Главная страница | Публицистика | Эмиль Золя. Критика и анализ литературного наследия

Эмиль Золя. Критика и анализ литературного наследия
Константин Трунин


Эмиль Золя – зачинатель натурализма, противник вольных допущений в литературе – видел назначение художественных произведений в детальной проработке имеющегося в человеческом обществе. С юных лет он определился с предпочтениями, не желая изменять выработанную точку зрения. Найдя опору в период изживания романтизма, он вовремя понял, в каком направлении следует двигаться. С первых его работ стало ясно – он предпочитает повергать устои, бросая вызов обыденности.





Эмиль Золя

Критика и анализ литературного наследия



Константин Трунин



© Константин Трунин, 2023



ISBN 978-5-4490-2005-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero




Предисловие


Эмиль Золя – зачинатель натурализма, противник вольных допущений в литературе – видел назначение художественных произведений в детальной проработке имеющегося в человеческом обществе. С юных лет он определился с предпочтениями, не желая изменять выработанную точку зрения. Найдя опору в период изживания романтизма, он вовремя понял, в каком направлении следует двигаться. С первых его работ стало ясно – он предпочитает повергать устои, бросая вызов обыденности. Все понимали – Золя не придумывает, а говорит правду – но никто не был готов к подобной откровенности.

Эмиль придерживался натурализма природного. Он желал видеть в литературе отражение окружающей человека реальности. Без лишних измышлений, коими художественные произведения переполнятся после. Реализм всякий раз начнёт извращаться в угоду интересов определённой группы людей. Будет ли он исходить изнутри, как натурализм личных ощущений, или опираться на внешние проявления, вроде склонности считать устремления прошлых поколений к жизни современных писателю реалий, поражая тем воображение натурализмом иного толка, вроде так популярного на рубеже XX и XXI веков натурализма сексуального.

Изменение представлений в истинном их понимании – это творчество Эмиля Золя. Пока ещё не случилось наслоений за счёт пропаганды социалистических воззрений или толкования действительности за счёт извращённого восприятия. Не мог Эмиль полностью отказаться от романтических элементов в создаваемых им произведениях, ибо не мог он говорить откровенно, когда за малые допущения его уже лишали покоя. Что же могло быть, пиши Золя ещё откровеннее? Но Эмиль и не желал делиться всею правдой. Зачем в подробностях описывать физиологические процессы, когда они не несут никакой нагрузки на представленное в сюжете действие?

Если читатель заинтересовался таким вступлением. Если он готов взяться за изучение литературного наследия Эмиля Золя, то данный труд может оказаться ему полезным, либо поможет успокоить эмоции, когда не получается разобраться с представленными на страницах историями или появляется желание ознакомиться с доводами рассудка. Кроме художественной составляющей наследия, следует обратить внимание на публицистическую деятельность Золя, о которой в сей книге получится найти значимое количество полезных рассуждений, порою в кратком изложении. Ведь нельзя поделиться критикой на критику, ежели и без того сказано достаточно.

Автор сего труда не желал разбираться в жизни Золя. О том интересующиеся найдут информацию в биографиях. Тут только анализ литературного наследия, через которое получится понять Эмиля иначе. Как именно? Влияние внешних факторов сольётся с мысленным миром писателя, благодаря чему понять Золя получится исходя из им сказанного. Для простоты формулировки лучше будет сказать, что творчество Эмиля представляется шаг за шагом, начиная от писем восемнадцатилетнего неуверенного юнца, вплоть до устойчивых взглядов достигшего зрелости человека, способного влиять на окружающих.

Необходимо пояснить об этом издании дополнительно. Версия ему установлена на значении «1.0». Находящиеся внутри статьи писались на протяжении нескольких лет, причём не в той последовательности, в которой они теперь представлены. Для интересующихся аналогичными работами о других писателях, рекомендуется обратиться к сайту trounin.ru. Помимо критики и анализа литературного наследия Эмиля Золя, автором написана схожая работа, раскрывающая наследие Джека Лондона.

Данное издание распространяется бесплатно. Цитировать его можно где угодно, но с указанием, откуда был взят текст. Например: К. Трунин «Эмиль Золя. Критика и анализ литературного наследия». Это не накладывает никаких обязательств, зато способствует повышению продуктивности автора сего труда. Более того, будет приятно осознать, что наследие Эмиля Золя не утратило значения и в наши дни.




Письма (1858—60)


Мир полон возможностей, но нужно уметь распорядиться своей жизнью, дабы добиться благосклонности. Кем был Золя в восемнадцать лет? Мечтателем о лучшей доле. Он беден, сидел на шее у матери. Ему желалось получить образование адвоката и безустанно работать, лишь бы заработать на существование. Он писал пьесы и стихи, делясь ими с друзьями. На первых порах переписка Золя представляла общение с Полем Сезанном и Батистеном Байлем. Они принимали его многословие, отделываясь отписками. Эмиль их звал в Париж, они же сомневались, продолжая отказываться или сохранять молчание. Погружённый в одиночество, Золя ощущал пропасть, разверзшуюся под ним из-за отсутствия какого-либо таланта.

Диплом – ключ к жизни. Этой истиной старательно нагружают человека уже который век. Под действие этого заблуждения подпал и Эмиль. Хуже всего – необходимость найти призвание в будущей работе, для чего человек предварительно обучается. Разве мог Золя смириться с необходимостью каждодневного физического труда? Когда он в письмах предстаёт именно писателем, поскольку стремится много говорить, делясь с собеседниками обуревающими его чувствами. Ему требовалось изливать душу, пускай он не получит ответ.

В 1860 году Золя исполнилось двадцать лет. Он продолжал оставаться в подвешенном состоянии. Ему нравились «Опыты» Монтеня. Он увлекался Данте, Горацием, Шекспиром. Даже зачитывался Жорж Санд. Уже мечтал об утопическом обществе и статусе божества, отказывающегося от возносимого к нему почёта. Одно у него не получалось – зарабатывать деньги. Приходилось предаваться сочинению писем, открывая сокровенные фантазии, на удивление сохранившиеся.

Почему друзья не ехали в Париж? Сезанну Эмиль расписывал прелести столичной жизни. Можно копировать лучшие картины, зарабатывая на продаже реплик. Нужно каких-то восемьдесят франков, которых хватит на аренду комнаты, покупку художественных принадлежностей, посещение мастерской и прочие нужды. Золя был согласен посещать с Сезанном занятия по художественному искусству. Байлю он ничего предложить не мог, ибо этот друг склонял выбор в пользу математики. Где уж ему найти интересное времяпровождение в окружении маляра Поля и рифмоплёта Эмиля.

Впрочем, как раз Байль знакомился с мировоззрением Золя. Только ему сообщалась информация о представлении Эмилем окружающего мира. Золя едва ли не в каждом письме писал об одиночестве и сомнениях: вокруг него люди, а он как в пустыне. Он не видел красоты, принимая её за специально кем-то измышленное. Пройди мимо Венера Милосская, он бы в её существование не поверил. Не верил Золя и в способность музы прокормить его, поскольку он скорее умрёт от голода, нежели заработает первый франк. Ему оставалось согласиться на любую работу, какую только получится найти, лишь бы платили более тысячи франков в год.

Эмиль всё больше погружался в мир литературы. Он читал и старался анализировать. Мир пока ещё делился для него на чёрное и белое. Если и пытался творить, то ни на кого не обращая внимания – должно получиться своё, отличное от всего прочего. Он желал найти смысл бытия, этому посвящая им создаваемое. В душе продолжал оставаться поэтом, отдаваясь написанию поэм. В его словах встречались упоминания об ожидающих выхода книгах собственного сочинения. Он задумывался о псевдониме: имя Эмиль Золя не казалось ему серьёзным, дабы быть помещённым на обложку.

Внутренний критицизм Золя приводил к отрицанию собственного значения. К нему могли относиться негативно, что не сказывалось на нём. Важнее он считал личное отношение к определённым людям, в том числе и к друзьям, тем уже их всех приобщая к определённому кругу, которым следовало гордиться. Не ради себя, но сугубо избранных им ради. Ценность была не в дружбе Золя-Сезанн или Золя-Байль, а в том, что через Эмиля Поль и Батистен оказывались в определённых для них рамках хорошего общества.

Ничего из себя не представляя, Золя смел высказывать суждения о литературном творчестве. Одним из секретов является необходимость создавать новое, не обращая внимания не прежде созданное. Нет смысла править двадцать написанных стихотворений, если есть возможность написать несколько новых. Прошлое следует оставить прошлому, как бы за него не приходилось краснеть. Люди не рождаются идеальными! Идеальными они становятся в результате движения к цели таковым быть. Так зачем жить канувшим в Лету, ежели даже твоё лицо будут помнить не юным, а наделённым морщинами? А то и не вспомнят вовсе.

К концу 1860 года Золя закончил обучение и впал в уныние. Куда бы он не приходил, никто не брал его на работу. Он, как и ранее, соглашался на любые условия, но всё равно не встречал заинтересованность. И вот в таких условиях Эмиль продолжал находить отдохновение в мыслях о литературе. Он видел, как классицизм оказался вытесненным романтизмом: следовательно, вскоре появится до того невиданное. Золя ощущал наступление реализма на позиции утопающих в фантазиях писателей.

Данный год примечателен ещё и письмом к Виктору Гюго. Коротко, дабы не отвлекать внимание великого человека, Золя попросил оценить пару вложенных в письмо стихотворений. История хранит в тайне ответ титана романтической мысли.




