. Без него этой передачи представить себе не могу.
Если кто-то 10 апреля заглянул на огонек в первый раз в эту студию, то посмотрите, кто там был, кто говорил об Игоре. А самое главное, как говорили
Юрий Метелкин, Андрей Широглазов, Марина Шапиро, Алексей Ивантер, Лариса Морозова-Цырлина, Лешек, Александр Поминов, Андрей Моисеев. Песни на стихи Игоря Царева исполняет Инна Тхорик.
Телевидение творит чудеса, а Игоря мы видели в записи не в первый, а в третий раз, и потому у тех, кто и прежде смотрел передачу, и кто, возможно, видел ее в первый раз, создавалась иллюзия его присутствия с нами, среди нас. Только фраза Ольги Ворониной: «Буду читать по бумажке, иначе все забуду и разрыдаюсь», как – то нарушала эту гармонию, и действительно чувство, что сейчас все забуду и разрыдаюсь, было примерно до середины эфира, пока маэстро Помидоров (тяжко и непривычно ему было вести эфир одному), не напомнил нам о том, что Игорь был человеком светлым и веселым, и не стоит, пожалуй, так грустить.
Собственно, это все время мне когда-то внушала бабушка, что нельзя плакать и грустить по тем, кто ушел, как бы мы их не любили, потому что им там становится очень тяжело, лучше вспоминать их с улыбкой и радоваться тому, что они с нами были. В этом есть какой-то резон, каждый раз в этом убеждаюсь, рыдала только однажды несколько дней – 7 сентября, когда хоронили команду «Локомотив», и у нас в Омске самого любимого их и нашего вратаря Сашу Вьюхина, вот тогда никаких светлых мыслей не возникало. А Игорь сотворил бессмертие для себя, он оставил стихотворения, записи, мы весь 2012 годы были с ним, читали, слушали, беседовали. И этот диалог продолжится дальше. Он и сейчас уже продолжается.
Так получилось, что только после его смерти открыла «День поминовения», стихотворение, звучавшее и в передаче тоже

День поминовения
Игорь Царев
Поминальную чашу осушим
Над землей, где зарыты таланты.
Вспомним тех, чьи мятежные души
Мы вперед пропустили галантно.
Помолчим. Все равно не напиться
Философским течением буден.
Постоим. А куда торопиться?
Все мы там своевременно будем.
Пахнет пыльным цветком валерьяны
Нескончаемый марш на погосте.
Что ни день, в оркестровые ямы
Мир бросает игральные кости.
Но молчат, не имущие сраму
Новоселы кладбищенских линий —
Бренных тел опустевшие храмы,
По кресты утонувшие в глине.
И смахнув со щеки аккуратно
Горечь слез, набежавших невольно,
Неохотно уходим обратно —
В жизнь, которая делает больно,
Где рекламно кипит мегаполис,
Семь грехов предлагая любезно,
Где любовь, как спасательный пояс,
Нас с тобой удержала над бездной..
Все уже вроде бы сказано, остается только перечитать все рецензии к этому стихотворению и поразиться тому, как ясно все видел и чувствовал Игорь, как он все «угадал».
Заметила еще одну особенность, на все наши не заданные вопросы в рецензиях у Игоря уже есть ответы. Вот и по этому поводу, он отвечает кому-то из своих рецензентов.
Спасибо. Я сомневался, уместно ли помещать здесь эти стихи, но потом решился, ведь согласно древним обычаям, чем больше людей помянут его имя добрым словом, тем лучше. Очень надеюсь, что качество стихов не настолько уж скверное, чтобы помешать этому. А он действительно был славным и светлым человеком.
Игорь Царев 26.11.2002 15:54

Горько то, что примерять все это теперь приходится к самому Игорю, но тут ничего не поделать, тут мы бессильны.
О посмертной судьбе поэта есть упоминание и в нашем с ним разговоре, когда была написана статья памяти Михаила Анищенко «Ушедший в вечность», тогда Игорь написал лично мне, как это должно быть:
Рецензия на «Ушедший в Вечность. Памяти Михаила Анищенко» (Любовь Сушко)
Любовь, спасибо за теплые слова о Михаиле. Это действительно Поэт.
Ему был дан Дар. Дар – это нелегкая доля. Он как раскаленный уголь на ладони. Да, гонит прочь тьму, но и обжигает, и приносит нестерпимую иногда боль. И, так печально устроен этот мир, что судьба Поэта, как правило, только и начинается после смерти носителя Дара. И потому именно сейчас так важно каждое слово об Анищенко. Чтобы не дать тьме забвения завалить, затоптать тот свет, который вложил Михаил в свои строки.
И.Ц.
Игорь Царев 09.12.2012 00:28 •

Никогда бы Игорь не произнес слова о своем даре, а когда говорили другие, он всегда напоминал, что чувствует себя неловко в этом случае, и это так на него похоже, но с момента того ухода не прошло еще и полгода, а мы уже должны говорить о нем то же самое. А главное навсегда запомнить вот эти слова.
И, так печально устроен этот мир, что судьба Поэта, как правило, только и начинается после смерти носителя Дара. И потому именно сейчас так важно каждое слово о Игоре Цареве. Чтобы не дать тьме забвения завалить, затоптать тот свет, который вложил Игорь в свои строки.
Я позволила себе такую вольность и изменила только их имена, все остальное звучит по прежнему и до какой степени актуально. Хорошо, что и это высказывание у нас осталось, мы знаем, что было важно для самого Игоря, и как вести себя дальше – та рецензия стала завещанием для всех, кто жив и кто любит его, и будет любить, пока жив.
Вчера на вечере прозвучало и самое мое любимое стихотворение «Апокалипсис», все помнят, насколько оно было актуально в те дни, когда звучало в программе «Вечерних стихов», мы все еще ждали конца света, тогда было не до шуток, а Игорь шутил.
Я лично потом помещала его в каждую вторую статью, как знаковое не только для Игоря, но и для меня тоже, потому что, если после «Тобола» я его просто полюбила всей душой. Ведь он был нашим, родился и вырос в Хабаровске – в Восточной Сибири, но все равно ближе к моей Западной, чем весь остальной мир, то после этого стихотворения я поняла, что он первый поэт 21 века – самый главный, хотя осознать это пока человек жив, пока еще с ним можно побеседовать- очень трудно. Но теперь уже это становится все очевиднее.
Апокалипсис
На седьмом ли, на пятом небе ли,
Не о стол кулаком, а по столу,
Не жалея казенной мебели,
Что-то Бог объяснял апостолу,
Горячился, теряя выдержку,
Не стесняя себя цензурою,
А апостол стоял навытяжку,
И уныло блестел тонзурою.
Он за нас отдувался, каинов,
Не ища в этом левой выгоды.
А Господь, сняв с него окалину,
На крутые пошел оргвыводы,
И от грешной Тверской до Сокола
Птичий гомон стих в палисадниках,
Над лукавой Москвой зацокало
И явились четыре всадника.
В это время, приняв по разу, мы
Состязались с дружком в иронии,
А пока расслабляли разумы,
Апокалипсис проворонили.
Все понять не могли – живые ли?
Даже спорили с кем-то в «Опеле»:
То ли черти нам душу выели,
То ли мы ее просто пропили.
А вокруг, не ползком, так волоком,
Не одна беда, сразу ворохом.
Но язык прикусил Царь-колокол,
И в Царь-пушке ни грамма пороха…
Только мне ли бояться адского?
Кочегарил пять лет в Капотне я,
И в общаге жил на Вернадского —
Тоже, та еще преисподняя!
Тьма сгущается над подъездами,
Буква нашей судьбы – «и-краткая».
Не пугал бы ты, Отче, безднами,
И без этого жизнь не сладкая.
Может быть, и не так я верую,
Без креста хожу под одеждою,
Но назвал одну дочку Верою,
А другую зову Надеждою.
Когда кто-то в рецензии спрашивал, почему буква нашей судьбы Й, то Игорь сразу отвечает

Потому что краткая. Короткая то есть
Игорь Царев 06.09.2008 18:32

Там, в рецензиях, многие спорят – нужны ли последние две строчки, якобы они все портят, на что Игорь отвечает сам, без всяких наших домыслов:

– Вы правильно заметили, что последние строки – как маленький мерцающий свет в конце тоннеля. И этот свет я обозначил точно – это именно вера и надежда, пусть даже не в сердце, но хотя бы в именах детей.
Игорь Царев 19.09.2008 11:16

Что же еще можно к этому прибавить, но мне с самого начала казалось, что именно в этих строчках и бессмертие, и свет и продолжение жизни тогда, когда нас уже не будет.
И конечно не обошлось без упреков в том, что скажем так «оскорбляются чувства верующих», хотя стихотворение появилось значительно раньше пресловутой статьи, но суть этих критических опусов была примерно о том же, на что Игорь тоже ответил, хотя чаще всего и не отвечал:
:) Да, ортодоксальных верующих тут многое царапает. Но жизнь сама штука острая. И тут речь не о мировом, а скорее о личностном апокалипсисе
Игорь Царев 19.04.2011

Вот именно Апокалипсис был очень личным, только для него, для каждого из нас, но этого не забыть и в той реальности стихотворение оказалось самым необходимым.
Кстати, уже отмечалось в передаче, что в его стихотворениях не было так называемого лирического героя – термин появился в эпоху серебряного века, связанного со стихами Александра Блока, где трудно отличить реальность от фантазий, а поэта обвиняли в том, что он придумал то, чего не было в жизни, сотворил миф о себе.
Так вот Игоря Царева в этом обвинить невозможно. Он писал о себе, о том, что видел, переживал, чувствовал. Лирический герой его стихотворений – он сам.
Сегодня я все-таки обращаю внимание на те стихотворения, где есть тема ухода, вольно или невольно взор направляется к ним. Вот и это стихотворение о том же:

Медный вальс ноября
Игорь Царев

Памяти верного друга, талантливого музыканта и барда Славы Малиновского

Медный голос дождями надраенных труб,
Медных листьев костер на осеннем ветру.
И в полете над миром почти невесом,
Кружит медленный танец судьбы колесо.

