Главная страница | Современные любовные романы | В паутине пророчества

В паутине пророчества
Оксана Эрлих
Героиня фантастического романа – молодая девушка, обладающая необыкновенными способностями. Из-за стечения странных обстоятельств она на несколько лет практически полностью теряет власть над своим даром. Но старая тетрадь, спрятанная в заброшенном доме, открывает девушке страшные тайны ее рода. Стремясь постичь свое предназначение, она все больше запутывается в паутине, которую сама так старательно сплела, чтобы отгородить себя от всего мира и исполнить древнее пророчество. Иначе – смерть…

В паутине пророчества

Оксана Эрлих

Иллюстратор Оксана Эрлих

© Оксана Эрлих, 2021
© Оксана Эрлих, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-4474-8244-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***
– Посмотри, милый! Какая она маленькая и чудесная! – прошептала Марина.
Ее муж, Эдуард, склонился над резной детской кроваткой и нежно улыбнулся крепко спящей новорожденной дочурке.
– Да, ты совершенно права, – тихо согласился он, чмокнув жену в плечо, едва прикрытое ночной сорочкой, – она так похожа на тебя…
– Разве? По-моему, этот курносый любопытный носик совсем как у тебя, а вот золотистые локоны как…
Марина осеклась и замолчала. Эдуард внимательно посмотрел на отстраненное лицо любимой женщины и насторожился. Еще никогда она не была так бледна, растерянна и прекрасна одновременно.
– Что? Что случилось? Почему ты замолчала?
Марина вздрогнула, как будто очнулась от глубокого сна или вернулась из какого-то, только ей одной ведомого, мира. Румянец стал медленно возвращаться к ее лицу. Она посмотрела на мужа, тяжело вздохнула и молча покачала головой. Эдуард пододвинулся поближе, нежно обнял Марину за плечи и зарылся лицом в пахнущие ландышами волосы цвета воронова крыла. Марина снова вздохнула, поежилась, как будто по комнате пробежал легкий холодный ветерок, и крепче прижалась к любимому.

Глава 1
Родители долго не могли выбрать дочери подходящее имя. Красивых имен было, конечно, предостаточно, но прийти к единому мнению Марина с Эдуардом не могли. Как только об этом узнали многочисленные родственники новоявленного отца, то настойчивые советы посыпались, как из рога изобилия. Но все варианты были отвергнуты. Родственники Эдуарда были обижены, а его тетка с сарказмом предложила, чтобы девочке дали имя родственники Марины. Но, после смерти матери, Марина воспитывалась в детском доме, поэтому имя ее дочери давать было не кому.
Когда малышке исполнился месяц, тянуть было больше нельзя. И Марина решилась.
В память о матери ей осталась всего одна вещь – дневник прабабушки. Когда, будучи подростком, Марина заглянула туда из любопытства, то необычные рисунки, сделанные карандашом, надписи на непонятном языке, имена, написанные чем-то, по цвету напоминающем кровь, напугали ее. Ей казалось, что в этой, потемневшей от времени, измятой тетрадке, спрятана какая-то страшная тайна. В тот день она пообещала себе, что откроет тетрадь только тогда, когда в этом возникнет необходимость. Марина понимала, что в этой тетрадке не простая тайна, а что-то связанное с ее семьей, что-то, о чем еще никому не известно. Быть может, с помощью тетради, она узнает, почему ее малышка так похожа на женщину, изображенную на старой потертой фотографии, которую мама показывала маленькой Марине незадолго до смерти.
Что-то говорило Марине, что обращаться за помощью к старой тетради все же не стоит, но как только малышка уснула, ноги сами привели ее к лестнице на чердак. Тетрадь была спрятана от случайных глаз в большом кованом сундуке с кучей старых ненужных вещей. Марина никому не говорила об оставленной ей матерью странной тетрадке. Даже любимому мужу она побоялась довериться. Что, если, скрытая тайна окажется слишком страшной или позорной, и Эдуард не захочет иметь ничего общего с ее хранительницей, Мариной?
Преодолевая неожиданно возникшую ватную мягкость в ногах, Марина медленно поднялась по скрипучим темным лестницам, ведущим на давно ни кем не посещаемый чердак. Здесь пахло пылью и влажным мхом. Из маленького грязноватого окна пробивался тонкий луч света, который падал на покрытый толстым слоем пыли старый сундук. Это облегчало поиски. Трясущимися от неожиданного прилива страха руками, Марина с трудом открыла тяжелую крышку. И зажмурила глаза, боясь увидеть внутренность сундука. Ругая себя за излишнюю трусость, Марина набрала спертый воздух чердака в грудь, выдохнула, чихнула и открыла глаза. Внутри сундука лежали аккуратно сложенные платья старого покроя, как будто ждавшие, что вот-вот молодая девушка оденет одно из них и закружится в танце на балу. Марина постаралась успокоить свое воображение и, приподняв ворох платьев, от которых пахло лавандой, нащупала небольшую тетрадь, обложка которой была теплой, как будто ее долгое время грело солнце. Осторожно вытащив тетрадь из-под одежды, Марина, затаив дыхание, принялась внимательно изучать содержимое таинственной тетради.
Первая страница оказалась, на удивление, совершенно пустой. Только в нижнем левом углу притаились маленькие геометрические фигуры. Марина прищурилась, чтобы разглядеть их форму. Почему-то ей казалось, что эти фигуры имеют какое-то значение, только нужно его разгадать. Повернувшись к лучу света, Марина поднесла тетрадь ближе к лицу, и ей удалось различить три фигуры, расположенные поочередно друг за другом. Это были круг, квадрат и треугольник. Сердце Марины замерло, а затем забилось с бешеной скоростью. Она не верила своим глазам – этот рисунок в точности повторял необычные родинки на груди у ее маленькой дочурки. Тетрадь выпала из рук Марины. Но теперь она была просто обязана прочитать эту тетрадь до конца, потому что ясно поняла, что та каким-то образом связана с ее малышкой. Поэтому, схватив тетрадь, она углубилась в ее чтение, забыв обо всем на свете.
Несколько первых страниц были написаны достаточно разборчивым почерком. Местами буквы были затерты или размыты попавшей на них когда-то влагой. Но Марина не замечала этого. Чем больше она читала, тем бледнее становилось ее лицо, губы дрожали, а глаза стали напоминать зеркала из-за непролитых слез. После текста было несколько страниц, содержащих непонятные пугающие рисунки с размытыми подписями. На последней странице бурыми, как будто набухшими от влаги буквами, было написано несколько имен. Среди них Марина увидела имя своей матери и свое собственное. Они располагались рядом друг с другом и оба были зачеркнуты двумя черными чертами. Марина не могла понять, что это значило, но мороз пробежал у нее по коже, хотя на чердаке было достаточно тепло. Значило ли это, что она повторит судьбу свое матери, она не знала. Отогнав от себя плохие мысли, Марина продолжила читать имена. Сразу под ее именем она обнаружила имя, написанное очень мелко. Можно было разобрать только первую букву М. Желая прочитать его полностью, Марина протерла рукой место расположения имени, пытаясь стереть несуществующую пыль. И в этот момент буквы стали расти, набухать, заслонять собой все остальное, написанное на странице. Марина вскрикнула и отдернула руку. Тетрадь вновь упала на пол, но не закрылась. Марина сидела, съежившись на сундуке, и не отрывала глаз от имени, появившегося на странице и ярко горящего маленькими язычками пламени, как будто несколько десятков свечей возникли из неоткуда и прожигали страницу насквозь. Марина поняла, что некие силы, находящиеся в тетради, дают ей знак. Именно этим именем она должна назвать свою дочь.
Как только Марина, спустившись с чердака, озвучила Эдуарду старинное, но красивое имя для их дочери, тот сразу согласился с ее выбором, как будто давно ждал именно его. Он долго пытался выяснить, откуда жена услышала это имя, но она сразу переводила разговор на другую тему. Не сказала она и того, откуда появился тонкий седой локон в ее великолепных волосах. Так и не добившись ответа, Эдуард перестал мучить Марину расспросами, и их жизнь вошла в прежнее русло.
Марина старалась забыть о том, что было написано в старой тетради, которую она так неосмотрительно открыла. Иногда ей это удавалось, но были дни, когда маленькая Марьяна заставляла свою маму вспоминать прочитанное.
Малышка росла очень быстро и была развита не по возрасту. В то время, когда ее сверстники только пытались поднимать и держать голову, она уверенно сидела. В три месяца Марьяна ползала по кровати и весело ворковала на ей одной понятном языке, а в шесть – стала ходить, придерживаясь за все предметы мебели, попадающиеся на пути. В полтора года она разговаривала как трехлетний ребенок, полностью выговаривая все звуки в словах. Все удивлялись такому быстрому и необыкновенному развитию малышки, и только одна Марина знала, в чем причина.
Все друзья и родственники молодой семьи не могли налюбоваться на прекрасную девочку, ведь внешность у нее была тоже не совсем обычная. При том, что Марина имела черные прямые волосы и карие глаза, а Эдуард был сероглазым шатеном, Марьяна смотрела на мир большими зелеными глазами, как будто искрящимися на солнце, а ее кудрявые золотые локоны ниспадали на плечи густым каскадом.
Девочка могла очень долго наблюдать за любым животным, благо на улице часто проходили люди с собаками на поводке, пробегали кошки, или совершали облет своей территории стайки птиц. Что-то заставляло ее остановиться и не сводить с них глаз. Было тогда в ее застывшей у окна позе что-то странное, не детское, а в глазах читался такой неподдельный интерес к происходящему, как будто Марьяна старалась запомнить движения животного и распознать его значение, так что Марине становилось не по себе.
Но один случай заставил мать всерьез задуматься о поведении дочери.
За две недели до того, как девочке должно было исполнится два года, родители суетились с самого утра, стараясь успеть разослать приглашения всем родственникам и друзьям на празднование дня рождения их малышки. Марьяна была оставлена ненадолго без присмотра в своей комнате с кучей игрушек. Когда Марина освободилась и вошла в детскую, то ее взгляду предстала странная картина. Марьяна стояла на подоконнике, окно было широко открыто, а на дереве, растущем напротив, сидела большая белая сова. Марина не успела опомниться, как ее малышка шагнула в открытое окно и взмахнула руками. Бросившись к окну, Марина громко закричала. Слезы брызнули из ее глаз. Боясь посмотреть вниз, она зажмурилась и перегнулась через подоконник, как вдруг услышала веселый смех Марьяны. Открыв зажмуренные глаза, Марина увидела дочь, сидящую на толстой ветке дерева, весело болтающую ножками и крепко обнимающую сову. Птица, как ни странно, была явно довольна сложившейся ситуацией. Когда к Марине вернулся дар речи, она протянула руки к малышке и позвала ее. Та ловко вскочила на ноги, чмокнула сову в макушку, и шустро побежала по ветке к распахнутому окну, словно делала это каждый день. Когда ветка кончилась, Марьяна взмахнула руками, и к огромному удивлению матери, пролетела пару метров, прежде чем попасть в объятья Марины. Об этом случае никому не было сказано, слишком уж Марина боялась излишнего любопытства к ее дочери и ненужных навязчивых вопросов.
Марина боялась, что рано или поздно с Марьяной случится еще что-нибудь необычное. Ее опасениям суждено было сбыться через несколько дней после первого случая.