Снег. Вдовы. Жертва рекламы (1860)


Жизнь гадка! Об этом следует писать. Пусть кровоточат зажившие раны и покрываются гноем. Никакой жалости, ибо зачем? Ещё не открыто понимание импрессионизма, но деятели от изобразительного искусства и литературы, к коим следует причислять и Эмиля Золя, создавали новое понимание происходившего во второй половине XIX века. Требовалось отказаться от демонстрации наглядно видимого, так как за чёткостью представления скрывалась истинная сторона действительности. Лучше заменить точность, дополнив отображение широкими мазками, заставляющими задуматься, что скрывается под их толщей.

Молодой Золя, ему двадцать лет, он думает о будущем, никак себе его не представляя. Кем станет Эмиль? Неужели большим писателем и влиятельным человеком, способным громогласно обращаться к современникам, чью могилу после смерти перенесут в Пантеон? О том не стоит думать. Слава пройдёт и падут усыпальницы, в зависимости от надобности некоего текущего момента. Важно происходящее сейчас, так плохо доступное пониманию потом. Тем не менее, частично согласившись с мировоззрением Золя, следует начать изучение его творчества.

Наследие Эмиля огромно. Полностью оно доступно только знающим французский язык, остальным приходится собирать тексты по крупицам. Благо имеется несколько собраний сочинений, удобных для ознакомления. Не станем перераспределять внимание, поскольку интерес представляет непосредственно автор, начинавший путь в литературу с рассказов.

Сразу обратим внимание на рассказы «Снег» и «Вдовы». Они отражают устремления Золя на весь дальнейший период творчества. Основное наблюдение – всё неизменно становится хуже. Но и раньше всё было плохо. Видел бы Золя Париж начала XXI века, дабы без пользы не кручиниться. Почему Эмиль не мог заметить обогащение человека событиями и нововведениями, несущими более радости, нежели грусти? Не знал Золя и о впечатлениях русских путешественников, знававших Париж XVIII века, забывавших обо всём, стоило вдохнуть запах текущих по городским улицам помоев.

Человек обречён сравнивать одно с другим. Золя переполнялся ожиданиями лучшего, поэтому с отвращением смотрел на обыденность. Если снег сам собой обозначает путь от светлого, лёгкого и несущего свежесть к почерневшему комку, пачкающему руки, то осознавать быт вдов гораздо тяжелее. Женщинам нечего есть и у них единственная возможность заработать деньги – продавать тело. Их положение усугубляется незнанием судьбы мужей, не обязательно погибших на войне. В любой момент мужья вернутся, принеся сытость в оскудевший дом, но пока они отсутствуют – следует относиться к ним как к погибшим.

Если не использовать аллегорий и говорить прямо, тогда придётся обратиться к рассказу «Жертва рекламы», актуальному со дня написания и до заката человеческой цивилизации. Пусть Золя излишне серьёзно подошёл к рассмотрению ситуации, написав сатиру, он оказался прав. Показываемое на страницах даёт понимание о положении успешных людей наоборот, создавая представление о конечных потребителях. Всем нам желается заполучить нечто полезное, в отдалённой перспективе являющееся бесполезным.

Для человека важной является лишь эта секунда. Она обеспечивается за счёт выполнения кажущейся необходимости. Через секунду потребность устаревает, заменяясь новой. Что тогда делать с грузом накопленного прежде? И тут разговор не о вещах, продуктах и прочем: аналогично человек поступает со всем, с чем ему приходится сталкиваться… вот в эту самую секунду.

Кажется, Золя понимает о чём говорит, несмотря на молодой возраст. Он критически оценивает с ним происходящее, считая нужным делиться с людьми результатами размышлений. Видя человечество на коленях, Эмиль как бы вспоминает, что некогда оно стояло на ногах, а завтра упадёт и никогда не сможет подняться. В его словах имеется истина, ежели читатель готов принять её именно с таким мрачным оттенком.




Сказки Нинон (1864)


Твёрдая писательская поступь зарождается через эксперимент: нет ещё умения рассказывать, трудно определиться с выбором сюжета. О чём мог повествовать Золя на первых порах творчества? Он предпочёл сообщить читателю сказки. Есть некая составляющая написанных им историй, порою чрезмерно выраженная, но Золя знал о чём поведать миру. Для начала ему хватит девушки Нинон, к которой он будет обращаться. Она будет единственным слушателем и самым главным ценителем – именно от её одобрения зависит дальнейший жизненный путь Эмиля. Золя рассказал ей следующие сказки: Симилис, Бальная книжечка, Фея любви, Воры и осёл, Сестра бедных; Та, что любит меня.

Стоит представить, будто в жизни существует момент волшебства. Окружающая человека материя способна измениться и сущий вымысел обратить в правду – если не через веру, то с помощью самообмана. Способны ведь дети доверяться сказочникам, принимая истории о мыслящих животных и выдуманных существах за имеющее отношение к действительности, так и взрослым дана точно такая же возможность доверять. Кажется более простым довериться обманщикам, нежели поверить в нереальность происходящего.

Чаще доверие приводит к попаданию в ловушку. Золя с первых страниц о том предупреждает. Самое светлое чувство и самая желаемая фантазия – извращённое понимание действительности. Хочет человек верить, всё для того делая, лишь бы убедить себя и окружающих. И раз за разом попадает в капкан, устроенный таким образом, чтобы сам человек не понимал ошибочность предположений, а окружающие его люди видели то в истинном свете. Проявить осторожность требуется даже читателю, взявшему в руки любую из книг Золя.

Читатель был предупреждён. Ему дали понять – Эмиль вынет из него душу, стоит прикоснуться к его произведениям. В читателе не останется ничего от человека, будут утрачены иллюзии и единственным ощущением станет прикрытая от всех хандра, ибо под покровом гуманности люди опутаны сетью из лжи. Поэтому лучше обманывать себя, верить в добропорядочность общественных ценностей и быть верным сему до конца. Пусть сам человек заблуждается и гибнет, осознавая благость жизни, покуда он тонет, одурманенный им же придуманным миром. В итоге такой представитель общества погибнет, став звеном пищевой цепочки.

Обман за обманом следует из сказки в сказку. Золя оплёл действующих лиц уверенностью в поступках. Он же неизменно толкал их после в сторону печального исхода. Хоть улыбайся, либо смотри угрюмо – суть человека на все времена заранее определена. Лучше улыбаться, тогда поверят и доверят себя без остатка. Могут подумать о возможности тёплых ответных чувств, вплоть до любви. Эмиль не против любви, он данное чувство считает важным. Читатель всё равно понимает – верить непременно надо, объекту любви поверишь скорее. После покров спадёт, но в сказках о таком не пишут.

Дабы читатель не вешал нос и продолжал верить, Золя пытается оправдаться. Заблуждения имеют место быть, и лучше заблуждаться, нежели погрязнуть в унынии от сложившихся истинных нравов общества. Читателю надо представить – у него есть шанс исправить положение, нести добро, получать в ответ положительные эмоции, пребывая от того в счастливом блаженстве. Это такой же самообман, как вера в гуманные устремления людей, но это и истинное проявление отношения к действительности, поскольку каждый волен творить благо и быть уверенным, что благо он творит на радость кому-то.

Так или иначе, век человека скоротечен. Прошлое подвергнется сомнению, жизнь предыдущих поколений обратиться во прах. Люди продолжат зачитываться сказками, выдумывать детали настоящего и иногда заглядывать в будущее. Главное, не забывать всегда проверять проходимость печных труб, если не желаешь оставаться в счастливом неведении, забыв, как много врагов вокруг и насколько мало волшебства на самом деле.




Исповедь Клода (1865)


Хороший сюжет не может пропасть, писатель применит его несколько раз. Пока не встал полностью на ноги, хромает слог и хочется писать, только до конца нет представления о конечном виде желаемого. Конечно, Эмиль Золя плодотворно трудился на творческой ниве, выполнял заказы и тем зарабатывал себе на ужин. Два су за строчку – не такая уж великая плата, зато желудок набит. «Исповедь Клода» впоследствии будет пересказана Эмилем в цикле «Ругон-Маккары», среди действующих лиц возникнет такой же сторонник религиозного воспитания и аналогичное стремление к жизни без обязательств.

Клоду есть о чём рассказать. Ошибками молодости его поведение не назовёшь. Он жил и тем оправдывал своё существование. Какие бы мысли у него не имелись в голове, парнем он казался порядочным, богобоязненным и не собирался погрязнуть во грехе. Но куда денешься от срамных мыслей, если они настойчиво лезут в голову? Куда деваться молодому человеку, когда перед ним обнажённая девушка? Даже не просто обнажённая, а скорее манящая доступностью. Пусть внешне некрасива, формы не вызывают восторга, зато тело принадлежит женщине.

Тут бы вспомнить о необходимости бороться с искушениями. Так ли трудно угасить рвущийся наружу срам? Истово верующий сделает всё для самообуздывания. В крайнем случае решит возникшее затруднение радикально. Но кто не способен обладать собой, тот начнёт потакать зову плоти. Для Клода укрощение означает посещение публичного дома. Так он становится на путь падения. Глубокая пропасть разверзла перед ним объятья. Ему предстоит падать, забыв о прежнем намерении приблизиться к Богу.