На рулетке судьбы выпадает «зеро» —
Открывается дверь в бесконечность миров,
Где усталый оркестр без осенних прикрас
Завершает с листа медный, медленный вальс.

Медный, медленный вальс остывающих дней —
Умирающий звук все бедней и бледней,
Тени горьких предчувствий и огненных рун
Пробегают по нервам трепещущих струн.

Между Жизнью и Смертью стремительный торг.
И уже не понять леденящий восторг,
Дрожь сухих и давно не целованных губ,
Предвкушающих вальс на другом берегу.

Смертный вальс вперемешку со снежной крупой —
Белый танец судьбы над небесной тропой…
На последнем балу не дыша, не любя,
Ты не смог отказать пригласившей тебя.

А в одной из рецензий по поводу этого стихотворения Игорь написал:

– Говорят, что ТАМ тем лучше, чем чаще добрым словом вспоминают Здесь. А потому, спасибо Вам.
Игорь Царев 02.11.2005 13:19
Думаю, это тоже всем нам остается помнить всегда, он знал, о чем говорит. А в пронзительном стихотворении «Пес», к моему удивлению, нашла такие строчки:
На душе ненастно, как после собственных
похорон.
Полыхает дымным рекламным заревом
Третий Рим,
А соседа выжигу, как нарочно,
зовут Нерон.
Ты прости нас, Господи, мы не ведаем,
что творим…
Согласна с теми, кто говорил в студии о том, что Игорь остается с нами, душа его здесь, и не только до 40-ка дней, как принято считать, а пока мы живы, он остается с нами. Мы задаем вопросы и находим ответы в его стихотворениях и рецензиях, которые тогда писались для определенного человека, но он отвечает всем нам на самые больные вопросы. А пока мы будем вести этот диалог, поэт Игорь Царев останется с нами, мы только начинаем его открывать для себя, и уверяю вас, там столько открытий чудных, о которых и не подозревала даже, но они все впереди.
Появляется столько новых стихотворений, которых не было на страничке. Но они есть в других местах, на других сайтах, и печаль со временем будет светлее, и еще больше наша благодарность ему за то, что он был, и мы оказались как-то причастны к этому явлению Поэта нашему скверному, ужасному, но все же прекрасному миру.
Закончить хочется еще одним стихотворением, пока без комментариев. Там все-таки жизнь торжествует над смертью, не это ли главное? А еще понятно, что биография Игоря Царева заслуживает отдельного романа, об этом тоже говорили многие, но все это еще у нас впереди. А пока стихотворение и голос Игоря Царева.
Я мог бы…
Я мог бы лежать на афганской меже,
Убитый и всеми забытый уже.
И мог бы, судьбу окликая: «Мадам,
Позвольте, я Вам поднесу чемодан!»,
В Чите под перроном похмельный «боржом»
По-братски делить с привокзальным бомжом…
Я мог бы калымить в тобольской глуши,
Где хуже медведей тифозные вши;
Тяжелым кайлом натирая ребро,
Под Нерчинском в штольне рубить серебро
Я мог бы… Но жизнь, изгибаясь дугой,
По-барски дарила и шанс, и другой.
Иные галеры – иной переплет.
И вновь под ногами старательский лед:
В словесной руде пробиваюсь пером —
Меня подгоняет читинский перрон
И тот, кто остался лежать на меже,
Убитый и всеми забытый уже.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Когда в 1996 году в подъезде собственного дома киллером был убит поэт и философ Олег Чертов, любимец всего омского студенчества, близкий, дорогой, любимый всеми нами Олег Владиленович, мы были молоды, мы и правда не понимали, как жить дальше, пока не появилось его стихотворение, к нам обращенное, четыре строчки из которого выбиты на гранитной плите на его могиле, вот тогда все встало на свои места, он вернул нас к реальности.

Олег Чертов
В природе – сдвиг, вначале неприметный,
Но мрачно изменилось естество.
Ненастный день похож на путь посмертный:
Ни впереди, ни сзади – никого.
С полночных стран на ледяном пароме
К нам подплывает снеговая жуть.
Кто впереди – уже укрылся в Доме.
Кто сзади – не решатся выйти в путь.
Достигни Дома. Преклони колени.
Зажги огонь в камине, стол накрой
И ожидай в надежде и терпенье,
Кого при жизни ты сковал с собой.
В миру мы были и глупы, и слепы.
Как просто было нас ко злу склонить!
Но там, во тьме, стеснительные цепи
Преобразятся в световую нить!
Ноябрь 1985

Теперь мы знаем, что в том Доме зажжен огонь, накрыт стол, и он ждет всех, кто ему был дорог при жизни.
Надеюсь, что и к Игорю Цареву мы тоже зайдем на огонек, и обязательно будет встреча там, а потому остается только сказать: «До свидания, Игорь, до свидания» и терпеливо ждать новой встречи.

В плену у Незнакомки. Вечность-1


Мне удивительный вчера приснился сон:
Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока.
Лошадка тихо шла. Шуршало колесо.
И слёзы капали. И вился русый локон.
И больше ничего мой сон не содержал…
Но, потрясённый им, взволнованный глубоко,
Весь день я думаю, встревожено дрожа,
О странной девушке, не позабывшей Блока…
И. Северянин
Серебряный век оборвался внезапно, едва успев начаться. Он заполыхал ясным пламенем в пожарищах бунта бессмысленного и беспощадного.
В 1917 году А. Блок и В. Маяковский на Сенатской площади, около одного из тех костров столкнулись на миг, чтобы разойтись уже навсегда. И странная фраза:
– А у меня в усадьбе сожгли библиотеку, – была совершенно непонятна тому, кто одержимо мечтал о мировом пожаре и грозился сбросить бога с небес.
До библиотек ли было тогда, когда рушился мир, и все-таки именно уничтоженная библиотека – символ вечной жизни слова – была самым страшным кошмаром, самой большой потерей для А. Блока.
Серебряный век канул в Лету, но ведь ничто не исчезает бесследно, в мире нет ничего нового. Не случайно же И. Северянина значительно позднее, когда погиб сам Блок, так потрясла сцена, которую он описывает в своем стихотворении
Весь день я думаю, встревожено дрожа,
О странной девушке, не позабывшей Блока
На самом деле в этом эпизоде есть глубочайший смысл – мир не канул в Лету, пока мы не позабыли А. Блока, первого поэта серебряного века, самой страшной бедой для которого стала уничтоженная библиотека.
Такая вот странная связь наметилась.
В другом своем стихотворении, избранный королем поэтов, Игорь Северянин напоминает «тусклым сиятельствам», что
Во времена Северянина следует знать, что за Пушкиным
Были и Блок и Бальмонт
И все титулы, звания, награды перед истинными творцами – ничто. Мир не прекратит своего существования, пока мы помним об А. Блоке. И у нас всегда есть возможность вернуться в серебряный век русской поэзии, пока традиции Блока не нарушаются, пока его творчество остается главным мерилом Поэзии.
Об этом я думала, когда пыталась определить и традицию, и новизну в творчестве Игоря Царева.

То, что серебряный век в его творчестве – точка отсчета – сомнения не было – стихотворение «Когда в Елабужской глуши», прозвучавшие за несколько дней до ухода, в тот момент, когда ему вручали литературную премию – яркое тому свидетельство. Стихотворения, обращенные к Волошину и самому Северянину – свидетельствуют о том же. И все-таки начать анализ в контексте стихотворений о серебряном веке хочется со «Старой Незнакомки», потрясшей многих, из тех, кто открыл этот текст в разное время. Вот та точка отсчета, где становится ясно – Игорь Царев вышел оттуда, это его стихия, его начало.
И словно бы ясная подсказка, одна из последних рецензий 30 марта, а Игорь отвечал всем нам в последний раз 1 апреля, больше я его реплик не видела. Рецензия о том же самом, о чем я все время думаю
Рецензия на «C высоты своего этажа» (Игорь Царев)
а я-то наивно полагал, что канул в Лету серебряный век, читая вас, понимаю, как заблуждался. приятное открытие!
Борис Виноградов 30.03.2013 12:14
:) Значит, заходите еще
Игорь Царев 01.04.2013 16:32

То, что серебряный век не канул в Лету, а продолжил свое существование – это было очевидно многим.
Творчество Игоря Царева находится где-то в промежуточном этапе между символизмом А. Блока и акмеизмом Николая Гумилева. Для обоих поэтов А. Блок остался мерилом того высшего напряжения духа, но наступали иные времена, и тот и другой стремились к предельной яркости и стиля, и смысла – от всей таинственности и усложнённой, многослойности метафор символизма нужно было вернуться к простоте и прозрачности текста.
И это им в равной мере удалось, с той лишь разницей, что Н. Гумилеву прожить пришлось до обидного мало, он только приступил к творению этой прозрачной гармонии, так чаровавшей многих. Но и для того, и для другого творчество А. Блока осталось путеводной звездой, потому что представить серебряный век без него было невозможно.
А потому знаковым стихотворением для Игоря Царева стала «Старая Незнакомка» Эпиграф здесь из той «Незнакомки», легенды о которой будоражат наши умы до сих пор.

В воспоминаниях поэтов серебряного века все время мелькает эпизод, как впервые появился А. Блок на башне В. Иванова, и долго был не замечен знаменитыми поэтами, а потом на рассвете уже изрядно выпивший К. Бальмонт, издеваясь над новичком, попросил его тоже что-нибудь почитать. И он прочитал «Незнакомку», кто-то говорил, что читал он ее еще пять раз, кто-то утверждал, что семь. Но стихотворение так потрясло мэтров, что снисходительная усмешка исчезла с их лиц и никогда больше не появлялась. Они были зачарованы именно этим текстом, который навсегда оставался для Блока знаковым. Над тайнами его бьются литературоведы до сих пор, а А. Блок только загадочно улыбается, взирая на все наши усилия.

