Племя молится о нас. Сборник стихов
Племя молится о нас. Сборник стихов
Андрей Куликов
Подними глаза, и ты увидишь, что над нами, «…На землю щурясь из-за тучи, Зло ухмыляется Фортуна. Растерты пальцы, льется кровь На нервно скачущие струны… …Хохочет эта ночь, ликует, Мешая страх, азарт, боль, радость…» Но не бойся. Знай, что где-то там, за океаном, «…Топчет берег старый вождь. Ливень, громом небо стонет. Бой тамтамов, пот, экстаз…» – это старое индейское племя молится о нашем благополучии.
Племя молится о нас
Сборник стихов
Андрей Куликов
Иллюстратор Татьяна Гущина
© Андрей Куликов, 2020
© Татьяна Гущина, иллюстрации, 2020
ISBN 978-5-4485-8615-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1. Племя молится о нас
Каждый раз, когда в постели
Застает тебя одну,
Ночь бледнеет…
Мысли тлеют
На углях в костре. В смолу
Тело пачкая, индеец,
Обкурившись, щурит глаз…
Ночь за нас с тобой болеет.
Племя молится о нас.
Каждый раз, когда мы в ссоре,
За окошком льется дождь…
Режет море раны солью.
Топчет берег старый вождь.
Ливень. Громом небо стонет.
Бой тамтамов, пот, экстаз….
Небо любит нас до боли.
Племя молится о нас.
Каждый раз, когда читаю
Счастье я в твоих глазах,
Замирая, затихает
Мир…
Все женщины в слезах…
В землю свой топор врывает
Воин. Трубка мира. Пляс…
Будь спокойна, ты же знаешь —
Племя молится о нас.
Татьяна Гущина – Племя молится о нас.
2. Молитва
В густом московском перезвоне колоколен
Застыли ложками христианские кресты.
И, вместе с воском, тает наша воля.
И таю с воском я. И таешь Ты…
Я слышу, Боже, изначальный и извечный
Призыв к смирению, к согласию призыв.
Но жить так сложно, если искалечен.
А я, как будто, обреченно жив…
3. Родные
Не говорите мне про Ад:
Порой, в своем же доме,
Я крепко в плоскости зажат,
Не находясь в объеме.
Здесь, через тьму и стен тиски,
Вас слышу из загробья.
Вы не настолько мне близки,
Не испугался чтоб я.
Я груб, но честен. Да, я – трус.
Но – наяву, сквозь сны ли —
Я каждой ночью Вас боюсь.
А Вы – мои родные.
4. Весна
Расчесал мелкий дождь на асфальте ветрянку
И хохочет ехидно в зеленой листве.
Не пойму: толи холодно мне, толи жарко…
Я чужой, или свой в этой дикой весне?
Толи снег умирает и тлеет в мученьях,
Толи жизнь возрождается после зимы.
Почему кто-то должен упасть на колени,
Чтоб другие сумели подняться с земли?
Расшумелось окно на высоких частотах —
Этот звук и нормального сводит с ума.
В безобразной агонии, брызгая потом,
Терпсихорой танцует в квартире Чума.
И ломается гриф, от натуги, гитарный,
Прослуживший бессоннице много ночей…
Я чужой, или свой – мне не станет понятней.
В этой дикой весне, я, похоже, – ничей.
Татьяна Гущина – Весна.
5. Стикс
Нам многого не надо.
Ленив далекий путь.
И мы безумно рады
Возможности вздремнуть.
Шумит река, уносит…
Гребец скрипит веслом…
И сонный голос просит:
«Греби. Греби, Харон».
6. Клубочек
В пять утра новый день бесполезен,
Если пьешь, зная наверняка,
Что под вечер прибавится денег.
Но пока лишь похмелье. Пока….
Кошка льется под руку,
Тихо гладя хвостом.
И простила за глупость.
И сейчас, и потом.
Очень нежный клубочек
Лечит сердце и почки,
О кошачьем мечтая своем.
Бесполезное! Пьяное утро!
Стопки в стену! Я пива попью!
Происходит впервые, как будто.
Сам себе лишь в одном я не вру:
Я в урчании слышу —
Не отпустишь меня.
Ты залезешь подмышку.
Ты посмотришь в глаза,
Очень нежно и строго,
С безмятежностью Бога.
Для тебя существую лишь я.
7. Спрут
Пиратство разгулялось по планете.
Пиратство разгулялось по воде.