Зов плоти проходит сам собой. За ним следует апатия. Ежели в жизни ничего не интересует, значит существование переходит в стадию отрешения от мирской суеты. Более нет желания находить радости, допустимо проводить дни в бездействии: бесцельно ходить по улице, лежать в кровати, уставившись в потолок, продавать последнее, утоляя сосущее требование организма есть. Как человек способен довести себя до такого состояния? Почему бурные эмоции заменяются впоследствии их полным отсутствием? Причина понятна – человек опустил руки.

Так ли у Клода всё действительно плохо? У него была сожительница, он её любил, потом стал отмечать в ней несоответствие желаемым им требованиям – началось отторжение некогда близкого человека. Он не стал бороться: не понимал необходимость смириться, снова уступив внутренним требованиям. Изначально слабый, желавший найти спасение в Боге, обречён был на прозябание. Ему не требовалось проявлять силу воли, достаточно было на кого-нибудь положиться и следовать за ним. Он же предпочитал справляться с проблемами в одиночку, никак их при этом не решая.

Позже подобных Клоду начнут называть люмпенами. Будут говорить, что они опустились на социальное дно. Но Клод не люмпен – он маргинал. У него нет стремления зарабатывать деньги, он отдаёт последнее и тем получает средства для удовлетворения потребностей желудка. Клод находится на краю, имея возможность вернуться в мир трудящихся и заботящихся о завтрашнем дне людей. Ему свойственно сострадание к другим, и это его единственное спасение. Клоду требуется встряхнуться, получить заряд соответствующих эмоций, дабы задуматься и встать на путь исправления.

Сознаться в грехах, стать снова добропорядочным человеком, забыть о сраме – христианская мораль позволяет принять обратно раскаявшихся. Стоит считать исповедь Клода направленной на возвращение в ряды добропорядочных людей. Золя пока ещё не слишком пессимистичен – есть надежда на счастливый исход. Не должен Клод умереть молодым в кровати.




Что мне ненавистно (статьи за 1865 год)


Эмиль Золя везде стремился приложить руку. Ещё полностью не став на путь беллетриста, он трудился в качестве критика литературы и изобразительного искусства. Много позже, когда будет подводиться предварительный итог творческой деятельности, статьи за 1865—67 годы, выходившие сперва в периодических изданиях, а после в виде сборников «Что мне ненавистно» и «Мой салон» будут объедены в единую работу в 1879 году. Не все они доступны русскоязычному читателю, часть из них поэтому придётся упустить из внимания. Вот их краткое перечисление: La litterature et la gymnastique, L’abbe***, Le supplice d’une femme et les deux soeurs, La mere, La geologie et l’histoire, L» Egypte il y a trois mille ans и Les chansons des rues et des bois.

Открывает сборник статья «Французские моралисты» от января 1865 года, раскрывающая видение Эмилем Золя сочинения Люсьена Анатоля Прево-Парадоля. Некогда профессор истории литературы, Прево-Парадоль переквалифицировался в журналиста. Как о таком человеке следует рассказывать? Сложно определиться, где Золя отражает мысли Люсьена, а где предлагает свои. Из текста следует неутешительный вывод – моралисты стремятся повысить бремя ответственности человека перед обществом, не прилагая к тому действенных усилий, кроме произнесения жарких речей. Повествование затрагивает французских философов, вплоть до обсуждения «Опытов» Монтеня и трудов Паскаля и Ларошфуко.

В феврале Золя выступил с критической заметкой по роману «Жермини Ласерте» братьев Гонкур. Стоит предположить, что Золя плохо представлял, чем именно должен заниматься литературный критик, если отразил мнение с обилием слов, всего лишь комментируя содержание произведения. Страница за страницей Эмиль следил за развитием событий, делясь с читателем мыслями. Примечательно в статье выражение мнения касательно должного иметь место в литературе. Золя твёрдо уверен, писателю необходимо быть правдивым и уметь показывать метания человеческой души. Братья Гонкур удовлетворили его желание, выступив с обнажением проблем социального дна, тем потворствуя набирающему силу реализму.

В апреле Эмиль выступил с критикой в адрес тандема «Эркман-Шатриан», плодотворных писателей, посвятивших творчество отражению сельских реалий Франции. Эмиль сразу оговаривается, что тандем практически никак не обсуждался на критическом уровне, оставаясь замалчиваемым. Отчасти это объясняется стремлением Эркмана и Шатриана описывать бытовавшую в их годы действительность, пусть и добавляя непозволительную, с точки зрения Эмиля, отсебятину. Основной укор тандему звучит просто – их персонажи схожи с марионетками: использовалось три-четыре портрета, переходящие из книги в книгу. Начиная с этой статьи, Золя в дальнейшем будет прибегать к сравнению всех им критикуемых писателей с Бальзаком, чьё творчество им высоко оценивалось.

С мая Золя приступил к выражению мнения о художниках. Публиковался он под псевдонимом Клод. Первая статья вышла под названием «Наша живопись сегодня». Надо заранее оговориться о манере изложения Эмиля, его критика подобна мнению ценителя прекрасного, и не более того. Никаких узких рамок он не придерживался, всего лишь выражая собственное видение происходящего. К живописи Эмиль относился с особым чувством, отвергая стремление художников с фотографической точностью отражать действительность на картинах. Изобразительное искусство – это не литература. Почему-то, предпочитая реализм в литературе, Золя не желал видеть оный на полотнах. Художник, считает Эмиль, обязан обнажать сердце, показывая личное представление о воспринимаемом. Термин «Импрессионизм» ещё не был придуман, но понятно, что перед живописцем ставится задача изображать ураган бушующих в его крови чувств. Особого упоминания удостоился Мане, обязательно должный быть востребованным в будущем, хотя бы в качестве укора в неразборчивости своих современников.

В том же месяце Золя написал статью «Истеричный католик», в присущей ему манере изложив краткое содержание произведения с некоторыми мыслями от себя.

Статья под названием «Прудон и Курбе» вышла из-под пера Эмиля в августе. Сперва Золя взялся отразить мнение касательно посмертно изданной книги Прудона, в которой он не нашёл ничего нового, оценив её именно такой, какой он её ожидал. Сам Прудон удостоился критики за восхваление художественного умения Курбе, рисовавшего его портреты. Золя оказался категорически критичен, обвиняя Прудона в отсутствии вкуса, соответственно делая аналогичный намёк в сторону Курбе.

Неуживчивость расцветала в душе Золя, решившего в этом же месяце выступить против творческих изысканий действующего императора Франции Наполеона III. Осуждение Эмилем произведения «Жизнь Юлия Цезаря» не увидело свет в периодическом издании, так как в его публикации было отказано. Золя прямо высказался, что интерес Наполеона III к личности Цезаря оправдан за счёт желания видеть благое дело в смене находившейся у власти республики, возвращая ей статус империи. Если кто то считал положительной тенденцией, то Эмиль отказывался в это поверить. Для него самого Цезарь ничего не представлял, как и проведённые им реформы. Следовательно, нет оправдания его поступкам, и в той же мере поступкам Наполеона III.

Минуя цикл ранее упомянутых статей без перевода, следует сразу огласить завершающую 1865 год критическую работу «Гюстав Доре». Доре, признаёт Эмиль, является гениальным художником, рано взявшимся за отражение библейских сюжетов, должных им быть оставленными до финальной поры жизни, дабы стать блестящим завершение всего им сделанного ранее. Ведь ежели Гюстав закончит труд над данной темой, то где ему искать отражение более важных тем? Пусть к Доре вдохновение приходит на карандаше, он способен выдавать по четыре произведения за раз, но у него нет соответствующей подготовки, должной обрамлять присущий ему талант. Занимаясь творчеством, Гюстав забыл о необходимости совершенствовать познания об окружающем мире и анатомии человеческого тела.




Что мне ненавистно (статьи за 1866 год)


Со временем любой деятель от литературы приобретает умение говорить много, не говоря толком ничего. Золя тоже этому научился. Статьи за 1866 год не стали исключением. Начало было положено панегириком «Ипполит Тэн как художник». Если Эмиль кого-то хвалил, он на жалел слов, как и в случае осуждения, не изменяя общему фону приводимых им суждений. Оценивать Тэна Золя мог в качестве автора «Истории английской литературы», добавив от себя личное понимание умения писателя художественно описывать личные мысли на страницах.

К апрелю Золя пришёл к мысли, что необходим надзорный орган «Жюри», куда будут избираться простые граждане. Нечто подобное к тому моменту существовало, но в него входили люди от искусства или из прочих сфер культуры. Наличие таковых членов минимизировало значение Жюри в качестве действенного органа. Непонятно, каким образом Эмиль видел в привлечении профанов путь к успеху. Впрочем, он не говорил о полном изгнании знающих людей из Жюри, предлагая их всего лишь разбавлять представителями из народа. В чём-то Золя был прав, поскольку чрезмерное участие склонных к творчеству членов Жюри гипертрофирует представления об искусстве, превращая его в круг по интересам, направленный в противную от культуры сторону развития.

Следующие пять статей Золя написал в мае, планируя создать некоторое количество заметок о художниках. Начав за здравие, к концу месяца Эмиль не получил продление договора с издательством, вследствие чего он вскоре прекратил свою деятельность в качестве художественного критика.

