Тетради 2019 года
Александр Петрушкин
В книгу включены все стихотворения Александра Петрушкина, записанные в 2019 году. Книга является очередной частью поэтического проекта «Тетради». Предыдущие книги проекта включают в себя все стихотворения автора, записанные с 2000 по 2018 год. Книга содержит нецензурную брань.
Тетради 2019 года
Александр Петрушкин
© Александр Петрушкин, 2020
ISBN 978-5-0050-4481-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Всё полость или свет…»
Всё полость или свет
от мрака отражённый,
который прячет вещь
внутри своих потёмок,
где крутит погремушку
ладошкой обожженной —
и смотрит в щёль её
утраченный ребёнок.
Перебирает ночь —
агу тебе, пернатый,
висим меж голосов
и часовых поддатых.
Натянешь тишину —
молчание пробудишь
и воздух разомнёшь,
которым вскоре будешь.
Лети, лети, снежок —
неси меж позвонками
своими мой ожог
собаками, звонками.
(12/01/2019)
Снегопад
Не тяжелей метель дороги лошадиной,
но проще, чем врастать в морозы над собой —
растёт из веток снег большой и неделимый,
качая воробьиной, горячей головой.
Так утерявший свет руками по тьме водит
и судорогой сводит в дорогу стыдобу
и крошит свет на свет, упавший на пороге:
не надрезай его – я всё тебе верну.
(13/01/2019)
«Квадраты воздуха округлы, виноваты…»
Квадраты воздуха округлы, виноваты.
Всё глохнет, слепнет – вынь бельмо моё,
как электрические смерти киловатты
из механических заснеженных птенцов.
Будь пианистом-слесарем, слоном,
сугробом, свёрнутым в ключи или – в ключице
застрявшим – клювом ворона. Лети, лети по стуже
но – не слишком быстро.
Слепи снежок, как новый алфавит,
стучись из темноты прозрачной банки
и путай на самом себе следы,
чтоб в них блуждал безалкогольный ангел.
Во всём ты виноват, во всём, смотри,
как ты течёшь и протекаешь
– стоит?
но ты стоишь, всё это говоришь
и выжигаешь куб, квадрат и нолик.
(29/01/2019)
«Молчания белый плод …»
Молчания белый плод —
плеск изнутри весла
чья опухает плоть,
поскольку душа пришла —
на темноте скрипит,
не проявляясь, свет
или – так Бог троит
и приминает смерть.
(25/02—4/03/2019)
«Глаз голубиный тяжёл, словно он в Арарат…»
Глаз голубиный тяжёл, словно он в Арарат
скомканным был и в ладонях горел, как ковчег:
более нет здесь возврата – как потоп наступает земля
новая эта – к которой подплывший прощён.
Если есть имя тебе – вовсе времени нет:
падает глаз голубиный и скручен в тоннель,
в мир тот, который не был – потому и Аид
в глаз голубиный разрезан, как хлеб и рассвет.
Тьма шелестит, как ковчег – говорит, говорит
беглый отец, тяжелея от света которым омыт.
(4/03/2019)
«Если бы ты снимала кино, как одежду – зима проступала…»
Если бы ты снимала кино, как одежду – зима проступала
то на коже твоей, то на воздухе том, из которого в тень ты упала
с кольцами плёнки гремящей змеиной развёрнутой кожи,
слайдами из чешуи, в чей чулок, как в пластинку, был временем сложен
берег морозный – игла ледяная над ниткой
птицы распущенной в пар и полёт, где улиткой
ангел стоит – сам себе белый лес или камень,
тело своё раздвигая, за снегопадом из камер.
(5/03/2019)
«В начале я – отцу…»
В начале я – отцу,
затем – отец,
что растворился
средь своих колец,
бегуших по
отсутствующего глади
при каждом в камень
падающем взгляде.
Так бабочка
касается лица,
в котором нет
[и не было] отца,
но лишь – круги
от всех её рождений
и скважина,
и ключ от беглеца.
(6/03/2019)
«Текст, переписанный космосом, будет пустыней…»
Текст, переписанный космосом, будет пустыней
синей, стоящей внутри у осины на Плесо,
будет касаться тебя, как ожог от осиной
талии, вдавленной светом в подбрюшие кресла.