Это произошло ночью перед самым рассветом. Все крепко спали. Марине снился чердак и жуткая тетрадь с горящим именем дочери. Вдруг ее сон был нарушен. Открыв глаза, Марина услышала тихий голос Марьяны. Встав с кровати, Марина зашла в детскую и подошла к кроватке дочери. Малышка напевала медленную заунывную мелодию, которую Марина никогда не слышала. Заглянув в кроватку, она вскрикнула от ужаса и невольно отшатнулась. Марьяна сидела, облокотившись на стенку, и пела, а напротив, застыв в позе для прыжка, сидела огромная серая крыса с пеной у оскаленной пасти. От крика Марины проснулся Эдуард. Он забежал в комнату дочери. Глянув на бледное лицо жены, он подскочил к кроватке. Пение малышки прервалось. Она посмотрела на обомлевших родителей и подняла пальчик к губам, призывая их молчать. Крыса, как будто ждала тишины. Все ее тело напряглось, готовясь к прыжку, чтобы вцепиться смертоносной хваткой в горло девочки. Но Марьяна повернулась к ней и их глаза встретились. Зеленые глаза малышки стали ярко желтыми. В тот же миг на месте крысы осталась только маленькая кучка пепла. Марьяна улыбнулась, встала и протянула руки к матери. Марина как будто очнулась от сна. Она схватила дочь, прижала к себе, и наконец, дала волю слезам. Она теперь точно знала, что Марьяна необычный ребенок. Эдуард медленно сполз на пол и обхватил руками голову. Он не мог себе объяснить, что только что произошло в этой комнате, но опасность, идущую от его маленькой дочурки, почувствовал.

Глава 2
И вот наступил долгожданный праздник – день рождения маленькой Марьяны.
Малышка радостно бегала по всем комнатам в поисках обещанных родителями подарков и с поразительной точностью определяла места, где маленькие коробочки были заботливо укрыты от ее любопытных глаз. С радостным воплем, она тут же развязывала яркую ленточку, обернутую вокруг коробочки, и с нетерпением заглядывала внутрь. И чего только там не было! Воздушные шарики в виде забавных зверюшек сразу взмывали вверх; плюшевые медведи, слоны, собачки и кошки заботливо усаживались новой хозяйкой на большом диване в детской; большая кукла с кудрявыми золотистыми волосами, так напоминавшие волосы малышки, уселась на кровати Марьяны. А разнообразным сладостям не было счета! Глазки именинницы ярко блестели от радости, и в доме не умолкал ее веселый заливистый смех.
Марина с Эдуардом с удовольствием наблюдали за дочерью.
– Посмотри, как она счастлива! – улыбнулась Марина мужу, – ради этого можно устраивать день рождения хоть каждый день!
Эдуард засмеялся.
– Тогда ее папе придется работать день и ночь, чтобы обеспечивать Марьяне радость от встречи с новыми подарками! А что будет вечером, когда соберутся все приглашенные гости?
– Все подарки просто не поместятся в нашем доме! – в свою очередь засмеялась Марина и обняла мужа.
К шести часам стали подъезжать приглашенные гости. Именинница в пышном светло-зеленом платье, подчеркивающем ее глаза, вышла всех встречать на крыльцо вместе с родителями. Марина была одета в темно-синее платье, открывающее плечи, обволакивающее все изгибы тела и ниспадающее плавным каскадом на пол. Эдуард, держащий жену под руку, был в элегантном черном костюме и светлой рубашке в тонкую синюю линию.
Гости выходили из автомобилей и поднимались по ступенькам, ведущим к дому, чтобы поприветствовать хозяев и их маленькую дочурку. Марьяна не могла долго стоять и ничего не делать. Она бегала по ступенькам, подбегая к каждому из гостей, и старалась привлечь к себе внимание. Конечно, это ей удавалось без особых усилий. Гости тут же вручали ей подарки и умилялись ее улыбке и жесту благодарности – реверансу, разученному с мамой специально для этого дня. Девочка бежала к открытой двери в дом и складывала коробки в кучу. Вскоре их стало так много, что служанке Марии пришлось переносить подарки в детскую комнату, чтобы они не загораживали входную дверь.
Весь вечер в доме слышалась музыка и веселые голоса. Ватага детей бегала по всему дому, играя в веселые игры. Марьяна была центром внимания всех присутствующих. К огромному удивлению гостей, она рассказывала стихи, пела песни и танцевала под аккомпанемент рояля. Марина, сидящая за роялем, была так горда своей малышкой, что не замечала пристального изучающего взгляда на Марьяну одного из приглашенных. Этим приглашенным гостем был старый друг их семьи доктор Смирнов. Он слышал от общих знакомых о необычайно быстром развитии ребенка Эдуарда и Марины, что очень его заинтересовало, как врача. Но сейчас он воочию убедился в этом. После очередных аплодисментов в адрес именинницы, он подошел к девочке, присел на корточки и спросил:
– Как тебя зовут, малышка?
– Марьяна, – ответила девочка. – А как зовут вас?
Доктор несколько растерялся прямому вопросу, но ответил:
– Доктор Смирнов.
– А как зовут вас друзья? – не унималась малышка.
– Смирнов. Просто Смирнов.
Почему-то доктору очень не хотелось называть девочке свое имя. Было что-то в ее глазах завораживающе опасное, заставляющее его сердце биться чаще. Это его бесило, и разобраться, в чем тут дело, стало для него делом принципа.
Весь вечер он не сводил с ребенка настороженного изучающего взгляда, как будто она была не милым энергичным ребенком, а неизвестным возбудителем смертельной болезни, и он, доктор Смирнов, был просто обязан установить, чем этот возбудитель опасен для людей, и, конечно, найти против него лекарство.
Марьяна замечала его пристальный взгляд, и он как будто ее останавливал. Она перестала петь и весело болтать с детьми. Она чувствовала, что от этого человека в темном пиджаке исходит какая-то опасность.
Марина, разговаривавшая с подругой Алисой, заметила беспокойство и подавленность дочери. Она подошла к малышке, взяла на руки и спросила:
– Доченька, что-то случилось? Ты стала такой грустной. Тебя кто-то обидел?
На что Марьяна, обняв мать за шею, тихо прошептала ей в ухо:
– Я боюсь…
– Чего, милая?
– Не знаю, мамочка… Я хочу спать.
Марина крепко прижала дочку к груди, как бы стараясь передать ей свое спокойствие, и, извинившись перед гостями, понесла ее в детскую. Не смотря на то, что глазки малышки слипались, Марина долго не могла уложить ее в кровать. Каждый раз, когда она склонялась над кроваткой, чтобы положить Марьяну, та вздрагивала и крепко вцеплялась в руку матери.
Гости, так и не дождавшись молодой хозяйки, стали расходиться по домам. Эдуард провожал их у дверей. Последним уходил доктор Смирнов. Он пожал Эдуарду руку и, задержав ее в своей руке, спросил:
– Эдуард, у вас все в семье в порядке?
Эдуард удивился такому вопросу.
– Конечно. Все замечательно.
Но Смирнов не унимался.
– А малышка Марьяна? Она не доставляет вам… неприятностей?
– Каких неприятностей? – Эдуард напрягся. – Что вы имеете в виду?
В его памяти сразу всплыл тот случай с крысой. Но, конечно, посторонних людей это совершенно не касалось.
Смирнов заметил некоторое замешательство Эдуарда, и понял, что его догадка оказалась верна.
– Не обращайте внимания, наверное, я выпил слишком много вина. Спасибо за чудесный вечер! Передавайте привет своей очаровательной супруге. Если что, обращайтесь в любое время дня и ночи! Всего хорошего!
Доктор быстро спустился по лестнице, сел в свою машину и уехал. Эдуард закрыл дверь, зевнул и медленно побрел на второй этаж. Зайдя в детскую, он послал спящей дочурке воздушный поцелуй и прошел в свою спальню, где тихо сопя, спала Марина.
Всю дорогу доктор Смирнов думал о девочке. Что-то в ней явно было не так. Наверняка, она была феноменом, или обладала какими-то сверхъестественными способностями. Он верил, что такие способности существуют. Сколько лет он пытался защитить диссертацию на эту тему, но ученые коллеги только смеялись над его работой, считая ее полнейшей выдумкой, а автора – выжившим из ума. Как долго он искал реальное подтверждение найденным бумагам и запискам, на поиски которых потратил всю свою молодость. И вот теперь, когда он уже смирился и почти согласился с утверждениями коллег, что ничего сверхъестественного не существует, судьба послала ему эту маленькую девочку. И он сделает все возможное и невозможное, пойдет на любые жертвы, но докажет всему миру, что он был прав.
– Вы еще услышите обо мне, – погрозил он кулаком невидимому конгрессу из чванливых и самонадеянных коллег, – доктор Дмитрий Смирнов еще станет известным!

Глава 3
Ночью из детской раздался громкий плач.
– Что с ней такое? – недоумевал Эдуард, заходя в комнату, зевая и протирая красные от недосыпания глаза. Измученная Марина качала малышку на руках, прислонившись к стене.
– Милая, что с тобой? Почему ты не спишь? Может у тебя что-то болит? – озабоченно сказала она.
– Не знаю, мамочка, – прошептала бледными губами девочка.
– Может позвать доктора? – встрепенулся Эдуард. Сон как рукой сняло. Беспокойство за маленькую Марьяну взяло верх над усталостью последних дней. Он вернулся в спальню, схватил одежду, и опрометью бросился по ступенькам на первый этаж, одеваясь на ходу. Кое-как нацепив ботинки, Эдуард схватил ключи от машины, и, крикнув Марине, что скоро вернется с доктором, выбежал из дома и захлопнул дверь.
Марина обессилено опустилась на диван, не выпуская дочку из рук. Марьяна практически не спала уже несколько ночей. Никто не знал, что стало причиной такого беспокойства девочки.
В памяти Марины всплыла заунывная мелодия, которую малышка пела в ту страшную ночь. Как только Марьяна услышала знакомую мелодию, она перестала плакать, и посмотрела широко открытыми глазами на мать. Было в этом взгляде что-то пронзительно пугающее, как будто она хотела заглянуть в самые потаенные уголки материнской души, а где-то в их глубине вспыхнул и погас маленький желтый огонек. Малышка вздохнула и крепко прижалась к груди матери. Спокойный и глубокий сон тут же овладел ею. Марина медленно подошла к кроватке и аккуратно положила туда дочку. Укрыв малышку одеялом, она выключила светильник и спустилась на первый этаж. Закутавшись в теплый плед, она устроилась поудобнее на диване перед камином и стала поджидать мужа с доктором.
Тонкий луч утреннего солнца разбудил спящую Марину, пробежав по лицу. Она потянулась, зевнула и открыла глаза. Оглянувшись вокруг, она вспомнила, что всю ночь ждала Эдуарда, задремав под утро.
Зайдя в спальню, Марина обнаружила пустую пастель.
– Значит, Эдуард еще не вернулся? – спросила она саму себя, – но я была уверенна, что он просто не захотел меня будить и тихо прошел в нашу спальню… Может он у дочери?
Но Марьяна сладко спала, а Эдуарда не было.
Беспокойство за него возрастало.
Спустившись вниз, Марина схватила телефон и набрала номер мужа. Телефон молчал. Что могло случиться? Марина, после нескольких бесполезных попыток дозвониться мужу, позвонила доктору Смирнову, которого должен был привести Эдуард. Тот сразу взял трубку, как будто ждал звонка.
– Алло, я слушаю, – прозвучал в трубке телефона низкий голос доктора.
– Здравствуйте, доктор. Это Марина Ольховская. Скажите, пожалуйста, к вам приезжал ночью мой муж Эдуард?
– Эдуард? Ночью? Нет, голубушка, вы что-то путаете. Никто ко мне ночью не приезжал. А что? Что-то случилось? – в голосе доктора послышалось какое-то напряжение.
– Нет, – Марина постаралась отвечать спокойно, – ничего не случилось, все в порядке. Наверное, я что-то действительно перепутала. Извините за беспокойство, всего хорошего.
Дрожащей рукой Марина положила телефон на стеклянный столик у дивана и подошла к окну.
– Где же ты, любимый?!
Поиски Эдуарда продолжались три дня. Все соседи и друзья вошли в организованную начальником местной полиции Угримовым поисковую группу.
Все старались поддержать Марину как могли, но она была как будто очень далеко. В поисковую группу ее не взяли, несмотря на уговоры и слезы. Она сидела у окна и смотрела невидящим взглядом куда-то в пустоту. Подруга Марины Анфиса присматривала за малышкой. Даже нежный голосок Марьяны не мог вывести мать из оцепенения. Марина практически ничего не ела уже третий день.