С именем Мане Золя, кажется, не расставался. И это при том, что Мане к 1866 году творил лишь на протяжении последних шести лет. Эмиль напишет две статьи о нём. Одну он назовёт «Господин Мане», а вторую опубликует первого января 1867 года под названием «Эдуард Мане». Ярче личности, чтобы оправдать название сборника «Что мне ненавистно», не найти. Допустимо каждую статью соотносить с ненавистью Золя к чему-либо. В случае Мане нужно говорить о реакции общества. Отрицание значения таланта сего художника могло его сломить и заставить забыть о творчестве навсегда. Это более прочего огорчало Золя, понимавшего, как дорого будут стоит картины Мане, и как дешевы окажутся ныне высоко ценимые работы прочих художников.

В статье «Реалисты Салона» Золя высказал мнение о так называемых школах. Он ни к одной из них симпатии не испытывал. Для него направление в искусстве – это наличие учителя и его подражателей, тогда как вместо подражания следует на основе имеющегося придумывать новое направление, сходное с предыдущими течениями и всё же в чём-то от них отличное. Собственно, в шестидесятых годах XIX века художниками-реалистами не считались те, кто изображал социальные потрясения, тем они разительно отличались от писателей-реалистов.

Из сказанного в «Реалистах Салона» Золя пришёл к мнению об «Упадке». Художники, по его мнению, отныне концентрируются на деталях, то есть уподобляются фотографирующему аппарату. Не может быть в этом новизны, поскольку требуется видение непосредственно художника, способного одарить полотна чувствами.

Двадцатого мая наступил последний день отражения художественных пристрастий. Осталось написать «Моему другу Полю Сезанну» и «Прощальное слово художественного критика». О творчестве ряда любимых художников Золя так и не успел рассказать, о чём он сожалеет. Зато посчитал нужным снова посоветовать мастерам изобразительного искусства стремиться к новизне. Плох ученик, заслуживший одобрение учителя! Успешный ученик никогда не найдёт такого одобрения, ибо учитель не способен понять ученика только в одном случае, когда тот от него отдалился и стал представлять собственное направление в искусстве.




Завет умершей (1866)


Став известным благодаря тяге к натурализму, первые литературные опыты Золя – чистый романтизм. Эмиль примерял на себя различные обстоятельства и пытался их представить несколько оторванными от реальности. Чем «Завет умершей» не вольная фантазия наподобие историй с печальным началом и благоприятным завершением? Есть одно исключение – автором произведения является Золя, а значит кому-то предстоит умереть в завершающих главах.

Сюжет произведения следующий: вследствие пожара погибает женщина, успев упросить юношу позаботиться о ее дочери. В том и состоит завет умершей. Юноша обязался выполнить просьбу умирающей. Как он будет поручение выполнять, Золя расскажет не во всех подробностях, предварительно растянув повествование на долгое вступление, после мигом пропустив двенадцать лет и, приступая к завершающей фазе, наполнив страницы страданиями души, обязанной выполнить обещанное.

Читатель понимает, наставником главный герой быть не может – у девочки есть отец. Остаётся стать для неё братом. Но и брат может испытывать к названной сестре тёплые чувства. Он будет желать большего, писать письма, хранить от девочки тайну. Впрочем, опекаемую следует называть девушкой: за минувшие годы она подросла и расцвела. Главный герой влюбился, как и следовало случиться по канонам романтизма. Его сердце было разбито. Осколки предстоит собирать на протяжении половины произведения.

Боль главного героя понятна лишь читателю. Коли взялся герой выполнять поручение, значит должен всё делать для счастья дочери умершей. Его страдания посторонние не увидят, Золя не позволит им о том думать. Для девушки он останется любимым братом, а главному герою хотелось бы, чтобы он стал для девушки просто любимым, и нисколько не братом. Кто в данной ситуации виноват? Думается, винить следует Золя. Не захотел Эмиль строить от лица главного героя правильную поведенческую линию, обязав вынужденного страдать его же опрометчивым стремлением опекать, находясь на удалении и не вступая в прямой контакт.

Заманить персонажа в горнило любви – любимое занятие писателей. Без любовной линии обходится редкое художественное произведение. Даже при ненужности описания такого рода отношений, всё равно кто-то будет испытывать чувства к хотя бы одному из действующих лиц. Но и любовь может убить. В руках Золя и такой инструмент превращается в смертельно опасное оружие. От чего только не будут умирать персонажи Эмиля, порою и от любви. Будь главный герой «Завета умершей» душевно слаб, гореть ему скоро и без остатка. Он будет держаться до последнего, пока не увидит, насколько счастлива порученная его заботам девушка.

Теперь становится понятно, почему Золя не хотел долгое время данное произведение переиздавать. Оно отличается от всего того, что он написал впоследствии. Трагизм рассказанной Эмилем истории получился мало похожим на действительность, практически мелодраматичным. Удивительно, как к сюжету такого уровня не проявляют интерес люди прочих ветвей искусства. «Завет умершей» может быть прекрасно поставлен в театре или удачно экранизирован. Видимо, беда кроется в сложности понимания творчества самого Золя, ставшего для потомков создателем цикла «Ругон-Маккары», переместив прочие свои произведения в его тень.

Поэтому читатель, продолжающий с опаской относиться к творчеству Золя, должен начинать с «Завета умершей». Как читатель не готов к серьёзным темам, так и Эмиль ещё не стал работать на собой, представляя вместо историй, наполненных отражением реальности, нечто схожее с порождением книжного понимания настоящего. Романтизм обязан сойти на нет – утрата его позиций становилась всё более наглядной. Золя внёс собственное представление о требуемых переменах.




Марсельские тайны (1867)


В чём состоит задача писателя? Писать. Не имеет значения, как именно писать. Просто писать. Не думая о завтрашнем дне. На заглядывая в будущее. Писатель трудится для себя! Более никому он ничем не обязан. Пусть исходят желчью критики, пусть негодуют читатели. Что с того писателю? Ему требуется заботиться о пропитании, и ежели ничего иного он не умеет, значит будет писать. Произведение для писателя – подобие сдельной работы, за которую он получает денежные средства. Особенность же такого труда заключается в том, что знакомиться с ним будут не только современники, но и потомки, в том числе и очень отдалённые. Но, снова, что с того писателю? Он своё дело сделал, вкусно поел, принялся создавать новое произведение.

У Эмиля Золя был тяжёлый период. Причина его – сам Золя. Не хотел Эмиль покориться требованиям времени, желал некоторых перемен. Он поддерживал импрессионистов, чем вызывал к себе негативное отношение. Он же писал в таком стиле, от которого впечатлительные читатели впадали в ступор. Каково было им – они, читатели, влюблялись в действующих лиц, надеялись на счастливое окончание их злоключений, но под пером Золя те, чьи жизни были выставлены на всеобщее обозрение, на последних страницах умирали, либо сходили с ума.

Стечение обстоятельств побудило Эмиля Золя войти в мир марсельских тайн. Он находил интересные ему резонансные судебные процессы, объединял в единый сюжет и тем породил собственные «Марсельские тайны». О качестве проделанной работы говорить не приходится. Данное произведение оказалось излишне переполненным событиями, неправдоподобно вытекающими друг из друга, чтобы спровоцировать возникновение очередных мытарств действующих лиц.

Начинаются тайны с громкого дела о совращении пятнадцатилетней девушки тридцатилетним мужчиной. Её опекун уверен – совершено похищение. Похититель с таким утверждением не согласился, поскольку был похищен как раз он. Исходную позицию Эмиль Золя обрисовал ярко, осталось остальное привязать к повествованию. Совершится ещё много преступлений, обязательно связанных с описанным на первых страницах. Вмешается религия, проявят заинтересованность родственники, посторонние присоединяться к разбирательствам. В итоге конфликт растворится в периодически терзающих Францию социальных волнениях, когда уже перестанет быть важным, кто кого похищал, ежели пора взбираться на баррикады и отстаивать право на существование с оружием в руках.

Рассказывает Эмиль Золя и о простых человеческих слабостях, вроде поиска возможностей для лёгкого обогащения. С большим энтузиазмом он описывает участие в азартных играх, уделяя им более положенного количества времени. Рисует схемы отъёма денег у населения, готового нести накопления с целью приумножения. Показывает ростовщиков, благородно обирающих лишь воров. Представляет вниманию дельца, построившего финансовую пирамиду на махинациях, продолжавшего её поддерживать от безысходности, не зная как спастись от образовавшейся под ним пропасти. Есть на страницах и старушка с фальшивыми векселями, совершавшая финансовые операции так, что её боялись выдать добропорядочные граждане.

Как бы действующие лица не строили свои тайны. Всем их планам суждено рухнуть. И не очередная революция тому виной. Главной причиной несчастий станет холера, готовая пожрать всех, кому посчастливилось попасть на страницы произведения Эмиля Золя. Неизвестно, как окончили жизнь использованные в «Марсельских тайнах» прототипы действующих лиц, их литературные образы столкнулись с неизбежным, преодолеть которое они не в состоянии.

Золя сыт. Сыт читатель. Золя доволен. Устал внимать сюжетным поворотам читатель. Золя готовится повергать мрачными деталями повествования дальше. Приготовился внимать людским горестям и сам читатель.




Тереза Ракен (1867)


Эмиль Золя исследует людские характеры. Для этого он взялся рассказать о хлипких представителях человечества, своего рода люмпенах, не имеющих определённых жизненных убеждений. Такие поддаются животной страсти по первому зову плоти и без раздумий идут на попрание норм морали, если того требует их естество. Взращенные в относительной благости, они не могут и не желают самостоятельно становиться на ноги, всегда рассчитывая на чью-то помощь. И когда оную не получают, то их помыслы вырождаются в бунт и наносят окружающим удары разрушительной силы. Им безразлично мнение знакомых людей, как им нет необходимости сохранять к ним привязанность, поэтому именно близким суждено пасть в первую очередь, а потом уже всем остальным. Так зарождается в человеке зверь, ограниченный последующими муками совести. Но и совесть легко преодолеть, когда того потребуют обстоятельства.