Тяжесть вернее, чем старость свою, ощущая
там, где синица себя собирает из даров и провалов —
текст, словно мёд замирает у края (но здесь опечатка – у рая),
чтобы тобой быть, пустыней, что небо и воды спасает.
(11/03/2019)
«Изнанка голоса есть Брайль…»
Изнанка голоса есть Брайль,
который сыплется наружу
покинуть человека рай,
чтоб человеческую стужу
смочь ощутить – он поперёк
растёт, как рыба за водою,
почти ещё косноязык
он тишиной, а не бедою
был собран – и на гвоздь свои
повесил плечи и предплечья
не то к молчанию привык,
не то красивой немотою
теперь он награждён на миг,
в который встроен высотою.
О как в нём высота растёт (!)
как – задыхаясь – он однажды
откроет тёплый её рот
теперь уже лишённый дважды
всей речи, что – скрипев внутри —
его скрепляла половины
и не давала умереть,
коль жизнь и смерть не очевидны.
Как изнутри течёт волна
чтобы язык мог раздвоиться
меж пальцев, там, где тишина
спешит в трёх лицах отразиться.
(11/03/2019)
Натуралист
Вижу, как черепаха щурится всей
кожей своей, состоящей из жёлтых щелей
испивающих холм, что здесь вырос когда-то над ней —
назовём его временем, мхом, словарём для горящих шмелей.
Черепахи пружина сквозь панцирь зияет, сквозь ил,
что когда-то беглец для неё из неё сотворил —
из воды собирая прозрачные неба следы
из камней и людей, и их славы звериной (почти из слюды).
И стекает слюна стрекозы, что присела на край
и качает бессмертия лестницы меж соляных,
лопастей и лопаток её насекомых (конечно, двойных)
меж которых стоит – всё ещё незадуманный – рай.
Вижу, как черепаха становится жизни длинней,
и морщины её облетают со многих деревьев,
и ложатся на дом, как вдоль тени своей вся земля,
что в приметы себе приписала мои суеверья.
Притворившейся богом природы предметы стоят —
то кивнёт там, где лошадь идёт, то под снегом за светом ослепнет
черепаха: внутри – горсть земли и прибой, и его стыдоба,
что пред нею встаёт на песочные неба колени.
(12/03/2019)
«неочевидный человек…»
неочевидный человек
идёт по снегопаду Бога —
его молчанием одет
от края выдоха до вдоха
чужим дыханием он полн
в пальто его ключи щебечат
и тычет Бог в ладони нос
невидимый бесчеловечный
(14/03/2019)
«Сеть света в глазнице лошади, проехавшей через нас…»
Сеть света в глазнице лошади, проехавшей через нас,
сокрыта льдом, словно книгой – лица ужаленных сном.
Суммирует их зима, перенесённая в март
кошкой, что развернулась и свет из неё изъят,
где – выбивая очередь – тасуются тьма и вид,
человек со своею смертью, с водой и песком Аид.
Похожая на Катер-бург – зола в пустоте поёт:
собрана, как человек, из освещённых пустот.
(15/03/2019)
Список
[…] бог [с малой] Бог [большой], меж ваших трещин
стоящий человек [как рёбра эха]
смывает оспы соты [удвоясь в Иова]
на берегах неназванного моря, как шум, стоит
меж чайками камней,
чтоб избежать рифмовки [прочитай: Шеола]
и голосов разборчивых теперь,
бог [с малой] им [как тени] был расчерчен
на [вынутой из Господа] волне.
И человек [увиденного список]
[как жест из смерти] вычтен и исчислен,
и удлинён до мокрой фотовспышки,
где улыбается [как подпись к …] темноте.
(16/03/2019)
«Из старого тела вынут был глаз золотой…»
Из старого тела вынут был глаз золотой,
как маятник из причины проснуться семиждыстолетним
проёмом в дверях между каждой из трёх сторон
плоской вещицы, которая [так же] похожа на дверцу.
Из полых глаголов его и трети теперь не поймёшь
в лестницах снега, которой стоишь [под высотами снега],
греется кот [здесь зачёркнуто] греется крот
[снова зачёркнуто] плавится медное сердце.
Крот, что проделал дыру, как зрачок, на другой —
третьей – его стороне расплетает [фантазия?] тропы
многоугольных причин, чтоб качнулся, как зверь,
маятник, небо себе развязав на качели и тросы.