И трудно представить мне современного поэта, который сегодня бы решился написать что-то по мотивам этого шедевра, ставшего символом эпохи, а вот Игорь Царев решился, да еще в ключе прозрачности и невероятной ясности акмеизма, удачно избегая туманов и обманов символизма, что само по себе непростая задача. Это еще и рискованно, потому что исчезает тайна, на которой и держится сюжет текста. Ведь там мы так и не понимаем до конца, была ли женщина, реальна она или только призрак, только воспоминание о первой любви. И скорее всего, это «только первая снится любовь». А как же в другой системе передать то невероятное состояние и чувства, и тайну, и портрет прекрасной женщины? Кажется, что все усилия поэта обречены на провал. Но не торопитесь выносить приговор. Загляните в текст.

Старая незнакомка
Дыша духами и туманами…
А. Блок
По скользкой улочке Никольской,
По узкой улочке Миусской
В разноголосице московской —
Едва наполовину русской,
Ни с кем из встречных-поперечных
Встречаться взглядом не желая,
Вдоль рюмочных и чебуречных
Плывет гранд-дама пожилая.
Ни грамма грима, ни каприза,
Ни чопорного политеса,
Хотя и бывшая актриса,
Хотя еще и поэтесса,
Среди земных столпотворений,
Среди недужного и злого,
В чаду чужих стихотворений
Свое выхаживает слово.
В былинной шляпке из гипюра
Или другого материала,
Она как ветхая купюра
Достоинства не потеряла.
В нелегкий век и час несладкий
Ее спасает книжный тоник,
Где наши судьбы – лишь закладки
Небрежно вставленные в томик.
Действие переносится в Москву, что характерно для Игоря, москвича, любящего этого город, скорее всего это все-таки день, а не вечер, потому она так ясно прорисована. И вроде бы совсем не похожа на ту, которая появляется «дыша духами и туманами». Конечно, это собирательный образ всех блоковских Незнакомок
Хотя и бывшая актриса,
Хотя еще и поэтесса,
– бывшая актриса и вот уже великолепная Наталья Николаевна Волохова, та сама, которая пришла в его жизнь сразу же после написания шедевра, она стала Снежной маской и Снежной Девой, и столько удивительных стихотворений ей было посвящено.
Поэтесса, – и возникает в памяти образ А. Ахматовой «Я пришла к поэту в гости». И это тоже она, обессмертившая его в своих посланиях, и поведавшая нам, что «У него глаза такие, что влюбиться каждый должен».
Но в современном мире она, конечно, скользит как тень, разглядеть которую может только поэт из Блоковского круга, круга избранных, отмеченных знаком, каким и был Игорь Царев. Как бы ни грустно это было сознавать, но сегодня он уже ближе к самому Блоку, чем к нам, и возможно на той самой лунной дорожке он сможет прочитать свое великолепное стихотворение.
Как и сам поэт, она ощущает себя чужой в этой шумной и яростной столице, где чаще всего не живут, а выживают, у нее же особая миссия, она
В чаду чужих стихотворений
Свое выхаживает слово.
Мы знаем по запискам и воспоминаниям самого А. Блока, что он всегда был влюблен в актрис, и Игорь Царев в данном случае выступает адвокатом поэтесс, вероятно, они ему ближе и понятнее, и до сих пор за них некому было заступиться перед Блоком и историей.
Многих поражают следующие две строчки в описании характера героини.
Она как ветхая купюра
Достоинства не потеряла.
И на самом деле на улицах столицы каждый из нас еще имел радость встречать вот таких вот старых дам, невероятных, прекрасных, которыми можно всегда любоваться, потому что они и живут, и несут себя миру достойно до самого конца. Они действительно заглянули в наш бурный мир из той эпохи. Встречали многие, а вот написать о них, так написать смог только Игорь Царев
Есть множество воспоминаний о К. М. Садовской, первой возлюбленной поэта, которой и было посвящено стихотворение «Незнакомка». Она до самой смерти хранила письма поэта, перевязанные алой лентой, и доктор, ее лечивший, большой поклонник А. Блока, видел единственное ее сокровище —пачку этих писем, и не мог поверить, что это та самая женщина…
Героиня Игоря Царева хранит другое сокровище
В нелегкий век и час несладкий
Ее спасает книжный тоник,
Где наши судьбы – лишь закладки,
Небрежно вставленные в томик.
Это томик стихотворений, вероятно, тот самый, о котором с таким восторгом говорил Игорь Северянин.
Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока.
Не та ли самая эта девушка, которая прожила долгую жизнь и сохранила тот томик стихотворений с засохшими цветами, с закладками, которые остаются на память о каких – то важных событиях.
Если поэтам доведется встретиться на той самой лунной дорожке, то это стихотворение Игоря Царева для Александра Блока должно быть тем чудным даром, который искупает все горечи и страдания, выпавшие на долю первого поэта серебряного века.
А что же по этому поводу осталось в рецензиях, которые стали сегодня для нас основной доказательной базой и живыми свидетельствами того, о чем я пытаюсь рассказать:

Похоже на «Незнакомку» Блока, через сколько-то лет.
Нравится!
Рукавишникова Юлия 04.12.2011 20:58 •

:) Так и задумывалось. Рад, что это читается между строк
Игорь Царев 04.12.2011 21:04
Хотел даже назвать текст «Старая незнакомка». Но потом решил, что посыл и так прозрачен :)
Игорь Царев 05.12.2011 12:04
А когда читательницы вспоминают о том, что в стихотворении было еще и продолжение, оно возникает в рецензии у Игоря, так мы открываем еще одну тайну этого текста:
Я вообще-то и хотел сказать, что земная жизнь без жизни книжной – бедна и тщетна :)) Но окончание можно мысленно проговаривать так:
В нелегкий век и час несладкий
Ее спасает книжный тоник,
Где наши судьбы – лишь закладки
Небрежно вставленные в томик.
Где седовласые вершины
Над серой плоскостью взмывают
И поливальные машины
Следы с асфальта не смывают.
Игорь Царев 09.12.2011 15:28

Есть еще и вот такое интересное замечание по поводу этого стихотворения:
Такие ещё живут в Москве. Их пошло и точно называют «уходящая натура».
Я ничего о Вас не знаю, но мне кажется Вы – петербуржец, или ленинградец (как угодно).И если это так, то большое спасибо – отдельное – за чувство Москвы.
Джина Церович 18.02.2012 17:08 •
:) Я в Питере в институте учился
Игорь Царев 20.02.2012 10:54

И снова читатели говорят о том, что вспомнили и Бродского, и ясно увидели в Незнакомке А. Ахматову.
Когда есть столько различных контекстов, то сразу ясно, что текст настоящий, очень глубокий, и очень интересный. Последняя реплика Игоря Царева по этому поводу:
Да, внутренний отсыл к классике придает тут некоторый шарм. Рад, что это ощущается не только мной :)
Игорь Царев 13.12.2011 13:47
Это только самый первый штрих для того, чтобы вписать творчество Игоря Царева в поэзию серебряного века.
Нам еще предстоит обратиться к стихам, посвящённым М. Цветаевой, И. Северянину, Б. Пастернаку, Н. Гумилеву, к другим мотивам и темам самого Блока, которые прослеживаются в творчестве, о которых в рецензиях говорит поэт. В итоге открывается такая невероятная картина со-творчества, перекличек, о которой только догадывался в одной из последних рецензий один из читателей

2.
От Старой Незнакомки, из серебряного века вместе с Игорем Царевым мы возвращаемся в нашу реальность, чтобы вместе с поэтом взглянуть еще на один портрет. По силе воздействия, это творение достойно кисти Рембрандта, кстати, Игорь упоминал в рецензиях, что он учился рисовать, но потом это дело оставил, хотя у него есть навыки портретиста, и теория живописи ему, судя по всему, известна. А вот писать портрет еще одной своей замечательной героини, ему приходится снова словом, вместо картины появляется стихотворение.
В ней есть что-то и от той, первой, играющей главную роль в этой статье, но тут картина выпуклее, больше деталей, мы отходим от духов и туманов А. Блока в суровую реальность, реальность печальную, на первый взгляд,
Исчезнув с московских улочек, Незнакомка вернулась к себе домой.
* * *
Мышиный запах запустения
Витает в старческой обители.
Молчат поникшие растения,
Как будто чем-то их обидели.
А их хозяйка с кожей матовой
Почти дворянского сословия…
Стихи целебные Ахматовой
И валидол у изголовья…
Жизнь – патефонная иголочка,
Скрипит давно немодной песнею.
На ужин только хлеба корочка,
Ведь снова задержали пенсию.
Но память о годах без отчества,
И грезы о былых поклонниках
Лимонной долькой одиночества
Украсят постный «чай со слоником».
И пусть невесел день рождения,
Душа не ведает усталости.
Она участник восхождения
К седой вершине звездной старости.
Часы идут как заведенные,
Качая маятник размеренно,
Но время, Богом отведенное,
По счастью, никому не ведомо.
Удивительный образ, вписанный уже не в вечность, а в реальность комнаты, где все бедно, но достойно.
Стихи целебные Ахматовой и чай со слоником, – вот что главное в этом мире – домашний уют.
Игорь Царев не боится взглянуть в глаза старости, показывает нам ее во всех своих порой убогих серых тонах, но чувствуется какая-то светлая печаль и достоинство человека «Почти дворянского сословия». Люди нашего поколения еще встречали таких героинь, родившихся до революции, проживших долгую и очень трудную жизнь, но не сломленных, идущих с прямой спиной и расправленными плечами даже в таких скудных условиях жизни, какие им чаще всего выпадали. Вольно или невольно воспоминается знаменитый романс Апухтина
«Пара гнедых»
Пара гнедых, запряженных с зарею,
Тощих, голодных и грустных на вид,
Вечно бредете вы мелкой рысцою,
Вечно куда-то ваш кучер спешит.
Были когда-то и вы рысаками,
И кучеров вы имели лихих,
Ваша хозяйка состарилась с вами,
Пара гнедых!
Только минор этого романса заменяется у Игоря Царева мажором. Ведь все-таки таинственная и прекрасная Незнакомка А. Блока и в старости своей не может быть такой убогой и несчастной, как эта героиня:
Старость, как ночь, вам и ей угрожает,
Говор толпы невозвратно затих,
И только кнут вас порою ласкает,
Пара гнедых!