Вечером третьего дня по ступенькам, ведущим к центральному входу в их дом, поднялся начальник полиции. За ним, с трудом переставляя ноги, плелся младший брат Эдуарда Петр. Его голова была низко опущена. Ноги цеплялись за ступеньки, как будто не хотели идти дальше. Марина встрепенулась, увидев поднимающихся мужчин. Она вскочила с дивана. Голова закружилась, и комната поплыла перед глазами. Схватившись за край стола, Марина все же устояла на ногах, огромным усилием воли не позволив себе упасть. Когда мужчины вошли в гостиную, Марине в глаза бросилось их подавленное состояние.
– Что?! – выдохнула она, – скажите, что с ним? Где он??
Угримов вздохнул, но промолчал.
– Ну, скажите мне хоть что-нибудь! – крикнула Марина, бросившись к Петру и вцепившись в его грязную порванную рубашку.
Петр обнял ее, крепко прижал к груди и тихо сказал только три слова:
– Его больше нет…
– Что?!
Марина забилась в истерике, пытаясь вырваться из цепких объятий, но Петр еще сильнее сжал ее тело в руках. Она обмякла, слезы ручьями заструились по ее бледному лицу. Петр отпустил ее, бережно поднял на руки и отнес в спальню. Там он положил Марину на кровать и укрыл теплым пледом. Повернувшись к входной двери, Петр замер, увидев в проеме маленькую фигурку племянницы. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, и тихо плакала. Петр быстро подошел к девочке, присел на корточки, обнял ее и спросил:
– Почему ты плачешь, милая?
Марьяна размазывала слезы кулачками по лицу и бормотала что-то.
– Что ты говоришь? Я не понимаю…
Малышка подняла на Петра огромные, полные слез глаза и повторила несколько раз:
– Я не хотела… Я не хотела… Не хотела этого… – и снова заплакала.
Петр удивленно посмотрел на Марьяну и спросил:
– Чего ты не хотела?
Марьяна резко рванулась из объятий дяди и побежала по коридору, крича:
– Это он виноват! Он! Он!
Петр поднялся, потер подбородок и в смятении посмотрел вслед удаляющейся девочке. Он ничего не понял из того, что она только что сказала. Наверняка, кто-то сказал малышке о смерти отца, поэтому она не в себе и говорит какую-то чепуху. Но кто мог это сделать? Неужели кто-то из команды спасателей такой бессердечный, что мог сообщить это страшное известие маленькой девочке… Петр покачал головой. Он спустился вниз и отправился на поиски начальника полиции.
Через несколько минут в дом зашел доктор Смирнов. Он появился неожиданно и незвано, как будто почувствовал, что именно сейчас он нужен кому-то в этом большом доме. Никем не замеченный, он поднялся в комнату Марины. Она лежала лицом вниз на кровати и тяжело дышала. Доктор медленно подошел к кровати и присел на край.
– Марина, дорогая, вы слышите меня?
Его слова прозвучали так неожиданно и громко, что Марина вздрогнула, но не повернулась.
Но Смирнов не собирался так легко сдаваться.
– Марина, поговорите со мной. Вам станет легче.
– Откуда вы узнали об… Эдуарде? – ее голос был глухим и каким-то опустошенным.
– Я…Я.. услышал сирену полицейской машины… выглянул в окно и увидел, что она направляется по дороге, ведущей к вашему дому. Мне стало… любопытно.., то есть, я хотел сказать, что захотел проведать вас и вашу семью, тем более что вы мне недавно звонили, запинаясь промямлил доктор. Затем он перевел дыхание и продолжил:
– А здесь, при входе в дом, я встретил полицейского, который мне рассказал о вашем горе. Примите мои соболезнования, мне очень жаль.
Марина кивнула головой и зарылась в подушку еще глубже. Плечи ее сотряслись от сдавленных рыданий.
Смирнов погладил Марину по плечу и встал. Проходя мимо семейных фотографий, развешанных по стенам, Смирнов невольно засмотрелся. На них он увидел таких молодых и счастливых мужчину и женщину с маленькой девочкой. Вот они на пикнике в саду, а вот радуются первому шагу малышки.
Смирнову стало невыносимо жаль в один миг разрушенное счастье. Отогнав от себя некстати нахлынувшую мягкотелость, он вышел из спальни и прислонился к стене. Нужно было хорошо обдумать план, ради которого он сюда пришел. Никто, кроме Марины, не должен его увидеть. Пусть она думает, что доктор узнал обо всем от полицейского. Другого ей знать не положено. А он должен во всем разобраться. Обязательно должен!
Никем не замеченный, Смирнов долго ходил по дому Ольховских, но так и не нашел того, за кем пришел. Девочка как в воду канула. Решив, что она с кем-то из родственников находится вне дома, он решил отложить исполнение своего плана на следующий день, так как предполагал, что похороны отвлекут всех многочисленных родственников от ребенка.
В день похорон Смирнов появился одним из первых. В дверях дома он столкнулся с родителями Эдуарда. Отец, некогда служивший вместе со Смирновым в одном полку, мягко отодвинул в сторону, повисшую на нем рыдающую жену, и сделал шаг на встречу доктору. Тот обнял друга и сказал:
– Прими мои глубочайшие соболезнования, дружище. Он был таким молодым!
Сергей Ольховский молча кивнул головой и вытер кулаком непрошенную скупую слезу.
Смирнов, несмотря на очевидную неохоту Сергея общаться в данный момент, все же решил воспользоваться ситуацией и разузнать все обстоятельства смерти его сына.
– Что же случилось с Эдуардом в ту страшную ночь? – спросил он, взяв Сергея под локоть и отводя в сторону.
– Я не знаю… – со вздохом ответил Ольховский. – Пока полиция ничего нам не сообщила. Еще не готова экспертиза.
– А что говорит Марина? Она сказала, куда… куда ехал ее муж? – Смирнов ждал ответа, затаив дыхание.
– Она ничего не говорит, лежит, бедняжка, в кровати и плачет. Начальник полиции тоже хотел с ней поговорить, но при любых расспросах об Эдуарде она начинает рыдать еще сильнее. Поэтому, решили пока ее не трогать несколько дней. Мы боимся за нее. О похоронах ей не сказали.
Ольховский замолчал. Смирнов понял, что больше ему ничего не сообщат. Он похлопал Сергея по плечу и подошел к другу Эдуарда, которого видел на дне рождения Марьяны. Тот стоял у окна и нервно курил.
– Примите мои соболезнования, – начал Смирнов, подойдя вплотную, – Вадим, кажется? Я доктор Смирнов, друг семьи.
Вадим вздрогнул от неожиданности и обернулся к доктору.
– Спасибо. Да, я вас помню, Эдуард нас знакомил. Извините, – он отвел глаза в сторону, – но сейчас я не в настроении о чем-либо беседовать.
Смирнов и не ожидал, что мало знакомый человек будет с ним откровенничать о своем погибшем друге.
– Я прекрасно понимаю, что вам сейчас не до праздных разговоров. Я просто хотел узнать, с кем сейчас малышка Марьяна. Может, я могу помочь и побыть с ней?
– Я не уверен, но, мне кажется, что ее увела в детскую Анфиса, подруга Марины.
– Спасибо, я пойду проведаю их.
Пройдя мимо вновь прибывших родственников и знакомых, Смирнов поднялся вверх по лестнице. В детской комнате он еще не был, но достаточно быстро нашел ее по звукам детского голоса, доносящегося от одной из дверей. Медленно подойдя к двери, доктор замер, прислушиваясь. Было отчетливо слышно, как молодая женщина, по-видимому, Анфиса, пыталась уговорить девочку поесть, но та категорически отказывалась. Смирнов решился и громко постучал. Дверь открылась и на пороге возникла Анфиса. Она, видимо, ожидала увидеть кого-нибудь из родственников малышки, поэтому, столкнувшись с доктором, на несколько секунд замерла.
– Простите за вторжение, я доктор Смирнов, друг семьи.
Анфиса улыбнулась и отошла в сторону, приглашая доктора войти в комнату.
– Я тут пытаюсь накормить Марьяну, но она совершенно меня не слушается. Не знаю, что и делать.
Обернувшись, на сидящую у открытого окна Марьяну, она приглушила голос и сказала:
– Бедная девочка где-то услышала о несчастье с ее отцом, и, почему-то, считает себя в этом виноватой. На все расспросы не отвечает, просто твердит, что-то о своей вине и еще о каком-то человеке, так же виновном в гибели Эдуарда. Мы ничего не понимаем, скорей всего, у нее временное помешательство. Но вам, наверное, виднее. Вас же Петр прислал? Это ему малышка все сказала.
Смирнов решил воспользоваться подвернувшейся ситуацией.
– Да, конечно, Петр. Он очень переживает за Марину и девочку. Если позволите, то я хотел бы поговорить с ней наедине.
– Да, да, конечно. Не буду вам мешать. Если понадоблюсь, то позовите меня, я буду внизу.
С этими словами, Анфиса подошла к девочке, поцеловала ее в щечку и вышла, закрыв за собой дверь.
Смирнов направился к Марьяне, но остановился на середине комнаты, как будто наткнувшись на невидимую стену. Только тогда девочка обернулась и посмотрела в глаза пришедшему в ее комнату человеку. Она слышала, о чем говорила подруга мамы и незваный гость, но сделала вид, что внимательно смотрит в окно на стремящихся к ее дому людей в темных одеждах. Убедившись, что в комнате больше никого нет, Марьяна медленно встала и стала приближаться к доктору. Тот не смог выдержать ее прямой взгляд и отвел глаза.
– Смотри на меня! – услышал он властный женский голос, явно не принадлежавший малышке.
От неожиданности Смирнов вздрогнул и посмотрел на девочку, стоящую перед ним. Перемена, произошедшая с ней, заставила доктора отпрянуть назад. Он не верил своим глазам, а по спине пробежали мурашки. В развевающемся от неизвестно откуда взявшегося ветра платье, перед ним стояла девочка с огромными зелеными глазами, в середине которых, вместо зрачка, бушевало желто-красное пламя. Ее волосы напоминали золотых змей, обвивающих голову и тело.
– Это ты, ты виноват! – продолжал вещать голос, хотя Марьяна не открывала рта, – тебя должны были сегодня хоронить!
Смирнов, наконец, обрел дар речи и с трудом произнес:
– Почему? Что я сделал?
На что голос ответил:
– От таких, как ты, всегда страдали такие, как я!
– Я… я не понимаю… – промямлил Смирнов.
– Тебе и не надо ничего понимать, – продолжил голос. – У тебя есть то, что принадлежит моему роду.
С этими словами, рука девочки поднялась и указала на грудь доктора, а голос продолжал:
– Отдай амулет и, может, я пощажу тебя!
Смирнов прикоснулся к груди и нащупал маленький круглый, плоский предмет, висящий на старой тонкой бечевке. Когда-то, более 30 лет назад, будучи молодым студентом, при очередных поисках людей со сверхспособностями в Сибири, он познакомился со стариком. Тот утверждал, что обладает способностью лечить людей силой мысли. Спутники доктора посмеялись над ним, а на следующий день одного из них нашли мертвым. В порыве злости, молодые люди ночью подожгли дом старика, подперев дверь толстым бревном, чтобы он не смог выбраться. Смирнов не остановил своих спутников, а стоял и наблюдал за пожаром. Вместе с хозяином сгорела его дочь, которая, по словам старика, тоже обладала необыкновенными способностями, но отказавшаяся общаться с незнакомцами. Утром на пепелище было найдено два обгорелых тела. Местные жители говорили, что в доме жила еще тринадцатилетняя внучка старика, но куда она исчезла, никто не знал. Именно в этом, сгоревшем почти дотла доме, Смирнов и нашел необычную вещицу, совершенно не тронутую огнем. Сохранилась даже бечевка, на которой висел круглый деревянный предмет, на котором были вырезаны три маленькие геометрические фигуры, расположенные друг под другом: круг, квадрат и треугольник. Смирнов никому не показал свою находку, а впоследствии постарался забыть тот случай. Но иногда его мучили ночные кошмары, в которых неизменно было присутствие высокой молодой женщины в белом развевающемся платье с золотыми кудрявыми волосами и пронзительными зелеными глазами, которая тянула к нему руки, а потом, объятая огнем, страшно кричала и исчезала с клубами дыма. И вот теперь его ночной кошмар стал явью. Только вместо женщины перед ним стояла маленькая девочка, но дыхание смерти от нее исходило такое же, как и во снах. Разум говорил Смирнову, что он немедленно должен отдать проклятый амулет, который не снимал много лет, но тщеславие заглушало голос разума.