С первых страниц Эмиль Золя представляет читателю главных действующих лиц. У них не может быть никаких проблем, так как ничего к тому не располагает. Проблема возникает в силу влияния дурной наследственности, подавляющей уроки нравственного воспитания. Ежели родители вели беспутный образ жизни, то и дети будут склонны вести его же. Случилось следующее, в семействе Ракен появилась Тереза, которую нужно выходить и поставить на ноги. Так и должно быть – заметит гуманный читатель, не подозревая, как добрые поступки негативно сказываются на людях, считающих нужным помогать. Когда зерно, без признаков порчи, при всходе оказывается сорняком, то нужно ли продолжать о нём заботиться? В мире людей – да.

Тереза вырастет. Она получит требуемое и будет счастлива. Покуда не случится ситуация, от которой и исходит Золя, показывая пагубность человеческих сиюминутных желаний. Эмиль умело описывает происходящее, но читатель всё-таки волен видеть в этом долю вымысла. Лёгкость сцен излишне легка – это позволяет Золя представлять события в требуемом ему свете. Зарождение чувств подобно вспышке молнии, покуда гром рокочет несколько лет и не желает утихать. Страсть проглатывает действующих лиц, а разговоры окружающих приближают их к устранению преград.

Не столько имеет значение, отчего люди готовы друг друга убивать, как важно умение общества смирять мысли о преступлениях. В Париже времён Золя правосудие плохо справлялось с подобной задачей. Коли кто кого убил, то найти преступника не получится. Зная сей факт и имея желание свести счёты с неугодным человеком, решение возникает спонтанно и не будет душе покоя, покуда задуманное не свершится. Если всё действительно обстояло так, как говорит Золя, то не стоит серчать на преступные замыслы действующих лиц, чьей судьбой предрешено уничтожать им дарованное. Не умея строить собственную жизнь, они рады свести на нет чужую.

Читатель обязательно задумается о другом. Отчего ряд писателей склонен думать, будто преступники обязательно должны мучиться от переживаний по поводу совершённого? У Золя данное обстоятельство тоже присутствует, правда Эмиль предпочитает показывать его через охлаждение чувств и взаимные упрёки. Никто не желает перечеркнуть былое и начать жить заново, нужно обязательно изводить себя. Может Золя видел в том особый смысл, дабы остановить людей от аналогичных поступков? Либо представленные им действующие лица были излишне морально слабы, их способностей хватило на один раз, после чего дальнейшее существование оказалось отравленным.

Забегая вперёд, читатель понимает, Золя описывает нравы тех персонажей, что позже будут фигурировать под фамилией Маккар. Сам Эмиль этого ещё не знает, но по поведению действующих лиц напрашивается только такой вывод.




Мадлена Фера (1868)


В жизни возможно всё, но возможно ли то, что описывают беллетристы? Читателя должны брать большие сомнения от излишнего стремления писателей драматизировать события. Порой автор может собрать в сюжете одного произведения чрезмерное количество противоречивых моментов, убивая тем веру в действительность предлагаемой им истории. Вот не получится поверить и в случившее с действующими лицами книги «Мадлена Фера», пропитанной горем и возникшими из ниоткуда страстями.

Как писал Золя очередное произведение? Думается, у него не было определённых планов, поскольку он начал повествование с пасторальных сцен, словно действие «Терезы Ракен» следовало подать в более мягких тонах, без стремления убивать и страдать после от угрызений совести. Так могло задумываться, на деле же получилось иначе. Пасторальная сцена сменится продумыванием предыстории главных героев, наделённых Эмилем всем тем, вследствие чего они окажутся перед необходимостью ненавидеть своё окружение, начиная от вторых половин до Франции в целом.

Мадлена Фера воспитана опекуном, всё детство терпела от него сексуальные домогательства, когда кончилось терпение – сбежала из дома и отдалась первому встречному. Гийом – выходец из Германии, незаконнорожденный, терпел нападки сверстников, озлобился на мир, и плоды этой злобы будут испытывать самые близкие ему люди. Мадлена и Гийом полюбят друг друга, у них родится дочь, но однажды Мадлена узнает, кем был для Гийома человек, лишивший её девственности. Не зря вспоминается «Тереза Ракен». Золя построит повествование на тех же принципах, согласно которым действующие лица будут душевно страдать, грызть себя изнутри и в итоге окажутся вынуждены совершить истинное злодеяние, поскольку того желал для них Эмиль Золя.

Никто не заставлял Мадлену сознаваться в интимной близости с кем-то, кроме Гийома. Ей же плохо спалось, пять лет она держала тайну в себе, ни о чём кроме неё не думая, словно свет клином сошёлся на грехе прошлого, возникшего задолго до её знакомства с будущим мужем. Золя решил добавить переживаний и самому Гийому, знающему, как влияет на потомство первое соитие, неизменно несущее в себе черты того, от кого женщина не беременела, зато иным образом впитала в себя его данные, чтобы её дети неизменно несли в себе черты того первого, с кем она имела близость. Владея такой информацией, редкий мужчина продолжит спокойно относиться к собственным детям. А если бы он и мог это подвергнуть сомнению, то того ему не позволит тот, кто распоряжается его жизнью, то есть Эмиль Золя.

Подозрения растут с каждой страницей. Действующие лица поступают так, дабы усилить взаимную неприязнь. Мадлена неожиданно начинает по ночам стонать и звать прежнего любовника, Гийом сильнее выражает неприязнь к опротивевшей ему дочери. Спокойно обсудить сложившую ситуацию они не могут, они предпочитают переживать душащие их чувства молча. И пока буря эмоций никого из них не захлестнула окончательно, Золя распыляет их внимание на прочие жизненные неприятности, напрямую с семейным конфликтом не связанные, но имеющих некоторое значение для повествования.

Зачем действующим лицам страдать от всего перечисленного? Оставим понимание того на совести автора. Он взялся исследовать человеческие характеры. Пускай и делает это однобоко, представляя вниманию не адекватных людей, а изначально имеющих дефекты в восприятии реальности. С такими лучше не связываться, покоя от них не будет. Потревоженным окажется душевное равновесие всякого читателя, неосторожно решившего принять излагаемое Золя за правду. Правда должна быть правдой – без домыслов.




Письма (1863—69)


Из скромного мечтателя, обитателя наполненной людьми пустыни, Эмиль Золя перешёл к одиночеству иного толка. Он крепко ухватился за возможность писать художественные произведения и публицистические статьи, зарабатывая сверх им мысленного – двести франков в месяц. В 1863 году он ещё сохранял робость к издателям, раболепно просил оценить его работы. Прочим писателям, если ему не нравилось их творчество, он громко о том заявлял, находя тем не врагов, а становясь едва ли не приятным для них собеседником, ибо позже Эмиль смягчался и словно наставлял заблудших на путь истинный. К 1869 году тон Золя возрос, побуждая оспаривать неугодные ему точки зрения, ни с кем не желая считаться. Адресатами Эмиля в означенный период стали Жюль Кларети, Антони Валабрег, Мариус Ру, братья Гонкур, Арсен Уссэ, Гюстав Флобер, редакторы и издатели.

Профессиональным писателем Золя пока не стал. Он устроился и продолжительное время трудился в рекламном агентстве, зарабатывая на жизнь хотя бы этим. Ему желалось писать книги, но идеи пережёвывали сами себя. К 1864 году Эмиль всё-таки дал дорогу «Сказкам Нинон», чтобы после вступить в один из первых важных конфликтов. Золя желал делиться частью гонорара с иллюстратором, которым был высоко им возносимый Эдуард Мане. Издатель не понимал, почему процент с продаж должен идти художнику, выполнившему сдельную работу. Для Золя же ответ очевиден, он желал поддерживать человека, чьё искусство должно широко прославиться. И, как знать, заслуга Золя в том будет велика, особенно учитывая, что именно его труд заслужил быть украшенным кистью сего художника.

К 1865 году Золя загорелся идеей критики литературных произведений. Он самостоятельно желал формировать общественное представление о художественном искусстве. Его интереса удостаивались писатели натуралисты, тогда как значение творений последователей романтизма он всё более принижал. Эмиль сблизился с братьями Гонкур, прося у них книги для рецензирования, а Жюль и Эдмон то с удовольствием делали, приглашая Золя посещать театральные представления, в том числе и по их произведениям. Разве не был Эмиль счастлив? Из мечтателя он перешёл в статус созерцателя, видевшего наяву, прежде ему казавшееся недостижимым.

Периодика угнетала Золя, если предстояло публиковать очередное произведение. Не хотелось ему видеть свой труд разбитым на множество частей, тогда как гораздо лучше помещать его в виде разделённого на шесть изданий. И читателю будет так проще воспринимать текст.

1869 год – расцвет творчества Эмиля. Отныне издатели публиковали произведения без согласования с ним, выпуская на стороне под другим названием, либо допускали к чтению посторонних лиц, что особенно сказалось на миропонимании Золя из-за скандального романа «Мадлена Фера», омрачившегося судебным преследование до того, как произведение начало публиковаться. Эмиль не понимал, почему за одобренное цензурой к нему высказываются претензии. И как вообще можно судить о том, что ещё не прочитано?