Старость – печальная пора для когда-то блестящей Дамы, и может быть, впервые поэт нарушает эти законы, он показывает нам достойную старость. За плечами у него стоит не депрессивный и несчастный А. Апухтин, а гордый и надменный Александр Блок, сумевший в свое время сотворить чудо – явить миру вот такую Незнакомку. Но не надо забывать, что его жизненный путь оборвался в 40 лет… Он просто не мог развить эту тему.
И в подтверждение того, что это Незнакомка остается прекрасной, ею может любоваться и восхищаться любой из нас, и извечный мотив «Подайте милостыню ей» в данном случае, у Игоря Царева совершенно неуместен, его героиня и не примет эту милостыню, если кто-то захочет подать. Но есть и еще одно стихотворение, развивающее эту тему «Старая Прага»
Сказочный город. Честно
Игорь Царев 20.01.2009 21:49

– читаем мы в рецензии к этому стихотворению, и никто не сомневается в том, что город сказочный, но ведь надо еще написать об этом так, чтобы эту сказочность увидели даже те, кто ни разу не был в Праге.
А это вовсе не так просто, как кажется.

Вероятно, впервые о Праге ТАК написал именно Игорь Царев. Может быть потому, что у него были уже те два стихотворения, и это только дополнило и расширило тему ДОСТОЙНОЙ старости, которая может быть вопреки вековому опыту, доказывающему обратное, прекрасной

Старая Прага
Прага, как старая дама в вуали —
Профиль готичен.
Здесь электрический смайлик трамвая
Анекдотичен.
Тонем в истории улочек узких —
Даты и прочерк.
Толпы туристов. Но, кажется, русских
Больше чем прочих.
Влтава гоняет усталые волны
Между мостами.
Буквы на вывеске бара неполны —
Стерлись местами.
Наши? – подсели за столик, спросили
Парни из Тынды.
Что ж, признаваться, что ты из России
Стало не стыдно.
Нас узнают не по вычурным платьям,
Не по каратам,
А по тому, как беспечно мы платим
Ихнему брату,
И по тому, как душевно гуляем,
Вольно глаголим,
Гоголем ходим, где раньше буянил
Глиняный Голем.
Темное пиво, гуляя по замку,
Мы ли не пили?
И восхищались, как держат осанку
Древние шпили…
На гобеленах в покоях монарших
Пражские ночи.
Толпы туристов. И, все-таки, наших
Больше, чем прочих.
Кроме достойной старости, поэт нам показывает еще и сказочную старость, что совсем уж фантастично, а не только поэтично, но может ли он по-другому?
И снова перед нами предстает Незнакомка, у которой «Профиль готичен», «И восхищались, как держат осанку древние шпили», здесь еще и древние прекрасные замки, где происходили самые романтичные свидания влюбленных…
Голос самого Игоря Царева (из рецензий к стихотворениям)

:) Ага. Было бы совсем здорово – «Новые русские в старой Праге». Но, увы, новые ездят в Куршавель, а в старую Прагу и русские ездят старые. Не обязательно по возрасту :) Прага – город из сказки :) Прага мне понравилась. Пряничный городок. Потому писал со вкусом :)
Игорь Царев 19.08.2010 18:09

А мне очень понравился вот этот небольшой цикл из трех стихотворений Игоря Царева. Это такое живописное полотно, в котором просматриваются и женские черты, и очертания Старой (сказочной) Праги, и судьба одинокой, но не сломленной пожилой Дамы, которая живет достойно…
А. Блок может гордиться таким поворотом его излюбленного сюжета в стихотворении, сделавшем его знаменитым.
Когда наши критиканы спрашивают, а что же такого внес Игорь Царев в современную поэзию, будем говорить условно 21 века, хотя все мы вышли из века прошлого, но все-таки дюжина лет в новом веке – это не так уж мало, многое было написано, доработано в новом столетии.
Он подхватил упавшее из рук Александра Блока гусиное перо, а такие шедевры пишутся именно пером, и попытался работать в этой традиции. Блоку не пришлось увидеть свою Незнакомку старой, Игорь Царев нам ее показывает такой. Согласитесь, что задача его была значительно сложнее, молодую и прекрасную Деву рисовать всегда проще. Но со своей трудной задачей он справился блестяще, и еще дважды подтверждает свое мастерство в раскрытии этой архисложной темы. Поэт оставляет и нам надежду на то, что и в этих условиях можно прожить вопреки реальности даже в старости и немощи достойно.
А самое главное, что есть поэт, который это увидит, оценит и об этом напишет, и потрясет сознание своим творением… А ведь женские образы поэтам и писателям удаются вовсе не часто, что тоже приятно отметить.
У Игоря Царева есть другие Блоковские мотивы. Я начала именно с этого, потому что он показался мне наиболее убедительным с одной стороны, а с другой – очень симпатичным и обнадеживающим всех, кому придется столкнуться со старостью и пройти и этот отрезок жизни, вспоминая дивные строки. Это поэзия помогает жить, вдохновляет,
Но время, Богом отведенное,
По счастью, никому не ведомо.

А в финале хочется напомнить кусочек стихотворения, потрясшее когда-то мир, из которого и вышла в мир Незнакомка, тогда еще юная и прекрасная.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Вернуться мне хочется к тому, с чего все начиналось, к пронзительному стихотворению И. Северянина, в котором он убедился, что Блок бессмертен, потому что «Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока».
Этот дивный сон оказался пророческим. Такие девушки появлялись и позднее, и сегодня мы любим А. Блока так же, как в начале прошлого века
Весь день я думаю, встревожено дрожа,
О странной девушке, не позабывшей Блока…

То же самое должно случиться и с Игорем Царевым, потому что стихотворения его не только созвучны блоковским, но они поднимают всех нас еще на одну ступеньку вверх, дарят Веру, Надежду, Любовь

Откуда столько Бродского? Вечность-2


Страница за страницей, стихотворение за стихотворением предстоит нам всем открывать поэтический мир Игоря Царева.
Закономерно, вероятно, начать анализ стихотворений Игоря Царева в контексте лирики серебряного века с Александра Блока. «Старая незнакомка» – его программное стихотворение, возвращающее нас в эту эпоху, и протягивающее световые нити между временами, нити, разорванные на какое-то время бурной советской эпохой. Но коли у нас есть «возвращенная литература» серебряного века, то почему бы их снова не связать воедино, и тогда к нам вернётся настоящая поэзия, как говорил в свое время Мандельштам о Песнях Оссиана:
И не одно сокровище, быть может,
Минуя внуков, к правнукам уйдет, —
Что-то подобное творится и с нашей лирикой сегодня, особенно если обратиться к ярчайшим поэтам 21 века, они очень близки поэтам серебряного века.
Но на время оставив и Б. Пастернака, И. Северянина, и М. Волошина, и Н. Гумилева, и Марину Цветаеву, я переношусь от А. Блока к Иосифу Бродскому, потому что в нашем времени, и в творчестве Игоря Царева Бродского очень много. И более того, в одном из первых стихотворений памяти Игоря Царева близкий его друг, человек не один год, знавший поэта, написал (а первое впечатление всегда самое верное):
На самом главном в чувствах языке
О Бродском лучше Бродского писавший..
Владимир О. Сергеев
Когда в передаче «Вечерние стихи», прозвучало стихотворение «Бродяга и Бродский», я подумала о том же самом, что он пишет о Бродском лучше самого Бродского.
Потом были другие передачи, другие поэты, и чуть ли не каждый из них в той или иной мере снова обращался к Бродскому. Его было слишком много, это отмечали и критики, и я все время ловила себя на той же мысли. Часто Бродский бывал излишен, неуместен, невольно возникал вопрос, зачем нужно снова тревожить Бродского. И только в лирике Игоря Царева он был уместен и органичен. А вот почему так случилось, нам еще предстоит понять.
Вовсе не сразу я ответила на вопрос, почему именно к Бродскому обращаются все сегодня? И ладно бы год 1990, когда он был впервые опубликован, когда мы могли называть его имя, не боясь неприятностей, серьезного разговора с человеком, который следил за порядком, за тем, что нам нужно читать, а чего не нужно. Бродского читать не рекомендовали, запрещали (трудно поверить, но так было). У некоторых из нас были неприятности.
Но с тех пор прошло уже четверть века. Черный том 1994 года в серии Нобелевских лауреатов, все еще похож на чудо, как и зеленый том Избранного Николая Гумилева в серии «Большая библиотека поэта»…
Но только сегодня, почти через двадцать пять лет поэты начали осознавать, кем был для всех нас Иосиф Бродский, встреченный в юности Анной Ахматовой и советским правосудием, осужденный за тунеядство, отбывший срок в глуши и насильно высланный из страны. Это был самый громкий судебный процесс по делу ПОЭТА, после которого Ахматова воскликнула: «Какую биографию делают нашему рыжему!».
Благодаря всем этим очень печальным событиям, Бродский остался поэтом серебряного века, хотя жил в совсем иные времена.
Высланный из страны Бродский повторил путь поэтов серебряного века, и вопреки всему сохранил традиции и тот уровень поэзии, который существовал тогда, и именно Анна Ахматова словно бы передала ему великое наследство внезапно ушедшей эпохи. Он вернулся в нашу лирику через полвека, когда и началась его творческая жизнь…
– Откуда столько Бродского? – повторяли многие вслед за Игорем Царевым, понимая, что это наше сегодняшнее стремление поверить в Ренессанс серебряного века, попытаться возродить те традиции высокой поэзии, казалось бы, навсегда безвозвратно утраченные.
Когда были опубликованы книги И. Бродского, когда в нашу жизнь вошли поэты серебряного века, (а случилось это почти одновременно в конце прошлого века). Тогда появился шанс вернуться к высокий поэзии.
И одним из первых к Бродскому в своих чеканных, ярких и очень ясных стихах обратился Игорь Царев.
Кто-то их рецензентов сказал о том, что поэзия, настоящая поэзия, всегда немного туманна, темна, подобна молитве, и только немногим из самых талантливых авторов удается достичь той светлой ясности и простоты, которая поднимает ее на неветряную высоту. Второе удалось в полной мере Игорю Цареву. Не потому ли создается впечатление, что Игорь Царев «О Бродском лучше Бродского писал».
Сколько было споров все эти годы среди филологов – классик ли Бродский, нужно ли включать его в школьную программу, такого туманного, такого непонятного даже взрослым, уж не говоря о детях.
Для Игоря Царева такого вопроса не стояло, потому и возникло стихотворение, обращенное к Бродскому, программное стихотворение. Говорят, оно было включено в посмертный сборник Бродского, исследователи, которые изучали творчество Бродского, дали ему такую вот высокую оценку
Бродскому
Не красками плакатными был город детства выкрашен,
А язвами блокадными до сердцевины выкрошен,
Ростральными колоннами, расстрелянною радугой
Качался над Коломною, над Стрельною и Ладогой…
И кто придет на выручку, когда готовит Родина
Одним под сердцем дырочку для пули и для ордена,
Другим лесные просеки, тюремные свидания,
А рыжему Иосику – особое задание…
Лефортовские фортели и камеры бутырские
Не одному испортили здоровье богатырское.
Но жизнь, скользя по тросику, накручивая часики,
Готовила Иосику одну дорогу – в классики.
Напрасно метил в неучи и прятался в незнание,
Как будто эти мелочи спасли бы от изгнания!
И век смотрел на олуха с открытой укоризною:
Куда тебе геологом с твоею-то харизмою?..
Проем окошка узкого, чаёк из мать-и-мачехи…
Откуда столько русского в еврейском этом мальчике?
Великого, дурацкого, духовного и плотского…
Откуда столько братского? Откуда столько Бродского?
Здесь уместилась вся страшная биография поэта, и немного перефразирована знаменитая фраза Ахматовой: « Готовила Иосику одну дорогу – в классики» («Какую биографию делают нашему рыжему!». А. Ахматова).
С невероятной силой звучат последние строки этого стихотворения, где Игорь Царев отмечает:
Проем окошка узкого, чаёк из мать-и-мачехи…
Откуда столько русского в еврейском этом мальчике?
Великого, дурацкого, духовного и плотского…
Откуда столько братского? Откуда столько Бродского?
И здесь дается характеристика нашего национального характера «Великого, дурацкого, духовного и плотского» – вот из этих противоречий и состоит русская Душа, а отразить ее по воле судьбы и рока удалось в свое время Борису Чичибабину и Иосифу Бродскому.
Игорь Царев не первый задает этот вопрос, он немного раньше возник у Бориса Чичибабина, в стихотворении «Тебе, моя Русь» тот тоже отмечает подобное явление, правда уже в живописи:
Нет меры жестокости, ни бескорыстью,
И зря о твоём же добре лепетал
Дождём и ветвями, губами и кистью
Влюбленно и злыдно еврей Левитан.
И тот и другой отмечают в своих чудесных творениях, что в определенный момент в нашей живописи, в нашей поэзии появляются знаковые фигуры, которые понимают и описывают Русь и русский характер так ярко, как это не удается никому другому. Нам остается только внимать и восхищаться, и учиться понимать этот мир через призму их картин, их стихотворений. Но если Игорь Царев обратился к поэту осознано, другие сделали это интуитивно. И сегодня настоящую поэзию без контекста лирики Бродского представить проблематично.