И я топил, топил то те, то эти
Суда, принадлежащие земле.
Я назван Спрут. И все меня боялись
На океанах всех и всех морях.
И вдруг решили, что меня не стало.
И потеряли люди всякий страх.
Я лишь однажды о себе напомнил:
Весь мир тогда топил себя в слезах —
«Курск» утонул! Такого быть не может! —
В людских кричали ваших новостях.
Конечно быть не может… Только вот он…
И знали обо мне в морях семи.
Зачем вы доставляете заботы
Такие, люди, существам морским?
Я лег поспать. И мне Титаник снился.
Но вновь подняли шум над головой.
Вы друг о друга сколько бы не бились —
Почувствуете страх передо мной.
Я – Спрут. И все меня боялись
На океанах всех, и всех морях.
Я снился вам. Но вы еще не знали,
Какой порой вода рождает страх.
Татьяна Гущина – Спрут.
8. Гудки
Опять стучит отчаянье в висках,
Гудкам коротким вторя телефона.
Я обожаю это чувство – страх.
Мне нравятся гудков коротких стоны.
Мне нравится жестокость пустоты,
Спрессованной в объем моей квартиры.
И в мыслях ты, и ты, и только ты.
Опять мечтой. Опять недостижимым.
И в мыслях ты… Дрожит моя рука —
На бледный лист, на жертву вдохновенья,
Ползет змеей строка. Ползет строка
Надеждой, безнадежностью, сомненьем…
Я траур обожаю этих дней.
Свободу, порождающую муки…
В разлуке любим мы еще сильней.
Еще родней становимся в разлуке.
9. Ливень
Скомканный неба листок
С неудавшейся строчкой.
Снова закончить не смог,
Не добрался до точки.
Слишком с мечтою своей
Высоко ты забрался.
Вышло, что случай сильней,
И полет не удался.
Столько затрачено сил,
А в награду – начало.
Рок над тобой подшутил —
Результатов не стало.
Этот, последний урок,
Не решился, как прежний, и прежний, и прежний…
Ливень холодный помог,
Не оставив надежды.
10. Моей Музе
Ты так легко ложишься на гитару,
Моим податлива становишься рукам…
И, утонув в дурманящем кумаре,
Я путаю тебя в сплетенье гамм…
И я тебя сыграю до конца,
Мешая звук нейлоново-пастельный.
До сценки не порнушной, но постельной.
С улыбкой гуру и серьезностью жреца.
Как тела музыкальные изгибы
Вплетаются в бессмертный нотный стан,
Когда тебя, от пяточек до нимба,
Я позволяю петь своим губам!
И в пальцы не предательскую дрожь
Все новое вселяет вдохновенье,
Рожденное любовью – не влеченьем.
И не добавишь ничего, не уберешь…
11. Тление
Небо, листом обожженной бумаги,
Тлеет над городом чернью тяжелой…
Мы потеряли надежду и страхи.
Будем ли вместе – вопрос нерешенный.
Пахнет пожаром от дыма табачного.
Эта усталость, хоть что-то, но значит ведь?
Вкус к суициду и тяга к убийству.
Долгая ночь, и пять лет – очень быстрых.
Муза моя – потаскливая сука.
К счастью, похоже, относится ровно.
Нашу любовь уважает за муки.
Смехом вплетается в дикие стоны.
Пишет стихи, потешаясь, невзрачные —
Мысли дешевые, рифмы прозрачные…
Только оно наше чувство лелеет.
Черное небо над городом тлеет.
12. Потрипанная жизнь
Беда забила в уголок.
Рука, придерживаясь плана,
Забила плана… План помог
И в сотый раз. Но как-то странно
Разговорился уголек:
Про уголок, про то, что рано
Себя от раны в гроб вовлек.
Что был бы счастлив как-нибудь,
Не будь бы я чрезмерно нервным.
Что в жизни мог бы встать на путь,
На верно выбранный, наверно,
Лишь крикнул бы себе: «Не трусь!»…
Но трусь, дрожа в углу, о стены.
Боюсь бояться… и боюсь…
13. Чушь
Кашель.
Никотин и кровь
Раковина глотает жадно.
Рвутся струны, пляшет бровь.
Холодно и снова жарко.
Холодно опять. Кровать
Губкой пот сочит холодный.
Спит Бессонница удобно —
Не удобно в бок толкать —
Страшно:
Встанет – будет шум.
Шум мигренью, пульсом звонким.