Следует оговориться наперёд о ещё не начатом цикле «Ругон-Маккары»? Золя уже был готов к его созданию, но не знал, каким образом данный замысел будет реализован. В его письмах до 1869 года не сохранилось размышлений об истории одной семьи времён Второй империи. Но читатель понимает, лёгкой работа не будет. Негативная реакция общества на эксперименты Эмиля ещё даст о себе знать. Коли людям не понравилась реальность на страницах прежних произведений, то больше гнева им придётся испытать, наблюдая за Ругонами, наживающимися за счёт других, и Маккарами, деградирующими в условиях социальной неустроенности.




Карьера Ругонов (1871)


Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №1



Тёмное мрачное время, наполненное депрессивными нотками с налётом вековечной печали за человеческий род – таким предстаёт Эмиль Золя перед читателем. Натурализм автора воспринимается удручающе, поскольку живой и великолепно поставленный язык повествования ведёт по закоулкам людских душ. Там, где глыбой встаёт фигура Виктора Гюго, создавшего свою собственную реальность, Золя выглядит таким же впечатляющим гигантом. Если смотреть на «Карьеру Ругонов» под углом современного понимания, то легко понять, что достаточно одного шага в сторону, чтобы получилось подобие магического реализма Габриэля Маркеса. Талант колумбийского писателя легко может быть оспорен, если с ним рядом поставить Эмиля Золя, создававшего сюжеты без фантастических элементов, но в той же безысходной атмосфере, в которой отражена боль за обыденную реальность, вдохновляющую авторов на глубокую философию. Реализм возможен, но отчего-то он постоянно прячется за высокими стенами, попасть за которые невозможно; остаётся смотреть с высоты собственного роста, пытаясь заглянуть в сокрытые недра, перебирая страницу за страницей, пока революция героев не станет твоей собственной. Вчера ты был никем, а уже сейчас вершишь судьбы тысяч людей. Протяните руку к Золя: никогда не пожалеете.

Волнение в обществе – знаковая тема, позволяющая рассказать о своих чувствах. Франции в XIX веке хватило событий, отчего многие поколения пожинали плоды политической нестабильности. Империи рушились, потом приходил крах Республик, снова возводились Империи: так было долгие годы, полные безысходности, заставившие людей жить без надежды на стабильность. Читателю может показаться, что в такой обстановке просто невозможно найти тихий уголок, где человек будет человеком, лишённым представлений о творящихся вокруг переменах. Золя даёт такой городок, до сих пор окружённый стенами и имеющий только один вход, через который гости запускаются внутрь только после тщательного досмотра. И не городок это, а скорее большая деревня; там каждый знает каждого. Слухами полнятся дома. Среди всего этого читатель начинает знакомство с единственной наследницей богатого поместья Фуков. Угасающий род получил новую кровь в виде батрака Ругона, а потом и пьяницы Маккара. И пока читатель трепетно следит за поступками героев книги, вырастают дети, рождаются внуки, происходят критические политические события. В один момент становится ясно – отныне не так просто следить за всеми героями, настолько Золя раскинул ветви одного рода, да дал каждому столько пороков, что возникает головокружение. Вокруг всего разворачивается революция, становясь частью людей, разделяя семьи на враждебные лагеря и неся одним радость, а другим горе.

Золя не всегда балует читателя ладным слогом, устраивая себе отдых. Если читателю удастся преодолеть сумбурное начало книги, наполненное символами и образами, будто цыгане поют марсельезу, вышагивая маршем, то он будет вознаграждён погружением в историю небольшой семьи, для которой любовные переживания не являются определяющими, как и взаимоотношения. Внимание читателя захватывают общественные события, которые становятся более важными, нежели разборки родственников. Конечно, судьбы людей постоянно переплетаются, позволяя за кого-то переживать, а иному желать скорейшей и мучительной смерти, настолько он противно себя ведёт. Золя показывает всё довольно реалистично, не позволяя себе наполнять книгу лишними красками. Изначальная мрачная атмосфера сопровождает «Карьеру Ругонов» до самого конца. Не может сын предприимчивого батрака стать рохлей, а отпрыск деградировавшего человека обрести благородные черты. Везде бывают исключения, и они обязательно должны случиться. Всему уделит Золя внимание, но именно негативные черты он будет ставить во главу всего, предпочитая из них исходить при построении повествования.

Малый объём книги раздут чрезмерным вниманием к революции, особенно к её молодым участникам и их взаимной любви. Сущая мелочь в истории семьи, но Золя делает на ней чрезмерный акцент: для него является трагедией, если девственная душа не смогла познать любовь. Стремление к единству с другим человеком – важная составляющая отношений молодых людей, не испытавших на себе горечь разрушения идеалов. Для них всё прекрасно, даже война и желание заявить миру о своём мнении. Эта многостраничная история становится отдушиной для Золя, поскольку являются единственным светлым пятном в почерневшей от скорби истории рода. Развитие отношений может напомнить «Двенадцать башен» Ли Юя, лишённые налёта сказочности. При этом реализма в книге не прибавляется – всё по прежнему пребывает в тумане, а может и в думе от пожара в сердцах трёх тысяч людей, восставших против порядка, либо от пара, когда сорок храбрецов заткнули жерло вулкана страстей, обеспечив себе краткие моменты сладостного долгожданного покоя.

На широко раскинувшейся повествовательной линии непривычно встречать жирные точки важных событий, облаготельствованных вниманием Золя. Гораздо проще воспринимается ускоренный вариант повествования, развивающийся стремительными шагами вперёд. Очень быстро кажутся далёкими чужие судьбы, когда перед читателем возникают совсем другие персонажи, также обречённые вскорости отойти в прошлое. В перемене отдельных жизней строится сюжет, но иногда герои возвращаются, давая читателю новую порцию эмоций. Практически невозможно пересилить себя и не проявить симпатии даже к самым отчаянным злодеям, однако всё смотрится настолько органично, что нельзя кого-то лишить возможности быть участником повествования.

Они были никем, желая иметь только кусок хлеба и стакан воды для продления своих дней, а Золя дал им шанс оседлать лошадей и взбудоражить общественность, исподволь построив карьеру Ругонов в том ключе, который был для этого необходим. Франция окрасилась в тёмные тона, и Золя этому помог. Книга наполнена импрессией – довольно мрачной и до жути притягательной.




Добыча (1872)


Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №2



Писатель всегда прав – это аксиома. Ему подвластны слова, влияющие на других людей. Под его пером может быть создана империя честности, либо государство позора. Всё зависит от влияющих на писателя факторов. Если он задумает показать естественную сторону человеческой сущности, то обязательно будет стоять перед выбором – взять за основу обездоленных или отдать предпочтение предприимчивым людям – от этого зависит многое. Эмиль Золя решил для себя однозначно: ему требовалось показать чувство пожирающей жадности. С точки зрения происходящих в «Добыче» событий – всё очень обыденно и укладывается в понимание типичных процессов. Золя не отдалялся от основной темы, концентрируя внимание на всем доступной возможности разбогатеть. Другие писатели могли себя позиционировать защитниками социально незащищённых слоёв населения, взбудораживая отрицательные эмоции. «Добыча» стоит над всем этим, защищая господствующий класс.

У Пьера Ругона было пятеро детей. Третьему из них, сыну Аристиду, суждено стать центральной фигурой «Добычи». Он впитал в себя основные черты отца, являясь таким же предприимчивым человеком. Обманывать родню ему не довелось, но совершить это в отношении парижан – вполне. Нет ничего лучше лёгкой наживы, и совершенно неважно, каким образом её достичь. Когда-то Ругон, теперь он Саккар, что очень похоже на Маккар (фамилию любовника его бабки). Ущербный в плане политических воззрений, Аристид умеет извлекать прибыль из воздуха. От этого страдают безвинные люди, которые и должны страдать, опираясь на убеждения Золя. В руках Эмиля Аристид постепенно превращается в финансового воротилу, обладателя большого количества денег и прожигателя жизни. Разбираясь по существу, путь Аристида может иметь своё место в истории Франции времён правления Наполеона III, показывая объективно общий дух предпринимательской жилки в людях, в чьих руках оказываются громадные денежные потоки.

Золя не останавливается на одной теме. Герои «Добычи» живут жизнью богатых людей, ни о чём не задумываясь. Горе богатых дано познать только богатым. От великосветской скуки они совершают много глупых поступков, подрывая общечеловеческие ценности. Лёгкие отношения становятся источником тяжёлых ситуаций. Греховное падение – лучшая тема для пустых разговоров. Когда жена не видит мужа неделями, то может ему изменить с пасынком, порождая ворох слухов. Золя мог быть объективным, но предпочёл излагать происходящие события сухим слогом, подавляя частым сумбурным описанием лишних сюжетов. Женоподобный сын Аристида – отражение отсутствия твёрдой руки при воспитании ребёнка. Предыстория жены – лишние строчки на широкой улице снесённых домов в угоду строительства новых жилых кварталов.