(16/03/2019)
«Если вкратце сказать, то получится «будем жить» …»
Если вкратце сказать, то получится «будем жить» —
неустойчивый мячик толкать разрывной ногой
и – культёй души на псов небеса взойдя —
ощущать, как лопатки покрыты большой зимой.
Если коротко, тот, что здесь – далеко не я:
я – тот мячик, который пёс понесёт с водой —
подними, отпусти, надкуси – вот опять упал
/полетел/удивился – беременной стал землёй.
(17/03/2019)
«Там женщина идёт, ко рту…»
Там женщина идёт, ко рту
прижав ладонь прозрачной смерти,
и ангела рулон вокруг
расстелен ею на две трети.
Наполовину снег висит,
он, свет пройдя до половины
её, почти как идиот,
прозрачен, тёмен и невинен,
как женщина, что в снег идёт,
сама подобье снегопада,
подземный в небо переход,
что был не выбран, но угадан.
(17/03/2019)
«По-прежнему из промежутков голоса…»
По-прежнему из промежутков голоса
скворчат по мне [мол, выбери меня]
«вжух-вжух» горчит красивая коса
и душу выжимает из гнезда.
Здесь каждый жуток маятник внутри —
белеет и сгорает от стыда
пока по траектории летит
его – на ангела похожая – оса.
И столь же отвратительно легко
склоняет насекомое лицо
тобой задуманный [потом забытый] Бог,
как Эдгар По, зашедший высоко.
Внутри его фантазии слюна
напоминает, высохнув, росу,
которая рождением больна
и потому вмещает высоту
на – свёрнутых до неба – небесах,
на герпесе из вечности в губе
у человека, где живёт тоска
по ангелов разорванной резьбе.
По горочке косы летит, «вжух-вжух»,
как промежуток самому себе,
преодолевая небольшую смерть,
знакомый бомж по имени на Б.
(17—18/03/2019)
«а если отдыхать от этой кожи…»
а если отдыхать от этой кожи
устанешь, сбросив костяной мешок —
в спираль воды, в спираль из чаек дрожи,
напоминая марта водосток,
твоя молекулярная структура
рассыплется, чтоб наново собрать
из муравьиной ржавой неба кожи,
которую нам ангелы соврать
успели до того, как растворились,
воронкой став – точнее, вороньём —
ты будешь только атомом единым
вернувшись по спиралям этим в дом
Зерно
Время догоняет себя сквозь дистанции снов,
раскрутив человека, как окуляр —
к своей темноте прикладывая его темноты зерно,
из стены выходит шестирукий Уильям Блейк, словно пар.
В четырёх руках у него – воронят гнездо,
на шестой – огонь чтоб подпалить его,
оперевшись о пустоту, он несет ведро
с костяною сна – исчерпанною – водой.
Воронята сверлят дыру на его плече,
чтобы чрез неё посмотреть сюда, где была стена —
и дитёныш огня открывает кружок и дверь
для того, кто ожил на обратной стране зерна.
Он наводит резкость, вращаясь внутри огня,
гогоча внутри у скелета взрывной реки —
и гремит во ртах его воронка из воронья,
выпивая красной глоткой щенячий и тёплый Стикс.
И под линзой воронки, как пожар, спешит шестикрылый Блейк —
в голове у него, как рога, через смерть человек растёт —
покидая вечность, как самоходный дым,
вырезает зренье своё и на руке несёт.
(19/03/2019)
Исчезновение берега
Этот берег исчезнет раньше реки, у которой он —
словно пёс – сидел и ушёл, и со всех сторон
на себя смотрел, выцарапывал эха дно,
где себя ловил, вынимая из всех заноз
и, сложившись в тень лодки ждал, кто его вдохнёт.
На трахее его, обретая истории ил,
копошились все прежние звери – куда не взгляни
ты наткнешься на перечни, поручни и следы,
что он вывернул / вывихнул / спутал в корней бинты.
И пульсирует берега лёгкого чешуя
там, где рыба торчит, над собою в чайке привстав,
и из клюва её понемногу сочится пёс,
вспоминая реки, которыми он оброс.