Не уснешь. Что ж, на ночь струн
Хватит. Пять еще – не долго.
Пять – чуть-чуть. Пинками гнать
Ночь, до самого восхода.
Чушь писать. Взаимно-гордо
С одиночеством молчать.
Кашлем в ночь плевать негромко.
Ждать. Не спать. Не спать и ждать.
14. Тяжесть
Все новая и новая тяга
Меня прижимает к полу.
А в холоде стеклянного взгляда
Беснуется прежний голод.
И время, издеваясь, с насмешкой,
Кривляется сальтом рядом.
В окошко вытекает неспешно
Струей желто-серой – ядом.
Все новая и новая в горло
Уродливой лезет лапой.
Из глотки выдирает упорно
Железную кашля вату.
Укутавшийся в дым, еле зримый,
Бледнеющий в кухне тесной,
Я жду, когда прольюсь никотином,
Раздавленный дыма прессом.
15. Посуда
Мы, обнявшись, лежали вчера,
Поперечно разбитой посуде.
Очень молча друг друга любя,
Мы лежали с тобой губы в губы.
В животе у тебя мотыльки —
Ты еще симпатичнее с ними…
Мы посуду, в четыре руки,
С наслажденьем особенным били.
К черту планы с посудой, малыш.
Ради любящих этих объятий,
Я молчу. Ты со мною молчишь.
Нам с тобой и молчания хватит.
Татьяна Гущина – Посуда.
16. Достоевские прозы
Развеянный ветром по городу,
Пропахший спиртом и солодом,
Я – пепел с твоей сигареты.
Замешанный в пыль и в дворовые песни.
И в вечно похмельное лето.
Я – жизнь достоевскими прозами.
Ползу с иглы передозами
В дорожки Москвы, внутривенно.
Я – траур, отчаянье, страшные вести…
Я то, что единственно верно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/andrey-kulikov-12535294/plemya-molitsya-o-nas-sbornik-stihov/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Андрей Куликов
Подними глаза, и ты увидишь, что над нами, «…На землю щурясь из-за тучи, Зло ухмыляется Фортуна. Растерты пальцы, льется кровь На нервно скачущие струны… …Хохочет эта ночь, ликует, Мешая страх, азарт, боль, радость…» Но не бойся. Знай, что где-то там, за океаном, «…Топчет берег старый вождь. Ливень, громом небо стонет. Бой тамтамов, пот, экстаз…» – это старое индейское племя молится о нашем благополучии.
Племя молится о нас
Сборник стихов
Андрей Куликов
Иллюстратор Татьяна Гущина
© Андрей Куликов, 2020
© Татьяна Гущина, иллюстрации, 2020
ISBN 978-5-4485-8615-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
1. Племя молится о нас
Каждый раз, когда в постели
Застает тебя одну,
Ночь бледнеет…
Мысли тлеют
На углях в костре. В смолу
Тело пачкая, индеец,
Обкурившись, щурит глаз…
Ночь за нас с тобой болеет.
Племя молится о нас.
Каждый раз, когда мы в ссоре,
За окошком льется дождь…
Режет море раны солью.
Топчет берег старый вождь.
Ливень. Громом небо стонет.
Бой тамтамов, пот, экстаз….
Небо любит нас до боли.
Племя молится о нас.
Каждый раз, когда читаю
Счастье я в твоих глазах,
Замирая, затихает
Мир…
Все женщины в слезах…
В землю свой топор врывает
Воин. Трубка мира. Пляс…
Будь спокойна, ты же знаешь —
Племя молится о нас.
Татьяна Гущина – Племя молится о нас.
2. Молитва
В густом московском перезвоне колоколен
Застыли ложками христианские кресты.
И, вместе с воском, тает наша воля.
И таю с воском я. И таешь Ты…
Я слышу, Боже, изначальный и извечный
Призыв к смирению, к согласию призыв.
Но жить так сложно, если искалечен.
А я, как будто, обреченно жив…
3. Родные
Не говорите мне про Ад:
Порой, в своем же доме,
Я крепко в плоскости зажат,
Не находясь в объеме.
Здесь, через тьму и стен тиски,
Вас слышу из загробья.
Вы не настолько мне близки,
Не испугался чтоб я.
Я груб, но честен. Да, я – трус.
Но – наяву, сквозь сны ли —
Я каждой ночью Вас боюсь.
А Вы – мои родные.
4. Весна
Расчесал мелкий дождь на асфальте ветрянку
И хохочет ехидно в зеленой листве.