Страх стал постепенно оставлять доктора. «Ведь передо мной стоит живое доказательство моей правоты! Столько лет напрасных поисков, и вот – она здесь! Мне только нужно позвать кого-нибудь, чтобы появился свидетель моего триумфа». Вслух же он сказал совершенно другое:
– Конечно, конечно! Я отдам тебе все, что ты захочешь. Только я не могу снять этот амулет. Веревка слишком короткая и крепкая, не снять и не порвать. Нужно разрезать чем-нибудь острым, – и он попятился к двери, как будто в поисках острого предмета.
– Наверняка, в твоей комнате я ни чего найти не смогу. Схожу в комнату твоей мамы и сразу вернусь, – продолжил он и направился к двери.
– Стой! – ее крик словно пригвоздил Смирнова к полу. Но он добился, чего хотел. В коридоре послышались шаги и обеспокоенный голос Марины.

Глава 4
Марину не пустили проститься с мужем, так как боялись за ее психическое состояние. Закрытая в спальне, она била в дверь руками и ногами, умоляя выпустить ее. Поняв бесполезность своих усилий, Марина подошла к окну, чтобы хоть издали последний раз посмотреть на своего любимого мужчину. Услышав, что Марина успокоилась, Петр неслышно отпер дверь и спустился вниз. Присматривать за ней остался молодой полицейский.
Под окном шла процессия людей в траурных одеждах, а катафалк вез закрытый черный гроб, обложенный со всех сторон цветами.
Около ворот стоял начальник полиции Угримов и разговаривал с представителем страховой компании Болотовым.
– Владимир Иванович, – начал страховщик, – расскажите по подробнее, что случилось с Эдуардом Ольховским?
– Это странная история, Алексей Вениаминович. – Отвечал Угримов. – Я не могу достоверно вам ничего пока сказать. Все покажет экспертиза. Но похоже на то, что в машину Ольховского ударила молния.
– Постойте, какая молния? – удивился Болотов. – Ведь в ту ночь, когда исчез Ольховский, не было никакой грозы, а тем более молнии.
– Вот в этом-то и странность. – Изрек Угримов и жестом подозвал своего старшего помощника.
О чем-то пошептавшись с помощником, Угримов отдал страховщику несколько страниц, вложенных в прозрачную голубую папку.
– Здесь результаты экспертизы, Алексей Вениаминович, надеюсь, они все разъяснят.
– Может, ознакомимся с ними в доме? Похороны действуют на меня очень угнетающе, как, наверное, и на многих людей. Кстати, – добавил Болотов, – почему гроб закрыт?
– Как бы вам сказать… Просто от Ольховского осталась… кучка пепла…
Болотов округлил глаза от ужаса при этих словах.
– Боже! Бедный Эдуард! Какая ужасная смерть! Ведь он был таким молодым. Я слышал, что на днях в его доме был какой-то праздник.
– Да. Семья Ольховских отмечала день рождения их маленькой дочери. Жаль жену и малышку. Остались совсем одни.
Болотов покачал головой в ответ.
– А почему Марины Ольховской нет на похоронах?
Угримов поднял голову и посмотрел на дом, где на втором этаже в закрытом окне виднелась замершая черная фигура.
– Родные посчитали, что вид гроба с ее любимым мужем просто убьет бедняжку. Они очень любили друг друга.
Они подошли к открытым дверям дома, в котором совсем недавно были слышны звуки музыки и веселый смех. Теперь же дом выглядел таким пустым и печальным, как будто вместе со всеми оплакивал потерю своего молодого хозяина.
Угримов и Болотов прошли в гостиную и устроились в удобные кресла, стоящие около большого дубового стола на резных массивных ножках. Болотов открыл папку и разложил на столе ее содержимое. Он внимательно изучал каждый лист, после чего аккуратно складывал его обратно в папку. При изучении последнего листа, седые брови страхового агента поползли вверх. Он снял очки, протер их белым платочком, снова водрузил на нос и перечитал второй раз все, что было написано. Положив листок на стол, он встал, прошелся пару раз по комнате и снова сел в кресло.
Угримов молча наблюдал за Болотовым, раскуривая сигарету. Увидев замешательство в его взгляде, начальник полиции склонился над столом, чтобы взять в руки листок бумаги, вызвавший у Болотова такую реакцию.
– Я думал, что вас ничем не удивишь, Алексей Вениаминович, – изрек он, прежде чем приступить к чтению, – что вас так взволновало?
Но прежде, чем он успел прочесть несколько слов, пепел с сигареты упал точно в центр листа, как будто легкий ветерок сдул его. Бумага резко вспыхнула и в одну секунду превратилась в золу. Угримов и Болотов оторопело сидели в креслах и смотрели на то место, где только что лежал необычный документ.
– Чт-т-то это было? – заикаясь, спросил Болотов.
Угримов очнулся, затушил папиросу и посмотрел на Болотова.
– Я…я не знаю. Чертовщина какая-то…
Он встал, сделал несколько шагов вдоль стола, как будто искал объяснение тому, что только что произошло у него на глазах. Ничего не найдя, он подошел к креслу, пододвинул его ближе к бледному, трясущемуся мелкой дрожью Болотову, сел, огляделся по сторонам, и тихо спросил:
– Что было написано на этом листке?
Тот сглотнул слюну, тоже торопливо огляделся, как будто кто-то мог подслушать их разговор, и прошептал:
– Такой экспертизы я еще никогда не встречал… Вы уверены, что она подлинная? Ваши эксперты не могли ошибиться?
– Исключено, – отрезал Угримов. – Не тяните, говорите, что вы прочитали, ну, же!
Болотов пододвинулся еще ближе, так что его лицо чуть-чуть не касалось лица начальника полиции.
– Хорошо. Там было написано, что Ольховского убил огромный заряд электрического тока, похожий на шаровую молнию… При этом никаких повреждений автомобиля нет, кроме небольшой дыры в лобовом стекле.
Болотов замолчал, переводя дыхание.
– Да, это не совсем обычная история, но может на машину упал электрический провод, что объясняет дыру в стекле, – высказал свое мнение Угримов.
– Вы не дослушали, Владимир Иванович, – слегка обиделся Блюмс. – Во-первых, дыра была с оплавленными краями, словно через нее прошла молния, а во-вторых, эта дыра находилась напротив пассажирского сидения, а Ольховский сидел за рулем. Именно там, на водительском сидении и нашли пепел и несколько фрагментов обугленных костей – все, что осталось от Эдуарда.
– То есть, вы хотите сказать, что электрический разряд прошел через стекло и… повернул в сторону водителя?!
– Именно так сказано в экспертизе, – подтвердил Болотов.
– Вы уверены? – переспросил Угримов.
– Конечно, уверен. Если бы вы были аккуратнее и не курили над столь ценными документами, то тоже бы убедились в этом, а не ставили бы сейчас под сомнение мои умственные способности! – Болотов демонстративно отвернулся от Угримова.
– Ну, что вы, я совершенно не собирался вас обидеть, – засуетился Угримов, – поймите и вы меня. Я достаточно долго служу в полиции и всякое повидал при расследовании преступлений. Но такое я вижу впервые. Поэтому должен быть полностью уверен в ваших словах.
Угримов вскочил с кресла и суетливо стал искать в кармане записную книжку с номерами телефонов. Найдя там нужный номер, он подошел к стеклянному столику, на котором лежал телефон. Быстро набрав номер, Угримов стал с нетерпением ждать ответа.
– Экспертная служба полиции, слушаю вас, – сказал далекий суровый женский голос.
– Добрый день. Начальник полиции Угримов. Могу я поговорить с Федором Мысовым?
– Да, конечно. Соединяю вас, – ответил тот же голос, но уже значительно подобревший.
Короткие частые гудки понеслись в трубку. Угримов нетерпеливо закусил губу. Наконец, послышался легкий стук поднимаемой трубки и вялый сонный голос эксперта Мысова:
– Алле, я слушаю.
Скорей всего, суровая женщина не предупредила эксперта о том, кто дожидается его на другом конце провода, так как иначе, сонливость Федора как рукой сняло бы.
– Мысов, ты опять спишь на рабочем месте?! – рявкнул Угримов.
– Владимир Иванович?.. Я..я не сплю… Что вы, я работаю, честное слово! – запричитал Мысов, ясно понимая, что премии в этом месяце можно не ждать.
– Я проверю! – не унимался Угримов, взбешенный такой халатностью своего сотрудника в такой неподходящий момент.
– Ладно, – решил он сменить тон, иначе от напуганного эксперта ничего не удастся добиться, – отвечай мне, кто из вас, лентяев, делал отчет по экспертизе о смерти Эдуарда Ольховского?
– Ольховского? – явно успокоился Федор, – я, Владимир Иванович! Что-то не так? – беспокойство вновь овладело им.
– Все в порядке. Но мне нужно, что бы ты сейчас же прислал мне копию… Хотя нет, лучше прочитай мне по телефону все, что там было написано.
– Хорошо. Минутку, пожалуйста, подождите, я найду в компьютере нужный файл.
Пока Угримов ждал, прижав красное от напряжения лицо к трубке телефона, Болотов нервно кусал ногти на руках и не сводил взгляда с Угримова.
Наконец, легкий щелчок в телефоне вывел начальника полиции из оцепенения. Сжав побелевшими костяшками пальцев трубку, Угримов услышал сначала нерешительное покашливание, а потом тихий голос Мысова:
– Владимир Иванович… я… не знаю, что случилось… Его нет…
– В чем, черт возьми, дело? – прервал нерешительное мычание Федора Угримов. – Ты можешь внятно мне сказать, что произошло? Где документ?!
– Я все проверил… Документа нет, как будто и не было никогда… Но я точно помню, что делал этот отчет сегодня утром!
Угримов побагровел и готов был сорваться и наорать на нерадивого сотрудника, но перевел дыхание и почти спокойным голосом продолжил разговор.
– Ладно, предположим, что документ действительно исчез, испарился! Но ты хоть можешь мне приблизительно сказать, о чем там шла речь?
– Ну, не знаю… Дело в том, что я не помню… Я помню, что делал этот отчет, но о чем он был, хоть убейте, вспомнить не могу… Хотя это на меня совершенно не похоже. У меня прекрасная память, – не мог не похвалить себя Мысов.
Угримов выпустил трубку телефона из рук и сел мимо кресла на пол. Не обращая на это внимания, он обхватил голову руками и закрыл глаза.
В то время, когда начальник полиции и представитель страховой компании пытались разобраться в необъяснимом исчезновении документов по делу Эдуарда Ольховского, на втором этаже дома происходили еще более необъяснимые вещи.
Марина, стоящая у окна в своей комнате, вдруг услышала приглушенный разговор в детской комнате, с которой ее отделяла стена. Голоса принадлежали мужчине и женщине. Женщина говорила на повышенных тонах, а мужчина что-то невнятно и тихо ей отвечал. Не узнав голосов, Марина встревожилась. Что делают незнакомые люди в комнате ее дочери? Беспокойство за дочь отодвинуло на задний план переживания последних дней. Марина отошла от окна и направилась к двери. Дернув ручку, она убедилась, что дверь открыта. Осторожно выглянув в коридор, Марина обнаружила, что он пуст. Решительным шагом она направилась к детской комнате.
– Марьяна? Милая, с тобой все в порядке? – не доходя до детской, спросила Марина.
Ответом было молчание.