2.
Иосиф Бродский, проживший за границей вторую половину жизни, никогда не возвращавшийся в Россию. Долгое время запрещенный, казалось потерянный навсегда, вопреки всему становится той путеводной звездой, которая оставляет надежду на то, что поэзия еще может возродиться и подняться на невероятную высоту. Еще можно вернуть ту элитарную поэзию, которую отняли на долгие годы, заменив ее каким-то суррогатом, чем-то новым, часто невнятным, а порой и просто халтурным подобием. Но большие художники и тогда вольно или невольно тянулись к Бродскому. А когда его книги были, наконец опубликованы, мы открыли его для себя. Именно в стихотворениях Игоря Царева видно, как сомкнулись разорванные звенья золотой цепи. (Это то древнее славянское письмо, которое, казалось бы, забыто и утеряно навсегда, и далеко не всем удается видеть эту золотую цепь).
Вот, что сам Игорь говорит о стихотворении и о Бродском в рецензиях:
Но я – то от своего имени пишу, ощущая некую общность в языковом пространстве
Игорь Царев 08.09.2011 17:16
Я к Бродскому спокойно отношусь. Это не герой моего поэтического романа. Но вот судьба его гения мне чрезвычайно интересна :)
Игорь Царев 24.01.2012 12:01
Стихи у него все равно гениальные :)
Игорь Царев 24.01.2012 12:17
Да, меня интересовала именно судьба Бродского. В ней очень ярко проявил себя фатум, детерминированная предопределенность. Пример Бродского показывает, что чем ярче человек, тем он менее свободен, тем более ограничен в выборе своего будущего.
Игорь Царев 09.10.2012 19:29

Поэт – прежде всего судьба. Потому есть четкая взаимосвязь – чем сложнее эпоха, тем ярче стихи, которые являются отражением взаимодействия поэта и времени. Именно поэтому свои собственные «размеры» мне кажутся куда менее значительными, чем вы назвали. Но спасибо на добром слове :)
Игорь Царев 21.01.2013 12:35
На это стоит обратить внимание, Игоря Царева интересует именно СУДЬБА гениального поэта, отраженная в нашей реальности и творчестве.
И опять же, отталкиваясь от Бродского, от туманного и несколько зашифрованного стихо – творения, Игорь Царев идет к той ясности и высоте стиха, которую мог бы достигнуть акмеизм, если бы его творцам удалось прожить чуть дольше, если бы все в судьбах Гумилева, Мандельштама, Ахматовой случилось иначе.
Конечно, творчество И. Бродского, как и предшественников, связанно, прежде всего с Ленинградом, а потому одно из самых знаменитых его стихотворений возникает в памяти мгновенно. Оно звучало и во времена его опалы.
* * *
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
– До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой,
– словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
Иосиф Бродский
Особую роль в жизни поэта играет именно Васильевский остров – место символичное и сакральное для него, оно все время помнится в годы изгнаний, и туда снова и снова возвращается его душа. Да и мы, еще ничего не зная о творчества Бродского, помнили именно это стихотворение. И если где-то мог и встретить тень поэта Игорь Царев, то именно на Васильевском. Так оно и случилось, стихотворение «На Васильевском» сразу отсылает нас к Бродскому, и еще дальше, к другому мученику режима, жившему здесь, и описавшему град – Осипу Мандельштаму, так мы вместе с поэтом снова дотягиваемся до серебряного века и до акмеистов…
Мысленно Игорь Царев возвращается в Питер (Ленинград), где родился и жил до трагических событий гений. Игорь не раз подчеркивал, что он там учился в свое время, и этот город прекрасно знает и любит. И вольно или невольно именно в Питере появляется и призрак Бродского.
На Васильевском
Линии жизни пересекая, ларьков обходя паршу,
Призрак Иосифа бродит любимым островом…
Если однажды встретится – пусть бестактно, но я спрошу:
Шпилька Адмиралтейства – не слишком остро Вам?
Улиц названия, лиц вереница, глянцевый переплет,
Не целиком история – только выборка.
Бармен под злую музыку розоватый кронштадтский лед
Крошит в стакан бурбона быку из Выборга.
Черные тучи и белые ночи – гренки и молоко,
Каменный фрак потерт, но оправлен золотом.
Что старый век не вытравил, новый выправит кулаком.
И кошельком. И просто ячменным солодом.
Ну как тут не вспомнить, ставшее знаменитым:
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
О. Мандельштам
Там они могли встретиться в реальности или в фантазиях, но на Васильевском остается только Призрак Бродского. Хотя поэт был жив в те времена, но мы знаем, что сам Бродский никогда не возвращался в Питер, не хотел быть там туристом, и не мог вернуться, чтобы жить постоянно. Вернулись только творения в последние годы его жизни, и воспринималось это и радостно и печально всеми нами тогда, вот и у Игоря Царева возникла эта странная тень.
– мои скромные размышлизмы по поводу, как бы ему глянулся нынешний Питер :) Игорь Царев 28.04.2010 11:43
Я и сам любил пройтись по Васильевскому. Переходил по Тучкову мосту с Петроградской стороны (где какое-то время обитал) и просто гулял по линиям. Иногда шел в ДК, где показывали старые фильмы…
Игорь Царев 29.10.2012 11:06