Не пойму: толи холодно мне, толи жарко…
Я чужой, или свой в этой дикой весне?
Толи снег умирает и тлеет в мученьях,
Толи жизнь возрождается после зимы.
Почему кто-то должен упасть на колени,
Чтоб другие сумели подняться с земли?
Расшумелось окно на высоких частотах —
Этот звук и нормального сводит с ума.
В безобразной агонии, брызгая потом,
Терпсихорой танцует в квартире Чума.
И ломается гриф, от натуги, гитарный,
Прослуживший бессоннице много ночей…
Я чужой, или свой – мне не станет понятней.
В этой дикой весне, я, похоже, – ничей.
Татьяна Гущина – Весна.
5. Стикс
Нам многого не надо.
Ленив далекий путь.
И мы безумно рады
Возможности вздремнуть.
Шумит река, уносит…
Гребец скрипит веслом…
И сонный голос просит:
«Греби. Греби, Харон».
6. Клубочек
В пять утра новый день бесполезен,
Если пьешь, зная наверняка,
Что под вечер прибавится денег.
Но пока лишь похмелье. Пока….
Кошка льется под руку,
Тихо гладя хвостом.
И простила за глупость.
И сейчас, и потом.
Очень нежный клубочек
Лечит сердце и почки,
О кошачьем мечтая своем.
Бесполезное! Пьяное утро!
Стопки в стену! Я пива попью!
Происходит впервые, как будто.
Сам себе лишь в одном я не вру:
Я в урчании слышу —
Не отпустишь меня.
Ты залезешь подмышку.
Ты посмотришь в глаза,
Очень нежно и строго,
С безмятежностью Бога.
Для тебя существую лишь я.
7. Спрут
Пиратство разгулялось по планете.
Пиратство разгулялось по воде.
И я топил, топил то те, то эти
Суда, принадлежащие земле.
Я назван Спрут. И все меня боялись
На океанах всех и всех морях.
И вдруг решили, что меня не стало.
И потеряли люди всякий страх.
Я лишь однажды о себе напомнил:
Весь мир тогда топил себя в слезах —
«Курск» утонул! Такого быть не может! —
В людских кричали ваших новостях.
Конечно быть не может… Только вот он…
И знали обо мне в морях семи.
Зачем вы доставляете заботы
Такие, люди, существам морским?
Я лег поспать. И мне Титаник снился.
Но вновь подняли шум над головой.
Вы друг о друга сколько бы не бились —
Почувствуете страх передо мной.
Я – Спрут. И все меня боялись
На океанах всех, и всех морях.
Я снился вам. Но вы еще не знали,
Какой порой вода рождает страх.
Татьяна Гущина – Спрут.
8. Гудки
Опять стучит отчаянье в висках,
Гудкам коротким вторя телефона.
Я обожаю это чувство – страх.
Мне нравятся гудков коротких стоны.
Мне нравится жестокость пустоты,
Спрессованной в объем моей квартиры.
И в мыслях ты, и ты, и только ты.
Опять мечтой. Опять недостижимым.
И в мыслях ты… Дрожит моя рука —
На бледный лист, на жертву вдохновенья,
Ползет змеей строка. Ползет строка
Надеждой, безнадежностью, сомненьем…
Я траур обожаю этих дней.
Свободу, порождающую муки…
В разлуке любим мы еще сильней.
Еще родней становимся в разлуке.
9. Ливень
Скомканный неба листок
С неудавшейся строчкой.
Снова закончить не смог,
Не добрался до точки.
Слишком с мечтою своей
Высоко ты забрался.
Вышло, что случай сильней,
И полет не удался.
Столько затрачено сил,
А в награду – начало.
Рок над тобой подшутил —
Результатов не стало.
Этот, последний урок,
Не решился, как прежний, и прежний, и прежний…
Ливень холодный помог,
Не оставив надежды.
10. Моей Музе
Ты так легко ложишься на гитару,
Моим податлива становишься рукам…
И, утонув в дурманящем кумаре,
Я путаю тебя в сплетенье гамм…
И я тебя сыграю до конца,
Мешая звук нейлоново-пастельный.
До сценки не порнушной, но постельной.
С улыбкой гуру и серьезностью жреца.
Как тела музыкальные изгибы
Вплетаются в бессмертный нотный стан,
Когда тебя, от пяточек до нимба,
Я позволяю петь своим губам!