Открыв дверь и войдя в комнату, Марина увидела доктора Смирнова, бледного как полотно. Напротив него стояла Марьяна, но вид ее был ужасен. Никогда Марина не видела свою дочь в таком состоянии. Девочкой как будто кто-то управлял, как марионеткой. Глаза, устремленные на доктора, были пусты и холодны, а голос, который доносился, словно из ниоткуда, был подобен ледяному ветру, пронизывающему насквозь.
– Стой! – повторил голос. – Отдай мне амулет или пожалеешь!
Марина бросилась к дочери, но наткнулась на выставленные вперед холодные руки. Задыхаясь от волнения, Марина прошептала:
– Что с тобой?!
Смирнов не стал долго стоять и смотреть, как будут развиваться события. Он стал пятиться к открытому окну, так как дверь была загорожена упавшей на колени Мариной, а Марьяна довольно далеко отошла от окна. Он надеялся, что пока девочка, или тот, кто в нее вселился, будет занят Мариной, ему удастся привлечь внимание полицейского, который стоял на крыльце дома.
Но Марьяна разгадала намерения доктора. Оттолкнув мать, она бросилась к Смирнову, подпрыгнула и вцепилась двумя руками в амулет. Марина поднялась на ноги и ошарашено смотрела на борьбу доктора с малышкой. Она поняла, что перед ней кто-то иной в обличии Марьяны. Не придумав ничего другого, она подбежала к дочери, схватила ее за талию и стала оттаскивать от Смирнова. Но силы были не равны. Маленькая девочка, не выпуская амулет, с силой оттолкнула мать второй рукой в сторону окна. Смирнов в этот момент собрался с силами и, схватив двумя руками тонкую бечевку амулета, резким рывком разорвал ее. От напряжения его ноги подкосились, и он рухнул на пол. Марина, оттолкнутая дочерью, вскрикнула, споткнулась о доктора, лежащего на полу и, перевалившись через подоконник открытого окна, вцепилась в него руками. Марьяна, услышав крик матери, как будто очнулась. Она схватила обеими руками руки Марины, и попыталась втянуть мать обратно в комнату. Доктор, окончательно пришедший в себя, оценил ситуацию и решил действовать в своих интересах. Он вскочил на ноги, схватил лежащую на подоконнике девочку за ноги и вытолкнул ее из комнаты на улицу. Все это произошло так быстро, что Смирнов даже не успел подумать о последствиях своего поступка. Единственным его желанием было спасти свою жизнь, ведь он понимал, что Марьяна, или тот, кто ею движет, не успокоится, пока не завершит начатого дела. Пока он боролся с девочкой за амулет, в его мозгу все части головоломки встали на свои места. Ведь в ту ночь, когда погиб Эдуард, Смирнов ехал вместе с ним на пассажирском сидении и первым заметил впереди огромный светящийся шар, очень быстро приближающийся к машине. Эдуард резко затормозил, машину занесло и развернуло. Шар мгновенно изменил направление и, сделав большую дыру в лобовом стекле, ударил в грудь доктора. Сколько Смирнов был без сознания, он не знал, но когда очнулся, то увидел, что на водительском сидении, вместо Эдуарда, лежат несколько обгоревших костей. В машине отвратительно пахло горелой плотью. Смирнов открыл дверь и буквально вывалился из машины на землю. Все тело болело и не слушалось доктора, а на груди остался небольшой ожог от раскаленного амулета. Кое-как Смирнов добрался до своего дома. Он вполз в прихожую и упал без чувств. Очнулся он только утром от телефонного звонка. Прежде, чем взять трубку, Смирнов убедил себя, что никто не должен знать о ночном происшествии. Все дни, пока продолжались поиски Эдуарда, доктор боролся с собой. Часть его призывала заявить о себе, как о свидетеле произошедшего несчастья. Но другая часть заставляла его начать собственное расследование, чтобы хоть как-то объяснить происхождение светящегося шара. И вот теперь, перед ним его потенциальная убийца. В ту ночь ей бы удалось задуманное, если бы на докторе не было спасительного амулета.
– Теперь никто не заберет мой амулет, а самоубийство отчаявшейся женщины, взявшей с собой ребенка, ни у кого не вызовет подозрений. – С этими словами Смирнов вышел из комнаты Марьяны и быстро спустился по лестнице на первый этаж. Теперь ему нужно позаботиться о том, чтобы у полиции не возникло сомнений в его добропорядочности.

Глава 5
В дом вбежал запыхавшийся молодой полицейский, который должен был следить за Мариной. Он на несколько минут отлучился, чтобы проводить траурную процессию за ворота, а когда подошел к двери в дом, услышал крик и глухой удар.
– Скорее, там… Там … – выкрикнул он и, повернувшись, выбежал обратно на улицу.
Угримов и Болотов незамедлительно выбежали следом. За ними бежал доктор Смирнов.
Под окном детской уже стояли несколько полицейских. Угримов подбежал первым и, отстранив руками одного из полицейских, увидел Марину и Марьяну, лежащих на каменной дорожке. Если бы не кровь, вытекающая из под головы Марины, можно было подумать, что мать и дочь просто лежат, закрыв глаза. Угримов присел на корточки и приложил палец к шее молодой женщины. Пульса не было. Затем он так же проверил пульс девочки и вздохнул с облегчением. Он вскочил и крикнул:
– «Скорую», быстрее. Она жива. Тело матери смягчило падение. Никому не подходить и не трогать девочку.
Взгляд Угримова упал на пробирающегося сквозь полицейских доктора Смирнова.
– Дмитрий Федорович? Откуда вы здесь? Я думал, что вы вместе со всеми ушли.
Смирнов немного отдышался и проговорил:
– Я, по просьбе родственников, поднялся в комнату к малышке, чтобы проверить ее состояние. Девушка, сидевшая с ней, оставила нас, но я не успел побеседовать с девочкой. Ворвалась ее мать, и, схватив Марьяну, выпрыгнула из окна. Я, к сожалению, ничего не успел сделать. Скорей всего, у бедняжки совсем помутился рассудок после такой ужасной гибели мужа. А девочку не захотела оставлять сиротой, вот и… – Смирнов многозначительно замолчал.
– Да, – согласился Угримов, – наверное, вы правы. Может, пока не приехала машина скорой помощи, вы осмотрите девочку?
– Девочку?! – Смирнова как будто окатили холодной водой, но он постарался взять себя в руки.
– Да, девочка жива, – подтвердил начальник полиции, – только без сознания.
Смирнов, делая вид, что озабочен состоянием девочки, наклонился над Марьяной и стал ее осматривать. Все его планы рушились на глазах. Неужели все было сделано зря? Но он еще может незаметно для окружающих приблизить девочку к смерти. После осмотра Смирнов понял по ее неестественной позе, что у девочки явно поврежден позвоночник. Нужно только слегка нажать на нужную точку и всё…
В эту минуту во двор въехала машина «Скорой помощи» с воющей сиреной. От неожиданности Смирнов вздрогнул и отдернул руку от Марьяны. Он не мог завершить начатое им дело на глазах у квалифицированных врачей. Уж они-то быстро распознали бы, в чем причина внезапной смерти выжившей после падения девочки. Смирнов поднялся с колен и отошел в сторону.
Врач, выбежавший из машины, попросил полицейских разойтись, а сам приступил к осмотру девочки. Ее аккуратно подняли и переложили на носилки. На вторые носилки положили тело Марины. Загрузив носилки в машину, врач подошел к Угримову и спросил:
– Расскажите, что здесь произошло и как зовут пострадавших.
Угримов вздохнул и сказал:
– Сегодня здесь были похороны мужа погибшей женщины. Ее зовут Марина Ольховская, а девочку, ее дочь, Марьяна. Они выпали из окна. Скорей всего мать совершила самоубийство, а дочь с собой решила забрать. Более ничего не могу вам сказать. Картина станет яснее после расследования.
Врач кивнул и сел в машину.
Как только машина «Скорой помощи» уехала, Смирнов, подслушивающий разговор начальника полиции и врача, подошел к Угримову и, с трудом сдерживая волнение, спросил:
– Я случайно услышал ваш разговор с врачом. Вы будете проводить расследование? Разве не понятно, что бедняжка просто не захотела жить без любимого мужа?
Угримов достал сигарету, не торопясь, ее раскурил, и только потом ответил:
– Знаете, с этой семьей не все так просто, как кажется. Эта странная смерть Ольховского, а теперь и Марина. Слишком много вопросов, слишком много.
– Каких вопросов? – Смирнов напрягся.
– Извините, – Угримов пристально посмотрел на доктора, – а почему вы так интересуетесь этим делом?
Смирнов отвел глаза и промокнул выступивший на лбу пот платком.
– Что вы, просто я не посторонний человек для этой семьи. Мы с отцом Эдуарда вместе служили в армии, и дружим до сих пор. Мне не безразлична и судьба малышки. Что теперь с ней будет? Кто будет заботиться о ней, о бедной сироте?
Смирнов вытер платком несуществующую слезу и высморкался. Угримов похлопал доктора по плечу и пошел к своей машине. Болотов, все это время стоящий в стороне и наблюдающий за происходящим, был очень удивлен, увидев еле заметную легкую улыбку, на лице только что плачущего доктора Смирнова.
***
К центральной городской больнице подъехала большая синяя машина. Из нее вышел Сергей Ольховский. Открыв заднюю дверь, он протянул руку и помог выйти своей жене Ларисе. Она еще носила траур по сыну, поэтому была одета во все черное.
Поднявшись по лестнице, ведущей на второй этаж больницы, они остановились перед дверью в палату интенсивной терапии, в которой уже месяц лежала в коме их внучка Марьяна. Лариса посмотрела на мужа и взяла его за руку. Он поцеловал ее в лоб и нежно обнял. Как он мечтал, чтобы его сын Эдуард прожил такую же долгую и счастливую жизнь в браке, как и он сам. Но счастье сына продлилось всего три года. И теперь только маленькая девочка, лежащая за этой дверью, напоминает об их любимом сыне и о его трагической гибели.
Сергей тихо открыл дверь, и они вошли. У кровати девочки, в отсутствие родственников, постоянно дежурила медсестра на тот случай, если Марьяна выйдет из комы. Увидев вошедших, она встала и покинула палату. Ольховские подошли к кровати и остановились. Лариса погладила малышку по руке и прижалась к маленькой мягкой ладошке щекой. Слезы одна за другой тихо скатывались по лицу Ларисы и превращались в маленькое соленое озеро в ладошке девочки. Сергей положил руку на плечо жены и сильно сжал. Она вскинула голову и встретилась взглядом с Марьяной.
– Она очнулась! Врача, Сережа, позови скорей врача!
Но его не нужно было просить. Не успела Лариса договорить, как дверь за мужем уже закрылась. Она быстро вытерла глаза тыльной стороной ладони и улыбнулась малышке.
– Милая, ты наконец-то проснулась! Как я рада! Мы так долго ждали этого!
Марьяна обвела взглядом палату и посмотрела на бабушку.
– Где я? – было первым, о чем она спросила. Второй вопрос очень обеспокоил бабушку и вбежавших мужчин.
– Кто ты?
Врач подошел к кровати, проверил все датчики, и только после этого наклонился над девочкой.
– Как тебя зовут? – спросил он.
Марьяна поморщила лоб, немного помолчала и ответила:
– Не знаю.
Ольховские встревожено переглянулись.
– Что это значит, доктор? – обеспокоенно спросил Сергей. – Она не помнит свое имя?
– Скорей всего, это следствие небольшого удара головой при падении. Я надеялся, что, кроме повреждения позвоночника, у девочки больше нет травм. Но, боюсь, что у вашей внучки амнезия. Насколько она серьезна я смогу судить только после проведения нескольких тестов. Пока больше ничего не могу вам сказать.
– Когда это будет известно? – спросил Сергей.
– Думаю, завтра. Приезжайте после двух часов, и мы обо всем поговорим. А сейчас, пациентке пора на процедуры.
Ольховские поблагодарили доктора, и вышли из палаты.