В своём повествовании Золя и раньше уходил в дебри поиска нужных слов для описываемых им событий. Он погружался в себя, наполняя текст путаными фразами. Под давлением натурализма у читателя от творческих изысканий Эмиля должны были формироваться красочные образы эпохи Наполеона III; но, поскольку Золя некоторые сцены наполнял взглядом героев изнутри, дело доходило до подобия потока сознания. Очень трудно примерить на себя чужие мысли, даже если ты являешься создателем оригинальных персонажей. Ничего из пустоты не появляется, поэтому каждый писатель находит нужное для творчества в окружающем мире. Золя не мог быть исключением – кто-то один или несколько людей должны были стать прототипами действующих лиц. Аристид Саккар не такой уж оригинальный человек, чтобы приписывать его создание одному Золя.

Почему после темы революции Золя взялся за финансовые махинации? Видимо, есть в этом важная составляющая смены правящих режимов. Порывами одних пользуются другие, а Золя просто фиксирует это на бумаге.




Чрево Парижа (1873)


Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №3



Есть мнение, что Эмиль Золя, в особо голодные для себя годы, ловил птиц на чердаках и только ими питался. «Чрево Парижа» создаёт впечатление именно о таком Золя. Мысли о еде должны были сводить с ума писателя, если он всерьёз на каждой странице рассуждает о пищевых пристрастиях людей, доводя до потери рассудка себя и читателя. Кажется, кругом одна колбаса, и ничего кроме колбасы; а затем морепродукты, самые разные дары моря, манящие и малость подпорченные. На смену пресыщенному жизнью Аристиду Саккару из «Добычи» пришли бедные дети Антуана Маккара, чьи будни Золя решил описать с пристрастием. Непосредственно из Ругон-Маккаров в «Чреве Парижа» задействована только дочь Антуана Лиза Кемю, которая не является главным действующим лицом. Золя сделал упор на её сводном брате, когда-то беглом преступнике, а теперь отчасти благородном работнике, что волей судьбы был замешан в событиях 1848 года, ставшим для Франции очередным переломным моментом: вновь монарха отстранили от власти, а на его место пришёл Наполеон III, он же президент при Второй республике.

Сюжет для книги не имеет никакого значения, так как мысли героев произведения сосредоточены на выполнении их работы. В классической литературе обычно не принято уделять излишнее внимание трудовому процессу персонажей, поскольку этим должны заниматься те сословия, о которых никто и не думал писать. Эмиль Золя не зря называет себя натуралистом – ему необходимо описывать жизнь такой, какой он её видит. Если с великой парижской стройкой читатель всё уже понял, когда Саккар не знал куда пристроить нажитый капитал, то теперь нужно понять, как существуют низы. Сожалений к жизни бедных от Золя дождаться трудно. Беднота и обычный люд воспринимаются к месту, будто ничего в них особенного нет. Автор не старается заострять внимание на проблемах, а просто показывает похожие друг на друга дни. Можно сказать, ничего в «Чреве Парижа» не происходит, только, где-то на фоне описания процесса купли-продажи товара, нарастает народное возмущение, грозящее вылиться в революцию.

«Чрево Парижа» можно сравнить с производственным романом. Действующие лица работают, а автор во всех деталях делится с читателем информацией. Энциклопедия жизни Франции середины XIX века – иначе охарактеризовать эту книгу не получается. Золя разбавляет описания диалогами и действиями персонажей, но всё это выглядит крайне бледно. Можно подумать, человек человеку – волк. Иных ассоциаций не возникает. Каждый персонаж пытается урвать кусок получше, заплатив за него поменьше. Изредка вперёд выходит благородство отдельных членов общества, но смотрится оно довольно непривычно. Читатель не сможет проявить сочувствие к угнетаемым, которые сами, при удобном случае, нагреют первого попавшего им зазевавшегося человека. Не желает Золя уделять внимание совестливости, а может в его время данное понятие не имело того значения, до которого человечество дошло в XX веке. Всегда нужно думать только о себе – такое впечатление складывается от первых книг цикла: Пьер Ругон показал пример детям, а те своими поступками продолжили дело отца, как и их двоюродная родня из семейства Антуана Маккара.

Золя удалось частично показать те процессы, которые привели к народным волнениям. Его герои живут в центре основных событий, видя нарастающее недовольство и испытывая его рост на себе. Они не завидуют богачам, продолжая надеяться только на себя. Радужных перспектив на горизонте нет, а продолжать жить всё равно необходимо. Будь Золя немного внимательнее к собственным персонажам, «Чрево Парижа» могло тогда восприниматься более положительно. Золя же поставил себе задачу показать мир, где всё продаётся и покупается. Только он забыл, что Аристид Саккар мог себе это позволить, а работникам продуктового рынка приходится гораздо сложнее.




Завоевание Плассана (1874)


Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №4



Пьер Ругон не вечен, как не вечна его власть над Плассаном. Добившись влияния путём революционной чехарды, он ныне постарел и наблюдает за сменой порядков. Из одряхлевших рук руководство городом может перейти к посторонним, например к приезжим религиозным деятелям. С этим ничего не поделаешь. На фоне грядущих выборов развивается трагедия его младшей дочери, вышедшей замуж за старшего сына Урсулы Маккар. то есть за двоюродного брата. Всё пойдёт прахом, как любит Эмиль Золя.

Оставим суетливость борьбы за власть ценителям подобных сюжетов в литературе. Читателя должны интересовать жизненные перипетии потомства Аделаиды Фук. Народив от первого брака благочинных и успешных Ругонов, от второго – обречённых на прозябание Маккаров, к моменту описываемых событий в «Завоевании Плассана» продолжала жить. Её младший сын, Антуан, несмотря на беспутную жизнь, тоже переживёт многих родственников, скончавшись вместе с матерью в один год. Зачинатели проклятий здравствовали, когда дети, внуки и правнуки сходили с ума, подвергались порокам и умирали смертью выброшенных на улицу собак.

Внутренние демоны пожирают детей Урсулы. Её первенец, Франсуа, народил для них добавку. Младшая дочь, Дезире, не от мира сего с рождения – сызмальства дурочка, краса Плассана и обуза для родителей. Средний ребёнок, Серж Муре, с малых лет принял решение обратить стопы в сторону религии, словно вера в Христа убережёт его от бремени пороков. Лишь Октав сумеет воспользоваться предприимчивостью натуры Ругонов, доставшейся ему в наследство от матери. Сама мать, Марта, обречена с того момента, когда её взор коснулся облика Франсуа.

Революция 1848 года привела к свержению монархии, передав бразды правления Луи-Наполеону Бонапарту, ставшему президентом. Потекли новые процессы государственного устройства, о которых Эмиль Золя взялся рассказать в цикле произведений про семейство Ругон-Маккары. Не так важно, каким образом Наполеон позже объявил себя Императором Французов, как требуется придти к понимаю особенностей жизни обыкновенных граждан, живущих присущими им страстями вне того, кто ими верховодит. Заложенное предками естество будет требовать осуществления личных желаний, попирая моральными установками.

Успешная или безуспешная борьба обязательно приводит людей к ожесточению. Достигнутый или не достигнутый результат показывает истинную сущность. Это становится понятным не только по политической возне вокруг важного поста, но и на бытовом уровне. Нужно запастись терпением и подождать, тогда всё предполагаемое станет явным, показав чего следовало опасаться и дав урок о том, что нужно всегда думать наперёд. Погрязнет во мраке новый руководитель Плассана, в нём же погрязнут все остальные, включая основных действующих лиц. Остановить развитие событий не представляется возможным – человек должен совершать промахи, иначе ему никогда не понять, где он их допустил.

Что ссылаться на Аделаиду Фук и Марту Муре? Они сделали выбор, думая о личном счастье и отказываясь видеть грядущие затруднения. Краткий миг радости омрачился последствиями. Но как бы они не поступили, будущее им было не под силу изменить, ибо иначе быть не могло. Пусть дети сходят с ума, кончают жизнь в презрении – это имеет малое значение перед единственным представившимся шансом сиюминутного всплеска положительных эмоций. Их родной дом пойдёт под слом, семейное дерево уже тлеет от корней, а листьям суждено только опасть, не дав ничего и сгнив для прокорма снующих рядом животных.

На смену прежним порядкам придут новые. Некогда завоёванный Плассан будет заново завоёван и перезавоёван, и снова, и снова.




Осада мельницы. Три войны (1874)


Не воевать человек не может. Всякий когда-нибудь берёт в руки оружие, если появляется к тому необходимость. Но почему необходимость вообще возникает? Разве нельзя мирно разрешить затруднения? К сожалению, нельзя. Но ведь можно, если приложить усилие! Только для этого придётся погибнуть во имя личных убеждений, пав от рук воинственно настроенных. Значит, провозгласить отказ от человеческой агрессии возможно, принимая факт вынужденного соглашения с трагической развязкой. Литературные персонажи тоже умирают с чувством выполненного долга – они справились с собой, а мир справился с ними.

Война вдохновляла Золя, как всё прочее – вызывающее негодование. И поскольку Франция на протяжении XIX века без устали воевала, Эмиль видел испытываемые людьми страдания. В качестве примера он решил рассказать историю молодого бельгийца, для которого нет правых участников боевых действий: внутренние дела французов и их противостояние внешнему миру никак его не затрагивало. Но обстоятельства сложились таким образом, что ему придётся воевать, чтобы защитить дом и семью.

Как об этом рассказать? Золя решил излишне драматизировать события. На героев практически рухнет небо, забрав надежду на будущее. О чём мечталось, то подвергнется забвению. Это к вопросу о смысле человеческой жизни. Получается, смысла нет. Требуется прожить определённое время и умереть. Не имеет значения, оставит ли человек потомство. Зачем плодить новых убийц или жертв во имя исполнения задуманного природой механизма? Особенно тяжело воспринимать, когда гибнут люди, не подготовившие себе замену.