И в пальцы не предательскую дрожь
Все новое вселяет вдохновенье,
Рожденное любовью – не влеченьем.
И не добавишь ничего, не уберешь…
11. Тление
Небо, листом обожженной бумаги,
Тлеет над городом чернью тяжелой…
Мы потеряли надежду и страхи.
Будем ли вместе – вопрос нерешенный.
Пахнет пожаром от дыма табачного.
Эта усталость, хоть что-то, но значит ведь?
Вкус к суициду и тяга к убийству.
Долгая ночь, и пять лет – очень быстрых.
Муза моя – потаскливая сука.
К счастью, похоже, относится ровно.
Нашу любовь уважает за муки.
Смехом вплетается в дикие стоны.
Пишет стихи, потешаясь, невзрачные —
Мысли дешевые, рифмы прозрачные…
Только оно наше чувство лелеет.
Черное небо над городом тлеет.
12. Потрипанная жизнь
Беда забила в уголок.
Рука, придерживаясь плана,
Забила плана… План помог
И в сотый раз. Но как-то странно
Разговорился уголек:
Про уголок, про то, что рано
Себя от раны в гроб вовлек.
Что был бы счастлив как-нибудь,
Не будь бы я чрезмерно нервным.
Что в жизни мог бы встать на путь,
На верно выбранный, наверно,
Лишь крикнул бы себе: «Не трусь!»…
Но трусь, дрожа в углу, о стены.
Боюсь бояться… и боюсь…
13. Чушь
Кашель.
Никотин и кровь
Раковина глотает жадно.
Рвутся струны, пляшет бровь.
Холодно и снова жарко.
Холодно опять. Кровать
Губкой пот сочит холодный.
Спит Бессонница удобно —
Не удобно в бок толкать —
Страшно:
Встанет – будет шум.
Шум мигренью, пульсом звонким.
Не уснешь. Что ж, на ночь струн
Хватит. Пять еще – не долго.
Пять – чуть-чуть. Пинками гнать
Ночь, до самого восхода.
Чушь писать. Взаимно-гордо
С одиночеством молчать.
Кашлем в ночь плевать негромко.
Ждать. Не спать. Не спать и ждать.
14. Тяжесть
Все новая и новая тяга
Меня прижимает к полу.
А в холоде стеклянного взгляда
Беснуется прежний голод.
И время, издеваясь, с насмешкой,
Кривляется сальтом рядом.
В окошко вытекает неспешно
Струей желто-серой – ядом.
Все новая и новая в горло
Уродливой лезет лапой.
Из глотки выдирает упорно
Железную кашля вату.
Укутавшийся в дым, еле зримый,
Бледнеющий в кухне тесной,
Я жду, когда прольюсь никотином,
Раздавленный дыма прессом.
15. Посуда
Мы, обнявшись, лежали вчера,
Поперечно разбитой посуде.
Очень молча друг друга любя,
Мы лежали с тобой губы в губы.
В животе у тебя мотыльки —
Ты еще симпатичнее с ними…
Мы посуду, в четыре руки,
С наслажденьем особенным били.
К черту планы с посудой, малыш.
Ради любящих этих объятий,
Я молчу. Ты со мною молчишь.
Нам с тобой и молчания хватит.
Татьяна Гущина – Посуда.
16. Достоевские прозы
Развеянный ветром по городу,
Пропахший спиртом и солодом,
Я – пепел с твоей сигареты.
Замешанный в пыль и в дворовые песни.
И в вечно похмельное лето.
Я – жизнь достоевскими прозами.
Ползу с иглы передозами
В дорожки Москвы, внутривенно.
Я – траур, отчаянье, страшные вести…
Я то, что единственно верно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/andrey-kulikov-12535294/plemya-molitsya-o-nas-sbornik-stihov/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Андрей Куликов
Тип: электронная книга
Жанр: Стихи и поэзия
Язык: на русском языке
Издательство: Издательские решения
Дата публикации: 24.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Подними глаза, и ты увидишь, что над нами, «…На землю щурясь из-за тучи, Зло ухмыляется Фортуна. Растерты пальцы, льется кровь На нервно скачущие струны… …Хохочет эта ночь, ликует, Мешая страх, азарт, боль, радость…» Но не бойся. Знай, что где-то там, за океаном, «…Топчет берег старый вождь. Ливень, громом небо стонет. Бой тамтамов, пот, экстаз…» – это старое индейское племя молится о нашем благополучии.