По дороге домой у них состоялся непростой разговор о будущем Марьяны. Его начал, после долгого молчания, Сергей. Он тяжело вздохнул и спросил у жены:
– Что ты обо всем этом думаешь?
Она как будто ждала этого вопроса, потому что, без малейшего промедления, ответила:
– Конечно, ситуация не простая. Нашего бедного Эдуарда больше нет, его жена, что бы ею ни двигало, ушла за ним. Но мне не дает покоя один вопрос: зачем она хотела той же участи для несчастной малышки? Я не могу поверить, что Марина настолько была не в себе, чтобы решиться на такой ужасный шаг! Что теперь будет с Марьяной, одному Богу известно. Ее лечащий врач сообщил мне, что, скорей всего, она всю жизнь проведет в инвалидной коляске. А теперь еще эта амнезия! – Лариса заломила в отчаянье руки.
Сергей посмотрел на ее лицо, искаженное гримасой душевных мук.
– И что ты предлагаешь? – настороженно спросил он.
– Я… Я не знаю, что делать, дорогой. Мне так тяжело смотреть на нее. Она постоянно напоминает мне о гибели сына. Когда ее выпишут из больницы, нам нужно будет ее забрать. Но… Мне кажется, мы не сможем со всем этим справиться. Мы уже совсем не молоды, а за малышкой нужен будет постоянный уход. Что будет с ней, когда нас не станет?
Помолчав, она добавила:
– Это такая огромная ответственность!
– Ты хотела сказать – обуза, ведь так? – спросил Сергей, пристально посмотрев жене в глаза.
Она опустила голову и промолчала.
Весь оставшийся путь Ольховские молчали. Каждый думал о том, как изменится их размеренная, спокойная и сытая жизнь после появления в ней никого не помнящей девочки-инвалида. Все свое время им придется отдавать ей. Другие многочисленные родственники вряд ли будут помогать. Не так давно все восхищались красотой и умом их маленькой внучки, а теперь, когда с ней случилось такое несчастье, никто, кроме Петра, ни разу не навестил малышку в больнице. У всех появились срочные неотложные дела, не позволяющие уделить больной девочке даже несколько минут. Поэтому, кроме бабушки и дедушки, Марьяна была ни кому не нужна. Больше на эту тему Ольховские не говорили, но, впоследствии, мысленно каждый из них возвращался к этому разговору довольно часто.
Все врачи разводили руками, признавая свое бессилие. Они испробовали все известные им методы, чтобы восстановить, хотя бы частично, потерянную память девочки. Но она словно не хотела вспоминать ничего из своей прошлой жизни. Возведя стену в своем сознании, девочка стала замкнутой, не отвечала на вопросы и часто плакала. Она не покидала своей палаты, несмотря на то, что ей была предоставлена маленькая удобная инвалидная коляска. После двух месяцев пребывания девочки в больнице, лечащий врач сообщил семье Ольховских о ее грядущем возвращении домой.
Наступил день выписки Марьяны из больницы. С самого утра в доме Ольховских было необычайное оживление. Лариса сновала из комнаты в комнату, проверяя, все ли готово к приезду внучки. Сергей давал указания охраннику и прислуге. Комнату девочке подготовили давно, оборудовав ее специальной кроватью и тренажерами, а также, расширив дверной проем для коляски. Дождавшись прихода нанятой сиделки, Ольховские поехали за Марьяной.
Их встреча состоялась во дворе больницы, куда коляску с Марьяной вывез лечащий врач. Лариса, улыбаясь, подошла к внучке и прикоснулась к ее руке. Девочка подняла голову на стоящую перед ней пожилую женщину и отдернула руку. На ее лице читалось полное безразличие к происходящим вокруг нее событиям, а в глазах застыли непролитые слезы. Лариса присела перед ней на корточки и, заглянув в блестящие зеленые глаза, сказала:
– Здравствуй, Марьяна! Ты помнишь меня? Я твоя бабушка, я часто приходила к тебе в палату.
В глазах девочки сверкнули злые огоньки, а с плотно сжатых губ не сорвалось ни слова.
Эту сцену наблюдал Сергей. Он встал рядом с женой и сказал, обращаясь к девочке:
– Дорогая, мы приехали за тобой. Ты будешь жить со мной и бабушкой в нашем доме. У тебя будет своя комната, где очень много игрушек. Тебе обязательно понравится у нас! – и он погладил девочку по голове.
Марьяна дернулась, как будто от прикосновения большой теплой ладони ее пронзил электрический ток. Она замотала головой и закричала, захлебываясь слезами. Врач отодвинул растерянных родственников от девочки и крикнул медсестре, уже бежавшей к ним:
– Успокоительное, скорей!
Он сделал укол и отошел в сторону.
Прежде, чем лекарство подействовало, девочка успела укусить Сергея за руку, когда он пытался удержать ее. От неожиданности, он отпрянул, задев коляску. Та перевернулась, и Марьяна упала на землю. Она билась в истерике, не подпуская к себе никого. Это продолжалось несколько минут. Лариса, при попытке подойти ближе, получила такой удар рукой, что не удержалась на ногах и упала. Врач помог ей подняться, но никто больше не делал попыток успокоить девочку. Наконец, лекарство подействовало, и Марьяна, закрыв глаза, затихла. Врач взял ее на руки и понес к машине Ольховских. Те плелись позади, боясь приближаться. Все сомнения и страхи вновь ожили в их памяти.
Отдав все записанные на листок рекомендации по уходу за девочкой, врач проводил отъезжающую машину до ворот больницы. Облегченно вздохнув, он вернулся в здание больницы. В кабинете его встретила медсестра, принесшая успокоительное для Марьяны. Она выглянула в окно и, убедившись, что машина с буйной пациенткой уехала, проговорила:
– Бедные родственники! Нелегко им придется с этой девочкой!
– Да, – согласился врач, – вы правы. Я не удивлюсь, если они откажутся от нее.
– То есть, как – откажутся? – переспросила медсестра.
– А вот так. Просто определят ее в детский дом. Не всякие родители захотят воспитывать такого ребенка, а тут пожилые люди… Девочка неадекватна, да и инвалидность у нее, я думаю, пожизненная. Да и вообще, странная она какая-то. За последний месяц она не сказала ни одного слова. Скорей всего, просто не хочет, потому что все показатели умственной деятельности в норме. Сколько сил на нее нужно будет потратить! Я уже не говорю о стоимости процедур, тренажеров, услуг сиделки! Кому захочется взваливать на себя такую непосильную ношу? Я бы точно не стал, – закончил он разговор, выйдя из кабинета.
– Бедная малышка! Сколько ей пришлось перенести в столь юном возрасте! Но, думаю, что все злоключения у нее еще впереди, – и с этими словами медсестра села со стол заполнять больничные листы.

Глава 6
– Добрый день, Владимир Иванович. Что-то вы давно не звонили и не заходили к нам. Есть что-нибудь новое по делу о смерти моего сына и его жены? – спросил Сергей Ольховский у заглянувшего утром к нему домой начальника полиции.
Угримов стряхнул снег с сапог и снял пальто.
– Да, вы правы. Были, скажем, так, некоторые загвоздки в деле вашего сына. Но теперь все, наконец, прояснилось.
– Так, так. Расскажите поподробнее, – попросил Сергей, предлагая Угримову присесть в кресло.
Тот расположился в удобной позе, протянул к жаркому камину замерзшие ноги, и начал свой рассказ.
– Дело в том, что по халатности отдельных работников полиции, мы были вынуждены проводить все экспертизы повторно. При детальном осмотре автомобиля вашего сына, было обнаружено, что в эту ночь он ехал не один. На дверной ручке и в салоне автомобиля мы нашли отпечатки пальцев, которые принадлежат неизвестному нам, пока, человеку. Понятно только, что это мужчина. Всех родственников и друзей мы опросили и провели дактилоскопию. Результатов, пока, нет. Я думаю, что неизвестный мог быть причастен к смерти Эдуарда. Скорей всего, когда в машину попала шаровая молния (экспертиза это доказала), у неизвестного, сидящего на пассажирском сидении, был какой-то предмет из материала, способного отражать электрический ток. С помощью него, разряд был направлен в сторону вашего сына. Этим объясняется состояние останков тела. Пока это все, что я могу вам сообщить. Как только мы найдем человека, которого вез ваш сын, то все встанет на свои места и вопросов больше не останется.
Сергей задумчиво почесал в затылке.
– Но что это за материал такой?
– Пока не знаю. Эксперты работают над этим.
Мужчины замолчали, и в тишине было слышно, как часы отмеряют время, а за окном воет разбушевавшийся ветер.
– Но куда ехал мой сын в ту ночь? – возобновил разговор Сергей.
Угримов развел руками:
– Теперь, когда его жена умерла, никто не сможет пролить свет на эту тайну. К сожалению, ее не успели допросить. Но и с ее смертью не все так гладко и понятно как казалось. При осмотре ее тела, нам удалось определить с какой скоростью, и с какой высоты она упала. Она не прыгнула, как нам сообщил доктор Смирнов. Дело в том, что она некоторое время висела, держась руками за карниз. Там найдены ее отпечатки. Да и девочку она не обнимала, скорее та держала мать за руки. Все это очень странно. Но единственный свидетель этого происшествия, Дмитрий Смирнов, внезапно исчез. Никто не знает, где он. Может вам это известно?
Сергей вскочил с дивана и подошел к письменному столу. Он долго рылся в верхнем ящике, но все же нашел то, что искал. В толстом журнале были скрупулезно записаны остро заточенным карандашом все памятные даты, важные мероприятия и все, что Сергей считал нужным записать, так как не надеялся на ослабевшую с годами память. На предпоследнем листке была сделана запись два месяца назад. Он прочел и только тогда ответил Угримову.
– Дмитрий позвонил мне сразу после похорон Марины и сказал, что уезжает на какой-то научный конгресс. Куда едет он не сообщил. Выразил мне свои соболезнования, пожелал терпения и отключился.
Угримов подался вперед.
– А когда он вернется, сказал?
Сергей пожал плечами.
– Он что-то бормотал о длительной и такой неудобной поездке, но конкретных сроков своего возвращения не указал.
– Понятно, – Угримов разочарованно откинулся на спинку кресла, – значит, все снова зашло в тупик. Без показаний доктора дальнейшее расследование невозможно.
Мужчины снова погрузились в тягостное молчание.
Вдруг их внимание привлек тихий стук. Угримов прислушался и посмотрел на Ольховского. Тот вздохнул и махнул рукой.
– Не обращайте внимания, Владимир Иванович. Мы уже привыкли к ее странностям.
– О ком вы говорите?
– О нашей внучке Марьяне.
– С ней что-то не в порядке? – Угримов был весь внимание.
Сергей снова вздохнул, покачал головой и ответил:
– Мы с женой долго готовились к ее приезду в наш дом. Морально готовились, понимаете?
Угримов кивнул. Ольховский продолжил:
– В первый же день она исчезла на несколько часов. Сиделка, в обязанности которой входит постоянно присутствовать в комнате Марьяны, отлучилась на минуту. Когда она вернулась в детскую, девочки нигде не было. Она просто испарилась! Сиделка, естественно, подняла крик. Все, кто работает в нашем доме, и, конечно, мы с супругой, искали Марьяну везде. Мы обшарили весь дом! В итоге, через три часа, ее нашел наш садовник. Вы не можете себе даже представить, где была девочка! На дереве! Она спокойно сидела на толстой ветке и гладила белую сову, примостившуюся у нее на коленях. Мы были просто в шоке!
– Постойте, постойте, – прервал рассказ Угримов, – я думал, что девочка осталась инвалидом. Значит, она поправилась. Тогда в этом нет ничего удивительного. Многие дети лазают по деревьям. Вот мой старший сын…
– Вы не понимаете, – перебил Ольховский, – она не поправилась! Она не ходит, даже в коляску без посторонней помощи сесть не может. Как она смогла попасть на это дерево – уму непостижимо! Вылетела в открытое окно?!