Так постепенно мы узнаем Питер – город, в котором пусть только в фантазиях сошлись три поэта, соединяются разорванные нити русской лирики. Эта встреча могла бы случиться в реальности, в ту пору Игорь Царев был еще очень молод, а Иосиф Броский уже давно стал Мастером и Патриархом русской словесности…
Но это творилось только в мечтах и снах, а вот другая встреча оказалась вполне реальной. Она тоже связанна с Бродским, и поэт ее запечатлел в своем знаменитом стихотворении, о котором было столько споров, на которое в передаче обрушились критики – Игорь Царев
Бродяга и Бродский
Вида серого, мятого и неброского,
Проходя вагоны походкой шаткою,
Попрошайка шпарит на память Бродского,
Утирая губы дырявой шапкою.
В нем стихов, наверное, тонны, залежи,
Да, ему студентов учить бы в Принстоне!
Но мажором станешь не при вокзале же,
Не отчалишь в Принстон от этой пристани.
Бог послал за день только хвостик ливерной,
И в глаза тоску вперемешку с немочью…
Свой карман ему на ладони вывернув,
Я нашел всего-то с червонец мелочью.
Он с утра, конечно же, принял лишнего,
И небрит, и профиля не медального…
Возлюби, попробуй, такого ближнего,
И пойми, пожалуй, такого дальнего!
Вот идет он, пьяненький, в драном валенке,
Намешав ерша, словно ртути к олову,
Но, при всем при том, не такой и маленький,
Если целый мир уместился в голову.
Электричка мчится, качая креслица,
Контролеры лают, но не кусаются,
И вослед бродяге старухи крестятся:
Ты гляди, он пола-то не касается!..
Сколько раз уже слушала это стихотворение в исполнении автора, сама перечитывала, но остается в нем какая-то дивная тайна, несмотря на всю его акмеистическую прозрачность. Что же в этом стихотворении особенного? Ситуация знакомая для каждого из нас – каких только попрошаек и стихов не слышали мы в электричках, но в том-то и дело, что никто из нас не смог бы увидеть и описать это так, как удалось Игорю Цареву.
Пожалуй, в первой раз (мы помним, что в стихах его отсутствует лирический герой, и пишет он, прежде всего от первого лица) тут этот герой появляется рядом с автором, а еще есть призрак Бродского, вырванный из небытия чтением его стихов.
Кто-то из критиков обвинил Игоря в том, что он уравнивает себя с бродягой, особенно в последнем четверостишии, но это совсем не так, на самом деле, он почти сторонний наблюдатель. Но возникает сравнение этого человека с самим Бродским. Посмотрите хотя бы на строчки
В нем стихов, наверное, тонны, залежи,
Да, ему студентов учить бы в Принстоне —
И невольно задаешься вопросом, а каким был бы Бродский, не окажись он за границей, оставаясь в России. Что стало бы с ним за эти годы, как сложилась бы его судьба. Прогуливался бы он по Венеции, декламируя стихотворения, были бы те самые стихотворения так актуальны и популярны, как нынче?
Бродяга, который мог быть профессором в Принстоне, но не стал, эта тень другого Бродского, вариант его судьбы на Родине. Не случайно ли на Васильевский остров он стремился умирать, но не жить. А вот этому человеку повезло еще меньше, как оказывается, ему приходится жить в таких условиях, но помнить стихи Бродского, как мы помним только свои собственные творения, да и то не всегда.
Успешный, устроенный Поэт там, такой вот бродяга здесь, все с теми же стихами. Автор оказывается между этими двумя полюсами в золотой середине. Ему остается только созерцать и написать то, что увидел. Вроде бы все расставлены по местам.
Наверное, не случайно советовали убрать странную на первый взгляд последнюю строфу в стихотворении, но, как и в «Апокалипсисе» в ней самое главное и содержится, там, где исчезает и образ автора, и тень Бродского, что же остается от этого мира?
Электричка мчится, качая креслица,
Контролеры лают, но не кусаются,
И вослед бродяге старухи крестятся:
Ты гляди, он пола-то не касается!..
Из трех персонажей остается только один, но какой?
Тот самый юродивый, который становится святым, как и всегда было на Руси, а если вспомнить слова Игоря о том, что его интересовала в первую очередь СУДЬБА поэта, то варианты этой судьбы он и пишет. А еще он и ответил на главный вопрос – почему у нас так много Бродского.
И чувствуется легкая зависть к бродяге, свободному от условностей, ставшему свободным поэтом, не обремененному всеми нашими проблемами и заботами.
Стихи Бродского живут и потрясают наши души и основы странного этого мира, даже если бродяга в электричке способен вот так вот явить их мир, и истинным поэтом оказывается именно он, как бы это не парадоксально звучало. Как и в «Старой Незнакомке» – из обыденной ситуации поэт творит настоящее чудо и восхитительную ПОЭЗИЮ.
Остается один вопрос, а что сказал, что написал бы сам Бродский, окажись он случайно на месте Игоря Царева. Это было бы совсем другое стихотворение, но вот какое?
А вот что говорит Игорь Царев, отвечая на многочисленные рецензии, где стихотворение понимается чаще на бытовом уровне.
Бомж то настоящий – меня самого мимолетная эта встреча зацепилаИгорь Царев 21.06.2010 11:05
У нас самые высокоинтеллектуальные бомжи в мире. Однозначно. Многие с высшим образованием, а некоторые и не с одним. Богатая страна..
Игорь Царев 18.06.2010 15:10
Описана конкретная фигура, которую я наблюдал в электричке «Москва-Александров» (Ярославское направление). Так что современные бомжи тоже еще кой-чего знают и могут.
Игорь Царев 22.06.2010 17:01
И только одна рецензия Лешека, оказалась значительно глубже обычного взгляда на ситуацию, был ли бомж, и что именно он читал.
Изумительный текст. Распевный, и спрятал много чего внутри текста… Ну, просто молодец, и спасиб тебе за это!
Лешек 09.07.2010 08:50
И по поводу восприятия текста, вот что говорит сам Игорь:
Восприятие текста, конечно же, во многом зависит от того, как и кто читает. Но, чудо, сам текст при этом не меняется
Игорь Царев 29.08.2010 21:54
Слишком ли много в нашей жизни Бродского? На этот вопрос ответили авторы «Вечерних стихов», но это не главная наша беда, беда в другом – как и Пушкина, и Блока, мы слишком мало знаем, слишком плохо его понимаем и чувствуем. И только иногда вдруг случаются встречи с поэтами, способными приоткрыть для нас окошко в тот мир, где вольно или невольно приходит понимание происходящего и сотворенного.
И. Бродскому, да и не ему одному, очень повезло, потому что случилась его встреча, пусть и в виртуальном пространстве, с Игорем Царевым, и все мы стали к нему немного ближе. Жаль, что сегодня Игорь Царев уже не подарит нам новых своих великолепных стихотворений, но зато он может побеседовать там с самим Бродским да и с другими любимыми поэтами… А я еще раз цитирую стихотворение, в котором тоже есть Бродский и уходящий в вечность Игорь Царев
На смерть Игоря Царева
Владимир О. Сергеев
«И тебе дан шанс – в небеса лицом —
Не спеша, в подробностях, помолиться,
Ведь, когда распутица, под Ельцом
Бог куда доступнее, чем столица.»
Игорь Царев
Нет слов, а только горькая печаль
Свершившейся отчаянной неправды…
Разбита благородная скрижаль —
С не высеченной строчкой – жизни равной.
Молитва есть, как есть, свечой во мгле…
Но почему не дать по той причине —
Свечой гореть подольше на Земле
«В подробностях» молившемуся сыну?!
О чём молился он в своей строке,
Не много говоривший, много знавший,
На самом главном в чувствах языке
О Бродском лучше Бродского писавший?..
И как бы ни нелепо, но пока
Смерть Игоря Царева не приемлю!
Поэта – ч е л о в е к а, на века
Собой облагородившего Землю.

Славянская сказка Игоря Царева Вечность- 3


Да, иногда в столице трудно дышать :)
Игорь Царев   10.02.2012 16:40
Мы все часть природы, та крохотная ее частичка, которая сначала была неразрывно с ней слита, а потом насильно вырвана из тенистых лесов, помещена за ограду, ставшую со временем городом – особым местом обитания со своими правилами, законами. Только иногда каждый из нас с такой первозданной радостью вырывается в лес, чтобы надышаться свежим воздухом, отдохнуть среди лесов и деревьев, стрекоз, бабочек, пчел, и вот тогда и рождается такая сказка, славянская сказка… Игорю Цареву удалось ее нарисовать словом, так как Левитану когда-то кистью…
Придет пора
Придет пора корзину взять и нож,
И прекратив порожние турусы,
Обрезав лямки повседневных нош,
Купить один билет до Старой Рузы,
Добраться до окраины и там
По улочке расхристанной и сонной
На радость всем собакам и котам
Пройтись еще внушительной персоной,
Явить собой столичный форс и класс,
Остановиться как бы ненароком
И вспышки любопытных женских глаз
Небрежною спиной поймать из окон…
И далее, зайдя в прозрачный лес,
Где обитают белые и грузди,
Почувствовать, как новый интерес
Чуть-чуть разбавит вкус осенней грусти…
И закурив, глядеть из-под руки,
Устало примостившись на откосе,
Как темное течение реки
Куда-то листья желтые уносит
Все чудо и состоит в том, что в прозрачных, реалистических его красках, образах, где указаны даже географические названия мест, все обозначено, уже зарождается древняя славянская сказка.
Поэт, как только трудно становится дышать в столице, пересекает не только пространство, но и время и вырывается в чудесный мир природы, где время перестает течь. Ведь стоит только вырваться из шумного города, и мы оказываемся в той вечности, где нет нашего привычного времени, где от рассвета до заката, кажется, что протекает целая жизнь, и самое главное, что некуда торопиться, что не нужно стремиться попасть сразу в несколько мест, успеть, сделать, добежать, позвонить.
Там все современные средства связи выключаются мохнатой рукой Лешего, и человек остается наедине с природой: вдыхать, созерцать, думать…
Если в первой части стихотворения, еще есть какие-то дома, взгляды женщин из окон – какие-то намеки на реальность, но уже замедленную, затухающую, то во второй половине стихотворения герой остается наедине с увядающей природой. Вот, как только мы погружаемся в лес, то замираем и вовсе, не преставая любоваться этим чудом, тогда и рождается дивная сказка, такая, какую оставил нами Игорь Царев
И далее, зайдя в прозрачный лес,
Где обитают белые и грузди,
Почувствовать, как новый интерес
Чуть-чуть разбавит вкус осенней грусти…
И закурив, глядеть из-под руки,
Устало примостившись на откосе,
Как темное течение реки
Куда-то листья желтые уносит
Стихотворение это было опубликовано 4 февраля 2012 года за год до ухода Игоря, наверное, в один из дней, когда в столице было трудно дышать, и мечталось оказаться вот в таком заповедном, сказочном лесу, чтобы ощутить жизнь во всей ее прелести. Такие места снятся долгими зимними ночами. В трудные минуты нас часто посещают такие вот желания. И там мы начинаем чувствовать, сочинять, рисовать (кто на что способен) свою славянскую сказку. Почему-то чаще всего она связана с осенью, со временем увяданья. И вероятно, и свой уход мы представляем себе именно так – раствориться в природе, уйти в неведомые дали, унестись вслед за желтыми листьями, когда «придет пора», самим стать деревьями и листьями, легкими бабочками и цветами в этом сказочном мире.
Само название стихотворения как-то сразу отсылает к такому вот уходу в вечность, грустно немного становится, но если уход представить себе так, то печаль светла, сам уход больше не пугает. Славяне никогда не боялись смерти, она была продолжением жизни, об этом постоянно помнит Игорь Царев.
Эту мою догадку об уходе, поэт подтверждает в другом стихотворении: «Под луною ледяною».
Я, наверно, очень скоро,
Позабуду шумный город,
Навсегда закрою двери,
И покинув дымный берег,
Через омуты и травы
Уплыву на берег правый
Неземною тишиною
Под луною ледяною…
А в рецензиях вот что появилось:
В записной книжке все больше телефонов, которые уже никогда не ответят. Это нормально, время-то идет. И отчетливо понимаешь, что рано или поздно и тебя не минует сия чаша…
Игорь Царев 20.09.2010 18:12