Сторонние мысли возникают не из желания задуматься о жестокостях мира. Золя предваряет последствия катастрофического поражения под Седаном. «Осада мельницы» – не воплощение ждущего падения Парижа. Человек защищал дом от врага, пришедшего из-за деятельности политиков, не сумевших организовать сопротивление, вследствие чего силы Пруссии вторглись внутрь страны. Не один дом они разрушили, пока не дошли до защищаемой бельгийцем мельницы. Осталось сдаться или оказать сопротивление. Выбор был сделан заранее. И именно героям произведения погибать за интересы других, хотя война не имела к ним отношения.

Человек умеет найти применение знаниям. Была бы необходимость в их применении! Всё снова идёт к войне. Навыки охотника пригодятся для быстрого убийства солдат вражеской армии, способность ориентироваться на местности – поможет договориться обойтись без очередного кровопролития. Да нет ничего простого, так как его жена француженка. Согласишься – останешься без любимой. Откажешься – будешь расстрелян. Войне безразлично, если никто не желает воевать.

Двенадцать пуль завершат дело. И Золя закончит рассказывать историю осады мельницы. Без тонкой игры на струнах человеческих душ, но со втоптанным в прах разорванным читательским сердцем.

На схожую тематику в том же году Эмиль написал «Три войны». Менее драматическое полотно судеб, отражающее настроение людей, не до конца понимающих смысл человеческой вражды, являющейся будто бы всего лишь игрой. Ведь увлекательно следить из средств массовой информации за передвижениями войск, устраивать словесные диванные баталии, определяя правых и виноватых, давая собственное неопровержимое объяснение происходящему. Оказывается, это так просто – знать нюансы конфликта. И не имеет значения сколько сторон в нём участвует. Каждый является воюющей стороной, покуда он позволяет допускать саму мысль о допустимости противостояния, тогда как на планете не существует двух полностью схожих мнений, тем более, если затронуты интересы множества людей одновременно.

Почему так ярко и волнующе? Всего четыре года прошло с момента битвы при Седане. Впечатления тех дней оказали сильное впечатление на Золя. Допустить повторение? Не надо.




Новые сказки Нинон (1866—85)


Минуло десять лет. Нинон уже не маленькая девочка. Она стала девушкой. И потому теперь ей допустимо рассказывать истории о настоящей жизни. Да и Золя уже не настолько юн, чтобы полагаться на чужое мнение. Теперь Эмиль состоялся в качестве писателя, он приступил к созданию отражения будней семейства Ругон-Маккары. С 1866 у него имелись рассказы, которым он нашёл место в опубликованном в 1874 году сборнике «Новые сказки Нинон». Вплоть до 1885 года рассказы добавлялись. Теперь, объединив их вместе, допустимо сказать, что Золя поведал истории о самом себе, где соединились фантазия и суровая реальность.

Обыденность периодически превращалась для Золя в болото. Он старался вытянуть себя из трясины, неизбежно утопая сильнее. Всегда кто-то ему помогал, не позволяя отчаиваться. Но толку от того не было, ибо Золя критически оценивал настоящее, видя, как болото раскинулось не перед ним одним. А так как человека, зарабатывающего пером, прежде всего кормят читатели, то приходилось голодать и самому Золя, ведь на еду мало кому хватало.

Посему, не вдаваясь в тяжёлое ожидание голодной смерти, Золя начал «Новые сказки Нинон» с лирического эпизода. Он и Нинон собирают сочную землянику. Местность усыпана ягодой, но потребной в пищу почти нет. Какая же радость ожидает способных найти столь желанный плод. Эмиля манила не сама «Земляника». Ему хотелось быть ближе к Нинон. Он желал от неё поцелуя, хотел обнять её девичий стан. Желая полакомиться, они ищут иные средства осуществления желаемого. Любовь идёт рядом с ними, не показывая своего присутствия. И сытая жизнь их ждёт впереди, никак не проявляясь.

Почему бы не вспомнить о детстве? Знавал Золя в годы учёбы бедняка Мишу. Сын крестьянина, тот воплощал мечты отца. Не обладающий умом, он честно расплачивался за пот родителя обретением знаний. И стал бы «Верзила Мишу» важным человеком, далёким от труда землепашца, сохраняй он непоколебимый дух. Беда же заключалась в том, что общество толкает молчаливых обывателей на кому-то угодный бунт, омрачающийся для них потерей всего. Так и Мишу, поддавшись желаниям толпы, окажется в числе тех, кому кормиться по примеру предков. Активная жизненная позиция не требует выражения, когда она угодна другим. О том Мишу не знал. Не знал тогда о том и Золя. Ему желалось наполнить брюхо, а над крахом чужой жизни ему пришлось задуматься много лет спустя.

Поняла ли Нинон первую рассказанную ей сказку? Она сообразительная. Если выводов не сделала, то сделает их позже. Как задумается над историей «Воздержания» викария, так и о «Плечах маркизы». Событийность меняет человеческие нравы, пугающие стремительным бегом в разные концы понимания свойственной людям морали. Сегодня допустима обнажённая грудь, завтра будет полный запрет на обнажённую кожу. И так во всем, чего касается мысль человека. Его всегда манит недоступное, никогда не становясь необходимо близким. Когда грянет гроза, тогда молния пронзит небеса и даст новую веру в прежде отрицаемое, либо порицаемое.

Нинон отдохнула. Поэтому Золя рассказывает историю «Мой сосед Жак» – она про факельщика, участника похоронных процессий. Постыдное занятие пугало Жака. Он стеснялся друзей, родственников и семьи. Оставалось переодеваться вне дома, лишь бы у дочери не развились комплексы. Зато столь гнетущее положение гарантировало сытую жизнь. Чего только не наслушался Золя от соседа, ведь именно у него дома факельщик оставлял рабочую одежду. Но и Жак когда-нибудь умрёт, а о его жизни если кто и вспомнит, то не дочь – вспомнит сосед Эмиль.

Раз разговор коснулся девочек, значит пора вспомнить про юных француженок. Знавал Золя «Лили», тётеньку лет семи. Во всём она слыла за взрослую женщину, кроме возраста. Да, Лили не являлась тётей, что ей не мешало модно одеваться, вести светские беседы и осуждать по-детски наивных мальчишек. Можно улыбнуться над такой ситуацией, представив её комичность. Однако, дочери Евы всегда взрослеют не по годам, тогда как сыновья Адама до старости играют, не придавая значения происходящему с ними. Ничего нового и поучительного – только факт повседневности.

За весёлыми отступлениями не получается забыть о тяжести жизни. В историях Золя появляется «Кузнец», самостоятельно ковавший доступный ему удел. Появляется и «Безработица», молча приходящая на производство. Она заставляет закрываться предприятия и не позволяет работать желающим трудиться. Трагические обстоятельства приводят к осознанию ненужности. Зачем городам население, не способное найти применение силам? Парадокс сложился согласно пресыщению производства рабочими, более не требуемыми в прежнем количестве. Грустно осознавать, что когда-нибудь понадобится всего один представитель человечества, чтобы наблюдать за планетой, а то и не потребуется даже он.

Мирная жизнь отступает перед войной. Если исчерпана экономика – требуется добыть ресурсы другого государства. Голод порождает тягу к принесению лишних ртов в жертву золотому тельцу. Пастораль «Деревушки» наполняет реки кровью, «Воспоминания» полны от кровавых слёз, «Четыре дня Жана Гурдона» ведут через страдания к чему-то похожему на счастье последних дней. Золя не устаёт наполнять истории личными переживаниями, открывая читателю спрятанные в душе впечатления от былого.

И вот возникает недоразумение. Разве несчастье человека не лучшее из всего имеющегося у него? Отсутствие надежды, голод, смерть – мрачная перспектива. Впрочем, сытая жизнь тяготила бы человека даже больше. В пример стоит обратить взор на братьев меньших – на котов. Что есть «Кошачий рай»? Для одних – пространство в четыре стены, свобода в ограниченных пределах, сытая еда и ленивое созерцание действительности. Для других – отсутствие стен, полная свобода, энергичный труд и желание брать всё доступное, не ожидая помощи. Два различных взгляда, где придти к общему мнению не получится.

На том сказки Нинон заканчиваются. Через следующие десять лет её может уже не быть. Жизнь выжмет соки и опустит опустошённое тело в гроб. Человек рождается, дабы умереть. Он будет ждать многого, но всегда останется недовольным, и после отпущенного срока закроет глаза. Остаётся пожелать, чтобы никто ничего не желал. Но такого не произойдёт – не тебе, так другому потребуется добиться перемен.




Наследники Рабурдена (1874)


Эксперименты Золя приводили к его недопониманию современниками, из-за чего впоследствии Эмилю приходилось оправдываться, чего писатель делать не обязан. Литературное творчество может содержать единственную важную особенность, должную соответствовать потребностям читающей публики. Чаще всего создаваемое Золя находилось вне желаемых рамок, резко встречаемое большей частью французов. И когда Эмиль решил создать произведение для постановки на сцене, то столкнулся с очередным неприятием. Золя это понял в качестве неспособности людей принять переосмысление традиций, временно ушедших в прошлое.




Конец ознакомительного фрагмента.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/konstantin-viktorovich/emil-zolya-kritika-i-analiz-literaturnogo-naslediya-28721245/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.