Сергей встал с дивана и стал ходить взад и вперед, ероша руками седые волосы.
Угримов постарался переварить полученную информацию. В этот момент стук повторился.
– А стук-то откуда?
Сергей непонимающим взглядом уставился на Угримова.
– Ах, да, стук. Он появляется каждое утро, ровно… – он посмотрел на большие настенные часы, – ровно в 10 часов. Это стучит в окно Марьяны та белая сова.
– Что? Сова? Стучит в окно?! – удивился Угримов.
– Да, сова. Она требует открыть окно и не успокаивается, пока сиделка его не откроет. Ее пытались выгонять, но она снова прилетает.
– А что… Что происходит потом? – Угримов загорелся от любопытства.
– Потом… – Сергей снова сел на диван, – потом они разговаривают…
– Кто они? – не понял Угримов.
– Марьяна и сова.
Угримов не смог сдержать усмешки.
– То есть как, разговаривают?
Сергей недовольно посмотрел на начальника полиции.
– Смешного в этом мало. Скорее, довольно жуткое зрелище. Сова произносит какие-то звуки, ну, какие произносят все совы, наверное. Марьяна внимательно ее слушает, а потом произносит что-то похожее. И, знаете, даю голову на отсечение, что они понимают друг друга. Это так странно, тем более что человеческой речи от нее никто ни разу не слышал, с тех пор, как в больнице она произнесла несколько фраз. Нам кажется, что у нее развилось какое-то психическое заболевание из-за травмы головы.
– А вы приглашали психиатра?
– И не одного. Все разводят руками. Она не обращает на них никакого внимания, как впрочем, и на всех остальных. Никто не может поставить ей диагноз. Мнения специалистов расходятся и к единому мнению они не могут прийти. Знаете, так тяжело это все наблюдать. Лариса превратилась в бледную тень. Она не может спокойно смотреть на девочку, слишком уж она напоминает о смерти Эдуарда. Он был ее любимчиком. Поэтому, она почти не заходит к Марьяне, и это так мучит ее, что просто смотреть на нее больно.
Сергей замолчал и снова погрузился в свои невеселые раздумья.
Угримов внимательно посмотрел на Ольховского и сказал:
– А вы не думали о том, чтобы определить девочку в специализированный интернат для инвалидов? Может там ей будет лучше среди таких же, как она. А вы сможете ее навещать. Когда она поправится, то вы сможете ее забрать обратно.
Сергей с тоской посмотрел на Угримова.
– Вы думаете, у нас не было такой мысли? С самого начала, мы с женой сомневались в том, сможем ли мы справиться. Так и получилось. Марьяна не хочет нас вспоминать. Она даже не смотрит в нашу сторону. Как будто мы – пустое место. Может быть, мы уже давно отправили бы девочку в интернат, но мысли о том, что скажут наши родственники и друзья, не дают нам покоя. Да и Петр, наш младший сын, не хочет даже слышать об этом. Он готов сам забрать девочку к себе, только ему не позволят органы опеки. Он не женат, да и слишком молод, чтобы взваливать на себя такую ответственность. Поэтому, мы просто в отчаянии.
– Какая вам разница, что подумают родственники и друзья? Они должны понимать, что для вас это непосильная ноша. И подумайте о том, что там ей будет лучше. Общение со сверстниками поможет ей. Это все же лучше, чем каждое утро разговаривать с птицей. Так, глядишь, она и с другими животными начнет общаться – с мышами, крысами и другими подобными тварями. Они заполонят весь дом. Вам это надо? – с долей иронии проговорил Угримов.
– Думаю, вы правы. Нам нужно что-то решать с девочкой. В конце концов, никто же не говорит о том, чтобы бросить девочку совсем! Мы будем часто ее навещать, может тогда она, все-таки, нас вспомнит.
Ольховский воспрял духом и возбужденно зашагал по холлу. Вдруг он резко остановился.
– Я сейчас же сообщу об этом Ларисе. Думаю, что, несмотря на угрызения совести, она найдет этот выход из сложившегося положения наилучшим! А с Петром мы как-нибудь решим вопрос. Он должен нас понять. Прошу меня простить, я сейчас вернусь.
С этими словами, Сергей решительно направился в комнату супруги.
Ларису не пришлось долго уговаривать.
Вечером на семейном совете, на котором, кроме супругов Ольховских присутствовал Петр, мнение которого особо не учитывалось, было решено отправить Марьяну в интернат. Лариса на следующий день посетила интернат для детей-инвалидов и договорилась обо всем. Девочку там ждали через два дня.
Каждый вечер Сергей и Лариса заходили к Марьяне, чтобы пожелать ей сладких снов. Чаще всего девочка лежала на кровати, не реагируя на появление родственников. Только Петр вызывал у девочки слабое оживление, а иногда легкую улыбку. Парень часто бывал у племянницы, стараясь хоть как-то развлечь ее. Он устраивал представления кукольного театра, а девочка внимательно следила за куклами и улыбалась их ужимкам и шуткам.
В последний вечер, как будто что-то почувствовав, девочка была необычайно оживлена. Она не отпускала Петра, держа его за руку и заглядывая в глаза, словно желая что-то прочесть в них. Петр же, не в силах выдержать ее пронзительного вопрошающего взгляда, старался отвлечь ее новой куклой, купленной им накануне. Эту куклу он увидел случайно, проходя мимо витрины игрушечного магазина. Она сразу привлекла его внимание неимоверной схожестью с маленькой Марьяной. Такие же золотые кудри обрамляли нежное фарфоровое личико с маленькими алыми губками и прямым носиком. Но особая схожесть была в огромных зеленых глазах с длинными пушистыми ресницами. Петр не смог пройти мимо и тотчас же привез купленную куклу племяннице. Она долго разглядывала новую игрушку, прежде чем прижать крепко к себе. В такой позе ее застали Ольховские, делая свой вечерний обязательный обход.
Сергей долго готовил речь для внучки, как будто она была не маленькой девочкой, а каким-то важным человеком, перед которым Ольховскому необходимо было обязательно оправдаться. Чувствуя свою вину, он ни как не мог подобрать нужные слова, чтобы Марьяна смогла правильно понять и простить его и Ларису. В конце концов, он решил не говорить ей всей правды, а действовать хитростью. Он ненавидел сам себя за то, что чувствовал огромное облегчение из-за отправки девочки в интернат. Когда он пытался заглушить взбунтовавшуюся совесть, в кабинет вошла жена. Взглянув на Сергея, она поняла его душевные терзания и обняла за плечи. Несколько минут они просто стояли, обнявшись, и молчали. Но нужно было идти к Марьяне и, взявшись за руки, они вошли в детскую. Петр, увидев решительное выражение на лице отца, разжал руку Марьяны и стремительно вышел из комнаты. Ему было невыносимо тяжело слышать, как родители будут оправдываться перед малышкой и признавать свое бессилие.
Увидев вошедших, Марьяна прижала куклу к себе еще крепче, и отвернулась к стене. Сергей присел на край кровати и погладил внучку по голове. Она вздрогнула, но руку не скинула. Лариса встала позади мужа и положила руки ему на плечи, показывая свою поддержку. Сергей вздохнул и начал издалека:
– Привет, милая! Какая у тебя красивая кукла! Правда, она похожа на Марьяну? – спросил он, обращаясь к Ларисе.
– Очень, – согласилась она, – просто маленькая копия!
Марьяна не отреагировала.
Сергей продолжил:
– Жаль, что кроме нас никто не увидит такую красивую куколку. Вот было бы здорово показать ее какой-нибудь девочке! Как бы она восхищалась куклой и ее хозяйкой, – он напряженно замолчал, ожидая реакции Марьяны.
Она немного напряглась, но продолжала смотреть в стену.
Лариса решила немного помочь мужу.
– Конечно, здорово! Как ты думаешь, дорогой, – обратилась она к Сергею, – а не свозить ли нам Марьяну в гости к таким же, как она маленьким девочкам и мальчикам?
– Было бы чудесно! – поддержал разговор Сергей. – Я знаю один такой замечательный большой дом, где как раз живут такие дети! Они, наверняка, были бы очень рады познакомиться с нашей Марьяной. А как ты думаешь, – продолжил он разговор с женой, – захочет ли Марьяна туда поехать?
– Давай спросим у нее, – и Лариса сжала рукой плечо мужа, давая знак, что пора.
Сергей понял намек и спросил, обращаясь к девочке:
– Марьяна, милая, ты хочешь поехать с нами и завести новых друзей?
Ольховские затаили дыхание в ожидании ответа. Марьяна, до сих пор лежавшая лицом к стене, медленно повернулась к ним, и нерешительно кивнула. Сергей и Лариса переглянулись. Все, что они задумали скоро свершится. Их жизнь снова войдет в привычное русло, а кошмар последних недель закончится.
Утром следующего дня Ольховские ждали малышку в машине очень долго. Она не хотела уезжать. Ее внимание постоянно было приковано к окну. Марьяна ждала белую сову. Когда же сиделка попыталась, после часа бесцельных уговоров, силой посадить ее в коляску, девочка устроила настоящий бунт. Она кричала и била сиделку крепко сжатыми кулачками. Отступив, та присела на стул и стала ждать, когда утихнет маленькая фурия. Девочка, видя, что сиделка больше не предпринимает пустых попыток поднять ее с кровати, успокоилась и снова обратила свое внимание в окно. В комнату вошел Петр. Его отправили уговорить Марьяну спуститься, так как только он мог это сделать. Увидев его, девочка улыбнулась и протянула к нему руки. Петр подарил ответную улыбку и аккуратно поднял девочку на руки. Они спустились вниз, и вышли из дома. Марьяна все не оставляла надежду увидеть свою любимую птицу, но та не появлялась. Сергей, стоявший у машины, с облегчением вздохнул, увидев девочку на руках сына. Погрузив все необходимые вещи и инвалидную коляску в багажник, Ольховский старший сел за руль и автомобиль тронулся. Марьяна сидела на коленях Петра на заднем сидении автомобиля и не сводила глаз с быстро удаляющегося дома. Было в этом взгляде столько тоски и безысходности, что Петр, наблюдавший за девочкой, отвернулся, чтобы никто не мог увидеть его слез, быстро катящихся по щекам.
Время в такой тягостной и молчаливой поездке тянулось, казалось, бесконечно. Но вот за очередным поворотом показался большой трехэтажный дом, выложенный из потемневшего от времени белого кирпича. Из-за маленьких редких окон дом казался слепым старым существом, которое нагоняло на редких посетителей тоску и страх.
Девочку ждали две пожилые медсестры. Одна их них, молча забрала вещи Марьяны и унесла их в дом. Другая, на вид более дружелюбная, взяла девочку на руки и пошла следом за первой. Ольховские ожидали, что Марьяна устроит истерику, когда поймет, что ее оставляю здесь. Но девочка лежала на руках медсестры словно безжизненная, равнодушная ко всему происходящему с ней, кукла. Петр рванулся к ней, но отец преградил собой путь. Сергей усадил резко обмякшего сына на заднее сиденье, и завел машину. От резкого звука Марьяна как будто очнулась. Она протянула руки к Петру, прижавшемуся к стеклу. Ольховские обернулись и увидели глаза своей внучки, полные боли, разочарования и слез.
Сергей резко крутанул руль, утопил педаль газа, и автомобиль быстро понесся вперед, подальше от этих режущих душу на куски глаз, в спокойную размеренную и беззаботную жизнь.

Глава 7
– Что ты здесь делаешь, зеленоглазая чертовка?! – возмущению воспитательницы не было предела. – Ты решила поселиться на крыше? Я тебе это устрою, дождешься!
Но девушки и след простыл. Кряхтя и ругая, на чем свет стоит, белокурую бестию, Клавдия Петровна сползала по прогнившей местами черепице к запасному выходу на чердак. Обливаясь потом, она протиснула свое пухлое тело в узкую маленькую дверцу и упала, поскользнувшись на, невесть откуда взявшейся здесь, пустой бутылке из-под молока.