(19/03/2019)
«Человек, как бритва – лягушку…»
Человек, как бритва – лягушку,
разрежет смерть
от подмышек до синевы лобка,
выбирая треск
из [в грудине её
собравшихся] воробьёв,
что тачают из воздуха двери,
в которые он войдёт —
мягкий и тихий,
белый, большой, как шар —
смерть рассмотреть, словно школьник
к линзе её припав,
как снегопад пропадая
[в жирной вдвойне] смоле.
Смерть исчезает, когда ты
идёшь в её животе
и удивлённо видит
то, как скользит коньком
человек с [её] жёлтым, надорванным
[выдохом света] ртом.
(30/03/2019)
«В живой воде, как мёртвый…»
В живой воде, как мёртвый,
прозрачный Бог живёт
и по изнанке бродит,
как паузы окно,
меж светом и прибоем,
весёлый алкоголь
в молчания он носит
мешке. Как перегной
он поспевает всюду
немного помолчать,
быть незаметным, трудным
и лёгким, как печаль
о жизни или смерти,
которых вовсе нет,
где Бог твердит «о, боже»
и слушает ответ,
где паузы живые
внутри его растут,
косноязычье неба
в грай человеков гнут.
(1/04/2019)
Childfree
Труба, как смерть, гудит внутри,
горит метель из человека
и говорят в его вдали
Бог, ангел, срезанное веко.
Труба всё ищет А и Я —
так женщина, на сорок третьем,
вдруг ощущает, что одна
здесь одиночеством согрета.
Внутри её горит дитя,
что, вместо смерти, удалила —
похожее на куст стыда,
который не – проговорила.
Стоит в её степи дыра,
свистит голодная траншея —
и – вырезаны, как змея —
не-бывшие в тьму тянут шею.
(02/04/2019)
«Тронь спицы воздуха и пряжу птиц – полёт…»
Тронь спицы воздуха и пряжу птиц – полёт,
как шарф, они соткут из неба ожиданьем,
где обжигают человека плод
орущий, мокрый. Это бы камланье
листва запомнила б, но не было листвы —
лишь шелест и огонь, и полый ветер,
в котором человека плот несли
невидимые ангельские петли.
Скрипело время в нём сверчком, как ключ,
приподнимался, сквозь лицо Отца, без гнева
похож на ад и рай, и снега плющ,
ушедший человек, себе связавший небо.
(3/04/2019)
«Печатная машинка отрезает от бумаги по букве…»
Печатная машинка отрезает от бумаги по букве,
выстругивает дерево и окно из воздуха дыбы,
стучащей в дверь, вычеркнутую из звука
песка, исчерпанного, как голос
и примечание на красных полях у рыбы,
ткущей вОды, которые сверху и снизу
лодки {читаю: топкой земли для мифа},
порезанной из бумаги ножами прекрасной ошибки,
которая себя умножает, перебирая выдохов нитки.
Если встаёшь лицом к смерти, то не чувствуешь себя одиноким —
видишь, что ты – машинка печатная в каждом глотке у жажды,
вырванной, словно свет из тоннеля слова —
свет лежит у себя в лице и, задыхаясь, как зверь, на себе вырезает жабры.
(8/04/2019)
«Реки Вавилона двигаются вовнутрь…»
Реки Вавилона двигаются вовнутрь,
ссадины струй своих держат в подобье рук —
в сучьях синеющих пальцев [считай: фаланг
дерева между речью]. Вокруг – леса
песочные выгорают – сияют пророком в львах,
стволы соляные горят у воды в семи головах:
В чреве воды крутится, как мельницы жернова,
того, кто вернётся первым, огненная булава —
младенцев на солнце вынет, чтобы их иссушить
или язык свой вырвет, чтобы из тьмы говорить:
медленны эти реки, ссадины, львы, столбы —
опустошённый речью в красной глине стоит.
(04/2019)
«У подножья холма всё чужое: земля или небо …»
У подножья холма всё чужое: земля или небо —
скудны вещи, которые – взяв – посчитать не решился
жаркий глаз у птенца, расклевался со всей теснотою
и лететь, словно взгляд, из его оперенья решился.
Бельма, пятен его темноты круглый сыр разрезая,
как смородины спил видят берег и мокрым, и дымным
и взлетает душа сквозь песок, позвонки и паренье холма за ножи принимая,
если взгляд вероятней, чем глаз и длина, то есть глубже долины.