Кстати, славяне в древности всех уставших, измученных отправляли в лес к берегиням, чтобы там они набрались сил для новой жизни – перепеклись, переродились. Поэт тоже стремился передохнуть и набраться сил, это ощущается в тексте. И в таких сказках часто появляются лесные духи. Человек, который так чувствует лес, так растворяется в нем, всегда ими любим, и я начала с самого первого мгновения искать их у Игоря.
Но вместо Лешего, которого он наверняка встречал в своих любимых лесах, вел с ними долгие беседы, сначала я обнаружила несколько сказочных текстов о Домовых.
Мы знаем, что в любой избе селился дух самого первого, самого мудрого из предков, который оставался хранителем и дома, и тех, кто в этом доме жил дальше. Без Домового представить крестьянский дом было невозможно, и даже если люди уезжали, все умирали, но дом еще стоял, то Домовой оставался в пустом доме, и тогда слышался на всю округу плач тихими летними вечерами, Домовому совсем не хотелось оставаться в одиночестве, ему надо было о ком-то заботиться… Сколько таких плачей звучит по всей Руси нынче? И первое, самое примечательное стихотворение «Плач деревенского Домового»
В ранних публикациях было такое примечание:

*В Курской области (Советский район) есть заброшенная деревенька Малая Карповка. Места там удивительной красоты, но заезжие рыбаки и грибники стараются обходить их стороной. Говорят, что в деревушке в одном из полуразрушенных домов живет домовой, который не жалует пришлых людей…
И опять же, дивное сочетание реальности, прозрачности стиха, за которой скрыта тайна, очарование, на этот раз древняя сказка. Ее вроде бы не должно быть в 21 веке, да еще у столичных поэтов, но это счастливое исключение. Такими дивными сказками наполнены первые сборники К. Бальмонта, который был, судя по всему, еще дальше от природы, но у него там возникают и Русалки, и Водяные и Лешие. Я уж не говорю о целых томах А. Ремизова, заполненных этими сказками, вот и в начале 21 века, к ним тянутся поэты. Но не стоит забывать о том, что Игорь Царев пришел в столицу из Дальневосточной тайги, где совсем по-другому относятся к преданьям старины, к лесу и его обитателям, к миру природы
Плач деревенского домового
У некошеной межи
Старый клен сутулится,
Потянулись журавли
В теплые места,
Ни одной живой души —
Опустела улица,
Лишь колодезный журавль
Улетать не стал.
Заморочены быльем
Нелюдимой вотчины
Изможденные поля —
Сныть из края в край.
По деревне горбылем
Ставни заколочены:
Кто-то выбрался в райцентр,
Кто-то сразу в рай.
Самодельное винцо
Пьется – не кончается,
Вот и чудится порой
Силуэт в окне.
Выбегаю на крыльцо…
Это клен качается,
Да колодезный журавль
Кланяется мне
И опять же в этом реальном мире с колодезным журавлем, скрипом ставень, старым кленом, есть иная, тайна, невидимая, но ясно ощущаемая поэтом жизнь.
Печально не только Домовому оттого, что заколочены дома и в них нет больше людей, не продолжается род, вместе с ним грустит и поэт. Ведь ничего не было страшнее на Руси, чем внезапно пресекающийся род, умершая деревня. Славяне всегда старались вернуться на родные земли…
Но если в этом стихотворении только чудится Домовой, только в завываниях ветра слышится его плач, то в другом он обозначен отчетливее:
* * *
Горит в избе лучина.
Спит старый домовой,
Тулупчиком овчинным
Укрывшись с головой.
А рядом с ним на печке
Подальше от огня
Уютное местечко
Осталось для меня.
Ну что за чудо эта сказка от Игоря Царева, он просто увлекает, завлекает нас в этот мир, сказочный мир, о котором стоит только мечтать.
Правда, в этой избушке растоплена печка, и Домовой более приветлив, чем в первом стихотворении. Но он – та реальность, о которой мы часто забываем в городской суете, а потом и чувствуем себя часто одинокими и неприкаянными. А уютное местечко приготовлено где-то в избушке, окруженной лесом, там, где добрые руки уже развели для нас огонь и приготовили угощение.
Кстати, в прежние времена в таких избушках, всегда оставляли дрова и что-то из еды для случайного путника, чтобы он не страдал от голода и холода, это было неписаным законом Но вот в рецензиях сказочная часть как-то пропадала, Игорь пишет:
Да, деревни жалко. Статистика говорит, что до тысячи в год их сейчас исчезает. Урбанизация…
Игорь Царев 26.04.2008 15:46

А вот немного позднее, уже бродя по разным страницам и сборникам Игоря Царева в сети, я нашла и того самого Лешего, без которого никак не мог бы в своих стихотворных сказаниях обойтись человек, который так чувствует, так понимает лес. Правда, Игорь называет его одновременно и Паном (на греческий манер) и Велесом (спутником Велеса) – в славянском варианте, но это все тот же хранитель лесов, наверное сошедший с знаменитой картины Врубеля.
В комментарии к стихотворению поэт подчёркивает
*Пан был не только у греков. В пантеоне древнерусских богов имелся свой Пан Виевич, который состоял в свите Велеса и числился духом болот, хранителем вод и деревьев.
Вот к этому персонажу и обращено одно из моих любимых, очень близких мне стихотворений

Великий Пан – божество леса
Какая глушь… Откуда здесь дома?
Сугробом пыльным между стекол вата.
В грязи по горло, эти терема
На белый свет глядят подслеповато.
Виляет тропка к топким берегам,
Едва приметна для чужого глаза,
Чуть в сторону наступишь и… ага! —
Впредь будешь знать, как по болотам лазать!
Здесь Пан лесной в кирзовых сапогах
И в телогрейке, прикипевшей к телу,
Траву парную косит на лугах
И крепко выпивает между делом.
Двух черных коз, и белую козу
С загадочными желтыми глазами
Гулять выводит в пьяную росу,
Когда закат горит над образами.
Здесь нет дорог, нет путеводных вех,
Здесь странный мир – прекрасный и убогий…
Здесь доживают свой последний век
Забытые  языческие боги.
В других вариантах стихотворение называется «Глухомань», и оно немного короче, почему – то исключена самая таинственная и довольно страшная строфа о болотах.
Виляет тропка к топким берегам,
Едва приметна для чужого глаза,
Чуть в сторону наступишь и… ага! —
Впредь будешь знать, как по болотам лазать!
Наверное, многие из нас испытывали на себе, каково оказаться в центре болота в гиблом месте. Каким страшным и коварным может оказаться помощник Лешего Болотный (у Игоря это один персонаж), на самом деле, даже по сравненью с добряком Водяным, Болотный был страшным и злым созданием. Он гнал того, кто был с ним не учтив, в самый центр болота, а потом наблюдал с усмешкой за тем, как человек тонет, не в силах выбраться из трясины. Чаще всего он не мог дождаться помощи от духов (Леший часто показывал дорогу, если заблудился), а на болоте все по-другому… Очень редко кому удавалось выбираться из этих болот, наверное, Игорю не хотелось пугать нас всех такими вот страшными историями.
Но и сам Пан мало похож на такого картинного огромного и грустного лесного бога. Говорят, порой он становился выше всех деревьев, и швырял их в разные стороны безжалостно, когда бушевал. Тогда и начинались самым страшные бури. У Игоря же Пан похож скорее на этакого комиссара 20-х годов, или на современного таежного мужика.
Здесь Пан лесной в кирзовых сапогах
И в телогрейке, прикипевшей к телу,
Траву парную косит на лугах
И крепко выпивает между делом.
Двух черных коз, и белую козу
С загадочными желтыми глазами
Гулять выводит в пьяную росу,
Когда закат горит над образами.
А каким еще ему быть, если заброшены и опустели большинство деревень, если в заколоченных избах гуляет ветер, оттуда слышится только плач Домовых.
Наверное, самое страшное, что случилось в 20-ом веке, это были уничтожены и вымерли тысячи наших деревень, для них, как и для духов лесов наступил конец света в те времена Игорь Царев, подчеркивал, что он занимался живописью, не потому ли так ярко и образно написал он пусть не кистью, но словом вот такую и прекрасную и убогую славянскую сказку?
Здесь нет дорог, нет путеводных вех,
Здесь странный мир – прекрасный и убогий…
Здесь доживают свой последний век
Забытые языческие боги.
Духи – это наше все, это тот мир, который отличал славянскую душу от всех остальных. Если же они доживают свой последний век и перестали быть бессмертными, а как они могут выжить в такой вот глухомани, то печальна наша участь… Об этом говорится спокойно и размеренно, но картина – то на самом деле довольно печальная и страшная, это чувствуется в таких вот стихотворениях…
Можно ли спасти этот мир, может ли он спастись, если мы все равно уходим в столицы и большие города – вопрос остается открытым. Одно ясно, что уничтожая сказочный мир, мы уничтожаемся и сами, и не случайно в тех самых огороженных от мира городах – чудовищах нам становится так трудно дышать и жить, остается только выживать. А не так ли среди болот упорно искал языческих богов Александр Блок, сколько таинственных строк было у него обращено именно к лесным обитателям, видимо есть что-то сокровенное в мире природы.
Но в другом стихотворении Игорь Царев нам все-таки оставляет надежду на то, что Глухомань преобразиться и все будет хорошо. Ведь у нас остается наше древнее наследство, а природа и бессмертная душа, которая тянется к природе способна выжить и выстоять.
ЦАРСТВО ВЛЕСОВОЙ КНИГИ
У берез косы русы,
Ноги белые босы.
Васильковые бусы
На пшеничных покосах.
Берега Светлояра.
Царство Влесовой книги.
Лица юных доярок,
Как иконные лики.
Срубы древних церквушек,
Крест парящий над чащей.
Родниковые души
Здесь встречаются чаще.
И ржаные дороги
Преисполнены сути,
Словно вещие строки,
Или линии судеб
Звали славянского «скотского» бога – Велес, Волос, Власий, Велс, Валу (и еще много других имен). Я это хорошо так знаю, потому что примерно через пару недель из типографии выйдет моя книга, где один из подразделов посвящен именно Велесу и его свите.
А книга, упомянутая в этом стихе, именуется «Велесова книга», или «Влесова книга». Второе прочтение среди славянистов употребляется чаще. Потому смысл вашего замечания о имени Велеса от меня ускользнул.
Игорь Царев 21.03.2006 11:00