– Марьяна!! Несносная ты девчонка! – Разнесся по чердаку и далеко за его пределы истошный вопль воспитательницы.
На высоком тополе раздвинулись ветви, и из-под зеленых сочных листьев выглянуло смеющееся розовое личико молодой девушки с зелеными глазами, в которых плясали чертики.
Прошло почти 14 лет с тех пор, как от маленькой девочки-инвалида отказались родственники. Чета Ольховских навещала Марьяну пару раз, но каждый раз их встречал пустой холодный взгляд зеленых глаз. Персонал интерната был очень удивлен таким встречам, ведь все воспитанники с большим нетерпением ждали встреч с родственниками, и их радости не было предела, когда эти встречи происходили. С Марьяной все было в точности наоборот. Она прекрасно понимала, что совершенно не нужна своим родственникам. Никто не удивился, когда Ольховские не приехали в очередной день для посещений. Больше их никто не видел. А Марьяна продолжала отстраненно молчать. Психолог, работающий в интернате, пытался разговорить девочку, но она упорно молчала.
Через два года после ее переселения в интернат для инвалидов, Марьяна встала на ноги. Это случилось само собой, без каких-либо усилий. Просто в один прекрасный день ей надоело передвигаться по комнате на громоздкой и неудобной в управлении коляске. Марьяна просто встала с кровати и вышла на улицу. Ее перевели в обычный детский дом, так как дедушка и бабушка не захотели ее забрать. Тогда девочка окончательно поняла, что рассчитывать в этой жизни можно только на себя, а родственники… Их просто больше нет. Единственной ниточкой, связывающей ее с прошлой жизнью, был дядя Петр. Он навещал девочку довольно часто, но после того, как женился, визиты стали достаточно редкими. Он смущенно объяснял это постоянной занятостью, но девочка догадывалась, что новоявленная Ольховская против общения своего мужа с детдомовской племянницей-сироткой. Через пару лет он и вовсе перестал приезжать, и Марьяна затаила обиду.
Все воспитанники считали Марьяну довольно странной и старались держаться от нее подальше. Некоторые ее даже побаивались и распускали о ней невероятные слухи. За глаза, а иногда и в лицо, Марьяну называли немой и сумасшедшей. А она копила злобу, которая кипела в ее сердце с каждым днем все сильнее, грозясь выплеснуться наружу. Но девушка ждала, сама не зная чего, ждала и строила планы мести каждому из своих обидчиков.
Единственной отдушиной Марьяны было ее любимое место – высокий старый тополь, где она могла помечтать о своем будущем. Прошлого Марьяна почти не помнила. Все ее воспоминания крутились возле дяди Петра, его родителей и белой совы. Ее Марьяна вспоминала чаще всех. В ее памяти часто всплывали их утренние разговоры, ведь она прекрасно понимала речь птицы и сама могла ответить. Но о чем они разговаривали, девушка вспомнить не могла, как ни старалась.
Однажды Марьяна стала невольным свидетелем одного интересного, как ей показалось, разговора. В столовой сидели три девушки, ровесницы Марьяны. Они о чем-то тихо шептались. Марьяна сидела на другом конце столовой и, может, не обратила бы внимания на шепчущихся девушек, если бы не поймала на себе их красноречивые взгляды. Она поняла, что речь идет о ней. Она напрягла слух и услышала:
– Вы представляете, о чем я узнала! – шептала высокая брюнетка Ксения, считавшая себя самой красивой в детском доме.
– Что? Что? – зашептали остальные.
– Мне сказала по секрету Маша, ну та, в огромных очках, что сама видела, как эта чокнутая немая за одну секунду взобралась на самое высокое дерево в нашем саду.
– Да ты что?! – выдохнула Валя, чье крысиное личико, «украшенное» прыщами, сморщилось от удивления. – На тот тополь? За секунду? А может… Может она летала?!
Девушки захихикали.
– А я слышала, как одна воспитательница говорила другой, – встряла в разговор третья девушка, Дина, – что немая раньше была инвалидом и совсем не могла пошевелиться!
– Да ты что, Дина! Это правда? Ведь сейчас она ходит.
– Сейчас – да, а раньше не могла. Так вот, они еще говорили, что вылечиться ей помогли нечистые силы – сам дьявол! Говорят, он прилетал к ней каждую ночь в образе белой совы, и они танцевали на ветках деревьев!
Девушки ахнули и затихли. Марьяна вздрогнула при упоминании о птице. С тех пор, как она уехала из дома Ольховских, сова больше не появлялась. Неужели кто-то ее видел? Почему она не показывалась Марьяне? На эти вопросы она не знала ответов, но то, что сова не забыла свою маленькую подругу, грело сердце девушки.
А подружки продолжали шептаться:
– А эти все гадости, которые происходят в детском доме? Это она делает, немая! Люся видела в окно, как немая ночью ходила на наш пруд, а утром в кровати одной из девушек обнаружили большую ужасную жабу!
– Брр! – девушки поежились и скривили гримасы.
– А на прошлой неделе в кабинете директора нашли змею! – продолжила Дина.
– Ужас какой! – выдохнула Ксения, а Валя молча закивала головой.
Пока девушки пугали друг друга своими рассказами, Марьяна кое-как сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Конечно, ни к одному из перечисленных эпизодов она не имела отношения, но сама идея удерживать в страхе всех этих жеманных девиц, показалась ей настолько занимательной, что смех так и рвался наружу. А когда она рассмотрела искаженные гримасами ужаса лица трех болтушек, то сил сдерживать себя уже не нашла. На всю столовую раздался звонкий заливистый смех. Девушки подскочили на своих местах и посмотрели на смеющуюся Марьяну. Это показалось им настолько жутким, что они быстро покинули столовую. А Марьяна еще долго не могла успокоиться, но в голове роилась куча планов, как заставить всех воспитанников бояться, а значит оставить ее в покое.
На следующую ночь весь детский дом не спал. Почти у каждого в постели были жабы и лягушки. Они прыгали, напуганные ярким светом зажженных ламп и громкими криками. Все воспитанники и воспитатели, прибежавшие на шум, бегали между кроватей и пытались прогнать не прошеных гостей. А на одной из веток высокого тополя, укрытая густой листвой, сидела стройная белокурая девушка и смеялась. Еще никогда в жизни ей не было так весело.
Утром, как только рассвело, в комнату к крепко спящим, после ночных волнений, девушкам, вошла старшая воспитательница Клавдия Петровна Черненко. Решительным шагом она подошла к кровати Марьяны. Та уже не спала, но упорно лежала с закрытыми глазами. Резко отдернув одеяло, Черненко неестественно сладким голосом промурлыкала:
– Доброе утро, мисс Марьяна Ольховская! Вас желает видеть директор, Антон Степанович. Угодно ли вам сию минуту посетить его скромный кабинет?
Марьяна потянулась, нарочито громко зевнула и открыла невинные зеленые глаза.
– Не надо на меня так смотреть, мисс невинность! – голос воспитательницы принял свой обычный грубый тембр. – Все знают, что это ты устроила ночное приключение для всего детского дома! Только тебя не было в кровати, когда эти отвратительные создания, – она поежилась, – прыгали по всему полу. За свои поступки нужно отвечать! Про лазанье по деревьям директор тоже узнает, обещаю! Наконец-то тебя накажут! – потерла руки воспитательница. Она еще не забыла, как чертыхаясь, ползала по чердаку и крыше в поисках несносной девчонки.
Марьяна пожала плечами, не торопясь оделась и, провожаемая злорадными улыбками проснувшихся соседок, вышла из комнаты.
Кабинет директора был на первом этаже. Девушка спустилась по лестнице, подгоняемая тычками Клавдии Петровны, и, не стучась, резко открыла дверь. Директор как будто ждал провинившуюся девушку, потому что тут же завел ее за руку в кабинет, и закрыл дверь прямо перед носом у любопытной воспитательницы. Та охнула и, отступив назад, тут же прильнула к дубовой двери в надежде услышать происходящий в кабинете разговор. Но дверь оказалась слишком толстой, поэтому Черненко ничего не оставалось делать, как разочарованно отправляться по своим делам.
Ожидая, что речь директора будет не слишком приятной, Марьяна внутренне приготовилась. Ручкин Антон Степанович давно разменял пятый десяток и был не очень приятным представителем мужского пола. Его редкие седоватые волосы еле прикрывали череп неправильной формы, а маленькие бегающие глазки пронзительно смотрели из-под густых нависших бровей. Он постоянно улыбался, но его улыбку нельзя было назвать приятной. Небольшой рост компенсировался широкими плечами и сильными руками. Уверенной расслабленной походкой директор подошел к Марьяне и, положив руку ей на плечо, посадил ее на стул, стоящий у большого деревянного директорского стола. Марьяна уже приготовилась выслушать все, что он о ней думает, но директор начал с неожиданного вопроса, чем застал девушку врасплох:
– Ты действительно немая, или просто претворяешься?
Увидев недоумение на лице девушки, Ручкин продолжил:
– Не бойся, о нашем разговоре никто никогда не узнает, обещаю.
Он прошелся вдоль кабинета и остановился рядом с Марьяной. Вкрадчивым голосом он почти прошептал:
– Никто тебя не понимает, все обзывают и смеются над тобой. Ты, может, не поверишь, но я страдаю от этой же проблемы. Мне не с кем поговорить, поделиться своими переживаниями. Никто меня не любит, и от этого мне так одиноко. От этого мне хочется сделать всем и каждому какую-нибудь гадость.
Марьяна замерла, а директор продолжал шептать, придвигаясь к ней все ближе:
– Ты ведь поэтому принесла этих милейших земноводных? Я знаю, я понимаю тебя. Они это заслужили! Ведь ты согласна со мной?
Он выжидательно посмотрел на девушку, а та медленно кивнула. Обрадованный ее положительным ответом, директор зашептал дальше:
– Мне кажется, что ты не спроста попала в мой детский дом… Это судьба! Судьба, которая помогла встретиться двум одиноким душам, которых никто не понимает и, которые никому в этом мире не нужны! Давай держаться друг друга и тогда мы не пропадем! Я буду помогать тебе во всем, дам тебе все, чего бы ты только не пожелала, а ты… Ты будешь помогать мне, когда мне будет необходима твоя помощь… Ты согласна?! – Антон Семенович затаил дыхание.
Марьяна не понимала, чего хочет от нее этот странный неприятный человек, но возможность иметь такого влиятельного помощника ей понравилась. С его помощью она сможет выбраться отсюда, забыть всех ненавистных людей, которые ее окружают, а также отомстить тем, кто бросил ее. Вот только Марьяна не знала, чем сможет помочь она. Но, обдумав предложение директора и, не найдя подвоха, она удовлетворительно кивнула головой и слегка улыбнулась. Ручкин улыбнулся в ответ, но было в его улыбке что-то настораживающее, слишком уж она была приторно сладкой. Он отодвинулся от Марьяны и повернулся к ней спиной.
– Я очень рад, что ты согласилась. Мне очень скоро понадобится твоя помощь, а взамен ты можешь просить все, что угодно, но с одним условием – никто не должен знать о нашем разговоре и договоренности. Хорошо?
Марьяна кивнула. Директор повернулся к девушке, погладил ее по плечу и открыл дверь, приглашая выйти.
– Да, и еще кое-что, – добавил он, когда Марьяна проходила мимо, – постарайся пока не делать глупостей, вроде ночной. Пусть все успокоятся, всё забудут, а мы пока подготовимся к более устрашающей мести.
С этими словами он закрыл дверь за девушкой.
Через неделю директор снова вызвал Марьяну к себе. Соседки уже откровенно потешались над ней. Но с гордо поднятой головой, Марьяна прошествовала мимо них, не удостоив даже взглядом. Она уже предвкушала их искаженные болью и ужасом лица, когда ее месть будет осуществлена, и для этого она была готова на все.
Директор ждал Марьяну, как и в прошлый раз, у двери. Закрыв ее на замок, он сразу приступил к озвучиванию своей просьбы.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/oksana-erlih/v-pautine-prorochestva/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.