(09/04/2019)
«Животные обуглятся в следы…»
Животные обуглятся в следы.
– Свои, свои —
кричит им вслед мешочник-
отец, расщеплен словом соловей,
как голос на молчания. Так точен
лишь взгляд рождённого, нелепо не стыдясь,
он тянет свою дату, как подстрочник,
до самой смерти и в руке его
горит платона бледный позвоночник.
Вот он [отец] идёт сквозь лабиринт,
который вырыт был внутри животных
его следов
– свои, свои – считает
и в мешок кладёт их
снова.
(12/04/2019)
«Тело своё отколупывая, душа…»
Тело своё отколупывая, душа
стоит, как солнечные часы —
выходит разбойник, говорит «Ша!
вот отсюда в огнь полетишь, в пласты,
воздуха, сжатого в лёгкие, в
девицу, вынутую из тебя
сентября длинного каблуком,
как земли вывихнутая верста».
А душа всё в семечке смерть грызёт
и летит по дуге её шелуха,
и щербат её бессловесный рот
и длинна внутри, как вода, дуга —
на плече у неё белый свист висит
и из глотки её в свет изблёван мёд.
И морозец ранний, как конь, болит
и от тела её почти ничего.
(15/04/2019)
«там, где они всё читали стихи [а свет повторялся…»
там, где они всё читали стихи [а свет повторялся
в узком тоннеле [зачёркнуто] в светлом фойе, в мокром зале
голос двоился – и был универсум в молчанье
дымном и частом, как перемотки дрожанье]
свет разливался по вынутой слова копейки,
бёдра и рёбра её под собой различая,
вынутый рай будто пёс языком своим терпким
пятился снова обратно в земли бедной пятна
«Мёртвые нас победят, увеличив свои ряды…»
Мёртвые нас победят, увеличив свои ряды
ступай осторожно – потому что мы их следы,
ходоки под снегом, Престолы, что падая через свет
возглавят полки врагов своих – остального нет
даже в остатке. Это плоть под стопой скрипит,
это всё, чем ты был, за тобою следит, горит —
цитадель сороки, стрекочущей из земли —
вырывай язык из ямы внутри воды,
что стоит, как смерть вокруг, головой трясёт
лошадиной в тебе и воскресших своих ведёт
сквозь тебя и взведя просветы ангелов, как курки,
выпивает всё, чтобы мёртвый здесь мог взойти.
(06/05/2019)
«И вероятней меня воспоминанье о мне…»
И вероятней меня воспоминанье о мне,
дырка в руке рыбака, света укус на стене
чья деревянна, как боль, вывернута высота,
как из сустава земли – тени и их облака.
Всё очевидней, чем я, и больше разобранных букв
даже моя темнота или сверчка белый звук.
Нить неприметней, чем ткань, сшитая в небо ей,
непредставима и – оттого слышней.
«Безусловен только снег, отсеченный белым светом…»
Безусловен только снег, отсеченный белым светом,
как дракона голова – вот и катится он между
иероглифов китайской вишни тише или ниже
на дыханья нити он здесь подвешен, а надышит
снега ножницы и вниз он летит – за всё отвечен
белой ранкой, как порез, от себя теперь излечен.
«Стрекозы опечатка на сетчатке у глаза реки…»
Стрекозы опечатка на сетчатке у глаза реки
руки тянет, чтобы вынуть гнилушку или – звезду из воды
вырезать себе в зренья колосья, и горит и горит
опечатка стрекозья из склонённых, за жаждой, светил.
«И вот наступает момент, когда фотография пса начинает лаять…»
И вот наступает момент, когда фотография пса начинает лаять,
подмигивает тебе в ответ – затем пропадает
собака, остаётся бумага, чтобы её разгладить,
как шерсть или старость, а после сидеть и плакать,
становиться ангелом, то есть слепым и зрячим,
видеть все щели, где свет мы на тёмное время прячем.
Время ворочается, как негатив полыхает —
на собачье спине, то к лицу прильнёт и оближет, а то отпрянет.
«Первая мировая закончилась через сотни…»
Первая мировая закончилась через сотни
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleksandr-petrushkin-12646731/tetradi-2019-goda/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.