Но писалось оно немного раньше, в 2006 году, в пору, когда было издано очень много книг по славянской мифологии и нам всем казалось, что вот еще немного и нам вернут, как литературу серебряного века, и славянские мифы —наши древние предания… Но время оттепели завершилось очень быстро, а потому и славянская сказка Игоря Царева как-то на середине оборвалась, и снова послышался одинокий Плач деревенского домового.
Но мы все знаем, что славянские сказки никогда не были страшными, в отличие от немецких баллад, например, где даже вторжение в лес сопровождалось ужасом, а Лесной царь забирал с собой душу ребенка навсегда.
Наши леса оставались заповедными, прекрасными, в них всегда легко дышится. А потому и закончить славянскую сказку Игоря Царева хотелось бы такими вот строчками, светлыми и вдохновенными
СКАЗОЧНАЯ НОЧЬ
До чего луната ночь,
До чего певуча тишь —
То ли шепот водяных,
То ли шелестит камыш.
Возле озера русалка
На ковре из пряной тины
До утра прядет на прялке
Нить из лунной паутины.
Небо светится над лугом,
Старый конь прядет ушами,
Полон сон его испугом
И летучими мышами.
А где леший захохочет-
Там в земле зарыты клады.
Откопаешь, если хочешь,
А не хочешь – и не надо…
До чего шальная ночь —
В самый раз летать на ступе,
Колобродить в буераках,
Пока утро не наступит.
Дайте, черти, балалайку
Грянуть что-нибудь родное,
Чтобы каждая собака
Подвывала под луною,
Чтобы небо в такт качалось,
Чтоб тоска катилась прочь,
Только чтобы не кончалась
Эта сказочная ночь!..
Ночь и на самом деле сказочная, потому что она заполнена всеми нашими любимыми духами, здесь и шепот Водяных, и Русалки, прядущие свою пряжу, словно богини судьбы, там хохочут Лешие, там и ступа с бабою Ягой появляется, и, конечно же, там черти с балалайками. Одним словом Сказочная ночь Игоря Царева, этакое пушкинское «У Лукоморья дуб зеленый» на современный лад…
А ведь казалось, что так уже не написать, а вот оно живет и дышит наше Лукоморье 21 века. И мы с вами можем туда отправиться вместе с Игорем Царевым, чтобы не оставаться в этом мире Иванами, не помнящими родства.
Пусть длится сказочная ночь, та прекрасная, которую подарил нам этот дивный творец. Ведь за его спиной стоит Велес – покровитель поэтов и музыкантов.. Он сам выбирает своих певцом и музыкантов и хранит их в этом мире. А нам всем, кто еще остался в этом мире, хочется пожелать:
Чтобы небо в такт качалось,
Чтоб тоска катилась прочь,
Только чтобы не кончалась
Эта сказочная ночь!..
А Игоря Царева на небесах пусть хранит наша Лада – богиня Любви и Гармонии, потому что столько любви и гармонии, сколько было в его душе, не было больше ни у кого – он один из ее избранных и любимых внуков…

Вороны и воронье у Игоря Царева. Вечность -4


В нашей литературе, нашей поэзии есть вечные мифы и вечные темы.
Если прежде я показывала, как вписывается лирика Игоря Царева в поэзию серебряного века, то на этот раз можно посмотреть на его творчество в контексте мировой литературы и мифологии. Это позволяют сделать несколько стихотворений о воронах, в которые поэт вкладывает особый смысл. Насколько важен был этот образ для Игоря, легко убедиться, как только откроете страницу на сайте – картинка с вороном продержалась на странице несколько лет – это о чем-то говорит.
О воронах есть высказывания и в рецензиях, но прежде всего стихотворения о мудрых птицах.
Конечно, эта вечная тема берет свое начало в знаменитой балладе «Ворон» Э. По, которую переводили, наверное, чаще, чем все остальные творения зарубежных классиков. Еще во времена Жуковского и Пушкина баллада стала литературным мифом. Более того, Баллада была невероятно популярна среди поэтов серебряного века, и издана целая книга переводов именно этого творения, проводился даже сравнительный анализ текстов переводов (тема очень популярная у студентов). Хотя классическим считается перевод М. Зенкевича, но в академическом сборнике даны переводы К. Бальмонта, Д. Мережковского, В. Брюсова и других авторов, каждый из них заслуживает отдельного анализа. Но то, что оно стало программным для поэтов – бесспорно.
С этим стихотворением может соперничать только «Линора», контекст этого шедевра тоже необходим будет для анализа.
Хотя А. Блок не переводил ни ту, ни другую балладу, но у него есть оригинальное стихотворение «Осенний вечер был», куда втиснуты оба эти шедевра, да еще и сюжет «Фауста» – все сплетено воедино.
А потому тема Воронов и воронья у Игоря Царева очень интересна в этом вот классическом контексте, он не только достоин оставаться в ряду классиков, но и вносит в знаменитый миф свою оригинальную тему.
И более того, есть еще один перевод «Ворона» близкого друга Игоря – Евгения Дерлятко, который Игорь не только прекрасно знал, изучал в процессе появления шедевра, но и писал о нем в рецензии другу:

Ворон перевод из Э. А. По
Евгений Дерлятко
Женька (1956—2009) больше 20 лет занимался переводом «Ворона», собирал о нем всевозможные материалы, статьи, переводы, публикации, какие только существуют. Помню, лет пять-шесть назад я сама ходила по его просьбе в Ленинку, делала ему копии каких-то статей и переводов вековой давности. И я сейчас даже не знаю, привел ли он свой перевод к какому-то конечному для себя варианту, или так и ушел, не успев завершить того, к чему так долго стремился…
(из воспоминаний)
Слишком рано ты ушел, Женька. Слишком внезапно. Слишком больно
Игорь Царев
№№№№№№№

Это и дает нам право говорить о том, что сам поэт прекрасно знал и эту работу, и переводы других авторов, мифы о Вороне и о Линоре, известные и любимые поэтами еще золотого века. Одним из первых перевел эти баллады В. Жуковский, а потом по их мотивам написал и оригинальные произведения. («Ленора», «Людмила», «Светлана»).
Так Э. По удалось соединить наш золотой век с серебряным, а оттуда световые нити протянулись и к творчеству поэтов 21 века. Но прежде чем вернуться к классическому контексту «Ворона», посмотрим на то, какие вороны появились у Игоря Царева, кого олицетворяют собой эти птицы в его стихотворениях.
Вероятно, начать нужно со стихотворения «Час ворона».
ЧАС ВОРОНА
Хворая полночь. Безлунная улица.
В тесной часовенке маятник мается.
Вороном комнатный сумрак сутулится —
Что-то сегодня мне, брат, не летается…
Дышится тяжко и пишется скверное.
Рваные мысли уносятся по ветру —
Снова магнитная буря, наверное,
Мачты ломает и стрелки барометров.
Слабость и ярость замешаны поровну.
Крылья стальные в цветах побежалости.
Старое чучело мудрого ворона
С пыльного гвоздика смотрит без жалости…
Удивительное стихотворение, в нем есть все атрибуты, связанные с этой птицей, и хитрой, и мудрой, и появлявшейся в славянских преданиях и былинах, чей крик обычно обозначал несчастия для тех, кто их услышит.
Кстати, у славян были особые чародеи, которые гадали именно по полету и крику птиц, и воронов в первую очередь, перед тем, когда князья уходили в сражение. Но кроме всего прочего, как и подчеркивает Поэт – ворон – это символ мрака, ночью он сливается с темнотой, и как трудно найти черную кошку в темноте, так же трудно обнаружить и ворона в беззвездном небе…
Но ворон у Игоря какой-то усталый, грустный, как и сам лирический герой:
Вороном комнатный сумрак сутулится —
Что-то сегодня мне, брат, не летается.
По-моему, никто из поэтов не отважился отождествлять себя с вороном-птицей колдунов и ведьм, а вот Игорь Царев набрался мужества, он не раз повторял, что эта птица ему близка по своей сути. Но вот и мы оказываемся в этой комнате, где в одиночестве остается поэт и еще одно создание:
Старое чучело мудрого ворона
С пыльного гвоздика смотрит без жалости…
Это только чучело ворона, может быть того самого, которого оставляли герою таинственные пришельцы, как стражника, который был с ним до конца, повторяю одну фразу: « Никогда». И это значило, что его умершая возлюбленная Линора никогда больше не вернется, а он заключил сделку с Дьяволом, потому и появился у него свой ворон-хранитель.
Но немного снижает градус напряжения в данном случае то, что перед нами только чучело того грозного ворона – и в этом весь Игорь Царев, минор он всегда легко заменяет если не на мажор, то на светлую грусть.
Но, наверное, не все знают, что у этого стихотворения был и совсем другой вариант, в более ранних версиях, нашла на других сайтах вот такой текст:

Час ворона
Хворая полночь, безлунная улица.
В тесной часовенке маятник мается.
Вороном комнатный сумрак сутулится —
Что-то сегодня мне, брат, не летается…
Дышится тяжко и пишется скверное.
Рваные мысли уносятся по ветру —
Снова магнитная буря, наверное,
Мачты ломает и стрелки барометров.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/lubov-sushko/dar-demiurga-poeziya-igorya-careva-uroki-liriki/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.